Дин Кунц

Багровая ведьма

Пролог

Кружась, она вынырнула из бури, разъяренная, как сто тысяч чертей. Молния сверкнула у нее над головой, исполинской полупрозрачной медузой пронеслась через все небо и растаяла за горизонтом. Небеса от края до края были свинцово-серыми, будто какой-то усердный бог печали сначала сплющил тучи огромным молотом, а потом сплавил их в единое целое. Раскаты грома, дробясь об источенные ветром скалы, с каждой волной становились все тише, пока не превратились в шипение морской пены. Бум-шшуусскрак! Гнев ее бушевал так же яростно, как духи стихий вокруг, и полосовал ее душу жаркими острыми лезвиями.

Широкие багровые одежды трепетали у нее за спиной, и она летела сквозь ночь, словно окруженная горящими атласными крыльями. Вспышки молний за этими крыльями казались кроваво-красными. Она погрузилась во влажные, тяжелые тучи, вынырнула из просвета между ними, не потревожив их, и вслед за пульсом могучей бури двинулась вниз, к маленькой, полной страха земле.

Какой-то буревестник, мечтая о сытном обеде, налетел на нее, не заметив ее приближения. Она превратила его в белый дым и серый пепел и пронеслась через то место, где он только что был, спускаясь все ниже и ниже.

– Будь он проклят! – прокричала она сквозь вой бури.

Одежды ее трепетали, как крылья.

– Будь он проклят! – прокричала она опять. И это относилось не к буревестнику.

Буря на все лады повторила проклятие, безумно грохоча своими кимвалами, с сумасшедшей силой колотя в свои барабаны.

– Чтоб ему провалиться в преисподнюю!

И многократным эхом вторила ей буря.

Ведьма могла бы проклясть его – в буквальном смысле. Она могла бы приговорить его к адской жизни или к смерти или ввергнуть в десяток промежуточных состояний. Будь он нормальным, обычным, как все Простые, она могла бы поднять его в воздух одним движением пальца, даже не прикасаясь к нему, и швырнуть его в трещину земной коры, утопить в пучине вечного проклятия – или, по крайней мере, навсегда упрятать в толщу скалы. Но он не Простой. И в этом-то вся загвоздка. Никакие магические пассы не смогли защитить ее, помешать ему сделать с ней то, что он сделал, – овладеть ею, попользоваться ею, поиметь ее на все лады – сделать все, что он хотел. И вот она летит сейчас, а в лицо ей хлещет дождь, и огонь в ее чреслах говорит ей, что это было не совсем изнасилование, не совсем одностороннее действие... В конце концов, он красив. Но нет. Нет! Ее колдовство на него не подействовало, и он ею овладел. Она должна считать это изнасилованием. Она должна подогревать в себе ненависть, возводить грозные бастионы враждебности. Ведь он ею попользовался!

А ею, Черин, еще никто никогда не пользовался. Она была хозяйкой и своего тела, и своей души. Никто не стоял выше ее, никто никогда не указывал ей, что, как и когда делать... Это она могла попользоваться другими, а не другие – ею. Так было всегда! Никто не мог овладеть Черин – Багровой Ведьмой, да еще уйти после этого безнаказанным.

Неожиданно она оказалась под тучами и летела уже над самой землей. Внизу мелькали деревья и скалы, реки и хижины, бесцветные и почти неразличимые во мраке бури, которая обескровила их и заставила весь мир сжаться от страха перед ее черным великолепием. Впереди вставала Глаз-Гора – гора с красным оком, бездумно глядящим во мрак, и зрачок этого ока вспыхивал снова и снова. Ведьма полетела туда, медленно развернулась на границе почвы и скал, мягко приземлилась на ноги, на свои красновато-коричневые босые ступни, и устремилась в свое убежище.

Завеса Смерти зажужжала, но узнала хозяйку и, вместо того, чтобы укусить, закрыла свою невидимую пасть. В первое время после того, как Черин создала Завесу Смерти, камни у подножия скалы были завалены останками тех, кто осмелился попытаться пройти сквозь этот невидимый барьер в надежде завладеть пещерой Багровой Ведьмы и нежным телом ее хозяйки.

Но теперь, поскольку примеры были слишком наглядными, подножие скалы оставалось чистым, а неприкосновенность ее жилища была гарантирована.

В черном полированном камне иола отражались языки пламени очага. Черин могла бы сотворить вечный свет – это умение не входило в Утраченное Искусство, – но живое пламя было чем-то особым, и оно будило в ней чувства, которых не могли разбудить голубые холодные звезды квазиогня. Но сейчас огонь в очаге был необязателен: пламени, горящего в ее глазах, хватало, чтобы осветить пещеру. Огня ненависти. Хорошо вскормленной, заботливо взращенной ненависти.

– Я его проучу! – выкрикнула она самой себе.

Будучи красивой, Черин, как ни странно, оставалась одинокой. Она не искала ничьего общества, довольствуясь тем, что давала ей ее магия. Будучи горячей, она изо всех сил старалась казаться бесстрастной и прослыла одной из самых причудливых и холодных гордячек во всем королевстве.

Она остановилась перед котлом с ярко-зеленой жидкостью, поверхность которой отражала ее лицо так же подробно, как самое лучшее зеркало. Это было прекрасное лицо, прелестное лицо. Черные, как полночь, волосы в беспорядке вились вокруг идеально красивого лица, зеленых-презеленых глаз, непокорно вздернутого носика и пухлых, словно наполненных медом губ.

Ее голос метался от ярости до наэлектризованного спокойствия, от острого как бритва ужаса до монотонного завывания ветра.

– Я, Ведьма Глаз-Горы, Багровая Ведьма, Черин, дочь Малгэй, повелеваю тебе показать мне то, что я желаю увидеть.

Она прикрыла свои сияющие, как драгоценные камни, глаза и нахмурила лоб.

