Айзек Азимов

Римская империя

Величие и падение Вечного города



Введение

В своей книге под названием «Римская республика»[1] я описал историю возвышения Рима, который из маленькой деревушки, расположенной на берегу реки Тибр, превратился в столицу могущественной державы и стал величайшим из городов античного мира. В течение следующих двенадцати столетий его граждане правили самой обширной из всех империй, существовавших в древности, и диктовали свою волю всем окрестным народам. Соседние государства одно за другим превращались в римские провинции до тех пор, пока могущество Империи не потускнело и сила ее не пошла на спад. Теперь вспомним, как же все это начиналось.

Согласно легенде, Рим был основан в 753 г. до н. э., то есть за 753 года до Рождества Христова, или, вернее сказать, до времени, когда, как принято считать, родился Иисус.[2]

Столетиями римляне пытались создать работоспособное правительство. Они свергли царей, правивших Римом в самом начале, и установили республику, создали законодательство и усилили свое влияние на сопредельные государства, подавив все попытки к сопротивлению. Слава римского оружия разнеслась далеко за пределы Империи, и враги научились бояться легионеров, являвшихся самой могущественной и организованной военной силой, какая только существовала в то время.

Нужно отметить, однако, что и они не всегда выходили победителями из очередных сражений. Однажды Рим едва не был разрушен варварами, обрушившимися на него в таких огромных количествах, что сил защитников просто не хватало. Как бы то ни было, но римляне выстояли, и к тому времени, когда город отпраздновал свое пятисотлетие, его граждане уже владели всем Аппенинским полуостровом. После этого они начали вести войны по всему Средиземноморью и снова чуть не потерпели поражение, но собрались с силами и сумели уничтожить своих врагов.

К тому времени, когда средиземноморские страны были присоединены к Империи, Рим стоял уже семь столетий. По мере расширения территории государства его бессменная столица становилась все могущественнее, пока не стала величайшим городом во всем регионе, местом, где определялась политика и закладывались основы процветания самых отдаленных уголков Империи.

Богатство и власть принесли с собой новые проблемы. Рим начал страдать от восстаний рабов, предательства союзников и более всего от соперничества воинственных полководцев, постоянно враждовавших между собой. Долгие военные походы приводили к тому, что солдаты учились повиноваться не абстрактной идее государства, а исключительно своему полководцу, который вел их в бой и которому они доверяли свою жизнь. Благодаря личной преданности каждого солдата в отдельности и всей армии в целом особенно способные военачальники получали возможность сражаться за власть.

Когда величайший полководец Рима, Юлий Цезарь, захватил бразды правления, в Империи ненадолго воцарился порядок. Он был достаточно силен, чтобы править огромной страной и вести завоевательные войны. Никто не мог и не смел оспаривать его права, так что в самом государстве воцарился мир, по крайней мере, до тех пор, пока в 44 г. до н. э. (709 г. AUC) Цезарь не был убит заговорщиками. После этого в Риме снова началась гражданская война.

На этот раз она не продлилась долго: внучатый племянник Цезаря, Октавиан, захватил власть и, в свою очередь, уничтожал всех своих недругов. В 29 г. до н. э. ситуация в стране окончательно пришла в равновесие. Войны, длившиеся семьсот лет, были закончены: и масштабные сражения за господство над сопредельными державами, и ужасные, прискорбные гражданские смуты.

Возможно, борьба ещё продолжалась на границах и в отдаленных частях Империи, но цивилизованные земли, лежавшие вблизи Средиземного моря, успокоились, а их обитатели спокойно предались радостям мирной жизни. Именно на этом месте я закончил свою книгу «Римская республика», и отсюда я начинаю новую повесть.

Глава 1

Август



Принципат

Когда в стране воцарился мир, Октавиан решил реорганизовать правительство. В то время Римом правил сенат, то есть группа людей, избранных из самых богатых и знатных римских семейств. Эта форма управления хорошо работала, пока Рим владел небольшой территорией, но все попытки по-прежнему пользоваться ею для управления огромным государством протяженностью в тысячи миль были обречены на провал. Сенаторы (люди, чаще всего сильно коррумпированные) грабили провинции, которые должны были защищать и всячески поддерживать, и решительно противостояли необходимым социальным реформам. Они могли бы подорвать могущество губернаторов и помешать им составить себе состояние, наживаясь на доходах, в общем-то принадлежащих государству, а не отдельным личностям. Большинство областных чиновников воспринимали подвластные территории как своего рода бенефиций и старались вытянуть из них все, что только можно, не заботясь об интересах казны.

В течение столетий длилось противостояние между партией сенаторов и влиятельными политиками, не входившими в сенат, но хотевшими получить свою долю власти и возможность увеличивать свои богатства грабежом. (Надо отметить, что и с той и с другой стороны встречались идеалисты, которые действительно хотели создать честное и работоспособное правительство.) Как сенаторы, так и оппозиция часто прибегали к насилию, и именно это привело к гражданским войнам, длившимся в течение пятидесяти лет.

Юлий Цезарь пытался избежать принятия решений, делавших законными неправедные поборы и позволявших сенаторам безнаказанно класть в свой карман доходы с провинций. С этой целью он настаивал на прекращении практики выбора в сенат исключительно римских граждан, рожденных и воспитанных в Италии, справедливо предполагая, что выходцы из отдаленных провинций больше знают о нуждах местного населения и не будут смотреть на него как на законную добычу. Цезарь пытался ввести таких людей в сенат и дать им возможность принимать законы, направленные на благо всей Империи в целом, а не только метрополии. Если бы ему удалось это сделать, в правительстве появились бы люди, которые выражали интересы всего государства.

Без сомнения, свою роль сыграло и то, что такое разрозненное правительство было бы легче убедить сделать его верховным правителем. Римские граждане имели глубочайшее предубеждение против того, чтобы власть была сосредоточена в руках одного человека, но жители провинций не видели в этом ничего дурного и с радостью согласились бы на то, чтобы ими единовластно правил Юлий. Затем, когда во главе государства встанет единый правитель, проще будет навести в нем порядок и сделать власть более эффективной (если допустить, что правитель будет человеком, способным единолично править страной). Безусловно, Юлий Цезарь справился бы с этой задачей.

В дальнейшем это могло бы иметь неоценимое значение для всей западной цивилизации, но проблема состояла в том, чтобы уничтожить все расовые и национальные различия и создать единую нацию. Слишком многие граждане Рима считали себя владельцами всех окрестных земель по праву завоевания и не желали отказываться от своих привилегий. Без сомнения, национальные предрассудки сыграли большую роль в том, что убийцы Цезаря решились на этот шаг.

Октавиан понял, что если он хочет реорганизовать правительство, то должен установить принцип единовластия. Однако судьба его двоюродного дяди доказывала, что к этому нужно подходить с большой осторожностью. Он решил не настаивать на абсолютной монархии и не пытаться распространить свое влияние далеко за пределы полуострова. Обе эти линии поведения сделали бы его очень непопулярным и увеличили бы риск оказаться мишенью наемного убийцы. Октавиан объявил о своем намерении возродить республиканский строй и править согласно добрым старым традициям, к которым римляне привыкли и которые учились уважать ещё с колыбели.

Можно сказать, что отчасти он выполнил свое обещание. Иноземные сенаторы, назначенные Цезарем, были смещены, остались только те, кто мог доказать чистоту своего происхождения. Казалось бы, теперь всё возвращается на круги своя и римские граждане становятся хозяевами всей Империи, однако в дальнейшем Октавиан отступил от своего намерения передать власть сенаторов в руки римских граждан. Он предпочел ограничить права высшего государственного органа и создать предпосылки для перехода власти в одни руки, которые не удалось сформировать его предшественнику. Процесс мог быть долгим, но начиная с момента прихода к власти Октавиана можно было считать, что это неизбежно.

Прежде всего он постановил, что сенаторы могут принимать решения по государственным вопросам так, как им заблагорассудится, давать любые рекомендации органам управления провинций и иметь голос в этих органах, а также назначать низших чинов по своему усмотрению. Однако Октавиан, который, в сущности, контролировал все государственные органы, оставил за собой право решать, кто войдет в сенат и кому будет воспрещен доступ туда, и каждый член правительства знал об этом. В результате, сколько бы вопрос ни обсуждался на заседаниях, сенаторы всегда принимали решение угодное правителю Республики, который вскоре должен был стать императором.

Октавиан добился того, чтобы сословие всадников перешло на его сторону. Эти люди составляли «средний класс» в государстве и отвечали за все, что только происходило вокруг, поэтому их поддержка была необыкновенно важна для правителя. Всадники назывались так потому, что во время военных действий приходили в армию конными и с оружием, записывались в кавалерию и служили в элитных войсках во время войны, в то время как пехотинцы вербовались из беднейших слоев населения. Некоторые соотносят название «всадники» с термином «рыцари», который употреблялся в Средние века для обозначения конного воина и также был связан с лошадьми, но это неверно. У рыцарей был совершенно другой социальный статус, поэтому я не буду использовать это слово в своей книге.

Всадники обычно были достаточно богаты, чтобы войти в сенат, но не принадлежали к знатнейшим семьям Рима. Октавиан сделал сенаторами некоторых из них, в то время как другие получили важные административные должности. Они, так сказать, стали «слугами народа». Таким образом, средний класс был всем обязан Октавиану и поэтому оставался верен ему и его наследникам.

Одной из важнейших сил, поддерживавших власть Октавиана, была армия. Она повиновалась только ему, поскольку никто другой не смог бы выплачивать огромное жалованье войскам. Как бы ни была сильна личная преданность полководцам, регулярная выплата денег обеспечивала лояльность солдат к правителю, который заботился об их нуждах и предохранял государство от амбиций военачальников и ужасов новой гражданской войны.

Октавиан тщательно распределил по всей Италии гарнизоны, в которых насчитывалось десять тысяч преданных воинов. Они образовали преторианскую гвардию (название появилось в те времена, когда полководец, он же претор, имел при себе группу солдат в качестве личной охраны). Преторианская гвардия подчинялась только Октавиану и представляла собой тот кнут, который он использовал, когда в его политических манипуляциях пряника оказывалось недостаточно. Кроме того, имелось специальное подразделение, насчитывавшее 1500 солдат и выполнявшее в Риме функции городской полиции. Таким образом, были предотвращены уличные беспорядки и мятежи, которые нередко возникали в период социального брожения и гражданских войн во времена, предшествовавшие правлению Октавиана.

Большая часть армии находилась за пределами Рима, где мятежные полководцы могли плести интриги, перетянуть на свою сторону сенат и, в конечном счёте, устроить революцию. Поэтому римские легионы (их было двадцать восемь, по шесть тысяч человек в каждом, вместе со вспомогательными частями численность армии доходила до 400 тысяч человек) находились на внешних границах Империи, в тех местах, где с наибольшей вероятностью можно было ожидать нашествия варваров. Таким образом, войска были заняты делом и не страдали от скуки, в то же время Октавиан полностью контролировал их, перемещая с места на место по своему желанию. Больше всего он заботился о том, чтобы все офицеры были местными по происхождению. То же самое относилось к солдатам элитных подразделений. Это утверждало господство Рима над своими провинциями и гарантировало, что армией будут командовать люди, верные римским традициям.

Надо сказать, что, хотя сенат сохранил свое традиционное господство над провинциями, теперь оно реально распространялось только на те земли, где не было солдат. Территории, занятые римской армией, контролировал лично Октавиан. В основном это были пограничные земли. Собственно говоря, правитель мог при необходимости распространить свое влияние даже на земли, подчинявшиеся сенату. Для этого достаточно было бы ввести туда войска, объяснив этот шаг стратегической необходимостью и блокировав управление со стороны сенаторов. Таким образом, Октавиан все больше приближался к тому, чтобы стать полновластным правителем всех территорий, подвластных римлянам.

Сенаторы понимали, что при любом признаке неподчинения они окажутся лицом к лицу с вооруженными людьми, которые убьют их без малейшей жалости, и они ничего не смогут сделать, чтобы защитить себя. Таким образом, их содействие реальному правителю государства было гарантировано соображениями личной безопасности. У них оставалась иллюзия власти, но фактически она уже принадлежала человеку, контролировавшему римскую армию.

В 27 г. до н. э. Октавиан объявил, что опасность беспорядков миновала, мир восстановлен и в стране все спокойно. Он сложил с себя все полномочия, включая командование армией, однако никто, и меньше всего сенаторы, не принял этого всерьез. Октавиан добивался того, чтобы сенат добровольно вручил ему все привилегии и власть. Таким образом он стал бы признанным главой государства, и никто не смог бы назвать его узурпатором.

Сенаторы отлично сыграли свою роль. Октавиана почтительно попросили принять на себя многочисленные должности, включая главнейшую — должность главнокомандующего армии. Его также попросили принять титул принцепса, что означало «первый среди горожан» (от этого слова произошло слово «принц»). Именно поэтому трехвековой период истории Рима, который начался в 27 г. до н. э. (726 г. AUC), иногда называют принципат.

В этом же году Октавиан получил титул Августа. Прежде этим словом называли некоторых богов, а смысл этого титула был в том, что боги, которых так называли, были ответственны за все хорошее, что происходит в мире. Таким образом, его носитель как бы возвышался над обыкновенными смертными и на него падал отсвет славы божества.

Октавиан принял предложенное имя, и впоследствии оно стало более известным, чем его собственное. Поэтому в дальнейшем в своей книге я буду называть его именно так.

Между тем солдаты называли Августа — император, что означало командующий или вождь. Он получил этот титул ещё во времена своих первых побед, в 43 г. до н. э., подавляя беспорядки, которые начались после убийства Цезаря. В современном языке это слово сохранилось, так что Август считается первым римским императором, а государство, которым он правил, Римской империей.

Поскольку в Риме всегда было два консула, Август вынужден был согласиться на то, чтобы одновременно с ним эту должность занимал ещё кто-то. Теоретически оба консула имели равные права, но все кандидаты прекрасно понимали, что своей властью лучше не пользоваться, и предоставляли императору управлять страной по собственному усмотрению.

Позднее Август упразднил обычай выбирать консулов, оставив это звание только как знак почета, которым ежегодно награждали сенаторов. Себя он сделал пожизненным трибуном, таким образом присвоив себе даже большую законодательную власть, чем та, которой обладали консулы. Кроме того, император стал великим понтификом, то есть главным жрецом, и таким образом сконцентрировал в своих руках все высшие должности в государстве. Октавиан правил, опираясь на древнейшие республиканские традиции, поэтому мало кто из граждан Римской империи ощущал, что что-то изменилось в управлении страной, за исключением того, что прекратились гражданские войны, а это, безусловно, было серьезным изменением к лучшему.

Только сенаторы, которые ещё помнили те времена, когда они были настоящими хозяевами положения, и немногие интеллектуалы, интересовавшиеся происходящим, понимали, какие глубокие перемены произошли в стране. Они страстно хотели вернуть прежнюю Республику, тем более что в воспоминаниях и исторических свитках она выглядела куда привлекательнее, чем на самом деле. Чем больше времени проходило, тем более благородными и величественными казались ушедшие времена. Таковы свойства человеческой памяти: люди обычно быстро забывают все дурное и помнят только то, что им хочется помнить, вне зависимости от того, как все происходило на самом деле.

