Айзек Азимов

ОСНОВАНИЕ

Часть первая. Психоисторики

Хари Сэлдон — …родился в 11968 г. Галактической эры, скончался в 12069 г. Обычно эти даты даются в текущем исчислении эры Основания: 79-й год будущей эры (б. э.). Родился на Геликоне, зона Арктура, где его отец, если верить сомнительной легенде, занимался выращиванием табака на гидропонных плантациях планеты, и с малых лет проявил незаурядные способности к математике. Многочисленные рассказы о том, как проявлялись эти способности, анекдотичны и часто противоречат друг другу. Говорят, что в возрасте двух лет… …Несомненно, что самый большой вклад был сделан им в области науки, называемой психоисторией. Сэлдон рассчитал поле, как ряд непонятных аксиом. Этим он значительно углубил и дал полную картину статистике, как науке… …Лучшей и наиболее полной его биографией является труд Гаала Дорника, который, будучи еще совсем молодым человеком, встретил Сэлдона за два года до его смерти. Рассказ об их встрече… Галактическая энциклопедия[1]
1

Его звали Гаал Дорник и он был всего лишь обычным провинциальным мальчишкой, который никогда до сих пор не бывал на Транторе. Он, конечно, много раз видел планету по гипервидению и издалека в колоссальных трехмерных газетных репортажах о коронации императора или открытии Галактического Совета. И хоть всю жизнь он провел на планете Синнакс, вращающейся вокруг звезд в скоплении Голубой Туманности, он не был оторван от цивилизации, да в то время это было и невозможно нигде в Галактике.

В то время Галактика насчитывала около двадцати пяти миллионов населенных планет, и все они составляли одну империю с центром Галактики на планете Трантор. За последние полвека мощь империи значительно возросла.

Для Гаала это путешествие было блестящим венцом его молодой научной карьеры. Вне всякого сомнения. В космосе он бывал уже не раз и полет сам по себе мало что для него значил. Правда, его путешествия не шли дальше Синнакса, где он добывал необходимые данные по механике метеоритного скольжения. Но для космического путешествия не имело особого значения — полмиллиона миль или полмиллиона световых лет.

Он лишь немного волновался перед прыжком через гипер-космос — это ощущение было невозможно испытать при межпланетных перелетах. Гипер-скачок был, и по видимости всегда останется, единственным способом полетов к звездам. В обычном пространстве скорость звездолета не превышала скорости света (только эта часть давно забытых данных сохранилась со времен забытой зари человеческой истории), а это значило, что даже от одной населенной звездной системы до ее ближайшей соседки придется путешествовать долгие годы. Через нуль-пространство, эту невообразимую область, которая не является ни пространством, ни временем, ни энергией, чем-то, а может быть и ничем, можно было пролететь всю Галактику из конца в конец за время, исчисляющееся долями секунды.

Гаал ожидал первого прыжка, чувствуя подкатывающую тошноту, но ничего не произошло, разве что едва уловимое колебание воздуха, какое-то смутное ощущение и внутренний толчок, который кончился, прежде чем он успел его почувствовать. Это было все.

А затем остался один лишь звездолет, большой и сверкающий, совершенная продукция двенадцатитысячелетного прогресса Империи, и он сам, новоиспеченный доктор математических наук, который получил приглашение в столицу Империи, на Трантор, от самого великого Хари Сэлдона, чтобы принять участие в каком-то загадочном сэлдонском проекте.

После разочарования, полученного при прыжке через гипер-космос, Гаал с нетерпением ждал, когда же появится Трантор. Он не покидал комнаты общего обзора. Стальные покрышки иллюминаторов откатывались назад в заданное время, и он тут же кидался вперед, всматриваясь в слепящую жесткость звезд, наслаждаясь их россыпями, похожих на спешащих к свету мошек, неожиданно застывших на месте. Когда заслонки откатились в очередной раз, он увидел газовое скопление примерно в пяти световых годах от звездолета: оно проскользнуло мимо иллюминатора как выплеснутое молоко, наполнив комнату ледяным звоном, и исчезло часа через два, после очередного прыжка.

Сначала солнце Трантора показалось как маленькая жесткая точка, затерянная среди мириад других и отличающая от них только благодаря направлению звездолета. В Галактическом Центре скопления звезд были густыми. Но с каждым прыжком одна звездочка сияла все ярче и ярче, заслоняя собой остальные.

В комнату обзора вошел один из офицеров корабля и сказал:

— Обсерватория будет закрыта всю остальную часть пути. Приготовьтесь к посадке.

Гаал шел за ним следом, цепляясь за рукав белой формы с вышитым на ней изображением звездолета и солнца.

— Может, мне все-таки можно будет остаться? — спросил он. — Я бы очень хотел увидеть Трантор.

Офицер улыбнулся, и Гаал покраснел. Ему пришло в голову что он говорит с провинциальным акцентом.

— Мы приземлимся на Трантор только утром, — сказал офицер.

