Айзек Азимов



СООБЩЕСТВО НА КРАЮ

Посвящается Бетти Прашкер, настаивавшей, и Лестеру дель Рею, пилившему.

Пролог

Первая Галактическая империя распадалась. Уже несколько веков она загнивала и расшатывалась, но лишь один человек полностью осознал это.

Это был Хари Селдон, последний великий ученый Первой Империи, создатель психоистории — науки, которая описывала человеческое поведение при помощи математических уравнений.

Отдельный человек непредсказуем, но реакцию толпы, как обнаружил Селдон, можно вычислить статистически. Чем больше толпа, тем с большей точностью. А человеческая масса, с которой работал Селдон, составляла все население миллионов обитаемых планет Галактики.

Уравнения Селдона показали ему, что, предоставленная самой себе, Империя рухнет, и пройдут тридцать тысяч лет людского горя и страданий, прежде чем Империя восстанет из руин. И все же, если бы удалось изменить начальные условия, Междуцарствие можно было бы сократить до одного тысячелетия.

Именно с этой целью Селдон основал две колонии ученых, которые он назвал Сообществами. При этом он предусмотрительно разместил их «в разных концах Галактики». Первое, Сообщество развивавшее физические науки, создавалось открыто. Существование другого, Второго Сообщества, планеты психоисториков и «менталистов», было окружено тайной.

В «Трилогии о Сообществах» рассказывается об истории первых четырех веков Междуцарствия. Первое Сообщество (известное как просто Сообщество, поскольку о существовании второго практически никто не знал), началось с небольшого поселения, затерянного на пустынных окраинах Периферии Галактики. Оно неоднократно переживало кризисы, при которых психоисторические параметры достигали опасных величин, и Сообществу грозила гибель. У него оставался единственный выход, за которым, однако, каждый раз открывались новые горизонты развития. Все было рассчитано давно умершим Хари Селдоном.

Первое Сообщество, с его развитой наукой, подчинило окружающие варварские планеты. Оно столкнулось со своевольными наместниками, отколовшимися от умиравшей Империи, и разбило их. Оно столкнулось с остатками самой Империи при ее последнем сильном Императоре и последнем сильном генерале — и разбило их.

Казалось План Селдона успешно выполнялся, и ничто не могло помешать установлению Второй Империи при минимальном периоде разрухи.

Но психоистория — наука статистическая. Всегда оставалась вероятность сбоя, и сбой произошел. Случилось то, чего Хари Селдон не мог предвидеть. Неизвестно откуда появился человек по прозванию Мул. Он один во всей Галактике обладал ментальными способностями. Он мог переплавлять человеческие эмоции и так изменять сознание людей, что его злейшие враги становились преданными слугами. Армии не смогли, просто не стали сражаться с ним. Первое Сообщество пало, и План Селдона, казалось, потерпел крах.

Оставалось таинственное Второе Сообщество. Застигнутое врасплох, оно теперь стало готовить контратаку. Важным преимуществом Второго Сообщества оставалась тайна его местонахождения. Мул разыскивал его, чтобы завершить покорение Галактики. Уцелевшие сторонники Первого Сообщества тоже разыскивали его, чтобы получить помощь.

Ни те, ни другие его не нашли. Вначале Мулу помешала акция некоей Байты Даррелл, и это позволило Второму Сообществу выиграть время для подготовки и, в дальнейшем, обуздать Мула.

Началась кропотливая работа по восстановлению плана Селдона. Но покрывало тайны было сорвано со Второго Сообщества. Первое Сообщество узнало о существовании Второго и отвергло будущее под властью менталистов. Первое Сообщество обладало превосходством в физической силе; к тому же Второму Сообществу пришлось решать сразу две задачи: усмирить Первое Сообщество, и при том вновь уйти в тень.

Все это удалось Второму Сообществу при его величайшем Первом Спикере — Приме Палвере. Первому Сообществу дали насладиться видимостью полной победы; оно продолжало наращивать свое влияние в Галактике, совершенно не подозревая, что Второе Сообщество по-прежнему существует.

Ныне пошел четыреста девяносто восьмой год с момента основания Первого Сообщества. Оно могущественно как никогда, но один человек не соглашается с тем, что считается очевидным…

1. Член совета

1



— Конечно, я не верю, — сказал Голан Тревиц.

Они стояли на широких ступенях Дома Селдона и глядели на город, сверкавший в солнечном свете.

Терминус был планетой с мягким климатом, благодаря сильному преобладанию воды над сушей после введения погодного контроля на нем стало еще комфортнее и, по мнению Тревица гораздо скучнее.

