Саймак Клиффорд Дональд
Доставка удостоенных
Клиффорд Д. Саймак
ДОСТАВКА УДОСТОЕННЫХ
1
Шла вторая половина пятницы. Уроки закончились, и аудиторию покидали последние студенты. Эдуард Лэнсинг стоял у своего стола, собирая свои конспекты лекций и заметки и заталкивая их в портфель. Выходные свободны, и он радовался тому, что не надо ни о чем беспокоиться, что никакие гражданские или преподавательские обязанности не урежут выходные ни на йоту. Впрочем, он еще не решил, чем лучше их заполнить. Можно съездить в горы, чтобы поглядеть, как расцветила их осень - к концу этой недели она должна достигнуть вершины своего великолепия. А можно позвонить Энди Сполдингу и предложить устроить поход. Или пригласить Элис Андерсон на обед и позволить последующим событиям развиваться, как заблагорассудится. А можно просто полодырничать - запереться в квартире, развести в камине уютный огонь, поставить пластинку Моцарта и немного почитать; в последнее время он подзапустил это дело, и набралась уже целая груда непрочитанных книг и журналов.
Сунув портфель под мышку, Эдуард зашагал к выходу. Посредине коридора у стены стоял игральный автомат, и Эдуард по привычке автоматически сунул руку в карман, нашаривая мелочь. Нащупав четвертак, он извлек его на свет, задержался возле автомата и сунул четвертак в щель. Потом ухватился за рукоятку и потянул ее вниз. Машина хмыкнула ему в лицо и колесики на ее передней панели закружились. Эдуард развернулся и зашагал прочь, не дожидаясь, что из этого выйдет. Ждать бессмысленно: у этого автомата никто и никогда не выиграл ни цента. Порой, правда, возникали слухи о том, как кто-то сорвал чудовищный банк, но Эдуард подозревал, что все эти байки с пропагандисткой целью распространяли люди из служб социального обеспечения.
Позади него машина закончила жужжать и пощелкивать и с лязгом остановилась. Он оглянулся: персик, лимон и апельсин - этот автомат был сконструирован так, чтобы имитировать старомодных одноруких бандитов, что в данных условиях должно было соответствовать недоразвитому чувству юмора учащихся.
Итак, Эдуард снова проиграл, но в этом не было ничего необычного: он не выигрывал здесь ни разу - да и не только он. Здесь не выигрывал никто. Наверно (хотя в этом он не был уверен) здесь играли из чистого патриотизма, исходя из некоего гипертрофированного, хотя и довольно смутного чувства гражданского долга - ибо тем самым они поставляли средства для национальной программы социального обеспечения, и тем самым немного смягчали суровое давление налогового пресса. Эдуард снова мимоходом поразмыслил об этом, гадая, одобряет ли он подобные методы; с точки зрения морали эта идея представлялась ему несколько ущербной, но, как бы то ни было, свои плоды она приносила, несмотря на дурной привкус. \"Да и потом, - напомнил себе Эдуард, - ничего страшного, если время от времени я потрачу четвертак на благо бедным и ради снижения налогов\".
Забыв о машине, он огляделся и увидел, что стоит в одиночестве посреди пустого холла, развернулся и зашагал к своему кабинету. Через несколько минут, избавившись от портфеля и закрыв за собой дверь, он сможет отправиться на встречу к своим ничем не занятым выходным.
Однако, повернув за угол, Эдуард обнаружил, что у дверей кабинета его кто-то ждет, прислонившись к стене с той возмутительной расхлябанностью, которая с неизменным постоянством была присуща пребывающим в ожидании студентам.
Эдуард прошел мимо него, позвякивая ключами и спросил:
- Вы ждете меня?
- Я Томас Джексон, сэр, - сообщил тот, отлепляясь от стены. - Вы оставили в моем ящике записку.
- Да, мистер Джексон, полагаю, что оставлял, - ответил Лэнсинг, вспомнив об этом и придержав дверь, чтобы студент мог войти в кабинет, затем последовал за ним и включил настольную лампу.
- Стул вон там, - сообщил он, направляясь к своему месту за столом.
- Благодарю вас, сэр, - кивнул студент.
Лэнсинг обогнул стол, подвинул стул и уселся: теперь ему нужна была груда бумаг, громоздившаяся на левом углу стола. Быстро перелистав их, он нашел нужные и поднял глаза на Джексона; тот явно нервничал.
Лэнсинг перевел взгляд на расположенное напротив окно - там виднелся фрагмент проходившей по университетскому городку аллеи. День был довольно типичным для сонной осени в Новой Англии: прямо за окном блеклое солнце вызолотило пожелтевшие листья старой березы.
Он положил стопку бумаг перед собой и начал перелистывать их, делая вид, что подвергает их тщательному изучению.
- Мистер Джексон, вы не против, если мы с вами обсудим вашу работу? Мне она кажется во многих отношениях довольно любопытной.
Студент сглотнул.
- Я рад, что вам понравилось.
- Это одно из наиболее любопытных критических произведений, какие я когда-либо читал, - кивнул Лэнсинг. - Должно быть, вы потратили на него довольно много времени и раздумий, это очевидно. Вы с необычайным чувством разработали одну-единственную сцену из \"Гамлета\", и пришли к блестящим умозаключениям. Однако кое-что привело меня в недоумение - в частности, источники, на которые вы ссылаетесь.
Он положил статью на стол и посмотрел на студента. Студент попытался ответить ему тем же, но скоро глаза его заблестели и он отвернулся.
- Что мне хотелось бы знать, - продолжал Лэнсинг, - это кто такой Кроуфорд? И Райт? И Форбс? Я уверен, что это известные шекспироведы, хотя, признаться, ни разу не слыхал о них.
Студент промолчал.
- Что меня озадачило, - вел свое Лэнсинг, - это зачем вам вообще понадобилось ссылаться на них. Ваша работа и без них говорит сама за себя. Если бы не они, я бы пришел к заключению - хотя, учитывая ваши предыдущие успехи, пожалуй, несколько неохотно - что вы наконец взялись за ум и поработали на совесть. Судя по вашим отметкам, это довольно маловероятно, однако, я полагаю, что имею право сомневаться. Мистер Джексон, если это какой-то розыгрыш, то я не нахожу тут особого юмора. Наверно, вы можете мне это разъяснить - если это так, я вас с удовольствием выслушаю.
- Это все проклятая машина! - с неожиданной горечью проговорил студент.
- По-моему, я не совсем понял. Какая машина?
- Видите ли, мне нужна была хорошая оценка. Я знал, что если завалю это задание, то срежусь на экзамене. А проваливаться мне никак нельзя. Я честно пытался, но никак не мог врубиться, и потому пошел к машине и...
- Еще раз спрашиваю, - повторил Лэнсинг, - при чем тут машина?
- Это игральный автомат. То есть, она выглядит, как игральный автомат, хотя, по-моему, это что-то другое. Об этом почти никто не знает. Не стоит об этом распространяться.
Студент заискивающе поглядел на Лэнсинга, и тот спросил:
- Если эта машина является секретом, то зачем вы мне его выдаете? Мне следовало подумать, что вы попытаетесь блефовать. Я понимаю, что если буду вовлечен в предлагаемый вами заговор, то проглочу пилюлю и не пророню об этом ни слова. Буду прикрывать остальных.
