* * *

Я почти ничего не замечала в то утро после смены часовых поясов. Жевала немецкий хлеб и рассеянно смотрела по сторонам, с преподавателем века я так и не пересеклась, потому что Лоу хотел немедленно отправиться на поиски книжного магазина, где Коринна купила открытку. Он облачился в мятую льняную рубашку без воротника, причесал седую гриву и опрыскался лосьоном после бритья, словно собирался на свидание. Я надела джинсы, футболку и кроссовки; никаких украшений, ничего связанного с йогой. На подвесном мосту, где когда-то гуляли Пол Маккартни, Ринго Старр и Миа Фэрроу, я вступила в коровью лепешку. Лоу не обратил внимания, бурно разглагольствуя о том, что раньше тут все было по-другому и вообще лучше. А я думала: ты что же, считал, будто они заморозили страну на пятьдесят лет, чтобы ты обрел здесь peace of mind? Никакого покоя тут не было и в помине, все шокировало и возмущало Лоу. Идти с ним по Ришикешу, который перестал быть его Ришикешем, было сродни тому, что слушать с ним по радио новые хиты – один бездушный мусор, куда подевалась настоящая музыка? Милый Лоу, то, что мы видим, и есть настоящий Ришикеш. Прежнего больше не существует. И, честно говоря, мне этот нравился больше. Несмотря на шум и суету, Ришикеш полон покоя. Да, на узком мосту толпы прохожих, мотороллеры, коровы, но никто не ругается, не толкается, все обходительны друг с другом. Словно живут в едином трансе, а может, просто никому нет дела до окружающих.

* * *

Мы перешли на другой берег и, сверяясь с гугл-картами, оказались на рынке, который так сиял красками, словно мы наглотались таблеток, – индиго, рубин, золото. Яркость красок бодрила. Краски звучали. А потом мы нашли книжный магазин. Открыли дверь, намасте, доброе утро. Лоу достал открытку с Шивой и обезьянами, слетавшую за пару недель в Берлин и обратно.

– Да, есть еще такие.

– Нам нужна не открытка. – Я объяснила продавщице, что мы ищем одного человека. – Это моя мама. Может, вспомните ее?

Девушка долго смотрела на открытку, потом на меня, словно надеясь отыскать на моем лице свое воспоминание, потом покачала головой. Я не поняла, означает это «да» или «нет». Или «может быть».

Лоу показал фотографию Коринны в своем телефоне, потом еще и описал ее, будто фотографии недостаточно. Он с такой любовью и таким отчаянием описывал в мельчайших деталях ее лицо, руки, манеру поведения – никто в мире, даже я, не знал Коринну так хорошо, как он. И никто так не любил, даже спустя годы. Он не понимал, как продавщица может ее не помнить. Не понимал, что Коринна, его Коринна, была для нее всего лишь лицом в толпе, одним из многих. Я никогда не верила в сказку про любовь на всю жизнь, но когда я смотрела на Лоу, который в отчаянии рассказывал о Коринне, у меня разрывалось сердце.

– Простите, сэр, – сказала девушка.

Я представила, как Коринна входит сюда, роется на стеллажах. На полках стояли книги Дипака Чопры, Ошо и Ницше. Какую книгу она искала и как эта книга связана с ней? Или она только хотела купить открытку? До чего старомодно. Потеряла телефон? Выбросила?

– Ваша мама немка? – Откуда-то из глубины магазина вышел пожилой согбенный индиец. Лицо все в морщинах, очки с толстыми стеклами.

– Да.

– Тогда спросите в немецкой пекарне. Там знают многих немцев.

– Немецкая пекарня?

– Да, мэм. Немецкий хлеб. Очень вкусный.

Он прошаркал к двери и подробно объяснил мне дорогу. Сначала по улице, через мост, потом направо и до Лакшман Джула. Я поблагодарила, он объяснил еще раз, а когда я вышла, Лоу уже растворился в толпе.

– Лоу!

Я искала отца, злилась на него, потом на себя, что снова чувствую себя потерянной, и наконец увидела его у магазина тканей. В руках он держал палантин шафранового цвета.

– Ты что, забыл про меня?

– Смотри, пойдет ей эта пашмина, как думаешь?

– Пойдем в пекарню.

– В какую пекарню?

– Лоу, что с тобой?

– Что?

– Ты все забываешь.

– Что я забыл?

– Все. Идем в пекарню.

Он посмотрел на меня так, будто я вдруг заговорила на китайском.

– Или у тебя есть идеи получше?

– Мы найдем ее, – сказал он спокойно, почти рассеянно. Для атеиста у него было на удивление много доверия Богу.

– Ты помнишь, в какие места вы тогда ходили?

Он оглядел рынок и сказал «да», но это прозвучало как вопрос, на который он сам не знал ответа.