Спокойствие в стране наступило не только благодаря авторитету и силе Августа. Во времена Республики деньги, необходимые для управления государством, всегда добывались крайне неэффективными методами. Налоги часто оседали только в карманах сборщиков, а государство было вынуждено добывать средства, грабя завоеванные земли. Римские граждане были освобождены от налогов в награду за то, что в давние времена помогли покорить земли соседей, многие горожане жили за счет правительства, а деньги поступали из провинций.

За столетие, предшествовавшее началу правления Августа, провинции были полностью разорены, сначала государственными налогами, затем правителями, которые на этой должности наживали себе состояние, и, наконец, поборами полководцев, которые иногда разворачивали небольшую гражданскую войну и вели себя так, словно находились на оккупированной территории.

Денежные аппетиты государства были настолько непомерны и так мало денег в конечном счете попадало в казну метрополии, что к концу периода захватнических войн, когда не осталось территорий, которые можно было разграбить, Римская империя оказалась на грани разорения.

Август не мог начать новые набеги для пополнения своих запасов. Все богатые земли, которых могла достичь римская армия, были уже захвачены. Оставшиеся земли заселяли варвары, от которых нельзя было ожидать высоких доходов, независимо от того, с какой жестокостью их будут выбивать. Для того чтобы обеспечить приток золота в казну, нужны были цивилизованные страны с мощной экономикой, а таковых поблизости уже не было.

Если бы такое положение продолжилось ещё какое-то время, Рим соскользнул бы в пучину анархии. Достаточно было бы того, чтобы солдатам в течение небольшого промежутка времени не выплачивали жалованье, и они бы взбунтовались. Тогда государство раскололось бы на части, как это за триста лет до этого случилось с империей Александра Македонского.

Август, понимая, что существование Империи как целостного государства находится под угрозой из-за финансового кризиса, сделал все, чтобы установить более честную систему сбора налогов. Наместникам провинций установили фиксированное жалованье и дали им понять, что за любую попытку что-нибудь прибавить к нему они будут немедленно и сурово наказаны. В свое время мошенники знали, что сенат отнесется к ним благосклонно, потому что каждый из его членов либо занимался тем же самым в прошлом, либо собирался в будущем организовать какие-нибудь махинации с государственными деньгами, однако у императора не было необходимости брать деньги, поскольку он и без того был самым богатым человеком в Империи. Каждая монетка, украденная на территории государства, была, собственно говоря, украдена из императорской сокровищницы, и Август постарался внушить всем уверенность, что в этом случае он не будет склонен даже к малейшим проявлениям жалости.

Далее, император постарался так перестроить систему налогообложения, чтобы как можно больше денег шло в казну метрополии и как можно меньше оседало в карманах сборщиков. Это много прибавило бы к государственным доходам: до тех пор проблема была не в том, что у населения завоеванных провинций нет денег, а в том, что они просто не доходят до места назначения.

Благодаря всем этим новшествам в провинции люди жили спокойно и более или менее счастливо. Может быть, они и сожалели, что политическая власть, которая казалась такой близкой во времена Юлия Цезаря, полностью ускользнула от них, но поскольку римская аристократия тоже оказалась не у дел, сожаление не было слишком сильным. И наконец, теперь в провинции видели, каким должно быть честное и разумное управление. Живя под властью своих правителей, они вынуждены были мириться с их прихотями и переменами политического курса при каждой смене власти, а теперь, когда огромным государством правил человек, старавшийся наладить работу местных органов управления так, чтобы все в Империи жили одинаково достойно, провинциалы вздохнули с облегчением.

Несмотря на налоговую реформу и уменьшение коррупции, доходы Империи ещё не достигли того уровня, чтобы покрывать все расходы, особенно с тех пор, как Август начал заниматься масштабной перестройкой Рима (по свидетельству историков, он сказал, что нашел город кирпичным и сделал его мраморным), созданием пожарных бригад, прокладкой дорог по всей Империи и другими, столь же дорогостоящими проектами.

Даже недостаток денег Август сумел использовать, чтобы ещё больше упрочить свою власть. После победы над Антонием и Клеопатрой он присоединил к Империи Египет не просто как очередную провинцию, но в качестве своей личной собственности. Ни один сенатор не мог попасть туда без особого разрешения императора.

В то время Египет был богатейшей страной Средиземноморья. Благодаря регулярным разливам Нила, орошавшего поля, там всегда были высокие урожаи и сельское хозяйство процветало. Таким образом, в Империю шли непрерывные поставки продовольствия. Налоги, которые собирали с многострадальных египтян, шли в личную казну Августа, и то же самое, под законными предлогами, происходило и со многими другими доходами. (Многие римские граждане завещали императору часть своего имущества. Иные делали это в благодарность за то, что он установил в стране мир, а иные для того, чтобы их наследники могли беспрепятственно получить оставшуюся часть.)

Таким образом, Август мог позволить себе выделить часть своих личных средств на нужды Империи. Можно подумать, что гораздо проще было бы направлять деньги непосредственно в казну метрополии, но Август считал, что если они будут проходить через его руки, то таким образом можно будет наказывать недовольных, лишая их финансовой помощи, или заслужить благодарность тех, кто эти деньги получил. Кроме того, поскольку только от него зависело жалованье военнослужащих, император мог быть уверен в преданности своей армии.

Правитель пытался усилить мощь Империи не только с помощью социальных реформ, но и используя политические жесты. Он возрождал древние римские обычаи, чтобы не допустить замещения их более пышными и красочными культами Востока, которые грозили заполонить Рим. Эти религии привозили с собой восточные пленники, которых захватывали в покоренных землях. Поскольку по римскому обычаю через какое-то время рабам могла быть по желанию хозяина дарована свобода, так называемые «вольноотпущенники», обладающие правами граждан, но не воспринявшие чуждую им культуру, все больше расселялись по территории. Август не хотел, чтобы чистокровное римское население было вытеснено этими пришельцами, поэтому его наименее популярные в народе реформы касались того, чтобы по возможности закрыть рабам путь к освобождению.

Таким образом, за те сорок пять лет, которые прошли с момента, когда он захватил власть, Август правил процветающей Империей и народом, живущим в мире и достатке.

Без сомнения, все эти реформы оказались поворотным пунктом в истории Рима. Если бы император Август оказался менее мудрым или не прожил так долго, Рим поглотила бы пучина междоусобных войн и, возможно, что через несколько поколений от государства не осталось бы и следа. Благодаря ему Римская империя оставалась сильной и неуязвимой в течение четырех столетий. Этого было достаточно, чтобы латинская культура так широко распространилась по всей Европе, что дальнейшие катаклизмы не смогли стереть ее с лица земли. Мы с вами — наследники латинян.

Нужно помнить, что христианство, основная религия западного мира, возникла во времена Империи, и оно не распространилось бы так быстро, если бы огромные просторы государства не дали возможность миссионерам добираться до самых отдаленных мест и путешествовать по отдаленным провинциям. Даже в наше время в обрядах католической церкви ощущается влияние Рима и звучит латынь, язык Империи.

Границы



Теперь давайте бросим беглый взгляд на то, что представляла собой Империя в 27 г. до н. э., в то время, когда Август стал императором.

Все земли, расположенные на берегах Средиземного моря, принадлежали либо напрямую Риму, либо находились под властью правителей, которые номинально являлись независимыми, но на деле полностью подчинялись метрополии. Эти монархи не могли взойти на трон иначе, как с позволения Рима, и в любой момент могли быть смещены волей императора. Поэтому они беспрекословно повиновались ему и иной раз в большей степени добивались того, что жители их страны начинали ощущать себя подданными Империи, чем это смогли бы сделать сами римские наместники.

Давайте начнем с того, что рассмотрим положение в Египте. Он находится на восточном конце южного берега Средиземного моря и дальше простирается на запад от побережья.

К западу от Египта располагались провинции Киренаика, Африка и Нумидия (именно в этом порядке). Африка включала в себя территорию, которой раньше владел Карфаген, город, который за два столетия до описываемых событий едва не стал причиной падения Рима. Старый Карфаген был практически полностью разрушен римлянами в 146 г. до н. э. (607 г. AUC), но незадолго до своей гибели Юлий Цезарь основал на этом месте очередную колонию. Возник новый, уже римский Карфаген, который в течение следующих шестисот лет оставался богатым и преуспевающим городом.

К западу от Нумидии, на территории, которую занимают современные государства Алжир и Марокко, находилось независимая Мавритания. Название произошло от имени местного племени «mauri» (от него впоследствии испанцы образовали свое собственное слово «moros», которым называли выходцев из Северной Африки и которое в современном русском языке трансформировалось в «мавры» и название государства Марокко).

Правитель Мавритании женился на Клеопатре Селене, дочери римского полководца Марка Антония и царицы Египта Клеопатры. У них родился сын, Птолемей (четырнадцать фараонов Египта, которые правили страной до восшествия на престол Клеопатры, носили это имя). В 18 г. н. э. он унаследовал трон.

К северу от Средиземного моря и к западу от Италии располагались два богатых государства: Галлия и Испания. Последняя (тогда она включала в себя не только современные испанские земли, но и территорию современной Португалии) впервые испытала на себе мощь римского оружия за два столетия до того, как император Август пришел к власти. В то время местные жители сумели оказать серьезное сопротивление римским легионам и отступали очень медленно, шаг за шагом. За каждый клочок земли приходилось вести ожесточенные бои, так что территория, подвластная Риму, увеличивалась очень медленно. Даже во времена Августа в Северной Испании ещё шли войны. Кантабры, племя, которое обитало в районе Бискайского залива, некоторое время сопротивлялось войскам императора, но в 19 г. н. э. было наконец покорено, и только после этого Испания стала мирной и благополучной провинцией Империи.

Август пытался завоевать эту землю не только силой оружия, но и мирным путем. Он построил на ее территории несколько городов, два из которых стоит упомянуть особо. Они были названы в честь самого императора: «Caesaraugustia» и «Augusta Emerita» (Август, отставной солдат). Оба города сохранились до наших дней под именами Сарагосы и Мериды.

В Галлию (которая включала в себя территорию современной Франции, Бельгии, части Германии, Нидерландов и Швейцарии к западу от Рейна) римские войска вошли гораздо позже, чем в Испанию, но ими командовал Юлий Цезарь, который всегда умел довести до конца однажды начатое дело. Под его командованием войска быстро справились с попытками местного населения оказать сопротивление захватчикам и покорили страну, однако Альпы, по которым проходила граница между Галлией и Испанией, ко времени прихода к власти императора Августа всё ещё оставались в руках тамошних племён.

К востоку от Италии лежит Адриатика. Противоположный берег моря являлся частью государства, которое римляне называли «Illyricum», а в русском языке это слово трансформировалось в «Иллирик». Его границы более или менее соответствовали нынешним границам Югославии. Когда Август стал императором, Рим более или менее контролировал только побережье Иллирика, местность, которую иногда называют Далмацией.

К юго-востоку от этой страны находились Македония и Греция. Обе они полностью принадлежали Риму.

К востоку от Греции лежит Эгейское море, на другой стороне которого находится полуостров Малая Азия (теперь это территория Турции). В период, когда Римская республика начала распространяться на Восток, Малая Азия представляла собой пеструю смесь греческих колоний, каждая из которых имела собственного правителя. Их нетрудно было присоединить к растущему государству, охваченному стремлением к экспансии, и процесс шел быстро. К тому времени, как Август пришел к власти, королевства на севере и западе Малой Азии уже стали римскими провинциями. Остальные территории находились под контролем Рима и уже не помышляли о независимости.

К югу от Малой Азии находилась Сирия, провинция Рима, и Иудея, которой с разрешения метрополии управлял собственный правитель. На юго-западе это государство примыкало к Египту.

Август позаботился о том, чтобы все провинции Империи были связаны между собой сетью дорог, которая постоянно расширялась и совершенствовалась. Эти дороги (по крайней мере, самые крупные из них) были построены на совесть и просуществовали невероятно долго.

Большая часть границ государства была прекрасно защищена от возможного вторжения извне. На юге и западе Империя пользовалась таким непререкаемым авторитетом, что совершенно нечего было опасаться вторжения захватчиков. На крайнем западе располагался бескрайний Атлантический океан, а на юге — непроходимая пустыня Сахара, которая оберегала границы Африки. Любой римлянин знал, что человек не в состоянии пересечь её из конца в конец и при этом остаться в живых.

На юге Египта находились загадочные истоки Нила, неизвестные древним. За тысячи лет до Августа эфиопские племена, которые населяли эти места, вели бесконечные войны с египтянами, однако эти времена давно прошли, и Эфиопия практически не внушала беспокойства. Птолемей даже основал там колонии, но никогда серьезно не пытался полностью захватить страну. Она была слишком дикой, чтобы представлять интерес для просвещенных завоевателей, и вести там военные действия мешал климат. Кроме того, в Эфиопии не было ничего такого, ради чего стоило бы рисковать обученной армией.

В 25 г. до н. э., после того как римляне оккупировали Египет, Гай Петроний в отместку за налет эфиопов совершил карательную экспедицию в глубь страны. Он отправился на юг и захватил часть Эфиопии, но Августу эта экспедиция показалась бессмысленной. Страна находилась слишком далеко от Рима и не стойла того, чтобы тратить на нее время и деньги. Император отозвал свои войска, после чего на южных границах Египта воцарился прочный мир. (Попытка пересечь Красное море и захватить Юго-Западную Аравию была приостановлена Августом приблизительно по тем же причинам. Ему показалось, что результат не будет стоить затраченных усилий.)

На юго-востоке Сирии и Иудеи находилась Аравийская пустыня, которая, так же как и Сахара, одновременно останавливала дальнейшее продвижение римских войск и охраняла границы Империи от нападения с этой стороны. Позднее имперские легионы все-таки продвинулись в глубь пустыни, но не слишком далеко. Жара и отсутствие крупных источников пресной воды не давала возможности вести через пески целые легионы, так что распространение территории Империи в этом направлении было прекращено по причинам, не зависящим от воли человека.

На Востоке ситуация была намного более опасной. Там находилось единственное государство, которое граничило с Римской империей и имело достаточно сил, чтобы противостоять ей, — Парфия, располагавшаяся на землях, в настоящее время в основном принадлежащих Ирану. Эта страна представляла собой восстановленное Персидское государство, за три столетия до описываемых событий захваченное и уничтоженное Александром Македонским. («Парфия» — одна из форм слова «Персия».) Наследники Александра принесли в страну зерна греческой культуры, но она там практически не прижилась.

Большая часть Азиатского региона империи Александра была захвачена одним из его военачальников, Селевком, и впоследствии называлось империей Селевкидов. Около 250 г. до н. э., когда государство постепенно ослабело и начало распадаться, парфянские племена завоевали независимость и постепенно распространили свое влияние в западном направлении за счет владений своих бывших господ.