Жидкость пошла пузырями, вспенилась и, бурля, стала подниматься к краю котла, прилипая к его бокам, словно намагниченная. Потом пузырьки начали постепенно уменьшаться, и, наконец, поверхность жидкости, успокоившись, снова стала гладкой. Но в ней уже не отражались ни прелестное личико Черин, ни изящный изгиб ее шеи, ни вызывающе высокая грудь. Сейчас по зеленой глади проплывали другие картины...

Черин глядела во все глаза.

И вместо своего отражения видела мужчину и с ним – дракона...

Глава 1

Поход начинается

Джейк, подпрыгивая и покачиваясь в такт движениям своего огромного \"скакуна\", правил им, глубоко вдавливая ноги в толстые бока зверя. Держась обеими руками за высокий роговой гребень, он сидел, глядя вдаль, на другую сторону ущелья. Оттуда, снизу – из того места, где Ледяная Река с плеском падала на Дьявольский Валун и, шипя, взрывалась яростным белым фонтаном, – оттуда, змеясь, поднимался пар. Еще ниже, сужаясь, становясь чище и чуточку потеплее, река продолжала свой бег. За ней, рассеченные трещиной в земле, которую одни Простые называли Чертовой Ухмылкой, а другие – Губами Сатаны, торчали пурпурные скалы, похожие на гнилые зубы. Темные изумрудные леса окружали их, будто опухшие десны. Горы звали к себе, манили. Джейк видел, как облака, белые и пухлые, проплывая между ними, шевелились, словно призрачные пальцы какого-то живого существа, сотканного из тумана. В горах он мог бы найти то, что ему нужно, то, за чем он сюда явился. Он позволил себе немного помечтать об успехе. Наконец – вся филейная часть у него горела и ныла – он соскользнул с гигантской спины своего зверя и стал спускаться, преодолев последние десять футов, отделявших его от земли. Он встряхнул непокорной гривой своих светлых волос и с удовольствием услышал, как клацнули раковины в его ожерелье, свисающем до самого пояса. Он обогнул огромную ногу зверя и сказал:

– Вон там – Лелар.

– При одном упоминании о Леларе меня бросает в дрожь, – сообщил дракон, наклоняя свою огромную голову, венчавшую его гибкую шею.

Зверь посмотрел на горный хребет, щелкнул языком и тяжко вздохнул.

Джейк не отрывал взгляда от гор, перебирая в уме обрывки желаний.

– Разве тебя вообще можно чем-нибудь испугать?

Дракон, которого звали Калилья[1], опять щелкнул своим гигантским розовым языком. Этот звук отдаленно напоминал ружейный выстрел, заглушенный подушкой, которую приставили к стволу.

– Существуют легенды...

– Вот именно. Это только легенды. И больше ничего.

Калилья покачал головой, и легкий ветерок, порожденный этим движением, взъерошил Джейку шевелюру.

– Лелар – это королевство зла. Он всегда был королевством зла, и король Лелар правит им с самого его основания – уже более шестисот лет.

Джейк презрительно хмыкнул и откинул с лица волосы.

– Как это может быть? Даже в этой стране люди не живут так долго.

Он зевнул, потянулся, потом уселся на землю, сложив мускулистые руки на груди и подтянув к себе колени. Его мысли все время возвращались к той ведьме – к тому облаченному в багровое платье чуду с телом богини. Он вспомнил ее стройные ножки, грудь с упругими точеными сосками, которая умещалась в его ладонях. Он вспомнил слабые проклятия ведьмы и пассы, которые она проделывала в попытке его заколдовать, и то, что она желала его так же сильно, как и он ее, – только вот не хотела этого признавать, не хотела отдаться ему и получить наслаждение. Он едва не рассмеялся этим воспоминаниям, но удержался и только тряхнул головой. Ожерелье отозвалось сухим треском.

– Дольше всех, насколько я знаю, прожил священник из Дорсо. Келл упомянула, что ему было двести сорок пять лет или около того.

– Я бы не стал судить, – сказал Калилья, неверно истолковав причины удивления человека, – пока лично не услышал бы кое-какие из этих легенд. Но ты составляешь мнение, ни на чем не основываясь. Твой ум тороплив и недисциплинирован. И ты, похоже, обвиняешь меня в глупости.

– Нет. Предлагая тебя мне, волшебница Келл говорила, что ты – надежное и благородное животное. Я ей доверяю. Ты – не суеверный глупец, просто немного заблуждаешься.

– Возможно. Но ты не знаешь легенд.

Это было сказано с интонацией, означавшей \"если ты очень попросишь, то я и тебе расскажу!\".

Дракон покивал, словно соглашаясь с самим собой, щелкнул языком, провел по губам шершавым желтым языком, щелкнул еще раз. Джейк вздохнул, по-прежнему пристально глядя на горы.

– Ну что ж, тогда расскажи мне какую-нибудь из них.

Калилья подогнул свои могучие лапы-колонны и лег на бок. Земля при этом слегка вздрогнула. Дракон произвел чудовищно глубокий вздох.

– Не сомневаюсь, что ты слишком туи, чтобы слушать по-настоящему. Твой самый большой недостаток – это неспособность признать собственную узость ума. Или неправоту. Но все-таки я тебе расскажу.

Однажды, несколько лет назад, к волшебнице Келл явился некий моряк. Это была обветренная, избитая, полуголодная, выжившая из ума человеческая развалина. Более того, его разум был заперт в себе, перекручен и завязан таким количеством узлов, что все его воспоминания превратились в бессмысленную мешанину. Все немногое, что он говорил, было сущей чепухой. Он не мог даже кое-как прокормиться. За ним надо было присматривать днем и ночью, потому что, будучи предоставлен самому себе, он бы непременно номер. Волшебница Келл попыталась с помощью своих снадобий возвратить этому человеку целостность разума и души.

