Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Милиционер пошёл к указанному месту, посмотрел через железное ограждение и увидел предмет, который привлёк внимание горожанина.

Предмет был почти незаметен, но милиционеру потребовалось всего секунда, чтобы догадаться, что это такое и что это означает. Это не был выброшенный мусор, и не мёртвое животное, а верхушка человеческой головы с белокурыми или светлыми волосами. Расследованием, было это убийством или самоубийством, займутся местные коллеги. Милиционер подошёл к ближайшему телефону-автомату и сообщил о находке в свой участок. Через тридцать минут сюда подъехала машина, затем, спустя несколько минут, прибыл чёрный грузовик. К этому времени милиционер, обнаруживший труп, успел выкурить две сигареты на чистом бодрящем воздухе, время от времени глядя на поверхность реки, чтобы убедиться, что голова все ещё остаётся на месте. Прибывшие ребята оказались детективами из городского убойного отдела. В подъехавшем сразу за ними грузовике находились двое, которых народ называл техниками, хотя на самом деле они принадлежали к департаменту общественных работ. Это были люди, занятые работой в подземных канализационных коммуникациях, хотя их зарплату оплачивала милиция.

Эти двое посмотрели через ограждение и убедились, что хотя будет нелегко вытаскивать тело из реки, но для них это обычная работа. К железному ограждению прикрепили выдвижную лестницу, по которой спустился младший из техников, одетый в водонепроницаемый комбинезон и с неуклюжими резиновыми перчатками на руках. Он ухватил тело за воротник, скрывающийся под водой, пока его партнёр наблюдал за ним и сделал несколько снимков своей дешёвой камерой. Тем временем трое детективов стояли в стороне и курили. В этот момент произошла первая неожиданность.

Процесс извлечения мёртвого тела из воды заключался в том, что рабочий закреплял под мышками трупа воротник, похожий на тот, который применяется при спасении людей на вертолёте, и затем труп извлекали на набережную с помощью лебёдки. Но когда рабочий попытался просунуть воротник под руками трупа, он заметил, что одна рука совсем не двигается. Он потратил несколько неприятных минут, пытаясь поднять оцепеневшую руку… и наконец заметил, что она прикована наручниками к руке ещё одного покойника. Открытие заставило детективов бросить сигареты в воду. Значит, это, по всей вероятности, не самоубийство, поскольку такой способ расставаться с жизнью не является командным видом спорта. Канализационной крысе – так они думали о своих почти милицейских коллегах – понадобилось ещё десять минут, для того чтобы наконец закрепить подъёмный воротник на трупе, затем техник поднялся по лестнице обратно на набережную и начал крутить ручку лебёдки.

Через мгновение все стало ясно. Двое мужчин среднего возраста, неплохо одетые.

Они находились в воде уже несколько дней, судя по тому, как перекошены и обезображены их лица. Вода была холодной, и это замедлило рост и аппетит бактерий, способствующий разложению мёртвой плоти, зато сама вода настолько изуродовала их тела, что было трудно рассматривать их на полный желудок. «Эти два лица походили… походили на игрушки Покемоны, – подумал один из детективов, – только гнусные и ужасные Покемоны, наподобие тех, о которых мечтал один из его сыновей». Две канализационные крысы засунули трупы в пластмассовые мешки для транспортировки в морг, где будет проходить их дальнейший осмотр. Пока детективы не знали о трупах ровным счётом ничего, разве только то, что они были действительно мёртвыми. Внешний вид трупов не позволял обнаружить ничего вроде ножевых или пулевых ран. В данный момент у детективов были тела, которые в Америке называли два Джона Доу, или неопознанные трупы. Один был блондином или мужчиной со светлыми волосами, у другого волосы имели рыжеватый оттенок. После первоначального осмотра детективы пришли к выводу, что трупы находились в воде от трех до четырех суток. Вероятно, они умерли одновременно, судя по рукам, скованным наручниками, если только один не убил другого и затем прыгнул в воду, где нашёл собственную смерть. «В этом случае не исключено, что один из них или оба были гомосексуалистами», – подумал более циничный детектив. Милиционеру, обходившему свой участок и обнаружившему трупы, было приказано заполнить соответствующие бланки в своём участке, где – подумал он – будет, по крайней мере, тепло. Нет ничего хуже, чем обнаружить пару трупов в холодный день, отчего этот день становится ещё холоднее.

Техники, извлёкшие трупы из воды, втащили их в кузов своего грузовика для доставки в морг. Из-за наручников пластмассовые мешки не удалось застегнуть до конца, и мёртвые тела лежали рядом, похожие на любовников, даже в смерти протягивающих друг другу руки…

– Может быть, и в жизни они поступали так же? – высказал своё мнение один из детективов в автомобиле. Его партнёр только недовольно проворчал и продолжал управлять машиной.

Этим утром старший дежурный патологоанатом санкт-петербургского морга, доктор Александр Конев, сидел в своём кабинете и читал медицинский журнал, отчаянно скучая от безделья. И тут ему сообщили по телефону о возможном двойном убийстве. Такие случае всегда интересовали его, потому что Конев был любителем книг о таинственных убийствах, большинство которых ему привозили из Америки. Таким образом представлялась благоприятная возможность совершенствовать свой английский. Когда привезли тела, он уже ждал в комнате, где производилось вскрытие трупов. Тела переложили на тележки и вкатили их в комнату. Коневу потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, почему тележки вкатывали рядом.

– Неужели, – насмешливо спросил патологоанатом, – их убила милиция?

– Только не рассказывайте никому, – таким же тоном ответил старший детектив. Он был давно знаком с юмором доктора Конева.

– Хорошо. – Патологоанатом включил магнитофон: – Передо мной два трупа, все ещё полностью одетые. По всей вероятности, оба были погружены в воду – где их обнаружили? – спросил он, глядя на детективов. Они дали ему ответ. – Были погружены в пресную воду Невы. На основе первоначального визуального осмотра я считаю, что они находились в воде от трех до четырех суток после смерти. – Его руки в резиновых перчатках ощупали сначала одну голову, потом вторую. – Ага, – произнёс он. – По-видимому, оба скончались от пулевых ран. У обеих жертв видны пулевые отверстия в центре затылочной части черепа. Первоначальное впечатление – раны нанесены пулями малого калибра в обоих случаях. Мы проверим это позднее. Евгений, – сказал он, снова поднимая голову, но теперь глядя на своего техника. – Сними одежду и сложи в мешки для последующего осмотра.

– Будет сделано, доктор. – Техник потушил сигарету и подошёл к трупам с большими ножницами.

– Оба застрелены? – спросил младший детектив.

– В одинаковые места в обоих случаях, – подтвердил Конев. – Да, как ни странно, наручники надеты после смерти. Никаких видимых травм или синяков на их кистях. Зачем делать это после смерти? – удивился патологоанатом.

– Наручники удерживают тела рядом, – произнёс старший детектив, словно рассуждая вслух. Но почему это понадобилось кому-то? – подумал он. Неужели убийца или убийцы обладают чрезмерно развитым стремлением к аккуратности? Но он занимался расследованием убийств в течение достаточно длительного времени, чтобы понимать, что невозможно дать разумное объяснение всем преступлениям, которые он расследовал, не говоря уж об этом, с которым только что столкнулся.

– Оба в хорошей физической фирме, – продолжал Конев, после того как техник снял с трупов последнюю одежду. – Гм, а это что? – Он подошёл к телам и увидел татуировку на бицепсе блондина, затем повернулся ко второму трупу. – У обеих жертв одинаковые татуировки.

Старший детектив подошёл поближе, подумав, что, может быть, его партнёр был прав и в этом деле есть определённый сексуальный элемент, но…

– Спецназ, красная звезда и молния, эти двое служили в Афганистане. Анатолий, пока доктор продолжает осмотр трупов, давай обыщем их одежду.

Они принялись за осмотр одежды и через полчаса пришли к выводу, что оба носили сравнительно дорогую одежду, но в обоих случаях не обнаружили никаких документов или чего-нибудь ещё, что могло помочь в опознании трупов. При убийствах такого рода в этом не было ничего необычного, но милиционеры, как и все, предпочитают лёгкий путь более трудному. Не было ни бумажников, ни личных документов, ни цепочки от часов, ни заколки для галстука и ни единой банкноты. Ничего не поделаешь, придётся попытаться опознать их по лейблам на одежде. Кроме того, убийцы не срезали у них кончики пальцев, так что детективы могут прибегнуть к опознанию по отпечаткам пальцев. Те, кто убил этих двоих, приняли меры, чтобы затруднить работу милиции по опознанию жертв, но не приняли мер, чтобы лишить милицию всякой возможности сделать это.

«Так что же это значит?» – задал себе вопрос старший детектив. Лучший способ не допустить расследование убийства заключается в том, чтобы трупы никогда не были найдены. Без мёртвого тела нет доказательства смерти, и потому не будет никакого расследования, просто сообщение об исчезновении человека, который – или которая – мог сбежать с другой женщиной или другим мужчиной или просто решил уехать, чтобы начать жизнь с чистого листа. К тому же избавиться от трупа совсем не так уж трудно, если немного подумать. Хорошо ещё, что большинство убийств если и не являются преступлениями, совершенными под воздействием слепого порыва, то близки к ним и большинство убийц – это глупцы, которые рано или поздно подведут себя под монастырь своими болтливыми языками.

Но не в этом случае. Если бы эти убийства имели сексуальный мотив, он уже услышал бы об этом. Такие преступления буквально рекламируются людьми, совершившими их, словно они испытывают какое-то противоестественное желание быть арестованными и осуждёнными, потому что никто, виновный в таком преступлении, не в состоянии держать рот на замке.

Нет, это двойное убийство имеет все признаки профессионализма. Оба мужчины убиты одинаковым способом и только после смерти прикованы наручниками друг к другу… По-видимому, для того, чтобы скрыть тела в течение более продолжительного времени. Никаких признаков борьбы на телах убитых, а ведь оба явно физически сильные, тренированные, опасные люди. Их застали врасплох, это обычно означает, что убийцей является кто-то, кого они знали и кому доверяли. Почему преступники доверяли кому-то в своём сообществе, оставалось загадкой для детективов. «Верность» было словом, которое они вряд ли смогли бы написать на своих знамёнах, если бы они у них были, и тем не менее очень странно, что на словах преступники признают этот принцип.

