Пушкин Александр Сергеевич

Стихотворения 1833



Юноша! скромно пируй, и шумную Вакхову влагу
С трезвой струею воды, с мудрой беседой мешай.



ВИНО. (ИОН ХИОССКИЙ).



Злое дитя, старик молодой, властелин добронравный,
Гордость внушающий нам, шумный заступник любви!



* * *



Царей потомок Меценат,
Мой покровитель стародавный,
Иные колесницу мчат
В ристалище под пылью славной
И, заповеданной ограды
Касаясь жгучим колесом,
Победной ждут себе награды
[И] [мнят быть] [равны] [с божеством].
 Другие на свою главу
Сбирают титла знамениты,
Непостоянные квириты
Им предают молву.



ГУСАР.



Скребницей чистил он коня,
А сам ворчал, сердясь не в меру:
\"Занес же вражий дух меня
На распроклятую квартеру!


Здесь человека берегут,
Как на турецкой перестрелке,
Насилу щей пустых дадут,
А уж не думай о горелке.


Здесь на тебя как лютый зверь
Глядит хозяин, а с хозяйкой
Не бось, не выманишь за дверь
Ее ни честью, ни нагайкой.


То ль дело Киев! Что за край!
Валятся сами в рот галушки,
Вином — хоть пару поддавай,
А молодицы-молодушки!


Ей-ей, не жаль отдать души
За взгляд красотки чернобривой.
Одним, одним не хороши…\"
— А чем же? расскажи, служивый.


Он стал крутить свой длинный ус
И начал: \"Молвить без обиды,
Ты, хлопец, может быть, не трус,
Да глуп, а мы видали виды.


Ну, слушай: около Днепра
Стоял наш полк; моя хозяйка
Была пригожа и добра,
А муж-то помер, замечай-ка!


Вот с ней и подружился я;
Живем согласно, так что любо:
Прибью — Марусинька моя
Словечка не промолвит грубо;


Напьюсь — уложит, и сама
Опохмелиться приготовит;
Мигну бывало: Эй, кума!
Кума ни в чем не прекословит.


Кажись: о чем бы горевать?
Живи в довольстве, безобидно;
Да нет: я вздумал ревновать.
Что делать? враг попутал видно.


Зачем бы ей, стал думать я,
Вставать до петухов? кто просит?
Шалит Марусинька моя;
Куда ее лукавый носит?


Я стал присматривать за ней.
Раз я лежу, глаза прищуря,
(А ночь была тюрьмы черней,
И на дворе шумела буря)


И слышу: кумушка моя
С печи тихохонько прыгнула,
Слегка обшарила меня,
Присела к печке, уголь вздула


И свечку тонкую зажгла,
Да в уголок пошла со свечкой,
Там с полки скляночку взяла
И, сев на веник перед печкой,


Разделась донага; потом
Из склянки три раза хлебнула,
И вдруг на венике верхом
Взвилась в трубу — и улизнула.


Эге! смекнул в минуту я:
Кума-то, видно, басурманка!
Постой, голубушка моя!…
И с печки слез — и вижу: склянка.


Понюхал: кисло! что за дрянь!
Плеснул я на пол: что за чудо?
Прыгнул ухват, за ним лохань,
И оба в печь. Я вижу: худо!


Гляжу: под лавкой дремлет кот;
И на него я брызнул склянкой
Как фыркнет он! я: брысь!… И вот
И он туда же за лоханкой.


Я ну кропить во все углы
С плеча, во что уж ни попало;
И всё: горшки, скамьи, столы,
Марш! марш! всё в печку поскакало.


Кой чорт! подумал я; теперь
И мы попробуем! и духом
Всю склянку выпил; верь не верь
Но к верху вдруг взвился я пухом.


Стремглав лечу, лечу, лечу,
Куда, не помню и не знаю;
Лишь встречным звездочкам кричу:
Правей!.. и на земь упадаю.


Гляжу: гора. На той горе
Кипят котлы; поют, играют,
Свистят и в мерзостной игре
Жида с лягушкою венчают.


Я плюнул и сказать хотел…
И вдруг бежит моя Маруся:
Домой! кто звал тебя, пострел?
Тебя съедят! Но я, не струся;


Домой? да! чорта с два! почем
Мне знать дорогу? — Ах, он странный!
Вот кочерга, садись верьхом
И убирайся, окаянный.


— Чтоб я, я сел на кочергу,
Гусар присяжный! Ах ты, дура!
Или предался я врагу?
Иль у тебя двойная шкура?


Коня! — На, дурень, вот и конь.
И точно; конь передо мною,
Скребет копытом, весь огонь,
Дугою шея, хвост трубою.