Через несколько дней ей это удалось, и тогда его воспоминания начали складываться в историю столь ужасную, что Келл невольно пришлось задаться вопросом – а насколько эта история правдива? Однако многочисленные подробности заставили волшебницу поверить в ее достоверность. Дело в том, что хороший знахарь может навеять человеку фантазию, но такие фантазии неправдоподобны потому, что в них слишком мало деталей. Но в истории этого человека их было достаточно, и они не противоречили друг другу. Волшебница была вынуждена признать, что это правда. Вечером, когда в ясном бездонном небе ярко сияли звезды, Келл вышла из своей хижины, села рядом со мной и кое-что рассказала мне по секрету. Она пересказывала мне эту историю постепенно, каждый день понемногу. Таким образом, она разделила со мной то ужасное бремя, которое возложил на нее своей историей этот моряк.

Как я понял, моряк этот, Голгот, нанялся на корабль, идущий из королевства Саламант в королевство Лелар. Королевство Саламант – это остров, хорошо защищенный, но своеобразный и целиком зависящий от успешной торговли. Но отнюдь не желание поработать за деньги заставило Голгота пуститься в дальнее плавание. Нет, причина была куда более мрачной. В трактирной драке он убил человека, и единственным способом избежать смертной казни был контракт на десять лет службы в торговом флоте. Учитывая альтернативу, Голготу повезло. Это означало место для ночлега, надежду на будущее и постоянный источник средств к существованию. Голгот ухватился за этот шанс стать свободным, зарекся пить (ведь именно пьяный гнев толкнул его на убийство), тщательно исполнял свои обязанности и втайне вынашивал планы бегства в Лелар.

Плавание начиналось хорошо, благословляемое безоблачным небом и попутным ветром.

Закрапал дождь. Калилья высунул язык, чтобы слегка смочить его небесной влагой. Через минуту он продолжал:

– Но когда они достигли Лелара, дела сразу же пошли хуже.

– Это уже начинает смахивать на бабушкины сказки, – заметил Джейк и тоже высунул под дождь пересохший язык.

– Не относись я к тебе по-дружески – непременно откусил бы тебе голову, – добродушно проворчал Калилья.

– И заработал бы себе понос, старина.

Дракон нервно повертел головой, пару раз тяжко вздохнул, но продолжал:

– В первую же ночь старший помощник капитана напился пьяным и зарезал шкипера в ссоре из-за какой-то ерунды.

– И что в этом сверхъестественного? Среди моряков это обычное дело. Взять хоть того же Голгота.

Дождь пошел сильнее.

– А потом, – сказал Калилья, выдержав драматическую паузу, – в припасах завелись крысы.

– И?..

– Ты не понимаешь? – хмыкнул дракон. – Убийство и крысы. Убийство и крысы. Какие тебе еще нужны доказательства того, что должно было стрястись нечто зловещее и унизительное?

– В доках всегда полно крыс, и они проникают на каждый корабль. Это обычное дело.

– Хорошо, – глубокомысленно произнес дракон. – Тогда я продолжу рассказывать историю Голгота и посмотрю, решишь ли ты, что она заурядна.

– Сделай одолжение.

И дракон, еще раз смочив язык под дождем, продолжал:

– Голгот, как я уже говорил, собирался сбежать с корабля и обосноваться в Леларе. После того как капитаном стал второй помощник, а старпома посадили под замок вплоть до возвращения корабля в Саламант, где преступника ждал справедливый суд и казнь за убийство, за Голготом почти перестали следить. Новых офицеров он мало интересовал, и преступник увидел, что побег осуществить гораздо легче, нежели он предполагал. На третий день, или, лучше сказать, на третью ночь, он выбрался на палубу, оглушил вахтенного, перемахнул через поручни и исчез. Никто его не заметил, и никто не попробовал остановить. Он опять стал свободным человеком. Но не надолго.

Видимо, он выпил лишнего в портовом кабаке и пошел в игорный дом играть в рулетку. Судьба, вероятно, была к беглецу несправедлива и быстро освободила его карманы от всего, что может звенеть или похрустывать. В итоге Голгот оказался на улице и обнаружил, что у него нет ни гроша, чтобы утолить жажду, избавиться от головной боли или заплатить за койку в ночлежке. Он прятался в доках, стараясь придумать, как выпутаться из положения, которое по праву мог считать ужасным. В конце концов он попытался ограбить какого-то низкорослого морячка. Но на его беду этот коротышка оказался весьма известным в тех краях мастером по драке ногами. Через десять минут Голгот уже сидел в тюремной камере без трех зубов, зато с синяком во всю щеку. Первое время он громко жаловался на судьбу, пока соседи по камере не пригрозили увеличить количество синяков на его невезучей физиономии. Тогда он решил взглянуть на обстоятельства с оптимистической точки зрения и подумал, что все не так уж и плохо: у него есть кровать и будет еда. Засыпая, он говорил себе, что в общем-то это и к лучшему. Если бы новые офицеры на корабле узнали, что он осужден за убийство, вряд ли бы они стали искать его в тюрьме. Это место – последнее из тех, куда им захотелось бы заглянуть. А когда его выпустят, корабль уже уйдет и можно будет без опаски разгуливать по улицам столицы. И теперь уж он не будет нападать на мужчин – не важно, какого они роста.

Но планы свои Голгот строил совершенно напрасно. Все было не так просто. В самую темную пору ночи, за несколько часов до рассвета, в тюрьму заявились стражники в мундирах цвета Дома Лелара. Всех четырех заключенных сковали одной цепью и увели прочь, а на все протесты и вопросы им отвечали затрещинами. Пленники быстро усвоили урок и заткнулись. Их отвели в замок короля Лелара, а там заперли по разным комнатам.

Комната, куда попал Голгот, была великолепно убрана. Стены были завешены переливающимся темно-красным бархатом. Пол сверкал, словно мраморный водоворот с золотистыми прожилками. Слуги принесли ему изысканнейшие кушанья, и всего было вдоволь. Голготу подали лучшие вина, красное и белое, и еще одно – сладкое как мед, которое пилось легко, как вода. Ему даже привели проститутку – роскошную женщину с пышной грудью. Голгот долгое время пробыл без женщин и до рассвета несколько раз воздал должное ее прелестям. В конце концов он утомился и погрузился в тяжелый сон. А когда проснулся, на желудок ему ледяным камнем лег страх. Узник сообразил, что удовольствия, которыми он наслаждался ночью, – это те самые, какие предлагаются осужденному накануне казни.

