Азимов Айзек

Каждый — исследователь

Герман Чаунс был человеком предчувствий. Иногда он оказывался прав, иногда нет — пятьдесят на пятьдесят. Однако считая за единицу всю вселенную возможностей, из которых выискивается правильный ответ, половина выглядела не так уж плохо.

Чаунс не всегда был доволен делом, как можно было бы ожидать. Оно отнимало у него слишком много усилий. Люди толпились вокруг проблемы, ничего не делая с ней, затем вручали ему и говорили:

— А что ты думаешь по этому поводу, Чаунс? Включай-ка свою старую интуицию.

И если он доходил до кипения, ответ становился ему ясен.

Его работа в Исследовательском Отряде бывала и похуже.

— Вы думаете, что цена планеты перекрывает ее достоинства? говорили ему. — А что ты думаешь, Чаунс?

Под давлением и стечением обстоятельств в этом путешествии его напарником стал Аллен Смит.

Смит в точности соответствовал своему имени. После первого дня знакомства он сказал Чаунсу:

— Что до тебя, то извилины твоего мозга должны носить особое название. Сталкиваясь с какой-либо задачей, ты знаешь о ней настолько мало, что, скорее всего, любой другой на твоем месте вообще не пришел бы к какому-либо решению. Это называется предчувствием только для таинственности, но это не предчувствие.

Сказав это, он откинул волосы назад. Они были светлыми и спускались на лоб, как тюбетейка.

Чаунс, чьи волосы были буйными, а нос слегка вздернут и смещен в сторону, тихо сказал:

— Может, это телепатия?

— Что?

— Или ее отголоски.

— Чушь, — сказал Смит с явственной насмешкой, что было вполне в его манере. — Ученые тысячелетиями выискивали телепатов и нигде не нашли. Этого просто нет: ни предзнания, ни телекинеза, ни ясновидения и ни телепатии.

— Я допускаю это, но тем не менее, если я принимаю картину мыслей группы людей — даже и не зная, над чем они думают — то могу собрать информацию и прийти к ответу. Я буду знать большее чем любой из них в отдельности, и могу вынести лучшее решение… иногда.

— Есть ли у тебя какие-нибудь доказательства этого?

Чаунс обратил на него свои кроткие карие глаза.

— Только предчувствие.

Они неплохо поладили. Чаунс приветствовал практические знания партнера, а Смит поддерживал его склонность к размышлениям. Они часто спорили, но никогда не ссорились.

Даже достигнув свою цель, коей было шаровое звездное скопление, никогда прежде не испытывавшее удары ядерного реактора человечества, несмотря на усилившееся напряжение они не стали относиться друг к другу хуже.

Смит заметил:

— Хотел бы я знать, что делают на Земле с собранными нами фактами. Мне это кажется просто расточительством.

— Земля только начинает распространять свое влияние. Трудно сказать, куда продвинется по Галактике человечество через миллион лет. Все сведения, добываемые нами, могут в один прекрасный день пригодиться в каком-либо мире.

— Ты говоришь словами пособия для новобранцев исследовательских отрядов. Думаешь, что на этот раз нам попадется что-нибудь интересное?

Смит посмотрел в иллюминатор. На близком расстоянии скопление походило на порошок талька, высыпанный на черный лист бумаги.

— Может быть. У меня предчувствие… — Чаунс замолчал, раза два моргнул и вяло улыбнулся.

— Давай зафиксируем наугад любую звездную группу. Она даст тебе с десяток звезд для исследования по классификации Мак-Коллинза 0,2.

— Ты ошибаешься, — пробормотал Чаунс. Он почувствовал короткое возбуждение, которое появлялось всякий раз при встрече с новыми мирами, готовыми расстелиться перед ними. Это было очень заразительное чувство, каждый год оно охватывало сотни гонцов, и они толпой валили в Отряд, горя нетерпением увидеть миры, которые в один прекрасный день назовут их именами; каждый — исследователь…

Зафиксировав группу, они сделали гиперпространственный прыжок в ее середину и стали изучать звезды в поисках систем. Компьютеры исполняли свою работу. Поток информации непрерывно увеличивался, и все шло заведенным порядком… пока в двадцать третьей системе, вскоре после прыжка, не вышли из строя гиператомные двигатели корабля.

