– То же самое относится к тебе. Миками, не пора ли раскрыть карты? – возмутился Мотидзуки.
– Какие карты?
– Брось! Выкладывай, зачем ты на самом деле ко мне приехал. Ты не из тех, кто готов стелиться под ногами важной шишки, которая приедет воскурить благовония.
Миками поморщился. Мотидзуки не понять, что значит для него визит генерального комиссара! Как подобрать нужные слова? Миками медлил. Мотидзуки, несомненно, решит, что бывший коллега стал верным псом Акамы.
Мотидзуки наклонился вперед:
– Ты приехал, чтобы расспросить меня о записке Коды!
Миками вытаращил глаза. Что такое записка Коды? Мотидзуки поспешно продолжал:
– После того как я выгнал Футаватари, прислали тебя, чтобы меня умаслить! Скажешь, нет?
Миками молча смотрел на него. Он пришел к выводу, что раньше Мотидзуки просто валял дурака; теперь его слова приобрели совершенно другой смысл.
«Чего только не бывает… Сегодня у нас что, воссоединение?.. Я так и понял».
Значит, до него здесь успел побывать Синдзи Футаватари. Зачем он приезжал? И что такое записка Коды?
В голову ему пришел только один Кода. Кадзуки Кода, который во время «Дела 64» тоже входил в оперативную группу.
– Выкладывай, что ты задумал? Вы с Футаватари любопытствуете насчет «Дела 64». Вы ведь раньше терпеть друг друга не могли. Или… теперь, с тех пор как оба стали работать в администрации, вы подружились?
– Погоди, – наконец произнес Миками. – Что такое записка Коды?
– Откуда мне знать?
– Кода… ты имеешь в виду того Коду, который уволился из органов? – Миками начал вспоминать. Кадзуки Кода подал в отставку всего через полгода после «Дела 64». Миками нахмурился. Кое-что становилось ясным. – Почему он ушел из полиции?
– Официально по той же причине, что и я. А что случилось на самом деле, я не знаю.
«По личным мотивам». Весьма расплывчатая формулировка; в душе у Миками зародилось дурное предчувствие.
– Чем он сейчас занимается?
– Пропал без вести.
– Как пропал без вести?!
– Вот так. Никто не знает, где он.
– И Футаватари тоже не знает?
– Похоже на то. Он все время спрашивал, не знаю ли я адреса Коды.
– Значит, записка Коды имеет какое-то отношение к Кадзуки Коде?
– Повторяю, я о ней никогда не слышал.
– Но Футаватари, похоже, о ней знает?
Мотидзуки, судя по всему, кое-что понял во время их разговора; во всяком случае, он смотрел на Миками уже не так сурово.
– Значит, ты все же приехал из-за чего-то другого…
– Конечно, сколько можно повторять! – чуть не закричал Миками. Он соображал на ходу. Неужели Акама решил подстраховаться и зайти с двух сторон? Может быть, он использовал Футаватари вместе с Миками, чтобы собрать нужные сведения и убедить Амэмию принять комиссара, чтобы приготовления к его визиту прошли гладко?
Нет, не в том дело. Акама не стал бы подстраховываться с Амэмией. А если бы стал… значит, он заранее догадался, что Амэмия откажется принять комиссара у себя.
– Когда у тебя побывал Футаватари?
Мотидзуки почесал затылок и немного смущенно ответил:
– Незадолго до полудня. Он позвонил по телефону, а сразу после звонка приехал.
Незадолго до полудня. Примерно в то время, когда Миками был у Амэмии. Как-то слишком быстро. Это исключало какую-то сложную интригу со стороны Акамы. Немного подумав, он задал еще один вопрос:
– И он спрашивал тебя о некоем документе под названием «записка Коды»?
– Да. Его интересовало, у кого она сейчас, а я сказал ему, что понятия не имею, потому что никогда не слышал о существовании такой записки.
– Так оно и есть? Ты действительно не слышал о ней?
– Перестань, Миками…
– Ладно. Твой ответ его устроил?
– Вроде бы да, потому что он почти сразу ушел. Даже извинился за то, что помешал мне работать…
– И ты просто так отпустил его, ни о чем не спросив?
– А о чем я должен был спросить?
– Ты ведь, наверное, немного надавил на него, попытался выяснить, что он имеет в виду?
– Естественно. Он, конечно, ничего не рассказал. Административный департамент, служба собственной безопасности всегда себя так ведут… Предпочитают сами задавать вопросы. Неизвестно, что у них на уме, они никому ничего не говорят.
Миками кивнул. Здесь он был на стороне детективов. В нем росли злость и даже ревность. Несомненно, все происходящее как-то связано с «Делом 64». Футаватари без спросу вторгся на территорию уголовного розыска. Выполз из своих владений, из недр административного департамента, только для того, чтобы хоть краем глаза взглянуть на некий таинственный документ, о существовании которого не ведали ни Миками, ни Мотидзуки. Что такое записка Коды?
В кармане пиджака у Миками завибрировал телефон. Посмотрев на экран, он выругался: «Управление по связям со СМИ».
– Вам, наверное, придется вернуться.
Шепот Сувы подсказал Миками: что-то случилось.
– Что случилось?
– Нам только что сообщили, что представители прессы намерены подать официальный письменный протест главе управления.
Глава 12
Миками поспешил назад, в полицейское управление префектуры.
Открыв дверь, он замер на месте. На диване посреди комнаты сидел Акикава из «Тоё». Он обращался к Микумо, но, когда поднял взгляд на Миками, на его лице появилось то же отстраненное выражение, что и утром. Миками сел за свой стол и посмотрел Акикаве в глаза.