Джейк кашлянул, наблюдая за вспышками молний. Гроза уходила на запад, и дождь становился слабее.

– Пожалуйста, без отступлений. Только сюжет.

Молнии вяло сверкали. Гром звучал, словно смех младенца-великана.

Дождь был прохладным и очень приятным.

Калилья хмыкнул, но продолжил рассказ:

– Утром Голгот предстал пред очи короля Лелара, но вряд ли это можно было назвать аудиенцией у короля. В королевские покои Голгота вели три стражника с мечами наголо, словно он мог куда-то сбежать. Лелар, окруженный чиновниками в широких белых одеждах, сидел в глубине покоев и наблюдал за происходящим. Голготу связали лодыжки, а когда он спросил, что же все-таки происходит, то получил затрещину и совет помалкивать в присутствии короля. А потом его без всякого предупреждения толкнули в круглое голубое отверстие в стене рядом с королевским троном.

– Затолкали в стену?

– Да.

– Не это ли тот вход в мой мир, о котором мне говорила Келл?

– Снова да.

– Продолжай.

– Внутри стены Голгот стал невесомым. Ему казалось, что он плавает в кромешной тьме. В этой тьме было только одно пятнышко света – та дыра, сквозь которую его сюда сунули. С той стороны на Голгота внимательно смотрели Лелар и его советники. Пока он пытался справиться со своим страхом, его, словно огромные пальцы, подхватили сильные порывы ветра, закрутили и унесли в темноту. Вход превратился в точку тусклого света, будто отверстие от укола булавки, и эта точка бледнела все больше и больше.

Калилья остановился, чтобы перевести дух.

– И?..

– И тут появились Туманные Призраки.

Черный шлейф уходящей грозы вился между похожими на башни вершинами гор, которые так и назывались – Башни-Близнецы. Заходящее солнце бросило ему вслед золотой луч.

– Туманные Призраки? – переспросил Джейк.

– Так называл их Голгот. Это были существа, состоящие из тумана. Они были злобными и ненастоящими, хотя и имели некое уродливое подобие формы. Они были сотканы из туманной дымки, хотя прикосновение их рук ощущалось сильнее, нежели объятия ветра... Ледяные руки, глубоко вонзавшие в него иглы холодного сна.

Джейк содрогнулся от холодной боли, которая в общем-то была ему знакома. Только в памяти он ощущал ее как горячие вспышки. В первый раз это случилось, когда хоронили его мать. Ее привезли на кладбище в длинном ящике и оставили там, иод землей, оставили одну. Потом все вернулись в опустевший дом, дом-скелет, вернулись в комнаты, словно вырезанные в кубиках льда, где лишь она, мать, одним лишь своим присутствием как-то поддерживала огонь, и теперь этот огонь угас. Джейка повели наверх по нескольким винтовым лестницам и привели в ванную комнату. Тетушки уговорили его встать под душ, а после этого засунули его в пижаму. Но по дороге в спальню он наступил на что-то холодное. Он посмотрел вниз и увидел шпильку для волос, опутанную светлой прядью. По телу его холодным дождем пробежала дрожь, и это вылилось в крик, который продолжался целый час, пока не приехал врач и не дал ребенку успокоительное. Тогда Джейка впервые пронзила холодная боль, и он запомнил ее навсегда. Второй раз это случилось, когда он шагнул сквозь измерения и, обнаружив себя в этом мире, понял, что прежний мир остался позади, что он сменил одну реальность на другую. Он сдавленно вскрикнул и, отдышавшись, спросил у Калильи:

– И что же они сделали с Голготом?

Дракон что-то забормотал. Голос его сорвался. Калилья фыркнул и начал снова:

– Он почувствовал, как Туманные Призраки прикасаются к нему и жалобно стонут, словно хотят что-то ему рассказать. Он вскрикнул и потерял сознание – как раз в тот момент, когда почувствовал, как натягиваются на нем веревки. Больше он ничего не помнил до той минуты, когда волшебница Келл отомкнула темницу его разума и освободила Голгота от его страхов.

Минуту они посидели в молчании.

– Ну? – спросил Калилья, облизывая свои толстые черные губы и мигая огромными веками над бирюзовыми глазами.

– Что \"ну\"?

– Теперь ты веришь, что Лелар – королевство зла?

– Возможно.

– Значит, мы туда не направимся?

– Непременно направимся.

Джейк встал и потянулся.

– Но со всеми этими Туманными Призраками и...

– Я вынужден. Ведь именно там находится портал, ведущий в мой собственный временной поток. Без него мне придется остаться здесь навсегда.

Он подошел к зверю, забрался ему на спину и уселся в естественное седло из роговой пластины.

– Поехали вон к той скалистой гряде. Там мы переночуем. А утром переберемся в Лелар.

Калилья, оглядываясь вокруг, повел своей головой величиной с кабину грузовика и с неудовольствием фыркнул. Потом с шумом поднялся на ноги и устремился вдоль ущелья в поисках естественного моста...

Глава 2

Багровая ведьма

Она склонилась над котлом, положив руки на его железный обод, зажмурилась так, что брови почти сошлись, и сосредоточилась, как только могла, сосредоточилась до такой степени, что у нее помутилось в голове и кровь больно застучала в висках. Жидкость в котле помутнела, забурлила, в ней закружились черные как смоль и охряные водовороты, появились желтые и серебристые разводы, затушевывая изображения мужчины и дракона, за которыми Черин следила так пристально. Слишком пристально. Она была так поглощена наблюдением, что забыла о необходимости удерживать изображение на поверхности жидкости. И теперь оно ускользало от нее, терялось в завихрениях красок. Черин удвоила усилия, заставила жидкость закипеть снова. Серебряные пузырьки, вырываясь на поверхность, взрывались черными точками на желтой поверхности, вскипали кремовыми, охряными, янтарными водоворотами. Пена еще раз добралась до края котла и бурлила там до тех пор, пока Черин не ослабила свое колдовство. Жидкость снова остыла, разгладилась и отразила ее лицо, зелень глаз и гордо вздернутый носик. Черин фыркнула, топнула ножкой и ослабила контроль над жидкостью.

