Пол Андерсон
Задержка в развитии
В детстве он хотел стать пилотом космического корабля (какой мальчик не мечтал об этом!), но достаточно быстро понял, что ему не хватает способностей. Потом он увлекся психологией и даже получил университетский диплом. Одно цеплялось за другое, и в результате Джо Хастинг стал мошенником. Жизнь оказалась не такой уж плохой. Простаков он примечал в Нью-Йорке, а плодами успешной охоты пользовался во Флориде, на курортах Гренландии и в Луна-Сити.
Хотя среди посетителей бара Джо не видел потенциального клиента, ему не хотелось куда-то идти, кого-то искать. Нью-Йорк наслаждался весной. В открытую дверь вливался легкий ветерок, в зале царили полумрак и прохлада. Светилось лишь пятно телевизионного экрана. Сквозь облако сигаретного дыма Джо следил за выпуском новостей.
Естественно, показывали галактов. Их гигантский звездолет, опустившийся на Землю в сотне миль от города, не покидал экрана. Вид с вертолета сменился крупным планом: операторам телекомпании удалось прорваться сквозь оцепление солдат ООН, сдерживающих толпу любопытных. Комментатор сообщил, что в настоящий момент идут переговоры между капитаном звездолета и Генеральным секретарем Организации Объединенных Наций, а члены экипажа осматривают достопримечательности Земли.
— Они прибыли к нам с добрыми намерениями, — вещал комментатор. — Повторяю, с добрыми намерениями. Они не причинят нам вреда. Они уже обменяли привезенный уран на миллионы наших долларов и теперь тратят их как обычные туристы. Но Генеральный секретарь ООН и Президент Соединенных Штатов просят помнить о том, что галакты прилетели с далеких звезд и обладают мощью, которая нам и не снилась. И малейший конфликт может лишить Землю величайшей…
Хастинг задумался. Да, большое дело, наверное, самое значительное событие современной истории. Земля — член Галактической Федерации! Перед нами открыты все звезды. Невозможное становится возможным… гм-м. Для начала он мог бы вставить фальшивые бриллианты в красивую оправу и толкнуть их как священные огненные камни Тарденозии, но только для начала…
С улицы донесся нарастающий шум. Мимо бара один за другим проезжали электрокары, бежали люди. В чем дело? Хастинг оставил на стойке недопитую кружку пива и подошел к двери. Какой-то мужчина в потрепанном костюме спешил вслед за толпой. Хастинг поймал его за рукав.
— Что происходит, приятель?
— Разве вы не слышали? Галакты! Приземлились прямо на мостовой, у них есть летательные пояса, зашли в магазин «Мейси» и накупили всякой всячины на миллион долларов. А теперь они идут сюда. Отпустите меня, мистер.
Хастинг постоял, закурил. По спине его пробежал холодок. Пришельцы со звезд. Цивилизация, раскинувшаяся по всему Млечному Пути, существующая тысячи веков. Увидеть галактов, возможно, даже поговорить с ними. — Да, будет о чем рассказать внукам, если они у него когда-нибудь появятся.
Он подождал, пока толпа поравняется с баром, и бросился вперед, энергично работая локтями. Несколько минут спустя, изрядно вспотев, Хастинг пробился к барьеру.
Невидимое силовое поле — мудрая предосторожность — сдерживало возбужденных нью-йоркцев. Иначе, движимые самыми благими намерениями, они могли бы растоптать пришельцев.
Их было семеро. Высокие, широкоплечие, красивые, с темными волосами, полными губами, аристократической линией носа. Вполне естественно, что за добрый миллион лет все гуманоидные цивилизации слились в одну, и обитатели разных планет стали похожи как братья. Блестящие голубые мундиры сидели на галактах как влитые, талии стягивали широкие металлические пояса. И украшения! О боже, должно быть, скупили все сверкающие поделки, которые увидели на прилавках, и нацепили на руки и мускулистые шеи. Норка и горностай небрежно наброшены на плечи. Один из галактов неторопливо пересчитывал оставшиеся деньги. (Хастингу такого количества хватило бы надолго.) Остальные дружелюбно улыбались землянам. Джо Хастинг прижался к барьеру. Облизал внезапно пересохшие тубы, сердце стучало. Неужели такое возможно? Он, маленький человек, сможет поговорить с богами, спустившимися с небес?
Огромное здание напоминало растревоженный улей, на всех этажах сердитыми пчелами жужжали политики, репортеры, священнослужители. Они готовились вести переговоры с соответствующими представителями галактов. Всем известно, что единственный способ понять непонятное — создать многочисленные комиссии и полгода согласовывать повестку дня. Но Генеральный секретарь ООН имел определенные права и на этот раз воспользовался ими. Получасовая беседа с капитаном Хардго сулила куда больше, чем годовые совещания всех комитетов, вместе взятых.
Генеральный секретарь наклонился вперед и предложил собеседнику коробку сигар.
— Не знаю, правильно ли я поступаю, — сказал он. — Быть может, табак вреден для вашего организма?
— Простите? — вежливо переспросил гость, крупный, полноватый мужчина с благородной сединой на висках. Как это ни странно, галакты брили подбородки и подстригали волосы точь-в-точь как земляне.
— Я хочу сказать, что мы привычны к табачному дыму, а вас он может отравить, — ответил Ларсон. — Вы же прилетели с далеких звезд.
— О, это пустяки, — махнул рукой Хардго. — Подобные растения есть на каждой планете земного типа. Невелики различия и у народов, населяющих эти планеты. Не говоря уже о животных. Благодарю.
Он взял сигару и покатал ее между пальцами.
— Хорошо пахнет.
— Лично меня это потрясло больше всего. Я и представить не мог, что эволюция идет одним и тем же путем по всей Вселенной. Почему?
— Такова жизнь, — капитан Хардго откусил кончик сигары и выплюнул его на ковер. — При других параметрах окружающей среды развитие идет иначе, но на планетах земного типа все одинаково.
— Но почему? Мне кажется, что процесс эволюции… не могу поверить, что это совпадение.
Хардго пожал плечами.
— Ну, не знаю. Я всего лишь космонавт. Никогда не задумывался над этим, — он зажал сигару в зубах и поднес к ней перстень, надетый на палец правой руки. Что-то сверкнуло, и капитан глубоко затянулся ароматным дымом.
— Это… какое удивительное устройство! — восхитился Ларсон.
Александр Боханов
На долю бедного землянина осталось лишь унижение. Земля слишком поздно вышла в космос, гигантская пропасть отделяла ее от галактов.
Борис Годунов
— Что?
— Ваш перстень. Зажигалка.
— А, это. Да, там внутри какая-то ядерная штучка, — капитан выпустил струю дыма. — Мы пришлем кого-нибудь, чтобы показать вам, как это делается. Одолжим вам технику, чтобы вы могли построить свои заводы. Мы подтянем вас к общему уровню.
— Правда? Ваше великодушие не знает границ. — Ларсон чуть не прыгал от счастья.
Чудна милость Божия, определившая равное воздаяние всякому, исполнившему честно долг свой, царь ли он или последний нищий. Все они там уравняются, потому что все внидут в радость Господина своего и будут пребывать ровно в Боге. Н. В. Гоголь
— Для нас это сущий пустяк. Мы сможем торговать с вами, как только вы наладите производство. Чем больше планет, тем лучше для нас.
— Но… Извините, сэр, на мне лежит огромная ответственность. Мы должны знать требования, выполнение которых необходимо для вступления в Галактическую Федерацию. Нам ничего не известно о ваших законах, обычаях…
Введение
— Тут мне нечего сказать, — перебил его Хардго. — Каждая планета сама заботится о себе. Как иначе можно управлять миллионами миров? Короче, этим занимаются эксперты и компьютеры. Они берут за оказанные услуги определенную плату, в Федерации нет налогов, каждый платит за полученный товар, а за счет прибыли финансируются дальние экспедиции вроде нашей.
— Понятно, — кивнул Ларсон. — Координационный совет.
В истории России существуют периоды и исторические фигуры, окутанные плотной серой пеленой «общеизвестного». Русская история вообще вся сплошь покрыта и затушевана домыслами и тенденциозными измышлениями, выдаваемыми столетиями (!) за «научные факты». Поэтому так много в исторических исследованиях формулировок, по сути дела, антинаучных, типа «как известно», «общеизвестно», «наука доказала», «исторически установлено » и т. д. и т. п. Однако при ближайшем рассмотрении устоявшихся мировоззренческих банальностей возникает множество вопросов и частного и общего характера, которые старые трюизмы никак не проясняют. К числу таких «серых» исторических провалов относится личность и царствование Бориса Фёдоровича Годунова (1552–1605, Царь с 1598 года).
— Да, вероятно, так.
У очень многих историков этот герой вызывает явное неприятие. Годунов изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Подобным историческим изгоем выставляется далеко не только он. «Ученые мужи », вынося свои вердикты, самодовольно полагают, что они уполномочены заявлять на весь свет о «виновности » тех или иных героев Отечественной истории, так как вооружены «объективными фактами », на поверку оказывающимися в большинстве случаев набором слухов, сплетен и измышлений.
