Через несколько минут, приняв душ и переодевшись, Чавез вошел в общее помещение группы, где его люди сидели за своими столами, изучая разведывательную информацию, полученную от Билла Тауни и его подчиненных. Они рассматривали фотографии, многие из которых были обработаны на компьютерах, чтобы компенсировать прошедшие годы с того момента, когда они были первоначально сделаны. Компьютерные системы становились все лучше с каждым днем, по мере того как улучшалось программное обеспечение. Фотография, сделанная под углом, теперь обрабатывалась на компьютере и становилась портретом, изображающим лицо объекта. Его люди рассматривали эти фотографии, словно снимки своих собственных детей. К фотографиям прилагалась информация, гласящая, кто этот, где тот, кого подозревают, кто его известные или предполагаемые компаньоны и так далее. Чавезу такое занятие казалось напрасной тратой времени, но ведь нельзя бегать и стрелять весь день, а знакомство с лицами преступников не является таким уж пустым занятием. В конце концов, сумели же они опознать Фюрхтнера и Дортмунд во время операции в Вене.

Главный сержант Прайс работал над бюджетом группы, который потом положит на стол Динга для дальнейшей проверки, чтобы его босс мог утвердить произведенные расходы и, может быть, запросить дополнительное финансирование для той или иной новой идеи. Тим Нунэн занимался своими электронными игрушками, а Кларк, как всегда, — по крайней мере, так казалось Чавезу — вел бесконечные денежные сражения с ЦРУ и другими американскими агентствами. Это поражало Чавеза, и он считал подобное занятие ненужной тратой сил своего директора. «Радуга» была пуленепробиваемой с самого начала — президентское покровительство всегда идет только на пользу, — а проведенные ими операции ни в коей мере не уменьшали престиж «Радуги». Через два часа они отправятся на стрельбище, где израсходуют ежедневную сотню пистолетных патронов и патронов для автоматов SMG на каждого солдата, затем последуют упражнения с боевыми патронами в доме с «заложниками» и «преступниками»... еще один рутинный день. Слово «рутина» Динг часто заменял словом «скука», но с этим ничего не поделаешь. Кроме того, это было совсем не так скучно, как на оперативных заданиях ЦРУ, когда ему приходилось тратить львиную долю времени, сидя в засаде или ожидая намеченной встречи, а потом заполнять бесконечные бланки, описывая проведенные операции для бюрократов из Лэнгли, которые требовали подробного описания всего, что происходило во время операций, потому что — да потому, что такими были правила. В лучшем случае, правила устанавливают те, кто когда-то сам проводил операции поколением раньше, и считают, что по-прежнему знают о них все, а в худшем случае исполнения правил требовали люди, не имеющие ни малейшего представления о проведении операций, и потому их требования были особенно строгими именно по этой причине. Однако правительство, разбрасывающее миллиарды долларов каждый день, очень часто могло скупиться из-за какой-то тысячи, и с этим Чавез ничего не мог поделать.

* * *

Собственный кабинет полковника Мэллоя находился в штабном здании, поскольку было принято решение, что он занимает должность дивизионного командира. Старший офицер в корпусе морской пехоты США, он привык к подобным глупостям и подумывал о том, чтобы повесить на стене мишень для бросания дартс. По крайней мере, будет чем развлечься, когда у него нет работы. Работа Мэллоя состояла в управлении своим вертолетом, которого, напомнил он себе, у него не было, поскольку тот, что ему выделили, в настоящий момент находился на техническом обслуживании. Какая-то штучка заменялась новой усовершенствованной штучкой, которая улучшит его способность делать что-то, о чем ему пока не сообщили, но которая, в этом у него не было сомнений, будет очень важной, особенно для гражданского подрядчика. Ведь он придумал ее, спроектировал и затем изготовил за счет министерства обороны, разумеется.

Впрочем, могло быть хуже. Его жене и детям нравилось здесь, да и Мэллою такая жизнь тоже нравилась. У него была профессия, требующая немалого мастерства, не такая уж опасная. Риск полетов у пилота-вертолетчика, особенно во время специальных операций, был невелик. Единственное, что беспокоило Мэллоя, так это опасность налететь на провода высокого напряжения, поскольку «Радуга» в основном проводила операции в застроенных районах, и за последние двадцать лет от столкновения с линиями высокого напряжения погибло больше пилотов, чем было известных потерь от зенитного огня во всем мире. На его «МН-60К» не было установки для рассекания проводов, и он написал едкий меморандум относительно этого командиру 24-й эскадрильи специальных операций. Тот ответил с раскаянием, что не раз обращался к своему вышестоящему командиру, и в доказательство этого прислал Мэллою шесть фотокопий меморандумов, высланных в адрес командования. Далее он объяснял, что какой-то эксперт в Пентагоне рассматривает модификацию существующего вертолета, которая, подумал Мэллой, наверняка являлась темой возможного контракта стоимостью в триста тысяч долларов для какого-то бандита, руководящего предприятием, расположенным за Кольцевой дорогой, опоясывающей Вашингтон. В результате от него поступит заключение, гласящее: Да, это хорошая идея, выраженная на четырех сотнях страниц бессмысленной бюрократической прозы, которую никто не будет читать, а просто окажется навечно погребенной в каком-нибудь архиве. Модификация обойдется всего в три тысячи долларов, в эту сумму войдет стоимость материала и затрат на установку, причем стоимость затрат на установку будет ничтожной, поскольку этим займется какой-нибудь сержант, служащий в военно-воздушных силах, который обычно, в отсутствие работы, сидит в своем закутке, читая журнал «Плейбой». Но правила, к сожалению, остаются правилами. Кто знает, может быть, через год «Ночные ястребы» получат приспособления для рассекания проводов.

Мэллой поморщился и начал мечтать о дартс, мишень для которых так и не установил. Изучать лица известных или подозреваемых террористов не имело для него смысла, потому что он никогда не окажется настолько близко к ним, чтобы рассмотреть их. Это было полезным для стрелков, а он, дивизионный командир или нет, был всего лишь их шофером. Ну что ж, могло быть и хуже. По крайней мере, он мог носить свой «мешок» или летный комбинезон, сидя за столом у себя в кабинете, что почти напоминало настоящее подразделение авиаторов. Ему приходилось летать четыре дня из семи, и это было совсем неплохо, и после завершения этого назначения, намекнул его начальник, он может получить место пилота президентского вертолета. Это будет скучно, зато полезно для карьеры. Такое назначение не повредило, несомненно, его старому другу, полковнику Хэнку Гудману, имя которого недавно появилось в списке кандидатов на генеральское звание, относительно редкое достижение для вертолетчика, поскольку морская авиация, состоящая в основном из пилотов вертолетов, управлялась, и управлялась безжалостно, пилотами в реактивных истребителях-бомбардировщиках с фиксированными крыльями. Ничего не поделаешь, все они носили более красивые шарфы. Чтобы развлечься перед ланчем, Мэллой вытащил руководство по уходу за «МН-60К» и начал запоминать дополнительную информацию по работе двигателя, чем обычно занимались инженеры с офицерскими званиями или, может быть, его механик, сержант Джек Нэнс.

Первая встреча состоялась в общественном парке. Попов заглянул в телефонный справочник и за несколько минут до полудня набрал номер некоего Патрика X. Мерфи.

— Привет, это говорит Джозеф Эндрюз. Я пытаюсь найти мистера Йетса, — сказал он в телефонную трубку.

За этой фразой наступила тишина, во время которой человек на другом конце провода искал у себя в памяти ответ на пароль. Он был старым, но секунд через десять собеседник Попова выудил его из глубины памяти.

— А, да, конечно, мистер Эндрюз. Мы ничего не слышали о вас уже много времени.

— Я прибыл в Дублин сегодня утром и заранее предвкушаю встречу. Как скоро мы можем встретиться?

— Час пополудни вас устроит? — И затем последовали инструкции.

И вот теперь он сидел на особо оговоренной скамейке, рядом с дубом, в плаще и широкополой мягкой шляпе, с газетой «Айриш Таймз» в правой руке. Попов воспользовался временем ожидания и принялся читать газету, чтобы ознакомиться с тем, что происходит в мире, что мало отличалось от того, что он видел накануне по каналу CNN в Нью-Йорке. Международные новости стали такими скучными после кончины Советского Союза, и он подумал о трудностях, с которыми столкнулись редакторы основных газет, чтобы заполнить первые страницы. Ну вот народы Руанды и Бурунди по-прежнему безжалостно истребляют друг друга с очевидным наслаждением, а ирландцы изучают возможность посылки туда солдат своей армии в качестве миротворцев. Разве это не странно? — подумал Попов. Они доказали свою полную неспособность поддерживать мир у себя дома, тогда зачем посылать их куда-то еще для поддержания мира?

— Джо! — раздался чей-то счастливый голос вне пределов поля его зрения. Он поднял голову и увидел мужчину лет сорока с сияющей улыбкой.

