Сборник. ПОБЕДА ВОСХОДЯЩЕГО СОЛНЦА

Петер Цурос. ХОКУСИН

(Вторая русско-японская война)

Кремль, ноябрь 1939 года

Сталин торжествовал. Офицеры Красной Армии церемониально складывали к его ногам самурайские мечи, связку за связкой, и их командующий, Георгий Жуков, с гордостью взирал на это величественное зрелище. Это были трофеи, добытые Жуковым в октябре в монгольской пустыне Номонган (Халхин-Гол). Тогда он разгромил японскую Квантунскую армию, наступавшую на территорию, находившуюся под протекторатом Советов, благодаря виртуозному руководству всеми родами войск и превосходству в силе. Потери японской 6-й армии составляли 21 016 человек, из них 8629 убитыми; это сражение вошло в историю как «похороны славы». Советские  войска потеряли 15 925 человек, в том числе 7974 убитыми[1]. Конечно же, у Сталина были причины для торжества. Подтвердились его подозрения насчет намерения японцев захватить советскую территорию от озера Байкал до Владивостока. Он вообще всегда радовался, когда подтверждались какие-то его подозрения. Советский Дальний Восток был настоящей сокровищницей минералов и лесов, бескрайние просторы которой могли вместить миллионы политзаключенных. И Сталин знал, как сильно японцы желали получить эти территории. Разве не посрамили они уже один раз Российскую империю в русско-японской войне 1904–1905 гг., захватив Маньчжурию? Их операция по захвату Китая не помешала им сильнейшим образом укрепить Квантунскую армию в Маньчжурии. И их намерения подтвердились, когда эта армия отправилась в соседнюю Монголию, которая только номинально не являлась советской республикой. Жуков осуществил успешное вторжение на территорию противника и изгнал разъяренных агрессоров; однако Сталин не сомневался, что они вернутся. Он был не из тех, кто теряет бдительность после победы. Укрепление воинских частей в Забайкальском и Дальневосточном военных округах (ВО) продолжалось с удвоенной силой.

Тысячи танков и самолетов двигались на восток, чтобы усилить дивизии, подготовленные по высшему разряду командармом второго ранга Г.М. Штерном, блестящий офицерский талант которого смог реализоваться благодаря революции. В 1938 году у озера Хасан к югу от Владивостока он командовал 39-м корпусом в необъявленной пограничной войне с Японией. За это сражение он был удостоен ордена Ленина. В 1939 году в Монголии он тактично, но очень результативно помогал Жукову. В 1940 году его перевели на финский фронт. Там он отличился как командующий 8-й армии, заслужил повышение, а затем принял командование Дальневосточным ВО[2]. Он был одной из  значительных фигур довоенной Красной Армии и одним из немногих, оставшихся после репрессий. А этого Сталин никогда не забывал.

Урок усвоен?

Поражение при Номонгане застало японскую армию нрасплох. Она ни разу не была столь глубоко унижена и опозорена со времен ее основания, в эпоху Мейдзи. Было сделано все возможное, чтобы скрыть катастрофу от всего мира, даже от Японии. Все выжившие были арестованы и тайно уничтожены. В Страну Восходящего Солнца пришлось отправить столько белых ящиков с пеплом, что это делалось в три рейса, чтобы не шокировать нацию.

Сталин был прав. Японцы действительно жаждали захватить советский Дальний Восток. Более того, их пугал рост советской военной мощи на севере; поражение при Номонгане только укрепило эти опасения. Они боялись, что Советы нападут на их богатую Маньчжурскую провинцию, пока основные силы японцев заняты в боях на территории Китая. Само существование цареубийственного большевистского режима было вызовом Его Императорскому Величеству. К 1934 году Япония, полностью взяв Маньчжурию под свой контроль, начала готовить планы нападения на Советский Союз. Этот план составлялся по тому принципу, что все военные действия против Советского Союза должны быть наступательными по своей природе. Поле боя с самого начала выбиралось на советской территории, основное наступление началось с восточного фронта, из Маньчжурии. Конечной целью операции был захват окрестностей озера Байкал[3]. Шестая армия двигалась именно в этом направлении, но была разгромлена и вынуждена отступить. Очевидно, что этот печальный урок надо было усвоить.

Министр обороны генерал Хата ответил на запрос членов японского парламента: «Не сомневайтесь, что  кровь, пролитая в песках Номонгана, не была напрасной»[4]. Хата организовал специальную комиссию, чтобы выяснить, какие уроки необходимо извлечь из поражения, и предложить решения проблем. В показаниях, полученных из первых рук, от офицеров, участвовавших в кампании, не было недостатка. Однако это не был первый раз, когда японцы смогли ощутить превосходство противника. В 1938 году у озера Хасан, около советской границы с Кореей, японская 19-я дивизия вступила в бой с советским 39-м стрелковым корпусом под командованием Штерна. В сражении брала верх то одна, то другая сторона; в конечном счете все решилось в пользу численного и материально-технического превосходства советских войск, и японцы были отброшены назад. Один из участников сражения говорил: «Тогда мы напрямую столкнулись только с малой частью советской боевой мощи». Стратег из Генерального штаба подвел следующий итог: «Мы уяснили, что силы Советов оправдывают возложенные на них ожидания, в то время как японское вооружение и техника нуждаются в укреплении и усовершенствовании». На опыте сражения у озера Хасан японская армия смогла, наконец, извлечь пять неутешительных выводов о противостоянии Советской Армии:

1. Советские войска явно превосходили японцев по вооружению, артиллерии и способности вести огонь прямой наводкой; все это сводило шансы японцев к нулю.

2. Впечатляла слаженность советской транспортной системы, позволявшая быстро транспортировать огромные механизированные соединения на 600 километров от железной дороги.

3. Советские войска использовали гибкую тактику, изменявшуюся в зависимости от обстоятельств.

4. Советские солдаты были непоколебимыми, уверенными в победе бойцами[5].

Но потом все пошло наперекосяк. Пытаясь сравняться с Советами в уровне производства и  материально-технической базы, японцы столкнулись с неразрешимой проблемой. Японская промышленность никоим образом не могла сравняться по тактико-техническим характеристикам, качеству и объему производства с советской военной промышленностью. Для обеспечения советских войск в ходе кампании в пустыне Номонган использовалось 6000 грузовиков, в то время как у японцев во всей Маньчжурии имелось 9000 единиц моторного транспорта всех видов. Япония была страной железных дорог и узких средневековых тропок[6].

Однако существовала более крупная и глубокая проблема. Японскую армию миновали ужасы Первой Мировой войны; разрушительные битвы в монгольских пустынях лишь слегка ослабили ее. Последним ее значительным успехом была русско-японская война XIX века. С тех пор образ мыслей японского солдата пропитался искаженным самурайским кодексом Буси-до. Духовное здесь беззастенчиво главенствовало над материальным. «Ямато дамаси», дух Японии, очищенная суть японской нации, стоял бесконечно выше беспокойства о материальных аспектах войны. Конечно, нельзя было обойтись без усовершенствований в боевой технике и транспортной системе, но реальное превосходство японского солдата все еще в первую очередь заключалось в силе его духа. Предполагалось, что недостаток материально-технической базы Японии должен с лихвой окупаться железной волей солдат. Это все почти в точности походило на одержимость французов собственной национальной идеей, которую они называли «элан». На Западном фронте это явление вымерло, и на его могильной плите можно было бы написать слова маршала Петэна: «Огонь убивает». Перед войной Петэн, тогда еще полковник, чуть было не разрушил свою карьеру, с пеной у рта настаивая на том, что огневая мощь решает все. Реки французской крови доказали его правоту. Японских Петэнов после Номонгана либо игнорировали, либо увольняли в запас. Если кто-то начинал рассуждать по поводу важности материально-технического обеспечения, его обвиняли в  пораженческих настроениях. В начале 1941 года, когда японской армии следовало вовсю учиться на собственных ошибках, Тодзи издал новый сенйинкин, моральный кодекс японского солдата, где говорилось: «Возвышенное чувство самопожертвования должно вести тебя сквозь жизнь и смерть. Не думай о смерти, когда ты, рывок за рывком, продвигаешься по пути своего долга. Почти за радость тратить на это все свои духовные и физические силы. Не страшись умереть во имя вечной справедливости»[7].

Японские артиллеристы все еще были уверены, что горно-вьючная артиллерия на гужевой тяге гораздо лучше подходила для пехотных дивизий, чем принятые во всех остальных армиях моторизированные 150-мм орудия. Сквозь стену неприятия прорвалось лишь одно усовершенствование — 300-мм бронебойный гаубичный снаряд весом в 1 тонну, предназначенный для поражения многочисленных «огневых точек» — бетонных укреплений, расставленных вдоль советской границы. Танков в 1940 году было выпущено всего 573 — ничтожно мало по сравнению с 3000 у Советского Союза. В 1941 году объем производства танков был удвоен, все равно оставшись ничтожно малым (1024), причем все модели уступали новым советским моделям по своим тактико-техническим характеристикам. С авиацией дела обстояли несколько лучше — производство самолетов выросло до 4768 в 1940 году и до 5088 в 1941 году, причем производились в основном истребители. Гораздо хуже было то, что единственным средством транспортировки боеприпасов оставались лошади; военные планировщики заявляли, что для поддержки операций против Красной Армии требуется менее 15 000 единиц транспортных средств.[8] С началом войны в Китае перед японской военной промышленностью встала задача резкого увеличения производства боеприпасов. К 1941 году успех плана стал очевиден — снабжение японской армии, воюющей одновременно против Китая и Советского Союза, оставалось стабильным[9].  

План военных действий № 8 (план «Хаши-го»)

Несмотря ни на что, Номонган сильно повлиял на планы японского военного командования. Что интересно, достижение полной боевой готовности, позволяющей вступить в бой с Красной Армией на Дальнем Востоке, было намечено на 1943 год. На этот же год наметил основные военные действия и Гитлер — тогда, по его планам, вермахт будет окончательно укреплен. До 1940 года стратегия Японии, план № 8 (план «Хаши-го»), базировалась на основном мощном броске через горную цепь Великий Хинган в район озера Байкал. Главной целью операции было полное отсечение советского Дальнего Востока, от Читы до Тихого океана. В начале 1939 года Генеральный штаб сообщил командованию Квантунской армией, что для выполнения этого плана требуется 200 000 автомобилей и расширение сети автодорог в регионе. Номонган был репетицией. Японцы пришли к справедливому заключению, что у них нет ни транспорта, ни материально-технической базы для поддержания наступления на такое расстояние. Внимание японского командования переключилось на северный и восточный театры военных действий[10].

По сравнению с озером Байкал, отделенным от Маньчжурии огромным открытым пространством, более актуальные на тот момент цели находились прямо по другую сторону границы, обозначенной реками Амур и Уссури. Главной особенностью жизни на советском Дальнем Востоке тогда была ее полная зависимость от Транссибирской магистрали, которая пролегала — по сути, от самого Благовещенска, через Хабаровск, советский областной административный и промышленный центр, почти до северных окраин Владивостока, важнейшего советского тихоокеанского порта, — в опасной близости от маньчжурской границы. В особенности был уязвим Приморский край. Он  будто бы вклинился между границей Маньчжурии и Японским морем, и железная дорога на всем участке к северу от озера Ханка попадала в радиус обстрела японских орудий. Из японской крепости в Хутоу отлично просматривались железнодорожные пути в районе Имана. Угроза была весьма серьезной, так как советские войска начали строить пояс оборонительных укреплений немного восточнее, а дорогу оставили незащищенной. Основные части Квантунской армии уже выстроились вдоль границы к югу от озера. Они находились в каких-то шестидесяти километрах от важнейшего железнодорожного узла — Ворошилова (ныне Уссурийск), захват которого разомкнет магистраль и отрежет Владивосток.

Модификации плана «Хаши-го» 1940–1941 годов подтверждали, что основной удар японская армия нанесет именно здесь, на восточном направлении. На западном и северном фронтах японские войска должны были перейти к обороне. Характер и направление последующих операций зависело от успеха первого этапа на Уссури.

Для выполнения плана «Хаши-го» необходимо было задействовать все силы японской армии — 32 дивизии в первой фазе и 10 или 11 во второй. К 12 дивизиям Квантунской армии должны были присоединиться 10 из Японии и еще 10, отозванные из Китая. Во второй фазе войска пополнились бы еще 7 дивизиями из Японии и 3–4 из Китая. В первой фазе вдоль Уссури предполагалось расположить 20 дивизий, объединенных в 1-ю Территориальную армию — группу из трех армий. 3-я и 7-я армии из 8 дивизий должны были нанести удар по Ворошилову; 5-я армия с пятью дивизиями должна была ударить по Иману и перерезать железную дорогу. Оставшиеся дивизии должны были осуществлять поддержку или находиться в резерве. На Северном фронте 4-я армия с 4 дивизиями должна была участвовать в сдерживании противника в северной части горного массива Малый Хинган. На Западном фронте 6-я армия, также состоявшая из 4 дивизий, должна  была выполнять ту же задачу на западе Большого Хингана. В ходе второй фазы на Восточном фронте 3-я и 7-я армии должны были наступать на Владивосток, а 5-я армия должна была нанести удар в северном направлении и взять Хабаровск. Эти цели стратегически и географически были гораздо менее значительны, чем район озера Байкал, но у них было огромное, даже решающее преимущество — они требовали минимальных логистических усилий. На захвате Владивостока настаивало командование японского Императорского флота, давно стремившееся уничтожить тыловую базу советского Тихоокеанского флота. Для достижения этой цели флот предоставлял 350 самолетов, от бомбардировщиков наземного базирования до самолетов 1-й дивизии авианосцев. Эти силы должны были вместе с 500 самолетами 2-й авиационной группы внезапно атаковать и разгромить силы советской авиации в Приморском крае[11].

Боевой порядок Красной Армии на этом театре военных действий устрашал. К 1940 году японцы выяснили, что силы Красной Армии, размещенные от Владивостока до Монголии, состояли из тридцати стрелковых дивизий, двух кавалерийских дивизий и девяти танковых бригад; по численности это соответствовало 2800 самолетам, 2700 танкам и 700 000 солдатам и офицерам[12]. В целом эти данные соответствовали истине; однако японцы недооценивали уровень механизации. На самом деле Красная Армия могла похвастаться девятнадцатью стрелковыми дивизиями, шестью танковыми дивизиями, четырьмя механизированными дивизиями, двумя мотострелковыми дивизиями, одной кавалерийской дивизией и десятью стрелковыми бригадами[13]. Несмотря на общее материально-техническое превосходство, у японцев было существенное превосходство в плане дислокации. Красная Армия располагалась по гигантской дуге от Монголии до Тихого океана и находилась в прямой зависимости от уязвимой Забайкальской железнодорожной магистрали. Важнейшая часть механизированных подразделений находилась  на западном конце дуги, в Монголии и Забайкальском ВО. Японцы же собирались сконцентрировать удар на дальнем конце дуги, в Приморском крае, в котором, по их оценкам, находится 13 дивизий. Если учитывать, что дивизии Красной Армии были примерно наполовину слабее японских, это преимущество впечатляло. Превосходство на море должно было оказаться еще более значительным — Объединенному флоту противостояли 5 эсминцев, 200 торпедных катеров и 70 подводных лодок. Последние представляли серьезную угрозу для операций в Японском море.

Подарок от НКВД

В 1938 году японская разведка получила один из двух неожиданных подарков. 13 июня начальник Дальневосточного отделения НКВД, советской тайной полиции, перешел границу и сдался. Генералу Генриху Самуиловичу Люшкову было что рассказать. Это был удачливый и коварный карьерист, использовавший любую предоставляемую Сталиным возможность для достижения вершины. Но глубоко внутри он, бедняга, разочаровался в том социализме, который строил Сталин. Может быть, отправив на тот свет 5000 людей, он боялся стать 5001-м. Он был готов помочь японцам. Он переметнулся в самый разгар репрессий и нарисовал перед японской разведкой картину опустошения эшелонов командования Красной Армии. Двумя годами позже, в 1940-м, один советский офицер так описал плоды трудов НКВД:

«Я своими глазами видел последствия уничтожения кадрового офицерского состава на Дальнем Востоке. Я отправился вместе со Штерном в инспекционную поездку по вверенным ему подразделениям. Прошло уже два года с тех пор, как прекратились массовые аресты, однако вертикаль командования до сих пор не была восстановлена.

Многие посты оставались незанятыми, так как не было достаточно квалифицированных людей, чтобы их занять. Батальонами командовали офицеры, закончившие военное училище меньше года назад... Как можно было мечтать о заполнении этой пропасти?»

В 40-й стрелковой дивизии 39-го корпуса, которая сыграла огромную роль в победе у озера Хасан, остался один офицер — лейтенант[14]. Люшков нарисовал такую живописную картину лишений, отчаяния и с трудом сдерживаемой ненависти к режиму, что убедил влиятельные круги Японии в том, что Советский Союз подобен сгнившему дому, который готов развалиться, стоит только выкорчевать порог. Такой «взгляд изнутри» не мог не впечатлять, особенно когда прогнозы Люшкова сбывались. Его репутация возросла, когда его информация в целом подтвердилась; к тому же у него открылся талант предсказателя — вспомнить хотя бы нападение Германии на Советский Союз. К тому времени он уже играл роль советского противника в военных играх японского штаба[15] и готовился стать губернатором Приморской провинции Его Императорского Величества.

На север или на юг?

К июлю 1940 года международное напряжение, вызванное японскими национальными и военными претензиями, начало нарастать. Война Японии с Китаем вызывала растущее недовольство Соединенных Штатов, приводившее ко все новым и новым экономическим санкциям. Если бы США и Великобритания объявили экономическое эмбарго, особенно на нефть, Япония получила бы смертельное ранение и без войны. Многие представители военного командования Японии подтверждали факт «постепенного снижения поставок» и отстаивали стратегию «Нансин», или «на Юг», направленную на получение доступа к ресурсам  Юго-Восточной Азии и Голландской Ост-Индии. Другие были сторонниками стратегии «Хокусин», или «на Север», так как считали, что Советский Союз представляет серьезную угрозу, с которой следует разобраться в первую очередь. Их аргументам добавляла весомости поддержка нового министра иностранных дел, Йосуке Мацуока, и нового министра военных действий, генерала Хидеки Тойо, из второго кабинета, сформированного принцем Конойе. На руку им играло и беспокойство самого императора о могущественной Красной Армии, угрожающей Японии с тыла.

Осложняло выбор стратегии участие Японии в трехстороннем пакте с Германией и Италией, обязывавшем каждую из сторон прийти на помощь другим в случае нападения на них. Так как войну в Западной Европе развязала Германия, японцы не вменяли себе в обязанность воевать на стороне Гитлера против британцев, французов и голландцев. Однако поражение двух последних держав и отчаянное положение Британии побудило Японию использовать их слабость для захвата богатого ресурсами Юга. Возвращение Штерна в качестве командующего 1-й Дальневосточной армией также было источником опасения для японцев, помнивших его со времен сражения на озере Хасан[16]. Казалось, стратегия «на Юг» победила.

Позже историки назовут визит Мацуоки в Берлин в конце марта поворотным моментом в истории внешней политики Японии. Японский посол в Германии генерал Хироси Осима предупредил Мацуоку о том, что ему, возможно, предстоит обсуждать будущую совместную войну против Советского Союза[17]. Тем не менее министр был поражен, услышав от Гитлера прямую и настоятельную просьбу о совместной атаке на Советы. Как только просьба была послана в Японию официально, в обоих направлениях хлынула лавина писем. По возвращении в Японию через территорию СССР Мацуока получил указание заключить с Советским Союзом пакт о ненападении, с готовностью подписанный Сталиным 13 апреля. Ни один договор не обязывал  Японию атаковать СССР, однако план «Барбаросса», гитлеровский план захвата Советского Союза полностью изменил мировое соотношение сил. Если раньше японцам казалась заманчивой возможность захватить европейские колонии на юге, то теперь их внимание привлекла другая, более выгодная и не столь отдаленная во времени возможность, находящаяся на другом берегу Японского моря, у самых границ Империи. Один японский генерал точно подметил, что Японии не стоит «опаздывать на автобус». На вопрос о времени операции немцы ответили: «Конец мая, когда в России высохнет грязь». Вдобавок для японцев была еще одна хорошая новость — Штерн был арестован и расстрелян по приказу Сталина.

