Роберт Крейс

В погоне за ангелом

Лорен, чьи родители всегда будут любить ее, а также Кэрол и Биллу, которые сделали меня лучше, разделив со мной мою жизнь
Я люблю истории, которые рассказывают ангельские голоса. Эмили Миллер. Маленький капрал
Когда правда оказывается ложью и радость в твоей душе умрет, разве тебе не захочется кого-нибудь любить? «Jefferson Airplane»[1]
1

Я стоял на голове в центре офиса, когда открылась дверь и вошла самая красивая за последние три недели женщина. Она остановилась на пороге, не сводя с меня глаз, потом вспомнила про хорошие манеры и, посторонившись, пропустила вперед мрачного мужчину, который при виде меня нахмурился еще сильнее. Он явно не одобрял моего поведения.

— Мистер Коул, — сказала женщина, — меня зовут Джиллиан Беккер. Это Брэдли Уоррен. Мы хотели бы с вами поговорить.

Джиллиан Беккер было чуть больше тридцати. Стройная, в серых брючках, белой гофрированной блузке с пышным бантом и сером пиджаке. Она держала в руках портфель от «Гуччи» из кордовской кожи, прекрасно гармонировавший с серым костюмом, светлыми волосами и зелеными глазами, которые мне показались янтарного цвета. Очень красивые глаза. Полные мягкого юмора, который она не смогла скрыть под маской Серьезной Деловой Женщины.

— Вам следует попробовать это упражнение, — сказал я. — Очень полезно для кожи головы. Замедляет процесс старения. А еще способствует возникновению неловкой ситуации при появлении потенциальных клиентов.

Когда я стоял на голове, лицо у меня было цвета говяжьей печени.

Джиллиан Беккер вежливо улыбнулась:

— Мистер Уоррен и я должны успеть на вечерний самолет до Киото. Это в Японии.

«Мистер Уоррен!»

— Разумеется.

Я снова принял нормальное положение, предложил одно из складных кресел Джиллиан Беккер, пожал мистеру Уоррену руку, заправил рубашку и занял место за столом. Подплечную кобуру я снял до того, чтобы она не мешала мне стоять на голове.

— Чем могу быть полезен? — спросил я.

Вступительная реплика — мой коронный номер.

Оглядев мой офис, Брэдли Уоррен снова нахмурился. Он был лет на десять старше Джиллиан и выглядел ухоженным и наманикюренным. Типичная шишка из солидной корпорации. Его левое запястье украшал золотой «Ролекс» за восемь тысяч долларов, а сам он был упакован в полосатый костюм от «Уэсли Бэррона» тысячи за три. И он, похоже, совершенно не боялся, что я тресну его по голове и отберу «Ролекс». У него дома наверняка имелась еще пара-тройка запасных.

— Вы работаете один, мистер Коул?

Он явно чувствовал бы себя спокойнее, если бы я был в костюме, а офис мой украшали плакаты с надписью крупными буквами «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК».

— У меня есть партнер. Его зовут Джо Пайк. Но у мистера Пайка нет лицензии частного детектива. Раньше он служил в полиции Лос-Анджелеса. Лицензия есть у меня. — Я показал на лицензию в рамке, выданную штатом Калифорния. — Видите? Элвис Коул.

Лицензия висит рядом с изображением Голубой Феи и Пиноккио. Пиноккио у меня заменяет плакаты с фотографиями преступников, которых разыскивает полиция. Брэдли с сомнением посмотрел на Голубую Фею и сказал:

— Очень ценный предмет похищен из моего дома четыре дня назад. Мне нужен тот, кто сможет его найти.

— Ладно.

— Вы знакомы с японской культурой?

— Читал когда-то «Сёгун».[2]

Уоррен нетерпеливо махнул рукой:

— Джиллиан.

У него были резкие манеры, и мне они не слишком понравились. Хотя Джиллиан Беккер ничего не имела против. Возможно, привыкла.

— В прежние времена японская культура основывалась на весьма особом кодексе чести и поведения, созданном самураями в период феодализма, — сообщила мне Джиллиан.

«Самураи. Пожалуй, стоит пристегнуть старый ремень безопасности».

— В восемнадцатом веке человек по имени Йоко Ямамото написал трактат, посвященный правилам поведения настоящего самурая. Он назывался «Слова мудрости мастера Хагакурэ». Или просто «Хагакурэ». Сохранилось всего несколько оригинальных изданий. Мистер Уоррен одолжил один экземпляр этого труда у семьи Таширо из Киото, с которой его компания поддерживает деловые связи. Манускрипт находился в сейфе в доме мистера Уоррена, когда его украли.