— Патрик! — отозвался Попов, встал и пошел к нему, чтобы пожать руку. — Прошло столько времени! — Действительно, времени прошло немало, потому что он никогда раньше не видел этого мужчину, хотя сейчас они обменялись приветствиями, как старые друзья. Покончив с этим, они пошли к улице О\'Коннелла, где их ждал автомобиль. Попов и его новый друг сели на заднее сиденье, и шофер тут же сорвался с места. Он не ехал с большой скоростью, но все время смотрел в зеркало заднего вида, делая несколько поворотов, выбранных наугад. «Патрик» на заднем сиденье смотрел вверх, на случай появления вертолетов. Действительно, подумал Дмитрий, эти солдаты ИРА дожили до серьезного возраста неспроста. Что касается его самого, Попов сидел и отдыхал. Он мог бы закрыть глаза, но такое поведение могло показаться его хозяевам излишне покровительственным. Вместо этого он просто смотрел вперед. Это не было его первым посещением Дублина, но, кроме нескольких характерных зданий, он не узнавал города. Его сегодняшние спутники не поверили бы ему, поскольку считается, что офицеры разведки имеют тренированную фотографическую память, что было правдой, но только до определенного предела. Прошло сорок минут беспорядочной езды по городу, прежде чем они остановились у какого-то промышленного здания, объехали вокруг него и свернули в переулок. Здесь автомобиль остановился, они вышли перед дверью в глухой кирпичной стене, открыли ее и вошли внутрь.

— Иосиф Андреевич, — послышался спокойный голос из темноты. Затем появилось лицо.

— Шон, здравствуй. Сколько времени прошло. — Попов сделал шаг вперед и протянул руку.

— Одиннадцать лет и шесть месяцев, если говорить точно, — согласился Шон Грэди, принимая протянутую руку и пожимая ее с искренней теплотой.

— Ваш профессионализм по-прежнему великолепен. — Попов улыбнулся. — Я не имею представления, где мы находимся.

— Ничего не поделаешь, приходится быть осторожным, Иосиф. — Грэди сделал жест, показывая направление. — Проходи сюда, прошу тебя.

Грэди провел его в маленькую комнату, где стоял стол и несколько стульев. На столе кипел чайник. Дмитрий Аркадьевич заметил, что ирландцы не утратили своего традиционного гостеприимства. Он снял пальто и бросил его на стул, затем сел.

— Чем мы можем помочь тебе? — спросил Грэди. Ему было почти пятьдесят, увидел Попов, но его глаза сохранили молодой блеск и взгляд, преисполненный преданности своим идеалам. Глаза узкие, внешне бесстрастные, но напряженные, как всегда.

— Перед тем как мы приступим к делу, позволь задать вопрос. Как идут дела, Шон?

— Могли быть и лучше, — признался Грэди. — Некоторые из наших бывших коллег в Ольстере приняли решение сдаться Британской короне. К сожалению, многие разделяют их точку зрения, но мы стремимся убедить их занять более реалистичную позицию.

— Спасибо, — поблагодарил Попов мужчину, который передал ему чашку чаю. Он сделал глоток, перед тем как продолжить. — Ты знаешь, Шон, с нашей первой встречи в Ливане я уважал твою преданность своим идеалам. Сейчас я удивлен, что многие начали колебаться.

— Это была долгая война, Иосиф, так что, полагаю, не все смогли сохранить преданность нашему делу. Мне очень жаль. — И снова его голос прозвучал совершенно бесстрастно, лишенный всяких эмоций. Его лицо было не столько жестоким, сколько равнодушным. Из него вышел бы блестящий офицер-оперативник, подумал русский. Он ничем не выдавал свои чувства, даже удовлетворение, которое иногда испытывал после успешного завершения операции. По всей видимости, на его лице отсутствовали чувства и тогда, когда он пытал и затем убил двух британских командос из SAS, допустивших ошибку и на мгновение утративших бдительность. Такие случаи происходят не так часто, но Шон Грэди сумел достигнуть этой самой трудной цели дважды, ценой, если говорить правду, кровавой вендетты между элитным подразделением британской армии и собственной ячейкой Грэди в ИРА. Солдаты SAS убили не меньше восьми самых близких товарищей Грэди, а один раз они упустили самого Шона лишь потому, что его автомобиль сломался по пути на встречу семь лет назад, встречу, о которой узнали в SAS. Они ворвались в дом и убили трех членов руководства ИРА. За Шоном Грэди шла непрерывная охота, и Попов не сомневался, что британская Секретная служба потратила сотни тысяч фунтов, пытаясь отыскать его и нацелить на него новый рейд командос. Это, подобно всем операциям такого рода, было очень опасной игрой для всех ее участников, но больше всего для самих революционеров. А теперь его ближайшие соратники были готовы предать его, или, по крайней мере, так должен был думать сам Грэди. Этот человек никогда не пойдет на мир с британцами. Он слишком твердо верил в свое видение мира, каким бы искаженным оно ни было. Такое лицо было у Иосифа Виссарионовича Сталина, обладавшего аналогичной целеустремленностью и такой же полной неспособностью идти на компромисс по стратегическим вопросам.

— В Англии действует новая антитеррористическая организация, — сказал ему Дмитрий.

— Вот как? — Грэди не знал об этом, и такое откровение удивило его.

— Да. Она называется «Радуга». Это совместная команда американцев и британцев, и это они провели операции в Worldpark, Вене и Берне.

— Что тебе известно об этой новой группе?

— Очень много. — Попов передал Шону письменное описание.

— Герефорд, — заметил Грэди. — Мы были там и внимательно изучили окрестности, но это место, по которому нелегко нанести удар.

— Я знаю это, Шон, но существуют другие слабые места, и при соответствующем планировании мы считаем осуществимым нанесение мощного удара по этой группе «Радуга». Видите ли, жена и дочь командира «Радуги», Джона Кларка, работают в местной больнице. Их можно использовать как приманку.

— Приманку? — спросил Грэди.

— Да, Шон. — И затем Попов продолжил объяснение концепции операции. Грэди, как обычно, никак не реагировал на слова Попова, но два его соратника едва сдерживались, ерзали на стульях и обменивались взглядами, ожидая, когда заговорит их командир.

— Полковник Серов, вы предлагаете, чтобы мы взялись за очень опасную операцию.

Дмитрий кивнул:

— Да, это верно, и вы должны решить, насколько опасна операция и стоит ли опасность предлагаемого вознаграждения. — Попову не хотелось напоминать одному из руководителей ИРА, что он в прошлом помогал им, — тогда, действительно, помощь была невелика, но эти люди не забывают оказанное им содействие. С другой стороны, он мог и не напоминать Грэди, что эта операция в случае успешного завершения не только выдвинет его в руководители ИРА, но и, возможно, на долгое время испортит мирный процесс между британским правительством и «официальной» фракцией ИРА. Стать человеком, который унизил SAS и другие группы специальных операций на их собственной территории, даст — ему престиж, которым не пользовался ни один ирландский революционер с 1920 года. В этом заключается их слабость, подумал Попов.

Преданность идеологии превратила их в заложников самих себя, своего видения мира, не только политических целей, но и собственного престижа.

— К сожалению, Иосиф Андреевич, у нас нет достаточных ресурсов, чтобы думать о проведении такой операции.

— Мне это понятно. Какие ресурсы вам понадобятся, Шон?

— Больше, чем вы сможете предложить. — Из собственного опыта, а также из разговоров с другими террористами Грэди знал, каким скупым становится КГБ, когда приходится расставаться с наличными. Но это только обезоружило его перед новым сюрпризом.

— Пять миллионов долларов в номерном и открывающемся при произнесении пароля счете в швейцарском банке, — спокойно произнес Попов, и на этот раз увидел-таки эмоции на лице Грэди. Глаза мигнули. Рот слегка открылся, словно он хотел возразить, но тут же взял себя в руки.

— Шесть, — произнес на всякий случай Грэди, только для того, чтобы снова обрести уверенность.

Это вполне устраивало Попова.

— Очень хорошо, думаю, что смогу предложить вам шесть миллионов. Насколько быстро нужны вам эти деньги?

— Насколько быстро сможете их доставить?

— Думаю, что через неделю. Сколько времени потребуется вам для планирования операции?

Грэди задумался на несколько секунд.

— Две недели. — Он был уже знаком с местностью вокруг Герефорда. То, что он не был в состоянии осуществить нападение раньше, не мешало ему думать — мечтать — об этом и собирать необходимую информацию. Он также пробовал собрать информацию об операциях SAS, но скоро понял, что солдаты SAS неразговорчивы, даже после выпивки, за исключением своего сообщества. Было сделано тайком несколько фотографий, но они принесли мало пользы.

Нет, что им было нужно и чего у них не было в прошлые годы, это сочетания людей, готовых пойти на огромный риск, и ресурсов, необходимых для операции.

— Еще одно, — сказал Грэди.

— Да?

