Айзек Азимов

Мечты роботов

Полагаю, прежде всего мне следует рассказать о себе. Я самый младший член Темпоральной группы. Темпоралисты (для тех из вас, кто все свои усилия сосредоточил на выживании в жестоком мире 2030 года и не обращает внимания на технологический прогресс) есть аристократы современной физики.

Они имеют дело с самой сложной из проблем – перемещением сквозь время со скоростью, отличной от постоянного, неспешного движения вселенной. Иными словами, они пытаются найти способ путешествия во времени.

Как попал в эту группу я, если у меня нет даже физического образования? Когда я всего лишь… да, всего лишь…

Все дело в одном моем замечании, которое я сделал уже довольно давно и которое вдохновило темпоралистов на создание концепции ВТВВ («виртуальных тропинок во времени»).

Следует напомнить, что одна из трудностей путешествий во времени состоит в том, что ваша база не остается на одном и том же месте относительно вселенной. Земля вращается вокруг Солнца, Солнце – вокруг центра Галактики. Галактика – вокруг центра гравитации местной группы галактик – ну, вы меня понимаете. Если вы на один день переместитесь в будущее или в прошлое – всего на один день – Земля пройдет около двух с половиной миллионов километров по орбите вокруг Солнца. Да и Солнце продолжит свое бесконечное путешествие, увлекая за собой Землю, и все остальное тоже не будет стоять на месте.

Поэтому необходимо перемещаться не только во времени, но и в пространстве. Как-то раз одно мое замечание привело к рассуждениям, которые показали, что это возможно; получилось, что человек может сопровождать пространственно-временное движение Земли не в буквальном, а в «виртуальном» виде, что позволит наблюдателю оставаться на своей базе, куда бы он ни перемещался во времени. Я даже не стану пытаться объяснять вам математическую природу данного явления, если вы не прошли специальной темпоральной подготовки. Просто примите это как данность.

Мое замечание также привело к тому, что темпоралисты создали цепочку рассуждений, доказывающих, что путешествие в прошлое невозможно. Ключевые величины в уравнениях начинают стремиться к бесконечности, когда темпоральные знаки изменяются на противоположные.

Это звучит разумно. Не вызывает сомнений, что путешествие в прошлое обязательно его изменит, хотя бы незначительно. И каким бы малым ни оказалось это изменение, оно, очень может быть, весьма заметно повлияет на настоящее. Поскольку прошлое выглядит незыблемым, путешествие назад представляется невозможным.

Однако будущее не является свершившимся фактом, значит, путешествие в него и обратно может иметь место.

Я не получил награды за свои замечания. Наверное, темпоралисты решили, что мне просто повезло и вся заслуга принадлежит им, ведь именно они довели мои догадки до важнейших выводов. Учитывая сопутствующие обстоятельства, я не обижаюсь. Однако я очень рад, точнее, просто в восторге, поскольку из-за этого (как мне кажется) они разрешили мне продолжить работу с ними, хотя я всего лишь… ну, всего лишь.

Естественно, на то, чтобы создать устройство для путешествия во времени, даже после того как была сформулирована теория, ушли годы напряженной работы, но я не собираюсь писать серьезный трактат о темпоральности. Я намерен рассказать лишь об отдельных частях проекта, причем делаю это для будущих обитателей планеты, а не для наших современников.

Даже после того, как неодушевленные объекты – а потом и животные – отправились в будущее, мы не были удовлетворены. Все объекты исчезли; все, по-видимому, отправились в будущее. Когда мы посылали их вперед на короткие расстояния – пять минут или пять дней, они со временем возвращались, причем нам не удалось заметить никаких внешних изменений, а если речь шла о животных, то их здоровье никак не пострадало в результате наших экспериментов.

Однако нам хотелось отправить какой-нибудь объект в далекое будущее и получить его обратно.

– Нужно послать его хотя бы на двести лет вперед, – заявил один из темпоралистов. – Самое главное – выяснить, какое будущее нас ждет. Нам необходимо знать, выживет ли человечество, и при каких условиях. Двести лет – достаточный срок. Откровенно говоря, я считаю, что у нашей цивилизации мало шансов. За последнее столетие условия жизни и окружающая среда заметно ухудшились.

