Лейтон Грин

Заклинатель

Моей жене
Layton Green

THE SUMMONER

Copyright © Layton Green, 2013



© О. Кидвати, перевод, 2025

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025

Издательство Иностранка^®

1

9 декабря 2009 года


Об исчезновении Уильяма Эддисона Доминик Грей достоверно знал лишь одно: это – самое странное дело из всех, которые ему когда-либо поручали.

Фактов было мало. Три ночи назад Эддисон, отставной глава консульского отдела посольства США в Зимбабве, участвовал в некоем ритуале за пределами Хараре, причем неизвестно, к какой религии этот ритуал относился. Харрис Пауэлл, начальник службы дипломатической безопасности, который шел сейчас рядом с Греем, описал ее как «одну из этих африканских». По словам подружки Эддисона, медсестры-зимбабвийки, которая была тридцатью годами моложе своего бойфренда, того втянули в центр тесного круга адептов. Что там произошло, девушка не знает. Она попыталась тоже пробраться туда, но не смогла протиснуться через толпу. Ей известно лишь, что из круга Эддисон так и не вышел.

Когда Грей и Харрис почти добрались до цели, вокруг уже начали сгущаться летние сумерки: мягкое таяние света гигантского солнца, бросающего отсветы на городские постройки – короткий волшебный миг, предшествующий неизбежному мраку африканской ночи. Перед ними простирался широкий проспект, ограниченный слева пышной красой парка Хараре-Гарденс. Будь освещение получше, они увидели бы за ним ряд весьма скромных по размеру строений, появившихся слишком недавно, чтобы считаться самобытными или историческими, но достаточно старых и потому успевших утратить первоначальный лоск. Центр Хараре был чистеньким, красивым и тихим – совсем непохожим на место, от которого ждешь трагедий, присущих современной Африке.

Первым признаком чего-то неладного было отсутствие торговли. Мимо спешили по домам немногочисленные прохожие, в основном хорошо одетые, которым посчастливилось устроиться работать в одну из успешных компаний. Но Грей знал, что в центре настолько бедного города обычно не протолкнуться от попрошаек и беспризорников, у уличных развалов с фруктами и другими продуктами во множестве кормится народ, а на хлипких прилавках базаров можно купить все что угодно, от дешевых сувениров до товаров с черного рынка. Отсутствие этих характерных реалий было очень заметным.

Глаза Грея рыскали по сторонам с привычной настороженностью. Деловой район, как и посольство, располагались в центре Хараре, но в поздний час здесь не стоило расслабляться. Харрис занимался тем же, что и всегда, а именно бросал похотливые взгляды на каждую девчонку, достаточно взрослую для того, чтобы ее возраст оканчивался на «надцать». Его крокодилья голова, венчающая тощее тело, вертелась туда-сюда, чтобы уж точно не пропустить ни одной из них. Жесткие черные волосы курчавились на груди, выбиваясь у ворота из-под рубашки. Он провел ладонью по редеющей коротко стриженной шевелюре, будто позировал для обложки любовного романа.

– Что думаешь по поводу этого дела? – спросил Грей.

– Что я думаю? Уверен, это похищение, – пронзительным голосом взвизгнул в ответ Харрис. – Но у нас нет нужных полномочий, и мы не детективы.

– Федералы приедут?

– Посол попытался их подключить, но местные чиновники даже слышать ничего не хотят. На этом все и застопорилось. Остается только импровизировать.

Грей пожал плечами, радуясь разнообразию, которое это дело обещало внести в жизнь. В основном его рабочее время было посвящено расследованиям мошенничеств с визами и паспортами да сопровождению всяких больших правительственных шишек в их любимые рестораны. Возможность путешествовать делала дипломатическую охрану интересной службой, но в отсутствие государственных переворотов или покушений ее нельзя было назвать богатой на события.

– Может, это даст толчок твоей карьере, – предположил Харрис. – Если сможешь найти Эддисона, не исключено, что тебе предложат должность и место получше.

– Знаешь, мне и тут хорошо. Хотя заметь: мы с тобой вроде бы находимся в одной и той же стране.

– Ты так ничему и не научился, да? В эту игру нам всем приходится играть. Я здесь, потому что моя следующая остановка будет на Багамах, в качестве начальника охраны. Ты же здесь, потому что никто не хочет с тобой связываться.

– Я здесь, потому что помог женщине, которую пытались насильно засунуть в автомобиль и увезти, – возразил Грей.

– Ты оставил свой пост.

– Харрис, все происходило метрах в пятнадцати от меня. Ее ножом ударили.

– Тебе не за это платят. Твоя работа – защищать американских подданных. А она – местная и вообще могла оказаться приманкой.

– Но не оказалась.

– С этим тебе чертовски повезло. Ты до сих пор не потерял работу исключительно благодаря своим… навыкам. Но если тебя еще пару раз понизят, окажешься в Конго и будешь защищать балованных детишек дипломатов от горных горилл.

Грей не испытывал никакого интереса к тому, чтобы карабкаться по служебной лестнице, но вообще Харрис прав: его карьера катится к чертям.

Впрочем, она и начиналась так себе. Во время службы в разведке морской пехоты Грей едва не угодил под трибунал за неподчинение приказу командира подразделения. Приказ этот заключался в том, чтобы стрелять в мирное население одной деревеньки, но нельзя сказать, что это имело значение для кого-нибудь помимо самого Грея.

Однако даже после такого инцидента его взяли на работу в ЦРУ. Начальству понравилось его досье: он почти всю жизнь прожил за границей, говорил на трех языках, не имел родственников, которых стоило бы принимать во внимание, набирал высокие баллы в тестах на IQ и обладал хорошими навыками самозащиты. А если верить его предыдущему командиру, даже не просто хорошими, а выдающимися.

Можно сказать, у него был целый букет талантов.

На фоне всего этого в ЦРУ могли просмотреть плохие результаты проверки на адаптацию в социуме и склонность к неподчинению. Но так было лишь до тех пор, пока не был составлен психологический портрет Грея и не стало ясно, что его поступками движут в первую очередь моральные принципы, а не формальная дисциплина и требования руководства. Тогда ему посоветовали изжить комплекс героя и взяться за ум.

