А на Магнифико жалко и больно было смотреть — казалось, что-то его сильно угнетает. Все его тело изогнулось в чрезмерной и вечной попытке выглядеть как можно незаметнее. Ноздри длинного носа смешно раздувались, большие опущенные вниз глаза иногда бегали по сторонам. Он уцепился за руку Бейты и, когда она наклонилась, прошептал:
— Как вы считаете, миледи, все эти могущественные люди присутствовали на концерте, когда я играл на Визи-Сонаре?
— Думаю, что все они там были, — заверила его Бейта и мягко потрясла за плечо. — Я уверена, что все считают тебя самым великим исполнителем на Визи-Сонаре во всей Галактике. А твой концерт — самое изумительное из всего, что они слышали, так что выпрямись и сядь правильно. Ты должен вести себя с достоинством.
Он слабо усмехнулся на ее шутливо-грозное замечание и медленно выпрямился.
Был ровно полдень! Стеклянный куб больше не пустовал. Вряд ли кто помнил сам момент появления Сэлдона. Это произошло как-то слишком быстро: ничего не было — и вдруг все увидели ученого. Сэлдон сидел в кресле-каталке, старый и сморщенный, одни глаза его сверкали. На коленях страницами вниз лежала книга. Голос его был стар и мягок.
— Я — Хари Сэлдон, — произнес он в полной тишине, и его негромкий голос прозвучал как гром.
— Я Хари Сэлдон. Я не знаю, присутствует ли кто-нибудь сейчас в этом зале, но думаю, что это не имеет большого значения. У меня есть еще небольшое опасение, что план может сорваться. Для первых трех видов процентная вероятность успеха равнялась 94,2.
Он помолчал, улыбнулся и мягко добавил:
— Кстати, если кто-то из вас стоит, сядьте, пожалуйста, и если вы хотите курить, я тоже не возражаю. Я нахожусь здесь не во плоти, и мое присутствие не требует формальностей. Давайте же перейдем к обсуждению насущной проблемы. Впервые Основание оказалось перед лицом настолько серьезной опасности и, быть может, перед последними приготовлениями к развязыванию гражданской войны. До сих пор нападения извне успеха не имели согласно математически строгим законам психоистории. Нападение, которое произошло сейчас, проведено слишком свободной группировкой Основания против слишком авторитетного центрального правительства. В этом назрела необходимость, и результат очевиден.
Среди правящей верхушки аудитории произошло некоторое замешательство. Индабур приподнялся в своем кресле.
Бейта наклонилась вперед, она почувствовала, что начинает волноваться. О чем это говорит великий Сэлдон? Она пропустила несколько его слов…
— …выработанный компромисс был необходим в двух отношениях. Восстание независимых торговцев является следствием новой неопределенности в правительстве, которое, возможно, стало слишком самоуверенным. Восстанавливается элемент старательности. Хотя побежденное, но здоровое течение демократов…
Теперь уже многие говорили вслух. Аудитория волновалась, начиналась паника.
Бейта сказала Торану на ухо:
— Почему он не говорит о Муле? И торговцы никогда не восставали.
Торан пожал плечами. Сквозь нарастающий шум в зале все труднее было разобрать, о чем говорит великий старец.
— …новая и более жесткая позиция правительства была необходимостью и прекрасным выходом из логически вытекающей гражданской войны, насильно навязанной Основанию. И сейчас только остатки старой Империи стоят на пути дальнейшей экспансии, а о них, по крайней мере, последующие несколько лет не надо будет и думать. Конечно, я не могу сообщить вам природу следующего кризиса, потому что вы ничего не должны знать о нем, иначе…
Рев толпы непрерывно усиливался, великий Сэлдон беззвучно шевелил губами. Его никто не слушал.
Эблинг Мис подбежал к Ренду. Лицо его было красным от возбуждения, он кричал:
— Сэлдон сошел с ума. Он перепутал кризисы. Разве вы, торговцы, когда-нибудь планировали войну?
— Нет, конечно, — ответил Ренду. — Мы все отменили перед лицом новой опасности со стороны Мула.
— Но тогда Мул — добавочный элемент непредставленной сэлдоновской психоистории. Что же теперь будет?
Внезапно наступила полная тишина, и Бейта с ужасом обнаружила, что стеклянный куб вновь пуст. Атомное свечение стен померкло, кондиционеры отключились.
Откуда-то донесся звук сирены, резкий, нарастающий. Ренду произнес одними губами:
— Атака из космоса!
Эблинг Мис поднес к уху часы, которые были у него на руке, и заревел:
— Клянусь Галактикой! Остановились! Есть ли здесь в комнате хоть одни часы, которые идут?
Голос его резал как нож.
Присутствующие разом прислушались — ни одни часы не работали.
Эблинг заговорил, обнародуя свои страшные подозрения:
— Что-то основательно попортило Временной Сейф, значит, Мул атакует.
Крик Индабура перекрыл поднявшийся шум:
— Всем сесть на свои места. Иуда Мул в пятидесяти парсеках отсюда.
