— Да. Выходите. У нас осталось минут пять. — и первая выскочила из машины. Володя обернулся и рукой придержал товарища:

— Выкладывай, что ещё придумал? Нога у него болит, понимаешь.

— Судя по всему, мне туда нельзя. Кажется, в этом помещении есть один мой очень хороший знакомый, с которым до поры до времени лучше не встречаться. Но побывать в здании надо. Так что, выхода нет. — Самойлов откинулся на спинку сиденья. — Пойдёшь один. Снимай всё, что возможно. Но самое главное — людей.

Дмитриев распаковал кассету, вставил её в камеру:

— Как хоть выглядит твой знакомый?

— Лицо кавказской национальности. Ещё вопросы есть?

— Да пошёл ты…

— Нет, дорогой, это ты иди.

Через двадцать минут Володя кинул на заднее сиденье камеру, сам уселся за руль, включил зажигание и тронул с места.

— Эй, Шумахер, — Самойлов вцепился в спинку кресла. — поосторожнее. И куда торопимся: девушку забыл.

— Девушка едет со своими друзьями. — Володя вывернул на трассу и увеличил скорость. — Которые нам совсем не друзья.

— Точнее.

— Говоришь, у тебя там должен был быть один знакомый кавказской национальности? Представь себе, был. И знаешь кто? Гия Сурхуладзе.

Михаил присвистнул:

— Ты не ошибся?

— А с чего ты решил, что там должны были быть кавказцы? Вот отсюда и пляши.

Машина медленно проехала к повороту на Жуляны, сделав по трассе полукруг, и Володя уже собрался, было, нажать на газ, как неожиданно к лобовому стеклу припечаталась маленькая женская фигурка:

— Кто — кто в теремочке живёт? — Юлька выглядела потрясающе восторженно. — Ну, как вам, Володя, оперативность нашей команды?

Дмитриев в душе выматерился.

— Потрясающе.

— Помяните моё слово. Мы их прижмём. К стенке. А вам, сэр, — девушка впрыгнула в салон авто на заднее сиденье и тут же пристала к Самойлову, — желаю выздороветь, и объективно осветить все события в нашей стране.

— А другого, более душевного пожелания нет?

— Это намёк? — нос девушки сморщился.

— Нет. В моём возрасте не намекают, а действуют напрямую, пока сил хватит.

— Пошло.

— Тем не менее факт. Если что-то подобное произойдёт, надеюсь, вспомните о нас?

— О-кей. Вот мой телефон. — простенькая визитка опустилась на колени оператора. — Звоните.

Самойлов вырвал листок из блокнота и нацарапал на нём несколько цифр.

— А вот мой. Пока.

— До встречи.

Девушка выпрыгнула из машины и устремилась к стоящей на другой стороне трассы иномарке. Михаил посмотрел ей вслед:

— Интересно, Гия с ними в машине, или нет?

— Какая разница? — Володя откинулся на спинку кресла. — Главное то, что он есть. И он помогает. Всё остальное — проза.

С Гией Сурхуладзе, парнем лет двадцати пяти, студентом Тбилисского университета, Самойлов, как и Володя, познакомился во время «тюльпановой революции» в Тбилиси. Собственно, и со своим будущим оператором он тоже встретился впервые там же. Только Дмитриев тогда работал на «первый канал».

Сурхуладзе… Самойлов с трудом перевёл дыхание: вот с кем он действительно не хотел бы встретиться. Ни сегодня, ни завтра, ни в ближайшее — далёкое будущее.

— Кстати, — Володя рванул молнию на куртке, и несколько освободил грудь. — Где ты подобрал девицу, я понял, но как ты с ней познакомился?

— Помнишь, художника, у которого я был на Андреевском спуске?

— У которого фотографии Козаченко?

— Да. Это его дочь.

— Козаченко?

— Художника.

— Мир тесен. — оператор вновь завёл мотор. — И тем он интересен.

Володя вырулил на вторую полосу, и придавил педаль газа.

— Если Гия в Киеве, — произнёс Михаил, — То вместе с ним должен был приехать и Отар.

— Не обязательно. Они что: нитка с иголкой?