На обратном пути через мост Лоу рассказывал о двадцатидвухлетнем парне, который жил лишь в его воспоминаниях. Он в деталях описывал прошлое, но забывал, где мы проходили несколько минут назад. Говорят, что клетки человеческой кожи обновляются каждые несколько недель, каждые два года у нас появляется новая печень, каждые десять лет – новый скелет. Не обновляется только сердце, большинство его клеток всю жизнь остаются неизменными. Почему именно сердце, выяснить еще не удалось. Мысль, что реальным является только то, что происходит сейчас, никогда мне не казалась такой уж очевидной. Но Лоу с каждым шагом по городу все дальше уходил в прошлое. Он шел по следам женщины, которой больше не существовало. Возможно, потому, что происходившее тогда было неповторимым, а сейчас все кажется похожим. Возможно, потому, что без зыбких воспоминаний все, что он любил в этой жизни, исчезнет.

Глава 15

На месте, где раньше был палаточный лагерь, стояли дома. Карты в телефоне отправляли нас налево, местные – направо, пока мы не поняли, что в городке есть три немецкие пекарни. В первой не было ни одного немца. В путанице переулков, где якобы находилась третья, мы чуть не разругались.

– Чтоб она провалилась, эта пекарня! – возмущался Лоу.

– Хочешь все бросить?

Когда я что-то вобью себе в голову, то упорно иду к цели, даже если понимаю бессмысленность этого. Лоу же всегда слушается своей интуиции, даже если это неразумно. Пререкаясь, мы плутали по переулкам и вдруг буквально воткнулись в компанию молодых немцев, которые тоже искали немецкую пекарню. Но вместо пекарни мы все нашли кое-что другое. Неприметную дверь с вывеской «Битлз-Кафе». Я попыталась отговорить Лоу идти с немцами, но он юркнул следом. Может, чтобы не спорить со мной. Прежде чем я поняла, что ведущая вверх лестница за дверью на самом деле – машина времени, мы оказались в помещении, которое выглядело как содержимое мозга Лоу в моем представлении: ничто тут, кроме молодых людей за столиками, не принадлежало настоящему. Проигрыватель, фотографии великой четверки и психоделические рисунки на стенах. На меню – надпись Rejuvenate Your Soul![59] Из колонок хрипел Джо Кокер. Идея омолодить душу музыкой пожилых белых мужчин не лишена была определенного очарования. Но здесь, в кафе, эти мужчины не старели – на снимках Джон, Пол, Джордж и Ринго выглядели лет на двадцать с небольшим и казались такими полными жизни и невинными, словно только что завернули сюда с улицы. Простые и непринужденные, в белых куртах и с гирляндами цветов на шее, такими я не видела их ни на одной фотографии, они были похожи не на суперзвезд, а на обычных ливерпульских мальчишек в летнем лагере. Рядом – добрый друг Махариши. Низенький индиец с животом Будды, длинными волосами, хитрыми глазками и неизменной улыбкой. Тоже совершенно расслабленный, сегодня таких и не встретишь – олицетворение peace of mind, которое, судя по всему, нашли здесь четверо мальчишек.

Лоу зачарованно замер перед снимком Джона Леннона – тот стоял с гитарой на берегу Ганга. Он подался к фотографии почти вплотную, нацепил очки, прищурился – я поняла, что он пытается разглядеть толпу хиппи на заднем плане.

– Это Патти. Жена Джорджа. Он посвятил ей «Что-то»[60]. Она ушла от него, когда он завел роман с Морин, женой Ринго. А Эрик Клэптон увел у него Патти. И посвятил ей свою знаменитую «Лейлу». Но Джордж и Эрик остались друзьями, – рассказывал Лоу немцам, с которыми мы пришли.

Рассказывал лишь для того, чтобы в завершение небрежно обронить:

– А вот тот худой парень на заднем плане – это я.

Они не восприняли его слова всерьез. Официант с черной хипстерской бородой предложил нам столик у окна. Пока Лоу объяснял молодым немцам, что ищет свою жену (уточнять, что бывшую, он не стал), я заказала два смузи: «Земляничные поля навеки» и «Желтая субмарина». И веганские блинчики без глютена. Джон, Пол, Джордж и Ринго заглядывали нам через плечо. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы представить себе Лоу одним из них – может, потому, что в душе он остался молодым, или потому, что я хотела бы увидеть его таким, тем Лоу, который еще не стал отцом, без забот и обязательств, тем Лоу, в которого я тогда, возможно, влюбилась бы, будь я Коринной. Труднее мне было спросить себя, почему талант, которым Лоу, несомненно, обладал, он не обратил в дело своей жизни. И не в этом ли причина, что за букетом историй о музыкантах, которые он так любил рассказывать, угадывалась затаенная грусть, смущавшая меня в детстве. Помню, как меня сбивало с толку, когда передо мной сидели одновременно два Лоу, веселый и грустный, и я не знала, какой мне больше по душе. Один смешил меня, а другой утешал, обнимал – желательно так, чтобы никто этого не заметил. Особенно Коринна. Это должно было оставаться нашей с ним тайной.