— Это было, — вскричал Мис, — неделю назад. А сейчас Терминус бомбардируют.
Бейта почувствовала большую усталость и горечь, у нее перехватило дыхание от отчаяния и боли.
Снаружи раздавался шум волнующейся толпы. Двери распахнулись настежь, в них ворвался человек, стремительно направляясь к Индабуру.
— Ваше превосходительство, — прошептал он. — В городе не двигается ни одна машина, нет внутренней и внешней связи. Получено сообщение о поражении десятого флота, а звездолеты Мула уже вошли в атмосферу.
Индабур покачнулся и упал, оставшись неподвижно лежать на полу. Во всем зале стояла мертвая тишина. Даже толпа снаружи почему-то умолкла, всех охватила страшная паника.
Индабура подняли. Губы его смочили вином. Он пошевелился и, прежде чем открыть глаза, его губы произнесли только одно слово:
— Сдавайтесь!
Бейта ощутила, что сейчас заплачет не от унижения, а от безотчетного ненавистного отчаяния. Эблинг Мис дернул ее за рукав.
— Пойдемте, девушка…
Она почувствовала, как ее поднимают с места.
— Мы уходим, — сказал Мис. — Только заберите с собой вашего музыканта.
Лицо ученого покрылось мертвенной бледностью, губы дрожали.
— Магнифико, — позвала Бейта слабым голосом.
Клоун весь сжался от ужаса. Его глаза были мутными.
— Мул! — взвизгнул он. — Мул пришел за мной.
При ее прикосновении он начал дико махать руками. Торан наклонился к нему. Магнифико рухнул без сознания, и Торан взвалил его к себе на плечо, как мешок с картошкой.
На следующий день уродливые черные звездолеты Мула стали один за другим опускаться на космодромы Терминуса. Генерал ехал по пустынным улицам Терминус-сити в автомобиле с бензиновым двигателем, так как ни один атомный генератор в городе не работал.
Объявление об оккупации было сделано двадцатью четырьмя часами позже выступления Хари Сэлдона перед бывшими правителями Основания.
Из всех планет Основания только независимые торговцы все еще оставались непобежденными, и против них вся мощь Мула, теперь уже завоевателя Основания, была брошена в бой.
9. Начало поисков
Одинокая планета Убежище отдаленного сектора межзвездной пустоты была осаждена. В строго военном смысле она действительно находилась в осаде, так как со всех сторон в этой галактической области находились базы Мула не далее как в двадцати парсеках. В течение 24 месяцев после крушения Основания все коммуникации Убежища нарушились, как рвется паутина под острым ножом. Космодром планеты превратился в военную базу, как и все Убежище в целом. Но ужаснее была другая осада: безнадежность и отчаяние поселились в душах людей…
Бейта прошла по розовому полу мимо рядов ослепительно белых пластиковых столиков и остановилась у одного из них не выбирая. Она уселась поудобнее на высоком кресле без подлокотников, механически ответила на приветствия знакомых, потерла усталые глаза тыльной стороной ладони и взяла меню.
Здесь, на Убежище, блюда из водорослей считались деликатесами, но Бейта испытывала к ним отвращение, как и все жители Основания. Вдруг она услышала рядом с собой всхлипывания и подняла голову.
До сих пор она не обращала внимания на Джуди, самую обычную девушку: простую, курносую, со свётлыми волосами, сидевшую за столиком напротив. Бейта даже не узнала ее сначала. Сейчас Джуди плакала, с ожесточением кусая край носового платка и пытаясь удержать свои рыдания. Лицо ее покраснело и опухло. Бесформенный антирадиационный костюм Джуди был небрежно откинут на плечи, а прозрачная пластинка, чтобы закрывать лицо, валялась в тарелке с десертом.
Бейта подошла к девушкам, по очереди утешавшим Джуди: они хлопали по плечу, прятали ее голову у себя на груди и лепетали ничего не значащие слова.
— В чем дело? — прошептала Бейта.
Одна из девушек повернулась к ней и пожала плечами.
— Сама не знаю.
Потом, чувствуя возникшую натянутость, она добавила:
— Наверное, у нее был слишком тяжелый день. Она беспокоится о своем супруге.
— Он в космическом патруле?
— Да.
Бейта по-дружески положила руку на плечо Джуди.
— Почему бы тебе не пойти домой, Джуди? — она говорила веселым деловым тоном, так не похожим на мягкие увещевания ее подруг.
От неожиданности Джуди подняла голову.
— Я уже была один раз дома на этой неделе…
— Вот и сходи во второй. Если ты этого не сделаешь, то наверняка свалишься и не выйдешь всю следующую неделю — так что, уходя домой сейчас, ты проявляешь свой патриотизм. Девочки, кто-нибудь из вас работает в ее отделе? Тогда заберите ее карточку. Сходи только сначала в туалет, Джуди, и приведи себя в порядок. Вперед!