В 64 г. до н. э. Рим аннексировал то, что осталось от империи Селевкидов (земли, граничившие с Сирией), и превратил их в одну из своих провинций. Теперь на востоке Римская империя стала ближайшим соседом Парфии. В 53 г. до н. э. римские войска без предупреждения вторглись в Парфию, но потерпели сокрушительное поражение. Парфяне захватили знамена поверженных легионов. Худшего позора римские воины не могли себе даже представить. Они жаждали мести, но удобного случая пришлось ждать довольно долго.





Через пятнадцать лет после неудачного первого похода римляне снова вторглись в Парфию и на этот раз добились определенного успеха. Несколько успешных боев частично удовлетворили уязвленную гордость непобедимых завоевателей, но знамена побежденных легионов по-прежнему оставались в руках парфян, и, следовательно, оскорбление не было окончательно смыто.

В дальнейшем события развивались примерно так, как при игре в перетягивание каната, причем пограничная Армения играла роль веревки. Она служила своеобразным буфером между двумя враждующими государствами; парфяне и римляне тянули каждый в свою сторону с переменным успехом, а основная тяжесть военных действий ложилась на территорию, на которой они в основном происходили.

Армения располагалась на западном конце полуострова Малая Азия, и к югу от нее находились Кавказские горы. Около 70 г. до н. э. римские войска проникли в глубь государства и установили над ним полный контроль. Однако, как только римлянам удавалось посадить своего ставленника на трон Армении, парфяне ухитрялись сместить его и взамен сделать царём собственного ставленника.

Август не чувствовал себя в силах начать большую завоевательную войну, чтобы решить эту проблему. Он вел процесс политических реформ и слишком нуждался в деньгах, чтобы начинать боевые действия, в окончательном исходе которых не был уверен. Парфия была сильным соперником, и потратить деньги на борьбу с ней означало отказаться от реформ в экономической и политической жизни государства и, вполне вероятно, в результате потерпеть сокрушительное поражение и подорвать свой престиж. Император решил оказывать на Парфию медленное, но непрекращающееся давление с целью не дать ей расширить свое влияние, максимально ослабить и потом добить одним мощным ударом.

В то время за трон Армении спорили две марионетки: парфянская и римская. Используя помощь своему ставленнику как предлог, император Август ввёл в страну римские войска под командованием своего пасынка. Римский кандидат был возведен на трон, а парфянского разбили наголову. После разгрома он был убит.

Парфия в это время тоже не могла открыто вступить в войну с Римом, поскольку ее раздирали внутренние проблемы. Когда Август продемонстрировал, что готов к мирным переговорам, обе стороны быстро пришли к соглашению, и в 20 г. до н. э. между государствами воцарился мир. Парфяне согласились вернуть знамена, захваченные тридцать три года назад. Таким образом, честь римского оружия была восстановлена, а осторожная тактика, которую избрал Август, полностью оправдала себя.

Нужно заметить, что римляне так и не смогли окончательно закрепиться в Армении. В течение тысячи лет она оставалась буферным государством, которое, подчиняясь прихотям войны, то возвращалось к Риму, то снова уходило из-под его влияния. Это не принесло ей независимости, зато сделало ареной непрекращающейся войны между двумя могущественными соседями.

Германцы



На севере европейской части владений Империи была совершенно другая ситуация. Там не было ни необжитых пустынь, ни более или менее цивилизованных земель с их коренными жителями, с которыми можно было бы заключить мир, долгий или короткий. Вместо этого там лежали дикие, непроходимые горы и леса, в которых обитали воинственные варвары. Римляне называли их «Germani», и это слово впоследствии трансформировалась в русском языке в название «германцы».

В 113 г. до н. э. произошло первое столкновение римлян с германцами. Тогда кимвры и тевтоны покинули племенные земли, расположенные где-то на побережье Северного моря и отправились на юг. С большими усилиями их разбили и на юге Галлии, и на севере Италии, но римляне поняли, что на севере появилась серьезная угроза, которая будет постоянно нарастать с течением времени.

Опасность стала немного меньше после того, как Юлий Цезарь в 51 г. до н. э. завоевал Галлию, в результате чего граница, проходящая по реке Рейн, оказалась полностью под контролем имперских войск. Поскольку римские легионы расположились вдоль западного берега Рейна, они, так же как и сама река, преградили путь варварским ордам. Эта граница оставалась практически неприступной (за исключением редких и несущественных прорывов) около четырех столетий.

Цезарь сделал даже больше. В 55-м и 53 гг. до н. э. он по разным поводам отправил две небольшие армии в поход в глубь германской территории, не с целью захватить её, но для того, чтобы германцы почувствовали мощь Рима и не смели нападать на него. Это была своего рода демонстрация военного превосходства и преимуществ организованной армии перед разрозненными силами варваров.

К востоку от Галлии граница Империи была намного слабее. Она проходила вдоль пересеченной, гористой местности, которую невозможно было полностью защитить и очень непросто удержать. Однако на расстоянии около 150 миль от этого рубежа лежала большая река Дунай, которая пересекала Европу с запада на восток. Если бы удалось продвинуться в глубь германской территории до Дуная, то можно было бы создать легко заметный, хорошо охраняемый барьер, который защитил бы Империю от нашествия северных варваров.

Во время наиболее воинственного периода своего правления Август отправил туда войска. Он не стремился захватить новые территории, а хотел только установить границу, на которой можно будет легко остановить врага или впоследствии сделать попытку расширения государства, которая при неудаче не принесет особых бед.

Римская армия продвигалась вперед, хотя медленно и с большим трудом. Для этого пришлось сперва пересечь Альпы, которые располагались в виде полукруга на северной границе Италии. Там Август в 24 г. до н. э. основал город, который назвал «Augusta Praetoria» (Претор Август). Этот город сохранился до наших дней и теперь называется Аоста.

Территории к северу и к востоку от Альп также были захвачены. Иллирик стал римским владением, а к востоку от него была основана провинция Мезия (теперь это Южная Югославия и Северная Болгария). К северу от Италии и Иллирика земли вокруг Дуная были поделены на три провинции: Рецию, Норик и Паннонию (с запада на восток). Теперь это приблизительно соответствует территориям Баварии, Австрии и Западной Венгрии.

К 9 г. до н. э. все земли вдоль течения Дуная, от его истоков и до устья, принадлежали Риму. В некоторых местах было неспокойно, но эти малосущественные восстания нетрудно было подавить. Единственной территорией в этом регионе, которой позволили сохранить некоторую самостоятельность, была Фракия (Южная Болгария). Поскольку она не располагалась непосредственно на берегу Дуная, а вожди местных племен не собирались сопротивляться Риму, страна ещё пятьдесят лет оставалась независимой. Римляне стремились привести к покорности воинственные племена, но хорошо понимали, что более мирные сами согласятся сделаться подданными Империи, если увидят, к чему приводит непокорность. В дальнейшем эта практика всегда оправдывала себя.

Для Августа было бы лучше, если бы он остановился на достигнутом и не старался захватить больше, чем смог бы удержать с имеющимися силами. Возможно, он и собирался это сделать, но развязать войну всегда легче, чем заключить мир. Остановиться на достигнутом императору помешали вполне объективные причины.

Германцы не хотели установления римского господства в Галлии, поскольку понимали, что в таком случае вскоре лишатся всех своих земель. Они не видели причин, по которым раз начавшаяся завоевательная война должна прекратиться, и опасались, что, покончив с соседями, легионеры примутся за них самих. Под давлением близкой угрозы лишиться своей независимости различные германские племена начали делать попытки к объединению, для того чтобы общими усилиями противостоять римлянам. Кроме того, они старались убедить коренное население Галлии начать освободительную войну и выгнать захватчиков со своих земель.

В обоих случаях удалось добиться определенного успеха, но лишь отчасти. Очень трудно оказалось объединить все вольнолюбивые германские племена, и некоторые отказались от сотрудничества и предпочли остаться в стороне. В основном поэтому, когда восстание в Галлии все-таки разразилось, оно окончилось провалом, ведь для того, чтобы противостоять организованной военной силе Империи, требовалась крупная армия, которую не могли собрать вожди мелких племен. Концентрация сил оказалась невозможной из-за личных амбиций, а без помощи извне галльское восстание просто задохнулось.

Римским полководцам казалось совершенно ясным, что вторжение в Германию стало неизбежно. Это было единственным способом установить спокойствие в Галлии и могло помочь предотвратить создание мощного союза германских племен в том случае, если найдется достаточно мощный лидер, который мог бы силой заставить своевольные племена объединиться, наконец, в единую силу.

Этим вопросом занялись два приемных сына Августа.

У императора никогда не было своих сыновей. В 36 г. до н. э., незадолго до прихода к власти, он влюбился в молодую женщину по имени Ливия и женился на ней. Несмотря на свой возраст (ей было всего девятнадцать лет), это была сильная и способная женщина, которая была вполне достойна стать женой императора. Когда Август (или, вернее, Октавиан, как его тогда ещё называли) встретил Ливию, она уже была замужем, но в Риме того времени это не являлось серьезным препятствием. Август заставил мужа Ливии дать ей развод. До этого у него уже было две жены, и он развелся с обеими, что было очень легко сделать. Среди высших классов римского общества в этом не было ничего необычного. В римском законодательстве было записано вполне достаточно причин, по которым супруги могут расстаться, и процедура была максимально простой.

Когда Ливия встретила Августа, у нее уже был четырехлетний сын, и она была беременна вторым. Император усыновил обоих. Они выросли и стали очень способными полководцами, так что приемный отец полагался на молодых людей так же, как если бы они были его родными сыновьями.

Старшего сына Ливии звали Тиберий (Тиберий Клавдий Нерон Цезарь). Когда ему было двадцать, он уже сражался против кантабров в Северной Испании. Двумя годами позже, то есть в 20 г. до н. э., именно он повёл римские легионы в Армению и смог заставить парфян вернуть римские знамена. Затем император послал его на помощь младшему брату Друзу (Клавдий Нерон Друз), который сражался на севере Италии. В результате была прочно установлена граница по реке Днепр.

В 13 г. до н. э. Тиберия и Друза послали в Галлию, чтобы охранять берега Рейна, но на территории, расположенной вдоль Днепра, начались восстания, и Тиберия отозвали сражаться там. Друз один остался защищать границу и вполне в этом преуспел. Когда германские племена беспричинно вторглись в Галлию в 12 г. до н. э., Друз отогнал их назад. В следующие три года он то наступал, то отступал, но никогда не терпел поражений, хотя однажды попал в засаду и погиб бы, если бы германцы, которые были слишком уверены в победе, не начали грабежи. В результате их боевой порядок был расстроен и Друз сумел победить.

К 9 г. до н. э. (744 г. AUC), молодой полководец дошел до Эльбы, которая находилась в 250 милях от Рейна.

Возможно, что если бы в дальнейшем Друз стал императором Рима, то Германия была бы полностью захвачена, и тогда история пошла бы по другому пути. Возможно даже, что владения Империи могли бы распространиться до Вислы и Днестра, которые текут от Балтийского моря к Чёрному. Эта граница гораздо короче, чем та, которая проходит по Рейну и Дунаю, и ее гораздо проще было бы защищать. Германцев, которые живут в пределах имперской территории, можно было бы цивилизовать и привить им основы римской культуры, но… зачем тешить воображение, если в действительности этого так и не случилось? Говорить тут больше не о чем.

Когда Друз возвращался с берегов Эльбы к Рейну, его лошадь споткнулась на скаку и сбросила седока. Ранения оказались смертельными. Потеря полководца, которому в то время было всего тридцать один год, нанесла большой ущерб Риму.

Август немедленно передал полномочия Друза Тиберию, и положение ещё можно было спасти. Полководец следил, чтобы смерть брата не слишком вдохновила германцев. Он продолжал время от времени перебрасывать свою армию от Рейна до Эльбы. К сожалению, в то время у Тиберия случилась личная трагедия, сильно повлиявшая на его характер.

У Августа была дочь от первого брака, Юлия. Поскольку других детей у императора не было, её сыновья должны были унаследовать трон. Эта женщина родила пятерых детей, из них трех мальчиков, однако в 12 г. до н. э. её муж умер и оставил двадцатисемилетнюю женщину вдовой. Ливия, её мачеха, немедленно поняла, что из этого события можно извлечь выгоду. Её собственный сын, Тиберий, мог жениться на Юлии, и это увеличило бы его шансы стать императором. Если бы ко времени смерти Августа родные сыновья молодой женщины ещё не достигли совершеннолетия, то Тиберий унаследовал бы императорский титул, поскольку был бы не только пасынком Августа, но и его зятем.

Ливия быстро уговорила Августа устроить этот брак (она имела большое влияние на мужа). Единственным препятствием оставался сам Тиберий. Он к этому времени уже был женат и нежно любил свою супругу. Однако отец принудил его развестись и жениться на Юлии, женщине темпераментной и аморальной, к которой серьезный и строгий в нравственном отношении Тиберий не мог хорошо относиться. Эта свадьба разбила сердце Тиберия и оставила в его душе незаживающую рану.

После очередной германской кампании полководец почувствовал, что больше не может терпеть это положение вещей. Он попросил разрешения удалиться на греческий остров Родос, чтобы избавиться от ненавистного общества жены.

Август был очень сердит на своего нового зятя, так как считал, что тот пренебрегает своими обязанностями и оскорбительно ведет себя по отношению к Юлии. Когда Тиберий решил вернуться из своей добровольной ссылки, император запретил ему приезжать в Рим и только значительно позже, под давлением обстоятельств, неохотно согласился на это. Таким образом, Тиберий практически не участвовал в государственной жизни до 5 г. н. э., когда его услуги понадобились, чтобы подавить восстание, вспыхнувшее в Паннонии. Полководец отлично справился с этим заданием, и к 9 г. н. э. в провинции воцарился мир.

За те пятнадцать лет, которые Тиберий провел вдали от Германии, положение в этом регионе ухудшилось настолько, что это имело ужасные последствия как для Рима, так и для всего мира. Таким образом, эта насильственная женитьба дорого обошлась всем.

В 7 г. н. э. Август решил, что территория между Эльбой и Рейном, находящаяся в руках римлян, уже прочно вошла в Империю. Он решил создать там новую провинцию и отправил в Германию полководца Публия Квинтилия Вара. В 13 г. до н. э. он был консулом, а позднее стал наместником Сирии, причем правил гораздо лучше, чем можно было ожидать от ставленника Августа.

Вар начал внедрять римскую культуру в Германии с большим усердием, но без малейших признаков такта. Он не собирался щадить гордость вождей, тем более он, как и все римляне, считал их варварами и полагал, что оказывает им милость, приобщая к высокой культуре Империи. Его непродуманные действия немедленно заставили местные племена задуматься о восстании, лидером которого стал двадцатипятилетний Арминий (латинское произношение германского Hermann). В юности этот человек служил в римской армии, выучил латынь и даже получил гражданство. Однако это не означало, что он был готов покориться такому заносчивому римлянину, каким был Вар.