* * *

То же самое я чувствовала и сейчас, слушая, как он рассказывает немцам про «Битлз»: что Махариши стал для них кем-то вроде отца, когда умер их продюсер Брайан Эпстайн, что у Джорджа была кармическая связь с Рави Шанкаром, который учил его играть на ситаре, и все профессиональные истории, которые я знала с тех пор, как научилась думать. Немцы мало-помалу прониклись рассказами Лоу, даже начали восхищаться, и я помалкивала, чтобы не отвлекать внимание на себя – Лоу будто молодел с каждой новой историей. В этом кафе я была единственной, кто видел другого Лоу, не того, что сыпал историями – историями, в которых сам не появлялся, хотя присутствовал. Я понимала, что он рассказывает их не затем, чтобы приобщиться к славе рок-идолов, а, наоборот, чтобы спрятаться в их тени. Сохраняя молчание, я становилась его сообщницей. Но тут, словно чтобы сломать ему кайф, кто-то спросил:

– А почему ты сам не стал музыкантом?

Лоу повернулся ко мне и удивился не меньше меня – вопрос был задан моим голосом.

– Жизнь музыканта непростая. Живешь от концерта до концерта, никогда не знаешь, что будет дальше.

– Ты и так никогда не знал, что будет дальше.

– Да, но…

– Ты всегда к услугам других музыкантов. Если кто-то из них звонит тебе ночью, потому что у него сломалась гитара, ты садишься в машину и мчишься в Кельн, чтобы привезти ему новую. Но неужели ты никогда не жалел, что сам не выходишь на сцену?

– Да, была такая история с гитарой Рона. – Лоу повернулся к немцам: – Бедняга. Он был по-настоящему талантлив, и трудолюбия не занимать. Но встречался не с теми людьми и не в то время. И не мог от них избавиться. А когда ты в семьдесят все еще играешь на свадьбах композиции Dire Straits, это уже конечная станция.

– Почему ты не попробовал?

– Я пробовал, но то одно, то другое. Нужно платить за квартиру, нести ответственность.

«Я знаю, о чем ты говоришь», – подумала я.

Обо мне.

– Значит, если бы у тебя не было ребенка, ты бы стал известным?

Эти слова причинили ему боль. Но мне нужно было знать.

– Люси, ты лучшее, что произошло со мной в жизни. Занятия музыкой всегда были вроде увлекательной игры. А ты… ты мой подарок судьбы.

Он взял меня за руку и посмотрел с такой нежностью, что я чуть не расплакалась. Мне было неловко перед посторонними. Лоу принялся рассказывать немцам, какой я превосходный преподаватель йоги, прославлял мой талант, самодисциплину, карму – мне хотелось провалиться сквозь землю. Кем я сейчас точно не была, так это преподавателем йоги. Лоу не желал этого понять, словно мысль о моей неудаче была для него невыносимее, чем осознание собственной неудачи.

Его восхваления не могли развеять мою неуверенность в себе. Наоборот. Я никогда не сомневалась, что он любит меня. Но стал бы он знаменитым музыкантом, если бы не стал так рано отцом? Спустя время кажется, что все случившееся – судьба. Даже если на самом деле то была череда случайностей. Или собственных решений. Если бы я поверила в себя, то стала бы мамой после тридцати лет. Этого не случилось. Потому что в последний момент я дернула стоп-кран. Мы расстались, а сейчас человек, которого я считала неспособным прокормить даже самого себя, имеет жену, двоих детей и дом на озере. Но если бы не это расставание, я не пережила бы кризис, а без кризиса я бы не получила диплом преподавателя йоги. Я уволилась из агентства, чтобы преподавать йогу. Я нашла свой мир. И думала: пусть так, пойду по жизни одна, как Лоу и Коринна. Семейная карма. Думала, что не обладаю даром строить отношения. Но в тот момент, когда я закрыла для себя тему детей, я получила двоих в подарок. Не планируя этого. Судьба? Карма – это вовсе не предопределенность. Это лишь закон причины и следствия. Любое событие основано на предшествующих событиях и предопределяет последующие. В мимолетном мгновении между прошлым и будущим таится свобода воли.

* * *

Лоу рассказал немцам, что в Ришикеш Джон приехал с Синтией. Он уже давно был влюблен в Йоко, но не мог решиться порвать с Синтией. И только здесь сделал выбор. В пользу Йоко. Это было начало конца «Битлз».

Я оставила компанию сидеть за столом и вышла на террасу. От вида на Ганг захватывало дух. Вода сверкала бирюзой. Отсюда Ришикеш выглядел очень спокойным – таким он, наверное, был в то время.

