Содзи Симада

Голова на серебряном блюде

Soji Shimada

ATOPOSU アトポス



Copyright © 1996 Soji Shimada. All rights reserved. First published in 1996 by Kodansha Ltd., Tokyo. Publication rights for this Russian edition arranged through Kodansha Ltd., Tokyo





© 1996 Soji Shimada. All rights reserved. First published in 1996 by Kodansha Ltd., Tokyo. Publication rights for this Russian edition arranged through Kodansha Ltd., Tokyo

© Сумская Н. В., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *



Первый пролог

– Раз за разом я вижу один и тот же сон.

– Да? И какой же? – спросил психиатр Пол Дрисдейл спокойным голосом.

– Не то чтобы он снится мне каждую ночь… Напротив, сны я вижу самые разные. Но один из них все время повторяется. И даже когда я вижу другие сюжеты, они все равно часто связаны с ним. Ужасающая картина…

– Опишите ее.

– Из моего лица фонтаном хлещет кровь.

– У вас появляются раны?

– Нет. Кровь течет из пор и покрывает мое лицо.

– И всегда в ваших снах фигурируют столь пугающие сцены?

– Но это не всё. Происходит еще много чего. Не знаю почему, но чаще всего в первой части сна мне радостно. Я веселюсь за каким-нибудь занятием…

– А что вы делаете? Просто смеетесь или…

– В одном из последних снов я ела сэндвичи вместе с подругой на лужайке. Вдруг перед глазами у меня возникло зеркало. Я удивленно поняла, что все мое лицо в отражении покрыто красными точками, похожими на божьих коровок. Затем точки быстро раздулись и превратились в сплошное полотно. Оно медленно начало сползать по коже. Как сейчас я помню ощущение стекающей крови и ее мерзкий запах… У меня вырвался крик. Я схватилась за лицо руками, и они испачкались в липкой крови. Вдруг я вспомнила, как мы ссорились с подругой, сидящей возле меня. Мы всегда были очень близки, но сейчас я вдруг поняла, как сильно она меня раздражает… Тут я вздрогнула, потому что сэндвич начал хрустеть. Присмотревшись, поняла, что сэндвичи в корзинке набиты камешками. Подруга, с которой мы делили обед, каким-то образом переместилась на верхушку высокого дерева и глядела на меня оттуда со злобным оскалом. Я выплюнула сэндвич в окровавленные руки. Но оказалось, что скрипели у меня во рту не камешки, а собственные зубы. Я испуганно попыталась выплюнуть их, и они падали мне в ладони. В конце концов во рту у меня остались лишь голые десны.



– Любопытно…

– Только прошу вас, доктор, оставим в стороне банальную аналитику. Я тоже читаю кое-какие книги по психологии и догадываюсь, что у меня за состояние. Есть у меня, как у актрисы, один большой страх. И я предпочла бы умереть, нежели столкнуться с этой ситуацией. Думаю, этот страх и сказывается на моих снах.

– Менструальный цикл у вас в норме?

– Не совсем, но серьезных отклонений нет.

– Кровь на лице и выпадение зубов – это всё?

– Еще все время выпадают волосы. На висках они остаются, а вот на макушке блестит гладкая лысина.

– На ней есть кровь?

– Нет. Кровь у меня только на лице. Очень редко мне снится, как выпавшие зубы скапливаются во рту, а с пальцев отслаиваются ногти. Зато я постоянно вижу кровавое лицо и лысую голову. В самых разных снах у меня всплывают такие сцены, и тогда я в ужасе просыпаюсь посреди ночи или на рассвете.

– Может, вы вскакиваете с кровати или принимаете сидячее положение?

– Нет, такого не бывает. Я просто лежу с широко раскрытыми глазами. По лицу текут слезы, и я в страхе думаю, что это кровь. Осторожно дотрагиваюсь до кожи пальцами, смотрю на них и облегченно вздыхаю. Ощупываю щеки и лоб – ничего. Тогда я уже окончательно успокаиваюсь. В такие моменты я твердо обещаю себе быть сильной, что бы меня ни ждало в будущем. Думаю, после снов, где с моим лицом происходят такие ужасы, я выдержу что угодно.

– И вам удается следовать этому обещанию?

– Сложно сказать. Я быстро забываю про сон. Но позже эти образы опять навещают меня.

– То есть не только по ночам, в кровати?

– В последнее время не только ночью. Бывает, и когда я не сплю…

Воцарилось молчание. Дрисдейл с вопросительным видом ждал, когда пациентка продолжит. Но Леона откинулась на кушетку, напоминавшую кресло в кабинете стоматолога, прикрыла глаза и больше не собиралась говорить.

