Айзек Азимов

Дэвид Старр – космический рейнджер

Глава певая

Сливы с Марса

Дэвид Старр как раз глядел на этого человека, когда все и произошло. Дэвид увидел, как тот умирает.

Он терпеливо дожидался доктора Генри, наслаждаясь атмосферой нового ресторана Интернейшенел-Сити. Предполагалось отметить, наконец, тот знаменательный факт, что Дэвиду присуждена степень, и он, таким образом, стал полноправным членом Совета Науки.

Ожидание его не томило нисколько. «Кафе Суприм» все еще блистало свежими хромосиликоновыми красками, приглушенный свет равномерно растекался по залу, не имея, казалось, конкретного источника. На столе возвышался светящийся куб, внутри которого мерцало трехмерное изображение оркестра, и музыка заполняла помещение, а дирижерская палочка витала внутри куба, будто волшебная. Сам стол, понятное дело, был типа «Санито» – последний крик моды среди силовых столов, его поверхность лишь чуть-чуть мерцала, а так – была совершенно невидимой.

Спокойные коричневые глаза Дэвида оглядывали соседние столики, полускрытые в альковах, и вовсе не от скуки, а потому, что люди интересовали его куда больше, чем все эти научные фитюльки, в несуразном количестве собранные в «Кафе Суприм». Три-телевидение и силовые столы казались чудом лет десять тому назад, и к ним давно уже привыкли. Зато люди не изменились даже теперь, через десять тысяч лет после пирамид и через пять тысяч после первой атомной бомбы, и продолжают оставаться вечной загадкой и необъяснимым чудом.

Вот в ячейке напротив юная девушка мило хихикает со своим спутником; вот человек средних лет в неудобном выходном костюме тычет пальцем в клавиши, составляя на пульте официанта-робота меню, а его жена и дети внимательно наблюдают за ним; вот два оживленно беседующих джентльмена приступили к сладкому.

И тут-то, когда Дэвид на них взглянул, все и произошло. Лицо одного из них внезапно налилось кровью, он конвульсивно дернулся и попытался встать. Сотрапезник вскрикнул и кинулся на помощь, но тот уже корчился в кресле, медленно сползая под стол.

Дэвид вскочил на ноги и в три прыжка оказался в их кабинке. Там он первым делом нажал на кнопку возле три-куба, и флуоресцентно сияющий занавес скрыл их от зала. Внимания это не привлекло, такое уединение любят многие.

– У Маннинга приступ. Вы врач? – сотрапезник упавшего лишь теперь обрел голос.

– Сидите тихо и не суетитесь, – спокойно посоветовал Дэвид Старр. Такие слова придают уверенность всем окружающим. – Сейчас придет метрдотель и сделает все, что потребуется.

Он наклонился к больному и поднял его, словно тот был тряпичной куклой, хотя и весил немало. Затем отпихнул стол в сторону, опустил мужчину на кушетку, расстегнул его куртку и стал делать искусственное дыхание.

Впрочем, особых надежд он не питал. Слишком знакомы симптомы: внезапный прилив крови к голове, потеря голоса, дыхания, двухминутная борьба за жизнь и конец.

Сквозь занавес ввалился человек. Это метрдотель с похвальной резвостью отреагировал на сигнал тревоги, который Дэвид успел нажать еще за своим столом. Метрдотель оказался пузатым коротышкой в черном, отлично подогнанном костюме консервативного покроя. Выглядел он ветревоженно.

– Есть здесь кто-нибудь? – занавес на мгновение ослепил его.

– Мы обедали с приятелем, когда с ним случился приступ, – с истерической торопливостью откликнулся выживший едок. – А этот тип… понятия не имею, откуда он взялся.

Дэвид оставил свои попытки.

– Вы метрдотель? – спросил он, откидывая со лба густые коричневые волосы.

– Я? Оливер Гаспар, метрдотель «Кафе Суприм», – в некотором недоумении сообщил толстячок. – Со столика 87 поступил сигнал тревоги, но когда я пришел туда, там никого не оказалось. Мне подсказали, что молодой человек оттуда вошел в ячейку 94, я иду следом и вижу что… – Он повернулся к выходу. – Схожу за врачом.

– Погодите, – остановил его Дэвид. – Незачем. Он умер.

– Что?! – вскрикнул приятель покойника и бросился вперед. – Маннинг!

Дэвид Старр отпихнул его назад и прижал к креслу невидимым столом.

– Тихо вы! Ему уже не помочь, а шуметь – не время.

– Конечно, конечно! – тут же закивал Гаспар. – Не надо волновать посетителей. Но, сэр, врач все равно должен установить причину смерти. Я не могу допустить, чтобы в нашем кафе нарушались правила!

– Извините, мистер Гаспар, но я запрещаю обследовать тело этого человека.

– Почему? Если это инфаркт…

– Знаете, давайте-ка делать дело, а не болтать попусту. А вас как зовут, сэр?

– Юджин Форестер, – тупо ответил тот.