— Да нет, мне хочется понаблюдать за планетой из космоса.

— А-а. К сожалению, это невозможно, мальчик. Мы не на космической яхте и заходим на посадку с солнечной стороны. Ведь не хотите вы ослепнуть, сгореть и получить смертельную дозу радиации в одно и тоже время, а?

Гаал повернулся и, ни слова не говоря, пошел прочь. Офицер окликнул его:

— Трантор из космоса виден как смазанное пятно грязно-голубого цвета. Так что нечего жалеть. А когда будете на планете, купите себе билет на космический тур. Это недорого стоит.

— Спасибо вам большое, — ответил Гаал, поворачиваясь к офицеру.

Получив отказ, Гаал почувствовал себя совсем маленьким, и хотя детство так же естественно для взрослого, как и для ребенка, к его горлу внезапно подкатил горький ком. Он никогда не видел Трантора во всей его необъятной мощи, большой, как сама жизнь, и он не хотел задерживать это зрелище ни на минуту.

2

Звездолет приземлился в сумятицу и неразбериху шумов. Шипела атмосфера, скатываясь с металлических бортов корабля. Мерно шумели кондиционеры, справляясь с перегревом, гудели тормозные двигатели. Раздавались мужские и женские голоса, обслуживающий персонал готовил трапы, по которым людей высаживали на особые разгрузочные платформы.

Гаал почувствовал легкий толчок и понял, что звездолет отключил свои двигатели. Теперь в течении долгих часов гравитационное поле корабля будет уравновешиваться с гравитационным полем планеты. тысячи пассажиров терпеливо ожидали в дебаркационных помещениях с силовым полем, которое ориентировалось на изменяющееся направление гравитационных полей. Высадка началась.

У Гаала почти не было багажа. Он стоял на палубе, пока его чемодан быстро и со знанием дела разобрали и сложили вновь. Внизу его тщательно исследовали, поставили штамп на паспорт. Сам он не обратил на эти процедуры внимания.

Это был Трантор! Воздух здесь казался чуть менее разреженным, гравитация чуть большей, чем на его родной планете Синнакс, но к это легко было привыкнуть. Привыкнет ли он когда-нибудь к этой необъятности?

Дебаркационное здание было огромным. Свод потолка почти невозможно было разглядеть. Гаал чуть ли не физически чувствовал, что где-то далеко наверху собираются облака. Противоположной стены тоже не было видно: насколько хватало глаз были лишь одни столы и люди за ними.

— Идите же, Дорник, — сказал ему один из таможенников. Говорил он раздраженно и прежде чем назвать Гаала по фамилии, вновь открыл паспорт с визой.

— Но куда? — нерешительно спросил Гаал.

Таможенник небрежно ткнул пальцем в воздух.

— Стоянка такси направо и третий поворот налево. Гаал отошел от стола и увидел, как воздухе из ничего формируется надпись: «Такси по всем направлениям».

Человек, возникший неизвестно откуда, подошел к столу, от которого только что отошел Гаал. Таможенник кивнул ему головой. Человек кивнул ему в ответ и последовал за молодым эмигрантом.

Он подоспел как раз к тому времени, когда Гаал называл свой адрес.

Гаал тяжело оперся на барьер.

Небольшая вывеска гласила: «Супервизор».

Человек который сидел под этой вывеской, спросил, не поднимая головы:

— Куда?

Гаал сам этого не знал, но даже секундное колебание было не допустимо: сзади немедленно начинал скопляться очередь.

— Так куда?

Денег у Гаала почти не было, следовало перебиться хотя бы одну ночь, потом он уже устроиться на работу. Он постарался, чтобы голос звучал бесстрастно:

— В хороший отель. На супервизора это не произвело никакого впечатления. — Они все хорошие. В какой именно? — В ближайший, — с отчаянием в голосе ответил Гаал. Супервизор дотронулся до кнопки. Тонкая световая линия легла на пол, рассыпавшись разнообразными цветами и оттенками. В руке у Гаала оказалась карточка. Она слабо светилась.

— С вас один-двенадцать, — сказал супервизор. Гаал сунул руку за мелочью. — Куда мне идти? — спросил он. — Идите за световой линией. Вот вам карточка. Она будет светиться, пока вы идете правильно.

Гаал расплатился и двинулся вперед. Сотни таких же людей, как он, шли по своим индивидуальным маршрутам, колеблясь, когда свет их карточек ослабевал, и вновь продолжая идти дальше.

Его собственная карточка внезапно потухла. Человек в сверкающей желто-голубой форме из сверхпрочного пластостеклолита поднял его багаж.

— Прямая линия до Люксора, — сказал он.

Неизвестный следовавший за Гаалом, все слышал. Он также слышал, как Гаал ответил: «Хорошо», и пошел после этого в машину.

Такси поднялось в воздух вертикально. Гаал взглянул в изогнутое прозрачное окно, наслаждаясь ощущением полета в закрытой машине и инстинктивно вцепившись за сидение водителя. Люди внизу стали сразу похожи на муравьев в растревоженном муравейнике. Затем и они провалились куда-то прочь.