Он подумывал о дипломатической службе, но после первого же собеседования понял, что неискренние улыбки и рукопожатия не для него. В процессе подготовки резюме и всего, что за этим последовало, Грей наткнулся на вакансию в службе дипломатической безопасности. Само название службы звучало интригующе, сулило экзотические командировки, и ему это понравилось.

Прошло четыре года, а он все не знал покоя. Ему хотелось сложной и ответственной работы – хотелось спасать, помогать, защищать. Он воображал себя детективом в каком-нибудь мегаполисе, который помогает реальным людям решать реальные проблемы, хоть и знал, что и там не продержался бы долго, вне зависимости от того, где именно могло находиться это гипотетическое «там». Стремление Грея к признанию равнялось по силе неспособности добиться такового; так всегда бывает с теми, кто прожил всю жизнь на периферии общества.

– Значит, задействованы только мы и куратор из местных? – спросил Грей.

– Еще посол вызвал какого-то профессора-шарлатана из Интерпола. Его бы тут и близко не было, не дружи Эддисон с послом. – Харрис покосился на кучку девчонок подросткового возраста, и на губах у него заиграла плотоядная улыбка. – Вечер в центре города так хорош, а мы только зря время тратим.

– Профессора, говоришь?

– Да, эксперта по религиям или что-то в этом духе. Я пока не видел его резюме.

Грей поморщился. Благодаря родителям он знал о религии все, что ему требовалось. Жизненное кредо его отца состояло из диковинно переплетенных принципов – идеи служения государству, оправдания домашнего насилия, воинствующего патриотизма плюс извращенной протестантской морали, которой он склеивал все это воедино. Когда Грею исполнилось четырнадцать, у нежно любимой им матушки диагностировали рак желудка. Полгода Грей наблюдал за тем, как набожная женщина, превозмогая боль, ежедневно молилась, пока не умерла мучительной смертью. Так что, если кто-то и есть на небесах, ему, черт побери, точно нет до нас никакого дела.

Остаток пути они преодолели в молчании. Харрис остановился напротив здания, облицованного гранитом и мрамором, вдоль которого рос ряд пальм. Фасад выходил на яркую зелень парка Единства Африки, а в дверях стояли швейцары в белых перчатках.

– По крайней мере, уж во вкусе куратору не откажешь.

Грей прочел выбитую на граните надпись: «Отель МИКЛС».

2

Харрис провел Грея через холл мимо украшенной золотыми завитушками кабины лифта к двери в конце коридора, постучал в нее и открыл. В комнате за длинным столом расположились двое поглощенных беседой людей. Одной была молодая женщина в бежевом деловом костюме, которая сидела, выпрямившись и вздернув хорошо вылепленный подбородок. Она поднялась с непринужденной грацией, протянула руку и представилась:

– Нья Машумба.

Высокая, ростом с Харриса, она была всего на три дюйма ниже худощавого Грея с его шестью футами одним дюймом. Хоть она и носила характерное для народа шона имя, Грей распознал в ней черты, присущие потомкам смешанных браков: мягкий овал лица, губы, слишком пухлые для европейки, но недостаточно полные для африканки, тонкие ноздри, чуть раскосые глаза, безупречно гладкая смуглая кожа, непокорные волосы, собранные в тугой пучок.

Грей едва скрыл изумление, когда пожилой мужчина рядом с ней поднялся и представился как профессор Виктор Радек, потому что уже определил в профессоры Нью. Это был великан около семи футов ростом. Коротко остриженные темные волосы, широкое лицо и плечи кузнеца, едва заметный славянский акцент. Несмотря на жару, Виктор был в черном костюме и держался уверенно, как человек, привыкший, что с его мнением считаются.

Все расселись.

– Мы ценим, что ваше правительство готово содействовать нам в этом деле, – начал Харрис.

В отличие от большинства людей, впервые услышавших его писклявый голос, Нья и профессор даже бровью не повели. Грей взъерошил свои густые темные волосы. Его стрижка была настолько короткой, насколько это вообще возможно, если ты служишь в посольстве и хочешь избежать недовольных взглядов. Потом потер свою вечную щетину и приложил палец к носу, который так и остался искривленным после многочисленных переломов.

Харрис был прав. Служба дипломатической безопасности США не имела полномочий, чтобы разбираться с похищением бывшего работника посольства, а правительство Зимбабве явно не стало бы интересоваться подобной историей. Обычно такими делами занималась местная полиция, что сводилось к поверхностному расследованию и письму с извинениями семье жертвы от какого-нибудь младшего сотрудника дипслужбы. Но Уильям Эддисон был давним другом посла, и тот потребовал проведения полноценного разбирательства. Необычный запрос, учитывая нестабильный политический климат, однако посол добился успеха. Как ему это удалось, Грей даже знать не желал. Существовала всего одна оговорка: на всех следственных мероприятиях должен присутствовать сотрудник местного Министерства иностранных дел.

Нья кивнула, неохотно и чопорно:

– Почему бы нам не начать с обзора фактов? Хотя, полагаю, всем нам тут известно о прискорбном недостатке информации. – У нее было изысканное, почти по-британски надменное произношение, типичное для элит Зимбабве. Она говорила медленно, четко, словно выбирая каждое слово из находящегося в голове личного словаря. – Уильяма Эддисона, – продолжила Нья, – в последний раз видели шестого декабря, в прошлую субботу. На следующее утро подружка Эддисона, Тапива Чакава, заявила о его исчезновении. Полицейский рапорт отослали факсом вам в офис. По словам мисс Чакавы, мистер Эддисон решил посетить традиционную церемонию народа йоруба, которая проходила в тот вечер, когда он, предположительно, исчез, и…

Харрис прервал ее, взмахнув рукой.

– Какого рода была церемония?

Нья смерила его ледяным взглядом.

– Вопросы относительно традиций йоруба следует адресовать профессору Радеку. – Харрис откинулся на спинку стула, и она продолжила: – Мисс Чакава сопровождала мистера Эддисона. В восемь вечера они отправились в неустановленное место, находящееся примерно в часе езды от Хараре.

– Неустановленное место? – переспросил Харрис. – Это был какой-то городок? Деревня? Парк отдыха?

– Саванна. Судя по всему, такие обряды устраивают периодически, и всегда в тайных отдаленных местах. – Она помолчала. – Больше мы почти ничего не знаем. Лишь то, что в какой-то момент мистер Эддисон вошел, вероятно, по собственной воле в центр большого круга участников церемонии. И, как известно со слов его подруги, больше из него не вышел.

