Пол Андерсон

Мятежные миры

ПРОЛОГ

Создай единство.

Я/мы: ноги Хранителя Северных Врат и других, которые могут быть, а также Плотогона и Исполненного Печали, которых уже никогда не будет, и Многомудрого, Открывателя Пещер и Великого Песнопевца, которые тоже оставили нас навсегда; крылья Знающего Руды, и Молнии, Которая Попала в Дом, и тех, что будут потом, и Многомудрого, которому уже не быть; а вот руки — те совсем еще юные, им только предстоит разделить воспоминания и вступить в единство.

(О свет, о ветер, о река! Они несутся слишком быстро, они рвут меня/нас на части.)

Могущество. Это не первые юные руки, которые приходят сюда, чтобы вспомнить о странствии, проделанном столько лет назад, задолго до того, как он/она были рождены на свет. Да наверняка и далеко не последние. Думай же упорно. Не торопись.

(Смутно, смутно… Пара ног, лица не различишь… а может быть, у них клювы?)

Вспоминай же. Вольготно расположись там, где тихо шепчутся листья в тени ярко окрашенных сухопутных кораллов; впитывай в себя свет, и ветер, и звон речных струй. Пусть свободно потекут в тебя воспоминания о делах, свершенных задолго до того, как мои/наши руки появились на свет.

(Теперь яснее: они такие странные, что непонятно, как можно охватить их взглядом, не говоря уж о том, чтобы удержать в моей/нашей памяти?.. Ответ: глаза привыкают видеть их, нос — обонять, ухо слышать язык ног, члены крыльев и рук — дотрагиваться до их кожи и осязать ее, а щупальца — пробовать на вкус то, что они выделяют.)

Пока все идет хорошо. И гораздо быстрее, чем обычно. Возможно, я/мы сможем образовать единство, которому захочется часто возникать.

(Вспышка радости, волна страха, воспоминания: отчужденность, опасность, боль, смерть, возрождение для новых мук.)

Лежи спокойно. Это было так давно.

Время тоже едино. Настоящее — неуловимо, только прошлое и будущее достаточно длительны, чтобы стать реальностью. И то, что когда-то произошло, нам известно. Пусть почувствуют мои/наши юные руки, что я/мы — лишь частица Нас — Камней, Рожденных Молнией, Рудокопов, Лесорубов и Строителей, Землепашцев, Горожан, а потом и Торговцев, и что каждая создаваемая нами личность обязана знать о тех, кто может явиться к нам из заоблачных сфер, дабы не позволить их опасным чудесам довести нас до гибели.

А потому да соединятся руки с ногами и крыльями. Пусть народившаяся личность опять вспомнит и переживет поход Открывателя Пещер и Исполненного Печали в те дни, когда чужеземцы, имеющие всего одно тело, но несмотря на это обладающие речью, отправились через горы навстречу битве. И с каждым новым воспоминанием, с каждой новой встречей с ними я/мы станем обретать более ясное понимание и хоть чуть-чуть продвинемся по пути, приближающему нас к постижению их сущности.

Правда, нельзя исключить возможность того, что, двигаясь по этому пути, мы идем в ложном направлении. Та личность, что вела их, как-то ночью обмолвилась, что она/он/оно сомневается, понимают ли они сами себя и способны ли прийти к такому пониманию в будущем.

Глава 1

Спутник-тюрьма вращался по широкой вытянутой орбите вокруг Ллинатавра, расположенного вдали от оживленных космических трасс. В иллюминаторе камеры Хью Мак-Кормака эта планета была видна в различных фазах. Иногда это было лишь темное пятно, слегка тронутое по краям розово-золотистой краской рассвета, с яркой звездочкой — столицей Катавраяннисом, — сияющей в ночи. Иногда же планета походила на изогнутый турецкий ятаган, рядом с которым ослепительно сверкало солнце этой системы. Когда же она была видна целиком, то напоминала круглый щит, расписанный лазурью океанов, над которыми стремительно проносились серебристые гряды облаков, пересекая континенты, окрашенные в коричневато-желтые и зеленые тона.

На таком расстоянии Терра выглядела бы точно так же (только на ней с приближением все четче проступали бы следы разрушения, как то бывает с красотками, которые в юности слишком увлекались мужчинами), но Терра находилась в двухстах световых годах отсюда. К тому же оба эти мира нисколько не походили на ржаво-красный и желто-бурый Эней, по которому так истомились глаза Мак-Кормака.

Спутник не вращался вокруг своей оси. Нужная сила тяжести внутри него обеспечивалась специальными генераторами, создающими гравитационное поле. Однако благодаря движению по орбите небеса величественно проплывали мимо иллюминатора камеры адмирала. Когда Ллинатавр и его солнце исчезали, глаза наблюдателя привыкали к новому освещению: в небе появлялись другие звезды. Они покрывали все видимое пространство — немигающие, сверкающие, как разноцветные драгоценные камни, острые, как осколки льда. Ярче всего горела альфа Южного Креста — двойной бело-голубой гигант, находившийся отсюда всего лишь в десяти парсеках. Немногим дальше была и бета Креста — звезда того же типа, но одиночная. А в другой части небесной сферы опытный глаз мог обнаружить красное свечение Альдебарана и Арктура. Они напоминали узнику о далеких кострах, согревающих людские становища. Отсюда взор сам собой скользил к Денебу и Полярной — несказанно далеким от Империи и ее извечных противников. Они вызывали ощущение вечного космического холода.

Легкая усмешка искривила губы Мак-Кормака. «Если бы Кэтрин настроилась на волну моего мозга, — подумал он, — она наверняка сказала бы, что в Книге Левит можно отыскать предостережения против подобного нагромождения метафор».

Он не мог себе позволить долго думать о Кэтрин. «Мне повезло, что камера расположена на внешней поверхности спутника. Да тут и достаточно комфортабельно. Что навряд ли соответствует намерениям Снелунда».

Помощник начальника тюрьмы проявил столько огорчения случившимся и сочувствия, сколько мог себе позволить.

— Мы… Мы получили приказ задержать вас, адмирал Мак-Кормак, — выдавил он из себя. — Приказ самого губернатора. До суда или… отправки на Терру, до дальнейших распоряжений, — он глянул на текст факса, лежащий у него на столе, будто надеясь, что формулировки изменились за то время, которое прошло с тех пор, как он впервые прочел его. — Хм… одиночное заключение, никаких внешних контактов, в соответствии с положением о повышенных мерах безопасности… Честно говоря, не понимаю, почему вам не разрешены ни книги, ни бумага, ни хотя бы кинопроектор, чтобы скоротать время… Я обращусь к его превосходительству и попрошу изменить этот пункт…

«Я-то знаю, почему, — подумал Мак-Кормак, — отчасти по злобе, а главное — это начальная стадия процесса, который должен сломить меня. — Адмирал расправил плечи. — Что ж, пусть попробует».

Сержант дворцовой гвардии, доставивший арестованного из космопорта Катавраянниса, грубо вмешался в разговор, прикрикнув:

— Не сметь обращаться к предателю с титулом, который он опозорил!

Помощник начальника тюрьмы резко выпрямился, бросил на гвардейца яростный взгляд и рявкнул:

— Сержант, прежде чем уйти в отставку и занять это место, я двадцать лет прослужил во Флоте. Я имею звание главного старшины. Согласно табели о рангах, введенной его императорским величеством, любой офицер Имперского Флота выше чинов полувоенизированных местных служб. Адмирал Мак-Кормак может быть отстранен от командования, но до тех пор, пока его не лишили звания по постановлению Военного суда или декрету его величества, ты обязан относиться к нему почтительно, если не хочешь крупных неприятностей.

Багровый от гнева, тяжело дыша, он, казалось, хотел добавить еще кое-что, но передумал. После нескольких минут гробовой тишины, пока пара здоровенных солдат-гвардейцев переминалась с ноги на ногу, он сухо добавил:

— Распишись в приказе о доставке арестованного и убирайся.

— Но мы должны… — начал было сержант.

— Если у тебя есть письменный приказ о чем-то, кроме передачи этого джентльмена в мои руки, предъяви его. — Последовало долгое молчание. — Распишись и выметайся. Я не собираюсь повторять что-либо дважды.

Мак-Кормак запомнил имя и лицо помощника начальника тюрьмы так же тщательно, как и имена и лица всех, кто принимал участие в его аресте. Когда-нибудь… если, конечно, такой день наступит…

А куда делся его начальник? Мак-Кормак не знал. За пределами Энея он никогда не занимался ни гражданским правосудием, ни тюремным персоналом. А о своих преступниках Флот заботится сам. Даже его отправка в эту тюрьму была гнусным оскорблением, которое объяснялось стремлением изолировать адмирала от товарищей-офицеров, которые могли бы помочь ему. Мак-Кормак предполагал, что Снелунд заменил прежнего начальника тюрьмы либо своим фаворитом, либо проходимцем, который дал ему взятку, подобно тому как распорядился многими постами с тех пор, как стал губернатором этого сектора. А новый начальник, разумеется, смотрит на свою должность как на чистую синекуру.

Так или иначе, адмиралу пришлось сменить мундир на серую робу арестанта; правда, эту процедуру ему разрешили проделать в специальной кабинке. Его поместили в одиночную камеру, но хотя она была голой и неуютной, в ней можно было ходить и она обладала удобствами, продиктованными соображениями гигиены. На потолке находилось приспособление для аудиовидеосканирования, но размещалось оно так, что от его объективов можно было отгородиться с помощью простыни. И никто ему этого не запретил. Адмирал никого не видел и не слышал, но пища была съедобной, через окошко подавалось чистое белье, а для удаления отходов имелось специальное устройство. Но самое главное — у него был иллюминатор!

Без этого солнца, без этих планет и созвездий, без этого морозного кипения Млечного Пути и тусклого отблеска далеких галактик адмирал просто не выдержал бы. Он умолял бы о свободе, признался бы в чем угодно, целовал бы руки своего палача, а честняги-врачи сообщили бы на Терру, что на теле адмирала следов пыток не обнаружено, равно как и следов промывания мозгов. И случилось бы это вовсе не из-за отсутствия внешних впечатлений как таковых. Причиной была бы невозможность отвлечься хоть чем-нибудь от неотвязных мыслей о Кэтрин, от отсутствия способов надежно определить, сколько же времени прошло с того момента, как она попала в лапы Аарона Снелунда. Мак-Кормак не стал скрывать этой слабости от себя самого — ведь это было совсем не то, чего бы мог устыдиться мужчина.

