Фейт Мартин
Убийство на Оксфордском канале
Моим прекрасным читателям
Глава 1
Хиллари Грин перекатилась на бок и открыла глаза.
В крошечное оконце нехотя сочились скудные лучи света.
Хиллари застонала. Каких-нибудь две секунды после пробуждения — и она уже тоскует по своей старой спальне, по широким окнам с двойными стеклами, сквозь которые щедро лились солнечные лучи.
Снова раздалось чириканье — то самое, что разбудило ее несколькими мгновениями раньше, — и она торопливо высунула руку из-под тонкой простыни, немедленно ударившись костяшками пальцев о стену, отстоявшую (как, по крайней мере, казалось Хиллари) от кровати на считаные дюймы.
Ойкнув от боли, она зашарила по полу в поисках мобильного телефона и, все еще щурясь, нажала правую кнопку.
— Инспектор уголовной полиции Грин слушает, — пробурчала она, понимая, что в такую рань звонить могут только по работе. Да который час, черт побери? Она поглядела вниз, но циферблат наручных часов, которые тоже остались лежать на полу, был невелик, и на таком расстоянии она могла разглядеть лишь его очертания.
Черт возьми, надо купить нормальную тумбочку. Только куда ее тут воткнуть?
— Доброе утро, Хиллари. Надеюсь, не разбудил.
Глаза открылись сами собой. Нет, она не заставила себя сесть прямо, но синапсы в мозгу определенно заработали быстрее.
— Доброе утро, сэр, — уклончиво ответила она.
Перед ее внутренним взглядом встал суперинтендант Маркус Донливи, его улыбка и взгляд из-под тяжелых век. Расчесанные на пробор седые волосы лежат волосок к волоску, словно перья на утиной спинке, брюки — неустанными стараниями жены — безупречно выглажены. А в недрах этого безукоризненного образа наверняка поместились стакан свежевыжатого апельсинового сока и два тоста из органического ржаного хлеба. Ах да, и на тостах — тоненький слой диетического маргарина, призванного снизить уровень холестерина.
Да который же все-таки час, прах все побери? Не могла же она проспать?!
— Просто решил позвонить, чтобы тебе не пришлось лишний раз ехать в Большой дом, — задушевно признался он. Хиллари моргнула. Его упорное пристрастие к этому совершенно неподходящему выражению (большим домом на американском сленге именовалась тюрьма) вечно ставило ее в тупик. Но название прижилось, и в конце концов Кидлингтонский участок полиции долины Темзы все стали называть Большим домом. Хиллари и сама так говорила. Вот только это ну никак не сочеталось ни с идеальным, почти оксфордским произношением начальника, ни с его упорными надеждами на повышение, над которыми подшучивали все кому не лень.
Насторожившись, она приподнялась, проглотила зевок и попыталась скрыть пробудившееся от его слов леденящее предчувствие.
— В самом деле? — заметила она, надеясь, что голос ее звучит в меру равнодушно. Сглотнула, чтобы избавиться от кома в горле, оперлась на локоть и уставилась в стену, словно желая прожечь ее взглядом.
Значит, конец.
— Да. Поезжай прямиком на шлюз Дэшвуд-лок. Это ведь в твоих краях, верно?
Его слова наполнили ее таким облегчением, что она даже не сразу осознала их смысл.
Значит, ее не отстраняют. Ничего такого они не раскопали.
Просто очередное дело.
— Там труп, причем весьма подозрительный, — журчал у нее в ухе голос Маркуса Донливи, но слова звучали все отрывистей, а значит, ей следует пошевеливаться. — Ты у нас большой знаток по этой части, поэтому я решил поставить на это дело тебя. Докладывай обо всем без задержек, договорились?
— Да, сэр, — произнесла Хиллари так же отрывисто, и ответом ей были короткие гудки из трубки. Щурясь, она нашла на телефоне кнопку отбоя, откинулась на подушки и секунду-другую сидела так, размышляя, не пора ли завести пару очков для чтения.
Когда она в последний раз проверяла зрение? Хоть раз в жизни проверяла? Да, наверняка — в школе уж точно. Но школа была так давно, что уж и не вспомнить.
Хиллари легко вздохнула, тихонько засмеялась сама над собой и отбросила одеяло. Спустив ноги с кровати, она едва не ударилась коленями о стену. Вытянула руку, отдернула с круглого окна занавеску размером едва ли больше носового платка и сладко зевнула.
Надела часы. Восемь пятнадцать — теперь, на свету, она видела четко. К черту окулиста, обойдемся без него.
Говорите, в сороковник здоровье начинает сыпаться? Ну, это мы еще посмотрим!
Она подцепила колготки и натянула их, извиваясь всем телом, потом стянула футболку с группой «Деф Леппард» на груди — верное свидетельство впустую растраченной юности, ныне разжалованное в ночные рубашки. Потянулась за бюстгальтером, бросила взгляд вниз: показалось, или грудь и впрямь начала отвисать? Да нет же, это просто в голове туман, надо выпить кофе, и все пройдет.
А может, и хуже — может, она растолстела.
Хиллари торопливо и совершенно неизящно застегнула дешевый бюстгальтер и встала. От кровати до шкафа с одеждой был всего шаг. Раздвижные дверцы шкафа вечно заедало.
Вот чего еще ей не хватало — дверей, которые открывались бы как все нормальные двери.
Как всегда по утрам, она привычно помянула недобрым словом бывшего мужа. Или экс-мужа? Или покойного мужа? Она так и не решила, как его правильно называть. Впрочем, в каком бы статусе ни пребывал Ронни — текущего, бывшего, почившего и неоплаканного, — одно о нем можно было сказать точно: он, несомненно, был худшим из всего, что случилось с ней в жизни.
Она достала синюю юбку, подобрала к ней голубую блузку и быстро оделась. Точно выверенный шаг вправо — и вот Хиллари уже стоит перед маленьким зеркалом.
Что это там, в короткой практичной прическе, седина или просто свет неудачно падает? А, ладно — несколько взмахов щеткой, разделить волосы на пробор, словно два крыла, и убрать их назад — все в порядке. Несколько быстрых прикосновений пуховки, мазок темной губной помады — и она готова.
В животе заурчало.
Ладно, почти готова.
Она вышла в вечно открытую дверь и оказалась в крохотном коридоре, из которого попала в гостиную, совмещенную с кухней. На тосты времени уже не было — да, пожалуй, оно и к лучшему. Вечная борьба с лишним весом начинала ее утомлять, но сдаваться еще было рано.