Впереди виднелась стена. Она начиналась в воздухе и тянулась насколько хватало глаз. В стене виднелись широкие дыры отверстий. Такси Гаала подлетело к к одному из них и нырнуло внутрь. На секунду Гаал удивился: откуда водитель узнал, что им нужно именно сюда.

Темноту вокруг рассекал лишь узкий луч света. В воздухе было шумно. Такси резко затормозило, и Гаал подался вперед, стараясь сохранить равновесие.

Затем машина вылетела из туннеля и затормозила на одном из уровней.

— Отель Люксор, — сказал шофер.

Он помог Гаалу выгрузить багаж, получил десять кредитов на чай с деловым видом, а потом взял очередного пассажира и повел свое такси вверх.

3

Трантор… — в начале тринадцатого тысячелетия его возможности достигли своего максимума. Являясь центром Имперского правления в течении сотен тысяч поколений, будучи расположен в центральных районах Галактики среди наиболее плотно населенных и индустриально развитых миров системы, он не мог не быть самым значительным и богатым скоплением человечества, которое когда-либо видела человеческая раса. Значение этой планеты, стабильно увеличиваясь, достигло наконец своего апогея. Вся поверхность Трантора, 75 000 000 квадратных миль протяженности, составляло всего лишь один город. Население во время самого большого расцвета превышало сорок миллиардов человек. Все это огромное количество людей занималось исключительно административными нуждами Империи, и тем не менее их было недостаточно для решения задачи такой сложности. (Следует помнить, что невозможно правильно вести административную работу Галактической Империи под невдохновляющим руководством последних императоров, и это послужило решающим фактором в падении Империи) Каждый день целые флотилии звездолетов из десятков тысяч кораблей привозили продукты с десятков сельскохозяйственных планет на обеденные столы Трантора… Зависимость планеты от внешних миров не только в области сельскохозяйственной, но и во всех других областях, сделали Трантор исключительно ранимым для нападения и долгой осады. За последнее тысячелетие императоры хорошо поняли это, подавляя восстание за восстанием, и вся политика императорского двора свелась к тому, чтобы хоть как-то защитить это место… Галактическая энциклопедия


Гаал не знал, светило ли на небе солнце, и если уж на то пошло, то не мог даже понять, день сейчас или ночь. Он стеснялся это спрашивать. Казалось, вся планета закована в металл. Правда, на еду ему сейчас подали консервы с этикеткой «завтрак», но он по опыту знал, что существует множество планет, живущих по особому распорядку и не обращающих внимания на неудобное чередование дня и ночи. А с какой скоростью Трантор вращался вокруг солнца, он не знал.

С начала он было ткнулся в дверь с надписью «Комната солнца», но она оказала оказалась обычным помещением с искусственным радиационным освещением. Он остался в ней всего на несколько минут, а затем вернулся в главный холл Люксора.

— Скажите, где я могу купить билет на космический тур? — спросил он у администратора.

— Здесь.

— А когда он начинается?

— Он уже начался, вы опоздали на несколько минут. Но следующий тур завтра. Вы можете купить билет прямо здесь, мы зарезервируем для вас место.

— Понятно. Завтра будет уже поздно. С самого утра ему нужно будет идти в университет.

— Скажите, у вас нет здесь чего-нибудь вроде наблюдательного пункта? — спросил Гаал. — Я имею ввиду на открытом воздухе.

— Ну конечно, есть! Если хотите, могу продать вам билет и туда. Только лучше сначала проверить, не идет ли дождь.

Он передвинул какой-то рычажок рядом со своим локтем и посмотрел на матовый экран, по которому скользили цифры. Гаал посмотрел вслед за ним.

— Хорошая погода, — сказал администратор. — Теперь я кажется вспомнил — у нас сейчас лето. Сам-то я не очень люблю выходить наружу, — и он добавил доверительно: — Последний раз я выходил года три назад. Один раз посмотришь и сразу все становится ясно… Вот ваш билет. Специальный лифт рядом с черным ходом отеля. На нем написано: «Башня». Садитесь в него и все будет в порядке.

Лифт был новинкой: он поднимался, используя отрицательные и положительные гравитационные поля. Гаал вошел первым, остальные экскурсанты последовали за ним. Лифтер нажал на кнопку. На секунду когда наступила невесомость, Гаалу показалось, что он снова в космосе. Но лифт набирал ускорение и вес постепенно появился вновь. Правда, ненадолго. После резкого, хотя и нечувствительного торможения, его ноги оторвались от пола, и он невольно вскрикнул.

— Засуньте ноги под скобы на полу, — проворчал лифтер. — Вы что, читать не умеете?

Все остальные поступили так с самого начала. Сейчас они, улыбаясь смотрели на его тщетные попытки спуститься со стены на пол. Их ботинки торчали из-под сверкающих хромом скоб, которые располагались на полу двумя параллельно двум рядам. Гаал видел эти скобы, но не обратил на них никакого внимания.

