Книжка-минутка (Фантастика, Приключения, Детектив)
Рей Брэдбери
КОРОЛЬ ГЕНРИ
— Вот он!
Двое мужчин подались вперед, и вертолет покачнулся.
— Да нет, это просто камень, поросший мхом…
Пилот выровнял машину, и они понеслись дальше. Белые скалы Дувра пропали за горизонтом. Лопасти со свистом молотили снежную крупу, летящую по ветру.
— Стой! Там! Давай вниз!
Вертолет резко спикировал и шлепнулся на шасси. Человек, откинув фонарь кабины, осторожно вылез на присыпанную снегом траву. Побежал, но, тут же сбив дыхание, остановился и закричал сквозь ветер:
— Гарри!
Легкая тень на холме впереди оторвалась от земли и начала удаляться. Оттуда послышалось:
— Я ничего не сделал!
— Это не полиция, Гарри! Это я, Сэм Уэллис!
Тень замерла, Уэллис, тяжело дыша, подошел ближе. Теперь они стояли на краю скалы — Сэм и пожилой мужчина, почти старик, обхвативший длинную бороду руками в перчатках.
— Дурак ты, Гарри, — задыхаясь, сказал Уэллис. — Я ищу тебя уже несколько недель. Боялся, что не найду.
— А я боялся, что найдешь.
Гарри, наконец, открыл крепко зажмуренные глаза и затравленно посмотрел на прилетевшего.
Так они и стояли, глядя друг на друга — два старых человека на взметнувшемся к небу куске скалы, а вокруг бушевали холодные декабрьские сумерки. Они знали друг друга столько лет, что могли обходиться почти без слов. Даже лица их были слегка похожи — глазами и морщинами. И одеты они были почти одинаково. Правда, из-под темной куртки Сэмюэла выглядывала нелепо-яркая спортивная рубашка. Гарри старался на нее не смотреть.
Глаза у обоих были мокрые — наверное, от снега, летевшего в лицо.
— Гарри, я хочу предупредить тебя…
— Незачем. Думаешь, я прятался, да? Сегодня ведь последний день?
— Да, последний.
Они постояли молча. Завтра — Рождество. А сегодня в этот предпраздничный вечер, уходят корабли. Скоро отплывает последний, и тогда Англия — великая Англия, незыблемая скала в море туманов и океане вод — превратится в памятник самой себе. Лишь чайки будут владеть этой землей. Да еще миллионы королевских бабочек, что каждое лето устремляются к морю…
— Итак, — сказал, наконец, Гарри, — с заходом солнца на островах не останется никого?
— Похоже, что так.
— Надо же, как страшно! А ты Сэмюэл, конечно же, пришёл, чтобы забрать меня силой?
— Скорее, уговорить…
— Уговорить? Великий Боже, Сэм, разве за пятьдесят лет ты не изучил меня как следует? Мог бы догадаться. Уж я-то не упущу шанса стать последним человеком Британии… Великой Британии!
Последний человек. Господи. А ведь и правда последний. Как будто колокола звонят, древние колокола Лондона — сквозь столетия доносится их звон сюда, в это нелепое место и нелепое время, где на самом краю великой и вечной земли стоит последний ее обитатель… Последний. ПОСЛЕДНИЙ.
— Послушай-ка Сэмюэл, что я тебе скажу, — тихо произнес Гарри. — Здесь, на этой земле, уже вырыта для меня могила. Не могу же я ее оставить!
— Кто опустит тебя туда, старик?
— Я сам лягу в нее. Когда придет час.
— А кто закопает?
— Ветер позаботится об этом…
На глазах Гарри блеснули слезы. Казалось, он сам этому удивился, но, тут же забыв, вскричал в смятении:
— Но почему, Сэм, почему? Зачем мы стоим здесь и занимаемся дурацким прощанием? Почему из портов уходят последние корабли, а в небе — гул последних самолетов? Куда ушли люди? Что случилось, Сэм?
— Все очень просто, — спокойно ответил Уэллис. — Здесь плохая погода. Она и всегда-то была плохой, но раньше говорить об этом было не принято… Ничего нельзя было сделать. А теперь… Теперь Англии конец. Будущее принадлежит…
Они оба одновременно повернули головы к югу.