Почему все же губернатор не распорядился посадить его в глухой мешок? Может быть, простая оплошность, вызванная занятостью другими делами. А может, Снелунд настолько самовлюблен, что даже не подозревает: есть люди, которые любят жен больше собственной жизни.

Конечно, по мере того как один стандартный день сменяется другим (здешнее холодное белое освещение никогда не меняется), Снелунд может и призадуматься, почему к нему не приходят известия об изменениях в поведении адмирала. Если бы его соглядатаи информировали его о сложившейся ситуации, губернатор, без сомнения, приказал бы перевести Мак-Кормака в другую камеру. Но агентура, завербованная среди тюремной охраны на крохотной искусственной луне, надо думать, не отличается особым рвением. Кроме того, они, конечно, не докладывают лично губернатору сектора — вице-королю пространства, охватывающего пятьдесят тысяч кубических световых лет вокруг альфы Южного Креста, да к тому же очень близкому другу его императорского величества. Нет, это им не по силам, даже если речь идет об адмирале Флота, ранее отвечавшем за оборону этой части владений Империи.

От ничтожных агентов донесения будут сначала поступать мелким чиновникам, а потом пойдут вверх по инстанциям. И кто-то, возможно, позаботится о том, чтобы эти материалы — нет, не пропадали, — а просто ложились под сукно, дабы затеряться в недрах архивов.

Мак-Кормак вздохнул. Его вздох прозвучал неожиданно громко на фоне бессмысленного шепота вентиляторов и клацанья адмиральских сапог по металлическому полу. Как долго еще сможет заботиться о нем неизвестный союзник?

Данных об орбите спутника у адмирала не было. Тем не менее он довольно легко мог прикинуть угловой диаметр Ллинатавра, да и основные параметры планеты, в том числе ее массу, он помнил. Пользуясь этим, Мак-Кормак мог приблизительно вычислить радиус-вектор и период обращения спутника. Конечно, трудновато произвести в уме расчеты, связанные с применением законов Кеплера, но ведь все равно других занятий-то нет, верно? Полученные результаты более или менее подтвердили его предположение, что еду приносят трижды в сутки. Он, конечно, не мог вспомнить, сколько раз его кормили до тех пор, пока он не стал завязывать узелки на ниточке. Десять? Пятнадцать? Что-то в этом роде. Добавим это к тридцати семи узелкам и получим сорок-пятьдесят корабельных вахт, или тринадцать — шестнадцать суток Терры, или пятнадцать-двадцать энейских.

Эней! Башни Виндхоума — высокие, серые, их флаги мечутся в ветреном небе. Обрывы утесов, провалы расселин, алые, охряные, бронзовые пятна там, где Илионский шельф обрывается к серо-синим равнинам Антонина, некогда лежавшим на дне. Рев Вилдфосса, бешено прыгающего по камням, срывающегося с немыслимой высоты. И смех Кэтрин, когда они верхом мчались по степи, взгляд ее глаз, более синих, чем синяя глубина неба.

— Нет! — крикнул он. Это у Рамоны глаза были синие! У Кэтрин они зеленые! Неужели он уже путает живую жену с той, которая давно умерла?

Но есть ли у него жена? Всего двадцать дней назад придворная гвардия губернатора вломилась в их спальню, арестовала обоих и увела из дома через разные двери. Кэтрин отрывала их лапы от своих запястий и шла под прицелом пистолетов, храня презрительно-гордое выражение, хотя по лицу катились слезы.

Мак-Кормак стиснул руки с такой силой, что суставы затрещали. Боль была как приход нежданного друга. «Не надо, — подумал он. — Если я погублю себя только потому, что сейчас не могу сделать ничего лучшего, я просто выполню за Снелунда его грязную работу. Но что же я могу сделать?»

Сопротивляться. До самого конца.

Уже не в первый раз в его памяти всплыл образ существа, которое он хорошо знал: одинита, огромного, чешуйчатого, хвостатого, четырехпалого, с мордой древнего ящера, но верного соратника по оружию и умницы.

— Вы — человеки — чудной народец, — рокотал его гулкий голос. — Когда вас много, вы демонстрируете образцы мужества, стоящие на грани безумия. Но когда рядом нет никого, кто мог бы рассказать потом о том, как вы погибли, из вас выходит весь Дух, а пустая оболочка безвольно падает на землю.

— Наследственный инстинкт, я думаю, — отвечал Мак-Кормак. — Наша раса начинала как животные, охотившиеся стаей.

— Инстинкт можно победить тренировкой, — отозвался дракон. — Неужели понятие самодисциплины настолько чуждо вашему сознанию?

Теперь, сидя в своей камере, Хью Мак-Кормак кивнул головой.

«У меня, во всяком случае, есть свидетель в лице этой проклятой телекамеры. Возможно, в один прекрасный день кто-нибудь — Кэтрин, или дети от Рамоны, или какой-нибудь незнакомый мальчуган — увидит эту пленку. — Адмирал лег на койку — единственный предмет меблировки, кроме умывальника и стульчака, — и закрыл глаза. — Сегодня до ужина я обязательно сыграю в мысленные шахматы — по очереди за обоих игроков. Если времени хватит, я, пожалуй, неплохо освою эту технику. А перед едой я проделаю полный комплекс гимнастических упражнений. Те помои, что затем попадут в мое брюхо, вряд ли станут еще противнее оттого, что остынут. Зато после этого я, может быть, легче засну».

Он не стал опускать свой импровизированный занавес. Телекамера показывала наблюдателям высокого, поджарого мужчину, сохранившего гораздо больше живости, чем мог бы дать обычный комплекс процедур против старения. Немногое выдавало его пятидесятилетний возраст (в стандартных годах), кроме проседи в черных волосах и глубоких морщин на длинном сухощавом лице. Адмирал явно никогда не прибегал к омолаживанию и не прятался от сурового ветра множества планет, на которых побывал. Его кожа потемнела и задубела. Выдвинутый вперед треугольник, образованный носом, прямым ртом и тяжелым подбородком, служил как бы противовесом долихоцефальному черепу. Когда адмирал открывал глаза под нависшими мохнатыми бровями, они казались двумя осколками вечного льда. Когда он говорил, его голос казался грубым: десятилетия имперской службы, истекшие с тех пор, как он вернулся в свой сектор, почти уничтожили мягкий энейский акцент в его речи.

Адмирал улегся на койку. Он настолько увлекся попыткой сконцентрировать внимание на воображаемой шахматной доске, которая все время норовила исчезнуть в туманной дымке, что даже пропустил звук первого взрыва. Только когда раздалось еще одно «бах!» и стены содрогнулись, адмирал вдруг осознал, что это уже второй взрыв.

— Что, во имя хаоса?.. — Адмирал вскочил на ноги.

Третий взрыв показался более глухим, зато от него зазвенели металлические стены тюрьмы. «Тяжелые штурмовые ружья», — подумал он. На лбу Мак-Кормака выступил пот. Сердце стучало кузнечным молотом. Что происходит? Он бросил взгляд в иллюминатор. В нем виднелся Ллинатавр — мирный, спокойный, безразличный к происходящему. У самых дверей раздался какой-то шум. Прямо возле молекулярного замка возникло пятно — сначала красное, а потом раскалившееся добела. Кто-то резал сталь с помощью бластера. Мак-Кормак слышал голоса — неразборчивые, но явно возбужденные и злые. Крупнокалиберная пуля провыла в коридоре, срикошетила от стены со звоном и улетела куда-то.

Дверь не отличалась большой толщиной — ведь в ее задачу входило лишь помешать бегству узника, у которого нет ничего, кроме голых рук. Сплав не выдержал и потек вниз, как лава вулкана, тут же застывая странными узорами. Пламя бластера прорвалось в дыру, расширяя ее. Мак-Кормак прикрыл глаза рукой, защищая их от непереносимого блеска. Запах озона обжигал ноздри. В голове почему-то мелькнула дурацкая мысль: к чему так транжирить энергию?

Луч бластера погас. Дверь широко распахнулась. В нее ворвалась дюжина солдат. Большинство из них носило форму Космофлота. Двое в штурмовых скафандрах походили на роботов. Они тащили тележку на антигравах, которая служила подставкой для тяжелой энергетической пушки Холбарта. Был тут и кентавроид-донаррианец, куда более внушительный, чем гиганты в скафандрах. Его украшал целый арсенал разного оружия, висевшего прямо на голом теле, хотя инопланетянин и предпочел всему боевой топор. С топора текла кровь. Обезьянье лицо кентавра расплывалось в улыбке от уха до уха.

— Адмирал! Сэр! — Мак-Кормак не узнал юношу, бросившегося к нему с протянутыми руками. — С вами все в порядке?

— Да! Да! Что… — Мак-Кормак не мог скрыть растерянности. — Что происходит?

Офицер отдал честь:

— Лейтенант Насрелдин Хамид, сэр. Командую группой по вашему освобождению по распоряжению капитана Олифанта.

— Нападение на объект, принадлежащий Империи? — Казалось, голосовые связки адмирала принадлежат кому-то другому.

— Сэр, они собирались прикончить вас. Капитан Олифант в этом абсолютно уверен. — Хамид выглядел совсем растерянным. — Нам надо уходить, сэр. Мы пока не понесли потерь. Человек, который тут командовал, знал о наших намерениях и отослал большую часть своих людей. Он уходит с нами. Несколько человек отказались подчиниться ему и оказали сопротивление. Это люди Снелунда. Мы с ними разобрались, но кое-кто остался жив. Надо думать, они доложат о случившемся, как только наши корабли перестанут глушить их радиосигналы.

Происходящее казалось Мак-Кормаку нереальным. Какая-то часть его рассудка задалась вопросом: а не сошел ли он с ума?

— Губернатор Снелунд назначен самим Императором, — удалось выдавить из себя адмиралу. — Единственный законный способ улаживать противоречия — решать проблемы в судебном порядке.

К ним подбежал еще один человек. Свой энейский акцент он сохранил в неприкосновенности.

— Пожалуйста, сэр! — Он был почти на грани истерики. — Без вас мы бессильны, сэр! На большинстве планет вспыхивают мятежи… и на нашей с вами тоже, в Борее и Айронленде. Снелунд пытается заставить Флот поддержать его бандитские шайки, чтобы подавить мятежи… обычными способами… даже атомными бомбардировками, если не помогут ни огонь, ни меч, ни обращение в рабство…

— Воевать со своим собственным народом, — прошептал Мак-Кормак, — в то время как на границах варвары…

Взор адмирала снова упал на Ллинатавр, ярко горевший за иллюминатором.