Затем чья-то вытянутая рука потянула его вниз.

Немного запыхавшись, он пробормотал слова признательности, а тем временем лифт остановился.

Он вышел на открытый балкон, залитый слепящим светом, от которого становилось больно глазам. Человек, чья уверенная рука только что помогла ему, вышел за ним следом.

— Здесь сколько угодно свободных мест, — сказал он с добротой в голосе. Гаал закрыл рот — он все еще немного запыхался — и сказал. — Да, мест более чем достаточно. Он сделал по направлению к креслам несколько шагов, затем остановился: — Если вы не возражаете, я постою немного у перил, — сказал он. — Мне… мне хочется немного посмотреть.

Человек помахал рукой, он явно был добродушно настроен. И Гаал, опершись о перила, которые были ему по плечо, буквально окунулся в окружающую панораму.

Землю он не увидел. Она терялась в постройках все возрастающей сложности. Горизонта он тоже не увидел: один лишь металл на фоне неба, серый металл, и Гаал знал, что такое зрелище он увидит повсюду на планете. Все как бы застыло — лишь несколько прогулочных машин лениво плыли по небу, но он знал, что биллионы людей сновали и куда-то торопились там, внизу, под металлической кожурой этого мира.

Зеленого цвета вообще не было видно: ни зелени, ни земли, ни неба, ничего, кроме металла. Где-то в этом мире, смутно осознал он, был дворец Императора, который стоял на настоящей земле, окруженный высокими зелеными деревьями и радугами цветов. Это был маленький островок среди океана стали, но с балкона, на котором стоял он, дворца видно не было. Может, он находился за десятки тысяч миль отсюда. Гаал не знал.

Ничего, пройдет немного времени и он выкроит часок-другой для своего космического тура!

Он глубоко вздохнул и неожиданно осознал, что он наконец-то на Транторе, на планете, которая являлась центром Галактики и сутью человеческой расы. Он не видел ее слабостей. Он не видел, как приземляются на планету корабли с продуктами питания. Он и не подозревал о той самой жизненно важной сонной артерии, которая так слабо соединяла сорок миллиардов жителей Трантора с остальной Галактикой. Он видел только самое могущественное создание человека: полную и почти презрительную победу над миром.

Он отошел от перил балкона как в тумане. Его знакомый по лифту махнул рукой, указывая на свободное рядом с ним место, Гаал подошел и опустился в кресло.

Человек улыбнулся.

— Меня зовут Джерилл. Вы впервые на Транторе?

— Да, мистер Джерилл.

— Так я и подумал. Кстати, Джерилл, мое имя, а не фамилия. Трантор впечатляет, в особенности если у тебя поэтическое воображение. Сами транториане, однако, сюда не ходят. Им здесь не нравиться. Они видите ли, нервничают!

— Нервничают?… Да, кстати, меня зовут Гаал. Из-за чего же они здесь нервничают? Это великолепно!

— Объективное восприятие, Гаал. Если вы рождаетесь в инкубаторе, становитесь взрослым в коридорах, работаете в погребе, а отпуск проводите в переполненной «Комнате Солнца», то выйдя наружу и не увидав у себя над головой ничего, кроме неба, вы можете серьезно заболеть. Транториане разрешают своим детям выходить сюда раз в год, после того как им исполниться пять лет. Не знаю, право, дает ли это им что-нибудь. Во-первых, этого явно мало, а во-вторых, когда детей приводят сюда впервые несколько раз, они закатывают жуткие истерики. Следовало приносить их сюда сразу после рождения, и по меньшей мере раз в неделю.

— В общем-то это не имеет такого уж большого значения, — продолжал он. — Ну и что с того, что они никогда не увидят неба? Они счастливы там, внизу, и они управляют Империей. Как вы думаете, на какой высоте мы находимся?

— Полмили? — неуверенно ответил Гаал, — подумав про себя, что со стороны он, наверное, выглядит неопытным, наивным мальчиком.

Так должно быть и было, потому что Джерилл ухмыльнулся.

— Никак нет, — сказал он, — всего лишь в пятистах футах от земли.

— Что? Но ведь мы ехали в лифте больше чем…

— Все правильно. Но большую часть пути лифт прошел под землей. Сооружения Трантора расположены на милю в глубь. Он как айсберг. Девять десятых просто не видны. Более того, используя одну лишь температурную разницу между глубинами земли, где мы живем, и поверхностью, можно получить энергию для обслуживания всего нашего сложного комплекса. Вы этого не знали?

— Нет. Я думал, что вы используете атомные генераторы.

— Когда-то использовали, но так дешевле.

— Я думаю!

— Как вам все нравится?

На секунду все добродушие слезло с человека, как кожура, уступив место острой проницательности. Во взгляде его появилась жесткость.

— Великолепно, — вновь повторил Гаал, хотя в голосе его на сей раз чувствовалась неуверенность.

— Вы здесь в отпуске? Путешествуете?