Генеральный секретарь в недоумении покачал головой. Иногда он задумывался, какой же станет цивилизация через миллион лет. Но не ожидал ничего подобного. Предельная простота. Супермен, считающий ниже собственного достоинства разбираться в громоздком механизме межзвездного государства, свободный от всех ограничений, думающий свои великие думы среди мириад звезд.
Хардго взглянул в окно, на небоскребы Нью-Йорка.
При чтении подобного рода трудов, как наших, так и зарубежных сочинителей, невольно возникает вопрос: как же могло многие столетия существовать, развиваться и отражать нашествия многочисленных врагов огромное государство — Русь-Россия, когда ею управляли по преимуществу слабые, неумные, злобные, алчные, невежественные, преступные, а то и просто «психически больные» личности, под бременем которых «эксплуатируемый народ», положение которого постоянно «ухудшалось», столетиями только и мечтал что об «освобождении»? Подобная картина может показаться карикатурной, но это именно так. Русская история — один из самых оболганных и окарикатуренных культурных феноменов в летописи человечества.
— Никогда не видел такого большого города, — отметил он, — а я бывал на многих планетах. Не представляю, как вы им управляете. Должно быть, это ужасно трудно.
О природе данного явления здесь не место размышлять, но одну, генеральную, причину, думается, обозначить необходимо. Она была ясно выражена замечательным пастырем-богословом Митрополитом Петербургским и Ладожским Иоанном (Снычевым, 1927–1995). «Настойчивые попытки многих исследователей найти в характере Бориса одну из причин обрушившихся на Россию бед объясняется довольно просто: не умея или не желая вникнуть в духовную подоплеку событий, историки искали “виновного”. Перенося на пространство истории свой ежедневный бытовой опыт, они стремились найти “того, кто всё испортил”, ибо это давало разуму, лишённому веры, иллюзию обретённой истины. Возможно, эти мотивы не всегда были осознаны и не у всех одинаково сильны, но они просто неизбежны для современного рационалистического подхода к познанию истории».
— Да, сэр, — сухо улыбнулся Ларсон.
Именно в западническом мировоззрении скрыта корневая, гносеологическая причина того неприятия, которое вызывал Борис Годунов, как и немалое число других исторических персонажей.
Разумеется, галакты давно прошли ту ступень, когда цивилизация не могла обойтись без таких вот человеческих муравейников. Они разучились поддерживать жизнь мегаполисов, точно так же как современники Ларсона разучились высекать искру из камня.
— Ну, вернемся к делу, — Хардго стряхнул пепел на ковер. — Я вот о чем. Мы давно поняли: нельзя допустить, чтобы молодая цивилизация вырывалась в космос без нашего ведома. Поэтому мы расставили специальные детекторы по всей Галактике. Когда они фиксируют определенные… как это у вас называется… а, вибрации… да, вибрации, свойственные двигателю для межзвездных полетов, особый сигнал поступает в Координационный совет. А уж Совет направляет звездолет для налаживания контактов с новичками.
За тысячу с лишним лет монархического правления в Руси-России правили только три Династии: Рюриковичи, потомки легендарного князя Рюрика^, Годуновы и Романовы. Правда, четыре года — 1606–1610-й — Русским Царём являлся Василий Иванович Шуйский, но Шуйские вели своё родословие от Рюрика, а потому их неуместно рассматривать как самостоятельную Династию. Если быть совершенно точным, то около года, с июня 1605 по май 1606 года, на Руси правил Лжедмитрий I, но он выступал не как самостоятельный властелин, родом Отрепьев, а как сын Царя Иоанна Грозного. Годуновы же дали России двух Царей: Бориса Фёдоровича (1552–1605) и его сына — Фёдора Борисовича (1589–1605).
— Да, действительно… Мы только что разработали двигатель, позволяющий лететь со сверхсветовой скоростью — разумеется, очень примитивный по сравнению с вашими конструкциями. Значит, во время его испытаний…
Казалось бы, формально Бориса Годунова ну никак нельзя отнести к числу «неизвестных» исторических персонажей. О нём говорится во всех школьных учебниках, о нём написаны отдельные книги, а опера Модеста Мусоргского «Борис Годунов» в «четырёх действиях с прологом», созданная по одноимённой драме А. С. Пушкина и первый раз поставленная на сцене Императорского Мариинского театра в Петербурге в 1874 году, навсегда вошла в золотой фонд Русской культуры. Исполнение же роли Царя Бориса Ф. И. Шаляпиным в 1908 году во время Русских сезонов в Париже оказалось триумфальным и обессмертило и исполнителя и героя, о которых в Европе до того практически ничего не знали. Образ мучимого грехами повелителя страны, представленный в живописных костюмах и ярком музыкальном воплощении, производил неизгладимое впечатление.
— Совершенно верно. Поэтому нас послали объяснить вам, кто есть кто, и присмотреться к вашим порядкам. Как вы понимаете, нам не нужны воинственные соседи. Они могут причинить много вреда…
— Уверяю вас, мы…
Однако подобные блестящие, но именно художественные образы и сценические картины, конечно же, не являлись исторически адекватными. Об этом дальше придётся говорить особо. В конечном итоге важно ведь не количество написанного, а его содержание, его историческая достоверность. А вот тут-то как раз мировоззренческого разнообразия и не наблюдается.
— Знаю, знаю, приятель. У вас хорошее государство, и компьютер подтвердил, что вы перестали воевать друг с другом. Я, конечно, не могу понять всего, что вы делаете… у вас довольно странный образ мышления, во всяком случае, на других планетах нет ничего похожего, но это не имеет значения. Каждый народ имеет право на индивидуальность. Вы прошли по всем показателям.
Пока же важно установить, что, собственно, стало причиной той якобы «нелюбви» народной, благодаря которой образ Царя Бориса не был занесён историками, современниками и потомками в разряд выдающихся исторических героев. Для этого обратимся к характеристике, данной ему фактическим родоначальником светской отечественной историографии — Н. М. Карамзиным (1766–1826), который предложил свое видение истории Бориса Годунова, принятое потом на веру А. С. Пушкиным и М. П. Мусоргским. в своей пафосной эпопее «История государства Российского» Н. М. Карамзин уделил Годунову и времени его правления немало страниц. Том десятый, вышедший в 1821 году («Царствование Фёдора Иоанновича »), в значительной степени посвящён деятельности Бориса Годунова, а следующий, одиннадцатый том, увидевший свет в 1824 году, почти целиком посвящен личности и делам Царя Бориса.
— А если допустить… — каждое слово давалось Ларсону с большим трудом. — Если бы случилось так, что вы приняли бы решение отказать нам в приеме в Федерацию? Что тогда? Вы постарались бы изменить наши порядки?
Экстракт же своих исторических представлений Карамзин сделал в особом произведении — «Записке о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях», составленной для Императора Александра I в 1811 году. К этому документу сейчас и обратимся. О Борисе Годунове в «Записке» говорится следующее:
— Изменить? Что вы имеете в виду? Мы послали бы боевой звездолет, и он превратил бы в пыль все планеты вашего Солнца. Нам не нужны цивилизации, готовые развязать войну.
Ларсон чувствовал, как по его спине стекают струйки пота. В горле у него пересохло. Все планеты…
«Злодеяние, втайне умышлённое, но открытое Историею, пресекло род Иоаннов. Годунов, татарин происхождением, Кромвель умом, воцарился со всеми правами Монарха законного и с тою же системою единовластия неприкосновенного. Сей несчастный, сражённый тению убитого им Царевича, среди великих усилий человеческой мудрости и в сиянии добродетелей наружных, погиб как жертва властолюбия неумеренного, беззаконного, в пример векам и народам. Годунов, тревожимой совестию, хотел заглушить её священные укоризны действиями кротости и смягчал Самодержавие в руках своих; кровь не лилась на Лобном месте; ссылка, заточение, невольное пострижение в монахи были единственным наказанием бояр, виновных или подозреваемых в злых умыслах. Но Годунов не имел выгоды быть любимым, ни уважаемым, как прежние Монархи наследственные. Бояре, некогда стояв с ним на одной ступени, ему завидовали, народ помнил его слугою придворным. Нравственное могущество Царское ослабело в сём избранном Венценосце »^ Итак, рассмотрим подробнее основные карамзинские тезисы. Годунов в представленном описании выглядит нелицеприятно. Правда, «последний летописец » признаёт, и вполне справедливо, что кровь при Годунове не лилась, то есть при нём не было казней врагов и злоумышлителей. Во всем же остальном — образ откровенно негативный. Во-первых, Карамзин прямо обвиняет Годунова в убийстве сына Иоанна Грозного Царевича Дмитрия (1582–1591), в злодеянии, «открытом Историей». Во-вторых, Годунов был одержим «неумеренным властолюбием», был родом «татарин», отличался коварством и вероломством, почему и возникло сравнение его с Кромвелем. Оставим для другого времени разговор о Царевиче Дмитрии (Димитрии), остановимся пока на других вопиюще тенденциозных масках карамзинского полотна.
— Эй, там!