— Не скажи. Гия тело, Отар — голова. Павелич страну покинул, но на своё место прислал проверенных в деле людей. Гию одного, без Отара, он бы сюда не пустил. Тот мастер по всякого рода эксцессам. Неприятности за ним следом ходят. Ему намордник нужен. Так что, Отар здесь. Вывод: приближается новая цветочная революция. Володя, какой на Украине самый популярный цветок?

— Чернобрывцы.

— Что? — Самойлов расхохотался.

— Ничего смешного. Классный цветок. Всегда цветёт. Его на могилах чаще всего выращивают.

Самойлов попытался сдержать смех, но тот сам собой прорвался:

— Революция чернобрывцев! Представляешь? Или нет. Лучше так: чернобрывчатая революция. Хрен редьки не слаще.

— Как бы не называли, — Володе было не до смеха. — а дела очень напоминают Грузию. Правда, имеются отличия.

— Какие?

— Дома увидишь.

Поднявшись в свою квартиру, не снимая одежды, Дмитриев быстрыми, отточенными движениями подсоединил камеру к телевизору, и запустил её на просмотр. Михаил увидел в экране, как оперативная бригада, состоящая из представителей оппозиции и компании «Час», вскрывала упаковки, запечатанные в типографии, с антирекламой против Козаченко: на одних листах Украина была изображена в трёх цветах. Первый, жёлтый, окрашивал западную часть страны. Второй, голубой, центр, и третий, зелёный, восток и юг. Соответственно по цветам стояли надписи: первый сорт, второй и третий. Под рисунком виднелась надпись: Так выглядит ИХ Украина! На следующем плакате страна напоминала мустанга, которого оседлал президент США. Третий плакат изображал Козаченко… в нацисткой форме. Количество экземпляров составляло несколько десятков тысяч. Самойлов тут же отметил: пачки лежали по всей площади склада. По ним ходили люди, вскрывали их, потрошили, показывая перед камерами, что содержат картонные упаковки.

Володя, как его и просил Михаил, старался снимать в основном людей, но камера не могла пройти мимо такого материала.

— Ну, как тебе?

— Неплохо. Козаченковских вижу, «часовщиков», людей из органов. А где хозяева?

— В том то и дело. — Володя намазал на хлеб масло и теперь жевал «холостяцкий бутерброд», запивая его пивом. — Хозяева появились через десять минут, после начала данного циркового представления. — рука оператора указала в глубину экрана. — Вот, смотри. Узнаёшь?

Самойлов пригляделся.

— Постой. Так он же из… Как их, господи… Партии «Славянское объединение».

— Точно. Вся продукция принадлежит им. Сами признались.

— Представляю разочарование девочки: Яценко не причём. Прокламации от ещё одного кандидата.

— Причём, и мы знаем, и они знают, что тот парень чисто «технический» кандидат. А на кой ляд такой фигуре наживать себе врагов в стане вполне возможного президента?

— Думаешь, договорились?

— Может быть да. — оператор дожевал хлеб и допил хмельной напиток. — А может, и нет. Тут другой вопрос.

— Какой?

— А ты присмотрись. С самого начала.

Михаил ещё раз прокрутил плёнку. Вот группа людей входит в помещение. Включается свет. Мелькнул Гия. Отошёл в сторону, в тень. Правильно: к чему лишний раз светиться. Так, на первый план выдвинулись журналисты… Им «часовщики» показывают первую вскрытую пачку. Вторую. Вот человек Козаченко, с интересной фамилией: Круглый, рассказывает телевизионщикам о том, что за материалы им обнаружены на складе. Опять промелькнул Гия. Вот Юлька вскрыла пачку. Расстроена. Почему? В пачке лежит реклама «Славянского объединения». Осечка. Бывает. Показался представитель самого объединения. Начинает выяснять отношения с Круглым. «Часовщики» выносят несколько пачек антиагитации. Юлька… Стоп!

Самойлов бросил взгляд на Володю:

— Говоришь, хозяин всего этого барахла появился через десять минут, после вскрытия склада?

— Два балла. Я тебе об этом сказал буквально минуту назад. Реакция, господин журналист, у вас несколько тормознутая. — Володя откинулся на диван и закурил.

Михаил вскочил на ноги, и принялся мерить комнату широкими шагами.

— То есть, склад вскрыли без хозяина? Самостоятельно? С нарушением прав собственности? И кто вскрыл? Милиция?