— Ни капли не верю, — повторил он и улыбнулся. На его моложавом лице сверкнули ровные белые зубы.

Мунн Ли Компор, его приятель и коллега по Совету, принявший тройное имя вопреки традициям Терминуса, озабоченно нахмурился.

— Не веришь, что мы отстояли город?

— Да нет. Город мы, конечно, отстояли. Еще бы, ведь сам Селдон сказал, что мы должны его отстоять, и он, дескать, так и знал пятьсот лет назад.

Компор перешел на полушепот.

— Слушай, ты можешь говорить так со мной, потому что я понимаю, что это просто треп, но не кричи во всеуслышание, или отойди от меня. Неизвестно, насколько точно попадет молния, которую ты притянешь.

Тревиц не перестал улыбаться.

— А что такого я сказал? Что город спасен? И что мы обошлись без войны?

— Ну воевать-то нам было не с кем, — сказал Компор. У него были небесно-голубые глаза и соломенно-желтые волосы, и он упорно отказывался изменить эти немодные цвета.

— А ты не слышал о гражданских войнах, Компор? — спросил Тревиц.

Тревиц бил высокого роста, с черными, слегка вьющимися волосами. Он носил мягкий вязаный пояс и имел привычку засовывать за него большие пальцы.

— Гражданская война из-за переноса столицы?

— Во всяком случае, дело дошло до селдонского кризиса. Этот раскол погубил карьеру Ханниса, а нам позволил пройти в Совет на последних выборах, когда чаши весов… — Он медленно покачал ладонью, как бы устанавливая равновесие.

Тревиц не обращал внимания на других правительственных служащих, а также смешавшихся с ними корреспондентов и просто любителей модных зрелищ, которым удалось раздобыть приглашение, чтобы увидеть Селдона (вернее, его изображение) и которые теперь ликовали, получив его благословение. Тревиц стоял неподвижно, позволяя толпе обтекать себя. Компор спустился на две ступеньки и остановился, — невидимая нить натянулась между собеседниками.

— Ты идешь?

— Куда спешить? Мэр Бранно будет делать доклад, и заседание не начнется, пока она не кончит разжевывать всем известные новости… Лучше посмотри на город!

— Смотрю. Я его и вчера видел.

— Да, но посмотрел бы ты в него, когда его основали, пятьсот лет назад.

— Четыреста девяносто восемь, — автоматически поправил Компор. — Юбилей будет через два года. Мэр Бранно, наверно, еще будет сидеть в своем кабинете, если пренебречь маловероятными вариантами.

— Если. — Сухо подтвердил Тревиц. — И все-таки, как он выглядел пятьсот лет назад, когда его основали? Единственный город! Единственный маленький город, населенный группой ученых, корпевших над энциклопедией, которую они так и не закончили!

— Да что ты, Голан. Все знают, что закончили.

— ты о нынешней Галактической энциклопедии? Это не их работа. Нынешняя Энциклопедия записана в компьютерах и непрерывно пересматривается. А незавершенный оригинал ты видел?

— Который в музее Хардина?

— Да, в музее оригиналов Салвора Хардина. Называй полностью, если ты уж так придираешься к датам. Ты видел его?

— Нет. А стоило?

— Да нет. Но все равно. Вот они высадились, кучка энциклопедистов, и основали колонию на планете, лишенной металлов, вращавшейся вокруг изолированного от остальной Галактики солнца, на краю, на самом краю. А теперь, через пятьсот лет, мы стали планетой-парком. И металла у нас сколько угодно. Мы стали центром во всех отношениях.

— Не во всех, — возразил Компор. — Мы по-прежнему вращаемся вокруг солнца, изолированного от остальной Галактики. Все еще на самом краю.

— Да нет же, послушай! В этом вся суть селдонского кризиса. Мы теперь не просто планета Терминус. Мы — Федерация Сообщества, протянувшая свои щупальца по всей Галактике и фактически управляющая этой Галактикой. Мы вовсе не изолированы, если не считать расположения.

— Ладно, согласен, — равнодушно сказал Компор и спустился еще на ступеньку. Невидимая нить между ними натянулась сильнее.

Тревиц протянул руку, как бы собираясь втянуть товарища обратно наверх.

— Неужели ты не понимаешь, Компор? Произошли огромные изменения, а мы не признаем их. В глубине души мы тоскуем по малому Сообществу, по исчезнувшему однопланетному миру, по ушедшим временам железных героев и благородных святых.

— Ну и что?