Вдруг подумалось: я стала началом конца юности Лоу. Конец Марии, начало Коринны. А в мимолетном мгновении между ними умер Марк. Я вспомнила, как Лоу однажды сказал об их путешествии в Индию:

– Мы поехали туда втроем и вернулись втроем. Но в другом составе.

– Почему в другом? – спросила я.

– Ну, ты уже была у мамы в животе.

Вышел Лоу, закурил. Мы стояли у перил и смотрели вдаль. Он слегка прижался ко мне, якобы нечаянно, и так и замер. Но не решался заговорить.

– Ты еще встречался с Марией, когда я была зачата?

Вообще-то я не хотела знать о сексуальной жизни родителей. Но сейчас для меня было важно, как так получилось, что я живу.

– Зачем тебе это знать, какая разница.

– Да или нет?

– Да.

Значит, своей жизнью я обязана измене.

– Вы расстались из-за меня?

– Люси, это уже не имеет значения.

– Я просто хочу знать.

– Нет, мы расстались раньше.

– Ты же сказал, что еще встречался с Марией?

– Ну да, но…

– И встречался, и нет? Как кот Шредингера? Пока ящик закрыт, кот одновременно и мертв и жив.

– Как-то так.

Он смущенно улыбнулся, провел рукой по волосам, по-прежнему глядя на Ганг. Словно предпочитал подняться над обыденностью жизни.

Глава 16

Истина – это путь без пути. Джидду Кришнамурти
Ришикеш, 1968 год

Случаи, когда кто-нибудь терялся по пути, не были редкостью. Люди постоянно исчезали, чтобы появиться где-то в другом месте. Весь смысл состоял в умении уходить. Никто не прощался, потому что все знали, что снова увидятся, somewhere along the way[61]. Одни сбегали, что-то натворив, другие застревали, влюбившись. А некоторые умирали, по самым разным причинам, и их хоронили в безымянных могилах. А караван шел дальше.

Но на Марию это было не похоже. Мария была надежной. Верной. Предсказуемой. Наверняка что-то случилось – что-то, чего никто не заметил. Конечно, у нее была причина найти другого. Но Лоу никогда не переставал любить Марию. Он не представлял себе жизни без нее. Он обязательно должен был ей это сказать.

Сейчас, когда было слишком поздно.

Кто-то рассказал, что видел Марию. С «немецким парнем по имени Рюдигер». На горе в храме Кунджапури. Лоу, Марк и Коринна отправились туда. «Пенелопа» с трудом карабкалась по серпантину, но все же справилась. Последние метры до вершины они поднимались по лестнице. Там они постояли на площадке перед храмом среди развевавшихся молитвенных флагов, понятия не имея, что делать дальше. Заснеженные вершины простирались до горизонта. Кто-то ударил в золотой колокол, созывая на молитву. К храму потянулись семьи с подношениями – гирляндами оранжевых цветов.

– Загадайте желание, – предложила какая-то женщина. – Господину Шиве.

Лоу посмотрел на статую – Шива и его жена Сати так тесно переплелись, что невозможно было разобрать, где чье тело. Мысль, что Мария стояла здесь с «немецким парнем по имени Рюдигер», сводила Лоу с ума.

Когда стемнело, храмовые сторожа закрыли ворота. Коринна попробовала гадать по «Книге перемен», но никто ничего не понял. Они решили переночевать на лугу ниже храма, чтобы на следующий день продолжить поиски. Все понимали, что смысла в том нет, но молчали. Они искали, просто чтобы не останавливаться.

* * *

Ночь была необычно тихой. Ни музыки. Ни мопедов. Ни цикад. И очень темной – даже луна не светила. Было ощущение, что вот он, конец их путешествия, – конец в темноте. Лоу разжег бунзеновскую горелку и приготовил чай. Потом они в свитерах и джинсах улеглись на матрас, укрылись одним пледом. Лоу лежал посередке, Коринна читала вслух историю из потрепанного путеводителя Марии: согласно легенде, на этой горе произошло самоубийство. Богиня Сати полюбила Шиву, но отец был против их брака. Тогда Сати сожгла себя. Шива разгневался и создал из своего гнева существо, которое убило отца. Танцующий Шива, создатель и разрушитель. Потом он взял тело возлюбленной и спустился с ним на землю. Там, где падали части тела Сати, возникали святилища, посвященные ей.

– И в чем смысл? – спросил Лоу.

– Подожди, это еще не все. Шива простил отца и воскресил его к жизни.

– Значит, злой отец живет, а добрая дочь мертва?

– История продолжается, – сказала Коринна. – Сати реинкарнировалась как Шакти и стала второй женой Шивы.

– И сколько он ждал до ее совершеннолетия? – ехидно поинтересовался Лоу. – Двадцать лет?