— …Канарским островам?
— И Самоа.
— Побережью Бразилии?
— Не забудь про Калифорнию!
Оба печально улыбнулись.
— Да, Калифорния. Миллион англичан от Сакраменто до Лос-Анджелеса.
— И еще миллион во Флориде.
— Человек говорит с солнцем. Да, Сэмюэл, да. Кровь говорит одно, а солнце — другое. И в конце концов кровь решается: на юг. Она говорила нам об этом две тысячи лет, а мы ее голос в себе глушили. И вот, наконец, решились. Солнце победило!
Уэллис посмотрел на друга с восхищением.
— Продолжай, Гарри, продолжай! Похоже, мне не придется тебя уговаривать…
— Нет, Сэм, ты ошибаешься. Солнце победило тебя. Меня ему не сломать! Может, я и хотел бы, да не могу. Правда, одному мне здесь будет скучновато… А что, Сэм, если я и тебя уломаю остаться? Помнишь, как когда-то, когда мы были молодыми?
— Замолчи, Гарри! Ты заставляешь меня думать, будто я предаю родину и королеву…
— Ну что ты. Тебе некого предавать, потому что здесь никого не осталось. Хотя кто бы мог подумать тогда, в 1980-х, когда мы были еще мальчишками, что обещания вечного лета разбросают нацию по свету, как пыль?
— Тогда и ты вспомни, Гарри. Всю жизнь мы мерзли. Всю жизнь! Долгие годы мы натягивали на себя свитера и кофты, и никогда у нас не было вдоволь угля, чтобы согреться. Один день в году голубое небо, и дождь, дождь, дождь, а зима приходит в августе…Я больше не могу, Гарри. Я больше не могу!
— И не надо. Наш народ достаточно настрадался. Люди заслужили Ямайку, Порт-о-Пренс и Пасадену. Дай мне руку, дружище! Пожми, да покрепче. История этого не забудет! А когда будешь там, на Сицилии, в Сиднее, в Калифорнии — расскажи об этом репортерам. Пусть напишут! И в исторических книгах пусть расскажут о нас… Мы это заслужили, Сэм!
Слезы на глазах. Не снег — настоящие слезы.
— Гарри…
— Да, Сэм?
— Ты проводишь меня до вертолета?
— Нет, Сэм. Я боюсь. Боюсь, что мысль о солнце в этот холодный вечер сломит меня и я улечу с тобой.
— В конце концов, Гарри, почему бы и нет?
— Не могу, Сэм. Кто-то должен остаться здесь и охранять землю наших предков. Они обязательно придут — норманны, саксы, викинги. В годы, что грядут, я обойду весь остров от Дувра на север, а потом назад через Фолкстоун.
— А Гитлер?
— Да, конечно. Он обязательно придет, вместе со своими железными призраками.
— Как же ты станешь с ним бороться, Гарри?
— Я буду не одни. На своем пути я встречу Цезаря. Он любил эти берега, он построил здесь дороги. Я пройду по этим дорогам, и на них мне встретятся еще призраки. У этой страны слишком богатая история. Она полна призраков! И уж я-то сам выберу, кто с кем будет здесь воевать…
Последний человек Англии посмотрел на север, потом на запад, потом на юг.
— А когда я удостоверюсь, что моя земля в порядке, что все дворцы и хижины стоят в мире, когда я вдоволь наслушаюсь пушечного грома великих войн… Рождество, Сэм, приходит каждый год. И каждый год я буду спускаться по Темзе до самого Лондона. Будет наступать 31 декабря, и в этот день я, последний страж великого города, буду звонить в его колокола. В соборах святого Павла, святого Клеменса и святой Маргариты я заставлю петь все, даже самые маленькие колокольчики. Я буду делать это для тебя, Сэм. И пусть холодный ветер Англии донесет до тебя этот звон…
— Я буду слушать, Гарри
— А когда-нибудь… Я возьму в руки скипетр — возможно, это будет гадюка, замерзшая декабрьской ночью. Я надену корону — возможно, она будет склеена нз бумаги. И тогда я стану в ряд со славными королями Ричардом и Генри, и с королевой Елизаветой. Там, в Вестминстере, я короную себя сам. Кто запретит мне это? Я стану королем и подлинным на этой земле!