— Как что? Посмотри на Дом Селдона. Во время первого кризиса, при Салворе Хардине, это было подземное Хранилище Времени, небольшой зал, в котором появлялось голграфическое изображение Селдона. И все. Теперь это целый храм. Но есть ли здесь эскалатор с силовым полем? Движущиеся тротуары? Есть только эти ступени, и мы спускаемся по ним и поднимаемся по ним, как будто Дом строили во времена Хардина. В сложное и непредсказуемое время мы в страхе цепляемся за прошлое.

Он сделал широкий жест.

— Виден ли здесь хоть один строительный элемент из металла? Ни одного. Потому что во времена Салвора Хардина здесь не было ни месторождений металла, ни металлоимпорта. Когда строили эту махину, даже установили порыжевшую от времени пластмассу, чтобы посетители с других планет могли останавливаться и восклицать: «Галактика! Какая милая старая пластмасса!» Говорю тебе, Компор, это все подделка!

— Так вот во что ты не веришь? В Дом Селдона?

— Да, и во все его содержимое! — яростно прошептал Тревиц. — Я не верю, что надо прятаться здесь, на краю Вселенной, только потому, что так жили наши предки. Я считаю, что мы должны быть там, в самой середине.

— Но Селдон опроверг тебя. План Селдона выполняется, как было задумано.

— Знаю, знаю. Каждый ребенок на Терминусе воспитывается в вере, что Селдон создал план, что он все предвидел пятьсот лет назад, что он основал Сообщество, предсказал все кризисы и сделал так, чтобы во время этих кризисов являлось его изображение и сообщало нам тот минимум, с которым мы доживем до следующего кризиса. И так Селдон должен провести нас через тысячу лет, пока мы не сможем без риска построить Вторую и Величайшую Галактическую Империю на руинах старого здания, которое начало разваливаться пятьсот лет назад и окончательно развалилось двести лет назад…

— Зачем ты мне все это говоришь, Голан?

— Затем, что это — подделка. Все подделка… Или это было настоящим когда-то вначале, но теперь — подделка! Мы не хозяева сами себе. Не мы следуем плану.

Компор испытующе посмотрел на собеседника.

— Нечто подобное ты говорил и прежде, Голан, но я думал, что ты просто меня дразнишь. Ради Галактики, неужели ты это серьезно?

— Конечно, серьезно!

— Не может быть! Или ты меня очень хитро разыгрываешь, или ты сошел с ума!

— Нет. Ни то, ни другое, — сказал Тревиц. Он успокоился и засунул большие пальцы за пояс, показывая, что больше не нужны эмоциональные жесты. — Признаю, что я подозревал это раньше, но то была лишь интуиция. Однако сегодняшний фарс открыл мне глаза, и я, в свою очередь, собираюсь открыть глаза Совету.

— Да ты рехнулся!

— Хорошо. Идем со мной, и услышишь.

Двое спустились по лестнице. Они были последними. И когда Тревиц шагнул вперед, губы Компора шевельнулись, беззвучно бросив ему в спину: «Дурак!»



2



Мэр Харла Бранно призвала сессию Совета к порядку. Она оглядела собрание подчеркнуто равнодушно, но все знали, что она уже отметила, кто на месте, а кого еще нет.

Она была некрасива, но никто и не искал в ее лице красоты. Свои седые волосы она причесывала аккуратно, но не заботясь о стиле или моде.

Мэр Бранно была самым способным администратором этой планеты. Ее не стали бы сравнивать с Салвором Хардином или Гобером Маллоу, блестящими деятелями первых веков Сообщества. Но и с потомственными самодурами Индбурами, правившими Сообществом перед эпохой Мула, у нее не было ничего общего. Не увлекая людей пламенными речами и драматическими жестами, она умела принять взвешенное решение, и потом твердо его отстаивала. Несмотря на то, что она не обладала обаянием, ей всегда удавалось убедить избирателей в своей правоте.

Согласно доктрине Селдона, историческое развитие устойчиво к возмущениям (если, конечно, пренебречь непредсказуемым, — оговорка, о которой вечно забывают селдонисты, несмотря на катастрофу, вызванную Мулом), так что Сообщество могло бы сохранить свою столицу при любых обстоятельствах… Но именно что «могло бы». Вероятность этого оказалась 87,2%. Это была вероятность перемещения столицы ближе к центру Федерации Сообщества, в середину Галактики. И Селдон описал ужасающие последствия такого переноса. Вот этот шанс, один из восьми, не осуществился благодаря Мэру Бранно.