Чаунс пробормотал:

— Чудесно. Анализаторы показывают, что все в порядке.

Он был прав. Стрелки приборов неустойчиво колебались, нигде не замирая даже на короткое время, и не показывали какого-либо установленного повреждения. Конечно, ремонт в таких условиях был невозможен.

— Никогда не видел ничего подобного, — провозгласил Смит. Придется отложить все дела и искать неполадки вручную.

— Мы можем сделать это в более удобных условиях, — предложил Чаунс. — Обычные пространственные двигатели в порядке, а в этой системе имеются две приличные планетки.

— И насколько они приличны?

— Первая и вторая из четырех, имеющихся в наличии. Обе водородно-кислородного типа. Первая несколько теплее и больше, вторая немного холоднее и меньше. Достаточно?

— Жизнь?

— Есть, во всяком случае, растительная.

Смит проверил. В этом не было ничего удивительного: растительность чаще всего встречается именно на таких мирах, ее вполне можно обнаружить и в телескоп, а более точно определить спектрометрами. В любой растительной форме есть четыре фотохимических пигмента, н каждый можно определить по отражаемому им световому спектру.

— Растительность на обеих планетах хлорофиллового типа, — заметил Чаунс. — Они будут выглядеть по-настоящему уютно, почти как Земля.

— Какая из них ближе к нам? — спросил Смит.

— Номер два, мы как раз на пути к ней. Я чувствую, что это будет красивая планета.

— А я пока посмотрю, что с приборами, раз ты не хочешь подумать над этим.

На этот раз предвидение Чаунса не обмануло их. Планета казалась совсем знакомой, с запутанной системой океанов, обеспечивающих климат с малыми перепадами температуры. Горные цепи были низкими и округлыми, а широко распространенная растительность намекала на плодородие.

Чаунс был за пультом управления. Нетерпение Смита все росло.

— Что ты все копаешься и выбираешь?

— Я ищу голую площадку. Не хочу сжигать ни акра растительности.

— А что будет, что и сожжешь?

— А что будет, если не сожгу? — спросил Чаунс и нашел, наконец, нужную площадку.

Только после посадки они осознали истинное значение открытой ими планеты.

Чаунс был ошеломлен. Животная жизнь встречается значительно реже растительной, а проблески разума еще более редки. А здесь, за полмили от места посадки, стояла группа низеньких, крытых соломой хижин, явно созданных обладателями первобытного разума.

— Осторожно, — испуганно сказал Смит.

— Мне не кажется, что нам угрожает опасность, — ответил Чаунс. Твердой поступью он шагнул на поверхность планеты, Смит последовал за ним.

— Просто великолепно. Еще никто не сообщал о чем-либо лучшем, нежели пещеры или сплетенные на ветках гнезда.

— Надеюсь, они не опасны.

— Для этого здесь слишком мирно. Чувствуешь, какой ароматный воздух?

Местность, понижаясь к месту их посадки до самого горизонта за исключением той стороны, где ровную линию нарушала низкая цепь холмов, была успокаивающе бледно-розового цвета, нарушаемого пятнами зелени хлорофиллоносов. На последней четверти мили розовый цвет распадался на отдельные цветы, хрупкие и ароматные. И только в непосредственной близости от хижин земля казалась янтарной от чего-то, выглядевшего, как созревшие злаки.

Появившиеся из хижин существа с робким доверием направились к кораблю. У них было по четыре ноги и покатые тела, достигающие в загривке трех футов. На загривках прочно сидели головы с выпуклыми глазами (Чаунс насчитал шесть), расположенными по кругу и способными на независимые друг от друга движения. Чаунс подумал, что это обусловлено неподвижностью их голов.

У каждого существа был раздвоенный на конце хвост, образующий две сильные фибриллы, которые были высоко подняты. Они быстро вибрировали, и из-за этого казались туманными и расплывающимися.

— Идем, — позвал Чаунс. — Они не причинят нам вреда, я уверен в этом.