— Что с моей женой?

— Я не… не знаю… о ней ничего, — с запинкой произнес Хамид.

Мак-Кормак резко повернулся к нему. Ярость прорвала плотину сдержанности. Он схватил лейтенанта за отвороты мундира.

— Это ложь! — закричал он. — Ты не можешь не знать! Олифант не отправил бы людей в рейд, не сообщив им самых последних деталей!

«Что с Кэтрин?»

— Сэр, скоро обнаружится, что мы глушим сигналы. У нас всего лишь вспомогательный разведывательный корабль. Любой патрульный…

Мак-Кормак встряхнул Хамила так, что у того застучали зубы. Лицо адмирала лишилось всякого выражения, будто оно принадлежало роботу.

— Вся эта суматоха началась из-за похоти Снелунда, возжелавшего Кэтрин, — сказал он безжизненным голосом. — При дворе губернатора обожают смаковать столь пикантные слухи. А то, что знает двор, моментально распространяется по всему Катавраяннису. Она все еще во дворце, не так ли?

Люди прятали глаза, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Я слышал, что это так, — промямлил Хамид. — Прежде чем атаковать, мы остановились на одном из астероидов — сделали вид, будто это обычная смена гарнизона, — и постарались опросить тех, кого там встретили… Один из них был торгаш, прилетевший туда накануне. Он сказал… ну… было объявлено и о вас, сэр, и о том, что ваша леди «задержана для допроса»… но она и губернатор…

Он замолк, не находя слов.

— Не продолжай, сынок, — почти без выражения тихо ответил адмирал. — Пошли на твой корабль.

— Мы не мятежники, сэр, — почти жалобно сказал Хамид. — Вы нужны нам, чтоб сдержать этого чудовищного мерзавца, пока нам не удастся довести истину до ушей Императора…

— Нет, мятежом теперь этого не назовешь, — ответил Мак-Кормак. — Теперь это уже восстание. — Его голос рвал воздух как свист бича. — Вперед. На полусогнутых!

Глава 2

Адмиралтейство представляло собой целый город, поднимавшийся высоко-высоко над той частью Скалистых гор Северной Америки, где он был расположен. На память невольно приходили мифические титаны, взгромоздившие Пелион на Оссу, когда штурмовали Олимп.

— И в один прекрасный день, — шепнул Доминик Флэндри юной даме, которой он показывал Адмиралтейство (сравнение должно было продемонстрировать его высочайшую эрудицию), — боги могут разгневаться так же, как гневались в прошлом. Но будем надеяться, последствия их ярости на этот раз будут менее плачевны.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила она. Поскольку цель Флэндри заключалась вовсе не в просвещении дамы, а в том, чтобы соблазнить ее, он лихо закрутил ус и вкрадчиво произнес:

— Я хочу сказать: вы слишком очаровательны, чтобы обременять вас моими глупыми предчувствиями. Вы хотели посмотреть звездный глобус, с помощью которого прокладывают курс в космосе, это здесь — пойдемте.

Он не стал объяснять ей, что великолепные трехмерные изображения звезд предназначены только для туристов. Ведь даже самые ничтожные астрономические расстояния слишком велики, чтобы карты, каковы бы они ни были, могли принести хоть какую-нибудь пользу. Реальная же информация хранилась в огромных банках памяти весьма непрезентабельных компьютеров, которых обычным гражданам видеть не полагалось.

Когда кэб Флэндри сегодня оказался на территории Адмиралтейства, ему вдруг вспомнился этот давний, совершенно незначительный эпизод. Завершился он тогда к полному его удовлетворению. Но ум Флэндри еще долго был занят случайно возникшим сравнением, которое он тогда не разъяснил своей пассии.

Вокруг него поднимались монументальные разноцветные стены, такие высокие, что на самых нижних этажах флюоропанели горели круглосуточно, а по стенам лианами тянулись линии надземок, ведущие к вершинам зданий, которые тонули в облаках или купались в солнечном свете. В небе кишели тысячи воздушных кораблей, и их сверкающий танец был так сложен, что управлять им мог лишь мощный электронный мозг. Между зданиями лились транспортные потоки; они то выползали на свет, то вдруг исчезали в туннелях или в пещерах, расположенных под фундаментами рукотворных монстров. Кэбы и автобусы — воздушные и наземные — были почти бесшумны, как и движущиеся тротуары. Порой раздавались голоса и шорох шагов. И все же Адмиралтейство словно купалось в круглосуточном гуле, подобном гудению пчелиного улья, — отголосках той огромной работы, которая шла в недрах зданий.

Ибо здесь находилась ось имперского могущества. Терра, грубо говоря, правила пространством, имевшим форму сферы, в диаметре составлявшей свыше четырехсот световых лет. В нее входили более четырех миллионов звездных систем, из которых свыше ста тысяч в той или иной степени зависели от Терры.

Такова была внешняя сторона Адмиралтейства — предмет его особой гордости. Ну а ежели заглянуть за сцену… Флэндри очнулся от своих мыслей. Его машина спланировала к Разведывательному управлению. Он в последний раз глубоко затянулся сигаретой, сунул ее в утилизатор и придирчиво оглядел свой мундир. Вообще-то он предпочитал тот щегольской вариант формы с различными элегантными отступлениями от общепринятого, который дозволялся достаточно гибкими правилами, а чаще такой, какой даже они не одобрили бы. Однако если ваш отпуск прерван спустя лишь несколько дней после прибытия на Терру и вам приказано немедленно явиться к вице-адмиралу Хераскову, то для вашего же здоровья полезней, если вы прибудете к нему в простом белом мундире и в таких же брюках, выпустив последние поверх аккуратных ботинок, с ремнем вместо шарфа, в повседневном сером плаще и в берете, скошенном так, чтобы кокарда с солнечным протуберанцем приходилась как раз посередине вашего лба.

«Власяница и пепел больше подходили бы к случаю, — печально подумал Флэндри. — Три пышнотелые девицы, готовые и даже жаждущие украсить своим присутствием празднества по случаю моего дня рождения, каковые — распланированные на неделю — должны были начаться завтра в Эверест-хаузе, не говоря уж о меню, на разработку которого я затратил целых три дня! Мы могли бы растянуть удовольствие на столько времени, сколько понадобилось бы, чтобы доказать: четверть века не такой уж дряхлый возраст, как полагают некоторые! И вместо этого — такая вот неприятность!»

Коммуникационное устройство в здании связалось с кэбом. Флэндри высадили на пятнадцатом этаже гостевого гаража. Гравимоторы автоматически выключились. Доминик опустил свою карточку в прорезь автомата, который снял с нее один кредит, а затем открыл дверь. Морской пехотинец у входа сунул документы капитан-лейтенанта и бланк вызова в другую машину и разрешил ему идти дальше. Направляясь к нужному лифту, Флэндри миновал несколько залов. Боясь опоздать к начальству, он предпочел идти пешком, а не воспользоваться самодвижущейся дорожкой.

Людские толпы текли по коридорам, ручейками ответвляясь во всякие помещения и кабинеты. Тут были все ранги — от младших техников до адмиралов, на чьих плечах лежала ответственность за безопасность тысяч миров. Попадались и ученые, которым с трудом удавалось удерживать Империю на плаву в полной смертельных сюрпризов Вселенной. Формы, краски, звуки речи, осязательные ощущения, когда Флэндри касался одежды какого-нибудь инопланетянина, пестрым вихрем пролетали мимо капитан-лейтенанта.

«Опять бегом, опять беда, и так всю жизнь, и так всегда, — бурчало мрачное настроение Флэндри. — Снова работа, ибо приближается ночь, Долгая Ночь. Империя погрузится в хаос, и завывающие толпы варваров будут разбивать свои шатры на ее развалинах. Ибо разве можно вечно играть роль господ, если даже наше звездное скопление, расположенное где-то на самой окраине Галактики, так огромно, что мы, по сути дела, не в состоянии изучить хотя бы небольшую его часть. Возможно, нам уж никогда не узнать ничего, кроме узкого спирального рукава, который мы так часто видим на картах. Господи, да даже половины солнц в том микроскопическом кусочке пространства, на который мы претендуем, мы и по разочку не посетили.

Наши предки летали куда дальше, чем мы знаем и помним. И когда ад взорвался им в лицо и их цивилизация, казалось, разваливалась на части, они залатали ее с помощью Империи. И превратили Империю в эффективный механизм.

А мы… Мы утратили волю к жизни. Слишком уж долго нам жилось легко и приятно. И потому-то мерсейцы уже стоят у Бетельгейзе, отовсюду прут варварские орды, которые рвутся в цивилизованные миры… А я-то чего беспокоюсь? Ведь если когда-то карьера на Флоте казалась мне блестящей, то теперь, когда мне показали задники декораций, я с наслаждением готов заняться чем-нибудь другим…»

Тут Флэндри остановила какая-то женщина. Надо полагать, она явилась сюда по служебному делу, так как здешние гражданские служащие вряд ли легко отделались бы, будь они одеты в почти прозрачный лоскут радуги. Впрочем, она казалась специально созданной для такого рода одежды.

— Извините, — обратилась она к нему. — Не могли бы вы сказать, как найти кабинет капитана Юань Ли? Боюсь, я безнадежно заблудилась.

Флэндри поклонился:

— Разумеется, миледи. — Поскольку он всякий раз по возвращении на Терру являлся туда, теперь ему не составило труда провести ее к капитану. — Передайте ему, что капитан-лейтенант Флэндри считает его счастливчиком.

Ее ресницы дрогнули.

— О, сэр! — Она дотронулась до эмблемы на его груди: глаз на фоне звезды. — Я ведь поняла, что вы из разведки. Поэтому и остановила вас. Это так интересно… Я хотела бы…

Флэндри расплылся в широкой улыбке:

— Что ж, поскольку мы оба знакомы с дорогим Юань Ли…

Они обменялись именами и адресами. Красотка ушла, покачивая бедрами, Флэндри же двинулся дальше.

Настроение у него чудесным образом улучшилось. «В конце концов, другая работа может оказаться еще более занудной. — Он достиг нужной шахты. — Тут-то я и сяду». Вступив в портал, он с удовольствием отдался в объятия негагравитационного поля, поднявшего его в высшие сферы.

Вернее, Флэндри попытался расслабиться, но не преуспел в этом деле на все сто. Хороша девчонка или нет, а офицеру, только что произведенному в чин капитан-лейтенанта и вызванному к заместителю начальника Оперативного управления, лучше иметь язык на привязи, а ладони — чуть влажными от страха.

