Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Жюль Верн

Фритт-Флакк



1

— Фрритт!.. — ревет озлобленно ветер.

— Флакк!.. — шумит низвергающийся водопад дождя.

Эта ревущая буря, обрушиваясь на горы Криммы, гнет деревья Вольсинии. Волны обширного Мегалокридского моря без устали подтачивают высокие утесы по всему побережью.

— Фрритт! Флакк!

Небольшой городок Люктроп спрятался в глубине бухты. Он насчитывает всего несколько сот домиков, окруженных зеленеющими мирафрами, которые хоть немного защищают здания от морских ветров. Четыре или пять улиц, тянущихся в гору, похожи, скорее всего, на овраги, усеянные камнями и грязными шлаками, которые выбрасывают огнедышащие конуса, виднеющиеся на заднем плане. Находящийся поблизости вулкан носит название Ванглор. Из его глубины ежедневно вырываются клубы сернистых паров.

Даже ночью Ванглор не переставая пышет пламенем, служа маяком многим каботажным судам, фельзанам, верлишам и баланцам, бороздившим мегалокридские воды, указывая путь на расстоянии в сто пятьдесят кертсов.

С другой стороны города разместились развалины построек криммерьенской эпохи, потом — похожее на арабскую цитадель с белыми стенами и круглыми крышами предместье с террасами, облитыми солнцем. Здесь можно было увидеть груды бесполезных камней, похожих на игральные кости, только без точек, исчезнувших под влиянием времени.

Среди строений выделялось странное здание с четырехугольной крышей.

Его называли «шесть-и-четыре» из-за шести отверстий с одной стороны и четырех — с другой.

Над городом возвышалась квадратная колокольня святой Фильфилены, колокола которой были подвешены в прорезях стен. Раскачивание колоколов во время урагана считалось плохим предзнаменованием, которого очень боялись жители всего округа.

2

«Шесть-и-четыре» считался одним из самых комфортабельных домов, если только в Люктропе знали это слово, и одним из самых богатых, если можно доход в несколько тысяч фретцеров назвать богатством.

И вот в узкую дверь этого дома, прорезанную со стороны Мессальерской улицы, робко постучали. Ответом на стук послужил продолжительный вой, похожий на волчий, а потом открылось небольшое окошечко над дверью.

— Убирайтесь к дьяволу, бродяги! — раздался злой и неприятный голос.

— Дома ли доктор Трифульгас? — спросила дрожащая под дождем молодая девушка, закутанная в старый головной платок.

— Это зависит от того, что вы хотите.

— У меня умирает отец.

— Где живет ваш отец?

— Отсюда в четырех кертсах, на Валь-Карньу.

— Его имя?

— Форт Картиф.

3

Доктор Трифульгас был жестоким и черствым человеком, лечившим лишь за деньги, полученные вперед. У его собаки — помеси бульдога с болонкой — по кличке Гурзоф было больше человеческого чувства, чем у него.

Двери «шесть-и-четыре» гораздо охотнее открываются для богатых клиентов и очень негостеприимны для бедных. Кроме того, за каждую услугу имеется своя плата: за тиф столько, за пускание крови столько, и так далее. А форт Картиф, торговавший баранками и сухарями, был человеком бедным и незнатным, поэтому бесполезно было беспокоить доктора, тем более ночью, да еще в дождь.

— Только напрасно разбудили меня, — проворчал он, укладываясь в постель. — Лишь за это нужно было взять десять фретцеров!

Но не прошло и двадцати минут, как в дверь «шесть-и-четыре» снова ударил железный молоток.

Доктор поднялся с кровати и, не переставая брюзжать, высунулся в окно.

— Кто там? — заорал он.

— Жена Форта Картифа.

— Булочника из Валь-Карньу?

— Да. Он умрет, если вы не придете.

— Что же в этом такого? Вы станете вдовой!..

— Я заплачу вам двадцать фретцеров…

— За такое беспокойство всего двадцать фретцеров? Это же четыре кертса отсюда!

— Прошу вас, ради Бога!

— К черту! — Окно закрылось.

«Да это же просто милостыня! Неужели я буду рисковать из-за такой мелочи? Ведь я могу простудиться или устать Бог знает как, а завтра меня ждет в Кильтрено богач Эдзингоф. У него подагра, за лечение которой я получаю по пятьдесят фретцеров за визит!»