Харрис хмыкнул.

– Ради всего святого, речь ведь идет о стоящей кольцом группе людей среди буша. Куда, черт его дери, он мог запропаститься? Что она такое говорит?

Грей склонил голову, чтобы дистанцироваться от эмоционального выплеска Харриса. Обычная история.

– Я еще не встречалась с мисс Чакавой, – сообщила Нья. – В полицейском рапорте говорится, что она не могла видеть, что происходит в центре круга. А объяснить все это и есть цель вашего расследования, мистер Пауэлл. Я предлагаю для начала ознакомиться с единственным имеющимся в нашем распоряжении документом.

– Я читал рапорт, – пробормотал Харрис.

Профессор Радек чуть шевельнулся, но даже это легкое движение его громадной фигуры привлекло к нему внимание.

– Мисс Машумба, вы позволите? – Его голос не гремел, как ожидал Грей, но все равно звучал повелительно.

– Прежде чем мы продолжим, профессор, – перебил Харрис, – попрошу меня простить, однако у меня вопрос. Я понимаю, что посол обратился к вам за помощью, но чем конкретно вы занимаетесь? Мне бы хотелось знать, с кем я работаю.

– Конечно, – пророкотал Виктор. – Я – профессор религиозной феноменологии в пражском Карловом университете.

– Религиозной… чего?

– Феноменология – это отрасль философии, которая избегает абстрактных метафизических рассуждений, сосредоточившись вместо этого на реальности в том виде, в котором она воспринимается и осмысливается человеческим сознанием. Феноменологи изучают произошедшие с людьми события, «феномены», и то, как они влияют на каждую отдельную личность.

– Ясно, – сообщил Харрис сухо.

– Я применяю принципы феноменологии в изучении вероисповеданий, исследуя разнообразные феномены, которые, по утверждению верующих, те переживают. Причем это касается и тех религий, которые не являются официально признанными.

Грей имел представление о феноменологии и находил ее одной из тех отраслей психологии, которые имеют наибольшее практическое значение, однако не знал, что у нее существует и религиозная разновидность. Заинтересовавшись, он спросил:

– И что это за феномены?

– Да любые явления, контакты, чудеса, озарения или еще какой-нибудь необычный духовный опыт. Субъективная сторона религии в противовес объективной. Акты веры и духовных проявлений.

Грей не сумел скрыть скепсис в голосе:

– И как же вы изучаете такие вещи?

– Наблюдаю адептов, когда они, предположительно, проживают феномены, и анализирую полученные эффекты. Меня интересует не само по себе событие, а его воздействие на верующего.

По крайней мере, беспристрастное описание профессором Радеком своей деятельности подразумевало, что тот держит собственные религиозные убеждения там, где, по мнению Грея, им самое место, а именно, в учебной аудитории.

– Возможно, станет понятнее, если вы приведете более конкретный пример, – сказала Нья.

– И чем он будет конкретнее, тем лучше, – добавил Харрис.

Грей проследил, как взгляд Виктора с присущей опытному наблюдателю быстротой метнулся к серебряному кресту на шее Ньи.

– Могу предположить, что вы, все трое, происходите из среды, которой присущи иудаистские и христианские ценности, или, во всяком случае, где о них хорошо осведомлены. В рамках этой системы верований я мог бы исследовать такие феномены, как коллективная молитва, чин католической службы или харизматическое богослужение. А копнув глубже, добрался бы до целителей, заклинателей змей, экзорцистов или страдающих от стигматов.

– Похоже, вы можете отлично поддерживать разговор на коктейльной вечеринке, – заметил Харрис, – но как все это может помочь в нашем деле?

– Моя профессия заставляет меня путешествовать по всему миру в поисках феноменологических переживаний, поэтому я обзавелся довольно-таки… уникальными знаниями о том, что происходит во множестве маргинальных религиозных групп. И эти знания вот уже не первый год оказываются полезными для всевозможных организаций, которые стоят на страже закона.

Виктор оборвал себя, словно поняв, что его объяснения звучат слишком уж академично.

– Простите мне такой пространный ответ. Проще говоря, я – эксперт по сектам.

3

Харрис и Грей переглянулись. Секты символизировали для последнего все самое худшее, что есть в религиях: манипуляции, внушение, надувательство.

– Не находите, что все это несколько скоропалительно? – поинтересовался Харрис. – Мы еще даже свидетелей не опросили, а девушка пропавшего могла и солгать. Ее слова звучат довольно нереалистично. Исчезновение из круга людей? Либо она что-то скрывает, либо Эддисон сбежал к более молодой и упругой цыпочке.

Профессор Радек не ответил, и в комнате повисло неловкое молчание. Когда Нья заговорила снова, Грей различил в ее голосе едва заметную неприязнь.

– Существуют прецеденты.

– Да? Такое уже случалось? – насторожился Харрис. – Кто-то пропадал на этих?..

– Да.

Харрис вздохнул и поднял руки ладонями вперед. Прежде чем снова заговорить, Нья выдержала долгую паузу, будто бы решая, что и как можно открыть этим людям.

– В Зимбабве проживают две основные этнические группы – шона и ндбебле. Наша страна преимущественно христианская, но, как и везде в Африке, у нас есть свои традиционные культы. Около трех лет назад в некоторых деревнях распространилось одно религиозное движение, нехарактерное для Зимбабве. Оно пришло из Нигерии, от народа, населяющего земли йоруба. – Она повернулась к Виктору: – Профессор?

– Йоруба – крупная западноафриканская этнолингвистическая группа, – пояснил тот. – Ее диаспоры существуют также в Бразилии, Мексике и во всех странах Карибского бассейна. Хотя большая часть йоруба приняла христианство, и несколько меньшая – ислам, традиционные религиозные практики этого народа сохранились на диво хорошо, вопреки попыткам их искоренить. Древняя его религия известна под многими названиями: ифа, ориша, джуджу, санго, ну или просто йоруба. Вам что-нибудь о них известно?

Американцам известно ничего не было, и Виктор продолжил:

– Вследствие работорговли западноафриканские верования подверглись влиянию католицизма, отчасти смешавшись с ним, и в результате образовался интригующий синкретизм верований и ритуалов. Возможно, вам знакомы такие термины, как лукума, ойотунджи, кандомбле…

– Вы говорите о сантерии, – резко подался вперед Грей. – О вуду.