– Ты ничего не понимаешь, – сказал Марк. – Это боги. У них другие законы.

Словно и смерть, и рождение были только игрой мироздания.

* * *

Марк пустил самокрутку по кругу. Коринна затянулась и передала Лоу. Он почувствовал мимолетное прикосновение ее руки к груди, словно кто-то положил ее туда и забыл. Он притворился спокойным и протянул папиросу Марку. Тот затянулся и оставил самокрутку у себя, медленно выдыхая дым. Рука Коринны двинулась дальше, нащупала руку Марка с косяком, но не взяла его, а осталась там. Коринна повернулась на бок. Оказалась вдруг совсем близко, такая горячая в отличие от холодной ладони. Лоу замер. Рука Коринны лежала на его груди. Но она хотела Марка. Лоу был лишь переправой. Предлогом, связующим звеном. И все они были равны. Лоу почувствовал, как руки Коринны и Марка соприкасаются. Они говорили на языке, который он не понимал. В этом прикосновении не было нежности, скорее провокация, вызов. Коринна взяла из пальцев Марка самокрутку, перевернулась на спину, глубоко вдохнула и выдохнула дым. Затем сунула самокрутку в губы Лоу. Он затянулся, надеясь, что рассудок отключится. Этот проклятый рассудок, который отделяет его от божественной сферы, где двигаются эти двое, беззаботные и беспамятные, так не похожие на заурядных смертных вроде Марии, которая с глаз долой – из сердца вон. Богиня выскользнула из футболки и принялась раздевать Лоу. А когда Марк притянул ее к себе, мечтательно улыбаясь, как улыбаются только бессмертные, она скользнула к нему и на миг заколебалась – совсем короткое мгновение и едва слышный стон, растрогавший Лоу, который в этот момент почувствовал то, что не должны замечать простые смертные: ранимость под блестящими доспехами.

– Я не могу, – сказал он.

– Почему? – изумленно спросил Марк.

– Из-за Марии, придурок.

– Расслабься, дружище. Мир.

– Она, может, лежит где-нибудь, мертвая или раненая.

Коринна прикрыла грудь пледом. Марк протянул Лоу косяк. Тот не взял. Поднялся с матраса, сгреб палатку, колышки, веревки, потянулся за пледом.

– Да оставайся ты, – сказал Марк.

– Все нормально, я разберусь.

Коринна не пыталась его удержать. Попроси она его, он бы остался. Марк ухватил его за руку, но Лоу оттолкнул брата. Нашел фонарик, выбрался наружу и принялся устанавливать чертову палатку. Он возвращался трижды – за спальником, ковриком и книгой. С каждым разом на его появление обращали все меньше внимания.

* * *

Когда Лоу поставил палатку, из автобуса донесся смех. Они смеялись не над ним, он был вообще ни при чем, это касалось их двоих. Это был тихий смех, интимный. Лоу забрался в палатку, застегнул молнию и залез в спальник. Включил фонарик и взялся за чтение Йогананды. Потом он услышал, как они занимаются любовью. Словно животные в зарослях. Марк победил. Без всяких усилий. Коринна добровольно сошла с неба на землю.

А Лоу потерял все.

Разве не в том состояла цель их путешествия? В полной свободе. Вот, сказал он себе, ты абсолютно свободен. Тебя ничто не держит.

Ты в свободном падении.

Любовь, покой и свобода не сочетаются, подумал Лоу. Любовь и покой идут рука об руку, но любовь и свобода обречены на вечный спор. И тогда покой тоже разлетается на куски. Или любить, или быть свободным, третьего не дано. Забавляться мыслями о свободной любви он мог, только пока Мария была рядом. Только сейчас он оценил, каким подарком была ее преданность. Слишком поздно. Она защищала его от демонов, теперь же он в их власти.

Нельзя ни к чему привязываться, говорил Йогананда, потому что все тленно. Но разве любовь не есть привязанность? – размышлял Лоу. Неподалеку стонали боги. Если это не жажда слиться в единое целое, то что тогда? Любовь, где двое не отдают самих себя без остатка, не переплетаются тесно, как Шива и Шакти, не заслужила называться любовью. Но если конец любви неизбежен и придет он самое позднее со смертью и если это так чертовски больно, то, может, лучше вообще не любить? Свобода от боли на всю жизнь. Лоу разрыдался. Хорошо было лишь то, что он больше не стыдился.

* * *

Когда он проснулся, «Пенелопа» уже пылала. Ошарашенный Лоу выбрался из палатки и увидел, как совершенно голые Марк и Коринна выскакивают из автобуса. Зарево пожара освещало их тела, луг и деревья. Лоу бросился к автобусу, швырнул свой спальный мешок на огонь. В лицо ударил едкий дым. Он закашлялся. Коринна распахнула задние двери, пытаясь спасти то, что еще можно было спасти. Марк просто стоял рядом, лицо его выражало изумление.