Разумеется, в рассказ об игральном автомате он не поверил, ни на мгновение не усомнившись, что он не содержит ни крупицы истины. Надо только надавить посильнее на этого сидящего напротив юношу и надеяться, что удастся выжать из него хоть какое-то подобие истины.
- Ну ладно, сэр, вот оно как обстоит, - подал голос Джексон. - Может, вы думаете, что это идиотская шутка или что я нанял кого-нибудь написать работу... Словом, не знаю, тут можно придумать всякое, и если вы так думаете, вы поставите мне неуд, а я говорил, что не имею права еще раз пролететь. Если хотите, я объясню, почему не могу больше терпеть. Я на пределе. Так что я подумал, что если скажу вам правду... Видите ли, я иду ва-банк в надежде, что если скажу правду, то сумею заработать на этом пару очков.
- Ну, это весьма благоразумно с вашей стороны, - согласился Лэнсинг. - Да, чрезвычайно благоразумно. Однако чтобы игральный автомат...
- Он в здании Союза, сэр. Студенческого Союза.
- Да, я знаю это здание.
- В подвале, - продолжал Джексон. - Неподалеку от Ратскеллера. Там есть дверь неподалеку от бара. Туда никто не заходит, то есть почти никто. Там что-то вроде кладовки, хотя ей никто не пользуется. То есть, сейчас не пользуются, а когда-то, может, пользовались. Там почти ничего нет, только разные вещи, которые давным-давно сунули туда, да и забыли. А в одном углу стоит игральный автомат, то есть, он выглядит, как игральный автомат. Если кто и зайдет в кладовку, то даже не станет разглядывать его. Он вроде как громоздится там в углу, и всякий, кто его увидит, решит, что он сломан и...
- Разумеется, - перебил его Лэнсинг, - за исключением тех, кто действительно знает, что это такое?
- В точности так, сэр. То есть, вы мне верите?
- Этого я не говорил. Я просто пытаюсь вам помочь, а то вы все время сбиваетесь. Я просто вставил фразу, чтобы вернуть вас к главному.
- А-а, спасибо, сэр, вы очень добры. Я, и правда, чуточку отклонился. Так вот, сэр, надо подойти и сунуть четвертак в щель. Четвертак его будит, и он начинает говорить, спрашивая, чего вам надобно и...
- Вы хотите сказать, что игральный автомат разговаривает?
- В точности так, сэр. Он спрашивает, чего вам надобно, и вы говорите, а он говорит, сколько это стоит, и когда заплатишь, он это улаживает. Он выдает работы почти по любому предмету. Говоришь, чего хочешь...
- Итак, вы пошли на это. Не будете ли вы любезны сообщить, дорого ли это обошлось?
- В общем, нет. Всего-то два доллара.
- Чертовски дешево.
- Да, сэр, вы правы. Очень удачная сделка.
- Вот сижу я здесь и думаю, - произнес Лэнсинг, - о том, как несправедливо, что об этой замечательной машине знают единицы избранных. Я думаю о сотнях студентов, сгорбившихся над своими партами и выжимающих собственные мозги ради написания одного-единственного осмысленного абзаца, когда они могли бы просто спуститься в подвал здания Союза - если б только знали об этом - и найти ответ на все свои мучительные проблемы.
Лицо Джексона окаменело.
- Сэр, вы мне не верите? Вы думаете, что это просто басня. Думаете, я просто соврал.
- А что же, по-вашему, еще я должен думать?
- Ну, не знаю. Мне казалось, что проблем не будет просто потому, что это истинная правда. А когда я сказал ее, вы мне не поверили. Уж лучше б я соврал!
- Да, мистер Джексон, полагаю, что так было бы для вас лучше.
- И что же вы решите, сэр?
- Пока что ничего. Просто немного обдумаю этот вопрос за выходные. Когда у меня сложится определенное мнение, я непременно дам вам знать.
Джексон медленно поднялся и неуклюже заковылял из кабинета. Лэнсинг слушал постепенно утихающий в отдалении звук его шагов, пока тот совсем не смолк, потом сунул работу Джексона в ящик стола, запер его, подхватил портфель и направился к двери, но на полпути развернулся и швырнул портфель на стол - сегодня в нем нет ничего такого, что понадобится дома. В конце концов, эти выходные у Эдуарда ничем не заняты, и он не намеревался испортить их работой.
Шагая к ведущим в аллею дверям, он из-за оставленного в кабинете портфеля никак не мог отделаться от странного ощущения, что руки чересчур свободны. \"Словно портфель стал моей неотъемлемой частью, - думал он, - как брюки или ботинки. Он стал частью моей спецодежды\". Многие годы он не расставался с портфелем, и теперь чувствовал себя слегка неодетым, словно его появление на публике без портфеля под мышкой является несколько непристойным.
Спускаясь по широким каменным ступеням здания, Лэнсинг услышал чьето приветствие, донесшееся с расстояния примерно в полквартала отсюда. Обернувшись в ту сторону, он увидел, что по дорожке наперерез ему спешит Энди Сполдинг.
Энди был старым и верным другом Лэнсинга, хотя присущее ему пустозвонство порой превращало его в надутого индюка. Энди занимался социологией и голова у него на плечах была хорошая - в ней вечно роилась масса идей. Единственная его беда заключалась в том, что он не мог удержать эти идеи при себе - как только ему удавалось загнать когонибудь в угол, он хватал несчастного за лацканы пиджака, чтобы тот не вырвался, наваливался на него, обрушивал на съежившуюся жертву град идей и, подхваченный могучим потоком своей неудержимой мысли, затевал спор с самим собой. В остальных отношениях он был добрым и верным товарищем, и Лэнсинг почувствовал удовольствие от такой встречи.
Остановившись у подножия лестницы, он подождал торопливо шагавшего Энди там.
- Давай-ка завернем в клуб, - с ходу предложил Энди. - Выпивка за мной.
2
Факультетский клуб находился на верхнем этаже здания Студенческого Союза. Стены в нем были сделаны из цельных стекол, начинавшихся от самого пола и доходивших до потолка, открывая вид на спокойное озерцо с аккуратно ухоженными берегами, обрамленное рощицей берез и сосен.
Лэнсинг и Энди уселись за столик у самой стены.
Сполдинг приподнял свой стакан и поверх него вопросительно взглянул на приятеля.
- А знаешь, - начал он, - я уже несколько дней думаю, как славно бы получилось, если б нас навестила очередная средневековая чума - вроде той, что в четырнадцатом веке свела в могилу треть населения Европы. Хотя, впрочем, новая мировая война или второй библейский потоп тоже подошли бы; годится все, что угодно, лишь бы эта штука заставила нас начать все заново, исправить ошибки, совершенные человечеством за последние тысячу лет или около того, и прийти к какой-нибудь иной социальной и экономической структуре. Чтобы у нас был шанс уйти от посредственности, шанс более здраво устроить свое общество. Система труд-зарплата уже устарела, вяжет нас по рукам и ногам, а мы продолжаем цепляться за нее...
- А не думаешь ли ты, - мягко возразил Лэнсинг, - что предлагаемый тобой метод чуточку грубоват?
Он вовсе не собирался спорить - с Энди никто и никогда не спорил, потому что на стороне Энди всегда был подавляющий перевес: он просто лез напролом, излагая свои мысли почти бесцветным голосом, выстраивая их в колонны и шеренги, каталогизируя их и разворачивая на всеобщее обозрение, как колоду карт.
Эдуард не хотел и не собирался спорить, просто он принял условия игры, согласно которым жертва - или жертвы Энди - должна была что-то бормотать в ответ.