Детективы наблюдали за тем, как патологоанатом взял образцы крови для последующих токсикологических тестов. Может быть, им подмешали наркотики или другое сильнодействующее средство, и они находились в бессознательном состоянии, когда им выстрелили в голову, – маловероятно, но возможно. Из-под ногтей всех двадцати пальцев взяли соскобы, и они тоже, по всей вероятности окажутся бесполезными. Наконец, для опознания убитых у них сняли отпечатки пальцев. Но результаты будут не скоро.

Центральное дактилоскопическое бюро в Москве хранит миллионы отпечатков пальцев, но «славится» при этом своей неэффективностью. Вот почему детективам придётся шарить в «собственных кустах», надеясь узнать, кем были эти убитые при жизни.

– Знаешь, Евгений, мне не хотелось бы, чтобы эти люди были моими врагами.

– Согласен с тобой, Анатолий, – кивнул старший детектив. – Однако нашёлся человек, который совсем не боялся их… или настолько боялся, что решил предпринять крутые меры. – Сущность проблемы заключалась в том, что оба детектива привыкли расследовать простые убийства, когда убийца признается почти сразу или совершил преступление перед многочисленными свидетелями. Для расследования этого убийства им придётся напрячь все свои способности, и они решили доложить об этом лейтенанту, надеясь, что он выделит дополнительные силы.

Они наблюдали за тем, как патологоанатом сделал фотографии лиц трупов, но лица были настолько изуродованы, что не годились для опознания. Однако процедура требовала, чтобы перед вскрытием черепа делались фотографии, и доктор Конев в точности следовал правилам. Детективы вышли из морга, чтобы сделать несколько телефонных звонков и покурить в более приятной атмосфере. Когда они вернулись обратно, обе пули лежали в пластиковых контейнерах, и Конев проинформировал их о предположительной причине смерти. Каждый был убит одной пулей в затылок, стреляли с небольшого расстояния, меньше чем полметра, заметны пороховые ожоги вокруг ран. Выстрелы были произведены из милицейского пистолета калибра 5,45 «ПСМ» лёгкой пулей весом 2,6 грамма. Эта информация вызвала недовольную реакцию у детективов. Несмотря на то что такие пистолеты состояли на вооружении милиции, многие оказались в руках бандитов, в российском преступном мире.

– Американцы называют это профессиональной работой, – заметил Евгений.

– Да, это, несомненно, сделано умелым преступником, – согласился Анатолий. – А теперь, прежде всего…

– Прежде всего нам нужно выяснить, кто эти несчастные типы. Затем, кто, чёрт возьми, их прикончил.

* * *

«Китайская пища в Китае заметно хуже той, которую подают в китайских ресторанах Лос-Анджелеса, – подумал Номури. – По-видимому, это зависит от исходных продуктов». Если в Китайской Народной Республике существовала Администрация по контролю над пищей и наркотиками, об этом забыли упомянуть в инструкциях, которые он получил перед началом операции. Когда он вошёл в ресторан, то сразу подумал, что ему не хотелось бы проверять кухню. Подобно большинству пекинских ресторанов, этот был семейным предприятием, которым заправляли папа и мама. Ресторан размещался на первом этаже, по-видимому, частного дома и мог обслуживать двадцать посетителей, причём пищу подавали из стандартной китайской кухни, и её приготовление требовало немалых акробатических навыков. Стол был круглым, маленьким, изготовленным из дешёвых материалов, а стул неудобным. И всё-таки, несмотря на все это, уже сам факт существования такого ресторана свидетельствовал о глубоких изменениях в политическом руководстве этой страны.

Перед ним, с другой стороны стола, сидела цель этого вечера – Лиан Минг. На ней был стандартный голубоватый костюм, являющийся практически формой одежды чиновников низшего и среднего звена в различных правительственных министерствах.

Её короткие волосы обрамляли голову, образуя что-то вроде шлема. Индустрия мод в этом городе была создана, должно быть, каким-то расистским мерзавцем, который ненавидел китайцев и старался изо всех сил сделать их как можно менее привлекательными. Номури не видел ещё ни одной местной китаянки, одевающейся по моде, которую можно было бы назвать привлекательной, – за исключением, может быть, импорта из Гонконга. Отсутствие разнообразия являлось проблемой Востока, все выглядели одинаково, если не считать иностранцев, приезжающих сюда все чаще и чаще. Но иностранцы выделялись, как розы на помойке, и это всего лишь подчёркивало преобладание серости. Дома, в США, вы могли найти – ну ладно, могли увидеть, поправил себя офицер ЦРУ, – самых разных женщин, живущих на планете. Там были белые, чёрные, еврейки, женщины с самыми разными оттенками жёлтой кожи, латинские, даже настоящие африканки, множество европеек – и среди них наблюдалось огромное разнообразие: темноволосые страстные итальянки, высокомерные француженки, добродетельные англичанки и чопорные немки. Прибавь к ним канадцев и испанцев (которые изо всех сил старались отличаться от испано-говорящих американцев) и этнических японцев (тоже отличающихся от местных японцев, но на этот раз по желанию последних, а не первых) – и у тебя настоящий калейдоскоп самых разных людей. Единственное единообразие вызывалось калифорнийской атмосферой, которая требовала, чтобы каждый изо всех сил старался быть достойным и привлекательным, потому что это было Первой Великой Заповедью жизни в Калифорнии, родине роликовых коньков и сёрфинга, а подтянутые фигуры были характерными для этих занятий.

Но не здесь. В Пекине все одевались одинаково, выглядели похоже, говорили одно и то же, даже вели себя почти все одинаково…

«…за исключением вот этой. В ней есть что-то иное», – подумал Номури, и по этой причине он пригласил её поужинать вместе.

Это называется совращением и составляет часть шпионской профессии с незапамятных времён, хотя с Номури это случилось впервые. В Японии он не сторонился женщин, тем более что обычаи изменились при жизни последнего поколения, позволяя молодым мужчинам и женщинам встречаться и… поддерживать связь на самом земном уровне, – но там, по какой-то варварской и для Честера Номури несколько жестокой иронии, самые доступные японские девушки испытывали страсть к американцам. Кое-кто утверждал, что американцы имеют репутацию людей, обладающих снаряжением для занятий любовью лучшим, чем у средних японских мужчин. Это являлось любимой темой постоянного хихиканья японских девушек, которые за последние время стали более активными в сексуальном отношении. Отчасти это объяснялось также тем, что за американскими мужчинами закрепилась репутация людей, лучше обращающихся со своими женщинами, чем японцы. Но поскольку японки намного более покорно относились к желаниям мужчин, чем их западные подруги, это приносило пользу для обеих сторон в устанавливающихся отношениях. Однако Номури был офицером ЦРУ, маскирующимся под японского служащего, и так успешно овладел искусством сливаться с окружением, что местные женщины рассматривали его как ещё одного японского мужчину. Таким образом, его профессиональные навыки мешали его сексуальной жизни, что вряд ли казалось справедливым для офицера-оперативника, воспитанного, подобно многим американцам, на кинофильмах о шпионе 007 и его многочисленных завоеваниях: мистер Кисс-Кисс Бэнг-Бэнг, как называли его в Вест-Индии. Правда, Номури не приходилось также и стрелять из пистолета подобно Джеймсу Бонду, по крайней мере, после окончания обучения на Ферме – тренировочной школе ЦРУ недалеко от шоссе 64 рядом с Йорктауном в Виргинии, да и там он не побивал никаких рекордов.

«Однако сейчас у меня появились определённые возможности», – думал Номури, скрывая свои чувства за обычной нейтральной маской. В уставе ничего не говорилось о том, что оперативнику запрещается заниматься любовью в ходе выполнения задания. «Каким препятствием для морали агентства это могло бы стать», – подумал он. Рассказы о подобных завоеваниях были частой темой разговоров во время редких, но всё-таки случающихся встреч оперативников, которые организовывались агентством, обычно на Ферме. Предполагалось, что в ходе этих встреч агенты будут сравнивать свои технические навыки, но вечерние беседы за кружкой пива обычно дрейфовали именно в этом направлении. Сексуальная жизнь после приезда в Пекин для Чета Номури состояла в просмотре порнографических сайтов на Интернете. По какой-то причине азиатская культура имела обширную коллекцию таких вещей, и хотя Номури не слишком гордился такой привычкой, его сексуальное стремление требовало удовлетворения.

При затрате небольших усилий и времени Минг может стать привлекательной, даже миловидной. Прежде всего, ей требовались длинные волосы. Затем, пожалуй, следует сменить оправу очков. Те, которые она носила, обладали привлекательностью переработанной колючей проволоки. Потом – косметика. Какая конкретно, Номури не знал – он не был экспертом в таких вещах, но кожа девушки имела оттенок слоновой кости, так что, если его немного подчеркнуть с помощью косметики, результат может оказаться неплохим. Но в этой культуре, за исключением артисток на сцене (чей грим был таким же утончённым, как неоновая реклама Лас-Вегаса), уход за кожей лица заключался в утреннем умывании, если такое вообще происходило. Но вот её глаза, решил Номури. Они были весёлыми и… умными. В них, или за ними, чувствовалась жизнь. У девушки может даже оказаться хорошая фигура, хотя в этой одежде трудно что-нибудь обнаружить.

– Итак, новая компьютерная система работает хорошо? – спросил он после непродолжительного молчания, во время которого они выпили по чашке зелёного чая.

– Она просто магическая, – с нескрываемым восторгом ответила Минг. – Буквы получаются великолепные, и лазерный принтер печатает их так выразительно, словно они вышли из-под руки искусного писца.

– А каково мнение вашего министра?

– О, он очень доволен. Теперь я работаю быстрее, и ему это тоже нравится! – заверила его девушка.

– Он достаточно доволен, чтобы сделать более крупный заказ? – спросил Номури, возвращаясь к своей роли торговца.

– Мне нужно поговорить об этом с директором аппарата министра, но я думаю, что ответ удовлетворит вас.

