Михаил Юрьевич Лермонтов
Сказка для детей
1
Умчался век эпических поэм,И повести в стихах пришли в упадок;Поэты в том виновны не совсем,(Хотя у многих стих не вовсе гладок);И публика не права между тем.Кто виноват, кто прав – уж я не знаю,А сам стихов давно я не читаю —Не потому, чтоб не любил стихов,А так: смешно ж терять для звучных строфЗлатое время… в нашем веке зрелом,Известно вам, все заняты мы делом.
2
Стихов я не читаю – но люблюМарать шутя бумаги лист летучий;Свой стих за хвост отважно я ловлю;Я без ума от тройственных созвучийИ влажных рифм – как например на ю.Вот почему пишу я эту сказку.Ее волшебно-темную завязкуНе стану я подробно объяснять,Чтоб кой-каких допросов избежать;Зато конец не будет без морали,Чтобы ее хоть дети прочитали.
3
Герой известен, и не нов предмет;Тем лучше: устарело всё, что ново!Кипя огнем и силой юных лет,Я прежде пел про демона иного:То был безумный, страстный, детский бред.Бог знает где заветная тетрадка?Касается ль душистая перчаткаЕе листов – и слышно: c\'est joli?..[1]Иль мышь над ней старается в пыли?..Но этот чорт совсем иного сорта —Аристократ и не похож на чорта.
4
Перенестись теперь прошу сейчасЗа мною в спальню: розовые шторыОпущены, с трудом лишь может глазСледить ковра восточные узоры.Приятный трепет вдруг объемлет вас,И девственным дыханьем напоенныйОгнем в лицо вам пышет воздух сонный;Вот ручка, вот плечо, и возле нихНа кисее подушек кружевныхРисуется младой, но строгий профиль…И на него взирает Мефистофель.
5
То был ли сам великий СатанаИль мелкий бес из самых нечиновных,Которых дружба людям так нужнаДля тайных дел, семейных и любовных?Не знаю! Если б им была данаЗемная форма, по рогам и платьюЯ мог бы сволочь различить со знатью;Но дух – известно, что такое дух!Жизнь, сила, чувство, зренье, голос, слух —И мысль – без тела – часто в видах разных;(Бесов вообще рисуют безобразных.)
6
Но я не так всегда воображалВрага святых и чистых побуждений.Мой юный ум, бывало, возмущалМогучий образ; меж иных видений,Как царь, немой и гордый, он сиялТакой волшебно-сладкой красотою,Что было страшно… и душа тоскоюСжималася – и этот дикий бредПреследовал мой разум много лет.Но я, расставшись с прочими мечтами,И от него отделался – стихами!
7
Оружие отличное: врагамКидаете в лицо вы эпиграммой…Вам насолить захочется ль друзьям?Пустите в них поэмой или драмой!Но полно, к делу. Я сказал уж вам,Что в спальне той таился хитрый демон.Невинным сном был тронут не совсем он.Не мудрено: кипела в нем не кровь,И понимал иначе он любовь;И речь его коварных искушенийБыла полна: ведь он недаром гений!
8
«Не знаешь ты, кто я – но уж давноЧитаю я в душе твоей; незримо,Неслышно говорю с тобою, – ноСлова мои, как тень, проходят мимоРебяческого сердца, – и оноДивится им спокойно и в молчанье, —Пускай! Зачем тебе мое названье?Ты с ужасом отвергнула б моюБезумную любовь – но я люблюПо-своему… терпеть и ждать могу я,Не надо мне ни ласк, ни поцелуя.
9
«Когда ты спишь, о ангел мой земной,И шибко бьется девственною кровьюМладая грудь под грезою ночной,Знай, это я, склонившись к изголовью,Любуюся – и говорю с тобой;И в тишине, наставник твой случайный,Чудесные рассказываю тайны…А много было взору моемуДоступно и понятно, потомуЧто узами земными я не связан,И вечностью и знанием наказан…
10
«Тому назад еще немного летЯ пролетал над сонною столицей.Кидала ночь свой странный полусвет,Румяный запад с новою денницейНа севере сливались, как приветСвидания с молением разлуки;Над городом таинственные звуки,Как грешных снов нескромные слова,Неясно раздавались – и Нева,Меж кораблей сверкая на просторе,Журча, с волной их уносила в море.