Уж она-то этого не допустила. Она всегда считала, даже в периоды своей относительной непопулярности, что Терминус, как был издавна центром Сообщества, так им и останется. Политические враги изображали ее на карикатурах с гранитной челюстью (и, приходится признать, довольно похоже).

И вот теперь Селдон поддержал ее точку зрения. Это давало ей подавляющее политическое превосходство, по крайней мере, на ближайшее время.По слухам, в прошлом году она сказала, что если в предстоящем явлении Селдон поддержит ее, она будет считать свою миссию выполненной и с легким сердцем уйдет в отставку. На самом деле этому никто не поверил. В политической борьбе Мэр Бранно чувствовала себя как рыба в воде, а теперь, после явления Селдона, об отставке не могло быть и речи.

Мэр говорила ровно и четко, ничуть не стесняясь терминусского акцента (когда-то она служила послом на Мандрессе, но не приняла старой имперской манеры речи, которая теперь входила в моду на Терминусе, отражая псевдоимперскую тягу к внутренним провинциям в центре Галактики).

Бранно сказала:

— Селдонский кризис закончился. Существует традиция, мудрая традиция, не наказывать ни словом, ни делом, тех, кто поддерживал неправую сторону. Многие честные люди выступали против Селдона. Они, со своей стороны, должны принять свое поражение мужественно и без дискуссий.

Она сделала паузу, спокойно оглядела лица собравшихся и продолжила:

— Члены Совета прошла половина тысячелетнего срока между Империями. Путь был трудным, но мы прошли его. У нас не осталось серьезных внешних врагов, и мы, по сути, уже Галактическая Империя. Если бы не План Селдона, Медждуцарствие могло продолжаться тридцать тысяч лет, и у человечества после этого могло не остаться сил для создания Империи. Остались бы изолированные, слабые, вымирающие планеты. Мы обязаны Хари Селдону всем. Что имеем сегодня. Мы и в дальнейшем должны полагаться на исторические открытия этого давно умершего гения. Господа советники, главную опасность представляем мы сами. Больше не должно быть официальных сомнений в ценности Плана. Давайте решительно и бесповоротно откажемся от официальных сомнений, от осуждения Плана или нападок на него. Мы должны поддержать План безоговорочно. Он проверен пятью веками, в нем — безопасность человечества, в нем нельзя сомневаться, в нем нельзя ничего менять. Надеюсь, все согласны?

Послышался тихий гул голосов, но Мэр даже не взглянула в зал; она и так знала всех членов Совета и предвидела реакцию каждого из них. Сейчас она одержала победу, возражать никто не станет. Разве что через год. Но проблемами следующего года она займется в следующем году. А пока никто… никто кроме…

— Контроль над мыслями, Мэр Бранно? — Голан Тревиц широко шагал по проходу и громким голосом как бы бросал вызов покорности остальных. Он и не подумал сесть на свое место в заднем ряду, отведенное ему как новому члену Совета. Бранно все еще не смотрела в зал. Она спросила:

— Что вы хотите сказать, член Совета Тревиц?

— Что правительство не может запрещать свободу слова, что любой индивидуум — в том числе, конечно, и член Совета, которого для этого и избрали, — имеет право обсуждать злободневные политические вопросы, а каждый политический вопрос так или иначе связан с Планом Селдона.

Бранно сложила руки и подняла глаза. Ее лицо было по-прежнему бесстрастно.

— Член Совета Тревиц, — сказала она, — вы несвоевременно и в нарушение правил затеваете дебаты, однако я выслушала вас и отвечу вам. Свобода слова не ограничена в контексте Плана Селдона. Но сам План по своей природе ограничивает нас. Можно по-разному объяснять события до того, как изображение Селдона явится и изложит окончательное решение. Но после этого его нельзя обсуждать в Совете. Нельзя этого делать и заранее, как бы говоря: «Если Хари Селдон заявит то-то и то-то, он будет неправ».

— Но если кто-то действительно сомневается, госпожа Мэр?

— Он может высказывать свои сомнения частным образом.

— То есть вы утверждаете, что ваши ограничения свободы слова относятся исключительно к правительственным служащим?

— Именно так. В законах Сообщества это не новый принцип. Он всегда применялся Мэрами всех партий. Если частная точка зрения ни на что не влияет, то официально высказанное мнение слишком весомо, и мы пока не можем рисковать.

— Позволю себе заметить, госпожа Мэр, что этот ваш принцип применялся редко, в исключительных случаях, и лишь по отношению к отдельным действиям Совета. Его никогда не применяли к такому огромному и неопределенному предмету, как План Селдона.

— Именно в Плане Селдона нельзя сомневаться, потому что этим можно погубить все.