(Нет никакого смысла выяснять, какой именно темпоралист это сказал. Всего их было около двух дюжин, и для нашей истории не имеет никакого значения, кто автор тех или иных слов, даже если я мог бы уверенно назвать имена. Поэтому в дальнейшем я буду просто писать: «сказал темпоралист», или «кто-то сказал», или «кто-то из них сказал», или «другой сказал». Уверяю вас, вы все прекрасно поймете. Естественно, я буду выделять свои собственные высказывания, и, как вы увидите, эти исключения окажутся существенными.)

Другой темпоралист мрачно ответил:

– Не думаю, что мне хочется знать будущее, в особенности если окажется, что человеческая раса будет уничтожена или от нее остались лишь жалкие уроды.

– Почему нет? – спросил другой. – Мы будем совершать короткие путешествия до тех пор, пока не узнаем, что произошло, после чего сможем действовать так, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Ведь будущее, в отличие от прошлого, не является неизменным.

Затем возникли споры о том, кому следует отправиться в будущее. Довольно скоро выяснилось, что каждый темпоралист считает себя слишком ценным, чтобы подвергнуться риску – ведь техника путешествий во времени еще не была доведена до совершенства. И хотя неодушевленные предметы возвращались в полнейшем порядке, да и животные выглядели вполне здоровыми, но их мозг не обладал невероятной сложностью, присущей мозгу человека. Мозг может выжить, но нельзя исключить того, что он утеряет свои качества.

Я понял, что меня считают наименее ценным членом группы, а значит, я являюсь наиболее естественным кандидатом. И я уже собирался поднять руку, чтобы вызваться добровольцем, однако меня выдало выражение лица, поскольку один из темпоралистов нетерпеливо проворчал:

– Только не ты. Даже ты слишком ценен. – (Не очень-то лестное заявление!) – Самое разумное, – продолжал он, – послать РГ-32.

А вот это звучало разумно. РГ-32 – устаревший робот, которого очень легко заменить. Он сумеет вести наблюдения, а потом доложить о результатах. Возможно, ему будет не хватать проницательности человека, но это на данном этапе не так важно. Робот не будет испытывать страха, у него лишь одна задача: выполнить приказ. Кроме того, он не станет лгать.

Превосходно!

Я даже удивился собственной близорукости: как можно было пройти мимо такой возможности и столь безрассудно предлагать себя в добровольцы! Может быть, подумал я, меня толкал к этому инстинкт, заставляющий служить другим. В любом случае, РГ-32 – самый логичный выбор. И единственный.

В некотором смысле объяснить, чего мы хотим, оказалось совсем не трудно. Арчи (у нас принято называть робота, коверкая его серийный номер) не задавал лишних вопросов и не требовал гарантий собственной безопасности. Он был готов понять и исполнить любые приказы, причем без всяких эмоций, как если бы его просто попросили поднять руку. Ведь он был роботом.

Однако на отладку деталей ушло немало времени.

– После того как ты окажешься в будущем, – сказал один из старших темпоралистов, – оставайся там столько, сколько сочтешь нужным, пока не соберешь полезные сведения. Когда сбор информации будет закончен, тебе следует вернуться к машине, установить приборы в соответствующее положение (мы тебе покажем) и отправиться в тот момент времени, в который ты отбыл в путешествие. Ты исчезнешь и снова окажешься здесь через доли секунды, хотя сам ты можешь провести в будущем неделю или пять лет. Разумеется, ты должен спрятать машину в надежном месте, что будет не слишком сложно, поскольку она весит немного. Тебе придется запомнить, где ты ее оставил, чтобы найти, когда она тебе снова понадобится.

Наставления заняли довольно много времени, поскольку то один, то другой темпоралист вспоминал о новых трудностях. Потом один из них сказал:

– Интересно, как за два столетия изменится язык?

Естественно, ответа на этот вопрос никто дать не мог, и разгорелись оживленные споры относительно того, удастся ли Арчи вообще вступить в контакт с людьми будущего и сумеет ли он хоть как-то с ними объясниться.

Наконец один из них резко сказал:

– Послушайте, за последние несколько столетий английский язык стал почти универсальным, и можно не сомневаться, что в последующие два века тенденция сохранится. За прошедшие двести лет язык изменился незначительно, так почему мы боимся, что произойдет нечто кардинальное в следующие двести лет? Но даже если предположить худшее, наверняка найдутся ученые, которые будут знать «древний английский». В любом случае Арчи сумеет сделать полезные наблюдения. Совсем не обязательно знать язык, чтобы понять, во что превратилось общество.

