— Почему ты так решил?

— Они плохие, а она хорошая.

— Я не спорю. Но почему ты решил, что они не знакомы?

— Ну как почему? Она ведь даже не знала, что меня украли.

— А как ты это понял?

— Ну, она так удивилась. Побледнела даже.

— Когда удивилась?

Шхуна внезапно накренилась. По палубе со стуком и грохотом покатилась оловянная кружка. Наверху захлопали паруса и резко защелкала задняя шкаторина слабо натянутого фока. До матросов донесся голос старшего помощника капитана: — Все наверх, паруса ставить!

— Когда я ей объяснил, что меня украли. Я еще сказал, что теперь они за меня у вас с папой деньги просить будут.

Никогда подобное приказание не исполнялось с большим энтузиазмом, чем сейчас. Штиль кончился, подул ветер. Уж он-то отнесет их на юг, в безопасное место. С радостными возгласами все выскочили на палубу. Пока они работали, туман рассеялся, и взорам открылся темный небосвод, усыпанный знакомыми звездами. Когда все было в полном порядке, «Мэри Томас», повернувшись боком к ветру, устремилась вперед, на юг.

— Они про это говорили при тебе?

— Впереди, слева по носу огни парохода, сэр! — взволнованно закричал вахтенный со своего поста на баке.

— Ничего они не говорили.

— Как же ты догадался?

Капитан послал Малыша вниз за ночным биноклем. Все столпились у подветренного борта, чтобы рассмотреть подозрительное судно, очертания которого уже начали смутно вырисовываться. Лишь один шанс из тысячи был за то, что они встретят в этих пустынных водах какое-нибудь другое судно, кроме русского патруля. Капитан все еще с беспокойством смотрел в бинокль, когда на неизвестном судне показалась вспышка, за которой последовал громкий звук пушечного выстрела. Самые худшие опасения подтвердились. Это было патрульное судно, выстрелившее по направлению носовой части «Мэри Томас», очевидно, чтобы заставить ее остановиться.

— Руль под ветер, — приказал капитан рулевому упавшим голосом. — Раздернуть фока— и кливер-шкоты!-скомандовал он.-Спустить бом-кливер! Взять на гитовы фортопсель! А теперь на корму, налегай на грота-шкот!

— Ну мам!.. — с упреком протянул Ванечка.

«Мэри Томас» пошла прямо против ветра, сбавила скорость и остановилась, тяжело покачиваясь на больших волнах, катившихся с запада.

Жанна изумленно смотрела на сына. Господи, да он же давным-давно все понимает! Наверное, сто раз видел по телевизору что-нибудь подобное. Ох уж эти современные детки!..

Крейсер подошел немного ближе. Молча, с замиранием сердца смотрели на него моряки. Они видели, как травили тали, спуская на воду большую белую шлюпку, в которую затем спрыгнули матросы. До них доносились скрип шлюпбалок и распоряжения офицеров. Рывок весел — шлюпка отвалила и направилась к шхуне. Ветер все крепчал, море было неспокойно, и хрупкое суденышко никак не могло лечь борт о борт с подбрасываемой на волнах шхуной; выждав момент, офицер и два матроса поднялись на судно при помощи брошенных им концов. Шлюпка отошла на безопасное расстояние, и матросы под командованием сидевшего на корме у румпеля молодого гардемарина осушили весла.



Офицер — судя по мундиру, это был лейтенант русского флота — зашел с капитаном «Мэри Томас» в каюту проверить судовые документы. Через несколько минут, когда он вышел, его матросы подняли крышку люка, и он спустился с фонарем в трюм осмотреть груз. Его взорам предстала груда в тысячу пятьсот великолепных свежих шкур — добыча целого сезона; при данных обстоятельствах офицер мог прийти только к одному выводу.

Сентябрь-октябрь 1999 года. Регина

Поднявшись на палубу, он обратился на ломаном английском языке к капитану «Мэри Томас»:



— Прошу меня извинить, но я обязан именем его величества задержать ваше судно, как браконьера, захваченного со свежими шкурами в наших территориальных водах. Вам, по-видимому, известно, что за это полагается конфискация груза и тюремное заключение.

