Михаил Казиник
Ев – гений О! Не – гин: роман-иллюзия
Серия «Михаил Казиник. Лучшее»
Дизайн серии Григория Калугина
В оформлении книги использованы графические рисунки Аиды Ханемайер
Послесловие Юлианы Эгер
© Казиник М.С., 2025
© Эгер Ю., послесловие, 2025
© ООО Издательство АСТ, 2025
От автора
Идея этой книги родилась не вдруг. Она захватила меня после того, как я стал постоянно слышать, что мы потеряли настоящую культуру, что мышление и речь советских людей погубило изучение русской классической литературы в школе. «Вот этот глупый Пушкин. Да кому он нужен со своим “Евгением Онегиным”?»
Но именно это произведение является колоссальной современности литературой; читая и понимая ее глубоко, человек обретает способность любить, думать, чувствовать, удивляться, страдать.
Мы все последние десятилетия искали, чем же можем гордиться. Не компьютерами, не автомобилями, признаем честно. Мы можем гордиться тем, что у нас в течение XIX века произошел резкий взлет культуры, который повлиял на весь мир. Но мы забыли, отодвинули на задний план эту нашу гордость, потому и появляются те, кто заявляет про «глупого Пушкина».
Бытующие подобные мнения и заставили меня написать книгу о пушкинском романе в стихах.
В условиях двойной цензуры (полицейской и синодальной) Пушкин осмелился сочинить наикритичнейший, остроумно-безжалостный, пародийный РОМАН – РОМАН-ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ своей стране. Он спрятал эту острейшую критику за бытовой фабулой с простейшей схемой для урока алгебры (или логики) в пятом классе. Вот фабула для первой пары: она любит его (А любит В), а он не любит ее (В не любит А). Прошли годы. Теперь он любит ее (В любит А), но А не любит В, а точнее – А уже не может ответить взаимностью, ибо А – мужняя жена и блюдет кодекс чести (Анны Карениной еще не было). Вторая пара: (С любит D). Он пишет ей стихи, думает ТОЛЬКО о ней, обожествляет. А она (D) не любит С – вообще неспособна любить, к тому же не понимает ничего в поэзии. Да просто С – Ленский – не герой ее романа. Их обручили в детстве, вот она и воспринимает его пассивно как жениха. Такая была игра в те времена. Но подсознательно Д – Ольга – ждет улана, ибо по природе своей она жена не поэта, а военного. И вообще она, по жестокому выражению В из первой пары, «как эта глупая луна / На этом глупом небосклоне». Далее еще примитивнее. Мужчина из второй пары ссорится с мужчиной из первой (причина – ревность). Мужчина из второй пары (C) вызывает мужчину из первой (B) на дуэль и убивает его, своего друга (В убивает С). И… уезжает на годы путешествовать. «Глупая луна» очень быстро выходит замуж за проезжего улана.
Многие, понимая именно так сюжет «Евгения Онегина», скажут: «Боже мой! Какой бред!» И в целом будут недалеки от истины с точки зрения той школы, в которой они учились, учебника, по которому их учили. Они сделали правильный вывод, если полагать, что роман в стихах А.С. Пушкина – роман о жизни, любви и смерти (у каждого своя судьба) четырех молодых людей в период после Отечественной войны 1812 года. (Все события произошли с 1819 по 1825 год.) Но на самом деле эти читатели попались на пушкинскую удочку, заглотнули наживку! Пушкина чуть не выдал «неистовый Виссарион», который назвал роман «энциклопедией русской жизни». Но ни цензурная полиция, ни цензурные попы Белинского не читали. А если даже и читали, то далеко идущих выводов не сделали. Неслучайно Пушкин – «Тот, кто царскую цензуру / Только с дурой рифмовал», по словам Марины Цветаевой.
Белинский тоже погорячился. Если бы «Евгений Онегин» был энциклопедией русской жизни, то шансов выжить у «русской жизни» не было бы ни одного. Прошу прощения за тавтологию.
Пушкин словно говорит: «Ребята, я очень люблю Россию, поэтому хочу вам показать, как вы живете, как выглядите, как мыслите». Вот о чем он рассказывает, а не о том, кто к кому и почему испытывал страсть. Но в школе, конечно, такого «Онегина» не учат. Я для себя открыл этот роман, когда повзрослел и самостоятельно вник в его суть.