- Вскоре мы внезапно осознаем, - вел свое Энди, - пока я не думал, почему именно придет это осознание - ну, словом, мы осознаем, потому что все человеческие попытки чего-либо добиться просто тщетны, поскольку направлены не туда, куда надо. Столетиями мы накапливали знания, добывая их во славу разума - но не более разумно, чем древние алхимики разрабатывали свои методы ради превращения обычных металлов в золото. Быть может, окажется, что все эти знания ведут в тупик, что за какой-то определенной чертой наши понятия просто-напросто утрачивают свой смысл и обращаются в пустой звук. А еще несколько лет спустя все прежние фундаментальные теории пространства и времени обратятся в прах; мы застрянем посреди груды обломков искореженных теорий и узнаем, что они ни на что не пригодны, потому что были таковыми с самого начала. И тогда обнаружится, что изучать Вселенную просто бессмысленно. Мы узнаем, что на самом деле не существует никаких законов природы, что Вселенной правит чистый случай, а то и что-нибудь похуже. Все наши отчаянные исследования, вся эта погоня за знаниями - не только о Вселенной, но и обо всем остальном - происходят только потому, что мы хотим добиться для себя каких-то выгод. Но давайте спросим себя: а имеем ли мы право добиваться выгод? По сути, мы не имеем права ожидать от Вселенной чего-либо такого.
Теперь настала пора сделать Лэнсингу свой ход.
- Похоже, что сегодня ты настроен куда более пессимистически, чем обычно.
- Я - отнюдь не первый из тех, кто предается пессимизму подобного рода, хотя меня к нему толкнул несколько иной подход. В прошлом существовала целая школа мыслителей, исповедовавших подобную точку зрения - это было еще в те времена, когда космологи были убеждены, что наша Вселенная конечна. Сейчас наша космология далеко не так категорична в этом вопросе. В данный момент мы уже не знаем, что представляет из себя наша Вселенная - быть может, она конечна, а может, и нет; этого не знает никто. Это зависит от того, сколько во Вселенной материи, а оценка этой величины меняется год от года, а то и от месяца к месяцу. Но это ни то, ни се. Тогда, в те годы, когда еще доминировало убеждение, что Вселенная конечна, то и теория, основывавшаяся на знании о конечности Вселенной, была точно такой же конечной. То есть имелась определенная квота знаний, и как только мы ее исчерпали бы, узнавать о Вселенной стало бы нечего. А раз знания развиваются и накапливаются, удваиваясь каждые пятнадцать лет то - как подсчитали в те годы - этот процесс долго не продлится, максимум несколько столетий. После этого познание подойдет к тому пределу, который определен конечностью Вселенной, и наступит конец дальнейшему накоплению знаний. Люди тех дней, разделявшие подобную точку зрения, заходили настолько далеко, что даже строили экспоненциальные графики, предел которых, по их мнению, должен был продемонстрировать конечную точку развития науки и техники.
- Но ты же говорил, что концепция конечной Вселенной больше не является общепринятой, и Вселенная вполне может оказаться бесконечной.
- Ты не уловил мою мысль, - проворчал Энди. - Речь идет не о том, хороша или плоха Вселенная. Я просто воспользовался этим примером, чтобы опровергнуть твое утверждение насчет моего пессимизма. Я пытался объяснить, что бывают ситуации, когда провозглашается пессимизм особого рода. А начал я с того, что было бы благословением, если б на нас обрушилась какая-либо катастрофа, заставившая нас изменить способ мышления и выработать новый образ жизни, ведь мы устремляемся в тупик, более того - мы устремляемся туда очертя голову. И когда мы окажемся в тупике, мы сгрудимся там толпой, а потом поползем обратно, вопрошая себя, а не было ли более разумного способа проделать это раньше. Я же считаю, что мы должны прямо теперь, до того как стукнемся лбом, остановиться и задать себе этот вопрос...
Энди продолжал ворчать, но теперь Лэнсинг отключился, слыша лишь ровное бормотание и разбирая слов.
\"И вот этому человеку, - думал он, - я собирался предложить отправиться в воскресный поход\". Если бы он предложил, Энди почти наверняка согласился бы, ведь его жена в эти выходные гостит у своих родителей в Мичигане. Скорее всего, Энди и в походе будет не в силах сдержать ту лавину слов и доказательств, которая изливается из него сейчас; он будет говорить и говорить, и ничто не сможет заставить его замолчать. Обычно человек в походе стремится порадоваться хотя бы относительной тишине и покою, да только к Энди это не относится. Таких вещей, как тишина и покой, для Энди не существует, он олицетворяет собой вулкан мысли.
А еще Лэнсинг думал, что можно попросить Элис Андерсон провести выходные вместе, но и такой план имеет свои отрицательные стороны. Во время нескольких последних встреч с ней Эдуард замечал во взгляде Элис проблески матримониальных надежд, а это, если вникнуть, ничуть не лучше беспрерывной болтовни Энди.
\"Итак, вычеркнем обоих\", - подумал Лэнсинг. Зато оставалась еще возможность съездить в горы или запереться дома возле уютного огня, с музыкой и чтением. Наверно, найдутся и другие способы развлечься в выходные.
Он вновь вслушался в слова Энди.
- А ты когда-нибудь хоть на минуту задумывался, - спрашивал тот, - о кризисных моментах истории?
- Вряд ли.
- История изобилует ими, - поведал Энди. - Вот на них-то, на их сумме и основывается тот мир, в котором мы ныне живем. Порой мне приходит в голову, что может существовать целый ряд альтернативных миров...
- Ничуть не сомневаюсь, - отрезал Лэнсинг. Он не поспевал за полетом фантазии друга и утратил всякий интерес к разговору. На озеро уже наползала тень, скрыв его до середины; приближались сумерки. Глядя на озеро, Лэнсинг ощутил какое-то несоответствие. Еще не понимая, в чем дело, он осознал: что-то изменилось. Потом до него дошло: просто Энди замолчал.
Повернув голову, он уставился на приятеля. Энди ухмылялся.
- У меня идея.
- Да?
- Раз Мэйбл уехала к своим родственникам, почему бы нам с тобой не запланировать на завтра что-нибудь этакое? Я знаю, где можно раздобыть пару билетов на футбол.
- Увы, - отозвался Лэнсинг, - я занят.
3
Выйдя из лифта на первом этаже, Лэнсинг направился к выходу. Когда они уже собрались уходить, Энди заметил за соседним столиком знакомого и задержался, чтобы перекинуться с ним парой слов. Изо всех сил стараясь не подавать виду, что уходит, Лэнсинг потихоньку улизнул. Энди может спуститься в следующем же лифте, и к тому времени надо успеть скрыться из виду. Снова задержать Эдуарда и потащить его куда-нибудь обедать - вполне в духе Энди.
Но на полпути к двери Лэнсинг застыл. Бар \"У Ратскеллера\" находится вниз по лестнице и направо, а в смежной комнате, если Джексон не врал, хранится сказочный игральный автомат. Резко изменив курс, Лэнсинг заторопился к лестнице.