— Садись. — Вот сел я на коня,
Ищу уздечки, — нет уздечки.
Как взвился, как понес меня
И очутились мы у печки.


Гляжу; всё так же; сам же я
Сижу верьхом, и подо мною
Не конь — а старая скамья:
Вот что случается порою\".


И стал крутить он длинный ус,
Прибавя: \"Молвить без обиды,
Ты, хлопец, может быть, не трус,
Да глуп а мы видали виды\".



* * *



Царь увидел пред собой
Столик с шахмат[ной] доской.


Вот на шахматную доску
Рать солдатиков из воску
Он расставил в стройный ряд.
Грозно куколки стоят,
Подбоченясь на лошадках,
В [коленкоровых] перчатках,
В оперенных шишачках,
С палашами на плечах.


Тут лохань перед собою
Приказал налить водою;
Плавать он пустил по ней
Тьму прекрасных кораблей,
Барок, каторог и шлюпок
Из ореховых скорлупок
А прозрачные ветрильцы
Будто бабочкины крильцы.



* * *



Французских рифмачей суровый судия,
О классик Депрео, к тебе взываю я:
Хотя постигнутый неумолимым роком
В своем отечестве престал ты быть пророком,
Хоть дерзких умников простерлася рука
На лавры твоего густого парика;
Хотя, растрепанный новейшей вольной школой,
К ней в гневе обратил ты свой затылок голый,
Но я молю тебя, поклонник верный твой
Будь мне вожатаем. Дерзаю за тобой
Занять кафедру ту, с которой в прежни лета
Ты слишком превознес достоинства сонета,
Но где торжествовал твой здравый приговор
Глупцам минувших лет, вранью тогдашних пор.
[Новейшие врали вралей старинных стоят
И слишком уж меня их бредни беспокоят.
Ужели всё молчать, да слушать? О беда!….
Нет, всё им выскажу однажды за всегда.]


О вы, которые, восчувствовав отвагу,
Хватаете перо, мараете бумагу,
Тисненью предавать труды свои спеша,
Постойте — наперед узнайте, чем душа
У вас исполнена — прямым ли вдохновеньем
Иль необдуманным одним поползновеньем,
И чешется у вас рука по пустякам,
Иль вам не верят в долг, а деньги нужны вам.
Не лучше ль стало б вам с надеждою смиренной
Заняться службою гражданской иль военной,
С хваленым Ж[уковым] табачный торг завесть
И снискивать в труде себе барыш и честь,
Чем объявления совать во все журналы,
[Вельможе пошлые [кропая] мадригалы,
Над меньшей собратьей в поту лица острясь,
Иль выше мнения отважно вознесясь,
С оплошной публики (как некие писаки)
Подписку собирать — на будущие враки…]



* * *



В поле чистом серебрится
Снег волнистый и рябой,
[Светит месяц], тройка мчится
По дороге столбовой.


Пой: в часы дорожной скуки,
На дороге, в тьме [ночной]
Сладки мне родные звуки
Звонкой песни удалой.


Пой, ямщик! Я [молча], жадно
Буду слушать голос твой.
Месяц ясный светит хладно,
Грустен ветра дальный вой.


[Пой: \"Лучинушка, лучина,
Что же не светло горишь?\"]



* * *



Сват Иван, как пить мы станем,
Непременно уж помянем
Трех Матрен, Луку с Петром,
Да Пахомовну потом.
Мы живали с ними дружно,
Уж как хочешь — будь что будь
Этих надо помянуть,
Помянуть нам этих нужно.
Поминать, так поминать,
Начинать, так начинать,
Лить, так лить, разлив разливом.
Начинай-ка, сват, пора.
Трех Матрен, Луку, Петра
В первый [?] раз [?] помянем пивом,
А Пахомовну потом
Пирогами да вином,
Да еще ее помянем:
Сказки сказывать мы станем
Мастерица ведь была
И откуда что брала.
А куды разумны шутки,
Приговорки, прибаутки,
Небылицы, былины
Православной старины!…
Слушать, так душе отрадно.
И не пил бы и не ел,
Всё бы слушал да сидел.
Кто придумал их так ладно?
Стариков когда-нибудь
(Жаль, теперь нам [не] досужно)
Надо будет помянуть
Помянуть и этих нужно…
Слушай, сват, начну первой,
Сказка будет за тобой.



* * *



Чу, пушки грянули! крылатых кораблей
Покрылась облаком [станица боевая],
Корабль вбежал в Неву — и вот среди зыбей
Качаясь плавает, как [лебедь молодая].