Она осторожно включила конфорку под чайником, опасаясь, что пришла пора сменить газовый баллон. Но нет, несколько секунд спустя чайник зашумел, словно упрекая ее за недоверие. Ложка растворимого кофе, искусственный подсластитель, и мир явно стал ярче. Не в последнюю очередь — благодаря нормальным окнам, которые имелись в этой комнате.
За окном обнадеживающе царили зелень и голубизна. И немного желтого. Неужели день будет солнечный? Английский май — штука непредсказуемая, никогда не знаешь, что ждет тебя за дверью, если наберешься смелости, чтобы высунуть нос из дому.
— Дэшвуд-лок… — пробормотала Хиллари и взялась за телефон.
Это в Оксфорде, через Кидлингтон и дальше. Палец ее застыл над нынешним местом жительства, деревней под странным названием Трупп, располагавшейся сразу за Кидлингтоном и чуть правее. Дэшвуд, наверное, севернее. Она стала перематывать карту. Нижний Хейфорд, дальше по дороге, Кливз-Бридж, Хай-Буш-Бридж — и вот он, Дэшвуд-лок. Она задумчиво постучала пальцем по карте.
Прозрачный лак на ногте указательного пальца успел облупиться. Черт.
Сплошное зеленое пятно. Такое впечатление, что шлюз Дэшвуд-лок упал с неба и угодил прямиком в какую-то прямо-таки невообразимую глушь. Просто замечательно. Значит, не будет ни свидетелей, ни поквартирных обходов, ни малейшей надежды на зацепку — разве что местным коровам или козам придет охота поболтать.
— Черт, — пробормотала Хиллари и на глазок прикинула расстояние до места происшествия. Четыре мили. Сесть на велосипед и прокатиться с ветерком вдоль канала. И для бедер полезно. Мы ведь, кажется, боремся с лишним весом, вот и будет ему шах и мат.
Только где это видано, чтобы старший следователь прибывал на место преступления на велосипеде? Так не бывает. Не хватало еще выставить себя чокнутой «зеленой», и без того проблем хватает, спасибо проклятому Ронни.
Нет, придется все-таки на машине. Значит, надо будет найти ближайшую деревню, это получается Нортбрук. Задумчиво разглядывая карту, она усмехнулась, скривив губы, — уж конечно, жизнь в этом Нортбруке бьет ключом, а добропорядочные граждане в очередь выстроятся, чтобы помочь полиции в расследовании.
Поглядывая на часы, она принялась торопливо глотать кофе. После разговора с Донливи прошло всего пять минут.
Почему ей позвонил именно Донливи, вот в чем вопрос! Получив первую утреннюю дозу кофеина, мозг нехотя начинал просыпаться. Ведь куда чаще распределением дел занимался не он, а главный инспектор Мякиш Мэллоу.
Как вариант — ему приказано не отсвечивать, пока не наступит ясность с Ронни. Тогда Донливи какое-то время будет маячить на горизонте, словно перчаточный ангел в детском кукольном театре.
Внутри у нее снова проснулось знакомое противное чувство, и она залпом проглотила оставшийся кофе, скривившись от вкуса искусственного подсластителя и с тоской подумав о настоящем сахаре и об удовольствии.
Ни того ни другого впереди не предвиделось.
Она взяла сумку и куртку и боком вышла в узкий коридор. Мельком заглянула в спальню, где осталась неубранной кровать, пожала плечами и, комично пригибаясь, поднялась по железной лестнице. В первые дни на новом месте Хиллари успела несколько раз чувствительно приложиться головой о потолок, после чего приобрела привычку горбиться как Квазимодо всякий раз, когда пробиралась к выходу.
Она отодвинула засов на верхушке двойной металлической двери и вышла в солнечное майское утро. На иве напротив семейство длиннохвостых синиц привычно распевало свою звонкую утреннюю песню, и проходившая мимо женщина с собакой на поводке улыбнулась Хиллари.
Ну да, ну да, подумала Хиллари в адрес всех сразу, и синиц, и женщины, и все-таки на улице ей немедленно стало лучше, ведь здесь можно было дышать полной грудью и двигаться свободно.
Переступила через порог, сошла на твердую землю, захлопнула за собой дверь и заперла ее на ключ.
Забросив сумку через плечо, она развернулась и пошла вдоль «Мёллерна» — все пятьдесят футов, — рассеянно скользя взглядом по его крашеному борту.
Подобно большинству судов, стоявших у шикарных частных пристаней, которыми изобиловали каналы Труппа, ниже ватерлинии «Мёллерн» был выкрашен в черный цвет. Он был весьма ухожен, однако, в отличие от соседних судов, пестревших жизнерадостными оттенками голубого, зеленого, красного и желтого — излюбленных цветов местных художников, — дядюшкина лодка сочетала в себе жемчужный оттенок серого, а также белый и черный цвета с редким вкраплением бледных золотистых пятен.
Ей смутно вспоминалось, что когда-то дядюшка говорил: «мёллерн» на местном диалекте означает «цапля». Наверное, это как Брок-бобер и Рейнар-лис, подумала она. Должно быть, и цветами своими лодка обязана была оперению этой грациозной речной птицы.
О чем только она не думала в те годы — о чем угодно, только не о том, что однажды это судно сыграет такую важную роль в ее жизни.
Но в ноябре прошлого года, когда она переехала, предполагалось, что временно, на «Мёллерн», судно казалось ей таким же серым и унылым, как погода вокруг. Идеальное отражение ее собственного душевного состояния.
В зарослях осоки нежно запела малиновка. Краем глаза Хиллари уловила яркое оранжевое пятнышко; птица — или птиц? — перепрыгивала с ветки на ветку, и уголки губ женщины приподнялись в улыбке.
Ее «фольксваген» выглядел очень прилично для своего возраста. Машине было без малого двенадцать лет, однако на светло-зеленом покрытии кузова не было ни щербинки. Просто удивительно, как быстро человек, лишенный возможности купить новую машину, выучивается пользоваться автомобильным воском. Даже если раньше презирал этот воск всеми фибрами души.
Хиллари открыла дверь, села и вставила ключ в замок зажигания. Оптимистичный настрой не покидал ее. Мотор завелся мгновенно и заурчал ровно-ровно, как кошка. Она давно подозревала, что механик в гараже тайно в нее влюблен.
