Annotation
Семнадцать. Жаркое лето близится к концу. Выпускной класс, планы, мечты.
Ничто не предвещает беды, но внезапно мой мир рушится словно хрупкий карточный домик.
Против отца выдвигают серьёзные обвинения, и мне приходится переехать из столицы в небольшой приморский городок. А там… Там я, волей случая, сразу же попадаю в самый эпицентр громкой, скандальной истории.
В тексте есть: первая любовь, запретные чувства, настойчивый герой, девушка с характером
Запрет на любовь
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Глава 34
Глава 35
Глава 36
Глава 37
Глава 38
Глава 39
Глава 40
Глава 41
Глава 42
Глава 43
Глава 44
Глава 45
Глава 46
Глава 47
Глава 48
Глава 49
Глава 50
Эпилог
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
Запрет на любовь
Анна Джолос
Глава 1
Тридцатое августа
Красоморск
— Дорогая! Как я рада тебя видеть! — бабушка Алиса бросается ко мне со слезами. — Милая моя! Какая ты взрослая стала! Ах! Дед не узнает!
Молча терплю все эти восклицания и объятия, испытывая дикую неловкость.
Конечно не узнает. Крайний раз мы виделись лет десять назад. Ещё в Тбилиси. Я в первый класс тогда пошла.
— Красавица наша! — родственница без конца расцеловывает мои щёки горячими губами. — Как дорога? Устала? — обеспокоенно заглядывает в глаза и с ходу атакует вопросами. — Уж лучше бы самолётом прилетела, так быстрее. Больно долго поездом томиться.
Ну нет, тут я не согласна. Мне точно нужно было время. Для того, чтобы осознать и как-то принять неизбежное.
— Идём. Пётр Игоревич возьмёт вещи, — указывает на высокого, плотного мужчину, одетого в строгий классический костюм.
— Здравствуйте, — коротко здоровается он со мной. — Позволите? — протягивает руку.
— Нет, — отступая на шаг, категорически отказываюсь отдать ему чехол. — Всё остальное можно, — добавляю уже мягче, чтобы не показаться законченной грубиянкой.
— Ракетки, — улыбаясь, подмигивает бабушка.
— Да. Я никому их не доверяю.
Она понимающе кивает.
— Слышал? Никому. Не обижайся, Пётр Игоревич. Ну что, идём, моя девочка? — мягко повторяет она, опуская ладонь мне на лопатку.
— Идём, — с шумом выдыхаю обречённо.
И вот мы с ней шагаем по платформе железнодорожного вокзала Красоморска, ранее существовавшего для меня лишь на открытках. Такого далёкого, незнакомого и пугающего. Пугающего своей неизвестностью.
— Ты слишком тепло одета, милая, — Алиса Андреевна окидывает взглядом мой брючный костюм.
Я в нём действительно уже вспотеть успела.
— В Москве было холодно, когда я уезжала, — поясняю, чтобы хоть как-то поддержать разговор. — Дождь ещё шёл.
Вместо меня роняя слёзы на серый асфальт.
— Ой, там у вас ерунда, а не погода, — отмахивается бабушка. — То ли дело у нас на Юге. Солнышко, тепло!
Молчу.
Тепло? Утро, а жара и духота невыносимая. Я бы именно так это сейчас описала…
Проходим через здание маленького железнодорожного вокзала и выходим на улицу. Мужчина обходит автомобиль, припаркованный неподалёку, открывает нам двери, загружает мои вещи в багажник и садится за руль.
— Пётр Игоревич работает у нас много лет, — рассказывает бабушка. — Он всегда отвезёт тебя, куда потребуется. В школу, на тренировку, к морю.
— Вы же не собираетесь держать меня тут как в тюрьме? — уточняю я, нахмурившись.
— Ну что ты!
Отец в этом плане итак был излишне строг. Никогда не отпускал меня в Москве куда-то одну. Рядом всегда был водитель или охранник, а в более раннем возрасте Нино, моя гувернантка.
Не хотелось бы, чтобы и здесь мою свободу давили, ограничивая.
— Мы очень ждали тебя, Тата, — её мягкая, теплая ладонь ложится на мою, и я с трудом сдерживаю в себе порыв убрать руку.
Я же вообще не контактная в плане всех этих тактильных вещей. Особенно, касаемо женщин. Росла с отцом, а у нас с ним, несмотря на сильную связь, не было принято проявлять эмоции подобным образом. Разве что иногда… Как в тот проклятый день, когда нам позволили встретиться в СИЗО. Там я откровенно рыдала, прижавшись щекой к его широкой груди.
Папа…
Как же ты там, родной?
Чтобы отвлечься от разрывающих душу мыслей, поворачиваюсь к окну и рассматриваю те места, которые мы проезжаем.