«Это понравится компании НЭК, – подумал оперативник ЦРУ. – Интересно, сколько денег он заработал для компании, являющейся для него прикрытием?» Его босс в Токио подавился бы своим саке, если бы знал, на кого в действительности работает Номури, однако офицер ЦРУ продвинулся в компании только благодаря собственным заслугам, хотя и работал одновременно на свою страну. По счастливой случайности его настоящая работа и компания, обеспечивающая его прикрытие, совпали так безболезненно. Это, а также то обстоятельство, что он вырос в традиционно настроенной японской семье, владея двумя родными языками… больше того, чувство «on», долг по отношению к своей родной земле, намного превосходившее то моральное чувство, которое испытывал Номури, думая о культуре страны, в которой родились его предки. Возможно, это объяснялось тем, что ещё ребёнком он видел знак «Боевого Пехотинца» своего дедушки в центре синего бархата на дощечке, окружённый лентами и медалями. Это были награды за храбрость, Бронзовая Звезда с боевым «V», президентская благодарность части, в которой дед служил рядовым солдатом, за бои в Италии и Южной Франции. Когда Америка начала так жестоко и несправедливо обращаться с его соотечественниками, дедушка Номури завоевал право на американское гражданство бесстрашным и единственно возможным способом. Затем он вернулся домой и снова занялся садово-парковой архитектурой, которая позволила ему дать образование своим сыновьям и внукам, и преподал одному из них то чувство долга перед своей страной. Этот внук расплачивался за свой долг службой в ЦРУ, которая к тому же могла оказаться такой приятной.

Сейчас это ощущение не покидало его, когда он заглядывал глубоко в тёмные глаза Минг, пытаясь понять, о чём она думает. У неё были две забавные ямочки на щеках и, подумал Номури, очень приятная улыбка на этом в остальном ничем не примечательном лице.

– Это такая интересная страна, – сказал он. – Между прочим, вы очень хорошо говорите по-английски. – Она действительно неплохо владела английским языком, что было весьма удачно. Мандаринское наречие Номури нуждалось в значительной помощи, а ведь соблазнять женщин языком жестов очень трудно.

Довольная улыбка.

– Спасибо. Я посвящаю много времени английскому языку.

– Какие книги вы читаете? – спросил он с располагающей улыбкой.

– Любовные романы, Даниэллу Стил, Джудит Кранц. Америка предлагает женщинам гораздо больше возможностей, чем здесь.

– Америка тоже интересная страна, но излишне хаотичная, – сказал Номури. – По крайней мере, в этом обществе каждый знает своё место.

– Это верно, – кивнула Минг. – Здесь всем обеспечена безопасность и уверенность в завтрашнем дне, хотя иногда это кажется излишним. Даже птица в клетке хочет расправить крылья.

– Я скажу вам об одной вещи, которая здесь мне не нравится.

– Что это? – спросила Минг, ничуть не оскорблённая, что, по мнению Номури, было очень хорошим знаком. Может быть, он тоже купит один из романов Стил и прочитает его, чтобы узнать, что ей нравится.

– Вам следует одеваться по-другому. Ваша одежда не подчёркивает красоту. Женщины должны одеваться более привлекательно. В Японии много разнообразной одежды, и там вы можете одеваться по западной или восточной моде, как вам больше нравится.

Девушка хихикнула.

– Я согласилась бы только на нижнее бельё. Оно, наверное, так приятно для кожи. Впрочем, это не слишком социалистическая мысль, – сказала она, опуская на стол свою чашку. Подошёл официант, и с согласия Номури она заказала мао-тай, огненный местный ликёр. Официант быстро вернулся с двумя маленькими фарфоровыми чашечками и бутылкой, из которой он элегантным жестом налил ликёр. Офицер ЦРУ едва не задохнулся при первом глотке, огненная жидкость скатилась по пищеводу, но, несомненно, согрела желудок. Он заметил, что лицо Минг загорелось от ликёра, и ему на мгновение показалось, что ворота только что на секунду приоткрылись. Это впечатление тут же прошло… но, возможно, это было правильным направлением.

– Не все может быть социалистическим, – рассудительно произнёс Номури после второго крошечного глотка. – Этот ресторан является частным предприятием, не правда ли?

– О да. И пища здесь лучше, чем та, которую я готовлю. Я так и не овладела этим искусством.

– Неужели? Тогда, может быть, вы позволите мне когда-нибудь угостить вас пищей, которую приготовлю я, – предложил Чёт.

– О?

– Конечно. – Он улыбнулся. – Я могу готовить пищу по-американски, да и к тому же могу покупать продукты в закрытом магазине, чтобы получить необходимые ингредиенты. – Не то чтобы ингредиенты годились на что-нибудь, когда их присылают издалека, но они всё равно лучше, чем те отбросы, которые продают на общественных рынках, а ужин с хорошим стейком будет, вероятно, чем-то, чего она никогда ещё не пробовала. «Сможет ли он отнести на счёт ЦРУ покупку нескольких бифштексов из Кобе? – подумал Номури. – Сможет, наверно. Счётчики бобов в Лэнгли не будут беспокоить оперативников до такой степени».

– Неужели?

– Конечно. Есть свои преимущества в том, что ты иностранный варвар, – произнёс он с хитрой улыбкой. Хихикающий ответ девушки был именно тем, что он ожидал, подумал Номури. Отлично.

Он сделал ещё один осторожный глоток этого ракетного топлива. Она только что сказала ему, что хотела бы носить. Разумно для такого климата. Нижнее бельё будет не только удобным, но и незаметным для окружающих.

– Итак, что ещё ты хочешь рассказать о себе? – спросил он.

– Мне нечего рассказывать. Моя работа недостойна полученного образования, но у неё есть престиж… ну, по политическим причинам. Я – отлично подготовленная секретарша. Мой работодатель – положим, официально считается, что я государственная служащая, как и большинство секретарш, но фактически я работаю на своего министра, словно он в капиталистическом секторе и платит мне из своего кармана. – Она пожала плечами. – Думаю, что так было всегда. Я вижу и слышу много интересных вещей.

«Только не вздумай сейчас спрашивать о них, – подумал Номури. – Позже – да, конечно, но не сейчас».

– Меня все это мало интересует, промышленные секреты и тому подобное. А-а, – презрительно фыркнул он. – Лучше оставлять такие вещи на своём официальном столе. Нет, Минг, расскажи мне о себе.

– И здесь нечего рассказывать. Мне двадцать четыре года. Я получила хорошее образование. Полагаю, мне повезло, что я осталась жива. Ты ведь знаешь, что здесь делают со многими новорождёнными девочками…

Номури кивнул.

– Да, я слышал об этом. Это отвратительно, – согласился он с ней.

Происходящее было не только отвратительно, а просто чудовищно. Ходили многочисленные слухи о том, что отец бросал девочку-младенца в колодец, надеясь, что в следующий раз жена родит ему сына. Ситуация «один ребёнок в семье» была почти законом в Китайской Народной Республике, и, подобно большинству законов в коммунистическом государстве, он безжалостно приводился в исполнение. Допускалось вынашивание «неразрешённого» ребёнка, но когда его головка появлялась, в самый момент рождения, врач или медсестра брали шприц с формальдегидом и впрыскивали ядовитое вещество в верхушку мягкой головки почти родившегося ребёнка, лишая его жизни в то же самое мгновение, когда она начиналась. Это не было актом, о котором правительство КНР говорило как о государственной политике, но фактически являлось политикой, проводимой государством. Единственная сестра Номури, Эллис, была врачом, гинекологом-акушером, окончила Калифорнийский университет в южном Лос-Анджелесе. Он знал, что его сестра скорее примет яд сама, но не позволит совершить такой варварский акт по отношению к ребёнку или застрелит из пистолета того, кто потребует, чтобы она согласилась на такой шаг. Но даже при таких законах каким-то образом рождались «лишние» девочки, их часто бросали или отдавали в чужие семьи, главным образом европейцам, потому что они не были нужны самим китайцам. Если бы такое осуществлялось по отношению к евреям, это называли бы геноцидом, но в Китае было слишком много китайцев. При доведении до крайности такая политика могла бы привести к уничтожению нации, но здесь это называлось контролем над рождаемостью.

– Придёт время, Минг, и китайская культура снова признает ценность женщин. Я в этом не сомневаюсь.

– Надеюсь, что ты прав, – согласилась она. – А как обращаются с женщинами в Японии?

Номури позволил себе засмеяться.

– По-настоящему вопрос заключается в том, насколько хорошо они обращаются с нами и как японские женщины позволяют нам обращаться с ними!

– Честное слово?

– О да. Моя мать распоряжалась в доме до самой смерти.

– Как интересно. А ты верующий?

Почему задан этот вопрос? – удивился Чёт.

– Я так и не сделал выбора между синтоизмом и буддизмом, – честно ответил он. Его подвергли обряду крещения как методиста, но он отошёл от церкви много лет назад. В Японии он начал изучать местные религии, чтобы понять их и лучше внедриться в общество, и хотя он узнал о них много, ни одна из японских религий не соответствовала его американскому воспитанию. – А ты?

– Однажды я заинтересовалась Фалун Конг, но не очень серьёзно. У меня был друг, которого это увлекло. Сейчас он в тюрьме.

– Очень жаль, – сочувственно покачал головой Номури, пытаясь понять, насколько тесными были их отношения. Коммунизм ревниво относился к вере, не желая иметь никаких соперников. Новым религиозным увлечением в Китае стал баптизм, появившийся словно ниоткуда. Его источником стал, по мнению Номури, Интернет, в который американские христиане, особенно баптисты и мормоны, за последнее время вложили огромные деньги. А удалось ли Джерри Фарвеллу завоевать здесь сколько-нибудь устойчивое религиозное/идеологическое положение? Как удивительно – или совсем неудивительно. Проблема с марксизмом-ленинизмом, как и с учением Мао, заключалась в том, что, какой бы утончённой ни была теоретическая модель общества, в ней не хватало чего-то, к чему стремилась человеческая душа. Однако коммунистические вожди не хотели и не могли хорошо относиться к религии. Секта Фалун Конг даже не была религией, по крайней мере, таким было мнение Номури, но по какой-то непонятной ему причине она так напугала сильных мира сего в иерархии КНР, что они подавили её, словно она была поистине контрреволюционным политическим движением. Он слышал, что приговорённым руководителям секты приходится очень трудно в местных тюрьмах.