– Леона, прошу вас ответить мне. Вы принимаете наркотики?

Та промолчала.

– Леона, я не полицейский. Я не пытаюсь уличить вас в чем-то плохом. И я не просто так задаю этот вопрос.

Открыв глаза, Леона тихо сказала:

– Наркотики я люблю. По крайней мере, больше, чем секс.

По лицу психиатра было видно, что он ждал такого ответа.

– Мне хорошо понятно, в чем дело. Сейчас я чувствую себя загнанной в тупик. И мучительная тревога, что гложет меня, проистекает от моей слабости, от чувства стыда – главным образом от того, что без наркотиков я жить не могу. Уверена, доктор, именно это вы и хотели сказать, так что я это сделала за вас.



– Амфетамин употребляли?

– Это что?.. Про него я не слышала. И, если можно, я не хотела бы говорить, что за наркотики пробовала. Для меня вещества – все равно что секс. Это как если бы мне сказали перечислить имена мужчин, которым я отдавалась. У меня нет желания объясняться за свое аморальное поведение. Двигал ли мной, как и другими голливудскими актрисами, мимолетный интерес? Жажда приятных ощущений? Отчасти да, но причина не в праздном любопытстве. Как бы это сказать… Это моя естественная потребность – словно у цветов в воде. Сам факт моего существования вызывает у меня крайнее чувство беспокойства. Даже не так – страх и чувство вины. Я ощущаю себя человеком, которому нельзя дозволять свободно жить в обществе. Мне очень сложно объяснить…

Леона замолчала. Психиатр терпеливо ждал, никак не пытаясь ей помочь.

– Как бы точнее выразиться… Ни в английском, ни в японском, ни в других известных мне языках подходящих слов нет. Сама удивляюсь, отчего мне так трудно. От одной лишь мысли об этом я чувствую себя в западне, и вот уже хочется плакать. Мне кажется, будто я понимаю причину своего состояния, и в то же время сознаю, что все это совершенно пустые, неверные догадки. Это просто невыносимо. Думаю, вы и сами видите, каково мне от одних визитов к психиатру. А когда я остаюсь дома в одиночестве, мне становится совсем тяжко. Настоящая мука… Но я вам еще не все рассказала. Наверное, таких пациентов, как я, вам до сих пор не встречалось. Уверена, я редкий случай. Сама не понимаю, что творю, пугаюсь – и в результате подсела на вещества…

– Но расплата за наркотики – утрата собственного «я». В результате вы становитесь все более склонны к насилию и не можете контролировать саму себя.

Помолчав с минуту, Леона ответила:

– Все верно. Об этом я тоже размышляю. Дела идут все хуже и хуже. Я конченая наркоманка.

– Возникают ли в вашей голове те самые образы во время принятия веществ?

– Нет. Иногда они возникают, когда действие наркотика уже начинает спадать.

– А молодой человек у вас есть?

– Если вы имеете в виду, связывают ли меня с кем-то не только чувства, но и телесная близость, то нет.

– Есть ли в Голливуде мужчины, которые вызывают у вас уважение?

– Вокруг полным-полно красивых мужчин. Но все они пытаются вести со мной игру, причем очень опасную. Как если б это был покер со множеством джокеров. Но я изначально неполноценна, чтобы меня пригласили за покерный стол для белых людей.

– Вы уверены, что не преувеличиваете, называя это «опасной игрой»?

– Уверена. Взять хотя бы секс – сплошные опасности.

– Вам он неприятен?

Леона призадумалась.

– В чем-то да, в чем-то нет.

– Вас привлекают женщины?

– Я и сама не понимаю. Порой мне кажется, что да. Иногда я подозреваю, что мое нынешнее беспокойство связано с моим воздержанием от сексуальных связей. Лучше уж наркотики, чем мужчины.

– Позвольте, я выскажу свое мнение. Вы пытаетесь сбежать от чего-то к наркотикам. И наша задача – без лишних промедлений установить, что это. Заметно, как всякий раз, произнося слово «наркотики», вы противопоставляете их сексу.

– А ведь и впрямь… – Леона выглядела ошеломленной. – Вы правы. Видимо, я выбрала наркотики как средство держаться подальше от секса.

– Определенно. Вот мы и продвинулись на шаг вперед. Осталось всего ничего: вы сказали, что сами не понимаете, что делаете, и оттого испытываете страх. По моему мнению, ваша боязнь себя и бегство от секса – взаимосвязанные вещи.

Леона приоткрыла рот, словно ей не хватало воздуха.

– Вы очень суровы, доктор. Словно препарируете меня. Но я понимаю, о чем вы.