Он уже знал, с чего начнет.
– Похоже, вы во что бы то ни стало хотите устроить беспорядки.
– Миками, вы не оставляете нам выбора.
Акикава держался крайне невозмутимо. Он никогда не заискивал, даже наедине, а сейчас он явно хочет покрасоваться перед Микумо. Она бесстрастно просматривала макет сводки. Девушка как будто отгородилась от Акикавы и не обращала на него никакого внимания. Сува вел себя совершенно по-другому. Подобно Микумо, он изображал безразличие; только его целью было скрыть волнение, царившее в комнате. Сува держался так, словно присутствие Акикавы было совершенно нормальным.
Миками повел себя примерно так же, как Сува. Когда он обратился к Акикаве, его голос звучал размеренно и хладнокровно.
– А вам не кажется, что вы вели себя, мягко говоря, безрассудно? Вот и сейчас ни с того ни с сего угрожаете подать письменный протест начальнику управления…
– Мне удалось договориться с остальными, что мы пока подождем. Если вы до завтрашнего вечера сообщите нам имя виновницы ДТП, мы отзовем протест.
– Вы что же, угрожаете мне?
– Не стоит принимать все так близко к сердцу. Повторяю, вы не оставляете нам выбора, потому что сами не хотите идти нам навстречу.
– Не можем же мы во всем вам уступать!
– И мы тоже. Извините, но я не допущу, чтобы это сошло вам с рук. Так решили все, единогласно.
– Ладно, но кто это будет?
– О ком вы, простите?
– Кому вы намерены подать протест?
– Начальнику управления, конечно.
Миками похолодел. Выходит, они в самом деле намерены вторгнуться в святая святых всего управления! Он достал сигарету, закурил. Пора начинать переговоры.
– Не могли бы вы немного понизить свои запросы?
– Что вы предлагаете?
– Подайте протест мне или главе секретариата.
Во время телефонного разговора Сува успел предупредить Миками: за всю историю их управления пресс-клуб еще ни разу не подавал протест самому высокому начальству.
– Кажется, ничего подобного раньше не было; еще ни разу письменный протест не был адресован начальнику управления. – Он сдерживался из последних сил.
Акикава едва заметно улыбнулся.
– Миками, вы что же, просите меня об услуге?
– Да.
– А по вашему тону не похоже.
– Что, если я принесу свои извинения?
– К сожалению, ничего не получится. Повторяю, решение было принято единогласно.
Миками под столом стиснул кулаки.
– Ладно. По крайней мере, оставьте документ у меня.
– Оставить его у вас? Вы просите передать вам документ, предназначенный для начальника управления?!
Миками кивнул; Акикава сдавленно усмехнулся.
– Зачем мне оставлять документ у вас? Вы просто спрячете его… и начальник управления его не увидит.
– Этого достаточно, чтобы доказать, что вы подали протест.
Кому бы они ни передали документ, факт остается фактом: они подали письменный протест начальнику префектурального управления.
Но Акикава покачал головой:
– Миками, давайте не будем заниматься политикой. От вас требуется только одно: назвать имя виновницы ДТП. Это совсем нетрудно!
Краем глаза Миками увидел, как Сува чешет подбородок. Передача протеста в управление по связям со СМИ в самом деле стала бы приемлемым компромиссом. Судя по выражению лица Сувы, он склонялся именно к такому решению.
– Ждем вашего ответа до завтра, до четырех часов пополудни. После того как мы получим ваш ответ, проведем еще одно совещание.
Увидев, что Акикава встал и собирается уходить, Миками поднял руку:
– И насчет визита комиссара. Надеюсь, с вопросами обойдется без неожиданностей?
– Мы все обсудим после того, как примем решение насчет протеста.
– Список вопросов понадобится мне заранее.
Акикава сверкнул зубами; судя по выражению его лица, он нашел в обороне противника еще одну брешь.
– Кстати, вы не собираетесь объяснить, в чем дело?
– Что вы имеете в виду?
– Миками, почему вы вдруг так переменились? Мы долго думали, но так ничего и не решили.
– Разве у вас нет более важных дел? – инстинктивно спросил Миками.
– Более важных дел? – Акикава изобразил удивление.
– В этом месяце вы председательствуете в пресс-клубе. Допустим, сейчас вы заняты протестом по поводу сокрытия персональных данных. Не забывайте, у вас есть и текущие дела. Кроме того, есть еще важное дело: преступный сговор при строительстве музея искусств. Оно еще не кончено!
Акикава посуровел. Следствие, которое вело Второе управление, близилось к завершению, и репортеры состязались за право эксклюзивного освещения. В «Асахи» и «Ёмиури» появились большие репортажи о деле. «Тоё» утратила инициативу. Если и дальше все будет развиваться так же, как сейчас, конкуренты утрут Акикаве нос.
– Не волнуйтесь, мы все успеем, – раздраженно ответил Акикава, явно не собираясь сдаваться. – Надеюсь, речь не идет о болезни или чем-то таком?
– О чем вы?
– Вы все прекрасно понимаете… может, вы в последнее время плохо себя чувствуете и вам тяжело работать так же напряженно, как раньше… или что-то вроде того.
Миками захотелось врезать Акикаве со всей силы.
– Как видите, я чувствую себя нормально.
– Ладно. Тогда не ждите от нас снисхождения!
Акикава широким шагом вышел из комнаты, по пути покосившись на Микумо. Сува быстро посмотрел на Миками и выбежал в коридор вслед за Акикавой. Он пригласил Акикаву в «Амигос», караоке-бар, куда часто ходили после работы сотрудники административного департамента.