Мысль о том, что означает «очень трудно» в такой стране, не нуждалась в уточнении.

Большинство самых изощрённых пыток было изобретено в Китае, где ценность человеческой жизни была гораздо менее важной, чем в стране, откуда он родом, напомнил себе Чёт. Китай был древней страной с древней культурой, но во многих отношениях китайцы могли быть Клингонами[13], как сопутствующие им человеческие существа, настолько разительно отличались их общественные ценности от всего, с чем вырос Честер Номури.

– В общем, честно говоря, у меня нет каких-либо религиозных убеждений.

– Убеждений?

– Верований, – поправился офицер ЦРУ. – Скажи, а в твоей жизни есть мужчины? Жених, может быть?

Она вздохнула.

– Нет, уже в течение некоторого времени.

– Неужели? Мне это кажется удивительным, – заметил Номури с изысканной галантностью.

– Я думаю, что мы отличаемся от Японии, – признала Минг с какой-то печалью в голосе.

Номури поднял бутылку и налил ещё мао-тай в обе чашки.

– В таком случае предлагаю тебе выпить за дружбу.

– Спасибо, Номури-сан.

– С удовольствием, товарищ Минг. – «Интересно, сколько времени потребуется на это? – подумал он. – По-видимому, не слишком много. Затем начнётся настоящая работа».

Глава 7

Расследование продолжается

Это было одно из тех совпадений, которые известны полицейским во всем мире. Провалов позвонил в милицейское управление, а поскольку он занимался расследованием убийства, его соединили с капитаном в Санкт-Петербурге, начальником местного убойного отдела.

Когда он сказал, что занимается розыском бывших солдат спецназа, капитан тут же вспомнил утреннее совещание, на котором два детектива, принадлежащих к его отделу, доложили о том, что обнаружили два трупа, на которых виднелась татуировка, характерная для спецназа. Этого было достаточно, чтобы сообщить о находке в Главное управление.

– Неужели в Москве стреляли из ручного противотанкового гранатомёта? – с удивлением спросил Евгений Петрович Устинов. – И кого убили?

– Похоже, что главной целью был Григорий Филиппович Авсеенко, сутенёр, – сообщил своему северному коллеге Провалов. – Погибли также шофёр и одна из его девушек, но их смерть была, по-видимому, чисто случайной – они всего лишь оказались в одном автомобиле с Авсеенко. – Дальнейших разъяснений не потребовалось. Для того чтобы убить шофёра и проститутку, не пользуются противотанковой ракетой.

– И ваши источники говорят, что стреляли два ветерана спецназа?

– Совершенно верно. Вскоре после этого они вылетели в Санкт-Петербург.

– Понятно. Так вот, вчера мы выловили двух таких мужчин из Невы. Им обоим под сорок, и оба убиты выстрелами в затылок.

– Неужели?!

– Да. У нас есть отпечатки пальцев, снятые с обоих трупов. Сейчас мы ждём ответа из центрального армейского архива, которому выслали отпечатки. Не думаем, однако, что ответ последует быстро.

– Попробую сделать что-нибудь, Евгений Петрович. Видите ли, в машине рядом со взорванным «Мерседесом» находился Сергей Николаевич Головко, и здесь проявляют беспокойство, считая, что именно он мог быть целью покушавшихся.

– Это было бы крутым делом, – равнодушно заметил Устинов. – Может быть, наши друзья с площади Дзержинского могут заставить этих идиотов из архива работать побыстрее?

– Я сейчас позвоню им, – пообещал Провалов.

– Отлично. Что-нибудь ещё?

– Появилось ещё одно имя, Суворов Климентий Иванович, предположительно бывший офицер КГБ. Это всё, что мне известно. Это имя вам ничего не говорит?

– Нет, никогда не слышал, – ответил начальник убойного отдела. – В какой связи?

– Мой осведомитель считает, что именно он стоит за покушением.

– Я посмотрю в наших материалах, есть ли у нас какие-нибудь сведения о нем. Ещё один сотрудник «Меча и Щита», а? Сколько этих защитников государства кинулось в криминал? – задал риторический вопрос капитан из Санкт-Петербурга.

– Достаточно, – согласился коллега из Москвы с невидимой гримасой.

– А этот парень, Авсеенко, он тоже из КГБ?

– По слухам, он заведовал Воробьиной школой.

Устинов рассмеялся.

– О, значит, он сутенёр, подготовленный государством? Великолепно. У него хорошие девушки?

– Суперские, – подтвердил Провалов. – Нам с вами не по карману.

– Настоящий мужчина не должен платить, Олег Григорьевич, – заверил милиционер из Санкт-Петербурга своего московского коллегу.

– Это верно. По крайней мере, пока не пройдёт ещё двадцать-тридцать лет, – добавил Провалов.

– Совершенно верно. – Смех. – Держи меня в курсе дела о том, что станет известно.

– Хорошо, я буду передавать мои заметки по факсу.

– Отлично. Я тоже буду делиться с тобой информацией, – пообещал Устинов. Существует тесная связь между детективами всего мира, занимающимися расследованием убийств. Ни одна страна не позволяет забирать у людей жизнь частным образом. Государства оставляют это право только за собой.

В своём мрачном московском кабинете капитан Провалов вёл записи ещё несколько минут. Было слишком поздно обращаться в СВР с просьбой поторопить служащих Центрального армейского архива. Позвоню с утра, первым делом, пообещал себе капитан. Настало время идти домой. Он снял с вешалки своё пальто и спустился на улицу, где стоял служебный автомобиль. Сев за руль, он поехал к углу рядом с американским посольством и вошёл в бар «Борис Годунов», где всегда господствовала дружеская и тёплая атмосфера. Не прошло и пяти минут, как знакомая рука коснулась его плеча.

– Привет, Миша, – не оборачиваясь, сказал Провалов.

– Знаешь, Олег, мне приятно, что русские копы так походят на американских.

– Что, в Нью-Йорке они поступают так же?

– Можешь быть уверенным, – подтвердил Райли. – Что может быть лучше, чем выпить со своими друзьями после трудного дня преследования плохих парней? – Агент ФБР сделал жест, заказывая бармену свой обычный коктейль – водка и содовая. – К тому же в месте вроде этого всегда делается настоящая работа. – Итак, есть что-нибудь новое в расследовании дела сутенёра?

– Да, те двое, которые принимали участие в убийстве, скорее всего обнаружены мёртвыми в Санкт-Петербурге. – Провалов допил остаток своей водки и рассказал американцу о подробностях. – Какой вывод сделал бы ты? – спросил он в заключение.

– Это или месть, или страховка, приятель. Я встречался с подобным случаем дома.

– Страховка?

– Да, тогда это случилось в Нью-Йорке. Мафия прикончила Джо Гало, причём убили его публично. Они хотели, чтобы эта была показательная расправа. Дело поручили наёмному убийце – но затем беднягу застрелили с пятнадцати футов. Страховка, Олег. Таким образом, убийца не может никому рассказать, кто предложил ему это дело. Второй убийца просто ушёл с места преступления, никто его не заметил. Не исключено, впрочем, что это было убийством из мести: тот, кто нанял их, таким образом расплатился с ними за то, что они убили не того, кого следовало. У нас говорят – платишь деньги и делаешь выбор, приятель.

– Как ты говорил, «колёса внутри колёс»?

Райли кивнул.

– Совершенно верно. Мы говорим именно так. По крайней мере, теперь у тебя стало больше направлений расследования. Может быть, эти убийцы успели поговорить с кем-то. Черт побери, не исключено, что они даже вели дневник. – «Это походило на камень, брошенный в пруд», – подумал Райли. В таких делах по болоту расходится все больше кругов. В отличие от обычного семейного убийства, когда муж убивает жену за то, что она находит развлечения на стороне или не подаёт вовремя ужин. Затем муж приходит в полицию и, заливаясь слезами, рассказывает о том, что он натворил. Но это к тому же очень громкое убийство, а такие преступления большей частью раскрываются из-за того, что люди говорят о случившемся, а некоторые из них обладают информацией, которая может тебе пригодиться. Расследование заключается в том, что ты обходишь всех, кто может знать об этом деле, стучишь в двери, стираешь подмётки на ботинках до тех пор, пока не узнаешь то, что тебе требуется. Русские копы – совсем неглупые люди.

Им не хватает некоторой подготовки, которую Райли принимает как нечто само собой разумеющееся. Несмотря на все это, у них настоящие инстинкты копов, и дело заключается в том, что если ты соблюдаешь соответствующую процедуру, то обязательно раскрываешь преступление, потому что противная сторона далеко не так умна. Умные преступники не поступают так демонстративно. Нет, идеальное преступление осуществляется таким образом, что его просто не замечают, жертву убийства не удаётся обнаружить, как не обнаруживают деньги, пропавшие в результате плохой бухгалтерской работы, а о шпионаже никто не догадывается. Стоит тебе узнать, что совершено преступление, и у тебя появляется исходная точка, и дальнейшее расследование превращается в процесс распускания вязаного свитера. Шерсть, из которой состоит свитер, не так уж хорошо удерживается на месте, и тебе нужно только найти ту нить, за которую следует потянуть.

– Скажи, Миша, насколько умными были твои враги из мафии в Нью-Йорке? – спросил Провалов, поднося к губам второй стакан.

Райли последовал его примеру.

– Они совсем не походят на киногероев, разве что в «Гудфеллас». Мафиози просто дешёвые бандиты. Они не имеют образования, а некоторые просто глупы. Их характерная черта заключалась в том, что, когда они отказывались давать показания, они называли это «омерта», закон молчания. Я имею в виду, что после ареста они никогда не шли навстречу правосудию, отказывались сотрудничать. Однако с течением времени это изменилось. Крутые сицилийцы, приехавшие со своей родины, вымерли, а новое поколение гораздо слабее – тогда как мы стали круче. Гораздо легче с улыбкой провести три года в тюрьме, чем отбывать десятилетний срок, и руководство организации раскололось. Они перестали заботиться о семьях, главы которых находятся в тюрьме, а это плохо для морального состояния заключённых. И тогда они стали сотрудничать с нами. Да и мы поумнели, наши агенты снабжены новейшей техникой, появилось электронное наблюдение – теперь это называют «специальные операции»; в прежнее время они носили название «операции чёрного мешка» – и мы не очень обращали внимание на получение судебного ордера. Я хочу сказать, что в шестидесятых дон мафии шёл помочиться, и мы тут же узнавали цвет его мочи.