Перечитайте «Евгения Онегина», раскройте для себя его главную идею, разгадайте заключенную в нем великую пушкинскую хитрость. Понимая прошлое, мы начинаем лучше понимать настоящее.
В качестве предисловия
Дорогие!
Я обращаюсь к пушкинистам и лермонтоведам, любителям Тютчева и поклонникам Пастернака. Сторонникам Канта и Оссиана, ценителям Мандельштама и Цветаевой. Исследователям «Облака в штанах» и «Поэмы Горы». Обратитесь ко всем трем тысячам богов и задайте им простой вопрос: культовый поэт России написал РОМАН В СТИХАХ; титульного героя зовут ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН; как зовут его отца? А значит, каково отчество главного героя? Прежде чем обращаться к богам, напрягитесь!!! Евгений… Акакиевич? О нет! Это я укутался в гоголевскую «Шинель». Полцарства за отчество! Я даже готов вам помочь – собрать все сведения об онегинском отце. Со всего романа. Вот они: отец Онегина «Давал три бала ежегодно / И промотался наконец». И вот еще: «Отец понять его не мог / И земли отдавал в залог». Всё!!! Теперь в путь! Ко всем богам!!! Вас ждут новые вопросы по роману.
Вот что значит одинокий отец. Матери-то у Онегина не было, о ней ни полслова, ни намека. Причину ставим на голосование. Вариант 1. Мать умерла в родах. Вариант 2. Сразу после родов сбежала с уланом, оставив Акакия (имею право, раз у отца нет имени) с ребенком! Вариант 3. Евгений Онегин инкубаторский! Правда, есть дядя, но и тот, «когда не в шутку занемог», сразу «уважать себя заставил» (о мертвом либо хорошо, либо ничего). Вот кто мог бы ответить на вопрос о родителях главного героя. Но дядя умер в первой же строфе. «А тайны так и не узнал я».
Теперь вопрос про «милую Татьяну». Наверное, все родители мечтали бы иметь такую дочь. Чудо неземное! Всё время с книжкой! Не то что нынешнее племя! Эх, куда делась Татьяна (слава богу, Дмитриевна, Ларина) в наше время? Не спешите огорчаться!
«Татьяна в куклы не играла». Не страшно? Ах нет? Тогда совсем испугаю: «Она в семье своей родной / Казалась девочкой чужой». Каково? Не играющая в куклы чужая всем малышка! Раздумали? И правильно сделали! Пришлось бы бегать по врачам и коллекционировать диагнозы.
Если задуматься о жизни Владимира Ленского, то Сальвадор Дали и Хуан Грис, Кафка и Джойс могут только растеряться. Ибо более авангардного, нелепого и в своем поведении странного героя литература, наверное, еще не знала. Если только не понять, что все, связанное с Ленским, как, впрочем, и с остальными, – сатира с элементами абсурда.
Зачем же Александр Сергеевич ТАК упрятал подлинные цели своего романа, что уже почти двести лет учителя, учебники, ученики, родители обсуждают глубоко и детально характеристики Онегина и Татьяны, Ленского и Ольги? Причем делают это вполне серьезно, поддерживаемые столькими поколениями читателей. А школьникам, чтобы не озвереть, приходится постоянно пропускать значительные куски, эпизоды, описания, разговоры. Иначе когнитивный диссонанс неминуем. Только один пример – Ленский об Ольге и о причинах дуэли с Онегиным:
Он мыслит: «Буду ей спаситель.
Не потерплю, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал;
Чтоб червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелек;
Чтобы двухутренний цветок
Увял еще полураскрытый».
Заметьте, Ленский даже сердится театрально.
Но причина, почему он собирается убить друга, ясна.
Хотя дуэль тоже донельзя театральна.
А вот… Ленский с Онегиным пьют вино:
– Налей еще мне полстакана…
Довольно, милый… Вся семья
Здорова; кланяться велели.
Ах, милый, как похорошели
У Ольги плечи, что за грудь!
Ого! «У стебелька лилеи»… у Ольги похорошели плечи, что за грудь (!!!)…
Налей еще!!!
А при интимных встречах:
Любовью упоенный,
В смятеньи нежного стыда,
Он только смеет иногда,
Улыбкой Ольги ободренный,
Развитым локоном играть
Иль край одежды целовать.