– Так вот, мистер Форестер, я хочу знать, что именно ели на обед вы и ваш приятель.

– Сэр! – глаза метрдотеля полезли из орбит. – Вы полагаете, что он отравился?

– Я не делаю никаких предположений. Я только задаю вопросы.

– А по какому праву? Кто вы такой? Я настаиваю, чтобы беднягу обследовал врач.

– Этим делом занимается Совет Науки, мистер Гаспар.

Дэвид закатал эластичный металлитовый рукав и обнажил внутреннюю поверхность запястья. Через мгновение на коже возникло быстро чернеющее овальное пятно; еще пара секунд, и в пятне замерцали желтые светящиеся точки, сливаясь в знакомые очертания Большой Медведицы и Ориона.

Губы метрдотеля задрожали. Совет Науки не был государственной организацией, но его члены в каком-то смысле стояли даже выше правительства.

– Прошу прощения, сэр, – промямлил он.

– Не надо извинений. Итак, мистер Форестер, отвечайте на мой вопрос.

– Мы заказали комплекс номер три, – пробормотал тот.

– Оба?

– Ну да.

– И ничего кроме? – удивился Дэвид. Меню он изучил еще сидя за своим столом. «Кафе Суприм» славилось невообразимыми деликатесами, а номер три был одним из наиболее привычных обедов землян: овощной суп, телячья отбивная с печеной картошкой и горошком, мороженое и кофе.

– Да, действительно, – брови Форестера сошлись. – Маннинг заказал па десерт марсливы.

– А вы?

– А я – нет.

– И куда они делись? – Дэвид и сам успел их попробовать: чудесные сливы из марсианских оранжерей – сочные, без косточек, с тонким ароматом корицы.

– Как куда? – оторопел Форестер. – Он их съел.

– И как быстро с ним потом это стряслось? – Дэвид кивнул в сторону Маннинга.

– Минут через пять, кажется. Мы даже кофе допить не успели. – Лицо Форестера посерело. – Они что, отравлены?

Дэвид не ответил и обернулся к метрдотелю:

– Откуда у вас марсливы?

– Все в порядке, сэр! – Гаспар в ужасе отступил на шаг и исчез в световом занавесе, продолжая говорить оттуда вполголоса. – Это последняя партия с Марса, очень свежие, есть государственная лицензия, все проверено. Да мы в последние трое суток подали сотни порций и все были довольны!

– Все же исключите их пока из меню. Да, на случай, если сливы ни при чем, принесите мне какую-нибудь коробку, я соберу что осталось от обеда.

– Я мигом, мигом…

– И, конечно, никому ни полслова.

Метрдотель вернулся моментально, утирая лоб платком и бормоча:

– Не могу в это поверить, не могу…

Дэвид собрал пластмассовые тарелки с остатками пищи в коробку, добавил к ним недоеденные горячие булочки, отставил в сторону чашки с кофе. Гаспар потянулся к кнопке на торце стола.

Дэвид мгновенно протянул руку и остановил метрдотеля.

– Но, сэр, крошки!

– Их я тоже соберу.

Он смел крошки со стола перочинным ножиком, лезвие которого легко скользило по поверхности силового поля. В смысле таких столов Дэвид сильно сомневался. То, что они прозрачны, годилось для чего угодно, только не для того, чтобы создавать уют. Зрелище висящих в пустоте тарелок и приборов не слишком способствовало аппетиту посетителей, так что поле всегда немного нарушали – чтобы внутри него вспыхивали интерференционные искорки, которые создавали хоть какое-то ощущение поверхности.

В ресторанах такие столы использовали по одной простой причине: достаточно было лишь расширить силовое поле на долю дюйма, чтобы уничтожить оставшиеся после еды крошки и капли. Когда Дэвид покончил со сбором объедков, он позволил Гаспару осуществить эту процедуру. Тут же появилась новая, абсолютно чистая столешница.

– А теперь погодите минутку, – Дэвид посмотрел на часы и выглянул за занавеску.

– Доктор Генри, – вполголоса позвал он. Долговязый человек, расположившийся за столом, где за четверть часа до этого сидел сам Дэвид, с удивлением посмотрел в его сторону.

– Я тут, – улыбнулся Дэвид и приложил палец к губам.

Доктор Генри встал. Одежда на нем болталась как на вешалке, а редкие сероватые волосы были тщательно зачесаны на лысину.

– Дэвид, дорогой, ты уже здесь? – хмыкнул он. – А я было подумал, что ты запаздываешь. Стряслось что-то?

– Еще один случай, – улыбка улетучилась с лица Дэвида.

Доктор Генри шагнул в занавес, взглянул на умершего и тяжело вздохнул.

– Все симптомы совпадают, – пояснил Дэвид.

– Думаю, – произнес доктор Генри, сняв очки и медленно протирая линзы слабым полем чистящего карандаша, – что ресторан надо закрыть.

Гаспар несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот и наконец издал нечто более-менее похожее на стон.

– Закрыть ресторан?! Да он только неделю как открылся! Это же крах, полный крах!