— У тебя хорошие контакты с наркодилерами?

Попов был потрясен, хотя сумел не показать этого. Грэди нужны наркотики, чтобы торговать ими? Это означает, что в нравственном облике ИРА произошло кардинальное изменение. Раньше сторонники ИРА не скрывали того, что жестоко относятся к наркодилерам, — их убивали или ломали им коленные чашечки — чтобы показать, что революционеры заслуживают поддержку общественности. Значит, это тоже изменилось?

— Полагаю, что у меня есть несколько косвенных контактов. О каких наркотиках идет речь?

— Кокаин в большом количестве, предпочтительно чистый, высшего качества.

— Чтобы продавать его здесь?

— Да. Деньги есть деньги, Иосиф, — напомнил ему Грэди. — Нам нужен постоянный доход для продолжения операций.

— Не могу ничего обещать, но сделаю все, что смогу.

— Очень хорошо. Сообщи мне о деньгах. Когда они поступят в наше распоряжение, я проинформирую тебя о том, сможем ли мы провести операцию и когда она осуществится.

— Оружие?

— Этим мы займемся сами, — заверил его Грэди.

— Мне нужен телефонный номер для связи.

Грэди кивнул, взял блокнот со стола и написал несколько цифр. Это был, несомненно, номер сотового телефона. Русский положил листок в карман.

— Этот номер будет действовать несколько недель. Этого достаточно для твоих нужд?

— Да, достаточно. — Попов встал. Больше обсуждать нечего. Попова вывели из здания и усадили в машину. Встреча прошла успешно, сказал себе Дмитрий по пути в гостиницу.

* * *

— Шон, это самоубийственная операция! — заявил Родди Сэндс в здании товарного склада.

— Нет, если мы будем контролировать ситуацию, Родди, — ответил Грэди. — И мы в состоянии сделать это, если у нас будут средства. Нам нужно действовать очень осторожно и очень быстро, но мы можем сделать это. — А когда мы сделаем это, Грэди мог и не говорить дальше, тогда все движение увидит, кто на самом деле представляет народ Ирландии. — Нам понадобится примерно пятнадцать человек, Родди. — Затем Грэди встал, вышел из комнаты через другую дверь и сел в автомобиль, чтобы ехать на тайную квартиру. Ему нужно было заняться работой, а такую работу он всегда делал в одиночку.

* * *

Хенриксен собирал свою команду. Он решил, что десяти человек будет достаточно, все опытные, и каждый из них информирован о Проекте. Главным будет подполковник Вильсон Гиэринг, служивший раньше в химическом корпусе армии США. Он был настоящим экспертом по химическому оружию, и в данном случае обеспечит доставку. Остальные будут вести консультации с местными силами безопасности, проинформируют их о вещах, с которыми они были и так хорошо знакомы, устанавливая и укрепляя международное правило, которое гласило: \"Эксперт — это Кто-то не из Нашего Города\".

Австралийский SAS вежливо выслушают все, что скажут им его люди, и, может быть, даже узнают кое-что новое, особенно когда его люди доставят новые радио от компании «Е-Системз» и Дик Восс научит австралийцев пользоваться ими. Новые радио для групп специального назначения и полицейских SWATбыли красивыми предметами. После этого они будут просто разгуливать по олимпийским объектам со своими специальными пропусками на груди, которые позволят им свободно проходить через все посты безопасности и даже выходить на дорожку и площадки гигантского стадиона. Они получат возможность увидеть Олимпийские игры вблизи, что будет интересной дополнительной льготой для его людей, некоторые из которых, не сомневался Хенриксен, являются настоящими фанатами спорта и получат уникальную возможность увидеть последние Олимпийские игры человечества.

Он отобрал своих лучших людей, и затем агент корпорации по путешествиям закажет им билеты на самолеты и номера в гостиницах — последние через австралийскую полицию, которая зарезервировала для них лучшие номера в отелях, находящихся рядом со стадионом на все время Олимпийских игр. Хенриксен подумал, а не проявят ли средства массовой информации интерес к его компании? При обычных условиях он настаивал бы на этом, поскольку это послужило бы хорошей рекламой, но не на этот раз. Ведь больше нет смысла рекламировать его компанию.

* * *

Итак, его работа закончена. Подрядчик Холлистер осмотрел здания, дороги, площадки для парковки автомобилей и эрзац-посадочную площадку для самолетов, за сооружением которых он наблюдал здесь, в прериях Канзаса. Заключительная фаза работ была обычной путаницей пустячных маленьких деталей, но все субподрядчики подчинились его напору, особенно если учесть, что во все контракты были включены статьи о денежном бонусе при успешном завершении работ до намеченного срока.

Автомобиль компании остановился около него, и Холлистер едва скрыл свое изумление. Мужчина, который вышел из автомобиля, был не кто иной, как главный босс, сам Джон Брайтлинг. Холлистер никогда не встречался с главой корпорации, хотя знал имя и видел его лицо по телевизору. Он прилетел, должно быть, сегодня утром на одном из реактивных самолетов корпорации, и суперинтендант строительства был несколько разочарован тем, что Брайтлинг не воспользовался построенной для этой цели дорогой, на которую легко совершил бы посадку самолет «Гольфстрим».

— Полагаю, вы мистер Холлистер?

— Да, сэр, — он пожал протянутую руку председателя корпорации. — Все закончено, сегодняшний день может считаться полным окончанием строительства.

— Вы превзошли свое обещание на две с половиной недели, — заметил Брайтлинг.

— Видите ли, нам помогла погода. Это не моя заслуга. Брайтлинг засмеялся.

— Я придерживаюсь другой точки зрения.

— Самым трудным делом была установка систем окружающей среды. Это самый строгий комплект спецификаций, который мне встречался. Почему требования настолько суровые, мистер Брайтлинг?

— Понимаете, некоторые из работ, которые будут здесь вестись, требуют полной изоляции, — мы называем это в нашей работе Уровнем Четыре. Высокоактивные лабораторные вещества, приходится обращаться с ними очень осторожно, вы сами понимаете. Мы обязаны выполнять федеральные правила, установленные для таких работ.

— Но все здание? — спросил Холлистер. Это походило на строительство корабля или самолета. Очень редко требовалось, чтобы такое большое здание было полностью изолировано от окружающей среды. Но именно таким было это здание, что заставило их проводить испытания с повышенным давлением воздуха после завершения каждого модуля, что едва не свело с ума подрядчиков, несущих ответственность за окна.

— Ну нам просто хотелось, чтобы это было сделано так, как мы планировали.

— Это ваше здание, док, — согласился Холлистер. Эта единственная спецификация добавила пять миллионов долларов к стоимости проекта, все затраты на рабочую силу пошли к подрядчику, ответственному за окна. Его рабочие ненавидели столь тщательную работу, хотя не возражали против дополнительной платы. В старом заводе «Боинга» по дороге в Вичиту никогда не делалась столь длительная работа. — А ведь вы выбрали прекрасное обрамление для своей лаборатории, сэр.

— Верно, мы специально выбирали это место. — Повсюду вокруг земля была покрыта раскачивающимися под ветром волнами зеленой пшеницы. Ее пышный ковер уже достиг четверти созревания. Виднелись сельскохозяйственные машины, которые рассыпали удобрения и выпалывали сорняки. Необъятное пшеничное поле может быть и не было таким красивым, как поле для игры в гольф, зато являлось намного более практичным. У комплекса был и собственный хлебозавод. Они что, собираются печь хлеб прямо из растущей здесь пшеницы, подумал Холлистер. Фермы, купленные вместе с землей, даже включали огромный скотный двор, где должен был откармливаться скот, а в стороне находилось поле, где выращивали овощи. Созданный комплекс мог быть полностью самостоятельным, если бы работающим здесь захотелось этого. А может быть, они просто хотели ничем не выделяться из окружающей сельской местности? Эта часть Канзаса была полностью покрыта фермами, и, хотя здания проекта, построенные из стекла и стали, не очень походили на амбары и сараи для сельскохозяйственных машин, окружающая местность до некоторой степени смягчала этот контраст. К тому же они были почти незаметны с хайвэя, проходившего к северу, и видны только с нескольких дорог, проложенных поблизости. Здания, стоящие у ворот, ограничивающих доступ в комплекс, представляли собой прочные сооружения, похожие на крепости, — для защиты от торнадо, говорилось в спецификациях, — и действительно, никакой торнадо не мог разрушить их. Черт побери, даже какой-нибудь чокнутый фермер с крупнокалиберным пулеметом не смог бы причинить ущерб этим зданиям, охраняющим безопасность комплекса.

— Итак, вы заслужили свой бонус. Деньги будут переведены на ваш счет к вечеру завтрашнего дня, — пообещал доктор Брайтлинг.

— Спасибо, сэр. — Холлистер извлек из своего кармана ключ-отмычку, открывающий любую дверь комплекса. Это была маленькая церемония, которую он проводил всегда после завершения строительства. Он передал его доктору Брайтлингу. — Ну что ж, сэр, теперь это ваш комплекс.