Или… еще одно любовное свидание:
Уединясь от всех далеко,
Они над шахматной доской,
На стол облокотясь, порой
Сидят, задумавшись глубоко,
И Ленский пешкою ладью
Берет в рассеяньи свою…
В общем… вопросов достаточно.
Но… еще вопрос. Ленский приехал к своей невесте. Почему он постоянно проводит время с Онегиным и у Онегина?
Друзья, как бы вы ни ответили на вопросы, роман в стихах не о них.
А о ком или о чем, мы и постараемся с вами узнать.
«Как бы шаля, глаголом жечь»
У Евгения Евтушенко в качестве вступления к поэме «Братская ГЭС» есть очень интересная «Молитва перед поэмой». В ней он обращается к русским поэтам с просьбой о помощи. «Прошу смиренно помощи у вас, великие российские поэты». То есть обращается к поэтам за вдохновением.
И первый вдохновитель и собеседник, разумеется, Пушкин:
Дай, Пушкин, мне свою певучесть,
свою раскованную речь,
свою пленительную участь —
как бы шаля, глаголом жечь.
Вот последнюю строчку этого четверостишия я и решил использовать как ключ к нашему путешествию. Как в музыке форма рондо (круг), когда яркий, легко запоминающийся рефрен (припев) постоянно возвращается после каждого нового эпизода (запева). Форма рондо оказалась самой демократичной. Среди любимых «широкими кругами трудящихся» некоторых классических музыкальных произведений преобладает форма рондо. (Аналог припева в песне.)
Как известно, Пушкин писал свой роман в стихах «Евгений Онегин» долго… Первая глава вышла отдельным изданием в 1825 году. Перерывы между главами были весьма значительными – в среднем год (!). А целиком книга увидела свет лишь в 1833-м. Представляете? Кто-то в сорокалетнем возрасте прочел первую главу. А когда вышел весь роман, читатель первой главы мог бы этого праздника и не дождаться. Ведь ему было уже 48! (Если учесть продолжительность жизни в те времена.) В конце романа Александр Сергеевич сам это осознает:
Но те, которым в дружной встрече
Я строфы первые читал…
Иных уж нет, а те далече…
Как Сади некогда сказал.
Эта мысль великого персидского поэта Саади преследовала Пушкина на протяжении всей его жизни. Впервые это изречение Саади А.С. Пушкин использовал в качестве эпиграфа к поэме «Бахчисарайский фонтан» (1824): «Многие так же, как и я, посещали сей фонтан; но иных уж нет, другие странствуют далече». Во времена Пушкина великая поэма Саади «Бустан», где содержится эта строка, еще не была переведена ни на русский, ни на французский языки. Пушкин взял фразу Саади из известной тогда в России «восточной» поэмы «Лалла Рук» английского романтического поэта и оруженосца Байрона Томаса Мура (1779–1852). Там говорится о фонтане, на котором некая рука грубо начертала хорошо известные слова из Саади: «Многие, как я, созерцали этот фонтан, но они ушли, и глаза их закрыты навеки». Для Пушкина окончание «Евгения Онегина» было огромной эмоциональной потерей. Особенно когда он вспоминал тех, кто ушел за эти годы и кто никогда не услышит продолжения или окончания романа.
Или… тоже интересно (и не так печально!). Гимназистка в нежном возрасте (например, в возрасте Татьяны) прочла первую главу. А вот весь роман дочитала, когда у нее уже были муж и трое-четверо детей. Это же совсем разные люди!!! Вторая глава была опубликована через год после первой (1826). Представляете себе? Через год!!! В те времена ГОД тянулся намного дольше, чем сегодня. В этом нет никакого сомнения. Что же должен делать и как писать Пушкин, чтобы люди не забыли первую главу и через год купили вторую? А еще через год – третью (1827) и т. д.
Как удержать память и внимание читателя? Конечно же, любовной интригой. Простой и яркой фабулой. Затем смертью одного из четырех героев, и, наконец, в конце романа отказом Татьяны, которая в его начале любила Онегина до безумия. Пушкину нужно было постоянно шутить, иронизировать, пародировать, интриговать… Важно было мотивировать для читателя необходимость не пожалеть денег для приобретения через год следующей главы. (А книги стоили по тем временам немало!) Именно поэтому Пушкин запустил интригу, развития которой будут ждать. Примерно так, как сегодня создаются сериалы. Занес над жертвой руку с ножом и… конец 126-й серии. Теперь нужно набраться терпения на целые сутки (а то и на неделю), чтобы узнать: зарежет или НЕ зарежет. Но это сутки, неделя… А… ГОД!!!
