– И что подсказывает ваш анализ?

– Что вам, увы, следует быть готовой к разочарованию…

Он оказался прав. Даже девичья активность к вечеру сошла на нет. Оставалась надежда на официальные учреждения, но их неповоротливость стала притчей во языцех, поэтому рассчитывать на результат сегодня (а если размышлять трезво, то и на этой неделе) не стоило.

Возвращались в Зеленый луг они последним поездом, мрачные, молчаливые и усталые. Новая ниточка, столь многообещающая поначалу, оборвалась на самом интересном месте.

– И все же обидно, – наконец сказала Лидия, глядя в сумерки за окном мчащегося поезда.

– Обидно, – подтвердил Фальк. – Но, боюсь, мне это чувство знакомо. Иногда, знаете, попадается сложный случай. Ты думаешь, изучаешь, штудируешь справочники. И вот, когда диагноз вроде бы понятен, происходит что-то, полностью опровергающее твои догадки.

– Что вы делаете в таких случаях? – повернулась к нему девушка.

– Начинаю сначала, – пожал плечами Фальк. – Но мы, к счастью, от этого избавлены. Версия с Мельниковым и Вансовским никуда от нас не делась.

– Ну да, – согласилась Лидия. – Но все равно безумно обидно. Мне казалось, что мы действительно наткнулись на что-то стоящее, что может все объяснить… Василий Оттович, а как вы думаете, почему люди так охотно верят в призраков, но с таким трудом – в простые объяснения?

– Потому что призрак оставляет простор для надежды. А объяснение – только для разочарования, – отозвался он негромко.

Она грустно вздохнула, прислонилась к доктору и положила голову ему на плечо. Василий Оттович остался недвижим, но предпринял все от него зависящее, чтобы Лидии было удобно.



На станции Зеленого луга они сошли, когда уже почти стемнело. Перрон, скудно освещенный четырьмя фонарями, был совершенно пуст, только станционный дежурный выглянул из своей сторожки, чтобы позвонить в колокол, давая сигнал поезду. Столь же безлюдной оказалась площадь перед вокзалом и торговая улица. В этот поздний час все магазины, лавки и кафе уже завершили свою работу, закрыв плотными ставнями витрины. Оживление наблюдалось только в конце улицы, где располагались «Бристоль» и ресторация, но в ту сторону Фальк и Лидия решили не ходить, двинувшись напрямик к курзалу.

Майский вечер окутал Зеленый луг прохладой. В небе таяли последние розоватые отблески заката. Тишина, нарушаемая лишь редкими щебетаниями птиц да удаляющимся, почти неслышным стуком колес ушедшего поезда, царила над опустевшими улочками. Окна дач, мимо которых рука об руку шли Василий Оттович и Лидия, или были темны, или излучали теплый оранжевый свет. На нескольких верандах еще оставались засидевшиеся компании, дамы кутались в пледы перед лицом прохладной ночи. Словом, очередной чудесный вечер из тех, что возможны только в тихих дачных уголках. И то ли от томных весенних ароматов, то ли благодаря компании, но Фальку очень хотелось, чтобы этот вечер не кончался.

Но у поворота на аллею, ведущую к даче Шевалдиных, им пришлось остановиться.

– Уверены, что вас не нужно проводить? – с затаенной надеждой спросил Фальк.

– С удовольствием, но… – расстроенно ответила Лидия. – Вы не представляете, что втемяшится в голову маменьке.

– А что, простите, ей может втемяшиться в голову?

– Что вы за мной ухаживаете.

– А… – В горле у Фалька мгновенно пересохло. – А что, если и так?

– А если и так – то вы разбудите чудовище, – засмеялась Лидия. – Маменька, как я уже говорила, конечно, очень хочет выдать меня замуж, но критерии, которым жениху должно соответствовать… Словом, вы явно не захотите ее видеть в подобном настроении. Но спасибо за предложение. И доброй ночи, Василий Оттович.

– Доброй ночи, Лидия Николаевна.

Фальк стоял и смотрел, пока фигурка девушки не исчезла в вечерних сумерках. Отчего-то захотелось глубоко вздохнуть, что доктор и сделал, а затем побрел кружным путем в сторону дома. Если бы кто-то наблюдал за Василием Оттовичем в этот момент (а кто-то как раз наблюдал, но к этому мы еще вернемся), то удивился бы, насколько обыкновенно сдержанный и солидный Фальк напоминает влюбленного подростка. Что уж там говорить – он даже игриво пнул попавшуюся по дороге еловую шишку!

Вот только вскоре на смену радужному настроению начало тихонько подкрадываться беспокойство. Никогда в жизни ему не приходило в голову, что Зеленый луг может быть опасен. Даже после арестованных Сидоровым эсеров. Даже столкнувшись лицом к лицу с бандой экспроприаторов. Но вот история с монахом каким-то неподвластным рациональному уму Фалька образом наделила знакомые аллеи ореолом зловещей тайны.

С каждым шагом доктор ощущал, как чувство тревоги, в его воображении принявшее вид омерзительной скользкой амебы, ползет вниз по спине. Ему казалось, что за ним кто-то следит. Периодически Фальк бросал быстрые взгляды через плечо, но там, между деревьями, лишь тихо покачивались ветви. Он ускорил шаг, сердито шепча себе, что не может позволить подобным глупостям вызывать у него страх.

В какой-то момент злость и упрямство возобладали. Василий Оттович встал как вкопанный, глубоко вдохнул, задержал воздух в легких на пять секунд и снова выдохнул. Затем повторил процедуру еще несколько раз, чувствуя, как пульс перестает стучать с нездоровой скоростью, а нервная дрожь, отчего-то охватившая все тело, отступает.

Уже взяв себя в руки, он огляделся вокруг, чтобы окончательно убедить себя, что все его страхи – лишь порождения внезапно разгорячившейся фантазии.

Вместо этого он увидел, как из-за куста выглядывает фигура в серой рясе с капюшоном. Монах! Дыхательная гимнастика пошла насмарку. Сердце забилось быстрее, а в горле пересохло. Внутренний голос твердил: это всего лишь игра воображения, но доктор не мог отогнать нарастающее чувство ужаса.

Рассудительная часть его мозга напомнила, что привидений не бывает. Значит, ему либо кажется, либо перед ним человек из плоти и крови. Правда, завершив сию логическую цепочку, все та же рассудительная часть мигом напомнила, что этот человек из плоти и крови совсем недавно укокошил двух человек. И хотя Василий Оттович находился в отличной физической форме и вполне мог дать отпор нападающему, мало ли, что взбредет в голову убийце. А значит, держаться от фигуры в серой рясе надо подальше.

Фальк прочистил горло, намереваясь окликнуть монаха и потребовать немедля перестать пугающе маячить в кустах. Вместо этого ноги как-то сами развернули его в противоположную сторону и со всей возможной скоростью припустили прочь. Фальку хотелось бы упрекнуть себя за позорное бегство от иллюзорной угрозы, но он решил сделать это, только когда между ним и монахом окажется надежно закрытая дверь собственного дома.