Брайтлинг посмотрел на электронный ключ и улыбнулся. Это было последнее крупное препятствие для Проекта. Комплекс будет домом для почти всех его людей. Похожий, но по размерам значительно уступающий этому комплекс, построенный в Бразилии, был закончен два месяца назад, но он вмещал только около сотни людей. В этом может разместиться три тысячи человек. Будет тесновато, но комфортабельно. После первых двух месяцев он сможет продолжать здесь свои медицинские исследования с участием лучших сотрудников — большинство из них еще не получили полного объяснения целей Проекта, но заслуживали продолжения жизни — потому что работа шла теперь в неожиданно многообещающем направлении. Настолько многообещающем направлении, что он сам не знал, сколько времени проведет здесь. Пятьдесят лет? Сто? Тысячу, может быть? Кто может сказать это теперь?

Он назовет его Олимп, внезапно решил Брайтлинг. Дом богов, потому что он решил стать именно богом. Отсюда они смогут наблюдать за миром, наслаждаться им, ценить его. На своем портативном радио он будет пользоваться сигналом вызова ОЛИМП-1. Отсюда он сможет летать по всему миру с тщательно отобранными соратниками, наблюдать и узнавать, как должна работать экология. Примерно в течение первых двадцати лет они смогут пользоваться спутниками связи — никто не знает, сколько времени они будут еще кружить по орбитам, — а после этого им придется полагаться на длинноволновые радиосистемы. В будущем это будет не слишком удобно, но запускать собственные спутники связи слишком трудно из-за недостатка рабочей силы и ресурсов, и к тому же при их запуске происходит отравление окружающей среды в таком масштабе, которое нигде больше не изобретало человечество.

Брайтлинг подумал о том, сколько времени его люди захотят жить здесь. Некоторые быстро рассеются по миру, возможно, разъедутся по всей Америке, сооружая собственные анклавы, докладывая сначала по спутниковой связи. Другие отправятся в Африку — это кажется наиболее популярным местом назначения. А будут и такие, кто захочет поехать в Бразилию, изучать дождевые леса. Возможно, Шива не затронет некоторые примитивные племена в Южной Америке, и его люди будут изучать их, узнавать, как живут примитивные люди в нетронутой окружающей среде, в полной гармонии с природой. Они будут изучать их на месте проживания, уникальные виды, заслуживающие сохранения, но, к счастью, слишком отсталые, чтобы представлять опасность для экологии. Может быть, выживут и некоторые африканские племена? Его люди придерживаются иного мнения. Африканские страны позволили своим дикарям слишком тесно соприкоснуться с цивилизацией, с жителями городов, а именно города станут фокусом распространения смерти для каждой нации на земле. Особенно после того, как будет разослана вакцина А. Будут произведены тысячи литров вакцины, их разошлют по всему миру и там распространят, якобы для того, чтобы сохранить жизнь, но в действительности отобрать ее у людей, медленно, разумеется.

Работа продвигалась успешно. В его штабе была уже полностью подготовлена фиктивная документация на вакцину А. Сообщалось, что ее будто бы испытали на тысячах обезьян, которые до этого были заражены Шивой, и только у двух особей обнаружили симптомы заболевания, и лишь одна подопытная обезьяна умерла после испытаний, продолжавшихся девятнадцать месяцев, существующих только на бумаге и в памяти компьютеров. Они еще не обратились в Федеральное агентство за разрешением о проведении испытаний на людях, поскольку это не было необходимым. Однако, после того как очаги заражения Шивой начнут появляться во всем мире, «Горайзон Корпорейшн» объявит, что с момента иранского нападения на Америку[27] Компания все время работала над вакцинами против геморрагической лихорадки и добилась полностью документированных успехов в лечении этого заболевания. Тогда у Федерального агентства лекарственных препаратов и опасных наркотиков не будет иного выбора, как дать разрешение об испытании новых вакцин на людях и, таким образом, официально благословить уничтожение людей в глобальном масштабе. Не столько уничтожение, подумал Джон Брайтлинг, стараясь найти более точное определение, как выбраковывание самого опасного вида существ на планете, что позволит Природе залечить раны и восстановиться, с достаточным количеством человеческих слуг, способных наблюдать за процессом, изучать и оценивать его. Через тысячу лет или около этого на Земле будет жить примерно миллион людей, но это небольшое количество человеческих существ в великой схеме Природы. Эти люди получат соответствующее образование, будут понимать и уважать природу, вместо того чтобы уничтожать ее. Цель Проекта заключается не в том, чтобы положить конец миру. Его целью является строительство нового мира в такой форме, которая нужна самой Природе. Вот тогда люди навечно запомнят его имя. Джон Брайтлинг, человек, который спас планету.

Брайтлинг посмотрел на ключ, который держал в руке, затем вернулся в автомобиль.

Шофер отвез его к главному входу, и там он воспользовался ключом, удивленный и рассерженный тем, что дверь не была заперта. Да, конечно, оставались люди, которые входили в здание и выходили из него. Брайтлинг поднялся в лифте на верхний этаж главного здания. Здесь находился его офис и квартира. Эта дверь была заперта, как и полагалось. Он открыл ее своим ключом, совершая церемонию введения в строй комплекса, состоящего из одного человека, и вошел в резиденцию главного бога Олимпа. Нет, это не совсем правильно. Поскольку должен быть бог, им являлась природа. Из окна своего кабинета он окинул взглядом бескрайние равнины Канзаса, зеленые волны молодой пшеницы... Это было так великолепно. У него едва не выступили слезы. Природа. Она может быть жестокой к отдельным людям, но отдельные личности не имели значения. Несмотря на все предупреждения, человечество так и не поняло этого.

Ничего, теперь оно узнает все. Природа преподает всем свои уроки. Жестоко преподает.

* * *

Вечером Пэт О\'Коннор делал свой ежедневный доклад помощнику старшего специального агента. Сняв пальто, он опустился на стул напротив письменного стола Юззери, держа в руках папку с делом Мэри Баннистер.

— Дело Мэри Баннистер, — сказал Чак Юззери. — Есть что-нибудь новое, Пэт?

— Ничего, — ответил инспектор. — Мы опросили четырнадцать ее друзей в Гэри и окрестностях. Ни один не имеет представления, чем занималась Мэри в Нью-Йорке.

Только шестеро вообще знали, что она поехала в Нью-Йорк, и она никогда не обсуждала с друзьями работу или своих приятелей, если они у нее были. Так что здесь ничего не происходило.

— Нью-Йорк? — спросил затем Юззери.

— Там этим делом занимаются два агента, Том Салливэн и Фрэнк Чатэм. Они работают вместе с лейтенантом нью-йоркского департамента полиции, его зовут д\'Аллессандро. Сотрудники отдела судебной медицины осмотрели ее квартиру — ничего не нашли. Все найденные отпечатки пальцев принадлежат ей, нет даже отпечатков пальцев горничной. Соседи по зданию знают ее в лицо, но она не завязывала дружеских отношений, и потому у нее нет друзей. Полиция Нью-Йорка намеревается напечатать постеры с ее фотографией и распространить их по Манхэттену. Местный детектив беспокоится, считая, что мог появиться серийный убийца. У него есть еще одна исчезнувшая девушка, такого же возраста, примерно такой же внешности, и место проживания схоже. Она бесследно исчезла примерно в то же время.

— Психиатры? — тут же спросил Юззери.

О\'Коннор кивнул.

— Они изучили факты, которые мы собрали до настоящего времени. Они не могут решить, послано ли электронное письмо самой жертвой или, может быть, серийным убийцей, который таким образом хочет поиздеваться над семьей. Расхождения в стиле писем, которые принес мистер Баннистер, — понимаете, мы оба убедились, что они написаны разными людьми или кем-то, кто употребляет наркотики. Но она, по всей вероятности, не употребляла наркотики. И мы не можем проследить, откуда пришло электронное письмо. Оно вошло в анонимную систему пересылки писем. Это сделано для того, чтобы защитить автора электронной почты, думаю, чтобы люди могли обмениваться порнухой по Сети. Я говорил с Эдди Моралесом в Балтиморе. Он является техническим волшебником в расследовании «Невинных Образов» — это проект, ведущийся ФБР, для того чтобы найти, арестовать и отправить в тюрьму тех, кто обменивается детскими порнографическими фотографиями по Сети, и он сказал, что сейчас они пробуют обнаруживать адресатов техническими средствами. У них работает хакер, который считает, что сможет найти способ проникнуть внутрь этой анонимной системы, но он еще не сумел решить эту проблему, а местный федеральный прокурор не уверен, что такие меры являются законными.

— Дерьмо, — выразил свое отношение Юззери к этому юридическому мнению. Детская порнография являлась одной из главных проблем ФБР, и «Невинные Образы» превратились в приоритетную задачу, расследованием которой занимается отделение в Балтиморе.