В Токио, в Имперском Генеральном штабе, допоздна горел свет. Ключевые министры и офицеры штаба уже твердо решили «успеть на автобус». Мацуока провел день в объяснениях сути войны против СССР. В результате наступления в южном направлении главный противник остался бы за спиной и вдобавок появилось бы трое новых. А нападение на Дальний Восток принесет конец эксперименту большевиков. В результате Германия стала бы властительницей Европы, а европейские союзники никуда не будут высовываться со своих задворок. Даже США пришлось бы выбирать между Европой и Азией, и не приходилось сомневаться, каким будет их выбор. Командование Императорского флота нехотя согласилось на предложенные действия, соблазнившись перспективой взять верх над американским флотом за счет политической хитрости. Командующий Объединенным флотом адмирал Исороку Ямамото даже испытал некоторое облегчение от перемены ситуации. Перспектива изнурительной войны с Соединенными Штатами, с их технической мощью и воинственными бойцами, повергала его в ужас. Он поддержал план «на Север» и приказал одному из штабных офицеров по имени «Безумец» Гэнда придумать что-нибудь особенное для первого удара с моря.  

«Наши войска разгромлены! Понимаете?!! Разгромлены!!! »

Времени на приготовления было мало. Между Германией и Японией была достигнута договоренность о том, что японцы ударят через несколько месяцев после вторжения немецких войск. Предполагалось, что это рассеет внимание Советов, в особенности — нарушит передвижение резервных сил. Японцы должны были выбрать наилучший момент. Также им было нужно больше времени на мобилизацию, чем в случае одновременной атаки с немцами. Тодзио назначил всеобщую мобилизацию на 30 апреля. В этот день в Маньчжурию должно было направиться подкрепление под предлогом «особых маневров». К 1941 году Япония увеличила свою армию до 51 дивизии. Согласно приказу Тойо, основная ее масса, 1,3 миллиона солдат и офицеров в 42 дивизиях (82% всей армии), должна была участвовать в смертельной схватке Японии и СССР. Офицеры Имперского Генерального штаба испытали огромное облегчение, узнав об отсрочке удара немецких войск из-за неожиданной кампании на Балканах, причиной которой послужило необдуманное нападение Муссолини на нейтральную Грецию.

Для Японии лишний месяц был чрезвычайно важен, поскольку необходимо было собрать всех резервистов и организовать новые воинские подразделения. Также имело смысл сыграть на выводе японских дивизий из Китая и Северного Индокитая. Они представили это как реверанс в сторону Соединенных Штатов, добровольное решение китайской проблемы. Из американской печати большей частью испарились антияпонские настроения, зато появились репортажи о тысячах японских солдат, загружающихся на транспортные суда и отправляющихся домой. Рузвельту оставалось только слушать перехваченные японские дипломатические переговоры и покачивать головой. Никакими аргументами он не мог привлечь внимание Сталина. Штатам пришлось заняться своими собственными проблемами в  Атлантике, раз уж японцы собирались наступать в противоположном от США направлении. Сталин получал множество предупреждений, как от своей военной разведки, так и от американцев, бывших в курсе дипломатических переговоров Осимы, однако всякого, кто приносил ему дурные вести, ставили к стенке за их чрезмерную приверженность долгу.

22 июня 3,5 миллиона солдат немецкой армии и их союзников вторглись на территорию СССР — началось осуществление плана «Барбаросса». Квантунская армия в это же время увеличилась до громадных размеров за счет новых дивизий и сотен тысяч солдат и офицеров подразделений артиллерийского прикрытия. Было организовано около 50 железнодорожных бригад для обслуживания системы железных дорог, по которым военная мощь Японии перемещалась в огромные лагеря, сокрытые в лесах к западу от реки Уссури.

Вслед за Мацуокой на родину из Германии был вызван генерал Томоюки Ямасита[18]. Еще в 1940 году он был назначен главой 82-го отдела — стратегической группы по планированию захвата Малайского архипелага. Этот пост оставался за ним даже во время его миссии в Европе. Ямасита имел репутацию человека решительного, не чуждого нововведений, и, судя по впечатлениям, сложившимся о нем в мире, он хотел переломить существовавший тогда армейский менталитет. На него произвела огромное впечатление полная координация всех родов войск в немецкой армии, слаженные действия бронетехники и авиации. Чувствуя в нем конкурента за пост министра обороны, Тойо поручил ему командование Первым армейским районом, где скапливались дивизии для наступления на Приморский край. Его начальником штаба был генерал Китсудзи Айабэ, сопровождавший его в Германию и занимавший многочисленные командные посты в Маньчжурии, в особенности в восточном районе боевых действий[19].

Именно тогда, в конце апреля, когда мобилизация шла полным ходом и улицы заполнили люди в хаки, в  руки японской разведки упал еще один подарок небес. Точнее, он вышел из немецкого посольства прямо в руки японской полиции. Это был Рихард Зорге, руководитель немецкой пресс-службы и наперсник самого посла. К несчастью для него, он был также самым преданным из советских агентов и главой сети шпионажа в Японии. Его донесения основывались на глубоком знании всей информации, проходившей через посольство Германии, и на тесных контактах с представителями правительства и вооруженных сил Японии. Зорге провел Первую Мировую войну в немецких окопах и вернулся оттуда убежденным коммунистом. Один из его агентов был вычислен, и след вывел японцев напрямую на Зорге. Японская полиция основательно прочесала всю его организацию и даже нашла записи радиосообщений в Москву и из Москвы. Из этого они смогли заключить, что Зорге усердно снабжал Сталина информацией об агрессивных намерениях Японии, первых этапах мобилизации и самых интимных деталях, которыми с ним делился глупый посол. Некоторое время он даже исправно сообщал о действиях Люшкова. Он мог бы поберечь свои силы — Сталин не доверял как предостережениям Зорге, так и информации от других агентов о Германии. Так что для Зорге было настоящим шоком, когда в его камеру в подвалах штаба японской тайной полиции вошел Люшков и предложил сделку. Помогло то, что японская полиция уже обработала и Зорге, и его жену.

Хозяева Зорге в Москве не заметили небольшого перерыва в сообщениях. Зато когда они возобновились, их содержание неожиданно начало нравиться наверху. Он сообщал, что мобилизация была уловкой, чтобы внушить американцам необходимость сосредоточиться на Европе, в то время как японцы смогут начать наступление в южном направлении. С разведчиками советских ВВС, обнаружившими приготовления противника на Дальнем Востоке, расправились так же быстро, как и с агентами в западных странах. Все оставалось по-прежнему: если Сталин был доволен,  никто не смел возражать. Когда немцы, буквально проглотив советские войска на границе, глубоко продвинулись в глубь российской территории, Сталин просмотрел депеши Зорге из Токио и приказал перебросить дивизии с Дальнего Востока на Западный фронт.

На замену Штерну на Дальний Восток прибыл генерал Иосиф Родионович Апанасенко, способный, энергичный офицер, рационализатор — прирожденный борец с трудностями[20]. На войне такие качества были нужны как никогда. Почти сразу же после начала войны советский Генеральный штаб приказал войскам на Дальнем Востоке отправить на запад весь арсенал оружия и амуниции. Услышав возражения штаба, Апанасенко взревел: «О чем вы говорите? Наши войска разгромлены! Понимаете?! Разгромлены!!! Немедленно начинайте погрузку!» Он был единственным в восточной трети СССР, кто четко понимал, что происходит на западе. Хотя Генеральный штаб смягчил свой первоначальный приказ, решив забрать только половину мобилизационных резервов, вскоре после этого направить против немецких войск восемь лучших дивизий, потом еще четыре, потом две. Апанасенко немедленно отправил дивизии, и когда поезда с ними проходили через Куйбышевку-Восточную, пригород Благовещенска, где находился штаб 2-й Дальневосточной армии, добавил к ним резервный обслуживающий персонал, оборудование и продовольствие. Он добросовестно следовал указаниям из Москвы и следил за тем, чтобы отправляющиеся дивизии были полностью укомплектованы техникой и личным составом. Спустя несколько недель на Западном фронте потребовалось еще 4 дивизии. За несколько несколько недель Дальний Восток лишился большей части танков и самолетов. Однако он не мог не замечать одной забавной вещи: пока он раздавал свои резервы, японцы собирали свои у самой границы[21].

Более умудренный человек на его месте был бы уже давно охвачен отчаянием. Но не таков был Апанасенко.  Позитивная энергия била из него ключом. В Генеральном штабе думали, что, образно выражаясь, все запасы в этом чулане уже подъедены до последней крошки; однако Апанасенко вырос в крестьянской семье и мог найти пропитание там, где штабные офицеры умерли бы от голода. Итак, он взялся за дело, и его энергия передавалась всем военным и штатским руководителям Дальневосточного региона. Японцы собирались воспользоваться отсрочкой, вызванной задержкой Гитлера на Балканах, а для Апанасенко она была еще более кстати. Получив от Сталина все необходимые полномочия, он организовал драконовский призыв всех мужчин возрастом до 55 лет. Он объехал все лагеря ГУЛАГа у границы и одел в униформу несколько тысяч «зеков». Также он освободил сотни офицеров, арестованных в ходе чисток. Производство нового оружия и амуниции интенсифицировалось, а учебное оружие — переделано в боевое. Он начал готовить новые дивизии взамен посланных на запад.

Легко было заметить, что наиболее напряженным участком фронта будет отрезок границы от Хабаровска до Ворошилова. Именно в этом районе Апанасенко сосредоточил свои восстановленные формирования. Здесь в их распоряжении были укрепления, строившиеся с 1932 года. Атаки японцев на длинном отрезке границы между Хабаровском и озером Ханка можно было не опасаться благодаря непроходимым болотам. Опасный участок находился в районе Имана, напротив японского форта Хутоу. Из орудий форта можно было вести прицельный огонь по железнодорожным путям, таким образом надежно перекрыв движение по ним. Далее на восток на возвышенностях находились построенные за некоторое время до этого укрепления. Здесь Апанасенко разместил стрелковую дивизию и одну из своих немногочисленных танковых бригад, в которой были старые легкие пехотные танки Т-26 с 45-мм орудиями.

В южном направлении от озера Ханка были расположены три основных оборонительных соединения,  надежно преграждавшие путь неприятелю. На самом берегу озера Ханка, в Турьем Роге, была размещена одна стрелковая дивизия. В 50 милях к югу была опора всего фронта, 105-й укрепленный район, в Гродеково, под защитой двух стрелковых дивизий. Еще в 55 километрах к югу находился 106-й укрепрайон, с центром в Полтавке, под защитой одной дивизии. Далее к югу находились еще четыре укрепрайона, защищавшие нижний узкий сектор Приморского края. Прямо на юг от озера Ханка, в Хорале и Спасске-Дальнем находились в резерве еще две стрелковые дивизии и несколько танковых бригад. Район к северу от реки Мо представлял собой сеть «рек и водоразделов и полное отсутствие естественной линии обороны». Края водоразделов были крутые, но вдоль них передвигаться было просто. Около 30% этой местности было покрыто легко проходимыми лесами. На участке границы между Турьим Рогом и Гродеково простирался густой лес, обозримый, но абсолютно непроходимый. К югу от реки Мо простирались «невысокие холмы с пологими склонами». Лесов там было мало, и основное пространство занимали пахотные земли[22].

Ворошилов был ключом ко всему региону. Там сосредоточивались железные дороги, оттуда можно было отправлять резервы в укрепрайоны на границе. Если бы он был взят, вся система обороны региона разрушилась бы и судьба Владивостока была бы решена — он был бы отрезан от остального мира, с которым его связывали бы только горные дороги. Поэтому Апанасенко сконцентрировал здесь все свои мобильные резервы: две танковых и несколько мотопехотных бригад. У одной из бригад на вооружении были старые легкие пехотные танки Т-26. У другой было чудо военной техники — Т-34; эти танки были каким-то чудом не замечены Генеральным штабом в тот момент, когда все, кроме мусора, уходило на запад. Командование одним из пехотных подразделений Апанасенко поручил одному из лучших офицеров своего штаба, отважному украинцу полковнику Петро Григоренко. А другую,  с Т-34, он отдал одному из ветеранов округа, полковнику Сергею Голицыну. Когда Апанасенко производил инспекционную поездку по бригадам в конце августа, его приятно поразили чудесные превращения, происшедшие с бригадами благодаря новым руководителям. Григоренко он знал и уважал. Голицын был специалистом по танкам. Он входил в окружение Тухачевского и чудом избежал гибели. Когда они прогуливались вдоль грязной колеи, оставленной железными гигантами, Голицын остановил генерала и посмотрел ему в глаза. «Товарищ генерал, спасибо, что дали мне шанс», — сказал он. Апанасенко ответил ему таким же прямым и честным взглядом. «Спасибо, что дали мне шанс доказать, что я не предал Родину», — закончил Голицын. Генерал похлопал его по плечу. Он знал, что теперь шанс есть у них обоих.

Даже его оптимизм в то время нужно было чем-то подогревать. В новостях с запада постоянно чувствовался дух катастрофы. Как раз в тот период немцы окружали большую группу советских войск, оборонявших Киев. Он думал, не там ли сейчас сражаются его сибиряки, отосланные им на далекий фронт за одиннадцать часовых поясов.

Апанасенко все еще работал, как Геркулес в Авгиевых конюшнях, когда Ямасита нанес удар.

Банзай! Банзай! Банзай!

Сначала появились японские самолеты, вылетевшие на рассвете 7 августа с аэродромов в Маньчжурии и Корее, а также с авианосцев 1-й дивизии, стоявших в Японском море. Около тысячи самолетов нанесли удар по аэродромам красных ВВС от Хабаровска до Владивостока. Апанасенко пытался воспрепятствовать тому, чтобы его самолеты были уничтожены на земле, как это произошло на западе, однако сил у его разведки оставалось все меньше и меньше и в линии обороны было слишком много дыр. Маленькое  расстояние от границы было более чем на руку Японии. Японцы подвергли интенсивной бомбардировке советские аэродромы, хотя многим «сталинским соколам» все же удалось подняться на защиту воздушного пространства Родины. К концу дня авиация Апанасенко понесла тяжелые потери. Вторая и третья волны морской авиации нанесли бомбовые удары по судам и докам советского флота во Владивостоке и в Находке. Ямамото не хотел оставлять Тихоокеанскому флоту ни шанса на восстановление сил[23].

В то же утро на восточном фронте три армии под командованием Ямаситы сделали бросок вперед.

К северу от Гродеково генерал-лейтенант Масао Маруяма не терял уверенности даже несмотря на то, что его войска находились в гуще леса. В него вселял бодрость непрестанный стук топоров в руках тысяч китайских чернорабочих, шедших в авангарде его 2-й Сендайской дивизии. Это была хорошая дивизия, все солдаты были прекрасно обучены, многие из них были ветеранами боевых действий в Китае и долго прослужили в Маньчжурии. Они едва успели обосноваться в комфортабельном гарнизоне в своем родном городе Сендай на острове Хонсю, почти в 300 километрах к северу от Токио, когда им был дан приказ возвращаться в Маньчжурию. За Сендайской дивизией по расчищенному пути шли 7-й танковый полк и 3-й отдельный противотанковый батальон. Маруяма был горд тем, что генерал Ямасита поручил его дивизии столь важную миссию. Они не должны были подвести. Боевой дух дивизии был силен.

Если бы не оглушительный треск деревьев, Маруяма услышал бы грохот артиллерии у Гродеково — там две дивизии 3-й армии атаковали оборонительные укрепления. 300-миллиметровые «противоточечные» снаряды замечательно справлялись со своей задачей, однако пехота несла огромные потери, пробиваясь от одной линии окопов к другой. Ямасита знал, что потери будут большими, но он хотел, чтобы внимание Советов было сосредоточено на главных оборонительных  пунктах. Он хорошо усвоил уроки «блицкрига» от своих немецких учителей. Эти уроки прекрасно соответствовали его наклонностям. Он был словно создан для такой войны. Дальше к югу 7-я армия под командованием генерала Масахару Хомма также сосредоточила внимание советских войск на оборонительных укреплениях под Полтавкой. В качестве особого резерва у Ямаситы было четыре танковых полка, которые он объединил в два соединения размером с дивизию и с которыми провел месяц интенсивных учений со специальными мотопехотными полками и огневой поддержкой. Это было крупнейшее из механизированных соединений, организованных Японией, и свое обучение оно должно было продолжать на поле боя. Ямасита собирался ввести его в действие, как только будут разбиты укрепрайоны.

Когда начали поступать сообщения с фронта, он был очень обрадован скоростью, с которой уничтожались укрепрайоны. Многие из ДОТов, расположенных на линии обороны, были построены непрочно, в спешке, вызванной Маньчжурским инцидентом 1932 года; многие из них были из земли и дерева, и разрушались легко[24]. Но стойкость самих защитников, людей, сражавшихся в этих укреплениях — вот что по-настоящему поразило Ямаситу. В большинстве случаев советская оборона была прочной, и ее прорыв стоил жизни множеству японских солдат. Артиллерия действовала на удивление хорошо и использовала боеприпасы в таких количествах, которые японцам и не снились. Особенно стойко держались отряды НКВД. Сбывались худшие предсказания Люшкова. Сам он бродил где-то в штабных коридорах. Ямасита некоторое время работал с ним и сразу невзлюбил его — как бы ни был он полезен Его Величеству, генерал испытывал непреодолимую неприязнь к предателям.

К северу от озера Ханка 5-я армия попала в беду. Японским орудиям с Хутоу удалось обстрелять железную дорогу, однако переправа армии через Уссури прошла неудачно. Японцам удалось занять несколько плацдармов,  но они были изолированными. Советские самолеты из Хабаровска, который не был занят во время первого наступления, достаточно удачно вели воздушный бой. «Ну что ж, — сказал Ямасита генералу Айабэ, — у плана должно быть много разветвлений: если одна ветвь сломана, можно опереться на другую»[25]. Потери, понесенные при переправе у Имана, в любом случае были не напрасны, так как эта переправа оттянула резервы Красной Армии в одну точку. В его руках была инициатива, бесценное преимущество, благодаря которому он мот причинить Советам еще больше неприятностей.

Он был терпелив, как кобра, которая наносит удар, когда она готова. Тем временем Апанасенко позвонил в Москву.

«Да, Иосиф Виссарионович, врага приходится сдерживать по всей границе. Укрепрайоны на некоторое время задержали японцев, но они уже почти пробились сквозь них. Они перерезали Транссибирскую магистраль в нескольких местах. Их канонерки вошли в Уссури через Сунгари и разрушили несколько железнодорожных мостов в районе Хабаровска... Да, они все потоплены, но штурмовые отряды атакуют мосты и туннели от Хабаровска до Благовещенска. Им это удалось только в нескольких местах, но потери большей частью незначительны и могут быть легко восполнены. Нет, Иосиф Виссарионович, нет... Я понимаю, что подкрепление с Западного фронта перебросить нельзя. Я сконцентрировал все резервы у Ворошилова, чтобы быть готовым к прорыву».

Резервы должны были понадобиться уже скоро. Дивизия у Турьего Рога была в беде. Мальчишки противостояли как минимум двум большим японским дивизиям. Мальчишки, крестьяне, зеки... Апанасенко гордился ими. «Русские», — думал он про себя. Да, именно поэтому они и сражались. Не за Сталина. Если   бы они сражались только за Сталина, большинство застрелило бы офицеров и побежало бы навстречу японцам, подобно тому как многие с радостью сдались немцам. Но они воевали за Россию, и не было в России ничего, что стало бы лучше в случае победы японцев. Это была война народа, русского народа. Тут это легче было почувствовать, чем с немцами, которые выглядели так же. Внутренняя ненависть русских к восточным народам могла стать мощным орудием в руках Апанасенко. Эта ненависть была в крови со времен монгольского нашествия. Ничто в русско-японских отношениях не способствовало исчезновению этого чувства. Апанасеико вызвал стрелковую дивизию из Спасска-Дальнего на подмогу ребятам в Турьем Роге.

Ямаситу продолжало изумлять сопротивление неприятеля в укрепленных районах. Что там говорил ему немецкий генерал о русских? «Недостаточно убить русского, надо еще сбить его с ног». Вообще-то дух ямато тоже многих губил. Список потерь ужасал, но Ямасита все равно гордился своими воинами, своими самураями. Они не посрамили память своих дедов, участников русско-японской войны. Он усмехнулся. «Может, следует говорить — первой русско-японской войны?» Младшие офицеры японской армии, все время находясь на грани жизни и смерти, старались держать солдат вместе и вдохновлять их на подвиги, требующие сверхчеловеческой воли и отваги. Солдаты гибли в огромном количестве, подобно лепесткам, опадающим с цветов вишни. Особенно эффективно осуществлялось руководство японскими солдатами на уровне батальона. Солдаты готовы были пробираться по любым буреломам в опасной близости от мест расположения крупных сил противника.