После Москвы сразу бросается в глаза, что Красоморск — очень маленький город. Движение в две полосы, узкие улочки, маленькие магазины и миниатюрные гостиницы. Палатки, обилие частных домов, тесная набережная, вдоль которой туда-сюда снуют приехавшие к морю люди.
Кстати, о нём. О море.
Пока это единственное, что мне здесь нравится. Ведь едва беспокойные синие воды открываются взору, под рёбрами начинает приятно щекотать.
Плавать я не умею, но бороться с внезапно возникшем желанием зайти туда босыми носами, точно не буду.
— Приехали, — сообщает бабушка.
Выбравшись из автомобиля, поднимаю взгляд на возвышающуюся надо мной махину из красного кирпича.
— Проходи, дорогая, — указывает на аккуратную мощёную дорожку. — У нас большая территория. Есть свой сад и пруд.
Выгибаю бровь.
Говоря по правде, территория и впрямь поражает своими размерами, пространством и высаженной повсюду зеленью. Впрочем, не меньше поражает и дом моего деда, бывшего губернатора.
Он, чужой, огромный, укрытый ползущими ветками дикого винограда, наряду с настороженностью вызывает во мне то странное волнение, к которому я не была готова.
— Всё же, думаю, ты устала с дороги. Давай сразу поднимемся наверх, я покажу тебе твою комнату, — предлагает Алиса Андреевна, когда оказываемся в помещении.
Киваю и послушно плетусь за ней.
Поднимаясь по белоснежной мраморной лестнице, разглядываю внушительную хрустальную люстру, подвешенную на длинных цепях.
— Впечатляет?
— Красиво.
Дорого-богато. Так про это говорят.
— Наш дом, — пожалуй, единственное, что осталось от прошлой жизни, — с глубокой тоской в голосе произносит она. — Теперь, когда ты приехала, в нём не будет так пусто и одиноко. Нам сюда, — провожает до комнаты, расположенной в самом дальнем углу. — Входи, — пропускает вперёд, тоже заметно нервничая.
Осматриваюсь.
Здесь очень светло, просторно и свежо.
Пастельные тона. Изящная мебель. Большое резное зеркало и туалетный столик, принцесскина кровать на высоких ножках. Настенные и напольные светильники.
Стук моих каблуков нарушает тишину, неприятно режущую слух. Правда, как только бабушка распахивает стеклянные двери, ведущие на примыкающую веранду, спальню тут же заполняют звуки пения неугомонных птиц, перекликающихся на своём собственном языке.
— Ну как тебе? Нравится? — спрашивает она с надеждой.
Я в этот момент пристально разглядываю одну из больших картин, на которой изображена хрупкая балерина в невесомом, воздушном платье голубого цвета.
— Ты можешь поменять что-то по своему вкусу, если пожелаешь.
Протягиваю руку, снимаю рамку со стены и кладу изображением вниз.
— В этом большом доме найдётся другая комната? — интересуюсь холодно.
Стоило догадаться, кому принадлежала эта. Сердце ведь буквально разорвалось, когда я сюда вошла.
— Это самая лучшая спальня. К тому же, с веранды видно море и горы… — растерянно произносит женщина в ответ.
— Она здесь жила, — проговариваю сухо.
— Это было очень давно. Почти двадцать лет прошло.
— Какая разница?
— Если захочешь, то мы, конечно, приготовим для тебя другую комнату. Но ты не горячись, Тата.
Порывается подойти, однако я поднимаю на неё колючий взгляд.
— Оставить тебя одну? — верно считывает моё настроение.
— Да.
— Хорошо. Отдохни. Пётр Игоревич поднимет вещи чуть позже, — смиренно отступает назад. — Спустишься к обеду? — складывает вместе пальцы, украшенные перстнями.
— Я не голодна.
— И всё-таки. Если спустишься, я буду рада, — говорит она, закрывая за собой дверь.
Обречённо вздыхаю, снимая с плеча теннисную сумку.
С одной стороны мне очень хочется поскорее уйти из этой спальни, но с другой… Та часть меня, которая всё ещё помнит о существовании матери-предательницы, борется с болезненным, внезапно проснувшимся любопытством.
Опускаюсь на кровать и прикрываю отяжелевшие веки, подставляя лицо ворвавшемуся в комнату порыву ветерка.
Катастрофа.
Совершенно точно как раньше уже не будет, Тата. Но если честно, родители матери — далеко не самый худший вариант из возможных.
Взять хотя бы семью отца… Вот уж в чьём доме ты точно не смогла бы находится.
«Неужели ты не видишь? Это не наши гены! У девчонки мерзкий характер. Она вырастет и станет такой же, как мать. Тебе нужны другие дети, Амиран. Женись на дочери Гигвадзе и подари мне внуков. Прошу тебя!»