– Религия Гаити, известная как вуду, возникла у народа фон-эве, населяющего современный Бенин, а также регионы Конго и Анголы. Однако вуду включает в себя множество божеств, взглядов и практик йоруба. Эти две религии можно условно считать двоюродными сестрами.

– Очаровательно, – сказал Харрис. – А теперь расскажите мне, как история варварских религий поможет нам найти Эддисона.

– Уильям Эддисон исчез во время обряда йоруба, – сообщила Нья, – и еще по меньшей мере десяток других людей тоже исчезли в процессе аналогичных ритуалов. Первый из них числится пропавшим без вести уже несколько месяцев. Ваше личное мнение относительно религии йоруба не имеет никакого значения для текущего расследования. А что имеет значение, так это то, с обрядами какого рода и с человеком какого типа мы столкнулись.

Укоризна Ньи пропала втуне.

– Что вы имеете в виду, говоря о человеке? У вас есть подозреваемый?

– Есть, хотя вы, возможно, сочтете методы наших полицейских слишком архаичными, а наши примитивные догадки – не стоящими того, чтобы тратить на них время. Вероятно, вы подождете следующего исчезновения, чтобы уж после него начать собирать улики.

Грей не смог подавить усмешку. Харрис еле слышно пробормотал, обращаясь к нему:

– Решил вместе с ней повеселиться? – и добавил уже в полный голос: – Мисс Машумба, я не хотел проявлять неуважение. Но я не вижу прока в разговорах о религии, если только это не имеет значения для расследования. Возможно, сейчас как раз такой случай.

Нья склонила голову.

– Как я уже начала говорить, по деревням стал распространяться некий культ, уходящий корнями в религию йоруба.

– Почему? – спросил Грей.

– Прошу прошения?

– Почему эта новая религия ни с того ни с сего вдруг приползла из другой части Африки?

– По тем же причинам, – снова вмешался Виктор, – по которым возникают и распространяются любые религии и возникают секты: чтобы привнести надежду в пугающий грозный мир и снова упорядочить хаос. Места вроде современного Зимбабве – отличная питательная среда для сект и культов.

– Несколько лет назад, – сказала Нья, – до нас доходили сообщения о том, что в деревнях обращаются к… Профессор, как бы вы назвали эту практику?

– Давайте называть ее джуджу, чтобы было понятнее.

– Итак, эта практика джуджу, – продолжила Нья, – прижилась преимущественно в сельских районах и среди нигерийских иммигрантов в Хараре. Мы держали ее под наблюдением и не видели причин для беспокойства. Все изменилось восемь месяцев назад.

– Разрешите вас прервать? – вклинился в ее рассказ Харрис. – Что же произошло восемь месяцев назад?

Нья окинула его раздраженным взглядом.

– Прибыл бабалаво. Жрец джуджу.

Нья явно нервничала, и это разожгло в Грее любопытство, ведь она вовсе не казалась суеверной.

– Жрец джуджу… – повторил Харрис.

– Мы не знаем его имени и даже национальности, хоть и предполагаем, что он нигериец. Думайте, что хотите, но мы считаем, что именно он ответственен за все эти исчезновения. Возможно, включая исчезновение мистера Эддисона.

– Почему тогда просто не арестовать его во время обряда? – спросил Грей.

– Нам неизвестно, где и когда они проходят. И доказательств у нас нет.

– Раньше такие вещи здешнее правительство не останавливали, – сказал Грей так тихо, чтобы его услышал лишь Харрис. Тот спросил:

– Откуда вы знаете, что это мужчина?

– Все слухи именно о мужчине. Мы предполагаем, что он прибыл восемь месяцев назад, потому что, – она поколебалась, – именно тогда обряды джуджу стали меняться. Пошли слухи, что в Зимбабве приехал настоящий бабалаво, и деревенские либо благоговеют перед ним, либо испытывают совершеннейший ужас. А обряды… профессор, это уже опять ваша территория.

Виктор встал и принялся прохаживаться, заполнив все помещение своим присутствием.

– Как мы уже с вами обсуждали, сантерия, кандомбле и другие синкретические религии – это ветви распространенной в Северной и Южной Америке религии джуджу. И для нее характерны приношение в жертву животных, некромантия, вера в сглаз и одержимость духами – знакомо звучит?

– Конечно, – пожал плечами Грей.

– Члены этих сект глубоко религиозны. Они верят, что наш мир населяют духи, добрые и злые, и обращаются к ним с просьбами, стараются умиротворить их и даже пытаются с ними взаимодействовать при помощи заклинаний, ритуалов и жертвоприношений. Вижу выражения ваших лиц, но иудейская и христианская традиции тоже изобилуют подобными верованиями, просто они вам более привычны. Концепции воскрешения, пророчеств, непорочного зачатия, превращения воды в вино – они не звучат для вас фантастично или нелепо, даже если вы неверующий. Они – часть вашей культурной среды.

Виктор подождал, пока его заявление не уляжется у всех в головах. Грею оно не понравилось, но приходилось признать, что все сказанное профессором имеет смысл.

– Религиозный пантеон йоруба включает божков, богинь и духов, которые, по мнению верующих, оказывают непосредственное влияние на то, что происходит в этом мире. Последователи джуджу считают, что с младшими божками, называемыми оришами, – их можно рассматривать как аналог христианских ангелов и демонов – можно и нужно иметь дело. – Он перестал расхаживать и оперся руками на стол. – Но довольно риторики. Поймите, что производные от джуджу в Америке, хоть Северной, хоть Южной, искажены, разбавлены и несут на себе отпечаток культуры белого человека. В Нигерии же традиционное джуджу живо и здорово. И у него есть темная сторона с черной магией, ритуальными жертвами и некоторыми еще более неприятными практиками.

Если бы не солидный вид профессора Радека, не вызывающий сомнения в его здравомыслии и профессиональной компетентности, Грей счел бы его речь мелодраматичной.

Виктор снова сел и отвел глаза.