При виде появившегося в квартире брата на лице Регины отразились смешанные чувства радости и тревоги.

Капитан с напускным равнодушием пожал плечами и отвернулся. Даже сильным людям — пусть внешне они держатся спокойно — порой хочется плакать от незаслуженных ударов судьбы. Ясно представив себе свой маленький дом в Калифорнии, жену и двух рыжеволосых мальчуганов, он почувствовал, что его горло как-то странно сжимается, и не стал говорить, боясь разрыдаться.

— Опять?… — спросила она.

— Что «опять»?

Кроме того, у него был долг перед матросами. Он не имел права выказывать слабость в их присутствии, потому что должен был являться для них опорой в беде. Он уже объяснился с лейтенантом и знал всю безнадежность положения. Как сказал Законник, все факты были против него. Поэтому он повернулся и стал шагать взад и вперед по корме судна, на котором он больше не был командиром.

— Ты опять играл в казино?

— С чего ты взяла? Что уж мне, к родной сестренке просто так заехать нельзя?

Теперь шхуной командовал русский офицер. Он велел еще нескольким из своих матросов подняться на судно, спустить все паруса и аккуратно их свернуть и закрепить. Пока выполнялись эти приказания, шлюпка, курсировавшая между двумя судами, подвезла тяжелый трос, который закрепили за большие буксирные кнехты на носовой части шхуны. Моряки шхуны стояли вокруг с мрачным видом. Только сумасшедший стал бы думать о сопротивлении, когда до пушек военного корабля было рукой подать; но они не хотели и помогать русским матросам и только угрюмо смотрели.

Тон у Коти был неестественно ласковый. Такому невозможно поверить.

Сделав свое дело, лейтенант оставил четырех матросов на шхуне, а всем остальным велел вернуться в шлюпку. Теперь на борт поднялся гардемарин, юноша лет шестнадцати, казавшийся взрослым и величественным в своем мундире с кортиком; он принял командование захваченной шхуной. Лейтенант уже приготовился спускаться, как вдруг его взгляд случайно остановился на Малыше. Без всякого предупреждения он схватил его за плечо и велел спрыгнуть в ожидавшую шлюпку, а затем, сделав прощальный знак рукой, сам последовал за мальчиком.

Регина и не поверила. И оказалась права.

Не удивительно, что Малыш испугался. Все рассказы, которые он слышал о русских, вызывали в нем страх, и в эту минуту они ярко всплыли в его памяти. Попасть им в лапы было ужасно само по себе, но теперь они увозили его от товарищей; такой участи он никак не ожидал.

— Ты в отпуск не собираешься? — спросил Котя.

— Веди себя хорошо, Малыш, — крикнул ему капитан, когда шлюпка отвалила от борта «Мэри Томас», — и говори правду!

— Пока нет. А что?

— Да, да, сэр! — ответил он с бравым видом. Он ощущал какую-то расовую гордость и стыдился проявить трусость перед этими враждебными чужаками, этими дикими русскими медведями.

— Хочешь недельки три позагорать на Островах?

— На каких Островах?

— И будь вежлив! — добавил немец-рулевой, и его низкий голос прозвучал над водой, как звук туманного горна.

Котя терпеливо объяснил сестре про райское местечко, находящееся посреди Тихого океана: лазурные волны, белоснежны яхты, шелест пальм и аромат орхидей.

Малыш помахал на прощание рукой, а его товарищи столпились у борта, подбадривая юнгу криками. Малыш уселся на корме и— стал рассматривать лейтенанта. В конце концов лейтенант не похож на дикаря или на медведя, решил Малыш, он такой же, как другие люди, и матросы такие же, как все матросы военных кораблей, которых он когда-либо знал.

— Ты издеваешься? — жалко улыбнулась Регина. Она и на Черном море-то была единственный раз, в далеком детстве.

— Ну ты даешь! — покачал головой Котя. — Имею я право устроить любимой сестренке сюрприз? За все заботы обо мне.