Пока 3-я и 7-я армии продолжали пробиваться через укрепрайоны, значительная их часть также пыталась пройти по открытым лесам и холмам между ними. Из-за этого приходилось двигаться по все более и более широкому фронту, что требовало привлечения новых и новых резервов. Благодаря отвлекающей атаке  дивизии из Кореи значительные силы неприятеля были перемещены далеко от основного района боевых действий. Однако гарнизоны укрепрайонов, расположенных дальше к югу, уже начали брать пленников.

Ямасита был командующим группой армий, но столь высокий пост не мешал ему выезжать на место проведения боевых действий. Там он мог почувствовать ритм операций на протяжении всех 200 километров восточного фронта, мог почувствовать, как нарастает вероятность критической ситуации по мере того, как противник мобилизует резервы. 5-я армия наконец-то расширила свой плацдарм за пределы Уссури и двинулась в глубь территории, чтобы занять Иман. Мощная танковая атака неприятеля отбросила 9-ю дивизию назад к реке и нанесла серьезные потери 23-му танковому полку, но неприятельская атака утихла, столкнувшись с железной волей японских солдат, коорые спокойно стояли у своих противотанковых орудий или бросались навстречу танкам, держа наготове бутылки с зажигателыюй смесью. Немецкий офицер, прикомандированный к штабу, заметил, что бои в укрепрайоиах напомнили ему об окопах во Франции во нремеиа Первой Мировой. Видимо, его беспокоили потери, и он не замечал новых возможностей, которые вот-вот откроются.

Такая возможность грянула, как гром среди ясного неба, на пятнадцатый день боев.

Чернорабочие хорошо сделали свое дело. Когда рухнул последний ряд деревьев, дивизии Маруямы ринулись на юг, оставив для дивизий Ямаситы широкую дорогу. Они обошли край цепи «точек» и смели несколько советских кавалерийских патрулей. Маруяма быстро продвигался к реке Мо, к железнодорожной переправе, через которую неприятельские резервы передвигались к Турьему Рогу. Танки 7-го танкового полка с плеском погрузились в воду, а солдаты перешли реку вброд ниже по течению. Река была мелкая и не препятствовала наступлению. Скорее! Скорее! Он отдавал приказания колоннам облаченных в хаки солдат, а советские  войска при виде их просто испарялись. Теперь они продвигались по холмистым сельскохозяйственным угодьям, по которым были разбросаны редкие колхозы. Советские войска пытались их оборонять, однако Маруяма просто обходил их, подходя к тылу 105-го укрепрайона[26].

Он взбежал на высоту 341 — какая-никакая, а возвышенность. В пяти километрах к югу он увидел железную дорогу на Ворошилов. 7-й танковый полк двинулся вперед, и прямо за ним последовал 16-й пехотный полк.

В 5 километрах к югу от железной дороги, на высоте 388, полковники Григоренко и Голицын смотрели на север, на колонну японских танков и пехоты. Это было настоящее соревнование — кто первый доберется до дороги. Пехотинцы Григоренко уже расселись по бокам и сзади танков Голицына. Они прогромыхали на север и пересекли приток Мо, а затем и дорогу, раньше японцев. Еще до того как танки подошли друг к другу на расстояние выстрела, батальон моторизированной артиллерии уже развернулся, и его залп накрыл16-й пехотный батальон. Т-34 развили такую скорость, которая и не снилась японским « Тип 98», их 76-мм орудия тут же нашли свои цели, и японские танки превратились в огненные цветы. Советские войска прошли бы и по высоте 341, и по самому Маруяме, если бы не появился рой японских самолетов и не разгромил бы их на бреющем полете. В ответ в небе появилось несколько «сталинских соколов», и советские танки смогли дойти до самого подножия холма, где были остановлены артиллерией и противотанковыми орудиями. Под прикрытием оставшихся истребителей они отступили обратно к дороге.

Всю следующую неделю Григоренко и Голицын отражали направленные удары все растущих сил японской армии, пытавшейся изолировать 105-й укрепрайон. Солдаты Григоренко сражались превосходно. Ему повезло с офицерским составом. Большинство его офицеров окончили офицерскую кадровую школу,  которая позже была закрыта. Это были квалифицированные офицеры, но немногие из них через неделю оставались в живых. Японцы ни на секунду не прекращали наступление и шаг за шагом продвигались к железной дороге. После того как японцы обошли линию фронта, она отодвинулась назад от Турьего Рога. Там были потеряны две дивизии. Наконец пришли известия. Орды вражеских танков прорвали линию обороны у Полтавки, в 20 километрах к югу. Остатки двух погибших дивизий попытались уйти с тыла. Именно во время этой отчаянной попытки спастись погиб Голицын с пятью последними танками. Остатки дивизии Григоренко были поглощены волной дезертиров из укрепрайона[27].

Как и ожидал Ямасита, советская линия обороны раскололась. Он довел ее до точки раскола, а затем проскользнул во все возможные щели. Это в точности напоминало дзюдо. Сендайская дивизия сделала свое дело. Теперь очередь была за танковым корпусом — до Ворошилова оставалось каких-то 40 километров. Советский командующий бросил в бой последние резервы — танковую бригаду с Т-26 и небольшое количество пехоты. Им удалось остановить японский танковый корпус, но это было для них равносильно поражению. Японские пехотные дивизии обогнули танковое сражение, сомкнулись за Ворошиловым и двинулись дальше на юг. Город сдался. Ямасита летел на юг на крыльях победы. Его встречали тысячеголосые возгласы «Банзай!» от бесчисленных колони, сходившихся к Владивостоку. Это было 23 сентября — прошло сорок шесть дней с начала наступления.

26 сентября он стоял и смотрел на портовый город, теснившийся на полуострове, вдающемся в Уссурийский залив. Город покрыла завеса дыма. Он снова усмехнулся про себя. Многие годы в военных играх в штабе он изучал различные способы захвата полуострова Батан на Филиппинах и никогда — Владивостока. Ну что ж, осаду он оставит генералу Хомма. Хомма любил с восхищением рассказывать о проведенной  генералом Ноги осаде Порт-Артура в русско-японскую войну. Снова усмешка. «Ах да, теперь она будет называться — Первая русско-японская война». Его мысли возвратились к Хомма. «Посмотрим, что он знает об осадах», — сказал он своему начальнику штаба.

Ямасита мог видеть, как линейные корабли Ямамото, ходя из стороны в сторону, палят из своих крупнокалиберных орудий по укреплениям Владивостока. Советский флот не представил для адмирала большой угрозы — он с легкостью разгромил его. Большая часть подводных лодок была потоплена ударами с воздуха в местах швартовки или разбита орудийным огнем. Их команды вынуждены были примкнуть к морской пехоте и стать частью оборонительного гарнизона порта. Несколько субмарин ушли в море и периодически, словно осы, жалили Императорский флот, иногда очень болезненно. Ямасите все же пришлось признать, что Ямамото мастерски показал возможности флота. И несмотря на это, победа была заслугой армии. Пускай флот попробует выполнить армейские задачи этой зимой, когда пойдет на юг. Теперь Ямаситу беспокоила фаза № 2 — Хабаровск, который должен был быть взят той же зимой. И то, как о его победе будет сообщено Его Императорскому Величеству.

Манильский договор

Письмо императору не должно было задержаться. Апанасенко отважно сражался за Хабаровск, но игра была окончена, и даже он это понимал. Город пал в декабре. С приходом зимы военные действия для японцев были закончены. Однако для русских зима никогда не была поводом для бездействия, и они переместили центр сопротивления в Благовещенск. Апанасенко запомнят за его заботу о сотнях тысяч русских,  бежавших вместе с войсками. Также по ходу отступления он открывал ворота лагерей и заставлял охранников и зеков вступать в ряды боевых формирований. Скорее всего, Сталин расстрелял бы Апанасенко, если бы сам пережил тот декабрь — он исчез во время суматошного бегства из павшей Москвы[28]. Сибирские дивизии погибли в окружении под Киевом в сентябре и под Брянском и Вязьмой в октябре. Жуков с горечью писал в своих мемуарах, что, если бы этих сибиряков оставили в резерве, Москва, возможно, была бы спасена[29].

Апанасенко выстоял всю зиму и удерживал Ямаситу до следующей весны, когда манильский договор окончил войну[30]. Осада Владивостока 7-й армией генерала Хомма продолжалась три месяца, и император упрекнул Хомма за нерасторопность. Григоренко, освобожденный из японского плена в 1943 году, стал успешным гражданским инженером в Российской Евроазиатской Федерации (РЕФ) и написал полную историю Второй русско-японской войны. Люшков оказался на удивление хорошим губернатором Приморской провинции Его Императорского Величества. Даже слишком хорошим. Японцы никогда не возражали против его жестоких методов, однако им пришлось-таки принять довольно решительные меры, когда они узнали о его предательских планах по воссоединению провинции с РЕФ. Ямаситу на родине встретили, как героя, и он удостоился личной аудиенции у императора. Сибирский Тигр не был обойден почестями.

Манильский договор, подписанный 2 марта 1942 года, пришлось спонсировать президенту Франклину Рузвельту, которого больше волновал выход России из игры и то, что Германия — победительница, по-волчьи скалясь, поглядывает через океан. Согласно договору, Филиппины оставались за Соединенными Штатами. Однако теперь Рузвельт в испуге ждал угрозы с востока, и японцы смогли всю зиму и весну беспрепятственно продвигаться в южном направлении.  

Реальность

Рассказанное выше соответствует исторической истине до моменат визита министра иностранных дел Мацуоки в Германию в марте 1941 года. На самом деле о войне с СССР Гитлер намекал достаточно прозрачно. Японский посол сообщил о надвигающейся войне, но в Японии это известие не восприняли всерьез. В нашей истории Гитлер напрямик просит о совместном германо-японском нападении на СССР. К тому времени в японском правительстве и военном ведомстве действительно возникли серьезные разногласия по поводу того, нападать ли на Советский Союз или владения западных стран в Азии с целью получения их природных ресурсов. Официальное предложение Гитлера могло бы обратить внимание Японии на открывающиеся возможности и придать вес аргументам тех, кто предлагал «хокусин» - идти на север. План мобилизации и начала военных действий действительно были разработаны в Японии на случай такого поворота событий в 1941 году; и Ямасите в ходе летней мобилизации Квантунской армии на самом деле поручили командование группой армий, которая атаковала бы Приморский край. Героическая реорганизация обороны Дальнего Востока на самом деле была проведена Апанасенко. Он был убит шальной пулей, сражаясь против немцев после перевода на Западный фронт в 1943 году.

Уэйд Г. Дадли. БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ В СВОИХ ЖЕЛАНИЯХ...

(Провал плана «Орандж»)

Война и секреты идут рука об руку, и именно это Черчилль имел в виду, когда говорил о «пелене лжи», окружающей каждую важную военную «правду». Около шестидесяти лет назад неспособность американской, британской и русской военных разведок разгадать японскую военную хитрость послужила причиной самого сокрушительного в истории морского поражения военно-морского флота США. Понять, как получилось, что Соединенные Штаты неожиданно взялись за осуществление версии военного плана «Орандж», признанного невыполнимым в 20-е годы, возможно, еще более важно, чем рассказать историю вызывающих гордость военных кораблей, уничтоженных вследствие его осуществления.

От военного плана «Орандж» к плану «Рэйнбоу 4»

В 90-е годы XIX века в американских военных штабах Тихий океан начал рассматриваться как потенциально крупная арена международного конфликта. В начале предполагаемым противником считались европейцы — один из первых планов предусматривал уничтожение слабой французской азиатской эскадры в поддержку американской политики «открытых дверей» в Китае. Объединенные штабы планирования американской армии и военно-морского флота из соображений секретности и, возможно осознавая, что объявленные имена противника способствуют росту международной напряженности, вскоре изобрели систему, по которой при планировании государство отождествлялась с цветом. Соединенные Штаты были обозначены как «Голубой», британцы как «Красный», немцы как «Черный» и так далее. Завоевание Филиппин в 1898 году усилило акцент на оборонительных операциях в близлежащих водах и поставило на повестку дня вопрос о завоевании и защите стратегически важных тыловых баз на пространстве от западного побережья Соединенных Штатов до Манильского залива и дальше, что открывало дорогу к природным богатствам и рынкам Востока.

В первой декаде двадцатого века в зоне Тихого океана появился новый потенциальный противник. Вместе с реставрацией Мэйдзи Япония пошла по пути западного индустриального развития, которое неизбежно сопровождается империализмом. Современный Императорский военно-морской флот Японии, построенный по образцу военно-морских сил Великобритании (с кадрами, обученными там же, и с кораблями, многие из которых были построены на британских верфях), сыграл ключевую роль в нанесении поражения России в 1904–1905 годах. Успехи Порт-Артура и Цусимы заставили считаться с Императорским военно-морским флотом. В глазах американских военных планировщиков эта впечатляющая демонстрация силы сделала Японию достойной своего собственного наименования — «Оранжевый». И, соответственно, в военном плане «Орандж» можно найти меры, принятие которых считалось необходимым для противостояния будущей японской агрессии в Тихом океане.

Стремительные технологические перемены (результат Первой Мировой войны) вместе с послевоенными дипломатическими инициативами и экономическими трудностями всемирной депрессии внесли многочисленные изменения в военный план «Орандж» в период между 1919 и 1939 годами. Под разными названиями и с временными искажениями и отклонениями, планирование сместилось от решительной прямой обороны Филиппин американским флотом в начале 20-х годов к ожидаемой уступке этих островов отлично обученным, хорошо снаряженным и (спасибо событиям в Китае) опытным японцам в 30-х годах XX века. К началу 1939 года план «Орандж» предусматривал повторный захват Филиппин после двух-трех лет методического наступления в центральной зоне Тихого океана. За это время японский флот был бы уничтожен, что позволило бы начать блокаду японских островов, которая могла решить исход дела без вторжения. В середине 1939 года, принимая во внимание ожидаемую с минуты на минуту войну в Европе, военный план «Орандж» был включен в план «Рэйнбоу 1», предусматривающий одностороннюю оборону западного полушария против Германии, Японии и их фашистских сторонников.

К середине 1940 года в новом плане «Рэйнбоу 4» была предложена многосторонняя оборона западного полушария с предположительным союзом с Великобританией и Францией. Этот план запрещал любое наступательное действие «Голубых» в зоне Тихого океана, что было очевидным признанием Германии в качестве самого опасного из потенциальных противников. По существу, Соединенные Штаты оставили бы Филиппины, остров Гуам и даже остров Уэйк на безнадежную оборону против превосходящих сил японцев. «Рзйнбоу 4» развязывал японцам руки в Азии и в Тихом океане, в то время как военная мощь Соединенных Штатов и их возможных союзников направлялась на скорейший вывод из войны Германии.

Япония: альтернативы и планирование в 1939 году

Индустриализация японской экономики, возможно, спасла государство от прямого европейского доминирования в конце XIX века, но она ставила японских лидеров в тяжелое положение. На островах попросту не хватало сырья, необходимого для крупномасштабной индустриализации. Так история модернизированной Японии стала историей агрессивного стремления к контролю над азиатскими ресурсами. В 1920 году один военный успех следовал за другим, хотя европейские и американские дипломаты чаще всего ухитрялись лишить японцев плодов их побед. После 1920 года в правительстве Японии все увереннее доминировал офицерский состав, который, мягко говоря, не был удовлетворен результатами побед. Офицеры понимали, что столкновение с их иностранными мучителями неизбежно, и наиболее вероятной угрозой считались Соединенные Штаты — государство, промышленная мощь которого, кажется, не имела пределов.

Японцы были одержимы мыслью одержать победу в одном большом сражении[31]. Еще до того, как во время и после Первой Мировой войны произошли технологические перемены, планировщики предвидели битву с американским флотом недалеко от их островов. Как и русский флот при Цусиме, обладающий численным превосходством американский флот был бы ослаблен за время длительного плавания, что в значительной мере увеличивало шансы в сражении с ним. После того как произошли технологические перемены, ожидаемое место столкновения переместилось на юг и восток, в разных планах его местонахождение колебалось от берегов Филиппин до Маршалловых островов. Так как преодолеваемое расстояние уже в меньшей степени было изматывающим фактором (скорость, дальность и ресурс прочности выросли разительно), представители Императорского военно-морского флота планировали войну на истощение против приближающегося американского флота. Подводные лодки, наземная и авианосная авиация, ночные атаки легких надводных соединений, вооруженных суперторпедой «Лонг ланс» (Тип 92), уменьшили бы силы американцев процентов на тридцать перед решающим исход дела главным сражением.

Время и место решающего сражения, так же как и успех изматывающей стратегии Императорского военно-морского флота, зависели от того, какое из государств возьмет инициативу в свои руки. Если бы японцы нанесли удар первыми (первый удар, неожиданная атака — все это часть военной традиции японцев), они могли быстро захватить американские тихоокеанские базы — Филиппины, Гуам, остров Уэйк и, возможно, даже остров Мидуэй и Алеутские острова, вынуждая американцев постепенно возвращать утраченные позиции, что заняло бы год или два. Это открывало простор для реализации изматывающей стратегии, хотя существовала опасность (почти определенная), что производственные мощности американцев настолько превысят производственные мощности Японии, что обеспечит перевес военно-морских сил Соединенных Штатов, несмотря на потерю тридцати процентов начальных сил, как только они прорвут японский тихоокеанский оборонительный периметр. Если бы американцы нанесли удар первыми, особенно если японский флот рассредоточен по всему Тихому океану и вдоль берегов Азии, то это было бы катастрофой. Так, к 1940 году, пока Императорская армия продолжала наступать в Китае, Европа полыхала, а американцы готовились избрать президента, который убережет их от войны или введет их в нее, у японцев не было по-настоящему эффективного ответа на агрессивный военный план «Орандж».

Демократия в действии

Демократическая партия выдвинула в 1940 году Франклина Делано Рузвельта на третий президентский срок. Республиканская партия противопоставила чрезвычайно популярному Рузвельту Уэнделла Л. Уилки — главного игрока в мире корпораций, который, однако, не мог рассчитывать на поддержку обычных людей, все еще страдающих от результатов Великой депрессии. Вряд ли когда-нибудь удастся точно установить источник утечки информации, относящейся к плану «Рэйнбоу 4», в американскую прессу, но по факту 18 октября заголовки газет по всем Соединенным Штатам кричали: «Рузвельт собирается сдать наших ребят на Филиппинах японцам!»[32] Генерал Дуглас Макартур, застигнутый с утра репортерами врасплох, ненароком подбавил «горючего» в политический огонь: «Джентльмены, ни один американский президент никогда по своей воле не оставлял врагу ни дюйма американской земли, не говоря уже о жизнях американских солдат и моряков. Наш добрый президент первый согласился бы со мной в этом. Я так верю президенту Рузвельту, что готов хоть сегодня же отправиться в Манилу»[33].

Республиканская партия, видя (или спровоцировав) все это, распознает возможности для выигрышного гамбита, тем более теперь, когда до выборов остается месяц. Уступая Уилки в самом важном пункте, когда до выборов остается всего неделя, Рузвельт обратился к американскому народу во время своего воскресного радиовыступления: «Я больше никогда не брошу сынов Америки, для меня это — как бросить собственных детей. Военно-морской флот Соединенных Штатов является одной из мощнейших сил в мире. Если — я молю, чтобы этого не произошло, — в Тихом океане разразится война, то противник будет встречен и уничтожен на Филиппинах»[34]. Немного успокоенные, избиратели выбрали президента на третий срок, хотя и не с ожидаемым перевесом в голосах.

На следующий после выборов день произошло три достойных внимания события. В Вашингтоне американские военно-морские планировщики откопали копии агрессивного плана «Орандж», чтобы использовать его в подготовке нового многостороннего военного плана — «Рэйнбоу 5». В Сан-Франциско генерал Дуглас Макартур, находящийся в отпуске, получил приказ немедленно принять на себя командование на Филиппинах. А в своем кабинете в Токио адмирал Исороку Ямамото, командующий японским военно-морским флотом, улыбался, пока читал новости, приходящие из Соединенных Штатов.