Сам Миками смог встать не сразу. И дело было не только в том, что он злился на Акикаву. В горле появилась горечь.
«Можно ведь и сказать им ее имя, раз они так сильно хотят его узнать».
Миками нахмурился, сосредоточившись на трусливой мысли, которая появилась словно ниоткуда. Придется, наверное, все переиграть и назвать журналистам имя Ханако Кикуниси. В таком случае все еще может окончиться для него хорошо. Миками уже несколько раз повторил, что она беременна и очень тяжело переносит случившееся. Поскольку общественность, как правило, сочувствует женщинам в ее положении, едва ли в статье упомянут ее подлинное имя. И если даже предположить, что ее имя где-то всплывет, пусть даже в завтрашнем утреннем выпуске… происшествию уже три дня, то есть сведения уже устарели.
Конечно, ему приходится думать еще и о сохранении своего лица. Если он нарушит приказ о сокрытии персональных данных, он тем самым признает неправоту префектурального управления. Кроме того, придется готовиться к тому, что данный случай станет прецедентом; представители прессы почувствуют себя вправе нажимать и в других спорных вопросах.
Но потеря лица – ничто по сравнению с тем, что может случиться, если он будет сидеть сложа руки и допустит, чтобы журналисты вторглись в приемную самого начальника полиции префектуры. Если подобная неприятность омрачит визит комиссара, потеря лица будет самым малым, о чем ему придется беспокоиться!
– Я ненадолго поднимусь наверх.
Микумо подошла к нему, когда он встал. Выглядела она слегка встревоженно.
– Простите, Миками-сан… – Она густо покраснела, но взгляд у нее был суровым, почти злым. – Позвольте мне пойти в «Амигос» вместе с остальными.
У Миками снова закружилась голова. Наверное, ее подговорил Сува. Или Микумо сама хочет помочь, не желает стоять в стороне и смотреть, как он мучается.
– По-моему, это неудачная мысль, – отрезал он, выходя из комнаты. Через несколько шагов он остановился. Неудачная мысль? Нет, это еще мягко сказано! – И думать не смейте! – буркнул он.
Микумо выглядела подавленной. Даже сам Миками удивился резкости своего тона.
Отрава уже проникла в кровь… Ему даже захотелось съязвить по поводу того, что Микумо – женщина. Правда, он понимал, что потом об этом пожалеет.
Глава 13
За окнами было уже темно.
Миками поднимался на второй этаж, на сей раз по другой лестнице, не по той, что вела в административный отдел. Сейчас ступеньки, по которым он поднимался, были застелены красной ковровой дорожкой. Она вела от парадного входа на площадку второго этажа и тянулась до общей приемной секретариата и комитета общественной безопасности. Миками толкнул дверь в секретариат и сразу увидел Аико Тоду, сидевшую ближе всех к двери. Исии на своем месте не было.
– Шеф здесь?
– Да, в комнате для посетителей.
Миками покосился на дверь справа. Комната для посетителей служила своего рода пристройкой к секретариату, главным образом в ней проходили конфиденциальные переговоры.
– Я подожду.
Он устроился на диване посреди комнаты. Качество и удобство дивана значительно превосходили диваны в управлении по связям со СМИ. Через равные промежутки в приемной стояли растения в горшках; они отгораживали посетителей от обитателей кабинета.
Приемная была звуконепроницаемой. Хотя Миками уже привык к этому, здешняя тишина его нервировала. Взгляд переместился в дальний левый угол. Двойные двери из красиво отполированного дерева вели в кабинет начальника полицейского управления. Лампа была включена, свидетельствуя о том, что хозяин кабинета находится у себя.
Все сотрудники усердно работали. Хотя шефа не было на месте, они старались не расслабляться, держались сухо и официально. Все, от первого заместителя директора до младших сотрудников, выглядели безупречно и работали быстро, даже по сравнению со своими коллегами из префектуры.
Разница была невероятной. Хотя их управление размещалось на другом этаже, формально Миками также считался сотрудником секретариата. Он организовывал встречу начальника управления из Токио. Охранял его. Вернул его в целости и сохранности в Национальное полицейское агентство. Можно без преувеличения сказать, что в этом и заключались основные обязанности секретариата.
К нему подошла Тода с чашкой чая.
– Он надолго? – спросил Миками, понизив голос.
Тода чуть наклонила голову:
– Он там уже довольно давно, так что я не знаю…
– Кто там у него?
– Суперинтендент Футаватари.
Миками затаил дыхание и медленно выдохнул, только когда Тода отошла. Ему стало жарко. «Вторая встреча с Футаватари за один день!» Он уже не считал их пересечения простым совпадением. Футаватари мог совещаться с Исии по поводу визита комиссара или по вопросу, связанному с «Делом 64». Другие версии пока не приходили Миками в голову.
Он не сводил взгляда с двери. Ему даже показалось, что он видит сквозь дверное полотно тщедушную фигуру Футаватари, его узкое, угловатое лицо с резкими чертами и глаза, в которых светится острый как бритва ум.