Бейта вернулась на свое место явно с облегчением. Плохое настроение легко передается другому. Одна ревущая женщина может вывести из строя весь свой отдел в эти напряженные дни.
Бейта сделала выбор блюд, нажала на кнопки рядом со своим локтем и положила меню обратно в углубление.
Высокая темноволосая девушка, сидевшая напротив, сказала:
— Нам ничего и не остается, как только плакать.
Ее удивительно полные губки едва двигались, когда она говорила, и Бейта заметила, что они были очень искусно накрашены, придавая лицу выражение полуулыбки, свойственной умудренным опытом женщинам. Бейта подозрительно на нее посмотрела, и в это время появился ее завтрак: верхняя крышка стола отодвинулась в сторону, тарелки были подняты снизу.
— Неужели тебе больше не о чем думать, Гелла? — спросила она.
— О, да, мне есть о чем думать! — ответила Гелла и выкинула свою сигарету привычным и театральным жестом в небольшое отверстие; атомная вспышка уничтожила ее, прежде чем та успела достигнуть неглубокого дна.
— Например, — и Гелла положила свой подбородок на мягкие, ухоженные руки, — я думаю, что мы сможем очень хорошо договориться с Мулом и прекратить все эти глупости.
Бейта даже не нахмурилась в ответ на эти слова. Голос ее остался таким же легким и спокойным.
— У тебя случайно нет брата или мужа на звездолетах?
— Нет. Тем паче это говорит в мою пользу. Я не хочу видеть, как убивают чужих братьев и мужей. К чему эти жертвы?
— Лучше жертвы, чем поражение.
— Основание сдалось, и люди живут там в мире. Наши мужчины воюют, и вся Галактика против нас.
Бейта пожала плечами и нежно сказала:
— Боюсь, что тебя больше беспокоит первое.
Она уткнулась в тарелку, принимаясь за овощи, и внезапно почувствовала, как вокруг нее установилась тишина. Никто не ответил на циничные слова Геллы.
Бейта быстро ушла из столовой, предварительно нажав на механизм уборки, приготовив стол для нового посетителя.
Девушка, сидевшая от Бейты тремя столиками дальше, драматическим шепотом спросила у Геллы:
— Кто это?
Пухлые губки Геллы безразлично скривились.
— Племянница нашего координатора. Разве ты не знала?
— Вот как? — девушка посмотрела вслед уходящей Бейте. — Что она здесь делает?
— Работает так же, как и все. Разве ты не знаешь, что сейчас очень модно быть патриоткой? Все это так демократично, что меня просто тошнит.
— Ну, знаешь, ты не права, Гелла, — сказала некрасивая девушка, сидевшая справа. — Она еще ни разу не пожаловалась на нас своему дяде. Почему ты не хочешь оставить ее в покое?
Гелла обдала свою соседку презрительным взглядом и закурила новую сигарету. Девушка слушала болтовню некрасивой подруги, глаза ее сверкали.
— Говорят также, что она была во Временном Сейфе, представляете, когда выступал Сэлдон, говорят, мэра хватила кондрашка, начались восстания и все такое в этом роде. Ей удалось улететь раньше, чем Мул приземлился, говорят, что это был самый захватывающий побег сквозь заградительный заслон.
В общем, я удивляюсь, почему бы ей не написать об этом книгу. Ведь, что и говорить, военные книги сейчас очень популярны. А еще говорят, что она была на этой планете Мула — Калгане, и говорят…
Прозвучал звонок к окончанию завтрака, и зал медленно стал пустеть. Голос девушки, рассказывающей о приключениях Бейты, продолжал удивлять, и другая девушка прерывала его в нужных и ненужных местах словами «да ну!» или «не может быть!»
Большие огни пещеры выключились при спуске вниз, чтобы те, кто слишком устал на работе, могли отдохнуть. Бейта возвращалась домой. Торан встретил ее в дверях с куском хлеба, намазанным маслом.
— Где ты была? — спросил он с полным ртом.
Прожевав и проглотив кусок, он добавил уже более ясно:
— Я тут состряпал кое-какой обед. Если будет невкусно, то я здесь ни при чем.
Но она обошла вокруг него, глядя широко раскрытыми глазами.
— Тори, где твоя форма? Что ты делаешь в штатском?
— Приказ, Бей. Ренду заперся сейчас с Эблингом Мисом, и я понятия не имею, о чем они там разговаривают. Это все, что я могу тебе сказать.
— А я тоже с тобой?
Она прижалась к нему.
— Думаю, да. Возможно, это будет опасно.
— А что не опасно?
— Вот именно. Кстати, я уже послал за Магнифико, так что он, вероятно, тоже отправится с нами.
— Ты хочешь сказать, что его концерт на инженерной фабрике отменяется?
— Очевидно.
Бейта прошла в соседнюю комнату и села за стол, глядя на приготовленный Тораном обед который действительно был состряпан. Она быстро разрезала бутерброды напополам и сказала:
— Плохо, что концерт отменяется. Девочкам очень хотелось его услышать. О, господи, он такой странный.
