Пол Андерсон

Гетто

Монорельс высадил их на окраине Кит-тауна.

Вдали мерцали и переливались огни огромного города — красные, зеленые, золотые; огни метались меж стройных башен, отражаясь в низко висящем небе, здесь же царили тишина и ночь.

Кенри Шаун еще некоторое время постоял с остальными, неуверенно переминаясь с ноги на ногу и придумывая, что бы сказать. Все знали, что он собирается оставить космос, но у китян не принято было вмешиваться в личную жизнь других людей, и поэтому все молчали.

— Ну, что ж, — в конце концов выдавил он. — Еще увидимся.

— Конечно, — ответил Граф Кишна. — Мы проторчим на Земле несколько месяцев. — И после короткой паузы добавил: — В следующем рейсе нам будет очень не хватать тебя. Вот если бы ты… передумал, Кенри.

— Нет, — сказал Кенри. — Я остаюсь. Но все равно, спасибо.

— Приходи в гости, — пригласил Граф. — Мы на днях как раз собирались устроить вечеринку и перекинуться в покер.

— Конечно. Конечно приду.

Граф обнял Кенри за плечо одной рукой и слегка прижал к себе. Этот обычный для Кит-тауна жест заключал в себе больше, чем можно было выразить словами.



— Доброй ночи, — вслух сказал он.

— Доброй ночи. — Во тьме слова прозвучали чуть слышно. Они постояли еще мгновение — полдюжины мужчин в свободных синих куртках, мешковатых брюках и мягких туфлях, — одежды для выхода в город. Все они забавно походили друг на друга: смуглолицые, невысокого роста и плотного сложения. Но больше всего их роднила манера двигаться и особенное выражение лиц. Ведь за всю жизнь, проведенную среди звезд, они не видели ничего, кроме чужих странных миров.

Затем группа распалась и каждый пошел в свою сторону. Кенри направился к отцу. Было довольно прохладно, северное полушарие вступало в осень; Кенри поежился и сунул руки в карманы.

Улицы Кит-тауна были просто узкими бетонными дорожками, не светящимися, а по старинке освещенными круглыми фонарями, бросавшими неясные блики на лужайки, деревья и на маленькие, похожие на землянки, домики, далеко отстоящие от дороги. Людей на улице почти не осталось: пожилой офицер, кажущийся очень суровым в своей накидке с капюшоном; молодая пара, медленно прогуливающая, взявшись за руки; стайка детей, резвящихся на траве, наполняющая воздух веселым смехом. Вполне возможно, некоторые из этих детишек родились лет сто назад и уже успели повидать миры, солнца которых неразличимы отсюда. Но родная планета всегда манила людей. Даже оказываясь на другом краю Галактики, они возвращались к шепчущим лесам и пенистым морям, к дождю, ветру и быстро несущимся тучам, через любые бездны пространства стремились они к своей матери — Земле.

Большинство домов-полушарий были темны. За ними присматривала автоматика, пока хозяева блуждали среди звезд. Кенри прошел мимо дома своего друга Джонга Эррифранса, подумав с грустью — увидятся ли они когда-нибудь? «Золотой Летун» вернется с Бетельгейзе не раньше, чем через столетие, а к тому времени «Крылья» — его корабль — еще не возвратится из следующего рейса.

«Нет, постой-ка. Я ведь остаюсь. Я буду уже глубоким стариком, когда вернется Джонг, по-прежнему молодой и веселый, с гитарой за спиной и с улыбкой на губах».

В городке было всего-навсего несколько тысяч домиков и большинство их обитателей постоянно отсутствовало. Сейчас вокруг Солнца кружили только «Крылья», «Летящее облако», «Могучий Варвар», «Богоматерь» и «Принцесса Карен» — их команды в общей сложности, включая и детей, насчитывали не более 1200 человек. Он еще раз прошептал тихонько архаичные, чудесные названия, смакуя на губах их волнующий привкус. Кит-таун и его обитатели были неизменны — иначе и быть не могло. Ведь если человек перемещается со скоростью света, то время для него идет так, что за десять лет отсутствия на Земле пролетает век… А здесь был дом, здесь человек был среди подобных себе, а не каким-то томми, который вынужден подобострастно кланяться и заискивать перед могущественными людьми Солнечной системы. Здесь человек оставался человеком и мог ходить с гордо поднятой головой. И неправда, хотя так говорят на Земле, будто они безродные, люди без собственной планеты, истории и привязанностей. Они были детьми родной планеты в большей степени, чем те, кто пережил ее лихорадочный расцвет, и войны, и закат…

— Добрый вечер, Кенри Шаун.

Он остановился, вырванный из задумчивости, и взглянул на молодую женщину. По ее длинным темным волосам и стройной фигуре струился бледный свет уличного фонаря.

— О… — спохватился он и поклонился. — Добрый вечер тебе, Тейя Баринн. Долго же мы не виделись. Года два, наверное, не меньше, а?

— Для меня время пролетело быстро, — ответила она. — «Могучий Варвар» прошлый раз летал к Веге. И мы крутимся на орбите уже целый месяц. А «Крылья», кажется, вернулись недели две назад, да?

Почему она не решается говорить прямо, без недомолвок? Кенри знал, что время прибытия его огромного корабля известно ей с точностью до часа.

— Да, — ответил он. — Но у нас вышел из строя астрогационный компьютер, и мы, несколько человек, задержались на борту, чтобы привести его в порядок.

— Я знаю, — тихо ответила она. — Я интересовалась у твоих родителей почему тебя не видно в городе. А разве тебе самому не хотелось на Землю?

— Еще бы! — произнес он и голос его дрогнул. Он не мог рассказать ей о лихорадочном желании сбежать с судна, попасть на Землю и увидеть Дорти, которая ждала его среди роз. Это желание буквально жгло его, не давало покоя ни на миг. — Конечно, но ты же знаешь, что корабль — самое главное, я же самый опытный специалист по компьютерам. А мою долю груза продал за меня отец. Я никогда не любил заниматься торговлей.

Перекидываемся тут ничего не значащими словами, думал он про себя, а встреча с Дорти все отдаляется и отдаляется. Но он не мог оборвать ее на полуслове и уйти. Ведь Тейя была настоящим другом. Когда-то он даже думал, что она станет для него еще ближе, но это было до того, как он встретил Дорти.

— С тех пор, как мы улетели, мало что изменилось, — заметила она. — И это за целые двадцать пять земных лет! Все та же Звездная Империя с тем же языком и генетической иерархией, правда, немного более обширная. Правда, недовольства и волнений побольше, а значит, все ближе восстание и конец. Мне кажется, это очень напоминает Африканцев поколения за два до падения их Империи.