Пушкин пишет роман продолжительностью для читателя в восемь лет.
И можно понять, что в этом его выпаде против незатейливой фабулы романа в стихах есть несомненная правота. Сегодня многие моменты взаимоотношений героев выглядят глупо. Выше мы уже выстроили формулу банальнейшего сюжета, описывающего жизнь и встречи четырех героев. Теперь давайте разбираться в самих героях.
Глава первая
Онегин
1
Вы можете по памяти (или по книге) процитировать хотя бы одну яркую и интересную мысль титульного героя? Уверен, что нет! Все интересные, парадоксальные или даже крайне резкие строки принадлежат автору (поэту) и некоему третьему лицу – комментатору. Причем комментатор иногда ТАК сливается с поэтом, что не всегда понятно: это мысль автора или комментатора. Онегин ПОЧТИ НИКОГДА не выступает как автор прямой речи. Разве что в незначительных диалогах. «Ты им знаком?» Иногда с целью поиздеваться над чувствами друга. «Скажи, которая Татьяна?.. Я выбрал бы другую». (То есть Татьяну, не Ольгу.) «В глазах у Ольги жизни нет». (Ужас! Сказануть такое другу, у которого через две недели свадьба с Ольгой!) Участники любовных разборок немногословны. (Как, впрочем, и все остальные герои этого удивительно авангардного романа.) И только в конце романа, где Пушкин сочиняет письмо Онегина к Татьяне, появляется новый Онегин. Но… поздно! И здесь – исключение! Онегин, влюбившись в обновленную, даже полностью изменившуюся Татьяну, становится единственный раз и многословным, и даже поэтичным (куда там Ленскому!!!). О, если бы Ленский смог сказать Ольге так, как Онегин Татьяне:
Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я…
Но это в конце романа. А в начале?
Роман начинается с циничных размышлений Онегина – наследника «всех своих родных». Умирающего дядюшку он сравнивает с ослом. С каким ослом и где?
А вот где! «Мой дядя самых честных правил». Первая же строка «ЕО» отсылает нас к чу´дной басне Ивана Андреевича Крылова, строчка из которой «Осел был самых честных правил» была известна и стала, как сегодня принято говорить, «мемом» в пушкинском кругу. Вот вам и начало первой строки первой строфы первой главы. Сразу! Мой заболевший дядя – осел! А последняя строка первой строфы тоже о дяде. «Когда же черт возьмет тебя!» (То есть возьмет дядюшку-осла, который «самых честных правил».)
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!
Не могу не предположить, что «черт», появившийся в последней строке первой главы, неслучаен. Откройте окончание первой строфы первой песни байроновского «Дон-Жуана». Вот он, черт, собственной персоной!
Ищу героя! Нынче что ни год
Являются герои, как ни странно,
Им пресса щедро славу воздает,
Но эта лесть, увы, непостоянна,
Сезон прошел – герой уже не тот,
А посему я выбрал Дон-Жуана.
Ведь он, наш старый друг, в расцвете сил
Со сцены прямо к черту угодил.
(Перевод Татьяны Гнедич)
Нет никакого сомнения, что за время написания романа сам Пушкин и его взгляды немало переменились. А вместе с ним менялся и Онегин. Конечно же, в начале Онегин был задуман поэтом как типичный байронический герой: холодный, циничный, уже уставший от мира. (Вот здесь-то и пригодится игра с чертями у Байрона и у Пушкина.) Но шли годы, Пушкин перерос и самого Байрона, и его время. И новый Пушкин через восемь лет «заставил» своего героя оттаять, допустить слабость и влюбиться. Да еще как!
Какое огромное расстояние прошел пушкинский герой, как он изменился! В первой главе он, по сути, русский вариант Дон-Жуана. И не только «в науке страсти нежной», но и в… нахватанности, во всеоружии для покорения женских сердец.
А в конце последней главы он пишет своей ЕДИНСТВЕННОЙ ЛЮБВИ:
Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я…
Это великие строки о ЛЮБВИ!!!