Шагая по ступенькам, он мысленно обрушивал на себя громы и молнии. Нет там никакой кладовки, а если и есть, то нет никакого автомата. Эдуард никак не мог взять в толк, какая муха укусила Джексона, что он выдумал подобную историю. Разумеется, не исключено, что это дерзкий розыгрыш, но если студент на такое способен, то не получит ничего. На его удочку может попасться кое-кто из преподавателей, некоторым преподавателям дерзят довольно часто, потому что они словно сами напрашиваются на это - большинство из них просто надутые дураки, которым идет на пользу, если с них сбить немного спеси. Но Лэнсинг всегда гордился своими хорошими отношениями со студентами. Порой он даже подозревал, что его считают чересчур мягкосердечным. И в отношениях с Джексоном, - понял он, - у них никогда не было конфликтов. Джексон в лучшем случае был всего-навсего слабым студентом, но это здесь абсолютно ни при чем. Лэнсинг старался относиться к нему с предельной вдумчивостью и предупредительностью, иногда даже стараясь ему как-то помочь, хотя и сомневался, что люди вроде этого Джексона оценят эти усилия.
У Ратскеллера было всего несколько человек. Большинство из них сгрудилось у стола в дальнем конце комнаты. Бармен увлеченно беседовал с двумя студентами, и прихода Лэнсинга никто не заметил.
Сбоку от стойки бара была дверь - точь-в-точь такая, о какой говорил Джексон, и Лэнсинг целенаправленно направился через комнату к ней. Ручка двери легко повернулась, Эдуард толкнул дверь и шагнул внутрь, быстро закрыл ее за собой и прислонился к ней спиной.
Освещала комнату тусклая лампочка, свешивавшаяся с потолка на шнуре в центре помещения. Вид у комнаты заброшенный, словно она и в самом деле служила тем целям, о которых говорил Джексон - просто забытая кладовка. У одной стены был выстроены штабелем картонные ящики от прохладительных напитков; кроме того, там стояла пара картотек и старый письменный стол - почему-то не у стены, а в самом центре комнаты; вид у них был такой, будто их сунули туда давным-давно и с тех пор больше о них не вспоминали.
А в дальнем углу стоял игральный автомат.
Лэнсинг с шумом втянул воздух сквозь зубы. Итак, пока что Джексон прав. \"Но, - остудил свой пыл Лэнсинг, - он мог сказать правду о комнате и солгать обо всем остальном. Игральный автомат стоит там, где сказано, но это вовсе не свидетельствует, что остальная часть рассказа соответствует истине\".
Свет был слишком тусклым, и Лэнсинг с преувеличенной осторожностью стал пробираться к ожидавшему его автомату, высматривая любые помехи на пути, о которые можно споткнуться и растянуться на полу.
Добравшись до игрального автомата, Эдуард остановился. Автомат выглядел точь-в-точь таким же, как и множество его собратьев, сотнями приютившихся во всех углах университетского городка в ожидании монет, которые в конце концов отыщут дорогу в фонд, занимающийся заботой о неимущих и прочих обездоленных.
Сунув руку в карман, Лэнсинг ощупал лежавшие там монеты. Нашарив четвертак, он извлек его и сунул в щель автомата. Машина охотно проглотила монету, и тут же ее панель осветилась, чтобы показать разрисованные цилиндры. Автомат негромко дружелюбно хмыкнул, будто они с Лэнсингом разыграли только им двоим понятную шутку.
Лэнсинг ухватился за рычаг и потянул его вниз с ненужным усилием. Цилиндры бешено завертелись, озарившись мерцающими огоньками. Наконец они остановились, и ничего не произошло. \"Точь-в-точь, как остальные автоматы, - подумал Лэнсинг. - Этот ничем от них не отличается. Отбирает деньги и да еще насмехается\".
И тут автомат заговорил.
- И чего же вы желаете, сэр? - поинтересовался он.
- Ну, не знаю, - вздрогнув, ответил Лэнсинг. - На самом-то деле мне ничего не нужно. Я просто пришел убедиться в вашем существовании.
- Какая жалость! Я мог бы предложить очень многое. Вы уверены, что вам ничего не нужно?
- Может, вы дадите мне время поразмыслить?
- Это невозможно, - сообщил автомат. - Пришедшие ко мне люди должны заранее на что-то решиться. Им не дозволено валандаться тут просто так.
- Извините.
- Кроме того, я сконструирован так, что обязан что-то дать в обмен на переданную мне монету. Я должен что-то предоставить. Я расскажу вам анекдот.
И автомат рассказал Лэнсингу довольно грязный анекдот о семерых мужчинах и одной женщине, высаженных на необитаемый остров. Анекдот был скверный - пошлый, грубый и крайне непристойный, и не содержал никакой морали.
Когда автомат замолчал, Лэнсинг от отвращения не проронил ни слова.
- Вам понравился мой анекдот? - поинтересовался автомат.
- Да не очень-то.
- Ну, значит я проиграл. Я подозревал, что недооцениваю вас, и не могу позволить себе тем и закончить. За вашу монету я должен предоставить вам нечто действительно ценное. - Автомат издал кашляющий звук, и из его внутренностей в лоток посредине автомата вывалилось чтото металлическое.
- Действуйте, - пригласил автомат. - Берите.
Лэнсинг взял предмет. По виду он напоминал ключи от номера в мотеле - к продолговатой пластмассовой пластинке с напечатанным на ней номером и адресом было прикреплено два ключа, один чуть больше другого.
- Не понимаю, - сказал Лэнсинг.
- Тогда будьте весьма пристальны. Уделите пристальное внимание тому, что я говорю. Вы слушаете?
Лэнсинг хотел ответить, но поперхнулся. Прочистив горло, он сообщил:
- Я слушаю.
- Хорошо. А теперь, пожалуйста, проявите пристальное внимание. Вы идете по адресу. Если придете в обычные рабочие часы, передняя дверь будет открыта. Если придете в другое время - она отпирается большим ключом. Маленький ключ отпирает комнату сто тридцать шесть. Вы еще следите за моими словами?
Лэнсинг сглотнул.
- Да.
- Когда вы отопрете дверь номер сто тридцать шесть, вы обнаружите дюжину игральных автоматов, стоящих вдоль стены. Подойдите к пятому, считая слева - к пятому: один, два, три, четыре, пять - и сунете в него доллар. Он совершит определенные действия, и когда они завершатся, вы отправитесь к номеру семь и сунете в него еще доллар...
- Когда я суну доллар - надо ли тянуть за рычаг?
- Конечно же, потяните за рычаг. Вы когда-нибудь играли на автоматах?
- Разумеется. Разве можно этого избежать?
- Именно так. Все ли у вас в памяти?
- По-моему, да.
- Тогда повторите это, будьте добры. Я должен в этом убедиться.
Лэнсинг повторил инструкцию.
- Чудесно, - резюмировал автомат. - Держите это в памяти. Я бы советовал вам отправиться побыстрее, пока вы не забыли инструкций. Вам потребуется два серебряных доллара. Кстати, они у вас есть?
- Наверняка нет.
- Ну, тогда вот они. Мы не хотели бы возводить преграды на пути к тому, что просим вас сделать. Мы страстно желаем, чтобы вы выполнили эту процедуру как можно точнее.
В лотке автомата что-то звякнуло.
- Валяйте, - подзадорил его автомат. - Валяйте, берите.
Ленсинг наклонился, взял два серебряных доллара и положил их в карман.
- Вы уверены, что держите это в памяти? - не унимался автомат. - У вас нет вопросов?
- Да, пожалуй, один найдется. К чему это все?
- Не могу сказать конкретно, это было бы против правил. Но могу вас уверить, что при любом итоге вы получите громадные выгоды.