О\'Коннор кивнул.

— Это в точности его слова, Чак.

— Таким образом, пока никаких успехов?

— Ничего ценного. У нас осталось еще несколько друзей Мэри, которых мы собираемся допросить, — пять намечены на завтра, но, если узнаем что-нибудь интересное, готов поспорить, что это произойдет в Нью-Йорке. Кто-то должен быть знаком с ней. Кто-то ходил на свидания с ней. Но не здесь, Чак. Она уехала из Гэри и даже не оглянулась назад.

Юззери нахмурился, но у него не было никаких замечаний по методу расследования, которое вел О\'Коннор. В общей сложности расследованием дела Баннистер занималось двенадцать агентов ФБР. Подобные дела шли и раскрывались сами по себе. Когда позвонит Джеймс Баннистер — а он делает это каждый день, — Юззери будет вынужден сказать ему, что Бюро продолжает вести следствие, затем спросит его о дополнительных друзьях Мэри, о которых он мог забыть, когда составлял список для агентов ФБР в Гэри.

Глава 25

Восход Солнца

— Вы пробыли у нас совсем недолго, сэр, — заметил офицер иммиграционной службы, глядя на паспорт Попова.

— Короткая деловая встреча, — сказал русский, пользуясь своим лучшим американским акцентом. — Я скоро вернусь. — Он улыбнулся офицеру.

— Возвращайтесь поскорее, сэр. — Еще одна печать на изрядно изношенном паспорте, и Попов направился в комнату для отдыха пассажиров первого класса.

Грэди осуществит операцию. Он не сомневался в этом. Вызов был слишком большим, чтобы от него отказался человек с таким самомнением. То же самое относилось и к вознаграждению. Шесть миллионов долларов было больше, чем когда-либо видела ИРА, даже когда Муаммар Кадафи финансировал их в начале восьмидесятых. Финансирование террористических организаций всегда представляло практическую проблему. Русские традиционно обеспечивали их оружием и, что было еще более ценным для ИРА, предоставляли им места для подготовки и оперативную разведывательную информацию, направленную против британских служб безопасности, но не давали значительных денежных сумм. У Советского Союза никогда не было большого количества иностранной валюты, и ее использовали главным образом для закупки технологии военного назначения. К тому же, как потом стало известно, пожилая пара — муж и жена, которых Советы использовали в качестве курьеров, выезжающих на Запад, доставляя наличные деньги советским агентам в Америке и Канаде, — почти все время работала под контролем ФБР! Попов в изумлении покачал головой. Каким бы отличным ни был КГБ, Федеральное Бюро Расследований ничем не уступало ему. Оно имело долговременное организационное превосходство в операциях с двойными агентами, как в случае с курьерами, что скомпрометировало большое количество важных операций, проводимых сотрудниками «Активных мероприятий» в службе \"А\" Комитета Государственной Безопасности. У американцев хватило здравого смысла не прерывать эти операции КГБ, а использовать их для того, чтобы получить полную картину того, чем занимается КГБ — цели и намерения — и узнать, таким образом, куда русским еще не удалось проникнуть.

Он снова покачал головой, идя по коридору на посадку. Ведь он по-прежнему действовал вслепую. Вопросы осаждали его и не давали покоя. Чем точно он занимается? Что хочет Брайтлинг? Зачем нападать на группу «Радуга»?

* * *

Сегодня Чавез решил отложить в сторону свой автомат «МР-10» и вместо этого сконцентрировать свое внимание на «беретте» сорок пятого калибра. Со своим автоматом он уже в течение нескольких недель не делал ни единого промаха — в смысле, что «промах» означает отклонение больше чем на дюйм от идеального попадания пули в цель, между и чуть выше глаз головной мишени человеческого силуэта. Диоптрический прицел «МР0-10» был сконструирован настолько хорошо, что если ты видишь цель сквозь прицел, то не промахиваешься. Это было так просто.

Однако с пистолетом все было не так просто, и поэтому он нуждался в практике.

Динг вытащил пистолет из зеленой «техасской» кобуры, быстро поднял его, обхватив левой рукой правую на рукоятке «беретты», одновременно сделав полшага назад правой ногой, и повернул тело, заняв позицию Вивера, которой его научили много лет назад на ферме в виргинской Тайдуотер. Его глаза смотрели вниз, не на цель, замкнувшись на прицеле пистолета, только когда он поднялся до уровня глаз, и когда это произошло, его правый указательный палец легко нажал на спусковой крючок. Но недостаточно легко, выстрел попал в челюсть цели и, возможно, рассек главный кровеносный сосуд, но это не приводит к мгновенной смерти. Второй выстрел, раздавшийся через полсекунды, был бы мгновенно смертельным. Динг фыркнул, недовольный собой. Он поставил пистолет на предохранитель, спустил курок и опустил «беретту» в кобуру. Снова. Он посмотрел вниз, в сторону от мишени, затем перевел взгляд на мишень. Вот он, террорист, с автоматом, направленным в голову ребенка. Молниеносно пистолет вылетел из кобуры, прицелы совместились, и Чавез нажал на спусковой крючок. Лучше. Пуля прошла через левый глаз ублюдка, а второй выстрел, тоже через полсекунды, послал пулю точно между глаз, превратив результат в забавную восьмерку.

— Великолепная двойка, мистер Чавез.

Динг повернулся и увидел Дейва Вудса, начальника стрельбища.

— Да, мой первый был в сторону и низко, — признался Динг. — Пуля снесла бы половину лица преступника, но все-таки выстрел не был достаточно точным.

— Меньше кисти, больше внимания пальцу, — посоветовал Вудс. — И позвольте мне еще раз посмотреть на вашу хватку. — Динг повернулся к нему. — А-а, да, понятно. — Его руки чуть переместили левую руку Чавеза. — Вот так лучше, сэр.

Проклятие, подумал Динг. Неужели все так просто? Сдвинув два пальца меньше чем на четверть дюйма, пистолет занял положение, при котором рукоятка была словно сделана по заказу для его рук. Он попробовал новую хватку несколько раз, затем снова опустил пистолет в кобуру и выполнил свой вариант быстрого выхватывания пистолета.

На этот раз первая пуля попала точно между глаз противника в семи метрах от Динга, а вторая пробоина оказалась рядом с ней.

— Великолепно, — сказал Вудс.

— Сколько лет вы обучаете стрелков, главный сержант?

— Довольно долго. Здесь, в Герефорде, девять лет.

— А почему вы не в составе SAS?

— Травмированное колено. Повредил его в 1986 году, во время парашютного десанта. Я не могу пробежать больше двух миль, потом оно перестает разгибаться. — Рыжие усы Вудса были вытянуты в стороны, и концы, натертые воском, казались двумя великолепными пиками, а серые глаза сверкали. Этот сукин сын мог учить стрельбе самого Дока Холлидея[28], понял Чавез в этот момент. — Прошу вас, продолжайте, сэр.

Начальник стрельбища отошел в сторону.

— Ну попробуем, — прошептал Чавез. Четыре раза он быстро выхватывал пистолет из кобуры. Больше внимания пальцу, меньше кисти, опустить левую руку чуть-чуть при хватке... Бинго! Еще через три минуты в середине лба цели образовалась дыра диаметром в два дюйма. Надо запомнить этот маленький урок, сказал себе Динг.

Тим Нунэн стоял на соседней полосе и пользовался собственной «береттой», стреляя медленнее Чавеза, его группы попаданий не были такими кучными, как у него, но все пули до единой пробивали нижнюю часть мозга и проходили через его основание. Это вызывало мгновенную смерть, потому что именно там спинной мозг входил в головной.

Наконец у обоих кончились патроны. Чавез снял наушники и постучал Нунэна по плечу.

— Сегодня стреляю чуть медленнее, — заметил технический эксперт, нахмурившись.

— Да, но вы прикончили этого негодяя. Вам довелось служить в группе спасения заложников, верно?

— Да, хотя я не был стрелком. Я занимался технической стороной дела. Правда, регулярно стрелял на учениях вместе с ними, но недостаточно хорошо, чтобы войти в их число. Всегда уступал им в скорости. Может быть, у меня замедленная реакция. — Нунэн ухмыльнулся и разобрал пистолет для чистки.

— Как работает прибор обнаружения людей?

— Проклятая штука просто настоящая магия, Динг. Дайте мне еще неделю, и я сконструирую новый вариант. Там находится параболическое гнездо для антенны, выглядит как что-то из кино «Стар Трек», но, черт побери, он действительно находит людей. — Нунэн вытер детали пистолета и побрызгал на них раствором, сбивающим нагар. Затем принялся чистить и смазывать их. — Этот парень, Вудс, — отличный инструктор, верно?

— Да, он только что выправил мне хватку, — ответил Динг, вынимая баллон со спреем, чтобы начать чистку своего служебного пистолета.