Существа на некотором расстоянии окружили людей. Их хвосты издавали модулированные, жужжащие звуки.

— Таким способом они могут переговариваться, — предположил Чаунс. — И мне они кажутся явными вегетарианцами. — Он показал в сторону хижин, где на корточках сидело маленькое существо, собирая хвостом и засовывая в рот янтарные злаки. При этом существо выплевывало шелуху, как человек, сосущий китайские вишни и выплевывающий косточки.

— Люди едят латук, — возразил Смит, — но это еще ничего не доказывает.

Появились новые существа, потолкались около людей и исчезли в розовом и зеленом.

— Вегетарианцы, — твердо сказал Чаунс. — Посмотри, каким способом они обрабатывают свои поля.

Злаки состояли из пучка нежно розовых побегов у самой почвы. Из центра пучка рос волосатый ствол, покрытый с интервалами в два дюйма мясистыми с прожилками почками, которые почти что пульсировали от пронизывающей их жизненной энергии. Ствол завершался бледно-розовыми цветами, которые, если бы не цвет, выглядели совершенно по-земному.

Растения стояли геометрически правильными рядами. Земля возле каждого была тщательно разрыхлена и посыпана порошком, который вряд ли мог быть чем-то иным, кроме удобрения. Узкие дорожки, рассчитанные только на одно существо, перекрещивали поля, и каждая дорожка была окаймлена канавками, очевидно, для стока воды.

Существа разбрелись по полям и принялись за работу. Только несколько из них остались с людьми.

Чаунс кивнул:

— Они хорошие фермеры.

— Неплохие, — согласился Смит. Он подошел к ближайшему растению и протянул руку к цветку, но в шести дюймах от него рука замерла, потому что звуки от вибрации хвостов стали пронзительными, а одно существо даже коснулось его. Прикосновение было слабым, но решительным, а хвост оказался между Смитом и растением.

От неожиданности Смит упал на спину.

— Что, во имя космоса…

Он потянулся за бластером, но Чаунс остановил его:

— Для волнения нет причин, полегче, приятель.

Возле людей собралось уже с полдюжины существ, смиренно и кротко протягивая им стебли злаков, пользуясь для этого хвостами и подталкивая их к людям мордами.

— Они довольно дружелюбны, — заметил Чаунс. — Может, рвать цветы против их обычаев. Скорее всего, с растениями они обращаются согласно строгим правилам. У любой цивилизации, имеющей сельское хозяйство, есть свои обряды плодородия, и господь ведает, что они в себя включают. Правила выращивания растений должны быть строгими, иначе у них не было бы таких аккуратных ровных рядов… Великий Космос, что это?

Снова раздалось жужжание хвостов, и все существа рядом с людьми упали на спины. Из самой большой хижины, стоящей в центре группы домишек, вышло еще одно существо.

— Наверное, это вождь, — пробормотал Чаунс.

Вождь медленно выступал, высоко подняв хвост, и в каждом его фибрилле было что-то маленькое и черное. Когда он приблизился к людям на расстояние пяти футов, хвост наклонился вперед.

— Он подает его нам, — в изумлении сказал Смит. — Чаунс, ради бога, взгляни, что в нем.

Чаунс нетерпеливо присмотрелся и задохнулся от неожиданности.

— Это гиперпространственные прицелы Гамова. Приборы стоимостью в десять тысяч долларов.

Через час Смит вышел из корабля. Еще с трапа он закричал в крайнем возбуждении:

— Они действуют, они настоящие. Мы богачи!

— Я проверил их хижины, но больше не нашел ничего интересного, отозвался Чаунс.

— Но не может же их быть только две. Господи, это такое же верное дело, как полные руки наличных.

Но Чаунс стоял подбоченясь и выглядел довольно сердитым. Трое хвостатых существ ходили за ним по пятам из хижины к хижину, ни во что не вмешиваясь, но оставаясь все время между ним и геометрически правильными рядами бледно-розовых цветущих растений. И сейчас они продолжали смотреть на него во все множество глаз.

— Это самая последняя модель, — продолжал Смит, показывая надпись на приборе: «Модель Х-20, производство Гамова, Варшава, Европейский центр».