- И что же это будет? Какие выгоды?
- Это все, профессор Лэнсинг. Больше я ничего не могу вам сообщить.
- Откуда вы знаете мое имя? Я не говорил вам, кто я такой.
- Могу вас уверить, что в этом не было необходимости, - сообщил автомат. - Я знал вас заранее.
Сказав это, автомат щелкнул и отключился, снова погрузившись в темноту и безмолвие.
Лэнсинг размахнулся и пнул автомат - наверно, пинок предназначался не этому автомату, а всем игральным автоматам вообще, которые уже многие годы проглатывали его четвертаки, а потом фыркали ему в лицо.
Автомат тут же дал сдачи и попал в лодыжку. Эдуард не видел, как тот сделал это, но как-то ухитрился. Лэнсинг попятился. Автомат попрежнему стоял темным безмолвным силуэтом.
Потом Лэнсинг развернулся и, прихрамывая, вышел из комнаты.
4
Дома Лэнсинг приготовил себе выпить и сел у окна поглядеть, как угасает день, стараясь убедить себя что все это чепуха. Такого просто не может быть - и все-таки он знал, что все было на самом деле. Чтобы убедиться в этом, он сунул руку в карман и позвенел серебряными долларами. Уже многие годы у него не было в руках серебряного доллара, не говоря уже о целой паре. Вытащив их на свет, Лэнсинг внимательно оглядел монеты и обнаружил, что обе они почти новые. Все монеты, в которых достаточно серебра, давным-давно захватили спекулянты и коллекционеры. Ключи с пластмассовой биркой лежали на столе, куда он бросил их, вернувшись домой. Лэнсинг протянул было к ним руку, но опустил ее, даже не прикоснувшись к ключам.
Сжав в руке стакан, содержимое которого даже не попробовал, Лэнсинг неподвижно сидел в кресле, прокручивая в уме события, и не без удивления отметил, что чувствует себя не очень чистым и пристыженным, будто совершил нечто неприглядное. Пытаясь разобраться в этом ощущении, он пришел к выводу, что для подобного нет абсолютно никакого повода, если не считать заход в комнатку у Ратскеллера. Такой поступок вряд ли можно считать нормальным. За всю свою жизнь он ни разу никуда не пробирался украдкой; не крался он и в этот раз, во всяком случае внешне - но открывая дверь в заброшенную кладовку, он чувствовал себя так, будто делает это тайком, словно совершая нечто не соответствующее его положению преподавателя в небольшом, но уважаемом колледже. Пожалуй, кое-где такой колледж могли бы назвать даже изысканным.
И тут же Лэнсинг признался себе, что хождением на цыпочках и ощущением собственной нечистоплотности дело не исчерпывается. Думая об этом, он понял, что есть еще что-то, в чем он не хочет признаться даже себе. Есть еще одна вероятность, которую хотелось бы проигнорировать. Это признание далось ему не без труда: Лэнсинг подозревал, что он стал... Нет, вряд ли это так. Если это всего лишь шутка, розыгрыш инфантильных студентов, то она не пошла бы дальше заманивания его в кладовку для обнаружения игрального автомата. Но ведь автомат говорил с ним - хотя даже это при соответствующей подготовке можно было записать на магнитофонную ленту, которая запускается при нажиме на рычаг.
Но ведь все было совсем не так! Автомат не только говорил с Лэнсингом, но и он говорил с автоматом, тот даже поддерживал беседу. Ни один студент не в силах создать запись, поддерживающую связный разговор. А ведь разговор был вполне связным и логичным: Лэнсинг задавал вопросы, автомат отвечал, попутно давая соответствующие инструкции.
Так он не придумал ничего путного; во всяком случае, это не студенческий розыгрыш. Автомат даже дал ему ответный пинок; лодыжка до сих пор побаливала, хотя хромать Лэнсинг перестал. И раз уж это не розыгрыш, пусть даже гениальный, то что ж это такое, на милость Божью?
Лэнсинг поднес стакан к губам и выпил виски залпом, впервые в жизни поступив подобным образом. Он никогда не пил виски залпом, а только прихлебывал помаленьку - хотя бы потому, что плохо переносил алкоголь.
Покинув кресло, он начал вышагивать по комнате из угла в угол, но это ничуть не помогло - Лэнсинг по-прежнему не мог придумать ничего путного. Поставив пустой стакан в буфет, он вернулся в кресло.
\"Ну ладно, - мысленно сказал он себе, - хватит играть с самим собой, оставим попытки оградить себя от излишнего риска, откажемся от мысли, что нам не дозволено выглядеть дураком. Подойдем к этому событию с самого начала и раскрутим его до конца.
Началось все со студента Джексона. Если бы не Джексон, ничего подобного не случилось бы. И даже до Джексона - дело было в работе Джексона, чрезвычайно хорошей работе, особенно для такого нерадивого студента, как Джексон; вот только в ней был и ссылки на липовые источники. Именно эти ссылки заставили Лэнсинга написать записку и сунуть ее в почтовый ящик Джексона. А может, Лэнсинг вызвал бы его и без этих ссылок, только по подозрению, что тому помогал кто-то из специалистов. Лэнсинг повертел в голове такую возможность, но решил, что вряд ли стал бы утруждаться. Раз уж Джексон пошел на подлог, то и Бог с ним - если он кого и оставил бы в дураках, то только себя. Если вызывать его из-за этого, вышла бы неприятная и ни к чему не ведущая сцена, потому что доказать подлог просто невозможно.
\"Итак, - решил Лэнсинг, - напрашивается вывод, что все это подстроено, причем весьма грамотно - либо самим Джексоном, либо Джексона использовали просто потому, что он оказался под рукой\". Похоже, Джексон не очень-то проницателен, да и не слишком деятелен, чтобы устроить такое в одиночку - хотя кто знает? С такими людьми, как Джексон, никогда нельзя ничего сказать наверняка.
А если это было подстроено - то кем и с какой целью?
Найти подходящего ответа Лэнсингу не удалось - любые предположения оказывались просто бессмысленными. Да и все это предприятие лишено всякого смысла.
Пожалуй, лучше всего было бы напрочь забыть об этом и больше ничего не предпринимать. Но в состоянии ли Лэнсинг бросить это дело на полдороге, отказавшись от дальнейших действий? Если он сейчас бросит все, то всю оставшуюся жизнь будет гадать, чему служила эта затея, и что произошло бы, если бы он пошел по указанному адресу и выполнил то, что велел игральный автомат.
Лэнсинг встал, отыскал бутылку и подхватил стакан, чтобы наполнить его, но раздумал. Поставив бутылку на место, он отнес стакан на кухню. Поставив стакан в мойку, он подошел вытащил из холодильника мороженый полуфабрикат макарон с мясом и сунул его в духовку. При мысли, что снова придется есть макароны с мясом, его замутило, но выбора все равно не было. Не затевать же в такое время стряпню только ради того, чтобы немного посмаковать!
Подойдя к входной двери, он поднял вечернюю газету. Устроившись поглубже в кресле, Лэнсинг повернул газету к свету и открыл ее. Новостей почти не было. Конгресс по-прежнему разводил разговоры по поводу билля о контроле над уровнем вооруженности, а президент предсказывал (уже в который раз), что если предложенный им военный бюджет не будет принят, то последствия будут весьма плачевными. ПТА все еще подымала жуткий шум вокруг избытка насилия на телевизионных экранах. Обнаружено три новых канцерогенных вещества. Мистер Дитерс снова уволил Дагвуд - впрочем, чего ж еще эта сучка могла ожидать? На странице переписки было опубликовано чье-то полное праведного гнева по поводу путаницы в кроссворде письмо.