Ямамото и план Z

Исороку Ямамото возвышается над великими адмиралами истории, несмотря на свой рост в пять футов и три дюйма. Молодым офицером он участвовал в Цусимском сражении, пожертвовав два пальца во славу Императора. Позже он обучался в Гарварде и служил военно-морским атташе в Вашингтоне, приобретая из первых рук знание о впечатляющих ресурсах и производственных мощностях Соединенных Штатов. В течение всей своей жизни он преуспевал во всех играх, требующих мастерства и понимания стратегии, — бридж, покер и шоги (игра, похожая на европейские шахматы)[35]. И за разрешение проблемы нанесения поражения американскому гиганту он также взялся с большим мастерством.

В августе 1939 года Ямамото был на пике своей карьеры — он был главнокомандующим Объединенным флотом. Два месяца спустя он наблюдал демонстрацию мощи авианосной авиации с капитанского мостика на авианосце «Акаги». Повернувшись к начальнику своего штаба, адмирал сказал: «Это впечатляет! Если бы я мог использовать наши быстрые авианосцы, чтобы потопить американский флот в иле Перл-Харбора, я стал бы хозяином Тихого океана на год, а может, и на два». Из-за спин двух беседующих рассеянный капитан (что не мешало ему быть прекрасным капитаном) Камето Куросима пробормотал: «Будьте осторожнее в своих желаниях, адмирал». Уступая требованиям объяснить свои неуместные слова, Куросима сказал: «Ил в Перл-Харборе мелкий. Если американцы действительно такие промышленные гении, как вы нам часто внушали, они просто поднимут корабли и отремонтируют их. Куда лучше, когда слой ила глубокий и победа долговечна»[36]. Ямамото согласился, но так как у него не было возможности вовлечь американский флот в сражение в открытом море, он приказал Куросима готовить план, предусматривающий превентивный удар по Перл-Харбору. Конечный план, хотя и открывал путь к возможному тактическому успеху, беспокоил и адмирала, и капитана, так как он не мог заставить американцев сесть за стол переговоров.

Все изменила решимость Рузвельта защищать Филиппины. План с ударом по Перл-Харбору был заброшен, и в сентябре 1941 года Ямамото официально открыл перед армией и военно-морскими силами «План Z»[37]. Этот план хорошо состыковывался с идеей южного наступления, которую в этот момент отстаивала армия. Целью этого наступления был быстрый захват Филиппин и Малайзии, как стратегически важных объектов, открывающих путь к богатым ресурсами Индии и Ост-Индии[38]. План Z предусматривал немедленное наступление американских военно-морских сил с Перл-Харбора по линии Мидуэй — остров Уэйк — Гуам — Филиппины, для того чтобы защитить территорию, избежать атак японской наземной авиации и легких надводных соединений, находящихся на Маршалловых островах, и вовлечь корабли Императорского военно-морского флота в решительное сражение на востоке или северо-востоке от Филиппин. Если американский флот не будет ослаблен, а японский Объединенный флот из-за необходимости поддерживать армию будет разделен, то ожидалось следующее соотношение сил (американцы — японцы): 13:9 в линкорах, 20:12 в крейсерах и 60:40 в эсминцах к М+20 (самая ранняя дата, к которой американцы могут объявиться у берегов Филиппин). Только в быстрых авианосцах — 4:6 и в авианосной авиации — 400:500 самолетов соотношение было бы в пользу японцев. Однако Ямамото ожидал, что американцы отправят часть своих легких надводных соединений на помощь британцам и голландцам, на сопровождение конвоя, идущего сразу за главными силами, и для прикрытия большого тылового эшелона.

Акцент в плане Z делался на смелом замысле, целью которого было побудить американцев неверно использовать свои авианосцы. Надо было превратить пять старых торговых посудин в авианосцы с камуфляжными самолетами на палубах. Этим кораблям, сопровождаемым легким авианосцем «Руйо», отводилось место к западу от Филиппин. Если бы они привлекли внимание американцев, то быстрая ударная группа Ямамото, состоящая из шести авианосцев, при поддержке двух линейных крейсеров и различных более легких кораблей получила бы возможность ослабить флот американцев по достижении им острова Гуам. Затем авианосцы погнали бы американский флот через южные подступы к Маниле — к проливу Сан-Бернардино или к проливу Суригао, где его уже ждал Ямамото со своими эсминцами, крейсерами и кораблями, заимствованными из сил, поддерживающих южное наступление. Остатки боевого американского флота, без сомнения, достигли бы Манилы, но там они подверглись бы бомбардировке наземной авиации, взлетающей с недавно захваченных аэродромов на острове Лусон или с аэродромов, недавно занятых в (прежде французском) Индокитае. Чтобы не дать американцам возможности изменить ситуацию, захват островов Гуам и Уэйк отложили бы вплоть до разгрома главных сил американского флота.

Хотя представители Императорской японской армии не были в восторге от плана Z, доказывая, что быстрые авианосцы было бы лучше использовать для прикрытия вторжения в Малайзию и очистки Южно-Китайского моря от военно-морского флота союзников, они не могли не согласиться с логикой Ямамото:

«Только полное уничтожение американского Тихоокеанского флота и потеря Филиппин заставит американцев подписать мирный договор. Чтобы нашей нации достичь промышленного паритета с нашим врагом, нам потребуются двадцать лет и ресурсы Азии. Японские самураи! Нам срочно нужен этот мир!»[39]

В конце концов все присутствующие согласились, что наземной авиации и назначенных для встречи в проливе Суригао сухопутных соединений будет вполне достаточно для прикрытия вторжений.

В последующие месяцы переговоры с американцами зашли в тупик. Американское правительство было недовольно продолжающейся японской экспансией в Китае и явно готовилось к решительному столкновению в Тихом океане. Ввиду этого Токио назначил дату атаки на территории союзников в Тихом океане — 7 декабря 1941 года. Восход этого дня застал Ямамото у берегов Филиппин, на борту в спешке достроенного суперлинкора «Ямато», гадающего, когда же американцы выйдут из Перл-Харбора.

Киммель за штурвалом

Выбор Рузвельтом двух ключевых лиц, отвечающих за осуществление военного плана «Орандж» (часть плана «Рэйнбоу 5»), обсуждался историками, наверное, не реже, чем оплакивался всеми американцами. Нетрудно догадаться, что Макартур получил свое место благодаря самопровозглашенному военному гению. А нещадно критикуемый адмирал Хасбэнд Киммель? Целью военного плана «Орандж» было серьезное столкновение, и Киммель был «серьезным» адмиралом: за свою карьеру он отслужил на дюжине боевых кораблей. Пусть у него не было опыта управления авианосной авиацией, но авианосцы в это время фактически не использовались американским военно-морским флотом. Без сомнения, выбор Киммеля для осуществления военного плана «Орандж» — результат консенсуса. Даже генерал Джордж Маршалл искренне поддержал кандидатуру энергичного Киммеля.

В начале ноября 1941 года на Перл-Харборе Ким-мель провел конференцию для высшего офицерского состава. На ней он представил план, который подлежал выполнению (и был выполнен) в следующем месяце. На Филиппинах Макартур, недавно получивший подкрепление в виде пятидесяти истребителей Р-40 и двадцати четырех бомбардировщиков В-17, ведет затяжной бой, охраняя Манильский залив — главную стоянку кораблей. Британский флот, состоящий из двух линкоров, авианосца и прикрытия, сходным образом защищает Сингапур, этот Гибралтар Тихого океана, как вспомогательную базу для американского флота. Находящееся на юге соединение — незначительные американо-британо-голландско-австралийские силы, построенные вокруг двух тяжелых крейсеров, — надо усилить авианосцем «Йорктаун»[40]. Это бы обеспечило безопасность вспомогательного маршрута поставок из Австралии на Филиппины и вместе с этим отвлекло внимание японского военно-морского флота.

Первое оперативное соединение — одиннадцать линкоров, три крейсера и восемнадцать эсминцев — под тактическим командованием Киммеля, находящегося на борту линкора «Пенсильвания», выходит М+2 через Мидуэй к острову Уэйк с прибытием на место М+12. В случае потери острова Уэйк отряд кораблей APD (старые эсминцы, переоборудованные в скоростной транспорт) присоединяется к первому оперативному соединению. Конвой, перевозящий береговой охранный батальон, пятьдесят зачехленных самолетов и продовольствие для острова Уэйк, идет вслед за первым оперативным соединением примерно пять дней. Соединение доходит от острова Уэйк к острову Гуам к М+15. Гуам, возможно захваченный японцами в первые дни конфликта, подвергается быстрой бомбардировке, и им завладевает морская пехота. В срок М+21 или приблизительно в это время флот выходит с острова Гуам к Маниле, объявляясь у Филиппин не позже чем М+25 и, огибая Лусон с севера, по всей вероятности, принуждает японцев дать бой или столкнуться с затруднительной ситуацией для своих сил вторжения на Филиппины. Части победоносного Первого оперативного соединения прибывают к Маниле к М+28, как самое позднее.

Второе и Третье оперативные соединения, построенные вокруг, соответственно, авианосцев «Лексингтон» и «Саратога», выходят с Перл-Харбора, как только начинаются боевые действия. Группы авианосцев под прикрытием крейсеров и эсминцев идут впереди флота, разведывая обстановку — Второе оперативное соединение идет на север, Третье — на юг. До М+15 эти группы действуют приблизительно в трехстах милях впереди Первого оперативного соединения. После освобождения или захвата острова Гуам авианосцы держатся в пятидесяти милях от острова, что позволяет осуществлять прикрытие с воздуха (боевой воздушный патруль) Первого оперативного соединения по мере того, как японский флот и наземная авиация начинают представлять все большую угрозу.

Задача Четвертого оперативного соединения, состоящего из авианосца «Энтерпрайз» и быстроходных линкоров «Норт Кэролайн» и «Вашингтон» (этот корабль поспешно вводится в строй, как только на горизонте начинается вырисовываться японская угроза), — отвлекать внимание. Четвертое оперативное соединение, выйдя или с Перл-Харбора, или с обычной крейсерской стоянки на юго-востоке от Маршалловых островов, продвигается вперед так далеко, как позволяют японцы. Его быстрый переход завершается смелой атакой на Трук — главную базу японского военно-морского флота в этих водах. После этого Четвертое оперативное соединение встречается с Первым соединением недалеко от Филиппин приблизительно в срок М+22.

В М+30 большой конвой с людьми и материалами для острова Гуам, острова Уэйк, Филиппин выходит с западного побережья. Пятое оперативное соединение, состоящее из крейсеров и эсминцев, сопровождает эту группу до Филиппин в том случае, если японцы еще не запросили мира. «Японцы столкнутся с нами, потому что они должны столкнуться с нами или бросить на произвол судьбы свои силы вторжения в зоне Тихого океана. И их боевые порядки не могут выстоять против нас!» — заявил Киммель в конце брифинга. Его прервал тот, кто будет командовать Четвертым оперативным соединением, — Вильям Ф. (Бык) Хзлси. «Будьте осторожнее в своих желаниях, адмирал!» Киммель потребовал объяснения, и Хэлси, не жалея о сказанном, ответил: «Где-то в этих водах один маленький желтый ублюдок говорит другим маленьким желтым ублюдкам то же самое. Только он говорит, что это наши корабли не могут выстоять против их авианосцев. И пока с этими авианосцами не покончено, я говорю: будьте чертовски осторожны в своих желаниях!»[41] Будущее покажет, что оба они были правы в определенной степени.

В 8:00 7 декабря Киммеля в своем офисе на острове Оаху разбудил помощник и сообщил, что японцы только что вторглись на Филиппины. Киммель немедленно приказал приступить к осуществлению военного плана «Орандж» и собрался взойти на борт «Аризоны», а не «Пенсильвании». Всего тремя днями ранее Киммель поставил обычный флагманский корабль Тихоокеанского флота в сухой док на проводящийся ежегодно осмотр, и, чтобы не задерживать отплытие, адмирал приказал кораблю присоединиться к М+30 к конвою, в качестве усиления своего к тому времени теоретически победоносного флота[42].

Час спустя у Киммеля резко подскочило давление, после того как он узнал, что каким-то образом Дугласа Макартура смогли застать врасплох. Большинство его самолетов было уничтожено на суше, и Императорская армия высадилась на Филиппинах, встретив минимальное сопротивление. Повернувшись к лейтенанту Элмо Р. (Крошке) Замволту, своему недавно назначенному помощнику, Киммель прорычал: «Если Макартур потеряет базу до моего прибытия, лучше бы ему погибнуть со славой — иначе я сам его убью!»[43]

После того как американский флот начал выходить из Перл-Харбора, в Токио, через весь Тихий океан, пришла телеграмма[44]. В ней сообщалось: «Надеюсь завтра отбыть в Токио. На следующей неделе собираюсь взойти на гору Ниитака». Неизвестный американскому телеграфисту отправитель, Такео Йошикава, внимательно наблюдал за американской базой уже шесть месяцев. Его телеграмма, полученная американским отделом японской военно-морской разведки и немедленно переданная на «Ямато», развеселила штаб Ямамото. Их адмирал, заядлый альпинист, выбрал фразу «взойти на гору Ниитака» как сигнал, означающий, что американский флот вступил в драку.

Море спокойно

Макартура действительно застали врасплох, хотя очевидно, что в военном плане «Орандж» его позиция на Филиппинах была критической. На аэродроме Кларк, недалеко от Манилы, полыхали красиво выстроенные в ряды американские самолеты, накрытые японскими бомбардировщиками. К 20:00 7 декабря в рабочем состоянии остались всего тридцать один истребитель, двадцать семь бомбардировщиков (включая пять бомбардировщиков В-17), и три гидросамолета. Хотя Макартур не смог воспрепятствовать высадке десанта на Филиппинах, это не означало, что сопротивление на этом окончилось. Напротив, американцы, так же как и неопытные полицейские силы Филиппин, прекрасно сражались на суше. Еще 9 декабря генерал Насахару Хомма, руководящий вторжением Императорской армии на Лусон, послал в Токио сообщение, требуя большей поддержки авианосной авиации и дополнительных войск. Ямамото отказался отпустить авианосцы (затаившиеся к западу от острова Гуам), отчасти опасаясь, что слишком быстрый успех на суше заставит американский флот вернуться на Перл-Харбор и его ловушка не сработает. В результате между армией и военно-морскими силами возникли серьезные трения. К счастью для Японии, этот частный внутренний конфликт был разрешен угрозой Ямамото подать в отставку, последовавшей сразу же после успешных действий военно-морских сил в Южно-Китайском море 8 декабря.

7 декабря британские силы, состоящие из линкоров «Рипалс» и «Принс оф Уэлс» и обеспечивающего прикрытие с воздуха авианосца «Индомитэбл», вышли из Сингапура, чтобы сорвать высадку японского десанта на берега Малайзии. На следующий день боевой воздушный патруль с «Индомитэбл» был сметен японскими истребителями и бомбардировщиками. Британцы потеряли все три ведущих корабля, однако самолеты-разведчики с их авианосца успели сообщить об источнике многочисленных атак — шести японских авианосцах, находящихся в пределах досягаемости самолетов с аэродрома Кларк. На этот раз Макартур действовал расторопно, посылая все имеющиеся у него в наличии самолеты для атаки оперативного соединения противника. Нестройные ряды американских самолетов начали свою атаку, как только Южно-Китайское море оказалось под покровом темноты. Из-за нехватки топлива и из-за темноты лишь немногие бомбардировщики и истребители смогли вернуться на Кларк, но те, которые вернулись, позволили послать Макартуру свое историческое сообщение в 23:30 этим вечером: «Сегодня вечером Южно-Китайское море, где своевольничал японский флот, спокойно. Я отомстил за храбрые экипажи с «Рипалса», «Принс оф Уэлса» и «Индомитэбла». Было подтверждено уничтожение пяти японских авианосцев моими героическими американскими летчиками, а еще один авианосец поврежден и, предположительно, тонет»[45].

Так Ямамото в этот день одержал двойную победу: военно-морские силы Великобритании лишились трех своих ведущих кораблей и еще Макартур заверил весь мир, что японские авианосцы уничтожены. Говорят, что Киммель, быстро отбыв на остров Уэйк, следующим вечером устроил званый обед. Ни один из двух обманутых воинов, празднующих победу, не догадывался о ловушке, в которую им суждено было попасть всего через несколько дней. Контр-адмирал Вильсон Браун (Второе оперативное соединение) и Фрэнк Флетчер (Третье оперативное соединение), осуществляющие разведку далеко впереди от Первого оперативного соединения, вздохнули с облегчением. До этого момента и тот и другой отгоняли от себя кошмарные мысли: а что, если их одинокие авианосцы будут изолированы и уничтожены численно превосходящими силами японской авианосной авиации? Флетчер, всегда внимательно следящий за уровнем топлива на своих кораблях, чтобы пополнить его запасы, на следующий день даже приостановил свое продвижение вперед. Лишь старший американский офицер с «Энтерпрайза», флагманского корабля Четвертого оперативного соединения, казалось, имел некоторые сомнения относительно правдивости сообщения Макартура. Молодой летчик случайно подслушал, как Хэлси, страдающий от постоянно обостряющейся кожной сыпи, фыркнул: «Этот сукин сын — прирожденный лжец-эгоцентрик. Даже эти желтые ублюдки не настолько глупы, чтобы расположить свои большие авианосцы там, где бы их могли достать его летчики. Дуглас мог бы потопить только кирпич, сбросив его посреди залива Субик. Молю бога, чтобы Вил и Фрэнк не придали значения этому вздору. «Море спокойно» — дерьмо!»[46]

У Трука

То, что все планы перестают работать после первого контакта с противником, — это военный трюизм, и, конечно, это так же верно в отношении плана Z, как и в отношении злополучного плана «Орандж». Ямамото столкнулся с двумя неожиданными проблемами. Первая — американо-британо-голландско-австралийская команда, усиленная «Йорктауном». Вторая — Четвертое оперативное соединение, мечущееся в районе Маршалловых островов. Действия обеих групп сбивали адмирала с толку (Ямамото был убежден, что американцы перед сражением соберут авианосцы вместе) и требовали неослабного внимания.

Действуя с защищенных баз в Голландской Ост-Индии, американо-британо-голландско-австралийская группа 8 декабря попыталась пробиться на север, угрожая сорвать поддержку конвоем вторжений на Филиппины и Малайзию. Два дня спустя Ямамото послал оперативную группу, собранную вокруг слегка потрепанного «Рюдзе» и легкого авианосца «Хошо», для встречи с противником. 17 декабря, после недели столкновений, истребители и бомбардировщики с «Йорктауна» накрыли японские авианосцы в процессе подготовки удара по американо-британо-голлагдско-австралийской группе. Несмотря на остервенелое сопротивление со стороны усиленного боевого воздушного патруля противника (истребители были уже в воздухе, готовые нанести планируемый удар по «Йорктаулу»), американские пикирующие бомбардировщики атаювали «Хошо» пять раз, в то время как две торпеды и три бомбы превратили «Рюдзе» в пылающую развалину. Но эта победа досталась дорогой ценой — «Йорктаун» лппился 73 самолетов, включая все свои торпедные бомбардировщики и более половины истребителей. Адмирал Карл Дормэн на борту крейсера «Де Рейтер» не мог не отдать приказ к отходу, особенно после того как японская подводная лодка I-17 19 декабря потопила «Лэнгли» (сначала обозначенный как CV1, затем переобозначенный как AV3, авиационный транспорт), перевозящий на «Йорктаун» новые самолеты. Необходимо было усилить истощенную авиацию. Тем не менее американо-британо-голландско-австралийская группа одержала единственную настоящую победу союзников за время короткой Тихоокеанской войны.

Для того чтобы у него хватило авианосцев для противостояния американскому оперативному соединению, хозяйничающему на Маршалловых островах, Ямамото надо было ослабить свою быструю ударную группу. Однако морская база на острове Трук, которая являлась очевидной целью американцев, открывала возможность для изматывания американского флота. 9 декабря Ямамото послал на Трук незначительные силы под командованием контр-адмирала Райдо Танака на крейсере «Дзинтсу». Они включали еще два крейсера, «Миоко» и «Нати», и восемь эсминцев. Танака получил приказ попытаться осуществить ночную атаку в случае приближения к базе американцев.