Чаунс посмотрел и нетерпеливо сказал:

— Меня интересует, где их можно найти еще. Я знаю, что они есть еще где-то здесь, и хочу их заполучить. — На его щеках выступил румянец, дыхание участилось.

Солнце садилось, и температура упала ниже приятной. Смит два раза чихнул, за ним чихнул и Чаунс.

— Мы можем подцепить пневмонию. — Смит швыркнул носом.

— Я заставлю понять их, — упрямо сказал Чаунс. Поспешно расправившись с банкой свиного фарша и кружкой кофе, он готов был сделать еще одну попытку.

Он высоко поднял прицел.

— Еще, — сказал он туземцам, — еще, — делая при этом округлые движения руками. Он показал сначала на один прицел, потом на второй, затем изобразил воображаемый ряд добавочных прицелов перед ним. — Еще.

Когда солнце совсем скрылось за горизонтом, со всех концов поля послышалось громкое жужжание. Каждое существо, находящееся на поле, опустив голову, подняло хвост и изо всех сил вибрировало им в наступающих сумерках.

— Великий Космос, — встревоженно пробормотал Смит. — Эй, погляди-ка на цветы. — И снова чихнул.

Бледно-розовые цветы, закрываясь, съеживались на глазах.

Чаунс крикнул, перекрывая жужжание:

— Возможно, это реакция на заход солнца. Ты же знаешь, что многие цветы на ночь закрываются. Шум может быть религиозным сопровождением этого события.

Легкий хлопок хвоста по запястью привлек внимание Чаунса. Кончик хвоста ближайшего к нему существа был поднят к небу, указывая на светящуюся точку низко над горизонтом. Хвост махнул в сторону прицела, затем вновь указал на звезду.

— Конечно… внутренняя планета, — возбужденно сказал Чаунс, — на ней другие обитатели. Они, должно быть, прилетели оттуда. — Затем, вспомнив кое о чем, он внезапно закричал: — Эй, Смит, гиператомные двигатели все еще не починены!

Смит выглядел потрясенным, потому что тоже забыл об этом. Затем пробормотал:

— Ты хочешь сказать… Но они в порядке.

— Ты наладил их?

— Я к ним даже не притрагивался. Но когда я стал проверять прицелы, то использовал гиператомные, и они работали. Я даже не обратил на это внимания, совсем забыл, что они были неисправны. Во всяком случае, они действуют.

— Тогда идем, — немедленно сказал Чаунс. Он даже не вспомнил об отдыхе.

Во время шестичасового полета никто не смог спать. Они провели все это время за пультом управления, охваченные почти наркотической страстью. Как и в первый раз, они выбрали обнаженный участок почвы и приземлились.

Планета была теплее первой. Климат напоминал тропическую жару. Неподалеку спокойно текла широкая, мутная река. Ближний берег, покрытый затвердевшим илом, был усеян широкими отверстиями.

Они вышли наружу, и Смит хрипло вскрикнул:

— Гляди-ка, Чаунс!

Чаунс сбросил с плеча его руку и сказал:

— Будь я проклят, если это не те же растения!

Они не ошиблись: бледно-розовые цветы, стебли с жилистыми почками и внизу почки побегов. Растения стояли такими же геометрически правильными рядами, заботливо высаженные и удобренные, окруженные ирригационными канавками.

— Мы часом не ошиблись и не вернулись… — протянул Смит.

— Посмотри на солнце, оно в два раза больше. И взгляни-ка туда…

Из ближайших нор на берегу появились гладко-коричневые существа, лишенные членов. Они были около фута в диаметре и десять в длину. Оба конца одинаково бесформенные и тупые. По бокам тянулись выпуклости. Как по сигналу, эти выпуклости выросли в жирные пузыри, разделившиеся надвое, и образовали безгубые зияющие рты, открывающиеся и закрывающиеся с шумом, напоминающим стук сухих палочек.

Затем, как это случилось и на первой планете, после того, как первое любопытство было удовлетворено и страхи улеглись, большая часть существ поползла к заботливо обрабатываемому полю растений.