– Мне однажды уже довелось оказывать помощь в деле, где было замешано джуджу. Из Темзы выловили изувеченное тело мальчика, и судебные медэксперты установили, что он из народности йоруба. После длительного следствия были арестованы двадцать два человека, принадлежавших к лондонской секте джуджу. Было доказано, что они истязали мальчика во время религиозного обряда, а затем убили его.

Грей заметил, как побледнела Нья.

– За пределами территорий, населенных йоруба, такое случается редко, однако есть данные, что в Нигерии жертвами ритуальных убийств ежегодно становятся сотни человек. – Профессор Радек посмотрел на Грея, а потом на Харриса. – Прежде чем осуждать, вспомните, что подавляющее большинство бабалаво сами по себе вовсе не являются носителями зла. Во всяком случае, не больше, чем любые другие священники, придерживающиеся традиций своей конфессии.

– Как это утешает, – пробормотал Харрис.

Виктор улыбнулся Харрису, словно сообразительному, хотя и крайне невежественному студенту.

– Есть и кое-что похуже. Смесь традиционного джуджу со свойственной капитализму жаждой наживы привела, особенно в крупных городах, к появлению бабалаво-проходимцев, которые искажают религию ради собственной выгоды. Они нанимают так называемых охотников за головами, чтобы те добывали части человеческих тел, а потом используют их добычу для ритуалов, которые, как считается, лечат болезни, способствуют сексуальной мощи и даже позволяют обрести власть. В прошлом году в Лагосе арестовали таксиста, который вырвал глаза и язык у собственной жены, обезглавил своего четырнадцатимесячного сына и продал части их тел охотнику за головами одного известного жреца джуджу.

– Боже милостивый, – прошептала Нья, а Грей обмяк на своем стуле. В своей жизни он повидал много ужасных вещей и слышал достаточно кошмарных историй, но эта явно тянула на одно из первых мест.

– Теперь вы понимаете, – спросил Виктор, поочередно посмотрев в глаза каждому из слушателей, – почему этого человека нужно воспринимать всерьез?

– Мне трудно поверить, что в двадцать первом веке где-то совершаются человеческие жертвоприношения, – признался Грей. – Думал, хотя бы это наконец-то осталось в прошлом.

– Жертвоприношение лежит в основе большинства религий. Библейский иудаизм изобиловал жертвоприношениями животных, Авраам был готов принести в жертву собственного сына, а в христианстве сама концепция спасения зиждется на жертве. Африканские и дальневосточные религии, американцы до Колумба, кельты, скандинавы, минойцы, некоторые секты в индуизме – осмелюсь сказать, что религии во всех уголках земного шара в то или иное время практиковали человеческие жертвоприношения.

– Ключевая фраза – «в то или иное время», – бросил Харрис. – Уверен, пещерные люди вообще делали много гадкого.

– Сегодня все правительства и официально признанные религии считают человеческие жертвоприношения вне закона, – сказал Виктор. – Однако на территориях, которые населены йоруба, ритуальные убийства – это реальность. Впрочем, и не только там.

Харрис хмыкнул.

– Откуда вам знать? Это звучит как городская легенда.

– Потому что я их расследовал.

Виктор заявил это со спокойной уверенностью человека, которому незачем хвастаться. Может, подумал Грей, он все-таки не такой уж зануда?

– Вы убедили меня, что религии джуджу присущи совершенно ужасные вещи, – продолжал Харрис. – Профессор, вы производите впечатление умного человека, но давайте будем честны. Вы предлагаете нам исходить из предположения, что Эддисон был принесен в жертву в ходе какого-то обряда? Думаю, случись нечто подобное, его подружка непременно бы это заметила.

Грей обнаружил, что снова согласен с Харрисом, хотя вообще-то подобное происходило редко.

– Вы правы. Присутствующие не могли не заметить жертвоприношения. И отсутствие трупа в этом деле лично я нахожу очень тревожным знаком.

Харрис поднял руки.

– Человеческая жертва? Исчезающие тела? Из всей этой беседы я вынес лишь одно: мы понятия не имеем, что там случилось.

– Тогда, мистер Пауэлл, мы с вами наконец-то на одной волне. Думаю, можно смело заключить, что никто из нас и близко не может предположить, что все-таки произошло внутри этого круга.

Харрис повернулся к Нье:

– У вас есть еще какая-нибудь информация, которая относится к этому расследованию?

– Больше нет.

– Тогда, уверен, все согласятся, что в качестве следующего шага надо поговорить со свидетелями из плоти и крови. С девушкой Эддисона и любыми другими очевидцами обряда, кого мы только сможем найти.

– Найти очевидцев будет довольно трудно, – сообщила Нья. – В Зимбабве к джуджу относятся неодобрительно.

– Отлично, – воскликнул Харрис, – приму к сведению. Спасибо вам обоим, что согласились встретиться. И еще раз спасибо за помощь вашего правительства. Посол очень благодарен. – Он сделал знак Грею, и оба они встали.

Нья тоже поднялась и вручила каждому по визитке.

– Позвольте напомнить, что вы не имеете права проводить никакие следственные мероприятия без моего участия.

– Конечно, – пробормотал Харрис, уже открывавший дверь.

Прежде чем выйти следом за ним, Грей обернулся. Нья с непроницаемым лицом смотрела им вслед. Виктор скрестил руки на груди, его взгляд был устремлен в никуда.

4

Легкий вечерний ветерок обдувал их лица, когда они шли обратно через центр города.

– Какого же черта Эддисона понесло на этот обряд? – Харрис недовольно отмахнулся от комара. – Ведь ясно же, если ты поперся в буш вместе с кучкой религиозных фанатиков – добра не жди. Думаю, нам нужно будет поглубже вникнуть в это дело завтра с утра. Вернее, тебе нужно будет. Мне предстоит подготовиться к паре важных брифингов, что устраивают на этой неделе, поэтому за всю повседневную рутину будешь отвечать ты. Держи меня в курсе. Посол хочет, чтобы ему постоянно докладывали о ходе расследования.

Грей и не ожидал ничего иного. Он знал, что Харрису неохота связываться с этим делом, но, учитывая заинтересованность посла, тот вынужден держать процесс на контроле.

– Не уверен, что я самый подходящий для этого человек, – сказал Грей. – Религия вообще-то не мой конек.

– Ты идеально годишься. Не хочу, чтобы делом занимался какой-нибудь джорджтаунский тупица. Мне нужен человек, который нестандартно мыслит, а тебя-то уж, блин, в стандартном подходе не упрекнуть.