— Ещё два балла. А где вы, господин Самойлов, увидели милицию?

— Так ведь… Чёрт. — Самойлов перемотал кассету и указал на двоих лиц в штатском. — Какие корочки они показывали?

— Лично мне, никаких. Но думается, ребятки не из внутренних, а из внешних органов. Менты себя так раскованно в присутствии народных депутатов не ведут. А склад вскрыл народный депутат Круглый. Лично.

— Любопытно. — Самойлов нажал на «паузу». — Получается, в одну дуду вместе с оппозицией играет и служба безопасности?

— А если пойти дальше?

— И министерство внутренних дел?

— Не то. Я сказал дальше. — Володя присел. — Что, если с оппозицией заигрывают не только «органы», но и другие «технические» кандидаты, которые, по логике вещей, выдвигаются с одной целью: поддерживать кандидата от власти и оттянуть голоса от оппозиции на себя?

— Тогда они должны были вас ждать возле входа с распростёртыми объятиями.

— Не успели. Или побоялись засветиться. Они же «технические» кандидаты, а техника иногда подводит.

— Любопытно. — Михаил вынул кассету и спрятал её в кейс. — Надо будет пообщаться с тем кандидатом от «Славянского объединения».

— Думаешь, он тебе так и откроется? — усмехнулся Володя.

* * *

Щетинин явно находился не в духе.

— Что-то произошло? — Медведев знал своего шефа не первый год. И раз тот принялся рисовать во время разговора на листе бумаги женские головки, значит, получил «ЦУ» от вышестоящих инстанций.

— В общем, ничего существенного. А в деталях, дело обстоит так. Сам, — генерал кивнул на портрет президента. — взял под контроль «Украинское дело». Думаю, не случайно.

Герман Иванович придвинул стул, присел на него.

— А что странного. Киев ещё два месяца назад просил «босса» об «открытых действиях».

— Открытые действия хороши в военной обстановке. — генерал отбросил карандаш. — А мы службы политические, с военным оттенком. А политика есть дипломатия. Так что, президент правильно делал, что отказывал. Но, исходя, из последних событий, игра стала менять правила. Причём, не в нашу пользу.

Медведев расстегнул китель, который редко одевал для служебных целей.

— Президента тоже нужно понять. За ним, сами знаете, стоит российский бизнес, который внёс в Украину приличные капиталы.

Щетинин усмехнулся:

— Услышал бы кто тебя лет, эдак, двадцать назад. Молчу про Сталинские времена. — Вилен Иванович положил правую руку на левую сторону груди. Опять сердце пошаливало. — Наша задача — помочь капиталистам в сбережении их вкладов. Дожили. Докатились. Срамота. Службу безопасности использовать, как последнюю, дешёвую шлюху.

— Товарищ генерал, — Медведев посмотрел на часы. У него была назначена встреча, и беседа с руководством могла её сорвать. — И вы, и я прекрасно знаем, без данных капиталов, и капиталистов, останемся без работы. В конце концов, все структуры, подобные нам, только тем и занимались, что оберегали чьи-то интересы. В том числе и финансовые.

Вилен Иванович встал, прошёл к сейфу, достал из него бутылку коньяка, два бокала:

— Боишься репутацию потерять? — напиток прикрыл дно обоих бокалов. — Правильно боишься. Это мне терять нечего. Я свою государственную пенсию уже заработал. А тебе, как говорили у нас, в Зее, ещё как медному котелку греться.

Щетинин поднял бокал, посмотрел его содержимое на свет, и слегка пригубил.

— Пей.

— Не хочу. — полковник отставил бокал.

— Обиделся? — генерал отодвинул сосуд в сторону. — А ты на стариков не обижайся. Иногда они говорят толковые вещи.

— И не думал. — взгляд полковника упёрся в полированную поверхность стола. — Вопрос: что нам даст президентский контроль?

— А вот об этом пока ничего не известно. Первое, мне «поставили на вид» за плохую работу в столице Украины.

— За что? — встрепенулся Герман Иванович. — Мы ни йоту не отступили от инструкции. Двенадцать наших людей ведут чисто наблюдательную деятельность. Активность сведена до минимума. Выполняем приказ.