– На мой взгляд, под ваш случай очень хорошо подойдет всем известный Фрейд. Ведь многие эмоции, что не дают вам покоя, уходят корнями в сексуальную сферу.

– Все от секса… Быть может, и так. Основной инстинкт, как-никак.

– Вы испытываете удовольствие во время полового акта?

Леона не сразу ответила.

– В такие моменты я всегда представляю себе пустую матку. Так что нет.

– Но у вас возникают образы, способные вызвать у вас наслаждение?

Леона закусила губы. Сначала у нее задергались кончики пальцев, но постепенно затряслось все ее тело – настолько сильно, что даже психиатр это заметил.

– Я… – Леона изо всех сил пыталась скрыть дрожь в своем голосе, – я страшная женщина. И я знаю почему. Но сейчас не спрашивайте меня об этом. Мне кажется, если я буду настолько откровенна с вами, то распадусь на части.

– А какие образы вызывают у вас приятные ощущения? – Врач был неумолим.

– Я не садистка. Мне невыносимо наблюдать, как страдают другие – особенно когда виновата в этом я. Мне хочется ладить со всеми и не хочется, чтобы меня кто-либо ненавидел. Но в такой клетке я, пожалуй, никогда удовольствия и не почувствую.

– Так как же быть?

Леона не отвечала.

– Немного изменю вопрос: вы сказали, что, занимаясь сексом, видите перед глазами пустую матку. Верно?

– Да.

– Это наводит на мысль, что матка, принимающая в вашем сознании образ пещеры, мешает вам получать удовольствие.

Леона молчала.

– Не возникает ли у вас во время близости чувства, что если постучать по вашей матке, то она издаст какой-то звук?

– Иногда мне кажется, что она отзовется протяжным звуком.

– Понятно. Вы, сами того не осознавая, хотите распахнуть свою матку. Как если б вы открыли гараж для автомобиля, который неизвестно когда приедет, но ни за что не хотели бы впускать в него другую машину, – объяснил психиатр, пристально смотря Леоне в глаза. От его взгляда не ускользнуло, что она вот-вот расплачется. – Могу доказать это, зайдя с другой стороны. Вы сказали, что чувствуете влечение к женщинам.

– Нет… – хотела было отрезать Леона, но запнулась. Немного подумав, она продолжила: – Не думаю, что я лесбиянка. Напротив, такие женщины вызывают во мне отвращение.

– Однако это отвращение превратится в удовольствие, когда вы сами окажетесь на их месте.

Поджав губы, Леона медленно кивнула.

– Думаю, это справедливо для любой женщины. Все зависит от партнера.

– В любом случае важно, что вместе с женщиной почувствовать удовольствие вы сможете. Ведь нет опасности, что она сможет вторгнуться в вашу матку.

– Верно… – Леона вновь казалась пораженной.

– Подсознательно вы хотите оставить свою матку «открытой» для кого-то. Но именно это лишает вас сексуального наслаждения.

Леона запрокинула голову, пытаясь удержать слезы в глазах.

– Леона, вы любите детей?

– Не знаю. Пожалуй, сейчас я как раз-таки ненавижу их. Становиться матерью я не планировала. Но, возможно, всему виной то, что я слишком много думаю и со страхом пытаюсь представить себе материнство.

– Есть ли причины, по которым вы не можете иметь детей?

– Есть.

– Это причины физического характера?

– Нет. Со здоровьем – в том числе женским – у меня всё в порядке. В любом случае сейчас я не хочу об этом говорить.

– Чрезмерная решимость в том или ином вопросе непременно сказывается на человеческой психике. И когда кто-то поднимает на нее руку, она всегда будет защищаться с еще большей силой. Кончится все тем, что у вас пробудится нездоровое внимание к детям, появившимся на свет из чужой утробы. У многих женщин подобное чувство принимает форму враждебности. Бывает, доходит и до порывов к убийству.

Леона слушала, тяжело дыша.

– И все же есть образ, способный дать вам удовольствие. Что это, по-вашему?

Ответа не последовало.

– Позволите мне сказать? Вашему удовольствию мешает идея жизни. Но ведь вызывает удовольствие у вас именно идея смерти?

Леона медленно кивнула.

– Верно. Я и впрямь ощущаю его, глядя на чью-либо смерть. Убивай я сама, удовольствие стало бы еще сильнее.

– А вы точно знаете, что такое оргазм? Уверены, что правильно себе его представляете?

– Да, уверена.

– Ясно…

– Думаю, своему успеху я обязана силе моего воображения. Мой метод состоит в том, чтобы постоянно представлять себе, чего я хочу добиться. Когда я это делаю, в скором будущем все так и получается.

Тело Леоны прекратило дрожать.