Ухватившись за поручень, Флэндри вынырнул на девяносто седьмом этаже и поспешил по коридору. Здесь господствовала тишина. Редкие приглушенные голоса да иногда слабый гул какой-то машины только подчеркивали гробовое молчание, царившее в этих суровых стенах. Все офицеры, которых он встречал, были гораздо старше его по чину, их глаза не замечали Флэндри, их мысли витали где-то среди далеких-далеких солнц.

Когда он достиг дверей кабинета Хераскова, в приемной вместо секретаря оказались сканер и микрофон, соединенные с компьютером столь примитивным, что слово «интеллект» вряд ли было уместно по отношению к нему. Впрочем, большего и не требовалось. Все маловажное было отфильтровано на предшествующих стадиях. Флэндри пришлось минут пять ждать, пока компьютер не велел ему пройти во внутреннюю дверь.

Комната, куда он попал, была большая, с высоким потолком и с великолепным ковром на полу. В одном углу стоял инфотривер с огромным видеофоном, в другом — маленький автомат с прохладительными напитками. На стенах висели три-четыре картины и столько же полок, уставленных сувенирами былых побед. Задняя стена представляла собой большой экран. В данный момент на нем красовалось изображение Юпитера, снятое с приближающегося космического корабля, — изображение настолько яркое, что посетители, попадавшие сюда впервые, надолго теряли дар речи. Флэндри замер по стойке «смирно» возле колоссального письменного стола и отдал честь, от усердия чуть не вывихнув руку.

— Капитан-лейтенант Доминик Флэндри прибыл по вашему приказу, сэр.

Человек, сидевший за столом, тоже был одет в будничную форму. Он не носил никаких наград, которые, наверное, могли бы укрыть всю его грудь, кроме скромного бриллианта, свидетельствовавшего о рыцарском звании, получить каковое было потруднее, нежели титул герцога или графа. Однако туманность и звезда на его погонах сияли куда ярче окруженной кольцом планеты на плече Флэндри. Человек был невысок, широкоплеч, лицом напоминал обиженного мопса, голову его покрывал жесткий ежик седеющих волос. Сердце у Доминика забилось сильнее.

— Вольно, — уронил вице-адмирал сэр Илья Херасков. — Садитесь. Курите? — Он пододвинул Флэндри коробку сигар.

— Спасибо, сэр. — Молодой человек все еще не пришел в себя. Он взял сигару и долго раскуривал ее, пока кресло принимало форму его напряженных мускулов, намекая, что посетитель может немного расслабиться. — Адмирал слишком добр. Не думаю, что существует лучший сорт, нежели «Южная корона». — По правде говоря, Флэндри мог бы назвать с десяток лучших, но и этот недурен. Дым мигом куснул язык, а затем плотным облаком вышел через ноздри.

— Может, кофе? — предложил хозяин, командовавший миллионом агентов в Империи и за ее пределами. — А может, чай или джаин?

— Нет, благодарю вас, сэр.

Херасков изучал Флэндри устало и как бы извиняясь, но тот чувствовал себя так, словно его просвечивают рентгеновскими лучами.

— Я прошу извинить меня, что пришлось прервать ваш отпуск без предупреждения, капитан-лейтенант, — продолжал адмирал. — Надо полагать, у вас были задуманы великолепные развлечения. Вижу, вы даже лицо изменили.

Они никогда не встречались. Флэндри заставил себя выдавить улыбку.

— Да, конечно, сэр. То, которым меня наградили предки, мне успело изрядно поднадоесть. И уж раз я отправлялся на Терру, где биоскульптура распространена так же, как косметика… — Он пожал плечами.

Но изучающий взгляд не отрывался от него. Херасков видел перед собой атлета ростом сто восемьдесят четыре сантиметра, широкоплечего, с узкими бедрами. По белым ухоженным рукам можно было догадаться, что их хозяину осточертело тратить долгие часы на поддержание кошачьей мягкости кистей. На лице выделялись явно подновленные черты — прямой нос, высокие скулы, глубокая ямка на подбородке. Подвижный рот, глаза, меняющие цвет в зависимости от освещения, а также чуть изогнутые брови были явно наследственными. В речи была заметна несколько аффектированная манера растягивать слова.

— Без сомнения, вы удивляетесь, почему именно ваше имя было выбрано из списка личного состава? — спросил Херасков. — И почему вас вызвали сюда, а не к вашему непосредственному начальнику — капитану Юань Ли?

— Да, сэр. Мне кажется, я ничем не заслужил вашего внимания.

— Похоже, вы к этому и не стремились. — В усмешке Хераскова особого юмора не ощущалось. — И тем не менее вы его удостоились. — Адмирал откинулся на спинку кресла, скрестил короткие крепкие ноги и сцепил волосатые пальцы рук. — Что ж, отвечу на ваши вопросы. Во-первых, почему именно вы — скромный офицер — избраны из десятков тысяч таких же? Пожалуй, скажу, если ваше самомнение еще не успело уведомить вас об этом, что на определенном уровне нашего Управления вы вовсе не так уж и незаметны. Если бы дело обстояло иначе, то вы не получили бы свой нынешний чин в столь юные годы. Нет, мы заинтересовались вами еще со времен Старкадского дела. Оно было спущено на тормозах, но его отнюдь не забыли. Последовавший за этим перевод вас в разведку дал небезынтересные результаты. — Тут Флэндри с трудом подавил тревогу, а Херасков опять хмыкнул — будто лязгнули ржавые цепи. — Мы узнали кое-какие факты, которые вы утаили от нас. Можете не беспокоиться… пока. Компетентных людей в наше время ничтожно мало, так что Службе приходится на некоторые эскапады смотреть сквозь пальцы. Вы либо погибнете, либо совершите нечто такое, что заставит нас заняться вами, либо и в самом деле пойдете очень далеко.

Прежде чем продолжить, адмирал перевел дыхание.

— Для нынешнего дела нам требуется темная лошадка. Я не разглашу важных секретов, если скажу, что последний мерсейский кризис гораздо хуже, чем правительство сообщает своим подданным. Эта штука может оказаться для нас бомбой замедленного действия. Но я думаю, нам все же удастся ее обезвредить. На этот раз Империя действует быстро и решительно. Но ситуация требует, чтобы мы держали основные силы своих флотов на границе, пока мерсейцы не поймут, что мы шутки шутить не намерены и Джиханнатом завладеть не позволим. Разведывательные операции достигли там таких масштабов, что Службе пришлось забрать всех опытных полевых агентов из других мест.

А между тем совсем в противоположном конце территории, находящейся под нашей юрисдикцией, возникло новое осложнение. Потенциально худшее, чем какие-то единичные стычки с Мерсейей. — Херасков поднял руку. — Не воображайте, что вы будете единственным, кого мы посылаем туда, не предполагайте и того, что можете добавить к нашим усилиям больше какого-нибудь кванта энергии. И все же при существующей напряженности каждый лишний квант может оказаться бесценным. Может быть, для вас лично это большая неприятность, но для Империи удача, что вы прибыли на Терру неделю назад. Когда я запросил кадровую службу, кто из обладающих нужными качествами офицеров в данное время имеется в наличии, то ваше личное дело оказалось среди дюжины других, которые мне были присланы.

Флэндри выжидательно молчал.

Херасков резко наклонился вперед. Последние остатки добродушия исчезли. Суровый и не очень приятный человек произнес:

— Если же вас интересует, почему вы вызваны ко мне лично, то причиной тому то обстоятельство, что это единственное место, где нет «жучков», а вы — единственный человек, который, по моему мнению, не способен воткнуть мне нож в спину. Я уже говорил вам, что мы нуждаемся в темной лошадке. В дополнение скажу, что если вы начнете шляться повсюду и горланить о том, что я вам сейчас доверю, то моя карьера рухнет, а меня самого, скорее всего, либо расстреляют, либо продадут в рабство. И все же придется рискнуть. Если вам не будет предельно ясна ситуация, то нечего вас туда и посылать.

Флэндри осторожно откликнулся:

— Я очень квалифицированный лжец, сэр, поэтому будет лучше, если вы поверите моему слову, не заставляя меня распинаться о том, что я не болтун.

— Ха! — Херасков молчал несколько секунд. Затем вскочил с кресла и стал ходить взад и вперед, стуча кулаком по ладони. Теперь слова лились из него ручьем.

— Вас тут тогда не было. После Старкада ваши посещения Терры ограничивались только нуждами переподготовки и прочим в том же роде. И вообще вы были слишком заняты, чтоб следить за придворными интригами. О, скандалы, грязные анекдоты, шуточки — это да, это вы слыхали. Да и кто не слыхал? Но новости, имеющие жизненно важное значение… Позвольте, я кратко введу вас в курс дела.

Уже три года прошло с тех пор, как бедный император Георгиос умер, а Джосип III вступил на трон. Все знают, каков этот Джосип: слишком слаб и туп, чтоб его жестокость могла приносить ожидаемые результаты. Мы все считали, что вдовствующая императрица, пока будет жива, сможет держать его на коротком поводке. А он, по всей видимости, не мог пережить ее надолго, ежели учитывать, как он издевается над своим организмом. Детей он иметь не хочет — куда ему! И Политический Совет, и Генеральный штаб, и Служба внутренних дел, и офицерский корпус, и аристократия Солнечной системы, все они имеют в своих рядах больше прохвостов и бездарей, чем в прошлые времена, но некоторое число порядочных людей там все же сохранилось… очень немного… Я ведь ничего нового вам пока не рассказал, верно?

Флэндри еле-еле успел отрицательно качнуть головой. Херасков снова забегал по кабинету, продолжая говорить:

— Уверен, что вы, как и большинство информированных граждан, сделали для себя определенные выводы. Империя так огромна, что один-единственный человек не в состоянии нанести ей непоправимый ущерб, каким бы всемогущим он теоретически ни казался. Что касается вреда от Джосипа, то он, скорее всего, распространится на кучку придворных, политиканов, плутократов и прочего сброда на Терре и поблизости от нее, так что потеря будет невелика. Мы пережили и куда более поганых императоров.

Заключение вполне логичное. И верное… в определенном смысле. Но все же недостаточно верное. Даже мы — столь близкие к источнику могущества — и то были захвачены врасплох Аароном Снелундом. Слыхали когда-нибудь о нем?

— Нет, сэр. Не слыхал, сэр, — ответил Флэндри.