— Вот за тот приказ нас теперь и бьют. — Щетинин снова принялся рисовать женские головки в блокноте. — Любимчик президента, политолог доморощенный…

— Луговой?

— Он самый. Требует, чтобы наша активность, так сказать, активизировалась.

— Вот пусть её сам и активирует. — вспылил Медведев. — Таскается по всему Киеву со своими советами. Засветился уже у всех, начиная от президента, заканчивая общественным сортиром. Он там у нас как бельмо в глазу. К тому же меня до сих пор интересует, передал он тогда информацию Петренко, или нет? А, может, Лев Николаевич уже на Козаченко работает? При таком то патронате.

— Передать твои слова президенту?

— Вилен Иванович, — постарался сдержать свои чувства полковник. — вы же понимаете: повысить активность того же самого «Грача», всё равно, что напечатать во всех газетах о нём, как о российском агенте. Когда мы посылали в Киев наших людей, установка была одна: смотреть и сообщать. Всё. Пусть кто-то меняет правила для себя. Под себя. Но не мы. Иначе начнётся такой кавардак, сами в нём перестанем разбираться.

— С тобой то я согласен. А что рапортовать наверх? Опять «козу» отписывать? — генерал расстегнул китель, отпустил галстук, — Задача, поставленная президентом, такова. Нужно помочь нашему комедианту на востоке и юге. Всё. На западной Украине тот уже показал спектакль. Вся страна рыгочет. И не только страна. Хоть из больницы этот доморощенный вахтанговец выписался?

— Так точно.

— Тоже мне, народный артист. — карандаш со стуком опустился на стол. — И не смотри постоянно на часы. Спешишь: так и скажи.

— Встреча у меня.

Щетинин вздохнул. Честно говоря, он рассчитывал на более длительную встречу: посидеть с Медведевым и, в нормальной, домашней обстановке, обговорить всё детально. В конце — концов, нормально, по мужски, выпить, да, видно, не судьба.

— Что предлагает президенту Луговой? — поинтересовался Медведев.

— Ничего. Общие слова. Ты же знаешь: кинул идею и в кусты. Он, мол, теоретик. А кто выполнять будет? А тем более отвечать? Вот то-то и оно, отвечать из них никто не хочет. Предложения имеются?

— Не знаю. Слишком неожиданно.

— Ну, не так уж и неожиданно. Нечто подобное мы и предполагали.

— Но не так срочно. Я так понимаю, из-за возвращения Козаченко вся эта лабуда разыгралась.

— Вот это верно. Возвращение «Козачка» нам путает все карты. Лично я рассчитывал ещё на недельку. Торопится господин Шлоссер. Ох, как торопится. Ну, да что имеем, то имеем.

— Лугового бы как следует приструнить. — высказался полковник. — Его чрезмерная активность нам будет мешать.

— Неплохо бы. — Щетинин хотел на этой фразе и остановиться, но понял, полковник ждёт продолжения. — Ладно, попробую этим заняться, через Проклова. Твоя задача: найти контакт с ведущими бизнесменами Украины, особенно в восточных регионах, заручиться их поддержкой премьера. Гарантированной поддержкой. Чёрт с ним, с западом, но восток и юг мы не отдадим. Не для того туда столько сил и средств кинули. Работать только через доверенных лиц. Хватит постоянно в дерьмо наступать. «Грача» не трогай. У него неплохая позиция. Кто знает: может, новые контакты, которые он нащупал, ещё пригодятся. Да и в Киеве кто-то должен остаться. Вопросы?

— Какие регионы задействуем в первую очередь?

— Донецк, Луганск, Харьков, Днепропетровск. Традиционно, Севастополь, Симферополь, Одесса, Николаев.

— Центр Украины?

— Не уверен. — протянул генерал. — Вряд ли там следует вести себя так же, как в Донецке. Не примут.

— Я тоже так думаю. Даже за мэра не ручаюсь, хотя он из команды президента.

— Все мы были, когда-то в чьей-то команде. — Вилен Иванович задумчиво постучал карандашом по крышке стола и неожиданно произнёс, — Слушай, Герман, а что, если наш проиграет?

Медведев ждал подобного вопроса с начала разговора.