Смит чихнул, закрываясь рукавом куртки, с которой облачком поднялась мелкая пыль.

С изумлением посмотрев на нее, он похлопал себя и сказал:

— Проклятие, я весь пропылился. — Пыль поднялась с него, как бледно-розовый туман. — Ты тоже, — прибавил он, отряхивав Чаунса.

Оба стали чихать.

— Думаю, мы набрались этой пыли на той планете.

— Мы можем подхватить аллергию.

— Это неважно. — Чаунс поднял один из прицелов и крикнул змеевидным существам: — У вас есть такие?

Какое-то время не было слышно ничего, кроме плеска воды. Потом несколько змеевидных существ скользнули в реку и вернулись с серебристыми кусками водорослей.

Затем одно из существ, несколько длиннее остальных, подползло к ним, приподняло один конец на несколько дюймов и стало водить им из стороны в сторону. Одна из выпуклостей распухла, затем раскололась с отчетливым хлопком. В образовавшихся половинках лежали два прицела, точные копии двух первых.

— Господь небесный, разве они не красавцы? — исступленно воскликнул Чаунс.

Поспешно шагнув вперед, он протянул к прицелам руки. Державшая их опухоль утончилась и вытянулась, образуя подобие щупалец, которые протянулись к нему.

Чаунс рассмеялся. Это были настоящие прицелы Гамова, точные копии двух первых. Он стал вертеть их в руках.

До него как сквозь туман донесся крик Смита:

— Ты что, не слышишь меня? Чаунс, будь ты проклят, послушай!

— Что? — сказал Чаунс, смутно сознавая, что Смит кричит ему уже около минуты.

— Посмотри на цветы.

Цветы закрывались, как и на первой планете. Вдоль их рядов стояли змеевидные существа, поднявшись на одном из концов и раскачиваясь в странном, ломаном ритме. Над бледно-розовыми цветами были видны только их верхние тупые концы.

— Ты говорил, что они закрываются с приходом ночи. А сейчас ясный день, — напомнил Смит.

Чаунс пожал плечами.

— Разные планеты, разные растения. Пошли дальше. Здесь мы получили два прицела, но их должно быть больше.

— Чаунс, давай полетим домой. — Смит крепко расставил ноги и схватил Чаунса за шиворот.

Чаунс с негодованием повернулся к нему.

— Что ты делаешь?

— Я ударю тебя, если ты сейчас же не вернешься со мной на корабль.

Секунду Чаунс стоил неподвижно, затем его бешенство угасло, и им овладела слабость.

— Олл райт.

Они были на полпути из звездного скопления, когда Смит заговорил:

— Как ты?

Чаунс сел на койке и взъерошил волосы.

— Кажется, нормально. Снова в своем уме. Сколько я спал?

— Двенадцать часов.

— А ты?

— Я подремал. — Смит нарочито повернулся к приборам и что-то слегка подрегулировал. Затем быстро спросил: — Ты понимаешь, что произошло на этих планетах?

— А ты? — медленно спросил Чаунс.

— Предполагаю.

— Вот как? Могу я узнать, что именно?

— На обеих планетах одни и те же растения. Ты согласен с этим?

— Да, конечно.

— Они как-то переселились с одной планеты на другую. На обеих они растут отлично, но случайно — я полагаю, случайно — произошло перекрестное опыление и два вида смешались. Такое довольно часто случается и на Земле.

— Перекрестное опыление придало им силу? Так?

— Да, и именно мы это устроили. Мы сели на одну планету и были покрыты пыльцой. Помнишь, как закрылись цветы? Это могло произойти только после того, как они выпустили пыльцу. И это было то, что заставило нас чихать. Потом мы высадились на другую планету и стряхнули пыльцу с одежды. Тем самым мы положили начало новому гибридному виду. Мы были всего лишь парой двуногих пчел, Чаунс, выполнивших свой долг по отношению к цветам.

Чаунс напряженно улыбнулся.

— Дьявол, не в том дело. Разве ты не видишь опасность? Не понимаешь, почему нам нужно скорее вернуться домой?

— Почему?