— Средства массовой информации о нем помалкивают, — объяснил Херасков. — Цензура на этой планете пока еще работает, даже если все остальное пробуксовывает. Двор его знает, люди вроде меня — тоже, но, видимо, наши сведения были далеко не полны.

Детали вы узнаете позже. А пока я дам вам факты, которые хранятся в тайне от публики. Родился он тридцать четыре года назад на Венере от матери-проститутки и неизвестного отца. Произошло это в Сублюцифере, где ты либо рано обучаешься быть беспощадным, либо пускаешь пузыри и идешь на дно. Аарон был не глуп, талантлив и очарователен, если брал на себя труд произвести такое впечатление. На втором десятке он оказался уже здесь — на Терре, подвизаясь на мелких ролях в театре сенсей. Теперь-то — задним числом — я понимаю, какие он вынашивал планы, как скрупулезно изучал вкусы Джосипа, как вложил все средства в создание биоскульптурного образа, а время — в изучение нужной манеры поведения. Когда они встретились, все сработало четко… как сила тяготения. К двадцати пяти годам Аарон Снелунд из жалкого мальчонки-педераста превратился во всесильного фаворита наследного принца. Его дальнейшие шаги заключались в том, чтобы избавиться от людей, занимающих ключевые позиции, и передать их тем, кто лизал задницу самому Снелунду.

Тогда возникла оппозиция. И дело тут было не в одной ревности. Честных людей волновала мысль, что Снелунд может стать движущей силой за кулисами Империи, когда на трон взойдет Джосип. До нас стали доходить слухи о тайной подготовке убийства. Не знаю, испугались ли они оба — Джосип и Снелунд, — или же Снелунд почуял опасность и решил ее предотвратить. Во всяком случае, они встревожились.

Как вы помните, Георгиос умер внезапно. А через неделю Джосип сделал Снелунда виконтом и назначил губернатором сектора альфы Креста. Вы понимаете, в чем тут была главная хитрость? Присвоение более высокого титула могло бы вызвать бурю, но виконтов у нас пучок за пятачок в базарный день. Однако такого титула вполне достаточно, чтоб получить назначение на пост губернатора огромного пространства. Есть сектора слишком богатые, есть слишком могучие, есть слишком близкие к Терре, есть важные в каких-то других отношениях, так что Политический Совет ни за что не потерпел бы там человека, которому доверять нельзя.

Ну а альфа Креста — дело другое!

Херасков щелкнул переключателем. Флюоропанели погасли. Ошеломляющая картина Юпитера — огромного и опоясанного хороводом лун — исчезла. На ее месте появились трехмерные изображения главных звездных систем Империи. Возможно, ярость Хераскова требовала, чтобы нашлось хоть что-то, во что можно было бы ткнуть пальцем. Его коренастая фигура четко рисовалась на фоне звездной россыпи.

— Бетельгейзе… — Он ткнул пальцем в красную пылающую точку, изображающую гигантское солнце, доминирующее в пограничном пространстве между империями Терры и Мерсейи. — Здесь нам угрожает война. Ну, а теперь альфа Южного Креста.

Рука Хераскова описала дугу почти в сто градусов против часовой стрелки. Другая снова щелкнула переключателем, сместив изображение почти на семьдесят градусов к югу. Ярко вспыхнули гиганты класса В на противоположном конце терранских владений — близнецы альфы и одинокое солнце бета Южного Креста. А за ними ничего увидеть было нельзя, кроме мрака. И дело было вовсе не в том, что космос в тех краях менее густо засеян звездами, а в том, что тут кончалась власть Терры — дальше лежали области, заселенные дикарями и воинственными варварами, которые слишком рано получили в свое распоряжение космические корабли и атомное оружие. Именно поэтому там и царила тьма.

Херасков обвел пальцем почти цилиндрический контур формы этого сектора.

— Именно здесь, — сказал он, — вернее всего, и произойдет взрыв.

Флэндри осмелился нарушить тяжелое молчание, воцарившееся после этих слов:

— Адмирал предполагает, что дикие народы снова готовы вторгнуться к нам? Но, сэр, мне казалось, что там все под контролем. После битвы… хм… забыл название… Но разве там не произошло сражение…

— Сорок три года назад. — Плечи Хераскова опустились. — Слишком уж огромна эта Вселенная, — продолжал он устало, — ни один мозг и ни один вид мыслящих существ не могут впитать в себя все знания о ней. Поэтому нам пришлось позволить дурным семенам прорасти, а теперь уже поздно говорить об этом. Ладно! — Адмирал выпрямился. — Трудно было предугадать, что вред, который Снелунд может принести в тех краях, стоит даже того, чтобы пойти на конституционный кризис только ради предотвращения нынешней ситуации. Данный регион находится по сравнению с другими нашими секторами очень далеко. Он не слишком богат, не слишком плотно заселен, в его стабильности и лояльности можно было сомневаться не больше, чем в отношении других. Есть только две вещи, которые придают ему особое значение. Одна из них — индустриальная блуждающая планета Сатана. Но она издавна находится во владении герцогов Гермесских. А им можно доверять, они вполне способны защитить собственные интересы. Вторая — положение сектора как щита между нами и всевозможными налетчиками. Их сдерживание — дело адмирала нашего Флота. И у нас там есть, вернее сказать, был такой выдающийся вояка — некий Хью Мак-Кормак. Вы о нем, конечно, не слыхали, но все данные получите позже.

Что касается Снелунда, то он там здорово разбогател. А как же? Один-другой кусок от каждого субъекта Империи, позаимствованный из сборов имперских налогов, вряд ли даст кому-нибудь повод поднять большой шум. Но зато можно составить состояние, которое способно удовлетворить любого транжиру. В свое время Снелунд мог бы уйти в отставку и жить в роскоши до конца своей жизни. А пока военный флот и гражданские чиновники, как водится, делали бы за него всю черную работу. И все были бы счастливы, что Снелунда удалось так дешево спихнуть с Терры. Решения такого рода, если честно, принимаются нередко.

— Только на этот раз, — с ленцой процедил Флэндри, — они забыли учесть особенности натуры этого педика.

Херасков выключил карту, зажег флюоропанели и мрачно посмотрел на шутника. Ответный взгляд Флэндри был безмятежен и даже почтителен. Потом адмирал сказал:

— Он отбыл туда почти три года назад. С тех пор пришло немало жалоб на его жестокость и безмерное вымогательство. Но не нашлось никого, кто решил бы, что этого достаточно, чтобы начать действовать. А если б и нашелся такой, то что он мог сделать? Ведь огромной Империей нельзя управлять из центра. Это просто невозможно. Империя — в лучшем случае — полицейский, пытающийся поддержать внутренний и внешний порядок. Племена, страны, планеты, провинции, все они во многих отношениях автономны. Страдания, испытываемые миллионами разумных существ в двухстах световых годах, мало затрагивают жизнь нескольких триллионов других софонтов… Не могут затрагивать. Да и вообще у нас слишком много дел, чтобы беспокоиться о таких мелочах. Так что подумайте, что может навязать губернатор далекого сектора людям, ежели он сорвется с цепи и решит использовать всю полноту своей власти.

Флэндри подумал, и его шутливость тут же испарилась.

— В конце концов протесты стали исходить от самого Мак-Кормака, — продолжал Херасков. — У двухзвездного адмирала имеются свои рычаги. Политический Совет начал поговаривать о назначении комиссии по расследованию. И сразу же была получена депеша от самого Снелунда. Ему пришлось арестовать Мак-Кормака по обвинению в заговоре и измене. Понимаете, у него есть такие права, равно как и право временно назначить нового командующего Флотом. Военный суд должен состояться либо на главной базе Флота, либо на одном из кораблей эскадры. В состав суда должны войти офицеры высокого ранга. Но с учетом мерсейского кризиса… вы меня понимаете?

— Чертовски сложная ситуация! — слова Флэндри были едва слышны.

— Мятежи в провинциях — вещь не такая уж редкая, — сказал Херасков. — И сегодня они нам еще более нежелательны, чем когда бы то ни было в прошлом.

Стоя за столом, он пристально рассматривал сидевшего по другую сторону молодого офицера. Отвернувшись, адмирал взглянул на изображение Юпитера, снова возникшее на экране.

— Все остальное вы найдете в соответствующих файлах, — сказал он.

— И что же вы хотите от меня… сэр?

— Я уже сказал, что мы посылаем туда столько полевых агентов, сколько можем наскрести, плюс несколько инспекторов. С учетом колоссальных размеров этого сектора им потребуется немало времени, чтобы составить точную картину происходящего. Может быть, даже катастрофически много. Поэтому я хочу предпринять еще кое-что. Я запущу туда человека, который будет там все разнюхивать, не являясь лицом официальным, но и не скрываясь в подполье, наделенного самыми широкими полномочиями на случай необходимости. Командир боевого корабля, посланный на Ллинатавр для подкрепления эскадры, имеет определенный вес. Губернатор Снелунд, например, не сможет отказать ему в приеме. В то же время, если это будет не очень крупный корабль, его шкипер не должен вызвать излишних подозрений.

— Но я никогда не командовал кораблем, сэр!

— Разве?

Херасков тактично отвернулся, чтоб не видеть, каковы будут последствия его небрежного вопроса. Вместо этого адмирал продолжал:

— Мы нашли эсминец, чей капитан получает более высокое назначение. Согласно имеющимся данным, там очень надежный старший помощник. Это обстоятельство поможет вам высвободить время для выполнения вашего главного задания. Вы будете командовать кораблем временно, в порядке переподготовки и проверки командирских навыков. Мы считаем правильным, чтобы в биографии наших полевых агентов был широкий спектр умений и возможностей.

«Значит, и на некоторое время лишусь возможности пополнить свою биографию широким спектром знакомств с терранскими жрицами любви», — мелькнуло в голове Флэндри. Впрочем, сожаление было столь мимолетным, что тут же исчезло. Он уже загорелся новыми перспективами.

Херасков вернулся за стол.

— Возвращайтесь в отель, — приказал он. — Укладывайте вещи и уезжайте. Ровно в шестнадцать ноль-ноль явитесь к контр-адмиралу Ямагучи. Он обеспечит вас жильем, нужными материалами, приборами для самогипноза, синапсовым транзистором, стимтаблетками и всем, что вам может понадобиться. А понадобится многое. Я хочу, чтобы усвоение информации было полным, но уложилось в сорок восемь часов. Сразу после этого вы явитесь на главную базу Флота на Марсе и получите там приказ о присвоении вам звания капитана третьего ранга. Ваш корабль крутится на орбите вокруг Марса. Стартуете немедленно. Надеюсь, вам удастся создать ложное впечатление, что вы хорошо знаете космические корабли, которое продержится до тех пор, пока вы будете приобретать реальные познания такого рода.