— Мы окажемся в довольно неловком положении. — сделал паузу полковник, и добавил. — Точнее, в очень неловком положении.

— Вывод…

— Следует наладить контакт с оппозицией. — выдохнул Медведев. Он давно думал над данной темой. И понимал, рано, или поздно, но выходить на людей Козаченко им придётся.

Щетинин задумчиво покачал головой.

— Даже не вздумай! — генерал вскинул указательный палец, как бы делая упор на последней фразе. — Сам знаешь, что будет, если об этом узнают в Кремле. Работать только с Яценко. Точка! И то не со всеми, а некоторыми из них. С людьми из бизнес кругов. Поезжай в Киев. Подбери нужные кандидатуры. Желательно, чтобы люди занимали не самый верхний, но достаточно высокий пост в их иерархии. Имели капитал. Не крупный. У таких желание увеличить банковские счета всегда превалируют над моралью. И, естественно, когда-то сотрудничали с нами.

— По-моему, я понял, кого вы имеете в виду. — полковник прищурился. — В первую очередь, Петренко.

Щетинин утвердительно кивнул головой.

— И иже с ним.

— Но мне, в таком случае, придётся посетить Киев.

— В чём проблема? Небольшая туристическая поездка не помешает.

Полковник поднялся и собрался, было, покинуть кабинет, как голос генерала задержал его:

— И ещё, Герман, очень тебя прошу: никакой самодеятельности. Только в рамках того, о чём мы говорили.

* * *

Володя настроил камеру на выход из терминала.

— Готов? — поинтересовался Михаил.

— Как пионер. — оператор оглянулся по сторонам. — Посмотри, сколько желающих встретить Козаченко. В прошлом году снимал приезд нашего президента. Камер было раза в два меньше.

— Так то в прошлом году. И то был наш президент.

— Это точно. Слушай, давай завтра выходной устроим. Выспимся. В кино сходим.

— Я тебе что, девушка, по киношкам ходить?

— Понятно. Опять поедем к очередному кандидату. Миш, ты прости, но я думаю, мы напрасно тратим время и плёнку. Здесь всем давным-давно понятно, кто будет претендовать на высшие места. На них и нужно ориентироваться. А не мотаться по всему Киеву, в поисках Дяди Васи, кандидата от пивной партии. И главное — никаких сенсаций. Всё обыденно до зубной боли.

Самойлов отмахнулся.

— Не стони. Лучше приготовься. Идут.

Володя сросся с камерой, и вовремя. На выходе из терминала показались фигуры народных избранников, которые своими телами показушно откровенно прикрывали фигуру лидера оппозиции.

— Раньше следовало так охранять. — пробормотал Володя, фиксируя на плёнку каждое движение кандидата в президенты.

Андрей Николаевич выглядел не просто плохо. Страшно плохо. Его, прежде привлекательное лицо, покрывала маска. По-другому то, что проявилось вместо лица, назвать было невозможно. Некогда гладкая кожа, теперь сморщилась, превратившись в пергамент тёмно-коричневого цвета. Глаза слезились, и Андрей Николаевич постоянно к ним прикладывал носовой платок. И ростом он стал вроде как ниже. И в плечах уже.

Среди встречающих пронёсся шум.

Козаченко вошёл в холл для встречающих с двойственным чувством. Широко раскрытые зрачки объективов впервые на него подействовали не возбуждающе, а угнетающе. Как они все смотрят на него! Сенсация: наконец то, мы увидели то, о чём столько говорили. И ЭТО оправдало их ожидания. Даже больше. Судя по всему, они и не рассчитывали увидеть подобное.

Первыми пришли в себя журналисты телеканала «Свобода»:

— Андрей Николаевич, насколько вы в состоянии бороться дальше за пост президента?

Могли бы сначала хотя бы поинтересоваться здоровьем.

— Именно ради этой цели я и вернулся в Украину, не пройдя до конца курс лечения.

И вопросы посыпались со всех сторон:

— Подтвердилась ли версия об отравлении?

— Почему вы лечились в Австрии, а не в нашей больнице?

— Когда мы сможем увидеть вас на ближайшем митинге?