У Лоу не было никаких шансов. Пламя распространялось, пожирая краску, сиденья, пластик. Задымился руль. Лоу пришлось отбежать в сторону, спасаясь от жара.

Потом взорвался бензобак. От яростного всплеска пламени всех троих едва не швырнуло на землю.

– Вот это да! – Марк откинул с лица волосы.

– Это все, что ты можешь сказать?! – заорал Лоу. – «Вот это да»?

Марк посмотрел на него расширенными от удивления глазами.

– Что произошло? Ты свечи зажег?

– Было холодно, – пробормотала Коринна. – И мы открыли посильнее горелку…

– Кто открыл, ты или он?

– Успокойся! – рявкнул Марк. – Это всего лишь поганый автобус.

– «Пенелопа» – это все, что у нас было, черт бы тебя побрал!

– Материя тленна, приятель. Расслабься.

Марк положил руку ему на плечо. Лоу отбросил ее. Все это дерьмо с расслаблением ему осточертело. Как и снисходительная манера Марка ничего не принимать всерьез.

– Тогда отправляйся в ад прямо с голой задницей!

– Да успокойся, баран, мы выжили.

Лоу в ярости ударил брата в грудь. Марк ударил в ответ.

– Хватит! – завопила Коринна и встала между ними.

Они попытались отвесить другу другу еще по паре затрещин, но потом сдались.

Все трое стояли перед автобусом и смотрели, как он догорает. Лопнули и разлетелись брызгами осколков стекла. Карты, одежда, обувь, книги – все превратилось в пепел. Коринна успела выхватить из огня только гитару.

– This is the end, – пробормотал Марк, – beautiful friend.

Когда пламя поутихло, сделалось холодно. Марк и Коринна завернулись в спальник. Предрассветные сумерки окрасили луг в голубые тона. Пришли крестьяне, увидевшие пожар, и отвели их к себе в маленький домик. Дали чай, хлеб и одежду. Когда хозяин дома пошел в загон для коз за свежим молоком, Марк отправился с ним. Лоу и Коринна слишком поздно догадались, что он не вернется.

– Вниз ходить, – сказал крестьянин и махнул на дорогу, ведущую в Ришикеш.

Коринна улыбнулась так, словно ей было все равно.

* * *

Вскоре Коринна с Лоу двинулись вниз, в долину. Солнце сияло в безоблачном небе. На Коринне было сари, которое дала ей крестьянка, на Лоу была его одежда, в которой он спал, на плече он нес гитару. Какое-то время они шли молча.

Потом она вдруг спросила:

– За что ты злишься на Марка?

– Ни за что.

– Ты не воспринимаешь его всерьез.

– Это он тебе сказал?

– Да. Он думает, что ты считаешь его неудачником.

Лоу как обухом по голове ударило. Марк правда так думает? И сказал об этом Коринне?

– С чего он взял?

– Ну, ты всегда указываешь, что надо делать.

– Ты тоже так считаешь?

– Я считаю, что вам нужно поговорить.

Лоу помолчал. Упрек задел его. Что он сделал не так? И поэтому она выбрала Марка, а не его?

– А что насчет вас, вы теперь вместе?

– Не знаю, – улыбнулась Коринна. После паузы спросила: – Он всегда был такой?

– Какой?

Она пожала плечами:

– Ну… в смысле, просто берет и исчезает.

Его поразило, как грустно она это сказала.

– У нас вечно одна и та же история. Он заваривает кашу, а я расхлебываю.

– Старший брат. Не повезло. – Коринна иронично усмехнулась.

– Но никого важнее для меня нет, – сказал Лоу.

– А Мария?

– Кровь не вода.

Задумавшись, она обогнала его, обернулась:

– Как ты думаешь, я ему нравлюсь?

Лоу удивленно взглянул на нее:

– Судя по тому, что я слышал прошлой ночью, непохоже, что не нравишься.

Он попытался улыбнуться, но Коринна молчала.

– Что такое? – спросил он. – У вас не получилось?

– Наоборот. Только…

– Что?

– Это было…

– Да в чем дело?

– Поклянись, что не скажешь ему.

– Ладно. Клянусь.

– У меня это было… как бы в первый раз.

У Лоу перехватило дыхание. Это не укладывалось в голове. Коринна убрала волосы с лица и улыбнулась, немного кокетливо, немного заговорщически.

– Не то чтобы совсем в первый раз…

Лоу растерянно смотрел на нее.

– Просто в первый раз, когда я… словом, я влюбилась без оглядки.

Лоу сглотнул.

– Но ты ему не говори, ладно?

Коринна пошла дальше, оставив его стоять на месте. Он побежал за ней, догнал, и они молча зашагали дальше. Но это было уже не прежнее молчание. Теперь они молчали не рядом друг с другом, а вместе.