Потянулась за ремнем, чтобы пристегнуться, и нахмурилась. Нет, если бы механик был влюблен, он обслуживал бы машину из рук вон плохо, чтобы Хиллари приходилось приезжать почаще. Проклятье! Она умела думать, как коп, но иногда ненавидела эту свою способность.
Автомобиль выехал на дорогу, соединявшую Оксфорд и Банбери, и покатил на север, и Хиллари наконец-то заставила себя думать о работе и о шлюзе Дэшвуд-лок.
Труп, причем весьма подозрительный. Вопреки расхожему мнению, на полицейском языке «подозрительной» именовали едва ли не каждую смерть до тех пор, пока не будет доказано обратное. Доказывал это обратное обычно патологоанатом.
На заре своей карьеры Хиллари, мелкая сошка, как и все прочие констебли, повидала смерть во всех возможных видах и обличьях. Бытовые убийства, ДТП, поножовщина, несчастные случаи на производстве — что ни назови, она всего насмотрелась.
Нынешний случай вряд ли представлял особый простор для воображения. Труп в шлюзе — значит, скорее всего, утопленник. Скорее всего, из отдыхающих — не привык управляться с судном, перепил, свалился за борт, и с концами.
Скорее всего.
В Хопкрофтс-Холт Хиллари, поглядывая одним глазом на телефон, свернула с дороги. Она не сомневалась: есть путь и покороче, но кому, скажите на милость, захочется возиться и выискивать его на одной лишь чашке кофе с искусственным подсластителем? Она следила за маршрутом по гугл-карте, и у Блетчингтона едва не пропустила грязный деревянный указатель, отмечавший поворот на Нортбрук. Осторожно свернув на ухабистую дорогу с одной-единственной колеей, Хиллари огляделась.
Пшеничные поля.
Поля — и больше ничего.
Всю жизнь прожив в Оксфордшире и большую часть из этих двадцати лет в Кидлингтоне, она знала, что днем деревня обычно выглядит заброшенной, ибо большинство ее обитателей, словно выпущенные из клетки почтовые голуби, рано поутру разлетаются в город, на работу, чтобы вернуться лишь вечером, усталыми и измотанными, к ужину и телевизору.
Деревушка вроде Нортбрука — да какая там деревушка, в лучшем случае хутор, потому что нигде, куда ни падал ее взгляд, не было видно церковного шпиля, — не была исключением. Разве что пенсионер какой-нибудь попадется.
По узкой дороге она миновала несколько коттеджей и домов побольше, и тут дорога кончилась. А у конца ее, на обочине, был припаркован ярко-красный «мини-купер».
Хиллари вздохнула. Значит, она на месте. А еще это значит, что на дело вместе с ней назначили сержанта Джанин Тайлер.
Хиллари криво усмехнулась. Вот уж Джанин довольна.
* * *
Джанин Тайлер устало прохаживалась туда-обратно, в глубине души борясь с соблазном усесться на черно-белую верхушку рычага шлюзовых ворот. Ночь накануне выдалась бурная, да и на место Джанин прибыла добрых полчаса назад и теперь дожидалась приезда начальства, ответственного за ведение расследования. Она уже вызвала медика, который стоял сейчас на краю шлюза, глядя вниз, и эксперта-криминалиста, который был в пути. Если сейчас она оставит на воротах шлюза смачный отпечаток собственной задницы, эти ребята по головке не погладят.
Джанин тоскливо смотрела на траву, прикидывая, достаточно ли она суха, чтобы можно было сесть, как вдруг услышала приближающиеся шаги и повернулась на звук.
По тропинке шла инспектор Хиллари Грин — по обыкновению энергичная, невозмутимая и с выражением непоколебимой уверенности на лице.
Джанин ощутила укол разочарования.
Конечно, она и не думала, что на заурядный подозрительный труп приедет Мэл — то есть главный инспектор Филип Мэллоу, вот так правильно. Но все равно жаль. Ей нравилось с ним работать. Она крепко подозревала, что Филип к ней неравнодушен. А что такого? Он разведен. Даже дважды. И потом, однажды на парковке он притормозил и подождал, пока она сдавала назад. Ну да, не свидание, как в «Короткой встрече», но практически любой полицейский старше нее по званию просто ударил бы по газам и унесся прочь, сверкая мигалкой, оставив позади ее и ее новенький «мини-купер».
А главный инспектор улыбнулся ей, когда она выезжала. Особенной улыбкой. Так улыбаются мужчины, которым ты нравишься.
Как было бы славно, если бы у нее нашелся повод побыть хотя бы чуть-чуть рядом с Мякишем Мэллоу. Нет, она ничего не имела против Хиллари. По правде говоря, в Большом доме о Хиллари если и сплетничали, то по-доброму, всегда, даже когда впереди замаячило расследование по поводу ее покойного мужа. Как-то само собой выходило, что, если любой полицейский (или любой сотрудник полиции, или жена этого самого полицейского) попадал под микроскоп чужих служб, для родного участка он становился практически святым. Все так и норовили его поддержать. Хотя, конечно, бывали и такие, кто предпочитал оставаться в стороне от происходящего.
Джанин была не из тех, кто боялся запятнать себя общением с человеком, который, возможно, повинен в преступлении. Она просто не любила подчиняться женщинам. Вот и все. И зависть тут совсем ни при чем. Хиллари Грин до сих пор была обычным инспектором, а ведь ей уже лет сорок. Так себе карьерный рост, а? Конечно, дослужиться до инспектора даже и в наше время удается не каждой женщине, но Джанин в свои двадцать восемь уже была сержантом, еще через пару лет намеревалась стать инспектором, и была уверена, что пост главного инспектора получит задолго до сорока.
С Хиллари они вполне уживались. Да что там, если не считать этого придурка Фрэнка Росса, во всем Большом доме не было, пожалуй, никого, кто питал бы неприязнь к Хиллари. Если так подумать, сказала себе Джанин, это само по себе уже изрядное достижение. Просто когда две женщины работают вместе над одним делом, окружающие вечно начинают подпихивать вас локтем, подмигивать, подшучивать, а Джанин все эти шуточки «между вами, девочками» просто бесили.
И она крепко подозревала, что это написано у нее на лице большими буквами.
Подойдя ближе, Хиллари заметила, что подчиненная вытянулась в струнку, словно ожидая головомойки. С ней-то что не так, устало подумала Хиллари, но как ни старалась, так и не припомнила никакой мозоли, на которую она могла наступить сержанту в прошлом.
Вдобавок к этому рядом с Джанин она немедленно почувствовала себя уродиной. Ростом Джанин была пять футов шесть дюймов — на добрых три-четыре дюйма ниже Хиллари. И вдобавок блондинка, черт ее возьми. И к тому же стройная. Тысяча чертей!