Уже почти пробежав мимо пустующей пока соседней с ним дачи, Василий Оттович остановился, повернувшись. Темная аллея была пуста. Никто не маячил в кустах. Никто не спешил за ним по тропинке и не плыл, аки призрак, меж деревьев. Почему-то именно в этот момент Фальку стало горько и обидно: как мог он, доктор, заниматься такими глупостями? Убегать неведомо от кого? Выставлять себя на форменное посмешище? Фальк развернулся и понуро побрел к себе.

Вскоре он вновь стоял перед домом. Клотильда Генриховна наверняка уже легла спать, но окна прихожей лучились уютным светом – экономка оставила лампы гореть, чтобы Фальк не бродил в полной темноте. Открыв дверь, доктор быстро вошел внутрь и захлопнул ее за собой, словно искал защиту – то ли от воображаемых призраков, то ли от вполне натурального позора.

Фальк потер лоб и попытался успокоиться. Память невовремя подкинула ему слова случайного попутчика, Владимира Николаевича: «Знаете, было бы у меня вино, я бы с удовольствием поднял тост за то, чтобы ничто и никогда не потревожило вашей рациональной картины мира». Ах, если бы!

Василий Оттович разулся, погасил свет в прихожей и, уже намереваясь отправиться спать, выглянул в окно. Разобрать что-то в темноте было сложно, поэтому фигура в серой рясе вполне могла прятаться где-то в тенях, но Фальку отчего-то подумалось, что человек в монашеском балахоне, если тот, конечно, не привиделся доктору, не преследовал его до дачи.

Поднявшись в кабинет, Василий Оттович обнаружил на столе сложенный пополам белый лист бумаги. Это оказалась записка от Вансовского, о котором доктор после ночного бегства и думать забыл. Федор Романович выражал Фальку свое почтение и заявлял, что с удовольствием примет его у себя в пансионате и даже пришлет за ним коляску. Что ж, таинственные монахи могут подождать – завтра Василия Оттовича ждала совсем другая встреча. И прийти на нее следовало хорошенько выспавшимся. С этой мыслью Фальк упал на кровать, укрылся теплым одеялом и мгновенно уснул.

Глава двадцать четвертая

Я весь ноябрь был психопатом! А. П. Чехов, 1887 год
– Конечно, Екатерина Юрьевна украсила бы собой наше общество, но и вам я тоже рад, Василий Оттович, – посмеиваясь, встретил Фалька Федор Романович.

– Боюсь, вы неправильно понимаете наши отношения, – пожал плечами доктор.

– Э, нет, Василий Оттович, мой глаз не обманешь, будьте уверены, будьте уверены! – хохотнул Вансовский.

В четверг Федор Романович, как и обещал, прислал за доктором свой экипаж. На козлах вновь восседал молчаливый кучер, за всю дорогу не произнесший ни слова. С другой стороны, до бывшего особняка фон Гарта езды было каких-то пятнадцать минут, поэтому Фальк вполне комфортно провел время в раздумьях по поводу своего визита. Да и беспокойно немного было – что Вансовский сотворил с особняком старого барона?

Его опасения не подтвердились. Дом наполовину был закрыт строительными лесами, но половина эта была развернута к лесу, зато фасад открылся во всей красе. Фальк признал, что коммерсанты по большей части сохранили замысел барона, не став переделывать дом. Покойный фон Гарт строил особняк на века (это отдавало печальной иронией, учитывая, что род пресекся на нем) и средств не жалел. Дом его стал одной из немногих каменных построек в поселке и среди леса напоминал замок злой колдуньи из сказок. Хотя Вансовский и приложил все усилия для того, чтобы придать ему вид, более приличествующий пансиону: все окна уже украшали цветы, внутри угадывались легкие белые занавески, а вход, явно предназначенный чуть ли не для крепостных ворот, теперь закрывали застекленные двери, более уместные на европейском курорте.

– Да, пока скромненько, конечно, – Федор Романович явно лукавил, осматривая угодья и лазающих по лесам рабочих с затаенной гордостью. – Но поверьте, когда я закончу, это место будет не узнать!

– Нет, я бы сказал, что уже впечатлен, – признался Фальк.

– Я рад, я рад! Денек сегодня жаркий, однако. Как смотрите на то, чтобы выпить по бутылочке «Пильзенского»?[32] Я заказываю из Петербурга и храню на леднике. С меня – холодное пиво, с вас – увлекательная история. Мы хоть и сидим тут почти отшельниками, но новости о вашем геройстве уже долетели.

– Это преувеличение, – отнекивался Фальк.

– А я уверен, что нет, но это можно обсудить внутри. Там прохладнее.

За дверью им открылась просторная комната, уходящая вверх на два этажа, с устланной ковром лестницей и отделанными дубовыми панелями стенами. Следом Вансовский провел доктора через биллиардный зал в помещение, где планировалось разместить пансионный ресторан.

– Боюсь, это все, что мы успели сделать на первом этаже, – извинился Вансовский, вынырнув из ледника с двумя холодными бутылками пива. – В доме еще две готовые комнаты, моя и Мельникова. Но когда закончим фасад – быстренько доделаем остальные и откроемся уже к началу июля.

Федор Романович поочередно, с хлопком, избавил бутылки от крышек и перелил их содержимое в две массивные немецкие кружки. Фальк почувствовал, как в горле резко пересохло, и сглотнул. Все же ни один немец, пожалуй, не сможет равнодушно отреагировать на слегка шипящий звук наливаемого в кружку холодного пива. Его не спутаешь ни с чем. Ни с водой, ни с чаем.

– Недешевое удовольствие, как я погляжу, – Фальк благодарно принял из рук хозяина кружку.

– И вы не представляете себе насколько! – пожаловался Федор Романович. – Не дай бог я чего-то не рассчитал, по миру пойду! Но что же это я все о себе да о себе? Рассказывайте скорее про ваши ночные эскапады!

Василий Оттович поведал Вансовскому сокращенную и отредактированную версию событий. Не говорить же главному подозреваемому, что доктора похитили, когда он собирался следить за возможной обладательницей сокровищ. Пришлось сказать, что бандиты напали на него по дороге из «Швейцарии».

– Надо же! Готов был поклясться, что Аркадий задержался там допоздна, – удивился Федор Романович, еще больше уверив Фалька в том, что врать нужно осторожнее.

– Видимо, как-то передал весточку сообщнику и присоединился к нему позднее, – как можно невиннее пожал плечами доктор.

– Да, конечно, конечно! – закивал Вансовский. – Но я все в толк не возьму, для чего они вас похитили?

– О, а это, кстати, еще более интересная история! – объявил Василий Оттович, внутренне собравшись. От того, насколько он сейчас будет убедительным, зависел весь его план. – Видите ли, они посчитали, что я разгадал тайну убийства Шевалдиной!

– Да вы что?! – охнул Вансовский. – И как, правда разгадали?

– Нет, конечно! – беспечно махнул рукой Фальк, отхлебнул пива и внезапно затараторил, словно ему не терпелось поделиться новостью с собеседником: – Но, кажется, узнал кое-что любопытное. Скажите, Вера Павловна рассказывала вам о том, что находилось на месте вашего пансиона до особняка барона?