* * *

В Ришикеше они спали в лагере под открытым небом. Рядом, но не вместе. Американцы уже отправились дальше. Лоу размышлял, за сколько рупий удастся загнать подпаленную гитару. Чтобы не обращаться за помощью к отцу. И что сказать матери Марии?

* * *

Через три дня они встретили на рынке Марка. Он сбрил бороду, был одет в белую хлопковую курту, босиком. Светлые волосы свалялись, на лбу красная точка.

– Привет, – сказал он, будто ничего не случилось.

– Привет, – ответила Коринна.

Воздух между ними заискрил. Лоу почувствовал внезапную неуверенность Коринны. И желание защитить ее.

– Где ты был? – спросил он.

– Я нашел Марию.

И Марк лукаво улыбнулся. Почти как Будда.

Глава 17

Марк повел их вдоль берега, мимо коровников и мастерских, перед которыми сжигали отходы. Пыльная дорога, больше напоминавшая тропинку, вела в горы, в тропический первобытный лес. Лианы переплетались с огромными старыми эвкалиптами, вокруг скакали обезьяны, порхали птицы. Посреди чащи тянулась колючая проволока, единственным проходом в ней были ворота в конце дорожки, перед ними стоял высокий темнокожий страж в тюрбане. Марк приветствовал его как старого знакомого. Страж и бровью не повел, но чуть-чуть приоткрыл ворота.

– Ждите здесь, – велел Марк.

И проскользнул в ворота.

Когда охранник закрывал их, Лоу успел увидеть тропу, уходящую вверх и теряющуюся в зарослях. Лоу улыбнулся стражу, но тот смотрел сквозь него.

* * *

Они ждали. Это место не было похоже ни на что виденное прежде, оно было диким и уютным одновременно. За ближайшим деревом мог таиться или дикий тигр, или первый на земле человек. В лесу перед воротами Лоу разглядел старую армейскую палатку и рядом с ней – лачугу из досок и жести. Перед палаткой, скрючившись, стоял старик с седой бородой и смотрел куда-то вдаль. Под белой хлопковой куртой угадывалось костлявое тело.

* * *

Прошло немного времени, ворота открылись, и вышел Марк. Лоу с Коринной бросились к нему. Марк сокрушенно взлохматил волосы.

– Э-э…

– Что?

– Она не хочет тебя видеть.

– Как? Почему?

– Я ее уговаривал. Но… – Марк пожал плечами.

– А когда она выйдет? – спросил Лоу.

– Без понятия.

– Но не может ведь она…

– Она говорит, что достигла цели.

– Что, какой еще цели?

Марк с ухмылкой пожал плечами. Он находил все это забавным.

– У нее появился другой?

– Не совсем, но…

– Я пойду туда, что это за хрень!

Лоу бросился к воротам, затряс их. Марк схватил его и оттащил, пока не возмутился страж. Потом рассказал про Марию и ее гуру.

Это был не просто какой-то гуру. Это был тот самый гуру. Прошлым летом он посетил Англию и свел с ума половину Лондона. Битлы, Мик Джаггер и Марианна Фейтфулл участвовали в его ретритах по трансцендентальной медитации. Вскоре после этого они заявили, что больше не нуждаются в ЛСД. Зовут его Махариши Махеш Йоги. Его ашрам здесь, в лесу, напротив Священного города. Простым смертным вход запрещен.

– А как вы туда попали? – спросил Лоу.

Марк многозначительно улыбнулся.

– И долго собираетесь там оставаться?

– Без понятия. У тебя есть деньги?

– Все сгорело в автобусе. А у тебя?

– Тоже нет.

– Коринна, а у тебя?

Она покачала головой. Не было пути ни вперед, ни назад. Если только произойдет чудо.

– Не переживай, братишка, – сказал Марк. – Я все улажу.

Он подошел к стражу и пошушукался с ним. Страж указал на Коринну. Марк вернулся и спросил:

– Умеешь готовить вегетарианскую еду?

– Ну да…

– Так умеешь? Скажи «да». Это она, – обратился он к сторожу по-английски. – Главный повар ждет ее. Спроси Махариши. Он в курсе.

Прежде чем страж успел что-либо возразить, Марк схватил Коринну за руку и втащил в ворота:

– Заходи. Давай быстрее.

Лоу хотел последовать за ней, но перед ним вырос страж:

– No, no, no.

– Жди здесь, – быстро проговорил Марк, прежде чем охранник закрыл ворота.

Лоу в ярости пнул их.

– Спокойствие, старик, – услышал он голос Марка.

«Черт бы побрал тебя с твоим спокойствием», – подумал Лоу. В итоге окажется, что никакой Марии там нет. И Махариши тоже. Что они просто смеются над ним. Он прислонил гитару к старому дереву, уселся рядом и просидел так, пока не стемнело. Стража сменил другой – такой же неприступный, в тюрбане. Потом Лоу увидел, как из палатки показался белобородый старик и заковылял вниз к городу.