Пока Джиллиан говорила, Брэдли Уоррен с явным неудовольствием принялся изучать мой офис. Он наградил хмурым взглядом телефон с Микки-Маусом и маленькие фигурки Джимини Крикета.[3] Затем хмуро посмотрел на кружку с изображением Человека-Паука. Я уж собрался было вытащить свой пистолет, чтобы он мог нахмуриться и на него, но потом решил, что не стоит.

— Сколько стоит «Хагакурэ»?

— Чуть больше трех миллионов долларов, — ответила Джиллиан Беккер.

— Книга застрахована?

— Да. Но страховка никогда не покроет убытков нашей компании, если мы не вернем Таширо книгу.

— Полиция прекрасно справляется с подобными делами. Почему бы вам не пойти к ним?

Брэдли Уоррен громко вздохнул, давая нам понять, что ему скучно, затем наградил хмурым взглядом золотой «Ролекс».

«Время — деньги».

— Мы обратились в полицию, мистер Коул, — сказала Джиллиан. — Но они работают слишком медленно, а мы хотим, чтобы проблема была решена как можно быстрее. Вот почему мы и пришли к вам.

— Понятно, — ответил я. — А я думал, что вы пришли ко мне, чтобы Брэдли мог попрактиковаться в хмурых взглядах.

Брэдли посмотрел на меня. Очень строго.

— Я президент корпорации «Уоррен инвестментс». У нас серьезные партнерские отношения с инвесторами из Японии. — Он наклонился вперед и поднял брови. — У меня очень солидная фирма. На Гавайях. В Лос-Анджелесе. Сан-Диего. И Сиэтле. — Тут он демонстративно оглядел мой офис. — Попытайтесь представить себе, о каких деньгах идет речь.

— Мистер Уоррен только что открыл еще один отель в центре города, в Маленьком Токио, — сообщила мне Джиллиан Беккер.

— Тридцать два этажа. Восемь миллионов квадратных футов, — уточнил Брэдли.

— Большой, — согласился я.

Брэдли кивнул мне в ответ.

— Мы собирались выставить там «Хагакурэ» на следующей неделе, когда «Пасифик клаб» назовет Брэдли Человеком месяца.

Брэдли снова выразительно пошевелил бровями:

— Я первый представитель белой расы, который удостоится такой чести. А знаете почему? За последние тридцать шесть месяцев я вложил три миллиона долларов в азиатскую общину. Вы представляете себе, сколько это денег?

— Прошу прощения, — сказал я и, оттолкнувшись от стола, повалился на пол, затем поднялся, отряхнулся и сел обратно. — Вот. Видите, как я потрясен? Теперь можем продолжать.

Джиллиан Беккер побледнела как полотно. Брэдли Уоррен стал пунцовым. Поджав губы, он вскочил на ноги, с трудом сдерживая гнев. Чудное зрелище.

— Мне не нравится ваше отношение к делу, — заявил он.

— Отлично. Я его не продаю.

Открыв ящик стола, я протянул ему кремовую визитку.

— Что это? — удивился он.

— «Агентство Пинкертона». Большое. Первоклассные специалисты. Именно то, что вам нужно. Но полагаю, ваше отношение им понравится не больше, чем мне, — произнес я, встав с места.

Джиллиан Беккер тоже поднялась и выставила вперед руку, как всегда делают, чтобы все уладить.

— Мистер Коул, думаю, мы с вами неудачно начали.

— Один из нас — несомненно, — ответил я, наклонившись вперед.

— Это маленькая фирма, Брэдли, но очень хорошая, — сказала Джиллиан, повернувшись к Уоррену. — Мне ее рекомендовали два адвоката из прокуратуры. Мистер Коул работает детективом уже восемь лет, и полиция очень высокого мнения о нем. Его рекомендации безупречны.

«Люблю безупречные рекомендации».

Брэдли Уоррен, тяжело дыша, принялся мять в руках кремовую визитку. У него был вид человека, которому выбирать не приходится, а то, что ему предлагают, — омерзительно. Рядом с дверью в кабинет Пайка висят часы «Пиноккио». Глаза Пиноккио бегали из стороны в сторону в такт секундной стрелки. У «Пинкертона» таких часов нет, поэтому отправляйтесь-ка туда, ребята.

— Брэдли, он — тот, кто нам нужен, — сказала Джиллиан.

Через некоторое время Брэдли перестал тяжело дышать и кивнул:

— Хорошо, Коул. Согласен с Джиллиан. Я вас нанимаю.

— Нет, не нанимаете, — отрезал я.

Джиллиан Беккер замерла, а Брэдли Уоррен посмотрел сначала на нее, а потом на меня.

— Что значит «не нанимаете»?

— Не хочу на вас работать.

— Почему?

— Вы мне не нравитесь.

Брэдли Уоррен уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же его закрыл. Джиллиан Беккер выглядела смущенной. Может быть, Брэдли Уоррену еще никто никогда не говорил «нет»? Может быть, это противозаконно? А может быть, личная полиция Брэдли Уоррена ворвется ко мне в офис и арестует меня за игнорирование Единственного Истинного Пути.

— Нам говорили, что с вами бывает трудно разговаривать, — покачала головой Джиллиан.

— Они должны были сказать, что, когда меня толкают, я всегда даю сдачи, — пожав плечами, ответил я. — А еще они должны были сказать, что когда я что-то делаю, то делаю это так, как считаю нужным. — И, посмотрев на Брэдли, добавил: — Чек позволяет взять внаем. Он не позволяет купить.

Брэдли Уоррен уставился на меня так, словно я только что сошел с «Энтерпрайз».[4] Он замер на месте и стоял не шевелясь. Джиллиан Беккер тоже. Затем у Брэдли начало дергаться левое веко, и он сказал:

— Джиллиан.

— Мистер Коул, нам нужно найти «Хагакурэ», и мы хотим, чтобы это сделали вы, — заявила Джиллиан Беккер. — Если мы вас нечаянно оскорбили, то приносим вам свои извинения.

«Мы».

— Вы нам поможете?

Косметики у нее на лице было ровно столько, сколько нужно. Правое запястье украшала изящная золотая цепочка, свидетельствовавшая о хорошем вкусе. Она была умной и привлекательной, и мне даже интересно, сколько раз ей уже приходилось за него извиняться и как она себя при этом чувствует.

Я одарил ее улыбкой в стиле Джека Николсона и медленно-медленно занял свое место за столом.

— Ради вас, малышка, я готов на все.

«Ну как?»

Лицо Брэдли Уоррена пошло пятнами, а веко стало подергиваться как сумасшедшее. Он резко взмахнул рукой и сказал:

— Выпиши ему чек, но сумму не проставляй. Жду тебя в лимузине.

И ушел, даже не поглядев на меня и не подав мне руки. Когда он скрылся за дверью, я проговорил:

— Ну и ну. И это называется Человек месяца.

Джиллиан Беккер, сделав глубокий вдох, села в одно из кресел и открыла портфель от «Гуччи». Достав корпоративную чековую книжку, она начала писать и одновременно объяснять мне поведение Брэдли Уоррена.

— Понимаете, мистер Коул, Брэдли находится сейчас в жутком напряжении. Мы летим в Киото, чтобы сообщить семье Таширо о том, что случилось. Это будет очень непросто и очень неприятно.

— Извините, — сказал я. — Может быть, мне следовало проявить больше чуткости.

Она бросила на меня ледяной взгляд.

— Очень может быть.

«Да, с юмором у нее плоховато».

Пару минут спустя она положила мне на стол чек и каталожную карточку три на пять. Я не стал смотреть на чек. Она сказала:

— На карточке домашний и рабочий адреса Брэдли и номера телефонов. И мои тоже. По всем вопросам, касающимся этого дела, вы можете звонить мне в любое время дня и ночи.

— Договорились.

— Вам еще что-нибудь нужно?

— Доступ в дом. Хочу посмотреть, где лежала книга, и поговорить со всеми, кто знал, что она там была. Если есть фотография или описание манускрипта, они мне тоже понадобятся.

— Здесь вам поможет жена Брэдли. У него дома.

— Как ее зовут?

— Шейла. С ними еще живут их дочь Мими и две экономки. Я позвоню Шейле и предупрежу, что вы заедете.

— Прекрасно.

— Прекрасно.

Мы с ней отлично поладили.

Джиллиан Беккер закрыла портфель от «Гуччи», щелкнула замком и направилась к двери. Может быть, она не всегда была такой серьезной. Может быть, такой ее сделала работа на Брэдли Уоррена.

— У вас отлично получается, — сказал я.

— Что? — оглянулась она.

— Ваша походка.

Она снова наградила меня холодным взглядом.

— У нас с вами, мистер Коул, деловые отношения. Пусть они таковыми и остаются.

— Ясное дело.

Она открыла дверь.

— И еще одно.

Она снова ко мне повернулась.

— Вы всегда так хорошо выглядите или сегодня особый случай?

Она несколько мгновений стояла не шевелясь, а потом тряхнула головой:

— Ну вы и фрукт!

Я изобразил пальцами пистолет, наставил на нее и выдал очередную порцию Джека Николсона:

— Надеюсь, он хорошо вам платит.

Она вышла, хлопнув дверью.

2

Когда дверь закрылась, я посмотрел на чек. Пустой. Она не поставила даты. Например, 1889 год или 1 апреля. Он был подписан Брэдли Уорреном, и, как мне показалось, самыми обычными чернилами, не симпатическими. Впрочем, может быть, детектив получше меня и разобрался бы с чернилами. Но я, так и быть, рискну. Сукин сын! Вот он, мой шанс. Я мог бы срубить с него сто тысяч долларов — и продешевить. Может, вписать единицу, а рядом поставить столько нулей, сколько поместится. И внизу красивый автограф: Элвис Коул, яхтсмен.

Я сложил чек пополам, убрал в бумажник и достал из правого ящика стола «дэн-вессон» тридцать восьмого калибра в подплечной кобуре. Затем натянул на себя белый хлопчатобумажный пиджак, чтобы ее прикрыть. И отправился к своей машине. У меня ярко-желтый «корвет» 1966 года с откидным верхом. Выглядит он просто шикарно. Может быть, в белом пиджаке, в кармане которого лежит чек с непроставленной суммой, да еще в таком роскошном автомобиле я сойду за Дональда Трампа.

Я вырулил на Санта-Монику и покатил на запад через Беверли-Хиллз, по верхней границе Сенчери-Сити, затем на север по Беверли-Глен мимо рядов пальм и оштукатуренных многоквартирных домов и стройплощадок, принадлежащих иранцам. В конце июня Лос-Анджелес бывает ослепительно ярким. Инверсионный слой прижимает смог к земле, небо становится белым, а солнце отражается от вывесок и навесов, огромных зданий с миллионами окон, от решеток и многих миль хромированных бамперов. Мне то и дело попадались обвешанные покупками женщины в больших шляпах, полуголые ребятишки на скейтбордах, спешащие в Вествуд, строительные рабочие, терзающие мостовые, мексиканки на автобусных остановках — и все поголовно в темных очках. Ну прямо рекламный ролик «Рэй-Бэн».

Я катил по Беверли-Глен, мимо поля для гольфа «Лос-Анджелес кантри клаб», пока не добрался до бульвара Сансет, затем повернул направо и сразу налево, в Холмби-Хиллз. Холмби — это маленькая, но более дорогая версия самой лучшей части Беверли-Хиллз. Это респектабельный, элегантный район, с широкими чистыми мостовыми, ухоженными тротуарами и просторными домами, прячущимися за живыми изгородями и каменными оградами с коваными воротами. Одни дома расположены совсем близко к проезжей части, другие — подальше, а некоторые и вовсе не видны.

Около дома Уорренов был припаркован светло-голубой «тандерберд»[5] с надписью «ОХРАННОЕ АГЕНТСТВО ТИТАН» на боку. Охранник, сидевший в машине, увидел, что я сбросил скорость, и выбрался наружу. Уже к пятидесяти, крупный, в коричневом костюме от «Сирс». Сильно помятом. Похоже, в свое время он пару раз схлопотал по переносице, но это было очень давно. Я свернул на подъездную дорожку и предъявил ему свою лицензию.

— Коул. Меня ждут.

Проверив лицензию, он кивнул и прислонился к двери.

— Она прислала ребенка предупредить, что вы едете. Я Хэтчер.

Руки он мне не подал.

— Кто-нибудь уже пытался взять дом штурмом? — поинтересовался я.

Он посмотрел в сторону дома и покачал головой.

— Дерьмо. Я здесь сижу с тех пор, как к ним залезли, и ничего такого не видел, — сказал он и, подмигнув, добавил: — И уж точно ничего похожего на то, о чем ты спрашиваешь.

— Слушай, ты на что-то намекаешь или тебе соринка попала в глаз? — спросил я.

— Полагаю, тебе не впервой, — фыркнул он.

— Ага.

Он снова фыркнул и забрался обратно в машину:

— Сам увидишь.

Брэдли Уоррен жил в особняке, построенном в нормандском стиле, размером с Канзас. Огромный испанский дуб, росший в центре двора, отбрасывал кружевную тень на нормандскую остроконечную крышу, львиный зев — думаю, его там было три или четыре тысячи штук — теснился на клумбах вдоль подъездной дорожки и по периметру дома. Перед входной дверью, утопленной в широкой нише, было что-то вроде высокого крыльца. Других дверей я не увидел, а эта поражала воображение своими размерами: девять футов высотой и четыре шириной. Хэтчер наблюдал за мной из своего «тандерберда». Мне пришлось позвонить еще два раза, прежде чем дверь открылась. На пороге стояла женщина в белом теннисном костюме. В руке она держала высокий стакан с какой-то прозрачной жидкостью. Она внимательно посмотрела на меня и спросила:

— Вы детектив?

— Обычно я ношу охотничью шляпу, но как раз сегодня сдал ее в химчистку, — ответил я.

Она громко рассмеялась и протянула мне руку:

— Шейла Уоррен. А вы, оказывается, красавчик!

До полудня еще двадцать минут, а она уже набралась.

Я оглянулся на Хэтчера. Он ухмылялся.

Шейле Уоррен было лет сорок. Загорелая кожа, острый нос, ярко-голубые глаза и каштановые волосы. На лице глубокие морщины. Такие всегда появляются, когда много играешь в теннис или гольф или вообще проводишь время на солнце. Волосы она собрала в хвост, перевязанный белой лентой. В белом теннисном костюме она смотрелась очень даже неплохо, но все же не слишком спортивной. Наверное, больше слонялась, чем играла.

Она распахнула дверь и, махнув стаканом, показала мне, чтобы я входил. На дне звякнули кусочки льда.

— Думаю, вы хотите посмотреть, где у него лежала эта чертова книга, — сказала она так, словно речь шла об учебнике для восьмого класса.

— Конечно.

Она снова помахала стаканом:

— Люблю выпить чего-нибудь холодненького, когда возвращаюсь с корта. Там ужасно потеешь, и все такое. Принести вам тоже?

— Может быть, чуть позднее.

Мы прошли по вестибюлю длиной не меньше шести тысяч миль, через гостиную, которую они могли бы сдавать в качестве ангара для самолетов, и оказались в столовой размером в зал заседаний конгресса. Шейла Уоррен, покачиваясь, шла на шаг впереди.

— Кто-нибудь был дома в ту ночь, когда украли книгу?

— Мы были в Канаде. Брэдли строит в Эдмонтоне отель, и мы полетели туда. Обычно он летает один, но мы с ребенком тоже захотели, и он взял нас с собой.

«С ребенком».

— А прислуга?

— У всех семьи, которые живут в Маленьком Токио. Как только мы куда-нибудь уезжаем, они сразу же отправляются туда. — Она посмотрела на меня. — Полиция уже задавала мне эти вопросы.

— Я люблю их проверять.

— Ах, да, любите, — проговорила она.

Мы прошли по длинному коридору, выложенному плиткой, и попали в пещеру, оказавшуюся хозяйской спальней. В дальнем конце коридора я заметил отделанный мрамором атриум со множеством декоративных растений, а слева от него — стеклянные двери, выходящие на лужайку за домом и бассейн. В одной из дверей был вставлен кусок фанеры размером четыре на восемь. Напротив атриума на покрытой лаком черной платформе стояла кровать, а вокруг была расставлена черная лакированная мебель. Мы прошли мимо кровати к двери, ведущей в его гардеробную. У нее была своя собственная, с отдельным входом.

В его гардеробной я увидел трехстворчатое зеркало в полный рост и туалетный столик из черного гранита, а также примерно милю пиджаков, брюк и костюмов. Обуви хватило бы на целый американский город. Ковер около зеркала был скатан, и моим глазам предстал вделанный в пол сейф фирмы «Ситабриа-Уилкокс» таких размеров, что в нем вполне мог бы поместиться взрослый мужчина.

Шейла Уоррен махнула в его сторону стаканом и скривилась:

— Сейф Большой Шишки.

Крышка была сдвинута, совсем как у канализационного люка. Я заметил, что она из бронированной стали, в четверть дюйма толщиной, с тумблерами и предохранительными штифтами толщиной полдюйма. Все поверхности были покрыты черным порошком. Это поработали ребята из полиции, когда искали отпечатки пальцев. Все остальное казалось в полном порядке. У меня за спиной звякнули кусочки льда.

— Вы обнаружили сейф именно в таком виде?

— Он был закрыт. Это полиция оставила его открытым.

— А как же сигнализация?

— Полицейские сказали, что грабители, видимо, знали, как с ней справиться. Или мы забыли ее включить.

Шейла Уоррен слегка пожала плечами, словно ей надоело обсуждать одну и ту же тему. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, и наблюдала за мной. Может быть, думала, что работа детектива — это чудесное представление, пропустить которое невозможно.

— Вы бы видели стекло, — сказала она. — Он принес сюда проклятую книгу. Ну и вот что случилось. Я прошлась босиком по ковру и до сих пор вынимаю осколки. Мистер Большая Шишка.

Последнее относилось не ко мне.

— Вам звонили? Может, вы получили письмо с требованием выкупа?

— За что?

— За книгу. Когда крадут что-нибудь редкое и известное, то делают это, как правило, чтобы продать обратно владельцу или страховой компании.

— Глупость какая! — поморщилась Шейла Уоррен.

Думаю, ее ответ означал, что с ними никто не связывался. Я поднялся с места:

— Ваш муж сказал, что у вас есть фотографии книги.

Она осушила стакан и заявила:

— Лучше бы он сам всем этим занимался!

И вышла. Может быть, стоит попросить Хэтчера задать ей все необходимые вопросы вместо меня. Впрочем, возможно, он уже это сделал. А может быть, позвонить в аэропорт, остановить самолет Брэдли и сказать ему, чтобы забирал свой чек, а с ним и эту работу. Не-е-а, не выйдет. Что может подумать Дональд Трамп?

Шейла вернулась уже без стакана, но со снимком восемь на десять, на котором Брэдли принимал нечто, похожее на фотоальбом, из рук величественного седовласого японского господина. Вокруг были и другие люди, все японцы, но все же не такие величественные. Книга была в темно-коричневом кожаном переплете и такая старая, что, если на нее нечаянно чихнуть, могла рассыпаться в прах. На снимке была и Джиллиан Беккер.

— Надеюсь, это то, что вам нужно, — заявила Шейла Уоррен, успевшая расстегнуть три верхние пуговицы своего теннисного костюма.

— Вполне, — ответил я и убрал снимок в карман.

— Вы уверены, что не хотите ничего выпить? — облизнув губы, спросила она.

— Абсолютно. Спасибо.

Она бросила взгляд на свои тапочки и воскликнула:

— Bay, шнурки проклятые!

Затем она повернулась ко мне спиной и наклонилась. Лично мне показалось, что шнурки в полном порядке, но бывает, что я пропускаю важные детали. Она некоторое время возилась с одним шнурком, потом с другим, а я тем временем вышел из комнаты. Мне удалось найти дорогу на кухню и выбраться на задний двор. Зеленая лужайка плавно спускалась к огромному бассейну в стиле греческого классического Ренессанса. Около него имелся обязательный домик с беседкой и круглым грилем. Я немного постоял у бассейна, оглядываясь по сторонам и качая головой. Что за люди! Сначала он. Теперь она. Ну и парочка.

Тот, кто влез в дом, судя по всему, знал код или где его найти. Это совсем не трудно. В один прекрасный день, когда никого нет дома, садовник потихоньку пробирается внутрь, натыкается на обрывок бумажки, на каких люди вроде Брэдли Уоррена записывают коды, а потом продает его нужному парню за хорошую цену. Или, например, Шейла распустила свои холеные ручки и дала оплеуху экономке, получающей за работу сотню баксов в неделю, а экономка сказала: «Ладно, сучка, ты мне за это заплатишь». И отдала шифр своему дружку, который как раз ищет работу. Продолжать можно до бесконечности.

Я обогнул бассейн, прошел мимо теннисного корта и дальше по границе владений Уорренов, а затем повернул к дому. Никаких тебе сторожевых собак, камер слежения и какого-либо другого охранного оборудования. По стене, идущей по периметру участка, не был пропущен ток, а сторожевая башня, если таковая и имелась, была замаскирована под пальму. Любой пацан с Голливудского бульвара мог бы вынести отсюда все, что угодно. Может, стоит туда отправиться и поспрашивать у детишек. Только на это у меня уйдет года три или четыре.

Вернувшись в дом, я обнаружил, что на одном из диванов в гостиной сидит по-турецки девочка-подросток. Она рассматривала огромную книгу, которая вполне могла быть озаглавлена «Самые скучные пейзажи Эндрю Уайета».[6]

— Привет, меня зовут Элвис, — сказал я. — А ты, наверное, Мими?

Она наградила меня таким взглядом, словно, открыв парадную дверь, обнаружила на крыльце свидетеля Иеговы. Ей было около шестнадцати. Каштановые волосы подстрижены так коротко, что ее лицо казалось гораздо круглее, чем на самом деле. Я посоветовал бы ей поднять волосы наверх или отпустить подлиннее, но она меня не спрашивала. Никакой косметики, никакого лака на ногтях — а не мешало бы. Я бы не назвал ее хорошенькой. Девочка потерла нос и спросила:

— Вы детектив?

— Вроде бы. У тебя имеются какие-нибудь улики, касающиеся кражи века?

Она снова потерла нос.

— Улики? — повторил я. — Ты, случайно, не видела посторонних на вашей лужайке? Или слышала обрывок подозрительного разговора. Ну типа того.

Может быть, она на меня смотрела. А может, и нет. По ее лицу блуждала кривая улыбка, заставившая меня подумать, что она под кайфом.

— Я тебе мешаю читать?

Она не кивнула, не заморгала от удивления и даже с визгом не бросилась прочь из комнаты. Она просто смотрела на меня.

Я прошел назад через столовую, потом выбрался из дома, добрался до «корвета» и выехал на подъездную дорожку.

Когда я проезжал мимо Хэтчера, сидевшего в своем «тандерберде», тот, ухмыльнувшись, спросил:

— Ну и как оно тебе?

— Отвали, — предложил я ему.

Он рассмеялся, и я уехал.

3

Три года назад я кое-что сделал для Берка Фельдштейна, который владеет симпатичной художественной галереей в Венис на побережье, чуть дальше Санта-Моники. Это одно из перестроенных промышленных зданий, где с помощью белой краски поддерживается промышленный вид, а все произведения искусства представляют собой белые коробки с цветной бумагой внутри. В этом году на Рождество Берк подарил мне большую кружку с надписью «ИСТРЕБИТЕЛЬ ЧУДОВИЩ». Мне она ужасно нравится.

Из Холмби-Хиллз я направился в Вествуд, припарковался и из телефона-автомата позвонил в галерею Берка. Мне ответил женский голос:

— Галерея «АртВеркс».

— Я вам звоню по поручению Мишеля Делакруа, — сообщил я ей. — Мистер Фельдман принимает?

Черный паренек в рубашке с логотипом университета Лос-Анджелеса сидел за столиком для пикников и читал книгу по социологии.

— Вы хотели сказать, мистер Фельдштейн? — с сомнением переспросил женский голос.

— А, значит, его так зовут? — напустил я на себя важный вид.

Она попросила меня подождать. Я услышал, как на том конце провода кто-то или что-то передвигается. Потом раздался голос Берка Фельдштейна:

— Извините, кто говорит?

— Король рок-н-ролла.

В ответ сухой сардонический смешок. Должен заметить, что сардонический смешок у Фельдштейна получается лучше, чем у всех, кого я знаю.

— Можешь ничего не говорить. Ты не знаешь, что тебе выбрать: Моне или Дега. И тебе нужен мой совет.

— Украден раритет, восемнадцатый век, Япония, — ответил я. — Кто может про это что-нибудь знать?

Черный паренек закрыл книгу и уставился на меня.

Берк Фельдштейн попросил меня подождать. Через минуту он снова взял трубку. Его голос звучал ровно и очень серьезно.

— Ты не станешь называть моего имени?

— Берк, — обиженно проговорил я.

— На Каньон-Драйв в Беверли-Хиллз есть галерея. Называется «Сан три». Она принадлежит типу по имени Малькольм Деннинг. Я не могу поклясться, что это так, но поговаривают, будто Деннинг время от времени проворачивает сомнительные делишки.

— Значит, сомнительные делишки. Хорошая формулировка. Речь идет о противозаконных сделках?

Черный парнишка встал и пошел прочь.

— Не умничай, — посоветовал мне Берк.

— А ты как узнал про эти сомнительные делишки, Берк? Проворачиваешь дела на стороне?

Он повесил трубку.

Я мог найти названную им галерею несколькими способами. Например, позвонить одному из своих приятелей, работающих в полиции, и попросить его поискать в закрытых файлах. Или бесцельно ездить по городу и окрестностям, заезжая во все встречные галереи, пока не наткнусь на кого-нибудь, кто в курсе, где находится «Сан три», и выбью из него эту секретную информацию. А вот еще вариант: заглянуть в «Желтые страницы». Что я и сделал.

Галерея «Сан три» находилась в Беверли-Хиллз, за ювелирным магазином, в двух кварталах от Родео-драйв, среди самых шикарных на свете торговых заведений. Вокруг было полно бутиков с арабскими или итальянскими названиями и маленькими табличками, гласившими: «ТОЛЬКО ПО ЗАПИСИ». Богатые покупатели, немецкие машины, швейцары — как правило, молодые, красивые, настоящие герои боевиков. В воздухе так и пахло преступлениями.

Я дважды проехал мимо галереи, но парковки не нашел. Тогда я направился на север, вверх по каньону выше бульвара Санта-Моника в жилой район Беверли-Хиллз, там припарковался и вернулся назад. Рядом с ювелирным магазином я увидел тяжелую стеклянную дверь с красивой медной табличкой, гласившей: «ГАЛЕРЕЯ „САН ТРИ“, ОТКРЫТА С 10.00 ДО 17.00, СО ВТОРНИКА ПО СУББОТУ; ВОСКРЕСЕНЬЕ И ПОНЕДЕЛЬНИК ВЫХОДНОЙ».

Я вошел в дверь и поднялся по застеленной роскошной дорожкой лестнице, которая привела меня на площадку с еще одной, более надежной, дверью и очередной табличкой «ЗВОНИТЕ».

Возможно, стоит позвонить в звонок, как тут же появится какой-нибудь тип в берете, со шрамом на щеке и спросит, не хотите ли вы приобрести какое-нибудь краденое произведение искусства. Я позвонил.

В дверях появилась очень симпатичная брюнетка в бордовом брючном костюме. Впустив меня, она радостно поинтересовалась:

— Надеюсь, вы хорошо провели день?

Эти преступники на все готовы пойти, лишь бы втереться к вам в доверие.

— У меня имелись на сей счет кой-какие сомнения, пока вы со мной не заговорили. Мистер Деннинг здесь?