– Не припомню, если честно, – вполне убедительно ответил Вансовский.

– О, это крайне увлекательная история со всеми атрибутами готического рассказа – одинокий монастырь, разбойники, злодейство! – И Фальк азартно пересказал Федору Романовичу историю средневекового Весеннего луга.

– Ничего себе! – грохнул кружкой о стол коммерсант, выслушав Василия Оттовича. – Доктор, вы же сами не представляете, как мне помогли!

– Каким образом? – поинтересовался Фальк, глядя, как глаза собеседника зажглись азартным огоньком.

– У меня же будет не просто пансионат на месте баронского замка, нет-нет! – Вансовский вскочил из-за стола и начал расхаживать по будущему ресторану. – Я должен вплести историю монастыря в рекламу! Василий Оттович, да подумайте же! От экзальтированной столичной публики отбоя не будет! Я же смогу… – он осекся, а затем расплылся в улыбке. – Я же смогу привлекать их перспективой поиска сокровищ на территории пансиона! Их же не нашли до сих пор, я правильно понимаю? – уточнил коммерсант.

– Нет, но, думаю, ваших гостей я все-таки опережу, – загадочно заявил Фальк.

– Как это? Вы что, хотите сказать, что знаете, где спрятаны ценности?

– Пока не знаю, но близок к этому, – доктор смерил собеседника взглядом, будто пытаясь понять, можно ли ему довериться, но быстро сдался: – Мне кажется, что сокровищ в монастыре не было! Они хранились в самой деревне или рядом с ней.

– С чего вы взяли? – спросил Вансовский.

– Мне попала в руки книга, которую на досуге изучала Вера Павловна, – объяснил Фальк. – А в ней – карта местности. И я понял, что рыцари не смогли найти драгоценности в монастыре потому, что монахи и жители деревни заранее их перепрятали. Ведь Зеленый луг стоит на руинах старого поселения шведов, даже кирха возведена практически на том же самом месте.

– И сокровища зарыты где-то там? – подался вперед Федор Романович.

– Нет, это было бы слишком просто! – усмехнулся абсурдности предложения Фальк. – Я сравниваю карту из книги и топографический план современного поселка, а еще, как мне кажется, почти разгадал секретный код, зашифрованный в самом тексте.

– Ничего себе! – восхитился Вансовский.

– Да-да! – закивал Василий Оттович. – Помяните мое слово, еще буквально один день – и я точно смогу сказать, где лежит клад. Только – тс-с! Пусть это будет нашим секретом!

– Я нем как могила! – торжественно пообещал Вансовский, но тут от дверей в ресторан раздался зловещий крик:

– Ты!

На пороге ресторана застыла нескладная мрачная фигура Мельникова. Безумными глазами он смотрел не на Фалька и Вансовского, а куда-то в пространство между ними, слегка дрожа и покачиваясь на месте.

– Зачем ты позвал его?! – снова вскричал Мельников.

– Харитон, ты принимал лекарство? – вскочил из-за стола Вансовский.

– Как ты мог?! – вместо ответа вновь крикнул Мельников.

– Простите, Василий Оттович, я сейчас! – Коммерсант метнулся к своему компаньону, схватил того под руку и вывел из ресторана, что-то увещевательно нашептывая ему на ухо. Фальк остался один в пустом зале. Правила приличия и самосохранения подсказывали сидеть смирно и ждать хозяина, но любопытство (которого, как внезапно показали предыдущие недели, у него водилось в достатке) взяло верх.

Доктор крадучись проследовал за ушедшими хозяевами пансиона. Судя по шагам, они поднимались по лестнице. Слышен был только приглушенный, но уверенный шепот Вансовского, Мельников больше не кричал. Фальк напряг слух, но так и не смог разобрать ни одного слова из того, что говорил Федор Романович. Подниматься следом было опасно, поэтому доктор решил осмотреться в прихожей. Его внимание привлекла деревянная панель у основания лестницы – казалось, что она чуть отходит от соседних. Фальк подошел к ней поближе, толкнул – и очутился в маленьком пыльном чулане, заваленном строительными инструментами. Василий Оттович уже собирался разочаровано закрыть за собой дверь, но его взгляд упал на бесформенную тень на стене. С замирающим сердцем доктор подошел ближе и присмотрелся. Тенью оказался плотный кусок ткани темного цвета, грубо прошитый так, чтобы служить накидкой.

«Капюшон монаха», мелькнуло в голове у Фалька. В голове мигом всплыли картины его бегства прошлой ночью. Неужели это все же была не игра воображения? И мужчина в серой рясе действительно следил за ним из темноты? Увлеченный изучением находки, он чуть было не пропустил шаги на втором этаже. Чувствуя, как нервно забилось его сердце, доктор выскользнул из кладовки и притворил за собой дверь. Шаги приближались, но Вансовский (а это, по-видимому, был он) еще не появился на площадке лестницы. Прижавшись к стене, Фальк шмыгнул в бильярдную. Бежать дальше и пытаться занять свое место за столом он не рискнул, поэтому вошедший Федор Романович застал доктора разглядывающим бильярдные столы с оценивающими видом.

– Играете? – спросил коммерсант. – Я бы предложил, но, боюсь, не знаю, где сейчас кии и шары. Более того – не уверен, что они уже прибыли.

– С Харитоном Карповичем все хорошо? – заботливо поинтересовался Фальк.

– Да, насколько это возможно, – погрустнел Вансовский. – Наверное, стоит объясниться. Мы знакомы с самого детства – наши семьи были дружны. Так сложилось, что мой батюшка оказался более успешен, и отец Харитона оказался его младшим партнером, так сказать. Эти взаимоотношения перешли и нам, словно по наследству. Харитон – гений в том, что касается цифр и расчетов, без него я как без рук. Но, увы, он хвор с самого детства.

– Я могу чем-то помочь? – спросил доктор.

– Василий Оттович, я высоко ценю ваши способности, но помочь Харитону старались лучшие светила империи, – Вансовский невесело усмехнулся. – Тщетно. Постоянные головные боли. От них – перепады настроения, нелюдимость. Как я и говорил вам в «Швейцарии», у него своеобразные манеры, иногда усугубляемые недугом, но он абсолютно безобиден, уверяю вас.

После сцены в ресторане и обнаруженной накидки Фальк не был в этом так уверен, но почел за лучшее оставить мнение при себе. Вместо этого он сказал:

– Боюсь, что и так отнял у вас много времени…

– Что вы, времени у меня довольно! – махнул рукой Федор Романович. – Но я пойму вас, если вы решите откланяться.

– Если честно – да, – согласился Фальк. – Не терпится закончить работу над расшифровкой книги.

– Конечно, конечно, – закивал Вансовский. – Тем более, друг мой, ваша история и так мне очень помогла! Не представляете насколько! Как думаете, не глупо ли будут смотреться рыцарские доспехи по обе стороны от входа в ресторан?