Огонь в очаге замигал.

Снаружи гроза достигла горы и зацепилась за вершину, пойманная нисходящими потоками воздуха, которые повернули ее назад, на долину.

Блеснула молния.

Грянул гром, потом еще раз, и гулкое эхо пронеслось через весь небосвод.

Черин снова призвала магию. Жидкость явила изображение мужчины; он ехал верхом на драконе вдоль глубокого ущелья к естественному мосту, который в конечном счете должен был переправить их через реку в королевство Лелар. Мужчина крепко держался за высокий роговой гребень седла. Воистину красавец, и волосы у него роскошные. Черин не могла понять, что заставляет его идти прочь от покоя, царящего по эту сторону ущелья, – навстречу ужасу и злу, что таятся в Леларе.

Потом ее вновь захлестнула безумная злость на него.

– Черт побери! – выкрикнула Черин и в ярости пнула котел.

В следующее мгновение она уже приплясывала вокруг котла, стараясь поймать рукой носок ушибленной ноги. Овладев собой, она добралась до носка не физически, а своими чарами и привела все в порядок. Нога перестала болеть.

Ведьма вернулась к котлу, опять вызвала изображение и собрала воедино всю свою ненависть к этому человеку. Он ее поимел! Она нараспев бормотала слова заклинаний. Она проговорила их в прямом порядке, потом – в обратном. Трижды моргнула, поводила носом: один раз налево и дважды – направо. Потом сосредоточилась.

Но он все сидел верхом на драконе, по-прежнему невредимый и такой же самоуверенный – словно она и не произнесла ни единого слова. Она насылала на него проклятия, желала ему провалиться в расселину, упасть в поток, погибнуть страшной смертью на горячем камне внизу. Будь он проклят! Она шлепнула ладонью но жидкости в котле и начала снова. На этот раз она попыталась испепелить обидчика, сжечь его иссушающим жаром солнца, измолоть в сухую, бесполезную пыль. Но и это не сработало. Он держался за роговой выступ на спине дракона, невосприимчивый к ее магии, даже не замечая ее усилий.

Она отвернулась от котла, и картина померкла.

Разве она не Черин, дочь Малгэй?

Разве она не Ведьма Глаз-Горы?

– Разве я не Багровая Ведьма, которую боятся все Простые? – спросила она у стен комнаты, у ковров, покрывающих каменный пол пещеры.

Но стены ей не ответили.

– Разве это не так?

И снова – молчание.

В гневе она вдохнула жизнь в две скалы и повторила им свой вопрос. Скалы поспешно согласились, что она действительно именно та, за кого себя выдает: Черин, дочь Малгэй (да, Малгэй была величайшей ведьмой Глаз-Горы, и само ее имя повергало в трепет любого Простого, но, несмотря на это, она была любезной женщиной и хорошо относилась как к обладающим Даром, так и к тем, кто Дара лишен). Скалы согласились, что она – Ведьма Глаз-Горы, Багровая Ведьма (как называют ее наиболее романтичные из Простых – в основном из-за ее красных одежд). Как вам такая картина: сплошная тьма, и лишь киноварно-красное мерцание исходит от точеной фигурки ведьмы, проплывающей между вершинами гор, скользящей на воздушном потоке в Глаз-Пещеру? Да, от подобного зрелища учащенно бились сердца многих мальчишек-Простых, лишенных Дара, – тех, кому никогда не прикоснуться к ее груди, никогда не вкусить блаженства ее чресл.

Черин вернула скалам бесчувственность, как они и просили, потому что жизнь слишком обременительна для этих созданий, привыкших к пассивности неорганического существования.

Она обратилась к буре, которая вернулась назад в долину, пытаясь преодолеть горы с дальнего конца – там, где ей это не удалось. Ведьма допрашивала бурю с пристрастием, как инквизитор, угрожая обречь на муки ее бесчувственную душу в случае отказа отвечать.

И грянул гром.

Молния взорвалась фейерверком желтых и белых огней.

Ночь отозвалась на ее каприз.

Воздух искрился.

Черин вышла наружу и встала на кромке скалы, глядя, как вокруг толпятся грозовые тучи, задевая своими темными животами вершины гор. Она подняла руки и трижды хлопнула в ладоши. Три пушечных залпа грома отозвались на ее призыв и прокатились по горам, перекликаясь эхом, дробя камни мощью своих голосов. Она моргнула, и еще одна молния пронизала тьму небес, осветив мир от горизонта до горизонта.

Поскольку ее Дар потерпел поражение, ей остается лишь один путь. Она должна следовать за путниками, оставаясь незамеченной, держась на расстоянии, все время на расстоянии, пока не представится случай. Она будет терпеливо ждать, пока они не окажутся на самом краю самой бездонной пропасти, и ей останется только послать порыв ветра, чтобы сбросить их вниз. Или подождать, пока на тропинку, по которой они идут, выползет змея, а потом поднять тварь невидимыми пальцами своей магии и швырнуть прямо на этого ублюдка, чтобы она впилась ему в лицо смертоносными зубами...

Молния...

Гром...

Крикнула чайка, торопясь к своему гнезду в скалах.

Черин подняла палец.

Она сожгла птицу, устранив ее с неба.

Черин взлетела со скалы и поплыла в темнеющую бурю. Ветер вокруг нее взмывал и падал, шелестел ее просторными красными одеждами, заставляя их мерцать блестящим пульсирующим цветом, от багрового до темно-розового, от красного до цвета свежей крови. Хлестал дождь, но ведьма не намокла. Он жалил ей щеки, но не оставил следов. Молния ударила прямо в нее, но даже не обожгла. Черин простерла руки к буре и впитала ее ярость своей изящно вылепленной грудью с мраморными сосками. Она летела вперед, преследуя человека по имени Джейк и дракона но имени Калилья, и ждала только удобного случая...