— А не думаете ли вы, Мэр Бранно… — тут Тревиц обернулся к членам Совета, которые все как один затаили дыхание, ожидая, чем закончится поединок, — не думаете ли вы, члены Совета, что есть основания полагать, что Плана Селдона вообще не существует?

— Мы все видели и слышали изображение Селдона сегодня, — сказала Мэр Бранно. И голос ее звучал тем тише, чем громче и горячее говорил Тревиц.

— Как раз то, что мы видели сегодня, члены Совета, показывает, то того Плана Селдона, верить которому нас учили, не может существовать!

— Член Совета Тревиц, вы нарушаете порядок, я лишаю вас слова!

— Я имею право выступать, Мэр!

— Вы лишены этого права, член Совета!

— Вы не можете лишить меня этого права. Ваше заявление об ограничении свободы слова не имеет законной силы. Формального голосования не было, а если бы и было, я мог бы еще оспорить его законность.

— Лишение вас этого права, член Совета, не связано с моим заявлением в защитуПлана Селдона.

— тогда на каком же основании?…

— Вы обвиняетесь в измене, член Совета Тревиц. Я не хотела производить арест в этих стенах, поэтому сотрудники Безопасности ждут за дверью, и, как только вы выйдете, вас возьмут под стражу. Я прошу вас спокойно выйти из зала. Если вы станете вести себя необдуманно, служба Безопасности войдет сюда. Надеюсь, вы не доведете до этого.

Тревиц оторопел. В зале Совета наступила абсолютная тишина. (Неужели все этого ждали, все, кроме него самого и Компора?) Он оглянулся на выход; там никого не было видно, но он не сомневался, что Мэр Бранно не блефует. От гнева он начал заикаться:

— Я п-представляю избирательный округ, Мэр Бранно…

— Несомненно, ваши избиратели разочаруются в вас.

— Но какие у вас основания предъявлять мне это дикое обвинение?

— Вы все узнаете в свое время, но не сомневайтесь, доказательства у нас есть. Вы, молодой человек, чрезвычайно неосторожны, и вам следует понять, что кто-то может быть вашим другом, но при этом вовсе не желать становиться соучастником измены.

Тревиц резко оглянулся, чтобы встретить взгляд голубых глаз Компора. Взгляд этот был холоден. Мэр Бранно ровным голосом произнесла:

— Призываю всех в свидетели, что при моем последнем заявлении член Совета Тревиц посмотрел на члена Совета Компора. А теперь выйдите, член Совета, не унижайте нас необходимостью произвести арест в этом зале.

Голан Тревиц повернулся, поднялся по ступеням и вышел за дверь, где к нему с двух сторон приблизились двое вооруженных в военной форме, а Харла Бранно, бесстрастно глядя ему вслед, прошептала, чуть шевельнув губами: «Дурак!»



3



Лионо Коделл был Директором Безопасности весь период правления Мэра Бранно. Он любил говорить, что не особенно надрывается на работе, но никто не знал, правда ли это. То обстоятельство, что он не походил на лжеца, ничего не значило.

Выглядел он приветливо и дружелюбно, но, может быть, это было у него профессиональное. Он был заметно меньше среднего роста, а вес имел больше среднего, и у него имелись пышные усы (совершенно необычные на Терминусе), которые теперь сильно поседели, и светло-карие глаза; на нагрудном кармане его бурого комбинезона выделялась яркая нашивка.

Он сказал:

— Садитесь, Тревиц. Попробуем побеседовать по-дружески.

— По-дружески с изменником? — Тревиц засунул большие пальцы за пояс и остался стоять.

— С обвиняемым. Пока еще обвинение, даже выдвинутое самим Мэром, не равносильно приговору. Надеюсь, до такого не дойдет. Мы с вами должны во всем разобраться. Лучше нам поговорить сейчас, пока пострадало только ваше достоинство, чем доводить дело до публичного слушания. Надеюсь, в этом вы со мной согласны.

Тревиц не смягчился.

— Не стоит так любезничать, — сказал он. — Ваша задача изобразить, будто я действительно изменник. Я не изменник, и меня возмущает, что я должен вам это доказывать. Почему вы не должны доказывать мне свою лояльность?

— Просто так. Печально, но факт: сила на моей стороне, а не на вашей. Поэтому вопросы здесь задаю я. Если бы меня заподозрили в измене или нелояльности, то, думаю, меня бы сместили и самого подвергли допросу и, надеюсь, говорили со мной так же, как я собираюсь говорить с вами.

— Как же вы собираетесь со мной говорить?