— Не совсем так… Хотя я всегда мечтал посетить Трантор. Прибыл я в основном на работу.

— О!

Гаал почувствовал себя не совсем удобно и поспешил объясниться.

— Я буду работать над проектом доктора Сэлдона в Университете Трантора.

— Ворона Сэлдона?

— Что вы, нет. Я имею в виду Хари Сэлдона… психоисторика Сэлдона. О вороне Сэлдоне я никогда не слышал.

— Я имею в виду Хари. Его прозвали вороном. Просто образное выражение. Он все время предсказывает нам полную великую разруху.

— Вот как?

Гаал очень удивился.

— Но неужели вы не знаете этого?

Джерилл даже не улыбнулся.

— Ведь вы же собирались с ним работать.

— Да, конечно, ведь я математик. Но почему он предсказывает эту… катастрофу? Что именно за катастрофа?

— А вы как думаете?

— Боюсь, что я не имею об этом ни малейшего представления. Я читал все статьи, опубликованные доктором Сэлдоном и его группой. Все они касаются математических теорий.

— Да, те, которые они публикуют.

Гаал почувствовал легкое раздражение.

— Пожалуй, мне пора, — сказал он. — Очень приятно было познакомиться с вами.

Джерилл безразлично помахал ему вслед.

Когда Гаал спустился к себе в номер, он увидел в нем незнакомца. На секунду он так изумился, что даже не задал неизбежного вопроса: «А что вы тут, собственно делаете?»

Незнакомец поднялся. Он был стар и почти лыс, при ходьбе хромал, но на лице его поражали ярко сверкающие голубые глаза.

— Я — Хари Сэлдон, — сказал он за секунду до того, как фотографии этого человека, много раз виденные в различных журналах, вспыхнули в памяти Гаала Дорника.

4

Психоистория… — Гаал Дорник, используя математические концепции, доказал, что психоистория является тем ответвлением математики, которое имеет дело с реакциями человеческих обществ на стабильные социальные и точных статистических данных, можно было как-то воздействовать на эти человеческие общества. Необходимые данные о его величине могут быть определены Первой Теоремой Сэлдона, которая… Дальнейшим необходимым выводом было то, что человеческое общество не должно само по себе знать что-либо о психоисторическом анализе, чтобы реакции данного общества не направлялись бы этим знанием, тем самым внося искажение в их истинность… Основа всей науки психоистории лежит на разработке функций Сэлдона, которые выражаются отношением и определяют зависимость между личностями и социально-экономическими силами, такими, как… Галактическая энциклопедия


— Доброе утро, сэр, — сказал Гаал. — Я… Я…

— Вы думали, что мы увидимся только завтра? В обычных условиях так бы оно и было. Но наше дело не терпит отлагательства, и если вы нам подойдете, то мы включим вас в работу немедленно. Сейчас все труднее и труднее находить новые кадры, находить добровольцев.

— Простите, я не понимаю, сэр.

— Когда вы были на обсервационной башне, вы с кем-нибудь разговаривали?

— Да, с человеком по имени Джерилл. Я больше ничего о нем не знаю.

— Его имя не имеет никакого значения. Это — агент Комитета Народной Безопастности. Он следил за вами с космодрома.

— Но для чего? Боюсь, я просто ничего не понимаю.

— Скажите, этот человек ничего обо мне не говорил?

Гаал заколебался.

— Он назвал вас вороном. — Он не объяснил почему? — Он сказал, что вы предсказываете катастрофу. — Это правда… Скажите, много ли для вас значит Трантор? Кажется, все, с кем он встречался, интересовались его мнением о Транторе. Гаалу так пока что и не пришло ничего в голову, кроме единственного слова: «Великолепно».

— Вы говорите не подумав. А с психоисторической точки зрения?

— Я не применял ее еще к этой проблеме.

— Прежде чем мы с вами познакомимся поближе, молодой человек, вы научитесь применять психоисторию к любой проблеме, и делать это вы будете автоматически… Посмотрите.

Из кармашка пояса Сэлдон достал небольшую счетную машинку. Ходили слухи, что он не расставался с ней даже в постели и доставал ее из-под подушки в часы бессонницы. Ее серая матовая полировка была слегка потерта от долгого применения. Ловкие, узковатые от старости пальцы Сэлдона заиграли по клавишам. На сером экране засветились красные символы.

— Вот вам положение Империи на сегодняшний день, — сказал Сэлдон. Гаал вопросительно посмотрел на Сэлдона. Пауза затянулась.

— Но ведь это, конечно, неполная картина, — сказал наконец Гаал.

— Да, неполная, — согласился Сэлдон. — Я рад, что вы не принимаете моих слов просто на веру. Однако это приближение, на основе которого можно сделать общие выводы. Вы согласны?

— Согласно моему последнему определению производной функции — да. Гаал говорил с большой осторожностью, пытаясь избежать возможной ловушки.