[Ликует русский флот. Широкая Нева
Без ветра, в ясный день глубоко взволновалась.]
Широкая волна плеснула в острова



БУДРЫС И ЕГО СЫНОВЬЯ.



Три у Будрыса сына, как и он, три литвина.
Он пришел толковать с молодцами.
\"Дети! седла чините, лошадей проводите,
Да точите мечи с бердышами.


Справедлива весть эта: на три стороны света
Три замышлены в Вильне похода.
Паз идет на поляков, а Ольгерд на прусаков,
А на русских Кестут воевода.


Люди вы молодые, силачи удалые
(Да хранят вас литовские боги!),
Нынче сам я не еду, вас я шлю на победу;
Трое вас, вот и три вам дороги.


Будет всем по награде: пусть один в Новеграде
Поживится от русских добычей.
Жены их, как в окладах, в драгоценных нарядах;
Домы полны; богат их обычай.


А другой от прусаков, от проклятых крыжаков,
Может много достать дорогого,
Денег с целого света, сукон яркого цвета;
Янтаря — что песку там морского.


Третий с Пазом на ляха пусть ударит без страха:
В Польше мало богатства и блеску,
Сабель взять там не худо; но уж верно оттуда
Привезет он мне на дом невестку.


Нет на свете царицы краше польской девицы.
Весела — что котенок у печки
И как роза румяна, а бела, что сметана;
Очи светятся будто две свечки!


Был я, дети, моложе, в Польшу съездил я тоже
И оттуда привез себе жонку;
Вот и век доживаю, а всегда вспоминаю
Про нее, как гляжу в ту сторонку.\"


Сыновья с ним простились и в дорогу пустились.
Ждет, пождет их старик домовитый,
Дни за днями проводит, ни один не приходит.
Будрыс думал: уж видно убиты!


Снег на землю валится, сын дорогою мчится,
И под буркою ноша большая.
\"Чем тебя наделили? что там? Ге! не рубли ли?\"
— \"Нет, отец мой; полячка младая\".


Снег пушистый валится; всадник с ношею мчится,
Черной буркой ее покрывая.
\"Что под буркой такое? Не сукно ли цветное?\"
— \"Нет, отец мой; полячка младая.\"


Снег на землю валится, третий с ношею мчится,
Черной буркой ее прикрывает.
Старый Будрыс хлопочет и спросить уж не хочет,
А гостей на три свадьбы сзывает.



ВОЕВОДА.



Поздно ночью из похода
Воротился воевода.
Он слугам велит молчать;
В спальню кинулся к постеле;
Дернул полог… В самом деле!
Никого; пуста кровать.


И, мрачнее черной ночи,
Он потупил грозны очи,
Стал крутить свой сивый ус…
Рукава назад закинул,
Вышел вон, замок задвинул;
\"Гей, ты, кликнул, чортов кус!


А зачем нет у забора
Ни собаки, ни затвора?
Я вас, хамы! — Дай ружье;
Приготовь мешок, веревку,
Да сними с гвоздя винтовку.
Ну, за мною!…. Я ж ее!\"


Пан и хлопец под забором
Тихим крадутся дозором,
Входят в сад — и сквозь ветвей,
На скамейке у фонтана,
В белом платье, видят, панна
И мужчина перед ней.


Говорит он: \"Всё пропало,
Чем лишь только я, бывало,
Наслаждался, что любил:
Белой груди воздыханье,
Нежной ручки пожиманье…
Воевода всё купил.


Сколько лет тобой страдал я,
Сколько лет тебя искал я!
От меня ты отперлась.
Не искал он, не страдал он;
Серебром лишь побряцал он,
И ему ты отдалась.


Я скакал во мраке ночи
Милой панны видеть очи,
Руку нежную пожать;
Пожелать для новоселья
Много лет ей и веселья,
И потом навек бежать.\"


Панна плачет и тоскует,
Он колени ей целует,
А сквозь ветви те глядят,
Ружья на земь опустили,
По патрону откусили,
Вбили шомполом заряд.


Подступили осторожно.
\"Пан мой, целить мне не можно,\"
Бедный хлопец прошептал:
\"Ветер, что ли; плачут очи,
Дрожь берет; в руках нет мочи,
Порох в полку не попал.\"


— \"Тише ты, гайдучье племя!
Будешь плакать, дай мне время!
Сыпь на полку…. Наводи….
Цель ей в лоб. Левее…. выше.
С паном справлюсь сам.
Потише; Прежде я; ты погоди\".


Выстрел по саду раздался.
Хлопец пана не дождался;
Воевода закричал,