11
«Задумчиво столбы дворцов немыхПо берегам теснилися, как тени,И в пене вод гранитных крылец ихКупалися широкие ступени;Минувших лет событий роковыхВолна следы смывала роковые,И улыбались звезды голубые,Глядя с высот на гордый прах земли,Как будто мир достоин их любви,Как будто им земля небес дороже…И я тогда… я улыбнулся тоже.
12
«И я кругом глубокий кинул взглядИ увидал с невольною отрадойПреступный сон под сению палат,Корыстный труд под тощею лампадой,И страшных тайн везде печальный ряд;Я стал ловить блуждающие звуки,Веселый смех и крик последней муки:То ликовал иль мучился порок!В молитвах я подслушивал упрек,В бреду любви – бесстыдное желанье;Везде – обман, безумство иль страданье!
13
«Но близ Невы один старинный домКазался полн священной тишиною.Всё важностью наследственною в немИ роскошью дышало вековою;Украшен был он княжеским гербом;Из мрамора волнистого колонныКругом теснились чинно, и балконыЧугунные воздушною семьейМеж них гордились дивною резьбой;И окон ряд, всегда прозрачно-темных,Манил, пугая, взор очей нескромных.
14
«Пора была, боярская пора!Теснилась знать в роскошные покои —Былая знать минувшего двора,Забытых дел померкшие герои!Музыкой тут гремели вечера,В Неве дробился блеск высоких окон,Напудренный мелькал и вился локон;И часто ножка с красным каблучкомДавала знак условный под столом;И старики в звездах и бриллиантахСудили резко о тогдашних франтах.
15
«Тот век прошел, и люди те прошли.Сменили их другие; род старинныйПеревелся; в готической пылиПортреты гордых бар, краса гостиной,Забытые, тускнели; порослиДворы травой, и блеск сменив бывалый,Сырая мгла и сумрак длинной залойСпокойно завладели… Тихий домКазался пуст; но жил хозяин в нем,Старик худой и с виду величавый,Озлобленный на новый век и нравы.
16
«Он ростом был двенадцати вершков,С домашними был строг неумолимо;Всегда молчал; ходил до двух часов,Обедал, спал… да иногда, томимыйБессонницей, собранье острых словПеребирал или читал Вольтера.Как быть? Сильна к преданьям в людях вера!..Имел он дочь четырнадцати лет;Но с ней видался редко; за обедОна являлась в фартучке, с мадамой;Сидела чинно и держалась прямо.
17
«Всегда одна, запугана отцомИ англичанки строгостью небрежной,Она росла, как ландыш за стекломИли скорей как бледный цвет подснежный.Она была стройна, но с каждым днемС ее лица сбегали жизни Краски,Задумчивей большие стали глазки;Покинув книжку скучную, онаОхотнее садилась у окна,И вдалеке мечты ее блуждали,Пока ее играть не посылали.
18
«Тогда она сходила в длинный зал,Но бегать в нем ей как-то страшно было;И как-то странно детский шаг звучалМежду колонн; разрытою могилойНад юной жизнью воздух там дышал.И в зеркалах являлися предметыДлиннее и бесцветнее, одетыКакой-то мертвой дымкою; и вдругНеясный шорох слышался вокруг:То загремит, то снова тише, тише…(То были тени предков – или мыши!)
19
«И что ж? – она привыкла толковатьПо-свóему развалин говор странный,И стала мысль горячая летатьНад бледною головкой и туманный,Воздушный рой видений навевать.Я с ней не разлучался. Детский лепетПодслушивать, невинной груди трепетСледить, ее дыханием с немой,Мучительной и жадною тоской,Как жизнью, упиваться… это былоСмешно! – но мне так ново и так мило!
20
«Влюбился я. И точно хорошаБыла не в шутку маленькая Нина.Нет, никогда свинец карандашаРафáэля, иль кисти ПеруджинаНе начертали, пламенем дыша,Подобный профиль. Все ее движеньяОсобого казались выраженьяИсполнены. Но с самых детских днейЕе глаза не изменяли ей,Тая равно надежду, радость, горе;И было темно в них, как в синем море.