Арминий начал кампанию с прямого обмана. Он завоевал доверие Вара и в 9 г. н. э. уговорил его покинуть безопасные укрепления у Рейна и расположиться лагерем в глубине германской территории, где тому якобы было удобнее заниматься порученным делом. Затем Арминий поднял небольшое восстание, чтобы заманить полководца ещё глубже в германские леса, причем сам он и его доверенные лица входили в личную охрану Вара. Как только римская армия оказалась в Тевтобургском лесу, который находится примерно в восьмидесяти милях от Рейна, лидер повстанцев начал действовать. По его сигналу римскую армию неожиданно окружили со всех сторон, и ничего до последнего момента не подозревавшие солдаты во главе со своим полководцем вынуждены были вступить в неравный бой, закончившийся для римлян плачевно. Полководец и его войско храбро сражались, но их положение оказалось безнадежным. Через три дня все три римских легиона были полностью уничтожены. Неравенство сил оказалось настолько очевидным, что даже прекрасно обученные, опытные римские легионеры не смогли ничего поделать с многочисленными противниками, воодушевленными сознанием, что они борются за свою свободу.

Новости потрясли Рим, как удар молнии. Более двух столетий войска Империи не знали такого поражения, и Август просто не знал, что делать. Без резкого повышения налогов невозможно было снова собрать три легиона, и таким образом римская армия уменьшилась с двадцати восьми до двадцати пяти подразделений и надолго была ослаблена. Историки рассказывают, что якобы после получения этого известия император бил себя по голове и восклицал у стен своего дворца: «Вар, Вар, верни мне мои легионы!»

Тиберий немедленно отправился на театр военных действий и возглавил экспедицию через Рейн, которая должна была напомнить германцам о римской мощи и предотвратить их попытки закрепить свою победу и вторгнуться в Галлию. Странно, но этот поход не имел никакой конкретной цели, кроме чистой демонстрации превосходства в воинской силе. Полководец не предпринял никаких карательных мер и ни тогда, ни позже не сделал ни единой попытки завоевать Германию. Римляне просто оставили северных варваров в покое, границы, которые достигли было Эльбы, вернулись обратно к Рейну (хотя береговая линия к востоку от Рейна, которая теперь принадлежит Германии и Нидерландам, осталась римской) и там и осталась. Казалось, что инцидент исчерпал сам себя и был забыт.

Битва в Тевтобургском лесу стала одним из самых кровопролитных сражений в мировой истории. Германцы вернули себе независимость, и теперь до них доносились лишь отголоски римского влияния. Через четыре столетия германские племена, которые так и остались свободными, повергли Рим и превратили его в руины.

Век Августа



Правление Августа, мирное в Риме и благополучное для провинций, было отмечено расцветом культуры. Век Августа вместе с предыдущим периодом, когда великий оратор Цицерон находился на гребне славы, образует то, что принято называть золотым веком римской культуры.

Сам император очень интересовался литературой, поэтому поощрял и поддерживал писателей. Еще дальше в этом отношении пошел его ближайший друг, Гай Цильний Меценат, с которым они были знакомы ещё со школьных времен. В последние годы гражданской войны Меценат устраивал свои дела дома, предоставив императору заканчивать финальные сражения. После того как наступил мир, именно он уговорил Августа не пытаться восстановить республику, убедив его, что из-за этого в стране снова воцарится хаос. Это был исключительно влиятельный человек, и свои силы он тратил на благо государства, причем внес значительный вклад в развитие римской культуры, благодаря той поддержке, которую он оказывал талантливым людям.

Около 16 г. до н. э. Меценат, который скопил несметные богатства, отошел от политической жизни и начал тратить деньги на то, что всегда было его любимым занятием: на устройство жизни римских артистов, писателей и ученых. Он настолько преуспел в этом, что с тех пор меценатами называют богатых людей, покровительствующих искусству.

Наиболее известным писателем, который пользовался щедротами Мецената, был Публий Вергилий Марон, которого все теперь знают как Вергилия, автора «Эклог» и «Энеиды».

Писатель родился в 70 г. до н. э. близ Мантуи. После битвы при Филиппах, в которой Август одержал окончательную победу над убийцами Юлия Цезаря, он наградил всех своих солдат наделами земли в Италии (во время гражданской войны это было обычным делом). В 42 г. до н. э. отца Вергилия согнали с его участка, чтобы освободить место для одного из этих солдат.

К тому времени Вергилий уже приобрел некоторую известность в качестве поэта и был знаком с полководцем Гаем Азинием Поллионом, имевшим большое влияние в этой части Италии. Он позаботился о том, чтобы земля была возвращена отцу Вергилия, и познакомил его с Меценатом.

Вергилий уже успел написать несколько коротких отрывков, которые он назвал «Эклоги». В частности, в четвертой эклоге он говорил о близком рождении ребенка, который принесет миру царство добра. Никто точно не знает, кого он имел в виду на самом деле. Вполне возможно, писатель просто желал тонко польстить одному из своих благодетелей, жена которого в то время была беременна, однако позднее христиане утверждали, что Вергилий предсказал (возможно, сам того не понимая) рождение Иисуса. В «Божественной комедии», написанной Данте тринадцатью столетиями позже, Вергилий служил автору проводником по всем кругам ада.

По просьбе Мецената Вергилий написал «Георгики», поэму, восхваляющую сельское хозяйство и жизнь крестьянина. Ее название происходит от греческого слова, обозначающего сельского жителя. Вероятно, она предназначалась для того, чтобы помочь Августу достичь одной из его основных целей: заставить как можно больше народа заниматься сельским хозяйством и по возможности сократить поставки продовольствия из отдаленных провинций, ставившие жителей метрополии в зависимость от превратностей судьбы.

Август старался вернуть римских граждан к воображаемым красотам простой жизни, изображая их славных предков честными, достойными, храбрыми, работящими и исполненными чувства долга землепашцами, верными мужьями, заботливыми отцами и искренними патриотами. К сожалению, император не смог достичь своей цели, потому что во многих отношениях Рим того времени представлял собой образец развитого общества. Империя купалась в роскоши, а люди из высших классов общества не знали, чем себя занять, наслаждаясь праздностью. Что до беднейших классов, то для них было достаточно бесплатной еды, игр и торжественных церемоний. Моралисты не одобряли такого образа жизни и сравнивали римлян с другими народами и даже с их собственными предками, но даже самые суровые слова ничего не меняли. Несмотря на то что вергилиевские «Георгики» считались шедевром латинской литературы, их читали только патриции, у которых не было ни малейшего желания вернуться к земле и отказаться от привычных удовольствий. В размышлении о подобных вещах был приятный налет романтизма, но вряд ли кто-либо всерьез хотел бы уподобиться своим предкам в их трудах и тяготах, забросив пиры и увеселения ради прелестей простой сельской жизни.

Последующие годы Вергилий посвятил величественному эпосу в двенадцати книгах, «Энеиде». Полагают, что она была написана по заказу самого императора. В отношении сюжета этот труд был всего лишь слабой имитацией Гомера. Ее героем (надо сказать, довольно апатичным) стал троянский воин Эней, а сама эпопея рассказывает о его спасении из горящей Трои и долгом, полном приключений путешествии, после которого он наконец оказывается в Италии, где впоследствии его потомки положат начало Риму. Кроме того, там говорится, что у Энея был сын по имени Юл, от которого пошел род Юлиев (к нему принадлежали и Цезарь и Август).

Поэт работал над своим эпосом в течение многих лет, но он был ещё не совсем закончен, когда в 19 г. до н. э. его создатель скончался, завещав сжечь рукопись, которую считал ещё весьма далекой от совершенства. Однако Август не допустил этого, и «Энеида», которую немного усовершенствовали другие поэты, была наконец опубликована, после чего Вергилий прославился как один из величайших римских поэтов.

Следующим по значимости из писателей того времени был Квинт Флакк Гораций, сын вольноотпущенника, родившийся в 65 г. до н. э. и учившийся сначала в Риме, а затем в Афинах. Горацию самой судьбой было предназначено посвятить себя литературе, потому что солдата из него не вышло. Когда поэт был в Афинах, произошло убийство Юлия Цезаря, и Гораций присоединился к армии, собранной виновниками произошедшего. Он позорно бежал во время битвы при Филиппах и, хотя спасся, навсегда потерял вкус к военной карьере. Горацию удалось сохранить свою жизнь, несмотря на то что он оказался на стороне проигравших, но имущество его семьи было конфисковано. Поэт отправился в Рим и там познакомился с Вергилием, который, в свою очередь, представил его Меценату. Последний подарил начинающему дарованию землю и таким образом обеспечил ему финансовую независимость. Вскоре произведения Горация привлекли внимание императора и снискали ему известность в римском обществе.

В наше время короткие поэмы, оды и сатиры, созданные талантливым римским поэтом, но неудачливым воином, по-прежнему пользуются популярностью. Умер Гораций вскоре после смерти своего покровителя Мецената, в 8 г. до н. э.

Последним среди великих поэтов века Августа был Публий Овидий Назон. Он родился в семидесяти милях к востоку от Рима в 43 г. до н. э. Этот человек обладал независимым состоянием и наслаждался жизнью. Его поэмы были достаточно популярны, чтобы привлечь внимание богатых покровителей и обеспечить поэта доходом, позволившим ему окружить себя роскошью.

В своих поэмах Овидий настолько откровенно говорил о любви, что несколько шокировал целомудренного императора и тех из его приближенных, кто хотел изменить образ жизни римлян. Наиболее известная книга Овидия носит название «Метаморфозы». Это пересказ греческих мифов на латыни. Результат получился довольно-таки непристойным, но, судя по всему, автор был этим очень доволен.

В зрелом возрасте поэт оказался вовлеченным в скандал, связанный с распутным поведением дочери Августа, Юлии. Расстроенный император изгнал ее из Рима и, несмотря на все просьбы, так и не позволил вернуться назад. В 8 г. н. э. Овидий, которого император и без того недолюбливал, получил приказ уехать из страны. Последние годы жизни поэт провел в варварском городе в устье Дуная, где написал множество печальных поэм, которыми надеялся умилостивить императора и добиться позволения вернуться в Рим, но все напрасно. В 17 г. н. э. он умер в ссылке.

Величайшим прозаиком того времени был Тит Ливий, уроженец Падуи. Несмотря на то что писатель был республиканцем, Август хорошо относился к нему, поскольку Ливий никогда не вмешивался в политику и полностью посвятил свою жизнь литературе. По заказу императора он написал 142 тома, посвященные истории Рима от его основания и до смерти Друза. В 17 г. н. э. писатель умер.

Несмотря на то что до наших дней сохранилось всего 35 книг из этой эпопеи, Ливий был и остаётся самым популярным из римских историков. Сохранились только краткие пересказы остальных томов, но это не одно и то же. Единственный недостаток Ливия как историка состоит в том, что он пытается привлечь внимание аудитории пересказом легенд и мифов, не всегда заботясь о правдивости своего повествования, рисуя несколько более пеструю картину, чем хотелось бы видеть в труде добросовестного повествователя. Тем не менее, это не умаляет значимости его труда.

Большая часть истории Вечного города дошла до нас в литературных памятниках того времени. Во многих случаях они сохранились только частично, как это было с трудами Ливия. Только благодаря случайности мы можем получить детальную информацию о некоторых периодах римской истории. Другие известны лишь очень поверхностно.

Иудеи



Самым выдающимся событием за все время правления Августа, а возможно, и за всю историю цивилизованного мира была не завоевательная война или поражение в борьбе с германцами, не реформы, не создание произведений искусства и шедевров литературы. Это было рождение личности в некоей части Империи, которое в то время прошло совершенно незамеченным.

К югу от Сирии лежало Израильско-Иудейское государство. В течение двух сотен лет, со времен Авраама, в этой стране исповедовали строгий монотеизм. С 1000-го по 600 г. до н. э. евреи жили в независимом государстве, очень сильном во времена воинственного царя Давида, но постепенно ослабевшем и потерявшем свое влияние ещё до того, как в 586 г. до н. э. государство было уничтожено вавилонянами. Чуть меньше ста лет спустя их завоевали персы, и евреи получили разрешение восстановить древний Храм в своей прежней столице Иерусалиме.

После установления персидского господства евреи продолжали жить, не имея ни собственного царя, ни какой-либо политической или военной власти, но сохранив в неприкосновенности свою религию и воспоминания о былой независимости. Со временем Персию захватил Александр Македонский, а затем его власть унаследовали преемники, потомки военачальника Селевка. В 168 г. до н. э. император из династии Селевкидов, Антиох IV, запретил исповедание иудейской веры и сделал попытку превратить всех иудеев до последнего человека в ярых сторонников греческой цивилизации и культуры. В противном случае Антиох IV грозил уничтожить весь народ.

Евреи восстали против этой несправедливости и под предводительством Иуды Маккавея и его братьев отвоевали свою свободу. Около столетия ими правили потомки Маккавея, а Иудея шла своим путем, несмотря на то что её царь не принадлежал к «колену Давидову».

В 63 г. до н. э., когда потомки Маккавея вели ожесточенную войну друг с другом за право наследования, римляне двинулись на Восток, и наиболее слабые претенденты на престол Иудеи обратились к ним за помощью. Однако римляне решили, что безопаснее всего будет просто-напросто захватить все государство и посадить на трон человека, который будет полностью предан интересам Рима. Таким образом, правителем государства оказался ставленник Рима — человек по имени Антипатр.

Его преданность в основном объяснялась тем, что новый правитель был родом из Идумеи, страны, лежавшей к югу от Иудеи. В свое время ее покорил Маккавей и жители были насильно обращены в иудаизм, но это не уничтожило традиционную неприязнь, которая уже тысячу лет существовала между двумя соседними государствами. Иудеи считали Антипатра чужим, вне зависимости от того, в какой мере он был приверженцем их веры и ни за что не признали бы его законным царем, каким бы справедливым и милостивым ни было его правление, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как полагаться на помощь Рима и верно служить ему, что он и делал с неизменным успехом.

В 37 г. до н. э. на престол Иудеи взошел Ирод, второй сын Антипатра. Однако ему нелегко было удержаться на престоле, потому что в стране до сих пор было неспокойно, несмотря на все попытки умилостивить коренное население. Царь не только всячески поддерживал иудейскую веру, но и содействовал украшению Храма в Иерусалиме, пока он не стал куда величественнее первого, выстроенного Соломоном и разрушенного во время войны. Однако это не мешало ему быть человеком жестоким и подозрительным, жениться не менее десяти раз за время своей жизни и без зазрения совести казнить жён и даже детей, как только возникало малейшее подозрение, что они что-то замышляют против своего повелителя (говорят, что, когда Август услышал об одной из этих казней, он сказал: «Я предпочел бы быть свиньей Ирода, только бы не быть его сыном»).

Иудеи ненавидели царя Ирода. В течение сотен лет ими правили чужаки: вавилоняне, персы, греки и римляне — и все они были тиранами. Поэтому со временем они начали мечтать о том, что однажды вернется наследник Давида, который станет царем Иудеи, даст своему народу независимость и позволит занять достойное место в мире.