И все же лучше всего Миками представлял себе Футаватари в другом окружении. Он живо вспомнил один летний день. Это случилось очень давно. Он до сих пор помнил, с каким странным выражением лица Футаватари подавал Миками влажное полотенце. В старшей школе Миками и Футаватари учились в одном классе и вместе посещали секцию кэндо. Поскольку оба учились в выпускном классе, это было их последнее соревнование уровня префектуры; Миками был тайсё – капитаном команды; Футаватари же вечно держали в резерве. Ему недоставало необходимого чутья. Кроме того, ему не повезло еще и потому, что он оказался в группе лучших учеников, куда входили как их одногодки, так и ребята годом младше; остальные занимались восточными единоборствами дольше, чем он. Первый раунд. Миками нанес нукидо – проникающий удар в корпус капитану одной из главных команд-соперниц. Радуясь победе, он вышел в коридор, который служил и местом отдыха, и принялся искать влажное полотенце, чтобы утереть пот. Младшие ученики обычно готовили такие полотенца заранее, но в тот раз под рукой ни одного не оказалось. Автобус, который вез болельщиков их команды, опоздал, и младших послали помочь разгрузить вещи. Раздосадованный, Миками огляделся по сторонам и вдруг заметил Футаватари.
Сколько бы он ни старался, Миками не мог вспомнить, что случилось потом. Он подозревал, что его глаза метали молнии. Он без слов дал понять, что ему срочно нужно полотенце. Футаватари не мешкая скрылся в недрах здания, а через несколько секунд вернулся с сумкой-холодильником через плечо. Он молча достал оттуда полотенце и протянул его Миками. По традиции в знак уважения он подавал полотенце обеими руками. При этом он смотрел в глаза, однако с каким-то странным выражением. Миками запомнил его глаза. В них как будто совершенно не было света. Миками не заметил в них ни проблеска сознания или чувства, они казались черными дырами. Уже в семнадцать лет Футаватари обладал способностью подавлять или скрывать свои чувства, управлять ими. Он скрывал наверняка бушующие в нем унижение, злость и горечь.
Через несколько месяцев, по рекомендации бывшего ученика секции кэндо, Миками успешно сдал вступительные экзамены и поступил на службу в полицию. Увидев в экзаменационном зале Футаватари, он, наверное, вытаращил глаза от удивления.
«Я решил, что государственная служба мне подойдет» – вот и все, что Миками удалось тогда из него вытянуть. До сих пор Миками не понимал, почему Футаватари решил пойти в правоохранительные органы. Обстановка в полиции жесткая; свой авторитет зачастую приходится отстаивать в стычках с сослуживцами… Миками никогда не считал равным себе человека вроде Футаватари, который ни разу не держал в руках учебный меч до того, как записался в секцию. Правда, он усердно занимался; этого у него не отнимешь. Никогда не пропускал тренировок. Миками ни разу не слышал, чтобы Футаватари ныл или жаловался. Кроме того, он никого не подсиживал, не строил козни за спиной у коллег. Хотя, может быть, Футаватари лишь производил такое впечатление. В годы учебы воспоминаний о нем почти не сохранилось. «Конечно. Разумеется. Я согласен»… Кроме таких общих, невыразительных ответов, Миками почти ничего о нем не помнил. Для Миками, который бурно провел последние годы в школе, всегда спокойный и скучный Футаватари, который на турнирах вечно сидел на скамейке запасных, не представлял интереса. В школе их почти ничто не объединяло. Учитывая, что они три года занимались в одной секции в одной школе, он, пожалуй, знал о Футаватари довольно мало.
Миками окончил полицейскую школу третьим в своем классе. Он до сих пор помнил, как удивился, узнав, что первым стал Футаватари. Впрочем, ему еще не раз предстояло удивляться. Футаватари блестяще сдавал экзамены на очередной чин и стремительно поднимался по служебной лестнице. Он выбрал административную работу, поступил в отдел кадров и в сорок лет стал суперинтендентом – самым молодым за всю историю префектуры. Его рекорд так до сих пор никто и не побил.
Следующие семь лет Футаватари прослужил в административном отделе. Он стал ключевой фигурой в области управления кадрами. В префектуральном полицейском управлении его считали первоклассным специалистом. Руководство его ценило; вскоре его сделали ответственным за переводы и назначения руководящего состава. Футаватари был правой рукой при нескольких директорах; все они считали его непревзойденным авторитетом по кадровым вопросам. В его области ему не было равных.
«Ты всего лишь любимчик начальства, и больше ничего»… Миками всякий раз пренебрежительно морщился, когда думал о Футаватари. Нет, он вовсе не считал, что не умеет проигрывать. Работая в уголовном розыске, он проникся гордостью и считал себя незаменимым. Он вошел в серьезный мир, в семью, где авторитет определялся количеством арестованных преступников. В этом смысле уголовный розыск сильно отличался от других подразделений, где сотрудники состязались за звезды на погонах. Конечно, достижения Футаватари никуда не исчезли, зато у Миками был повод гордиться своими результатами. Его работа была нужной, и он оправдывал доверие общества. Он считал себя недосягаемым для Футаватари из отдела кадров. Он никогда не сомневался в этом. Но…
Что, если Футаватари все-таки ему мстит?
Миками всегда гнал прочь подобные мысли. Он понимал, что ему уже не отделаться от подозрений, если он даст им волю. Исчезнет главный стимул для его работы в управлении по связям со СМИ; хуже того, он потеряет хватку. Из страха, что все так и будет, он старался сдерживаться и гнал такие мысли прочь. Но они возвращались, снова и снова.
«Неужели за его назначением стоит только Акама?»