– Ну что вы! На час или около того. Надо же убрать тело и обследовать кухни. Я полагаю, вы бы хотели снять с себя подозрения в отравлении, да и лучше, если это произойдет без посетителей.

– Очень хорошо, – с облегчением вздохнул Гаспар. – Но нельзя ли это сделать через час? Пусть остальные спокойно дообедают. Я надеюсь, вам не нужна огласка?

– Совершенно не нужна, уверяю вас. – Худощавое лицо Генри превратилось в маску озабоченности. – Дэвид, ты не позвонишь в Совет? Спроси Конвея – есть утвержденная процедура для таких случаев, он помнит, что положено делать.

– А я должен остаться? – заикнулся Форестер. – Мне, знаете, нездоровится что-то…

– А это кто? – удивился доктор Генри.

– Приятель умершего. Его фамилия Форестер.

– Вот как. Увы, мистер Форестер, боюсь, вам придется поболеть здесь.



В ресторане было пусто, холодно и неуютно Бесшумные оперативники обследовали кухни дюйм за дюймом и удалились. В пустом алькове сидели доктор Генри и Дэвид Старр. Свет был притушен, три-телевизоры погасли и превратились в обычные кубики из стекла.

– Ничего мы не узнаем, – покачал головой Генри. – Чувствую по опыту. Увы, Дэвид, сорвалась у нас вечеринка.

– Успеется отметить, – отмахнулся Дэвид. – В письмах вы упоминали об отравлениях, так что я оказался в курсе. Но я не знал, что происшествие надо держать в секрете, а то бы действовал осмотрительнее.

– Ерунда. Шила в мешке не утаишь. Слухи все равно ползут. Люди видят, что кто-то умер за обедом и слышат о чем-то подобном. И это случается всегда во время еды. Уже плохо, а дальше – еще хуже. Ладно, поговорим об этом завтра, у Конвея.

– Погодите, – Дэвид взглянул в глаза собеседнику. – Что-то тревожит вас куда больше, чем смерть одного человека или даже тысячи. Но я не понимаю что.

– Боюсь, Дэвид, – кивнул доктор Генри, – что Земля в серьезной опасности Большинство Совета не верит, а Конвей – верит наполовину в то, в чем я убежден: это намеренные отравления с целью установить контроль над экономикой Земли и ее правительством. Но нет ни малейшего намека на то, кто стоит за этим и никакой идеи, как с этим покончить. Совет Науки совершенно бессилен!

Глава вторая

Небесные закрома

Главный Научный Советник Гектор Конвей глядел в окно своего кабинета, расположенного на самом верху Башни Науки – высоченного здания, которое доминировало над северной частью Интернейшенел-Сити. В сгущающихся сумерках разгорались огни. Скоро город расчертят полосы белого света вдоль пешеходных улиц, а здания заблистают как бриллианты. Прямо перед ним высилось здание Конгресс-холла и почти на одной линии с ним Дворец Правительства.

Он был в кабинете один, автоматический замок настроен только на отпечатки пальцев доктора Генри. Конвей улыбался. Дэвид Старр нашел себя, вырос быстро, почти чудесным образом и готов уже получить свое первое назначение как полноправный член Совета. Конвею казалось, будто он ждет собственного сына. Впрочем, так оно и было. Он заменил Дэвиду отца – он и Аугустус Генри.

Вначале их было трое: он, Гэс Генри и Лоуренс Старр. Лоуренс!.. Они закончили одну школу, одновременно стали членами Совета, сообща провели первое расследование, после которого Лоуренс Старр сразу пошел вверх. Никого это не удивило Лоуренс был самым способным из них.

Он получил под свое начало станцию на Венере, и друзьям впервые пришлось расстаться. Лоуренс отправился в полет с женой и сыном. Жену звали Барбара. Прекрасная Барбара Старр! Ни Конвей, ни Гэс так и не женились, да и не смогли бы назвать женщины, сравнимой с ней. Когда родился Дэвид, Конвей и Генри стали дядюшкой Гэсом и дядюшкой Гектором, причем дело доходило до того, что и собственного отца маленький Дэвид иной раз называл «дядюшка Лоуренс».

Около Венеры на корабль напали пираты. Началась резня. Пленных пираты не брали, так что не прошло и двух часов, как погибли все пассажиры. И среди них – Барбара и Лоуренс.

Конвей помнил день и минуту, когда весть об этом достигла Башни Науки. Патрульные корабли бросились вслед пиратам и атаковали их убежища на астероидах с нечеловеческой яростью. Неизвестно, добрались ли они до тех, кто напал на корабль Старра, но с тех пор пираты присмирели надолго.

А патрульные обнаружили маленькую спасательную шлюпку, дрейфовавшую по странной траектории к Земле и посылавшую сигналы тревоги. В шлюпке оказался ребенок. Четырехлетний мальчик испуганно молчал и только через несколько часов сказал, что «мама просила, чтобы я не плакал».

