Единственное слабое место террористов — их негативизм. Это политическое движение, у которого за душой нет ничего, кроме убеждения, что общество, в котором они живут, устроено несправедливо. И пока большинство данного общества считает иначе, именно террористы, а не кто-либо другой, отчуждены от этого общества. Равным образом и демократия, столь облегчающая активность террористов, в то же время является их злейшим врагом. Следовательно, первейшая цель террористов в разрушении демократии, в превращении справедливости в несправедливость, чтобы члены данного социума преисполнились сочувствием к террористам.
Концепция эта была обескураживающе проста и элегантна. Террористы могут вести свою войну и при этом рассчитывать на защиту со стороны правового механизма демократических стран, с которыми они воюют. Если устранить эти правовые механизмы, террористы добьются политической поддержки, но пока эти механизмы работают, террористам довольно трудно проиграть это сражение. Они могут разъезжать по всему свету, пользуясь свободами демократических стран и при этом получая от государств, им враждебных или просто недружественных, всю необходимую помощь в борьбе с демократиями.
Единственное решение проблемы — международное сотрудничество в борьбе с терроризмом. Террористов надо отрезать от источников снабжения. Когда они будут вынуждены пользоваться только своими ресурсами, они превратятся всего лишь в разновидность уголовной организации… Но демократические страны ограничиваются риторикой и, вместо того чтобы объединиться и нанести решительный удар по тем, кто стоит за террористами, предпочитают действовать в одиночку, пытаясь противостоять терроризму лишь в пределах собственной территории. Разве что в последнее время наметились какие-то сдвиги. Ведь вот же ЦРУ поделилось информацией о террористах с Францией, и это привело к определённым результатам.
Так что намечается какой-то сдвиг в верном направлении. Но… в результате этого сдвига…
Кэнтор вошёл в кабинет адмирала Грира.
— Ну? — спросил замдиректора ЦРУ.
— Ещё не вполне ясно, какой урок он из всего этого извлечёт.
— Совесть заела? — спросил Грир.
— Именно.
— Ну что же, пора ему понять, чего всё это стоит. Через это всем приходится пройти. Он останется у нас, — сказал Грир.
— Вероятно.
* * *
Пикап попытался было припарковаться возле Института Гувера, но охранник велел ему проваливать. Водитель не знал, что делать, раздираемый противоречивыми чувствами, — злостью и растерянностью. А тут ещё движение на улицах такое, что не больно-то развернёшься. Наконец, он двинулся в объезд владений Гувера, покружился малость и въехал на стоянку. Служащий, увидев пикап, состроил презрительную мину — он привык иметь дело с машинами куда более шикарными. Но водителю и его сыну было на это плевать. До дверей они дошли пешком.
Агент, дежуривший у входа, увидел, как в дверь вошли двое — одеты во что попало. У старшего под мышкой какой-то предмет, завёрнутый в кожаную куртку.
Агент насторожился и поманил их к себе левой рукой, поскольку правая легла на сигнальную кнопку под столом.
— Чем могу служить, джентльмены? — спросил он.
— Привет, — сказал старший. — Я тут принёс кое-что для вас. С этими словами он извлёк из-под куртки автомат. И тут же понял, что это вовсе не лучший способ завоевать расположение агента ФБР, — тот, подбледнев, тут же одной рукой выхватил у него автомат, а другой уже доставал из кобуры револьвер.
По сигналу тревоги явились ещё двое агентов. И только тут дежурный увидел, что затвора в автомате нет, как и магазина.
— Это я нашёл его! — с гордостью сообщил мальчик.
— А я подумал, что надо принести его сюда, — сказал отец.
— Что за чертовщина? — недоуменно сказал один из агентов. Из дежурной комнаты появился старший по смене.
— Ну-ка, дайте взглянуть, — сказал он.
Это оказался «узи» — израильский автомат, известный своим удобством и надёжностью. Автомат был покрыт ржавчиной, из ствольной коробки капала вода.
Старший по смене открыл затвор и обследовал ствол. Из автомата стреляли, а потом его не почистили. Но когда именно стреляли, трудно было определить сходу, тем более что в ФБР мало было дел, связанных с этим типом оружия.
— Где вы его нашли, сэр?
— В каменоломне. Это миль тридцать отсюда.
— Это я его нашёл! — уточнил мальчик.
— Точно, это он нашёл, — подтвердил отец. — Я решил, что именно сюда надо его принести.
— Правильно вы решили, сэр. Давайте пройдём вместе со мной.
Дежурный выдал им временные пропуска. Они поднялись на лифте на верхний этаж. Встречавшиеся им в коридоре люди невольно косили глазом на автомат. Но в ФБР не принято слишком-то удивляться чему бы то ни было. Впрочем, когда дежурный вошёл в предбанник одного из кабинетов, секретарша встрепенулась.
— Билл у себя? — спросил агент.
— Да… — глаза её все никак не могли оторваться от автомата. Агент Ричард Элден открыл дверь кабинета Шоу и, пригласив отца с сыном следовать за ним, направился к столу Шоу и положил на него автомат.
— Что это, Ричи? — Шоу переводил глаза с агента на автомат.
— Билл, вот эти двое только что пришли к нам, прямо с улицы, и принесли вот эту штуковину. Я решил, что вам это, возможно, будет интересно.
Шоу, окинув взглядом отца с сыном, предложил им располагаться на диване у стены. Затем по телефону он распорядился, чтобы к нему пришли ещё двое агентов и эксперт из лаборатории баллистики. Пока длилась вся. эта организационная суета, секретарша принесла отцу чашку кофе, а сыну стакан лимонада.