И все же, как только его нога коснулась стальной палубы крейсера, ему показалось, будто он вошел в ворота тюрьмы. Несколько минут на него никто не обращал внимания. Моряки подняли шлюпку и оставили ее висеть на шлюпбалках. Потом из труб повалили огромные облака черного дыма, и корабль двинулся — Малыш «смог не думать о том, что он плывет прямиком в Сибирь. Он видел, как „Мэри Томас“ внезапно качнулась, став в кильватер к крейсеру, трос натянулся, шхуна пошла на буксире; ее бортовые огни, красный и зеленый, то поднимались, то опускались.

Регина замерла, открыв рот. Ничего подобного она от брата еще не слышала.

При этом печальном зрелище взгляд Малыша затуманился, но так как в это время пришел лейтенант, чтобы отвести его вниз к командиру, юнга выпрямился и сжал губы, как будто это было для него самым обычным делом и его каждый день отправляли в Сибирь.

— Так это серьезно? — пролепетала она.

Каюта, в которой сидел командир, была дворцом по сравнению со скромной обстановкой «Мэри Томас», и сам командир, важный, с золотыми галунами, был весьма величественной персоной, совсем не похожим на простого человека, который командовал зверобойной шхуной.

— Вполне.

— Но это же бешеных денег стоит.

Скоро Малыш понял, почему его взяли на борт, и во время продолжительного допроса говорил только чистую правду. Правда была безопасна; его положению могла повредить только ложь. Он не знал ничего, кроме того, что шхуна охотилась на котиков далеко на юге, в открытом море, а когда наступил штиль и спустился туман, она оказалась поблизости от границы, и их отнесло в русские воды. Малыш все время настаивал на том, что в течение недели, пока их носило по запретным водам, они не спускали шлюпок и не убили ни одного котика. Но командир предпочитал считать все его объяснения лживыми россказнями и говорил с ним весьма строгим тоном, стараясь запугать мальчика. Но как он ни угрожал, как ни льстил, ему не удалось найти ни малейшего противоречия в заявлениях Малыша, и наконец он приказал ему убираться с глаз долой.

— Не твоя проблема. — Котя деланно откашлялся. — Честно говоря, это моему шефу приспичило кого-нибудь туда отправить. Ну а я вовремя насчет тебя подсуетился.

По оплошности за Малышом не установили присмотра, и он без всякого надзора бродил по палубе. Иногда матросы, проходя мимо, бросали на него любопытные взгляды, но в остальное время он был совершенно один и не привлекал к себе внимания, потому что был мал, а ночь стояла темная, и вахтенные на палубе занимались своими делами. Спотыкаясь среди незнакомых предметов, он пробрался на корму, откуда были видны бортовые огни «Мэри Томас», неуклонно следовавшей за крейсером.

— Странно как-то… — нерешительно сказала Регина. — Зачем твоему шефу меня отправлять на Острова? Я же ему никто.

О, я долго смотрел на нее, а потом улегся на палубе, поближе к тому месту, где проходил буксирный трос.

— Зато мне сестра.

Подошел офицер, чтобы посмотреть, не трется ли обо что-нибудь натянутый трос. Но Малыш, сжавшись, отполз в тень и остался незамеченным. Однако это происшествие подало ему идею, как спасти жизнь двадцати двух человек, дать им свободу, избавить от тяжелого горя многие семьи за тысячи миль отсюда.

— Не понимаю, какая связь.

Он начал свои рассуждения с того, что команда не виновна ни в каком преступлении и все же ее безжалостно увозят в заключение в Сибирь, где, по слухам, которым он безоговорочно верил, люди заживо гниют. Он думал о том, что сам он в плену и что нет никакой надежды спастись. Но можно было устроить побег двадцати двух человек на «Мэри Томас». Их удерживал только четырехдюймовый трос. Они не осмелятся обрезать его на своем конце, потому что русские, захватившие их в плен, постоянно за ними наблюдают; но на этом конце — да, на этом конце…

Котя побарабанил пальцами по столу. Наступила пора сказать правду.

— Понимаешь, — начал он, с трудом подбирая слова, — там нужно одно дельце провернуть. Дельце пустяковое, но необходим человек, который никак с шефом не связан. Усекла? Он решил, что ты очень подходишь.