Покажете себя хорошо, и мы подумаем о том, как сделать временно полученное звание постоянным. Если же нет, то помоги вам Бог, да и мне заодно. Желаю удачи, Доминик Флэндри.

Глава 3

Третья остановка, которую сделала «Азиенна» на своем пути к Ллинатавру, была последней. Флэндри прекрасно понимал, что надо торопиться. По прямой и на полном гиперприводе его кораблю потребовалось бы чуть больше двух недель, чтоб достигнуть места назначения. Возможно, ему следовало бы положиться на те письменные и устные материалы, которые он соберет там. Однако, с другой стороны, этот шанс может и улетучиться, если Снелунду удастся каким-то образом скрыть правду о том, что происходит за пределами его столичной планеты. Это выглядело вполне реальным, а следовательно, с такой возможностью приходилось считаться. Полученные Флэндри инструкции давали ему весьма широкие полномочия в выборе способов действия. Ему было приказано прибыть на Ллинатавр и поступить в распоряжение нового верховного командования сектора альфы Креста «с максимальной поспешностью, но с учетом вашего истинного задания». Содержимое запечатанного пакета, врученного ему Херасковым, давало ему право вести независимые операции, не подчиняясь командованию Флота. Но этот приказ он мог предъявить только в случае чрезвычайных обстоятельств и нес за подобный поступок личную ответственность.

Поэтому Флэндри пошел на компромисс и решил сделать остановки на трех планетах, выбранных наудачу в пределах губернаторства Снелунда и не требовавших серьезного изменения курса. Остановки добавляли к пути десять дней. Две планеты были колонизованы людьми. Третья же планета, населенная аборигенами, называлась Шалму.

Название происходило от одного из языков, на которых говорили представители самой технологически развитой цивилизации планеты. Эти аборигены к моменту открытия планеты терранами находились на стадии бронзового века, под влиянием спорадических контактов с торговцами достигли железного века, а в настоящее время научились использовать примитивные двигатели внутреннего сгорания, в связи с чем и установили гегемонию над всей планетой. Процесс развития шел медленнее, чем на Терре: шалмуанцы, в отличие от людей, были менее свирепы и не смотрели на своих сопланетян как на вредных паразитов или бездушные механизмы.

Шалму добровольно вошла в состав Империи. Это давало ее жителям защиту от варваров — скитальцев космоса, которые наносили им немалый ущерб. Базу Космофлота, охранявшую шалмуанцев, они даже видеть не могли, так как она болталась совсем в другом месте этой звездной системы. Зачем рисковать обитаемой планетой в случае возникновения локальной драчки, если необитаемая может послужить ничуть не хуже? Но на Шалму разместился небольшой гарнизон морских пехотинцев, сюда приезжали провести отпуск астронавты, что привлекало и гражданскую имперскую публику, охотно торговавшую с аборигенами и с местным обслуживающим персоналом. Шалмуанцы с радостью нанимались на работу к новоприбывшим. Кое-кто из аборигенов даже покидал свою систему. Небольшое, но все возраставшее число их получало рекомендации от терранских друзей для получения образования. Возникли мечты о том, чтобы шалмуанская цивилизация приобрела статус равноправного субъекта Империи. В обмен на защиту Шалму платила весьма скромные налоги в виде металлов, топлива, продовольствия, пользующихся спросом произведений ремесла и искусства и других предметов роскоши, в зависимости от того, чем были богаты те или иные части планеты. Налоги собирались имперским резидентом, чье слово было непреложно, но который практически не вмешивался в повседневную жизнь местных культур. Подчиненное резиденту подразделение морской пехоты подавляло вспыхивавшие локальные войны и защищало население от бандитов, насколько это было возможно, так что большинство аборигенов считало его деятельность полезной. Как гуманоидная, так и негуманоидная молодежь иногда вела себя нагло, но ущерб, который они причиняли мирным шалмуанцам, как правило, влек за собой справедливое возмездие.

Короче, эта планета была типичной представительницей миров, чья независимость пала под натиском терран. В прошлом они выигрывали от этого больше, чем теряли: они видели преимущественно светлую сторону имперской медали.

Точнее, таково было положение дел два года назад.

Флэндри стоял на вершине холма. Позади него вытянулись по стойке «смирно» пятеро матросов из команды корабля. А рядом находился Ч\'кесса — Первый в Совете Клана Городов Атта. Здания родной общины Ч\'кессы тянулись ниже по склону — множество аккуратных цилиндрических снежно-белых домов. Здесь насчитывалось более тысячи жителей. Хотя крыши построек были сделаны с небольшим наклоном, все они представляли собой цветущие сады, полыхающие разнообразием красок. Дорожки между домами были выложены густым и очень жестким мхом, за исключением тех мест, где росли фруктовые деревья, с которых всякий желающий мог срывать плоды, хотя никто этим правом и не злоупотреблял. Пастбища и возделанные поля занимали долину, лежавшую внизу. Холмы на ее противоположной стороне были покрыты лесом.

Если не считать чуть меньшей силы тяжести, Шалму была планетой земного типа. Отдельные черты ее природы могли показаться странными, но общий вид в целом вполне соответствовал древнейшим человеческим инстинктам. Бескрайние равнины, высокие горы, брызги пены над вечно беспокойными океанами; шелест и испещренные солнечными пятнами тени в лесах, внезапная нежная белизна крохотных цветов меж грубых старых древесных корней; горделивая осанка крупного рогатого животного и печальные крики спускающихся на землю косяков перелетных птиц. И люди. Вообще-то внешность Ч\'кессы мало чем отличалась от черт Флэндри. Ярко-зеленая безволосая кожа, хвост, предназначенный для хватания, рост сто сорок сантиметров, кое-какие внутренние отличия, экзотическое, покрытое вышивкой одеяние, украшенный перьями пастушеский жезл — все это вряд ли имело уж такое большое значение.

Направление ветра внезапно изменилось. На таких планетах воздух всегда казался свежее, чем на Терре, в глубине парка какого-нибудь тамошнего аристократа. Вдали от машин легкие наполнялись благовонным дыханием ветра. Но Флэндри вдруг задохнулся. Одного из его людей начало рвать.

— Это потому, что мы покорились приказу нового резидента, — произнес Ч\'кесса. Он говорил на довольно чистом англике.

Ниже по склону, вдоль дороги, ведущей в долину, стояло около сотни деревянных крестов. Тела, привязанные к крестам, еще не разложились окончательно. Хищные птицы и насекомые еще вились над ними черными тучами под бессмысленно радостным летним небом.

— Видишь это? — с отчаянием сказал Ч\'кесса. — Сначала мы отказались. Особенно учитывая огромные налоги, которые резидент ввел для нас. Мне рассказывали, что он сделал это во всем нашем мире. Он говорит, что нам надо платить за избавление от страшной опасности, которая нам угрожает. А что за опасность — не говорит. Однако мы выплатили эти налоги, особенно когда услышали, что там, где народ протестовал, были сброшены бомбы и посланы солдаты с огнеметами. Не могу поверить, что прежний резидент мог бы с нами так поступить. Не думаю, что сам Император, имя которого будет эхом отдаваться в Вечности, позволил бы творить такие вещи, если бы знал.

«На самом деле, — подумал Флэндри, — Императору было бы наплевать. Но вполне возможно, что он и заинтересовался бы. Потребовал бы кинозаписи экзекуции, любовался и хихикал». Ветер снова изменил направление, и Флэндри благословил его, ибо тот унес хоть часть омерзительной вони.

— Итак, мы заплатили, — продолжал Ч\'кесса. — Это было нелегко, но мы хорошо помнили набеги варваров. Затем, совсем недавно, нам предъявили новое требование. Мы, у которых есть ружья, стреляющие пулями, должны были поставить резиденту своих мужчин, чтобы тех отправили в такие места, как Яндувар, где народ безоружен. Там они должны были ловить местных туземцев, которых потом будут отправлять на невольничьи рынки. Я не понимаю, хоть и часто спрашивал, почему Империя, где так много машин, нуждается в рабах?

«Для домашних услуг, — подумал, но вслух не сказал Флэндри. — Для увеличения численности женщин, где это необходимо. Кроме того, рабство — вид наказаний за совершенные преступления. Но все это пустяки, в Империи процент рабов в населении ничтожно мал. А вот варвары неплохо платят за умелые рабочие руки. Причем сделки такого рода, разумеется, не записываются ни в какие имперские отчеты, дабы не всплыть в официальной компьютерной бухгалтерии».

— Продолжай, — попросил он.

— Совет Клана Городов Атта долго обсуждал сложившуюся ситуацию, — сказал Ч\'кесса. — Мы очень испугались. И все же такие действия показались нам неправильными. В конце концов мы решили принести извинения, потянуть время как можно дольше, а сами послали гонцов через весь материк к Искойну. Там находится военная имперская база, как ты безусловно знаешь, господин. Гонцы должны были просить командующего базой заступиться за нас перед резидентом.

Флэндри услышал за своей спиной приглушенный разговор:

— Клянусь новой! Неужели он хочет сказать, что морская пехота не делала того, что ей приказывал резидент?

— Точно, — вмешалась чья-то хриплая глотка. — Забудь про свои кабацкие драки с этими ребятами. На такую подлость они не способны. Это работа наемников. А теперь заткни пасть на замок, пока Старик тебя не усек.

«Я? — с глупым удивлением подумал Флэндри. — Это я Старик, что ли?»

— Подозреваю, что наших гонцов схватили, — вздохнул Ч\'кесса. — Во всяком случае, они так и не вернулись. Вместо них явился легат и сказал, что мы обязаны повиноваться. Мы отказались. Пришло войско. Согнали нас как стадо. Сотню отобрали по жребию и повесили на крестах. Остальных заставили смотреть на повешенных, пока те не умрут. Они умирали три дня и три ночи. Среди них была и одна из моих дочерей. — Он указал куда-то рукой. — Может, господин видит ее. Совсем крошечное тельце на одиннадцатом кресте слеза. Она черная и распухшая, большая часть мяса уже сгнила, не еще недавно она, спотыкаясь и смеясь, бежала мне навстречу, когда я возвращался с работы. Она звала меня, умоляла спасти. Криков было много, но ее зов я услышал. Но каждый раз, когда я рвался к ней, удар шокового луча останавливал меня. Никогда не думал, что ее смерть может принести мне радость. Нам велели не прикасаться к трупам под страхом бомбардировки. Время от времени тут пролетает самолет, с него смотрят, все ли в порядке.