– Только вот отношения и секс с мужчинами не выходят так, как я их себе воображаю, – усмехнулась она. – Разные цели требуют разного количества времени. На мужчин его уходит много. Знаете, я с самого детства представляла себе, какой буду во взрослом возрасте. И то, какой я стала сегодня, полностью совпадает с моими детскими ожиданиями. Но и мои нынешние страхи тоже родом из детства. Я уже сбилась со счета, сколько раз образы, которые я описала вам вначале, приходили ко мне по ночам. Так что в ближайшем будущем эти картины непременно оживут в реальности. Я уверена в этом, потому что до сих пор все выходило именно так. У образов, что я вижу, очень четкие контуры. И я хорошо чувствую, какие вещи станут явью, а какие нет… Может, мною завладела какая-то сила? Древний вампир? Дух злодейки?

Долгая прелюдия

A

Не знаю, что об этом думают другие, а я считаю, что вампиры действительно существуют. Эти создания появляются в качестве вымышленных персонажей на страницах книг из разных эпох, однако люди со склонностью пить чужую кровь жили на свете с ветхозаветных времен. И не просто жили, но обитали бок о бок с нами. Впрочем, мы этого не замечаем – ведь обычно они, как и мы, едят гамбургеры с картошкой и пьют пиво. И все же мы принадлежим к разным мирам, поэтому они не станут шепотом на ушко предлагать вам осушить вместе с ними бокал с кровью девственниц.

Однако в главе 12, стихе 2 Второзакония есть такие слова: «Только строго наблюдай, чтобы не есть крови, потому что кровь есть душа: не ешь души вместе с мясом».

Важным это предписание считают и свидетели Иеговы, христианская секта, сделавшая своим девизом неукоснительное следование каждому слову в Библии как воле Божьей. Даже при тяжелых заболеваниях их последователям запрещено соглашаться на переливание крови.

Но отчего тогда в Библии сохранился фрагмент, когда на Тайной вечере Иисус Христос говорит апостолам: «Кровь Моя есть истинное питье»?[1]

Возможно, Христос провел такое сравнение, поскольку в те времена по земле разгуливало немало людей, питавшихся чужой кровью? Мораль, правившая миром в ветхозаветную эпоху, была не столь единообразной, как сегодня. Кровососы пользовались этим отрадным положением дел и в результате скрывались гораздо меньше, чем сегодня.

Понятное дело, что и трудностей у них было не так много. Голодные времена становились раем для тех, кто кормился кровью. Не зная, чего ожидать завтра, люди продавали своих детей ради собственного выживания. Упыри же могли купить их и высосать у них столько крови, сколько захочется. Не в силах равнодушно взирать на это, Господь оставил в Библии увещевание.

Впоследствии христиане последовали этому предписанию и постепенно уничтожили вампирские гены. ДНК, толкающая людей пить кровь, была сожжена в пламени костров инквизиции. Лично я рассматриваю охоту на ведьм как исторический процесс, в ходе которого большинство уничтожило ДНК населения с иными жизненными процессами. Будь мы в меньшинстве, уже вампиры отправляли бы нас на костры.

Однако сожжений нам, нормальным людям, показалось мало: мы не забывали запугивать и вампиров, скрывавшихся в глуши, дабы не позволять их натуре вырываться наружу. Классическим примером можно считать историю Соуни Бина и его семейства, описанную британским писателем Колином Уилсоном в книге «Энциклопедия убийств».

Сын бедного земледельца, Соуни Бин родился около 1360 года[2] в Восточном Лотиане, что в окрестностях Эдинбурга. Женившись, он порвал со своей семьей и вместе с супругой поселился в удаленной прибрежной пещере в графстве Голуэй. На их удачу, пещера находилась вдалеке от человеческих поселений. Вход в нее напоминал замысловатый лабиринт и располагался ниже уровня моря, а температура в ней была настолько низкой, что ее можно было использовать как природный холодильник. Пространства внутри было предостаточно, поэтому их потомству было где разместиться.

Один за другим у пары рождались дети. Целых двадцать пять лет супруги Бин не приближались к людским селениям, и за это время произвели на свет восемь сыновей и шесть дочерей. В результате кровосмесительных связей между детьми семья разрослась до пятидесяти человек.

Не имея средств к существованию, они промышляли разбоем, убивая проходивших мимо редких путников и похищая их деньги и вещи. Затем перерезали жертве горло и все вместе жадно напивались ее кровью. Тела они расчленяли и съедали, а оставшееся мясо вялили, коптили или засаливали и хранили его в своей «холодильной комнате».