— В самом деле, кто тебе запретит?
Сэмюэл Уэллис обнял друга в последний раз и побежал к вертолету. Однако на полпути замер.
— Великий Боже, дружище… Я только что подумал… Тебя зовут Гарри. Какое прекрасное имя для короля!
Айзек АЗИМОВ
— Да, неплохое…
ЧТО В ИМЕНИ?
— Так ты прощаешь меня?
— Солнце простит, Сэм. Оно зовет тебя. Иди.
— Но простит ли Англия?
— Англия там, где ее народ. Я остаюсь с прахом и костями, ты идешь туда, где живая плоть, которая радуется жизни и Солнцу.
— Прощай.
— Бог с тобой, Сэм. Счастливо тебе носить твою новую летнюю рубашку.
Они оба еще что-то кричали, но их слова заглушал ветер. Наконец Сэм забрался в вертолет и машина исчезла в серой мути.
Следующий рассказ, строго говоря, не является научно-фантастической загадкой, но я включаю его в сборник. Причина в том, что наука вообще тесно связана с различными загадками, и мне не хотелось ее наказывать только потому, что речь идет о сегодняшней науке, а не о науке будущего.
Если вы думаете, что трудно раздобыть цианид калия, подумайте снова. Я держал в руке бутыль с целым фунтом. Коричневое стекло, четкая этикетка с надписью «Цианид калия ХЧ» (мне объяснили, что это означает «химически чистый»), с маленьким черепом и скрещенными косточками под ним.
Последний человек Англии остался на скале. Его душили рыдания. Гарри, говорил он себе, разве ты не жаждешь перемен и прогресса? Разве не понимаешь, почему Они так сделали? Понимаю. Они не устояли, когда им рассказали про вечное лето за порогом…
Человек, которому принадлежала бутылочка, протер очки и посмотрел на меня. Профессор Гельмут Родни из университета Кармоди. Среднего роста, коренастый, с мягким подбородком, пухлыми губами, заметным животиком, копной каштановых волос и с видом полного равнодушия к тому, что я держу в руках столько яда, что им можно отравить целый полк.
— Предатели! Вернитесь!!! Бросить Лондон? Трафальгарскую площадь, колонны, соборы и замки? Чудеса Стоунхенджа? Бросить все это?
Я спросил:
— Вы хотите сказать, что это просто стоит у вас на полке, профессор?
Последний король Англии стоял на скале под холодным ветром и рыдания душили его. Потом он нагнулся и взял свой саквояж, в котором лежали книги: Библия и Шекспир, Джонсон и Диккенс, Драйзер и Александр Пол. И вышел на дорогу, которая вела вокруг доброй старой Англии.
Он ответил неторопливо, как привык, очевидно, читать лекции студентам:
— Да, всегда, инспектор. Вместе с другими химикалиями, в алфавитном порядке.
Завтра Рождество, и он пожелал всему миру добра. Люди сделали себе прекрасный подарок к Рождеству. Они подарили себе Солнце. На всей Земле в холодных местах, никого не осталось. И сегодня ночью, зайдя в какую-нибудь церковь он попросит у Бога прощения за то, что назвал их предателями.
Я осмотрел тесно заставленную комнату. Вдоль верхней части всех стен полки, и все заполнены бутылками, большими и маленькими.
— Это яд, — сказал я, указывая на бутылку.
А пока он покрепче натянул шапку и вдруг представил, как он высовывается из окна своего дома морозным рождественским утром и кричит:
— Большинство остальных тоже, — спокойно ответил он.
— Эй, мальчик! Висит ли еще на лавке мясника та чудная индейка, которую я видел вчера вечером?
— Вы следите за тем, что у вас есть?
— В общем. — Он потер подбородок. — Я знаю, что у меня есть эта бутылка.
— Так точно, сэр?
— Но, предположим, кто-нибудь войдет и наберет себе полную ложку. Сможете определить?
Профессор Родни покачал головой.
— Пойди и купи ее! Приведи сюда хозяина, и я дам тебе шиллинг. А если вы придете через пять минут, ты заработаешь целую крону?
— Вероятно, нет.
— Ну, ладно, в таком случае у кого есть доступ в лабораторию? Она закрывается?