— Как вас звать-величать? — спросил Шоу.
— Я — Роберт Ньютон, а это мой сын Леон, — сказал отец и тут же, не дожидаясь вопроса, назвал свой адрес и номер телефона.
— И где вы нашли автомат?
— Это называется «Каменоломня Джонса». Я могу показать вам на карте.
— Я ловил рыбу. Это я его нашёл, — напомнил им Леон.
— Я пошёл туда за дровами, — пояснил отец.
— В это время года?
— Лучше, чем летом, когда жара, — рассудительно заметил мистер Ньютон. — Сам-то я строитель, работаю по железу, а сейчас с работой не очень-то, вот я и поехал за дровами. У парня сегодня нет школы, так я взял его с собой. Пока я колю дрова, он себе ловит рыбу. Там пруды и ловится неплохо… Большие бывают, — сказал он, подмигнув.
— О\'кей, — усмехнулся Шоу. — Леон, ты сегодня поймал что-нибудь?
— Нет… Но одна чуть-чуть не клюнула, — сообщил мальчик.
— Ну, а дальше что?
— Рассказывай, — велел мистер Ньютон сыну.
— Крючок зацепился за что-то тяжёлое, знаете… Я тянул, тянул… Оно немножко подалось, но все равно я не мог… Я позвал папу.
— Я вытащил, — сказал мистер Ньютон. — А когда увидел, что это автомат, то чуть не обосрался. Крючок-то как раз ведь за курок зацепился. А что это за автомат, кстати?
— «Узи». Делают в основном в Израиле, — сказал эксперт по баллистике. — Он пролежал в воде не меньше месяца.
При этих словах Шоу переглянулся с одним из агентов.
— Боюсь, я его зацапал руками, — сказал Ньютон. — Надеюсь, я не стёр отпечатки.
— Вряд ли там есть отпечатки после воды-то, — сказал Шоу. — И вы поехали с ним прямо сюда?
— Да. Мы его нашли всего… — он взглянул на свои часы, — часа полтора назад. Мы с ним ничего не делали — как он был, так и есть. Без магазина…
— Вы разбираетесь в оружии? — спросил эксперт по баллистике.
— Я провёл год во Вьетнаме. В 173-м воздушно-десантном. Прилично знаю М-16, — улыбнулся Ньютон. — А кроме того я хожу на охоту. В основном — на птицу да зайца.
— Расскажите нам об этой каменоломне, — попросил Шоу.
— Это, думаю, с три четверти мили от основной дороги. По краю лесок. Там я и разживаюсь дровишками. Есть ли у неё хозяин, понятия не имею. Там полно машин бывает. Знаете, молодёжь туда ездит по субботам… Такое вот место.
— Не доводилось вам слышать, чтобы там стреляли?
— Нет. Только в охотничий сезон. Там белки. Полно белок. Так что с этим автоматом? Даёт он вам что-то?
— Не исключено. Из такого типа оружия был убит один полицейский и…
— Ах, да! Та леди с ребёнком около Аннаполиса, да? — он помолчал немного и выдохнул: — Вот черт!
Шоу взглянул на мальчика. Ему было лет девять, глаза смышлёные — так и шарят по сторонам.
— Мистер Ньютон, — сказал Шоу, — вы нам очень услужили.
— Да? — обрадовался Леон. — А что вы будете делать с автоматом?
— Сначала, — ответил ему эксперт по баллистике, — мы его вычистим, а потом постреляем из него. Вы, — сказал он, обращаясь к Шоу, — можете забыть о прочих экспертизах. Вода в каменоломне была, видимо, с химическими примесями. Коррозия металла очень значительная. Если, сынок, — снова обернулся он к Леону, — ты поймаешь там рыбу, то не ешь её, пока папа не разрешит тебе.
— О\'кей, — пообещал Леон.
— Кстати, — сказал эксперт по баллистике, продолжавший изучать автомат, — эта игрушка прибыла из Сингапура. А значит, автомат довольно новый. Израиль всего полтора года тому назад выдал им лицензию на производство «узи». Это то же предприятие, что делает М-16 по лицензии от «Кольта». А вот и серийный номер, — он прочитал его вслух, а один из агентов записал, чтобы тут же сообщить сотруднику ФБР в Сингапуре. — Я хочу заняться этой штуковиной прямо сейчас.
— Можно я посмотрю? — спросил Леон. — Я не буду мешать.
— Я тебе вот что скажу, — предложил ему Шоу. — Мне надо ещё поговорить с твоим отцом. Как насчёт того, чтобы посмотреть наш музей? Тебя кто-нибудь проводит туда. Посмотришь там, как мы ловили в старые времена разных нехороших людей. Ты подожди за дверью, а я пошлю кого-нибудь проводить тебя туда. Идёт?
— Идёт!
— Нам не следует болтать об этом, верно? — спросил мистер Ньютон, когда сын его вышел из кабинета.
— Совершенно верно, сэр, — сказал Шоу. — И на то есть две причины. Во-первых, мы не хотим, чтобы преступники знали, что мы что-то нащупали. А это может оказаться очень серьёзным, сэр. Вы очень помогли нам… А во-вторых, это важно с точки зрения безопасности вашей семьи. Причастные к этому делу люди очень опасны. Вы же сами знаете, что они пытались убить беременную женщину и ребёнка.
