Родился в Киеве, в семье учителей. В сорок первом эвакуировался с матерью с.Зубовку Сталинградской области. Летом война пришла в Сталинград. Через Волгу переправлялись в сумерках. Утром обнаружил себя среди солдат. Молодые ребята обучались штыковому бою. На стрельбище стучал пулемёт. К Волге вёл крутой спуск. Всё же мама отважилась. Я сбежал за ней. Сразу у берега начиналась глубокая вода. Мама намылила меня, а смыть не могла — плескала ладошкой. Выручили солдаты. Они с разбегу ныряли, плыли и дурачились. Мама попросила одного окунуть меня.
Стриженная голова над водой, серые глаза. Сколько ему ещё осталось? Ад Сталинграда ещё не развёрзся. Жизни, отданные за мою жизнь, смотрят на меня этими глазами, и я чувствую себя в неоплатном долгу перед ними. Всю жизнь это чувство подспудно живёт во мне, определяя суждения и поступки...
В пятьдесят третьем, после школы, я отказался от мысли изучать историю, прислушался к советам бывалых и поступил в Днепропетровский Металлургический институт. В пятьдесят восьмом распределился в Ижевск и проработал на ПО «Ижсталь» до девяносто третьего года. Бывало по-разному, в целом остались приятные воспоминания о друзьях и людях, с которыми довелось работать.
Вслед за сыновьями мы с женой уехали в Израиль. Ехал мыть подьезды и читать книги, о которых мог только мечтать. Насчёт книг так и вышло, а подъезды мыть не пришлось. Пригодились знания и опыт. А в остальном я разделил судьбу пожилого репатрианта: думаю на русском, читаю и терпимо пишу на английском, общаюсь на убогом иврите. Всё же успел выполнить несколько проектов.
Ближе к семидесяти стали возникать мысли, что пора угомониться, вернуться к детским мечтам, которые ничто уже не мешает осуществить. Так появились эти записки, не претендующие ни на что, кроме правды.
С уважением и благодарностью ко всем, кто их прочтёт.
Александр Гроссман