Это и был Дэвид Старр. Он потом рассказал о том, что увидел – по-детски, но Конвей прекрасно понял, что происходило в захваченном корабле: Лоуренс Старр умирает в рубке, а Барбара с бластером в руке спешит поместить Дэвида в шлюпку, торопливо программирует ее маршрут и отправляет в космос. А что потом?

Оружие у нее в руке. Пока возможно – стрелять во врага, а после – в себя.

Конвей мучился, думая об этом. Мучился и пытался добиться, чтобы ему позволили сесть за штурвал патрульного корабля и превратить пояс астероидов в океан атомного пламени. А ему отвечали, что члены Совета Науки слишком ценны, чтобы рисковать собой в полицейских операциях, и он оставался дома и узнавал о событиях по телетайпу.

Он и Аугустус Генри усыновили Дэвида и постарались стереть остатки ужасных впечатлений из его памяти. Они следили за его обучением, тренировали и учили Дэвида, желая одного – сделать из него человека, каким был Лоуренс Старр.

Дэвид превзошел их ожидания. Ростом он был с Лоуренса, около шести футов, стройный и крепкий, с железными нервами, сильными мышцами спортсмена и ясным умом первоклассного ученого. А слегка вьющимися каштановыми волосами, широко поставленными глазами и ямочкой на подбородке, которая исчезала, когда он улыбался, – напоминал Барбару.

Он пронесся сквозь годы обучения в Академии, словно комета, обращая в прах все рекорды как на спортивных площадках, так и в аудиториях.

– Это невозможно, – говорил Конвей с наигранным смятением. – Гэс, он превзойдет своего отца.

А Генри, который не любил лишних разговоров, знай себе потягивал трубку и гордо улыбался.

– Не хочу об этом говорить, – продолжал Конвей, – ты станешь смеяться, но есть здесь что-то ненормальное. Ты помнишь: ребенок провел двое суток в тоненькой скорлупке наедине с собой и солнечной радиацией. Он находился на расстоянии лишь семи миллионов миль от Солнца в момент максимальной активности.

– Ты хочешь сказать, – заметил Генри, – что Дэвид должен был просто сгореть?

– Не знаю, – покачал головой Конвей. – Эффект воздействия радиации на живую ткань, на разумную жизнь совершенно не ясен.

– Понятное дело, – хмыкнул Генри, – тут особенно не поэкспериментируешь.

Дэвид окончил колледж с высшей оценкой. В качестве дипломной работы представил оригинальный труд по биохимии. Стал самым молодым членом Совета Науки.

У Конвея тоже вроде все было в порядке. Четыре года назад его избрали Главным Советником, а эту честь заслуживают всей жизнью. Впрочем, самого Конвея не оставляло убеждение, что будь жив Лоуренс Старр, результаты выборов могли оказаться иными.

С Дэвидом он виделся уже только от случая к случаю, потому что жизнь Главного Советника целиком отдана проблемам Вселенной, Галактики. Даже на выпускных экзаменах он видел Дэвида только издали, да и разговаривал с ним со времени вступления в должность раза четыре, не больше.

И сейчас сердце его учащенно забилось, когда послышался звук открываемой двери. Он обернулся и быстро шагнул навстречу вошедшим.

– Старина Гэс, – сказал он, пожимая руки, – Дэвид, привет!



Было уже за полночь, когда они смогли, наконец, оторваться от воспоминаний и заняться судьбами Галактики. Первым опомнился Дэвид.

– Сегодня я впервые увидел смерть от отравления, – сказал он. – Моих знаний хватило на то, чтобы предотвратить панику. Теперь я хочу узнать то, что поможет мне прекратить всю эту историю.

– Столько никто не знает, – покачал головой Конвей. – Что, Гэс, опять марсианская еда?

– Да. На этот раз – сливы.

– Надеюсь, – осторожно осведомился Дэвид, – вы позволите мне узнать то, что мне положено знать?

– Все на редкость просто, – вздохнул Конвей. – Кошмарно просто. За последние четыре месяца около двухсот человек умерли сразу после того, как съели какой-нибудь марсианский продукт. Никаких следов известных ядов, никаких привычных симптомов. Моментальный и полный паралич диафрагмы и мышц грудной клетки. В результате – остановка дыхания и смерть в течение пяти минут.

– Но, похоже, дело не только в этом, – продолжал Конвей. – Несколько раз умирающих пытались реанимировать, подключали даже искусственные легкие. Никакого толку, они все равно умирали за пару минут. То же касается сердца. Вскрытие показывает полное разрушение нервной системы, которое происходит неправдоподобно быстро.

– А как насчет пищи, которую они ели? – спросил Дэвид.

– Тупик, – поморщился Конвей. – У них остается время, чтобы доесть все. Другие порции той же еды, с кухни, совершенно безвредны. Мы давали ее животным и даже добровольцам. Чисто. А анализы содержимого желудков дают ненадежные результаты.

– Почему же тогда вообще идет речь об отравлениях?

– Совпадение постоянно: марсианский продукт и смерть. Исключений нет. Какая уж тут случайность.