Так бы они и дальше жили, но в один день от них сбежал пленник, пока они упивались кровью его жены. Избежавший страшной участи мужчина добрался до Глазго и поведал людям о случившемся. Его рассказ всполошил город, и к пещере направили отряд из четырехсот человек со множеством охотничьих собак.

Семью Бинов взяли под стражу и под конвоем доставили в Эдинбург. В 1435 году их без суда казнили в портовом городке Лите. Мужчинам сперва отсекли конечности, превратив их в подобие гусениц, и только затем предали смерти. Женщин сожгли заживо. Наверняка эта показательная казнь заставила вампиров содрогнуться от страха.

Если же говорить о суперзвезде в мире вампиров, то вряд ли кто-либо будет оспаривать титул Влада Цепеша, господаря Валахии, прозванного Дракулой. Однако я считаю его еретиком от мира вампиров. Лично мне кажется, что, будучи правителем с абсолютной властью в воинственную эпоху, он, напротив, не замечал собственных наклонностей.

Обычно вампиры ведут себя тихо, довольствуясь кровью живых людей, и не забивают подземелья своих замков обескровленными трупами. Однако история склонна запоминать самых эксцентричных представителей их породы. Разумеется, на свете бывают вампиры, которые во всеуслышание кричат о своих бесчинствах, но это либо те, кто сошел с ума, осознав свою сущность, либо обладатели огромной власти. В этом смысле они ненамного отличаются от людей – среди них есть как отъявленные негодяи, так и ничем не примечательные фигуры.

Перейдем к небольшой лекции о личности этого знаменитого дьявола во плоти.

Название «Румыния», всемирно известной родины вампиров, означает «страна римлян». Спустя некоторое время после раскола Римской империи на западную и восточную части Восточная Римская империя приняла в качестве государственной религии греческое православие. Это христианское направление развивалось в первую очередь в Константинополе, нынешнем Стамбуле, и распространилось в Восточной Европе и России. Православие с его мистицизмом и почтением к ритуалам оказалось вполне благотворной средой для вампиров.

В XV веке, во времена Влада Цепеша, Балканский полуостров раздирали междоусобицы. Румынии как единого королевства еще не существовало, и на ее будущей территории располагались два маленьких княжества – Молдавия и Валахия.

В пятнадцатом столетии на Балканском полуострове, находившемся на перепутье Европы, России и Ближнего Востока, схлестнулись три мощные силы. Первой из них была уже упомянутая Восточная Римская империя, с давних пор имевшая влияние на этих землях, – то есть византийская, православная культура. Однако в ту эпоху военная сила византийцев была уже на исходе. Теперь на сцену вышла могущественная мусульманская держава – Османская империя, встретившая отпор в лице держав Центральной Европы из католического культурного ареала. В центре же столкновения этих трех сил находилась Валахия, полузависимое от Трансильвании княжество в холмистой местности. Именно здесь, на вершине неприступной горы, взирающей на реку Арджеш, располагался замок Поенарь, принадлежавший Цепешу.

Отец Влада также славился своей деспотичностью, однако сын его превзошел. Определенную роль в этом сыграли унижения, пережитые им в Турции, где он находился в статусе заложника с тринадцати до пятнадцати лет. Отец Влада был смертельно отравлен в 1447 году, а на следующий год между войсками Турции и Валахии произошло сражение. Пленение принца закончилось, и он наконец-то стал господарем Валахии.

Как-то раз в замок Влада нанес визит посланник османской армии. Из-за того что он явился в тюрбане, Влад обвинил его в неуважении. Посланник ответил, что обычаи его страны дозволяют не снимать тюрбан перед людьми. В ответ Дракула предложил прибить ему тюрбан к голове, чтобы он с нее больше никогда не упал, – и действительно сделал это.

По приказу Цепеша турецких пленников живьем сажали на кол. Такими казнями он часто расправлялся не только с вражескими солдатами, но и с собственными подданными. Тем, кто осмелился пойти наперекор его воле, безжалостно отсекали уши, носы и гениталии. Раз за разом он придумывал новые казни и пытки вроде сдирания кожи живьем или вколачивания гвоздей по всему телу. Сожжение заживо, сварение в кипятке, погребение заживо, оставление связанных людей в чистом поле, скармливание птицам и диким зверям – устроить все это проще простого. А вот что характеризует его изощренность лучше всего – это наказание людоедством, когда плоть казненных вражеских пленников готовили и подавали их товарищам.

Во время подобных развлечений Цепеш наполнял пролившейся кровью бокал и либо сразу же ее выпивал, либо макал в нее хлеб и съедал его.

Однако гораздо больше меня интересует не Дракула, а его дальняя родственница – графиня Эржебет Батори.