Роберт Ньютон сделался серьёзным — у него было пятеро детей.
— Теперь скажите, видели ли вы когда-либо каких-то людей в каменоломне или около?
— Что вы имеете в виду?
— Любых людей.
— Ну, там бывают ещё двое-трое — тоже за дровами приезжают. Я знаю, как их зовут. Но только по именам. Знаете как оно бывает?.. И, как я уже сказал, там молодёжь любит бывать. Как-то раз, — рассмеялся он, — я даже помог одному. Дорога там не ахти, и он увяз в грязи… — Ньютон вдруг замолчал, лицо его вытянулось. — Это было во вторник… У нас сломался кран, и я не работал. А дома сидеть не люблю, ну и поехал за дровами. А там как раз этот фургон застрял в грязи. Я, наверно, минут десять ждал — он заблокировал проезд и все буксовал и буксовал…
— Что за фургон?
— Тёмного цвета. С откатывающейся дверью, а окна затемнённые, знаете?
«В самую точку!» — воскликнул про себя Шоу.
— Видели вы водителя или ещё кого-нибудь там внутри? Ньютон задумался.
— Да… пижон такой, чёрный. И он… да, он орал, как будто… Я имею в виду: я не слышал, как он орал, но было видно… Вы знаете? У него была борода и кожаная куртка, вроде той, что я ношу на работе.
— Что-нибудь ещё помните о фургоне?
— Мотор очень ревел — сдвоенный, похоже. Надо иметь денежки, чтобы купить такой фургон.
Шоу взглянул на своих людей, которые записывали каждое слово, хотел что-то сказать им, но передумал.
— В газетах говорили, что все те гады были белые, — сказал Ньютон.
— Газеты не всегда правы, — заметил Шоу.
— Вы хотите сказать, что тот ублюдок, который убил полицейского, был черным? — огорчился Ньютон. Такой уж человек он был. — И потом ещё стрелял в женщину с ребёнком?… Вот блядство!
— Мистер Ньютон, это секрет. Вы понимаете? Не говорите об этом никому, даже своему сыну. Кстати, он тогда был с вами?
— Не-е, он был в школе.
— О\'кей, никому не говорите об этом. Это ради вас и вашей семьи. Это очень опасные люди.
— О\'кей, — сказал Ньютон и, помолчав некоторое время, спросил:
— Вы хотите сказать, что у нас тут бегают с автоматами, убивают людей?.. У нас? Не в каком-нибудь там Ливане, а у нас?
— Бывает и такое.
— Эй, парень, я не для того торчал во Вьетнаме, чтобы это говно тут безобразничало.
Несколькими этажами ниже два эксперта-оружейника уже разобрали «узи».
Маленьким пылесосом они прошлись по всем частям автомата в надежде обнаружить волокна материи, которые могли бы оказаться идентичны тем, что были обнаружены в фургоне. Все детали были подвергнуты тщательному осмотру. Начальник лаборатории сам смазал все части и собрал автомат — просто чтобы показать своим подчинённым, что он ещё не забыл, как это делается.
— Порядок, — наконец сказал он, достал из шкафа магазин «уэи» и загнал в него двадцать патронов. — Пока я вымою руки, вы отстреляйте их, — распорядился он.
Через минуту перед ним лежала коллекция пуль, только что выпущенных из «узи». Он извлёк из ящика с уликами пулю, что прошила тело полицейского. «Такая малюсенькая штучка, — подумал он, — а вот же — раз, и нет человека». Теперь в ход пошёл микроскоп — с одной стороны эта пуля, с другой одна из только что отстрелянных. Они были… очень похожи. Надо было пропустить через микроскоп все двадцать отстрелянных пуль, так как при всей их одинаковости, они все чем-то отличаются друг от друга, поскольку дуло автомата расширяется при стрельбе. Вторая пуля ещё больше походила на ту, убившую полицейского.
Третья… четвёртая… Вот она!
— Совпадают, — констатировал он и жестом пригласил к микроскопу одного из техников убедиться в том, что он не ошибается.
— Да, совпадают. На сто процентов, — подтвердил тот.
— Шоу слушает.
— Это тот же самый автомат. На сто процентов. Совпадает с пулей, которой убит полицейский. Сейчас мы проверяем с той, что извлекли из «порша».
— Отлично, Пол!
— О\'кей. Я буду у вас через пять минут.
Шоу положил трубку и окинул взглядом своих людей.
— Джентльмены, в «деле Райана» наконец-то есть сдвиг.
Глава 21
ПРОЦЕДУРЫ
В каменоломню агенты отправились вместе с Робертом Ньютоном в тот же вечер. С раннего утра следующего дня целая команда судебных экспертов «оккупировала» каменоломню. В тёмных водах пруда работали два водолаза, в лесочке притаился десяток агентов. Другая группа агентов, разыскав тех, кто, подобно Ньютону, ездил в эти места за дровами, расспрашивала их о том, что они здесь видели и слышали. Не обошли вниманием и фермеров, живших поблизости.
Взяли образцы почвы, чтобы сравнить их с теми пылинками, что были добыты из фургона при помощи насоса. Сфотографировали следы, оставленные колёсами машин, чтобы потом подвергнуть их соответствующему анализу.
Эксперты по баллистике уже пришли к выводу, что патроны, отстрелянные из «узи» совпадают с той пулей, которой был убит полицейский, и с той, что была извлечена из «порша». Из Сингапура пришло подтверждение того, что автомат с таким серийным номером местного производства, и теперь выясняли, в какой партии и когда этот автомат был отправлен. Имена всех на свете торговцев оружием значились в компьютере ФБР.