21
«Я понял, что душа ее былаИз тех, которым рано всё понятно.Для мук и счастья, для добра и злаВ них пищи много; – только невозвратноОни идут, куда их повелаСлучайность, без раскаянья, упрековИ жалобы. Им в жизни нет уроков;Их чувствам повторяться не дано…Такие души я любил давноОтыскивать по свету на свободе:Я сам ведь был немножко в этом роде!
22
«Ее смущали странные мечты.Порой она среди пустого залаСиянье, роскошь, музыку, цветы,Толпу гостей и шум воображала;Кипела кровь от душной тесноты;На платьице чудесные узорыВиднелись ей, – и вот гремели шпоры,К ней кавалер незримый подходилИ в мнимый вальс с собою уносил;И вот она кружилась в вихре балаИ утомясь на кресло упадала…
23
«И тут она, склонив лукавый взорИ выставив едва приметно ножку,Двусмысленный и темный разговорС ним завести старалась понемножку;Сначала был он весел и остёр,А иногда и чересчур небрежен;Но под конец зато как мил и нежен!Что делать ей? – притворно-строгий взглядЕго, как гром, отталкивал назад,А сердце билось в ней так шибко, шибко,И по устам змеилася улыбка.
24
«Пред зеркалом, бывало, целый часТо волосы пригладит, то красивыйЦветок пришпилит к ним; движенью глаз,Головке наклоненной вид ленивыйПридав, стоит… и учится; не разХотелось мне совет ей дать лукавый;Но ум ее и сметливый и здравыйОтгадывал всё мигом сам собой;Так годы шли безмолвной чередой;И вот настал тот возраст, о которомТак полны ваши книги всяким вздором.
25
«То был великий день: семнадцать лет!Всё, что досель таилось за решеткой,Теперь надменно явится на свет!Старик-отец послал за старой теткой,И съехались родные на совет.Их затруднял удачный выбор бала.Что? будет двор иль нет? – Иных пугалаЗастенчивость дикарки молодой;Но очень тонко замечал другой,Что это вид ей даст оригинальный;Потом наряд осматривали бальный.
26
«Но вот настал и вечер роковой.Она с утра была, как в лихорадке;Поплакала немножко, золотойБраслет сломала, в суетах перчаткиРазорвала… со страхом и тоскойОна в карету села и дорогойБыла полна мучительной тревогой;И выходя споткнулась на крыльце.И с бледностью печальной на лицеВступила в залу… Странный шопот встретилЕе явленье: свет ее заметил.
27
«Кипел, сиял уж в полном блеске бал.Тут было всё, что называют светом…Не я ему названье это дал,Хоть смысл глубокий есть в названьи этом.Своих друзей я тут бы не узнал;Улыбки, лица лгали так искусно,Что даже мне чуть-чуть не стало грустно.Прислушаться хотел я – но едваЛовил мой слух летучие слова,Отрывки безыменных чувств и мнений —Эпиграфы неведомых творений!... . . . .
Примечания
Печатается по авторизованной копии – ИРЛИ, оп. 1, № 30 (отдельные листы). Существует черновой автограф того же текста без заглавия – ИРЛИ, оп. 1, № 14 (отдельные листы).
Опубликована впервые в «Отеч. записках» (1842, т. 20, отд. I, стр. 116–123).
В тексте первой публикации отсутствуют стихи 33 и 115–116, очевидно исключенные цензурой. Под текстом дата: «1841 год». На этом основании 1841 годом датируют поэму П. А. Ефремов (Соч. под ред. Ефремова, т. I, стр. 148) и Арс. И. Введенский (Соч. под ред. Введенского, т. 2, ч. I, стр. 94). Однако указанную дату нельзя считать достоверной. В Соч. под ред. Висковатова (т. 2, стр. 348) высказывается предположение, что поэма писалась не позже 1840 года, так как, отправляясь в 1840 году в ссылку на Кавказ, Лермонтов передал все свои рукописи А. А. Краевскому. Между ними находилась и «Сказка для детей». В Соч. под ред. Болдакова (т. 2, стр. 430–433) поэма датируется второй половиной 1839 года.