Козаченко поднял руку и, успокаивающим жестом, приостановил поток вопросов:

— Первое, что я хочу сказать: чувствую я себя вполне здоровым человеком. Я имею ввиду, здоровым для того, чтобы продолжить борьбу с тем режимом, который меня отравил. Второе, мне бы очень не хотелось, чтобы моё состояние обсуждалось в средствах массой информации. Поверьте, это далеко не самое приятное чувство, видеть, как по телевизору обсуждают твои анализы.

Среди встречающих раздался смех. Лёд подтаял, хорошо.

— В ближайшее время мы скоординируем действия нашего штаба, для того, чтобы восполнить тот пробел, который образовался в предвыборной кампании в последние недели. И, естественно, обязательно вам сообщим о ходе нашей работы.

— Как отреагировала администрация президента на ваше заявление?

— Никак. Точнее, как политический труп.

Самойлов выставил вперёд микрофон, подумав при этом: не знаю с кем поспорить, но могу сказать, его рейтинг, поднимется с этого момента на несколько десятков пунктов. Если не сотен.

— Интересно, чем его так траванули? — пробормотал Володя снимая всё, что попадало в кадр.. — И, самое любопытное, кто?

— Как вы думаете, — раздался голос где-то из-за спины Самойлова. — парламентская комиссия по расследованию преступления, совершённого против вас, сумеет найти преступника?

— Ловить преступников — дело милиции. А комиссия обязана создать для органов внутренних дел все условия для того, чтобы преступник был найден и осуждён. Иначе, общество не поймёт нашу Верховную Раду.

— Но ведь до выборов осталось совсем немного времени. Успеет ли она сделать соответствующие выводы и помочь милиции?

— Успеет! — уверенно ответил кандидат в президенты. — А не успеет — мы её поторопим. Найдём средства.

Журналисты вновь рассмеялись.

Козаченко попрощался с ними, вышел в сопровождении друзей и охраны из здания аэропорта к кортежу иномарок, из которых он выбрал самую крутую модель, и тут же разместился в ней на заднем сиденье. Круглый отметил, что не ошибся в выборе машины. Рядом с кандидатом в президенты расположился Александр Борисович Литовченко, народный депутат, лидер парламентской фракции «Блок Литовченко». На переднем сиденье с трудом устроился начальник охраны кандидата Степан Рог, также народный избранник. Крупного телосложения. И, несоизмеримо с телом, маленькой головой.

— Теперь детально. — первым начал разговор Андрей Николаевич, — Что в парламенте?

— Ждут твоего возвращения. — Литовченко махнул шофёру: трогай. — Яценко активно мотается по восточным и южным регионам. Надеется набрать там основную массу голосов.

— Как президент в своё время?

— Почти.

— Что Центр? — Козаченко имел ввиду в первую очередь Киев и Киевскую область. Собеседник его понял.

— Здесь мы в лидерах. Слава Богу, Яценко сам нам помог своими кадровыми перестановками.

— Что СМИ?

— На «пять» баллов. Теперь только две кандидатуры в эфире. Остальных как бы и не существует.

— Соцанализ проводили? — задал вопрос лидер оппозиции.

— Да. — ответил второй человек в команде Козаченко. — Всё сходится с нашими прогнозами, за исключением востока.

Козаченко приоткрыл окно. Ветер моментально принялся трепать его вьющиеся, с проседью волосы.

— Неужели премьер совсем на столицу не обращает внимания?

— По Киеву ребята пока не докладывали. Но встреча Яценко с мэром должна состояться в любом случае. В ближайшее время. Зато «бык» встречался с Панчуком. Приказал, кровь из носу, но чтобы область проголосовала за него.

— Пётр Михайлович, естественно, стал в стойку. — Козаченко усмехнулся. — Чего и следовало ожидать. Ничего, Панчуку мы хребет и так сломаем. — Андрей Николаевич повернулся в сторону Литовченко. — Итак, наша первая цель — Киев. Приготовь собственный план дальнейших действий. Вечером посидим, подкорректируем.

— Хорошо.

— А почему Сергей не приехал встретить меня?

— Он в больнице.

— С мамой плохо? — догадался Козаченко.

— Да. Извини, Андрей Николаевич, не хотел тебе сразу говорить. Судя по всему, инфаркт. Вчера вечером отвезли.

Козаченко отвернулся к окну. Долго смотрел на обочину дороги. Чёртова политика.