ФБР достаточно было одной серьёзной зацепки, чтобы, ухватившись за неё, начать разматывать весь клубок. Но исключить возможность, что кто-то увидит их за этим делом, они не могли. Алекс Доббенс каждый день, отправляясь на работу, проезжал мимо каменоломни. Он увидел, как две машины выруливают на шоссе с покрытой грязным гравием просёлочной дороги, ведущей от каменоломни. И хотя на них не было никаких знаков, указывающих на их принадлежность ФБР, номера их свидетельствовали, что они из парка федеральных властей. Этого было достаточно.
Доббенс не был из числа нервных. Он был достаточно профессионален, чтобы смотреть на мир как на собрание малых проблем, каждая из которых поддаётся решению. И если ты способен решить изрядное число малых проблем, тогда — в своё время — придёт решение и больших. Кроме того, он был большой педант. Все, что он делал, было частью чего-то большего. Его людям понимание этого далось с трудом, однако с успехом не поспоришь, а все, что он делал, оборачивалось успехом. Этим он заслужил уважение тех, кто сперва слишком уж нервно относился к тому, что именно Доббенс определял их жизненный путь.
Это необычно, подумал Доббенс, чтобы сразу две машины оказались на той дороге. И уж совсем маловероятным казалось такое совпадение, чтобы обе машины принадлежали федеральным властям. Следовательно, заключил он, власти как-то пронюхали, что он использовал каменоломню под стрельбище. Но как они это узнали? Может, охотник? Один из этих деревенских, что охотятся тут на белок и птиц? Или кто-то из тех, что заготавливает тут дрова? Или какой-нибудь мальчишка с ближайшей фермы? Насколько серьёзно все это?
Стрелять они туда ездили всего четыре раза. Последний раз, когда этот ирландец приехал. «Та-ак, о чём это говорит? — спросил он себя. — Это было несколько недель тому назад». Стреляли они утром, когда на дороге сплошная стена шума от потока машин. Маловероятно, чтобы кто-либо слышал их. «О\'кей».
После стрельбы Алекс следил за тем, чтобы все гильзы были собраны. Так что там никаких следов, даже окурков сигарет нет. Конечно, со следами от машины, ничего не сделаешь… Но он именно потому и выбрал это место, что по субботам-воскресеньям сюда съезжается молодняк и следов от машин там не счесть.
И тут он вспомнил, что они бросили в воду автомат. Но найти его невозможно. Глубина — метров двадцать. Он сам проверял. Да ещё вода чуть ли не чёрная от грязи. Вряд ли там кто будет купаться. Они утопили автомат, из которого тогда стреляли, и, как это ни невероятно, похоже, что его нашли. Как именно это случилось, в данный момент значения не имело. «Ну что же, придётся теперь и от других избавиться, — сказал он себе. — Ничего, новые раздобыть — не проблема. Что, в конце концов, может раскопать полиция?» — спрашивал он себя. О том, как работает полиция, он был хорошо осведомлён. Врага надо знать, и у Алекса было полно всяких учебников по технике ведения расследования: «Расследование убийств», «Библия охраны правопорядка» и т.п. По этим учебникам полицейские осваивали свои премудрости. Не только сам он, но и его люди ревностно штудировали эти книги.
На автомате не могло остаться отпечатков пальцев. Да и сам он, пролежав столько дней в воде, насквозь проржавел. Значит, волноваться не о чём.
С фургоном тоже все чисто. Он был краденый, потом один из людей Алекса перекрасил его. Номера на нём то и дело меняли — их было четыре набора. А теперь они зарыты под столбом телефонной сети под Аннаполисом. Сам фургон полностью обработали, уничтожили все следы. Частицы почвы, идентичные с той, что в каменоломне… Над этим стоило подумать. Но так или иначе фургон приведёт полицию в тупик. В нём нет ничего, что какого связано с их группой.
Может, кто-то из его людей начал болтать? Может, у кого-то совесть заговорила из-за того, что чуть не погиб ребёнок? Но тогда его бы уже одним прекрасным утром разбудили, приставив к носу полицейский револьвер. Так что это отпадает. Вероятно отпадает. Но всё же надо будет ещё раз потолковать с людьми и внушить, чтобы не вздумали хоть кому-то болтнуть о том деле.
Мог ли кто-то видеть его лицо? Алекс снова чертыхнулся, вспомнив свою дурацкую браваду — то, как он махнул рукой вертолёту. Но на нём тогда была шляпа, тёмные очки… Да к тому же тогда он был без бороды. Всех этих вещей уже нет, включая и куртку с джинсами и сапогами. Остались только рабочие перчатки, но это не улика — в каждой скобяной лавке можно купить такие. «Ну и выбрось их, жопа, и купи другие! — сказал он себе — Чтобы были того же цвета. Да сохрани квитанцию о покупке».
Он снова и снова перебирал все детали, пока не сказал себе, что, наверное, чересчур серьёзно все это воспринимает. Ведь не исключено, что те полицейские машины ездили туда в связи с каким-то другим делом, не имеющим к ним никакого отношения. И всё же было бы глупо не предпринять особых мер предосторожности.
Надо будет, сказал он себе, составить список всего, что может представить собой потенциальную опасность, и устранить все улики. В каменоломню они теперь, конечно, не вернутся. У полицейских свои правила и процедуры, а у него — свои.