– А они не пытались предпринимать ответные действия?

– Ты хочешь сказать, оказывать сопротивление? Убивать агентов ФБР? – Райли усмехнулся при такой наивной мысли. – Олег, никто никогда не пытается сопротивляться агентам ФБР. В то время, да и сейчас до некоторой степени, мы представляем собой Правую Руку Самого Господа Бога, и если ты борешься с нами, с тобой случаются по-настоящему плохие вещи. По правде говоря, никогда не происходило ничего подобного, но плохие парни беспокоятся, что это может произойти. Иногда мы слегка подгоняем правила под наши действия, но никогда не нарушаем их. По крайней мере, мне неизвестно об этом. Но если ты угрожаешь бандиту серьёзными последствиями, если он переступит определённую черту, по всей вероятности, он воспримет такое предупреждение серьёзно.

– У нас дело обстоит иначе. Пока ещё они не уважают нас.

– Ну что ж, от вас самих зависит, как выработать в них такое уважение, Олег. – Действительно, сама концепция очень проста, хотя её осуществление, как хорошо знал это Райли, будет совсем не таким лёгким делом. Возможно, понадобится, чтобы местные копы время от времени переступали черту закона, демонстрируя преступникам, чем карается неповиновение. Это было частью американской истории, подумал Райли. Городские шерифы вроде Уатта Эрпа, Бэта Мастертона и Дикого быка Хикока, Одинокого Волка Гонзалеса из техасских рейнджеров, Билла Тильгмана и Билли Триперсонс из службы федеральных маршалов – это были копы того времени, которые не то чтобы приводили законы в жизнь, а просто осуществляли их исполнение, проходя по улицам американских городов. В России не было таких легендарных копов. Может быть, им понадобилось бы несколько. Это было частью американских традиций для каждого копа, и, смотря вестерны по телевидению и в кино, граждане Америки воспитывались с ожиданием того, что при нарушении закона в их жизни может появиться такой коп и это не всегда окажется приятным для тебя. ФБР возникло в период Великой депрессии, когда преступность была на подъёме, и воспользовалось традициями вестернов с помощью современной технологии и процедур борьбы с преступниками для создания собственной мистической силы. Чтобы добиться успеха, агентам ФБР понадобилось посадить в тюрьму множество преступников, а также убить некоторых прямо на улице. Граждане Америки поверили, что копы являются героическими фигурами, которые не просто следят за исполнением законов, но и защищают невинных. В России не было подобных традиций. Их создание решило бы многие проблемы в бывшем Советском Союзе, где твёрдо закрепилось убеждение, что милиция – это средство подавления, а не защиты граждан. В русских фильмах не было таких героев, как Джон Уэйн или Мелвин Первис, и из-за этого нация только страдала. Как Райли ни нравилось работать здесь и хотя он научился любить и уважать своих российских коллег, его приезд сюда напоминал перемещение в мусорную кучу с приказом сделать её такой же чистой и упорядоченной, как Бергдорф-Гудмэнс в Нью-Йорке. В России имелись все необходимые составляющие, но их правильная организация будет настолько трудна, что подвиг Геракла по очистке Авгиевых конюшен покажется детской игрой. У Олега была необходимая мотивация, он многое знал и умел, однако предстоящая работа по расследованию убийства на площади будет для него нелёгким испытанием. Райли не завидовал ему, но чувствовал, что придётся помогать парню по мере сил.

– Я не завидую тебе, Миша, но мне хотелось бы иметь такой же статус, какой имеет твоя организация в Америке.

– Этого нелегко добиться, Олег. Наш статус является результатом многих лет работы и огромных усилий хороших людей. Может быть, тебе стоит посмотреть кино с Клинтом Иствудом.

– «Грязный Гарри»? Я смотрел его. – «Увлекательно, но не слишком реалистично», – подумал русский.

– Нет, я имею в виду другое кино – «Повесь их повыше», о службе федеральных маршалов на Старом Западе, когда мужчины были настоящими мужчинами, а женщины – благодарными. Вообще-то это не так уж правдиво. На Старом Западе не было заметной преступности.

При этих словах русский с удивлением поднял голову.

– Тогда почему в кино все по-другому?

– Олег, фильмы должны быть увлекательными, и нет ничего увлекательного в выращивании пшеницы или в установке меток на скоте. Заселили американский Запад главным образом ветераны нашей Гражданской войны. Эта война была жестокой и тяжёлой, но ни одного мужчину, уцелевшего после битвы при Шайло[14], не сможет запугать какой-нибудь бандит на коне, будь даже у него револьвер. Двадцать лет назад один профессор из университета Оклахома-сити написал об этом книгу. Он проверил все записи судов того времени и обнаружил, что, за исключением драк в салунах – револьверы и виски составляют взрывчатую смесь, верно? – на Западе почти не было преступности. Местные жители вполне могли защитить себя, а законы, которые они создавали, были очень жёсткими – между прочим, рецидивистов там почти не было, – но фактически все зависело от того, что у всех граждан было оружие и все знали, как им пользоваться, а это оказывало поразительно сдерживающее влияние на плохих парней. Возмущённый гражданин скорее застрелит тебя, чем коп. Ему не хочется заниматься после этого канцелярской работой, понимаешь? – Глоток водки и смешок американца.

– В этом мы все одинаковы, Миша, – согласился Провалов.

– Между прочим, ты заметил, как быстро выхватывают револьверы в кино? Это придумано в Голливуде. Невозможно быстро выхватить револьвер и сразу метко попасть в цель. Если бы кто-то владел таким приёмом, нас бы обучили ему в Куантико. Но этого невозможно добиться, таким искусством владеют только люди, специально тренирующиеся для участия в соревнованиях и цирковых представлениях, и они к тому же всегда стреляют на одном расстоянии и под одним углом.

– Ты уверен? – с подозрением спросил Провалов. Легенды очень живучи, особенно для милиционера, который был очень способным следователем, но смотрел слишком много вестернов.

– Я был старшим инструктором по стрельбе в моем региональном отделе и, клянусь, не смог бы сделать такое.

– Ты действительно хороший стрелок?

Райли кивнул и ответил с нехарактерной для него скромностью.

– Неплохой, – признался он. – Даже очень неплохой. – На почётном панно «Лучшие стрелки» в Академии ФБР было меньше трехсот имён выпускников, которые в ходе заключительного экзамена продемонстрировали идеальные попадания в десятку всеми выстрелами. Среди них упоминалось имя Майка Райли. Кроме того, он был заместителем руководителя группы SWAT[15] во время службы в региональном отделении ФБР в Канзас-Сити, перед тем как его перевели в департамент борьбы с организованной преступностью. Здесь он чувствовал себя голым без своего надёжного «Smith & Wesson» 1076, но такова жизнь в дипломатической службе ФБР, успокаивал он себя. Какого черта, думал он, водка в Москве очень хороша, и Райли начал привыкать к ней. Дипломатические номера на его машине позволяли ему ездить по городу, не опасаясь, что его остановят. Местные милиционеры очень серьёзно относились к пьяным водителям. Как жаль, что им предстоит ещё многому научиться при расследовании крупных преступлений. – Значит, ты считаешь, что этот сутенёр был главной целью покушения, Олег?

– Да, я считаю это вполне вероятным, но всё-таки до конца не уверен. – Он пожал плечами. – Мы оставляем открытыми шансы покушения на Головко. В конце концов, – добавил Провалов, делая глубокий глоток, – благодаря этому мы можем обращаться за помощью в несколько очень влиятельных агентств.

Райли рассмеялся.

– Олег Григорьевич, вижу, ты знаешь, как разбираться в бюрократии. Я не смог бы сделать лучше. – Затем он сделал знак бармену. Следующая выпивка за ним.

* * *

«Интернет является, должно быть, лучшим шпионским изобретением за все время существования мира», – подумала Мэри Патриция Фоули. Она также с благодарностью вспомнила тот день, когда рекомендовала принять Честера Номури в оперативный директорат ЦРУ. Это японец уже добился нескольких отличных достижений для оперативника, которому не было ещё и тридцати. Он превосходно проявил себя в Японии и добровольно вызвался стать членом операции «Чингис» в Пекине. Его прикрытие в качестве служащего компании «Ниппон Электрик» великолепно подходило к требованиям операции, и, судя по всему, он внедрился в эту нишу с лёгкостью Фреда Астера, когда танцор был в лучшей форме. Самая простая часть операции заключалась, по всей вероятности, в отправке полученной информации.

Шесть лет назад ЦРУ отправило своего лучшего агента (под прикрытием, разумеется) в Силиконовую долину и там заказало одному из самых способных производителей деталей для компьютеров разработку весьма специального модема. На первый взгляд этот модем мог бы показаться небрежно изготовленным и нестабильным, потому что время, которое требовалось модему для соединения с каналом связи, было на несколько секунд больше, чем для обычного модема. Никто не замечал, что последние четыре секунды не были беспорядочным электронным шумом, как могло показаться на первый взгляд, а тратились на сопряжение со специальной шифровальной системой. Для подслушивающего устройства, подключённого к телефону, это действительно казалось беспорядочным шумом. Таким образом, для передачи своего донесения Честеру требовалось всего лишь подготовить его и нажать на кнопку. В целях достижения дополнительной безопасности донесение подвергали супершифрованию с помощью системы из 256 бит, специально разработанной в Агентстве национальной безопасности, и это двойное шифрование было настолько сложным, что даже собственной системе суперкомпьютеров АНБ в с трудом удавалось расшифровать его, да и то только по истечении длительного времени. После требовалось всего лишь создать домен из www.чего-там через местного провайдера службы Интернета, которых было множество во всем мире. Этим можно было даже воспользоваться для прямой связи с другим компьютером – между прочим, такой и была первоначальная сфера применения. На случай, если конкурент или противник установит подслушивающее устройство с помощью прямого провода, понадобится гений математики плюс самый большой и сложный суперкомпьютер, когда-либо созданный компанией «Сан Майкро-системз» для того, чтобы хотя бы начать дешифровку донесения.