Поскольку у иудеев принято было возводить царей на престол, производя помазание священным маслом, отсюда и произошло слово «помазанник». На иврите слово «помазанник» звучит как «машиах» (мессия). Таким образом, все иудеи ожидали прихода мессии. Они никогда не забывали о том, как Иуда Маккавей избавил их от власти Селевкидов, хотя это казалось совершенно невозможным, и верили, что другой человек, не менее могущественный, сможет помочь своему народу свергнуть римлян.

Те из иудеев, которые хорошо понимали, насколько Римская империя сильнее, чем была во времена Антиоха IV империя Селевкидов, не верили, что эту проблему можно решить исключительно силовыми методами. Поэтому они начали мечтать о сверхъестественном мессии, который мог бы не просто освободить Иудею, а положить начало царству справедливости и добра. Весь мир объединился бы под знаменем веры в единого, истинного Бога. Благодаря тому, что коренному населению удалось сохранить в неприкосновенности свою религию, несмотря на многие сотни лет, проведенные под властью чужеземных правителей, эти мечты легко проникали в сердца людей и находили отклик у всех, кто чтил веру отцов и был достаточно умен, чтобы не верить в успех восстания против римской военной машины. В эти годы в Иудее то и дело появлялись люди, которые объявляли себя мессиями, и у каждого из них находились последователи. Иногда под предводительством таких личностей начинались восстания, однако все они были подавлены. Ирод и римляне начали внимательно следить за появлением новых мессий, небезосновательно считая их виновниками всевозможных государственных проблем и основными зачинщиками смуты среди подвластного им населения. Подстрекательство к мятежу всегда считалось государственным преступлением, а связать религиозные верования с политическими целями было нетрудно в ситуации, когда с точки зрения людей очередной пророк должен был принести освобождение отнюдь не в мистическом значении этого слова. Римляне знали, против кого должен был повести избранных новоявленный мессия, и были полны решимости подавить эти попытки в самом начале.

Согласно Новому Завету, с рождением мальчика по имени Иисус исполнились многочисленные пророчества, касающиеся мессии. Он появился на свет во времена правления царя Ирода, в небольшом городке Вифлееме. Согласно свидетельству апостола Матфея, царь, услышав о рождении этого ребенка, приказал убить всех детей до двух лет, которые родились в Вифлееме, по младенца Иисуса родители успели увезти в Египет и спасти.

Это событие не упоминается нигде, кроме Нового Завета, поэтому предпочтительнее всего рассматривать его как ещё одну легенду, возникшую на фоне обстоятельств, сопровождавших рождение мессии.

Примерно через пятьсот лет после смерти Ирода сирийский монах по имени Дионисий Малый провел тщательное исследование Библии и исторических документов римской эпохи и определил, что Иисус родился в 753 г. по римскому летосчислению. Эта версия в Европе стала общепринятой, так что упомянутый год стали считать первым в христианской эпохе, а основание Рима таким образом по новому летосчислению пришлось на 753 г. до н. э.

Тем не менее Дионисий, по всей видимости, был не прав. Совершенно точно установлено, что Ирод умер в 749 г. по римскому календарю, то есть в 4 г. до н. э. Если его так обеспокоило рождение Христа, следовательно, оно имело место никак не позднее 4 г., а может быть, и несколькими годами раньше. (Вывод, что Иисус родился за четыре года до начала христианской эпохи, звучит довольно странно, но версия Дионисия так прочно прижилась в огромном множестве исторических книг и документов, что отменить ее совершенно невозможно, да и не нужно.)

После смерти Ирода осталось трое сыновей, сумевших выжить, несмотря на почти маниакальную подозрительность отца. Каждый из них получил в наследство часть государства. Ирод Архелай стал править Иудеей и Самарией, областью к северу от Иудеи. Ироду Антипе досталась Галилея, находившаяся ещё дальше к северу, и Перея, область к востоку от реки Иордан. Наконец, Ирод Филипп получил в наследство Итурию, страну к северо-востоку от Галилеи.

Двое старших детей царя некоторое время правили своими областями, но Архелаю не удалось удержать трон. Он правил самым центром иудейских владений, включая древнюю столицу государства, Иерусалим, и местное население постоянно осыпало метрополию жалобами на дурное управление. Наконец, в 6 г. н. э. царь был низложен Августом и изгнан в Галлию. После этого довольно долгое время Галилеей и Самарией правили назначенные лично императором прокураторы.

Хотя Иисус родился в небольшом городке Вифлееме, который располагался к югу от Иерусалима и, согласно преданиям, должен был являться местом рождения мессии (поскольку тысячу лет назад именно там родился царь Давид), но его родители постоянно жили в Галилее, в городе Назарете. Поэтому мальчик вырос именно там, во владениях Антипы. Достигнув зрелого возраста, он собрал группу преданных учеников. Его учение становилось все более популярным, а сама личность Иисуса, по свидетельству его последователей, обладала исключительной притягательностью.

Некоторые из учеников вскоре начали считать Иисуса Мессией (это слово в настоящее время пишется с большой буквы и всегда прилагается к имени Иисуса, поскольку со времени его рождения тысячи миллионов людей верили в его божественное происхождение и высокое предназначение). По-гречески слово «помазанник» звучит как «Христос».





Вероятно, как римские, так и иудейские власти внимательно следили за Иисусом, потому что его мессианство грозило всяческими проблемами, вплоть до восстания. Религиозные деятели иудейского вероисповедания тоже предпочитали проявлять осторожность в такого рода вещах, поскольку знали, насколько легко восстание способно вызвать ответную реакцию со стороны римлян, которая окончательно уничтожит нацию. (Это действительно случилось полстолетия спустя, поэтому их страхи нельзя назвать напрасными.)

В то время, когда популярность Иисуса достигла апогея, Он отправился в Иерусалим на праздник Пасхи. При этом Он въехал в город верхом на осле, тем самым без слов признав себя мессией, поскольку, согласно пророчеству, изложенному в Ветхом Завете, мессия должен был появиться в городе именно таким образом.

Толпа, собравшаяся приветствовать Его, отлично поняла значение этого символа. Для властей этого было достаточно. Как только появилась возможность арестовать Иисуса, не поднимая шума (так, чтобы не вызвать резкой реакции учеников или восстания иудейских националистов, которое могло бы грозить серьёзными последствиями), его немедленно взяли под стражу. Один из учеников, по имени Иуда Искариот, раскрыл властям место, где остановился Мессия. Благодаря этому слово «Иуда» для многих стало синонимом предательства.

По мнению иудейских лидеров, Иисус был повинен в богохульстве и ложном объявлении себя мессией. Для римлян Его преступление было чисто политического свойства. Мессия был тем человеком, которого иудеи считали своим царем по праву. Таким образом, Иисус объявлял себя царем Иудеи и, следовательно, восставал против власти императора Рима, который считал себя единственным, кто может возводить на трон правителей.

Приблизительно в 29 г. н. э. Иисус предстал перед судом. Его обвинителем был шестой, со времени смещения Архелая, прокуратор Иудеи Понтий Пилат, назначенный на этот пост тремя годами раньше. По свидетельству Библии, он не хотел осуждать Иисуса и сделал это только подчиняясь давлению со стороны иудейских религиозных деятелей, которые понимали, что освобождение новоявленного мессии будет равносильно началу восстания и, в ответ на это, неизбежным репрессиям, которым подвергнут жителей римские власти.

Если Пилату необходимо было осудить Иисуса, то он должен был предъявить Ему обвинение в преступлении против власти Рима. Такие вещи, безусловно, находились в юрисдикции римского наместника и не подлежали суду иудейских властей, так что немедленно по предъявлении этого обвинения Иисус немедленно оказался во власти прокуратора. Его обвинили в измене метрополии и назначили обычное в этом случае наказание: распятие, одну из самых распространённых казней на Востоке и в Риме, которая, однако, никогда не применялась в Иудее и Греции. Одним из примеров массовых казней такого рода был случай с восстанием Спартака в Италии, которое было подавлено в 71 г. до н. э. В тот раз не менее шестисот пленных повстанцев было распято на крестах, которые протянулись на целые мили вдоль Аппиевой дороги, одной из главных магистралей Италии.

Таким образом, Иисус был распят, как ещё один восставший, заслуживший это в общем-то вполне банальное с точки зрения римских властей наказание. Казалось, что на этом все кончится. Ни один римлянин в то время не мог бы себе даже вообразить, началом каких великих событий послужит эта заурядная казнь.

Глава 2

Династия Августинов



Вопрос наследования

Августу было уже за семьдесят, когда он начал задумываться о смерти. Настало время выбрать себе преемника, человека, который стал бы следующим принцепсом в Риме. Если бы он был царем, то после его смерти престол автоматически перешел бы к ближайшему родственнику усопшего правителя, но здесь все было куда сложнее. Август был первым принцепсом, и не было никакого традиционного способа выбора того, кто займет этот пост после его смерти. Создание какой-то традиции, которая позволила бы обеспечить порядок наследования вновь созданного титула, а кроме того, дала бы возможность занять этот пост людям, способным сохранить и приумножить наследие императора, стало насущной необходимостью.

Августу было совершенно ясно, что если он не успеет назвать своего преемника, то многие полководцы решат воспользоваться открывшейся возможностью захватить престол Империи, используя поддержку своих солдат, и тогда неизбежно начнется новая гражданская война. Поэтому необходимо было не только немедленно выбрать следующего принцепса, но и заставить народ и сенат с радостью принять выбранную кандидатуру. Вполне естественно, что ему хотелось назначить на этот высокий пост кого-либо из своих родственников. Самой очевидной кандидатурой для передачи должности мог бы быть сын, но у Августа не было родных сыновей. Его единственным ребёнком была дочь, Юлия, которая расстроила отца своим легкомысленным и порочным нравом и в конце концов вызвала в нем отвращение. Ее поведение было жестокой насмешкой над попытками Августа улучшить нравы граждан Империи, поэтому он в гневе отправил дочь в бессрочную ссылку.

Первым мужем Юлии был Марк Випсаний Агриппа, близкий друг и советчик Августа ещё со школьных времён. Пока будущий принцепс, который мало что понимал в военном деле, сражался за власть над Империей, именно Агриппа воевал и выигрывал битвы для своего бывшего соученика и дал ему возможность заниматься политикой, не заботясь об усмирении мятежных. После наступления мира он наблюдал за перестройкой Рима и создал самый прекрасный храм в городе, Пантеон (посвящённый всем богам), и, кроме того, протянул несколько акведуков, обеспечивших водоснабжение столицы. У Агриппы и Юлии было пятеро детей, из них три сына. Таким образом, у Августа ещё до смерти его искреннего и преданного друга, последовавшей в 12 г. до н. э., появилось пятеро внуков. Двое старших сыновей этой четы, Гай Цезарь и Луций Цезарь, были очень многообещающими молодыми людьми. Безусловно, один из них оказался бы достойным кандидатом на титул принцепса после смерти Августа, но во 2 г. н. э. Луций заболел и умер в Массилии (Марсель). Его брат, будучи ещё юношей, отправился в небольшую военную экспедицию в Малую Азию, где был ранен в бою и в 4 г. н. э. скончался по пути домой. Младший сын Агриппы и Юлии, который родился уже после смерти своего отца, оказался сумасшедшим и поэтому постоянно находился под опекой.

У Августа осталось две внучки, но одна из них, которую тоже звали Юлией, была во всем похожа на мать. Она отличалась точно такой же беспечностью и любовью к удовольствиям, и поэтому вскоре после совершеннолетия непреклонный дед отправил в ссылку и ее. Он не собирался терпеть в своих внуках то, что ненавидел в их матери, и к тому же распутство Юлии-младшей воспринял как очередное оскорбление своим попыткам сделать жизнь римских граждан более достойной в нравственном отношении. Сам он всегда являл собой пример высочайшей морали, поэтому видеть, как родственники разрушают все то, что с таким трудом создавалось руками императора, было выше его сил.

Юлия прожила в изгнании двадцать лет, но ей так и не позволили вернуться в Рим. Август решил забыть о ее существовании и свято исполнил свое намерение, начисто выбросив из головы беспутную внучку. Таким образом, оставалась только вторая дочь Юлии-старшей, по имени Агриппа, о которой мы ещё будем говорить позже.

После всех трагедий, преследовавших его в личной жизни, Август был снова вынужден вернуться к кандидатуре своего приемного сына Тиберия. Хотя он не был кровным родственником, но принцепс официально усыновил его, а в Риме того времени это имело очень большое значение. Вдобавок он был родным сыном любимой жены Августа и членом аристократического рода Клавдиев по матери. По отцу Тиберий принадлежал к не менее аристократической семье Юлиев. По этой причине соответствующую династию императоров Рима, которая началась с Августа, нередко называют линией Юлиев — Клавдиев.

К тому времени, как принцепс задумался о преемнике, его пасынок был взрослым мужчиной около пятидесяти лет, заслуженным и прославленным полководцем. Кроме того, это был честный, добросовестный человек и строгий поборник морали. Без сомнения, из Тиберия должен был выйти отличный правитель. К сожалению, его характер оставлял желать лучшего: суровый и замкнутый (особенно с тех пор, как под давлением приемного отца вынужден был развестись с любимой женой), Тиберий не вызывал ни в ком особой любви. В этом нет ничего удивительного: тяжкий удар в молодости повлиял на его характер, необходимость жить с нелюбимой женщиной и затем долгая ссылка сделали его мрачным и замкнутым, лишили стремления к обществу и в конечном счете просто озлобили. Несмотря на все это, он был единственным возможным преемником Августа и его достоинства, хотя и не включавшие в себя личное обаяние, были неоспоримы.

Позднее многие историки утверждали, что он сам организовал свое избрание на пост принцепса, с помощью своей матери Ливии прибегнув к самым подлым трюкам. Эти люди рассказывают, что он отравил внуков Августа и способствовал смерти своего отчима. В действительности же все это очень сомнительно. Писатели, которые представляют все в таком свете, спустя два поколения являлись членами сенаторской партии и сожалели о так называемых добрых старых временах, которые представлялись им куда лучше, чем были на самом деле. Они ненавидели императоров, положивших конец существованию Республики, и любили рассказывать о них самые неправдоподобные истории. В наше время, естественно, трудно судить таким образом об уважаемых и маститых историках, таких, как, например, Тацит, но для них те времена были куда ближе, и люди представали не в виде отвлеченных фигур, а в виде вполне реальных личностей, приложивших руку к событиям, которые не вызывали восторга у сенаторов. Они потеряли все свое влияние под давлением все возрастающего могущества единовластных правителей Империи и вряд ли были в состоянии быть объективными по отношению к людям, которые оттеснили их от кормила власти. Как бы то ни было, но во времена Республики сенат пользовался огромным авторитетом, который сошёл на нет благодаря созданию принципата, и трудно винить людей за то, что кое-кто был этим весьма недоволен.