— Точно, — сказал Кенри. — И другие тоже. И в будущем будет то же самое. Кстати, я слышал, что Звезды опять стараются прижать нас.

— Да. — Она говорила почти шепотом. — Теперь нам нужно покупать специальные эмблемы по совершенно немыслимой цене, и носить их всюду за пределами Кит-тауна. Все может стать еще хуже, и я думаю, станет со временем.



Он заметил, что ее губы дрожат под резко очерченными ноздрями, а глаза, встретившись с его глазами, вдруг блеснули от внезапно выступивших слез.

— Кенри… а это правда, что говорят о тебе?

— Что правда? — сам того не желая, он почти выкрикнул это.

— Что ты собираешься бросить космос. И… оставить Кит… стать землянином?

— Мы поговорим об этом в другой раз. — В горле у него было невыносимо сухо. — Сейчас я очень спешу.

— Но, Кенри… — Она глубоко вздохнула.

— Спокойной ночи, Тейя. До встречи. А сейчас я действительно очень спешу.

Он поклонился и ушел — быстро, не оборачиваясь. Он удалялся, а по спине его скользили попеременно узкие полосы света и тени.

Дорти ждала его, и он обязательно должен увидеться с ней сегодня же вечером. Но почему-то он уже не думал об этом с такой радостью. На душе у него было муторно…



Она стояла у иллюминатора, глядя во тьму, бесконечность которой ощущалась невероятно чуждой, и белые отсветы корабельных переборок прохладно отражались в ее волосах. Мягко ступая, он приблизился сзади и опять, уже в который раз, поразился, как она красива. Даже тысячу лет назад такие высокие, чудесно сложенные блондинки были на Земле редкостью, и хотя селекционеры человеческих тел Звездной Империи вряд ли останутся в памяти человеческой, их следовало бы помнить вечно уже за то, что они создали такой тип женщины.

Она быстро обернулась, почувствовав его приближение. Серебристо-голубые широко раскрытые глаза воззрились на него, губы слегка разошлись, полуприкрытые изящной рукой. Какое все-таки чудо — женская рука, подумал он.

— Ты напугал меня, Кенри Шаун.

— Прошу прощения, фриледи, — удрученно сказал он.

— Ничего… — она улыбнулась, немного неуверенно. — Ничего страшного. Видимо, меня нервирует межзвездное пространство.

— Да, оно вполне может вызывать… беспокойство, особенно, если к нему не привык, фриледи, — сказал он. — Сам я был рожден среди звезд.

Она слегка вздрогнула.

— Космос слишком велик, — произнесла она. — Слишком велик и чужд, Кенри Шаун. Я и раньше предполагала, что путешествия между планетами выходят за рамки человеческого понимания, но это… — ее рука коснулась его руки, пальцы сомкнулись вокруг его ладони, и он тоже невольно, вопреки желанию, сжал ее хрупкую кисть. — …Этого я никогда бы не смогла себе представить.

— Когда летишь со скоростью света, — заметил он, стараясь скрыть смущение под маской опытного космонавта, — кое-что изменяется. Аберрация смещает звезды, а эффект Допплера смещает цвета. Вот и все, фриледи.

Корабль вокруг них негромко шумел, словно разговаривая сам с собою на разные голоса. Дорти однажды поинтересовалась, о чем думает электронный мозг корабля: каково это — чувствовать себя космическим кораблем, вечно скитающимся среди чужих звезд. Он тогда сказал ей, что компьютер не обладает сознанием, но с тех пор эти ее слова буквально преследовали его. Может быть, просто потому, что это были ЕЕ слова.

— Но больше всего меня пугает отставание во времени. — Ее рука оставалась в его руке, и тонкие пальцы сжимались все сильнее. И его буквально пьянил легкий аромат духов. — Я никак не могу осознать того, что ты родился тысячу лет назад, Кенри Шаун. И того, что когда я уже рассыплюсь прахом, ты все так же будешь путешествовать среди звезд.

В ответ уместно было бы сказать какой-нибудь комплимент, но язык перестал ему повиноваться. Ведь он был космическим скитальцем, уроженцем Кита, грязным, вонючим томми, а она была Свободной Звездой, универсальным гением, прекраснейшим цветком генетической иерархии Империи.

— Тут нет ничего странного, — только и смог он вымолвить. — По мере того, как относительная скорость приближается к скорости света, измеряемый промежуток времени сокращается, а масса растет. Но это для постороннего наблюдателя. Обе системы отсчета одинаково реальны. В этом рейсе мы движемся с тау-фактором, равным приблизительно 33, это означает, что нам потребуется около четырех месяцев, чтобы долететь от Сириуса до Солнца, но для наблюдателя, будь он у той или другой звезды, наш путь займет почти одиннадцать лет. — Рот свело, но он с усилием изобразил улыбку. — Это не так уж много, фриледи. Вы будете отсутствовать, давайте прикинем, два раза по одиннадцать, да еще год в системе Сириуса, — двадцать четыре года. Ваши владения будут целы и невредимы.

— Но разве для таких перелетов не требуется огромное количество горючего? — спросила она. Она слегка нахмурилась и ее прелестный лобик пересекла тонкая морщинка. Она действительно старалась разобраться во всем этом.

— Нет, фриледи. Вернее, да, но мы не тратим материю в таких объемах, как в межпланетных полетах. Корабль движется за счет полей окрестных звезд — теоретически всей вселенной — и двигатель преобразует наш ртутный «балласт» в кинетическую энергию для всего корабля. Он действует одновременно на всю массу, поэтому мы даже не ощущаем ускорения и можем достичь скорости света за несколько дней. Когда же мы приблизимся к Солнцу, агоратрон начнет превращать энергию в атомы ртути, и у самой Земли мы затормозим.

— Боюсь, я плохо разбираюсь в физике, — засмеялась она. — Этим у нас на Земле занимаются типы Звезда-А и Норма-А.

Его охватило чувство отвращения. Да, думал он, умственный и физический труд по-прежнему остаются трудом. Пусть низкородные потеют, трудясь, — ведь Свободные Звезды живут для того только, чтобы быть украшением. Ее пальцы расслабились, и он убрал руку.

Казалось, она огорчилась, почувствовав, что обидела его. Она порывисто потянулась и дотронулась до его щеки.

— Прости, — тихо сказала она. — Я не хотела… Я не имела в виду того, что ты подумал.

— Ничего, фриледи, — с трудом выговорил он, стараясь скрыть свое изумление. Слыханное ли дело, чтобы аристократка стала извиняться!..