Возникли другие проблемы. Что, если робота ждет враждебная встреча? Что, если люди будущего найдут и уничтожат машину – сознательно или по невежеству?

Один темпоралист сказал:

– Чтобы избежать подобной опасности, неплохо бы сконструировать миниатюрный темпоральный двигатель, который можно спрятать в одежде.

– Даже если бы мы сумели этого добиться, – возразил другой, – нам потребовалось бы слишком много времени, так что мы или наши потомки добрались бы до будущих столетий без помощи машины. Нет, если произойдет несчастный случай, Арчи просто не вернется, а мы предпримем новую попытку.

Все это говорились в присутствии Арчи, но, естественно, не имело никакого значения. Арчи мог с полнейшим спокойствием размышлять о невозможности возвращения или даже о своем собственном уничтожении, если он не исполнит приказа. Второй закон роботехники, гласящий, что робот обязан выполнять приказы, имеет более высокий приоритет, чем Третий, в котором говорится, что роботу следует заботиться о сохранении собственной «жизни».

В конце концов все слова были сказаны, и никому больше не хотелось давать последние наставления, возражать коллегам или обсуждать возможные варианты.

Арчи повторил все указания со спокойствием и точностью, характерной для любого робота. Теперь следовало научить его пользоваться машиной. И он научился, со своей обычной уверенностью и тщательностью.

Вам следует понимать, что в те времена простые люди не знали о том, что мы работаем над путешествиями во времени. Пока шла разработка теории, денег требовалось совсем немного, но эксперименты стоят недешево. Поэтому ученым не стоило пускаться в заведомо бесполезные авантюры.

Если бы произошла крупная неудача, то, с учетом общего состояния финансов, вспыхнуло бы всеобщее возмущение, а наш проект был бы обречен. Темпоралисты сошлись в одном: следует сообщать только об успешных опытах, причем максимально кратко. Так что этот эксперимент имел для нас огромное значение.

Мы собрались в удаленном от цивилизации месте, на краю пустыни, где располагался полигон для Проекта-4. (Даже название не должно было давать ни малейшего намека на природу нашей работы, но мне всегда казалось, что, поскольку многие называют время четвертым измерением, кто-нибудь обязательно догадается о том, чем мы занимаемся. Впрочем, насколько мне известно, ничего такого не произошло.)

Наконец настал момент, когда ученые затаили дыхание, Арчи вошел в машину и поднял руку, чтобы доложить о своей готовности. Прошло мгновение – уж не знаю, успел ли кто-нибудь выдохнуть – и машина как будто вздрогнула.

Это была почти неуловимая дрожь. Я не уверен, что она вообще имела место. Возможно, я лишь увидел то, что ожидал увидеть, ведь я считал, что машина должна дрогнуть, если она возвращается почти в тот же момент, из которого исчезла. Я хотел спросить у остальных, но меня всякий раз охватывало смущение, когда я обращался к ним, если только они сами не задавали мне какой-то вопрос. Они были очень важными людьми, а я всего лишь… ну, я уже говорил. Кроме того, мне не терпелось послушать Арчи, и я забыл об этой дрожи.

Интервал между исчезновением и возвращением получился таким коротким, что у меня возникло ощущение, будто Арчи никуда не исчезал, однако такого, естественно, быть просто не могло. Машина определенно растворилась в воздухе.

Да и Арчи, вышедший из машины, сильно изменился. Он уже не был прежним роботом, шагнувшим навстречу неизвестности несколько мгновений назад. Он явно потерял товарный вид: полировка потускнела, поверхность перестала быть идеально ровной, словно он с чем-то сталкивался, да и оглядывался по сторонам он как-то неуверенно, как будто успел забыть место, которое так недавно покинул. Сомневаюсь, что среди нас нашелся бы кто-нибудь, у кого возникли бы сомнения в истинности путешествия Арчи.

Вот каким оказался первый вопрос, который ему задали:

– Сколько времени ты отсутствовал?

– Пять лет, сэр, – ответил Арчи. – Именно такой интервал времени упоминался, когда меня инструктировали, и я хотел сделать свою работу как можно лучше.

– Это очень важный факт, – заявил один из темпоралистов. – Если бы весь мир лежал в руинах, роботу не потребовалось бы столько времени, чтобы собрать необходимую информацию.

Однако никто не осмелился прямо спросить: «Скажи, Арчи, а не превратилась ли Земля в руины?»