Эти слова матери, обращённые к своему сыну, я услышала однажды, будучи маленьким ребёнком.
Бабушка Этери и её муж, мягко выражаясь, недолюбливали меня с самого детства. Они никогда не скрывали своего особого отношения ко мне. Наверное, поэтому я крайне редко оказывалась у них в гостях. Да, в общем-то, и не хотелось находиться там, где тебе были не рады.
«Твоя мать — падшая женщина. Предательница. Змея!»
«Ну что ты смотришь, зверёныш? Ты чужая и своей никогда не станешь!» — повторяла бабушка Этери всякий раз при встрече. (Не при отце конечно…)
Морщусь, блокируя поток неприятных воспоминаний.
Думается мне, папа всё же поступил верно, решив отправить меня сюда, а не в Грузию.
Падаю на подушку и подкладываю ладонь под щёку.
Ничего. Продержусь как-нибудь этот год и вернусь в Москву. А может быть, все обвинения снимут и мы с отцом воссоединимся ещё раньше.
Только эта мысль, греющая душу, меня немного и успокаивает…
Глава 2
Обед я всё-таки пропускаю и вниз спускаюсь только к ужину.
Бабушка Алиса, заметно воспрянув духом, предпринимает очередную попытку наладить общение, поскольку наш диалог, состоявшийся в спальне моей горе-«матери», оставил после себя довольно неприятный осадок.
— Ты почти ничего не поела. Овощи, спаржа… К десерту не притронулась. Придерживаешься какой-то диеты?
— Нет. Просто слежу за питанием.
— Ох, знакомая история… Нашему Эдуарду Сергеичу это не понравится, — многозначительно покашливает в кулак. — Расскажешь подробнее, что привыкла есть. Я должна знать.
— Ладно. Чем занимается дед?
Как я поняла, он сейчас в отъезде и не смог меня встретить из-за каких-то неотложных дел.
— Работает. Всё без конца что-то строит, инвестирует. Никак не угомонится на старости лет, — вздыхая, закатывает глаза. — Говорит, что сойдёт с ума, если придётся постоянно находиться дома. А мне, наоборот, хорошо тут. Вот садом занялась, когда вышла на пенсию. Здесь у меня много разных кустов и деревьев, — указывает налево, когда мы неспешно прогуливаемся по каменистой дорожке. — Ты любишь фрукты?
— Да.
— Ну вот. Если бы ты немного раньше приехала… — она разочаровано всплёскивает руками. — Клубника, ежевика, малина отошла уже. Крыжовник ещё помаленьку есть. А так, смотри, яблок в этому году много, груши, сливы, виноград.
— Моя школа далеко отсюда? — останавливаюсь в тени раскидистой яблони.
— Минут двадцать, если на машине, — поправляет шляпку, дивно сочетающуюся с платьем. — Город у нас маленький.
— А набережная где?
— Береговая линия близко. Благоустроенный городской пляж чуть дальше.
— Я видела велосипед у ворот…
— Это мой, — заявляет неожиданно.
Хотя почему же неожиданно. Для своего возраста она выглядит отлично. Видно, что активная и занимается собой.
— Возьму? Хочу покататься.
Алиса Андреевна настороженно замирает.
— Дорогая, — растерявшись, пытается улыбнуться. — Ты… только приехала, ничего здесь не знаешь. Как же я могу отпустить тебя одну?
— Что такого? Ты же сама сказала, что город у вас маленький.
— Да, но…
— Я недолго. Проеду туда-обратно.
— Давай Пётр Игоревич отвезёт нас в центр, — предлагает совсем не то, что мне нужно. — Мы могли бы вместе выбрать тебе наряд к первому сентября, а заодно и прогуляться по набережной. Как тебе такая идея?
— Наряд у меня уже есть. Я всего лишь хочу посмотреть окрестности. Сама, — добавляю с нажимом.
— И всё-таки давай дождёмся деда.
Видно, что ей не хочется мне отказывать, но страх, похоже, побеждает.
— У меня есть перцовый баллончик.
— Милая…
— Никто не станет похищать меня, — вырывается непроизвольно, и она, побледнев, резко меняется в лице.
— Не станем проверять.
— Но…
— Идём, посидим в беседке, — зовёт, однако я остаюсь на месте. — Тата…
— Голова разболелась, полежу, — разворачиваюсь в противоположном направлении и из вредности возвращаюсь в дом.
Нет. Судя по всему, и здесь меня планируют опекать-оберегать, продолжая неизменную отцовскую традицию.
Захлопываю дверь за спиной.
На этот раз спальня встречает меня отрядом чемоданов. Видимо, тактичный Пётр поднялся сюда в наше отсутствие.