Глава двадцать пятая

Время было тревожное, предрассветное, когда мрак как будто еще сгущается и призраки ночи мечутся в предчувствии скорого петушиного крика! В. Г. Короленко, 1921 год
Фальк от всей души надеялся, что сыграл свою роль достаточно убедительно. С одной стороны, необходимо было внушить Вансовскому ощущение срочности. Страх, что кто-то сейчас обойдет его в поисках сокровищ. С другой – не перестараться, не спугнуть, не дать фальши. Кто бы из двух коммерсантов ни играл роль монаха (а то и оба сразу), Василий Оттович был уверен, что они явятся сегодня ночью. Вряд ли убийца допустит даже малейший шанс, что его могут опередить.

Учитывая, что их ловушка основывалась исключительно на домыслах и умозаключениях, рассчитывать на помощь официальных лиц не приходилось. А значит, Фальку и Сидорову требовалось справиться своими силами. Василий Оттович уряднику полностью доверял, но необходимость вдвоем противостоять преступнику, который не задумываясь лишил жизни двух человек, неприятно действовала на нервы. Конечно, Лидия Шевалдина также вызывалась поучаствовать в организации западни в качестве соглядатая, но и Фальк, и Сидоров решительно выступили против.

– Лидия Николаевна, я отдаю себе отчет, что ваша наблюдательность и ваше вмешательство спасли мне жизнь, – твердо сказал доктор, взяв девушку за руку. – Но сейчас ситуация куда опаснее. Я не могу себе позволить подвергнуть вас риску. Более того, если мы с Александром Петровичем потерпим неудачу, не останется ни единого свидетеля, знающего об истинном убийце, кроме вас. Поверьте, я считаю, что вы полностью заслужили право присутствовать при поимке преступника, и понимаю ваши чувства, но это не обсуждается.

То ли подействовал проникновенный тон, то ли взгляд глаза в глаза, но Лидия сдалась без боя и признала, что эту часть разыгравшейся в Зеленом луге драмы лучше пересидеть дома. А урядник и доктор принялись планировать вечернюю засаду.

Первым делом Клотильда Генриховна получила указание после ужина запереться в своей комнате, закрыть ставни и не выходить до утра ни при каких обстоятельствах. Если старую экономку и взволновали такие странные инструкции, виду она не подала.

Далее решено было, что в эту ночь Василий Оттович, вопреки обыкновению, будет работать не в башенке, а в гостиной на первом этаже. Окна этой комнаты выходили на улицу и хорошо просматривались, особенно освещенные в темное время суток. От Фалька требовалось, с одной стороны, изображать бурную умственную деятельность по расшифровке несуществующего шифра в книге, а с другой – держать ухо востро и подмечать любые движения призрачного монаха. Сидорову досталась задачка не легче – незаметно от посторонних пробраться к дому, найти удобное место для скрытного наблюдения и быть готовым либо поймать преступника на подходе, либо в кратчайшие сроки прийти на помощь Василию Оттовичу внутри.

Оба прекрасно понимали, на какой тоненькой ниточке держится их план. Успех зависел от того, не ошибся ли Фальк с личностью убийцы; заглотил ли преступник наживку; придет ли он этой ночью; и, наконец, удастся ли доктору и уряднику его задержать с поличным. Александр Петрович несколько раз порывался все отменить и просто арестовать Вансовского и Мельникова. Фальк каждый раз терпеливо объяснял, что доказательств против них пока нет (не считать же таковым накидку в кладовке, которой можно дать множество объяснений), поэтому оснований для задержания нет, а убийца, если доктор все рассчитал правильно, в любом случае явится за ним.

Но теперь, сидя в одиночестве за письменным столом перед раскрытой на случайной странице книгой и вглядываясь в сгущающиеся сумерки за окном, Василий Оттович поймал себя на мысли, что перспектива отказаться от безумной затеи нравится ему все больше и больше. Для спокойствия он даже придвинул еще ближе остроконечную кочергу, которой планировал отбиваться в крайнем случае.

– Чаю? – заботливо спросила Клотильда Генриховна, заглядывая в гостиную.

– Нет, драгоценная, благодарю, – отказался Фальк. – Идите уже спать, но не забудьте запереть окна и двери, хорошо?

Экономка кивнула и вышла, бросив на воспитанника чуть укоризненный взгляд.

– А то я сам не знаю, на какую глупость согласился, – вполголоса проворчал Фальк.

Так прошло несколько часов. За окнами совсем стемнело. Василию Оттовичу пришлось приглушить свет, иначе разглядеть что-либо на улице не представлялось возможным. Он заставлял себя не мельтешить, пореже вставать и подходить к окнам, а если уж собрался – так изображать, что делает это не от нервов, а дабы размять затекшие мышцы. Что, правда, было недалеко от истины – особенно с учетом все еще ноющих синяков.

К двум часам ночи Фальк практически уверился, что злоумышленники сегодня не появятся. Ужасно хотелось спать – не спасал даже свежезаваренный черный кофей. Василий Оттович регулярно тер слипающиеся глаза, но это лишь раздражало. В доме, где пришлось закрыть все окна, дабы не упрощать работу преступнику, повисла неприятная духота, еще больше клонившая в сон. В результате буквы в старинной книге начали плыть у него перед глазами, складываясь в странные узоры и новые слова. Фальк почти уткнулся носом в страницу, когда внезапное озарение пронзило тело доктора, словно заряд электрического тока.

– Эврика! – подобно Архимеду, воскликнул Василий Оттович. Он бросился лихорадочно выписывать буквы и слова со страниц книги, пока на листе не выросло длинное предложение. Доктор откинулся на спинку стула, взирая на плоды своей работы.

– Этого не может быть, – пробормотал Фальк. – Неужели все так просто?

Он зажмурился, открыл глаза, еще раз сверился с книгой и перепроверил оставленную им надпись. Затем повторил процесс. Ничего не изменилось. Надпись на листе упрямо утверждала, что Василий Оттович разгадал тайну, которой исполнилась не одна сотня лет. От духоты и напряженной работы мысли голова разболелась еще сильнее. Доктор не выдержал и распахнул окно гостиной, чтобы вдохнуть свежего ночного воздуха.

Снаружи было темно и тихо. Редкие ночные птицы перекликались в зарослях. Со стороны моря ветер нес соленую прохладу. Над деревьями повис огромный полукруг нарождающейся луны. Именно благодаря ее свету Фальк и увидел то, что заставило кровь застыть в жилах.

У дороги, рядом с тем местом, откуда начиналась тропинка к его крыльцу, виднелась фигура в темной накидке с капюшоном.

Хоть Василий Оттович и понимал, что имеет дело с обыкновенным преступником, эта картина все равно наполнила его сверхъестественным страхом. Он отшатнулся от раскрытого окна, чувствуя непривычную дрожь во всем теле. Монах, очевидно поняв, что его заметили, наоборот медленно и неотвратимо двинулся в сторону дачи.

Не успел он, однако, сделать и пяти шагов, как ночную тишину разорвал грозный окрик:

– А ну стоять!

