Ширли Джексон

Собеседование

Доктор выглядел компетентно и респектабельно. Его внешность внушила миссис Арнольд смутный покой, и ее волнение слегка поубавилось. Она поняла, что он заметил дрожь в ее руке, когда она подалась вперед, чтобы прикурить от его зажигалки, и виновато улыбнулась, но ответный взгляд доктора был очень серьезен.

— Вы, похоже, расстроены, — начал он мрачно.

— Я очень сильно расстроена, — вымолвила миссис Арнольд. Она старалась выражаться не спеша и интеллигентно. — Это одна из причин, почему я пришла к вам, вместо того, чтобы пойти к доктору Мерфи, то есть, к нашему регулярному врачу.

Доктор слегка нахмурился.

— Мой супруг, — продолжала миссис Арнольд. — Я не хотела, чтобы он был в курсе моих тревог, а доктор Мерфи, пожалуй, счел бы за необходимость с ним поделиться.

Доктор кивнул уклончиво, миссис Арнольд тоже кивнула.

— Так что же вас беспокоит, приблизительно?

Миссис Арнольд сделала глубокий вдох.

— Доктор, — сказала она. — Каким образом люди замечают, что они сходят с ума?

Доктор поднял глаза.

— Глупо, правда, — сказала миссис Арнольд. — Я хотела выразиться совсем не так. Все-таки это довольно трудно объяснить, не драматизируя.

— Душевные болезни намного сложнее, чем вы думаете, — произнес доктор.

— Я-то знаю, что оно сложнее, — сказала миссис Арнольд. — Скажу больше, это единственное, что я знаю наверняка. И сумасшествие лишь одна из проблем.

— Пардон, то есть как?

— Это моя проблема, доктор.

Миссис Арнольд откинулась назад, достала из-под сумочки пару перчаток и положила их сверху. Потом она взяла и снова спрятала их под сумочку.

— Надеюсь, вы мне обо всем этом просто расскажете, — подсказал доктор.

Миссис Арнольд вздохнула. — Кажется вам остальным это понятно, — сказала она. — А мне нет. Смотрите. — Она снова подалась вперед и продолжила, сопровождая свою речь жестами руки. — Я не понимаю, как люди могут так жить. Раньше все было так просто. Когда я была девчонкой, я жила в мире, где кроме меня жили другие люди, жили вместе, и дела шли себе и шли ни без какого шума. — Она взглянула на доктора. Он снова морщил лоб, а миссис Арнольд продолжала, слегка повысив голос. — Смотрите. Вчера утром мой муж по дороге на службу остановился, чтобы купить газету. Он всегда берет «Таймс», причем покупает у одного и того же продавца, а вчера продавец не отложил для моего мужа «Таймс», и когда он вечером пришел домой к обеду, он сказал, что рыба подгорела, а в десерте слишком много сахара, и весь вечер он сидел и разговаривал сам с собой.

— Он мог бы попробовать купить газету в другом месте, — предположил доктор. — Очень часто продавцы в даунтауне получают прессу позднее, чем в других районах.

— Нет, — вымолвила миссис Арнольд протяжно и отчетливо. — Наверно лучше, если я начну сначала. Когда я была девочкой, — сказала она и смолкла. — Смотрите. Разве тогда были такие слова, как психосоматическая медицина? Или транснациональный картель? Или бюрократическая централизация?

— Ну, — начал, было, доктор.

— Что они означают? — настаивала миссис Арнольд.

— В период международного кризиса, — ласково продолжил доктор. — Когда замечаешь, например, насколько ускорилась дезинтеграция культурных моделей…

— Международный кризис, — произнесла миссис Арнольд. — Модели. — Она тихо начала плакать. — Он говорил, продавец не имел права не отложить для него «Таймс», ее голос звучал истерически, она искала в кармане платок. — Потом он забормотал про социальное планирование на локальном уровне, про добавочное налогообложение сетки доходов, геополитические концепции и дефляционную инфляцию.

— Миссис Арнольд, — перебил ее врач, выходя из-за стола. — Так мы делу ничем не поможем.

— А как мы поможем? — спросила миссис Арнольд. — Неужели все ненормальные, кроме меня?

— Миссис Арнольд, — строго вымолвил доктор. — Я хочу, чтобы вы взяли себя в руки. В дезориентированном мире, каковым является наш мир, отстраненность от реальности часто…

— Дезориент, — повторила миссис Арнольд и встала со стула. — Отстраненность, — сказала она. — Реальность.

Прежде чем доктор успел ее остановить, она подошла к двери и открыла ее.

— Реальность, — сказала она и вышла вон.

1944