— Катя с ней?

— Да.

— Скажи водителю, едем в больницу.

— Хорошо. — Литовченко тронул шофёра за плечо.

Козаченко сглотнул ком в горле и больше за всю дальнейшую дорогу не произнёс ни слова.

* * *

Яценко лично прикрыл двери кабинета и сел рядом с министром транспорта.

— Как у нас дела? — первый вопрос не застал Игоря Николаевича в врасплох.

— Практически, всё готово для того, чтобы прокрутить «карусель». В Киев и областные центры прибудут составы с нашими людьми. Думаю, другие регионы задействовать не стоит. Если сломаем обстановку в Киевщине, перевес сил будет на нашей стороне.

— Основные ставки?

— Самые крупные города. Белая Церковь, Богуслав, Обухов, Макаров, Васильков, Ирпень.

Яценко поморщился:

— Не маловато ли? Может, следует задействовать Тетеревское направление?

— Можно и его. — Игорь Николаевич скептически посмотрел на премьера. — Хотя, я бы этого не делал. Может статься «перебор». И так слишком рискуем, вывозя людей по открепительным талонам в малознакомую местность. К тому же, Тетерев — вотчина оппозиции. Работать на территории врага нам спокойно не дадут. А специально создавать конфликтную ситуацию, думаю не стоит.

— А ты не думай. — резко заметил Владимир Николаевич. — Просто выполняй, то, что тебе намечено мной. И, как говорят в таких случаях, будешь в шоколаде.

— Журналисты и наблюдатели, наверняка, заметят факт передвижения внеплановых составов и автотранспорта. — попытался обосновать свои слова министр, но Яценко его даже слушать не захотел.

— Твоя задача доставить «молодняк» до цели. А с журналистами и Козаченковскими прихлебателями, я, как-нибудь, сам разберусь. Мне нужны поезда и автобусы. Любой ценой. И в большом количестве. Всё. Разговор закончен.

* * *

— Алло, Михаил? Молчуненко вас беспокоит. Не помешал?

— Нет, Алексей, всё в порядке.

Самойлов разлил по чашкам чай, придерживая плечом телефонную трубку.

— Ваш оператор недалеко от вас?

— Здесь, рядом. Что-то срочное?

— Думаю, подобное вас должно заинтересовать. Приезжайте на улицу Анри Барбюса, дом номер четырнадцать, жилая девятиэтажка. Печерский район, чуть выше Дворца «Украины». Жду!

Раздались короткие гудки: Молчуненко положил трубку.

— Володя, — Михаил прервал ужин оператора, — Как говорят медики, на выезд.

— Какой выезд? Посмотри на часы: половина одиннадцатого ночи. — Дмитриев намазал на хлеб масло и положил сверху солидный кусок дешёвой варёной колбасы.

— Не ночи, а вечера. Поехали, нас Молчуненко ждёт. И думаю, не просто так, раз хочет, чтобы ты взял камеру.

Володя дожевал на ходу бутерброд, спустился вниз, быстро завёл машину и через сорок минут они поднимались по узкой улочке вверх, со стороны Дворца культуры «Украина».

Молчуненко, как и обещал, встретил их на обочине дороги:

— А помедленнее ехать не могли? — он вскочил на заднее сиденье, захлопнул дверцу. — Чуть не пропустили. Первый поворот налево, метров сто.

Машина рванула с места, вгрызаясь резиной в асфальт.

— Интересно, и что мы могли пропустить? — пробормотал Володя, пока пристраивал авто. Забросив сумку с камерой на плечо, он стремительным шагом направился за журналистами.

— Сейчас из подъезда будут выходить некоторые личности. Снимай всё подряд, а информацию дам чуть позже. — на ходу объяснял Молчуненко.

— Хоть с кем это связано? — поинтересовался Самойлов.

— «Часовщики». Помните, вас интересовала сия организация. Задержали одного из лидеров. Некто, Крючков Роман. Имя ничего не говорит?

— Нет. — отрицательно кивнул головой журналист. — Из этих только с Кузьмуком знакомы.

— Он один из его помощников. Пришли.

Возле подъезда к этому часу уже толпились журналисты из разных телекомпаний. «Свобода», заметил Михаил, «УТН», первый национальный…

— А откуда узнали, что произойдёт задержание?