Со стороны беседки появился урядник Сидоров. С пистолетом на изготовку он спешил навстречу фигуре с капюшоном. Фальк замер, ожидая дальнейших действий преступника. Монах, к его удивлению, не стал вступать в противоборство с Александром Петровичем. С поразительной прытью он развернулся и бросился назад, к дороге.

– Стоять, я сказал! – снова рявкнул Сидоров, припуская в погоню. Стрелять в воздух он не решался – не дай бог перебудит жителей окружающих дач, которые будут путаться под ногами. Открывать огонь на поражение ему тоже не хотелось. Оставалось лишь нестись во весь опор, стараясь не упустить улепетывающего монаха из виду.

Только увидев бросившегося в погоню урядника, Фальк осознал, что боялся вздохнуть с того самого момента, как увидел фигуру в капюшоне. Он шумно втянул воздух и обессиленно упал обратно на стул. Однако опасность, как выяснилось, еще не миновала.

– Тихо! – раздался угрожающий шепот от дверей.

Василий Оттович, вздрогнув, оглянулся. На входе в гостиную застыла… Еще одна фигура в капюшоне. И этот монах, вопреки своей якобы призрачной натуре, держал в руке револьвер.

– Не шевелитесь, доктор! – вновь прошипела фигура. Голос, к удивлению Фалька, оказался незнакомым. – Руки так, чтобы я их видел!

Василий Оттович исполнил команду незнакомца. Тот, продолжая угрожать стволом пистолета, шагнул в комнату, подозрительно озираясь.

– Где ваши записи? – спросил преступник.

– Какие? – переспросил Фальк вместо ответа. Незнакомец шагнул вперед и нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, и чашка с кофе, стоявшая на столе, разлетелась на мелкие осколки.

– Не глупите, следующая пуля ваша! – рявкнул незнакомец. Он быстро указал стволом пистолета на книгу и бумаги перед Фальком: – Это они? Здесь все?

– Да, – подтвердил Фальк, нервно сглотнув.

– В таком случае до свидания, доктор! – человек в капюшоне снова взвел курок, целя Фальку в сердце. Но тут смертоубийство оказалось прервано самым неожиданным в сложившихся обстоятельствах вопросом.

– Чаю? – осведомился вежливый старческий голос за спиной незнакомца. От испуга он вздрогнул и начал разворачиваться, однако в его голову тут же прилетел фарфоровый чайничек. От удара сосуд лопнул, обдав преступника ароматной горячей жидкостью (но, судя по ограниченному эффекту, все же не кипятком). Монах взревел от боли и схватился свободной рукой за лицо, а сам начал разворачиваться в сторону невесть откуда взявшейся Клотильды Генриховны, которая пришла на выручку Фальку. Допустить, чтобы она пострадала, защищая его жизнь, доктор не мог.

Как и во время недавнего матча, время застыло. Василий Оттович видел, как убийца наводит ствол револьвера в сторону экономки. Видел, как Клотильда Генриховна отступает. Видел, как из ее разжавшихся рук медленно падает на пол отколовшаяся ручка от чайника. Счет шел буквально на доли секунды.

Рука Фалька сама нащупала стоящую рядом кочергу. Отшатнувшись от экономки, преступник невольно сделал несколько лишних шагов к Василию Оттовичу. Доктор взмахнул своим орудием, надеясь, что длины кочерги хватит, чтобы достать до убийцы в капюшоне.

Натянутая струна замедлившегося времени лопнула, отчего все дальнейшие события и звуки будто слились воедино.

Ручка от чайника упала на пол.

Убийца нажал на спусковой крючок.

Зубчик кочерги влетел туда, где, по расчетам Фалька, должен был находиться висок преступника.

Бахнул выстрел.

Клотильда Генриховна вздрогнула.

Пуля попала в дверной косяк в опасной близости от экономки, взорвавшись облачком пыли щепок.

Фигура в капюшоне, не выпуская револьвера из рук, с грохотом рухнула на пол в противоположную от удара сторону.

Собрав в одно невероятно длинное мгновение все эти события, время, качнувшись словно маятник, вновь вошло в норму. Фальк выронил кочергу из рук и бросился к экономке.

– Клотильда Генриховна, как вы? Он не попал в вас?

Старушка перевела удивленный взгляд с Василия Оттовича на дыру в дверном косяке, а с нее – на осколки чайника на полу.

– Как некультурно с его стороны, – изрекла Клотильда Генриховна. – Этот чайник достался вам от вашей дорогой Großmutter[33]. Нужно прибраться…

С этими словами она развернулась и направилась в кухонный чулан на поиски совка и веника. Фальк проводил ее восхищенным взглядом. Он даже не брался разгадывать причину подобной невозмутимости Клотильды Генриховны. Что это? Наработанный с возрастом опыт? Саксонская выправка? Признаки деменции? Неважно! Важно, что Клотильда Генриховна спасла его жизнь и уцелела сама!

– Что случилось?! Кто стрелял?! – взволнованный Сидоров в один прыжок преодолел подоконник и ворвался в гостиную, рыская по углам горящим взглядом.

– Все хорошо, Александр Петрович, все уже закончилось, – успокоил его Фальк. – А где ваш монах? Тот, который стоял перед домом?

– Утек, сучий потрох! – выругался урядник. – У него рядом оказалась бричка, даже привязывать ее не стали. Вскочил на козлы и был таков…

Его взгляд упал на лежащую на полу фигуру в капюшоне.

– Стоп! Погодите! А это тогда кто?!

– Очень хороший вопрос, Александр Петрович, – усмехнулся Фальк. – Давайте-ка выясним.

Он подошел к незнакомцу, лежащему лицом вперед, перевернул его на спину и сорвал с головы капюшон.

– Эк вы его приложили! – уважительно присвистнул Сидоров, увидев кровавую рану на виске преступника. – Живой еще?

– Пульс есть, дыхание тоже, – быстро проверил Фальк. – Но не поручусь, что он долго протянет. А даже если выкарабкается, сохранит ли когнитивные функции…

– Кого сохранит? – переспросил урядник.

– Не останется ли идиотом на всю оставшуюся жизнь, – перефразировал доктор в понятных Сидорову научных терминах.

– А-а-а, – понимающе кивнул Александр Петрович. – Но, позвольте, кто это? Не Вансовский и не Мельников! Хотя… Морда знакомая!

– Именно, – подтвердил Фальк. – Я его видел всего три раза, но узнаю. Это их кучер!

– Вот оно как! – протянул урядник. – Думаю, у нас появилась официальная причина нанести ночной визит господам коммерсантам. Составите компанию, доктор?

– С превеликим удовольствием! – согласился Василий Оттович.

Глава двадцать шестая

Заставить же говорить преступника можно лишь внезапным и как бы нечаянным сообщением ему какого-нибудь нового факта, какого-нибудь обстоятельства дела, которое по значению своему колоссально, но которого он до сих пор ни за что не предполагал и никак не мог усмотреть. Ф. М. Достоевский, 1880 год
– Слава богу, вы приехали! – этими словами урядника и доктора встретил Вансовский, когда они подъехали к бывшему баронскому особняку. Всегда элегантный Федор Романович выглядел растрепанным и потерянным. Кажется, он уже несколько минут блуждал по поляне перед своим будущим пансионом. Во всем его виде явственно читалось облегчение от внезапного визита.