– И, конечно, – рассудил Дэвид, – это не заразно.

– Благодарение небесам, нет. Но и так дело дрянь. Пока, с помощью Планетарной полиции, мы еще могли скрывать факты. Две сотни летальных исходов за четыре месяца еще туда-сюда, если учесть общее население Земли. Но кто поручится, что процент не станет расти? А как только земляне поймут, что марсианская еда может оказаться последней в их жизни, то последствия… Даже если мы объясним, что умирает всего пятьдесят человек в месяц из пяти миллиардов землян, что с того? Каждый прикинет на себя, какая ему радость оказаться в этой стомиллионной доли процента?

– Да, – хмыкнул Дэвид. – И настанет конец поставкам. Полный крах Марсианских Продовольственных Синдикатов.

– Конечно, – Конвей пожал плечами, будто отметая проблемы Марсианских Синдикатов как совершенно несущественные. – А что тебе еще понятно?

– Похоже, что сельское хозяйство Земли не в состоянии прокормить пять миллиардов человек.

– В том-то и дело! Мы не можем обойтись без поставок из колоний. Через шесть недель Земля начнет голодать. Как только люди станут избегать марсианской пищи, голода не избежать, и я не знаю, сколько у нас времени в запасе. Каждая новая смерть приближает кризис. А вдруг именно этот случай попадет на телеэкраны? Вдруг завтра правда просочится в газеты? А тут, ко всему вдобавок, еще и теория Гэса.

Доктор Генри сидел, откинувшись на спинку кресла и меланхолично набивал трубку.

– Мне кажется, – приступил он неторопливо, – что эта эпидемия возникла не сама собой. Какая странная география смертей: сегодня – в Бенгалии, назавтра – в Нью-Йорке, потом – на Занзибаре. Кто-то это направляет.

– Я говорил, что… – начал Конвей.

– Если некая группа людей захочет взять под свой контроль Землю, – продолжал, словно не расслышав, Генри, – то им надо найти наше самое слабое место. А что это? Обеспечение продовольствием, вот что. Из обитаемых планет Земля наиболее населена, что не удивительно, она, как-никак, дом человечества. Что делает ее наиболее уязвимой? То, что мы не можем прокормить себя самостоятельно. Наши закрома, образно выражаясь, на небесах: на Марсе, на Ганимеде, на Европе. Если импорт пресекается пиратскими акциями или – как в данном случае – более изощренными методами, то мы можем оказаться беспомощными. Такие дела.

– Но… – удивился Дэвид. – Если бы все обстояло именно так, то эта группа должна заявить о себе, предъявить какой-нибудь ультиматум, что ли?

– Да, это разумно, но они, похоже, выжидают, пока дело не наберет обороты. Кроме того, они могут действовать заодно с фермерами Марса. У колонистов свои взгляды и довольно странные. Землю они недолюбливают, а если еще обнаружат, что их благополучию что-то угрожает, то запросто могут договориться с преступниками. Может быть, – проговорил с усилием Генри, – они сами… Нет, не хочу гадать попусту.

– Теперь так, – заявил Дэвид. – Чем, по-вашему, должен заняться я?

– Я расскажу, – кивнул Конвей. – Дэвид, мы направляем тебя в Центральную Лунную лабораторию. Ты войдешь в состав научной бригады, которая занимается именно этим. Сейчас они получают образцы каждой партии провианта, идущего с Марса, пытаясь обнаружить отраву. Часть продуктов скармливается крысам, другая – в случае фатального исхода – будет исследована всеми возможными способами.

– Да. Но я слышал от дядюшки Гэса, что у вас есть команда и на Марсе?

– Хм, завидная осведомленность. Тем не менее ты сможешь вылететь на Луну завтра вечером?

– Конечно. Но тогда я должен пойти и заняться сборами.

– Разумеется.

– Могу я лететь на своем корабле?

– Да.



Оставшись наедине, двое ученых еще долго глядели на феерические огни города, прежде чем Конвей прервал молчание.

– Как он похож на Лоуренса, – сказал Главный Советник. – Но еще слишком молод. Это опасное дело.

– Ты действительно думаешь, что все сработает? – осведомился Генри.

– А то? – расхохотался Конвей. – Ты слышал его вопрос насчет Марса? Да на Луну он и не собирается, можешь мне поверить. И отлично, это лучшее прикрытие. В официальном сообщении будет сказано, что он отбыл на Луну; человек из Центральной Лунной лаборатории подтвердит его прибытие. Зато когда Дэвид окажется на Марсе, никто не заподозрит в нем члена Совета Науки, тем более, что он сам будет изо всех сил стараться это скрыть, чтобы – по его мнению – нас одурачить.

– Он очень хорош, – добавил Конвей. – Может быть, он в состоянии сделать такое, на что не способен никто из нас. К счастью, он еще молод и его можно незаметно направлять. Через несколько лет это станет невозможным. Он будет видеть нас насквозь.

На столе Конвея нежно промурлыкал коммуникатор.