— Надеюсь, как с другом и равным, если вы так же будете говорить со мной.

— Может быть, я должен поставить вам выпивку? — желчно спросил Тревиц.

— Возможно, когда-нибудь дойдет и до этого, но сейчас прошу вас как друга, пожалуйста, садитесь.

Тревиц заколебался, дальнейшая конфронтация показалась ему глупой. Он сел.

— Ну, — сказал он, — что дальше?

— Дальше я попрошу вас ответить на мои вопросы искренне, полно и без увиливаний.

— А если я откажусь? Чем вы можете мне угрожать? Психическим зондом?

— Надеюсь, нет…

— Я тоже надеюсь. Во всяком случае, вы не примените его к члену Совета. Он не выявит никакой измены, а я, после того как буду оправдан, уничтожу вас как политика. А возможно, уничтожу и Мэра. Может быть, ради этого и стоит спровоцировать вас на психозондирование.

Коделл нахмурился и покачал головой.

— Нет-нет-нет, это слишком опасно, возможно повреждение мозга. Иногда потом трудно вылечиться, не доводите до этого ни в коем случае. Знаете, если зондируемый сильно возбужден…

— Запугиваете, Коделл?

— Констатирую факт, Тревиц… Не сбивайте меня, член Совета. Если мой долг заставит меня применить зонд, я это сделаю. И даже, если вы окажетесь невиновным, вас никто не защитит.

— Ясно. Что вы хотите узнать?

Коделл щелкнул тумблером на столе перед собой.

— Наш разговор записывается, как изображение, так и звук. Мне нужны только ответы на вопросы, понимаете?

— Понимаю — вы запишете только то, что захотите, — презрительно сказал Тревиц.

— Верно. Но вы снова хотите сбить меня. Я не собираюсь искажать ваши ответы. Я просто либо использую их, либо нет. Поэтому не говорите лишнего, не тратьте зря мое и свое время.

— Посмотрим.

— У нас есть сведения, член Совета, — голос Коделла зазвучал официально, как будто он диктовал, — что вы открыто и неоднократно утверждали, что не верите в План Селдона.

Тревиц медленно проговорил:

— Если я утверждал это открыто и неоднократно, то чего вам еще не хватает?

— Не увиливайте, член Совета. Вы понимаете, что мне нужно ваше признание, сделанное вашим голосом, с характерными параметрами голоса, когда вы спокойны и полностью владеете собой.

— Наверно, гипноз или наркотики изменили бы эти параметры?

— Да.

— И вы хотите продемонстрировать, что не использовали незаконных методов при допросе члена Совета? Я не виню вас…

— Я рад, что вы не вините меня, член Совета. Итак, продолжим. Вы утверждали открыто и неоднократно, что не верите в существование Плана Селдона. Подтверждаете ли вы это?

Тревиц сказал, осторожно подбирая слова:

— Я не верю, что то, что мы называем Планом Селдона, имеет то значение, которое мы ему приписываем.

— Это слишком неопределенно. Не сочтите за труд развить вашу мысль.

— Я полагаю, что наивно думать, будто мы следуем курсом, который проложил для нас Хари Селдон пятьсот лет назад; будто Хари Селдон с помощью психоисторической математики рассчитал до мельчайших подробностей переход от Первой Галактической Империи до Второй. Этого не может быть.

— Вы хотите сказать, что никакого Хари Селдона не было?

— Вовсе нет. Конечно, был.

— Или что он не создал научную психоисторию?

— Конечно, нет. Я не имел в иду ничего подобного. Послушайте, Директор, я же хотел все объяснить Совету, только мне не позволили. Я сейчас вам все объясню. Это настолько очевидно…

Директор Безопасности демонстративно выключил записывающее устройство. Тревиц остановился и нахмурился.

— Зачем вы выключили?

— Вы напрасно тратите мое время, член Совета. Мне не нужны ваши речи.

— Вы просили развить мысль.

— Вовсе нет. Я просил вас ответить на вопросы. Только на вопросы. Коротко и ясно. И не говорите ничего лишнего. Тогда мы быстро закончим.

Тревиц сказал:

— Вам нужны только доказательства для подтверждения официальных обвинений.

— Нам нужны только ваши правдивые высказывания. Я уверяю вас, что мы ничего не исказим. Пожалуйста, попробуем снова. Мы говорили о Хари Селдоне. — Записывающее устройство вновь заработало, и Коделл прежним голосом повторил: — что он создал научную психоисторию?

— Конечно, он создал психоисторию, — нетерпеливо ответил Тревиц, не в силах удержаться от резкого жеста.