Лиан Минг, читала Мэри-Пэт, секретарша… неужели его самого, а? Неплохой потенциальный источник информации. Самой очаровательной частью всего донесения являлось то обстоятельство, что Номури сообщил о сексуальных возможностях, связанных с вербовкой. Юноша все ещё был невинным человеком; он, наверно, покраснел, когда писал это, подумала заместитель директора ЦРУ по оперативной работе. И всё-таки он включил это в донесение, потому что был удивительно честным. Пожалуй, Номури заслужил повышение в должности и прибавку к жалованью. Миссис Фоули сделала пометку в своей настольной тетради, чтобы это дополнение было занесено в его досье. Джеймс Бонд-сан, подумала она с улыбкой. Самым простым было отправить ответ: Одобряю, продолжайте действовать. Она даже могла не добавлять: «с осторожностью». Номури знал, как вести себя на оперативной работе, что не всегда было правилом для молодых оперативников. Затем Мэри-Пэт сняла трубку прямой связи со своим мужем.

– Слушаю, милая? – ответил директор ЦРУ.

– Ты занят?

Эд Фоули знал, что жена не задаёт такой вопрос без необходимости.

– Для тебя – нет, бэби. Заходи.

Кабинет директора ЦРУ был относительно длинным и узким, с окном от пола до потолка, выходящим на лес и специальную парковку для гостей. За парковкой росли деревья на берегу Потомака и по сторонам шоссе Джорджа Вашингтона. И ничего больше. Мысль о том, чтобы кто-то получил линию прямой видимости в любую часть этого здания, не говоря уже о кабинете директора, вызвала бы серьёзное беспокойство у службы безопасности. Эд поднял голову от своего стола, заваленного бумагами, когда вошла его жена, севшая в кожаное кресло напротив.

– Что-то хорошее?

– Даже лучше, чем отметки Эдди в школе, – ответила она с многозначительной сексуальной улыбкой, которую сохраняла только для своего мужа. Значит, информация была действительно интересной. Эдвард Фоули-младший учился в политехническом институте Ренсселара в Нью-Йорке и был в стартовой пятёрке их хоккейной команды, которая почти всегда выигрывала у всех в Национальной университетской атлетической ассоциации. Эд мог бы претендовать на место в олимпийской команде США, хотя о профессиональной карьере в НХЛ не могло быть и речи. Он и так будет зарабатывать слишком много денег в качестве инженера по компьютерам, чтобы тратить время на такое прозаическое и такое тяжёлое занятие. – Мне кажется, что у нас появились интересные возможности.

– Какие именно, милая?

– Номури пытается завербовать исполнительную секретаршу Фанг Гана, и, по его мнению, перспективы многообещающие.

– Значит, «Чингис», – заметил Эд. Им следовало выбрать другое название для этой операции, но, в отличие от большинства операций ЦРУ, название для этой не было создано компьютером, находящимся в подвальном этаже здания. Дело в том, что такая мера предосторожности не была применена в данном случае по той простой причине, что никто не ожидал от операции ничего хорошего. ЦРУ никак не удавалось завербовать хоть какого-нибудь агента в китайском правительстве. По крайней мере, не выше ранга капитана в Народной армии КНР. Проблемы были самыми обычными. Начать с того, что нужно завербовать этнического китайца, и все усилия ЦРУ в этой области были безуспешными. Далее, оперативник, производящий вербовку, должен обладать великолепным знанием китайского языка и уметь слиться с населением. По самым разным причинам этого не удалось добиться. Тогда Мэри-Пэт предложила попробовать Номури.

В конце концов, его корпорация успешно сотрудничает с Китаем, и у этого молодого человека, по её мнению, хорошие природные инстинкты. Эд Фоули дал согласие, не надеясь получить какие-нибудь результаты. Но и на этот раз оперативные инстинкты его жены оказались лучше. Многие вообще считали, что Мэри-Пэт Фоули является лучшим офицером-оперативником, работавшим в ЦРУ за последние двадцать лет. Судя по всему, она решила доказать это.

– Насколько надёжным является положение Чета?

Его жене пришлось кивнуть, демонстрируя своё беспокойство.

– Он там совсем без прикрытия, работает в одиночку, но знает, что должен проявлять осторожность, а система его связи лучшая из всего, чем мы располагаем. Если они не применят к нему грубую силу, понимаешь, просто арестуют из-за того, что им не понравилась его причёска, он будет в безопасности. Короче говоря… – Она передала донесение Номури из Пекина.

Директор ЦРУ трижды прочитал его, потом вернул обратно.

– Ну что ж, если ему так хочется завалить её в постель, пусть, но это не является образцом оперативной деятельности, милая. Плохо, когда оперативник становится эмоционально связанным со своим агентом…

– Я знаю это, Эд, но ему приходится играть теми картами, которые у него в руках, помнишь? А если мы сможем передать ей такой же компьютер, как тот, которым пользуется Чёт, её безопасность тоже будет надёжной, верно?

– Если только кому-нибудь не придёт в голову разобрать его на части, – произнёс Эд Фоули с долей сомнения.

– Господи боже мой, Эд, наши лучшие специалисты потратят просто уйму времени, пытаясь разобраться в этой системе. Я сама занималась тем проектом, ты не забыл? Он совершенно безопасный!

– Успокойся, милая. – Директор ЦРУ поднял руку. Когда Мэри прибегала к таким доводам, это означало, что она действительно верит в это. – Да, я знаю, он безопасный. Однако не забывай, что я беспокоюсь по долгу службы, а ты склонна к риску.

– О\'кей, милый зайчик. – Привычная ласковая улыбка, полная соблазна и всегда позволяющая добиться своего.

– Ты уже дала ему команду приступать к делу?

– Он мой офицер, Эдди.

Покорный кивок. Как несправедливо, что ему приходится работать здесь со своей женой. К тому же он редко побеждал в спорах с ней.

– О\'кей, бэби. Это твоя операция, продолжай её, но…

– Что «но»?

– Но нам нужно изменить название «Чингис» на какое-нибудь другое. Если поступят удачные донесения, тогда мы перейдём на месячный цикл. Эта операция может иметь серьёзные последствия, и нам необходимо максимально засекретить её.

Ей пришлось согласиться с мужем. Ещё когда оба были офицерами-оперативниками, у них был агент, известный под именем «Кардинал», ставший впоследствии легендой в ЦРУ. Полковник Михаил Семёнович Филлитов[16], работавший внутри Кремля в течение более тридцати лет, снабжавший их бесценной информацией о Советской армии плюс невероятно ценной политической информацией. Затерянный в тумане времени по бюрократическим причинам. С «Кардиналом» вели работу не как с обычным местным агентом, и это спасло его от Олдрича Эймса, вероломно предавшего дюжину советских граждан, работавших на Америку. Эймсу заплатили примерно сто тысяч долларов за каждую проданную им жизнь. Муж и жена Фоули сожалели, что Эймсу сохранили жизнь, но ЦРУ не относится к числу правоохранительных органов.

– О\'кей, Эдди, ежемесячно меняющийся цикл. Ты всегда такой осторожный, милый. Ты придумаешь название или я?

– Давай подождём, пока от неё поступит что-то полезное, а потом изменим название «Чингис» на другое. Это название имеет слишком очевидное отношение к Китаю.

– О\'кей. – На её лице появилась лукавая улыбка. – Как относительно «ЗОРГЕ» на ближайшее время? – предложила она. Это было имя Рихарда Зорге, немца по национальности, который работал на Советский Союз и, вполне возможно, был человеком, помешавшим Гитлеру одержать победу на Восточном фронте. Советский диктатор, которому это стало известно, даже пальцем не пошевелил, чтобы спасти Зорге от казни. «Благодарность, – сказал однажды Иосиф Виссарионович, – это болезнь собак».

Директор ЦРУ кивнул. У его жены было острое чувство юмора, особенно в отношении деловых вопросов.

– Как ты полагаешь, когда мы узнаем, согласилась ли она на сотрудничество с нами?

– Думаю, это произойдёт, как только Номури проявит свои мужские способности.

– Мэри, тебе никогда не приходилось…?

– На оперативной работе? Эд, это мужское занятие, а не женское, – ответила она мужу с сияющей улыбкой, поднимая со стола свои бумаги и направлясь к выходу. – Разве что с тобой, милый зайчик.

* * *

Авиалайнер DC-10 компании «Алиталия» совершил посадку на пятнадцать минут раньше расписания благодаря попутным ветрам. Кардинал Ренато ДиМило был доволен прибытием и потому произнёс про себя соответствующую благодарственную молитву.

В течение длительного времени он входил в дипломатическую службу Ватикана и привык к продолжительным перелётам, хотя и не получал от них особого удовольствия. На нем была красная шапочка кардинала и чёрный костюм, который больше походил на официальную форму и был не особенно удобным, хотя шили его у одного из лучших римских портных. Одним из недостатков духовного и дипломатического статуса было то, что кардинал не мог снять верхнюю одежду, похожую на куртку, зато позволил себе сбросить туфли. Сразу после приземления он попытался снова надеть их и почувствовал, что его ноги распухли во время полёта, и втиснуть их в туфли оказалось труднее, чем обычно, что вызвало у него не ругательство, а всего лишь вздох. Старший стюард проводил его к передней двери и дал ему возможность первым выйти из самолёта. Преимуществом его дипломатического статуса было то, что ему требовалось всего лишь показать свой дипломатический паспорт офицерам пограничной службы, а в данном случае в конце выдвижного коридора его встречал высокопоставленный чиновник китайского правительства.

– Добро пожаловать в нашу страну, – сказал чиновник, протягивая ему руку.

– Я счастлив, что приехал сюда, – ответил кардинал, обратив внимание, что этот коммунистический атеист не поцеловал его перстень, как того требует протокол. Ничего не поделаешь, христианство, и в особенности католицизм, не приветствовались в Китайской Народной Республике. Но если КНР рассчитывает жить в цивилизованном мире, она будет вынуждена примириться с присутствием представителя Святейшего Престола, вот и всё. К тому же он займётся работой с этими людьми, и, кто знает, может быть, ему удастся обратить в католичество одного или двух. Иногда происходили ещё более странные вещи, а Римско-католической церкви приходилось встречаться с более серьёзными врагами, чем здесь.