Видение исчезло. Покрепче застегните пальто, Гарри Эбинизер Скрудж Юлий Цезарь Пиквик Пип (и еще тысяча других) начал свой долгий путь по дороге. У него много дел. Ему надо обойти целую страну…
Он сказал:
— Закрывается, когда я ухожу по вечерам, если я не забуду закрыть. А днем она открыта, и я то в кабинете, то выхожу.
— Другими словами, профессор, всякий, даже человек с улицы, может выйти отсюда с цианидом, и никто не заметит.
— Боюсь, что так.
— Скажите, профессор, зачем вам столько цианида? Травить крыс?
Айзек Азимов
— Доброе небо, нет! — Эта мысль, казалось, вызвала у него отвращение. — Цианид используется в органических реакциях при получении промежуточных соединений, для создания соответствующей основной среды, как катализатор…
ПОЧТИ ИДЕАЛЬНОЕ УБИЙСТВО
— Понятно, понятно. А в каких еще лабораториях используется цианид?
— В большинстве, — сразу ответил он. — Даже в студенческих лабораториях. В конце концов это распространенный химикалий, его обычно используют в реакциях.
Луи Пейтон никогда публично не обсуждал методы, с помощью которых ему уже добрую дюжину раз удавалось обвести полицию вокруг пальца. При этом у них уже и психоскоп был наготове, была и уверенность, что преступник — он, а вот достаточных доказательств им так и не удалось ни разу собрать. На досуге Пейтон любил поразмышлять о том, какие захватывающие мемуары он мог бы написать. Конечно, надо было сделать так, чтобы их нашли после его смерти. Уж там-то он сумел бы доказать всем, что его неуловимость была результатом не только удачи, а в первую очередь его способностей и трезвого расчета.
— Я бы не назвал сегодняшнее использование обычным.
Он вздохнул и ответил:
И уж обязательно в мемуарах было бы такое поучение: «Любая искусственно созданная для сокрытия преступления цепь причин и следствии будет носить отпечаток своего создателя. А потому, двбы замести следы, лучше искать такие причины и следствия, которые существуют объективно, и уже под них подстраивать свои действия». Именно по такому принципу и действовал Пейтон, замышляя и осуществляя убийство Альберта Корнуэлла. Почти идеальное убийство…
— Да, вы правы. — И задумчиво добавил: — Их называли Библиотечные Двойняшки.
Я кивнул. Причина прозвища была мне понятна. Девушки-библиотекарши были очень похожи.
* * *
Не неразличимы, конечно. У одной небольшой заостренный подбородок на круглом лице, а у другой квадратная челюсть и длинный нос. Но поставь их за библиотечным столом: у обеих медово-светлые волосы с пробором посредине. Посмотри им быстро в глаза: у обеих они голубые одинакового оттенка. Если посмотреть на них с некоторого расстояния, увидишь, что у них одинаковый рост, одинаковый размер бюстгальтера. И обе одеты в синее.
Корнуэлл, этот мелкий торговец краденым, впервые подкатился к Пейтону в ресторане.
Впрочем, сейчас их смешать невозможно. Девушка с маленьким подбородком и круглым лицом умерла, наглотавшись цианида.
Первое, на что я обратил внимание, явившись со своим партнером Эдом Хэтевеем, было именно сходство. Одна девушка мертвая лежала в кресле, глаза ее открыты, одна рука свисает, под ней на полу разбитая чайная чашка, как точка под восклицательным знаком. Как оказалось, ее звали Луэлла-Мэри Буш. Вторая девушка казалась первой, возвращенной к жизни; бледная и дрожащая, она смотрела прямо перед собой и, казалось, не замечает ни полицию, ни сослуживцев. Ее звали Сьюзен Мори.
— Как я рад вас видеть, мистер Пейтон! — приветствовал он своего будущего убийцу. — Я уже совсем потерял надежду разыскать вас!
Первый мой вопрос был:
Пейтону не нравилось, когда его отрывали от десерта и любимой газеты.
— Родственники?
Оказалось, нет. Даже не двоюродные сестры.
— Если у вас ко мне дело, Корнуэлл, вы знаете, где меня найти, — недовольно буркнул он. Его темные глаза, прямая спина и жесткий голос говорили о сильном раздражении.