— Потому что организмы не приспосабливаются к тому, чего нет. Эти растения определенно приспособлены к межпланетному опылению. Мы даже получили плату за свою пчелиную работу. Не нектаром, конечно, но прицелами Гамова.

— Ну?

— Ну, не было бы никакого межпланетного опыления, если бы кто-то или что-то не совершал этого. В этот раз ее выполнили мы, но мы были первыми человеческими существами в этом скоплении. Значит, до этого другие негуманоиды выполняли эту работу. Может быть, те самые, что в первый раз пересадили цветы на другую планету. Это означает, что где-то в скоплении есть разумная раса, достаточно развитая для космических путешествий. И Земля должна узнать об этом.

Чаунс медленно покачал головой.

Смит нахмурился.

— Ты находишь в моих рассуждениях изъяны?

С несчастным видом Чаунс опустил голову на руки.

— Разреши тебе сказать, что ты почти во всем ошибся.

— Почему? — гневно спросил Смит.

— Твоя теория перекрестного опыления хороша, но ты не принял во внимание некоторые пункты. Когда мы появились в этой звездной системе, наш гиператомный двигатель вышел из строя, а автоматический контроль не мог найти ни причину поломки, ни пути ее устранения. После приземления мы не приложили ни малейшего усилия, чтобы исправить поломку. Фактически, мы забыли об этом. Когда позднее двигатели включились, ты обнаружил, что они в полном порядке, но это не произвело на тебя никакого впечатления, и ты упомянул об этом только через несколько часов.

Возьмем во внимание кое-что еще: как удобно мы выбрали посадочные площадки на этих двух планетах — как раз возле поселений. Это что, слепая удача? А наша невероятная уверенность в доброжелательности существ? Мы даже не позаботились пронести анализ атмосферы, прежде чем подвергнуться ее воздействию.

А о чем мы вообще побеспокоились? Разве что я по-настоящему обезумел от прицелов Гамова. Почему? Да, они ценные, но уж не настолько… и я обычно летаю не в погоне за легкой добычей.

Во время его речи Смит встревоженно молчал. Теперь он сказал:

— Не понимаю, какую роль может играть любое из этих дополнений.

— Оторвись на секунду от своих выводов, и ты поймешь. Разве тебе не ясно, что мы находились под чьим-то мысленным воздействием?

Рот Смита раскрылся. Он замер на полпути между осмеянием и сомнением.

— Ты опять упираешь на телепатию?

— Да, факты есть факты. Я уже говорил тебе, что мои предчувствия могут быть основаны на рудиментарной телепатии.

— Это тоже факт? Несколько дней назад ты так не думал.

— Я думаю так теперь. Слушай, я лучший приемник, чем ты, и был под более сильным воздействием. Теперь мне это ясно… я настаиваю на этом, потому что принял больше, чем ты. Понятно?

— Нет, — резко ответил Смит.

— Тогда слушай дальше. Ты сам сказал, что прицелы Гамова явились нектаром, который подкупил нас стать опылителями. Ты сам сказал это.

— Верно.

— Ну, тогда откуда они взялись? Прицелы — продукция Земли. Мы даже прочитали на них название фабрики и модели, буква в букву. Если в скоплении были нечеловеческие существа, то откуда же взялись прицелы? Там нам это не казалось странным, а тебя, кажется, не волнует и теперь.

— Ну…

— Что ты сделал с прицелами после того, как мы вернулись на корабль, Смит? Ты забрал их у меня, я точно помню это.

— Я положил их в сейф.

— Ты доставал их с тех пор?

— Нет.

— А я?

— Нет, насколько я знаю.

— Даю тебе слово, что я их не трогал. Тогда почему бы нам не открыть сейф?

Смит медленно подошел к сейфу. Ключом к нему служили их отпечатки пальцев. Не глядя, он пошарил внутри. Выражение его лица изменилось, когда он с коротким вскриком выгреб содержимое сейфа наружу.

Он держал четыре камня разного цвета, представлявших собой грубые прямоугольники.