Все началось ровно год назад. Кто-то намекнул, что Миками собираются перевести в бюро уголовного розыска в Токио. «Очень может быть. Решение вот-вот примут». Сам Миками слышал такие слухи, но они не оправдались. Чин суперинтендента и перевод в Токио достались Ясуо Маэдзиме, ровеснику Миками. По традиции в Токио переводили тех, кого в будущем прочили на пост директора уголовного розыска в префектуральном управлении. Миками же оставили в неопределенном состоянии; он чувствовал себя как человек, который уже поднялся по трапу в самолет, но у него вдруг отобрали паспорт… Возможно, он бы не придал этому значения, если бы дело тем и кончилось. Миками решил, что ему самому не очень-то хотелось переезжать в Токио. Первое время он даже гордился тем, как хорошо он умеет держать удар. Настоящее потрясение он испытал позже, когда – вначале неофициально – узнал о своем переводе с повышением. И тут он вспомнил не только свой послужной список, не только свою, так сказать, прошлую судимость. В памяти всплыли глаза, которые смотрели на него тем летним днем, глаза, похожие на черные дыры, лишенные света и чувства…
Он подозревал какие-то закулисные махинации. Футаватари и Маэдзима были добрыми друзьями. Во время обучения в полицейской школе они жили в одной комнате в общежитии. Насколько было известно Миками, их дружбе не помешал всегдашний водораздел между уголовным розыском и административным департаментом.
Внезапно послышался шум. Миками посмотрел на дверь, ведущую в кабинет для посетителей. И едва он повернул голову, как оттуда бок о бок вышли Исии и Футаватари.
– Миками! – Футаватари заговорил первым.
Даже больше, чем раньше, он производил впечатление человека, принадлежащего к элите. Давно прошли времена, когда он скромно отсиживался на скамейке запасных на турнирах по кэндо; тогда Миками мог отдать ему свой меч и сто раз из ста победить его голыми руками… Миками боялся, что его выдаст голос.
– Футаватари! Ты мне звонил?
Футаватари кивнул:
– Исии только что рассказал мне о последних событиях.
Значит, он собирался спросить его про Аюми. Или хотел подтвердить что-то как ведущий специалист административного департамента? Миками подумал, что Футаватари похож на крупного бизнесмена. Ужасно захотелось спросить его. «Почему ты роешься в «Деле 64»? И что такое записка Коды, черт побери?!»
И все же он промолчал. Миками смущало то, что он играл на чужом поле. Здесь была территория Футаватари.
– Миками, одну минуту, – сказал Исии.
Он проводил Футаватари и вернулся в комнату для посетителей.
– Чего хотел Футаватари? – спросил Миками, усаживаясь на диване.
– Ах да, он приходил насчет ремонта в здании Центрального управления. Работы запланированы на лето; пора выбирать временное помещение. К сожалению, достаточно большое здание, чтобы в нем разместились все, найти не удастся. Первым делом надо решить, где мы разместим начальника. Как вам известно, кабинет начальника определяет официальный адрес полицейского управления.
Исии не умел врать. Вряд ли он отвечал бы так складно, если бы они с Футаватари обсуждали «Дело 64». Возможно, Исии просто не ставят в известность, а Футаватари действует, подчиняясь непосредственному приказу Акамы. Да, вполне правдоподобно, особенно если вспомнить, что Акама считает Футаватари своей правой рукой.
– Как бы там ни было, я все равно собирался вас вызвать. Как вы съездили к Амэмии? Он дал свое согласие?
Вопрос вернул Миками в настоящее время. Ничего не поделаешь, придется доложить плохую новость. Он выпрямился и слегка понизил голос:
– Я собираюсь уладить вопрос завтра. Правда, у нас трудности поважнее – начались осложнения с прессой.
– Что за осложнения? – Миками заметил, что в глазах Исии мелькнул страх.
– Они связаны с вопросом о персональных данных. Пресс-клуб угрожает подать письменный протест начальнику управления!
– Начальнику?! – Кровь отхлынула от лица Исии. – Но ведь… вы шутите?!
– К сожалению, нет.
– Нет. И речи быть не может! Вы не имеете права допускать ничего подобного!
– Члены пресс-клуба посовещались и приняли такое решение единогласно.
– Нет, никак невозможно! Совершенно невозможно. Придется вам их переубедить.
Исии был похож на капризного ребенка. Казалось, он вот-вот расплачется.
– Они сказали, что охотно отзовут протест при условии, что мы назовем им имя виновницы ДТП…
– Нет-нет, и речи быть не может! Директор на это ни за что не согласится.
– Но это лучше, чем позволять им врываться к начальнику с протестом! Последствия могут сказаться даже на визите комиссара.
– Ну да, конечно… Но приказ не обнародовать ее личные данные отдал сам Акама.
Сам Акама?! ДТП произошло на территории, подконтрольной управлению округа И. Насколько было известно Миками, именно от начальника окружного управления И. исходила инициатива скрыть персональные данные виновницы аварии. Ничего подозрительного в таком решении Миками не усматривал.
– Саканива внес такое предложение, но решение принимал Акама.
Постепенно все становилось на свои места.
Саканива был предшественником Исии; получив повышение, он стал начальником окружного управления в И. До весны Саканива работал в секретариате. История его повышения была известна всем. Саканиву считали прихвостнем Акамы; он всячески выслуживался перед обожаемым начальником, и в награду Акама добился его повышения до начальника окружного управления. Теперь у него под началом сто тридцать полицейских. Благодаря Акаме Саканива перескочил несколько ступенек на служебной лестнице.
Саканива предоставил Акаме принять решение по важному вопросу… Наверняка думал, что лучший способ подстраховаться – доложить о происшествии наверх. Вот он и обратился к Акаме за советом. Ситуация еще больше осложнилась. Акама не из тех, кто способен прислушаться к подчиненным и изменить свое решение. Даже если ему все-таки придется уступить, он затаит злобу… Миками решил проверить еще одно свое предположение – оно пришло ему в голову по пути на работу.