— Главный инструктор по стрельбе в академии ФБР, когда я там учился, тоже научил меня настоящим чудесам. Думаю, точно как Вудс научил вас держать руки на рукоятке пистолета. И равномерно нажимать на спусковой крючок. — Нунэн прогнал чистую тряпку через ствол пистолета, посмотрел на нее, чтобы убедиться в чистоте, и начал собирать оружие. — Ты знаешь, лучшее здесь, что мне особенно нравится, — это то, что мы, пожалуй, единственные, кому разрешено носить оружие.

— Насколько я понимаю, гражданские лица здесь не могут владеть пистолетами, а?

— Они пересмотрели закон несколько лет назад. Я уверен, что это поможет уменьшить преступность, — заметил Нунэн. — Британцы ввели законы о запрещении оружия в двадцатых годах, чтобы помешать деятельности ИРА. Закон действовал великолепно! — Агент ФБР засмеялся. — У них никогда не было конституции вроде нашей.

— Ты постоянно носишь пистолет?

— Черт побери, конечно! — Нунэн поднял голову. — Понимаешь, Динг, я ведь коп. Я чувствую себя голым без друга на поясе. Даже когда работал в лаборатории в штаб-квартире ФБР, там ограниченное место для парковки автомобилей и тому подобное, приятель, я никогда не ходил по Вашингтону без пистолета.

— Тебе приходилось применять его?

Тим покачал головой:

— Нет, не многие агенты вынуждены пользоваться оружием, но это часть загадочной силы, знаешь? — Он посмотрел на мишень. — Нужно просто владеть оружием, так, на всякий случай.

— Да, то же самое относится и к нам. — Было введено дополнение к британскому закону, позволяющее членам «Радуги» носить оружие, куда бы они ни отправлялись, исходя из того, что антитеррористы постоянно несут службу. Это было правом, которым Чавез не всегда пользовался, однако в словах Нунэна был здравый смысл. На глазах Чавеза он загнал полностью заряженный магазин в рукоятку собранного и чистого пистолета, поставил его на предохранитель, затем вынул магазин, чтобы вставить еще один патрон в патронник. Заряженный пистолет он опустил в кобуру на бедре вместе с двумя полными магазинами в специальных кармашках на поясе. Ну что ж, это тоже часть работы полицейского.

— Увидимся позднее, Тим.

— До встречи, Динг.

* * *

Большинство людей не обладают этим качеством, но есть люди, которые просто запоминают лица. Это особенно полезно для барменов, потому что посетители возвращаются в те бары, где бармены помнят их любимую выпивку. Это относилось и к «Тертл Инн Бару и Лаундж» на Коламбус-авеню в Нью-Йорке. Пеший полицейский вошел в него сразу после того, как он открылся, и поздоровался с барменом:

— Привет, Боб.

— Здорово, Джефф. Тебе кофе?

— Да, — ответил молодой полицейский, наблюдая за тем, как бармен наливает кофе «Старбак» из большой электрической кофеварки. Здесь делали хороший кофе, что было необычно для бара, но этот бар находился в такой части города, где работали молодые служащие в соседних зданиях, там размещались процветающие компании.

Бармен помнил, что полицейский пьет кофе с одним кусочком сахара и сливками. Он подвинул чашку к полицейскому.

Джефф был на этом маршруте почти два года, достаточно долго, чтобы знать почти всех хозяев заведений, и большинство тоже знали полицейского и его привычки. Он был честным копом, но никогда не отказывался от бесплатной выпивки или кофе, особенно с хорошими пончиками — любимой пищей американских полицейских.

— Ну как дела, Джефф? Что нового? — спросил Боб.

— Ищем пропавшую девушку, — ответил полицейский. — Ты не видел ее? — и он передал бармену напечатанный постер с фотографией.

— Да, Анна, как ее... Любит «Кендалл Джексон Резерв Шардоне». Раньше часто заходила сюда. Правда, уже давно не видел ее.

— Как относительно этой? — Второй постер лег на стойку бара. Боб смотрел на него пару секунд.

— Это Мэри... Мэри Баннистер. Я помню ее. Но тоже не видел уже некоторое время.

Патрульный едва поверил такой удаче.

— Что ты знаешь о них?

— Одну минуту. Ты говоришь, что они исчезли, вроде как их похитили.

— Совершенно верно, приятель. — Джефф отпил кофе из чашки. — Вот этой занимается ФБР. — Он постучал пальцем по фотографии Мэри Баннистер. — Вторую мы тоже ищем.

— Черт меня побери, Джефф. Мало что знаю о них. Часто видел их у себя, обе заходили пару раз в неделю, потанцевать и так далее, знаешь, как поступают одинокие девушки в поисках парней.

— О\'кей, к тебе придут несколько человек, чтобы расспросить тебя поподробнее. А ты попытайся припомнить все, что знаешь о них, ладно? — Коп рассматривал вероятность того, что именно Боб содействовал их исчезновению, но при расследовании приходится идти на риск, да и вероятность этого была ничтожной. Подобно многим барменам и официантам в Нью-Йорке, Боб надеялся стать актером, что, вероятно, и объясняло его отличную память.

— Да, конечно, Джефф. Вот ведь какое дело, а? Киднепинг? Теперь редко приходится слышать об этом. Вот дерьмо, — закончил он.

— Восемь миллионов случаев в Большом Яблоке, приятель. Увидимся позже, — сказал патрульный, направляясь к выходу. Он чувствовал, словно выполнил сегодня основную часть работы, и, как только оказался на улице, включил радио, прикрепленное к плечу, и передал только что полученную информацию в свой полицейский участок.

* * *

Лицо Грэди было хорошо известно в Соединенном Королевстве, но рыжая борода и очки, надеялся он, скроют его личность в достаточной степени, чтобы не вызвать подозрения какого-нибудь особенно бдительного констебля. К тому же здесь было значительно меньше полицейских, чем в Лондоне. Ворота, ведущие на базу в Герефорде, были точно такими, как он их помнил, и отсюда было недалеко до местной больницы, где он осмотрел дороги, обочины и места парковки автомобилей. Они понравились ему, и Грэди сфотографировал их на шести катушках пленки своего «Никона». План, который начал приобретать форму, был простым, как это случается со всеми хорошими планами. Дороги, казалось, были расположены удачно, как и открытые места вокруг больницы. Как всегда, его главным оружием будет внезапность. Это очень важно, потому что операция будет проводиться так близко от лучшей и самой опасной воинской части Соединенного королевства, однако расстояния подсказали ему фактор времени. Вероятно, самое большее, сорок минут, скорее всего тридцать, чтобы осуществить задуманный план. Понадобится пятнадцать человек, но Грэди мог подобрать пятнадцать хороших людей. Остальное можно купить за деньги, подумал он, сидя в автомобиле на парковочной площадке больницы. Да, это может оказаться успешным и окажется. Единственным вопросом был выбор времени — днем или ночью. Ночная операция казалась очевидным ответом, но Грэди знал по горькому опыту, что антитеррористические группы предпочитают работать ночью, потому что их снаряжение ночного видения делало время суток безразличным для них в тактическом смысле, а люди Грэди не были готовы так же успешно действовать в темноте. Ночные действия дали полиции огромное превосходство во время операций в Вене, Берне и в парке. Так что почему бы не попробовать провести операцию в светлое время суток, подумал он. Это будет темой обсуждения с друзьями, решил Грэди, завел машину и поехал обратно в Гэтвик.

* * *

— Да, я думал об этом с того момента, как Джефф показал мне фотографии, — сказал бармен. Его звали Боб Джонсон. Сейчас он был одет в вечерний костюм — белая рубашка, смокинг, черный широкий пояс и галстук-бабочка.

— Тебе знакома эта женщина?

— Да, — уверенно кивнул Боб. — Мэри Баннистер. Вторая — Анна Претлоу. Они были у меня постоянными посетительницами. Казались вполне приличными. Танцевали и флиртовали с мужчинами. Вечером мой бар всегда переполнен, особенно в конце недели. Они обычно приходили часов в восемь, уходили в одиннадцать или в половине двенадцатого.

— Одни?

— Когда уходили? Главным образом одни, но не всегда. У Анны был парень, который ей нравился. Его звали Хэнк, фамилию не помню. Белый, каштановые волосы, уже появилось брюшко, но не слишком толстый. Думаю, он адвокат. Возможно, зайдет сегодня вечером. Он принадлежит к числу регулярных посетителей. Потом был еще один парень... может быть, это был последний вечер, когда я видел ее... Как же его зовут? Курт, Кирк, что-то вроде этого. Припоминаю, Мэри тоже пару раз танцевала с ним. Ему нравился коктейль — виски с лимонным соком, виски «Джим Бим». Парень был всегда щедрым на чаевые. — Бармен всегда запоминал щедрых и скупых клиентов. — Он был охотником.

— Кем? — спросил агент Салливэн.

— Охотился за девушками, приятель. Вот поэтому-то сюда и приходят парни вроде него, понимаешь?

Этот бармен просто необыкновенная удача для нас, подумал Салливэн и Чатэм.