Я осмотрел библиотеку. Множество полок с книгами в одинаковых переплетах, потом другие полки с книгами в других одинаковых переплетах. Это тома журналов исследований. Во второй комнате полки с учебниками, монографиями и другими книгами. В глубине альков, в нем непереплетенные номера периодики в мягких серых обложках. От стены до стены длинные столы, за которыми может усесться сто человек, если занять все места. К счастью, сейчас такого не было.
— Нет-нет, мистер Пейтон, — зачастил Корнуэлл, — Мое дело вовсе необычное. Я знаю, где находится клад, целый клад. А там…
Сьюзен Мори невыразительно, безжизненно рассказала нам о происшествии.
Миссис Неттлер, старший библиотекарь, пожилая женщина, ушла во второй половине дня, оставив двух девушек. Очевидно, это не было чем-то необычным.
Тут он сделал легкое движение пальцем правой руки, как будто стукнул тихонько по чему-то невидимому, а левую приложил к уху на манер раковины.
В два часа, плюс минус пять минут, Луэлла-Мэри пошла во вторую комнату за библиотечным столом. Тут, помимо новых книг, еще не занесенных в каталог, новых журналов, ждущих переплета, и отложенных книг, ждущих своих читателей, была также небольшая плитка, чайник и все необходимое для приготовления чая.
Пейтон перевернул газетную страницу, потом аккуратно сложил газету.
Очевидно, чай в два часа здесь тоже обычное явление.
Я спросил:
— Поющие Колокольчики?
— Луэлла-Мэри готовила чай ежедневно?
— Тсс, мистер Пейтон! — умоляюще прошептал Корнуэлл.
Сьюзен взглянула на меня своими голубыми глазами.
— Иногда миссис Неттлер, но обычно Лу… Луэлла-Мэри.
— Идите за мной, — сказал Пейтон. Выйдя из ресторана, Они медленно пошлн через парк. Это, кстати, тоже была одна из аксиом Пейтона: не хочешь, чтобы тебя услышали, лучше всего говорить тихо и где-нибудь на улице.
Когда чай был готов, Луэлла-Мэри вышла, и они вдвоем ушли во вторую комнату.
— Вдвоем? — резко спросил я. — А кто присматривал за библиотекой?
— Клад… Целый клад, мистер Пейтон, — лихорадочно шептал Корнуэлл. — Их там много. Необработанные, конечно, но какое чудо!
Сьюзен пожала плечами, будто удивилась, чему тут беспокоиться, и ответила:
— Вы их видели?
— Нам видна дверь. Если кто-нибудь подойдет к столу, мы можем выйти.
— Кто-нибудь подходил?
— Нет, сэр. Но я сам говорил с человеком, который видел. У него было достаточно доказательств, и я ему поверил. Мистер Пейтон, их там столько, что мы оба сможем отойти от дел… Мы станем очень, очень богатыми людьми, мистер Пейтон!
— Нет. Сейчас перерыв.
Под перерывом она понимала промежуток между весенним семестром и летней сессией. В тот день я много узнал о жизни колледжей.
— Что это был за человек? — жестко спросил Пейтон.
Мало что оставалось добавить. Чай уже дымился в чашках, сахар добавлен.
По лицу Корнуэлла пробежала хитренькая усмешка.
— Обыкновенный работяга, искатель, из тех, что до сих пор перекапывают Луну. У него был свой способ искать Колокольчики в склонах кратеров. Я не знаю, что это за способ, да и никто не знает. Однако он собрал несколько дюжин, спрятал их там, на Луне, и прилетел на Землю. Хотел повыгоднее продать…
Я прервал:
— Надеюсь, он уже умер? — спросил Пейтон.
— Вы обе пьете с сахаром?
— Я о чем и толкую! — радостно захихикал Корнуэлл. — Такое несчастье, упал с высоты… А может, это ему в наказание? Вы же знаете, сэр, как у нас не любят частную инициативу в поисках Колокольчиков. Все, что он делал на Луне — незаконно… Впрочем, как бы там ни было, а карта этого парня у меня.
Сьюзен медленно ответила:
— Ну, это ваше дело, — холодно прервал его Пейтон. — Меня не интересуют детали. Однако почему вы обратились ко мне?
— Да. Но сегодня в моей чашке сахара не было.