— Они использовали наши собственные эмоции, чтобы управлять нами, — тихо сказал Чаунс, словно вбивая слова в упрямый лоб напарника. Они заставили нас вообразить, что гиператомные двигатели не в порядке, для того чтобы мы приземлились на одной из планет. После приземления они заставили нас думать, что в наших руках ценные приборы, и мы должны лететь за ними на вторую планету.

— Кто они? — простонал Смит. — Хвостатые или змеи? Или и те и другие.

— Ни те, ни другие, — сказал Чаунс. — Это растения.

— Растения? Цветы?

— Точно. Мы видели, как два различных вида существ заботятся об одном и том же виде растений. Являясь сами животными, мы, естественно, предположили, что хозяева здесь животные. Но почему мы предположили это? Это растения, о которых заботятся.

— На Земле тоже выращивают растения, Чаунс.

— Но мы их едим.

— Может, эти существа тоже едят свои растения.

— Разреши мне сказать, что их не едят. Они управляли нами достаточно хорошо. Вспомни, как внимательно я искал голую землю для приземления.

— Я не испытывал такой потребности.

— Ты не был под контролем, они не беспокоились о тебе. Затем, вспомни, что мы не замечали пыльцы, хотя были покрыты ею… не замечали до тех пор, пока не высадились на второй планете. Потом мы по приказу стряхнули ее с себя.

— Никогда не слышал ничего настолько невозможного!

— Почему невозможного? Мы не связываем разум с растениями, потому что у растений нет нервной системы. Но у этих растений она должна быть. Вспомни жилистые почки на стеблях. И еще, растения не могут свободно двигаться. Но если они развили телепатические способности, то не нуждаются в свободе передвижения, так как могут управлять передвигающимися животными. Они получают заботу, удобрения, ирригацию, опыление и так далее. Животные заботятся о них, преданно посвящая себя этому делу, и счастливы, потому что растения дают им чувство счастья.

— Мне будет тебя жаль, — уныло сказал Смит, — если ты попробуешь, рассказать эту историю на Земле.

— У меня нет на этот счет никаких иллюзий, — пробормотал Чаунс, однако… Что я могу сделать, так это попытаться предупредить Землю. Ты же видел, что они делают с животными.

— Если слушать тебя, то они делают из них рабов.

— Хуже. Либо обладатели хвостов, либо змеи, либо те и другие когда-то были достаточно цивилизованны, чтобы развить космические путешествия. В противном случае растения не росли бы сразу на двух планетах. Но, скорее всего, путем мутаций у растений развилось чувство телепатии, что и привело цивилизацию животных к концу. Животные на атомной стадии развития опасны. Тогда их заставили все забыть и превратиться в то, что мы видели сейчас. Проклятие, Смит, эти растения — самые опасные существа во Вселенной! Земля должна узнать о них, потому что в один прекрасный день земляне могут вторгнуться в эту систему.

Смит рассмеялся.

— Знаешь, ты совершенно не в своем уме. Если растения держали нас под контролем, то почему они позволили нам убраться оттуда, чтобы предупредить остальных?

Чаунс помолчал.

— Не знаю.

Потом он с силой почесал голову. Почему им позволили уйти? И кроме того, почему он чувствует настоятельную необходимость предупредить Землю о тех, с кем земляне не встретятся, возможно, еще тысячелетия?

Он напряженно размышлял и появились кое-какие проблески. Какая-то мысль вертелась в голове, но ускользнула. На секунду он отчаянно подумал, что эта мысль была _устранена_, но затем это чувство также исчезло. Он только знал, что корабль должен идти к Земле на полной скорости, нужно спешить.

Итак, после бесчисленных лет ожидания возникли надлежащие обстоятельства. Протоспоры двух планетных видов материнского растения встретились и смешались, спрятались в одежде, волосах и корабле новых животных. Почти одновременно сформировались гибридные споры. Только они имели способность и потенцию адаптироваться на новой планете.

Теперь споры спокойно ждали на корабле, который с помощью последнего импульса материнского растения спешил в новый, зрелый мир, где свободно передвигающиеся животные возьмут на себя заботу об их потребностях.

Споры ждали с терпением растений (всепреодолевающим терпением растений, о котором животные понятия не имеют) прибытия в новый мир каждая, в своем маленьком роде, исследователь…