Четвертое оперативное соединение, задержанное из-за аварии парового котла на поспешно подготовленном «Вашингтоне», лишь 22 декабря подошло на расстояние выстрела к острову Трук. Но даже тогда Хэлси колебался подвергнуть свою ослабленную авиагруппу атакам возможно сильной японской противовоздушной обороны. Удерживая крейсер и четыре эсминца для защиты «Энтерпрайза», адмирал приказал оставшимся силам оперативного соединения блокировать и бомбардировать Трук под покровом темноты. Кэптен Тамеичи Хара, командир эсминца «Амацукадзэ», так описывает последующие события:

«22 декабря незадолго до наступления темноты с гидросамолета сообщили о двух американских линкорах ( «Северная Каролина» и «Вашингтон»), двух крейсерах и шести эсминцах, идущих прямо на Трук. Танака, которому в нашем флоте, возможно, нет равных по части ночных атак с использованием мелких кораблей, выстроил нас в параллельные линии. Внутренняя линия состояла из трех крейсеров во главе с двумя эсминцами, внешняя — из шести эсминцев. В 11:23 на (эсминце) «Куросио» заметили нечто, приближающееся к нашей колонне под углом около 48°. В эту пасмурную ночь американцы подошли ближе чем на 3000 ярдов, прежде чем их заметили. Странно, но они, казалось, совсем не замечали нас до тех пор, пока наш дивизион не выпустил 48 торпед и быстро развернулся, чтобы направиться в порт для перезагрузки. В это мгновение над кораблями противника взорвались осветительные снаряды, и их ведущий корабль, «Норт Кэролайн» (на самом деле — крейсер «Чикора»), попал под сильный огонь с наших крейсеров. Следующие несколько секунд я был занят, так как рядом с моим хрупким судном разорвался снаряд. «Куросио» повезло меньше — по меньшей мере один крупнокалиберный снаряд попал в склад боеприпасов и корабль, казалось, совсем пропал из поля зрения. Немного спустя Мурата (наблюдатель) закричал: «Попали! Торпеды попали в цель по всей линии!» Мое сердце почти остановилось, перед тем как я понял, что он имеет в виду линию противника, а не нашу... К 0:58 море, казалось, было покрыто горящими кораблями. Большое американское судно, по-видимому утратив управление, неслось прямо на нас. Я приказал открыть огонь из наших 5-дюймовых. Это было ошибкой, так как крейсер противника накрыл нас сразу же после того, как вспышки от выстрелов обнаружили нашу позицию. Это было нашим первым повреждением в сражении... В 1:53 горящий и потерявший ход «Дзинтсу» просигналил запуск оставшихся торпед и выход из сражения. Это расстроило нас, так как мы должны были оставить наших товарищей, и особенно моего друга и наставника, Танака.

Ясно, что наш успех в противостоянии со значительно превосходящими силами американцев стал результатом использования аспектов войны, которыми противник пренебрегал: нашей постоянной тренировки ночных атак и правильного использования торпед. К данному времени американские военно-морские силы могли бы быть равны Императорским военно-морским силам если не в боевом духе, так в подготовке. Тогда преимущество наших сильно уступающих в численном отношении кораблей было бы мимолетным. Молю предков, чтобы оно продлилось достаточно долго для того, чтобы Ямамото сокрушил главные силы противника...»[47].

В беспорядочной ночной битве у Трука оба американских линкора понесли серьезные повреждения: в каждый попало по две торпеды. И без того малая скорость «Вашингтона» упала до 15 узлов. Все три американские крейсера затонули перед рассветом вместе с тремя эсминцами. Хэлси оставалось лишь возвращаться на Перл-Харбор — присоединение его поврежденных кораблей к Киммелю закончилось бы их уничтожением. Но даже так японская подводная лодка I–221 умудрилась миновать противолодочный ослабленный заслон Четвертого оперативного соединения и потопить «Вашингтон» 25 декабря.

Адмирал Танака, как это ни странно, выжил, хотя его флагманский корабль и был превращен в развалину многочисленными попаданиями крупнокалиберных снарядов. На следующий день судно было отбуксировано на Трук. Другим японским крейсерам и трем эсминцам повезло меньше. Танака переместил свой флаг на «Амацукадзэ» и, лишив американский флот двух линкоров и авианосца, начал продвижение со своими потрепанными в сражении кораблями для воссоединения с Ямамото у берегов Лусона для решающей схватки.

Какие еще авианосцы?

19 декабря, вскоре после того как Киммель получил запоздалое извещение об успешных действиях «Йорктауна» против легких японских авианосцев, Первое оперативное соединение достигло района острова Уэйк. Хотя Киммелю следовало бы задуматься над тем, что означает неспособность японского флота захватить слабоукрепленные острова Гуам и Уэйк, но он, очевидно, приписал эту неудачу некомпетентности Ямамото как командующего военно-морским флотом (наверное, его можно понять — Киммель действовал, находясь во власти иллюзии, что японцы потеряли целых восемь авианосцев). Первое оперативное соединение пробыло в районе острова Уэйк недолго, и то только из-за попадания торпеды в старый линкор «Техас» (силы прикрытия потопили в этом районе три японских подводных лодки, из которых только одна смогла осуществить торпедную атаку). Судовой экипаж наскоро залатал зияющую лробоину на носу, что позволило кораблю остаться в соединении, которое 20 декабря повернуло к острову Гуам.

Как только Первое оперативное соединение приблизилось к острову Гуам, случаи столкновения с японскими подводными лодками участились. К 26 декабря, когда скоростной транспорт (APD) предоставил свой груз в помощь защитникам острова Гуам, эсминцы из группы прикрытия успешно отбили более дюжины атак. Хотя было подтверждено потопление четырех лодок, но усталость взяла свое, и подводная лодка I–214 в конце концов смогла поразить «Неваду» четырьмя торпедами перед тем, как ее вынудили не плыть на поверхность, где она была протаранена эсминцем «Мэнли». Хотя героические усилия по исправлению повреждений не дали кораблю потонуть, но его винты и штурвал были выведены из строя. Когда 17 декабря Киммель отправился в последний этап своего плавания, и «Невада» и «Мэнли» остались на острове Гуам. Остались также и корабли из транспорта для прикрытия поврежденного линкора.

Второе оперативное соединение Брауна и Третье оперативное соединение Флетчера в своих метаниях по Тихому океану не смогли обнаружить ни единого японского судна, хотя авиагруппа с «Лексингтона» и подвергла сильной бомбардировке маленький японский аэродром на острове Сайпан 24 и 25 декабря. Военный план «Орандж» предусматривал воссоединение группы авианосцев с первым оперативным соединением в финальной стадии плавания, но Киммель, думая о том, как бы свести к минимуму угрозу, исходящую от авианосной авиации противника, приказал Брауну и Флетчеру объединить свои группы 29 декабря, приблизительно в 300-х милях точно на запад от аэродрома Легаспи на Лусоне. Затем они должны были проследовать под командованием Флетчера в зону между островами Формоза и Лусон и определить для быстро приближающегося Первого оперативного соединения Киммеля позицию японского Объединенного флота.

Если бы, согласно приказу, авианосцы объединились в 8:00 29 декабря, то существовала слабая вероятность того, что они пережили бы атаку, которая сокрушила их поодиночке. Но 28 декабря Флетчер снова затормозил продвижение своего соединения, чтобы осуществить дозаправку, несмотря на тот факт, что баки «Саратоги» были заполнены более чем наполовину. Впервые он осознал положение дел в 9:37 на следующий день, находясь в целых восьми часах хода к югу от второго оперативного соединения. Когда он получил радиограмму с «Лексингтона», в которой сообщалось: «Атакован большим количеством японских самолетов с авианосцев. Где Третье оперативное соединение? Весь мир в изумлении» — Флетчеру оставалось только воскликнуть: «Самолеты с авианосцев! Какие еще авианосцы могут быть у них?»[48] Наконец, приказав соединению развить предельную скорость, Флетчер изменил маршрут своих разведывательных самолетов и попытался связаться с Брауном. Мир никогда не узнает в точности, что произошло со Вторым оперативным соединением. Как ухитрился «флот-призрак» вице-адмирала Нагумо Чуичи, состоящий из шести авианосцев быстроходной ударной группы, застать Вильсона врасплох? Почему Нагумо продолжал наносить удары по противнику после того, как был потоплен «Лексингтон»? И почему не было предпринято никаких попыток спасти тысячи выживших, которые были брошены в кишащих акулами тихоокеанских водах? Что нам известно, так это го, что авианосец, три крейсера, восемь эсминцев и два быстрых танкера подверглись восьмичасовой атаке с воздуха. Возможно, лучше и не думать о страданиях членов экипажей, пережитых ими до того, как они были съедены акулами или погибли от обезвоживания организма.

После ужасов, пережитых Вторым оперативным соединением, гибель «Саратоги» кажется почти несущественной. 29 декабря в 16:28 один из самолетов-разведчиков Флетчера (перед тем как его уничтожили) сообщил о четырех тяжелых японских авианосцах приблизительно в 250-ти милях на запад-северо-запад от Третьего оперативного соединения. Флетчер быстро нанес сильный удар, оставив всего шесть бомбардировщиков для боевого воздушного патруля. Во время взлета самолетов для нанесения удара воздушный патруль с «Саратога» сбил японский гидросамолет, однако уже после того, как с гидросамолета сообщили о позиции Третьего соединения. Хотя летчики Нагумо были истощены после уничтожения Второго оперативного соединения, он тем не менее смог организовать небольшую ударную группу, состоящую из шести иооруженных торпедами самолетов, двенадцати пикирующих бомбардировщиков и девяти истребителей (в сгущающейся темноте никто бы не смог обнаружить их ни обратном пути). Эта группа обнаружила «Саратогу» в 20:10, быстро смела его патруль и, осуществив три торпедных и по меньшей мере четыре бомбовых попадания, потопила авианосец. Флетчер погиб на своем капитанском мостике. Оставшиеся кооабли соединения, переполненные спасшимися с «Саратоги», на предельной скорости пошли к острову Гуам. Что до американской авиагруппы, то она сообщила о потоплении двух авианосцев, пытающихся спрятаться в быстро надвигающемся штормовом фронте, а затем пропала, самолет за самолетом, так, как будто на всех самолетах закончилось топливо. Хотя Нагумо 29 декабря и сообщил о потере 112 из находящихся под его командованием 497 самолетов, он ни словом не обмолвился об американской атаке. По иронии судьбы, два авианосца, об уничтожении которых сообщила авиагруппа с «Саратоги», вполне могли оказаться танкерами, присоединившимися ко Второму оперативному соединению.

«Дер Таг»

Рано утром 30 декабря измученный Киммель получил вести о потере «Саратоги». У него не было никаких известий от Второго оперативного соединения и были все основания полагать, что у Ямамото больше авианосцев, чем первоначально считалось. Киммель столкнулся с дилеммой. Первое оперативное соединение, идущее на максимальной скорости, было всего в сорока восьми часах хода от острова Лусон и менее чем в восьмидесяти часах хода от предположительно безопасной стоянки на Маниле. Отступление в этот момент означало бы не только признание краха военного плана «Орандж», но оно также не гарантировало бы безопасное возвращение на Перл-Харбор для его боевых кораблей, в которых у него все еще было несомненное численное превосходство над японцами и большинство из которых не были повреждены. На капитанском мостике «Аризоны» Киммель, компанию которому составил лишь его помощник Замволт, рассуждал вслух, пытаясь прийти к какому-нибудь решению: «Во-первых, Ямамото будет ждать к северу от острова Лусон, охраняя свой конвой. Во-вторых, сегодня он, должно быть, растратил остатки своей авианосной авиации, — что у него осталось, Замволт? Пара авианосцев из конвоя? В-третьих — черт, в-третьих, я совсем не хотел бы, чтобы меня вспоминали, как вспоминают Шеера. Тебе знакома эта история, лейтенант? С 1914 по 1916 немецкий военно-морской флот ждал «Der Tag» — «День», в который они смогли бы померяться силами с британским флотом в одной последней битве — в битве до победного конца или до потери последнего корабля. Но на самом деле у немцев никогда не было преимущества, и когда у Шеера, наконец, появился шанс при Ютланде, он развернулся и убежал. У меня все еще есгь преимущество, лейтенант! Это все еще самый сильный флот, и я не могу просто сбежать с ним»[49].

Таким образом, Киммель, желая избежать осуждения будущих военно-морских историков, продолжил идти к Маниле. В отсутствии прикрытия с воздуха он, однако, решил идти к своей стоянке самым кратчайшим путем — через пролив Суригао. К сожалению, Киммель и оставшиеся корабли Первого оперативного соединения (девять линкоров, три крейсера и семнадцать эсминцев) уже были обречены — «спасибо» американскому народу, ошибочному военному плану «Орандж» и гению Ямамото.

Экзекуция

30 декабря Ямамото, вскоре после того как ему посоветовали потопить последний американский авианосец, поддерживающий Киммеля, приказал Нагумо медленно продвигаться в южюм направлении, обнаружить боевой американский флот и гнать его к проливу Суригао. Нагумо в точности ислолнил приказание: 31 декабря стал днем отдыха и реорганизации для усталых, но воодушевленных авиагрупп. 1 января 1942 года в 11:43 его разведывательные самолеты обнаружили американский флот, на всех парах идущий к острову Лусон. При постоянно ухудшающейся погоде Нагумо за весь день смог организовать вылет лишь двух групп самолетов. Одна из них так и не обнаружила флот Киммеля, а другая потопила авианосец «Винсенс» и два эсминца, вывела из строя башню на корме «Нью-Мексико» и подвергла жестокой атаке «Оклахому» и «Теннеси». По наступлении темноты Нагумо продвинулся на северо-запад и сосчитал свои потери: еще семьдесят два самолета пали жертвой сильного зенитного огня или несчастного случая, доведя его потери до 184-х из первоначальных 497 самолетов. Зная, что судьба американского флота теперь находится в руках его замечательного шефа, Нагумо пошел на встречу с силами вторжения, целью которых были Гуам и остров Уэйк.

Пользуясь темнотой, более или менее прикрывающей пострадавшее в бою Первое оперативное соединение (на «Оклахоме» и «Теннеси» все еще не потушен огонь), Киммель организовал быстрый проход своего флота через относительно узкий пролив Суригао. Три эсминца пикетировали авангард из крейсеров «Чикаго» и «Августа», сразу за которыми шли «Айдахо», «Нью-Мексико» и «Калифорния». Около тысячи ярдов отделяло авангард от оставшихся линкоров, которые возглавлял Киммель на «Аризоне» и сразу за которыми шли два горящих судна под присмотром четырех эсминцев. Оставшиеся два дивизиона эсминцев выстроились в 1500 ярдах слева и справа по борту от авангарда. 2 января к 1:30 казалось, что Первое оперативное соединение, включая отстающие корабли, изможденный экипаж которых наконец узнал цену всем «радужным картинам», нарисованным перед войной, успешно пересекло узкий пролив.

Ямамото, не привлекая внимания, собрал свой Объединенный флот, состоящий из шести линкоров, которыми командовал он сам с суперлинкора «Ямато», восьми тяжелых крейсеров, четырех легких крейсеров и сорока двух эсминцев. 1 января, в шторм, его тяжелые корабли под прикрытием легкого крейсера и двенадцати эсминцев патрулировали западный вход в пролив Суригао. Ближе к входу, готовые нанести удар по приближающемуся соединению, расположились три дивизиона по десять эсминцев, каждый из которых возглавлял легкий крейсер. Несмотря на то что у него была доминирующая позиция и перевес в легких кораблях, Ямамото беспокоила погода, но к полночи фронт прошел, и с гидросамолета с авианосца «Тоне» сообщили об американском флоте, нестройные порядки которого шли через узкий пролив с двумя горящими судами, следующими за основными силами. В 1:48 2 января, расположившись прямо напротив американского «Т» на расстоянии всего в 12 000 ярдов, Ямамото просигналил кодовые слова: «Тора! Тора! Тора!» Это было сигналом для эсминцев, которые украдкой шли по флангам Первого оперативного соединения — запустить свои торпеды по противнику. Действие описывает капитан Хара, чей «Амацукадзэ» (еще не вполне оправившийся после событий у Трука) находился в составе дивизиона эсминцев, находящегося где-то в 4000 ярдах слева от американцев:

«Тигр! Тигр! Тигр! Безлунная ночь и темный берег за нами скрыл нас от противника, в то время как только наш дивизион запустил свыше восьмидесяги торпед «лонг ланс» по кораблям противника Я целился в третий и четвертый линкоры в их втором эшелоне. В течение нескольких секунд и задолго до того, как наши торпеды могли бы достичь своих целей, между авангардом противника и вторым эшелоном начали вздыматься столбы воды. Вскоре последовали удары: два горящих корабля, «Оклахома» и «Мэрилэнд» [на самом деле «Теннеси»] , выдали местонахождение судов, идущих впереди них. Американцу кажется, запаниковали — в их дивизионе, идущем слева, столкнулись два эсминца. С помощью залпового огня мы увеличили их смятение... Затем американские корабли исчезли в стене воды и пламени! Очевидно, торпеды, запущенные нашим и левым и правым дивизионом, попали в цель в одно время. После того как туман и дым рассеялись, один из американских линкоров просто исчез ( «Вест Вирджиния»), второй превратился в черепаху ( «Мэрилэнд»), а третий, у которого отсутствовал нос вплоть до первой башни, был окружен горящим топливом и быстро шел ко дну ( «Калифорния»).

Позже я узнал, что в каждый из американских линкоров попало по меньшей мере по одной торпеде, и вполне вероятно, что наш первый залп уничтожил также один крейсер и пять эсминцев. Именно тогда я решил больше никогда не подниматься на борт боевого корабля. После этого ночного боя (второго для меня) я знал, что торпеды «Лонг ланс» положили конец их господству на море...»[50].

То, что Хара посчитал паникой, было на самом деле результатом попадания двух крупнокалиберных снарядов, выпущенных, вероятно, с «Харуна», в капитанский и сигнальный мостики на «Аризоне». Все находящиеся на мостике погибли сразу, и флагманский корабль, лишенный управления, начал медленно поворачиваться вправо. Хотя контроль за управлением быстро восстановили, худшее уже произошло. Оставшиеся во втором эшелоне суда, так же как идущий слева дивизион эсминцев, нарушили стройность рядов, очевидно, пытаясь следовать за неожиданным маневром.

Что еще хуже для Первого оперативного соединения, залп смертельно ранил Хасбэнда Киммеля, который почти тут же скончался, по-видимому, после того, как отдал шепотом свои последние приказы лейтенанту Замволту. Затем, впервые в истории, лейтенант принял командование современным линкором во время боя. В то время, как на «Аризоне» полыхали надстройки, Замволт, сам тяжело раненный, приказал младшему офицеру послать сообщение флоту с приказом на максимальной скорости самостоятельно продвигаться в сторону Манилы. После, при помощи двух рядовых, он поднялся на капитанский мостик. Там он обнаружил, что и штурвал, и связь с кораблями не повреждены, и взял на себя управление линкором, поведя его через линию кораблей Ямамото к Манильскому заливу, подвергаясь постоянной опасности быть или заживо спаленным, или упасть без сознания от потери крови. «Аризона» также нанесла ущерб японцам: ее уцелевшие орудия превратили крейсер «Юбари» в тонущую груду металла, и Замволт, как это ни удивительно, уходя из ловушки Ямамото, смог протаранить эсминец «Сиракумо», разрезав его почти пополам[51].

Вместе с флагманским кораблем Первого оперативного соединения ушли два эсминца и чудесным образом не понесший никаких потерь крейсер «Августа». «Техас», идущий сразу за «Аризоной», также смог пройти сквозь строй японских кораблей, но опрокинулся часом позже, после того как поспешно заделанная у острова Уэйк пробоина дала течь, что добавило тонны воды к уже имеющейся в результате двух торпедных попаданий. Если бы не героические усилия линкоров из авангарда ( «Айдахо» и «Нью-Мексико»), ни одному из этих судов не удалось бы бежать. Скорость «Айдахо» из-за залитых котлов упала вдвое, и кэптен Марк Смит, вместо того чтобы бежать, развернул свой корабль параллельно кораблям Ямамото. Кэптен Эдвард Кумбс на «Нью-Мексико» последовал его примеру, несмотря на то что 14-градусный крен его корабля не давал возможности вести огонь из оставшихся на корабле главных орудий. За жизненно необходимые полчаса эти два судна приняли на себя огонь шести японских линкоров и их прикрытия, и в это же время Смит нанес удар по линкору «Мутцу», а вспомогательные орудия Кумбса били по всем судам, которые были в пределах досягаемости. После того как «Мутцу» потерял управление и затонул (единственный ведущий корабль, потерянный японцами в сражении), «Нью-Мексико», в конце концов, из-за ранее полученного торпедного попадания накренился на бок в 2:22. Не прошло и минуты, как снаряд с «Ямато», по-видимому, попал в погреб боеприпасов на «Айдахо». Корабль развалился на две части и затонул за несколько минут[52].