Наконец, в 14 г. н. э. (767 г. AUC) Август умер. Ему было семьдесят семь лет, и из них сорок три года он правил Римской империей. Почти что последние слова, которые он произнёс, обращаясь к тем, кто собрался у смертного ложа, были: «Как вы думаете, я хорошо сыграл пьесу своей жизни? Если да, рукоплещите мне!»

Безусловно, его жизнь заслуживала этих аплодисментов. Империя прочно стояла на ногах, а пять миллионов городских жителей и почти сотня миллионов поселян, составлявших ее население, жили в мире. Столетия жестокой борьбы, из которых состояла древняя история Рима, закончились расцветом, который принесло «мировое правление», и все это благодаря огромным усилиям Августа.

Оставалось только сохранять это спокойствие столько, сколько удастся.

Тиберий



После смерти Августа, его жена Ливия (которая пережила мужа на пятнадцать лет и умерла в 29 г. н. э., в исключительном для того времени возрасте восьмидесяти семи лет) немедленно отправила гонцов к Тиберию. В этот момент он во главе армии направлялся в Иллирик, намереваясь начать военные действия, но сразу же после получения письма от матери сложил с себя командование и вернулся в Рим, чтобы стать императором.

Как и Август в свое время, он предложил сенаторам уничтожить власть императора и восстановить Республику, но сделал это ничуть не более искренне. Это был всего лишь способ принудить сенат официально передать ему власть, таким образом усилив свои позиции и получив дополнительную поддержку. Сенаторы отлично понимали все это, но они также знали, какая анархия воцарится в государстве, если, что очень маловероятно, выяснится, что Тиберий говорит серьезно. Они ещё помнили гражданские войны, сотрясавшие империю во время вступления на престол Августа, и не хотели пережить это ещё раз. При жизни принцепса солдаты получали свое жалованье из его рук, и это гарантировало их абсолютную лояльность к верховному правителю, но после его смерти полководцы смогли бы легко вскружить головы своим легионерам и при их поддержке начать кровавую борьбу за власть, если бы титул немедленно не унаследовал законный, всеми признанный преемник покойного Августа.

Как бы то ни было, сенаторы поспешили вручить новому императору бразды правления. Они знали его сильный характер, признавали законность притязаний того, кого Август сам избрал в качестве своего наследника, и решили избежать кровавой смуты, последствия которой трудно было бы предсказать. Одобрения сената было вполне достаточно для того, чтобы завещание императора вступило в силу. Тиберий стал преемником Августа, законным правителем государства.

После того как он занял пост, завещанный приемным отцом, ему пришлось столкнуться с восстаниями римских легионов, стоявших лагерем на берегах Дуная и Рейна. В первом случае он отправил успокаивать солдат своего сына Друза Цезаря (его ещё иногда называли Друзом-младшим в отличие от дяди, Друза-старшего, брата нового императора). Вскоре бунтовщиков удалось усмирить.

Ситуация на берегу Рейна оказалась куда более опасной. После трагической гибели Вара эта граница Империи была очень неспокойной и нужны были особые средства, чтобы поддерживать боевой дух солдат, охранявших ее от нашествий германцев. Легионеры были в высшей степени преданы своему военачальнику Друзу-старшему, у которого в 15 г. до н. э. родился сын Германик Цезарь, названный в честь побед, которые его отец одержал над германцами. Когда Друз умер, мальчику было всего шесть лет, но к тому времени, как Арминий одержал свою знаменательную победу над римскими легионерами под командованием Вара, ему было уже двадцать четыре. Это был доблестный молодой человек и достойный потомок римской аристократии. Более того, он женился на Агриппе, достойной дочери Тиберия.

Август был настолько доволен сыном своего покойного приемыша, что отправил его вместе с Тиберием на границу, проходившую по берегу Рейна в самое критическое время, сразу после поражения Вара. Они оба прекрасно справились с ситуацией, и в то время, когда Август начал подготовку к передаче титула императора своему пасынку, он приказал Тиберию усыновить племянника и назначить его своим наследником в обход родного сына. Тиберий так и поступил.

В 14 г. н. э. Германика снова отправили на Рейн, уже одного, поскольку его приёмный отец в то же самое время направлялся в Иллирик. Когда Август скончался и Тиберий отбыл в Рим, чтобы получить из рук сената императорские регалии, молодой Германик неожиданно оказался среди восставших легионеров. Они требовали прибавки жалованья и сокращения срока службы, поскольку, как говорили солдаты, германская кампания оказалась чересчур сложным делом. Германик, искусно сочетая любезность и такт с безусловной твердостью, сумел успокоить легионы, пообещав им увеличение содержания.

Чтобы легионеры не страдали от безделья и ощутили сладость победы, молодой военачальник снова повел их в поход на германцев. Он вышел победителем в нескольких серьезных битвах и сумел показать противнику, что победа над Варом была делом случая и не стоит надеяться на скорое повторение такой удачи. Более того, Германик провел свои легионы через Тевтобургский лес, где он нашли побелевшие кости римских легионеров, погибших в известной битве, и похоронили эти останки. Во время этой кампании военачальнику удалось встретиться и сразиться с Арминием и разбить его армию с жестокостью, которая снова подняла престиж римского оружия, потерянный после поражения Вара.

Тиберий считал, что молодой Германик сделал великое дело на службе Империи. Германцы получили отличный урок и должны были надолго прекратить торжествовать по поводу своей единственной победы. Однако он, как и прежде Август, не видел никакого смысла в попытках восстановить прежнюю границу, проходившую по берегу Эльбы. Это обошлось бы куда дороже как с точки зрения денег, так и с точки зрения возможных потерь среди легионеров, чем Тиберий мог и хотел себе позволить. Поэтому в 16 г. н. э. император приказал своим войскам вернуться на берега Рейна и отозвал Германика обратно в Рим.

Сенаторская партия распространила слух, который в позднейшие времена стал считаться абсолютной истиной, что император сделал это из ненависти и зависти к молодому военачальнику. Говорили, что он не мог простить племяннику того, что его пришлось сделать наследником вместо родного сына и что император опасался его популярности среди солдат, и потому решил удалить из армии. Однако нет никаких сомнений, что император поступил разумно. Германцы действительно получили хороший урок, и после этого на границе у Рейна было спокойно в течение следующих двух столетий. С другой стороны, Германик потерял множество солдат и его победы дались нелегко. Если бы он продолжал свою опустошительную кампанию, то вполне возможно, что со временем германцы одолели бы его, а вторая победа над римлянами могла бы ободрить их настолько, что результатом было бы вторжение в Галлию.

То, что Тиберий не слишком сильно завидовал Германику, ясно видно хотя бы из того, что он назначил племянника правителем восточной части Империи и доверил уладить вопрос с Арменией, который давно его волновал. В тот момент Персия возобновила попытки захватить это буферное государство, которые она не раз повторяла и в будущем.

К сожалению, Германик не успел решить эту проблему. В 19 г. н. э. он умер в возрасте тридцати четырех лет. Хотя некоторые люди, такие, как Август и его жена Ливия, достигали довольно преклонного возраста, средний римлянин редко жил дольше сорока лет. Однако любители слухов и тогда и позже склонны были предполагать самое худшее. Немедленно появились предположения, что, к примеру, Тиберий приказал отравить Германика. Судя по всему, Агриппа разделяла эту версию.

Тиберию везло с наследниками ничуть не больше, чем его предшественнику Августу. Если он отравил Германика для того, чтобы его сын унаследовал власть над Империей, то этим надеждам не суждено было сбыться. В 23 г. н. э. Друз-младший умер в возрасте тридцати восьми лет.

Тиберий следовал политике, которую завещал ему первый принцепс, как во время войны, так и в мирных делах. Он точно так же не собирался тратить силы и деньги на ведение завоевательных войн только ради расширения территории и точно так же пристально следил за тем, чтобы провинции управлялись как следует и наместники были честными. Где только возможно, Тиберий старался присоединить соседние государства и сделать их римскими провинциями, но добивался этого мирным путем. Он предпочитал, например, дождаться смерти старого правителя и в суматохе захватить власть. Достаточно вспомнить, что, когда правитель Каппадокии, страны в Малой Азии, в 17 г. н. э. скончался, Тиберий превратил ее в одну из провинций Империи. Для этого не пришлось сражаться и терять людей в опустошительной войне. Достаточно было просто выбрать удачный момент, а этим искусством император владел вполне. Как политик, он далеко опередил свое время.

Когда Тиберий получил власть, он был уже немолод. К описываемому времени ему исполнилось шестьдесят пять лет, он был достаточно утомлен своей бурной жизнью и мечтал о том, чтоб переложить тяжесть власти на более молодые плечи, иными словами, выбрать того, кого в наше время называли бы премьер-министром. Для этой цели император выбрал Луция Элия Сеяна. Он был начальником преторианской гвардии, которая во времена Августа была мелкими подразделениями рассредоточена по всему Риму. Сеян уговорил императора собрать всех преторианцев в одном лагере поблизости от Рима, чтобы можно было быстро вызвать их в столицу в случае любой непредвиденной ситуации. Это сильно повысило авторитет их командира (и, как выяснилось в последующие годы, сделало их ещё более опасными для спокойствия Империи).

В историях, которые тогда рассказывали шепотом, Сеян представлялся каким-то монстром. Предполагали, что именно он организовал отравление Друза для того, чтобы впоследствии самому стать императором. Однако более вероятно, что в действительности Сеян был виновен только в применении суровых мер для того, чтобы власть императора намного превысила власть сената, то есть просто исполнял свои обязанности.

Тиберий не обладал присущей Августу способностью завоевывать сердца людей. В то время как принцепс мог совершенно спокойно гулять по улицам Рима в одиночку, ему приходилось держать личную охрану. Чем дальше во тьму веков уходило существование Республики, тем больше сенаторов идеализировало прошлое. Сеян уговорил Тиберия принимать суровые меры против членов сената, которые в открытую порицали идею принципата. В ответ на это историки следующих лет осыпали проклятиями как его, так и императора, чувствуя себя в безопасности от преследований. Вероятно, если бы они жили во времена Тиберия, то были бы куда сдержаннее в оценке происходящего.

Возможная угроза существованию Империи исходила не только от сенаторов. Судя по всему, Агриппа, жена Друза, плела интриги против Тиберия, которого подозревала в отравлении мужа. По всей видимости, она хотела посадить на трон одного из своих собственных детей и таким образом восстановить справедливость. В 30 г. н. э., устав от постоянного противоборства, Сеян уговорил императора изгнать дочь, и тремя годами позже она умерла в ссылке.

К 26 г. н. э. Тиберий был уже настолько уверен в способности Сеяна управлять государством, что решил полностью отойти от политической жизни и спокойно предаться печали о погибшем сыне. Поэтому он уехал на остров Капри, расположенный в Неапольском заливе, и решил спокойно отдохнуть в этом тихом уголке. Впоследствии распространились упорные слухи, что там Тиберий предался всевозможным видам жестокостей и сладострастных оргий. Трудно себе представить что-либо более несправедливое, чем эти рассказы. Прежде всего, император всю свою жизнь был поборником высокой морали и аскетом. К моменту отставки ему было семьдесят восемь лет, и, если бы даже он хотел на старости лет окунуться в дикий разгул, едва ли ему удалось бы это сделать по чисто физическим причинам.

В отсутствие императора Сеян дошёл до крайности. Законы против государственной измены стали настолько суровыми, что за неосторожным замечанием, порочащем Тиберия или принципат, мог последовать смертный приговор. Жителей Рима поощряли доносить на опрометчивых ораторов и щедро награждали за такой донос. Одним из ужасов этого периода римской истории стали профессиональные доносчики. Никто не мог чувствовать себя в безопасности от наветов, и люди боялись говорить откровенно даже с лучшими друзьями, ведь это не исключало того, что разговор будет услышан и передан по назначению, а затем последует конфискация имущества и казнь. Возможно, что Сеян усиливал террор, чтобы окончательно сломить дух сенаторов, если только для этого ещё нужно было что-то делать. Они и без того были так напуганы, что осмеливались только тихонько роптать и вспоминать о добрых старых временах, не помышляя об открытом мятеже.

Несмотря на свое отсутствие в Риме во время всех этих событий, подозрительный Тиберий наконец обратил внимание на излишнее рвение своего ставленника и проникся сомнениями. Как раз в это время Сеян собрался жениться на внучке императора, и вполне возможно, что ему в голову действительно приходили мысли о том, что он вполне может унаследовать власть над Империей. Вероятно, что именно это и не понравилось правителю. Во всяком случае, в 31 г. н. э. он послал с Капри письмо, в котором осудил его методы управления, и этого было достаточно для того, чтобы его всемогущий «премьер-министр» был немедленно казнён.

Калигула



Тиберий умер в 37 г. н. э. (790 г. AUC) после того, как правил страной в течение двадцати трех лет. Перед сенаторами снова встал вопрос о выборе преемника. У покойного императора не было живых детей, а его племянник Германик, который был назначен наследником, умер ещё много лет назад. Однако у него были дети. И один из сыновей военачальника был ещё жив. Это был Гай Цезарь, внучатый племянник Тиберия и правнук Ливии (жены Августа) по отцу, а по матери родственник Марка Антония.

Гай Цезарь родился в 12 г. н. э., когда Германик и Агриппина, его родители, находились в Германии, в военном лагере. Он провел первые несколько лет своей жизни среди легионеров, и эти грубые солдаты, восхищенные разнообразием скучной лагерной жизни, с удовольствием занимали сына своего командира. Германик, довольный возможностью поддержать настроение солдат, с раннего детства одевал сына так, как положено одеваться легионеру, включая миниатюрные копии солдатских сапог. При виде их солдаты просто валились на землю от смеха и прозвали ребенка Калигула[3] («ботиночки»). Это прозвище привилось настолько, что впоследствии историки не называли его иначе, как глупой кличкой, придуманной скучающими легионерами.

В отличие от Августа и Тиберия Калигула не был приверженцем древних римских традиций. Его привезли к императорскому двору, где, с одной стороны, баловали и окружали роскошью как возможного преемника Тиберия, а с другой — мальчику всегда грозила смерть в результате дворцовых интриг, и поэтому ему рано пришлось научиться быть осторожным и подозрительным. Он дружил с несколькими наследниками трона того или другого сопредельного государства, которые по разным поводам приезжали в Рим. Одним из них был Ирод Агриппа, внук первого Ирода Иудейского. Эти люди привили ему любовь к восточному типу монархий, принципиально отличавшихся от Римской империи, где ещё витал дух Республики и всеобщего равенства. Воображение молодого человека рано поразила пышность восточных принцев и неограниченная власть, которой пользовались их отцы в своем государстве, так что неудивительно, что в душу его запала мысль сформировать свое правительство по тому же принципу.

Правление Калигулы начиналось довольно спокойно, его приветствовали с чувством огромного облегчения. Окружение молодого императора было куда веселее, чем во времена мрачного, немолодого Тиберия, к тому же он выглядел человеком более либеральным и склонным к развлечениям, причем настолько, что умудрился в один год растратить деньги, которые Август и Тиберий терпеливо собрали за семьдесят лет правления.