Они надеялись, что Арчи заговорит сам, но он ждал вопросов – ведь роботы очень вежливы. Впрочем, Арчи так устроен, что он должен повиноваться приказам, из чего следовало, что пришла пора докладывать о наблюдениях, забыв о правилах вежливости.

– На Земле в будущем все хорошо, – сказал Арчи. – Социальные структуры не изменились и работают вполне успешно.

– Не изменились и работают успешно? – сказал один из темпоралистов так, словно услышал признания еретика. – Повсюду?

– Обитатели мира были очень добры. Они показали мне все части земного шара. Повсюду царят мир и процветание.

Темпоралисты переглянулись. Казалось, им было легче поверить в то, что Арчи ошибается, чем в будущее процветание Земли. У меня уже давно сложилось впечатление, что, несмотря на оптимистические заявления, все они не сомневались, что Земля находится на грани колоссального кризиса или даже физического уничтожения.

Теперь они начали задавать Арчи вопросы.

– А как насчет лесов? – закричал один из них. – Они ведь почти уничтожены.

– Был реализован грандиозный проект по восстановлению природы, сэр, – ответил Арчи. – Повсюду, где только возможно, устроены заповедники дикой природы. При помощи изощренной генетической коррекции удалось вернуть в леса и джунгли даже те виды, которые почти исчезли или остались только в зоопарках. О загрязнении окружающей среды люди успели забыть. Мир 2230 года стал спокойным и прекрасным.

– Ты уверен? – спросил темпоралист.

– На земле нет мест, хранящих секреты. Мне показали все, что я просил.

Тогда с неожиданной суровостью заговорил другой темпоралист:

– Арчи, послушай меня. Может быть, ты видел разрушенную планету, но не говоришь нам об этом, опасаясь, что мы впадем в отчаяние и покончим жизнь самоубийством. Стараясь не причинить нам вреда, ты лжешь нам. Этого не должно быть, Арчи. Ты обязан сказать нам правду.

– Я говорю правду, сэр, – спокойно отвечал Арчи. – Если бы я солгал, вне зависимости от мотивов, то мои позитронные потенциалы изменили бы свое строение. А это легко проверить.

– Тут он совершенно прав, – пробормотал темпоралист.

Его немедленно подвергли проверке. До получения окончательного результата Арчи запретили говорить. Я с интересом наблюдал затем, как темпоралисты сверяли показания приборов, которые затем анализировались компьютером. Наконец проверка завершилась. Вне всякого сомнения, Арчи был в полном порядке. Он не мог лгать.

Тогда ему задали следующий вопрос:

– Расскажи о городах.

– У них не осталось городов в нашем понимании, сэр. В 2230 году жизнь перестала быть централизованной – у них нет таких больших скоплений людей, как в наше время. С другой стороны, существует разветвленная система связи, и все человечество можно считать одним огромным поселением.

– А космос? Возобновилось ли исследование космоса?

– Луна довольно широко используется, сэр, – ответил Арчи. – Она стала обитаемым миром. На орбитах вокруг Земли и Марса построены космические станции, на которых живут люди. Появились человеческие поселения и на кольце астероидов.

– Тебе об этом рассказали? – подозрительно спросил темпоралист.

– Никаких слухов, сэр. Я видел все собственными глазами. Провел на Луне два месяца. В течение месяца жил на орбите Марса, а также побывал на Марсе и Фобосе. Пока люди сомневаются, стоит ли им колонизировать Марс. Существует мнение, что его следует населить низшими формами жизни и предоставить ему развиваться самостоятельно, без вмешательства людей. Вот только кольцо астероидов мне посетить не удалось.

– А почему они так хорошо обращались с тобой, Арчи? Почему так охотно отвечали на твои вопросы? – спросил один из темпоралистов.

– У меня сложилось впечатление, сэр, – сказал Арчи, – что они ждали моего появления. Циркулировали какие-то слухи. Многие в них верили. В общем, мне показалось, меня ждали.

– А они говорили, что ждали твоего появления? Говорили, что существуют записи о твоем предстоящем путешествии в будущее?

– Нет, сэр.

– А ты их спрашивал?

– Да, сэр. Задавать вопросы было не слишком вежливо, но я получил приказ собрать как можно больше информации, поэтому мне пришлось задать такой вопрос. Однако они отказались на него ответить.