Что касается «татарского» происхождения. Дальним предком Годунова считался мурза Чет, прибывший из Золотой Орды на службу Москве ещё в 30-х годах XIV века при Великом князе Московском (1325 год) и Великом князе Владимирском (с 1328 года) Иване Даниловиче Калите (1282–1340). Мурза принял крещение с именем Захария и выстроил в Костроме Ипатьевский монастырь, где потом хоронили предков Царя Бориса Годунова. Помимо Годуновых Захария стал родоначальником известных дворянских родов Сабуровых и Вельяминовых. К XVI веку Годуновы давно и прочно обрусели. «Татарское» происхождение на них не сказывалось никак, так что называть Бориса Годунова «татарином» нет никаких оснований. Фамилия Годуновых не принадлежала к числу именитых боярских родов; их возвышение началось в последние годы Царствования Иоанна Грозного (1533–1584).
Хастингу пришлось кричать во всю глотку, но ближайший к нему галакт взглянул на него и улыбнулся.
Сравнение же Годунова с лидером английской антироялистской революции Оливером Кромвелем (1599–1658) просто неуместно. Кромвель прославился своими военными успехами в борьбе со сторонниками Карла I Стюарта (1600–1649), как и неимоверной лютостью по отношению ко всем врагам и просто несогласным. Именно по его настоянию Король в январе 1649 года был публично предан казни (обезглавлен), а сторонников Короля в годы, когда Кромвель был фактическим диктатором в Англии (1553–1558), казнили без числа. Годунов же боролся в последние месяцы жизни не с законным претендентом на престол, а с самозванцем Лжедмитрием, но даже и тогда не проявлял никакой особой жестокости.
— Привет, — отозвался он.
Невероятно! Он приветствовал ничтожного Джо Хастинга как близкого приятеля. Почему? Минуточку! Может, никто не решался заговорить с ним первым? А когда тебе отвечают только «да, сэр», даже галакт чувствует себя очень одиноким.
Собственно, идея о «плохом» Царе Борисе не была произведением Н. М. Карамзина. За двести лет до него, ещё в начале XVII века, этот взгляд был как бы канонизирован в замечательном памятнике той эпохи — «Новом летописце », составленном около 1630 года и содержавшем изложение Русской истории с последних лет царствования Иоанна Грозного. «Летописец» сочинялся в кругах Патриарха Филарета — отца первого Царя из Династии Романовых Михаила Фёдоровича — и содержит очевидный отпечаток идеологической пристрастности. Именно в «Новом летописце» явно и открыто были сформулированы те обвинительные перлы о «коварстве», «лицемерии», «жестокости» Годунова, которые потом принял на веру Н. М. Карамзин и последующие. Там же впервые публично и «на века » было как бы канонизировано обвинение Годунова в организации убийства Царевича Дмитрия в Угличе в 1591 году.
— И как вам тут нравится? — продолжил Хастинг.
Патриарху Филарету добрая память о Царе Борисе Фёдоровиче была не нужна и даже противопоказана. Он пережил «утеснения» боярского рода Романовых при этом Царе; забыть и простить того не мог. Убийство же 10 июня 1605 года Четвертого Русского Царя — Фёдора Борисовича Годунова, незамоленное и непрощёное, резало глаз, тревожило память, и его хотелось как можно скорее забыть, переложив грехи за Цареубийство на отца Убиенного — Царя Бориса Годунова. Поражает даже не столько сама позиция Филарета и иже с ним, а то, что «история по Филарету» оказала просто какое-то магическое воздействие на последующих «описателей истории»...
— Потрясающе. Никогда не видел такого большого города. И ты только посмотри, что я купил! — галакт коснулся ожерелья из красных стекляшек. — Когда я вернусь домой, соседи лопнут от зависти.
Хастинга с такой силой прижали к невидимому барьеру, что у него перехватило дыхание. Он попытался вырваться из-под пресса тел.
Вердикты Карамзина, как и многих других историков, совершенно игнорируют несколько важнейших обстоятельств. Борис Годунов был избран на Царство не путём интриг, которые никто и никогда не документировал, а волеизъявлением «Русской земли», избран на Земском соборе единодушно! Это одна сторона дела. Имелась и другая. Законное правопреемство царской власти за Борисом Годуновым всегда признавал и отстаивал первый Святой\"* Русский Патриарх Иов (ок. 1525–1607), благочестие которого никогда не подвергалось сомнению.
— Эй, подожди, — галакт нажал какую-то кнопку на поясе, силовое поле переместилось, отталкивая толпу, и Хастинг оказался внутри, рядом с семеркой галактов.
Некоторые историки считают, что с воцарением Годунова в 1598 году началась эпоха Смутного времени, продолжавшаяся полтора десятка лет и закончившаяся только в 1613 году, когда на царство был призван юный Михаил Федорович Романов (1596–1645). Касательно финального рубежа Смуты, то здесь и споров быть не может; рубеж этот бесспорен. Что же касается начала Смуты, то её вряд ли справедливо датировать 1598 годом.
— Как ты, приятель? — сильные руки подхватили его, не дав упасть на землю.
— Я… да… хорошо. Все в порядке, — Хастинг ухмыльнулся лицам по ту сторону барьера. — Большое спасибо.
Первые годы после воцарения Царя Бориса в стране наблюдались политическая стабильность и динамичное экономическое развитие, а внешние враги Руси не угрожали. Как написал известный русский историк С. Ф. Платонов (1860–1933), «первые два года своего царствования Борис, по общему отзыву, был образцовым правителем Некоторые авторы вообще невероятно высоко оценивают историческую роль Третьего Русского Царя. Здесь в качестве своего рода парадокса можно привести высказывание одного из творцов и главных фигурантов другой Русской Смуты — 1917 года — А. Ф. Керенского (1881–1970), который заявлял, что «это был один из самых замечательных русских государственных деятелей допетровского времени.
— Рад тебе помочь. Меня зовут Джилграф. Попросту Джил, — галакт обнял его за плечи. — А это Бронни, Кол, Джордо…
Первая Смута началась в конце правления Бориса Годунова, когда на западных окраинах страны появилась грозная опасность в лице самозванца, присвоившего себе имя сына Царя Иоанна Грозного — Дмитрия.
— Очень приятно с вами познакомиться, — пробормотал Хастинг. — А я — Джо.
Ужас ситуации состоял не только в самом этом факте, но и в том, что представители родовитых боярских фамилий и значительная часть всего «служилого люда » сначала тайно, а потом и явно симпатизировали самозванцу и открыто его поддержали, присягнув на верность проходимцу. Карамзин был совершенно прав, когда говорил, что боярская спесь была главным побудительным мотивом «нелюбви » к Годунову, вызвавшей фактически национальное предательство, совершенное русской родовой элитой в начале XVII века.
— Ну вот и отлично, — радостно воскликнул Джил. — А то я уже начал задумываться, почему все такие забитые?
— Забитые? — у Хастинга закружилась голова. Неужели галакты прочли его мысли? Немудрено, если они показались пришельцам довольно необычными.
И самое страшное событие, камертон всей драмы Смуты — убийство в июне 1605 года сына Бориса Годунова Царя Фёдора Борисовича Годунова (1589–1605). Он был законным правопреемником, ему присягнули все высшие должностные лица государства, но прошло всего сорок девять дней после смерти отца, и 1 июня 1605 года толпа негодяев сначала свергла Фёдора с престола, а через несколько дней (10 июня) убила и его, и его мать Царицу Марию Григорьевну. Думается, что именно с этого момента и началась Смута.
— Да, — продолжал галакт. — Почему-то нас тут сторонятся.
Это — первый в Русской истории случай Цареубийства, за которое никто не покаялся и никто не понес даже минимального наказания. Один только уже престарелый и больной, вскоре «исторгнутый из сана », Патриарх Иов пытался спасти Отрока-Царя и молил Бога о ниспослании милости. Милость ниспослана не была, но зато беспощадная кара последовала.
— Это точно, — кивнул Бронни. — На новых планетах нас обычно встречают с распростертыми объятиями, угощают…
В последующие годы в стране началась жесточайшая междоусобная война, унесшая бессчетное количество человеческих жизней. Фактически Россия пережила страшный приступ гражданской войны. Как написал настоятель Троице-Сергиевой лавры Преподобный Дионисий^: «Божьим праведным судом, за умножение грехов всего православного христианства, в прошлых годах учинилось в Московском государстве, не только между общего народа христианского междоусобие, но и самое сродное естество пресечаше. Отец на сына и брат на брата восстали, единородная кровь в междоусобии проливалася»^.
— А какие устраивают карнавалы! — напомнил Джордо.
Государство было фактически разрушено, а Москва оккупирована польско-литовскими католическими интервентами. Понадобились неимоверные усилия, море крови, чтобы изгнать захватчиков и восстановить русскую власть, а потом потребовалось ещё несколько десятилетий, чтобы залечить раны Смуты.
— Да. Помните ту пьянку на Алфазе? Какие там были девочки! — Джил в восторге закатил глаза.
— У вас в Нью-Йорке столько милашек, — добавил Кол, — но мы получили приказ никого не оскорблять. Как ты думаешь, если я поздороваюсь с девушкой, она не обидится?