Макароны разогрелись, и Лэнсинг заставил себя проглотить их лишь потому, что надо что-то съесть, почти не ощущая вкуса. На десерт он откопал в шкафу позавчерашний кекс, и продолжал сидеть в кухне, потягивая кофе. И только допив вторую чашку, вдруг осознал, чем занят: он мучительно пытался решить, что же делать дальше - неважно что, лишь бы быть при деле и постараться отвлечься от терзающих сомнений. Впрочем, Бог с ними, с сомнениями - так или иначе, он все равно выполнит то, что просили; Лэнсинг не сомневался, что в конце концов все-таки выполнит. Если он пренебрежет этим, то никогда не простит себе этого, до конца дней гадая, какие же неведомые возможности упустил.
Решительно встав из-за стола, он направился в спальню за ключами от машины.
5
Нужное здание стояло в переулке старого делового района, давнымдавно забывшего о временах своего расцвета. За пару кварталов отсюда по противоположной стороне улицы шагал человек, а у входа в аллею бездомный пес обследовал три мусорных контейнера - скорее всего, пытаясь решить, какой же из них выгоднее всего опрокинуть.
Лэнсинг на пробу сунул большой ключ в скважину замка входной двери. Ключ легко повернулся, дверь открылась, и Лэнсинг вошел. Вдоль всего здания шел тускло освещенный длинный коридор. Найти дверь номер 136 труда не составило. Маленький ключ повернулся столь же легко, как и большой, и Лэнсинг вошел в комнату. В комнате вдоль стены выстроилась дюжина игральных автоматов. Автомат, с которым Эдуард встретился несколько часов назад, сказал, что нужен пятый слева. Отсчитав пятый автомат, Лэнсинг подошел к нему, нашарил в кармане серебряный доллар и сунул его в щель, потом потянул за рычаг. Автомат радостно щелкнул и заиграл огнями. Циферблаты бешено завертелись в присущей только дурацким игральным автоматам манере. Один циферблат остановился, второй немного проскочил и потому чуточку провернулся назад, а за ним с неожиданным лязгом остановился и третий. Лэнсинг увидел, что символы на всех трех циферблатах совпадают. Машина кашлянула и в лоток полился поток золотых монет. Монеты размером с доллар заполнили лоток и через край посыпались на пол, как золотой водопад, все еще изливающийся из автомата. Часть монет раскатилась по всему полу, как блестящие колесики.
Циферблаты снова завертелись (хотя Лэнсинг и не совал второй доллар) и так же внезапно остановились, и снова на них были одинаковые знаки. И опять автомат с прежней небрежностью излил поток золота.
Потрясенный Лэнсинг, не мигая, смотрел на такую роскошь. Это просто неслыханно, такого не бывает, такого просто не может быть: сорвать два банка подряд.
Автомат отключился, вернувшись к прежнему безмолвию и недвижности. Лэнсинг подождал еще немного, внутренне готовый к тому, что автомат вновь придет в движение и даст сорвать еще куш. От подобного автомата можно ждать чего угодно, он способен показать любые чудеса.
Однако повторения не было, и Лэнсинг, собрав золото из лотка, сунул их в карман пиджака и опустился на четвереньки, чтобы собрать с пола раскатившиеся монеты. Поднеся одну из монет к свету, он пристально осмотрел ее: золото, никаких сомнений - хотя бы потому, что она просто тяжелее серебряного доллара. Аккуратно отчеканенная монета была блестящей и яркой, и удивительно приятной на ощупь. Лэнсинг еще ни разу не видел таких монет: с одной стороны был изображен куб, стоящий на заштрихованной поверхности - вероятно, обозначавшей землю. А с другой стороны было что-то вроде веретенообразной башни, и все - ни надписей, ни номинала на монете не было.
Поднявшись с четверенек, Лэнсинг обвел комнату взглядом. Автомат, с которым он разговаривал, велел опустить второй доллар в седьмой автомат. \"А в самом деле, почему бы и нет?\" - подумал Лэнсинг. Пятый автомат дал вполне приемлемый результат, и седьмой может продолжить цепь удач.
Подойдя к седьмому автомату, Лэнсинг сунул руку в карман за вторым долларом, но тотчас выдернул ее, будто обжегся. \"К чему испытывать судьбу?\" - подумал он. А вдруг седьмой автомат таит что-нибудь неприятное. Господь ведает, что будет, если сыграть на седьмом номере. И все-таки, если сейчас развернуться и уйти с набитыми золотом карманами, Лэнсинг никогда не узнает, что могло случиться, и неугомонно будет задавать себе этот вопрос. Он будет снова и снова мысленно возвращаться к этому вечеру, не зная ни минуты покоя.
- Да и черт с ним, - сказал он вслух и опустил доллар в автомат. Тот с лязгом проглотил монету, и циферблаты осветились. Лэнсинг потянул рукоятку книзу, и циферблаты начали свою бешеную круговерть. Потом они погасли, и автомат исчез, и комната вместе с ним.
Лэнсинг стоял на тропинке в лесистой лощине. Над ним нависали кроны исполинских деревьев, а неподалеку певуче журчал ручеек - и, не считая журчания, - ни звука, ни шороха.
\"Ну вот, теперь понятно, - подумал Лэнсинг. - Лучше было уйти от седьмого подальше, хотя кто знает? Это перемещение в лесистую лощину может оказаться таким же восхитительным выигрышем, как золото\". Однако заставить себя поверить в это Лэнсинг никак не мог.
Пока что лучше не двигаться. Надо хорошенько оглядеться, прежде чем сделать хотя бы шаг. И не надо поддаваться панике - потому что в первые мгновения пребывания здесь его охватила легкая паника.
Он обвел лощину взглядом. Земля перед ним полого поднималась. Судя по звуку, ручей находится где-то рядом. Лес состоял из начавших желтеть дубов и кленов. По поднимающейся наискосок по холму тропе проскочила белка. После ее исчезновения за продвижением белки можно было проследить по шороху опавшей листвы, потревоженной вихрем ее стремительного бега. Но вот и эти звуки умолкли, и Лэнсинга снова окружила тишина, нарушавшаяся лишь журчанием ручейка - однако теперь она не была такой всеобъемлющей. Теперь послышались негромкие шумы и шорохи: шорох упавшего листа, почти беззвучное шебуршание каких-то крохотных лесных тварей и еще какие-то неясные шумы.
И тогда Лэнсинг заговорил с номером седьмым или с тем существом (или аппаратом), которое устроило его перемещение сюда:
- Ну ладно. И к чему это все? Если вы уже достаточно повеселились, пора положить этому конец.
Однако ничего не изменилось. Лощина осталась на месте, и не было ни малейшего признака, что седьмой - а точнее, вообще кто-нибудь - услышал его.
\"Это невероятно, - подумал Лэнсинг, - но это было невероятным с самого начала. Последние события ничуть не менее вероятны, чем говорящий автомат, Если мне удастся выбраться, - пообещал он себе, - то я разыщу студента Джексона и голыми руками разорву его на мелкие клочья\".
Если удастся выбраться!..