— И все же, — честно продолжала она. — Я знаю, столько людей терпеть не могут Кит. Вы просто не укладываетесь в рамки нашего общества, понимаешь? Вы никогда не принадлежали Земле по-настоящему. — Ее бледные щеки медленно залил легкий румянец; она потупилась. — Но я хорошо разбираюсь в людях, Кенри Шаун. И я могу отличить человека высшего типа, когда встречаю его. Ты бы и сам мог быть Свободной Звездой, только… мы показались бы тебе ужасно скучными.

— Что вы, фриледи, — напыщенно возразил он.

Он покинул ее. В душе у него все пело. Три месяца, радостно думал он, еще три месяца на одном корабле, еще три месяца до Солнца.



Старый заборчик сухо затрещал, когда Кенри хлопнул калиткой, ведущей к домику Шаунов.

Над головой зашелестел клен, отвечая легкому ветерку, и сбросил кроваво-красный лист прямо ему под ноги. В этом году ранние заморозки подумал он. Систему контроля погоды так и не восстановили после того, как Механокласты ее запретили и, может быть, в этом они были правы. Он остановился и глубоко вдохнул прохладный и сыроватый воздух, наполненный запахами вскопанной земли и спелых ягод. Внезапно он сообразил, что еще ни разу не был дома зимой. Он ни разу не видел, как холмы покрываются снегом, сверкающим на солнце, и ни разу еще не слушал невероятного безмолвия снегопада.

Теплый желтый свет из дома ложился кругами на лужайку. Он приложил ладонь к двери, она узнала его и открылась. Войдя в маленькую, загроможденную мебелью, комнатку, в которой находилось еще и с полдюжины детишек, он уловил остатки чудесных ароматов обеда и пожалел, что опоздал. В последний раз он ел еще на корабле, но во всей Галактике не сыщешь лучшей стряпухи, чем его матушка.

Согласно обычаю, Кенри поздоровался с родителями, и отец в ответ только сурово кивнул. Мать встретила его более сердечно, обняла, заметив, что он сильно похудел. Малыши, поздоровавшись, вернулись к своим книжкам, игрушкам и болтовне. Они довольно часто видели своего старшего брата и были еще слишком малы, чтобы понять значение его решения оставить космос.

— Кенри, дорогой, давай я сделаю тебе хоть сандвич, — сказала мать. — Как хорошо, что ты вернулся.

— Я очень тороплюсь, — ответил он. И добавил смущенно: — Я бы с удовольствием, но… э-э-э… мне нужно сходить в одно место.

Мать отвернулась.

— О тебе спрашивала Тейя Баринн, — заметила она, как бы невзначай. — «Могучий Варвар» вернулся с месяц назад.

— О, да, — сказал он. — Я встретил ее на улице.

— Тейя хорошая девушка. Тебе бы надо зайти к ней. Еще не поздно.

— Как-нибудь в другой раз, — отозвался он.

— «Могучий Варвар» отправляется к Тау Кита через два месяца, — сказала мать. — Так что у тебя будет не так уж много времени для встречи с Тейей, если только ты… — Голос ее дрогнул. — Если только ты не женишься на ней, она прекрасная пара для тебя, Кенри. Она не будет лишней на борту «Крыльев». Она родит мне сильных внуков.

— Как-нибудь в другой раз, — повторил он и пожалел о непроизвольной резкости своего тона. Затем он повернулся к отцу и спросил: — Папа, а что это еще за новый налог?

Волден Шаун нахмурился.

— Проклятые жулики, — сказал он. — Чтоб у них у всех скафандры дали течь. Теперь мы обязаны носить эти эмблемы и платить за них с носа.

— А можно… можно я займу на сегодняшний вечер твою? Мне нужно в город.

Волден медленно поднял голову и и взглянул сыну в глаза. Затем он вздохнул и поднялся.

— Она у меня в кабинете, — сказал он. — Пошли, поможешь мне отыскать ее.

Они вместе вошли в маленький кабинет. Там было полно книг (отец читал на всевозможные темы, впрочем, как и большинство китян), тщательно отполированных астрогационных инструментов и сувениров, привезенных из далеких путешествий. Все они о чем-либо напоминали. Вот сабля с тончайшей гравировкой — подарена оружейным мастером с Проциона-5, многоруким чудовищем, которое было его другом. Пейзаж Изиды на стереографии — обрывистые холмы до самого горизонта, сплошь покрытые замерзшими газами цвета расплавленного янтаря, освещенные могучим Озирисом. А вот эти рога на стене — трофеи одной из охотничьих вылазок на Локи, еще в дни его молодости. А вот эта изящная прыгающая фигурка — изображение бога на Дагоне.

Склонив седую, коротко остриженную голову, Волден стал перебирать бумаги.

— Так ты в самом деле решил оставить космонавтику? — негромко спросил он. Лицо Кенри порозовело.

— Да, — ответил он. — Мне очень жаль, но… В общем, да.

— Мне и раньше приходилось встречать людей, которые бросили космос, — заметил Волден. — И многие из них даже преуспели, причем большинство. Но я сомневаюсь, были ли они счастливы.

— Интересно, — сказал Кенри.

— Скорее всего, в следующий раз «Крылья» отправятся к Ригелю, — сказал Волден, — и мы вернемся назад не раньше, чем через тысячу лет. К тому времени уже не будет никакой Империи. И имя твое будет забыто.

— Я слышал разговоры об этом полете, — голос Кенри немного охрип. — И именно поэтому я решил остаться.

Волден с вызовом взглянул на него.

— Что же ты нашел такого особенного в этих Звездах? — спросил он. — На моих глазах прошло двенадцать столетий истории человечества, за это время всякое бывало. Нынешние времена не из лучших. А скоро станет еще хуже.

Кенри молчал.

— Эта девушка не нашего поля ягода, сынок, — сказал Волден. — Ведь она из Свободных Звезд. А ты — просто дрянной грязный томми.

— Предубеждение против нас вовсе не расового характера, — сказал Кенри, избегая смотреть отцу в глаза. — Истоки его в разнице культур. А космонавт, который оседает на Земле… с их точки зрения он вполне в порядке.

— Это пока, — сказал Волден. — Но предубеждение становится расовым. И возможно скоро нам придется покинуть Землю. Всем. На некоторое время…

— Я войду в ее класс, — сказал Кенри. — Давай эмблему.

— Придется перегрузить корабль, чтобы увеличить тау-фактор, — Волден вздохнул. — У тебя в распоряжении еще шесть месяцев. Раньше мы не улетим. Надеюсь, к тому времени ты изменишь свое решение.

— Возможно, — сказал Кенри, хотя знал, что нагло врет.