Но у нее были все задатки хорошего полицейского, и Хиллари, будучи старшим следователем по этому делу, знала, что должна будет не только руководить сержантом, но и учить ее.
Даже если ученица предпочла бы в учителя кого угодно, кроме нее.
И наверное, кроме Фрэнка Росса.
— Что у нас тут? — спросила Хиллари, стараясь, чтобы голос ее не походил на рычанье собаки, у которой отняли кость.
— Босс, — приветствовала ее Джанин. — Некая миссис Миллакер вышла сегодня утром на прогулку с собакой и примерно в семь тридцать наткнулась на тело. Она работает в Саммертауне, в винном магазине, с девяти. Позвонила с мобильного и дождалась нас, чтобы все показать.
Хиллари кивнула. Все как обычно. Просто удивительно, как часто собачники на прогулке находят трупы. Будь люди поумнее, вздохнула про себя Хиллари, сидели бы после такого по домам.
Она посмотрела на женщину, которая стояла чуть дальше по тропинке. В ее позе читались тревога, возбуждение, любопытство и восторг — все одновременно. Хиллари вдруг захотелось дать ей совет: заведите кота. Или попугайчика.
Показания пусть снимает Джанин, попозже.
Хиллари подошла к краю шлюза и посмотрела на медика.
Стивену Партриджу перевалило за пятьдесят, хотя по его одежде и крашеным волосам догадаться об этом было невозможно.
Партридж играл в сквош. Причем получал от этого удовольствие. Хиллари, которой любые физические упражнения и спортивные игры внушали непреодолимое отвращение, считала, что этим все сказано. Впрочем, Партридж был ей симпатичен. Ему был не чужд специфический юмор патологоанатомов, но док относился к покойникам с уважением, да и полицейских не слишком третировал.
— Док, — негромко сказала она.
Задумчивый взгляд его водянистых голубых глаз задержался на ней, и врач рассеянно улыбнулся, словно не сразу узнав. Она не обижалась. Задумался человек, бывает.
— Хиллари. Значит, это дело сбросили вам, — заметил он, как будто это и так не было ясно.
Она кивнула, опустив взгляд. И тут же об этом пожалела. Созерцание трупов не принадлежало к числу ее любимых занятий.
Хуже того — шлюз был спущен. А глубины он был изрядной. Сколько же отсюда до тела — пятнадцать футов? Или больше? Хиллари не любила высоту. Почувствовав легкое головокружение, она быстро отвернулась.
Золотое поле ячменя колыхалось на ветру. За спиной у Хиллари зеленела типичная для Англии живая изгородь, в которой боярышник сплетался с ольхой, терновником, дикой сливой и прочими кустарниками. За изгородью простирался совершенно пустой луг для выпаса скота, а за лугом тянулась железная дорога. Послышался звук приближающегося поезда.
Хиллари повернулась, чтобы увидеть его — синий с зеленым и белым экспресс о трех вагонах. Впрочем, даже проезжай поезд мимо в самый момент трагедии, едва ли пассажирам удалось бы разглядеть происходящее в зарослях.
— Какой-то он потрепанный, — голос Стивена Партриджа отвлек ее от размышлений, и она повернулась и вновь посмотрела вниз.
Труп плавал лицом вниз, поэтому трудно было разглядеть его толком. Видны были темные волосы и некогда белая рубашка, надувшаяся пузырями там, где под ней скопился воздух. Ноги были очень темного цвета — джинсы? Значит, погибший был молод? Допустим, подросток, который приехал на выходные с родителями, но вчера вечером те слишком много выпили, и… Нет. Тогда бы его уже искали.
Но почему она решила, что этот человек упал в воду вчера вечером? Не исключено, что несчастный случай произошел несколько часов назад. Или даже меньше. Студенческая компания? До Оксфорда недалеко, а среди молодежи нынче популярны водные прогулки по каналам. Может быть, в нескольких милях отсюда где-нибудь на берегу канала как раз просыпаются подростки, мучаются головной болью, спрашивают друг друга, куда подевался дружбан такой-то.
— Видите, под каким углом повернута левая нога? А темные пятна, вон там, где рубашка заправлена в брюки? — голос медика вновь прервал ее размышления. — Кажется, парню изрядно досталось.
Краем глаза она заметила стройную светловолосую фигуру — сержант подошла и встала рядом, усилием воли заглушила жалобы собственного желудка, твердившего, что, когда все это кончится, она выбросит труп из головы, вернется в Большой дом и обязательно забежит в столовую и возьмет себе яичницу с сосиской.
— Травма от винта? — спросила она, не рассчитывая на ответ. Полицейские хирурги, патологоанатомы и медики вообще очень не любили гадать. Делать предположения разрешалось только после вскрытия, но до — почти никогда.
Стивен Партридж вздохнул.
— Я не знала, как будет лучше — спустить шлюз и послать людей, чтобы вытащили его оттуда посуху, или залить доверху, чтобы он поднялся. Так, наверное, было бы проще. — Джанин уже знала, каков будет ответ Хиллари, но, как это часто бывало в присутствии инспектора, чувствовала потребность заговорить, сказать что-нибудь вслух. Возможно, дело было в том, что до всей этой ерунды с Ронни Грином у Хиллари был безупречный послужной список, и Джанин хотелось узнать, как это ей удалось. Хиллари постоянно показывала хорошие результаты — по крайней мере, по слухам. Все знали, что Старик Маркус признает за ней «мозги настоящего детектива». Что бы это там ни означало.
— Не надо заливать доверху, — тут же возразила Хиллари. — Лучше вызовем водолазов. Мало ли что там выпало из карманов у жертвы.
— Есть, — тихо сказала Джанин, отошла на несколько шагов и достала телефон, чтобы вызвать полицейских водолазов. Вернув себе толику контроля над происходящим, она повеселела.
Хиллари, которая уже давным-давно разучилась получать удовольствие от раздачи указаний, смотрела в шлюз, и лицо у нее было мрачным под стать лицу Партриджа. Придется перекапывать грязь на дне, а там наверняка толстенный слой, думала она. Да уж, водолазам не позавидуешь.
Кстати, о специалистах: почему док сам до сих пор не возится с утопленником там, внизу, героически облачившись в белый комбинезон и резиновые сапоги?