Он опустился на шуршащую серебристую псевдотраву, уткнулся лицом в колени, а хвостом обвил шею. Его пальцы зачем-то рыли песок.

— После этого, — наконец сказал он — мы пошли ловить рабов.

Флэндри молчал долго. Эта бойня, которая заставила наиболее цивилизованных шалмуакцев обрушиться на самых слабых, привела его в бешенство. Заметив караван скованных рабов, он арестовал вожака и потребовал объяснений. Ч\'кесса предложил, чтобы они отправились в его родную общину.

— А где же жители твоей деревни? — спросил Флэндри, так как дома явно были пусты, необитаемы, из трус не шел дым.

— Они не могут жить с мертвецами, — ответил Ч\'кесса. — Они разбили лагерь подальше и иногда приходят сюда, чтобы приглядеть за домами. И, без сомнения, они бежали в ужасе, увидев твою лодку, господин, не зная, как ты с ними поступишь. — Он поднял взор. — Ты видел то, что видел. Есть лги на нас вина? Отпустишь ли ты меня к моему каравану? Нам обещаны деньги за каждого раба, которого мы поймаем. Это поможет нам выплатить налог. Если караван придет на аэродром раньше, чем я вернусь, денег мне не видать.

— Да. — Флэндри круто повернулся. Его плащ обвился вокруг тела. — Пошли!

За спиной раздался еще один приглушенный голос:

— Как тебе известно, Сэм, я всегда блевал от этой вонючей брехни насчет всякого там братства разумных существ, но когда наши подданные разбегаются при виде имперского корабля…

— Всем заткнуться! — приказал Флэндри. Командирская шлюпка взмыла с грохотом, который эхо громом пронесло над половиной континента и океана. Все молчали. Когда шлюпка стала снижаться над джунглями, Ч\'кесса осмелился заговорить:

— Может, ты заступишься за нас, господин?

— Сделаю все, что будет в моих силах, — коротко ответил. Флэндри.

— Когда Император услышит об этом, то пусть не держит гнева на весь Клан Городов. Мы пошли без охоты. Мы болели лихорадкой и гибли от отравленных стрел народа Яндувара.

«Так потерпела крушение одна из самых многообещающих культур», — подумал Доминик.

— Если за сотворенное нами нас ждет кара, пусть она обрушится только на мою голову, — молил Ч\'кесса. — Для меня это не будет иметь большого значения, после того как я видел смерть моей малышки.

— Не спеши, — сказал Флэндри. — У Императора много людей, нуждающихся в его внимании. Но придет и твоя очередь.

С тех пор как корабельные средства слежения обнаружили караван, прошло менее двух часов. Вскоре пилот снова нашел его — хлюпающим по топким болотам, где засада была менее вероятна, чем в лесах. Он посадил шлюпку в километре от каравана и открыл воздушный шлюз.

— Прощай, господин, — Шалмуанец преклонил колено, обвил ноги Флэндри хвостом, а затем затрусил прочь и исчез. Его стройная зеленая фигурка скрылась в том направлении, где находились соплеменники.

— Возвращаемся на корабль, — приказал Флэндри.

— Разве капитан не желает нанести визит вежливости резиденту? — с сарказмом спросил пилот. Он совсем недавно окончил Академию. Судя по цвету лица, ему все еще было плохо.

— Стартуйте, Уиллинг, — отозвался Флэндри. — Вам известно, что наша главная задача — сбор информации и что мы очень спешим. Мы не стали докладывать никому, кроме флотского начальства, о том, что видели в Старпорте и на Новой Индре, верно?

Дрожащие пальцы мичмана забегали по приборной панели. Шлюпка встала на хвост с таким рывком, что они все попадали бы, если б не антиграв.

— Извините, сэр, — сказал офицер сквозь зубы. — С позволения капитана, только один вопрос. Разве мы только что не были свидетелями наглого попрания законов? Я хочу сказать, что на первых двух планетах тоже несладко, но это просто ни в какие ворота не лезет. А все потому, что у шалмуанцев просто нет никакой технической возможности послать жалобу за пределы своей планеты. Разве мы не обязаны подать рапорт о том, что мы здесь видели?

По лицу мичмана ручьем бежал пот, мундир промок под мышками. Оглянувшись, Флэндри увидел, что четверо остальных, вытянув шеи, изо всех сил прислушиваются к разговору, стараясь уловить смысл сказанного сквозь грохот двигателя и свист рассекаемой кораблем атмосферы. «Должен ли я отвечать? — спросил себя Доминик со злостью. — А если отвечать, то что я скажу, чтобы не подорвать дисциплину? Откуда мне знать? Видно, рано мне еще быть Стариком».

Он попытался выиграть время, возясь с сигаретой. Звезды то появлялись, то исчезали с экрана — шлюпка выходила в космос. Уиллинг связался с кораблем, включил автомат на стыковку и, повернувшись, присоединился к тем, кто и до того неотрывно смотрел на капитана.

Флэндри глубоко затянулся и выдохнул густую струю дыма. Потом осторожно начал:

— Вам ведь не раз приходилось слышать, что наша задача в первую очередь заключается в сборе необходимых фактов, а уж во вторую в том, чтобы действовать по приказам командования сектора альфа Креста, причем это ни в коем случае не должно помешать нам выполнять основную задачу. Все, что мы обнаружим, будет передано в соответствующие инстанции. Если кто-либо пожелает сообщить дополнительные сведения или дать ям собственные комментарии, у него есть на это право. Однако должен предупредить, что дело вряд ли зайдет так далеко. И вовсе не потому, что кто-то захочет скрыть неприятные факты. Хотя я ни минуты не сомневаюсь, что подобные случаи бывают сплошь и рядом. А просто потому, что собранные нами данные представляют исключительную важность.

Он махнул рукой.

— Сто тысяч планет, джентльмены, десятком меньше, десятком больше, — сказал он. — Каждая со своими миллионами или миллиардами обитателей, со своими проблемами, тайнами, со своей географией и культурой, со своим прошлым и настоящим и тенденциями развития в будущем, а потому каждая со своим сложнейшим комплексом непрерывно меняющихся отношений с Империей. Мы не можем все это контролировать, верно? В лучшем случае мы можем поддерживать там мир. В лучшем случае, джентльмены.

То, что верно в одном случае, ошибочно в другом. Одни виды воинственны и по природе склонны к анархии. Другие — миролюбивы и дисциплинированны, как муравьи. Третьи миролюбивы и анархичны, четвертые — сборище воинствующих тоталитарных ульев. Я знаю планеты, где убийство и каннибализм — необходимое условие выживания расы вследствие мощного радиационного фона, который определяет высокий уровень мутаций плюс хронический недостаток пищи. Те, кто не соответствует норме, должны быть убиты и съедены. Мне известны разумные гермафродиты и очкарики, у которых число полов больше двух, и такие планеты, где жители регулярно меняют пол. И все они смотрят на наш способ размножения как на невероятную непристойность. Я мог бы перечислять такие вещи часами. Не говоря уж о различиях, определяемых культурой. Вспомните историю самой Терры.

А еще существует невероятное число индивидуальностей с их особыми интересами. И гигантские расстояния. И время, которое проходит, пока донесение из одной точки дойдет до другого края Империи. Нет, мы не можем управлять всем. У нас и народу на это не хватит. А если б и хватило, все равно скоординировать такую уйму данных физически невозможно.

Поэтому нам приходится предоставлять своим проконсулам широчайшие полномочия. Нам приходится позволять им набирать собственные вспомогательные войска и надеяться, что те знают местную обстановку лучше имперской регулярной армии. И превыше всего, джентльмены, хотя бы ради того, чтобы выжить, если не ради чего-то иного, нам приходится хранить наше единство.

Он повел рукой в сторону переднего обзорного иллюминатора. Альфа Креста ослепительно сияла среди созвездий. Но за ней…

— Если мы не будем поддерживать друг друга — мы — жители Терры и наши негуманоидные союзники, — сказал он, — уверен, что либо мерсейцы, либо дикари с восторгом перебьют нас поодиночке.

Ответа он не получил, да и не ждал его. «Может быть, речь прозвучала достаточно весомо? — подумал он. — Но была ли она достаточно правдивой? Вот этого я никогда не узнаю. И не знаю, дано ли мне право вникать в этот вопрос».

Наконец появился их корабль. Крошечное веретенышко, затерявшееся в тени огромной светящейся планеты, вокруг которой оно вращалось, на глазах вырастая в крупную хищную барракуду, покрытую щетиной пушек, прощупывающих мириады созвездий. Корабль был всего лишь конвойным эсминцем, способным развивать колоссальные скорости, но легковооруженным и с командой всего лишь пятьдесят человек. Тем не менее это был первый корабль, которым командовал Флэндри, и кровь капитана быстрее бежала по жилам каждый раз, как он видел его. Даже сейчас, даже сейчас…

Шлюпка пришвартовалась с резким толчком. Видно, Уидлинг еще не до конца очухался. Флэндри почел за благо воздержаться от комментариев. Последний этап швартовки, проведенный под руководством компьютера, был куда лучше. Когда шлюз, ведущий в шлюпочный ангар, закрылся и давление уравнялось, Флэндри отпустил конвой и один отправился в рубку.

Холлы, переходы, соединительные колодцы отличались необычайной теснотой. Красили их в серую и белую краску. При внутренней силе тяжести, поддерживаемой генераторами на уровне терранской, тонкие стальные палубы гулко резонировали под ударами сапог, а металлические переборки отбрасывали эхо во всех направлениях. Голоса тут звучали нестерпимо громко, а машины оглушительно выли и гудели. Воздух, поступавший через вентиляционные решетки, выходил из регенераторов свежим, но по пути вбирал запах смазочных масел. Офицерские каюты походили на собачьи будки, а кубрик можно было набить еще теснее только в том случае, если бы удалось отменить принцип Паули*.[1] Возможности для отдыха и развлечений ценились тут преимущественно в качестве предмета для острот, а чем меньше будет сказано о камбузе, тем лучше. Но это все равно был первый корабль, которым командовал Флэндри.