– Много было вопросов, на которые они отказывались отвечать? – вмешался другой темпоралист.

– Несколько, сэр.

Один из темпоралистов задумчиво поскреб подбородок и сказал:

– Тогда тут что-то не так. Сколько людей живет на Земле в 2230 году, Арчи? Они тебе сказали?

– Да, сэр. Я спрашивал. В 2230 году на Земле проживает немногим меньше миллиарда людей. И еще 150 миллионов в космосе, количество людей на Земле остается постоянным. А вот людей, живущих в космосе, становится все больше.

– Ага, – сказал темпоралист, – сейчас на Земле живет почти десять миллиардов человек, причем половина из них в тяжелых условиях. Как людям из 2230 года удалось избавиться от девяти миллиардов?

– Я задал им такой вопрос. Они ответили, что это было печальное время.

– Печальное время?

– Да, сэр.

– В каком смысле?

– Они не сказали, сэр. Просто заявили, что это было печальное время – больше они ничего добавить не могут.

Один из темпоралистов, родившийся в Африке, холодно спросил:

– А каких людей ты видел в 2230 году?

– В каком смысле?

– Меня интересует цвет кожи, форма глаз.

– В 2230 году ничего не изменилось, – ответил Арчи. – Я видел разных людей, с самыми разными оттенками кожи, волос и так далее. Средний рост, как мне показалось, увеличился, хотя я не изучал статистику. Люди выглядят моложе, сильнее и здоровее. Более того, я не видел голода, нищеты и болезней.

– Значит, геноцида не было?

– Нет, сэр, – сказал Арчи. – Мне также не удалось заметить следов войн или репрессий.

– Ну, – сказал один из темпоралистов таким тоном, словно с трудом привыкал к хорошим новостям, – похоже на счастливый конец.

– Счастливый конец, вполне возможно, – покачал головой другой, – но он слишком хорош, чтобы в него поверить. Похоже на возвращение в Эдем. Вот только что им пришлось сделать, чтобы добиться искомого результата? Мне не нравится упоминание о «печальном времени».

– Конечно, – вмешался третий, – нет никакого смысла сидеть здесь и строить догадки. Мы можем отправить Арчи на сто лет вперед или на пятьдесят. И тогда станет ясно, что же произошло, точнее, что произойдет, – поправился он.

– Я так не думаю, сэр, – сказал Арчи. – Они очень подробно объяснили мне, что у них не сохранилось сведений о гостях из прошлого – я был первым. Они полагают, что, если мы будем производить дальнейшие исследования, будущее изменится.

Наступило тревожное молчание. Арчи отослали, приказав все держать в памяти до следующей встречи. Я бы не удивился, если бы они предложили уйти и мне, поскольку я был единственным из всех присутствующих, кто не имел степени по темпоральным технологиям. Но они ко мне привыкли, а я, естественно, не предложил им себя удалить.

– Проблема состоит в том, – наконец заговорил один из темпоралистов, – что это действительно счастливый конец. Любые наши попытки что-то изменить только все испортят. Они ждали появления Арчи; они рассчитывают на то, что он сделает нам доклад, они рассказали ему только то, что нам следует знать, значит, пока нам ничто не угрожает. Все пойдет своим чередом.

– Вполне возможно, – с надеждой заметил другой, – что сведения, которые они послали нам с Арчи, помогут приблизиться к счастливому концу.

– Возможно, но если мы предпримем еще что-нибудь, то ситуация ухудшится. Я предпочитаю не думать о «печальном времени», о котором они сказали, но если мы сейчас попытаемся действовать, то печальное время нас не минует – более того, оно может оказаться еще печальней, а хороший конец и вовсе не наступит. Я полагаю, теперь нам ничего не остается, как прекратить темпоральные эксперименты и постараться о них вообще не вспоминать. Заявить о полнейшей неудаче.

– Невыносимо.

– Все остальное может привести к непоправимой катастрофе.

– Подождите, – сказал один из них. – Они знали, что Арчи прибудет в их время, значит, сохранилась информация об успешных экспериментах. Нам нет необходимости объявлять о поражении.

– Я так не думаю, – вступил в разговор еще один темпоралист. – До них дошли слухи, смутные отголоски. Во всяком случае, именно так сказал Арчи. Можно предположить, что у нас произошла утечка информации, но прямого заявления об удачном эксперименте никто не делал.