До сих пор он считал ситуацию просто временной, подсознательно продолжая надеяться, что в любую секунду может оказаться обратно в заполненной игральными автоматами комнате. А что, если такого не случится? При мысли об этом Лэнсинг мгновенно покрылся холодным потом, и паника, до той поры крывшаяся где-то за деревьями, внезапно охватила его, и Лэнсинг сорвался на бег. Он бежал, позабыв обо всем на свете, наплевав на любые разумные аргументы. Страх охватил его, и Лэнсинг бежал вслепую, не в состоянии думать ни о чем, кроме своего страха.
В конце концов он запнулся о какое-то препятствие на тропинке, налетел на дерево и упал. Даже не попытавшись встать на ноги, он съежился, сжавшись в комок на месте падения и отчаянно хватая воздух ртом.
Страх постепенно покидал его. Никто не рвал Лэнсинга длинными кривыми клыками, ничто ужасное не набросилось на него - не случилось вообще ничего.
Отдышавшись, Лэнсинг встал на ноги. Он все еще стоял на тропе. Оглядевшись, он увидел, что тропа вывела его на вершину гребня и дальше бежит вдоль нее. Лес был таким же частым, как раньше, но журчание ручья смолкло.
И что же делать дальше? Теперь, когда он поддался панике и уже до некоторой степени оправился от нее - что предпринять теперь? Возвращаться в лощину, на то место, куда он прибыл, совершенно бессмысленно: Лэнсинг понимал, что даже если сделает так, то маловероятно, что сумеет узнать то самое место.
Больше всего сейчас нужна информация. Для начала надо узнать, куда его занесло. Бессмысленно даже надеяться вернуться в колледж, пока неизвестно, где он сейчас. По виду эта местность напоминает Новую Англию. Игральный автомат каким-то образом переместил Лэнсинга в пространстве, хотя вряд ли очень уж далеко. Если Лэнсингу удастся выяснить, где он находится и добраться до телефона - можно позвонить Энди и попросить его заехать сюда за ним. Если пойти по тропинке - наверно, скоро удастся добраться до какого-нибудь жилья.
И Лэнсинг зашагал по тропе. Идти по ней было довольно легко; очевидно, ею пользовались довольно часто. У каждого изгиба пути он с надеждой вглядывался вдаль, ожидая увидеть дом или встретить когонибудь из местных, и тот разъяснит, как отсюда выбраться.
Местность очень сильно напоминала Новую Англию. Лес, хоть и очень густой, был довольно приятным - ни следа троллей, гоблинов или какихнибудь еще скверных лесных обитателей. Да по времени года здешние мета ничем не отличается от тех, откуда он прибыл. Осень была и в колледже, и здесь, но все-таки у Лэнсинга оставалась причина для беспокойства: когда он решился отправиться на розыски дюжины игральных автоматов, над университетским городком уже сгущались сумерки, а здесь стоял еще день, хотя теперь солнце уже склонялось к закату.
Кроме того, Лэнсинга беспокоило еще одно: если не удастся найти места для ночлега, то придется провести ночь под открытым небом, а он к этому не готов. Для такого ночлега он одет слишком легко, а развести костер вряд ли удастся - Лэнсинг не курил, и спичек у него с собой не было. Он взглянул на часы, не сразу сообразив, что их показания тут совершенно ничего не означают. Автомат перенес его не только в пространстве, но и во времени. Хотя это и звучало жутковато, но пока Лэнсинг не очень огорчался по этому поводу, у него хватало других забот - и прежде всего забота о необходимости найти укрытие на ночь.
Он шагал уже вроде бы пару часов. Надо было взглянуть на часы раньше - пусть они ничего не говорят о местном времени, но по крайней мере можно было бы судить, сколько времени Лэнсинг провел в пути.
Быть может, это заповедник? Иначе объяснить отсутствие здесь людей никак не удавалось. В нормальной обстановке он бы уже давным-давно наткнулся на ферму.
Солнце опускалось все ниже, и через час-другой станет темно. Лэнсинг сорвался на бег, но вскоре овладел собой. Так нельзя; бег только усилит панику, а паниковать сейчас - слишком большая роскошь. Но шаги он все-таки ускорил. Прошел час, но жилье все не показывалось. Не видно было и людей. Солнце опускалось за горизонт, сумерки быстро сгущались.
\"Ну, еще полчасика, - уговаривал себя Лэнсинг. - Если в ближайшие полчаса не покажется что-нибудь подходящее, надо будет сделать все, что в моих силах, чтобы приготовиться к наступающей ночи: либо найти естественное убежище, либо встроить что-нибудь эдакое\".
Сумерки сгущались намного быстрее, чем он предполагал, и еще до истечения получаса ему пришлось высматривать среди деревьев что-нибудь подходящее для ночлега. И тогда он заметил мерцание впереди. Затаив дыхание, Лэнсинг остановился, чтобы вглядеться попристальнее, чтобы убедиться, что это действительно свет, чтобы не спугнуть его неосторожным движением. Пройдя вперед несколько футов, он снова пригляделся, и свет по-прежнему был на месте. Никаких сомнений, это огонь.
Лэнсинг двинулся в его сторону, ненадолго отводя глаза только для того, чтобы убедиться, что не сбился с тропинки. По мере продвижения Лэнсинга огонек горел все ярче и ровней, и Эдуард почувствовал, что его наполняет благодарность к этому свету.
Тропа вышла на поляну, и в сгущающихся сумерках Лэнсинг смутно разглядел абрис дома. Свет исходил из нескольких его окошек, а из массивной трубы курилась тоненькая струйка дыма.
наткнулся на изгородь и осторожно пошел вдоль нее, пока не вышел к воротам. Толстые столбы ворот были намного выше, чем нужно. Поглядев вверх, Лэнсинг понял, для чего: на столбах лежала перекладина, с которой на двух цепочках свешивалась вывеска.
Прищурившись, Лэнсинг разглядел, что это вывеска постоялого двора, но было уже настолько темно, что разглядеть название ему не удалось.
6
За массивным дубовым столом у горящего камина сидело пятеро - четыре мужчины и женщина. Лэнсинг вошел и закрыл за собой дверь, и все пятеро обернулись, чтобы взглянуть на него. Один из сидящих, крупный толстый мужчина, оперся о колени ладонями, тяжело встал и заковылял через комнату, чтобы поприветствовать Лэнсинга.
- Профессор Лэнсинг, мы чрезвычайно рады вашему прибытию. Мы уж начали беспокоиться о вас. Теперь остался только один человек. Мы надеемся, что с ней не случилось ничего дурного.
- Еще кто-то? Вы знали, что я появлюсь?
- О да, мы знаем об этом уже несколько часов. Я знал, когда вы отправились в путь.
- Я что-то не улавливаю. Об этом не знал никто.
- Вы мой гость, - вместо объяснения сказал мужчина. - Я весьма стараюсь заправлять сей мрачной таверной так, чтобы обеспечить максимум удобств и комфорта для господ, путешествующих в здешних краях. Пожалуйста, сэр, подойдите к камину и обогрейтесь. Генерал, я полагаю, вы уступите ему свой стул у очага?
- С огромным удовольствием, - согласился Генерал, импозантный мужчина с армейской выправкой. - Я сижу так близко от огня, что даже слегка поджарился.
Он поднялся, и отблески огня заиграли на приколотых к его кителю медалях.
- Благодарю вас, сэр, - пробормотал Лэнсинг.
Но не успел он сесть, как дверь распахнулась, и на пороге показалась женщина.