Начиная первую главу и знакомство с титульным героем с ослов и чертей, Пушкин «реально круто» заворачивает интригу. Но разве так можно? Надо было развивать сюжет, показывая вначале замечательного, чуткого, интеллигентного героя, а потом, к удивлению читателя, раскрыть совершенно другой образ. Боже! Онегин ОКАЗАЛСЯ ЦИНИКОМ!!! А потом… бесконечно влюбленным.
А что за человек, который не мог «ямба от хорея, / Как мы ни бились, отличить»? А кто это МЫ, которые БИЛИСЬ, чтоб отличил? Еще одна интрига! Что-то вытворит в дальнейшем этот экстравагантный Ев(Гений) О(НЕГИН). ГЕНИЙ? О! НЕ! ГИН. Даже в имени и фамилии гипнотический магнит! Наверное, дальше будет про любовь. В первой главе про большую любовь еще ни слова. Так! Онегин – байроновский Дон-Жуан. Бесконечное количество женщин, мелкие интрижки. Ученик Овидия и его «Искусства любви». Хороший ученик, прилежный! И практику прошел в полной мере! Но какой роман без любви!? Без настоящей, красивой, глубокой. Может быть, Онегин влюбится во второй главе? Подождем… Особенно если учесть, что не только ГЕНИЙ О! НЕ! учился «понемногу / Чему-нибудь и как-нибудь», а «мы все». Значит, свой. И с нами бились! И мы тоже не можем отличить. Потому что НЕ ГЕНИИ! О! НЕ!
2
«Пересмотрел все это строго. Противоречий очень много».
И действительно! Очень много! Странный образ получился!
С одной стороны:
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
А с другой…
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь,
Так воспитаньем, слава богу,
У нас немудрено блеснуть.
Онегин был по мненью многих
(Судей решительных и строгих)
Ученый малый, но педант:
(В следующих строках раскрывается значение слова «педант» в пушкинское время.)
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С ученым видом знатока
Хранить молчанье в важном споре
И возбуждать улыбку дам
Огнем нежданных эпиграмм.
(Курсив мой. – М. К.)
Ого! Вроде бы учился «чему-нибудь и как-нибудь». А с другой стороны: огонь «нежданных эпиграмм». Значит, писал! Да еще возбуждал улыбку дам!
Противоречие! Ведь чтобы написать огненную эпиграмму, нужно быть о-о-очень подкованным в поэзии. И Александр Сергеевич знал это как никто. А для того чтобы, «высокой страсти не имея» (то есть не имея страсти к поэзии), писать огненные и «нежданные эпиграммы», нужно владеть поэтической выразительностью. Даже большим поэтам далеко не всегда удавались эпиграммы.
С другой стороны, Онегин «ученый малый», но педант.
Так все-таки учился «чему-нибудь и как-нибудь» или «ученый малый»?
Правда, здесь ирония по отношению к тем, кто судил Онегина («решительно и строго»).
Так с иронией или без?
Онегин – друг (или приятель) Пушкина.
(А это – с иронией или без?)
Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.
Опа!!! А здесь спрятана главная строчка. Она не об Онегине, не об отце Онегина, не об «убогом» французе – незадачливом учителе Онегина. Она именно СПРЯТАНА в светском разговоре. Вроде гуляли-бродили, и вдруг… НО ВРЕДЕН СЕВЕР ДЛЯ МЕНЯ (!!!). Она о Пушкине! То есть север вреден для Пушкина, и ни для кого больше. Больше не гуляет поэт на брегах Невы. Эта строка о высылке Пушкина из Санкт-Петербурга!!! А кто выслал? Царь! В ссылку! В Кишинев, в Одессу! Подальше от столицы, от дворца, от света! Не нужен в столице поэт-вольнодумец. Вот это пушкинская хитрость! Всего одна строчка! Эта строчка мелькнула и… тут же исчезла! (Некоторые читатели знают пушкинское
«Как бы это сообщить,
Чтоб совсем не рассердить
Богомольной старой дуры,
Слишком чопорной цензуры?»).
А дальше, словно ничего важного и серьезного не сказал, ведет повествование об отце Онегина. Посмотрите, какая странная характеристика! О чем она?
Вот они – четыре строчки про отца:
Служив отлично-благородно,
Долгами жил его отец,
Давал три бала ежегодно
И промотался наконец.