И с этакими мыслями доктор Трифульгас заснул крепче прежнего.

4

«Фррит!.. Флакк!..», затем «тук!.. тук!.. тук!..»

На этот раз к буре присоединился более решительный тройной удар молотка. Доктор спал, поэтому проснулся в ужасном настроении. Он открыл окно, в которое, будто картечь, влетел ветер.

— Я от булочника…

— Боже, опять он!

— Я его мать…

— Пусть вместе с ним подохнут и мать, и жена, и дочь!

— У него был припадок…

— Ай, припадок… Это пройдет!

— За проданный Донтрюну с Мессальфской улицы дом мы получили плату. Если вы не придете, внучка лишится отца, у дочери не станет мужа, а я… я потеряю сына…

Слышать слова старухи, у которой от холода стыла кровь в жилах, а дождь пронизывал до костей худое тело, было страшно.

— Двести фретцеров, — заявил бессердечный Трифульгас.

— Но у меня только сто двадцать!

— Спокойной ночи!

Но, закрыв окно и поразмышляв, он пришел к выводу, что за полтора часа ходьбы и за полчаса визита получить сто двадцать фретцеров совсем неплохо — получалось по фретцеру в минуту. И он решил, что даже такой небольшой суммой не стоит брезговать. Вместо того, чтобы снова лечь спать, он оделся потеплее, оставил зажженную лампу возле «Свода Законов», раскрытого на 197 странице, и, открыв дверь, остановился на пороге.

— Где деньги? — спросил он у восьмидесятилетней старухи, ослабленной годами нищеты и страданий, которая стояла, опершись на свою палку.

— Вот они. И пусть Бог вознаградит вас за доброту вашу!

— Бог! Деньги от Бога! Разве видел кто-нибудь их у него?

Позвав Гурзофа и дав ему в зубы небольшой фонарь, доктор направился к морю. Старуха последовала за ним.

5

Какая ужасная погода! Из-за сильного урагана вовсю звонили колокола Святой Фильфилены. Это плохой знак… Но все это вздор! Доктор Трифульгас не был суеверен и верил даже не в науку, а только в то, что приносило ему деньги.

Дорога, под стать погоде, тоже была ужасной. Камни, как водоросли, скользкие, скрип лавы под ногами и темень. Дорога освещалась мерцавшим и гаснувшим светом фонаря в зубах Гурзофа да вспыхивающим время от времени пламенем на Ванглоре, на фоне которого виднелись передвигающиеся силуэты. Поскольку кратеры были недоступны исследованию, никто не знал, что там творится. Может, там обитают существа подземного мира, испаряющиеся при выходе на поверхность?..

Море цвета мертвенной белизны искрилось, сливаясь со светящейся линией прибоя. Доктор и старуха сначала шли по изгибам бухты побережья, потом, поднявшись до поворота дороги, меж волнистых дюн.

К хозяину приблизилась собака, словно говоря ему: «Гм! Еще сто двадцать фретцеров попадет в сейф! Так вот и наживают состояние! Увеличится виноградник, и на ужин одним блюдом будет больше! И верный Гурзоф больше получит! Значит, лечить нужно только богачей, избавляя их от лишних денег!»

Старуха наконец остановилась, показывая дрожащим пальцем на красноватый огонек, светящийся в темноте. Это и был дом торговца Форта Картифа.

— Там? — спросил доктор.

— Да, — ответила старуха.

— Ay-ay-ay! — залаял Гурзоф.

Внезапно, всколыхнувшись в своих недрах, загрохотал Ванглор, и сноп пламени вместе с дымом поднялся до зенита, пронизывая облака. И доктор Трифульгас не устоял перед этими толчками и упал.

Когда он, богохульствуя, как истинный христианин, поднялся и осмотрелся, старухи не было. Куда же она подевалась? Может, провалилась в какую-нибудь трещину в почве или испарилась?

Собака неподвижно стояла на преждем месте, но на задних лапах, держа в открытой пасти потухший фонарь.

— Пошли! — пробормотал доктор Трифульгас. — Деньги я получил и, как честный человек, должен их заработать.

6

На расстоянии полукертса ничего не было видно, кроме одной светящейся точки, вероятно, в хижине умирающего. А вот и дом булочника. Ошибиться нельзя, старуха указала на него пальцем.