— Прекрасно. Прибавьте к этому известную вероятность преступлений, происходящих в Империи, антиправительственный заговор, временные периоды экономического спада, понижающуюся кривую исследований новых планет…

Он продолжал свои перечисления. С каждым новым определением новый символ появлялся на экране, повинуясь движению руки, а основное уравнение все росло и изменялось.

Гаал прервал его только один раз.

— Я не понимаю значения этого трансформационного ряда.

Сэлдон повторил еще раз, медленнее. — Но этот вывод сделан благодаря запрещенной социальной операции. — Прекрасно. Вы действительно соображаете головой, но все же недостаточно быстро. В этой связке она не запрещена. Давайте я раскрою вам этот ряд.

Это заняло значительно большое количество времени, но в конце концов Гаал покорно произнес:

— Да, теперь я понял.

И наконец Сэлдон замолчал.

— Вот вам картина Трантора через пять столетий. Что вы теперь скажите, а?

Гаал ответил механически, не веря своим глазам:

— Полное разрушение! Но… это невозможно. Трантор никогда не был таким.

Сэлдон возбужденно крутился на месте, как мальчишка, у которого состарилось только одно тело.

— Бросьте выкручиваться. Вы сами видели, как мы пришли к такому результату. Теперь переложите его на слова. Забудьте на минуту о символах.

— В то время, как Трантор становится все более специализированной планетой, — ответил Гаал, — он становится все более уязвимым, все менее может защитить себя. Далее, благодаря тому, что административное значение Трантора растет из года в год, планета представляет собой все больший интерес для захвата. Так как наследование императору становится все более неопределенным, а знатные фамилии ведут себя все более вольно, социальная ответственность все более исчезает.

— Достаточно. А что вы скажете о численной вероятности полного разрушения Империи на протяжении пяти веков?

— Я ничего не могу сказать.

— Да? Вы не можете провести дифференциального вычисления поля?

Под таким давлением Гаал чувствовал себя не совсем уверенно. Сэлдон держал ее примерно в футе от его глаз. Гаал судорожно стал производить вычисления в уме и почувствовал, как его лоб покрывается испариной.

— Около 85 процентов? — сказал он.

— Неплохо, — ответил Сэлдон, вытягивая нижнюю губу, — но и не хорошо. Точная цифра 92,5 процента.

— И поэтому вас называют Вороном Сэлдоном? — спросил Гаал. — Я не видел в журналах всех этих вычислений.

— Ну, конечно, это не для печати. Ведь не предполагаете же вы, что Империя когда-нибудь обнародует свое бедственное шаткое положение? Для психоистории такие расчеты несложны. Но кое-какие результаты просочились и стали известны нашей аристократии.

— Это плохо.

— Не обязательно. Это было предусмотрено.

— Но неужели именно поэтому за мной следили?

— Да. Все, что касается моего проекта, очень тщательно исследуется.

— Значит, вы в опасности?

— О, это несомненно. Существует вероятность в 1,7 процента, что меня приговорят к смертной казни, хотя, естественно, это не остановит проекта. Это тоже учтено. Да и не в этом дело. Насколько я понимаю, мы встречаемся завтра утром в Университете?

— Да, — ответил Гаал.

5

КОМИТЕТ НАРОДНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ… — аристократическая коалиция поднялась к власти после удачного покушения на Клеона I, последнего из дома Энтуизов. В основном, эта коалиция внесла элемент порядка в течение долгих веков нестабильности и беспокойств в Империи. В конечном счете под предводительством великих князей Чензов и Дивартсов она дегенерировала в слепой инструмент для поддержания статус кво… Комитет не отошел полностью от государственной власти до отречения последнего из сильных императоров — Клеона II. Первый начальник Комитета… Некоим образом, начало упадка Комитета можно проследить от начала процесса над Хари Сэлдоном, который проходил за два года до Эры Основания. Этот процесс описан в биографии Хари Сэлдона Гаалом Дорником… Галактическая энциклопедия


Гаал не выполнил своего обещания. На следующее утро его разбудил приглушенный звонок. Он снял трубку и голос клерка гостиницы очень вежливо и внятно информировал его, что он никуда не должен выходить по приказу Комитета Народной Безопасности.

Гаал тут же подскочил к двери, но та почему-то не хотела открываться. Ему осталось только одеться и ждать.

За ним пришли, затем куда-то отвели, но все-таки это был самый настоящий арест. Вопросы ему задавали очень вежливым тоном. Все это было благопристойно. Он объяснил, что он всего-навсего провинциал из Синнакса, что он учился в таких-то и таких-то школах и институтах, что он получил степень доктора математики тогда-то и тогда-то. Его пригласили работать в группу Хари Сэлдона и он согласился. Вновь и вновь он повторял все сначала и сначала, а они все возвращались к вопросу о его присоединении к группе Сэлдона. Как он о ней услышал, какие должны были быть его обязанности, какие инструкции он получил, в чем заключается сэлдоновский проект.

Он отвечал, что ничего не знает. Он не получал никаких тайных инструкций. Он ученый и математик. Он совершенно не интересуется политикой.