Поразительно, что первому факту Цареубийства в Русской истории до сих пор практически не даётся надлежащей нравственно-исторической оценки. В своё время Н. М. Карамзин, высоко оценивавший личные качества юного Фёдора, назвав его «первым счастливым плодом европейского воспитания», само его убийство не воспринимал как чудовищный акт. Историограф ограничился сентиментально-назидательной сентенцией: «Сын (Фёдор. — А.Б.) естественно наследовал права его (отца. — А.Б.), утвержденные двукратною присягою, и как бы давал им новую силу прелестию своей невинной юности, красоты мужественной, души равно твёрдой и кроткой... Но тень Борисова с ужасными воспоминаниями омрачала престол Фёдоров: ненависть к отцу препятствовала любви к сыну»^.
— Вы все не так поняли, — незамедлительно ответил Хастинг. — Мы просто боялись заговорить с вами. Мы думали, вы не хотите, чтобы к вам приставали с вопросами.
Иными словами, сын стал жертвой злодеяния отца. Так пишут до сих пор. И всё. Притом что факт причастности к «злодеянию » в Угличе Бориса Годунова не был документально установлен ни до Н. М. Карамзина, ни им, ни после. Существовало лишь «мнение», основанное на тенденциозных заключениях «Нового летописца», на некоторых более ранних безымянных «показаниях», на «записках» изолгавшихся иностранцев да туманных намёках некоторых современников. Об этот речь пойдёт особо.
— А мы уж решили, что вы… Эй! — Джил хлопнул себя по бедру и загоготал. — Ну кто бы мог подумать?! Они не хотели беспокоить нас, а мы — их!
В Русской истории было несколько омерзительных случаев Цареубийства, ставших навсегда фактами богоотступничества русских людей.
— Будь я проклят! — проревел Кол. — Что же нам теперь делать?
В июле 1762 года был убит внук Петра I Император Пётр IIΙ (1728–1762).
— Мне кажется… — начал Джордо.
В июле 1764 года в каземате Шлиссельбургской крепости был умерщвлён Император Иоанн Антонович (1740–1741), провозглашённый Императором по воле Императрицы Анны Иоанновны (1693–1740) и свергнутый с Престола в ноябре 1741 года.
— Подождите, подождите! — Хастинг замахал руками. — Если я не ошибаюсь, вы хотите поразвлечься?
В марте 1801 году группа негодяев из числа гвардейских офицеров умертвила Императора Павла I (1754–1801).
— Еще бы, — хмыкнул Кол. — В космосе начинает тошнить от скуки.
В марте 1881 года в результате террористического акта народовольцев погиб Император Александр II (1818–1881).
— Тогда учтите, — продолжил Хастинг, — что вы никуда не денетесь от этих зевак, репортеров…
В июле же 1918 года в Екатеринбурге был убит вместе с Семьей Последний Царь Николай II (1868–1918), отрешённый от власти ещё в марте 1917 года.
Очередная фотовспышка, десятая или двадцатая за несколько минут, заставила его зажмуриться:
Этот трагический мартиролог жертв богопротивного человеческого злобного неистовства открывал как раз юный Фёдор Борисович Годунов.
— Пока все знают, что вы — галакты, покоя вам не дадут.
— На Алфазе… — запротестовал Бронни.
В отечественной светской западнической историографии, которая безраздельно доминировала у нас в стране по крайней мере два века, страшное богоотступничество — Цареубийство — никогда не рассматривалось в духовном контексте. Такого контекста в западоцентричной литературе просто вообще никогда не существовало. Только голый эмпиризм, сдобренный сентенциями формационной или цивилизационной методологии, — и достаточно. В качестве характерного примера приведём выдержку из сочинения известного современного историка.
— Тут не Алфаза, — отрезал Хастинг. — Но у меня есть идея. Послушайте…
Об убийстве Царя Фёдора Борисовича и Царицы Марии говорится: «Царицу быстро задушили верёвками. Фёдор же отчаянно сопротивлялся, но покончили и с ним. Сестру (Ксению. — А.Б.) оставили в живых. Позже её постригли в монахини и отправили в Кирилло-Белоозерский монастырь. Выйдя на крыльцо, бояре объявили народу, что Царь и Царица-Мать со страху отравились. Другие Годуновы также были обнаружены и затем высланы. Династия Годуновых прекратила своё существование»^^.
Семь темноволосых голов склонились к Хастингу, чтобы разобрать лихорадочный шепот:
Всё, тема считается исчерпанной. Ну ладно, не знает автор, что Кириллов монастырь являлся мужской обителью и туда женщин «не ссылали». Это, как говорится, мелочи. Куда важнее другое обстоятельство, совершенно проигнорированное. Убийство Царя — это богоотступничество, это страшный грех, за который неминуемо следует наказание Всевышнего. И оно последовало. Полное разорение страны и гибель множества людей в эпоху Смуты — разве не есть подтверждение вечной библейской истины!
— Мы сможем убраться отсюда? Улететь невидимыми или что-нибудь в этом роде?
— Конечно, — ответил Джил. — Эй, а откуда тебе известно, что такое возможно?
Духовный смысл происходивших тогда на Руси событий объяснил Митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн: «Клятвопреступление стало фактом. Народ, ещё недавно столь настойчиво звавший Бориса на Царство, присягавший ему как богоданному государю, попрал обеты верности, отринул законного наследника престола, попустил его злодейское убийство и воцарил над собой самозванца и вероотступника, душой и телом предавшегося давним врагам России. Вот где таится подлинная причина Смуты, как бы ни казалось это странным отравленному неверием и рационализмом современному уму. Совершилось преступление против закона Божиего, которое и повлекло дальнейшие гибельные последствия всеобщего разора и мятежа »^^.
— Какая разница. Значит, так. Сейчас мы сматываемся в мою квартиру, посылаем за обычной земной одеждой для вас, а потом…
До сих пор прах Годуновых — двух Царей и Царицы Марии — покоится не в царской усыпальнице — соборе Архистратига Михаила (Архангельском соборе) Московского Кремля, а во дворе Троице-Сергиевой лавры, рядом с Успенским собором. В годы советской власти, после того как лавра по решению богоборческих властей была в 1919 году закрыта, усыпальницу Годуновых осквернили. При её «официальном» вскрытии в 1945 году выяснилось, что сохранились только обрывки облачений, погребальных саванов и груда перемешанных костей; царские же черепа вообще отсутствовали.^^
Джон Джозеф О\'Рейли, архиепископ Нью-Йорка, имел немало друзей как среди власть имущих, так и среди бедноты. Он не счел зазорным воспользоваться своими связями, чтобы устроить встречу с капелланом звездолета. То, что могло открыться ему в этом разговоре, имело бы непреходящее значение для всего человечества. Священнослужитель со звезд прибыл под защитой силового поля, и его немедленно провели в гостиную.
Хотя Борис Годунов был погребен со всеми почестями, «по царскому чину», в Архангельском соборе, но в июне 1605 года, после утверждения у власти самозванца, его гроб был извлечен из могилы и перенесён на кладбище женского Варсонофьевского монастыря. Там же погребли в простых гробах Царя Фёдора II и его мать — Царицу Марию Григорьевну. Хоронили без отпевания, как безродных и бездомных.
Тиркна, плотный седовласый мужчина в обычной голубой форме космонавта, крепко пожал руку архиепископу.
«Во всяком случае, — подумал архиепископ, — за миллион лет галакты сумели смирить гордыню», — и сказал:
Эта обитель, упразднённая ещё в 1765 году, располагалась между Большой Лубянкой и Рождественкой в Москве. Монастырь был основан в самом начале XVI века, а кладбище при нём стало последним земным пристанищем для нищих и насильственно убиенных безродных. Погребение здесь для москвичей считалось позорным. Именно сюда Лжедмитрий I и распорядился поместить останки ненавистных Годуновых. Это была бесовская месть живых мёртвым. Примечательно, что история не сохранила свидетельств того, чтобы кто-то из знатных бояр, входивших в близкое окружение самозванца и считавших себя «православными», протестовал против данного кощунственного действия.
— Для меня большая честь принимать вас у себя.
Лишь когда с Лжедмитрием было покончено, а у власти утвердился главный боярский интриган Василий Иванович Шуйский (1552–1612, Царь 1606–1610), то он отдал распоряжение о перезахоронении Годуновых в Троице-Сергиевом монастыре, что и произошло в сентябре 1606 года. Там же в 1622 году была похоронена и несчастная дочь Бориса Годунова Цесаревна Ксения (1581–1622), которой пришлось стать на время наложницей Лжедмитрия, который потом и отправил её в Княгининский монастырь во Владимире,^^ где она приняла постриг с именем Ольги.
— Благодарю, — оглядываясь, кивнул Тиркна. — У вас тут очень мило.
В Архангельский собор прах Бориса Годунова так и не вернули. По горькой иронии истории клеветник, лицемер и клятвопреступник Василий Шуйский погребён в царской усыпальнице, а бренные останки двух легитимных Царей — Бориса и Фёдора Годуновых — покоятся далеко за её пределами.
— Пожалуйста, садитесь. Хотите чего-нибудь выпить?