– Что, если мы сообщим им ее имя как бы неофициально, как бы рассуждая вслух, и запретим упоминать о ней в печати?
Выход лишь временный, и все же это скорее компромисс, чем капитуляция. И полиция не потеряет лицо. Письменных доказательств не будет; не будет прецедента.
– Да, возможно, это неплохо… Интересно, что скажет Акама. – Исии еле слышно вздохнул.
– Вы передадите ему мое предложение?
– Хорошо. Но сегодня он уже уехал – у него посетитель из Токио. Когда вам нужно дать ответ?
– Завтра, до четырех пополудни.
– Отлично. Я доложу ему сегодня или завтра утром. Не могу сказать, на чью сторону он встанет. И вообще, подумайте о том, как призвать журналистов к порядку. Если они все же будут настаивать на письменном протесте, вам необходимо добиться, чтобы они подали его вам или в крайнем случае мне… – На лбу у Исии выступили крупные капли пота. – Миками, я на вас рассчитываю. Не забывайте, что начальник управления – не просто какой-нибудь старик.
Миками смутно представил себе лицо главы полицейского управления. Он понимал, что их начальник Киндзи Цудзиюти – человек особенный. Ему исполнилось сорок четыре года, он был на два года моложе Миками. Цудзиюти перевели в их префектуральное управление с поста главного бухгалтера НПА. Весной он должен вернуться в Токио, где станет начальником отдела кадров. Во всех организациях одно и то же, и полиция не исключение. По пути наверх сначала управляешь денежными потоками, а потом людьми. Кстати, Киндзи Цудзиюти считали одним из вероятных кандидатов на пост генерального комиссара полиции.
Невозможно представить, чтобы в кабинет к такому человеку ворвались молодые репортеры, недавние выпускники университетов, и сунули ему письменный протест… Это будет катастрофа. Ее ни в коем случае нельзя допустить.
– Что смешного я сказал?
Миками удивленно посмотрел на Исии – тот плотно сжал губы.
– Что?
– Вы сейчас широко улыбнулись.
Миками даже не заметил, что улыбается.
– Послушайте, отнеситесь к заданию со всей серьезностью. Я рассчитываю на вас, надеюсь, вы не допустите, чтобы ситуация вышла из-под контроля.
Миками небрежно кивнул, а затем встал и вышел. Лампа над дверью еще горела – значит, начальник у себя.
Он понял, что это означает, едва вышел в коридор. Он снова улыбнулся. По сути, Исии мало чем отличался от Саканивы. Он с потрохами продался Акаме и Цудзиюти; теперь старался удержаться на месте, мечтая о переводе с повышением. Что ж, через год-другой, возможно, его мечта сбудется. Исии не боялся неудачи, он боялся, что вышестоящее начальство сочтет его неудачником. Вот почему Миками улыбался.
Миками шел по душному, промозглому, слабо освещенному коридору. Он – служащий административного департамента, формально подчиняется главе секретариата. Да-да, в глубине души он уже начал привыкать к новому положению… Больше полугода он дышал административным воздухом. Все складывалось совсем не так, как он хотел. Миками искренне стремился реформировать работу в управлении по связям со СМИ. Он от всей души надеялся, что два года, которые ему предстоит провести на новом месте, не пройдут даром. Откуда же ощущение безнадежности? В теперешней должности он не занимался расследованием убийств или деятельности продажных политиков, а сил тратил больше. Он работал до изнеможения, а его уверенность в себе таяла.
Не в первый раз Миками передернуло. Футаватари служит в администрации уже двадцать восемь лет. Ему хорошо в этом самодостаточном мирке; здесь он прекрасно устроился, пусть и работал без отдыха. А Миками почти все время провел в уголовном розыске, в другом мире. Что из этого получилось? От чего ему пришлось отказаться? Что проявилось, как в увеличительном стекле? Миками все больше делалось не по себе. Какие мысли скрываются в голове тщедушного человека, который в юности ни разу не получил возможности испытать свой меч на турнире?
«В семье не без урода»…
Впрочем, прошли те времена, когда Миками находился по ту сторону. Теперь он служит в административном департаменте… Он внушал себе, что его пост временный, что скоро он отсюда уйдет, однако мысленно все время увеличивал срок своего пребывания на посту директора по связям с прессой. И взваливал на себя все новые заботы. Он продолжит трудиться на своем посту, хотя ему этого не очень хотелось. Постепенно он свыкался со своим положением. Миками подозревал: когда он начнет думать по-другому, ему уже не удастся вернуться к себе прежнему.
Перед ним вдруг возникло лицо Аюми. Это случалось всякий раз, когда на него накатывало такое настроение. Аюми в его видении лучезарно улыбалась. Ее улыбка защищала его; он согревался в ее лучах, пока волнение не проходило.
Глава 14
К ночи заметно похолодало.
Миками остановил машину возле дома в начале девятого. Сразу посмотрел на крыльцо. Минако не выставила за дверь пустые контейнеры из ресторана «Согэцу». Если он спросит, почему она не заказала себе обед, она отделается отговоркой: «Они не доставляют одну порцию».
На ужин она приготовила жареный тофу, рагу из говядины и картошки.
– Как вкусно! Оказывается, доставка продуктов на дом – не такая плохая мысль… Ты очень хорошо готовишь.