В конце концов вежливый инквизитор сказал:

— Так когда же будет разрушен Трантор?

Гаал запнулся.

— Моих знаний недостаточно, чтобы ответить на этот вопрос.

— А кто может на него ответить?

— Как я могу отвечать за других?

Гаал весь взмок, ему было жарко.

— Скажите, вам говорил кто-нибудь о возможности такого разрушения и о том, когда это должно произойти? — спросил следователь. И когда молодой человек заколебался, он добавил: — Учтите, доктор, за вами следили. Мы были на космодроме, когда вы прибыли, на обсервационной башне, когда вы ждали своего свидания, и, конечно, нам ничего не стоило подслушать вашу беседу с доктором Сэлдоном.

— В таком случае вы знаете его взгляды на существующую проблему, — ответил Гаал.

— Возможно. Но нам бы хотелось услышать это от вас.

— Сэлдон придерживается мнения, что Трантор будет разрушен в течении пяти веков.

— Он доказал это… гм… математически?

— Да.

— И вы подтверждаете что его предпосылки верны?

— Если доктор Сэлдон так считает, то они верны.

— Ну что ж. Вопросов больше у меня к вам нет, но я вас задержу. Это все.

— Подождите я имею право на защитника. Я настаиваю на своих правах, как имперский гражданин.

— Вам никто в них не отказывает.

И защитник не заставил долго ждать.

Человек, вошедший в комнату, был высок и лицо его было таким узким, что, казалось, состояло из одних вертикальных линий, не оставляя место улыбки.

Гаал поднял глаза. Он чувствовал себя разбитым и усталым. Произошло столько событий, а он не пробыл на Транторе еще и тридцати часов.

— Меня зовут Лорс Аваким, — сказал человек. — Доктор Сэлдон направил меня защищать вас.

— Вот как? Тогда послушайте. Я требую немедленной передачи апелляции Императору. Меня задержали безо всякой на то причины. Я не виновен ни в чем. НИ В ЧЕМ! — он взмахнул руками. — Вы немедленно должны сделать так, чтобы дело было доложено Императору.

Пока он говорил, Аваким медленно и тщательно выгружал на пол какие-то вещи. Если бы Гаал не был бы так занят своим негодованием, он узнал бы в этих предметах металлические листы протоколов и карманный магнитофон.

Не обращая никакого внимания на негодование Гаал, Аваким наконец посмотрел на него.

— Комитет, вне всякого сомнения, попытается подслушать нашу беседу, — сказал он.

— Это незаконно, но тем не менее они попытаются это сделать.

Гаал скрипнул зубами.

— Однако, — тут Аваким намеренно медленно уселся в кресло, — магнитофон, который вы сейчас видите перед собой и который с первого взгляда является магнитофоном, исправно выполняющим свои функции, имеет также еще одно свойство. Он создает мертвую зону для любого подслушивающего устройства. Думаю этот орешек они не сразу раскусят.

— Значит, я могу говорить свободно?

— Вне всякого сомнения.

— Тогда я требую, чтобы мое дело немедленно было передано Императору.

Аваким улыбнулся ледяной улыбкой и внезапно оказалось, что на его лице все же нашлось для нее место, правда, при этом щекам пришлось немного потесниться.

— Вы из провинции, — сказал он.

— Это не мешает быть гражданином Империи, таким же, как вы, или любой другой член Комитета Народной Безопасности.

— Несомненно, несомненно. Я просто хочу сказать, что будучи провинциалом, вы не совсем понимаете, что такое жизнь на Транторе. Император не слушает никаких дел.

— К кому же тогда апеллировать после Комитета? Существует другая процедура?

— Никоим образом. Ни о какой практической апелляции речи и быть не может. Легально вы можете апеллировать к Императору, но дело никогда до него не дойдет. Император на сегодняшний день совсем не то, что Император из династии Энтуизов. Трантор находится сейчас в руках аристократических фамилий, члены которых и составляют Комитет Народной Безопасности. В свое время такое положение вещей было четко предсказано психоисторией.

— В самом деле? — сказал Гаал. — в таком случае, если доктор Сэлдон может предсказывать события на пятьсот лет вперед, то…

— Он может предсказывать их на пятнадцать тысяч лет вперед.

— Если на пятнадцать тысяч, то что же он тогда не предсказал вчера моего ареста и не предупредил меня о нем? Хотя нет, простите.

Гаал сел на стул и подпер голову ладонью.

— Я вполне понимаю, что психоисторическая наука и не может достаточно точно предсказывать будущее для отдельного индивидуума. Я надеюсь, что вы понимаете, что я сейчас просто не в своей тарелке.

— Но вы ошибаетесь. Доктор Сэлдон считал, что вы будете арестованы сегодня утром.

— Что?