* * *

В сумраке слышались звуки первобытного леса – все шуршало, шелестело, потрескивало, обезьяны прыгали с ветки на ветку. Кричали птицы. Лоу окружали звуки, которых он никогда раньше не слышал. Опасаясь змей, он направился к палатке, расстегнул молнию и посветил внутрь фонариком. На циновке стояла допотопная швейная машинка, рядом лежали мятые хлопковые курты. Он лег на циновку и попытался уснуть, но безуспешно. Тогда он снова расстегнул молнию, взял гитару и принялся играть из Simon & Garfunkel. «Песня Кэти», «Звуки тишины», «Дорога домой». Песни, которые он слушал с Марией, в другом мире, где за окном лежал снег, где были теплая постель и определенность.

* * *

На рассвете он покинул палатку и с безопасного расстояния стал наблюдать, не вернется ли белобородый. Тот вскоре действительно появился на дороге, ковылял в своей безупречно белой курте, босиком, ступая медленно и тяжело. А вскоре из ворот выскользнул Марк, он принес одеяло, чай и чапати с мармеладом. Все это он раздобыл на кухне. Марк рассказал, что они там работают. Повезло. Девушек, которые готовили раньше, уволили. Они умели готовить только индийские блюда, а сейчас приехали гости с Запада. Любимые ученики Махариши. И ожидаются еще. Важные шишки. Они не будут есть обычную бурду. Так Мария и попала в ашрам – ее уговорил шеф-повар. Немецкий парень по имени Рюдигер.

– Потерпи, – сказал Марк. – Я и тебя проведу внутрь.

– Почему вы не выходите?

– У нас собственные комнаты. Бесплатная еда. Водопровод. Все условия.

– Здесь, посреди леса?

– Здесь даже есть вертолетная площадка!

– Вы видели Махариши?

– Конечно. Занятия каждый день.

– Ты веришь в него?

– Не знаю. Чтобы он летал, пока не видел. Но он веселый. Ну, мне пора.

– Подожди! Марк!

– Что?

– Мария обо мне что-нибудь говорила?

– Нет. – Марк помедлил.

– Что? – спросил Лоу.

– Не жалей себя. Ладно?

Лоу кивнул.

* * *

Марк исчез за воротами. Страж равнодушно, не замечая Лоу, закрыл их. Больше всего Лоу хотелось уехать домой. Если бы только у него были деньги. Если бы Мария не находилась сейчас там, за колючей проволокой. Если бы произошло гребаное чудо. Но в этом путешествии чудеса не происходили, одни разочарования. Он один, в лесу, без денег, без крыши над головой. Лоу подошел к дереву. Уселся в его тени. И тут случилось такое, чего он даже во сне не мог бы себе представить. Подкатили три пыльных такси, остановились перед воротами. Все водители были в красных тюрбанах, какие носят сикхи. Дверцы распахнулись, и из машин вышли три женщины, такие красивые, что дух захватывало. Длинные светлые волосы, солнцезащитные очки, яркие пальто, шали и высокие сапоги. Вслед за ними появились двое мужчин. У них была бледная кожа, словно они только что оставили позади европейскую зиму, и выглядели они как компания хиппи, собравшаяся на музыкальный фестиваль. Один с сосредоточенным лицом и темными до плеч волосами, в вельветовом пиджаке поверх полосатой рубашки; второй с волосами посветлее, в белом свитере, с ниткой жемчуга и круглыми, как у Джона Леннона, очками на узком носу. Они обменялись несколькими словами на английском. Мужчина в вельветовом пиджаке достал из маленького автомобиля огромный ситар. И тут Лоу узнал его. Это был Джордж Харрисон. А его друг в очках, как у Джона Леннона, был… Джон Леннон. А женщины были Синтия, жена Джона, Патти Бойд, подруга Джорджа, и ее сестра Дженни. Ни журналистов, ни фанатов.

Страж невозмутимо открыл ворота, развел руки в знак приветствия и пригласил прибывших входить. Мэл Эванс[62], гигантского роста гастрольный менеджер, выгрузил чемоданы. Страж закрыл ворота, машины развернулись, и в лесу воцарилась прежняя тишина, словно Лоу все почудилось.

А вскоре разверзся ад – со стороны реки хлынули толпы журналистов с микрофонами, портативными магнитофонами и камерами. Перед воротами скопились автомобили. Все были взбудоражены. Трясли ворота, пытались перелезть через изгородь, стражи отгоняли их. Кто-то размахивал пачкой денег, кто-то расспрашивал Лоу, потому что больше некого было, о послании Махариши. Белобородый старик уковылял прочь, унося под мышкой швейную машинку.

* * *