После фиаско с попыткой похищения в Колумбии Грей не мог оспорить такое заявление. К тому же ему хотелось чего-то новенького, а в этом деле рутиной и не пахло.

– Насколько посол близок с Эддисоном? Как он это воспринял?

– Они вместе ездят в Дартмут, трижды в неделю ходят на гольф и проводят отпуск в одном бунгало.

– Как мило.

– Я бы все-таки так не переживал. Вероятно, Эддисон оттягивается с какой-нибудь глазастой пейзанкой или окопался в борделе в Йобурге. У нас нет ни записки с требованием выкупа, ни свидетельств того, что было совершено преступление. Ты же не веришь в ту чепуху, которую нес этот полоумный профессор? Так что просто попытайся отыскать что-нибудь, чем задобрить посла, прежде чем Эддисон обнаружится в опиумном притоне.

– В таком случае ты, наверное, найдешь его раньше, чем я.

Харрис, соглашаясь, издал короткий смешок.

– Нья, кажется, слишком молода, чтобы быть за главную, – заметил Грей. – Но знающая.

– Думаешь, тем, кто действительно здесь командует, не наплевать на десяток пропавших деревенщин, колдуна и бывшего сотрудника посольства? Небось кому-то просто захотелось сплавить ее с глаз долой, чтобы не мешалась.

– Очень может быть.

– Она горячая штучка. Пожалуй, я бы ею занялся, да только не думаю, что ее расколоть проще, чем стальной кокосовый орех. – Харрис остановился на Юнион-авеню, перед обветшалым фасадом викторианского здания – там располагался отель (а, откровенно говоря, бордель), который частенько посещали сотрудники посольства. – Я предпочитаю, чтобы мои женщины были посговорчивее. Пожалуй, зайду-ка я в «Замок». Сейчас самое время выпить пивка. Хочешь со мной?

В пятнадцать лет отец затащил Грея в публичный дом в Токио. Девушка оказалась даже младше Грея, и когда он, нервничая, предложил просто поговорить, то увидел в ее взгляде благодарность. Грей не был святым, но с того дня предпочитал пороки, которым можно предаваться, не задействуя других людей.

– Ты знаешь, что я тебе отвечу.

– Даже слишком хорошо знаю, Грей, даже слишком хорошо. Вот доживешь до моих лет и запоешь по-другому, это я тебе гарантирую. Тебе сколько, тридцать? Подожди, пока тебе не придется напрягаться ради такого удовольствия. Приятная внешность, густая шевелюра и пуританская мораль имеют забавную привычку одновременно сдавать позиции.

И Харрис исчез в дымном фойе. Грей постоял на перекрестке, наблюдая, как одинокие вороватые силуэты снуют в темном подбрюшье Хараре. Потом повернулся и пустился в обратный путь к посольству.

* * *

Грей закрыл свой кабинет и вызвал такси. Из-за топливного кризиса в Зимбабве его посольский автомобиль не стоило и пытаться заправить. В последний раз, когда он услышал, что на одной колонке есть бензин и приехал туда, то уперся в хвост пятичасовой очереди. Горючее можно было найти на черном рынке, но закон сурово наказывал за подобные сделки, не говоря уже о пятне на репутации посольства.

Он вышел на улицу дожидаться такси и обратился мыслями к недавней встрече. Впрочем, ненадолго. Факт того, что исчез не один, а десять человек, конечно, давал почву для размышлений, но граждане США в африканском буше еще не пропадали. В принципе, теория Харриса насчет семейной свары казалась более правдоподобной, чем инсинуации профессора Радека. Грей никогда не расследовал похищения людей, но его опыт говорил, что человеческими существами обычно движут несколько проверенных временем мотивов. Завтра нужно будет поговорить с подругой пропавшего.

За спиной Грея раздались грубые крики. Обернувшись, он увидел мужчину, который, идя по улице, орал на сопровождавшую его женщину. Рядом с ними семенили двое маленьких детей. Мужчина, не замолкая, принялся трясти пальцем у самого лица женщины, чуть ли не тыча в него. Та попыталась отвернуться, и это вызвало у ее спутника еще большую агрессию.

Внутри у Грея все сжалось, захотелось вернуться и засунуть палец крикуна ему же в глотку. Грей знал наверняка, на собственном опыте, что порядок в этой семье зиждется на таких вещах, которые не принято выставлять на всеобщее обозрение. Перед глазами встал его собственный отец – кулак занесен, лицо пошло пятнами, в глазах горит злоба. Грей видел, как этот кулак, торчащий из рукава военной формы, опускается снова и снова.

Отец Грея был боксером-чемпионом и солдатом до мозга костей. Когда он учил сына драться, то требовал, чтобы тот отвечал ударом на удар, а когда мальчик подчинялся, бил его еще сильнее. Когда мать пыталась вмешаться, ей доставалось тоже.

Когда Грею исполнилось десять, отца после многолетнего кочевания по военным базам разных стран перебросили в Японию. Тот счел, что традиционное японское каратэ недостаточно хорошо для его погруженного в себя и чересчур худосочного сына. Отцу приглянулось самое жесткое и эффективное боевое искусство страны – джиу-джитсу. Оно сформировалось как метод самозащиты самураев, когда те вынуждены были без оружия противостоять тяжеловооруженным воинам. Лежавшая в основе джиу-джитсу теория заключалась в том, чтобы использовать силу атакующего против него, вместо того чтобы ей противостоять, а его приемы были направлены на поражение наиболее уязвимых мест человеческого тела: суставов, болевых точек, внутренних органов, пальцев, мягких тканей. Особый стиль, на который наткнулся отец Грея, назывался зензекай и оказался одним из самых жестоких среди школ джиу-джитсу.

На занятиях каждый день устраивали безжалостные спарринги. Координация Грея, его быстрые руки и острый ум отлично подходили для этого единоборства. Шихан, главный инструктор школы, заметил его потенциал. Шихан знал о боли и страданиях больше, чем большинству людей известно о дыхании. И Грей стал его лучшим учеником.

Грей поклялся никогда не уподобляться своему отцу, и эту клятву ему пока что удавалось сдержать. Но он унаследовал от родителя жестокость, которую приходилось нести как крест, и его передергивало каждый раз, когда ему доводилось испытывать сладостный трепет, который сопровождал физическое насилие.