Однако в 38 г. н. э. Калигула серьезно заболел. Без сомнения, болезнь поразила его мозг, и молодой император сошел с ума. Позднее историки, преданные сенаторской партии, утверждали, что Калигула с самого детства был безумен, и изображали его закоренелым монстром. Несмотря на то что они преувеличивали, в этом рассуждении есть и доля правды. Некоторые действия императора говорят о том, что дворцовое воспитание вовсе не пошло ему на пользу.

После 38 г. н. э. года страсть к расточительству, и прежде ему присущая, обуяла Калигулу настолько, что ему пришлось прибегнуть к особым мерам для добывания денег. Потребность в дополнительных поступлениях сделала его тираном. В то время власть была большим искушением, потому что если богатый человек был обвинен в измене и казнен, то все его имущество конфисковалось в пользу государства и быстро перетекало в карманы императора, вне зависимости от того, было ли это обвинение справедливым или нет. Таким образом, простого каприза верховного правителя было достаточно для того, чтобы казнить неугодного ему по каким-то причинам человека, но и его богатство пополнило казну в обход законных наследников. Калигула широко пользовался своими правами. Как пример одного из наиболее ужасных злодеяний можно привести историю о том, как он велел привезти в Рим ни в чем не повинного короля Мавритании, потомка Марка Антония, и казнил его, забрав себе не только его личное состояние, по и деньги, принадлежавшие государству.

Калигула старался превратить римский принципат в подобие восточной монархии и заставить своих подданных почитать себя, как божество. В наиболее древних культурах божественные почести обычно воздавали умершим, но в особых случаях этого удостаивались и живые люди (исключение из этого правила составляли только иудеи). Римских императоров достаточно часто обожествляли после смерти. Такие вещи мало что значили в мире, где было множество богов, но зато очень льстили сенаторам, имевшим право решать, заслуживает ли император божественных почестей или нет. Чаще всего случалось, что это было единственным способом отомстить правителю, который нещадно притеснял их при жизни. Лишение божественного сана, естественно, не огорчало покойного, но зато приносило огромное удовлетворение живым.

Калигуле, одолеваемому мегаломанией, показалось мало этих почестей, и он потребовал, чтобы его провозгласили божеством ещё при жизни. Для Рима такая просьба была нарушением давних традиций, но у других народов подобные вещи случались. Например, в Египте фараон считался живым богом. Для египтянина в возведении живого человека в ранг божества не было ничего ужасного, потому что они вкладывали в термин «бог» вовсе не то значение, которое мы вкладываем сейчас. Тайна и почести, которыми окружена личность современного главы государства, не делают его небожителем. Они всего лишь возвышают его над общим уровнем, но не придают ему особой силы. Мы верим в трансцедентальную сущность высшей силы, стоящей над миром и принципиально отличной от людей, поэтому для нас невозможно обожествление конкретной личности. Однако боги древних обладали человеческими чертами, включая все присущие им слабости.

Римлян очень беспокоило то, что их император начал облекаться в одежды Юпитера и потребовал, чтобы его статуи устанавливали в соответствующих храмах на месте статуй верховного божества. Для тех, кто ещё помнил времена Республики и не отвык воспринимать его всего лишь как первого гражданина Рима, это обращение к обычаям варваров было чрезвычайно шокирующим. Август и Тиберий были «первыми среди равных» и носили титул принцепса. Теоретически, несмотря на свою мощь, они оставалась просто римскими горожанами, и любой другой гражданин метрополии мог считать себя равным им. Однако раз Калигула претендовал на роль божественного владыки, об этом уже не могло быть и речи. Таким образом все подданные Империи, не исключая и римских граждан, становились его рабами и теряли все свои привилегии.

В результате всех этих действий в Риме возник заговор против Калигулы. Закончилось всё тем, что в 41 г. н. э. (794 г. AUC) солдаты преторианской гвардии убили его вместе с женой и дочерью. В то время императору было всего лишь около тридцати лет.

Клавдий



Следует заметить, что это, первое в римской истории убийство императора (конечно же не последнее), было просто подарком для сената. Теперь, когда стало ясно, на что способен безумец, обладающий властью и титулом императора, уважение к системе принципата было подорвано. Последние события испортили его «имидж» и уничтожили все, чего добились более удачливые политические деятели за семьдесят лет разумного и твердого правления. Всеобщее настроение располагало к попыткам снова возродить Республику. К несчастью для сенаторов, они не имели права голоса в решении этого важного вопроса. Император был убит своими собственными солдатами, и только они могли решить, кто будет следующим владыкой Рима. Как бы то ни было, но именно армия имела право решающего голоса во всем, что происходило в государстве. Равной ей силы не существовало, и противопоставить ей было нечего.

В то время, когда разъярённые легионеры ворвались во дворец, рядом с императором был его дядя, Тиберий Клавдий Друз Нерон Германик, младший брат Германика и сын Друза-старшего, то есть ближайший родственник двух величайших героев первых дней создания Империи.

В отличие от отца и брата Клавдий с ранних лет был болезненным, некрасивым ребенком, поэтому вынужден был всегда оставаться на вторых ролях и терпеть пренебрежение родни. Он и сам всегда старался держаться в тени и постепенно прослыл дурачком. Это спасло его от придворных интриганов, которым Клавдий казался совершенно безопасным и неинтересным существом. В действительности же это был весьма неглупый человек. Он занимался историческими исследованиями и написал чрезвычайно интересные трактаты об этрусках и карфагенянах. Конечно же веселой золотой молодежи Рима такие занятия казались слишком эксцентричными. Римляне считали себя нацией воинов, призванных завоевать весь мир и распространить свои ценности на все покоренные народы. Нельзя сказать, что образованию молодежи уделялось мало внимания, но в зрелом возрасте мало кто хотел посвятить себя чему-либо, кроме развлечений или войны.

Возможно, Калигула был слегка привязан к дяде из-за его очевидной безобидности, а может быть, относился к нему как к чему-то вроде придворного шута. Как бы то ни было, но в начале правления нового императора Клавдий был назначен консулом. Мы уже упоминали о том, что, когда Калигулу убили, его дядя находился рядом с ним. Пока солдаты рыскали по дворцу, слепо убивая каждого, кого могли найти, опасаясь, что их застигнут на месте преступления, Клавдий в страхе прятался за какой-то занавеской. Как только легионеры немного успокоились, они обнаружили перепуганного историка и вытащили его из укрытия. Он на коленях молил убийц сжалиться, хотя те вовсе не собирались причинить ему вред. Солдаты отлично понимала, что стране нужен будет новый император, а человек, который пресмыкался перед ними, как-никак был членом знатного рода. Преторианцы вовсе не хотели смерти Клавдия; напротив, они попросили его стать новым императором Рима.

Возможно, что Клавдий вовсе не хотел принимать этот пост, но у него не было ни малейшей возможности спорить с вооруженными солдатами, занявшими дворец. Поэтому он не только согласился принять императорские регалии, но и пообещал после своего утверждения вознаградить преторианцев, создав при этом весьма плохой прецедент. Солдаты поняли, что могут торговаться и получать плату за то, что возведут на трон нового императора, и впоследствии цена за такую услугу неизменно возрастала.

Сенаторы осознали, что их надежды на восстановление республиканской формы правления канули в Лету. Не видя другого выхода, они согласились на требование преторианцев и признали Клавдия императором Рима.

К тому времени дяде прежнего властителя уже исполнилось пятьдесят лет. Всю свою жизнь он занимался учеными исследованиями и не был приспособлен для того, чтобы действовать или принимать серьезные решения. Собственно говоря, это был боязливый и слабовольный человек, никак не подходивший на роль правителя. Однако, раз уж так сложилась судьба, Клавдий сделал все возможное для того, чтобы править как можно лучше. Он продолжал перестраивать. Рим, расширил сеть дорог, связавших воедино все части Империи, и приказал вырыть озера, которые повысили урожайность пахотных земель. Естественно, ни о каких божественных почестях императору, так сильно задевших горожан, больше не было и речи. Клавдий поддерживал хорошие отношения с сенатом и во время всего своего правления оставался просто «первым среди равных» гражданином империи в лучших традициях августовской эпохи. Казалось бы, теперь все складывалось хорошо. Несмотря на мирный нрав Клавдия, границы Империи за время его правления сильно расширились. Он продолжал использовать политику своего предшественника, присоединяя к римским владениям сопредельные земли, которые почему-либо остались без надежного правителя. К примеру, с тех пор как Калигула казнил Птолемея, правителя Мавритании, там так никто и не взошел на трон. Местные жители противились плохо организованным попыткам молодого императора сделать эту страну очередной римской провинцией, но Клавдию удалось подавить восстание и в 42 г. н. э. добиться того, что не удалось его предшественнику.

В 43 г. н. э. за Мавританией последовала Ликия, государство на юго-западе Малой Азии, а в 46 г. н. э. к Империи присоединилась Фракия, лежавшая к северу от Эгейского моря. Таким образом, всего одно-два государства поблизости от имперских владений смогли на некоторое время сохранить независимость. К примеру, под властью своего собственного правителя ещё в течение целого поколения оставалась Коммагена, крошечное государство на востоке Малой Азии, которую Калигула по какому-то странному капризу решил снова отделить от Империи после того, как она уже стала римской провинцией.

Кроме всего прочего, во время правления Клавдия Римская империя шагнула за море и, перешагнув через Галлию, укрепилась в Британии. Британские острова (Великобритания, которая в настоящее время включает в себя Англию, Уэльс и Шотландию) отделяла от Галлии узкая полоска моря. В наши дни она зовется Английским каналом. До Юлия Цезаря практически никто из древних не забирался так далеко на север, разве что финикийцы и карфагеняне. Предполагается, что они достигли Британских островов в поисках олова, металла, необходимого для производства бронзы, но тщательно скрывали точное место, где добывали его, чтобы конкуренты не смогли воспользоваться этими знаниями и подорвать их монополию на торговлю оловом.

Юлий Цезарь впервые услышал о землях за морем во время покорения Галлии. Обитатели этих островов были сродни галлам и по культуре, и по языку, поэтому не побоялись послать войска, чтобы помочь своим родичам против римлян. Защищенные морем, они боялись римлян гораздо меньше, чем жители континента. Для того чтобы прекратить все это, Цезарь предпринял два рейда на Британские острова: в 55-м и 54 гг. до н. э. Второй оказался успешнее первого, и римские легионеры сумели продвинуться в глубь острова до реки Темзы. Однако в то время у Цезаря было слишком много забот, чтобы вести бесконечную войну с жителями таких отдаленных земель, и, немного попугав бриттов, чтобы отбить у них охоту и дальше помогать галлам, он оставил их в покое и вернулся на континент.

После этого о бриттах забыли почти на столетие. Со своих отдаленных островов они могли наблюдать за постепенным завоеванием Галлии и видели, как римская культура все больше входит в жизнь ближайших соседей. Это вызывало в островитянах растущее беспокойство, которое находило выход в непрестанных попытках устроить как можно больше беспорядков на земле галлов и склонить их к восстанию. Таким путем они хотели защитить себя, создать нечто вроде буфера между своим островом и Римом, могущество которого уже успели испытать на себе во времена Цезаря. Однако в правление Клавдия ситуация в Галлии благоприятствовала скорее римлянам, чем бриттам. В отличие от Августа и Тиберия, которые не стремились сделать жителей только что завоеванных провинций полноправными гражданами Империи, новый император решил, что все без исключения должны получать это высокое звание и пользоваться соответствующим уважением. Его дальновидная политика стабилизировала ситуацию и позволила сделать Галлию удобной базой для дальнейших завоеваний (через несколько десятилетий после смерти Августа, в 48 г. н. э., количество римских граждан возросло до шести миллионов человек).

Внутренняя политика Британских островов тоже располагала к началу вторжения. Проримский правитель Кунобелин (в шекспировской пьесе он назван Кимбеллином) умер, и власть в стране унаследовали два его сына, ненавидевшие Империю. Один из вождей, который разделял взгляды покойного правителя, послал в Рим известие и попросил помощи, которая тут же и прибыла. В 43 г. н. э. (796 г. AUC) легионеры высадились на юго-восточном побережье Англии (графство Кент). В то время эта часть Британских островов, благодаря постоянным торговым связям, и без того уже была наполовину римской, поэтому вскоре и без особых проблем весь юг острова превратился в одну из римских провинций. Остальные британцы вели отчаянную войну с оккупационной армией, в особенности в диких, холмистых районах на севере и западе. До 51 г. н. э. римлянам не удавалось схватить лидера повстанцев Каратака. Хорошее знание местности помогало местным жителям успешно прятаться от захватчиков и наносить неожиданные удары, но в конце концов превосходство в организации и опыте давало себя знать.

Десять лет спустя после поражения Каратака, в 61 г. н. э., царица Боудикка подняла восстание в восточной части Британии, к северу от Темзы, и чуть было не свела на нет все успехи римской армии, буквально сметя их легионы с лица земли. Для того чтобы окончательно покорить эту территорию, потребовалось ещё тридцать лет.

Дома Клавдия терзали собственные проблемы. Так уж получилось, что тихий и мирный по характеру император был полностью под каблуком у своей жены. Третьей супругой Клавдия, на которой он женился тогда же, когда стал императором, была Валерия Мессалина, мать Британника. Позднее историки сенаторского толка так ярко живописали ее пороки, что это имя стало синонимом распущенной и порочной женщины. Вероятно, император и сам подозревал, что Мессалина мечтает убить его и посадить на трон одного из своих любовников, и в 48 г. н. э. он приказал её казнить.

После этого император женился на Агриппине, сестре Калигулы, собственной племяннице. От первого брака у нее остался сын Домиций, который после того, как его мать стала императрицей, принял имя Нерон Клавдий Цезарь Домиций Германик. В истории этот человек, внук Германика и праправнук Августа, известен как Нерон.

Агриппина мечтала увидеть своего сына на троне Империи. Она уговорила Клавдия усыновить его и сделать своим наследником вместо родного сына, Британника, который был моложе. В 53 г. н. э. Нерон женился на дочери императора, Октавии, несмотря на то что оба были ещё молоды (жениху было пятнадцать, а невесте одиннадцать), и ещё больше укрепил свои позиции.

После того как её сын стал признанным наследником императора, Агриппина перестала нуждаться в Клавдии. По свидетельству историков, в 53 г. н. э. (807 г. AUC) она отравила мужа, заручившись обещанием преторианской гвардии объявить Нерона новым правителем и пообещав им за это большую награду. В то время если солдаты говорили «да», то сенаторы уже не смели ответить отказом. Таким образом, Нерон стал пятым императором Рима.

Нерон



Нерон взошёл на трон шестнадцати лет от роду и сперва, как и Калигула в начале своего правления, подавал большие надежды. Однако любому молодому человеку, любое желание которого мгновенно выполняется, трудно хотя бы в малейшей мере научиться самообладанию. В этом возрасте ещё тяжело контролировать себя, а обязанности государя слишком тягостны. В то же время император мог себе позволить любой каприз, и придворные с радостью пользовались случаем развлечь молодого человека, так что постепенно на скучные и утомительные дела оставалось все меньше времени.