— Во-первых, мистер Пейтон, сокровищ там хватит на двоих. Я все продумал. В одиночку мне не справиться, а вдвоем мы провернем это дельце. Я знаю, где находится клад, и берусь раздобыть космический корабль. Вы же…
— Не было?
— Я?
— Раньше она никогда не забывала. Она знала, что я пью с сахаром. Я только отхлебнула и собиралась взять сахар и сказать ей, когда…
— Ну да, вы. Вы умеете управлять ракетой. Кроме того, у вас большие связи, вы сможете выгодно продать Колокольчики. Ну как, идет?
Когда Луэлла-Мэри испустила странный приглушенный крик, уронила чашку и через минуту была мертва.
Наверное, именно в этот момент Пейтон и задумал свое преступление. План у него созрел мгновенно, ибо уже в следующую секунду он ответил:
— Мы летим десятого августа.
После этого Сьюзен закричала, а потом появились и мы.
Корнуэлл даже остановился.
Мы довольно быстро разделались с обычными делами. Сняли фотографии и отпечатки пальцев. Записали имена и адреса всех людей в здании и отпустили их по домам. Причиной смерти, очевидно, был цианид, и его источник сахарница. Были взяты образцы для официальной проверки.
— Но почему так долго, мистер Пейтон? Ведь сейчас апрель?
В библиотеке во время убийства было шесть читателей. Пятеро студенты, выглядевшие испуганно, смущенно или болезненно, по-видимому, в зависимости от характеров. Шестой — человек средних лет, посторонний, говорит с немецким акцентом, и у него никаких связей с колледжем. Он выглядел испуганно, смущенно и болезненно — все одновременно.
Пейтон, однако, продолжал идти, не останавливаясь, и Корнуэллу пришлось его догонять.
Мой кореш Хэтевей увел их из библиотеки. Мы хотели, чтобы они подождали в зале общего обучения, пока мы подробней не займемся ими.
Один из студентов отделился от остальных и, не сказав ни слова, прошел мимо меня. Сьюзен подбежала к нему и схватила за руки.
— Вы слышите меня, мистер Пейтон?
— Пит, Пит.
— Десятого августа. Позже я свяжусь с вами, скажу, куда доставить корабль. До тех пор не пытайтесь найти меня. До встречи, Корнуэлл.
Пит сложен, как футбольный игрок, только профиль его свидетельствовал, что он и на полмили не подходит к игровому полю. На мой вкус, он слишком красив, впрочем, я легко начинаю ревновать.
— Прибыль — пополам? — спросил Корнуэлл.
Пит смотрел мимо девушки, лицо его расползалось по швам, пока вся показная сдержанность не исчезла и на нем отразился ужас. Он спросил хрипло, задыхаясь:
— Идет, — ответил Пейтон. — Пока.
— Как Лолли могла…
И пошел дальше размеренным шагом, продолжая обдумывать только что возникший в голове план.
Сьюзен выдохнула:
* * *
— Не знаю. Не знаю.
В осуществлении этого плана немалую роль должен был сыграть образ жизни Пейтона. Еще когда ему было двадцать семь лет, он купил участок земли в Скалистых горах. Один из прежних владельцев лет двести назад выстроил там дом — не дом, а настоящую крепость на случай атомной войны. Войны так и не случилось, а дом остался.
Она по-прежнему старалась посмотреть ему в глаза.
Со всех сторон дом был защищен монолитными скалами. Он имел автономное энергообеспечение, вода поступала с ледников. В холодильниках могло разместиться достаточно провизии, а подвалы ломились от оружия, предназначенного для отражения атак голодных и объятых паникой людей. Дом имел и систему кондиционирования, которая могла гонять воздух до полного очищения от чего бы то ни было… Вот что это был за дом.
Пит высвободился. Он так ни разу не посмотрел на Сьюзен, все оглядывался через плечо. Потом позволил Хэтевею взять себя за руку и вывести.
Именно здесь Пейтон каждый год проводил по одному месяцу, и месяц этот был август. В доме не было ни телефона, ни телевизора, ни радио. Кроме всего прочего, Пейтон поставил вокруг своего дома силовое поле. Так что в течение любого августа любого года войти с ним в контакт было практически невозможно. Эти августы он как бы подарил сам себе в награду за одиннадцать месяцев общения с суетным миром.