Между нападением на дом Фалька и их приездом прошло чуть более часа (Василий Оттович, естественно, отмерял время по своим карманным часам). У Коневских, соседей доктора, увлеченных конезаводчиков с подходящей фамилией, была одолжена двойка и открытая коляска. На ней Фальк и Сидоров заехали за врачом Федоровским и отвезли не до конца проснувшегося хозяина в его клинику, сдав ему попутно кучера. Тот продолжал пребывать в полном беспамятстве. Из больницы урядник и доктор со всей возможной в темноте скоростью помчались в пансион.

– Что такое, Федор Романович, что случилось? – спрыгнув с подножки коляски, спросил Фальк Вансовского.

– Вы были правы, Василий Оттович, о, вы были правы, а я ошибался! – заламывая руки, вскричал коммерсант. – Харитон сошел с ума. Боюсь, что он может представлять угрозу для себя и для окружающих!

– Где он? – требовательно спросил Сидоров.

– Закрылся у себя в комнате!

– Идемте, покажете нам дорогу, – скомандовал урядник. – По дороге расскажете, что произошло.

– Конечно, прошу за мной! – Вансовский развернулся и поспешил обратно в дом. Сидоров и Фальк ринулись следом. Федор Романович на бегу начал тараторить: – Я проснулся оттого, что наша коляска с грохотом влетела во двор. Спустившись в холл, я застал там Харитона. Он пребывал в каком-то маниакальном состоянии. Твердил об убийствах и сокровищах. Я попытался расспросить его, но, кажется, сделал только хуже. То, что Харитон открыл мне, поистине ужасно.

Тем временем они взлетели вверх по лестнице и достигли солидной, недавно установленной дубовой двери.

– Он должен быть там, – выдохнул Вансовский.

– Посторонитесь, – попросил Сидоров и несколько раз ударил в дверь рукой с зажатым револьвером. – Мельников, вы здесь?

Ответа не последовало. Из-за двери вообще не раздавалось никаких звуков. Фальк и урядник мрачно переглянулись, а затем Сидоров постучал вновь.

– Мельников, бежать вам некуда! Нам все известно! Откройте дверь!

– Харитон, прошу тебя! – присоединился к нему Вансовский. – Не усугубляй свое положение. Открой дверь!

Ни приказ, ни мольба не оказали никакого эффекта на обитателя комнаты.

– У вас есть ключ? – спросил урядник.

– Должно быть, где-то есть, но я не смогу его сейчас найти. Уж точно не быстро, – извиняющимся тоном ответил Федор Романович.

– Значит, будем ломать, – решил Сидоров. – Василий Оттович, вы мужчина крепкий, поможете?

– Но дверь… – начал было Вансовский, однако до него быстро дошла вся абсурдность возражений. – А, черт с ней, ломайте!

Сидорову и Фальку пришлось приложить множество усилий – они налегали плечами, работали импровизированными таранами и даже лупили ногами по замку. Успехов их действия, однако, не принесли.

– Отойдите! – рассерженно рявкнул урядник. Он поднял револьвер и произвел несколько выстрелов в дверной замок, а затем вновь от души пнул дверь. Та с протестующим стоном поддалась и распахнулась.

Внутри взглядам мужчин открылась жутковатая картина. Комната освещалась тусклым пламенем свечей, отчего разглядеть ее убранство не представлялось возможным. Зато сразу же бросался в глаза силуэт на кровати.

Харитон Мельников лежал, запрокинув голову на подушки. Рука свисала с кровати. Рядом на полу валялся, поблескивая, треснувший шприц.

– Господи, дружище, только не это! – вскричал Вансовский и бросился к Мельникову, однако наткнулся на выставленную руку урядника и остановился.

– Василий Оттович, проверьте его, пожалуйста, – обратился Сидоров к доктору, держа Харитона на мушке.

Фальк неуверенно приблизился к лежащему Мельникову, опустился на пол и попытался нащупать пульс. Тщетно. Харитон Карпович был мертв и уже начал остывать. Василий Оттович встал с колен, повернулся к уряднику и покачал головой.

– Что же ты натворил? – всхлипнул Федор Романович и рухнул на стоящий сбоку от двери стул.

– Это очень хороший вопрос, – мрачно подтвердил Сидоров. – Кстати, Федор Романович, не знаете, где ваш кучер?

– Никодим? – удивился Вансовский. – Нет. Обычно мы отпускаем его на ночь. Он остановился в соседней деревне, не помню название и дом. Но могу посмотреть, если нужно.

– Да, понадобится, но чуть попозже, – сказал урядник и обратился к Фальку: – Никодим, значит? «Н»?

– «Н», – подтвердил доктор.

– О чем вы, господа? – переспросил Федор Романович. – Перестаньте говорить загадками, пожалуйста!

– Всему свое время, – пообещал Сидоров. – Вы сказали, что Мельников открыл вам некие ужасные факты. Потрудитесь рассказать какие?

– Да, конечно, конечно, – закивал Вансовский. – Только… Мы можем уйти отсюда? Я не могу видеть Харитона в таком состоянии. Давайте переместимся в ресторан…

Сидоров взглянул на Фалька, словно спрашивал его мнения. Тот пожал плечами и накрыл Мельникова покрывалом.

– Благодарю! – приложил руку к сердцу Федор Романович и вышел из комнаты. Сидоров последовал за ним. Лишь Фальк задержался – он бережно поднял с пола шприц и завернул в носовой платок. Глаза доктора меж тем продолжали шарить вокруг. Не найдя искомого, Василий Оттович присоединился к скорбной процессии, которая спустилась в ресторан, где Вансовский извлек из погреба бутылку шустовского коньяку.

– Не желаете? – уточнил коммерсант. Фальк и Сидоров дружно отказались. Федор Романович пожал плечами, налил себе рюмку и опустошил в один присест, не поморщившись. Опустив стопку на стол, он замер, уставившись в пространство.

– Господин Вансовский, мы ждем, – напомнил о себе урядник.

– Да-да, конечно, я помню, – бесцветным тоном ответил Федор Романович. – Я просто пытаюсь понять, с чего начать рассказ.

– Лучше всего с самого начала, – подсказал Сидоров.

– С начала, говорите? Ну что ж, попробую, – коммерсант повернулся к Фальку. – Помните, я давеча вас спрашивал, не мешает ли вам немецкая фамилия?

Доктор молча кивнул.

– Видимо, врачам-немцам городская публика доверяет больше. А вот семье Харитона, чтобы добиться хоть какого-то успеха, пришлось обрусеть. Отца его на самом деле звали не Карп, а Карл. А фамилия была…

– Мюллер, – закончил за него Фальк.

– Именно так, именно так, – подтвердил Вансовский.

– А это тут при чем? – переводил взгляд с доктора на коммерсанта Сидоров. – И вообще, Василий Оттович, как вы угадали?