Малыш не стал тратить времени на дальнейшие рассуждения. Пробравшись к самому тросу, он открыл большой складной нож и принялся за работу. Лезвие было не очень острым, и ему пришлось перепиливать волокно за волокном; с каждым движением ножа перед ним все ярче вставала страшная картина одинокой сибирской ссылки. Такую ссылку трудно было бы переносить даже вместе с товарищами, но жить в Сибири одному казалось ужасным. И кроме того, за тот самый поступок, который он совершает теперь, он наверняка получит еще большее наказание.

— Для чего подхожу?

Его мрачные размышления были прерваны звуком приближающихся шагов. Малыш отполз в тень. Рядом с ним остановился офицер; он нагнулся было, чтобы посмотреть на трос, но раздумал и выпрямился. Несколько минут он стоял, пристально глядя на огни захваченной шхуны, и снова пошел дальше.

— Ну, туда недавно один человек уехал отдыхать. С женой. Так вот тебе надо с ними подружиться.

Теперь наступило самое время действовать. Малыш снова подполз к тросу и принялся пилить. Две пряди были уже перерезаны. Потом три. Оставалась только одна. Она была так сильно натянута, что подалась очень быстро. Раздался всплеск. Свободный конец троса упал за борт. Малыш лежал тихо, с замирающим сердцем прислушиваясь к каждому звуку. Никто на крейсере не слышал всплеска.

— Зачем?

Он видел, как красный и зеленый огни «Мэри Томас» становились все более и более тусклыми. Затем со шхуны донесся приглушенный окрик русской сторожевой команды. На крейсере никто ничего не слышал. Дым по-прежнему вырывался из труб корабля, и его машины работали так же мощно, как и раньше.

— Ну, у тебя с собой будет один маленький пакетик… — Котя чувствовал, что спина у него стала совершенно мокрой. — Его нужно незаметно подложить к ним в номер, и все дела.

— Ничего себе! — отшатнулась Регина. — А в пакетике что?

Что происходило на «Мэри Томас»? Об этом Малыш мог только догадываться, но в одном он был уверен: его товарищи сумеют постоять за себя и одолеют четырех матросов и гардемарина. Через несколько минут он увидел легкую вспышку, и его напряженный слух уловил очень слабый звук пистолетного выстрела. Потом — о радость! — оба огня, красный и зеленый, вдруг исчезли. «Мэри Томас» обрела свободу!

— Не знаю, и тебе знать незачем.

Какой-то офицер прошел на корму, Малыш пролез вперед и спрятался в шлюпке. Едва он успел это сделать, как на корабле забили тревогу. Раздались громкие приказания. Крейсер изменил направление. Электрический прожектор своими белыми лучами прорезал море во всех направлениях, но яркий сноп его света не обнаружил носившейся по волнам шхуны.

— Да ты что?! — Регина даже задохнулась. — Это же уголовщина какая-то! За километр видно! Ты на что меня толкаешь?

— Никуда я тебя не толкаю. Просто хотел тебе отпуск человеческий организовать в кои-то веки.

Вскоре Малыш уснул и проснулся только на рассвете. Машины монотонно стучали, и по шумным всплескам воды он догадался, что моют палубы. Один быстрый взгляд-и он убедился в том, что они одни среди бескрайнего океана. «Мэри Томас» исчезла. Когда он поднял голоду, раздался взрыв смеха матросов. Даже офицер, который тут же приказал ему отправляться вниз и запер его там, не мог скрыть улыбки. Позже Малыш часто думал о том, что они не очень рассердились на него.

— Нет уж, спасибо. А то еще в тюрьме отдыхать придется. И не один год.

Он был недалек от истины. В глубине души каждого человека живет какое-то врожденное благородство, которое заставляет его восхищаться смелым поступком, если даже этот поступок совершил враг. И русские в этом отношении нисколько не отличались от других людей. Правда, мальчик провел их; но они не могли его порицать и мучительно ломали себе голову, не зная, что с ним делать. Нельзя же было держать в плену одного мальчугана; он все равно не мог заменить всех тех, кто остался на исчезнувшем браконьере.

— А если я тебя очень попрошу, а? Мне это позарез нужно. Иначе шеф убьет.

— Так уж и убьет.

— Вполне может. Ты его не знаешь. Это страшный человек.