— Которую, вы бы определили как?…

_ Галактика! Ее обычно определяют, как раздел математики, описывающий усредненные реакции больших групп людей на данные стимулы при данных условиях. Другими словами, предполагается, что она предсказывает социально-исторические изменения.

— Вы сказали «предполагается». Оспариваете ли вы это как математический эксперт?

— Нет, — сказал Тревиц, — я не психоисторик, как и члены правительства Сообщества, как и все граждане Терминуса, как и…

Коделл сказал:

— Есть ли у вас основания полагать, что Хари Селдон недостаточно полно проанализировал и учел не все факторы наиболее вероятного, эффективного и кратчайшего перехода от Первой ко Второй Империи при помощи Сообщества.

— Нет.

— Может быть, вы отрицаете, что голографическое изображение Селдона, появлявшееся при каждом историческом кризисе в последние пятьсот лет, действительно производит самого Хари Селдона и записано в последний год его жизни, незадолго до создания Сообщества?

— Полагаю, что не могу этого отрицать.

— «Полагаете»? Утверждаете ли вы, что это подделка, трюк, придуманный в более позднюю эпоху с какой-то целью?

Тревиц вздохнул.

— Нет. Этого я не утверждаю.

— Утверждаете ли вы, что заявления Селдона каким-то образом подвергаются манипуляциям с чьей-либо стороны?

— Нет. Я думаю, что это невозможно, да и не нужно.

— Ясно. Вы были свидетелем последнего явления Селдона. Может быть, вы находите, ято анализ, подготовленный Селдоном пятьсот лет назад, не точно соответствовал настоящим сегодняшним условиям?

— Напротив, — Тревиц неожиданно оживился, — он соответствовал очень точно.

Коделл как будто не заметил оживления Тревица.

— И все же, член Совета, после всего этого вы по-прежнему утверждаете, что Плана Селдона не существует?

— Конечно, утверждаю. Я утверждаю, что План не существует, именно из-за того, что анализ так точно соответствовал…

Коделл выключил тумблер.

— Член Совета, — возмущенно сказал он, — вы заставляете меня стирать запись. Я спрашиваю вас, утверждаете ли вы, что План Селдона не существует, а вы пускаетесь в рассуждения. Позвольте мне повторить вопрос.

Он снова включил тумблер и сказал:

— И все же, член Совета, после явления Селдона вы по-прежнему утверждаете, что Плана Селдона не существует?

— Откуда вам это известно? Никто не мог поговорить с моим бывшим другом Компором после явления Селдона.

— Допустим, мы догадались, член Совета. И допустим, что вы уже ответили «утверждаю по-прежнему». Если вы скажете это еще раз без добавлений, мы продолжим.

— Конечно, утверждаю по-прежнему, произнес Тревиц с иронией.

— Хорошо. Я выберу, которое из ваших «утверждаю по-прежнему» звучит более естественно. Благодарю вас, член Совета. — Он опять выключил тумблер.

Тревиц спросил:

— Это все?

— Да, все, что мне нужно.

— Все, что вам нужно, это при помощи вопросов и ответов доказать Терминусу и всей управляемой им Федерации Сообщества, что я полностью принимаю легенду о Плане Селдона. И если я после этого сделаю какое-либо заявление, отрицающее План, это покажется донкихотством или даже безумием.

— Или даже изменой — в глазах возбужденной толпы, которая верит, что План обеспечивает безопасность Сообщества. Если мы сможем прийти с вами ко взаимопониманию, член Совета Тревиц, запись не будет опубликована. Но в случае необходимости мы сделаем так, чтобы Федерация услышала.

— Неужели, сэр, вас совсем не интересует, что я действительно хочу сказать? — хмуро спросил Тревиц.

— Как человеку мне, конечно, любопытно, и, если будет время, я с интересом и скептицизмом Директора Безопасности вас выслушаю. Но в настоящий момент я получил все, что мне нужно.

— Надеюсь, вы понимаете, что ни вам, ни Мэру это ничего не даст.

— Как ни странно, я так не считаю. А теперь вам пора идти. Под охраной, конечно.

— Куда меня поведут?

Коделл, не ответив, улыбнулся.

— Прощайте, член Совета. Вы не очень-то сотрудничали со мной, но вряд и от вас можно было этого ожидать.

Он протянул руку.

Тревиц, вставая, не подал руки. Он разгладил складки под поясом и произнес:

— Вы лишь откладываете неизбежное. Найдутся другие, которые думают как я или придут к этому в будущем. А если вы меня посадите или уничтожите, это только привлечет внимание к моим мыслям. И в конце концов, победа будет на стороне истины, на моей стороне.