Идущие позади Первого оперативного соединения «Оклахома» и «Теннеси» так и не восстановились от повреждений, нанесенных им днем ранее авиацией Нагумо. 1 января на линкорах были добровольно затоплены несколько отсеков, множество отсеков второстепенной важности полыхали в огне, и еще вода поступала через пробоины от японских торпед «Лонг ланс». Линкоры попытались выйти из сражения и уйти на запад. После того как Ямамото уничтожил американский авангард, он бросился в погоню. К 4:30 оба линкора и их конвой пали под ударами торпед и крупнокалиберных снарядов.

На рассвете воды пролива Суригао были покрыты остатками сражения: разлитое топливо, дым, разбросанные обломки кораблей и моряки — живые и мертвые. Победа была одержана, и Ямамото, подсчитав свои потери (один линкор, один крейсер и четырнадцать эсминцев), продолжил воевать. Японцы не предприняли почти никаких усилий с целью спасти выживших американцев, хотя сотни из них умудрились выплыть на берег в течение следующих четырех дней. Большинство из них было немедленно захвачено в плен. Менее ста человек добралось до контролируемой деморализованной армией Макартура территории, которая неуклонно сокращалась.

Что до четырех выживших судов из Первого оперативного соединения, то Манила не смогла предоставить им ожидаемого убежища. Они опять подверглись атакам противника. 4 января массированный рейд японских наземных бомбардировщиков завершился взрывом погреба боеприпасов на «Аризоне». Охваченный огнем, линкор быстро увяз в мелком иле гавани[53]. На следующий день оба эсминца пали жертвами бомбардировщиков-торпедоносцев. Каким-то образом крейсер «Августа» опять смог выйти невредимым из побоища, но только для того, чтобы 6 января, в день, когда Макартур, наконец, оставил порт, быть затопленным собственным экипажем.

Бесславный день, который останется в истории

7 января 1942 года президент Рузвельт санкционировал разглашение информации относительно поражения американского флота на Филиппинах. Соединенные Штаты были охвачены паникой, ведь это государство никогда не переживало внезапного поражения такого масштаба. Многие тысячи американских семей оплакивали своих отцов и сыновей, боясь, что они погибли в сражении. Газеты подогревали панику и страх слухами о том, что японский флот подошел к Гавайским островам и тихоокеанскому побережью. В промежутках между сообщениями об успехах в Европе стран Оси радиообозреватели составили список из нескольких судов, оставшихся в тихоокеанском флоте. А в Вашингтоне Рузвельт и его советники столкнулись с необходимостью принять одно из самых трудных решений, какое только когда-либо надо было принять правительству.

Они признали, что потребуются месяцы, если не годы, чтобы возместить американские потери в боевой технике. Но потеря военно-морских кадров приведет еще и к проблемам в обучении новобранцев для новых кораблей. Вдобавок в предвоенных переговорах с Великобританией Рузвельт уже обязал Соединенные Штаты придерживаться стратегии, направленной на вывод из войны в первую очередь Германии. Не поднимая вопросы морали (которых было много), фашистское господство в Европе подрезало бы крылья американской экономике, только еще носстанавливающейся после Великой депрессии. Без сильного военно-морского флота нельзя было защитить Филиппины и американские острова, находящиеся недалеко от Японии. Без кораблей Соединенные Штаты также не могли предоставить достаточную помощь британскому Содружеству на тихоокеанском театре военных действий. Могли ли японцы осуществить успешное вторжение на Гавайские острова? Вероятно. Могли ли они осуществить вторжение на западное побережье Соединенных Штатов, используя Гавайи как базу для флота? Вероятно, нет. Но Императорский японский военно-морской флот мог бы положить конец американской навигации в Тихом океане, а ведь она снабжала сырьем большую часть промышленности Соединенных Штатов. С другой стороны, могла ли Великобритания справиться с немецкими подлодками без помощи американской навигации и американского военно-морского флота? Вероятно, нет. Будут ли американцы сражаться? В состоянии ли они оправиться от страха и паники, охвативших нацию? Без сомнения! В конечном счете, Рузвельту надо было ответить на один ключевой вопрос: в состоянии ли Соединенные Штаты возглавить стремление Европы освободиться от господства стран Оси и одновременно вести войну против Японии — войну, которая угрожала Америке, войну на море, которая в ужасно короткие сроки поглотила бы людей, боевую технику и национальное благосостояние?

12 января 1942 года после завершающей встречи с представителями британского правительства утомленный президент Рузвельт приказал Макартуру добиваться прекращения огня и вместе с представителями Британии на дальнем Востоке начать переговоры с японским правительством. Месяц спустя он обратился к американскому народу и произнес слова, ставшие бессмертными: «12 февраля 1942 года, в этот бесславный день, который останется в истории, генерал Дуглас Макартур и представители наших европейских союзников на борту «Невады» на острове Гуам подписали перемирие с Японией. Этот мир необходим для того, чтобы мы могли вести борьбу против фашизма в Европе; но мы никогда не забудем Суригао!»[54] Военный план «Орандж» провалился. В качестве вознаграждения японцы потребовали Филиппины, хотя это и позволило Соединенным Штатам сохранить остров Гуам и остров Уэйк (оба были демилитаризованы). Великобритания неохотно согласилась на постепенный отход с Дальнего Востока в обмен на торговые концессии с Индией и гарантии безопасности для Австралии и Новой Зеландии. К концу 1942 года Япония смогла установить свою «Великую азиатскую сферу сопроцветания», простирающуюся от островов Гилберта до Индонезии, Индии и Китая. После краха Германии в начале 1945 года мир быстро поляризовался: Япония и ее марионетки выступили против всего остального мира, ведомого США, Великобританией и их неудобным коммунистическим партнером — СССР. Речь Уинстона Черчилля 1947 года, в которой он упомянул «бамбуковый занавес, спускающийся на Азию и Тихий океан», по общему мнению, стала обозначать начало короткой холодной войны Восток — Запад, которая завершилась серией внутренних революций, возглавляемых такими героями, как Мао, Ганди и Хо, а также имеющей неверное название шестидесятиминутной войны 1953 года. Но это, как неизменно говорят рассказчики, уже другая история.

Реальность

Трудно представить себе какие-либо обстоятельства, которые бы позволили Японии одержать победу (в любой форме) во Второй Мировой войне. Даже Ямамото, главный японский военно-морской стратег, знал, что промышленная мощь Соединенных Штатов должна восторжествовать в долгосрочной борьбе. В этом безнадежном сценарии для Ямамото лучшим шансом казался Перл-Харбор. Но Перл-Харбор был едва ли больше, чем укус пчелы в ногу спящего великана, который разбудил и промышленную мощь Америки, и личное стремление к победе среди американцев, что в конечном счете обрекло Японию и позволило Соединенным Штатам поддержать их союзников в разгроме европейского фашизма.

Лишь необыкновенная опрометчивость американских военных могла бы предоставить Японии возможность победить. В государстве, в котором гражданское руководство определяло окончательное развертывание военных сил и их стратегию (слишком часто в ущерб молодым, низкооплачиваемым и зачастую недооцениваемым американским военным), эту опрометчивость, кажется, более чем разумно приписать американским политикам. Все, что последовало за решением Рузвельта привести в исполнение давно заброшенный и страдающий серьезными изъянами военный план «Орандж», конечно, является вымыслом. На самом деле США четко следовали довоенному плану, направленному на постепенное ослабление Японии, которое бы завершилось вторжением на их острова, если бы не взрыв атомной бомбы. К счастью, должное использование промышленного потенциала США ускорило ход Тихоокеанской войны: боевой техники было достаточно, чтобы в первую очередь поддерживать Европу и при этом превосходить японцев в количестве кораблей, самолетов и бомб.

Окончательной идеей (критичной в отношении к этой гипотетической победе), которую необходимо донести до читателя, является концепция гражданской морали или «национальной воли» к продолжению борьбы. Войне присущи определенные «кривые знания». Мы знакомы с подобными «кривыми», действующими на поле боя: хорошее знание определенных навыков повышает шансы выживания индивида. Но и очень далекие от поля боя гражданские лица, кажется, тоже подвержены действию «кривых знания»: процесс постепенного привыкания к постоянно растущему списку потерь, так же как к индивидуальному самопожертвованию. На самом деле Перл-Харбор стал небольшим шоком, который запустил процесс акклиматизации к войне. Без небольшого шока, который подготовил американцев к большим потерям, не была ли бы их воля к сопротивлению постепенно ослаблена ужасными потерями, теоретически допущенными в этой альтернативной линии развития истории? Вполне возможно. Во всяком случае, она могла бы быть ослаблена до степени, достаточной для того, чтобы принять быстро подготовленный мир, который, в конце концов, был единственным реальным шансом Японии на победу в Тихом океане.

Франк Р. Ширер. ПЕРЛ-ХАРБОР

(Неизбежное поражение)

День 7 декабря 1941 года стал «Днем позора» не столько из-за внезапной атаки японской авиацией острова Оаху, сколько из-за того, что американские силы проспали на своих постах нападение на Гавайи. Хорошо спланированное нападение имело полный успех, так как американцы боялись саботажа «пятой колонны» больше, чем атаки с воздуха, возможность которой флот Соединенных Штатов доказал еще в 1933 году. Командование на Гавайях считало, что если Япония выступит против Соединенных Штатов, она нападет прежде всего на Филиппины, чтобы обезопасить свой левый фланг при продвижении к месторождениям нефти Голландской Вест-Индии.

Адмирал Исороку Ямамото был назначен командующим Объединенным флотом Японии. Перед ним стояла задача захватить природные ресурсы, которые были необходимы стране. Адмирал понимал, что для продвижения в Индонезию потребуется время и, чтобы выиграть его, придется создать угрозу выдвинутому на Гавайи американскому Тихоокеанскому флоту. План нападения был создан коммандером Минори Гэнда. Гэнда сформировал оперативное соединение из шести авианосцев, сопровождаемых быстроходными линкорами, крейсерами, эсминцами и танкерами. Этот ударный флот должен был двигаться вне регулярных морских трасс через северную часть Тихого океана, чтобы внезапно выйти в расчетную точку, находящуюся в двухстах милях северо-западнее островов Оаху. В этой точке флот выпускал в два приема около 400 самолетов: торпедоносцев, горизонтальных бомбардировщиков, новейших истребителей типа «Зеро». В тихое воскресное утро эти силы должны были атаковать американский Тихоокеанский флот. Последний утвержденный боевой приказ намечал возможность нанесения дополнительных ударов[55].

Первый воздушный флот, состоящий из 1-й ( «Акаги» и «Kara»), 2-й ( «Сюрю» и «Хирю») и 4-й ( «Рюдзе») дивизий авианосцев, был ядром атакующего соединения. Летом 1941 года из состава флота исключили «Рюдзе», который нес устаревшие истребители типа «96» ( «Клод»), зато включили 5-ю дивизию авианосцев, состоящую из новейших кораблей «Секаку» и «Дзуйкаку». Командование ударным флотом получил вице-адмирал Тюити Нагумо, который не был знаком с военно-морской авиацией. Нагумо, старший по возрасту из вице-адмиралов, ранее специализировался по торпедным атакам и действиям надводных сил.

Нагумо мучили дурные предчувствия, атаку он считал рискованной. Он сказал главнокомандующему, что будет очень сложно придерживаться расписания, пересекая 3000 миль океана. Еще сложнее — заправлять горючим эсминцы сопровождения в бурных холодных водах северного Тихого океана. Кроме того, существует возможность быть обнаруженными американскими подводными лодками, авианосцами или базовой авиацией. Нагумо также обратил внимание на результат стратегической игры, проведенной в августе 1941 года: два его авианосца затонули, а два были повреждены, причем потеряно сорок процентов их экипажа. Однако он сказал, что будет выполнять приказы и обеспечит командование Первым воздушным флотом.

На протяжении десяти дней флот следовал северными тихоокеанскими водами. Нагумо вышел необнаруженным к последней точке заправки, располагавшейся в 600 милях к северу от острова Ланай. Это произошло в 05:30 шестого декабря 1941 года. После того как дозаправка авианосцев, крейсеров и эсминцев была завершена (08:30), танкеры ушли к точке встречи, которая должна была состояться 13 декабря западнее острова Мидуэй. Три часа спустя вице-адмирал Нагумо, поднял знаменитый флаг Z, под которым адмирал Того шел в Цусимское сражение, приказав флоту полным ходом (24 узла) следовать в район выпуска самолетов. Рубеж атаки в 240 милях к северу от Перл-Харбора должен быть достигнут к 06:00 следующего дня. Нервничая, что он будет обнаружен, Нагумо запретил все разведывательные полеты в этот последний день. Ни один самолет-разведчик не будет поднят в воздух до следующего утра, когда они проведут последний перед нападением поиск, чтобы определить, где находится флот Соединенных Штатов: на резервной стоянке Лахана или в Перл-Харборе, а также — в порту ли американские авианосцы «Лексингтон» и «Энтерпрайз».

Перл: Тихая суббота

6 декабря, в субботу, американская армия и флот на Гавайях приводили в порядок свое снаряжение после недели учений. Линкоры готовились к адмиральской инспекции, которая начиналась с понедельника^{1}.

Команды провели день, открывая горловины в двойном дне и водонепроницаемые двери: обычно и те и другие были закрыты даже в порту, ночью же — неукоснительно. 24-я и 25-я пехотные дивизии, а также командование береговой артиллерии, которому подчинялись также зенитные батареи, чистили свое снаряжение и возвращали боеприпасы на склады для надлежащего хранения. Прошедшая неделя прошла по форме готовности №3 (полная готовность) для армейских подразделений, хотя немногие местные жители заметили это.

Вечером солдаты и моряки, офицеры и рядовые получили увольнение и направились отдыхать в города Перл и Гонолулу, чтобы расслабиться перед выходными. Три оперативные группы до сих пор находились в море. «Энтерпрайз» (TF8)^{2} возвращался от островов Уэйк, куда он доставил эскадрилью F4F-2 «Уайлдкэт»; после тяжелой непогоды 5 декабря он вышел 6-го в сравнительно спокойные воды: авианосец ждали в гавани Перл-Харбора к 08:00 воскресенья. «Лексингтон» (TF12) направлялся к острову Мидуэй, куда он должен был доставить эскадрилью пикирующих бомбардировщиков. TF3, состоящее из крейсера «Индианаполис» и пяти эсминцев, патрулировало в районе острова Джонстон.

В это время из Сан-Франциско на Гавайи вылетели шестнадцать В-17 (восемь модели С и восемь модификации Е с неполным экипажем, без боеприпасов и с законсервированным вооружением). На островах они должны заправиться, команда — отдохнуть, а затем они продолжат перелет на Филиппины. Их прибытие ожидалось в воскресенье утром в 08:30 по гавайскому времени.

В Вашингтоне департаменты армии и флота получали сообщение из четырнадцати частей, которое Токио посылало в свое посольство^{3}. Оно должно было быть доставлено президенту, секретарям армии и флота, командующему морскими операциями адмиралу Гарольду Р. (Бетти) Старку и начальнику Генерального штаба генералу Джорджу С. Маршаллу. Однако сообщение не было доставлено адресатам до следующего утра. Поэтому никто не смог предупредить командование на Гавайях, чтобы дать им хотя бы несколько часов, чтобы подготовиться к возможной атаке японцев^{4}.

7 декабря. Предупреждение в последний момент

Сразу после полуночи 7 декабря последняя четырнадцатая часть сообщения была получена в Вашингтоне, где была дешифрована и оставлена до утра для перевода и доставки адресатам. Лейтенант-коммандер Элвин Д. Крамер (Управление военно-морской разведки)[56] и полковник Руфус С. Браттон (армейская разведка), которые разделяли обязанности по распределению дешифрованных сообщений из Японии, прибыли в свой офис в Военно-Морском департаменте к 09:00 по времени Восточного побережья (03:30 времени Перл-Харбора).

Они перевели четырнадцатую часть и готовили копии для доставки. Утром адмирал Старк был в своем кабинете, в то время как генерал Маршалл направился на утреннюю выездку в Форт-Мейр в Виржинии.

Пока два офицера работали с переводом, минный тральщик «Кондор» сообщил, что заметил подводную лодку в запретной области в непосредственной близости от Оаху. Он уведомил ближайший эсминец «Уорд» в 03:42 по времени Перл-Харбора (09:12 времени Восточного побережья). После бесполезных поисков до 04:35 «Уорд» вернулся к своему обычному патрулированию у входа в гавань. Он не обнаружил пять подводных лодок класса «I», которые находились вне канала. Они уже выпустили двухместные подводные лодки-малютки, которые должны были проникнуть в Перл-Харбор, чтобы помочь надвигающейся атаке.

Старк предупреждает Киммеля

Лейтенант-коммандер Крамер шел по коридору здания департамента флота к офису командующего военно-морскими операциями. Он передал сообщения коммандеру Артуру X. Макколуму, руководителю подразделения военно-морской разведки в восточном секторе в 10:00 по времени побережья. Крамер указал ему на то, что 13:00 по восточному времени — это 07:30 на Гавайях и 02:00 на Филиппинах^{5}. Затем Макколум отправился с текстами послания в Белый дом и в Государственный департамент. Он передал тексты адмиралу Старку и руководителю начальнику морских операций Теодору С. Вилкинсону. На протяжении нескольких минут сообщения были прочитаны дважды. Наконец кэптен Вилкинсон сказал: «Здесь написано достаточно, чтобы понять: мы можем ожидать войны».

Адмирал Старк согласился. Затем Вилкинсон предложил: «А почему бы вам не позвонить Киммелю?» Наступила пауза, затем Старк связался с Киммелем по закрытой линии^{6}. Его звонок разбудил Киммеля в 05:15 по времени Перл-Харбора. Старк коротко рассказал Киммелю о содержании четырнадцатой части послания^{7}: дипломатические отношения между США и Японией могут быть прерваны. Он также рассказал ему, что японскому посольству приказано уничтожить все коды и шифровальные машины. Киммель спросил, что это означает для Гавайев. Старк ответил, что не знает, однако опасается, что может произойти нападение, так как японское консульство в Гонолулу также получило приказ уничтожить все коды и бумаги^{8}. Киммель вспомнил о словах кэптэна Лейтона, который упомянул при встрече с ним в субботу, что в консульстве жгли много бумаг. После вопроса о статусе флота Киммель ответил, что корабли находятся в гавани и готовятся к инспекции следующим утром,

Старк разразился гневом:

— Вы что, не получили сообщение от 27 ноября: «Это военное предупреждение, подготовьтесь к обороне»?

— Да, но я думал, что вы имеете в виду стратегическую оборону^{9}, я предполагал развернуть флот после начала военных действий, — ответил Киммель.

— Нет! — воскликнул Старк. — Я ожидал, что ты примешь все необходимые меры по подготовке флота к войне, включая оборону кораблей, находящихся в гавани. Разве ты не помнишь военные игры адмирала Шоффилда в 1933 году? Я думал, ты там был.

— Нет, но припоминаю кое-что, не там ли он ударил по Перлу авианосцами?

— Да, он ударил с севера. Твоя первая обязанность — защитить флот и все, что находится в гавани.

— У меня флот в готовности №3, но я собираюсь проводить инспекцию завтра. Большинство линкоров подготовлены для этого. Я надеюсь, что Блох и Шорт присмотрят за обороной гавани.

— Ты бы лучше привел флот в готовность «Зет» да отозвал народ из увольнений — на всякий случай, — посоветовал Старк. — Кэптэн Макколум говорит, что, по его мнению, японцы атакуют наш флот здесь, в Перл-Харборе, иначе он станет угрозой для них, когда они пойдут на Филиппины.

— Я позвоню Блоху и моему начальнику штаба, как только мы закончим сбор командования флота по тревоге, — ответил Киммель. — Нам потребуется два или три часа, чтобы полностью подготовиться, и четыре часа, чтобы развести пар в котлах и выйти в море. Я надеюсь, что мы сможем поднять в воздух несколько PBY^{10}. Я помню, как Элис Захариас говорил мне еще в мае, что, по его мнению, японцы атакуют Перл-Харбор авианосной авиацией с северо-запада^{11}. Я проводил поиск в этом направлении.

— У тебя может не быть столько времени, — сказал Старк. — Но я надеюсь, что все это закончится как обычные учения, из-за которых всего лишь пойдут обычные ворчания об испорченных выходных.

— Да, сэр. Разрешите попрощаться и созвать своих людей, — сказал Киммель.

— Удачи[57].