— А откуда я узнал? — усмехнулся Молчуненко. — Народные избранники позвонили. Милиция подтвердила. Включайтесь в процесс. Ведут.

Из подъезда двое милиционеров вывели молодого человека, заломив тому руки за спину. Лица арестованного Михаил рассмотреть не смог: из-за боли в суставах юноша сломался пополам, и мог смотреть только в землю. Следом за ними вышли ещё несколько сотрудников органов внутренних дел в милицейской форме, с полиэтиленовыми пакетами в руках. За ними, что-то агрессивно выкрикивая, шли люди в штатском. Представители молодёжного движения «Час». Некоторые лица Михаилу были знакомы. Впрочем, на них он не обратил внимание.

Последней выскочила из подъезда Юлька. С красными от слёз глазами. Короткие растрёпанные волосы на маленькой головке превращали её в незащищённого, бессильного цыплёнка. Она всё время пыталась вырвать из руки одного из милиционеров пакет, в котором, судя по всему, хранился найденный на квартире задержанного обвинительный материал.

Дверь милицейской машины распахнули. Юношу заставили сесть на заднее сиденье, зажав его худое тело двумя спецназовцами.

— Ёлка, я не виноват! — услышал Самойлов крик задержанного. — Они мне всё подложили! Скажи всем, Ёлка! Я не виноват!

Дверь захлопнули. Двигатель взревел, машина рванула с места и исчезла за поворотом.

— Только что вы видели задержание Романа Крючкова, активиста организации «Час». - телекамера первого национального проводила машину, и теперь снимала телерепортёра. — По показаниям сотрудников внутренних дел, на квартире у арестованного обнаружены самодельная бомба, запал, два газовых баллончика, а также наркотические вещества.

— Только что мы с вами стали свидетелями того, — в нескольких метрах от «УТН» работала телекомпания «Свобода», — Что преступная власть, как в тридцать седьмом, сталинском, году организовывает аресты ни в чём неповинных людей, подбрасывая им компрометирующий материал состряпанный в местном управлении внутренних дел…

Михаил посмотрел по сторонам. Юлька сидела на корточках, прислонясь к бетонной стене, и плакала.

— Юля. — Самойлов подошёл к девушке, тронул её за плечо, — Вставай. Пошли к нам в машину.

Девчонка вскочила на ноги.

— А вы как здесь оказались? — вскипела она. — Ну да, вам позвонили. Чтобы и в Москве знали, какие мы наркоманы, террористы, убийцы! — Самойлов протянул руку, но девушка с силой откинула её. — Не трогайте меня! Все вы продажные! Как те ментяры, которые его скрутили. Ведь они ему всё подсунули! Понимаете? Подсунули! Вы…

— Понимаю. — Самойлов силой подхватил девушку под руки и, буквально, поволок к «жигулёнку».

Юлька пыталась вырваться, билась в руках, ногами упиралась в землю, но Михаил, всё-таки, заставил её сесть в автомобиль, сунул в руки пластиковую бутылку с «пепси», а сам упал рядом:

— Выпей воды. — девчонка отрицательно замотала головой, но Самойлов заставил сделать несколько глотков. Девушке, вроде, полегчало. — Теперь рассказывай, что произошло.

Дочь портретиста стала отвечать не сразу. Видимо, говорить с Михаилом у неё особого желания не было, однако журналист настаивал:

— Итак, я жду.

— Они пришли два часа назад. Мы с Романом…. Вы не подумайте, между нами ничего нет. Ну, то есть…

— А я ничего и не думаю. — Самойлов достал сигареты, закурил. — Дальше.

— Показали постановление на обыск…

— Кем подписанное?

— Не знаю. Они Роману и его маме показали. Потом нас закрыли на кухне.

— Кого «нас»?

— Меня и Ромину маму. Она сейчас там, на верху. Плачет.

— А Роман?

— Был с ними. Приехали репортёры. Нас выпустили, а после начали обыск. С кинокамерами. Вот тогда в столе менты и нашли бомбу…

— Не менты, а милиция. О том, что это бомба, они сказали?

— Да. А потом из Роминой куртки, точнее, из кармана, достали пакет, с порошком.

— А почему решили, что в пакете наркотик?