Регина заколебалась. Брат наверняка сгущает краски. Но отказывать ему она не привыкла. Кто знает, может быть, он действительно попал в безвыходное положение?

— Нет, Котя, — сказала Регина беспомощно. — Я на такое не согласна. Как хочешь.

Поэтому спустя две недели русский крейсер попросил остановиться военный корабль Соединенных Штатов, который шел из русского порта Владивосток. От одного корабля к другому прошла шлюпка, и маленький мальчик перебрался через планшир на палубу американского судна. Неделей позже его высадили в Хакодате и после обмена телеграммами дали ему денег на проезд по железной дороге до Иокогамы.

Лицо брата окаменело.

— Ну нет, так нет, — сказал он замороженным голосом. — Тогда я пошел. Хотел сегодня переночевать у тебя, но, вижу, разговор не получается. Извини, сестренка.

С железнодорожной станции он поспешил по причудливым японским улицам в гавань и попросил владельца сампана перевезти его на борт судна, оснастка которого сразу показалась ему знакомой. Сезни этого судна были отданы, паруса поставлены; оно вот-вот должно было отправиться обратно в Соединенные Штаты. Когда он подплыл ближе, на бак высыпала группа матросов, рычаги брашпиля стали подниматься и опускаться, и якорь оторвался от илистого дна.

Он стал медленно подниматься из-за стола.

— «Вниз плывут лихие янки!» — прокатился голос Законника, затянувшего якорную песню.

Регина чуть не в вцепилась ему в рубашку. С того момента, как Котя переступил порог, она только и думала о том, что он проведет с ней ночь. И вот все рухнуло.

— «Эй, ребята, налегай!» — подхватил знакомый хор, и тела людей наклонялись и выпрямлялись в такт песне.

— Может, все-таки останешься? — горестно прошептала она.

Малыш Рассел расплатился с лодочником и ступил на палубу. О якоре забыли. Раздалось громкое «ура», и не успел он перевести дыхание, как оказался на плечах капитана в окружении своих товарищей. Ему задавали по двадцать вопросов в секунду, и он едва успевал на них отвечать.

— Смысла не вижу, — отрезал Котя. — И вообще, ты теперь скоро меня не жди. У меня, ты знаешь, проблема. Надо ее как-то решать.

На следующий день шхуна, подошедшая к японскому рыбачьему поселку, высадила на берег четырех матросов и маленького гардемарина и ушла прочь. Эти люди не говорили по-английски, но у них были деньги, и они быстро добрались до Иокогамы. С того дня жители японского поселка никогда больше ничего не слышали о них, и об этой загадке все еще ходит много толков. Поскольку русское правительство ни разу не упоминало об этом инциденте. Соединенные Штаты до сих пор официально ничего не знают об исчезнувшем браконьере и не слышали о том, каким образом несколько их граждан похитили пять подданных царя. Иногда даже у наций бывают свои тайны.

Это был неприкрытый шантаж. Брат наказывал Регину за ее неуступчивость и, возможно, не собирался прощать ее в будущем. Такого вынести она не могла.

— А если я… — сказала Регина.

— Что?

— Если я соглашусь, ты… ты останешься? — договорила она и покраснела до слез.

— Посмотрим на твое поведение, — криво усмехнулся он.

Поведение Регины было отличным. Дав на мгновение слабину, она прекратила бессмысленное сопротивление и стала покорно обсуждать с братом детали задания, которое ей предстояло выполнить на Островах.

В награду Регина получила от Коти ночь любви. Правда, он исполнил все автоматически, явно тяготясь давно опостылевшей близостью, но все равно Регина едва не плакала от счастья. Вопреки разуму у нее теплилась слабая надежда на ответное чувство, хотя происходящее было элементарной циничной сделкой.

Только мысль о том, что в Москве ее ждет благодарность Коти, и давала Регине силы на Островах, где ей удалось втереться в доверие к супругам Басовым. Она сыграла свою роль безупречно. Подложив Басовым в сортирный бачок пакет с каким-то порошком, Регина немедленно улетела домой.

Страх отпустил ее только в Шереметьеве, откуда она немедленно позвонила брату на мобильник:

— Котенька, я приехала!