Киммель вызвал командующего 14-го военно-морского района, контр-адмирала Клода С. Блоха, и приказал ему объявить тревогу и уведомить командира 2-го патрульного крыла, контр-адмирала Патрика Н.Л. Белинджера, чтобы он выпустил летающие лодки как можно скорее. Они должны были вести поиск в северном направлении, от 60 до 0 градусов, на расстоянии 700 миль^{12}. Он закончил на том, что встретится с Блохом в штабе в 06:00.

2-е патрульное крыло Белинджера находилось в готовности Б-5, что означало, что 50 процентов летающих лодок могут взлететь в течение четырех часов. В действительности у американцев оставалось меньше двух часов, чтобы подготовиться к атаке. Киммель быстро оделся и направился в штаб. Он уже забыл о запланированной игре в гольф с генерал-лейтенантом Шортом и даже не позвонил командующему сухопутными силами на Гавайских островах, чтобы ее отмеиить.

Пока на Гавайях происходили все эти события, японцы выпустили первую атакующую волну из 183 бомбардировщиков и истребителей «Зеро».

Поскольку американский флот получил предупреждение, экипажи линкоров проверяли герметичность люков, и приводили корабли в боевой, а не инспекционный порядок. В это время буксир «Антарес» заметил неподалеку от входа в гавань неопознанную подводную лодку. Он сообщил на «Уорд», который по-прежнему находился на патрулировали. Приближаясь к «Антаресу», «Уорд» обстрелял подводную лодку из орудий и потопил ее в пять минут. В 06:51 лейтенант Уотербридж, капитан «Уорда», доложил: «Неизвестная подводная лодка потоплена глубинными бомбами в закрытом районе моря». Командование 14-го военно-морского района немедленно направило это сообщение адмиралам Блоху и Киммелю.

В 06:45 первые эскадрильи пикирующих бомбардировщиков SBD-3 «Доунтлесс» и торпедоносцев TBD «Девастейтор» с «Энтерпрайза» начали приземляться на остров Форд. Их прибытие было первым признаком того, что «Энтерпрайз» находится рядом с гаванью^{13}. Киммель приказал ему соблюдать радиомолчание, поэтому не мог знать о времени его прибытия. По расчету, корабль должен прийти еще вчера, но он попал в зону плохой погоды. Он уведомил командующего соединением вице-адмирала Уильяма Ф. Хелси младшего, чтобы он держал TF8 к югу от островов Оаху. Он также сообщил Хелси, что его самолеты будут заправлены горючим, перевооружены и возвращены на авианосец. Он также повторил, что соединение Хелси должно поддерживать полное радиомолчание.

Воздушные силы на Гавайях

В то время, как адмирал Киммель поднимал по тревоге флот, генерал-лейтенант Шорт продолжал спокойно спать, так же как и генерал-майор Фредерик Л. Мартин, командующий военно-воздушными силами на Гавайях[58]. В 06:45 контр-адмирал Белинджер разбудил Мартина телефонным звонком. Он сообщил ему о предупреждении из Вашингтона и сказал, что запускает свои летающие лодки осмотреть северные подходы к островам. Он хотел узнать, работают ли армейские радарные установки на северной стороне острова около Опапа-Пойнт и Кааавы и укомплектован ли центр раннего оповещения об атаках с воздуха. Мартин сказал, что трем участкам назначено работать только до 07:00, и что центр укомплектован только «в принципе». Белинджер сказал, что вышлет к нему офицера связи военно-морского центра раннего оповещения, отвечающего за координацию действий со всеми подразделениями морской авиации.

Ранее в этом году Мартин уже работал с Белинджером, разделяя с ним ответственность за воздушную разведку и защиту островов от ударов с воздуха. Флот отвечал в основном за разведку, армия обеспечивала противовоздушную оборону. Количество В-17 у Мартина сократилось с тридцати пяти в мае всего до дюжины сейчас: двадцать три самолета было в сентябре направлено на Филиппины, где вошли в состав ВВС Дальнего Востока. Шесть из оставшихся служили в качестве источника запасных частей для В-17, перегоняющихся из США на Филиппины, и, естественно, не были способны подняться в воздух. Еще у Мартина было тридцать три устаревших В-18 (всего 21 из них мог летать), которые могли обеспечить какую-то разведку[59]. Этим сорока пяти самолетам было далеко до тех ста восьмидесяти В-17 (или аналогичных самолетов), которые, как было установлено на учениях годом раньше, были необходимы для того, чтобы обеспечить разведку в 360-градусном секторе и надежно защитить острова от возможной атаки со стороны шести неприятельских авианосцев[60].

У 14-го истребительного крыла было четыре эскадрильи перехватчиков и четыре эскадрильи истребителей сопровождения, размещенные на армейском аэродроме Уиллер. Истребительные силы армии насчитывали 99 современных истребителей Р-40 модификаций В и С и 39 Р-36А, но только 64 Р-40 и 12 Р-36 были готовы к полетам этим воскресным утром. У Мартина было две эскадрильи Р-40 (по 12 самолетов в каждой), временно направленные на отдаленный аэродром Беллоус (44-я эскадрилья перехватчиков) и аэродром Халейва (47-я эскадрилья истребителей) для тренировок в стрельбе. Генерал-майор Мартин готовился к возможным военным действиям: у него было 120 укрытий для истребителей на аэродроме Уиллер.

Согласно решению генерал-лейтенанта Шорта, готовность № 1 означала, что нужно скорее подготовиться к защите от возможного саботажа, нежели от воздушной атаки. Мартину было приказано сгруппировать все истребители, чтобы они могли быть легко защищены от диверсий минимумом персонала. Были приняты дополнительные меры безопасности: блокировка контрольных панелей всех самолетов (требовалось три или четыре минуты, чтобы ее снять); хранение патронов калибра 0,3 дюйма и 0,5 дюйма отдельно от лент.

Гавайские военно-воздушные силы находились в состоянии четырехчасовой готовности для половины боеспособных самолетов. Понадобится время, чтобы собрать пилотов, подготовить снаряжение и занять позицию, на которой можно вести перехват самолетов вероятного противника. Истребители на аэродроме Беллоус были в плохом состоянии. В субботу утром после недели непрерывных учебных стрельб у них не только не наполнили баки горючим, но и сняли вооружение, чтобы провести полный цикл технического обслуживания пушек и пулеметов в воскресенье. У 47-й эскадрильи Р-40В баки были полны, а оружие заряжено, но у них имелись в наличии только патроны калибра 0,3 дюйма для крыльевых пулеметов и не было калибра 0,5 дюйма для спаренной установки в фюзеляже.

Запоздавшее предупреждение армии

Тем временем в Вашингтоне генерал Маршалл прибыл в офис Военного министерства в 11:30 (06:00 на Гавайях) и увидел, что полковник Браттон ждет его с сообщением из четырнадцати частей. После прочтения он немедленно отослал предупреждение всем командующим на Тихом океане. Все были уведомлены, кроме командующего на Гавайях генерал-лейтенанта Шорта, так как радиосвязь неожиданно оборвалась^{14}. Браттон предложил вместо того, чтобы использовать гражданские каналы, позвонить Шорту по закрытой линии и передать ему предупреждение. Маршалл колебался, так как подозревал, что японцы способны прослушать закодированный телефонный разговор. Полковник сказал, что даже если это и так, то Маршалл всегда может использовать свою встречу с послами Японии Номурой и Курусой у Государственного секретаря Хэлла, назначенную на 13:00, как оправдание для неожиданного повышения боеготовности войск. Все-таки в 06:50 Маршалл позвонил Шорту, разбудив его.

Генерал Маршалл поинтересовался, в каком состоянии готовности находится армия на Гавайях. Шорт ответил: «Тревога номер один!» Маршалла это обрадовало, так как это означало, что войска, зенитные батареи и оборонительные позиции были в минутной готовности.

«Я рад, что вы готовы, — сказал Маршалл. — Это и требовалось. Я не считаю диверсии и саботаж самой большой угрозой этим утром».

Шорт ответил: «Тревога номер один — это как раз борьба с возможным саботажем. Я поменял нумерацию после того, как приехал, поэтому люди здесь отнюдь не предупреждены относительно нападения».

Шокированный этим открытием, Маршалл разозлился: «Ты прекрасно знаешь, что по военным стандартам «Тревога номер один» — это общая боевая тревога. Ты что, поменял военные расписания здесь, на месте? Если да, то у тебя нет разрешения на это! Тебе нужно подготовить своих людей и развернуть все силы немедленно! Возможно, ничего и не будет, но я не думаю, что сейчас у тебя есть время беспокоиться, предупреждены ли гражданские лица!»

Шорт был поражен: «Мы только вчера закончили недельные учения, но — ладно. Я все сделаю».

«Давай надеяться, что ничего не случится, — ответил Маршалл, — потому что это ты поменял процедуру тревоги, и, если что-нибудь случится из-за этого, ты ответишь головой. Я не ожидал, что ты будешь спать вместо выполнения своих прямых обязанностей[61]».

Когда Шорт повесил трубку, телефон тут же зазвонил снова. Генерал-майор Мартин сообщил о звонке контр-адмирала Белинджера и об изменении статуса боеготовности флота. Шорт приказал Мартину привести воздушные силы в состояние полной боевой готовности. План обороны Гавайских островов вступил в действие. Патрули летающих лодок должны были быть усилены, истребители приведены в готовность. Шорт позвонил полковнику Уолтеру С. Филипсу, своему начальнику штаба, и повторил ему инструкции. Было уже 07:15^{15}.

Первый удар

Радарная станция на Опана-Пойнт должна была закрыться в 07:00 часов. С утра грузовик не приехал, поэтому операторы — рядовые Дж. Л. Локарт и Дж. Е. Эллиот — решили продолжать тренировку. В 07:02 на экране появилась яркая вспышка. Они оценили, что сигнал означает группу, по крайней мере, из 50 самолетов, находящуюся в 130 милях к северу по азимуту 357. Они продолжали следить за двигающийся к югу мишенью на протяжении 13 минут, перед тем как доложили в оперативный центр, что наблюдают крупную цель, которая находится в 88 милях от Опана-Пойнт и приближается. В это время в центре находился лишь один офицер, лейтенант Кемит А. Тейлор.

Тейлор заключил, что цель представляла собой соединение майора Лэндона из 16 В-17, ожидавшихся этим утром из Сан-Франциско.

Разведчики с японского крейсера «Тонэ» обнаружили «Энтерпрайз» и остальные корабли TF8 в 07:33 и доложили это командующему авиацией капитану второго ранга Футиде. Две минуты спустя разведчик F1M «Пит» с крейсера «Тикума» доложил, что в Перл-Харборе нет авианосцев, но много самолетов палубной авиации взлетает с аэродромов острова Форд или садится там и что корабли на стоянках, кажется, разводят пары. Футида оказался перед проблемой, что делать с этой новой и неожиданной информацией. Он принял решение разделить свои силы между Перл-Харбором и TF8. Футида приказал торпедоносцам и истребителям с «Акаги» и «Сорю» (20 «Кэйт», 18 «Зеро») и двум эскадрильям пикирующих бомбардировщиков с «Дзуйкаку» (18 «Вэл») найти и потопить «Энтерпрайз» с крейсерами сопровождения^{16}. Остальные силы будут атаковать Перл-Харбор, как предполагалось ранее. В 07:45 он выпустил две красные ракеты, означающие, что внезапность потеряна.

Перл-Харбор и Хикем

Половина его воздушной армады начала развертываться для атаки Перл-Харбора[62].

В то же самое время, когда японские самолеты-разведчики докладывали о своих наблюдениях, в американский оперативный центр прибыл коммандер Уильям Тайлор в сопровождении связных офицеров флота. Там находился Кемит Тейлор, которому только что позвонил майор Кеннет П. Бергвист. Бергвист запрашивал, как работают радары и сообщено ли о ближайших целях? Тейлор передал ему информацию с Опана-Пойнт. Бергвист приказал ему позвонить туда и узнать, наблюдается ли еще цель. Пока Тейлор звонил, майор Бергвист позвонил генерал-майору Мартину и спросил его об обнаруженной радаром цели на севере. Мартин сказал, что это никак не могут быть В-17, потому что те идут с другого направления. Мартин затем позвонил на авиабазу Уиллер и приказал поднять все Р-40 и Р-36, чтобы перехватить самолетами врага к северу от Оаху. Бергвист вызвал прямо с завтрака всех операторов Центра. Он также приказал персоналу радарных станций в Каааве и на Коко-Хед продолжить работу после 07:00.

Ресурсы и опыт коммандера Тайлора и майора Бергвиста были потрачены напрасно из-за отсутствия взаимодействия внутри управленческих структур, безграмотности генерал-лейтенанта Шорта и адмирала Киммеля в вопросах радарной техники и отсутствия централизованного военного контроля воздушного пространства[63]. Последнее сообщение от станции на Опана-Пойнт пришло в 07:39, когда Локарт и Эллиот сообщили, что контакт потерян, так как цель вошла в мертвую зону в двадцати милях к северу от побережья. Как раз после исчезновения засветки на экране радара Футида разделил свою ударную группу.

В это время экипажи самолетов на различных американских авиабазах старались рассредоточить свои машины по летному полю и по возможности подготовить их к бою. Оторванные от покера, в который они играли всю ночь, младшие лейтенанты Кеннет М. Тайлор и Джорж С. Велч были среди пилотов, направленных с базы Уиллер на базы Халейва и Беллоус. Японцы не знали, что существует аэродром Халейва, и не предполагали атаковать Беллоус самолетами первой волны. Разделение ударной группировки привело к тому, что на базу Уиллер вышла только часть первоначально запланированных для этого самолетов.

Девять пикирующих бомбардировщиков «Вэл» и шесть истребителей «Зеро» начали атаку против базы Уиллер в 07:52. «Вэлы» так успешно нанесли удар по складам с горючим и ангарам, что казалось, будто японцы находятся на учениях. Истребители начали обстрел самолетов, находящихся на летном поле. Однако вместо ожидаемых аккуратных рядов самолетов японцы обнаружили всего дюжину Р-40 и Р-36 и четырнадцать вконец устаревших Р-26. Большинство Р-40 «Томогавк» находились в укрытиях и были защищены от непосредственного обстрела. Шесть машин были вытащены на поле, чтобы согласно приказу Мартина перехватить неопознанные самолеты к северу от острова^{17}. Два были сбиты на взлете, остальные успели излететь и вступили в бой с японцами на встречных курсах. В коротком воздушном бою все Р-40 были сбиты, но и японцы потеряли один истребитель. Армейские пилоты не смогли ничего сделать, так как слишком мало знали о японской тактике. Жертва, однако, была не напрасной: японские истребители истратили боеприпасы, что спасло большую часть истребителей на базе Уиллер.

В это время лейтенанты Тайлер и Велч вместе с четырьмя своими приятелями из эскадрильи взлетели с аэродрома Халейва и направились к большой цели рядом с Омана-Пойнт.

В это время на авиабазе Беллоус приводили в порядок вооружение и заправляли истребители. Среди главных аэродромов военно-морской базе Каное повезло больше других: ее не атаковали, так как выделенные для этого истребители и пикирующие бомбардировщики были перенацелены на уничтожение TF8.

Истребители «Зеро» с «Kaгa» открыли атаку Перл-Харбора, уничтожив к югу от острова Форд шесть «Девастейтеров» с «Энтерпрайза». Еще четыре торпедоносца и три пикировщика «Зеро» сожгли на самом острове. Затем японские истребители прошли путь до аэродрома Эва, где уничтожили несколько истребителей и пикирующих бомбардировщиков ВМС, из числа тех, которые не были отправлены на остров Уэйк и Мидуэй. В 07:55 двадцать семь «Вэлов» с «Акаги» и «Kara» атаковали аэродром Хикэм, уничтожив большинство В-17^{18} и В-18, находившихся вне укрытий. Двадцать оставшихся «Кэйтов» выходили с юго-востока к «линкорному ряду».

Несмотря на своевременное предупреждение, и Хикэм и Уиллер остались без защиты. Артиллерия ПВО, предназначенная для их обороны, все еще находилась на своей базе в Шоффилдских казармах и только готовилась к занятию боевых позиций. Торпедоносцы «Кэйт», однако, были встречены заградительным огнем пулеметов калибра 0,5 и 1,1 дюйма, и 3– и 5-дюймовых орудий кораблей в Перл-Харборе. Этот огонь был не таким смертоносным, каким он станет в более поздние годы войны, когда каждый крейсер и линкор будет нести десятки 20– и 40-миллиметровых зенитных орудий[64].

Линейный корабль «Оклахома» стал мишенью для семи «Кэйтов».

Два были благополучно сбиты, но оставшиеся пропороли линкору борт своими модифицированными торпедами^{19}. Быстрое контрзатопление спасло линкор от опрокидывания, хотя он накренился на 30 градусов. ЛК «Вест Вирджиния» также получил четыре торпеды в открытый борт, однако попадания распределились более равномерно, и он осел, оставаясь на ровном киле. Три оставшиеся «Кэйта» атаковали «Неваду», но два из них были сбиты, а торпеда третьего прошла мимо. «Калифорния» и другие корабли, стоявшие на якорях с восточной стороны острова Форд, избежали атаки, так как самолеты, которые должны были их атаковать, действовали против TF8.

Через несколько минут после удара торпедоносцев над гаванью появились горизонтальные бомбардировщики. Вместо бомб они несли специально модифицированные 14-дюймовые бронебойные снаряды с линкоров. Их мишенями были ЛК «Мэриленд», «Теннесси» и «Аризона». Долгие часы тренировок сыграли свою роль: все корабли противника получили попадания. В 08:20 младший офицер «Сорю» Нобори Канаи добился прямого попадания в носовой снарядный погреб «Аризоны». Взрыв не только уничтожил сам корабль, но и убил много моряков с других кораблей. Адмирал Киммель в полном шоке смотрел из своего штабного кабинета, как гордость его флота тонет в сорокафутовых водах Перл-Харбора — сорок футов воды всегда считались слишком малой глубиной, не позволяющей осуществлять торпедные атаки.

«Энтерпрайз» обнаружен

Импровизированная ударная группа под командованием капитан-лейтенанта Сигехару Мураты^{20} была отделена от основных сил в 07:45. В 08:30 Мурата обнаружил TF8, тридцатиузловой скоростью отходящую к югу. В группе «Энтерпрайза» все эскортные силы находились в боевой готовности с того момента, когда было услышано сообщение по радио: «Воздушный удар по Перл-Харбору. Тревога не учебная». Боевой воздушный патруль авианосца состоял из десяти «Уайлдкэтов» и барражировал на 20 000 футов. Тридцать SBD «Энтерпрайза» и шесть последних TBD кружили вокруг острова Май, направленные туда адмиралом Хэлси. Его план состоял в том, чтобы дозаправить и перевооружить эти самолеты для удара по японскому флоту, который Хелси собирался нанести как только он получит представление, где находится противник.

Мурата приказал своим пилотам рассредоточиться: половина атакует «Энтерпрайз», остальные — ордер. После торпедоносцев должны были ударить «Вэлы». Десять «Кэйтов» Мураты атаковали «Энтерпайз» с обоих бортов, прорываясь через заградительный огонь, много более опасный, чем в Перл-Харборе. Три «Кэйта» были сбиты до того, как они успели сбросить торпеды, но оставшиеся самолеты успешно осуществили атаку. Три торпеды одна за другой попали в правый борт «Энтерпрайза», две следующие разрушили левый. Корабль потерял ход. Прекрасная система борьбы за живучесть позволила локализовать массивные повреждения, нанесенные торпедами, но модифицированные 14-дюймовые снаряды, сброшенные «Вэ-лами», разорвались внутри корпуса и разрушили водонепроницаемые переборки. «Энтерпрайз» начал медленно погружаться в глубины Тихого океана.

«Уайлдкэты» патруля были связаны японскими истребителями. В короткой и яростной битве семь «Уайлдкэтов» были сбиты ценой трех «Зеро» и двух «Кэйтов». Оставшиеся бомбардировщики и торпедоносцы атаковали крейсеры «Нортгемптон», «Честер» и «Солт-Лэйк-Сити». Вскоре «Честер» и «Солт-Лэйк-Сити» загорелись и пошли ко дну. Из девяти эсминцев сопровождения «Блатч», «Данлап» и «Бенбам» были потоплены. «Нортгемптон», флагманский корабль контр-адмирала Рэймонда А. Спрюэнса, смог уйти, получив одну торпеду и одну бомбу.

Потопив «Энтерпрайз», Мурата повел свою группу — 8 «Кэйтов», 7 «Вэлов» и 3 истребителя — назад к авианосцам^{21}. Оставшиеся эсминцы спасли выживших с погибших кораблей TF8, среди спасенных оказался вице-адмирал Хелси[65].