— Магнифико просто пробуждает в тебе материнский инстинкт, Бейта, вот и все. Когда-нибудь мы заведем ребенка и ты забудешь клоуна.
Бейта ответила ему с набитым ртом:
— Мне кажется, что мой материнский инстинкт с трудом выдерживает одного тебя, не говоря о других.
А затем она отложила бутерброд и на секунду стала серьезной.
— Тори?..
— Что, Бейта?
— Тори, я сегодня была в городском зале столовой. Поэтому так задержалась.
— Что ты там делала?
— Видишь ли, — она заколебалась, не зная, говорить ли на эту тему, — честно говоря, я вряд ли смогу теперь работать на фабрике. Мораль… ее просто не существует. Девочки плачут без всяких видимых причин. Кто не плачет, становится циником. Даже у самых трудолюбивых опускаются руки. В моем отделении не выпускается и четверти продукции, которая выпускалась вначале. И каждый день все меньшее количество людей выходит на работу.
— Ну, хорошо, — сказал Торан, — но что ты там делала, в столовой?
— Задавала вопросы. Так повсюду, Тори, по всему Убежищу. Количество выпускаемой продукции падает, возрастают волнения и неудовлетворенность. Начальник бюро просто пожал плечами, после того как я целый час прождала в приемной, чтобы попасть к нему. Да и удалось мне это только потому, что я племянница координатора. Он ничего не может с этим поделать. Честно говоря, мне даже показалось, что ему все безразлично.
— Не преувеличивай, Бей.
— Но ведь это так.
Глаза ее пылали лихорадочным огнем.
— Я могу тебе сказать, почему все так плохо. Люди в отчаянии, в таком же ужасном, какое охватило людей во Временном Сейфе после выступления Сэлдона. Ты ведь помнишь это чувство?
— Да, ты права.
— Ну вот, нам никуда не деться от этого, — продолжала Бейта. — Мы никогда не будем в состоянии противостоять Мулу. Если даже у нас и есть материальная база, то отсутствуют сердце, душа, воля… Тори, нет никакого смысла продолжать борьбу…
Торан не помнил, чтобы Бейта когда-нибудь плакала. Не плакала она и сейчас. Совсем. Но он понимал: ей нужно помочь успокоиться.
Мягко Торан положил свою руку Бейте на плечо.
— Забудь все это, девочка. Я знаю, что ты чувствуешь. Но тут ничего…
— Да, тут ничего не поделаешь. Никто ничего другого не говорит. Мы все так сидим и ждем, когда нас уничтожат!
Она отвернулась. Но вот наконец снова взяла в руки бутерброд и чашку с чаем. Торан начал расстилать постель. Снаружи было темно.
Ренду назначили координатором. Этот пост учреждали на Убежище только в военное время. По просьбе Ренду ему отвели верхние комнаты, из окон которых можно было видеть крыши и зеленые сады города. Сейчас, когда огни пещеры были притушены, город играл тенями. Ренду некогда было задумываться, что бы это значило. Он разговаривал с Эблингом Мисом. Ученый смотрел прямо на Ренду своими маленькими чистыми глазами, но, казалось, интересовался только бокалом вина, который держал в руке.
— У нас на Убежище говорят, что, когда огни пещеры затухают, справедливые и хорошо поработавшие люди спят.
— А вы много спали за прошедшее время?
— Нет! Мне очень жаль, что я вас поздно побеспокоил. Почему-то за все прошедшее время мне стали очень нравиться ночи. Странно, не правда ли? Люди в условиях Убежища привыкли сразу же ложиться спать, когда нет света. И я тоже. Но сейчас все не так…
— Вы прячетесь, — спокойно сказал Мис. — Ведь вас окружают люди. И когда они работают, вы чувствуете на себе их взгляды и надежды. Это трудно выдержать. Когда же они спят — вы свободны.
— Значит, у вас тоже такое чувство? Жалкое чувство поражения.
Эблинг Мис медленно кивнул головой.
— Да. Это массовый психоз, дурацкая паника толпы. Великая Галактика, Ренду, а чего же вы ожидали? Вся культура Основания держалась на идиотской непреклонной вере в то, что народный гений прошлого все для них спланировал, приняв во внимание даже самые простые вопросы, мельчайшие подробности их дурацких жизней. Эти мысли вызывали в массах определенный настрой, и вы должны понимать, что все это значит.
— Не совсем.
Мис без всякого энтузиазма принял к сведению, что ему придется кое-что объяснять. Поэтому он заворчал, уставился на длинную сигару, которую мял в пальцах, и начал:
— Ответная реакция на непреклонную веру. Когда такая вера рушится, наступает сильное шоковое состояние, а в результате — умственный крах. Крайний случай — истерия, ужасное чувство безысходности. Прогрессирующие случаи — сумасшествие и самоубийство.
Ренду откусил заусеницу на большом пальце.