Поразительно, насколько современники безразлично относились к судьбе останков Царя Бориса и Царя Фёдора. Не было ни протестов, ни плача, ни возмущения. Толпы москвичей пришли на Красную площадь в июне 1605 года созерцать выставленные напоказ тела удушенных Фёдора и Марии, тысячи созерцали процессию унизительного перезахоронения Царя Бориса в Варсонофьевском монастыре; не наблюдалось никакого возмущения, никакой горести, а одно только праздное любопытство. И всё это происходило в православной стране! Многие боярские родовые кланы не любили и даже ненавидели Годуновых до такой степени, что, как признавался В. И. Шуйский, он переметнулся на сторону Лжедмитрия только для того, что «свергнуть Годуновых»!
— Не откажусь.
О\'Рейли поставил на столик два бокала и бутылку старого французского вина.
Удивляет другое: почему простые люди, тот самый «народ», для которого Царём Борисом Годуновым было сделано немало благих дел, имя которого возносилось на ектеньях по всей Руси, никак не выражал не то что горя, а хотя бы сожаления во время надругательства над прахом одного Царя и убиения другого! Мало того, толпы москвичей пели и плясали на улицах и площадях после воцарения Лжедмитрия, а через год пели и плясали после свержения самозванца и его убийства! Да, действительно, это была эпоха всеобщего помешательства! Первая, но не последняя в истории России.
— Добро пожаловать на Землю, — улыбнулся он, наполнив бокал гостю, а затем себе.
Тема о Борисе Годунове невероятно актуальна для России. Это может показаться странным, но это именно так. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и вчера и позавчера; таковы они остаются и поныне.
— За встречу, — и капеллан одним махом осушил бокал. — А-а-ах! Идет отлично.
Архиепископ внутренне дрогнул, но вновь наполнил бокал. Нельзя же требовать, чтобы вкусы и манеры разных цивилизаций полностью совпадали. Китайцы вот любят тухлые яйца, но терпеть не могут сыра…
Отметим некоторые тематические ипостаси. Бремя власти и её ответственность за народ и страну. Ответственность народа за сохранение институтов власти и высшего среди них. Как править, чтобы заслужить «любовь» подданных, и должна ли верховная власть домогаться этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Предательство и отступничество от коренных нужд и интересов страны во имя текущих, клановых выгод и преференций; возможно ли вообще оправдание отступничества? Грех клятвопреступления и искренность покаяния. Где то мерило, которым можно измерить праведность властей предержащих, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков? Как складываются исторические стереотипы восприятия ушедшей действительности и людей её? Все эти, как и многие иные коренные вопросы, поднимает и обнажает тема о Борисе Годунове.
Архиепископ уселся поудобнее и положил ногу на ногу.
Хотя сослагательное наклонение к истории неприменимо, но ныне оно чрезвычайно распространено, а потому автор и считает возможным сделать одну ремарку: если бы Династия Годуновых не пала, то у России была бы совершенно иная историческая судьба. Но не сложилось, не получилось. В любом случае Борис Годунов и его время — переломная эпоха в истории России, которая неизменно будет привлекать внимание всех, интересующихся историей Отечества. Здесь много удивительных взлетов и страшных падений, которые бывает трудно прагматически объяснить. Порой казалось, что Русь-Россия подошла к последнему историческому краю и даже переступила его, что дальше — гибель и небытие. Но случалось немыслимое чудоявление и страна возрождалась буквально из крупиц на пепелище.
— Не могли бы вы сказать, какой у вас сан? — робко спросил он.
Замечательно точно об этот написал один из поэтов Серебряного века Игорь Северянин (Лотарев, 1887–1941).
— Сан? Что это такое?
— Я хочу узнать, как обращается к вам ваша паства?
На Восток, туда, к горам Урала,
Разбросалась чудная страна,
Что не раз, казалось, умирала,
Как любовь, как солнце, как весна...
И когда народ молчал сурово
И, осиротелый, слеп от слёз,
Божьей волей воскресала снова,
Как весна, как солнце, как Христос!
— Моя паства? А, вы имеете в виду команду. Просто — Тиркна. Мне этого вполне достаточно, — гость допил второй бокал и рыгнул. Вероятно, точно так же поступил бы и цивилизованный эскимос.
Думается, что давно назрела необходимость осмысления Русской истории через преодоление рудиментарных формул позитивистско-материалистической методологии, не способной привести к постижению великого духовного смысла Русской истории. Как писал А. С. Пушкин П. Я. Чаадаеву в октябре 1836 года: «...клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал»^^.
— Насколько мне известно, — продолжал О\'Рейли, — у вас не сразу поняли существо моей просьбы. Вероятно… вы не знали, что означает слово «капеллан».
— Конечно, мы не знаем всех слов вашего языка, — признал Тиркна. — Обычно это делается так. Подлетая к новой планете, мы ведем прием радиопередач.
Русский гений очень точно обозначил свое провиденциальное понимание истории, которая — дар Всевышнего. Дар этот люди воспринимали и в разные временные эпохи распоряжались им по-разному. Трепетно ценили, трогательно и надёжно оберегали, не жалея жизни защищали, но случалось, что бездумно, безоглядно и пренебрежительно расточали и пренебрегали. Всю эту противоречивую и грандиозную драматургию постичь и понять без православной оптики невозможно. Без неё история лишается своего главного нерва, надвременного смысла, становясь сухим и скучным каталогом случайного сцепления причинно-следственных связей.
— О, понимаю. Тех, что проходят сквозь ионосферу.
И последнее. Автор настоящей работы совершенно не собирается себя позиционировать в качестве какого-то суперзнатока, который вот сейчас «расскажет правду» и «только правду», которую люди до него не ведали. Подобный приём, который ныне чрезвычайно распространён и который иначе как школярским и назвать нельзя, автору совершенно чужд.
Тиркна мигнул.
Речь будет идти не о каком-то «документальном открытии», — всё главное уже давным-давно открыто, а только о новом прочтении как бы «давно известного», но прочтении обязательно в духовном контексте, без которого постижение Русской истории невозможно. В глубинном, онтологическом осмыслении давно нуждается весь поток времён, в котором более тысячи лет пребывала России, в том числе и такой важный, переломный момент её истории, как эпоха Бориса Годунова.
— Ионо… Я не знаю таких под… — он икнул, — …робностей. Вам лучше поговорить с нашими тех… техниками. Во всяком случае, у нас есть машина, которая анализирует различные языки. На это ей требуется несколько часов. Потом она погружает нас в сон и учит новым языкам. Проснувшись, мы можем говорить на любом из них.
Любой разговор о восприятии Бориса Годунова потомками, о бытующих в общественном сознании стереотипах вести невозможно, если оставить в стороне драму великого Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837) «Борис Годунов». О фундаментальном значении Пушкина в развитии Русской культуры нет надобности вести речь. Любой мало-мальски образованный человек знает (обязан знать!) выдающиеся произведения этого автора, к числу которых относятся практически все его сочинения. Оставляя в стороне несравненный художественный уровень этого воистину первого Мастера Русской культуры, отметим только один момент, который чрезвычайно важен именно в данном случае.
Архиепископ засмеялся.
Помимо уникального художественного дара Пушкин был наделён и ещё одним редким качеством: он обладал чувством живого историзма. Его натура, страстная и честная, никогда не была сервильной. Он писал и говорил об исторических событиях и людях ушедших эпох только то, что соответствовало его восприятию, ощущению и пониманию. Он не был рабом не только какой-то общественный группы; он отвергал вообще общепринятое мировоззрение, когда оно противоречило мировосприятию его внутреннего «я». Он — гений, а гений всегда свободен, творчески свободен, вне зависимости от социальных рамок и общественного статуса данного лица.
— Извините меня. Честно говоря, я удивился, почему представители столь высокоразвитой цивилизации пользуются самым отвратительным уличным жаргоном. Теперь мне все ясно. К сожалению, содержание наших передач оставляет желать лучшего. Они рассчитаны на массовые вкусы, знаете ли. Общий уровень чрезвычайно низок… пожалуйста, простите меня за такие эпитеты. Естественно, что вы… но, уверяю вас, мы не так уж плохи. Мы с надеждой смотрим в будущее. Например, этот ваш электронный учитель… с его помощью мы сможем резко поднять общий культурный уровень.
Тиркна изумленно уставился на архиепископа.
— Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь говорил так же, как вы, земляне. И как вам только хватает воздуха?
О\'Рейли чувствовал себя жалкой букашкой. Для великих галактов молчание могло быть так же красноречиво, как и сотня слов. Подумать только, их цивилизация развивалась уже миллион лет!
Глава 1
— Извините, — пробормотал архиепископ.
Пушкинский историзм раскрывался в его постижении нравов и устоев минувшего времени, вне зависимости от того, насколько это минувшее было далеко от пушкинской эпохи. Он не созерцал историю, а переживал её; ему удавалось переноситься в иные времена и быть участником давних событий, прочувствовав их как свое личное дело. Обладая проникновенным умом и живостью исторических восприятий, Пушкин обладал знанием и пониманием человеческой природы, моральных и психологических поведенческих мотиваций, а потому он порой видел и чувствовал то, что давние летописи, документы и скучные исторические трактаты до потомков не доносили. Он умел приоткрывать завесу времени и видеть живую панораму давно прошедшего. Подобные черты отличали все пушкинские произведения, но в первую очередь — «Бориса Годунова.