– Федор Романович намекает, что им пришлось сменить немецкую фамилию на русскую, – пояснил Фальк. – Некоторые семьи берут новые наугад, но некоторые оставляют прежние, просто переводят. «Мюллер» на немецком – «мельник». Мюллер – Мельников.

– Все так, – снова взял слово Вансовский. – Я не придавал этому большого значения, пока мы не приехали сюда, в Зеленый луг. Мне это название ни о чем не говорило, а вот для Харитона, как выяснилось, значило многое.

– Geschichte der Frühlingswiese, – понимающе кивнул Фальк.

– Это вы ругаетесь так? – уточнил Александр Петрович.

– Нет, это название книги, с которой все началось, – ответил Василий Оттович. – «История Весеннего луга», написанная немецким потомком выживших обитателей деревни. По фамилии Мюллер.

– Да, – подтвердил Федор Романович. – Оказавшись здесь, Харитон вспомнил про семейные предания. В этом ему помогла Вера Павловна Шевалдина. Вернее, сначала-то она ассистировала мне – с выбором места под пансионат, с описанием местности и ее жителей, с историей этого дома. Но Харитон решил копнуть глубже. И тогда Вера Павловна нашла ту самую книгу. И Харитон, и госпожа Шевалдина загорелись идеей обнаружить потерянные сокровища. Но, боюсь, эта эмоциональная ажитация окончательно нарушила тонкую душевную организацию моего друга. Он стал одержим идеей, что ценности должны принадлежать ему и только ему. А Вера Павловна, учитывая ее деятельное участие, явно претендовала на свою долю. Она догадалась, что сокровища спрятаны не здесь, на месте бывшего монастыря, а где-то в деревне. Не знаю как, но Харитон узнал об этом…

– Это-то как раз теперь ясно, – прервал его Сидоров. – Через вашего кучера он нанял дачного бонвивана Шиманского соблазнить Веру Павловну и таким образом следил за ее успехами.

– Удивительно тонко для Харитона, – признал Вансовский. – Но сумасшествие бывает крайне изобретательным. Так вот почему он убил Эдуарда Сигизмундовича… Он рассказал мне все этой ночью, прежде чем запереться…

Он налил себе еще одну рюмку и выпил. В глазах коммерсанта проступили слезы.

– Какой я дурак, какой же я дурак! – заявил Вансовский. – Если бы я был более внимательным к Харитону. Если бы вовремя заметил. Ведь мог бы догадаться, когда узнал про его пристрастия…

– Какие пристрастия? – спросил Александр Петрович. – А, должно быть, вы про обезболивающие?

– Харитон недавно пристрастился к этим средствам, – объяснил Федор Романович. – Остальные таблетки и микстуры перестали помогать против его головной боли…

– Что ж, все становится на свои места, – подытожил Сидоров. – Мельников – или Мюллер – убил Шевалдину, стремясь завладеть сокровищами. Когда Шиманский увидел Никодима вместе с вами и Харитоном, поляк догадался, что именно хозяин кучера должен стоять за убийством, и попытался его шантажировать. Тогда Мельников заставил его замолчать. А за вами, Василий Оттович, они с сообщником пришли, когда Харитон услышал ваш рассказ и попался на приманку!

– Приманку? – удивился Вансовский. – Хотите сказать, вы солгали, когда говорили, что знаете, где спрятаны сокровища? Право слово, это вас не красит, Василий Оттович!

– Да, боюсь, что солгал, – признал Фальк. – Но по сравнению с вашей ложью, Федор Романович, это просто детские шалости.

– Да что вы себе позволяете?! – вскочил с места Вансовский.

– Да уж, Василий Оттович, объяснитесь, будьте добры, – попросил Сидоров.

– Пожалуйста, – пожал плечами Фальк. – История Федора Романовича получилась довольно правдоподобной и при этом достаточно размытой, чтобы выдержать пристрастную экзаменацию. Однако есть несколько научных фактов, которые опровергают его рассказ.

– Очень интересно будет послушать! – скрестил руки на груди коммерсант.

– Вы забыли, что я медик, господин Вансовский, – улыбнулся Василий Оттович. – И уж поверьте, я отличу труп человека, который умер полчаса назад, от покойника, который пролежал несколько часов, а посему успел остыть и окоченеть. Нет, Федор Романович. Мельникова убили вскоре после моего ухода. Не знаю, сделали это вы сами или доверили грязное дело кучеру, но факт остается фактом. Харитон не мог побывать у меня дома, а потом вернуться сюда, исповедаться вам и закрыться в комнате. С этим, кстати, тоже неувязка. Когда вы вышли, я осмотрел пол в поисках ключа, который должен был вылететь из замка, когда Александр Петрович расстрелял дверь, но не нашел его. Бьюсь об заклад, что комнату Мельникова заперли снаружи.

Вансовский побледнел, однако постарался сохранить спокойствие:

– Интересные предположения, Василий Оттович, но какие же будут доказательства?

– О, тут мне опять придет на помощь наука, – пообещал Фальк. – Не уверен, что это сможет доказать вашу причастность к убийствам Шевалдиной и Шиманского, однако от смерти Мельникова вы не отвертитесь.

Доктор извлек из кармана завернутый в платок шприц и положил его на стол перед собой.

– Видите ли, мой добрый приятель, бывший товарищ прокурора Павел Сергеевич Неверов недавно напомнил мне о настоящем прорыве в криминальной науке, которую недавно совершила сыскная полиция.

Фальк поднял руку и продемонстрировал коммерсанту свою ладонь.

– Оказывается, линии, отпечатанные на наших пальцах, уникальны для каждого человека. Когда мы прикасаемся к некоторым поверхностям, то оставляем едва заметные следы. Например, с этим очень хорошо справляется стекло. Как думаете, Федор Романович, если мы поищем следы на этом шприце, то чьи отпечатки мы там найдем? Мельникова? Или же все-таки ваши?

В Вансовском произошла стремительная и ужасающая перемена. Осклабившись, он рванулся вперед, через стол, вытянув руки со скрюченными пальцами. Пытался ли он схватить шприц или целил в горло Фальку, доктор понять не успел. Урядник Сидоров, все это время наблюдавший за Вансовским, перехватил рывок преступника и уложил его на пол. В руке Александра Петровича появился револьвер, который он навел на лежащего коммерсанта и объявил:

– Федор Романович Вансовский, вы арестованы по подозрению в убийстве Харитона Мельникова, Эдуарда Шиманского и Веры Павловны Шевалдиной.

– Дьявол! – прорычал коммерсант, глядя ненавидящими глазами на Фалька. – Хитрый дьявол! Надо было убить тебя сразу, как только я заподозрил, что ты суешь нос в мои дела! Зря только послушал Харитона!

– В каком смысле? – не понял Василий Оттович.

– Он же догадался! Догадался, что я хочу получить сокровища его предков! И догадался, что вы тоже их ищете! Думаете, он угрожал вам тогда, в ресторане? Черта с два! Он пытался вас предупредить, идиот!

Он рванулся, пытаясь вывернуться из захвата Сидорова, но Александр Петрович с грозным щелчком взвел курок револьвера.