Наиболее существенным основанием для датировки поэмы по содержанию являются строки в черновом тексте, заключающие отклик на международные события, злободневность которых поэт подчеркивает:
Меж тем о благе мира чуждых странЗаботимся, хлопочем мы не в меру,С Египтом новый сладил ли султан?Что Тьер сказал – и что сказали Тьеру?
Лермонтов имеет здесь в виду турецко-египетский конфликт 1839–1841 годов и особую заинтересованность, которую проявляла Франция по отношению к Турции в это время. В июле 1839 года на турецкий престол вступил новый султан Абдул-Меджид. Отсюда можно заключить, что поэма написана не ранее середины 1839 года (Соч. под ред. Болдакова, т. 2, стр. 432). Высказывалось предположение, что поэма не могла быть написана ранее марта 1840 года, так как министр Адольф Тьер, о котором говорится в приведенном тексте, возглавил новый французский кабинет только первого марта этого года («Ученые записки Лен. Гос. университета», № 87), Серия гуманитарных наук, Саратов, 1943, стр. 169–171; ср. Соч. изд. библиотеки «Огонек», т. 2, стр. 495). Однако уже летом и осенью 1839 года возникали слухи об образовании нового французского кабинета с Тьером во главе. В это время газеты усиленно писали о том, «что Тьер сказал и что сказали Тьеру» (см.: «Сев. пчела». 1839, 9—11 августа, №№ 177–179, и 18 октября, № 235). Таким образом, стих о Тьере мог быть написан и до того, как Тьер стал главой кабинета. В конце апреля 1840 года Лермонтов был сослан на Кавказ. Трудно допустить, что Лермонтов начал работу над поэмой в ссылке. В 1841 году турецко-египетский конфликт был разрешен, и события, связанные с ним, к этому времени утратили свою злободневность. По совокупности всех данных, поэма могла быть написана не ранее августа 1839 и не позднее весны 1840 года.
«Сказка для детей» – незаконченное произведение. Но и по содержанию, и по совершенству поэтического языка она занимает значительное место в творчестве Лермонтова. Поэма представляет собой определенный этап в работе Лермонтова над темой Демона, низведенного здесь с высот романтической абстракции в реальную общественную среду. «Снижение» образа подчеркивается бытовым колоритом повествования о жизни одного из аристократических домов, ироническими и шутливыми авторскими отступлениями, декларативным отказом от канонов романтической поэтики. Во всем этом проявилось несомненное поэтическое родство поэмы с «Домиком в Коломне» Пушкина. Но в то же время пародийные интонации в «Сказке для детей», оттененные самим заглавием поэмы, сочетаются с глубоко лирическими мотивами. Лиричен прежде всего образ Нины, лиричен пейзаж, лиричны строки, содержащие намек на трагедию 14-го декабря.
В обзоре литературы за 1842 год В. Г. Белинский называет «Сказку для детей» лучшим и самым зрелым из творений поэта (Белинский, т. 8, стр. 20). Это высказывание критика послужило для некоторых исследователей доводом в защиту той точки зрения, что «Сказка для детей» представляет собой произведение законченное, обрывающееся намеренной недоговоренностью (Соч. изд. библиотеки «Огонек», т. 2, стр. 496). Существует и другая гипотеза, по которой сюжет «Сказки для детей» непосредственно связывается с сюжетом «Сашки», а самые поэмы рассматриваются как фрагменты единого, но неосуществленного замысла (Соч. изд. «Academia», т. 3, стр. 619).
Обе эти гипотезы не имеют достаточных фактических подтверждений. О том, что поэт не довел до конца работу над поэмой, говорит прежде всего сам состав произведения: текст появившихся 27 строф не замыкает ни одной из начатых сюжетных линий. Возможно, что «Сказка для детей» является незавершенной попыткой осуществить возникший у поэта еще в 1831 году замысел «написать длинную сатирическую поэму: Приключения Демона» (См.: «Планы и наброски»).