С недавних пор комплименты давались ему все легче. Миками никогда не считал себя любителем светских бесед, нежным, заботливым мужем. В прошлом львиную долю его времени и сил отнимала работа. Дом и семья всегда отходили на второй план. Так было, когда он служил в уголовном розыске; впрочем, с тех пор, как его перевели на административную работу, ничего не изменилось…
– Ванна готова.
– Спасибо.
Минако убирала со стола; Миками украдкой посмотрел на ее профиль. Она выглядела спокойной. Со стороны казалось, что с ней все в порядке. Однако после поездки на опознание прошел всего день, и Миками не сомневался, что она до сих пор вспоминает вчерашнюю юную утопленницу. Как и он, Минако только изображала невозмутимость, чтобы он не беспокоился без нужды.
– Сегодня я ездил к отцу Сёко, – сказал Миками.
Минако, повернувшись к нему спиной, мыла посуду, но, услышав его слова, тут же выключила воду и развернулась.
– Ты? – Она была поражена. – Ты навещал господина Амэмию?! Зачем?
– Его собирается посетить токийский большой начальник – выразить свои соболезнования. Я должен был испросить у Амэмии согласия. – Миками никогда не говорил дома о работе, но сейчас радовался такой возможности. Молчание было тягостным. Кроме того, Минако тоже принимала участие в «Деле 64». Пусть и коротко, но она видела Ёсио Амэмию…
На кухне стало тихо. Минако сняла фартук и вернулась в гостиную, села за низкий столик, котацу, и скрестила под ним ноги.
– Как поживают ее родители?
– Госпожа Амэмия скончалась в прошлом году.
– Ой… какой ужас!
– Да… Она так и не узнала, кто похититель… – Миками вдруг подумал: «Похоже, у нас все не так плохо».
– Должно быть, ему нелегко приходится, – негромко заметила Минако; взгляд у нее сделался далеким, как будто она вспоминала лицо Амэмии в тот роковой день.
– Он сильно состарился.
– Да… неудивительно.
– Верно.
Минако устремила на него серьезный взгляд:
– Как по-твоему, похититель выйдет сухим из воды?
Миками нахмурился. Он живо припомнил слова Мотидзуки.
– Я слышала, что следствие зашло в тупик. – Минако прикусила губу. – Разве не было установлено, что похититель – кто-то из местных, из нашей префектуры?
– Скорее всего, так и есть, – кивнул Миками.
Само похищение, девять кафе, магазинчиков и прочих мелких предприятий, где останавливался Амэмия, место, куда преступник приказал привезти выкуп, даже свалка, где он оставил тело девочки, – все находилось в пределах префектуры Д. Судя по всему, похититель неплохо знал местные дороги, а также названия и местоположение различных предприятий. Продемонстрировал, как пишут в рапортах, «углубленное знание местности». Вот почему предположение, что похититель живет в префектуре Д., стало рабочей версией.
– И у него были сообщники?
– Да, следствие пришло к такому выводу.
В то время мобильные телефоны еще не получили широкого распространения. Рыбная ферма «Иккю», последняя точка, куда похититель направил Амэмию, находилась далеко в горах. После звонка похититель сразу же должен был залечь в засаде возле отмели. Однако по соседству с фермой не было ни частных домов, ни телефонов-автоматов. Значит, выкуп должен был забрать кто-то другой, не тот, кто отдавал распоряжения по телефону. С этим были согласны все члены следственно-оперативной группы.
Вначале и Миками думал так же, хотя он сомневался в том, что похититель и его сообщник были равноправными партнерами. Несколько раз ему приходилось иметь дело с похищениями взрослых людей; похитители куда-то увозили своих жертв и держали их под замком… При мысли же о том, что двое взрослых сговорились похитить и убить семилетнюю девочку, даже такого опытного детектива, как Миками, пробирала дрожь. Если похититель действовал не в одиночку, скорее всего, его сообщник не догадывался об истинных планах главаря. А если и догадывался, главарь наверняка пользовался у него непререкаемым авторитетом…
– Наверное, все же надо было исходить из того, что похититель действовал в одиночку…
– Почему?
– Тогда можно было бы лучше представить себе образ его действий. Нам привычнее искать преступника-одиночку. И гораздо труднее отслеживать действия преступной группы.
Один был похититель или у него имелись помощники, ясно, что преступление было спланировано очень тщательно и хладнокровно. Он чудовище.
Минако бросила на него задумчивый взгляд.
– Он даже знал о тех камнях на реке… об отмели, – напомнила Минако. – Удалось ли тогда что-то узнать у туристов, байдарочников и любителей сплава на плотах?
– Насколько мне известно, опросы ведутся до сих пор. Но… в общем, не забывай, оказалось, что о той отмели известно на удивление многим людям.
Это обнаружилось уже во время следствия. Всего за пару недель до похищения в воскресном выпуске газеты «Д. Дейли» вышла большая иллюстрированная статья «Тайна Драконьей ямы».
– Но ведь… – Миками заметил, что Минако разволновалась не на шутку. – Даже если преступник действительно узнал о том месте из газеты, разве это не подтверждает факта, что он местный? Его ищут уже очень давно. Странно, что до сих пор так и не нашли!