B

Дабы описать эту удивительную женщину, которая всегда меня восхищала, оставим прозаический тон и обратимся к несколько драматическому стилю изложения.

Эржебет Батори родилась в 1560 году – так же, как и Дракула, в венгерской части Трансильвании. Трансильванские горы можно назвать восточноевропейскими Альпами: сегодня они расположены главным образом на территории Румынии, но в те времена их часть принадлежала венгерскому королевству.

Дом Батори был известным трансильванским родом с длинной родословной – у них даже было полунезависимое владение в Трансильвании. Один из дядьев Эржебет был фанатичным дьяволопоклонником, ее тетя Клара Батори была лесбиянкой, а брат погряз в разврате.

Эржебет выросла в прекрасную девушку, однако ей не давали покоя порочный образ жизни ее родственников и темная кровь, текшая в жилах у представителей ее рода.

В 1575 году состоялась пышная свадьба Эржебет и Ференца, наследника дворянского рода Надашди. Мнения самой девушки не спрашивали: помолвка была устроена, еще когда они были детьми. Эржебет было пятнадцать лет, а Ференцу – двадцать шесть. После свадьбы она стала зваться графиней Батори – в те времена у женщин не было принято менять фамилию при вступлении в брак.

Молодожены обосновались в Чахтицком замке. Окруженный лесом, он располагался на возвышении, и из окон и с террасы замка можно было наблюдать за домиками у его подножия. Юной графине нравилось выходить на террасу, вдыхать ароматы цветов и ослепительно-зеленых растений, наблюдать за женщинами, занятыми работой у окон домишек, и деревенскими мужчинами на повозках, разъезжающих по тропинкам. А завидев таких же, как она, юных девушек, Эржебет не могла оторвать от них взгляда.

Большую часть времени за ней приглядывал слуга по имени Торко, немногословный человек средних лет с темными глазами. Даже когда Эржебет целый день стояла на террасе замка, облокотившись о перила, он издалека наблюдал за ней и терпеливо ждал.

– Торко, видишь девушку возле дома? Ту, что грузит поленья на повозку? Она ведь моя ровесница? – спросила Эржебет. Заслышав голос своей госпожи, Торко подошел к ней чуть поближе. – Она все время так занята, а я дни напролет бездельничаю… Разве это справедливо? Я тоже хочу заняться какой-нибудь работой.

Почтительно склонив голову, Торко ответил:

– У графини и работа должна быть под стать титулу.

– И какая же это? Уже два года, как я вышла замуж, а ничем до сих пор не занимаюсь. Муж в отъезде по делам и совсем не бывает дома, мы с ним почти не видимся… Неужели это можно назвать браком?

Во время ночей с супругом Эржебет даже не испытывала удовольствия. Впрочем, она и не знала, что это может быть поводом для разочарования. Смутно, может, и чувствовала его, однако посоветоваться ей было не с кем – она думала, что таким и должно быть замужество.

– Господин Надашди дни и ночи усердно охраняет порядок в своих владениях. Благодаря его стараниям жители окрестных земель могут трудиться, не беспокоясь за свою жизнь. А ежели они будут просить слишком много, то будут наказаны.

– Я тоже хочу быть полезной своему мужу.

– Именно то, что вы, госпожа Эржебет, ждете его в добром здравии в замке, и позволяет ему работать, ни о чем не волнуясь.

– Насколько сильно он занят, настолько же праздно я провожу время, Торко…

Выслушав ее стенания несколько раз, слуга стал понемногу рассказывать Эржебет о тайном колдовском искусстве, передававшемся в их семье из поколения в поколение. Разумеется, он даже не думал, насколько сильное влияние окажут его истории на юную графиню. Поначалу он пересказывал ей обычные легенды в подражание «Тысяче и одной ночи», надеясь тем самым разогнать ее скуку, однако госпожа не выказала ни малейшего интереса к ним. Зато стоило ему обмолвиться о кровавых магических обрядах, как ее глаза наконец-то загорелись. И чем больше в них было чудовищных подробностей, тем больше они завораживали Эржебет. Принимая это за глупое ребяческое влечение к страху, Торко постепенно перестал ей рассказывать что-либо другое.

В один из тех дней Эржебет писала мужу:



«Меня переполняет радость и гордость: наконец-то нашлось дело, способное сделать меня полезной вам. Прислужник Торко приоткрыл для меня чудесный, волнующий мир, о существовании которого я и не подозревала, – мир колдунов, вызывающий трепет в людских сердцах. Если б вы только знали, насколько удивительна магия, принесенная цыганами с далекого Востока и разгадавшая многие тайны человеческой жизни! Я чрезвычайно взволнована и надеюсь, что вы разделите мои чувства.