— Вот она, — Волден держал в руках маленькую желтую эмблему из переплетенных нитей. — Приколи ее к пиджаку. — Он достал толстый бумажник.

— А вот тысяча декардов из причитающейся тебе доли. В банке на твое имя положено еще пятьдесят тысяч, но все-таки лучше будет, если и эти деньги у тебя не украдут.

Кенри пристегнул эмблему, и ему показалось, что она тяжела как камень, висящий на шее. От дальнейшего самоуничижения его избавила автоматическая реакция сознания. Пятьдесят тысяч декардов… что на них приобрести? Космонавт по необходимости должен вкладывать деньги в какую-нибудь надежную и долговременную собственность…

Затем он вспомнил, что остается на Земле. И деньги эти не обесценятся, во всяком случае, на протяжении его жизни. А ведь у денег есть свойство рассеивать предубеждения.

— Я вернусь… наверное завтра, — сказал он. — Спасибо, папа. До свидания.

Суровое лицо Волдена стало еще более суровым. Голос его был ровен, но не настолько, чтобы не выдавать его чувств.

— До свидания, сынок, — сказал он, и Кенри вышел из дома в ночь.

Сначала никто из них не был особенно удивлен. Капитан Сералпин сказал Кенри:

— У нас будет еще одна пассажирка. Она ждет нас в Лэндфолле на Иштаре. Хочешь забрать ее?

— Зачем? Пусть сидит там, пока мы не подготовимся к возвращению. С чего бы это ей проводить целый месяц на Мардуке?

Сералпин пожал плечами:

— Не знаю, да и знать не хочу. Но она платит за перелет туда. Возьми шлюпку номер пять, — добавил он.

Кенри дозаправил маленький межпланетный катер и отчалил от «Крыльев», ворча себе под нос. Иштар находился по другую сторону Сириуса, и даже если он разовьет предельное ускорение, все равно полет займет несколько дней.

Все это время он изучал «Общую космологию» Муринна — книгу, до которой у него раньше никак не доходили руки, хотя издана она была 2500 лет назад. С тех пор, как пала Африканская Империя, существенных сдвигов в науке не происходило, и поэтому, наверное, на сегодняшней Земле царит убеждение, что все ответы на все вопросы давно получены. Ведь, в конце концов, раз вселенная конечна, то бесконечно раздвигать горизонты науки невозможно. Результат: за несколько веков, в течение которых практические исследования тащились в хвосте теоретических предсказаний, интерес к науке почти угас, а достигнутые знания превратились в догму.

Но Кенри слишком много времени провел вне Земли, и он не был уверен в том, что человек способен понять космос до конца. Нерешенные проблемы существовали в самых разных областях — в физике, химии, биологии, психологии, истории, гносеологии — и на все эти проблемы Девятикнижие не давало удовлетворительных ответов. Но стоило ему попытаться объяснить это любому землянину, как в ответ он получал либо недоуменный взгляд, либо усмешку превосходства… Нет, все же наука — общественное явление, она не может развиваться тогда, когда общество не желает ее. Но никакое общество не существует вечно. И в один прекрасный день люди снова начнут задавать вопросы.

Когда Кенри приземлился в Лэндфолле, шел дождь. Он добрел по душной мокрой улочке до отеля и испытал потрясение, узнав, что его пассажиркой будет молодая и прекрасная девушка. Он поклонился ей, скрестив, как положено, руки на груди, и почувствовал скованность и разочарование. Кто он рядом с ней? Низкорожденный, грязный, космический бродяга… А она — одна из владык Земли.

— Надеюсь, на шлюпке вы не испытаете неудобств, фриледи, — пробормотал он, ненавидя себя за подобострастный тон. На самом деле ему хотелось крикнуть: «Ты, безмозглая бесполезная сучка! Это мой народ поддерживает жизнь на Земле! Не я, а ты в благодарности должна преклонять предо мной колени!» Но вместо этого он снова поклонился и, подав ей руку, помог подняться по трапу на борт.

— Да здесь просто чудесно, — рассмеялась она. Наверное, она еще слишком молода, подумал он, и еще не успела перенять всех привычек своего класса. Иштарский туман каплями осел на ее волосах и капли сверкали, словно маленькие бриллианты. Голубые глаза вполне дружелюбно всматривались в его смуглое лицо с острыми чертами. Он рассчитал орбиту для возвращения на Мардук.

— Дорога займет около четырех дней, фриледи. Надеюсь, вы не очень торопитесь?

— О, нет! — ответила она. — Я просто хотела заодно посмотреть и ту планету, перед тем, как вернуться на Землю.

Кенри прикинул — сколько это должно стоить, и почувствовал, как его охватывает ярость от того, что кто-то может себе позволить выбросить такую кучу денег на обычное туристическое путешествие. Но он только кивнул.



Вскоре они были в космосе. Поспав несколько часов, Кенри поднялся с койки и обнаружил, что девушка тоже встала и перелистывает Муринна.

— Ни слова не понимаю, — сказала она. — А он всегда использует шестисложные слова вместо односложных?

— Он всегда изумительно точен, фриледи, — ответил Кенри, начиная готовить завтрак. Затем порывисто добавил: — Я хотел бы познакомиться с ним.

Она пробежала взглядом по небольшой библиотечке: всего несколько полок — микрокниги и обычные переплетенные тома.

— Вы, видно, много читаете, да?

— А что еще делать в долгом полете, фриледи? Конечно, можно что-нибудь мастерить или готовить товары к продаже, но все равно время для чтения остается.

— Меня удивляет, что у вас такие большие экипажи, — сказала она. — Ведь наверняка, чтобы управлять кораблем, не нужно столько людей.

— Конечно нет, фриледи, — ответил Кенри. — Ведь в межзвездном пространстве корабль движется сам по себе. Но вот когда мы достигаем планеты, тут требуется очень много народу.

— И ради компании, да? Ведь с вами и жены, и дети, и друзья…

— Да, фриледи, — холодно ответил он. Какое ей дело!?

— Мне нравится ваш Кит-таун, — сказала она. — Я часто бывала там. Он такой… необычный, старомодный, что ли? Он похож на кусочек прошлого, сохранившийся несмотря на все минувшие столетия.

Это уж точно, хотелось ему сказать, конечно, такие как ты все время таскаются к нам поглазеть, как мы живем. Вы являетесь чуть ли не в дым пьяные и заглядываете к нам в дома, а когда мимо проходит пожилой человек, вы, даже не удосуживаясь говорить потише, замечаете, какой, мол, он смешной старый гусь. А когда вы торгуетесь с продавцом и он старается получить с вас побольше, вы тут же делаете вывод, что все томми только деньгами и интересуются. О да, мы очень рады, когда вы навещаете нас.