Глава 3

Багровая ведьма

Она пробиралась через последние пряди грозы, и вздохи ветра во тьме ворошили ее красные одежды, щекотали ее хорошенькое личико и нежно поглаживали тело. Она велела грому утихнуть, а молнии – умерить свою ярость, чтобы эти стихии не спугнули добычу. Она неслышно опустилась в стороне от того места, где спали человек и дракон, голова к голове; человек упирался ногами в выступающий из земли камень. Они спали здоровым, крепким сном всего в пятидесяти футах от края ущелья. Опустившись на четвереньки, Черин поползла через кусты, ища точку, откуда она могла бы наблюдать за ними, оставаясь незамеченной.

Лицо мужчины было обращено к ней, и она вдруг поймала себя на том, что любуется его белокурой гривой и тем, что она так напоминает гриву дикого зверя, его волевым, красивым лицом и тонкими, жестокими, но почему-то очень красивыми губами.

Черин вернула себя в ненависть, изгнав всякую сентиментальность.

Он ее поимел!

Черин устроилась поудобнее, зажмурилась и забормотала заклинания, нужные в этом случае. Сам обидчик Даром не обладал, но был почему-то невосприимчив к ее Дару. До сих пор ей не удалось воздействовать на него непосредственно. Но возможно, она могла бы заставить стихию расправиться с ним...

Своим Даром ведьма собрала в пригоршню воздух, пропустила между своих воображаемых пальцев, заставила увлажнить свою воображаемую ладонь. Воздух омыл ее. Она подняла свои настоящие руки в мольбе. Между чашами ее ладоней зародились крохотные смерчи.

Ветер что-то пробормотал ей.

Ветер ей подчинился.

Она приказала воздуху сгуститься, собраться слой за слоем в темную массу над ее головой. Потом, с помощью своего колдовства, Черин начала осторожно тасовать слои, смешивать и тасовать их снова, делая ветер сильнее. Потом создала вокруг него магический щит, заключила его в оболочку, чтобы он не сбежал, чтобы давление росло внутри оболочки. Потоки воздуха выли в ее руках, терлись один о другой, и ей пришлось цыкнуть на них, чтобы они не разбудили ее жертв. Когда давление достигло безопасного предела, она направила его на человека, который спал всего в пятидесяти футах от края пропасти.

Ветер вскрикнул, ускользая от нее, и с шумом понесся к лежащим на земле существам.

Джейк проснулся от какого-то воя. Он начал поднимать голову, и тут ветер ударил в него, приподнял, поставил на ноги. Ветер кружился вокруг него, вздымая тучи пыли, и он ничего не видел за этой завесой. Ветер поднял его над землей, завертел, поднял еще выше и еще, пока он не оказался на высоте двадцати футов. Тогда ведьма встала и, смеясь, вышла из своего укрытия. Темные волосы вились вокруг ее головы, красные одежды облегали точеную фигурку. Зеленые глаза пылали воинственным торжеством.

– Я не смогла коснуться тебя! – крикнула она, перекрывая вой ветра. – Но ветер, который я сотворила, унесет тебя прочь!

Джейк завертел головой, пытаясь в темноте разглядеть ее. Используя другую часть своего разума, она залила все вокруг себя ярким светом, чтобы он, в свои последние минуты, увидел ее и убедился, что она все же сумела отомстить за себя.

Дракон зашевелился и поднялся на лапы. Поскуливая от страха, он топтался на месте, пока не решил наконец, что лучше тихонечко подождать, когда закончится весь этот ужас.

– Отпусти меня! – взвыл Джейк.

– Так же, как ты меня отпустил, когда вообразил, будто я тебя хочу?

– Во имя Христа!

– Что? – Он весил не меньше ста восьмидесяти фунтов, и ей приходилось постоянно подпитывать вихрь, перемешивая слои воздуха. – Что ты сказал? – Она подумала, это странное слово – часть заклинания, способного свести на нет ее чары.

– Это божество моего мира, – выпалил он. – Ну, отпусти же меня!

– Око за око! – выкрикнула она и рассмеялась деланым смехом.

– К дьяволу! Тебе же понравилось!

Свет, который она сотворила, мгновенно померк.

– Нет, не понравилось!

– Но ты же мне помогала, \"подмахивала\"!

– Иначе ты бы меня убил!

– А почему ты так одеваешься? – спросил он, вертясь в воздухе.

Дракон поворачивал голову то на одного, то на другого, словно следил за теннисным матчем.

– Что ты имеешь в виду?

– Твое платье.

Он подпрыгивал и вертелся, как воздушный шарик, уже на высоте двадцати пяти футов.

– А что не так с этим платьем?

– Ты, наверное, носишь его, чтобы дразнить парнишек-Простых?

– Ну, ты!..

Она топнула ногой.

– Оно выгодно подчеркивает твою фигуру, моя дорогая, но слишком нескромно, и не пытайся отрицать очевидное!

Черин положила руку на вырез своего платья, пытаясь соединить его на груди, и опять топнула ногой.

– А эти разрезы по бокам... – продолжал Джейк.

Она попыталась натянуть на изящные ножки складки своего широкого платья и опустила руки. Вырез на груди тут же разошелся опять, обнажив прелестную грудь.

– Ты сама хотела, чтобы я это сделал, – сказал Джейк.

Усилием мысли ведьма ухватила ветер. Протянув руки к ветру, она закрутила его в яростный вихрь. Она плюнула, и ветер влепил ее плевок прямо в щеку Джейка. Джейк выругался. Черин заставила ветер вопить и стенать. Она заставила ветер поднять обидчика и пронести над самым краем обрыва. Как карты, тасуя потоки воздуха, она толкнула Джейка к обрыву и оставила висеть над пустотой.

– А сейчас, – сказала она, – я остановлю ветер...