Он их выработал после того, как насмотрелся на крах тех радикальных группировок, с которыми поддерживал контакты в студенческие годы. Они погибали из-за самоуверенности и глупости, а также из-за недооценки возможностей своего врага. «Победа приходит лишь к тому, кто способен добиться её», — подумал Алекс. Он даже не стал поздравлять себя с тем, что засёк эти две полицейские машины. В конце концов, это был результат всего лишь трезвого расчёта, а не гениальной прозорливости. Он специально ездил на работу этой дорогой, чтобы приглядывать за каменоломней. А стрельбище… Он уже присмотрел другое местечко.
* * *
— Эрик Мартенс, — вздохнул Райан. — Опять мы встретились.
Все собранные ФБР данные тут же пересылались в ЦРУ, где попадали в руки рабочей группы. Этот «узи» (как только они его раскопали?) изготовлен в Сингапуре, на том же самом заводе, выпускавшем многие другие разновидности оружия для продажи его странам «третьего мира»… и другим заинтересованным сторонам. Ещё во время прошлогодней работы в ЦРУ Джек узнал о существовании энного количества такого рода заводов. Сделки по продаже оружия осуществлялись через дельцов, репутация которых была, как правило, весьма сомнительна, но которые, в то же время, были людьми со связями в различных правительственных кругах.
Как раз таков был и этот мистер Мартенс. Большой спец в своём деле, человек с большими связями. Мартенс когда-то был в контакте с повстанческим движением «Унита» в Анголе, которое пользовалось поддержкой ЦРУ. Позже, когда ЦРУ наладило более регулярные контакты с повстанцами, надобность в услугах Мартенса отпала. Основная ценность его была, однако, в умении добывать то, что было нужно правительству Южной Африки. В последний раз он отличился тем, что сумел раздобыть для южно-африканцев инструментарий, необходимый для производства итальянских противотанковых ракет, которые не могли быть проданы Южной Африке по условиям эмбарго. У него ушло на это три месяца, зато благодаря его изобретательности, южно-африканцы теперь будут сами изготовлять эти ракеты.
Услуги его, без сомнения, были щедро оплачены, хотя ЦРУ и не сумело выяснить, в какой цифре выразилась эта щедрость. У Мартенса был собственный реактивный самолёт. Он летал по всему свету, поставляя оружие разным странам — от африканских до южно-американских, умея завязывать деловые отношения чуть ли не с кем угодно.
Сингапурские «уэи» шли через него. От этих «узи» все без ума. Даже чехи пытались скопировать «узи», но без большого коммерческого успеха. Израильтяне продавали большие партии их, но всегда — или почти всегда — с соблюдением правил, на которых настояли в своё время США. Согласно документам, с которыми ознакомился Райан, энное число изготовленных в Израиле «уэи» поступало и в Южную Африку, пока введённое западными странами эмбарго не затруднило такого рода поставки. «Не потому ли они в конце концов разрешили кому-то другому изготовлять „узи“ по лицензии? — подумал Райан. — Пусть кто-то другой расширяет для вас рынок, а вы себе только отсчитывайте прибыли…»
Эта закупленная Мартенсом партия состояла из пяти тысяч единиц оружия… порядка двух миллионов долларов. Не так уж и много — всего лишь и хватит, чтобы вооружить полицию какого-нибудь средних масштабов города или полк парашютистов.
То есть довольно много, чтобы принести изрядный доход мистеру Мартенсу, но не так уж и много, чтобы привлечь к этой сделке слишком большое внимание. Один грузовик — ну, может, два. Ящики с оружием запихнут в угол какого-нибудь склада, формально принадлежащего правительству, а в реальности являющегося владением Мартенса…
«Об этом мне и говорил сэр Безил Чарльстон на приёме, — напомнил себе Райан. — Что я, мол, не обращаю должного внимания на этого южно-африканского парня… Значит, британцы полагают, что он связан с террористами?.. Неужели напрямую? Нет, вряд ли. Этого американское правительство не потерпело бы. Вероятно, не потерпело бы, — поправил он себя. Значит, скорее всего, тут действует какой-то посредник». Райан принялся разыскивать нужную папку — на это у него ушло почти полчаса. Но сведения, содержащиеся в ней, ясности в вопрос не внесли. У Мартенса было восемь точно установленных посредников и ещё пятнадцать предполагаемых. Райан позвонил Кэнтору.
— Я догадываюсь, что мы никогда не говорили с Мартенсом? — сказал он.
— За последние несколько лет — нет. Он отправлял для нас кое-какое оружие в Анголу, но нам не нравилось, как он это делал.
— А что так?
— Он отчасти мошенник, — сказал Кэнтор. — Это обычно в такого рода бизнесе, но мы все же стараемся избегать контактов с мошенниками. После того как Конгресс снял возражения насчёт тех операций, мы разработали другой способ поставок в Анголу.
— Я нашёл тут двадцать три имени, — сказал Райан.
— Да, я знаком с этой папкой. Мы было заподозрили, что в прошлом ноябре он поставил партию оружия одной проиранской группе, но потом оказалось, что он там был ни при чём. Нам потребовалось два месяца, чтобы разобраться в этом. Если бы мы могли потолковать с ним, было бы куда легче.
— А что британцы? — спросил Джек.