Трактирщик проковылял еще на пару шагов вперед, чтобы поприветствовать ее.
- Мэри Оуэн, - сообщил он. - Вы ведь Мэри Оуэн? Мы рады, что вы пришли.
- Да, я Мэри Оуэн. И я гораздо больше вашего рада, что наконец пришла. Но не объясните ли вы мне, где я?
- Весьма охотно. Вы в таверне \"Какадудл\".
- Какое странное название у вашей таверны! - заметила Мэри Оуэн.
- На сей счет не могу ничем помочь. Я к наименованию руку не прикладывал - когда я сюда прибыл, это название уже прижилось. Вы, должно быть, заметили, что она довольно древняя? В свое время она предоставила убежище многим достойным людям.
- Где мы находимся? Я имею в виду местоположение. Где мы - в какой стране, в какой провинции, в каком государстве?
- А вот об этом не могу сообщить ровным счетом ничего. Названия я не слыхал ни разу.
- А я ни разу не слыхала, чтобы человек не знал названия страны, в которой живет.
- Мадам, - вмешался человек в черном, стоявший рядом с Генералом, - быть может, это действительно странно, но никто над вами не подшучивает. Нам он сказал то же самое.
- Входите же, входите, - подбодрил ее Трактирщик. - Подбирайтесь поближе к огоньку. Эти господа пребывают здесь достаточно давно, чтобы немного обогреться и наверняка уступят свои места вам и профессору Лэнсингу. А теперь, когда все в сборе, я хотел бы сходить на кухню и поглядеть, как продвигаются дела с ужином.
Он торопливо заковылял прочь, а Мэри Оуэн подошла к Лэнсингу и встала рядом.
- Я слышала, он назвал вас профессором? - спросила она.
- Да, назвал, - кивнул Лэнсинг, - хотя мне это и не по душе. Меня редко называют профессором. Даже мои студенты...
- Но вы ведь профессор, не так ли?
- Да. Я преподаю в Лэнгморском колледже.
- Ни разу не слыхала о таком.
- Это небольшое учебное заведение в Новой Англии.
- Тут у огня два свободных стула, - обратился к ним Генерал. - Мы с Пастором уже перегрелись.
- Благодарю вас, генерал, - кивнула Мэри.
В это время человек, безмолвно сидевший напротив Генерала и Пастора, встал и мягко коснулся рукава Лэнсинга.
- Как вы можете видеть, - сказал он, - я не человек. Надеюсь, вы будете столь добры, что не погнушаетесь принять мое приглашение в наш тесный кружок?
- Ну разумеется... - начал Лэнсинг, но, взглянув на приглашавшего, осекся. - Вы ведь...
- Я робот, мистер Лэнсинг. Вы что, ни разу не видели роботов?
- Нет, ни разу.
- Ну-у, нас не так уж много, и мои собраться есть не во всех мирах. Меня зовут Юргенс.
- Простите, что не заметил вас раньше. Хоть тут и горит камин, но в комнате довольно темно. Да и потом, тут столько всего случилось, что и не уследишь.
- А вы, случаем, не чокнутый?
- По-моему, нет, Юргенс. Никогда за собой не замечал. А почему вы спрашиваете?
- У меня такой конек, - пояснил робот, - я коллекционирую чокнутых. В моей коллекции есть один воображающий себя Богом, когда напьется.
- Я исключаюсь. Я не воображаю себя Богом ни в трезвом, ни в пьяном виде.
- Ах, да это лишь один из видов помешательства. Бывают и другие.
- Не сомневаюсь.
В это время Генерал решил возложить на себя обязанность представить сидящих за столом.
- Я Эверетт Дарнли, бригадный генерал Семнадцатой части. Рядом со мной стоит пастор Эзра Хэтфилд, а сидящая за столом дама - поэтесса Сандра Карвер. Рядом с мистером Лэнсингом стоит робот Юргенс. А теперь, когда мы познакомились, давайте займем места и употребим немного приготовленного для нас приятного напитка. Трое из нас его испробовали и нашли весьма недурственным.
Лэнсинг обогнул массивный дубовый стол нехитрой выделки и сел рядом с Мэри Оуэн. На столе стояло три свечи, а заодно три бутылки и поднос с кружками. Только теперь Лэнсинг заметил, что они в комнате не одни: за столом в дальнем углу сидела четверка углубившихся в карточную игру мужчин.
Генерал поставил перед собой две кружки и наполнил их из бутылки. Передав одну кружку Мэри, он толчком запустил вторую вдоль стола в сторону Лэнсинга, заметив:
- Надеюсь, поспевающий ужин ничуть не уступит этому достойному питью.
Лэнсинг взял свою кружку и попробовал напиток на вкус. Тот оказался приятным и наполнил Лэнсинга приятным теплом. Устроившись поудобнее, Лэнсинг сделал большой глоток.
- Пока мы сидели тут без вас, - повернулся Генерал к Мэри и Лэнсингу, - мы все гадали, не будут ли двое оставшихся - мы еще не знали, кто это - так вот, не будут ли они в курсе того, что тут происходит. Судя по тому, что вы спрашивали, мисс Оуэн, вы не в курсе. А как насчет вас, мистер Лэнсинг?
- Ни малейшего понятия.
- Наш хозяин клянется, что ничего не знает, - с кривой усмешкой заметил Пастор. - Говорит, что лишь заправляет таверной и не задает лишних вопросов. Насколько я понял - главным образом потому, что задавать их просто некому. По-моему, он лжет.
- Вы судите о нем чересчур поспешно и чересчур резко, - возразила Сандра Карвер, поэтесса. - У него честное и открытое лицо.
- Он похож на свинью, - возразил Пастор. - Кроме того, он позволяет, чтобы в сих стенах творились всякие мерзости. Эти игроки...
- Вы немного перебрали хмельного, - вмешался генерал, - мы с вами опрокинули уже не одну кружечку.
- Пить не грешно, - настаивал Пастор. - В Библии сказано, что малая толика вина желудку лишь на пользу...
- Дружок, это отнюдь не вино.
- Быть может, нам лучше чуточку угомониться и сравнить свои сведения о нынешней ситуации? - предложила Мэри. - Не исключено, что тогда мы что-нибудь уразумеем. Давайте расскажем о себе поподробнее - кто мы, как сюда попали, а заодно изложим свои предположения.
- Это первые разумные слова, каковые я услышал за нынешний вечер, - поднял голову Пастор. - У кого-нибудь есть возражения против рассказа о себе?
- У меня - ни единого, - Сандра Карвер говорила так тихо, что остальным приходилось напрягать слух, чтобы разобрать ее слова. - Я дипломированная поэтесса Академии Весьма Античных Афин и могу говорить на четырнадцати языках, хотя пишу и пою только на одном - это один из древнегэльских диалектов, самый выразительный язык в мире. Как попала сюда, представляю довольно смутно. Я была на концерте, слушала новую композицию, исполнявшуюся оркестром из Западноморской Земли. За всю свою жизнь я не слышала ничего столь могучего и трогательного одновременно. Музыка словно вырвала меня из моей телесной оболочки и перенесла мой дух в иное место. Когда я вновь обрела тело, то мы обе - и мой парящий дух, и моя бренная оболочка находились в новом месте, среди пасторали, от красоты которой буквально спирало дыхание. Передо мной была тропинка, я последовала за ней, и вот...
- А год? - перебил ее Пастор. - Умоляю, скажите, какой был год?