— Другими словами, когда Сэлдон обманул нас, наша вера исчезла, а мы полагались на него так долго, что наши мускулы атрофировались и мы не можем больше стоять на своих ногах.
— Вот именно. Немного неуклюжая метафора, но точная.
— А вы, Эблинг, как насчет своих, мускулов?
Психолог медленно затянулся сигарой и выпустил дым.
— Они отвыкли от дела, но не атрофировались. В моей профессии всегда требовалось независимое мышление.
— И вы видите выход?
— Нет, но он должен быть. Может быть, Сэлдон и не предвидел появления Мула. Может быть, ему было трудно гарантировать нашу победу. Но ведь он не мог гарантировать и поражения. Просто он выключен из игры, и мы оказались одни. Мула можно победить.
— Как?
— Единственным способом, которым вообще одерживают победы. Надо с силой ударить по его слабому месту. Послушайте, Ренду, Мул вовсе не супермен. Если в конце концов его и победят, то это увидит каждый. Дело в том, что он просто никому не известен, а легенды создаются быстро. Говорят, что он мутант. Ну и что с того? Только для самого невежественного человека мутант и сверхчеловек это одно и то же. На самом деле ничего подобного. Было вычислено, что в Галактике рождаются ежедневно около семи миллионов мутантов. Из нескольких миллионов только один или два могут быть исследованы с помощью микроскопа и химических анализов. Из этого одного-двух процентов так называемых макромутантов всего лишь один-два процента могут быть определены на глаз. И почти все они уродливые, годные лишь для увеселительных центров, лабораторий, или просто непригодные для жизни. Из тех нескольких случаев макромутантов, чьи мутации совершились в хорошую сторону, почти все — безобидные редкости, необычные в чем-то одном и совершенно нормальные во всем остальном. Вы это понимаете, Ренду?
— Да. Но тогда кто же этот Мул?
— Допустим, Мул тоже мутант. Допустим, что у него есть какое-то свойство, безусловно, ментальное, которое может быть использовано при завоевании миров. Во всех остальных отношениях у него есть свои слабости, которые мы должны обнаружить. Он не вел бы себя так таинственно, не скрывался бы от людских глаз, если бы эти способности не были заметны и, вероятно, являются для него роковыми. ЕСЛИ он мутант.
— А разве можно предположить что-нибудь другое?
— Безусловно. Свидетельство этой мутации — показания Гана Притчера из бывшего Бюро информации Основания. Он сделал свой выводы после того, как выслушал тех, кто, по его утверждению, видел Мула в раннем детстве. Притчер собрал эти сведения по крохам, и вполне возможно, что это сам Мул подсунул их ему для своих собственных целей. Широко известно, что слухи о его мутации помогли ему завоевать почти все. Здесь сыграла роль его репутация супермена.
— Это интересно. И давно вам пришла в голову такая мысль?
— Я никогда серьезно не задумывался об этом. Просто это одна из возможных версий, которую необходимо обдумать. Например, Ренду, допустим, Мул нашел такую форму излучений, которая в состоянии угнетать ментальную энергию так же, как прибор, способный прекращать атомный распад (он находится в его распоряжении сейчас). Что тогда, а? Может ли это объяснить угнетенное настроение жителей Убежища и Основания?
Ренду, казалось, погрузился в мрачное раздумье.
— А чем закончились ваши исследования шута?
И тут Эблинг Мис заколебался.
— Пока что ничего не получилось. Прежде чем Основание пало, я нагло разговаривал с мэром, чтобы поддержать в нем храбрость и, честно говоря, чтобы самому не струсить. Но, Ренду, если бы мои знания математического аппарата были обширнее, то, обследуя только одного клоуна, я мог бы полностью проанализировать Мула. Тогда он был бы у нас в руках и мы смогли бы объяснить те странные аномалии, которые меня так поражают.
— То есть?
— Подумайте сами. Мул запросто нанес поражение флотилии Основания, но ему ни разу не удалось заставить отступить в открытом бою куда более слабые флотилии свободных торговцев. Основание пало от одного удара — независимые торговцы сдерживают его удары до сих пор. Впервые он использовал свое гасящее поле на атомных оружиях в битве с независимыми торговцами при Мнемоне. Элемент неожиданности заставил проиграть битву, но они рассчитали это поле. Больше ему уже никогда не удастся использовать его против независимых. Но вновь и вновь оно срабатывало против Основания. Оно сработало и на самом Основании. Почему? Ведь исходя из того, что мы узнали, это не логично. Следовательно, здесь должен быть фактор, которого мы не можем понять.
— Предательство?
— Это самая настоящая чушь, Ренду. Дурацкая чушь. Не найдешь ни одного человека на Основании, который не был бы полностью уверен в победе. Кто же захочет предать сторону, которая должна выиграть?
Ренду подошел к узорчатому стеклу и невидящими глазами долго смотрел на него. Потом медленно заговорил:
— Но ведь сейчас мы неизбежно проиграем, даже если у Мула есть тысяча слабостей и даже если бы у него их был миллион…
Он не повернулся. За него говорила его согбенная спина, его нервно сжатые руки.