Все, что вам нужно знать об отце главного героя романа. Исчерпывающая характеристика!
А что о матери Онегина? Ничего! Почему? Да потому, что у романа в стихах есть тайная задача.
Он, этот роман, на самом деле вовсе не роман. Это гигантская эпиграмма. На кого? На всех! Но прежде всего НА СТРАНУ! Вот я и нарушил главный закон построения всякой книги. В самом начале осмелился высказать то, что должен бы сказать в ее конце, после долгих доказательств. Чтобы вы, дорогой читатель, приближаясь к завершению моих размышлений, вдруг воскликнули: «Убедил! Не роман, не энциклопедия, а… пародия на русскую жизнь!»
Ведь только что (в первой строфе) Онегин радовался смерти дядюшки, который умер и не заставил племянника «С больным сидеть и день и ночь, / Не отходя ни шагу прочь!», а еще «Вздыхать и думать про себя: “Когда же черт возьмет тебя!“» В конце второй строфы – первый (пушкинский!) выпад в сторону системы, которая решила, что для поэта «вреден север», и отправила его в ссылку. В третьей – четыре шутовские строчки – характеристика отца героя. В третьей же – об учителе:
Monsieur l’Abbé, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил.
Действительно, нет! Онегина учил «убогий аббат». Стоп, стоп, стоп!!! Как может аббат быть «убогим»? Придется на короткое время поселиться в церковную историю Франции XVIII века.
На протяжении многих веков (с V по XVIII) статус аббата очень изменился. Вначале это был высокий титул настоятеля монастыря (аббатства). Постепенно статус аббата стал понижаться, аббатами к XVII веку даже стали называть всех молодых людей любого церковного звания. А в результате французской революции многие священники, спасаясь от гонений, бросились искать места, где можно прокормиться и защититься от атеистической власти. Многие из них бежали в Россию. Во-первых, став учителями французского языка детей из богатейших дворянских фамилий, они обретали хоть какой-то статус. Во-вторых, становились менее «убогими» (одно из значений этого слова во времена Пушкина означало «бедный»). А учитель-француз, да еще аббат, звучало престижно для нанимателей. Вот так за словосочетанием «Monsieur l’Abbé, француз убогой» стоит важный момент истории Франции. Учителем Онегина был бедный бежавший из Франции аббат.
И как после такого образования у Онегина с французским? После уроков с учителем, которого «прогнали со двора». А вот как:
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал…
Опять странность! Значит, научил «француз убогой»? Шутя?
Да так, что Онегин стал одним из достойнейших представителей высшего света.
Может быть, зря прогнали Monsieur со двора?
Здесь Пушкин явно что-то недоговаривает. И здесь мы можем только догадываться. Даже бежавший от революции униженный революционной властью священник так или иначе напитывался «страшными» идеями свободолюбия.
Опять парадокс и несостыковка? Да нет, здесь все проще… цензура!!! Прогнали, и все! Пока не напитал парня (Евгения) «свободой, равенством, братством».
А кто учил Онегина «легко танцевать мазурку»?
Уж не Madame ли за столь короткий срок?
Сперва Madame за ним ходила,
Потом Monsieur ее сменил.
Ведь больше об учителях нигде не упоминается. Не было? Нигде больше не учился? Или даже не стоит упоминания? Вернемся к тексту:
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно;
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умен и очень мил.
Вот это да! Это что, действительно роман? Четыре строчки про отца, еще несколько строк про учителей. Ни одной про мать!
Первые строчки пятой строфы – эпиграмма на русское образование и воспитание:
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь,
Так воспитаньем, слава богу,
У нас немудрено блеснуть.
Остальное – вывод «экзаменаторов», то есть света.
И вновь эпиграмма:
Онегин был по мненью многих
(Судей решительных и строгих)
Ученый малый, но педант:
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С ученым видом знатока
Хранить молчанье в важном споре
Можно ли утверждать, что автор в своем РОМАНЕ очень серьезно и глубоко коснулся детства Онегина, жизни его отца? Да нет же! А вот образования КОСНУЛСЯ. Высшего света и его интеллектуального уровня КОСНУЛСЯ. И словно мимоходом вставил главную строчку, абсолютно не для цензуры, о собственной ссылке. Но строчка так незаметна в калейдоскопе событий, что вряд ли цензура будет ее вымарывать. И не вымарала-таки!!!