— О, пустяки. Вероятно, многое в нашем поведении кажется вам не менее забавным, — Тиркна потянулся к бутылке и сам наполнил бокал.
Естественно, что нельзя изучать историю «по Пушкину»; но ощущать аромат давнего времени, его психологическую драматургию, почувствовать живой нерв истории без Пушкина невозможно.
— Я просил вас приехать сюда, чтобы… Вы можете рассказать мне столько удивительного, но я хотел бы задать несколько вопросов, касающихся религии.
— Конечно. Я слушаю, — добродушно отозвался Тиркна.
Пушкин приступил к написанию «Годунова» в последние месяцы 1824 года, вскоре после прочтения X и XI томов «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, в которых речь шла как раз о Русской истории конца XVI — начала XVII века. Карамзин первым представил читающей России Русскую историю того времени, а Пушкин первым творчески откликнулся на это знаменательное общественное событие. Когда работа была в самом разгаре, то Мастер писал В. А. Жуковскому (1783–1853) в августе 1825 года: «Трагедия моя идёт, и думаю к зиме её кончить, вследствие чего читаю только Карамзина да летописи. Что это за чудо эти 2 последних тома Карамзина! Какая жизнь! Это злободневно, как свежая газета...»^^.
— Мы, слуги Божьи, давно задумывались о возможности встречи с инопланетной разумной жизнью. То обстоятельство, что вы такие же люди, хотя, несомненно, гораздо более развитые, чем мы, — есть чудесное откровение воли Господней. Но я хотел бы знать основные положения вашего вероучения.
Важно отметить, что Пушкин живо чувствовал «актуальность» разрабатываемого сюжета: тема греха и искупления, должного нравственного выбора как власти, так и народа была злободневной и в XVI веке, и в XIX веке. Можно добавить, что она не потеряла своей значимости и в наши дни.
Чуть раньше, в середине июля 1825 года, в корреспонденции князю П. Я. Вяземскому (1792–1878) сообщал: «Передо мной моя трагедия. Не могу вытерпеть, чтоб не выписать её заглавия: “Комедия о настоящей беде Московскому государству, о Царе Борисе и о Гришке Отрепьеве писал раб Божий Александр сын Сергеев Пушкин в лето 7333, на городище Ворониче”. Каково? »^^
— Что вы имеете в виду? — в голосе Тиркны слышалось замешательство. — Я всего лишь… э… интендант. Кроме всего прочего, я должен убивать кроликов, в звездолете нет места для более крупных животных. Я кормлю богов, вот и все.
Пушкин соединил в одном ряду такие, кажется, антагонистические понятия, как «трагедия»и «комедия».Подразумевалось, что речь пойдёт о трагедии народа и страны и о комедии, или ярмарочном балагане, связанном с «царем» Лжедмитрием.
— Богов?! — архиепископ даже выронил бокал.
— Между прочим, а кто ваши главные боги? — осведомился Тиркна. — Было бы неплохо принести им в жертву пару коров, пока мы находимся на их планете. А то как бы они не накликали на нас беду.
Во времена Пушкина слово «комедия» означало не только веселое представление, где, по заключению замечательного лексикографа В. И. Даля (1801–1872), «общество представлено в смешном, забавном виде »^*. Само слово «комедия », производное от латинского comoedia, появилось в русском языке довольно поздно, не ранее XVIII века. Оно обозначало и представление, но одновременно и низкие человеческие качества: ложь, лицемерие, притворство. Эти эпитеты как раз очень применимы ко всему действию Лжедмитриады. Пушкин, в совершенстве владея не только русской лексикой, но и фонетикой, или, условно выражаясь, «чувством звука», в конце концов, убрал «комедию» и оставил только «трагедию».
— Но… вы… язычники!!!
Александр Сергеевич приступил к созданию произведения в расцвете творческих сил. В конце июля 1825 года в письме Н. Н. Раевскому (младшему, 1801–1843) он как бы приоткрыл завесу над своей «творческой лабораторией»: «Вы спросите меня: а Ваша трагедия — трагедия характеров или нравов? Я избрал наиболее легкий род, но попытался соединить и то и другое. Я пишу и размышляю. Большая часть сцен требует только рассуждения; когда же я дохожу до сцены, которая требует вдохновения, я жду его или пропускаю эту сцену — такой способ работы для меня совершенно нов. Чувствую, духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить »^^.
Тиркна взглянул на часы.
— Послушайте, где тут телевизор? — спросил он. — Скоро начнется «Другая жизнь Джона». Фильмы у вас отменные.
Сопричастность, сопереживание происходившим событиям меняло масштаб восприятия их. Хотя трагедия была посвящена Н. М. Карамзину, Пушкин чувствовал и понимал, что «карамзинское русло» не может вместить то грандиозное половодье чувств, ассоциаций, представлений и смыслов, сопряженное с темой о Борисе Годунове. Он хотел придать драматургии вселенское, поистине библейское звучание. В сентябре 1825 года в письме князю П. А. Вяземскому восклицал: «Благодарю тебя и за замечания Карамзина о характере Бориса. Оно мне очень пригодилось. Я смотрел на него с политической точки, не замечая поэтической его стороны: я его засажу за Евангелие, заставлю читать повесть об Ироде^^ и тому подобное Хотя отдельной подобной сцены в окончательном варианте и не появилось, но тема Царя-Ирода там звучала не раз...
В ноябре 1825 года Пушкин сообщал П. А. Вяземскому: «Трагедия моя кончена; я перечитал её вслух, один, и бил в ладоши и кричал ей: ай да Пушкин, ай да сукин сын»^^.
Утром Джо Хастинг с трудом продрал глаза. И тут же пожалел об этом. Квартира была перевернута вверх дном. Как же это произошло?
Здесь самое время кратко обрисовать общеисторический фон, на котором происходило создание «Бориса Годунова».
О да… эти девушки, которых они привели сюда… неужели они опустошили все бутылки, что валяются на полу?
На закате эпохи Александра I (1801–1825) Пушкин превратился почти в изгоя; он сам писал о себе: «Я — вне закона». Сначала отправленный из Петербурга «служить» на Юг, он осенью 1824 года за свои «непозволительные» стихи был выслан в имение родителей Михайловское Псковской губернии. Его призывы и просьбы разрешить вернуться из «постылого Михайловского», хлопоты петербургских друзей никаких результатов не приносили.
Хастинг застонал и схватился за голову, ему казалось, что она разламывается на части. И зачем только он смешал виски и пиво!
Воцарение в декабре 1825 года Императора Николая I (1796–1855, Император с 1825 года) сулило избавление от затянувшегося плена. Однако декабрьский мятеж в Петербурге создал новые препятствия. Пушкин был лично знаком со многими лидерами мятежа, а некоторые относились к числу его друзей.
Что-то загрохотало. Повернувшись на софе, Хастинг увидел Джила, выходящего из спальни. Галакт бил себя в грудь и пел песню, которую выучил вчера вечером.
— О Полли, Полли…
Не чувствуя за собой никакой политической вины, Пушкин не считал подобные обстоятельства существенными. Он хотел вернуться, просил друзей «похлопотать». В апреле 1826 года он получил письмо от В. А. Жуковского, в котором тот совсем не разделял радужных надежд и просил друга-изгнанника не спешить и быть «осторожным»: «Всего благоразумнее для тебя остаться покойно в деревне, не напоминать о себе и писать, но писать для славы. Дай пройти несчастному этому времени... Ты ни в чем не замешан — это правда. Но в бумагах каждого из действовавших находятся твои стихи. Это худой способ подружиться с правительством».
— Замолчи, а? — простонал Хастинг.
Пушкин же совсем не собирался «дружить с правительством». Он хотел с ним «помириться», но на условиях сохранения своего человеческого достоинства. О том откровенно высказался в письме своему другу, барону А. А. Дельвигу (1798–1831) в феврале того же года: «Я желал бы вполне и искренно помириться с правительством, и, конечно, это ни от кого, кроме его, не зависит. В этом желании более благоразумия, нежели гордости с моей стороны.
— Парень, да ты, похоже, перепил? — Джил сочувственно прищелкнул языком. — Одну минуту.
Стремясь добиться торжества справедливости, Пушкин поступил прямо противоположно увещеваниям Жуковского. В конце мая 1826 года он отправил послание Императору Николаю Павловичу. Кратко изложив свою историю, заключал: «Ныне с надеждой на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею моею просьбою Просьба была такова: разрешить ему переехать или в Москву, или в Петербург, или «в чужие края».
Он вынул из карманчика на поясе маленький флакон.
— Прими пару капель. Будешь как огурчик.
Прошло почти три месяца, и наконец свершилось. В Михайловское примчался царский фельдъегерь с приказанием немедленно явиться в Москву, где в то время находилась Царская Фамилия и Двор по случаю коронации Николая I. В «Высочайшем повелении» от 28 августа говорилось: «Пушкина призвать сюда. Для сопровождения его командировать фельдъегеря. Пушкину позволяется ехать в своем экипаже свободно, под надзором фельдъегеря, не в виде арестанта. Пушкину прибыть прямо ко мнe»^^
Неимоверным усилием воли Хастинг заставил себя проглотить эти капли. На мгновение у него в животе вспыхнул пожар, затем… он снова стал человеком. Казалось, он спал не меньше десяти часов, а спиртное не брал в рот целую неделю.