— Мы слишком легко вышли из Временного Сейфа, и нам никто практически не мешал убежать, Эблинг, — сказал он. — Могли скрыться и другие, но мало кто этим воспользовался. Большинство осталось. Гасящее поле не было нейтрализовано. Это требовало изобретательности и затрат. Все звездолеты Основания могли улететь на Убежище или другие независимые миры и продолжать драться. Этого не сделал ни один корабль. Грубо говоря, они сдались неприятелю.
— Подполье Основания, на которое здесь возлагали большие надежды, до сих пор себя ничем не проявило. Мул слишком большой политик, и когда он пообещал, что имущество и торговая прибыль торговцев останутся в неприкосновенности, они просто перешли на его сторону.
Эблинг Мис упрямо ответил:
— Плутократы всегда были среди нас.
— Но у них всегда была в руках власть. Послушайте, Эблинг. У нас есть основания предполагать, что Мул и его приближенные уже давно установили контакт с самыми влиятельными людьми из руководства Основания, да и среди независимых торговцев тоже. По крайней мере, десять из двадцати семи торговых миров перешли на его сторону. Возможно, еще десять колеблются. На самом Убежище тоже есть много людей, которым будет неплохо под властью Мула. Очевидно, непреодолимо искушение — отбросить опасные политические соображения, если это позволит сохранить экономические выгоды.
— Вы не думаете, что Убежище будет бороться с Мулом?
— Нет, не думаю.
И теперь Ренду повернулся к психологу и посмотрел на него взглядом, полным тревоги.
— Я думаю, что Убежище только и ждет, чтобы сдаться. Поэтому я и пригласил вас сегодня так поздно. Я хочу, чтобы вы покинули Убежище.
Эблинг Мис в удивлении причмокнул губами.
— Как, уже?
И Ренду почувствовал, как его охватила страшная усталость.
— Эблинг, вы самый великий психолог Основания. Конечно, настоящие психологи ушли вместе с Сэлдоном, но вы — это все, что у нас есть, наш единственный шанс на победу. Здесь вы ничего не сможете сделать, а поэтому отправляйтесь-ка на планету, где еще сохранились остатки Империи.
— На Трантор?
— Вы угадали. Правда, от того, что было раньше Империей, ничего больше не осталось. Но в самом ее центре не могло все исчезнуть, там должны быть записи, отчеты, Эблинг. Может, вам удастся больше узнать о математической психологии, ну хотя бы столько, сколько нужно для исследования мозга клоуна. Он, конечно, отправится с вами.
Мис сухо ответил.
— Сомневаюсь, что он на это согласится, даже боясь Мула, если с ним не отправится ваша племянница.
— Я знаю. Торан и Бейта собираются на Трантор именно по этой же причине. И, Эблинг, у вас будет еще одна цель — самая главная. Хари Сэлдон создал ДВА Основания триста лет тому назад на разных концах нашей Галактики. ВЫ ДОЛЖНЫ НАЙТИ ВТОРОЕ ОСНОВАНИЕ!
10. Конспиратор
Дворец мэра, вернее, то, что было когда-то дворцом, казалось в темноте смазанным пятном. Побежденный город лежал спокойно, изредка перекликаясь колокольным звоном под ленивым молочным светом Великих Галактических Линз, и лишь одинокие звезды то тут, то там освещали темное небо Основания.
Понадобилось целых три века, чтобы Основание выросло из частного проекта небольшой группы ученых в гигантскую торговую планетную Империю, распространившую сферу своего влияния по всей Галактике. И всего за полгода Основание низвергнулось с этих вершин до статуса еще одной побежденной провинции.
Вот это у капитана Гана Притчера не укладывалось в голове. Необычное ночное спокойствие города, темный дворец, захваченный оккупантами, были достаточно символичны, но капитан, отказываясь это понимать, стоял сейчас у наружных дверей дворца и прятал небольшую атомную бомбу под языком.
Из тумана появилась фигура и направилась к нему. Капитан наклонил голову. Еле слышный голос прошептал:
— Сигнальная система прежняя, идите, капитан! Идите! Вас никто не заметит.
Капитан быстро нырнул сквозь низкую арку и пошел по тропинке, выложенной плитками, ведущей в сад, который когда-то принадлежал мэру Индабуру. Четыре с липшим месяца назад он был свидетелем событий, происшедших во Временном Сейфе, и его мозг не выдерживал такой эмоциональной нагрузки. Неприятные сцены виделись Притчеру днем и ночью, причем ночью эти видения казались еще более жуткими.