НО ВРЕДЕН СЕВЕР ДЛЯ МЕНЯ!!!
(А про педанта уточню, что во времена Пушкина это слово значило что-то вроде современного «умеет пустить пыль в глаза».)
3
Rari quippe boni: numero vix sunt totidem, quot Thebarum portae… Iuvenalis[1]
Кто жил и мыслил, тот не может В душе не презирать людей. Пушкин
Итак, после первых четырех строф нам ясно: Онегин – циник, радуется смерти дядюшки, учился «чему-нибудь и как-нибудь», у него было два учителя (согласно тексту), несмотря на то что француз «учил его всему шутя», Онегин прилично говорил по-французски, отец его был… впрочем, перечитайте четыре строчки о том, как он промотал все свое состояние, поскольку жены у него словно и не было, некому его удержать, не позволить растратить все состояние. (Допущение автора, поскольку в тексте романа не существует упоминания о матери Евгения.) Ох, Александр Сергеевич! Почему не написал, к примеру, о том, что мать Онегина умерла в родах? Тогда хоть что-то было бы ясно в дальнейшем поведении лишенного материнской любви героя. А если бы не дядя, который оказался «самых честных правил» и оставил племяннику наследство, пришлось бы Онегину работать и, как говорится, «в поте лица» зарабатывать свой хлеб.
Все вроде уложилось… И вдруг! Пятая строфа!
Латынь из моды вышла ныне:
Так, если правду вам сказать,
Он знал довольно по-латыни,
Чтоб эпиграфы разбирать,
Потолковать об Ювенале,
В конце письма поставить vale,
Да помнил, хоть не без греха,
Из Энеиды два стиха.
Он рыться не имел охоты
В хронологической пыли
Бытописания земли:
Но дней минувших анекдоты
От Ромула до наших дней
Хранил он в памяти своей.
Что-о-о? Это что? О каком-то другом Евгении? Мало того, что знал вышедшую из моды латынь, так еще мог читать фразы (эпиграфы) на древнейших памятниках римской культуры! Письма мог закончить латинским пожеланием здоровья (vale!). Читал и мог поговорить о любимом Пушкиным и его кругом римском сатирике Ювенале.
В руке суровой Ювенала
Злодеям грозный бич свистит
И краску гонит с их ланит.
И власть тиранов задрожала.
(Вильгельм Кюхельбекер)
Но и это еще не всё! Шутка!!! Оказывается, Онегин мог прочесть наизусть два стиха (!!!) из «Энеиды» Вергилия. Правда, «не без греха», но все же!
Друзья! Попробуйте сделать это хотя бы по-русски. Да еще потом выучить наизусть! Пусть «не без греха».
А Онегин читал на память по-латыни! Правда, всего два стиха. То есть две строчки! Но в довершение всего он мог рассказать самые главные и не всем известные (в том числе, как сегодня бы сказали, эксклюзивные) моменты истории от основания Рима до наших дней.
Но дней минувших анекдоты
От Ромула до наших дней
Хранил он в памяти своей.
Этому его «француз убогой» научил? Или мадам, которая «за ним ходила»?
Кто-нибудь когда-нибудь задумался об этих вопросах? Конечно, Пушкин хотел показать нахватанность Онегина: знал наизусть всего только два стиха из «Энеиды» Вергилия (а не целиком), да еще с ошибками. Не изучал подробно хронологию земли и т. д.
Но чем-то это все напоминает сюрреализм Сальвадора Дали! Только что убедил нас в том, что Онегин неуч, педант (напомню: на языке времен Пушкина слово «педант» означало именно бравирование немногими знаниями как глубокими), циник (проблема дядюшки-осла, которого хорошо бы, если бы «взял черт»). И вдруг! Чуть ли не академик! Знает пока не очень много, но он совершенно еще молод.
Но дальше, дальше! Как говорил Михаил Булгаков, «За мной, мой читатель».
Дальше – больше. Оказывается, Онегин серьезно занимался экономикой как наукой. Читал Адама Смита! Пытался помочь отцу, спасти состояние. Не удалось!
Зато читал Адама Смита
И был глубокой эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Вот как! Прочтите
«Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита.
Одного из сложнейших и глубочайших экономистов-мыслителей всех времен. И это читал Онегин! Ого!!!