— Но ты не видел его некоторое время?

— Этого парня, Курта? Да, недели две, может быть, больше.

— Ты сможешь помочь нам нарисовать его?

— Вы имеете в виду нарисовать, как это делают художники? — спросил Джонсон.

— Совершенно верно, — подтвердил Чатэм.

— Думаю, стоит попробовать. Некоторые девушки, которые заходят сюда, тоже могут помнить его. Мне кажется, лучше других Курта знает Марисса. Она постоянно приходит в бар, почти каждый вечер, примерно в семь или в половине восьмого.

— Пожалуй, мы побудем здесь некоторое время, — сказал Салливэн, посмотрев на часы.

* * *

На базе Королевских ВВС в Мильденхолле была полночь. Мэллой поднял «Ночного ястреба» с площадки и направился на запад в Герефорд. Рычаги управления в его руках казались ему такими же тугими, как раньше, а их движения отзывались на управлении вертолетом так же четко, как и до произведенного технического обслуживания. Новый прибор, установленный на винтокрылой машине, работал идеально. Он оказался указателем запаса топлива, только теперь вместо стрелки на циферблате показывались цифры, указывающие, сколько топлива осталось в баках. Переключатель также колебался взад и вперед между галлонами (американскими, не английскими) и фунтами.

Неплохая мысль, подумал он. Ночь была относительно светлой, что являлось необычным в этой части земного шара, но не было видно луны, поэтому Мэллой решил воспользоваться очками ночного видения. Это превратило темноту в зеленоватые сумерки, и, хотя они уменьшали остроту его зрения с 20/20 до 20/40, все-таки было значительным улучшением по сравнению с полетом в темноте, когда он становился совершенно слепым. Он летел на высоте в триста футов, чтобы избежать столкновения с линиями электропередачи, что до смерти пугало его, как и всех опытных вертолетчиков.

В пассажирском отсеке вертолета не было солдат, там находился только сержант Нэнс, который по-прежнему носил на поясе свой пистолет, что придавало ему более воинственный вид, — ношение пистолетов разрешалось всем членам подразделений специальных операций, даже тем, кто вряд ли мог воспользоваться ими. Мэллой держал свою «беретту» М9 в летной сумке, предпочитая это наплечной кобуре, что казалось ему слишком мелодраматичным, в особенности для морского пехотинца.

— Вертушка внизу на площадке у больницы, — доложил лейтенант Гаррисон, заметив ее, когда их вертолет наклонился пролетая над больницей и направляясь к базе. — У нее включены ходовые огни, она разворачивается.

— Слышу, — отозвался Мэллой. Они пролетят на достаточном расстоянии, даже если парень на вертолете взлетит прямо сейчас. — Больше ничего на нашей высоте, — добавил он, проверяя небо в поисках мигающих огней самолетов, взлетающих и садящихся в Хитроу и Лутоне. Если хочешь жить, никогда не перестаешь осматривать небо. В случае, если ему поручат командование на станции морской авиации в Анакостии, округ Колумбия, поток самолетов Национального аэропорта имени Рейгана означал, что ему придется постоянно летать через воздушное пространство, переполненное самолетами, и, хотя он уважал пилотов коммерческих авиалайнеров, он доверял им меньше, чем собственным способностям, — это, он хорошо знал, было в точности как относились к вертолетчикам и всем остальным в зеленых летных костюмах пилоты коммерческих авиалайнеров. Чтобы зарабатывать на жизнь, летая на вертолете, вам необходимо считать себя самым лучшим, хотя в случае Мэллоя это было правдой. Да и у этого мальчишки Гаррисона многообещающее будущее, у него хорошие способности, если, конечно, он останется военным пилотом, вместо того чтобы превратиться в дорожного репортера в Западном Бумфаке, где-то там. Наконец впереди показалась посадочная площадка Герефорда, и Мэллой направил вертолет прямо к ней. Через пять минут он будет на земле, охлаждая турбовинтовые двигатели, а еще через двадцать минут окажется в постели.

* * *

— Да, он возьмется за операцию, — сказал Попов. Они сидели в угловой кабине ресторана, и музыка на заднем плане делала кабину безопасным местом для разговора. — Он еще не подтвердил этого, но я знаю, что согласится.

— Кто это? — спросил Хенриксен.

— Шон Грэди. Тебе знакомо это имя?

— ИРА... он работал в Лондондерри главным образом, не так ли?

— В основном, да. Он захватил трех солдат SAS и избавился от них в двух различных инцидентах. После этого SAS постоянно преследовал его и провел три отдельные операции с целью захвата Грэди. Один раз они едва не добились успеха и ликвидировали десятерых, или что-то вроде этого, его помощников. Затем он вычистил свою группу от всех, кто подозревался в сотрудничестве с британскими властями. Грэди не знает жалости, — заверил Попов собеседников.

— Это верно, — убедительно произнес Хенриксен, обращаясь к Брайтлингу. — Я читал о том, что он сделал с захваченными солдатами SAS. Это было ужасно. Грэди — маленький жестокий ублюдок. У него достаточно людей для такой операции?

— Думаю, достаточно, — ответил Дмитрий Аркадьевич. — Кроме того, он вытянул из нас более крупную сумму. Я предложил пять миллионов, он потребовал шесть да еще поставку наркотиков.

— Наркотики? — удивился Хенриксен.

— Одну минуту, мне казалось, что ИРА не одобряет торговлю наркотиками, — возразил Брайтлинг.

— Мы живем в реальном мире. ИРА в течение многих лет стремилась устранить наркодилеров в Ирландии. Они боролись с ними, главным образом калеча им коленные чашечки, чтобы сделать свое наказание публичным. Это было психологическим и политическим маневром с их стороны. Теперь он, вероятно, ищет источник постоянного дохода для осуществления своих операций, — объяснил Дмитрий. Моральная сторона вопроса, по-видимому, не казалась особенно важной ни для кого из сидящих за столом.

— Ну что ж, полагаю, мы сможем удовлетворить эту просьбу, — сказал Брайтлинг с некоторым отвращением. — А что означает «калечить коленные чашечки»?

— Вы берете пистолет, — объяснил Билл, — приставляете его дуло сзади к колену и производите выстрел. Коленная чашечка разбивается на мелкие осколки. Это болезненно и превращает человека в калеку, потому что вылечить такую травму невозможно. Так они наказывают осведомителей и других людей, которые им не нравятся. Протестантские террористы предпочитают для этой цели сверло «Блэк и Деккер». Народ сразу узнает, что с ними лучше не связываться, — закончил Хенриксен.

— Какой ужас! — воскликнул врач, всегда дремлющий в Брайтлинге.

— Вот поэтому-то их и называют террористами, — пояснил Хенриксен. — Теперь они просто убивают их. Ведь у Грэди репутация безжалостного убийцы?

— Это верно, — подтвердил Попов. — Нет никаких сомнений, что он возьмется за эту операцию. Ему нравится концепция и твое предложение, Билл, как ее начать. Кроме того, большую роль играет самомнение, которое у него огромно. — Попов отпил пару глотков вина. — Грэди стремится стать политическим руководителем ИРА, а это означает, что нужно сделать нечто крайне драматичное.

— Такова Ирландия — страна печальной любви и счастливых войн.

— Он добьется успеха? — спросил Брайтлинг.

— Концепция операции отличная. Но нужно помнить, что для него успех означает ликвидацию основных целей — двух женщин и затем нескольких солдат, которые попытаются спасти их. После этого он, вне всякого сомнения, скроется из Англии, попытается возвратиться в Ирландию и найти безопасное укрытие. Просто уцелеть после такой операции — уже достаточный успех. Вести полномасштабные боевые действия — это безумие, а Грэди не сумасшедший, — сказал Попов, сам не очень веря в то, что говорит. Разве не все революционеры безумцы? Трудно понять людей, которые хотят переделать мир в соответствии со своими ущербными представлениями о нем. Те, кому удалось добиться успеха — Ленину, Мао и Ганди, — в этом столетии, были людьми, сумевшими, разумеется, эффективно использовать свое видение мира. Но даже в этом случае кто из трех добился действительного успеха? Советский Союз развалился, Китайская Народная Республика в конце концов уступит тем же самым политико-экономическим реалиям, которые обрекли Советский Союз, а Индия продолжает оставаться экономической парией, которая каким-то образом удерживается на пороге стагнации. Судя по этой модели, Ирландия будет скорее обречена возможным успехом ИРА, чем экономическим союзом с Британией. По крайней мере, у Кубы есть тропическое солнце, а оно греет. Для того чтобы выжить, Ирландия, не обладающая никакими естественными ресурсами, нуждается в тесных экономических связях с какой-нибудь страной, а самой близкой является Соединенное Королевство. Но это не относится к теме ужина.

— Таким образом, ты полагаешь, что он нанесет быстрый удар и скроется? — спросил Билл.

Дмитрий кивнул.