– В чем дело? – спросил Конвей.

– Личное сообщение для вас, сэр.

– Для меня? Перешлите, – хозяин кабинета с недоумением взглянул на Генри. – Не от твоих ли это конспираторов-убийц?

Из щелки устройства выскользнул конверт, Конвей вскрыл его. Мгновение он стоял оторопев, потом расхохотался, передал письмо Генри и рухнул в кресло.

Генри прочел: «Все идет по плану. Лечу на Марс» И подпись – «Дэвид».

– Ты прекрасно им манипулируешь, старина – фыркнул Генри.

Конвею оставалось только присоединиться к покатывающемуся со смеху Гэсу.

Глава третья

Найм по-марсиански

Для землянина Земля – это Земля, третья планета от звезды, именуемой обитателями галактики Солнцем. Не то в официальной географии. Там понятие «Земля» включает в себя сразу все обжитые планеты Солнечной системы. Марс в той же мере является Землей, что и сама планета с этим названием. Иными словами, любой обитатель Марса является одновременно и совершенно равноправным землянином: выбирает представителей в Земной Конгресс и даже избирает президента Земли – как планеты.

Далее возникают нюансы. Человек с Марса воспринимает себя как существо вполне самостоятельное и куда более достойное, нежели обитатели прочих планет, так что новичку предстоит долгий путь к признанию колонистов, а иначе относиться к нему будут как к туристу, считаться с которым просто неприлично.

Все это Дэвид Старр ощутил, едва переступив порог биржи труда. Следом за ним туда влетел какой-то шустрый коротышка. В самом деле, совсем небольшой, футов пяти ростом, так что если бы они встали лицом к лицу, то нос парня уткнулся бы Дэвиду в грудь. Его рыжеватые волосы были зачесаны назад, одет он был в типичный двубортный марсианский комбинезон, на ногах красовались хип-хопы – ярко раскрашенные сапоги, неотъемлемая принадлежность любого марсианского фермача – так они себя тут называли.

Дэвид направился к окошку, надпись над которым гласила «Найм на фермы», и почти его достиг, когда над его ухом раздался чей-то тенорок:

– Сдай назад, парень!

Старр обернулся. На него глядел невысокий парнишка.

– Что-то не так, приятель? – осведомился Дэвид.

Малыш тщательно изучил его по частям, а затем хлопнул Дэвида по спине.

– Давно с лестницы слез?

– С какой еще лестницы?

– С длинной такой. Знаешь, аж с Земли до сюда. Тебе там что, на хвост сели?

– Ну да, я оттуда…

Коротышка пригнулся и хлопнул обеими руками по голенищам сапог. Дэвид знал – таким жестом фермачи демонстрируют чувство собственного достоинства.

– В таком случае, – продолжил незнакомец – ты обождешь, пока со своими делами разберется коренное население.

– Как угодно, – хмыкнул Дэвид.

– И если у вас, сэр, имеются какие-либо возражения по поводу вашего места в очереди, то я готов обсудить их с вами в любое удобное для вас время. Зовут меня Бигмен[1], Джон Бигмен Джонс, но в любом месте вы можете справиться обо мне как просто о Бигмене. – Он сделал паузу. – Так меня кличут, землянин. Что, есть возражения?

– Никаких, – вполне серьезно ответил Дэвид.

– Отлично, – кивнул Бигмен и направился к окошку, а Дэвид расплылся в улыбке и присел на стул подождать.

На Марсе он был менее двенадцати часов и успел только зарегистрировать под чужим именем свой корабль на подземной стоянке за городом, снять на ночь комнату в отеле и пару часов погулять по накрытому куполом городу.

Городов на Марсе было всего три, их малочисленность объяснялась дороговизной устройства гигантских куполов и энергии, необходимой для создания в них земной атмосферы и гравитации. Этот город, Виндгрэд-сити, названный в честь Роберта Кларка Виндгрэда, первого человека, достигшего Марса, был самым большим.

Виндгрэд-сити почти ничем не отличался от любого земного города, он казался просто кусочком Земли, отрезанным и заброшенным на другую планету Создавалось впечатление, что его обитатели, перемещенные с Земли на 35 миллионов миль, старательно скрывают от себя этот неоспоримый факт. В центре города, где купол достигал в высоту чуть ли не четверти мили, стояли даже двадцатиэтажные дома.

Одно только давало понять, что это Марс. Ни солнца, ни голубого неба не было. Сам купол был полупрозрачный и солнечный свет равномерно распространялся по всей его поверхности – площадью более чем в десять квадратных миль. Интенсивность освещения в каждом из городских районов оказывалась поэтому небольшой и «небо» казалось палевым. В общем, так выглядит земное небо в облачный день.

С наступлением темноты купол словно растворялся, зажигались городские огни и Виндгрэд-сити казался более земным, чем любой земной город; впрочем, огни в домах горели и ночью, и днем.

Внезапно внимание Дэвида привлекли громкие крики.

– Это все черный список! – разорялся у окошка Бигмен. Вы засунули меня в черный список!