Но тут из тени вышел дракон. Он изогнул свою шею над краем пропасти и покачал ею перед Джейком. Джейк обхватил ее, словно длинный толстый ствол дерева, и, когда ветер отпустил его, повис на ней. Дракон повернул голову и перенес приятеля назад на твердую землю.

Черин снова схватила воздух и принялась торопливо тасовать над собой его слои, надеясь сотворить второй ветер, который унесет Джейка прежде, чем хитрый дракон придумает, как его защитить.

Но Джейк уже бежал к ней.

Она бросилась прочь, тасуя ветер. Но он приближался слишком быстро...

Она поднялась в воздух.

А он поймал ее за голую ногу! Схватил ее! Дернул вниз!

Она сопротивлялась – царапалась и лягалась, раз уж магия бессильна против него. Но он – так силен... и мускулы у него – словно стальные ленты... Он стащил ее на землю и положил себе на колено. Задрал на Черин платье и шлепнул ее по гладким ягодицам.

– Прекрати! – закричала она.

Он шлепнул ее еще раз.

Она призвала молнию. Та ударила его прямо в макушку и рассыпалась бесполезными блестящими искрами, не причинив ему никакого вреда.

Он шлепнул ее сильнее.

Она обрушила на него стаю острозубых крыс, но крысы разбежались, даже не попытавшись его укусить.

Она сотворила ливень, но ливень даже не замочил его.

Она превратила дождь в град. Обидчик не получил ни единого синяка.

Черин расплакалась.

– Кто сделал тебя неуязвимым? – рыдала она.

– Волшебница Келл. Она могущественнее тебя. – Джейк усмехнулся и снова шлепнул ее своей тяжелой ладонью.

Ведьма обрушила ему на голову лавину из валунов.

Валуны рассыпались в пыль, не успев коснуться его.

– Старая сука!

– Она хорошая женщина и добрая волшебница, – поправил ее Джейк, продолжая экзекуцию. – Она мудрая и всезнающая, а не просто истеричка, вроде тебя, Одаренной соплячки!

Наконец Черин сообразила, что сопротивление приносит ей лишь новые шлепки, и затихла. Увидев, что жертва сдалась, экзекутор отпустил ее и поднялся. Черин вскочила на ноги, плюнула в его сторону, взмыла в воздух и торопливо полетела прочь, бормоча самые жуткие угрозы, которые только могли прийти ей на ум.

А обидчик стоял и смеялся.

Она пулей унеслась прочь вместе с ветром и растворилась в темноте, посылая проклятия на все четыре стороны света...

Глава 4

Путь в Лелар

Пришел рассвет и миллионами золотых коготков царапал тьму, пока она не исчезла. Небо сменило цвет с эбенового на янтарный, а потом с янтарного – на зеленый. Скоро зелень пронизали голубые полоски, затем голубой цвет залил все небо, и день вступил в свои права.

Джейк достал из рюкзака завтрак и отпраздновал победу фруктами и сушеным мясом, которыми снабдила его Келл, запил сыр и сухой твердый хлеб сладким вином из кожаной фляги. Калилья утолил голод половиной того куста, в котором ночью пряталась Черин.

– Я должен поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь, – сказал Джейк, закончив завтракать.

Дракон повернулся к нему и, проглотив остатки куста, сказал:

– Не за что. Едва ли это имеет какое-то значение.

– В смысле?

– Если ты настаиваешь на походе в Лелар...

– Опять ты об этом!

– ...тогда, боюсь, жизнь у тебя все равно отнимут. Рано или поздно.

– Заладил одно и то же!

– Когда речь идет о Леларе – да.

– В последний раз повторяю, Калилья. Странная дыра в стене Замка Лелар может оказаться тем самым звеном между вероятностными потоками, которое я ищу. Келл видела ее лишь однажды, но даже она решила, что тут есть связь с историей, которую я ей рассказал. Я должен отыскать этот вход. Я должен вернуться домой. Мне слишком трудно обжиться здесь, где всем заправляют Одаренные и где мне не на что надеяться, потому что я не родился суперменом-мутантом.

– Ну, мне кажется, это глупости.

Джейк встал и закинул рюкзак за спину. Он подошел к зверю и, погрозив ему пальцем, сказал:

– Послушай, ты собираешься мне служить или нет?

Дракон с чавканьем обрывал листья с другого куста.

– Волшебница Келл не предупредила меня, что ты трус, – добавил Джейк.

– Трус?

– Мне почему-то так показалось.

– Просто я не безрассуден. Я предпочитаю пораскинуть мозгами, а не бросаться сломя голову навстречу неприятностям. Я люблю все обдумывать заранее.

– Черт побери, я уже все обдумал. Я должен дойти до Замка Лелар в надежде, что дыра в стене – это путь в мой мир, дверь, которая открылась в результате искривления пространства во время ядерной войны, поскольку Замок построили на месте самого большого взрыва – на мерцающем пятне, которое привлекло внимание Лелара и было по ошибке принято за источник могущественной магии. У нас есть легенды о людях, которые исчезали из нашего мира. Возможно, они угодили в дыры, такие же, как та, что в стене у Лелара.

– И они никогда не возвращались. Ты – первый из ваших, кто попал в эти края. Ты никогда об этом не думал?

– Думал.

– И ты но-прежнему хочешь продолжить путь?

– Да.

– Тогда ты, без сомнения, глупец.

Джейк повернулся и пошел к мосту.

Дракон смотрел ему вслед, пока Джейк не оказался в футе от моста.

– Эй! – окликнул его тогда Калилья. – Куда ты идешь?

– Может быть, я и глупец, но не трус, как ты, Калилья Малодушный.

Дракон хмыкнул. Он с шумом выпрыгнул из кустов и приземлился у арки из серого камня, которая соединяла два края ущелья.

– Садись.

– Ты едешь со мной?

– Я никогда не говорил, что я трус. Это ты сказал.

Калилья подогнул передние лапы. Джейк вскарабкался по покрытому чешуей боку и забрался в естественное роговое седло.