В результате так и решили. В течение нескольких дней они думали и даже обсуждали проблему, но с возрастают щей тревогой. Я видел, чем все это закончится. Сразу скажу, что сам я, естественно, в спорах не участвовал – далеко не всякий раз они вообще замечали мое присутствие, но с каждым днем опасения в них росли. Как биологи во время бурного развития генных технологий, которые проголосовали за ограничение свободы своих экспериментов из-за боязни возникновения новых страшных болезней, так и охваченные ужасом темпоралисты решили, что с Будущим лучше не связываться.

Вполне достаточно того, говорили они, что через два столетия возникнет прекрасное общество. Следует немедленно прекратить исследования, чтобы не разрушить будущее. Теперь темпоралисты занимались только теорией.

Один из темпоралистов заявил о своем окончательном отказе от науки. Он сказал:

– Придет день, когда человечество станет достаточно мудрым, чтобы найти способ без риска наблюдать за будущим или даже вносить в него небольшие изменения, но этот момент еще не настал. До него далеко.

Послышались негромкие аплодисменты.

Кто я такой рядом с достойными людьми, занятыми в Проекте-4, чтобы не соглашаться с ними и действовать на свой страх и риск? Возможно, все дело в мужестве – доблести недостаточно образованных, которое я обрел, ощущая свою незначительность по сравнению с учеными. Из меня не успели выбить инициативу слишком жесткой специализацией или долгими научными рассуждениями.

В любом случае, через несколько дней, когда у меня появилось свободное время, я побеседовал с Арчи. Арчи ничего не знал об образовании или академических званиях. Для него я был человеком и господином, как любой другой член нашей группы, поэтому Арчи говорил со мной так же, как с остальными.

– А как люди из будущего относятся к людям из прошлого? Склонны ли они нас осуждать? Винят ли за ошибки и глупости? – спросил я у Арчи.

– Они не говорили мне слов, из которых я мог бы сделать такие выводы, сэр, – ответил Арчи. – Их забавляла примитивность моей, конструкции, как и сам факт моего существования. В общем, они с юмором относились ко мне и людям, которые меня создали. У них самих нет роботов.

– Совсем нет роботов, Арчи?

– Они сказали, что у них нет подобных мне существ, сэр. Им не нужны металлические карикатуры на человека.

– И ты не видел роботов?

– Нет, сэр. За все время моего пребывания там я не видел ни одного.

Я немного подумал и спросил:

– А что они думают о других сторонах нашего общества?

– Мне кажется, они во многих отношениях восхищаются прошлым. Они показывали мне музеи, посвященные «периоду неограниченного развития». Целые города превращены в музеи.

– Ты говорил, что через двести лет на Земле не осталось городов, Арчи. Городов в том смысле, как их понимаем мы.

– Вовсе не их города служат музеями, а остатки наших. Весь остров Манхаттан превращен в музей, тщательно восстановленный в том виде, каким он был в период своего расцвета. Я много часов гулял по нему с гидами, поскольку им хотелось узнать мое мнение относительно его подлинности. Я ничем не мог им помочь, так как никогда не бывал на Манхаттане. Мне показалось, что они им очень гордятся. У них есть и другие сохраненные города, тщательно восстановленные механизмы, библиотеки с печатными книгами, огромные витрины, демонстрирующие моды прошедших веков, мебель и другие мелочи повседневной жизни. Они говорили, что люди нашего времени были не слишком мудры, но сумели создать надежную базу для наступления будущего.

– А ты видел молодых людей? Очень молодых? Детей?

– Нет, сэр.

– Очень хорошо, Арчи. А теперь послушай меня…

Если и есть что-то, в чем я разбираюсь лучше темпоралистов, так это роботы. Для них роботы остаются черными ящиками, которым отдают приказы и которых отсылают к ремонтникам или выбрасывают, когда они выходят из строя. Однако я хорошо понимал позитронные цепи роботов и умел обращаться с Арчи, как никто из моих коллег. И я воспользовался своими знаниями.

Я не сомневался, что темпоралисты больше не станут его расспрашивать, поскольку они боялись связываться с будущим. Но даже если они и решатся на дальнейшие беседы, он не станет говорить им то, что им, с моей точки зрения, знать не следует. Да и сам Арчи не будет подозревать, что он скрывает от них какие-то факты.

Я довольно тщательно все обдумал, и постепенно мне стало ясно, что произошло в течение следующих двух столетий.