— Никакая иная тактика не имеет смысла. Он надеется прожить достаточно долго, чтобы использовать деньги, которые мы предлагаем ему. При условии, конечно, если будет одобрено увеличение суммы, которое он требует.

— Что значит один лишний миллион? — спросил Хенриксен, сдерживая улыбку.

Итак, оба считают такую большую сумму тривиальной, увидел Попов, и снова столкнулся с фактом — они планируют что-то чудовищное, но что?

— Как они хотят получить деньги? Наличными? — спросил Брайтлинг.

— Нет, я сказал им, что деньги положены на номерной счет в швейцарском банке. Я могу организовать это.

— У меня отмыто достаточно денег, — сказал Билл, обращаясь к своему боссу. — Мы можем заняться этим уже завтра. Если хотите.

— Это означает, что мне придется снова лететь в Швейцарию, — недовольно произнес Попов.

— Устал от перелетов?

— Я все время летаю, доктор Брайтлинг. — Попов открыто вздохнул. Смена часовых поясов изрядно утомила его, и он решил, наконец, продемонстрировать это.

— Зовите меня Джон.

— Джон, — кивнул Попов, и впервые, к своему удивлению, заметил на лице босса что-то, похожее на сочувствие.

— Я понимаю тебя, Дмитрий, — сказал Хенриксен. — Поездка в Австралию — это боль в заднице.

— Что значит вырасти в России? — спросил Брайтлинг.

— Это труднее, чем в Америке. Больше насилия в школах. Я не имею в виду серьезные преступления, — объяснил Попов. — Постоянные драки между мальчишками, например. Драки за превосходство над другими, как это бывает у мальчишек. Власти обычно закрывают на это глаза.

— Где ты вырос?

— В Москве. Мой отец тоже был офицером государственной безопасности. Я получил образование в Московском государственном университете.

— По какой специальности?

— Иностранные языки и экономика. Первое оказалось весьма полезным, тогда как второе совершенно ненужным. Экономика по-марксистски! Сами знаете — бредовая идея!

— Вы выезжали за город? Знаешь, вроде бойскаутов, как у нас, все такое.

Попов улыбнулся, пытаясь понять, куда ведет этот разговор и почему они интересуются этим. Но он решил поддержать тему.

— Это было одно из моих лучших воспоминаний детства. Я был тогда пионером. Мы поехали в совхоз. — А знают эти янки, что такое совхоз, вдруг подумал Попов и перевел: — Государственная сельскохозяйственная ферма. Мы работали там в течение месяца, помогая убирать урожай, жили на природе, как говорите вы, американцы. — И тогда же, вспомнил, но не сказал вслух Дмитрий, в четырнадцать лет, он встретил свою первую любовь, Елену Иванову. Интересно, где теперь она? Его охватил короткий приступ ностальгии, когда он вспомнил ее тело в темноте, его первое завоевание... Брайтлинг заметил его отстраненную улыбку и принял ее за то, что ему хотелось. — Это тебе понравилось, правда?

Ясно, что им не хочется слышать про его любовные завоевания.

— О да. Я часто задумывался над тем, как было бы хорошо все время жить в таком месте, солнце светит тебе в спину, а ты работаешь в поле. Мой отец и я любили ходить в лес, собирать там грибы — это любимое занятие советских граждан в шестидесятых годах, ходить в лес.

В отличие от большинства русских, они ездили в лес на служебном автомобиле отца, но, будучи мальчиком, Попов любил лес как место приключений и романтики, как любят все мальчики, и ему нравилось проводить там время с отцом.

— У вас в лесу много зверей? — спросил Билл Хенриксен.

— Мы часто видели птиц, разумеется самых разных, а иногда нам попадался «сохатый» — вы называете их лосями, но это случалось редко. Охотники с государственными лицензиями многих лосей перебили. Хотя их главной целью были волки. За ними охотились на вертолетах. Мы, русские, не любим волков, не то что вы в Америке. Слишком много народных сказок о бешеных волках, убивающих людей. Это наверняка ложь, полагаю.

Брайтлинг кивнул.

— То же самое здесь. Волки — это просто дикие собаки, большие дикие собаки, их можно держать дома, если хотите. Многие так и поступают.

— Волки — хорошие звери, — добавил Билл. Он часто думал о том, чтобы завести себе волка, но для этого требуется большое пространство. Может быть, когда осуществится Проект...

— Что это за чертовщина? — удивился Дмитрий, но продолжал подыгрывать. — Мне всегда хотелось увидеть медведя но в Московской области их больше не осталось. Видел только в зоопарке. Я любил медведей, — добавил он. Ложь. Медведи всегда до смерти пугали его. Он слышал массу страшных историй про медведей, будучи еще ребенком. Были и добрые сказки про этих зверей, но в основном страшные, хотя и не такие, как про волков. Большие собаки? Волки убивали людей в степях. Фермеры и крестьяне ненавидели их и радостно приветствовали охотников с их вертолетами и винтовками.

— Видишь ли, мы с Джоном — любители природы, — объяснил Билл, делая знак официанту, чтобы тот принес еще одну бутылку вина. — Всегда любили природу. Еще с того времени, как были в бойскаутах — вроде ваших пионеров, по-видимому.

— У нас государство плохо относилось к природе. Гораздо хуже, чем в Америке. Американцы приезжали в Россию, чтобы изучить нанесенный природе ущерб и предложить способы избавиться от загрязнения окружающей среды и тому подобное. Особенно в Каспийском море, где наплевательское отношение к окружающей среде привело к гибели почти всех осетров, а вместе с ними исчезли и «рыбьи яйца», известные вам как икра, которая долго была одним из основных источников твердой валюты для СССР.

— Да, это преступно, — согласился Брайтлинг. — Но это глобальная проблема. Люди не уважают природу, а ведь это основа нашей жизни, — Брайтлинг продолжал говорить в течение нескольких минут, произнося короткую заученную лекцию. Дмитрий вежливо слушал.

— Природе посвящено мощное политическое движение в Америке, правда?

— Не такое мощное, как хотелось бы многим, — заметил Билл. — Зато для некоторых из нас оно является важным.

— Такое движение принесло бы большую пользу России. Как жаль, что так много уничтожено, причем совершенно бессмысленно, — отозвался Попов, отчасти искренне.

Государство должно сохранять естественные ресурсы для правильного использования, а не просто уничтожать их только потому, что местные бюрократы не знают, как использовать их должным образом. Но ведь Советский Союз был так ужасно неэффективен во всех своих начинаниях — нет, не во всех, шпионаж является исключением, поправил себя Попов. Америка относится к окружающей среде намного лучше подумал он. Города намного чище, чем в России, даже здесь, в Нью-Йорке, и нужно проехать всего час на автомобиле из любого города, чтобы увидеть зеленую траву и аккуратные фермы. Но оставался гораздо более важный вопрос: почему разговор, который начался обсуждением террористического акта, перерос в беседы о природе? Неужели он сказал что-нибудь, что навело на новую тему собеседников? Уж не ловушка ли здесь? Нет, его наниматель сам внезапно повернул разговор в этом направлении. Это не было случайностью. Это означало, что они прощупывают его. Но зачем? Этот странный разговор о природе. Попов отпил вина и посмотрел на своих компаньонов.

— Знаете, у меня не было возможности увидеть Америку. Мне бы очень хотелось побывать в национальных парках. Что это за парк, где из земли бьют гейзеры? Голдстоун? Что-то вроде этого.

— Йеллоустоун, в штате Вайоминг. Пожалуй, самое красивое место в Америке.

— Самое красивое место — это Йосемитский национальный парк в Калифорнии, — возразил Брайтлинг. — Это самое красивое место во всем мире. Наполнен туристами теперь, конечно, но все это изменится.

— То же самое и в Йеллоустоуне, Джон, и это тоже изменится. Когда-нибудь, — заключил Билл Хенриксен.

Они казались очень уверенными, что произойдут перемены. Но американские национальные парки управляются федеральным правительством и доступны всем.

Иначе не может быть, потому что они финансируются за счет налогов. Там нет ограниченного прохода для элиты. Равенство для всех — это то, чему его учили в советских школах, за исключением того, что здесь оно существовало на самом деле.

Еще одна причина, по какой одна страна рухнула, а другая укрепилась и стала сильнее, подумал Дмитрий.

— Что вы имеете в виду, когда говорите «это изменится»? — спросил Попов.

— Видите ли, замысел состоит в том, чтобы уменьшить вред, который наносит такое количество людей в этих районах. Это отличная мысль, но сначала должны произойти некоторые другие события, — ответил Брайтлинг.

— Верно, Джон, одно или два, — согласился Хенриксен и ухмыльнулся. Затем он решил, что процесс прощупывания зашел достаточно далеко. — Как бы то ни было, Дмитрий, как мы узнаем, что Грэди решил приступить к операции?

— Я позвоню ему. Он оставил мне номер мобильного телефона, который я могу использовать в определенное время дня.

— Доверчивый человек.