— Да, фриледи.

Казалось, она обиделась, и оба надолго замолчали. Потом она ушла на свою половину, за специально оборудованную загородку, и он услышал звуки скрипки. Мелодия была очень древняя, наверное, написанная еще до выхода человечества в космос, но несмотря на это, все еще свежая, нежная и доверительная, и в ней было все, что дает человеку почувствовать себя человеком.

Через некоторое время она перестала играть. Он достал свою гитару, взял на пробу несколько аккордов и задумался на мгновение. У китян были свои собственные мелодии.

Потом он запел.

Он почувствовал, как она тихо подошла и стоит позади него, но сделал вид, что не заметил. Голос его метался между стен каюты, а в глазах отражались холодные звезды и приближающийся Мардук.

Он закончил песню резким ударом по струнам, оглянулся и встал, чтобы поклониться.

— Нет, нет… сиди, — сказала она. — Но это была не земная песня. Что это?

— Джерри Лоусон, фриледи, — ответил он. — Она очень старая. Первых лет покорения космоса. Я пел ее перевод с английского оригинала.

Свободные Звезды все поголовно интеллектуалы, равно как и эстеты. И он ждал, что сейчас она заметит, что кому-нибудь следовало бы собрать народные песни Кита и издать их книгой.

— Мне понравилась песня, — сказала она. — Она мне очень понравилась.

Кенри отвернулся.

— Благодарю вас, фриледи, — произнес он. — Осмелюсь спросить вас, как называется то, что играли вы?

— О, та мелодия еще более древняя, — сказала она. — Это «Крейцерова соната». Я просто обожаю ее. — Она медленно улыбнулась. — Мне кажется, что я хотела бы познакомиться с Бетховеном.

Их взгляды встретились, и они смотрели друг другу в глаза долго-предолго.



Городок кончился сразу, будто его обрезали ножом. Он был таким уже три тысячи лет — убежище времени: иногда он стоял в одиночестве посреди ветреных равнин, и кроме обломков древних стен вокруг не было видно никаких следов человеческого жилья; иногда он оказывался полностью поглощенным чудовищным мегаполисом, а иногда — как сейчас — на окраине… Но всегда он оставался Городком, неизменным и неприкасаемым.

Впрочем, нет. Не совсем так. Бывали времена, когда над ним проносилась война, оставляя оспины на стенах, дыры в крышах и наполняя улицы трупами; иногда его осаждали безумствующие толпы, желавшие лишь одного — линчевать какого-нибудь томми; являлись надменные чванливые чиновники — объявить об очередном ущемлении прав обитателей. Эти времена могут вернуться, они обязательно вернутся, подумал Кенри. Он поежился под пронизывающим осенним ветром и двинулся к ближайшей улице. По соседству с Городком теперь раскинулись районы трущоб, застроенные мрачными многоквартирными домами. По безликим улицам бесцельно слонялись толпы людей. Они носили костюмы и юбки грязно-серого цвета, и от них пахло. Большинство из них были Нормами, формально свободными гражданами, — что означало свободу голодать, когда не было работы. Значительную часть составляли Нормы-Д, занимавшиеся физическим трудом. Тупые тяжелые лица… Но там и тут то и дело попадались более живые лица Нормов-С, а иногда даже Норма-В. Когда сквозь толпу проталкивался Стандарт, довольный собой или своим мундиром с эмблемой владельца или государства, что-то мелькало в их глазах. Растущее понимание, ощущение неправильности жизни, раз уж рабы оказываются выше свободных людей. Кенри и раньше замечал эти взгляды. Он знал, что следует за ними — слепая жажда разрушения. А ведь повсюду жили еще люди с Марса, с Венеры, с лун Юпитера, да, а как же, ведь у Блистательных с Юпитера тоже имеются амбиции, а Земля до сих пор оставалась самой богатой планетой. Нет, подумал он, Звездная Империя долго не протянет. Но она просто обязана просуществовать до конца жизни его и Дорти, а они уж позаботятся о том, чтобы обеспечить будущее своих детей.

Чей-то локоть впился ему под ребро.

— Прочь с дороги, томми!

Он сжал кулаки, вспоминая о том, что ему приходилось совершать там, в глубинах неба, и представляя, что он мог бы сделать сейчас… Молча он уступил дорогу. Какая-то толстая тетка свесилась из окна и, засмеявшись, плюнула в него… Плевок он стер, но никак не мог стереть смех, который преследовал его по пятам.

Они ненавидят нас, подумал он. Они не решатся свергнуть своих господ и потому выплескивают свою ненависть на нас. Что ж, потерпим. Лет двести осталось не больше.

Тем не менее, внутри у него все дрожало. Он чувствовал, как напряжены нервы, мышцы живота, а шея болит от постоянных почтительных поклонов.

Нужно выпить, подумал Кенри. А Дорти подождет, никуда из своего розового сада не денется. Заметив подмигивающую неоновую бутылку, он свернул к таверне.

За столиками расположились несколько угрюмых мужчин, тупо уставившихся в настенный экран с прыгающим изображением. Этому анахронизму, наверное, было лет сто от роду, В зале также сидели с полдюжины девиц Стандартов-Д, усталых и затасканных. Одна из них машинально улыбнулась Кенри, но когда разглядела его лицо, костюм и эмблему, фыркнула и отвернулась.

Он подошел к стойке. Бармен встретил его ледяным взглядом.

— Один «Водзан», — сказал Кенри. — Впрочем, лучше двойной.

— Мы не обслуживаем всяких томми, — ответил бармен. Костяшки пальцев Кенри побелели. Он повернулся и собрался уходить, но тут кто-то дотронулся до его локтя.

— Минутку, космонавт. — Потом бармену: — Один двойной «Водзан».

— Я ведь уже сказал…

— Это для меня, Уилм. А уж я волен распоряжаться выпивкой как захочу. Могу хоть на пол выплеснуть. — В этом голосе было что-то такое, отчего бармен тут же потянулся за бутылками. Кенри взглянул на белое безволосое лицо с налетом распущенности. Тощий, затянутый в серое, человек навалился на стойку, одной рукой бесцельно перекатывая кости в стаканчике. Пальцы казались совершенно бескостными, они скорее походили на маленькие нежные щупальца. Глаза у него были маленькие и красные.

— Благодарю вас, — сказал Кенри. — Я, с вашего позволения, заплачу…

— Нет, ставлю я. — Его собеседник принял стакан и передал Кенри. — Давай!