4 сентября 1826 года Александр Сергеевич покинул Михайловское, а 8 сентября был в Первопрестольной, прямо проследовав в канцелярию дежурного генерала, где получил указание начальника Главного штаба барона И. И. Дибича (1785–1831): по распоряжению Императора прибыть в Чудов (Николаевский) Дворец в Кремле. Как Пушкин рассказывал, «небритый, в пуху, измятый», он и предстал перед Самодержцем.
Джил вернулся в спальню и начал будить остальных. Хастинг, глубоко задумавшись, стоял у окна. Лекарство от похмелья могло принести миллионы, получи он исключительные права на его продажу. Но нет, пришельцы со звезд научат землян изготовлять это лекарство наряду с космическими кораблями и экранами-невидимками. Конечно, он мог добыть запасы этой семерки, а потом распродать их по сотне долларов за каплю.
Царь принял Поэта в своих личных апартаментах в 4 часа дня 8 сентября. Это была не только первая встреча Поэта и Императора Николая Павловича, но и их первая беседа. Новый Монарх слышал о Пушкине как о «возмутителе спокойствия», но он уже знал и ценил его поэтический талант.
Из спальни появился Бронни, его физиономия сияла как медный таз.
Этот диалог Власти и Гения оброс потом многочисленными сказаниями. Для высшего света сам по себе факт был труднообъяснимым. Царь в период жесткого графика своего пребывания в Москве уделил более двух часов человеку, которого еще вчера считали «неблагонадежным». Нет сомнения в том, что это была именно «беседа», так как для выражения «Монаршей воли» столь продолжительный временной отрезок не требовался.
— Отличный ты парень, Джо! — воскликнул он. — Так хорошо я проводил время только на Алфазе. Чем мы теперь займемся, приятель? — крепкая рука галакта опустилась на плечо Хастинга.
Встреча Царя и Поэта не только переменила общественное положение А. С. Пушкина. Она способствовала росту его престижа, невольно рождала уважение к нему среди тех, кто раньше «не любил» и даже «терпеть не мог этого рифмоплета». Поэт услыхал из уст Самодержца и нечто необычное: «Ты будешь присылать ко мне всё, что сочинишь; отныне я сам буду твоим цензором »^^ Неслыханное дело! Царь стал его цензором, сам Монарх теперь будет читать рукописи такого человека! По представлениям того времени, да и не только того, это была несказанная милость, это означало высочайшее признание!
— Посмотрим, что я смогу для вас сделать, — осторожно ответил тот. — Вообще-то я очень занят, у меня масса дел.
— Понимаю, — Бронни подмигнул Хастингу. — Такой парень не теряет даром ни минуты. Как ты обвел вокруг пальца того вышибалу. Я уж испугался, что он вызовет полицию.
Нельзя сказать, чтобы Пушкину доставляло особую радость цензорство Царя. Конечно, оно избавляло от ненужных и изматывающих ограничительных рогаток на других уровнях, но создавало специфические проблемы. Царское решение нельзя было оспорить, нельзя было никому пересмотреть. Здесь возникали сложности, иным авторам не известные. Так и получилось с драмой «Борис Годунов».
— Чтобы успокоить его, хватило десятки. Это ерунда.
Осенью 1826 года она была представлена Царю, который прочел её в кругу Семьи и сделал заключение, которое шеф Третьего отделения граф А. Х. Бенкендорф (1783–1844) и препроводил автору: «Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б с нужным очищением переделал комедию свою в историческую повесть или роман наподобие Вальтера Скотта».
Когда все собрались в гостиной, Джил заявил, что пора завтракать. Джо повел их в соседнюю закусочную.
Пушкин не принял высочайшие рекомендации, решив не публиковать произведение. Когда же через несколько лет он вознамерился жениться и надо было приводить в порядок денежные дела, встал вопрос и об издании «Годунова». Требовалось непременно получить санкцию Царя. Пушкин отправил просьбу «по принадлежности» — Бенкендорфу.
— Вы, космонавты, должно быть, очень умны, — заметил он, когда они уселись за столик. — Умнее, чем большинство остальных, правда?
— Это точно, — пробасил Джордо, подмигнув официантке.
В письме обозначил причины разногласий с Царем и невозможность изменить то, что изменению не подлежит: «Государь соблаговолил прочесть её, сделал мне несколько замечаний о местах слишком вольных, и я должен признать, что Его Величество был как нельзя более прав». Но не все замечания возможно было переделкой устранить.
— Космонавт должен многое знать и уметь, — добавил Кол. — Звездолеты, естественно, летят сами по себе, но все равно в экипаже нет места для дураков.
«Драматический писатель не может нести ответственности за слова, которые он влагает в уста исторических личностей. Поэтому надлежит обращать внимание лишь на дух, в каком задумано всё сочинение, на то впечатление, которое оно должно произвести. Моя трагедия — произведение вполне искреннее, и я по совести не могу вычеркивать того, что мне представляется существенным Пушкин просил разрешение опубликовать «Годунова» в том виде, как он существует.
— Понятно, — пробормотал Хастинг. — Я так и думал.
Диплом психолога помогает дать правильную оценку ситуации, особенно если человек свободен от предрассудков.
Неизвестно, как этот «возмутительный вызов» власти воспринял Бенкендорф, но известно, что Царь признал правоту Поэта. «Годунов» увидел свет в конце декабря 1830 года в авторской редакции. Уместно сказать, что произведение печаталось в отсутствие Пушкина; этим делом занимался его друг В. А. Жуковский. Будучи чрезвычайно осторожным, можно даже сказать, «властибоязненным», Жуковский внес некоторые переделки и сокращения, конечно же, не менявшие авторской концепции. Только в одном месте пушкинская мысль была искажена. В конце произведения у Пушкина, в сцене «Площадь перед собором в Москве », значилось: «Н а р о д. Да здравствует Царь Дмитрий Иванович!»
Достаточно рассмотреть такой пример. Сэр Исаак Ньютон открыл три закона движения, закон всемирного тяготения, дифференциальное исчисление, основы спектроскопии, акустики и, помимо того, находил время, чтобы выполнять различные государственные обязанности. Один человек! И для гения он не был исключением. Самые одаренные земляне оставляли след в нескольких областях.
Появилось же совершенно иное, ныне хрестоматийное: «Народ безмолвствует ». Подобная «инверсия » совершенно меняла смысл происходящего. Народ, который в реальности был деятельным участником событий, свергал Царя Фёдора, а потом радостно присягал Лжедмитрию, а потому и нёс историческую ответственность за свои действия, за происходящее. Пушкин это прекрасно чувствовал и понимал. Во втором же, «приглаженном», варианте «народ» превращался скорее в зрителя, созерцателя, жертву событий, а потому и должен был быть свободным от возмездия Проведения!
И тем не менее такой выдающийся ум не является необходимостью. Самые важные шаги в развитии человечества сделали обезьяноподобные тупицы. Они приручили огонь, вытесали первые инструменты, создали язык, сшили одежду, заложили социальную основу цивилизации. Только им потребовалась на это бездна времени.
Здесь уместна ещё одна общеисторическая ремарка, так сказать, историографического свойства. В отечественной исторической традиции всегда было принято изображать Лжедмитрия как тёмного и аморального самозванца, как орудие враждебных Руси сил, проклятого и Церковью и памятью народной. Приведём выписку только из одного документа: Утверждённой грамоты об избрании на Московское Царство Михаила Федоровича Романова, составленной весной 1613 года, вскоре после призвания на Царство первого Царя из Династии Романовых. В ней говорится, что Лжедмитрий, бывший монах Чудова монастыря Григорий Отрепьев, есть «богоотступник и еретик», «которого в миру звали Юшкой», от Истинной Веры отвратился, обратился в «чернокнижество, ангельский образ отверг и обругал, и по наущению дьявола отступил от Бога»^®.
А за миллион лет многое может случиться. Ньютон создал современную физику в течение жизни одного поколения. Сотня менее талантливых людей добилась бы того же за тысячелетие.
В литературе, среди авторов, кто специально занимался историей Лжедмитрия, достойно внимание умозаключение известного историка С. Ф. Платонова (1860–1933). По его словам, «он был очень некрасив: разной длины руки, большая бородавка на лице, некрасивый большой нос, волосы торчком, несимпатичное выражение лица, лишенный талии, неизящная фигура» — вот какова была внешность самозванца. Однако внешность для политического деятеля не главное. Главное же — его взгляды, дела и поступки. И здесь картина представлялась удручающей. «Брошенный судьбой в Польшу, умный и предприимчивый», он «понахватался в Польше внешней “цивилизации” и кое-чему научился »^^.
Для человечества коэффициент умственного развития в среднем приближается к ста. У гениев он может достичь двухсот. У дебилов снижается до шестидесяти. Необъяснимое стечение обстоятельств одарило человека таким могучим разумом. Он мог бы обойтись и меньшими способностями.