Представитель министра сделал знак сопровождающей его небольшой группе и провёл своего высокопоставленного гостя через зал к месту, где стоял его служебный автомобиль.

– Как вы долетели? – спросил заместитель министра.

– Это был продолжительный, но приятный полет, – последовал ожидаемый ответ. Дипломатам приходится вести себя так, словно им нравится летать, несмотря на то, что даже экипажи авиалайнеров находили подобные продолжительные перелёты утомительными. Китайскому чиновнику поручили встретить нового посла Ватикана, наблюдать за тем, как он ведёт себя, как смотрит в окна автомобиля, хотя в данном случае поведение кардинала ничем не отличалось от поведения остальных послов, впервые прибывающих в Пекин. Они смотрели в окно автомобиля и замечали своеобразие обстановки. Архитектура зданий была так непохожа на всё, что они видели раньше, другой цвет кирпичей, как выглядела кирпичная кладка вблизи и на расстоянии, – всё, что не походило на другие города, казалось им интересным, хотя на самом деле при объективном подходе к этому разница была микроскопической.

Потребовалось в общей сложности двадцать восемь минут, чтобы подъехать к резиденции, служившей одновременно посольством. Это было старое здание, построенное в начале XX столетия и являвшееся тогда довольно большим домом американского миссионера, проповедовавшего методизм. «По-видимому, ему нравился американский комфорт», – подумал чиновник. Дом прошёл через несколько перевоплощений, включая, как он узнал накануне, публичный дом в дипломатическом квартале в двадцатых и тридцатых годах, потому что дипломатам тоже нравились удобства. Интересно, кто обслуживал их – этнические китаянки или русские женщины, которые всегда утверждали, что принадлежат к царской знати? В конце концов, люди, приехавшие с Запада, наслаждались тем, что трахали женщин благородного происхождения, словно их тела сделаны как-то по-другому. Это он тоже слышал в министерстве от одного из архивариусов. Причуды председателя Мао не содержались в архиве, но его привычка лишать девственности двенадцатилетних девочек, продолжавшаяся на протяжении всей жизни, была хорошо известна в Министерстве иностранных дел. У каждого национального вождя есть странные и неприятные пристрастия, это тоже было известно молодому дипломату. Ну что ж, великие люди имеют великие отклонения.

Автомобиль остановился у старого деревянного каркасного здания. Полицейский в форме открыл дверцу для приехавшего иностранного дипломата и даже приложил руку к фуражке, чем заслужил благосклонный кивок от человека в рубиново-красной шапочке.

Приезда кардинала ожидал на крыльце ещё один иностранец, монсеньор Франц Шепке, чей дипломатический статус заместителя главы миссии обычно означал человека, занимающегося всей работой, тогда как посол – выбранный главным образом по политическим причинам – правил в своём кабинете. В Министерстве иностранных дел пока не было известно, как будут обстоять дела в данном случае.

Шепке выглядел настоящим немцем, в точности соответствуя своему происхождению, – высокий и худощавый, с ничего не выражающими серо-голубыми глазами. У него был поразительный лингвистический талант – он не только отлично владел сложным китайским языком, но также местным диалектом и акцентом. Во время телефонного разговора этого иностранца можно было принять за члена партии, что изумляло местных чиновников, не привыкших к тому, чтобы иностранцы хоть немного владели китайским языком, не говоря уже о том, чтобы в совершенстве владеть им.

Немец, как заметил китайский чиновник, поцеловал кольцо кардинала. Затем итальянец пожал ему руку и обнял младшего служителя церкви. По-видимому, они были уже знакомы. Затем кардинал ДиМило подвёл его к членам своего эскорта и представил каждого из них. Они уже много раз встречались с монсеньором Шепке, поэтому такое поведение высокопоставленного служителя церкви показалось китайскому дипломату несколько глуповатым. Скоро багаж внесли в здание резиденции кардинала, китайский чиновник сел в служебный автомобиль и поехал обратно в Министерство иностранных дел, где напишет отчёт о встрече нового посла. Папский нунций, напишет он, уже давно миновал период своего умственного расцвета, но в остальном, пожалуй, достаточно приятный старик, хотя не отличается интеллектом. Иными словами, типичный посол одной из западных стран.

Как только они вошли в дом, Шепке постучал пальцем по своему правому уху и сделал жест вокруг себя.

– Повсюду?

– Ja, doch, – ответил монсеньор Шепке на своём родном немецком языке и тут же переключился на греческий. Не современный греческий, а аттик греческий, язык Аристотеля, древний диалект, на котором говорили жители Афин ещё в пятом веке до нашей эры. Это был язык, похожий, но заметно отличающийся от современной версии греческого. В Западной Европе им владеют всего несколько десятков учёных. – Добро пожаловать, ваше преосвященство.

– Даже на самолётах приходится лететь слишком долго. Почему бы нам не путешествовать морем? Это был бы гораздо более приятный способ перемещения из одной точки в другую.

– Проклятие прогресса, – прозвучал неуверенный ответ немецкого священника. В конце концов, продолжительность полёта из Рима в Пекин была всего на сорок минут дольше, чем из Рима в Нью-Йорк, но Ренато был человеком из другой, более терпеливой, эпохи.

– Что ты можешь сказать о моем сопровождающем?

– Его зовут Кьян. Ему сорок лет, женат, один сын. Через него мы будем поддерживать связь с Министерством иностранных дел. Умный, получил хорошее образование, но убеждённый коммунист, сын ещё одного такого же человека, – ответил Шепке, быстро говоря на языке, выученном ещё в семинарии. Он и его босс знали, что разговор, наверно, записывается и сведёт с ума лингвистов в Министерстве иностранных дел. Ничего не поделаешь, разве их вина, что такие люди неграмотны?

– Значит, все здание оборудовано подслушивающими устройствами? – спросил ДиМило, направляясь к подносу, на котором стояла бутылка красного вина.

– Следует исходить из этого, – кивнул Шепке, пока кардинал наполнял бокал. – Я мог бы удалить «жучки» отовсюду, но трудно найти надёжных людей, и… – И те, которые смогут провести такую работу, используют представившуюся возможность, чтобы установить собственные «жучки» для той страны, на которую они работают, – Америку, Британию, Францию, Израиль. Теперь все страны проявляли интерес к тому, что известно Ватикану.

Ватикан, расположенный в центре Рима, технически является независимым государством, отсюда дипломатический статус кардинала ДиМило даже в той стране, где религиозные убеждения в лучшем случае не одобряются, а в худшем их втаптывают в грязь. Ренато ДиМило был священником уже свыше сорока лет, большую часть которых провёл на дипломатической службе Ватикана. Его лингвистический талант был хорошо известен в пределах этой службы, но даже там являлся редким, и ещё более редким во внешнем мире, где мужчины и женщины тратят массу времени на обучение языкам. Однако ДиМило легко овладевал языками – причём настолько легко, что его изумляло, когда другие люди были не в состоянии достигать подобного результата с такой же лёгкостью. Помимо того, что он был священником и дипломатом, ДиМило являлся также офицером разведки – считается, что все послы представляют собой офицеров разведки, но он был гораздо более способным разведчиком, чем большинство послов. Одна из его обязанностей заключалась в том, чтобы информировать Ватикан – следовательно, и папу – о том, что происходит в мире, для того чтобы Ватикан – следовательно, сам папа – мог предпринять необходимые действия или, по крайней мере, использовать своё влияние в нужном направлении.

ДиМило очень хорошо знал теперешнего папу. Они были друзьями в течение ряда лет до его избрания Пон-тифексом Максимусом («максимус» в данном контексте означает «главный», а «понтифекс» – «строитель мостов», потому что священник должен представлять собой мост между людьми и их богом). ДиМило служил Ватикану в качестве нунция в семи странах. До падения Советского Союза он специализировался по странам восточного блока, где овладел искусством дебатов о достоинствах коммунизма с его самыми сильными приверженцами. Эти дебаты почти всегда заканчивались их поражением и его собственным удовлетворением. «Здесь все будет иначе», – подумал кардинал. Дело было не только в марксистских убеждениях. В Китае совершенно другая культура. Два тысячелетия назад Конфуций определил место гражданина Китая, и это место отличалось от того, чему учила западная культура. Разумеется, здесь можно найти место для учения Христа, как и повсюду. Однако местная почва не была столь плодородной для христианства, как в других странах. Местные жители, обращающиеся к христианским миссионерам, делают это из любопытства и, познакомившись с Евангелием, находят христианские убеждения ещё более любопытными, потому что они разительно отличаются от более древних учений их нации. Даже более «нормальные» убеждения, которые соответствовали в той или иной степени китайским традициям подобно Восточному спиритуалистическому движению, известному как Фалун Конг, безжалостно подавлялись. Кардинал ДиМило сказал себе, что он приехал в одну из немногих оставшихся языческих стран, где жертвенность все ещё возможна для счастливцев или несчастных, в зависимости от их точки зрения. Он потягивал вино из бокала, пытаясь определить, сколько сейчас времени, по мнению его тела, в противоположность времени на часах. Как бы то ни было, вкус вина казался хорошим, напоминая ему о доме, который он, по сути дела, никогда не покидал, будь то Прага или даже Москва. А вот Пекин может стать настоящим вызовом.

Глава 8

Нижнее бельё и младшие служащие

Он поступал так не в первый раз. Это было по-своему волнующим шагом, возбуждающим и слегка опасным из-за времени и места. Все заключалось главным образом в проверке памяти и надёжности измерений, сделанных на глаз. Самым трудным был перевод английских мер измерения в метрические. Идеальные пропорции женского тела должны быть 36-24-36, а не 91,44-60,96-91,44.

Последний раз, когда он навещал такое место, это происходило в Беверли Сентер Молл в Лос-Анджелесе, где Номури делал покупки для Марии Кастилло, итальянки с роскошными формами. Его ошибка, когда он счёл, что размер её талии составляет двадцать четыре дюйма вместо действительных двадцати семи, привела её в восторг. Всегда следует ошибаться в меньшую сторону в цифрах при покупке женского белья, но, по-видимому, в большую сторону в буквах. Если вы купите бюстгальтер 34С вместо 36В, она, наверно, не рассердится, но стоит вам купить бельё с талией в двадцать восемь дюймов для обладательницы двадцати четырех, вас ждут крупные неприятности.