В пятнадцать лет, когда мать умерла от рака, дома стало невыносимо. Год спустя Грей ушел.

Благодаря отцу у него появился навык, на котором можно заработать. Подпольные бои в Японии неимоверно популярны, а отец частенько заставлял Грея испытать себя «в реальном мире». Подростком Грей нередко проводил вечера выходных дней в качестве бойцовского петуха и был хорош в этом деле. Хорош настолько, что частенько бился со здоровыми взрослыми мужиками в два раза крупнее его. Поначалу до и после схваток его часто рвало, иногда это случалось даже во время боя, пока он не научился запирать свое неистовство в темном дальнем уголке души.

Когда Грей ушел из дома, то ездил по Японии, продолжая тренироваться и участвовать в боях в темных чревах заштатных городков. Там процветали преступные кланы и жесткая эксплуатация, поэтому юноша знал, что без отца в качестве посредника он рано или поздно окажется в очень неприятном положении.

Кое-как добравшись до Сиднея, он возник на пороге дяди по материнской линии, единственного известного ему близкого родственника. Прожив там год, Грей понял, что жизнь может быть совсем другой.

Грею было незнакомо ощущения дома, и оно не возникло у него и на благополучном побережье Австралии. Попрощавшись с дядей, он попытал счастья в Юго-Восточной Азии – сперва в Бангкоке, потом в Сеуле, Рангуне, Пномпене и других городах, где можно было заработать на путешествия боями.

Он совершил короткий набег на неподвластные времени города Европы, а потом, следуя капризу, вернулся в Америку. Ему полюбились энергия и стиль Нью-Йорка, его нерв, смешение людей на улицах. Может, тут он и не чувствовал себя дома, но не отличался в этом от всех остальных, кто жил в этом городе. Грей завербовался в морскую пехоту, потому что не видел для себя ничего другого, но поклялся не уподобляться отцу. Когда он избежал трибунала, согласившись учить рукопашному бою подразделения спецназа, то вел занятия с мрачной улыбкой. В глазах всех остальных он был конченым человеком, но лично для него это служило жизненно необходимым доказательством, что он сам по себе.

Подъехало такси. Грей медленно сел в машину, проводив уходящего по улице скандалиста и его семью долгим взглядом.

* * *

Взяв маленькую бутылочку саке, Грей устроился с ней на диване. В голове у него теснилось достаточно мыслей, поэтому ему нравилось, чтобы его материальный мир был простым. В одном углу громоздилась стопка книг: философия, история Африки и несколько классиков, в том числе Герман Гессе.

Фотографии матери и шихана стояли на журнальном столике. На стене висел его первый черный пояс, посеревший от времени и непогоды, и несколько японских картин тушью.

Когда Грей одолел примерно половину бутылочки, мысли стала туманить сонная рябь, и его плавно повлекло по заполненным клубящимся туманом зеркальным залам собственного подсознания. Вокруг мельтешили образы времен военной службы, призраки отнятых им жизней метались и задирали его, как демоны Данте.

Перед тем как уснуть, Грей устремился мыслями в более спокойные области, к немногочисленным приятным моментам, поддерживающим его веру в то, что добро все-таки существует в этом мире, каким бы уязвимым оно ни было. Он поплыл навстречу голосам из прошлого, а потом, наконец-то оказавшись дома, к теплым карим глазам матери.

5

Как всегда, Грей вышел на пробежку еще до того, как над горизонтом появилось солнце. Он покрыл свои обычные три мили по парку Хараре-Гарденс, потом принял душ и выпил кофе на балконе, наблюдая, как просыпается внизу город. Утренняя заря казалась робкой, цветная полоска на горизонте испускала трепещущий свет, такой слабый перед неохотно отступающей темнотой.

Грей жил в квартире в районе Авеню, среди многочисленных разномастных улиц, соединяющих Центральный деловой район с северными пригородами. Он провел пальцем по визитной карточке Ньи, на которой было написано ее имя и, внизу, «Министерство иностранных дел» – так в Зимбабве назывался аналог Государственного департамента. Грей позвонил ей, и она предложила встретиться возле здания табачного аукциона, у «Нандо», сетевого ресторанчика, специализирующемся на курятине с пери-пери, разновидностью перца чили. Грей натянул рубашку-поло с коротким рукавом, потом сунул свои почти уродливо длинные ноги в брюки делового стиля.

Он взял удостоверение личности, но пистолет оставил на прикроватной тумбочке – это было еще одним условием расследования. Грей не возражал, потому что был не так уж привязан к своему стволу. Стрелял он неплохо, но в Хараре такой нужды у него не возникало. Он нашел такси, и водитель, проехав через центр, направился на юг по проспекту Саймона Мазородзе. Над улицами реликтами эпохи функционирующей экономики висели безжизненные светофоры, делая прохождение перекрестков куда более захватывающим, чем следовало бы.

Двадцать минут спустя они остановились перед «Нандо». Грей увидел Нью возле «лендровера» последней модели, цвета лесной зелени. Большинство из тех, кто имеет в Хараре такие автомобили, – либо толстосумы, либо взяточники. А обычно и то и другое.

На Нье был облегающий брючный костюм угольного цвета, волосы собраны сзади, а строгие солнцезащитные очки делали их обладательницу чем-то похожей на римского центуриона. Она официально поздоровалась и жестом пригласила его в машину. Грей не заметил в салоне ничего, что дало бы ему представление об индивидуальности Ньи Машумбы, если, конечно, не считать подсказкой отсутствие подсказок: нарочитая безликость, казалось, тщательно создана, чтобы сбить с толку таких, как он.

Они ехали по району скромных одноэтажных домиков, к каждому из которых прилагался столь же непритязательный земельный участок. Земля поросла сорняками, краска на домах облупилась, бродячие псы рылись в уличном мусоре. Чем дальше они продвигались, тем напряженнее становилось лицо Грея.

– Что-то не так? – спросила Нья. – Помнится, вы вроде бы говорили, что давно здесь живете.

– Я не ожидал подобного от района Вотерфолс.

Ее брови поднялись.

– Мало кто из иностранцев, особенно с Запада, знаком с этой с этой частью Хараре.

Грей многозначительно окинул взглядом интерьер салона.