Я спросил:
Даже полиция — и тут Пейтон усмехнулся, потому что именно это обстоятельство входило в его план — знала о его неизменном августовском затворничестве. Однажды он даже явно нарушил закон; сбежал, будучи освобожденным под залог, лишь бы запереться в своем доме в августе. Вот и еще одна фраза для мемуаров: ничто так не убеждает в невинности, как стопроцентное отсутствие алиби…
— Приятель?
И вот 31 июля, точно так же, как он делал это уже в течение пятнадцати лет, Пейтон проиетел на своем флиттере в Хэмпспойнт, закупил, как он делал это регулярно, на месяц провизии. А первого августа, ровно в полдень, над его убежищем сомкнулся купол силового поля.
Сьюзен оторвала взгляд от уходящего студента.
Но в этот раз незыблемый до того распорядок изменился. Пейтон намеренно оставил для себя восемь дней. За это время он методично истребил все месячные припасы. А девятого утром флиттер перенес его в заранее оговоренную точку в штате Вашингтон, где уже поджидал Альберт Корнуэлл с космическим кораблем. Сам по себе корабль был, конечно, слабым звеном в задуманном Пейтоном плане. Были люди, которые его продали, которые перегоняли его сюда и подготовили к старту. Однако все контакты замыкались на Корнуэлле, а тот… При мысли о Корнуэлле губы Пейтона тронула усмешка. Он уже никогда и никому ничего не скажет.
— Что?
Итак, десятого августа корабль взлетел. Все системы работали отлично.
— Он ваш приятель?
Антигравитаторы позволяли стартовать практически бесшумно. Никто не увидел медленно уходящей в небо ракеты, не засекли ее я радары. Все было чисто.
Она взглянула на свои дрожащие руки.
* * *
— Мы встречаемся.
Два дня в космосе, две недели на Луне. Именно столько мог позволить себе Пейтон. У него не было иллюзий по поводу самодельных карт. Такие карты могли быть полезны тем, кто их составлял, кто помнил местность. Для них же с Корнуэллом карта была настоящей загадкой.
— Насколько серьезно?
Корнуэлл показал Пейтону карту только тогда, когда они оторвались от Земли. Подобострастно улыбаясь, он сказал при этом:
Она прошептала:
— В конце концов, сэр, это был мой единственный козырь!
— Очень серьезно.
— Вы сверили карту с лунным атласом? — холодно спросил Пейтон.
— Другую девушку он тоже знал? Он назвал ее Лолли.
— Я в этом ничего не понимаю. Вся надежда на вас, сэр…
Сьюзен пожала плечами.
Пейтон лишь презрительно посмотрел на Корнуэлла, возвращая тому карту. Единственное, что из нее можно было понять — это то, что интересующее их место расположено где-то в кратере Тяхо, в районе погребенного города. И по крайней мере в одном им повезло: Тяхо в это время был на освещенной стороне. Это означало, что их посадку будет очень сложно заметить с патрульных ракет. Но…
— Ну…
Когда ракета села в спасательной тени одной из скал, лицо Корнуэлла вытянулось.
— Сформулируем так: он с ней тоже встречался?
— Что же делать, мистер Пейтон? Солнце… Мы не сможем выходить надолго!
— Иногда.
— Осталось примерно сто часов, потом Солнце зайдет. Пока мы адаптируемся к здешним условиям и изучим карты.
— Серьезно?
В конце концов карта дала нужную информацию. Но к сожалению, ответ был множественным. Колокольчики могли быть спрятаны в одном из трех кратеров — ГС-3, ГС-5 или МТ-10.
Она огрызнулась:
— Что же нам делать, мистер Пейтон?
— Откуда мне знать?
— Мы проверим все три.
— Ну, ну. Она к вам ревновала?
На одиннадцатый день они закончили с кратером ГС-5. На пятнадцатый… Хладнокровие изменило Пейтону. Клад обязан был быть в кратере ГС-3, потому что МТ-5 был слишком далеко. У них не было времени, чтобы исследовать его и вернуться к 31 августа…
Именно на пятнадцатый день они отыскали клад.
— К чему вы все это?