— Ваше здоровье, сер! — Кенри поднял стакан и выпил. Напиток жидким пламенем обжег внутренности.

— Будем надеяться, — безразлично заметил человек. — Впрочем, мне это ничего не стоило. Обычно то, что я говорю здесь — закон.



У этого странного типа было столь же странное телосложение. Наверное, подумал Кенри, он — так называемый Специал-Х, созданный по заказу в какой-нибудь генетической лаборатории потехи ради. Владелец, пресытившись шутом, отпустил его на волю, и у того остался один лишь путь — в трущобы. И скорее всего, сейчас это просто мелкий вор, хотя с тем же успехом он может быть членом запрещенной и объявленной вне закона Гильдии Убийц.

— Долго летал? — спросил тип, глядя на кости.

— Около двадцати трех лет, — ответил Кенри. — К Сириусу.

— Многое изменилось, — сказал Х. — Антикитизм снова вошел в силу. Будь осторожен, а то тебя просто прихлопнут или, в лучшем случае, ограбят, а ты, даже не сможешь позвать патруль.

— Я очень благодарен вам…

— Не за что. — Гибкие пальцы снова собрали кости и положили их в стаканчик. — Мне нравится чувствовать свое превосходство.

— Ах вот как! — Кенри поставил стакан. На мгновение все померкло перед глазами. — Понимаю. Что ж…

— Нет, не уходи. — Рубиновые глазки встретились с его глазами и Кенри увидел, что они полны слез. — Прости. Не суди меня за то, что я так жесток к тебе. Однажды я сам пытался наняться на корабль, но меня не взяли.

Кенри промолчал.

— Я бы отдал левую ногу до самой задницы, чтобы попасть хоть в один рейс, — тоскливо проговорил Х. — Думаешь, если мы земляне, то мы никогда ни о чем не мечтаем? Дудки! Хотя, по правде говоря, пользы от меня в космосе не было бы никакой. Для этого нужно там родиться. К тому же, моя проклятая внешность… Видишь, даже отверженные в этом мире не могут между собой договориться.

— Так было всегда, сэр, — заметил Кенри.

— Наверное, ты прав. Ты ведь на своем веку повидал намного больше, чем мне когда-либо доведется. Я торчу здесь, никому не нужный, кое-как добываю себе пропитание, но иногда я задумываюсь — а кому все это нужно? Когда у человека нет ничего за душой, то ему, пожалуй, и жить-то не стоит. А, ладно… — Х снова выбросил кости. — Девять. Теряю навык. — Он снова поднял глаза. — Я знаю одно местечко, там никому нет дела, откуда человек, если у него есть деньги.

— Благодарю вас, сэр, но у меня важная встреча, — осторожно отказался Кенри.

— Я так и думал. Что ж, иди. — Х отвернулся.

— Спасибо вам за выпивку, сэр.

— Не за что. Приходи, когда захочешь. Обычно я торчу здесь. Но только никогда не распространяйся при мне о планетах. Слышать о них ничего не желаю.

— До свидания, — сказал Кенри.

Выходя из бара, он услышал, как по стойке снова брякнули кости.



Дорти хотела немного попутешествовать по Мардуку, ознакомиться с планетой. Она могла бы выбрать в сопровождающие кого угодно из жителей колонии на выбор, но предпочла Кенри. Звезде не говорят «нет», поэтому он прервал весьма многообещающие переговоры насчет пушнины с местным старостой, нанял машину, и в назначенное время они отправились в путь.

Некоторое время они ехали быстро и почти в полном молчании. Поселок скрылся из вида и кругом простиралась каменистая пустыня, окрашенная во все цвета радуги, утыканная отвесными скалами, железистыми холмами и пыльными колючими деревьями, четко видимыми в чистом разреженном воздухе. Над головами висело роскошное синее небо, в котором сверкал, заливая все вокруг ослепительным светом Сириус-В, а рядом висел бледноватый диск Сириуса-А.

— Очаровательный мир, — в конце-концов сказала Дорти. В разреженном воздухе слова ее звучали приглушенно. — Здесь мне гораздо больше нравится, чем на Иштаре.

— Большинству людей он не по душе, фриледи, — ответил Кенри. — Его считают унылым, холодным и сухим.

— Кто так говорит, просто ничего не понимает. — Она сидела отвернувшись от него и смотрела в окно на фантастические нагромождения окружающего пейзажа, уродливые скалы и колючий кустарник. Тут и там монотонные цвета склонов прошивали разноцветные жилы минералов.

— Завидую я тебе, Кенри Шаун, — сказала Дорти. — Я не очень много повидала на своем веку, и не так уж много прочитала книг — только то, что попалось под руку. Когда я думаю о том, сколько всего странного, прекрасного и удивительного повидал ты, я завидую тебе.

Он осмелился задать вопрос:

— Не поэтому ли вы отправились к Сириусу, фриледи?

— Отчасти. Когда умер отец, потребовалось, чтобы кто-нибудь проверил состояние дел в наших владениях на Иштаре. Все думали, что мы просто пошлем агента, но я настояла, чтобы лететь самой и заказала билет. Все решили, что я сошла с ума. Еще бы, ведь когда я вернусь, будут новые моды, новый жаргон, новые люди… все мои друзья к тому времени станут людьми средних лет. А я стану просто ходячим анахронизмом… в общем, ты понимаешь, — она вздохнула.

— Но путешествие стоило того.

Он подумал о своей собственной жизни: утомительное однообразие полетов, когда недели сливаются в месяцы и годы внутри металлической скорлупы; множество посадок на чужие, враждебные планеты — он видел, как его друзья гибли под оползнями, выплевывали собственные легкие, когда шлемы их лопались в безвоздушном пространстве, заживо гнили, подхватив неизвестные болезни. Он прощался с ними, провожая в небытие, из которого никогда не возвращаются назад. А на Земле он сам был словно призрак, постоянно плывущий над великой рекой времени. На Земле он всегда чувствовал себя каким-то ненастоящим.

— Да, фриледи. — сказал Кенри.

— Ничего, я привыкну, — она рассмеялась.

Машина переваливала через высокие дюны, пересекала овраги, оставляя за собой в пыли след, который тут же заносил ветер. Вечером они остановились на ночлег возле развалин заброшенного города, в месте, которое когда-то, видно, было сущим райским уголком. Кенри установил две палатки и начал готовить ужин, а она все наблюдала за ним. Один раз она предложила:

— Давай, я помогу.

— Не стоит, фриледи, — отозвался он. — Вы не привыкли к таким вещам и только испортите ужин, а мои руки привычны к походной стряпне.

Красный свет плитки бросал на их лица багровые отблески, с неба холодно сверкали звезды.