– Приношу извинения.

Калилья фыркнул и зашагал через ущелье.

Переправа прошла без приключений. Дракон даже ни разу не поскользнулся. На другой стороне Калилья остановился, тяжело дыша, словно был уверен, что их уже поджидают несчастья. Джейк сполз на землю и, приложив ладонь козырьком ко лбу, осмотрелся в поисках пути дальше. В сотне футов от ущелья поднимался густой лес, состоящий, как оказалось, из вязов. Он словно бы охранял подножия холма и горы вдали. Калилье пришлось бы протискиваться между деревьями, но назад пути не было.

Калилья слегка загрустил:

– Леса темны...

– Видишь, – сказал Джейк, оборачиваясь к своему громоздкому товарищу, – я же тебе говорил, что нас вряд ли встретят какими-либо особыми проявлениями зла, когда мы ступим на эту землю. Ни одно королевство не бывает более злодейским, чем остальные. Здесь столько же солнечного света и свежего воздуха, как и на той стороне ущелья.

Калилья хмыкнул и хотел что-то ответить, но ему помешали резкий крик и хлопанье кожистых крыльев.

Что-то темное и твердое ударило Джейка в грудь. Он упал и ударился затылком о землю. В голове у него зазвенели тысячи колоколов, перед глазами замелькали бесформенные разноцветные пятна. Он пытался заставить свои глаза видеть нормально, но это оказалось совсем не легко...

Внезапно его привел в чувство остроконечный язык пламени. Этот огонь обжег ему кожу, пронзил ему грудь. Джейк почувствовал под порванной рубашкой теплую струйку крови – своей собственной крови, – и выброс адреналина вернул ему зрение. Но, увидев того, кто на него напал, Джейк едва не пожалел об этом. Без сомнения, это был демон. Лицо существа отчасти напоминало человеческое, но в основном казалось, что природа испытала на нем свои самые сумасшедшие чары и проделала это очень изобретательно. Широкий лоб выразительно выступал над двумя глубоко посаженными, узкими, как щелочки, глазами. Глазами, у которых не было белков – лишь сплошная чернота от одного уголка до другого. Глаза разделял нос, доходящий до середины лица, – нос без хряща, почти незаметный: так, небольшой выступ с неровными дырами ноздрей внизу. Под носом, сразу после тонкой верхней губы, был рот, до отказа набитый зубами, похожими на собачьи. Между зубов высовывался пурпурный, похожий на жало язык и прорывалось рычание.

Джейк снова почувствовал, как острые когти впиваются в его тело, и догадался, что это смех: демон просто смеялся над слабостью жертвы. Джейк набрал в грудь побольше воздуха, содрогнулся, поперхнувшись смрадным дыханием этого отродья, и отбросил демона от себя. Демон был легким и не очень-то сильным; Джейк без труда отбил бы атаку, не будь она столь внезапной. Демон был размером с двенадцатилетнего ребенка. Он парил на паре кожистых крыльев; одной стороной они крепились к тонким деформированным рукам этого существа, а другой – к туловищу. Из-за этих крыльев демон смахивал на большую летучую мышь, вернее – на какого-то чудовищного мутанта – на гибрид нетопыря с человеком. Когда Джейк отбросил его, этот человек-нетопырь опустился на задние лапы и теперь злобно приплясывал перед ним, шипя сквозь острые зубы. Его когти стучали, как кастаньеты. На кончиках крыльев тоже торчало по четыре когтя – бывшие пальцы.

Джейк вспомнил о ноже в своем рюкзаке. Келл дала ему этот нож, предупредив, что он пригодится ему в Леларе. Но до сегодняшнего дня Джейку в этом мире ничто не угрожало, поэтому он так беспечно оставил нож вместе с едой и вином. Он устремился к мешку, понимая, что если ему удастся достать нож, то они с демоном будут на равных.

Однако человек-нетопырь, очевидно, что-то заподозрил. Он с каким-то карканьем взмыл в воздух и снова бросился на Джейка, вонзил когти ему в плечи и опрокинул на землю.

Джейк выбросил вперед кулак. Ощущение было такое, что рука погрузилась в жидкую грязь. Впрочем, учитывая обстоятельства, это было скорее приятное чувство. Кровь брызнула из носа бестии, горячая алая кровь.

Джейк двинул кулаком еще раз и рассек чудовищу гибкое ухо.

Человек-нетопырь отпустил Джейка и, пошатываясь, отступил на несколько шагов, чтобы оценить свои раны. Он шипел и вытирал лицо крылом, пытаясь остановить поток крови.

Рюкзак лежал за монстром.

Еще один раунд был неизбежен.

Рюкзак лежал слишком далеко, чтобы добраться до него одним броском.

Джейк не стал давать противнику время на размышления. Он рванулся вперед. Он прыгнул на демона, прежде чем тот успел сообразить, что задумал противник, подмял его под себя и принялся душить, крепко прижимая его плечи к земле своими коленями. Тварь пронзительно верещала, брызжа слюной и кровью, выгибала шею, пытаясь цапнуть противника за запястья, но Джейк, чьи силы были удесятерены испугом, держал ее слишком крепко. Человек-нетопырь вскинул задние лапы и стал ужасными острыми когтями полосовать Джейку бока. Но тут руки Джейка все-таки завершили свою работу. Тонкое горло человека-нетопыря неожиданно сломалось, и на руки Джейка из пасти твари хлынул алый фонтан.

Но испуг все еще сочился из кончиков его пальцев, заряжая их стремительно бегущей электрической искрой. Человек сжимал чудовищу горло, не желая отпускать его, пока не уйдет страх, а демон не будет мертв наверняка. Джейк чувствовал острые обломки костей, видел кровь, струящуюся из ноздрей и пасти твари, но не разжимал пальцев. То, что он ощущал в эту минуту, граничило с истерикой. Когда безумная паника почти сошла на нет и хватка ее ослабла, оказалось, что он едва не оторвал человеку-нетопырю голову.