Клерк в окошке подавал признаки волнения: у него были пушистые бакенбарды, и он теребил их пальцами.

– Но, мистер Джонс, у нас нет черных списков.

– Меня зовут Бигмен! В чем дело? Почему вы боитесь дружелюбия? Всю жизнь я был для вас Бигменом!

– У нас нет черного списка, Бигмен. Просто фермачи пока не нужны.

– Рассказывайте! Вчера Том Дженкинс устроился за пару минут.

– Но Дженкинс умеет управлять ракетами.

– А я что – нет? Не хуже Тома.

– Но тут записано, что вы – сеяльщик.

– Да, и неплохой. А что, сеяльщики больше не нужны?

– В общем, так, Бигмен, – подвел черту служащий. – Я занесу вас в список очередников. Ничем больше помочь не могу Я сообщу, как только возникнет вакансия, – и обратившись к регистрационной книге, он принялся с преувеличенным вниманием листать страницы.

Бигмен отошел от окошка, но обернулся и крикнул:

– Отлично, только я не стронусь отсюда, пока не придет очередной запрос на работу – и я ее получу. А если я им не подхожу, то пусть они скажут это мне лично. Персонально, понятно? Лично мне, Джону Бигмену Джонсу, персонально. Вот так.

Человек в окошке никак не отреагировал. Бигмен уселся и принялся бурчать что-то под нос. Старр встал и подошел к окошку. Других фермачей, желающих подискутировать с ним насчет его места в очереди, не объявилось.

– Я бы хотел наняться на ферму, – сообщил он клерку.

Тот взглянул на него, пододвинул к себе бланки занятости и ручной принтер.

– Какого рода работа интересует?

– Все равно, лишь бы на ферме.

– Вы марсианского происхождения? – спросил клерк, отодвигая принтер.

– Нет, сэр. Я с Земли.

– Весьма прискорбно. Вакансий нет.

– Но, – удивился Дэвид, – я могу работать, мне нужна просто работа. О небеса, разве закон запрещает работать землянам?

– Нет, но у вас нет опыта работы на фермах.

– Мне нужна просто работа, какая угодно.

– Такой полно в городе. Следующее окошко.

– В городе работать я не могу.

Человек взглянул на Дэвида с пристрастием, и тот выдержал его взгляд не сморгнув. На Марсе оказывались разными путями. Одна из причин состояла в том, что Земля становилась для человека не слишком-то уютным местом. Если на кого объявляли розыск, то в городах Марса – они же являлись почти частью Земли – отсидеться не удавалось. Зато на ферме никто его не сыщет. Лучший работник – с точки зрения Фермерских Синдикатов – именно тот, кому больше некуда податься. А всякие земные органы и учреждения здесь просто ни во что не ставили.

– Имя, – спросил клерк, склонившись над бумагами.

– Дик Вильямс, – Дэвид назвал имя, под которым он поставил на стоянку свой корабль.

Подтверждать имя документами здесь было не принято.

– Где вас можно найти?

– Отель Ланлис, комната 212.

– Знакомы ли с малой гравитацией?

Вопросы сыпались один за другим, в большинстве случаев ответом оказывался прочерк. Клерк закончил, расписался, сунул анкету в щель прибора, тот моментально перевел ее на микропленку и приобщил к постоянному списку соискателей.

– Я дам вам знать, – сказал клерк, по его слова прозвучали не особенно обнадеживающе.

Дэвид направился к выходу. В общем, идя сюда, на многое он и не рассчитывал. В любом случае, он легально зарегистрировался на бирже. А дальше…

Тут мимо него словно пронесся смерч. В зал вошли трое, малыша Бигмена подбросило с места, и вот он уже стоит лицом к лицу с ними, грозно подбоченясь, хотя, как видел Дэвид, и без оружия.

Вошедшие остановились, один из замыкавших шествие загоготал и высказался:

– Похоже, перед нами могучий и ужасный карлик Бигмен. Уж не хочет ли он наняться к нам?

Говоривший был широк в плечах и главным украшением его лица служил нос. В зубах торчала изжеванная сигара из зеленого марсианского табака, кроме того, он явно нуждался в бритье.

– Успокойся, Грисволд, – сказал мужчина, возглавлявший шествие. Он был толстоват, не слишком высок, мягкая кожа его щек и загривка выглядела гладкой и холеной. Конечно, на нем был традиционный марсианский комбинезон, только из куда лучшей материи, чем у любого из собравшихся здесь фермачей. Сапоги украшали спиральные полосы багрового и розового цветов.

Во всех своих последующих приключениях Дэвид Старр ни разу не видел двух пар сапог с одинаковым рисунком, зато расцветка их всегда оказывалась исключительно душераздирающей. Таким манером здесь самовыражались.

Бигмен махал руками, как мельница, лицо перекосила злоба.

– Отдавай мои бумаги, Хеннес! Я имею на них право!

Хеннесом оказался полноватый мужчина возглавлявший процессию.