– Видишь ли…
В префектуре пятьсот восемьдесят тысяч домовладений. Миллион восемьсот двадцать тысяч жителей. Общая численность населения за последние четырнадцать лет почти не изменилась; приток в города более или менее равнялся оттоку из деревень. Известно было, что похититель – мужчина в возрасте от тридцати до сорока лет; в эту категорию попадали триста с лишним тысяч жителей префектуры…
Кроме того, у них было очень мало зацепок. Если допустить, что Кэндзи Амэмия в самом деле невиновен, значит, Сёко похитили на единственной дороге, которая вела от ее дома к дому Кэндзи. Добровольная местная дружина несколько раз прочесывала всю округу, но не нашла ни единого свидетеля, который заметил бы поблизости подозрительных людей или незнакомые машины. И вообще, местность там не была густонаселенной, там очень мало частных домов. Кроме того, пятого января был будний день. Мужчины в основном находились на работе – на окрестных фермах или в местном сельскохозяйственном кооперативе, – а женщины в основном оставались дома, прибирали после празднования Нового года.
После похитителя осталось только три улики. Пластиковый шнур, вокруг ртутной лампы на мосту Котохира. Клейкая лента на лице девочки. Бельевая веревка, которой были стянуты ее запястья. Все вещи стандартные, такие свободно продавались в магазинах по всей стране. Невозможно было доказать, что их купили в каком-то местном магазине. Рядом с отмелью или на берегу реки надеялись найти отпечатки ног, но и тут не повезло. Местность вокруг Драконьей ямы в основном каменистая, а тропинки в растущем на склонах лесу были усыпаны сухой буковой листвой.
Оставался еще голос похитителя. Поскольку записать звонки не удалось, следствию пришлось полагаться на слух нескольких человек, говоривших с преступником по телефону. В их число вошли Ёсио Амэмия, его секретарша Мотоко Ёсида и девять владельцев предприятий, где останавливался Амэмия по пути к мосту Котохира… Никто из следственно-оперативной группы голоса похитителя не слышал, даже оперативники, которые работали дома у Амэмии. Во второй раз преступник позвонил незадолго до их приезда, а в третий раз он звонил не домой, а в контору, и с ним разговаривала Мотоко, полицейских рядом не было. Кафе «Аои» было единственным местом, куда они успели добраться раньше Амэмии, но у них не было времени подключить специальную аппаратуру. Кроме того, они опасались, что в кафе может оказаться сообщник похитителя, и ограничились только наружным наблюдением.
Миками слышал, что на протяжении двух лет после похищения Амэмию и других регулярно вызывали на процедуру «опознания голоса». Криминалисты записывали голоса «рецидивистов, крупных должников, людей с криминальным прошлым, байдарочников, жителей Озатомуры, бывших рабочих «Консервного завода Амэмии», учителей и сотрудников начальной школы «Морикава Ниси», в которой училась Сёко, владельцев и завсегдатаев всех девяти мест, указанных похитителем, а также прочих подозрительных личностей». В список подозреваемых включали всех, у кого была малейшая возможность стать подозреваемым, и записывали их голоса по телефону. Затем просили Амэмию и еще десять человек, слышавших голос похитителя, несколько раз прослушать записи.
Голос мужчины от тридцати до сорока лет, хрипловатый, без особенностей произношения.
«Я его узнаю, если услышу», – сказал тогда Амэмия. Мотоко и остальные тоже были уверены в своем слухе. Несмотря на это, Миками ни разу за четырнадцать лет не слышал, чтобы следственная группа совершила прорыв.
– Будет трудно, если голос по телефону тоже ни к чему не приведет.
Миками мысленно обругал себя, едва последние слова слетели с его губ. Зачем он только заговорил о телефоне! Он нарушил табу…
Атмосфера в комнате сразу изменилась. Минако сказала:
– Надеюсь, они все-таки его найдут… – Она машинально покосилась на телефонный аппарат на низком столике.
Сегодня им снова никто не позвонил.
Минако ушла спать, Миками сел за котацу, укутал ноги одеялом. Тяжело вздохнув, он включил телевизор. Он не мог смотреть телевизор, когда рядом была Минако. Беглецы. Исчезновения. Непонятные звонки. Самоубийства… Никогда не знаешь, когда с экрана прозвучит роковое слово и разобьет Минако сердце.
Может быть, Аюми сломало именно телевидение. Такая мысль время от времени посещала его. В рекламных роликах и бесчисленных развлекательных передачах подчеркивали, как важна внешняя красота, особенно для девушек. Все остальное как будто и не важно. Если ты вписываешься в стандарты красоты, ты преуспеешь в жизни. Мужчины будут тебя обожать. Перед тобой откроются все двери. Твоя жизнь станет одной большой вечеринкой… Красивая жизнь манила, рекламные красотки зазывно улыбались… Телевизор внушал: только так и надо.
Миками часто ловил себя на том, что пытается переложить вину на тех, кто прячется за голубым экраном. Аюми заманили в призрачный мир, заморочили ей голову пустыми обещаниями – и в результате она утратила представление о себе самой.
Она была такой жизнерадостной, когда училась в начальной школе! Делала успехи в плавании и беге, успевала по всем предметам. Тогда Аюми была очень дружна с Миками. Дочка всегда смотрела снизу вверх на своего папу-детектива, и в ее глазах светилось радостное почтение; да еще Минако каждый день рассказывала девочке, какая важная у него работа…
Перемены начались после того, как она пошла в среднюю школу. Нет, первые признаки стали заметны еще в шестом классе начальной школы. Аюми разлюбила фотографироваться. Объявление о школьном родительском дне выкинула в мусор. Она все чаще отказывалась куда-то выходить из дому вместе с Миками, избегала садиться рядом с Минако. Может быть, она почувствовала, догадалась, о чем думают другие дети – думают, но не говорят вслух. А может быть, кто-нибудь что-нибудь ей и сказал.
«Ты вылитый отец», «Очень жаль, что ты не пошла в маму».