А если средний коэффициент у галактов составляет семьдесят пять, то их самые блестящие представители поднимались, скажем, до ста пятидесяти.
Совершенно иную точку зрения постулировал историк Н. И. Костомаров (1817–1885). Одолеваемый русофобским комплексом, он создавал просто омерзительную панораму русского быта и государственного управления. В своей многотомной «Русской истории в жизнеописаниях её деятелей » самозванец представлен с явной симпатией. Это был деятель, который «русским внушал уважение к просвещению и стыд своего невежества». Даже внешность его рисовалась в нежно-умилительных тонах. «Он был статен, но лицо его не было красиво, нос широкий, рыжеватые волосы; зато у него был прекрасный лоб и умные выразительные глаза». Одним словом, Лжедмитрий был «лучом света » в русском царстве темноты, отсталости и жестокости.^®
Визг отпрыгнувшей от стола официантки прервал размышления Хастинга. Когда она повернулась к ущипнувшему ее Бронни, тот добродушно улыбался.
Совсем иначе Костомаров описывал подлинного сына Иоанна Грозного — Царевича Дмитрия. По его мнению, это — маленький садист, обожавший смотреть, как режут кур, ненавидящий Бориса Годунова, страдавший эпилепсией и истерическим припадками; одним словом, истинный сын своего «отца-изверга» Иоанна Грозного.^ Грозного же Костомаров ненавидел как личного заклятого врага и клеветал по его адресу без устали!
Джо Хастинг успокоил официантку. А после завтрака показал галактам достопримечательности Нью-Йорка и продал им Бруклинский мост.
Гнусные клеветы «профессиональный историк» оглашал в православной стране, где погибший в 1591 году девятилетний Царевич Димитрий почитался святым с 1606 года. Его имя празднично возглашалась по всей стране трижды в год: в день рождения, день убиения и день перенесения мощей. Как же надо было не только не любить, но и просто не уважать русскую духовную традицию, веру миллионов сердец, чтобы сочинять непристойности! А ведь нечто подобное пишут по сю пору; появилась даже генерация «молодых дарований», взращенная на западных грантах, главная цель которых — лить грязь на Русский Дом. Бог им судья. Оставим в стороне русофобов всех мастей и всех времён и их пошлые вирши. Вернёмся к Пушкину, который искреннее любил Россию и никогда не клеветал на предков, хотя дела минувших дней далеко не всегда одобрял.
Тема Годунова привлекла Пушкина, во-первых, яркой драматургией эпохи, в которой раскрывались как все лучшие, так и все худшие человеческие качества. Он увидел здесь возможность предложить собственное видение происшедшего.
Была и ещё одна причина, не столько важная и сущностная, но всё-таки повлиявшая на выбор сюжета Пушкиным: заметное участие в тех событиях одного из его предков — Гавриила, или, как его называли в нормах того времени, Гаврилы Пушкина. Это — подлинный исторический персонаж, который не раз появляется в драме Александра Пушкина, в том числе и в одной ключевой сцене: чтении «грамоты» самозванца в июне 1605 года народу, той грамоты, где авантюрист провозглашал себя сыном Царя Иоанна Грозного, предлагая москвичам присягнуть ему на верность.
Эту «грамоту» в Москву доставили от самозванца Наум Плещеев и Гаврила Пушкин и читали в разных местах, а 1 июня 1605 года на Лобном месте на Красной площади. Про Плещеева у Пушкина не говорится ни слова; главная роль в этом драматическом эпизоде отведена Гавриле, который и призывал москвичей признать «законного Царя». После этого в Москве поднялся мятеж, в результате которого был свергнут Царь Фёдор Годунов, вскоре затем и убитый.
Гаврила Пушкин (ок.1560–1638) принимал участие во многих и значимых событиях Русской истории начала XVII века. Впервые в документах он упомянут в 1579 году, когда женился на Марье Мелентьевне — дочери Василисы Мелентьевой, считавшейся одно время сожительницей Царя Иоанна Грозного. Здесь необходимо сделать одно пояснение. Пресловутая Василиса проходит в различных сочинениях и как «Мелентьева» (фамилия) и как «Мельентьевна» (отчество). За исключением именитых представителей, обычные роды в XVI веке фамилий в нынешнем понимании ещё не имели.
Эта самая Василиса ко времени начала сожительства с Грозным числилась вдовой дьяка Мелентия, который звался Ивановым, так как его отца звали Иваном. Вот у этой-то вдовы и была дочь Мария (Марья), ставшая женой Гаврилы Пушкина, которая, являясь дочерью Мелентия Иванова, должна была числиться Ивановой. Может, благодаря этой связи, а может быть, и нет, Гаврила впервые выполнял поручение Первого Царя Иоанна Грозного уже в 1581 году, когда в звании стрелецкого сотника доставил царскую грамоту в Ругодив (Нарву).
Возвышение Гаврилы Пушкина началось в 1605 году, когда он, состоя воеводой в Белгороде, примкнул к стану Лжедмитрия и вызвался доставить в Москву его послание. За оказанную услугу самозванец сделал Гаврилу «великим сокольничим^^ и думским дворянином^>. Затем Пушкин занимал разные должности и исполнял поручения и при Василии Шуйском, в заговоре против которого он состоял, а после свержения несчастного Царя Василия I и при других правителях. Его имя значилось и под грамотой Московской Думы о необходимости приглашения на Царство старшего сына Польского Короля (Речи Посполитой) Сигизмунда III (1566–1632, Король с 1587 года) Королевича Владислава (1595–1648).
В 1830 году А. С. Пушкин в стихотворении «Моя родословная» написал:
Смирив крамолу и коварство И ярость бранных непогод,
Когда Романовых на Царство Звал в грамоте своей народ,
Мы к оной руку приложили...
Александр Сергеевич был совершенно прав. Его предок «руку приложил» и играл довольно заметные роли при Царе Михаиле Фёдоровиче. В качестве думного дворянина он в 1614–1615 годах был воеводой в Вятке, в 1618 году ему был поручен Челобитный приказ, в 1619 году он — товарищ боярина Бориса Михайловича Лыкова, начальника Разбойного приказа. В 1626 году Гаврила Пушкин был отпущен Царем в деревню в своё поместье, где жил оставшиеся годы, приняв перед смертью монашеский постриг.
В драме А. С. Пушкина выведен и ещё один персонаж под его родовой фамилией, некий «боярин Афанасий Пушкин». Это вымышленный герой, которого нет у Н. М. Карамзина и которого не только не обнаруживается среди предков Александра Сергеевича, но его вообще не существовало. В описываемые годы здравствовал думный дворянин Евстафий Михайлович Пушкин, но никак не боярин, служивший с 1601 году в далекой Сибири и даже косвенного участия в событиях не принимавший.
Не существовало в действительности и приспешника самозванца «князя Курбского», который при переходе русско-литовской границы обуреваем желанием отомстить за отца, который теперь «утешится во гробе». Вот отец-то этого придуманного героя, который погибает во время столкновения воинства самозванца с царским войском, как раз был хорошо известен. Князь А. М. Курбский (1528–1583) — один из самых, если и не самый, одиозный предатель за всю историю. Он предал Россию, бросил семью, детей и с мешком наворованного золота в 1564 году бежал в Польшу. Здесь он верой и правдой начал служить извечным русским врагам и даже участвовал в военных кампаниях против Руси! Князь-изменник трижды в эмиграции был женат и в третьем браке имел сына Дмитрия (род. 1582), который был провинциальным польским шляхтичем, истинным католиком и никакого отношения к истории с Лжедмитрием не имел.
Драма «Борис Годунов» начинается со сцены в кремлевских палатах, где беседуют два видных аристократа: князь Шуйский и князь Воротынский. Оба принадлежали к самому высокому родословному кругу. Василий Иванович Шуйский (1552–1612) вел его от Рюрика, а Иван Михайлович Воротынский (ум. 1627) от князя Черниговского и Великого князя Киевского Михаила Всеволодовича (1179–1246), убитого по приказу хана Батыя (1208–1255)^\"* в Орде за отказ поклониться языческим идолам и в 1547 году причисленного к лику святых.
Пушкин точно установил и время этой беседы: 20 февраля 1598 года. Момент был переломный. Уже больше месяца прошло после смерти Царя Фёдора Иоанновича, государство обезглавилось, а Борис Годунов, шурин Царя Фёдора, последние годы фактически управлявший делами государства, отказывался «идти на Царство». Он удалился в Новодевичий монастырь, куда ещё раньше ушла и вдова Царя Фёдора Царица Ирина — родная сестра Бориса Годунова.
Пушкин сразу обрисовывает и характеры своих первых персонажей. Иван Воротынский предстаёт в образе честного служаки, в то время как князь Василий Шуйский — сплошная интрига и клятвопреступление. Ему ясно, в чём он и убеждает Воротынского, что упорство Бориса Годунова — только игра, которая скоро кончится, а потом тот «принять венец смиренно согласится ». Это точка зрения Н. М. Карамзина, которую Пушкин и озвучивает устами князя Шуйского. Воротынского всё ещё одолевают сомнения и страхи за судьбу страны, но Шуйский бескомпромиссен: Годунов — лицемер и лицедей.