Коделл опустил руку и покачал головой.

— В самом деле, — сказал он, — вы дурак.



4



Когда охранники пришли за Тревицем была уже глубокая ночь.

Почти четыре часа, с досадой перебирая в уме все случившееся, Тревиц беспокойно шагал из угла в угол роскошной комнаты в Управлении Безопасности.

Роскошной, но запертой. Камеры, как ее ни называй.

Почему он доверился Компору?

А почему бы нет? Компор во всем с ним соглашался… Нет, не так. Казалось, что его легко убедить… Нет, и это не так. Он казался глуповатым и не имевшим собственного мнения, и Тревиц охотно пользовался им как звукоотражателем. В беседах с Компором Тревиц формулировал и оттачивал свои взгляды. Компор был удобен, и только поэтому Тревиц делился с ним своими мыслями.

Но теперь поздно жалеть, что вовремя не раскусил Компора. Существует же простое правило: никому не верь.

Но как жить, никому не веря?

То, что случилось невозможно было предвидеть.

Кто бы мог подумать, что Мэр Бранно решится арестовать члена Совета, и никто из остальных членов Совета даже не пикнет. Пусть они не разделяли взглядов Тревица, пусть они готовы грудью встать на защиту дела Бранно, но должны же они, хотя бы из принципа, отстаивать свои права.

Да, Мэр Бранно действовала поистине с металлической твердостью, недаром у нее было прозвище Бранно Бронзовая.

Может быть она сама была орудием…

Нет! Так можно стать параноиком!

А все-таки…

Его мысли, бесполезно повторяясь, кружились вокруг одного и того же, пока не пришли охранники. Их было двое.

— Вам придется пойти с нами, член Совета, — серьезно и бесстрастно сказал старший.

У него были лейтенантские знаки отличия, небольшой шрам на левой щеке и равнодушный взгляд, как будто он разочаровался в своей нудной работе, чего и следовало ожидать в стране, не воевавшей уже более века.

Тревиц не сдвинулся с места.

— Ваше имя, лейтенант?

— Я лейтенант Эвандер Сопеллер, сэр.

— Вы нарушаете закон, лейтенант Сопеллер, вы не имеете права арестовывать члена Совета!

— Лейтенант ответил:

— У нас приказ. Сэр.

— Не имеет значения. Никто не может приказать вам арестовать члена Совета. За такие действия вам грозит трибунал.

Лейтенант возразил:

— Мы не арестовываем вас, сэр.

— Значит, я не обязан идти с вами?

— Нам приказано эскортировать вас до вашего дома…

— Я знаю дорогу.

— И по дороге охранять вас.

— От чего… или от кого?

— От любой толпы, какая может собраться.

— Среди ночи?

— Из-за этого мы и ждали до глубокой ночи, сэр… А теперь, сэр, в интересах вашей безопасности я прошу вас пройти с нами. Должен сказать — не в порядке угрозы, просто для вашего сведения — что при необходимости нам приказано применить силу.

Тут Тревиц заметил, что они вооружены нейронными хлыстами.

Стараясь держаться невозмутимо, он шагнул к ним.

— В таком случае, домой… Или по дороге окажется, что мы едем в тюрьму?

— Мне не приказано обманывать вас, сэр, — с достоинством сказал лейтенант, и Тревиц понял, что перед ним безупречный офицер, которого только прямой приказ может заставить солгать, но даже в этом случае его выдадут интонация и выражение лица.

Тревиц сказал:

Прошу прощения, лейтенант, я не собирался ставить под сомнение ваши слова.

Наземный автомобиль ждал их у подъезда. Улица была пустынна. Не то что толпы, не было видно ни единой души. Но лейтенант не лгал, он ведь не говорил, что на улице уже есть или собирается толпа, он упомянул лишь о толпе, «какая могла собраться».

Лейтенант пропустил Тревица вперед, чтобы тот не мог броситься в сторону и убежать. Он втиснулся в машину сразу за Тревицем и сел рядом на заднем сидении.

Машина тронулась.

Тревиц сказал:

— Надеюсь, что дома я смогу свободно заниматься своими делами, к примеру уйти, если понадобится?

— Нам не приказано в чем-нибудь стеснять вас, сэр, нам приказано только охранять вас.

— Что значит охранять?

— Мне приказано сообщить вам, что вам нельзя будет выходить из дома, так как улица для вас не безопасна, а я за вас отвечаю.

— Из ваших слов следует, что я под домашним арестом.