Многие часы полета новоиспеченный капитан провел, изучая историю корабля и проигрывая магнитофонные ленты старых бортжурналов. Корабль был лишь на несколько месяцев старше его самого. Он был назван в честь континента на планете Ардех, которая, видимо, была колонизована людьми (хотя Флэндри никогда прежде ничего о ней не слыхал). Он знал, что название «Азиенна» в различных транскрипциях существует по меньшей мере еще в четырех мирах, и подумал о том, сколько еще судов межзвездного класса именуются точно так же. Придумывать имена для кораблей было вообще делом пустяковым — ведь компьютерам приходилось иметь дело с миллионами судов, которые они обозначали всего лишь номерами. Эсминец несколько раз ходил в составе конвоев, когда на каких-то планетах возникали трудности. Однажды даже участвовал в пограничном инциденте. Капитан рапортовал, что его корабль получил повреждение корпуса в результате попадания снаряда, но доказательств представить не смог. В основном же задания корабля ограничивались рутинным патрулированием… Но разве это занятие само по себе не почетно?

В такой тесноте было не до того, чтобы отдавать честь. Космонавты прижимались к переборкам, чтобы пропустить командира. Он прошел на мостик. Там находился его старший помощник.

Ровиан с планеты Ферра ростом значительно превосходил человека. Его мех был черен, как черный бархат в глухую черную полночь. Цепкий хвост, когти на руках и ногах, клыки как у саблезубого тигра могли наносить смертельные удары. Кроме того, он был великолепным стрелком. Нижняя пара его четырех рук могла в случае необходимости служить и дополнительными ногами. Тогда его медлительная походка вразвалочку могла смениться молниеносным рывком. Обычно он ходил без одежды, если не считать оружия и эмблемы его ранга. Воспитание и характер его были таковы, что вопрос о назначении капитаном исключался, да он и сам к этому не стремился. Однако его любили, он был знающим офицером и имел звание гражданина Терры.

— Ну и ч-ч-что? — встретил он Флэндри. Торчащие зубы сильно мешали ему при разговоре на англике.

Он никогда не придерживался формальностей, оставаясь наедине с Домиником. Ровиана вообще ужасно забавляли ритуалы терран.

— Плохо, — ответил капитан и объяснил, что именно плохо.

— Почему плохо? — спросил Ровиан. — Не считая того, что может вспыхнуть восстание?

— Оставь в покое вопросы морали. Тебе они все равно непонятны. Лучше продумай возможные последствия.

Флэндри поднес зажигалку к сигарете. Он отыскал взглядом диск Шалму, который совершал свое суточное обращение и выглядел при этом удивительно мирно.

— Но почему Снелунд творит такое? — задал он вслух вопрос. — Подобные дела не только весьма хлопотны, но еще и опасны. Обычная коррупция принесла бы ему куда больше, чем он в состоянии истратить. Наверняка у него есть какая-то более важная цель, для осуществления которой необходимы астрономические суммы. Какова же она?

Ровиан поднял антенны, расположенные по обеим сторонам костного выступа на черепе. Нос сморщился, глаза сверкнули желтым огнем.

— Финансирование восстания? Может быть, он хочет стать независимым владыкой?

— М-м-м… нет… не вижу смысла, да и придурком его не считаю. Империя не может себе позволить пренебрежительно относиться к мятежам. Снелунда раздавят. В крайнем случае пойдут даже на низложение Джосипа, если это понадобится для обеспечения подобной операции. Нет, тут что-то другое… — Однако мысли Флэндри снова вернулись к обычным делам. — Получи разрешение на старт через полчаса. Следующая остановка — Ллинатавр.

Вибрации гипердвигателя возникают при запуске мгновенно, хотя философы от науки так и не пришли к общему согласию по поводу словечка «мгновенно». К сожалению, эти вибрации глушат радиосигналы. Каким бы мощным ни был передатчик, передачи не могут быть приняты на расстоянии более одного светового года от источника. Поэтому корабли, летящие с квазиускорением, не могут связаться с местом своего назначения на более отдаленных дистанциях. Кроме того, волновые колебания, несущие эти известия, не могут идти быстрее света, а принцип неопределенности не позволяет передавать их через подстанции, ибо тогда в пути они превратятся в бессмысленное бормотание.

По всем этим причинам «Азиенна» находилась уже всего лишь в двух часах от места назначения, когда на корабле узнали новость: адмирал Флота Хью Мак-Кормак бежал в систему Вергилия. Там он поднял восстание и объявил себя императором. Его признали планеты, точное число которых неизвестно. Так же поступило и неизвестное число кораблей и людей, которыми он ранее командовал. Имели место вооруженные столкновения. Гражданская война казалась неизбежной.

Глава 4

Когда Империя купила Ллинатавр у первооткрывателей этой планеты, цинтиан, ее цель заключалась в укреплении Пограничья путем привлечения сюда колонистов. Большая часть территории нового мира обладала восхитительным климатом и живописным ландшафтом, богатыми природными ресурсами и обширными незаселенными землями. Штаб-квартира Флота располагалась совсем близко — на Ифри. Там были сосредоточены вполне достаточные силы, чтобы обеспечить безопасность столичной планеты. К тому же не все варвары были враждебны, так что существовали прекрасные предпосылки для развития торговли с рядом рас, особенно с теми, которые еще не обзавелись космическими кораблями, а также с имперскими планетами.

Такими виделись дела в теории. Три или четыре сменивших друг друга поколения доказали, что практика и теория — вещи разные. Люди, видимо, утратили страсть к освоению космических далей. Нашлось совсем немного желающих покинуть знакомую и приятную обстановку, чтобы отправиться куда-то к черту на кулички и оказаться в местах, слишком отдаленных, чтобы государство могло обеспечить безопасность. Не говоря уже о современных забавах и развлечениях. Да и с ближних, давно заселенных планет, вроде Энея, уехать стремились не многие. Эти люди тоже успели обзавестись глубокими местными корнями.

Катавраяннис превратился в приличный город. Два миллиона жителей, если считать вместе с временными, средоточие гражданской власти, довольно оживленный торговый центр, хотя большая часть торговли находилась в руках негуманоидов; город-курорт, а также региональный центр связи. Вот и все. А в глубинке латифундии, шахты, фабрики быстро сменялись лесами, горами, морями, по которым не ходили торговые суда, неоглядными пустошами, дикими зарослями, где ночью огонька не увидишь, где тьма непроглядна и глуха.

«Конечно, в том, что планета не превратилась в сплошную выгребную яму, есть свои преимущества», — подумал Флэндри. Представившись начальству, он переоделся в гражданскую одежду и несколько дней провел инкогнито. Пообщался с местными торговцами, с прислугой, но наибольшее внимание уделил весьма шумному и обильно уснащенному развлекательными заведениями Нижнему Городу.

«А вот сейчас я чувствую себя таким респектабельным, что чуть не лопаюсь от важности, — продолжал он свои размышления. — В чем дело — в контрасте, что ли? Нет, об этом думать не следует, особенно сейчас, когда я иду на прием к Аарону Снелунду». Его сердце забилось сильнее. Надо держаться, лицо не должно выражать никаких эмоций. Этим искусством он обязан не столько профессиональной подготовке, сколько сотням сыгранных партий в покер.

Пандус привел его к внушительному портику. Флэндри поглядел вниз. Губернаторский дворец раскинулся на высоком холме. Это было обширное, окрашенное в пастельные тона здание в колоннадно-купольном стиле прошлого века. Ниже пояса садов, окружавших губернаторскую резиденцию, располагались террасами весьма утилитарно-официального вида постройки для чиновников. Холм окружали дома богачей. А за ними шли дома менее состоятельных людей, которые на западе сменялись полями, а на востоке — собственно городом. На берегу реки Луаны возвышались башни торговых центров, а на другом ее берегу лежали городские трущобы. Сегодня туманная дымка затягивала горизонт, дул прохладный ветер, неся запахи весны. По улицам и по небу, словно мошки, сновали экипажи, шум которых сюда доносился лишь в виде слабого шепота. Тут — на вершине холма — трудно было поверить, что, охваченный истерическим страхом, Катавраяннис кипит, готовясь к войне. Порой медлительный гром прокатывался от горизонта до горизонта: космический корабль уходил в небо, направляясь на неизвестное задание…

Двое морских пехотинцев стояли на карауле возле главного входа.

— Сообщите ваше имя и по какому делу вы явились, сэр, — потребовал один из них. Он не направил на Флэндри свой ручной пулемет, но его пальцы, сжимавшие приклад и ствол, побелели.

— Капитан Доминик Флэндри, командир эсминца «Азиенна», прибыл на аудиенцию к его превосходительству.

— Минуту, пожалуйста, — другой морской пехотинец занялся проверкой. Он не только позвонил в секретариат, но и направил на посетителя сканер. — Все в порядке.

— Оставьте мне ваше оружие, сэр, — сказал первый, — и… хм… разрешите обыскать вас.

— Что такое? — не поверил своим ушам Флэндри.

— Приказ губернатора, сэр. Не имеющий пропуска с полной физической идентификацией не может войти сюда вооруженным и необысканным. — Морской пехотинец, совсем еще юный, нервно облизал губы. — Поймите, сэр, когда целые подразделения Флота совершили измену… мы… кому же мы теперь можем верить…

Флэндри посмотрел на испуганное лицо часового, передал ему свой бластер и позволил ощупать себя руками.

Появился лакей, поклонился, провел его по коридору ко входу в гравилифт. Обстановка была роскошная, дурной вкус сказывался скорее в излишней пышности, чем кричащих красках и нелепых пропорциях. То же самое относилось и к залу, куда ввели Флэндри. Ковер из живого меха под ногами становился то черным, то золотым; радуги вспыхивали на стенах; динамоскульптуры шевелились в каждом углу; благоухание и тихая музыка, казалось, сообщали воздуху особый привкус. Вместо ландшафта за окном целую сцену занимало движущееся изображение маскарадного бала в Императорском дворце. За тронным креслом красовался трехмерный, в натуральную величину, невероятно льстивый портрет императора Джосипа с приторно-сладким посвящением.

Караул несли четыре наемника: это были не люди, а гиганты-горзуни. Они были столь же неподвижны, как их шлемы, латы и оружие.

Флэндри вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь. Снелунд вовсе не выглядел исчадием ада. Он купил себе почти девичью красоту: огненно-рыжие пышные волосы, сливочно-белая кожа, слегка раскосые фиолетовые глаза, вздернутый носик и пухлые, будто от пчелиного укуса, губы. Хотя он был невысок, а теперь еще стал и толстоват, былое изящество танцора он все же умудрился сохранить. Его богатый, расшитый золотом мундир, дивно скроенные брюки, туфли в виде лепестков и золотое ожерелье заставили даже Флэндри побелеть от зависти.