— А вы разве не собираетесь спускаться? — спросила Хиллари, старательно пряча усмешку. Доктор Партридж невольно бросил взгляд на свой костюм от Ива Сен-Лорана, и буквально на миллиметр приподнял ухоженные брови.
— Шутите? — сказал он. — Один дуралей уже спустился — сами видите, что из этого вышло.
Возразить ей было нечего.
Глава 2
Суперинтендант Маркус Донливи откинулся на спинку удобного вращающегося кресла в кожаной обивке — его он конфисковал в отделе по связям с общественностью, — и коротко улыбнулся вошедшему главному инспектору Филипу Мэллоу.
— Вызывали, сэр?
— Садись, Мэл. — Обращение по имени должно было подчеркнуть дружеский характер беседы. — Я просто подумал, что надо бы вытрясти из тебя последние новости по делу Ронни Грина.
Маркус был в обычном голубом костюме и фирменном черном галстуке, однако на лице его застыло непривычно мрачное выражение.
Занятый непростой задачей Мэл — он как раз пытался разместить в неудобном кресле все свои шесть футов два дюйма роста — посмотрел на шефа, и на чисто выбритом лице его появилась тревога.
— Проблемы?
Маркус помахал в воздухе рукой ладонью вниз.
— И да и нет. Кажется, они что-то нарыли, но к нам пока никаких вопросов. И к Хиллари тоже.
При этих словах Маркус цепко взглянул на Мэла. Поговаривали, что Мэл неравнодушен к Хиллари Грин, однако в голубых глазах ничего не дрогнуло.
— Это хорошо. Лично я всегда считал, что Ронни Грин не из тех, кто делится своими делишками… — тут Мэл умолк.
Маркус посмотрел ему в глаза. Мэл тактично промолчал, однако Маркус был почти уверен, что им обоим пришла одна и та же мысль. Если Ронни проворачивал свои грязные делишки и в полицейском участке Кидлингтона, свидетельства этого можно было найти только в одном месте. Потому что Ронни Грин и Фрэнк Росс были неразлучны, как два клеща на паршивом попугае.
— Они запросили разрешение на допрос Хиллари. На этой неделе, — сказал он.
«Они» — это были сотрудники отдела внутренней безопасности, которым управление по рассмотрению жалоб два с лишним месяца назад поручило расследование по делу Ронни Грина.
«Йоркширские пудинги», как их обычно называли, прибыли из йоркширского подразделения, и весь участок наперебой изощрялся в едких и обидных шуточках о йоркширских терьерах, «Лидс Юнайтед», крикете и прочих символах Йоркшира. Один из полицейских, окончивший университет, даже выдал что-то насчет Войны Алой и Белой розы, и, хотя его никто толком не понял, все дружно расхохотались, потому что он наверняка славно прошелся в адрес пудингов.
Мэл вздохнул:
— Будем ставить им палки в колеса? Какой в этом смысл? Чем раньше они от нас отстанут, тем лучше. Убей не понимаю, что они хотят найти. Она ушла от него… сколько, полгода назад?
Маркус тоже вздохнул:
— Увы, пока выходит, что наш Ронни обделывал свои темные делишки не первый год. Что ж тут удивительного, если они решили присмотреться к его жене.
Он говорил правду, однако, вопреки сказанному, глаза его блеснули опасным огнем. От младшего констебля до высокого начальства, все в участке терпеть не могли, когда копы копали под других копов, и Маркус не был исключением. Нельзя так — и точка.
Мэл фыркнул.
— Да понимаю я. Надеюсь, им кто-нибудь расскажет, что Ронни Грин не умел держать руки при себе и волочился за каждой юбкой. А заодно объяснит, что этот брак был заключен отнюдь не на небесах. Даже если Ронни купался в деньгах, Хиллари была бы последней, с кем он поделился бы. И уж точно не стала бы помогать ему прятать нажитое. Ты же ее знаешь — с нее сталось бы отдать все деньги Армии спасения, просто чтобы посмотреть, какие у него будут глаза, когда он узнает.
Маркус ухмыльнулся. Мэл, без сомнения, готов был защищать Хиллари, но крылось ли за этим нечто большее? Нет, пара из них не вышла бы. Мэл, хоть и считался записным шалопаем, на деле был амбициозен как черт. Хиллари тоже — но в другом роде. Совсем в другом.
Мэл хотел стать главным констеблем. Он был политиком по натуре. Он умел заводить нужных друзей и играть по правилам. А Хиллари… Маркусу всегда казалось, что Хиллари просто терпеть не может преступников. И преступниц. Что ей просто нравится ее работа. Нравится, когда плохие ребята получают по заслугам. Для Мэла работа была в первую очередь средством достижения цели, но Хиллари — Маркус это чувствовал — вкладывала в нее что-то личное. Как будто в этой работе она находила что-то такое, недоступное многим. Так, Хиллари никогда не жаловалась на предвзятое отношение к своей профессии. Полицейским не понаслышке были знакомы шутки о «свинтусах» — жаргонное название копа, — страх выпить лишнего, неизменно терзавший друзей в их присутствии, а также вечные подколки на тему расизма, элитизма или еще каких-нибудь модных «измов». Но Хиллари никогда ни на что не жаловалась. Если на месте преступления на нее набрасывались с бранью гражданские, она только улыбалась. Что же до Мэла, то его хоть и прозвали Мякишем, за ним такой мягкости отродясь не водилось.
Мэл знал себя слишком хорошо и должен был как минимум догадываться о том, что у них с Хиллари не больше общего, чем у огня с водой. В мазохизме он замечен не был, а значит, вставал вопрос: на кого Мэл на самом деле положил глаз? В одном Маркус был уверен: даже дважды обжегшись, точнее, дважды разведясь, Мэл отнюдь не приобрел привычки дуть на воду и чураться женщин.
— Так что, сказать Хиллари, чтобы готовилась? — спросил Мэл и удивленно поднял брови, когда Маркус отрицательно покачал головой.
— Не надо, я сам. Я тебе еще одно хотел сказать: я назначил ее на расследование.
Глаза у Мэла округлились еще больше, хотя, казалось бы, было уже некуда. После смерти мужа и последовавших за этим подозрений в коррупции Хиллари из практических соображений перебросили на кабинетную работу. И теперь, должно быть, Мэл гадал, отчего ее вдруг отправили в поле.
Но уже секунду спустя он кивнул:
— Ну да, конечно. Если Хиллари ведет дело, этим, из расследований, придется за ней побегать.
Маркус кивнул.
— И правильно, нечего баловать этих сукиных детей. А что у нас за дело?