— Это, конечно, очень жаль, но это так. Комитет стал проявлять все большую враждебность к его действиям. На новых членов группы оказывают все большее давление. Графики показывают, что для наших целей наиболее выгодно разрешить конфликт именно сейчас. Сам по себе Комитет действовал еще не совсем уверенно. Поэтому доктору Сэлдону пришлось посетить вас вчера, чтобы заставить их действовать более решительнее. Другой причины не было.

У Гаала перехватило дыхание.

— Так значит…

— Прошу вас. Это было необходимо. Доктор Сэлдон подтолкнул Комитет на ваш арест вовсе не из-за каких-то личных неприязней. Вы должны понять, что все планы доктора Сэлдона, обоснованные математическим аппаратом, над которым он работал более восемнадцати лет, включает любые случайности, в которых содержатся разные вероятности. Это — одно из них. Меня послали сюда только с одной целью — сказать, что вам нечего бояться. Все кончится хорошо: почти наверняка для нашего проекта и с хорошей вероятностью для вас.

— Как велика вероятность? — требовательно спросил Гаал.

— Для проекта — более 99, 9 процента.

— А для меня?

— Мне сказали, что ваша вероятность равна 77, 2 процента.

— Значит, у меня все же есть один шанс из пяти, что меня посадят в тюрьму или приговорят к смертной казни!

— Вероятность последнего составляет менее одного процента.

— В самом деле? Расчеты одного человека ровным счетом ничего не значат. Попросите доктора прийти ко мне.

— К сожалению, я не могу этого сделать, так как он тоже арестован.

Дверь распахнулась настежь, прежде чем Гаал успел вскрикнуть. Небрежно вошедший охранник подошел к столу, взял в руки магнитофон и положил его себе в карман.

— Я не могу обойтись без магнитофона, — спокойно сказал Аваким.

— Мы, безусловно, дадим вам его, господин защитник, только не тот, который вызывает статическое поле.

— В таком случае мое интервью закончено.

Гаал остался один.

6

Судебный процесс (хотя он не имел никакого отношения к тем сложным и запутанным процессам, о которых читал Гаал) продолжался недолго. Тем не менее Гаал уже не мог вспомнить как и с чего он начался.

Его почти ни о чем не спрашивали. Вся тяжелая артиллерия была направлена против самого Сэлдона. Хари Сэлдон, однако казался невозмутимым. Гаалу он казался единственным человеком, сохранявшим спокойствие во всем мире.

Слушателей было немного и все они были из знатных семей Империи. На процесс не допустили даже представителей прессы и было сомнительно, знают ли вообще во внешнем мире о том, что Сэлдона судят. Ярко выраженная враждебность к подсудимым ощущалась во всей атмосфере заседания.

Пятеро членов Комитета Народной Безопасности сидели за высоким столом. Они были одеты в алые с золотом мундиры и блестящие пластиковые шапочки, показывающие их принадлежность к юриспруденции. В центре стола сидел начальник Комитета Линг Чен. Гаал никогда еще не видел никого из великих князей так близко и наблюдал за ним с восхищением. В течении всего процесса Чен едва сказал несколько слов. Он ясно дал понять, что все эти пустые разговоры ниже его достоинства.

Прокурор процесса проконсультировался со своими заметками и продолжал допрос Сэлдона.

— Итак доктор Сэлдон сколько людей вовлечено в сейчас в проект, главой которого вы являетесь?

— Пятьдесят математиков.

— Включая доктора Гаала Дорника?

— Доктор Дорник — пятьдесят первый.

— О, значит, их все же пятьдесят один? Подумайте хорошенько, доктор Сэлдон. А, может быть их пятьдесят два или пятьдесят три? Или еще больше?

— Доктор Дорник формально еще не зачислен в нашу организацию. Когда это произойдет, он будет пятьдесят первым. Пока что нас пятьдесят, как я уже говорил.

— А случайно вас не сто тысяч?

— Математиков? Нет.

— Я не говорю о математиках. Насчитывает ли ваша организация сто тысяч членов самых разных профессий?

— Если говорить о самых разных профессиях, то цифра, может быть, верна.

— Может быть? Я бы сказал, что она просто верна. Я бы сказал, что количество людей вовлеченных в ваш проект, равняется девяносто восьми тысячам пятистам семидесяти двум.

— Это только вместе с женщинами и детьми.

Прокурор повысил голос.

— Я утверждаю, что в проект вовлечено девяносто восемь тысяч пятьсот семдесят две личности. Не выкручивайтесь.

— Я согласен с приведенными цифрами.

Прокурор сверился со своими заметками.

— Давайте сейчас отложим этот вопрос и вернемся к тому, что мы уже обсуждали. Не повторите ли вы нам, доктор Сэлдон, ваши соображения, касающееся будущего Трантора?

— Я уже говорил и еще раз повторяю, что от Трантора останутся одни руины в течении пятисот лет.

— Вы не находите, что ваше утверждение просто нелояльно?

— Нет, сэр. Научная правда выше любой лояльности и нелояльности.

— А вы уверены, что это утверждение представляет собой научную истину?

— Уверен.

— На каком основании?