Она взглянула на аппетитное блюдо.

— А я всегда думала, что вы… что люди никогда не едят рыбу, — прошептала она.

— Некоторые едят, некоторые нет, фриледи, — отозвался Кенри равнодушно. Здесь, вдали от людей, невозможно было обижаться на разделявшую их пропасть.

— Когда-то рыба на кораблях была запрещена. Это было давно, тогда на борту было слишком мало места для выращивания пищи плюс дефицит энергии. Только богатый человек мог бы позволить себе иметь на борту аквариум, понимаете, а в тесно сплоченной группе космических кочевников недопустимы никакие различия в питании, иначе разлад в моральном климате неизбежен. А сейчас, когда исчезли экономические препятствия, только самые пожилые еще соблюдают табу.

Принимая из его рук тарелку с едой, она улыбнулась.

— Забавно, — сказала она. — Никогда не думала, что у вас есть своя история. Ведь вы сами — история.

— О, у нас очень богатая история, фриледи, у нас множество традиций… наверное больше, чем у всего остального человечества.

Где-то в ночи вскрикнул охотящийся маркот. Она вздрогнула:

— Что это?

— Местный хищник, фриледи. Не тревожьтесь. — Кенри похлопал по своему карабину, в глубине довольный тем, что представилась возможность проявить… что? Мужественность? — Вооруженный человек может не бояться никаких животных. Бояться нужно совсем другого — болезней, холода, жары, ядовитых газов, вакуума… Вселенная может преподнести что угодно.

Он улыбнулся и на смуглом лице блеснула полоска белоснежных зубов.

— Даже если он и сожрет нас, то погибнет сам. Мы для него так же ядовиты, как и он для нас.

— Разные биохимия и экология, — понимающе кивнула она. — Миллиарды лет независимой эволюции. Ведь правда, было бы странно, если бы на разных планетах возникла жизнь настолько близкая к земной, чтобы мы могли употреблять в пищу тамошних животных. Наверное, именно поэтому и не осуществилась настоящая космическая колонизация. Несколько поселений, в которых занимаются торговлей и добывают руду, — не в счет…

— Это лишь отчасти верно, фриледи, — сказал он. — Тут дело еще и в экономике. Ведь гораздо проще, а с финансовой точке зрения — дешевле, чтобы люди оставались дома. К тому же, на другие планеты все равно попали бы немногие — слишком быстрым был прирост населения и слишком слабы эмиграционные возможности.

Она пристально посмотрела на него, а когда заговорила, голос ее был мягок:

— Вы, китяне, довольно неглупый народ, а?

Он-то знал, что это сущая правда, но, естественно, стал возражать.

— Нет, нет, — сказала она. — Я кое-что читала о вашей истории. Поправь меня, если я ошибусь, но в самые первые годы космических полетов отбор был очень жестким. Космонавт обязательно должен был обладать живым умом, физической силой, отличной реакцией и спокойным характером. Ему нельзя было иметь большой рост и вес, кроме того, предпочтение отдавалось людям со смуглой кожей — это могло помочь в случае солнечного ожога или облучения… Да, так оно и было. И сейчас все это так. Когда в космос стали отправляться и женщины, ремесло стало семейным. Те космонавты, которые не приспосабливались к такой жизни, постепенно отсеивались, а новобранцы как две капли воды походили на тех, в чьи ряды они вливались. Так постепенно возник Кит — почти отдельная раса людей. И наконец, вы получили монополию на звездные перелеты…

— Нет, фриледи, — перебил Кенри. — Так не было никогда. Любой, кто захочет, может построить космический корабль и найти для него экипаж. Но это требует огромных капиталовложений. И после того, как пройдет первая эйфория, окажется, что обычный землянин просто не способен к тяжелой и одинокой жизни. Именно поэтому в наше время все космонавты — китяне, хотя это вышло само собой.

— Это я и имела в виду, — сказала она. Потом более откровенно: — Но вы отличаетесь от всех остальных, и отсюда — подозрения и дискриминация… Нет, не прерывай меня, я хочу договорить до конца… Любое заметное меньшинство, которое бросает вызов большинству, обрекает себя на всеобщую неприязнь. Солнечной системе необходимы расщепляющиеся материалы и химические соединения которые вы доставляете со звезд, — свои мы давным-давно истратили. Я уж не говорю о предметах роскоши — меха, драгоценности, которые пользуются огромным спросом. Следовательно, вы необходимы обществу, но тем не менее не являетесь его органической частью. Вы слишком горды, по-своему горды, чтобы подражать тем, кто вас притесняет; вы стараетесь быть экономными — вас считают скрягами; вы способны думать лучше и быстрее, чем средний землянин, выторговывая для себя более выгодные условия сделки — и за это вас ненавидят. Не забудь еще доставшийся в наследство со времен Механокластов обычай считать технику злом, и именно у вас она сейчас на высоком уровне. А ваш обычай торговать женами, как это было в период освоения Марса?.. О, я прекрасно знаю, что вы делаете это, чтобы немного скрасить однообразие длительного полета, я знаю, что у вас семейная жизнь, на самом деле, гораздо богаче, чем у нас… Но, несмотря на то, что все эти времена давно прошли, они оставили свой след. Иногда я вообще удивляюсь, зачем вы утруждаете себя делами с Землей. Почему бы вам просто не уйти в космос, оставив нас вариться в собственном соку?

— Ведь Земля и наша родина тоже, фриледи, — очень тихо сказал он. — Именно то, что мы необходимы, обеспечивает нас защитой. Пока мы справляемся. И пожалуйста, не нужно нас жалеть.

— Несгибаемый народ, — сказала она. — Вам даже жалость не нужна.

— А кому она нужна, фриледи? — спросил он.



Когда трущобы постепенно сменились высокими складскими зданиями и помещениями торговых фирм, Кенри на элеваторе поднялся к линии скайвэя, сел в кресло и предоставил скоростной линии нести себя к центру города.

Скайвэй быстро набирал высоту и наконец выше него остались только самые высокие здания города. Взявшись рукой за поручень, он смотрел в ночь, озаренную сполохами света. Светились улицы и стены, вереницы цветных фонарей окрашивали бархатную тьму, фонтаны отливали белым, золотым и алым, цветомузыка заливала разноцветными огнями подножие триумфальной статуи. Архитектура Звезд являла собой застывшее движение; вздымающиеся ввысь колонны, ярусы и шпили как будто бросали дерзкий вызов пылающему небу. Кенри, проплывающий высоко над этим ажурным лабиринтом, едва различал внизу, под ним, потоки людей и экипажей.