— Каменная стена, — сказал Марти. — Каждый раз, когда они пытаются потолковать с ним, кто-то из важных африканеров говорит им «нет». И я их, право, не могу винить за это. Если Запад обращается с ними, как с париями, то они, конечно, вынуждены действовать, как парии. Но следует при этом помнить, что парии держатся друг за друга.
— Значит, нам неизвестно то, что должно было бы быть известно об этом парне, и мы даже не собираемся раздобыть эти сведения.
— Этого я не говорил.
— Значит, мы всё-таки работаем над этим? — с надеждой поинтересовался Райан.
— Этого я тоже не говорил.
— Черт побери, Марти!
— Джек, у вас нет допуска к сведениям о наших полевых операциях. Может, вы не обратили внимание на одну деталь, так я вам скажу: в тех досье, что поступают к вам, ничего не сообщается о том, как мы получаем информацию.
Райан и сам заметил это. Ни имён информаторов, ни мест встречи агентов, ни способов передачи информации.
— О\'кей, — сказал он. — Могу я с достаточной долей уверенности предположить, что какими-то, мне не известными путями мы получим больше данных об этом джентльмене?
— Вы можете вполне серьёзно предполагать, что такая возможность рассматривается.
— Он может оказаться самой лучшей ниточкой, ведущей куда надо, — заметил Джек.
— Я знаю.
— Все это, Марти, способно ввергнуть прямо-таки в депрессию, — вырвалось у Райана.
— Вы мне говорите! — усмехнулся Марти. — Подождите, пока вам придётся иметь дело с чем-то действительно серьёзным. Вы знаете, что я имею в виду. Что, например, действительно думают в Политбюро? Насколько точны и мощны их ракеты? Или есть ли их люди в этом вот здании?
— Не все сразу. Сперва одна проблема, потом другая…
— Да, это была бы красивая жизнь — если бы не все сразу.
— Когда я могу надеяться получить что-то о Мартенсе? — спросил Райан.
— Как только у нас что-то появится, вы узнаете об этом, — пообещал Кэнтор.
— Пока.
— Прекрасно.
Следующие два дня Джек провёл над изучением списка лиц, с которыми Мартенс имел дело. И наконец нащупал нечто, что могло оказаться интересным: тот тип мотора, что был на катере «Зодиак», использованный АОО, судя по некоторым данным, поступал на рынок через одного дельца с Мальты. А Мартене имел с ним кое-какие деловые отношения.
* * *
Эрни быстро усваивал науку приличного поведения. Уже через две недели он научился справлять нужду на дворе, что избавило Джека от необходимости прибегать к помощи половой тряпки при очередном возгласе Салли: «Папа, у нас одна маленькая про-бле-ма…» И тут же следовал неизбежный вопрос жены: «Кейфуешь, Джек?»
На самом же деле, даже Кэти не отрицала, что с собакой всё было придумано здорово. Эрни можно было оттащить от Салли только силой. Он теперь спал в её постели, вылезая из неё лишь для того, чтобы — каждые два-три часа — побегать по дому, обнюхивая все углы. Сперва они даже вздрагивали, когда эта пушистая, чернее ночи, масса шерсти выныривала из-за какого-нибудь угла, чтобы, сунувшись к самому вашему носу, как бы сообщить, что все, дескать, в порядке, и теперь он может вернуться в комнату Салли подремать ещё пару часиков. Он всё ещё был щенком с немыслимо длинными лапами и с привычкой жевать всякие вещи. Когда он принимался жевать ногу любимой куклы Салли и получал изрядный от неё нагоняй, тогда — в знак признания своей вины — он принимался лизать лицо своей владычицы.
Салли наконец совсем поправилась. Ноги её зажили, и она теперь носилась, как и прежде, подчас ломая посуду. Но Джек с Кэти были слишком рады её выздоровлению, чтобы ругать её за это. Они то и дело тискали девочку в объятьях. Почему? Она никак не могла этого взять в толк. Ну, она болела, а теперь выздоровела. Так и что? Джек не сразу сообразил, что она так и не догадалась, что оказалась в больнице в результате нападения. Когда она вспоминала о своей болезни, то всегда говорила: «Тогда, когда сломалась машина». Каждые две-три недели ей ещё надо было бывать в больнице. Она ненавидела и боялась этих визитов, но дети свыкаются с новыми обстоятельствами куда скорее взрослых.
Одним из таких новых обстоятельств была и её мать. Объём её живота становился все больше — Кэти, такая хрупкая, казалось, не была предназначена для такой тяжести. Каждое утро после душа она рассматривала себя в зеркале со смесью гордости и печали.
— Будет ещё хуже, — утешил её Джек в то утро, входя в ванную.
— Спасибо, Джек, — ответила она. — Это так приятно слышать.
— Ты хоть ноги-то свои видишь?
— Нет. Зато я их чувствую. Распухли. И ступни, и лодыжки.
— Что касается меня, то ты выглядишь великолепно, — сказал он, обнимая её сзади так, чтобы руки пришлись на её живот.
— Тебе-то что!
Ему показалось, что она чуть улыбнулась. Приглашение. Он сместил руки чуть повыше, чтобы проверить, так ли это.
— Ой! — поёжилась она. — Тут слишком чувствительно.
— Извини, — чуть отпрянул он. — Уже какие-то перемены там?
— Ты только что заметил? — улыбнулась она. — Извини, что…
— А я что? Разве я жалуюсь? Ты всегда на отлично. Ну, сейчас, может чуть-чуть не совсем, да и то только в одном смысле.
— Ох уж мне этот профессор! — улыбнулась Кэти.