Нужно насмерть забить палками для слепых черную кобылицу, изо всех сил проклиная ее, а затем выпустить у нее кровь. Таким образом проклятье перейдет в кровь лошади. Подумать только, если облить ею тело врага, то получится сразить его без боя! Но если нанести кровь на кожу врага невозможно, то подойдет и его одежда. Говорят, тем самым можно добиться почти такого же воздействия…»



Читая письмо от жены в походном шатре, Ференц криво усмехался. Он буквально видел перед глазами Эржебет с ее блестящими карими глазами и невинным выражением лица, пишущую это пламенное послание. Тогда он отправил ей следующий ответ:



«С отрадой прочел ваше письмо. В здешних суровых краях, посреди выжженного поля боя ваши весточки – мой единственный источник радости. Я горжусь вами. Что до колдовства, то это весьма любопытно. К счастью, я и мои люди находимся в приподнятом настроении и пока не сталкивались с несокрушимым противником – лишь с трусами, бегущими от одного ржания наших лошадей. Но если в будущем нам встретится враг, от которого стынет кровь в жилах, то мы обратимся к вашему способу. Прошу вас молиться, чтобы нас не настигли такие времена. Надеюсь на наше скорейшее воссоединение.

Ваш любящий супруг».



Прочитав это письмо у себя в замке, Эржебет разочарованно вздохнула:

– Ах, но это колдовство можно использовать и против слабых врагов! Пусть противник и несильный, почему бы не опробовать этот способ? Разве я не права, Торко?

Я ничуть не пытаюсь обелить Эржебет. Она была хорошо воспитанной девушкой с белоснежной полупрозрачной кожей, благородными манерами и чистым, невинным сердцем. Ее неизменное беспокойство, что она станет такой же, как и многие ее родственники, придавало ее поведению скромный, жертвенный характер. Это вполне устраивало ее свекровь Оршойю.

Однако неудивительно, что подобная натура делала Эржебет привлекательной для многих мужчин. В пору, когда ей было двадцать три года, ее несколько раз приглашал на прогулку по замку граф Ланжела, посещавший Чахтицкий замок во время отсутствия ее мужа. Ланжела, обладатель природной красоты и искусный чтец поэзии, был младше Ференца на два года. Всякий раз, как им удавалось встретиться наедине тайком от Торко, он начинал хвалить красоту Эржебет.

Та, не забывавшая о долге верной жены, выказала некоторое сопротивление:

– Граф, мне лестны ваши слова, но мои лучшие годы уже позади…

– О чем вы? К чему скромность, не имеющая ничего общего с действительностью? Вы – благоухающий цветок, что будет становиться все прекраснее и прекраснее. Ваши лучшие дни только впереди.

– Вы так говорите, потому что не видели моего тела. У меня и грудь, и бедра уже не такие упругие.

– Вы заблуждаетесь.

– Отнюдь, граф. Раньше перед женскими днями грудь у меня набухала, соски приподнимались; сейчас же такого больше не бывает.

От столь откровенного признания граф потерял дар речи. «Не иначе как пытается меня соблазнить», – подумал он. Однако для Эржебет разговор подобного рода был более чем естественным. Как аристократка, получившая самое простое воспитание за семью замками, она не знала ни искусства любви, ни норм приличия. Она лишь попросту радовалась любезности, которую высказывали в ее адрес все без исключения мужчины, наносившие визиты в замок. Эржебет даже не задумывалась, что причиной тому были ее молодость и красота, – обычно ей казалось, что это лишь знак почтения к ее титулу.

С улыбкой граф сказал:

– Вы еще молоды. Как вы представляете себе увядание?

Стоял май, и по двору древнего замка разливались запахи влажных камней, мха и цветов. Эти ароматы приподняли настроение Эржебет и сделали ее разговорчивой. Она расхохоталась так сильно, что ей стало трудно дышать, и приложила руку к животу, туго затянутому корсетом.

– Это когда волосы иссыхают, так что расческа застревает в них, руки толстеют, а живот обвисает.

Граф рассмеялся в ответ.

– До чего же вы наивны! И этого вы боитесь? Да, эти вещи случаются со всеми женщинами, но вы юны и прекрасны. Все это вы себе напридумывали. Бывают женщины, в сотни раз более уродливые, чем вы описали. Толще, чем то каштановое дерево, и с заплывшим жиром животом. С толстыми ногами, на которых они могут ходить лишь пошатываясь. С сухой, коричневой, как замша, кожей на лице и ладонях, покрытой сеткой морщин…

Слушая это, Эржебет мертвенно побледнела. Ее плечи мелко затряслись.