Они были вовсе и не красивыми, эти Поющие Колокольчики. Так, неровные куски породы размером с два сложенных кулака, пустые внутри и легкие, как пух. Их было две дюжины. И каждый из них, обработав как следует, можно было продать как минимум за сто тысяч долларов.
— Кто-то подложил цианид в сахар и добавил эту смесь в одну чашку. Предположим, Луэлла-Мэри ревновала настолько серьезно, что решила отравить вас и расчистить себе поле действий с Питом. И предположим, она по ошибке взяла не ту чашку.
Осторожно, стараясь не оступиться, они перенесли Колокольчики в корабль. Ходить пришлось трижды.
Сьюзен ответила:
— Будьте осторожны мистер Пейтон, — сказал Корнуэлл, передавая последнюю драгоценность. — Уложили? Слава богу. Я поднимаюсь.
— Это нелепо. Луэлла-Мэри так не поступила бы.
Он присел, чтобы подпрыгнуть до люка — на Луне это можно было сделать, не напрягаясь — посмотрел вверх, и…
Но губы ее сжались, глаза засверкали, а когда я слышу в голосе ненависть, я ее всегда узнаю.
— Нет! Не надо, мистер Пейтон, не… Палец Пейтона, не дрогнув, спустил курок бластера. Невыносимая вспышка разорвала мрак лунной ночи. Теперь Корнуэлла было не узнать, остатки скафандра едва прикрывали залитое мгновенно замерзшей кровью тело.
В библиотеку вошел профессор Родни. Я первым встретил его в здании, и с тех пор мое отношение к нему не улучшилось.
Всего лишь секунду Пейтон мрачно смотрел на дело рук своих. Потом осторожно уложил последний из Колокольчиков в специально приготовленный контейнер и, теперь уже став богаче на пару миллионов, чем был еще несколько часов назад, стартовал к Земле.
Начал он с сообщения, что как представитель факультета он здесь старший.
Двадцать девятого августа корабль мягко приземлился там, откуда стартовал почти три недели назад. Осторожность, с которой Пейтон выбирал это место в Вайоминге, дала свои плоды. Его флиттер стоял нетронутым.
Я ответил:
Тщательно спрятав контейнеры с Колокольчиками в заранее облюбованной расщелине, Пейтон в последний раз вернулся к кораблю. Две минуты спустя ракета бесшумно поднялась и скрылась в темнеющем небе. А еще через несколько секунд в том месте, куда она улетела, Пейтон увидел неяркую вспышку. Его рот снова тронула усмешка, на этот раз удовлетворенная. Он хорошо рассчитал: предохранительные стержни вышли из реактора на нужной высоте, и корабль испарился в атомном пламени.
— Старший здесь теперь я, профессор Родни.
Еще через двадцать минут он уже был дома. Он устал, мышцы болели — сказывался резкий переход к земной тяжести. Спал он мирно и спокойно.
— На период расследования, инспектор, но я отвечаю перед деканом и собираюсь выполнять свои обязанности.
А еще через двенадцать часов нагрянула полиция…
И хоть у него была не фигура аристократа, а скорее лавочника, если вы понимаете, что я хочу сказать, он умудрился посмотреть на меня так, будто мы по разные стороны микроскопа, причем он с большей стороны.
* * *
Он сказал:
Человек, открывший дверь, несколько раз кивнул гостю. Гость же — агент Всепланетного Бюро Расследований — чувствовал себя не в своей тарелке.
— Миссис Неттлер в моем кабинете. Она, очевидно, услышала новость и сразу пришла. Она очень взволнована. Вы с ней увидитесь? — У него это прозвучало как приказ.
— Вы — доктор Вендел Урс? — спросил он. В его голосе звучало разочарование.
— Приведите ее, профессор. — Я постарался произнести это как разрешение.
— А вы, судя по всему, инспектор Дэвенпорт, — утвердительно кивнул хозяин.
Миссис Неттлер была в обычном для такой пожилой леди недоумении. Она не знала, то ли интересоваться, то ли приходить в ужас от такого близкого соседства смерти. Ужас победил, когда она заглянула во внутреннюю комнату и увидела, что осталось от чая. Тело к этому времени, конечно, уже убрали.
Гость показал свои документы и сказал с сомнением: