Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Владимир Набоков

ИЗ АЛЬМАНАХА «ДВА ПУТИ»[1]


<br> «Темно-синие обои…» <br>

Темно-синие обои
   Голубеют.
      Все — в лучах!
Жизнь — как небо голубое!
Радость, радость, я с тобою!


Ты смеешься, а в глазах
Золотые пляшут чертики.


   Душно… Блики на ковре.
      Откроем форточку…
Ах, поет шарманка во дворе!
   — Утомленная,
   Нежно-сонная,
   Сонно-нежная,
   Безнадежная. —
Здравствуй, солнечная высь,
Здравствуй, счастье впереди!
   — Звуки плавные,
   Звуки длинные,
   Своенравные
   И старинные.
Губы яркие приблизь, —
Но, целуя, ввысь гляди!




<br> «Плывут поля, болота мимо…» <br>

Плывут поля, болота мимо.
Стволы рябые выбегают,
Потом отходят. Клочья дыма,
Кружась, друг друга догоняют.


   Грохочет мост. Столбов миганье
   Тройную проволоку режет.
   Внезапно переходит в скрежет
   Глухое рельсов бормотанье.


Шлагбаум. Как нить, дорога рвется.
В овраг шарахаются сосны.
Свисток протяжный раздается,
И чаще, чаще стук колесный.


   И вот — платформа подплывает.
   Все так знакомо! Предо мною —
   Весна. Чуть ветерок ласкает,
   И пахнет вспаханной землею.


Весна! Застенчивая липка
Платочком машет изумрудным.
Весь мир — как детская улыбка.
Все ясным кажется, нетрудным…




<br> Сонет <br>

Вернулся я к моей любви забытой.
(О, ствол березы — белый, как фарфор!)
Зеленый лес, лучами перевитый,
Молчал, певучий затаив укор.


   Иван-да-Марья сам с собою спор
   Завел. Над сыроежкой домовитой
   Смеялся добродушно мухомор.
   Я шел тропинкой золотом залитой;


Часы текли, как солнечные сны;
Я думал думу светлой тишины:
«Могла ли мне иная радость сниться?»


   Я чьи-то вздохи вспомнил у ручья,
   Где незабудки в платьицах из ситца
   Смотрели грустно, как шалит струя.




<br> Дождь пролетел <br>

Дождь пролетел и сгорел на лету.
     Иду по румяной дорожке.
Иволги свищут, рябины в цвету,
     белеют на ивах сережки.


Воздух живителен, влажен, душист.
     Как жимолость благоухает!
Кончиком вниз наклоняется лист
     и с кончика жемчуг роняет.

Май 1917
Выра



<br> «Мятежными любуясь облаками…» <br>

Мятежными любуясь облаками,
В порыве юном, в солнечном бреду —
Веселыми, широкими шагами
Навстречу ветру по полю иду.


В душе поет восторг безбрежной воли…
Весь мир в лучах! Вся жизнь передо мной!
Как сердце, бьется огненное поле
Под лаской ветра, буйной, молодой.


Весь мир горит, весь мир благоухает!
Срывает ветер шляпу с головы.
Шумит, блестит, отходит, набегает,
Волна высокой, трепетной травы…




<br> «Гроза растаяла. Небо ясно…» <br>

Гроза растаяла. Небо ясно.
Трава подернута серебром.
Светло и сыро. Хочу ужасно
Пройти по радуге босиком;


   С веселой песнею подниматься
   И на верхушку дуги цветной
   Верхом усесться и пошептаться
   С последней тучкою грозовой!


Я буду радостен и бесстрашен.
Кругом — сияние синих снов,
Внизу — квадратики пестрых пашен,
Зигзаг речонки и пух лесов.


   А если радуга вдруг исчезнет,
   Бледнея, спрячется в синеву, —
   Я с ней погибну в лазурной бездне
   Иль в мир надсолнечный уплыву!




<br> «С дождем и ветром борются березы…» <br>

   С дождем и ветром борются березы.
   На крыше мокрой — желтые листы.
   Еще души невыплаканны слезы,
   Еще живут измятые цветы!


День сердится, как взбалмошный ребенок.
Так рано, бедного, уводят спать!
Дождь ввечеру становится так тонок,
Что можно в парке сумрачном гулять.


   Блуждаю в парке. Думаю о дальней.
   В сырой траве боровичков ищу
   Иль на песке — задумчиво, печально —
   Все то же имя палкою черчу.




<br> Осень <br>

Была в тот день светлей и шире даль,
В тот день упал увядший лист кленовый…
Он первый умер — дымчато-лиловый,
Весь нежная, покорная печаль…


   Он падал медленно; мне было больно.
   Он, может быть, не знал, что упадет
   И в тихий, слишком тихий день умрет —
   Такой красивый и такой безвольный…




<br> Сонет <br>

Безоблачная высь и тишина…
Голубоватый снег; оцепененье;
Ветвей немых узорное сплетенье —
Моя страна — волшебная страна.


   Когда в снегу сияющем она
   Стоит как серебристое виденье —
   Душа в таинственное влюблена,
   В душе покой и кроткое смиренье.


«Березка стройная под дымкой снежной,
Ты заколдована, скажи, навек?
Наверно, девушкой была ты нежной…»


   «Ты, елочка, устала? Давит снег?
   Ну погоди, я осторожно сброшу
   С ветвей поникших снеговую ношу…»




<br> «Я незнакомые люблю вокзалы…» <br>

Я незнакомые люблю вокзалы,
Люблю вагоны дальних поездов.
Свист паровоза — властный зов.
Ночь. Мелкий дождь. Спешу я, запоздалый.


И в полночь вновь у чуждых городов
Вхожу один, взволнованно-усталый,
В пустынные, тоскующие залы,
Где нет в углу знакомых образов.


Люблю вокзалов призраки: печаль,
Прощаний отзвук, может быть, обманы…
Зеленый луч кидает семафор;


Газ бледен; ночь черна; безвестна даль.
Там ждут, зовут, тоскуют великаны.
Но будет миг: метнется алый взор.




<br> «Вечный ужас. Черные трясины…» <br>

Вечный ужас. Черные трясины.
Вопль, исполненный тоски ночной.
Бегемота с шеей лебединой
Силуэт над лунною водой.


Тех существ — чудовищ без названья —
Кто тебе позволил пережить?
Кем тебе дано самосознанье,
Белый зверь, умеющий грешить?


Может быть, я эту знаю тайну:
Поутру, бродя в лесной глуши,
Острый камень ты нашел случайно
И впотьмах младенческой души


Боязливо, как слепой, пошарил,
Камень прочно к палке прикрепил,
Подстерег врага, в висок ударил
И задумался, когда убил.




<br> «У мудрых и злых ничего не прошу…» <br>

У мудрых и злых ничего не прошу;
   Гляжу, улыбаясь, в окно
И левой рукою сонеты пишу
   О розе… Не правда ль, смешно?


И все, что написано левой рукой,
   Весенним прочтут вечерком
Какой-нибудь юноша с ватной душой
   И девушка с ватным лицом.


Я тихо смеюсь, беззаботный левша.
   Кто знает, что в сердце моем?
О розе, о грезе пишу не спеша
   В цветной, глянцевитый альбом.


Но та, что живет у ворот золотых,
   У цели моей огневой,
Хранит на груди мой единственный стих,
   Написанный правой рукой.