— Подозрительный труп.
Мел нахмурился.
Маркус прекрасно понимал, о чем он думает. Подозрительный труп вполне может перерасти в расследование убийства, а вот это способно сильно осложнить дело. Да, Хиллари пока что не была подозреваемой. Пока. Но в один прекрасный момент в ее банк поступит запрос обо всех счетах, а соседей начнут допрашивать. Часто ли миссис Грин в последнее время бывала в ресторанах? Новая шуба? Новый автомобиль? Куда она ездила отдыхать в прошлом году? А в позапрошлом?
Найти, конечно, ничего не найдут — нечего там искать, — но поручить дело об убийстве человеку, которого прессуют и подозревают…
— Расслабься, — сказал Маркус. Мэл неловко заерзал в кресле. — Просто труп в шлюзе. Перепил, пошел кататься на лодке и ухнул за борт. Обычный несчастный случай, это и слепому видно. Ну, или самоубийство. Ничего особенного, но хватит, чтобы она была в разъездах, когда пудинги явятся по ее душу.
Мэл кивнул.
— Ладно. Я буду за этим поглядывать.
— Когда я сегодня утром ей позвонил, она была какая-то невеселая, — задумчиво добавил Маркус. — Да и с чего ей веселиться, когда вокруг такое творится. О, стихи получились!
Мэл принужденно улыбнулся.
— Я думаю, ей не нравится жить на лодке.
— Да? — искренне удивился Маркус. — А я думал, об этом все мечтают. Жить на дороге… ну, на канале. Птички там всякие, рыбки, зимородки. Места мало, ну так и уборки мало, и по хозяйству шуршать не приходится.
Мэл пожал плечами:
— Тут уж кому что нравится. Она-то ни о чем таком не мечтала. Когда ушла от Ронни, этот ублюдок встал в позу и заявил, что не позволит продать дом, пока не будет оформлен развод, вот ей и пришлось идти куда глаза глядят, пока ее адвокат не тряхнет муженька как следует. Так как будто этого мало — как раз перед тем, как расплеваться с Ронни, она еще и ипотеку взяла. А этот паразит извернулся так, что теперь ей никуда не переехать, и жить можно только здесь, а у нас цены на приличное жилье сами знаете какие, Оксфорд все-таки.
Маркус кивнул. К счастью, они с женой сумели купить скромный (хотя по нынешним временам — очень достойный) домик в «Вересковых пустошах» еще двадцать пять лет назад, до того, как цены взлетели до небес.
— Это точно. Как по-твоему, этот государственный план поддержки для полицейских, медсестер и пожарных, чтобы покупали жилье рядом с работой, — выгорит?
Они еще некоторое время поговорили о том о сем.
Но в конце концов Мэл вернулся к первоначальной теме, которая по-прежнему вызывала у собеседников массу беспокойства.
— Если Ронни столько лет стриг бабки, то наверняка накопил кругленькую сумму, — заметил Маркус, невольно понизив голос, хотя дверь была закрыта, а в приемной не было никого, кроме Джули, его секретарши. — Он был та еще свинья, конечно, но далеко не дурак.
— С женщинами — круглый дурак.
Маркус кивнул, вспомнив череду любовниц Ронни — все как одна блондинки, которых он подцеплял в ресторанах, пабах и парикмахерских в окрестностях Оксфорда.
— Если бы ему повезло, они в жизни не сумели бы его прижать, — заметил Мэл. — Наличку он по чулкам не распихивал. Золото в банковской ячейке не хранил. Акции, облигации, брокер с ценными бумагами, да такими, чтобы обзавидовалась даже жена профессионального футболиста, — все мимо.
— Ну, будем надеяться, — с чувством произнес Маркус. — По крайней мере, он помер. И на том спасибо, как говорится.
Мэл посмеялся, кивнул и встал, потянувшись.
— И кто бы мог подумать, что какие-то тигриные члены стоят таких бабок!
* * *
Солнце шпарило, как в Африке. Хиллари снова бросила взгляд на часы. Минуло половина одиннадцатого, но на небе не было ни облачка. За спиной у нее рос куст шиповника, раскрывали бледные розовые лепестки первые в этом сезоне цветы, а под ногами суетилась привлеченная суматохой стайка уток с затесавшейся в ней болотной курочкой, ожидая от людей кормежки.
Если бы не водолаз в резиновом черном костюме, да не назойливо колышущийся на волнах труп, день был бы просто чудесный. В такие дни брался за перо Ивлин Во, и герои его оживали среди грезящих на солнце сияющих шпилей Оксфорда
[1] — да, Оксфорда, а не безвестного участка Оксфордского канала, затерянного в неведомой глуши.
— Готовы, шеф? — крикнул водолаз, и она кивнула, мельком удивившись, что тот приехал один. Разве они не должны работать парой, для безопасности? Наверное, опять урезали бюджет, подумала она с легким раздражением обывателя, не понимающего истинной цены денег. А может, второй водолаз сам не поехал, глубины-то здесь едва четыре фута наберется.
— Открывайте до полного, — скомандовала она успевшим подъехать полицейским. — Дайте человеку место.
И только потом спросила себя, кого она имела в виду, водолаза или жертву.
Констебль криминального отдела Томми Линч шагнул вперед и, не дожидаясь помощи, налег на рычаг шлюза. Да помощь ему и не требовалась. Ростом шесть футов три дюйма, он был плотно сложен и мускулист, хотя, как доводилось слышать Хиллари, не интересовался ни боксом, ни пауэрлифтингом, отдавая предпочтение бегу. Молча кивнув, она тоже подошла ближе, и прибывшие по долгу службы люди кучкой собрались на краю шлюза, наблюдая за происходящим.
Одолеваемый нетерпением доктор Партридж, не дожидаясь появления трупа, принялся расстилать на траве пластиковую подложку. Затем из объемной сумки появился белый комбинезон, укрывший дока с головы до ног. Края длинных штанин закрыли докторские туфли, и довершил картину капюшон, который Партридж нахлобучил на голову.
Вокруг шлюза уже растянули желтые ленты с предупреждающими надписями, хотя Хиллари не очень понимала, кто вообще может сюда сунуться. Если, конечно, не считать пары любопытных ворон да стайки уток.
Но дни становились все теплее, и рано или поздно на канале появятся лодки.
Эта мысль кое о чем ей напомнила.