Доктор пошел быстрым шагом навстречу свистящему ветру и пронизывающему дождю, и по мере продвижения, дом, построенный на открытом месте, вырисовывался все яснее. Но что это? Этот дом странным образом был похож на моктронский «шесть-и-четыре»? То же расположение окон на фасаде, та же маленькая дверь, закругленная вверху.

Доктор подошел к дому так быстро, как только возможно при такой буре, толкнул полуоткрытую дверь и вошел. От сильного ветра она тут же захлопнулась за ним. Оставшийся на улице Гурзоф завыл, время от времени делая небольшие промежутки.

Что за чертовщина? У Трифульгаса создалось впечатление, что он находится в собственном доме. Но он не мог заблудиться, так как ни крюков, ни обходов не делал, значит, это Валь-Карньу, а не Люктроп… А между тем, тот же низкий со сводами коридор, та же деревянная винтовая лестница с широкими перилами, пришедшая в ветхость от долгой службы.

Поднявшись по лестнице до площадки, он увидел, что из-под двери, как и в «шесть-и-четыре», пробивается слабая полоска света.

Неужели это галлюцинация? При смутном свете он узнает свою комнату: желтый диван, шкаф из старого грушевого дерева, несгораемый шкаф, куда он собирался положить заработанные сто двадцать фретцеров…

Тут и его кресло с кожаными подушками, и столик с гнутыми ножками, на котором, рядом с гаснущей лампой, лежит открытый на 197-й странице «Свод Законов»…

— Что это со мной? — пробормотал доктор, и ему стало страшно. Зрачки расширились, тело словно уменьшилось, и его окатил ледяной пот, вызывая лихорадочную дрожь.

Но нужно спешить! Сейчас погаснет лампа, и умирающий тоже…

А вот и его кровать с балдахином, закрытая пологом с разводами. Не может быть, чтобы ложе Форта Картифа было здесь!

Доктор Трифульгас открывает занавеску дрожащей рукой и склоняется над неподвижным телом…

— Боже! Кто это? — На ужасный вопль с улицы ответил зловещий собачий вой.

Выходит, умирающий не Форт Картиф, а он, доктор Трифульгас!..

Удар сразил его самого! Апоплексия! Апоплексия с резким выходом серозной жидкости в полость мозга и с параличем тела.

Да, это тот, кого звали к больному и кому платили! Это тот, кто бессердечно и жестоко отказывался помочь бедному человеку! И это он должен умереть!

Доктор Трифульгас чуть с ума не сошел. Он считал себя уже погибшим. Приступы, учащающиеся каждую минуту, лишают больного способности действовать, останавливая сердце и дыхание. Но тем не менее он еще в сознании…

Что же делать? Может, пустить кровь и тем самым уменьшить ее прилив? Если доктор Трифульгас будет колебаться, то он умрет!.. В те времена еще делали кровопускания, таким образом спасая от апоплексии тех, кому не суждено умереть от нее.

Доктор Трифульгас выхватывает из своих инструментов ланцет, делает надрез на руке своего двойника, но кровь из его руки не течет. Тогда энергичными движениями он начинает растирать ему грудь, и в его собственной груди жизнь прекратилась. Он греет ему ноги горячими камнями — холодеют его собственные ноги…

Вот его двойник вытягивается, бьется, испуская предсмертный хрип…

И, несмотря на все свои познания, доктор Трифульгас умирает на своих собственных руках.

— Фритт!.. Флакк!..

7

Утром в доме «шесть-и-четыре» был найден мертвый доктор Трифульгас. Его положили в гроб и большой толпой проводили на Люктропское кладбище, куда он сам, судя по формулярному свидетельству, отправил несметное количество людей.

О псе доктора, старом Гурзофе, говорили, что со дня смерти хозяина он носится по стране с зажженным фонарем, завывая и рыча, словно бешеный.

Так ли все произошло на самом деле, никто не знает, но ничего в этом удивительного нет, ибо в Вольсинии, а особенно в окрестностях Люктропа происходят еще более странные вещи.

И кроме того, я еще хочу повторить, чтобы вы не искали на карте этого города, потому что его местонахождение ни по широте, ни по долготе не могли определить лучшие географы.