— Ты сегодня как-то особенно хороша. Прямо сияешь вся.
— Сияй не сияй, а надо на работу, Джек, — сказала она. Но Джек объятий не ослабил. — Надо одеваться… Не сейчас — ты, старый развратник!..
— Почему?
— Потому что через три часа у меня операция, а тебе пора в твой шпионский город.
И всё же она стояла, не в силах уйти. Не так уж часто им удавалось побыть наедине.
— Сегодня мне туда не надо. У меня семинар в Академии. Я думаю, в Академии отчасти сердиты на меня, — сказал он, глядя на отражение Кэти в зеркале. Глаза её были закрыты. — К чёрту Академию!.. Боже, как я люблю тебя!
— Вечером, Джек.
— Обещаешь?
— О\'кей, ты меня поймал на слове. А теперь… — она взяла его за руки и сместила их ниже, прижав к животу. Ребёнок там, во тьме своей тёмной и тесной клетки, лягался и ворочался.
— Ого, — сказал Джек. — И как ты все это выносишь?
— Нормально. Кроме ночей, когда он не даёт мне заснуть или когда начинает лягаться во время больничных процедур.
— Салли тоже так безобразничала?
— Нет, она была поспокойней… Ну, ладно — пора одеваться.
— О\'кей, — он поцеловал её в шею.
За завтраком она увидела, что лицо его как-то посерьёзнело.
— Тебя что-то беспокоит? — спросила она, догадываясь, что мысли его уже далеко. — Могу я чем-то помочь?
— Мне, по правде сказать, нельзя говорить об этих вещах. — Это, конечно, надо было сделать, но удовольствия от этого мало.
— Те, которые?..
— Нет, не они. Если бы это были они… — взглянул он ей в глаза. — Если бы это были они, я был бы сплошной улыбкой. Но в общем-то, у нас есть сдвиг. ФБР… Я не должен бы говорить этого, и пусть это останется между нами… Они нашли автомат. Это может оказаться важным, хотя полной уверенности у нас ещё нет. И ещё… Нет, извини, я не могу говорить об этом. Хотелось бы рассказать тебе, да нельзя. Извини.
— Ты не сделал ничего такого, что тебя мучает?
Лицо его изменилось при этом вопросе.
— Нет. То есть сперва мне показалось, что да… Помнишь тот случай, когда тебе пришлось удалить одной пациентке глаз? Это было необходимо, но все равно на душе у тебя было тяжко. То же самое и у меня.
— Джек, я верю в тебя. Я уверена, что все, что ты делаешь, правильно.
— Спасибо. А то порой меня одолевают сомнения.
Он обнял её, а в голове крутилась мысль, что в это время где-то в Чаде, на одной из французских военных баз другую женщину никто не обнимает. «Но кто в этом виноват? И уж одно-то точно: она совсем не то, что моя жена». Для них — тех, кто тренируется в таких лагерях, Кэти и все, вроде неё, — абстракция. А они не абстракция — они живые существа. Террористы сами исключили себя из рамок цивилизованного общества и потому за ними охотятся всеми возможными средствами. «Если можно нейтрализовать их способами, согласующимися с нормами цивилизованного мира, — отлично. Но если нет, то все равно надо их нейтрализовать, хотя и прислушиваясь к голосу совести, чтобы не перейти границ морали». Он поцеловал Кэти в шею.
— О\'кей, дорогуша, уже двенадцать.
Вслед за семинаром надвинулись две решающие недели лекций накануне экзаменов, после которых курсантам предстояла практика во флоте и в корпусе морской пехоты. Кампус затих, так как курсанты ненадолго разъехались по домам перед выходом в море. Райан все последние дни был очень занят, утонув в груде бумаг, — теперь ни Академия, ни ЦРУ не были в восторге от него. Попытку служить двум хозяевам сразу трудно было назвать во всех смыслах успешной. И та и другая работы в некотором смысле страдали от его раздвоенности, и он понимал, что ему надо остановиться на чём-то одном, но все оттягивал момент, когда надо будет принять окончательное решение.
— Привет, Джек, — вошёл к, нему в кабинет Робби.
— Садись, Робби. Как с полётами?
— Жалоб нет. Я снова на коне, — сказал он, усаживаясь. — Вот бы тебе слетать разок со мной… Я опять в форме. На прошлой неделе я схлестнулся с одним парнем в воздухе… Ну, знаешь, — военная игра. Да, испортил я ему тот денёк. Чудесно было, — он осклабился в широкой усмешке, словно лев, оглядывающий стадо искалеченных антилоп.
— Когда уезжаешь?
— Вернуться на службу мне надо пятого августа. Так что, думаю, первого отваливаю.
— Не раньше чем вы с Сисси придёте к нам на обед, — Джек пролистал календарь. — Тринадцатого, это пятница. В семь. Идёт?
— Есть, сэр.
— А чем Сисси будет заниматься в Норфолке?
— Там есть небольшой симфонический оркестр. Она будет с ним играть. Ну и ещё будет преподавать.
— А чего вы не заведёте ребёнка?
— Кэти уже говорила об этом с Сисси. Мы подумываем об этом, но… У Сисси было много разочарований в этой связи, ты знаешь…
— Хочешь, чтобы Кэти потолковала с ней об этом поподробней?
Робби на секунду задумался.
— Да, Кэти знает, как потолковать. О\'кей. А как она справляется?