— Джанин! — она обернулась к сержанту. Джанин подошла ближе. — Позвони-ка ты в речное управление — охрану вод Темзы, черт их знает, как они там сейчас зовутся, — и предупреди, что этот шлюз пока не работает. Да, да, лодки все равно рано или поздно появятся, и нам придется их разворачивать, но пусть они хотя бы предупредят отдыхающих по радио или еще как-то, чтобы хоть несколько дней сюда не лезли.
Джанин кивнула. Но смотрела она при этом не на начальницу, а на ныряльщика.
Нырять бедолаге так и не пришлось. Мутная зеленоватая вода едва доходила ему до плеч. Двигался он с натугой, словно сквозь жидкую грязь. Строго говоря, грязи и впрямь было больше, чем воды.
— Тут что-то металлическое, — крикнул водолаз. — Спорим, найду тележку из магазина?
Водолаз казался удивительно молодым. Хиллари вспомнила старую шутку: чем старше ты становишься, тем моложе выглядят полицейские вокруг. Но этот парень будто и впрямь попал сюда прямиком со школьной скамьи. Упрятанные под черный резиновый капюшон непокорные рыжие кудри только усиливали сходство с мальчишкой, удравшим с занятий. Водолаз подошел ближе к трупу, и бледное веснушчатое лицо его посерьезнело.
Хиллари напряглась. Хоть бы он не оказался совсем уж новичком, подумалось ей. Внизу и так грязища, не хватало еще, чтобы его вывернуло прямо в воду. Но беспокоилась она зря. Водолаз был серьезен и деловит.
— Тут сплошной ил, шеф! — крикнул он. — Как бы не пришлось тралить дно. Видимость нулевая, да еще я тут со дна грязь поднял.
Хиллари вздохнула.
— Для начала вытащим труп. Может, потом ил осядет.
Краем глаза она заметила широкую улыбку Томми Линча и улыбнулась в ответ. Подумав про себя — да-да, конечно, а еще, может, у нее вырастут крылья, и она научится летать.
Водолаз — имени его она не расслышала, — достиг тела и для начала тщательно осмотрел его, чтобы убедиться, что его ничто не удерживает. Хиллари невольно кивнула в знак одобрения. Убедившись, что тело плавает свободно, водолаз аккуратно обхватил затянутой в перчатку ладонью запястье покойного, стараясь действовать бережно, чтобы избежать посмертных повреждений. Затем он завел вторую руку под живот трупа и медленно, даже как-то изящно повлек плавучее тело к выходу из шлюза, туда, где уже дожидался своей очереди патологоанатом.
* * *
Томми с интересом следил за водолазом, однако в глубине души ему было не по себе. Он не любил иметь дело с покойниками. Хотя, конечно, если выбрал работу полицейского, это никуда не годится. Он проследил взглядом за Хиллари Грин, которая медленно шла вдоль края шлюза вслед за телом. Волосы ее блестели в солнечных лучах, словно спелый каштан, но выглядела она усталой. Под большими карими глазами залегли темные тени.
Томми знал — и все знали, — что отдел внутренней безопасности взял ее на карандаш только потому, что она была замужем за этим клоуном Ронни Грином. Все в Большом доме страшно злились на безопасников. Но зачем ей дали это дело? Как будто ей своих проблем мало.
Мимо с телефоном возле уха прошла Джанин Тайлер, и Томми сдержал зевок. Всю прошлую неделю он брал двойные смены и до сих пор не отоспался.
— Линч, помоги доку, — попросила Хиллари, и Томми торопливо встал, отошел от рычага, подле которого устроился, и встал на колени рядом с патологоанатомом. Теплая трава у него под ногами испускала терпкий запах. В голову ему пришла та же мысль, что и Хиллари несколькими минутами раньше, — какой славный выдался день.
Водолаз поскользнулся, упал на одно колено и, не раздумывая, сжал губы, чтобы не нахлебаться воды из канала. Потом он выпрямился, выругался себе под нос и нащупал ногами опору. Труп смиренно ждал, покачиваясь на воде лицом вниз.
Прошла еще минута, и водолаз достиг берега канала.
— Я буду толкать, а ты тяни, — сказал он Томми, хотя и так все было ясно. Томми незлобиво кивнул.
— Смотри не тяни слишком сильно и не хватай слишком крепко. Бери под мышки, — подсказал патологоанатом, хотя и тут все было ясно.
Томми кивнул с неизменным спокойствием, но подметил, что Хиллари Грин саркастически закатила глаза, и внезапно ему стало весело. Он не зеленый новичок, и ей это прекрасно известно.
Да, день и впрямь выдался замечательный.
* * *
Джанин Тайлер дала отбой и поспешила к месту преступления — ей не меньше всех остальных хотелось наконец нормально разглядеть тело.
Она успела отработать свое в патруле, перевидала множество краж, ограблений, поджогов, вооруженных ограблений всех сортов, изнасилований и даже одно похищение (правда, в конце концов выяснилось, что в роли похитителя выступал недовольный отец, который без спроса увез ребенка на аттракционы в Лоустофт). Но, по правде говоря, преступления случались не так уж часто. И когда все-таки случались, честолюбивая девушка с сержантскими нашивками старалась выжать из этого все, что можно.
Обследовав спину уложенного на пластик трупа, патологоанатом перевернул тело, и Джанин, изо всех сил делая профессионально-равнодушный вид, поглядела в мертвое лицо.
Оказалось, что притворяться было необязательно.
— Ну и урод, — сказал патологоанатом.
Труп действительно представлял собой крайне малоприятное — даже для трупа — зрелище. Лицо покойного было покрыто оспинами и рытвинами — даже Джанин сразу поняла, что вода тут была ни при чем. Правую бровь пересекал шрам, белая нить в густых темных зарослях. Покойный был темноволос и темноглаз, невидящие глаза его успели остекленеть. Угловатыми очертаниями лица он напоминал скорее хорька, нежели кошку. Сходство с грызуном довершали неровные желтые зубы.
Доктор Стивен Партридж был прав — ну и урод.
Криминалисты приехали примерно полчаса назад, и вокруг тела уже щелкал фотоаппаратом полицейский фотограф. Землю, и особенно траву на самом краю шлюза сразу же отгородили, и док, Хиллари и остальные старались на нее не ступать. Впрочем, Джанин заранее знала, что эти усилия пропадут впустую. Земля была слишком твердой, чтобы на ней остались отпечатки, да и криминалистов больше интересовала не земля, а лодка — настоящее место преступления.
Лодку эту инспектору Грин необходимо найти прежде всего.