Очень скоро Нерон начал сметать со своего пути любого, кто смел противиться выполнению его воли. Он отравил Британника, развёлся со своей молодой женой, изгнал её из Рима и в конце концов расправился с ней. К 59 г. н. э. Нерон стал настолько своевольным, что не постеснялся поднять руку на собственную мать и казнил Агриппину за то, что она пыталась управлять юным императором так же, как и Клавдием до него.

Как ни странно, в действительности Нерона совершенно не интересовала верховная власть над Империей. Его сокровенной мечтой было играть на сцене. В наше время сказали бы, что он был «без ума от театра». Император писал стихи, рисовал, играл на лире, пел и декламировал трагедии. Больше всего на свете ему нравилось участвовать в публичных представлениях и получать в награду аплодисменты. К сожалению, мы не можем судить о том, насколько он преуспел в этом, потому что никаких документов не сохранилось. Известно, что при каждой возможности его награждали рукоплесканиями и призами, но потому ли, что он действительно был хорошим актером, или потому, что был императором, неизвестно. Скорее всего, вторая причина более вероятна. С другой стороны, в дальнейшем историки сенаторского толка сделали все, чтобы выставить его притязания в смешном свете, и вполне возможно, что Нерон был вовсе не таким плохим актером, каким они хотели его представить. Может быть, если бы этот молодой человек, вместо того чтобы стать императором, занялся любимым делом, то вел бы вполне достойную жизнь и даже в какой-то степени заслужил бы известность, стал бы достойным гражданином и даже, кто знает, просто хорошим человеком. Однако случилось так, что императорская власть дала Нерону возможность прославиться как одному из самых отъявленных мерзавцев, каких только знала история.

Между тем, вне зависимости от той роскошной и беспутной жизни, которую вёл Нерон в столице, дела Империи шли своим чередом. На восточных границах снова появились проблемы, связанные с притязаниями Парфии на господство над Арменией, которая давно уже служила предметом бесконечных распрей. После смерти Клавдия марионеточный правитель, посаженный на трон Римом, был убит в схватке с пограничными племенами и царь Парфии решил воспользоваться периодом смуты. Его солдаты вторглись в Армению и возвели там на трон брата парфянского правителя по имени Тиридат.

Для того чтобы исправить положение, Нерон отправил на Восток армию под командованием Гнея Домиция Корбулона. Этот полководец успешно сражался под началом Клавдия в Германии и отлично освоил военную науку. В течение трех лет он тренировал свои легионы на Востоке, а затем в 58 г. н. э. (811 г. AUC) вторгся в Армению и через год полностью оккупировал эту страну, изгнал оттуда парфян и посадил на трон очередного ставленника Империи. Если бы в дальнейшем Корбулону позволили действовать по собственному усмотрению, то парфяне больше никогда бы не посмели претендовать на соседнее государство. Однако в планы Нерона не входили чрезмерные успехи его полководцев, которых он несколько опасался, поэтому он отозвал Корбулона и заменил его гораздо менее компетентным человеком. Видимо, благодаря его действиям в 62 г. н. э. римляне в Армении потерпели сокрушительное поражение. Нерону пришлось опять отправить Корбулона туда, и вскоре ему удалось поправить дело и восстановить мир в государстве. В конечном счёте Тиридат так и остался царем Армении, но в 63 г. н. э. он отправился в Рим и принял корону непосредственно из рук Нерона, таким образом хотя бы теоретически признав свою зависимость от Римской империи.

Когда армия была занята наведением порядка на границе с Арменией, в Иудее назревал кризис. Под властью династии Иродов и римским протекторатом жители этой страны становились все беспокойнее. Благодаря тому, что все вместе и каждый в отдельности в самое ближайшее время ожидали прихода мессии, им ни в коем случае не хотелось идти на компромиссы в вопросах религии. Хотя со времен славного и успешного восстания, поднятого Маккавеями против Антиоха IV, прошло уже два столетия, воспоминания о нем были свежи. Евреи резко выступили против любых почестей, которые можно было бы воспринимать как попытки навязать им поклонение императору в качестве живого бога или воспевание любых символов Империи. Когда армия Понтия Пилата вошла в Иерусалим, неся впереди штандарты с изображением императора Тиберия, в городе поднялось ужасное волнение. Этот символ жители восприняли как своего рода идола. Прокуратор был крайне удивлён, потому что не видел ничего плохого в изображении своего вождя на боевом знамени, однако во избежание народных волнений приказал убрать эти штандарты. Он прекрасно понимал, что меньше всего императору хотелось бы, чтобы в подвластном ему городе произошло восстание по такому пустяковому поводу. К счастью, Нерону не пришло в голову повторить ошибку своего предшественника, Калигулы, и потребовать восточных почестей. Он предавался веселью и мало заботился о нуждах государства, но в то же время и не пытался менять политику, освященную веками.

Трудно отрицать, что сами иудеи во многом были повинны в том, что произошло впоследствии. Их косность и категорическое неприятие чужих точек зрения вызывали глубочайшее неодобрение остальных жителей Империи, которые без труда воспринимали идею многобожества и в общем-то были совершенно равнодушны к тому, какую религию исповедовали их соседи. То, что иудеи считали истинным только своего единого Бога и относились с омерзением к идолопоклонничеству других народов, навлекло на них всеобщую ненависть. Это неудивительно при общей веротерпимости, царившей в Древнем мире. Тогда ещё не знали всеобщего фанатизма и религиозных войн, так что точка зрения иудеев была, мягко говоря, непонятна их соседям.

Внутри Александрии, столицы Египта, второго по величине города Империи (после Рима) и самого большого грекоговорящего поселения того времени, возникла колония иудеев, своего рода государство в государстве, чьи жители совершенно не смешивались с остальными обитателями Александрии и подчинялись только своим законам. В свое время Август, которого они поддержали в решающей битве за престол Империи, даровал им особые привилегии: к примеру, позволение не участвовать в официальных религиозных обрядах, связанных с почитанием особы императора, и освобождение от военной службы. Все это только усиливало недовольство греков. Они не могли понять, почему эти привилегии даются людям, не желающим участвовать в общественной жизни государства, в то время как остальные вынуждены участвовать в чуждых им обрядах. Греки имели собственную высокую культуру, развившуюся задолго до возникновения Империи, но подчинялись общим законам, так что их оскорбляли льготы, полученные непонятными и заносчивыми чужаками.

В Александрии начали вспыхивать антисемитские восстания. В ответ на это евреи отправили депутацию к Калигуле, требуя оградить их от нападок. Одновременно греки, которые не слишком надеялись на справедливость безумного императора, направили в Рим собственных посланцев, которые должны были убедить подозрительного владыку, что отказ иудеев признать культ божественного Калигулы — это настоящее предательство.

Император, жаждавший стать настоящим божеством ещё при жизни, повелел установить свои статуи в местах поклонения, посвященных высшим богам. В большинстве областей это приказание было немедленно выполнено. Для людей, которые признавали существование множества различных высших сил одновременно, дополнительный кусок камня в храме ровно ничего не значил. Однако когда Калигула повелел установить свое изображение в иерусалимском Храме, ему было отказано. Иудеи считали непростительным кощунством поместить статую смертного человека в доме единого, истинного Бога, и готовы были умереть, но не подчиниться насилию. Наместник Сирии всячески старался оттянуть решение этого вопроса и не раз писал Калигуле о причинах неповиновения жителей Иерусалима. В своем безумии император, вполне вероятно, просто приказал бы стереть непокорный город с лица земли, но сам был убит, и в результате уничтожение Иерусалима всё же было отложено на целое поколение.

Придя к власти, Клавдий посадил на иудейский престол своего старого друга, Ирода Агриппу, дав ему позволение править по своему усмотрению. Этому человеку удалось завоевать сердца иудеев и стать достаточно популярным в народе несмотря на то, что он был родом из Идумеи (история гласит, что однажды на Пасху Ирод Агриппа разрыдался, сокрушаясь, что сам он не иудейского происхождения, и все собравшиеся тоже плакали и говорили ему: «Нет, ты иудей и брат нам»).

К сожалению, его правление было недолгим. В 44 г. н. э., после всего лишь трех лет правления, Ирод Агриппа скончался. Некоторое время после этого частью страны правил его сын, Ирод Агриппа II, но остаток снова превратился в провинцию и оказался в руках римских прокураторов.

Частенько эти люди старались только для собственной выгоды, а один из них, назначенный Нероном, дошел до того, что разграбил сокровищницу Храма. Антиримские экстремисты, призывавшие народ Иудеи поднять восстание, приобретали все большую популярность. Несмотря на все попытки Ирода Агриппы II восстановить мир и спокойствие в стране, его просто не стали слушать. В 66 г. н. э. (819 г. AUC) вся Иудея была охвачена восстанием.

Необыкновенная мощь восставших застала римлян врасплох. Армия, находившаяся в Иудее, не в силах была справиться с ситуацией, и Нерону пришлось отправить на Восток три легиона под командованием Веспасиана (Тит Флавий Сабин Веспасиан). В свое время он сражался в Германии и затем участвовал в завоевании Британских островов и стоял во главе сил, оккупировавших остров Уайт. В 51 г. н. э. Веспасиан был назначен консулом, а затем стал наместником Африки. Ему, хоть и далеко не сразу, удалось выполнить новое задание, несмотря на то что иудеи сражались насмерть.

В 69 г. н. э. Веспасиан покинул Иудею, но оставил там своего сына Тита (полностью его звали так же, как и отца, Тит Флавий Сабин Веспасиан). Молодому человеку было поручено закончить начатое дело. 7 сентября 70 г. н. э. (823 г. AUC) он вошел в Иерусалим и во второй раз разрушил великий Храм (в первый раз это сделали пять столетий назад вавилоняне). В следующем году Титу устроили в Риме триумф. Сохранившаяся до наших дней арка Тита построена именно в честь этого события.

Иудеи, пережившие эти кровавые события и оставшиеся в родной стране, обнаружили, что вокруг царит полнейшее разорение. Храм был уничтожен, его священники перебиты, а римские легионы прочно утвердились в Иерусалиме, в самом сердце Иудеи.

Философия и религия



Несмотря на то что Иерусалим лежал в развалинах, борьба между римскими традициями и иудейской религией всё ещё продолжалась, только вышла за пределы страны. Ей предстояло ещё долго идти с переменным успехом.

Прежде всего следует сказать, что римские верования, в основном заимствованные от этрусков, были по сути своей связаны с природой и сельским хозяйством. Многочисленные боги и духи обозначали различные стихии, а ритуалы были связаны с тем, чтобы увеличить плодородность почвы, вызвать дождь или просто вымолить большой урожай в очередном году. В обществе, где в том случае, если урожай был плохим, населению грозил неизбежный голод, это вполне естественно. Кроме тех, что были связаны с явлениями природы, существовало ещё множество богов и духов, занятых домашними делами людей и событиями их личной жизни от рождения и до смерти. Религиозные ритуалы были очень простыми — такими, чтобы занятый своей работой крестьянин в любом случае мог выкроить для них немного времени. Единственным дополнением к старым верованиям за истекшие годы стал «имперский культ» — система ритуалов, которые служили к восхвалению правящего дома. Священники, занятые отправлением этого культа, воздавали божественные почести умершим владыкам и их жёнам.

Высшие классы римского общества многое в своей жизни заимствовали из греческой культуры. В частности, это относилось и к религии. Так, греческого Зевса начали отождествлять с римским Юпитером, Минерву с Афиной и так далее. Однако ко времени окончательного установления власти императора как греческая, так и римская религия практически перестали существовать. Представители высших классов общества механически, без малейшего воодушевления, участвовали в ритуалах обеих. Слияние в данном случае произошло легко просто потому, что никого, по сути, не интересовали тонкости двух более или менее близких верований.

В конце концов, для общества, состоящего из аристократических, начитанных, хорошо образованных горожан, а не из некультурных крестьян, все эти примитивные культы уже не подходили. Современные люди начинали по-своему смотреть на происхождение Вселенной, а их интересы шли значительно дальше получения хорошего урожая и элементарной сытости. Теперь их больше всего занимало то, как потратить деньги и досуг с максимальной пользой и удовольствием для себя, удовлетворить свой интерес к познанию мира и желание познать тайны Вселенной. С этой целью греки создали развитую философию, а римляне затем переняли наследие некоторых из греческих мыслителей.

Одно из популярных направлений философии того времени создал Эпикур, родившийся в 341 г. до н. э. на греческом острове Самос. В 306 г. до н. э. он создал в Афинах школу, которая процветала до его смерти в 270 г. до н. э. Эпикур, следуя взглядам ранних греческих философов, считал, что все в мире состоит из крошечных кирпичиков, называемых атомами. Соответственно, все изменения в мире происходили от перегруппировки и уничтожения этих частиц. В философии Эпикура очень мало места отводилось для богов и их влияния на жизнь людей и события окружающего мира. Философские воззрения эпикурейцев были проникнуты духом атеизма, но при этом они говорили о том, что нужно легко и непринужденно участвовать во всех необходимых ритуалах для того, чтобы избежать споров с верующими и не создавать для себя ненужных проблем. С их точки зрения, во Вселенной, созданной из атомов и находящейся в постоянном движении, человек мог быть уверен в существовании только двух вещей: наслаждения и боли. Считалось совершенно естественным, что нужно жить так, чтобы по возможности избегать второго и полностью отдаваться первому, и, таким образом, оставалось только решить, что именно способно сделать человеческое существо максимально счастливым. Эпикур считал, что если небольшое количество приятных вещей делает людей счастливыми, то переизбыток во всем может пойти только во вред. Так, например, нет ничего хорошего в том, чтобы умирать от голода, но и переедание способно привести к плохому самочувствию, а больше всего радости можно получить, если соблюдать умеренность в еде, как и во всех остальных радостях жизни. Затем, говорил философ, не следует забывать о радостях духа, отдавать должное образованию и усовершенствованию знаний, дружбе и эмоциональной привязанности. Согласно Эпикуру, эти радости были приятнее и желаннее ординарных наслаждений плоти.

Не все последователи Эпикура в будущем были такими же сдержанными и умеренными во всем, как и их учитель. Проще всего было поставить на первое место радости плоти, однако при этом очень тяжело поставить предел своим желаниям. Они не видели, почему бы в полной мере не насладиться роскошью, которая окружала богатого римлянина со всех сторон, если завтра может быть уже поздно и ничего больше не будет. Именно поэтому слово «эпикуреец» вошло в русский язык со значением: «человек, неумеренно предающийся удовольствиям», хотя, в сущности, такое понимание этого термина входит в противоречие с действительными воззрениями древнего философа.

Учение Эпикура стало настолько популярным в Греции и Риме, что, с точки зрения иудеев, живших после времени правления Александра, все жители этих стран были его последователями. Иудеев, отказавшихся от своей религии в пользу греческой философии, называли epicutean, и до сих пор на иврите еврея-отступника зовут apikoros.