«Стресс, – подумал Номури и покачал головой, – имеет самые разные формы и размеры».

Ему хотелось приобрести бельё правильного размера, потому что он намеревался использовать Минг в качестве источника информации, но он собирался найти в ней и любовницу, и это было ещё одной причиной, по которой нельзя допустить ошибку.

Самым простым делом был выбор цвета. Красный, разумеется. Китай по-прежнему оставался страной, в которой красный цвет был «хорошим» цветом, и это было тем более удобно, потому что красный всегда являлся цветом, полным жизни при выборе женского нижнего белья, цветом приключений, смешков… и лёгкого поведения. А лёгкое поведение одновременно соответствовало его биологическим и профессиональным целям.

Ему требовалось разобраться и в других аспектах покупки. Минг не была высокой девушкой, меньше пяти футов – 151 сантиметр или около этого, подумал Номури, переводя в уме одну систему измерений в другую. Небольшая, но неизящная. Фактически в Китае не существовало тучных людей. Китайцы не увлекались перееданием, возможно потому, что у них по-прежнему сохранялось воспоминание о тех временах, когда пищи не хватало и переедать было просто невозможно. В Калифорнии Минг считали бы излишне полной, но у неё просто такой тип фигуры. Она казалась коренастой, потому что была невысокой, и никакая диета или физические упражнения или косметика не в состоянии изменить это. Её талия вряд ли меньше, чем двадцать семь дюймов. Что касается её груди, 34В был самый оптимистичный размер, на который он мог надеяться… ну, может быть, 34С – нет, решил он, В+ в лучшем случае. Итак, бюстгальтер 34В и шорты среднего размера – трусики – красного шелка, что-то женственное… с намёком на дикую, развратную сторону женственности, что-то такое, что она сможет, надев на себя и оставшись одна, смотреть в зеркало и хихикать… может быть, и вздохнуть при мысли о том, насколько иначе она выглядит в этом бельё. А то и улыбнуться той специальной внутренней улыбкой, которую хранят женщины для таких моментов. В это мгновение ты уже знал, что она твоя, а остальное всего лишь десерт.

Лучшей частью «Секрета Виктории» был каталог, предназначенный для мужчин, которые, по сути дела весьма разумно, хотели бы купить самих моделей, несмотря на выражение лиц, иногда делающее их похожими на лесбиянок, принимающих метакуалоновые таблетки, – но если у них такие тела, разве может мужчина требовать что-то ещё? Фантазии, порождённые мечтами. «Интересно, – подумал Номури, – такие модели действительно существуют или являются продуктом компьютеров?» Сегодня с помощью компьютеров можно сделать что угодно – превратить Рози О\'Донелл в Твигги или придать Синди Кроуфорд устаревший тип красоты.

За работу, сказал он себе.

Итак – бельё должно выглядеть сексуальным. Оно должно быть таким, чтобы одновременно развеселило и взволновало Минг, да и его тоже. Это являлось частью игры.

Номури вынул каталог из стопки. Он начал листать страницы и замер на 26-й. Там красовалась чёрная модель, и хотя неизвестно, сплавом каких генов она являлась, это были высококачественные ингредиенты, потому что её лицо привлекло бы к себе как члена гитлеровской СС, так и Иди Амина. Таким было её лицо. Но ещё лучше было то, что на ней был бюстгальтер «Рейсербэк», гармонирующий с узенькими трусиками бикини, а цвет был идеальным, красно-пурпурным, который римляне когда-то называли тиррианским алым. Цвет полосы на тоге сенаторов, ограниченный ценой и обычаем для самой богатой римской знати, не совсем красный и не совсем пурпурный. Материалом для бюстгальтера служили атлас и лайкра, он застёгивался впереди, чтобы девушке было легче надевать его, и интереснее для парня снимать, подумал Номури, перемещаясь к одежде, висящей на стойке. Размер тридцать четыре В, решил он. Если бюстгальтер окажется слишком маленьким, это станет тем более лестным для девушки… малый или средний размер для узеньких трусиков бикини?

Какого черта, куплю оба. Чтобы не ошибиться, он выбрал также модель бюстгальтера с треугольными чашами, но без проволоки, делающей его более жёстким, а также бикини с ремешком – оранжево-красного цвета, который католическая церковь признает смертным грехом при одном только взгляде. Потом Номури поддался порыву и заказал несколько дополнительных пар трусиков, исходя из того, что они пачкаются быстрее бюстгальтеров. Правда, он не был в этом уверен, несмотря на профессию оперативника Центрального разведывательного управления – на Ферме этому не обучали. Придётся послать меморандум по этому вопросу. По крайней мере, Мэри-Пэт сможет похихикать в своём кабинете на седьмом этаже здания в Лэнгли.

Осталось ещё одно. Духи. Женщины любят духи. Этого нельзя не знать, особенно здесь. Весь город Пекин пахнет, как металлургический завод, масса угольной пыли и других вредных веществ, загрязняющих воздух, – таким же был, наверно, Питтсбург в начале века, – а печальная правда заключается в том, что китайцы не моются так же прилежно, как жители Калифорнии, и уж совсем не так регулярно, как японцы. Значит, надо купить духи, которые приятно пахнут…

«Мечта ангелов», так назывались эти духи. Они выпускались в виде спрея, лосьона и в других формах, предназначение которых он не совсем понимал, но не сомневался, что Минг поймёт, поскольку она была девушкой, а духи являются исключительной прерогативой прекрасного пола.

Так что он купил эти духи, расплатившись кредитной карточкой НЭК – он не сомневался, что японские боссы поймут его. В Японии существовали искусно организованные секс-туры, которые доставляли японских служащих в самые разные места Азии, рекламирующие торговлю сексом. Таким образом, наверно, в Японию и проник СПИД.

По этой причине Номури всегда пользовался презервативами, разве что мочился без них.

Стоимость всех покупок обошлась ему в триста евро. Продавец завернул покупки и заметил, что леди, для которой они куплены, должно быть, очень повезло.

Обязательно повезёт, пообещал себе Номури. Ткань нижнего белья, только что купленного им, была гладкой, как гибкое стекло, а цвета пробудят желание даже у слепого. Единственный вопрос заключался в том, как подействуют они на пухлую китайскую секретаршу министра в правительстве КНР. Никогда не следует пытаться предугадать такие вещи заранее. Эмми Ирвин, первое завоевание Номури, когда ему было уже семнадцать лет и три месяца, была достаточно привлекательной, чтобы пробудить в нём желание, – это означало для юноши такого возраста, что у неё были все необходимые части тела, отсутствовала только борода, как у генерала Гражданской войны, и в прошлом месяце она приняла душ. По крайней мере, Лиан Минг не походит на множество американских женщин, которые навещают пластического хирурга, чтобы он закрепил повыше их свисающие ягодицы, увеличил груди, так что они начинают смахивать на чаши для овсянки, а губы накачивал химическими веществами до такой степени, что они напоминают две половинки какого-то экзотического фрукта. Чего только не делают женщины, чтобы привлечь мужчин… и чего только не делают мужчины в надежде соблазнить их. «Какой это потенциальный источник энергии», – подумал Номури, поворачивая ключ в блоке зажигания автомобиля «Ниссан» своей компании.

* * *

– Что у нас сегодня, Бен? – спросил Райан у своего советника по национальной безопасности.

– ЦРУ пытается запустить новую операцию в Пекине. В настоящий момент она называется «ЗОРГЕ».

– Рихард Зорге?

– Совершенно верно.

– Кто-то обладает непомерным честолюбием. О\'кей, расскажи мне об этой операции.

– У них есть офицер-оперативник, его зовут Честер Номури, нелегал, в настоящее время он в Пекине под прикрытием продавца компьютеров японской НЭК. Он пытается соблазнить секретаршу одного из старших министров в правительстве КНР по имени Фанг Ган.

– Кто он? – спросил Райан, поднося к губам чашку кофе.

– Нечто вроде министра без портфеля, работает на премьера и министра иностранных дел.

– Как этот парень Чанг Хан Сан?

– Ниже его по должности, но такой же. Выглядит как очень высокопоставленный тип, стремящийся продвинуться наверх. У него контакты в их военной среде и в Министерстве иностранных дел, хорошо зарекомендовал себя с идеологической точки зрения, активен в Политбюро. Как бы то ни было, Номури пытается соблазнить девушку.

– Бонд, – заметил Райан намеренно нейтральным голосом, – Джеймс Бонд. Мне знакомо имя Номури. Когда я занимал твою должность, он хорошо проявил себя в Японии. Это только для информации, моего одобрения не требуется?

– Да, господин президент. Эту операцию ведёт миссис Фоули, и она хотела обратить на неё ваше внимание.

– О\'кей, передай Мэри-Пэт, что меня интересует вся информация, которую она получит. – Райан поборол гримасу, которая едва не появилась на его лице, когда он услышал о личной жизни другого человека – причём о сексуальной жизни.

– Да, сэр.

Глава 9

Первоначальные результаты

Честер Номури многое узнал в жизни от своих родителей, учителей и инструкторов на Ферме, но ему предстояло овладеть ещё одним уроком, а именно – ценностью терпения, по крайней мере, в отношении к своей личной жизни. Это, однако, не мешало ему быть осторожным. Вот почему он послал свои планы в Лэнгли. Его смущало, что приходится сообщать женщине о перспективах своей сексуальной жизни, – Мэри-Пэт была блестящим оперативником, но она как-никак была женщиной.

С другой стороны, ему не хотелось, чтобы в ЦРУ думали о нем как о бродячем коте, похождения которого оплачиваются правительством. К тому же, по правде говоря, ему нравилась его работа. Он привык к волнению, связанному с опасностью, как привыкали к кокаину иные его коллеги по колледжу.

«Может быть, – размышлял Номури, – именно поэтому он нравился миссис Фоули». Они походили друг на друга. Мэри-Пэт, говорили о ней в оперативном директорате, была женским воплощением ковбоя. Она бесстрашно ходила по московским улицам в последние дни «холодной войны», как Анни Оукли[17].