* * *
О том же думала и Хиллари. Она знала, что по этому каналу невозможно двигаться быстрее четырех миль в час (нет, сама она ни разу даже не пыталась отвести «Мёллерн» от причала), а следовательно, лодка не могла уплыть далеко.
По правде говоря, она все утро готова была к звонку с известием из Большого дома: туристы уплыли на лодке и не вернулись.
Или — поступило заявление о пропаже человека.
Однако уродливое лицо со шрамом заставило ее крепко усомниться в том, что этого человека кто-то будет искать. При этой мысли ей немедленно стало стыдно — да, утопленник не похож на Джорджа Клуни, но это еще не значит, что его никто не любил.
Каких только не любят.
Она буквально нутром ощущала, что дело будет гораздо сложней, чем ей поначалу казалось.
— Док, удалось установить личность? — спросила она, хотя знала, что того подгонять бесполезно.
Стивен Партридж сердито хмыкнул, не поднимая глаз, и продолжил осматривать пах покойного.
Хиллари вздохнула, отошла к рычагу шлюза — криминалисты уже успели припудрить его порошком для снятия отпечатков — и села.
— Молодой мужчина, возраст — двадцать пять — двадцать девять лет, я полагаю, — заговорил док, словно обращаясь в пространство, хотя стоявшая рядом Джанин быстро записывала сказанное. — Я бы предположил, но это пока неточно, что он упал в воду вчера, между семью вечера и полуночью.
Хиллари потерла пальцем нос.
— Я думаю, скорее в семь, чем в полночь.
К ней повернулось несколько голов. Она объяснила:
— Ночью лодки по каналам не ходят. Обычно у них нет прожекторов и всего такого, да и речники очень не любят тех, кто выходит на воду в сумерках.
— Да, конечно, — рассеянно подтвердил Стивен Партридж. Что-то в его тоне заставило Хиллари насторожиться.
Она встала и, стараясь не мешать криминалистам, снова прошла на берег у шлюза. Она так часто бывала на месте преступления, что проделывала все необходимое совершенно автоматически.
Хиллари присела рядом с доктором.
— Что? — прямо спросила она.
Стивен Партридж посмотрел ей в лицо и отвел взгляд.
— Множественные повреждения в нижней части живота, — расплывчато ответил он. — Сквозь джинсы точнее определить трудно. К тому же они темные.
— Раны от лодочного винта? — спросила она.
— Возможно.
Рукой в перчатке он внимательно ощупал паховую область и проверил карманы. Джинсы сидели туго, и получилось у него не сразу.
— Кошелька нет, — сказал он. Помимо джинсов покойный был одет в некогда белую футболку и черную кожаную куртку. Партридж обшарил карманы куртки и покачал головой.
Хиллари вздохнула. Значит, придется устанавливать личность. И свидетелей никаких, если не считать той женщины с собакой. Замечательно.
Она встала, почувствовав, как хрустнуло в коленях. Не обращая внимания на боль, отошла на несколько шагов.
— Значит так, Джанин, иди в деревню и поспрашивай там. В это время дня по домам почти никто не сидит, поэтому жду с докладом вечером. Как обычно.
Джанин кивнула и отошла. Хиллари проводила ее взглядом. Зачем эта хорошенькая блондинка пошла в полицейские, подумала Хиллари, а потом вспомнила, как сама попала в полицию. А заодно задумалась, как туда, черт возьми, попал Ронни. Разве что с самого начала задумал все это, чтобы выйти на торговца нелегальными товарами и сколотить состояние. С него сталось бы.
— Мэм? — вежливо, но несколько нетерпеливо напомнил о себе Томми Линч.
— Ты пройди вдоль канала. Так… допустим, лодка была здесь в семь… четыре мили в час — допустим, она прошла восемь миль и пришвартовалась. Утром нашего незнакомца, — она кивнула на труп, — отчего-то не хватились, и лодка шла еще несколько часов. Она ушла миль на двадцать, не больше. Шлюз был открыт вниз по течению, поэтому проверим сначала север. Пройди несколько миль вдоль канала, встретишь пришвартованную лодку — поговори с теми, кто на ней. Спрашивай, не видели ли они чего-нибудь необычного, допустим, шумную компанию на лодке, или лодку на воде после наступления темноты, или, может, слышали, что какие-нибудь отдыхающие уехали домой пораньше или вдруг заспешили. В общем, как обычно.
Томми кивнул и весело улыбнулся:
— Слушаюсь, мэм.
* * *
Хиллари еще раз поговорила с миссис Миллакер, хозяйкой собаки, и на сей раз описала ей тело. Фотографии она решила не показывать, чтобы не шокировать почтенную даму. Выслушав описание, хозяйка собаки сказала, что среди местных жителей таких нет.
Отчего-то Хиллари это не удивило. Разве бывает вот так вот просто? Может, у кого-то и бывает, но у нее — никогда.
Глава 3
Ему предложили сигарету, но Фрэнк Росс отрицательно помотал головой:
— Нет, спасибо.
И стал смотреть, как сержант Кертис Смит с сожалением прячет пачку. В общественных местах, к которым относился и Большой дом, действовал строгий запрет на курение, и Росса так и подмывало его нарушить.
Но не при пудингах. На это не пошел бы даже Фрэнк.
— Итак, сержант Росс, — начал тот, что помоложе, и, склонившись над столом, стал демонстративно листать бумаги, — нам сказали, что вы знали Ронни Грина лучше всех. Верно? — Инспектор Пол Дэнверс перевел взгляд водянистых голубых глаз на Фрэнка и поднял белесую бровь.
Да чтоб ты сдох, подумал Фрэнк. И куда только катится служба! Смит был старше и наверняка знал о работе в полиции столько, сколько этому бледному задохлику и не снилось, но кто из них, спрашивается, был сержантом, а кто — большой шишкой? Готов поклясться, что этот Дэнверс поступил во внутреннюю безопасность лишь затем, чтобы потом прыгнуть повыше, на какую-нибудь сладкую должность. А пока он будет пыжиться и тужиться, чтоб все видели, что он не боится замарать руки. И что он всегда доведет дело до конца, даже если ему в лицо плевать будут.
Ничего, жизнь пообтешет.
Фрэнк улыбнулся.
— Да, я неплохо знал Ронни Грина. Мы с ним вместе учились в колледже. И в патруль вместе ходили. Потом он ушел из патрульных в детективы, но дела мы частенько вели вместе. По арестам у него были хорошие цифры. Но вы же это и без меня знаете, да, сэр? — И он опять улыбнулся и кивнул на открытую папку.