Старый Сэлдон, произносящий милостивые слова, которые не имели никакого отношения к ситуации, общая паника. Индабур в ярком костюме, еще более подчеркивающем бледность его лица. Напутанная криками и быстро увеличивающаяся толпа на улицах, молчаливо ожидающая слов о капитуляции. Молодой человек Торан, который бесшумно исчез в боковую дверь вместе с шутом Мула, бессильно свисающим с его плеча. И он сам, сидящий в своем автомобиле, который отказывался работать. Вот он пробирается сквозь толпу, уходит из города в неизвестном направлении. Слепо прячется в разных местах, которые были когда-то штаб-квартирами демократического подполья. И вот уже 80 лет они не в состоянии правильно повести борьбу. Да, штаб-квартиры были пусты.
На следующий день черные чужие звездолеты мелькнули на мгновение в небе, опускаясь на космодромы ближайшего города. Капитан Ган Притчер почувствовал, как он постепенно тонет в безнадежности и отчаянии. Тогда он отправился в путешествие. За тридцать дней прошел пешком около двухсот миль, а когда на обочине дороги он нашел мертвое тело рабочего с гидропонной фабрики, переоделся в его одежду и отрастил себе большую неопрятную бороду. И нашел то, что осталось от подполья, в городе, который назывался Ньютон. Он одно время процветал, а потом постепенно стал приходить в упадок. Все дома здесь были серыми и неприметными. В один из таких домов и направился капитан. Его встретил крупный человек с маленькими глазками. Он не впустил Притчера в дом, а, закрыв за собой дверь и засунув сжатые руки в карман, словно застыл на пороге.
— Я пришел от Мирена, — начал капитан.
Человек угрюмо ответил паролем:
— Слишком рано для Мирена в этом году.
— Не раньше, чем в прошлом, — закончил пароль капитан.
Но человек не отошел в сторону и не дал Притчеру пройти.
— Кто вы? — спросил он.
— Разве вы не Фокс?
— Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?
Капитан сделал полный вдох, сдерживая негодование, и ответил спокойно:
— Я Ган Притчер, капитан флота и член Демократической подпольной партии. Вы меня не впустите?
Фокс наконец сделал шаг в сторону.
— Мое настоящее имя Онум Палли, — сказал он, протянул руку, и капитан пожал ее.
Комната была чистой, небогато убранной. В одном углу стоял аппарат для чтения фильмокниг, который на профессиональный взгляд капитана вполне мог сойти за замаскированный бластер, причем довольно солидного калибра. На входной двери сверкали защитные линзы, которые легко можно было контролировать. Фокс проследил за взглядом своего бородатого гостя и улыбнулся одними губами.
— Да, — сказал он, — но только во времена Индабура и его лакеев-кровопийц. Против Мула такие игрушки бесполезны. С Мулом вообще ничто не поможет. Вы не голодны?
При напоминании о еде у капитана потекли слюнки, и он кивнул.
— Через минуту все будет готово.
Фокс вынул консервы из шкафа и поставил банки перед Притчером.
— Подержите на них палец и нажмите, когда будет достаточно горячо. Моя плита не работает. Такие вещи напоминают нам о войне, не правда ли?
Говорил он невесело, даже жестко, смотрел холодно и грустно. Он уселся напротив капитана и сказал:
— Вы находитесь как раз в таком месте, что от вас останется только один пепел, если мне что-то не понравится. Вы об этом знаете?
Капитан не отвечал. Консервные банки открылись, когда он надавил на них пальцем.
Фокс коротко заметил:
— Тушенка! Прошу прощения, но с продуктами не все благополучно.
— Знаю, — отозвался капитан. Он ел быстро и не поднимал головы.
— Я когда-то видел вас, — сказал Фокс. — Пытаюсь сейчас припомнить, но мешает ваша борода. Тогда ее точно не было.
— Я не брился тридцать дней.
Притчер выругался, не в состоянии сдержаться:
— Чего вы хотите? Я знаю пароль. У меня сохранился мой паспорт.
Его собеседник помахал рукой.
— О, я и не сомневаюсь, что вы Притчер. Но сколько сейчас развелось людей, которые знают пароль, имеют паспорт, даже похожи САМИ НА СЕБЯ, но почему-то на стороне Мула. Слышали когда-нибудь о Левсе, а?
— Да, я его знаю.
— Он с Мулом.
— Что? Он…
— Да. Это был человек, которого прозвали «Не сдамся», — Фокс усмехнулся, но глаза его оставались холодными.
— Затем Уилонг. С Мулом! Карре и Порт! С Мулом! Почему бы заодно и не Притчер, а? Откуда мне знать.
Капитан просто покачал головой.
— Но это не имеет значения, — мягко сказал Фокс. — Они и так должны знать мое имя после предательства Порта, так что если не лжете, то вы в большей опасности, чем я.
Капитан кончил есть и откинулся на спинку стула.
— Если у вас тут нет организации, то где мне ее найти? Может быть, Основание и капитулировало, но я — нет.
— Вот как? Не можете же вы блуждать вечно, капитан. Сейчас издан приказ, по которому людям Основания требуется разрешение, чтобы путешествовать из одного города в другой. Вы этого не знали? А еще и удостоверение личности. У вас оно есть? Также все бывшие офицеры флота должны отметиться в ближайших оккупационных комендатурах. Это о вас, да?