— Да, но сейчас он разговаривает по международному телефону. Если вы подождете, я с удовольствием вам помогу.

Уже немолодой лысеющий мужчина и женщина с серебристыми волосами стояли у входа возле длинной стеклянной стены, выходившей на улицу. Мужчина рассматривал черный шлем, установленный на красной подставке под стеклянным куполом. Шлем весьма смахивал на тот, что украшал голову Дарта Вейдера.[7]

— Конечно, — ответил я. — Вы не возражаете, если я тут немного поброжу?

Она вручила мне каталог с ценами и одарила очередной радостной улыбкой:

— Разумеется.

«Уж эти мне мошенники!»

Галерея размещалась в огромном помещении, разделенном на секции тремя фальшстенами, которые образовывали альковы с выставленными в них экспонатами. Их было совсем не много, но все до единого показались мне подлинниками. Вазы и чаши стояли на подставках под изысканными акварелями, выполненными на тонких тканях в бамбуковых рамках. Ткань пожелтела от времени.

Мне понравились несколько гравюр на дереве, особенно очень красивая сдвоенная гравюра с разными сюжетами. На каждой был изображен мужчина в бамбуковой хижине на берегу реки, на горизонте бушевала гроза и вспыхивали молнии. На обеих гравюрах мужчина держал в руках полоску голубой ткани, развевавшейся на ветру и летящей за пределы картины. Причем гравюры были составлены таким образом, что полоска словно переходила из одной картины в другую, соединяя двух мужчин.

«Чудная вещь и прекрасно смотрелась бы у меня дома, — решил я, посмотрев, сколько она стоит: 14 000 долларов. — Возможно, мне удастся найти что-нибудь более подходящее».

В дальнем конце зала стояли изящный письменный стол работы Эллиота Райерсона и три стула с бархатной обивкой, чтобы покупатели могли присесть и обсудить свое новое приобретение, а также пара пальм из тех, что я безуспешно пытаюсь вырастить в своем офисе. Эти пальмы были полны жизненных сил. За ними я разглядел дверь. Дверь открылась, из нее вышел седеющий мужчина в розовой рубашке «Лакоста» и слаксах цвета хаки и принялся что-то искать на столе. Брюнетка оглянулась через плечо и сказала:

— Мистер Деннинг, этот господин хотел вас видеть.

Малькольм Деннинг дружелюбно мне улыбнулся и протянул руку. Глаза у него были грустные.

— Вы не могли бы подождать еще минутку? Разговариваю по телефону с клиентом из Парижа.

Мне понравилось его рукопожатие.

— Конечно.

— Спасибо. Постараюсь недолго.

Он наградил меня еще одной улыбкой, нашел то, что искал, и скрылся за дверью. Малькольм Деннинг, Заботливый Мошенник.

Брюнетка продолжила разговор с пожилой парой, а я принялся снова бродить по галерее. Когда все вернулось на круги своя, я прошел в дверь. Слева был небольшой коридор с туалетом, в дальнем конце — помещение, похоже отведенное под склад и упаковку покупок, а справа — маленький офис. В нем за заваленным бумагами бюро с раздвижной крышкой сидел Малькольм Деннинг и разговаривал с кем-то по телефону — по-французски. Увидев меня, он поднял голову, прикрыл рукой трубку и сказал:

— Извините. Еще пара минут.

Я достал свою лицензию и показал ему. Можно было бы обойтись и визиткой, но лицензия выглядит более официально.

— Элвис Коул. Так меня зовут. Я частный детектив. И вот я тут. — Всегда хочется выразиться как-нибудь эдак. — У меня возникло несколько вопросов по искусству феодальной Японии, и мне сказали, что я должен обратиться к вам.

Не отводя от меня глаз, он что-то буркнул в трубку, кивнул чему-то, чего я не слышал, и закончил разговор. На бюро стояли четыре фотографии, на одной была полная женщина с милой улыбкой, на другой — три мальчика-подростка. На третьей моим глазам предстала команда Малой лиги с Малькольмом Деннингом и еще каким-то мужчиной. На обоих были рубашки с надписью «ТРЕНЕР».

— А могу я поинтересоваться, кто прислал вас ко мне?

— Поинтересоваться-то вы можете, но, боюсь, я не смогу ответить на ваш вопрос. Кое-кто мне кое-что сказал. Я должен охранять свои источники информации. Особенно если то, что они мне сказали, может быть использовано против них. Вы меня понимаете?

— Против них?

— Особенно в этом случае.

Он кивнул.

— Мистер Деннинг, вам известно, что такое «Хагакурэ»?

Он явно занервничал.

— Ну, «Хагакурэ» нельзя назвать произведением искусства. Понимаете, это книга.