Затишье перед бурей

Эсминец «Хелм», который начал движение перед атакой, миновал выход из гавани Перла в 08:17.

Несколькими минутами позже за ним проследовал эсминец «Монаган». Оба избежали попаданий во время атаки первой волны. В 08:25, сразу после завершения первой атаки, легкий крейсер «Феникс» отдал швартовы и проследовал через гавань. На него не обратили внимания, так как все взгляды были устремлены на линкор «Невада». Пользуясь тем, что на «Неваде» было обычной практикой оставлять под парами один котел, даже если корабль находился в гавани, Джосеп К. Тоссидж, вахтенный офицер линкора, приказал утром привести в действие остальные котлы, сообразуясь с тревожными сведениями, полученными из штаба. Этот его приказ сделал «Неваду» единственным линкором, готовым к немедленному выходу из гавани. Вместе с младшим штурманом рулевой Роберт Сэдберри провел свой глубокосидящий корабль мимо «линкорного ряда» и в 08:55 вывел его в главный канал, ведущий из гавани. Это был настоящий подвиг судовождения, но и он не помог.

В 08:30 радар Опана-Пойнт сообщил о другой крупной цели, появившейся вблизи Оаху и направляющейся на юг. Станция Кааава подтвердила это. Одновременно обе станции передали информацию о небольших целях, двигающихся на север. Майор Бергвист передал новые цели на базу Уиллер, чтобы оттуда смогли направить Р-40 для перехвата неприятельских самолетов. Станция Коко-Хед заметила небольшую группу целей, появляющихся с востока. Это были 12 В-17 майора Лэндона, только что прибывшие из метрополии, еще четыре вернулись из-за технических неисправностей. Майор Лэн-дон, услышав по радио о японской атаке, связался с Хикэмом, чтобы получить посадочные инструкции. Ему приказали отклониться к запасным аэродромам на Мае и на Гавайях и ждать приказа вернуться в Хикэм.

Коммандер Тэйлор передал информацию о предстоящих японских атаках контр-адмиралу Белинджеру и 2-му патрульному крылу на базе гидросамолетов в Канеохе. Эти атаки подтвердило мудрость решения Белинджера послать разведчики PBY на север на поиски японского флота. Пока, однако, 18 PBY не обнаружили японских самолетов.

Р-40 с аэродрома Халейва приземлились на базе Уиллер, чтобы дозаправится и перевооружиться. 12 Р-36 стояли на летном поле, служа местной защитой, но 30 Р-40 были направлены, чтобы перехватить вторую атакующую волну. Они заметили 150 японских самолетов прямо перед собой в 08:40. Пользуясь внезапностью, «Томагавки» сбили два истребителя и полдюжины «Вэлов» и «Кэйтов». Пытаясь отвлечь врага, американцы, однако, совершили роковую ошибку, втянувшись в классический воздушный бой с верткими «Зеро». В результате двадцать «Томагавков» было сбито, остальные сумели уйти, исчерпав боеприпасы. Часть самолетов получили повреждения. Тридцать четыре оставшихся «Зеро» разбились на группы, чтобы атаковать Беллоус, Канеохе и Хикэм.

50 «Вэлов» оказались над Перл-Харбором в 08:55. Футида приказал сконцентрировать все силы на ЛК «Невада», который только что вошел в главный канал. Зенитные орудия корабля открыли огонь, но их было слишком мало, чтобы отбить атаку. Поскольку кораблю приходилось идти по каналу прямо и медленно, он все более и более страдал от повторяющихся попаданий бомб, которые пробивали палубы н взрывались внутри, вызывая пожары и разрушения. Через несколько минут после попадания первой бомбы линкор также получил две торпеды от одной из малых подводных лодок^{22}, которая смогла проникнуть и гавань рано утром. Первая торпеда уничтожила руль и винты, вторая пробила огромную дыру в ее корпусе. Потеряв управление, линкор встал в самом узком конце пролива, где и взорвался через 15 минут в 09:10.

Когда линкор «Невада» был уничтожен, горизонтальные бомбардировщики и оставшиеся пикировщики обратили пристальное внимание на линкоры «Калифорния» и «Пенсильвания», а также на крейсеры, которые все еще стояли на якорях. «Калифорния» получила три торпеды от малых подводных лодок и затонула в гавани. Эсминец «Элвин» потопил одну такую лодку. Около 15 «Вэлов» и «Кэйтов» были сбиты зенитным огнем и пушками истребителей «Уайлдкэт» корпуса морской пехоты, действующих с аэродрома Эва.

Бомбардировщики снова атаковали Хикэм, уничтожив несколько ангаров и сровняв с землей мастерскую. Правда, полоса избежала повреждений, только несколько самолетов было подбито.

Младшие лейтенанты Тайлер и Велч направили самолеты Р-40 с Халейвы против более чем 20 «Вэлов», сопровождаемых истребителями «Зеро», атаковавших в 9:00 Беллоус. Они нарушили рисунок атаки и вогнали в землю полдюжины «Вэлов». Ранее испытав возможности истребителей, пилоты воздержались от ближнего боя, а вместо этого набрали высоту для новой атаки. Пять самолетов из этой группы действовало над базой гидросамолетов в Канаохе, они удивили японцев внезапной атакой, сбив несколько самолетов. В это время «Зеро» и «Вэлы» прервали атаку Беллоуса и переключились на другую мишень — аэродром Уиллер. Набрав высоту, японские истребители атаковали обороняющие свою базу Р-36, буквально разрезав на части эти устаревшие самолеты. Даже в этой ситуации Р-36 защитили аэродром от прицельного обстрела и ограничили ущерб от атаки пикировщиков, часть из которых сбросила бомбы на круговую область, под которой должны были размещаться подземные резервуары с бензином.

К 09:30 вторая атака была завершена, нападающие исчезли за горизонтом. Радар преследовал их, идущих на север, пока они не исчезли в 130 милях. По дороге домой истребители перехватили и сбили две патрульные летающие лодки 2-го патрульного крыла PBY, но не раньше, чем одна из них передала на базу информацию, оправдывающую полет за пределы зоны действия радаров.

Третья волна

Авианосцы Нагумо начали принимать самолеты первой волны в 10:00. В 10:30 адмирал встретился со своим штабом для обсуждения докладов об атаке первой волны и только что полученной от Футиды информации об успехе второй атаки, которая продолжалась час. Кэптэн Гэнда предложил Нагумо нанести запланированный третий удар. Мишенями послужат нефтехранилища, доки подводных лодок, штаб, мастерские, портовые краны и другие обслуживающие деятельность флота объекты. Нагумо неохотно согласился рискнуть своим флотом, задерживаясь вблизи неприятельской базы для еще одного удара. Гэнда заключил, что гибель «Энтерпрайза» оставила в распоряжении противника только один «Лексингтон», а в одиночку он бессилен. В то же время потопление «Невады» заблокировало выжившие крейсеры и подводные лодки в гавани, так что серьезной угрозы не было.

Поскольку Нагумо остался недовольным, Гэнда предложил отправить разведывательные самолеты на запад и юг, чтобы найти «Лексингтон», который, по его мнению, находился в направлении острова Мидуэй. Нагумо согласился, что сейчас пора использовать задействовать все наличные разведывательные самолеты, и приказал поднять их в воздух. Он отложил свое решение о третьей атаке до того, как Футида вернулся и сообщил ситуацию в Перл-Харборе.

Футида приземлился на «Акаги» около полудня. Он доложил Нагумо о результатах атаки, подчеркивая, что канал закупорен севшей на его дно «Невадой» и остатки Тихоокеанского флота заперты в ловушке внутри Перл-Харбора. Он рекомендовал осуществить третий удар немедленно, чтобы уничтожить нефтехранилища и оборудование военно-морской базы. Он добавил, что истребители сбили почти 60 американских самолетов и оставили остальные догорать на земле, устраняя любую угрозу в этом направлении. После этого Нагумо решил нанести третий удар, но добавил, что он будет последним: приняв третью волну, флот возвращается. В 13:00 54 истребителя «Зеро», 36 «Вэлов» и 44 горизонтальных бомбардировщиков поднялись в воздух.

Восстановление и поиск

Шок и опустошение, вызванные двумя последовательными воздушными ударами, к тому времени уже удалось частично преодолеть. Адмирал Киммель рассматривал горящие и тонущие корабли, которые составляли главную силу Тихоокеанского флота. Его очень опечалил доклад контр-адмирала Спрюэнса, что «Энтерпрайз», два тяжелых крейсера и три эсминца потеряны. Его не утешил тот факт, что 30 SBD выжили при гибели TF8 и приземлились на острове Форд. Ужаснее всего было сознавать, что Перл-Харбор стал теперь полностью бесполезен, так как выход из гавани закрыт из-за крушения «Невады». Главный специалист по спасению затонувших кораблей доложил, что убирать корабль придется несколько месяцев, тем более что он не может двигаться. Возможно, легче прорыть другой канал, если оборудование будет привезено с западного берега.

У генерал-лейтенанта Шорта было поменьше проблем с разрушениями. Укрепления Шафтер, Дебусси и Камехамеха в основном избежали атаки, а бараки Шоффилд получили минимальные повреждения. Зенитные батареи были развернуты на позициях вокруг Перл-Харбора и двух главных аэродромов. Обе пехотные дивизии не понесли потерь н выдвигались к береговым укреплениям. Однако военно-воздушные силы генерал-майора Мартина понесли тяжелые потери. Мартин лишился четырех из шести боеспособных В-17. Из 36 устаревших В-18 только 11 «осталось в живых», количество истребителей сократилось до двадцати пяти Р-40 и шестнадцати Р-36. С другой стороны, девять легких бомбардировщиков А-20 остались в строю[66], а прибывшие «Летающие крепости» майора Лэндона могли обеспечить небольшую, но ценную поддержку. Мартин решил сажать В-17 в Хикэм, чтобы сосредоточить силы и приготовиться к атаке японского флота, если он будет обнаружен.

Коммандер Тайлор оповестил контр-адмирала Белинджера, что армейские радары проследили за японскими самолетами, возвращающимися на свои авианосцы. Белинджер передал эту информацию, а также доклад с PBY адмиралу Киммелю, который приказал передать информацию на «Лексингтон» вместе с приказом искать японский флот. Он также приказал всем SBD быть готовыми к немедленной атаке, как только этот флот будет обнаружен.

Финальный удар

В 13:45, один из разведчиков 2-го крыла обнаружил японский флот в 170 милях к северо-востоку от Оаху. Контр-адмирал Белинджер немедленно предупредил адмирала Киммеля и генерал-майора Мартина. Мартин приказал В-17 подниматься в воздух немедленно, а Киммель велел Белинджеру выслать для атаки 30 пикирующих бомбардировщиков «Доунтлесс». Цель находилась на границе радиуса их действия, но шанс был, и Киммель хотел им воспользоваться. Бомбардировщики шли без прикрытия.

Оперативный центр получил хороший опыт этим утром и теперь функционировал лучше, чем надеялся майор Бергвист. Снова Локард и Эллиот на Опана-Пойнт обнаружили приближающиеся японские самолеты на расстоянии 120 миль. Бергвист позвонил генерал-майору Мартину, который поднял двадцать пять Р-40 на высоту 20 000 футов, приказав им защищать аэродром Уиллер. Командир третьей волны коммандер Мурата приказал тридцати «Зеро» уйти вперед, чтобы очистить небо от вражеских перехватчиков. Вторая половина истребительных сил предназначалась для непосредственного прикрытия.

Радары Мартина отследили перестроение японских сил^{23}, и Оперативный центр передал местоположение обеих групп японских истребителей «Томагавкам». Капитан Джеймс О. Беквиз, командующий 72-й истребительной эскадрильей, направил свои самолеты против главных сил японцев. Схватка началась в 14:35 в 20 милях к северо-востоку от бухты Канеоха. И вновь Р-40 имели преимущество высоты перед противником. Они, можно сказать, нырнули в японский строй, сразу сбив от шести до десяти «Вэлов» и «Кэйтов», но сами попали под удар «Зеро». За следующие двадцать минут половина эскадрильи была уничтожена.

Впервые в этот день армейские зенитки встречали атакующих, когда те пролетали над Перл-Харбором. Истребители обстреляли аэродром Хикэм и корабли в гавани, чтобы отвлечь внимание от бомбардировщиков. Восемнадцать «Вэлов» атаковали нефтяные резервуары в дальнем конце военно-морской базы между Хикэмом и юго-восточным бассейном. Своими 550-кг бомбами они взорвали какое-то количество баков с горючим, вызвав обширный пожар. Остальные восемнадцать пикировщиков ударили по восьми подводным лодкам, пришвартованным по сторонам юго-восточного бассейна, рядом со штабом подводного командования. Они также нанесли удары по крейсерам «Гонолулу», «Сан-Франциско» и «Новый Орлеан», которые избежали серьезных повреждений во время первых двух атак[67].

Японцам не было известно, что адмирал Киммель прошедшим летом перенес свой штаб в здание командования подводным флотом. Адмирал предпочитал управлять с берега, чтобы не обременять свой флагманский линкор обязанностями штабного корабля и дать ему возможность действовать совместно с флотом. Когда штаб был атакован тремя тысячефунтовыми бомбами, адмирал Киммель и многие сотрудники его штаба погибли. Хоть это и было непреднамеренно, смерть адмирала Киммеля даст Америке первого героя войны: он будет первым, кто получит (посмертно) «Военно-морской крест». В конце концов, Киммель погиб вместе со своими кораблями. Действуя как горизонтальные бомбардировщики, «Кэйты» обрушили бомбы на склады боеприпасов рядом с сухим доком, где находился флагманский корабль Тихоокеанского флота ЛК «Пенсильвания».

Уничтожив запасы топлива и ремонтные мастерские, Мурата повернул к своим авианосцам, однако смерть Киммеля была отомщена. В тот самый момент, когда Мурата закончил свою миссию, «Летающие крепости» нашли японский флот и нанесли удар.

«Летающие крепости» майора Лэндона оправдали в этот день свое имя, отразив атаку 24 истребителей, прикрывающих флот. Однако надежды потопить авианосцы шестью 600-фунтовыми бомбами, которые нес каждый самолет, не оправдались.

Истребители все еще роились вокруг В-17 Лэндона, когда SBD с «Энтерпрайза» вышли в атаку. Решение капитанов «Дзуйкаку» и «Сорю» прекратить маневры уклонения, чтобы поднять в воздух дополнительные истребители, привлекло внимание атакующих. «Доунтлессы» поразили оба авианосца бомбами на всю длину полетной палубы, взрывая торпеды и бомбы на самолетах, которые были готовы ударить по «Лексингтону»^{24}.

Цена успеха была для американцев очень высокой: только восемь их самолетов вернулись на остров Форд. Еще несколько пережили столкновение с японским флотом, но погибли на обратном пути от истребителей Мураты.

Четыре неповрежденных авианосца Нагумо — «Акаги», «Кага», «Хирю» и «Секану» приняли в 17:00 третью волну, в том числе самолеты с «Дзуйкаку» и «Сорю». Когда посадочные операции были завершены, вице-адмирал Нагумо приказал флоту идти курсом на северо-запад обратно в Японию. Его первоначальное беспокойство было оправданно. Августовская военная игра правильно предсказала потерю трети самолетов и двух авианосцев. Нагумо оставил два крейсера и четыре эсминца, чтобы попытаться спасти выживших с тонущих авианосцев.

Потопление «Дзуйкаку» и «Сорю» стало горькой победой для американцев, так как Тихоокеанский флот прекратил существовать в качестве реальной боевой силы. Один авианосец и семь линкоров потоплены, проход в гавань Перл-Харбора блокирован, ремонтные мастерские разрушены, а запасы топлива сгорели. Хотя осталось двадцать пять летающих лодок PBY и четырнадцать В-17, всего дюжина Р-40 были дееспособны. Гавайские острова были беззащитны против воздушной атаки.

Оставшиеся ТF были направлены на следующее утро в Гонолулу, но порт был слишком мал, чтобы служить чем-то иным, нежели временным укрытием для тихоокеанских крейсеров и эсминцев. Он не мог вместить флот.

TF.12 «Лексингтона» прибыло девятого числа. Вице-адмирал Хэлси, который принял командование Тихоокеанским флотом, приказал авианосцу отправиться в Калифорнию, взяв с собой поврежденный «Нортгемптон». С блокадой Перл-Харбора американские силы вернулись на Западное побережье. Перед ними стояла ужасная дилемма: сражаться на Атлантике и в то же самое время воссоздавать Тихоокеанский флот. Перл-Харбор не удастся открыть до апреля 1942 года[68]. К сожалению, это случится именно тогда, когда к Гавайям подойдет Ямамото во главе Объединенного флота.

Реальность

Никаких предупредительных звонков Старка или Маршалла не было. Позже было обнаружено, что связь была разрушена японцами[69]. Приход «Энтерпрайза» был отложен на два дня из-за плохой погоды, вследствие чего авианосец был в 200 милях от Оаху в утро сражения. Вся авиация — и армейская и морская — находилась в 4-х часовой готовности. От этого была даже некоторая польза: хотя самолеты были потеряны, многие пилоты пережили этот день.

«Неваде» запретили двигаться каналом, после того как корабль получил первые повреждения. Линкор сел на грунт около госпиталя, где и был разрушен.

Перл Харбор остался передней базой для Тихоокеанского флота, который был реорганизован вокруг быстроходных авианосных соединений. Альтернатива, разыгранная здесь, показала, что только очень быстрая смена убеждений у военных и морских командующих на Гавайях и в Вашингтоне может поменять исторический результат событий 7 декабря 1941 года.

Джеймс Арнольд. КОРАЛЛ И ПУРПУР^{25}

(Потерянное приключение)

Станция «Гипо», Гонолулу, 17 апреля, 1942

— Это совсем другое, Джо, — сказал офицер военно-морской разведки лейте-нант-коммандер Эдвин Лэйтон. — Сам Кинг требует вашего анализа, и он требует его быстро.

— Боже правый! — ответил лейтенант-коммандер Джозеф Рочфорт. — Я не понял, что он знает о нашем присутствии. Я немедленно доложу ему.

Лэйтон повесил трубку. Он вспомнил инструкцию, данную ему адмиралом Честером Нимицем в один из тех ужасных дней после Перл-Харбора. Нимиц сказал тогда Лэйтону: «Будь адмиралом Нагумо моего штаба!» Нимиц потребовал, чтобы Лэйтон проанализировал войну с точки зрения японцев, и объяснил ему стратегию и цели противника. Нимиц понимал, что в 1942 году Тихоокеанский флот Соединенных Штатов будет уступать противнику по числу кораблей основных классов^{26}. Чтобы как-то справиться с возникшими трудностями, он стремился как можно шире использовать аналитический подход и разведку.

То был высокий приказ, а Лэйтон обладал уникальными личными данными для выполнения этого задания. Он исполнял обязанности военно-морского атташе в Токио. Многочисленные партии в бридж с адмиралом Исороки Ямамото и его штабом дали Лэйтону полезное понимание — ключ к характеру японских офицеров. Пользуясь этой информацией, данными, предоставленными службой радиоперехвата, отслеживающей движение японских кораблей, а также все более и более успешными результатами дешифровки японского военно-морского кода JN-25B, Лэйтон получил возможность предсказывать японскую военно-морскую стратегию. После долгой и кропотливой работы аналитики сортировали перехваченные японские шифрованные радиопереговоры и определяли номера японских баз и кораблей. На этом основании они могли вычислить, где и когда противник сконцентрирует свои силы. К исходу третьего месяца войны Рочфорт и его команда научилась перехватывать и дешифровывать японские радиопереговоры.

В начале апреля Рочфорт выяснил, что японцы собираются возобновить операции на юго-востоке Тихого океана, для которых используют название «Кампания RZP». Рочфорт провел ряд экспериментов и в конце концов идентифицировал RZP как Порт-Морсби^{27}. Удалось определить, что речь шла также об острове Тулаги из группы Соломоновых островов. Рочфорт добавил, что активное строительство в Рабауле указывает, что этот пункт будет играть роль главной японской базы во время операций в Коралловом море. К 7 апреля Рочфорт сообщил, что ремонт на авианосце «Kaгa» будет ускорен, и он сможет участвовать в кампании. Чуть позже Нимиц получил ряд донесений от австралийского военного руководства об усилении воздушных налетов на Порт-Морсби. Эти налеты укладывались в предсказания Рочфорта.