По мере приближения к центру на скайвэе народу становилось все больше и больше. Стандарты в фантастически ярких ливреях, Нормы в туниках и юбках, случайные гости с Марса, Венеры или Юпитера в блестящих одеяниях и с жадным блеском в глазах… А вот и группа Свободных — тонкие одеяния слово туманом окутывают их стройные фигуры, освещенные блеском украшений; бороды мужчин и волосы женщин пышно завиты. За два десятилетия моды сильно изменились, подумал Кенри, особенно остро осознав, сколь потрепанным и жалким выглядит он сам. Он придвинулся к самому краю полосы.

Мимо его сидения прошли две пары молодых людей. Он краем уха услышал:

— Ой, смотри, томми! — Женщина.

— Кажется, не из трусливых, — пробормотал один из мужчин. — Может показать ему…

— Нет, Скэниш! — другая женщина с более мягким голосом, чем первая. — Он в своем праве.

— Так нужно лишить его этого права. Знаю я этих томми. Дай им палец — так всю руку откусят. — Все четверо расселись на сидения позади Кенри. — У меня дядька в «Транссолнечной Торговой». Так он такое рассказывает…

— Прошу тебя, Скэниш. Он ведь может услышать.

— И очень хорошо, что услышит…

— Ну ладно, дорогой, успокойся. Так что мы будем делать дальше? Пойдем к Халгору? — Она пыталась заинтересовать их новой темой.

— Ох, да ведь мы там были уже сто раз, не меньше. Что мы там будем делать? Может лучше забьемся в мою ракету, да махнем прямо в Китай? Я знаю там одно местечко, где демонстрируют очень интересную технику…

— Нет, сегодня я не в состоянии. Даже сама не знаю, чего мне хочется.

— В последнее время у меня тоже что-то с нервами не в порядке. Мы купили нового врача, но он говорит то же самое, что и его предшественник. Кажется, они сами не знают, где верх, где низ. Может попробовать эту новую религию Белтанистов? В ней что-то есть. По крайней мере хоть развлечение.

— Слушайте, а вы ничего не знаете о последнем возлюбленном Марлы? Знаете, кого видели вылезающим из ее спальни последние десять дней?

Кенри постарался отвлечься и не слушать. Он не хотел этого слышать. Он не хотел, чтобы в душу к нему проникли усталость и болезненность духа старой, немощной Империи.

Дорти, подумал он, Дорти Персис фром Канда. Чудесное имя, не правда ли? В нем слышна музыка. Фром Канды всегда были одной из самых выдающихся семей, и Дорти не похожа на остальных Звезд.

Она любит меня, думал Кенри, и душа его пела. Она любит Меня. Нас — двое, впереди жизнь, а Империя — пусть гниет на здоровье. Мы всегда будем вместе.

Теперь перед ним был небоскреб — здание из камня, хрусталя и света, в мощном порыве поднимавшееся прямо к звездам. На фасаде пылал герб фром Канда — древний и гордый символ. Он венчал свершения трехсот лет.

«Но ведь это меньше, чем я прожил. Нет, мне нечего стыдиться перед ними. Я сам — потомок самой старой и самой достойной ветви человечества. Я ничем не хуже их».

Но как он себя не уговаривал, он никак не мог избавиться от угнетенного состояния, в котором пребывал целый день. Это было странно, ведь приближался момент триумфа. Он должен предстать перед ней, как завоеватель…

Он тяжело вздохнул и поднялся. Приближалась нужная ему остановка.

И вдруг он почувствовал острую боль. Он подскочил, оступился и упал на одно колено. Медленно обвел взглядом окружающих. Так и есть! Молодой Свободный нагло ощерился прямо ему в лицо, держа в руках шоковый хлыст. Кенри рукой потер пораженное место, и четверо засмеялись, а потом засмеялись все вокруг. И этот смех преследовал его, пока он спускался со скайвэя на землю.



На мостике он был один — для несения вахты в этой необъятной пустоте одного человека вполне достаточно. Если бы не монотонное урчание двигателей, помещение походило бы на залитую сумеречным светом пещеру. Свет исходил лишь от мерцающих индикаторов и экранов, показывающих искаженные околосветовой скоростью звезды.

Она появилась в дверном проеме и на мгновение задержалась у входа. В полумраке видна была только белая накидка. Кенри невольно сглотнул, а когда поклонился, перед глазами поплыли круги. Она подошла к нему упругой и раскованной походкой Свободных, чуть слышно зашелестела одежда…

— Я никогда еще не бывала на мостике. Я не думала, что пассажиров туда пускают.

— Но ведь это я пригласил вас, фриледи, — ответил он и почувствовал, как перехватило горло.

— Очень мило с твоей стороны, Кенри Шаун. — Ее пальцы коснулись его руки. — Ты всегда очень мил со мной.

— Разве кто-нибудь может вести себя с вами иначе?

Призрачный свет отразился в ее глазах, когда она взглянула ему в лицо и улыбнулась как-то непривычно робко.

— Спасибо, — прошептала она.

— Я… э-э-э… в общем, — он указал на главный экран, — это вид точно по оси вращения корабля, фриледи. Именно поэтому изображение на нем всегда остается неподвижным. — Собственный голос казался ему чужим и словно доносившимся издалека. — А вот это астронавигационный компьютер. Сейчас он нуждается в капитальном ремонте…

Ее ладонь прошлась по спинке его кресла.

— Это твое кресло, Кенри Шаун? Я представляю, как ты сидишь в нем, задумавшись, и на лице у тебя такое забавное выражение, словно стоящая перед тобой проблема — твой злейший враг. Потом ты вздыхаешь, проводишь рукой по волосам и кладешь ноги на стол, чтобы лучше думалось. Правильно я говорю?

— Откуда вы знаете, фриледи?

— А вот знаю, и все. Я очень много думала о тебе в последние дни. — Она отвернулась и взглянула на бесчувственные голубовато-белые звезды, разбросанные по экрану, Вдруг ладони ее сжались в кулачки.

— Ты заставляешь меня чувствовать собственную никчемность, — сказала она.

— Вы…

— Жизнь-то не где-то там. А здесь! — Она волновалась, и слова ее обгоняли друг друга, настолько важно ей было выговориться. — Это вы поддерживаете существование Земли своими перевозками. Это вы работаете и боретесь с трудностями и думаете — не о том, что одеть к обеду и кто кого с кем видел и чем заняться вечером, когда тебе плохо и ты несчастен и не можешь усидеть дома. Это благодаря вам на Земле люди живут в приятном полузабытьи. Я завидую тебе, Кенри Шаун. О, как я хотела бы родиться в Кит-тауне!