Дело в том, что мы совершили ошибку, отправив в будущее Арчи. Он примитивный робот, и для него люди всегда остаются людьми. Он не может – не умеет – их различать. Арчн не удивило, что люди стали такими цивилизованными и гуманными. Позитронные цепи мозга заставляют Арчи воспринимать всех людей цивилизованными и гуманными; в некотором смысле даже богоподобными, если воспользоваться этим старомодным выражением.

Сами темпоралисты, будучи людьми, почувствовали удивление и даже некоторое недоверие, когда Арчи представил им свое видение ситуации, в соответствии с которым человеческие существа стали такими добрыми и благородными. Но, опять-таки будучи людьми, темпоралисты заставили себя поверить Арчи, вопреки собственному здравому смыслу.

Получилось, что я умнее темпоралистов или просто мне удалось посмотреть на вещи незамутненным взглядом.

И я спросил у себя: если за двести лет население уменьшилось с десяти миллиардов до одного, почему оно не уменьшилось до нуля? Я не видел особой разницы между такими результатами.

Кто были те, кому удалось спастись? Вероятно, они оказались сильнее остальных девяти миллиардов? Или выносливее? Лучше переносили лишения? А также были более разумными, рациональными и добродетельными, чем девять миллиардов погибших, что следовало из картины мира через двести лет, которую нарисовал нам Арчи.

Короче, были ли они людьми?

Они улыбались Арчи с легкой насмешкой и хвастались, что у них нет роботов, утверждали, что им не нужны металлические карикатуры на человека.

А что, если они сами лишь органические копии человека? Что, если они роботы, принявшие облик человека; столь похожие на людей, что их невозможно отличить, во всяком случае роботу вроде Арчи? Что, если люди будущего на самом деле – человекоподобные роботы, которым удалось выжить после глобальной катастрофы, принесшей гибель всем людям?

У них нет детей. Арчи не видел ни одного ребенка. Конечно, население оставалось стабильным, люди жили долго, так что детей в любом случае не могло быть много. Но Арчи два месяца провел на Луне, где население росло, однако и там он не видел детей.

Возможно, в будущем этих людей конструируют, а не рожают.

Может быть, это и хорошо? Если люди вымерли в результате собственной злобы, ненависти и глупости, то от них хотя бы остались достойные потомки, разумные существа, которые ценят прошлое, сохраняют его и двигаются в будущее, изо всех сил стараясь осуществить мечты человечества и построить лучший, добрый мир. Да и космос они заселяют более эффективно, чем мы, «настоящие» люди.

Сколько разумных существ во вселенной вымерло без следа? Быть может, мы будем первыми, кому удалось оставить такое наследие.

Мы имели право чувствовать гордость.

Должен ли я рассказать о своем открытии миру? Или темпоралистам? Не знаю.

Во-первых, они могут мне не поверить. Во-вторых, если они мне поверят, не обратятся ли люди против роботов и не уничтожат ли тех, кто придет им на смену? Или просто откажутся строить новых? Значит, видение будущего глазами Арчи – и моими собственными – никогда не станет реальностью. Но это едва ли повлияет на причины, вызвавшие гибель человечества. Таким образом, я лишь помешаю появлению его замены, не возникнет других существ, созданных человеком и почитающих людей, которые могли бы осуществить давние мечты человечества.

Я не хотел, чтобы это произошло. Видение мира глазами Арчи должно стать реальностью.

Я пишу эти строки и позабочусь о том, чтобы их нашли и прочитали лишь через двести лет, точнее, немного раньше – перед самым появлением Арчи. Пусть человекоподобные роботы знают, что они должны хорошо его встретить и благополучно отправить домой, снабдив такой информацией, которая заставит темпоралистов отказаться от экспериментов со временем, чтобы будущее развивалось своим магически-счастливым путем.

Почему я так уверен в собственной правоте? Должен признаться, что я нахожусь в уникальном положении, поскольку точно знаю ответ на этот вопрос.

Несколько раз я говорил, что темпоралисты стоят выше меня. Во всяком случае, в их глазах я нахожусь значительно ниже, но именно это положение и позволяет мне смотреть на некоторые аспекты незамутненными глазами, как я уже говорил ранее, и помогает лучше понимать роботов, о чем я тоже упоминал.

Дело в том, что я робот.

Я первый человекоподобный робот, и именно от меня и тех моих собратьев, которых еще предстоит изобрести, зависит будущее человечества.