– Да ты не стоишь даже своих бумаг, Бигмен, ответил он взвешенно и рассудительно.

– Без них мне не устроиться на другую работу Я вкалывал честно два года и не филонил!

– От тебя вреда больше, чем пользы. Пошел прочь. – Хеннес обошел Бигмена, наклонился к окошку и заявил: —Мне нужен опытный сеяльщик. Только бы кого подлиннее, после этого коротышки, которому пришлось дать пинка под зад.

– О небеса! – воскликнул Бигмен. – Да я делал больше, чем положено. Стоял вне очереди на дежурстве. Долго там проторчал, так что видел, как ты на краулере укатил в пустыню. Вот только на следующее утро и виду не подал, что уезжал, а стоило мне лишь заикнуться об этом, как выкинул меня без документов.

– Грисволд, – Хеннес взглянул на Бигмена через плечо. – Выкинь ты этого дурака к чертовой матери.

Бигмен не дрогнул, хотя Грисволд мог шутя справиться с двумя такими, только заорал:

– Отлично, давай разберемся!

Но Дэвид Старр спокойно встал между ними.

– Извини, приятель, – сказал ему Грисволд, – ты мне мешаешь. Отойди сам, а то подвину.

– Все в порядке, землянин, – не унимался за спиной Дэвида Бигмен, – не лезь, я с ним сам разберусь!

– Мне кажется, мы находимся в общественном месте, – сообщил Дэвид Грисволду, не обращая внимания на вопли Бигмена. – И у нас равные права находиться здесь.

– Слушай, парень, – поморщился Грисволд. – Я сегодня рассуждать не намерен, – и грубо схватил Дэвида за руку, собираясь завернуть ее за спину.

Но вышло иначе – Дэвид легко перехватил руку противника, заломил ее, развернул Грисволда и толкнул от себя. Тот с грохотом врезался в пластиковую перегородку.

– А вот я – лучше бы поговорил, – сказал ему вслед Старр.

Клерк выскочил из-за своей стойки, прочие его коллеги приникли к окошкам, но вмешиваться не собирались. Бигмен покатывался со смеху и колотил Дэвида ладонью по спине.

– Молодцом, землянин…

Хеннес точно застыл. У третьего из них, низкого, по уши заросшего, с одутловатым лицом, цвет которого свидетельствовал о том, что его обладатель большую часть времени проводит под марсианским солнцем, а не под искусственным светом города, от растерянности отвисла челюсть.

Тяжело дыша, Грисволд приходил в себя. Он потряс головой и отфутболил в угол выпавшую изо рта сигару. Затем взглянул на противника и глаза его налились яростью. Он резко оттолкнулся от перегородки, и в руке мелькнула блестящая полоска.

Дэвид отскочил в сторону и извлек свое оружие. Маленький, неказистый с виду изогнутый цилиндр, который обычно располагался у него под левой подмышкой, скользнул внутри рукава в ладонь.

– Осторожнее, Грисволд! У него бластер, – закричал Хеннес.

– Бросай свою бритву, – скомандовал Дэвид. Грисволд разразился ругательствами, но металл звякнул о пол. Бигмен нагнулся и подобрал оружие, посмеиваясь над внезапной переменой обстоятельств.

Дэвид протянул за трофеем руку и мельком его оглядел.

– Чудная штуковина для невинного фермача. А что говорят насчет ношения силовых бритв марсианские законы?

Он знал, что это – самое варварское оружие во всей галактике. На вид – пустяк, короткий стальной черенок, чуть тоньше, чем черенок обычного ножа, вполне помещающийся в ладони. Но внутри находился микрогенератор, который вырабатывал острое как бритва поле длиной дюймов в девять, это поле проходило сквозь любой материал, как сквозь масло. Никакая броня тут не помогала, а поскольку бритва резала кости с той же легкостью, что и плоть, то любая рана оказывалась смертельной.

Между ними встал Хеннес.

– А где твоя лицензия на бластер, землянин? Отдай эту штуку, и мы будем на равных. Грисволд, забери.

– Держи, – Дэвид протянул бритву хозяину. – Но вы ищете человека на ферму, не так ли?

Хеннес обернулся и его брови от удивления поползли вверх.

– Да, мне нужен человек, а что?

– Вот вам я. Мне нужна работа.

– Да, но мне требуется опытный сеяльщик. Ты имел с этим дело?

– Увы, нет.

– А ты вообще работал на уборке? Можешь водить краулер? Насколько я могу судить по твоему костюму, – он сделал несколько шагов вперед, словно бы желая рассмотреть Дэвида получше, – ты просто землянин, вооруженный бластером. А на что мне такой?

– Не только, – Дэвид понизил голос до шепота. – Еще я скажу вам, что меня интересует все, что связано с отравлениями пищи.

Выражение лица Хеннеса не изменилось, он даже не моргнул.

– Что-то я тебя не понимаю, – ответил он.

– Подумайте лучше, – иронично улыбнулся Дэвид.

– Но работа на марсианской ферме – не подарок, – предупредил Хеннес.