– Рискните, Федор Романович, – почти ласково предложил урядник. – Просто рискните еще разок.

Вансовский оскалился, но сопротивляться перестал и бессильно улегся на пол.

– И, кстати, – хоть это было и не в его правилах, Василий Оттович не смог отказать себе в удовольствии втереть еще немного соли в раны поверженного врага. – Хоть я солгал вам при встрече, но этой ночью я действительно нашел шифр в «Истории Весеннего луга». Так что – да, Федор Романович, я знаю, где лежат сокровища!

Глава двадцать седьмая

Лунная ночь, свидание в старом запущенном саду, пламенные признания в любви… А. И. Куприн, 1895 год
– Василий Оттович, напомните никогда не садиться играть в карты против вас, – громогласно расхохотался Неверов.

– Это почему? – недоуменно поинтересовался Фальк.

– Да вы же его на блеф поймали, – утирая слезы, объяснил Павел Сергеевич. – Погодите… Вы что, правда были уверены в отпечатках?

– Павел Сергеевич, вы же сами мне рассказали, что сыскная полиция начала их применять! – обиженно воскликнул доктор.

– Да! Для того чтобы повторно пойманные преступники не придумывали себе липовых имен!

– Но вы сказали про суды…

– В Британии, друг мой, в Британии! Я, конечно, предположил, что можно сличить отпечаток с картотекой, но на суде у нас этот метод пока не использовался![34]

Василий Оттович бессильно опустил чашку, которую так и не успел донести до рта, и поник. Дело происходило на следующий день после ареста Вансовского. Фальк, Сидоров, Неверов и Лидия собрались за столом в беседке у доктора, чтобы обменяться новостями и обсудить невероятные события прошедшей ночи.

– Не беспокойтесь, Василий Оттович, Вансовский уже наговорил достаточно, чтобы не отвертеться, – успокоил Фалька Сидоров. – К тому же его кучер, Никодим, все-таки пришел в себя и сейчас готов рассказать что угодно, лишь бы не попасть на виселицу вместе с хозяином. Но допрос вы, конечно, провели мастерский, снимаю шляпу!

– Да ну вас! – отмахнулся Фальк, заливаясь краской. Яркий цвет его щекам придавали не дружеские насмешки и даже не похвалы, а восхищенный взгляд, которым неотрывно смотрела на него Лидия. Поняв, что доктор видит ее, девушка тут же отвернулась и спросила как бы между делом:

– А все же, что толкнуло Вансовского на эти преступления?

– Алчность, – ответил Сидоров. – Федор Романович переоценил свои силы и вложил в проект пансиона все собственные средства, а потом еще и долгов наделал. Но уже к маю стало понятно, что прибыль его детище начнет приносить не скоро, а вот кредиторы ждать были не намерены. Когда Вансовский узнал о сокровищах от Шевалдиной, а Мельников рассказал ему фамильные предания, Федор Романович ухватился за эти богатства, как утопающий за соломинку. Первое убийство он спланировал великолепно: запугал Веру Павловну рассказами о сером монахе, затем поочередно с кучером стал мозолить ей глаза ночами, а сам тем временем аккуратно наблюдал за жизнью поселка. Он даже понял, что массовый страх перед серым монахом может сыграть ему на руку – ведь люди станут меньше выходить на улицу в темноте, позволяя ему незамеченным искать место клада. Да и сама легенда о призраке и найденных сокровищах послужила бы замечательной рекламой для его пансиона. Козла отпущения он тоже выбрал, как ему казалось, удачно. Зная, насколько приметен инженер Платонов, который к тому же конфликтовал с Верой Павловной, приказал Никодиму украсть его велосипед и оставить следы на месте преступления. Если бы не случайная встреча кучера с Шиманским, мы бы долго пытались вычислить настоящего душегуба. По правде говоря, ему бы вообще не стоило связываться с Эдуардом Сигизмундовичем либо нужно было убрать его раньше. Видимо, пьяные выходки, да еще и вымогательство продемонстрировали, насколько опасен может быть этот глупец. Не говоря уже о том, что его убийство позволило бы вернуть себе хотя бы часть потраченных ранее денег. В общем, шантаж поляка заставил Федора Романовича делать ошибки, благодаря которым Василию Оттовичу удалось его вычислить. И мы действительно остановили его вовремя – Вансовский уверился, что драгоценности спрятаны где-то под домом Красильниковых. Он даже начал присматриваться к их даче, чтобы проникнуть внутрь, но шантаж Шиманского и экспромт доктора Фалька отвлекли его. Думаю, не стоит говорить, как близка к гибели была Екатерина Юрьевна…

– Так и поверишь в истории о проклятых кладах! – задумчиво выпустил колечко дыма Неверов. – Из-за этих ценностей погибли монахи и жители деревни много веков назад, а теперь еще три человека прямо в наше с вами цивилизованное время. Может, и хорошо, что их не удалось найти…

– Кстати, об этом! – хлопнул себя по лбу урядник. – Василий Оттович же заявил Вансовскому, что действительно обнаружил шифр и разгадал тайну книги!

– Как?! – пораженно уставились на доктора Лидия и Павел Сергеевич.

– Ах, вот вы о чем, – скромно потупился Фальк. – Да, понимаете, в какой-то момент я взглянул на соседнюю с картой страницу под немного другим углом и понял, что первые буквы каждого предложения на ней складываются в слова. Секундочку…

Доктор захлопал себя по карманам пиджака и наконец извлек на свет божий сложенный листок бумаги. Он развернул его и положил в центр стола, так, чтобы все могли увидеть написанную на нем фразу. Лидия, Неверов и Сидоров, вытянув шеи, почтительно уставились на его находку, однако очень быстро благоговение на их лицах сменилось недоумением.

– Что? – испугался Фальк. – Что случилось?

– Василий Оттович, вам-то, возможно, все понятно, – проворчал Павел Сергеевич. – Но не могли бы вы перевести свою писанину для людей, которые не знают немецкого?

– Ах да, конечно! – оценил всю степень конфуза доктор. – Простите! Тут написано: «Сокровища ищи под дубом в 30 шагах на север от дома Ларссона».

– О-о-о, – уважительно протянула троица слушателей и замолчала. Затем гости Фалька начали неуверенно переглядываться между собой. И наконец Лидия озвучила мучающий всех вопрос:

– А где этот дом Ларссона?

– Гм, вот тут возникла некоторая заминка, – потупился Василий Оттович. – На карте кроме монастыря, кирхи и постоялого двора нет никаких условных обозначений. А домов около пятнадцати…

– Хотите сказать, нам нужно еще попытаться понять, где раньше стояли пятнадцать домов, отмерить от них примерно тридцать шагов на север и надеяться, что мы уткнемся в дуб, который никуда не делся за несколько веков? – подытожил Сидоров.

– Понятное дело, что это потребует очень точных расчетов… – сел было на своего любимого конька Фальк, но его оборвал Неверов, который выпустил очередное дымное кольцо и философски промолвил:

– Как я и говорил, может и хорошо, что нам не удалось эти сокровища отыскать…

Спорить с ним Фальк уже не стал.