— Да, — голос капитана был суров. — Вы считаете, что я буду бегать от страха? Я был на Калгане вскоре после падения его перед Мулом. В течение месяца ни одного офицера бывшего наместника не осталось на свободе, потому что они были бы естественными вожаками возможных беспорядков. Подполье всегда понимало, что ни одна революция не может оказаться успешной, если не контролировать хотя бы часть космического флота. Мул явно знает об этом не хуже.
Фокс задумчиво кивнул головой.
— Логично. Мул умен.
— Я выкинул мою форму, как только мне предоставилась такая возможность. Отрастил бороду. Может быть, у нас есть шанс, что другие поступили точно так же.
— Вы женаты?
— Моя жена умерла, детей у меня не было.
— Значит, никто не может взять заложников, чтобы повлиять на вас?
— Да.
— Хотите совет?
— Если он хорош?
— Я не совсем понимаю, какова будет политика Мула в будущем, что он собирается делать, но пока квалифицированные люди находятся в покое. Производство всевозможного атомного оружия процветает.
— Вот как? По-моему, это оскорбительно.
— Не в этом дело. Мул скользок как уторь и, может быть, он просто не хочет оставить рабочих без работы. Если уж Сэлдон не мог предвидеть его появления, то я и пытаться не стану. Но на вас рабочая одежда. Можете сами догадаться, что я вам предлагаю.
— Я еще не квалифицированный рабочий.
— Но ведь вы проходили военный курс обучения атомной технике?
— Конечно.
— Этого достаточно. Атом-Филд-Беаринг Инкорпорейтед расположена здесь, в самом городе. Скажите им, что у вас есть опыт. Сволочи, которые управляли фабрикой при Индабуре, остались и при Муле. Они не будут задавать лишних вопросов, пока им нужно как можно больше рабочих для получения жирных прибылей. Они выдадут вам удостоверение, и вы получите комнату в общежитии завода. С этого можно и начать.
Таким образом, капитан Ган Притчер из национального флота стал рабочим Ло Моро в 45-м отделении Атом-Филд-Беаринг Инк. Из агента разведки он превратился в простого конспиратора, что привело его несколько месяцев спустя в бывший личный сад Индабура.
В саду капитан Притчер взглянул на радиационный измеритель, зажатый в кулаке. Внутренняя охранная сигнализация дворца все еще не была отключена, он ждал. Полчаса оставалось до того, как маленькая атомная бомба, спрятанная у него во рту, разорвется. Он покатал ее языком. Радиационный измеритель погас, и капитан быстро пошел вперед.
До сих пор все шло по плану. Он прекрасно понимал, что жив, пока не взорвалась бомба, но ее взрыв, означавший для него смерть, станет смертью и для Мула. И тогда будет достигнута кульминация его частной войны с Мулом, продолжавшейся вот уже четыре месяца и начавшейся сразу после его бегства с завода в Ньютоне. В течение двух месяцев капитан Притчер носил тяжелый передник и свинцовый шлем, пока не избавился от своей военной выправки. Он был рабочим, который получал зарплату, проводил время в городе и никогда не разговаривал о политике. В течение двух месяцев он не видел Фокса. А затем однажды мимо его рабочего места прошел человек, споткнулся о какую-то деталь, и капитан обнаружил в своем кармане записку. В записке было всего одно слово: «Фокс». Он кинул записку в атомную камеру, где она сгорела в бесшумной вспышке, и вновь вернулся к своей работе. В тот же вечер он пришел к Фоксу и принял участие в карточной игре с двумя другими мужчинами, одного из которых он знал в лицо и по имени, а о другом был наслышен.
Играя в карты и передвигая по столу проигрыши и выигрыши, они разговаривали:
— Это наша основная ошибка, — сказал капитан. — Уже 80 лет наша организация ждала определенного исторического момента. Нас ослепляла психоистория Сэлдона, по которой отдельный индивидуум не делает истории и сложные социальные и экономические факторы играют им, как марионеткой.
Он аккуратно разложил карты на столе по мастям и, забирая выигрыш, продолжал:
— Почему бы нам не убить Мула?
— И что это даст? — спросил его партнер слева.
— Видите ли, — сказал капитан, прикупая две карты, — это зависит от того, как смотреть на вещи. Что такое один человек из триллионов? Галактика не перестанет вращаться оттого, что умрет один-единственный человек. Но Мул не человек — он мутант. Он уже нарушил план Сэлдона, и если бы вы задумались о последствиях, то поняли бы, что это означает. Он — один человек — один мутант — перевернул всю сэлдоновскую психоисторию. Если бы он никогда не родился, Основание продолжало бы существовать. Если он умрет, Основание вновь возродится.
— Демократы боролись в течение восьмидесяти лет с мэром и его приспешниками мирно, давайте же теперь попробуем террор?
— Как? — перебил его Фокс холодным тоном.