– Удивлен, что вам это известно.

– Будьте осторожны с суждениями, пока у вас нет фактов. Это может завести расследование в тупик.

– Вы просто ошиблись в предположении, – сказал Грей, – и я не в обиде. Вас не должно удивлять, когда люди делают очевидные выводы.

Вместо ехидного или резкого ответа, которого он ожидал, Нья промолчала. Если она хочет играть жестко, Грей был готов к этому. Он не испытывал любви ни к кому из тех, кто имеет отношение к местному режиму.

Грей знал нескольких зимбабвийцев, которые жили в Вотерфолсе, в основном это были молодые специалисты и мелкие бизнесмены. Поэтому его удивило такое почти убогое состояние района. Ему довелось повидать ужасные трущобы на окраинах Хараре, но если здесь обитают те, у кого есть приличная работа, значит, страна пала даже ниже, чем ему казалось.

Нья остановилась перед одним из менее запущенных домов – коттеджем с терракотовой крышей и белыми оштукатуренными стенами. Его окружала низенькая живая изгородь, увитая венериным башмачком и страстоцветом.

Миновав источающее дивный аромат дерево плюмерии, они подошли к входной двери. Ее открыла привлекательная молодая женщина с ямочками на щеках, полными губами и множеством тонких косичек. Она вгляделась в гостей миндалевидными покрасневшими глазами.

– Мисс Машумба?

Выражение лица Ньи смягчилось.

– Спасибо, что согласились встретиться. Это Доминик Грей из американского посольства.

– Тапива Чакава, – женщина неуверенно протянула руку Грею. – Можете звать меня Тапс. Проходите.

Она провела их в маленькую гостиную с большим количеством комнатных растений. По стенам и потолку вились лозы, создавая атмосферу тропиков. Все расселись по плетеным креслам, на которых лежали подушки с ярким цветочным рисунком. Тапс повернулась к Грею.

– Вы знали… знаете Уильяма? – Она говорила медленно и вдумчиво, четко выговаривая слова.

– Нет. Но я так понимаю, он был очень дружен с нашим послом.

– У него много друзей. Он хороший человек, ага? Он никогда бы не исчез просто так и не бросил меня. Никогда… – Она хотела сказать что-то еще, но ее губы задрожали, из груди вырвался всхлип. – Простите, пожалуйста.

Грей коснулся плеча Тапс.

– Мы здесь, чтобы помочь вам. Если вам нужно время успокоиться…

– Нет, – произнесла она, выпрямляясь, – я хочу помочь. Что вам рассказать?

– Все, что можете, про вечер прошлой субботы, – сказал Грей. – Начните с начала. Сколько раз вы ходили на эти… мероприятия?

– Один или два, – перекрестилась она. – И больше никогда. В субботу я пошла с Уильямом. Он не знал, что я раньше бывала на обрядах джуджу.

– Он попросил вас пойти?

Она заколебалась.

– В ту субботу он ушел от меня раньше обычного, и я… я поехала за его автомобилем. Не то чтобы я ему не доверяла, нет… просто я подумала, что он ведет себя как-то странно. Наверное, шпионка из меня неважная, потому что он меня заметил и дал сигнал притормозить. Вид у него был нервный, а я, – она прикусила губу, – обвинила его в том, что он встречается с другой женщиной. Уильям поклялся, что нет, и я ему поверила.

– Продолжайте, – пробормотала Нья.

– Он сказал, что собрался посетить один обряд, но должен явиться туда один, потому-то ничего мне не говорил. Я предположила, что это, наверное, обряд джуджу, и сказала, что тоже как-то раз была на таком. Это его явно успокоило, и он согласился взять меня с собой. Мы отогнали мою машину назад и поехали вместе.

– А вы знали, куда именно вы поехали?

– Нет. За рулем был Уильям. Сперва мы двигались по Марондера-роуд, но где-то через час съехали в саванну на грунтовку, а потом несколько раз поворачивали. Не знаю, куда мы приехали, снова мне этого места не найти. Уильям остановил машину у старой водонапорной башни, и мы прошли где-то с полкилометра, пока не добрались до места, где все это должно было состояться.

У Грея промелькнуло две мысли: Тапс говорит правду, а еще она волнуется. И это не обычное волнение людей, которые не привыкли говорить с представителями правоохранительных органов; так нервничают, если чего-то боятся.

– Не могли бы вы описать ритуал с самого начала? – предложил он.

Его собеседница принялась разглядывать собственные руки.

– Я сразу так и знала, что этот ритуал будет отличаться от прошлых. Те были более… безобидными. – Ее взгляд переместился на Нью. – Понимаете, мисс Машумба, я католичка. И на предыдущих обрядах мы тоже молились, просто иначе. А в этот раз…

Нья молча слушала. Грей встречал мало людей, понять которых было так же сложно, как ее. Интересно, она хорошо маскирует эмоции или просто холодна? А Тапс продолжила:

– В этот раз люди делали… всякое. Противоестественное. Когда мы подошли, все начали скандировать.

– Что именно?

– Всего лишь одно слово, – понизив голос, сказала она. – «Н’анга». Они повторяли его снова и снова.

Грей посмотрел на Нью.

– Н’анга – это слово из языка шона, – пояснила та. – Приблизительно переводится как «тот, кто призывает». – Нья подалась вперед. – Почему они это скандировали?

– Там был мужчина. Посреди толпы, возле каменного алтаря. До меня доходили слухи о таком человеке, о настоящем бабалаво, который приехал в Зимбабве. Мне хотелось его увидеть, но там я сразу поняла, что он точно не из хороших. А те, кто вокруг… они ему поклонялись. – Она отвернулась. – Но не я.

– Все мы совершаем поступки, о которых потом жалеем, – коснулся ее руки Грей. – Вы хорошо его разглядели? Сможете описать?

– Он был в маске и западноафриканском балахоне. Вы их видели, такие развевающиеся, с широкими рукавами…

– Агбада, – пояснила Нья.

– Его балахон был красным. Он африканец, это я по кистям рук поняла, а все остальное скрывалось под маской и балахоном. И еще он был высоким. – Она впилась взглядом в Грея. – Даже выше вас.

– Пожалуйста, расскажите, как проходил обряд, во всех подробностях. – попросил Грей.

Тапс пожала плечами.