Приседаю, расстёгиваю один из них и обречённо принимаюсь разбирать привезённый из Москвы гардероб. Развешиваю на вешалки костюмы и платья, аккуратно раскладываю на полки шкафа бельё и личные вещи. Выставляю на столик нашу с отцом фотографию, аккуратно расставляю косметику и туалетную воду.
Со двора доносится шум.
Выглядываю с балкона на улицу. Вижу, как грузовик въезжает в распахнутые ворота и…
Если спросите меня, что в мозгу тогда перемкнуло, объяснить я вам навряд ли смогу.
Опомниться и осознать наглость своей выходки оказываюсь способна лишь тогда, когда отъезжаю от дома, активно покручивая педали бабушкиного велосипеда.
*********
Целый час проходит с тех пор, как я совершила свой бессовестный побег. Телефон молчит, а это значит, что бабушка до сих пор не обнаружила пропажу и не кинулась меня искать.
Чувство вины испытываю конечно, но ничего ведь страшного не произошло, верно? Я просто объехала на велике всё побережье. Город и правда оказался крошечным. А ещё очень зелёным и живописным.
Прежде, чем вернуться, решаю всё-таки осуществить задуманное. На общем пляже заходить в воду как-то не решилась, а вот здесь, на диком, пустынном, вполне себе можно.
Оставляю велик на грунтовой дорожке, быстро скидываю кеды вместе с носками. Ребром ладони закрываю глаза от лучей заходящего солнца и шагаю к волнам, рьяно плещущимся у берега.
Ступни вязнут и тонут в горячем песке. Передо мной простирается ярко-оранжевое небо, в которое то и дело взмывают чайки.
Закат в месте, подобном этому, несомненно, — что-то невероятное. На картинках выглядит красиво, но воочию просто чистый восторг.
Подкатив джинсы, захожу в воду. Неглубоко. Совсем немножко. Где-то по щиколотку. По телу вверх бегут мурашки, и я ловлю себя на том, что непроизвольно улыбаюсь, когда тёплое море касается кожи.
Пару минут стою, наслаждаясь моментом. Затем достаю из заднего кармана телефон и делаю парочку снимков, на которых пытаюсь запечатлеть горящий алым небосвод.
Ну вот, теперь можно ехать.
Смеркается. Пора возвращаться.
Разворачиваюсь и направляюсь к велику, попутно вытаскивая наушник, возвестивший о том, что заряд сел окончательно.
Перекидываю ногу через сиденье, и где-то именно тут слышу это. Раздавшийся неподалёку визг тормозов. Громкую музыку, доносящуюся из колонок. Асинхронные хлопки дверей и мужские голоса.
Замерев в тени деревьев, получаю временную дезориентацию. Мне ведь нужно проехать именно в ту сторону.
Музыка затихает, голоса же, наоборот, становятся громче. Шаги приближаются и вот… Через какое-то время я вижу компанию парней, появившихся на пляже.
Казалось бы, что в этом такого? Молодёжь приехала отдыхать. Однако моя интуиция никогда меня не подводит. Нутром чувствую, что сейчас будет происходить что-то нехорошее, а уж когда вижу, как обступают и берут в круг одного из парней, сомнений вовсе не остаётся.
Вообще возникает предположение, что он не по своей воле здесь оказался. Его довольно грубо толкают от одного к другому. На него направлена всеобщая злость и агрессия.
Из пролеска не услышать, о чём они говорят на повышенных тонах, но даже отсюда ощущается та атмосфера, что там царит. Напряжение можно считать по тем позам, которые принимают молодые люди. Потому, когда один из них вдруг резко бьёт по лицу того, кто стоит в кругу, я вздрагиваю, но не слишком удивляюсь. С самого начала почему-то было ясно, что приехали они сюда не для задушевной беседы.
— Вставай! — долетают до меня обрывки разговора.
Тот парень, которому выпала на сегодня роль жертвы, покачиваясь, поднимается на ноги. Однако едва он делает это, как получает новый удар от человека, что стоит напротив. А затем ещё.
Какой кошмар!
Я, ни разу в жизни не видевшая драки, в шоке и растерянности наблюдаю за происходящим. Как хладнокровно наблюдают, не вмешиваясь, и все остальные участники этого неприятного действа.
Господи.
Оглядываюсь.
А тут ведь совсем никого… Глушь.
Что если они задумали нечто страшное?
Что если собираются забить его до полусмерти? Или что похуже.
Пожалуй, только эта мысль вырывает меня из того состояния оцепенения, в котором я пребываю.
Что делать? Нужно же ведь как-то помочь.
В панике лихорадочно соображаю, на автомате сжимая в ладони вездесущий баллончик.
Одной мне с ними не справиться, но у меня есть телефон, а значит, я могу рассказать о том, что вижу.
Встрепенувшись, снова выуживаю из кармана телефон и, не особо размышляя о последствиях, дрожащими пальцами набираю номер единой экстренной службы.