— Сильно переживает по поводу фигуры, — усмехнулся Джек. — Они все комплексуют, когда беременны, не понимая особой своей привлекательности в эти месяцы.
— Это точно, — согласился Робби, прикидывая, будет ли Сисси привлекательна с огромным-то животом.
— Между прочим, — сменил тему Джек, чувствуя, что задел больную струну, — что там с кораблями? Вся верфь ими забита…
— Там решили поменять сваи на морской базе. Месяца два займёт. Старые забарахлили. Обычная штука с этими правительственными субподрядчиками. Но ничего особенного. К началу следующего учебного года закончат. Меня-то это не колышет. К тому времени я уже буду что ни день парить на высоте двадцати пяти тысяч футов. А какие у тебя планы?
— В каком смысле?
— В смысле — останешься тут или переберёшься в Лэнгли?
Райан уставился в окно.
— Будь я проклят, если я знаю. У нас ребёнок на подходе, и ещё куча всяких проблем…
— Вы их ещё не разыскали?
Джек покачал головой.
— Одно время казалось, что что-то нащупали, но это не сработало. Эти парни — профессионалы, Робби.
— Дерьмо они! — вдруг взорвался Джексон. — Профессионалы не стреляют в детей. Когда они стреляют в солдата или в полицейского — о\'кей, это я ещё могу понять… У солдата и полицейского есть оружие, они люди обученные. Так что они по-своему равны: на одной стороне неожиданность, на другой тренированность. Но охотиться за гражданскими?! Да они просто гангстеры, Джек. Может, они и умны, но уж никак не профессионалы!
Джек несогласно покачал головой. Робби был не прав, но он не находил слов, чтобы переубедить его. Он жил в рамках воинского понятия о чести, где правило номер один гласило: не причини вреда беззащитному. Порой это случается непреднамеренно, и это очень плохо. Но уж умышленно наносить вред беззащитному — это трусость, достойная всяческого презрения. И виновные в этом заслуживают только смерти. Они вне закона.
— Они затеяли дьявольскую игру, Джек, — продолжал Робби. — Об этом даже песня есть — я её слышал как-то в день святого Патрика. «Мой идеал — герои. Стремясь им подражать, хочу я в игры патриотов тоже поиграть». Что-то в этом роде, — Джексон с отвращением покачал головой. — Война — не игра, а профессия. Они играют в свои маленькие игры и считают себя патриотами, убивая детей. Ублюдки! Джек, мы у себя в небе играем наши игры с русскими. Я не шибко-то люблю их, этих русских, но они знают своё дело. Мы знаем своё дело, они своё, и мы уважаем друг друга. Есть правила, и мы играем по правилам. Так оно и должно быть.
— Но мир не так-то прост, Робби, — спокойно сказал Джек.
— А я бы его упростил! — воскликнул Джексон, удивив Райана страстностью своего тона. — Ты скажи там этим, в ЦРУ: пусть найдут их, дадут команду, а я ударю по ним.
— Ладно… Но сначала, — улыбнулся Джек, — не забудь про обед у нас дома.
— О\'кей. При парадной форме?
— Робби, ты знаешь, что у нас всегда запросто…
* * *
— Я сказал им, чтобы приходили запросто, — сказал Джек.
— Правильно, — согласилась Кэти.
— Я так и знал, что ты согласишься. Ты при этом лунном свете прямо-таки излучаешь сияние какое-то…
— Я тебе не верю…
— Не шевелись. Сиди, как сидишь, — сказал он обнимая её.
— Я вовсе не чувствую себя привлекательной сейчас.
— Кэти, ты споришь со специалистом, — нарочно скучным голосом прогундосил Джек. — Я единственный человек в этом доме, который способен дать объективную оценку любого женского существа, живого или мёртвого, и я утверждаю, что ты прекрасна. Конец дискуссии.
Кэти была о себе иного мнения. Её живот был обезображен, груди вспухли и воспалились, щиколотки и ступни раздулись…
— Джек, ты — дурак.
— Она никогда не слушает то, что ей говорят, — сказал он, обратив лицо к потолку.
Кэти хотела была опять съязвить, но вдруг ойкнула.
— Опять он проснулся! Брыкается…
Глава 22
ДВИЖЕНИЕ
— Мы получили их прошлой ночью, — сказал эксперт, выкладывая на стол фотографии. В волосах его уже пробивалась седина, на носу сидели очки без оправы, галстук он носил бабочкой. Похож на заурядного конторского служащего.
Марти стоял в углу и молчал как рыба. — Мы полагаем, что это один из тех трех лагерей, верно?
— Да, остальные уже идентифицированы, — кивнул Райан.
Эксперт фыркнул в ответ.
— Вы так думаете, мой друг?
— О\'кей, эти два функционируют…
— А что с лагерем «Action-Directe»? — спросил Кэнтор.
— Мёртв после операции французов. Я видел снимки, — восхищённо улыбнулся эксперт. — Во всяком случае — вот, глядите.
Это была одна из редких фотографий, сделанных в дневное время. Даже цветная. На лагерном стрельбище стояли — в одну линию — шесть человек. Угол съёмки не позволял рассмотреть, было ли у них у руках оружие.
— Стреляют, что ли? — спросил Райан.
— Или стреляют или нарочно выставились, чтобы мы знали, сколько их там, — сострил эксперт.
— Минутку. Вы ведь сказали, что получили это вчера ночью.
— Посмотрите сами на то, под каким углом солнце, — с насмешкой сказал эксперт.
— Ага. Раннее утро.