– Боже мой… – прошептала она едва слышно. – Как же так!.. Я даже и не задумывалась, что так бывает…

Некоторое время она молчала, закусив губы. Наконец молвила:

– Если все и вправду так, я лучше умру.

– Все будет хорошо, Эржебет, я с вами. Идите ко мне.

С этими словами граф Ланжела сжал ее в объятиях и попытался поцеловать.

– Нет! Я не могу! – закричала Эржебет. Многие мужчины говорили ей лестные слова, но ни одному из них она до сих пор не позволяла подобного.

– Вы ведь не хотите становиться уродливой? Если нет, то доверьтесь мне.

– Неужели я стану уродливой, если не буду этого делать, господин Ланжела?

– Да, Эржебет.

Его уверенный тон заставил Эржебет призадуматься.

– Раз так, то я ваша.

Граф прикоснулся к ее губам.

– У меня такое чувство, словно я обнимаю дерево. Неужели вы ничего не чувствуете? Быть может, я недостаточно вас привлекаю? Что ж, попробуем еще раз…

Ланжела привлек ее в укромное место под лестницей и в этот раз во время поцелуя положил ей руку между грудей.

– Ах, что вы делаете? Мне больно, я не могу дышать! – Эржебет попыталась оттолкнуть графа.

– И где же она у вас не такая упругая? И ваша грудь, и ваши бедра великолепны.

– Это потому, что она приподнята корсетом. Мне очень больно. Из-за исподнего я не могу дышать!

– Вы прелестны, Эржебет. Я уже в вас влюбляюсь. Забудьте о бессердечном Ференце, оставившем вас одну. Забудьте, и мы с вами насладимся друг другом. Тогда вы будете вечно прекрасны. Идемте же в мою опочивальню!

– Не могу! – закричала Эржебет, пытаясь высвободиться из рук графа. – Муж будет в ярости!

– И как же он узнает? Разве вы не хотите оставаться красивой?

– Если я отдамся вам, то не превращусь в уродину?

– И грудь у вас будет упругой, и бедра. Даю вам слово.

Так началась игра Эржебет с огнем. Между мужчинами пошла молва из уст в уста. Как пчелы на мед, в Чахтицкий замок стали съезжаться дворяне из окрестных земель. Отчего-то в те редкие дни, когда Надашди возвращался в замок, гостей в нем видно не было. Справедливости ради, не со всеми из них Эржебет делила ложе. Из-за девичьих грез о романтике порой она лишь наслаждалась утонченностью и чувственностью этих знатных мужчин.

Ни Торко, ни дворецкий и ее правая рука Янош Уйвари, ни многочисленные служанки – никто не давал Эржебет советов. И все же она побаивалась предаваться распутству, к которому были склонны многие члены их рода. Как девушка религиозная, она все еще не настолько погрязла в грехе.

Только вот все сильнее становилось ее влечение к сверхъестественным силам. В собственных комнатах в замке поселились ведьма Доротья Сентеш, которую Эржебет представил Торко, и некая Дарвулия, назвавшаяся лесной колдуньей. Иногда они спускались в темное подземелье, захватив с собой хрустальный шар и медный котелок, и устраивали для Эржебет колдовские представления: подвешивали к потолку животных, обезглавливали их, собирали их кровь в котелок, добавляли в него жаб, череп курицы и сомнительного вида лекарственные травы и варили эту смесь в котелке, приговаривая заклинания.

Причудливые запахи и звуки булькающего котелка, эхом отражавшиеся от влажных стен мрачного подземелья, сводили Эржебет с ума. В обычной ситуации такое беспутство не потерпели бы, однако поскольку хозяина в замке обычно не бывало, то и некому было предупредить его о происходящем. Постепенно Чахтицкий замок стал напоминать закулисье бродячего цирка в глуши.

В замок вновь собрался валашский граф Ланжела. Эржебет готовилась к его встрече, а заодно собиралась провести особый магический обряд.

Ей не давало покоя, что шторы в приемном зале выцвели и потеряли свой первоначальный вид, и с помощью служанок Эржебет решила их поменять. Такую работу следовало поручить прислуге, однако графиня лично взялась за нее. Шторы были сняты, и она уже собралась повесить новые, но тут руки помогавшего ей Торко остановились.

– Торко, ну-ка подержи… Что такое?

Обернувшись, она увидела, что он настороженно застыл. Его бледное, заросшее щетиной лицо сделалось еще бледнее.

Со стороны коридора послышался тяжелый топот. Шел не один и не два человека. Было такое чувство, будто по коридору шествует военный отряд.

Неужели вернулся муж? «Надо выйти и встретить его», – подумала Эржебет и бросила штору к ногам. В этот самый момент в комнату вбежала служанка.

– Госпожа Эржебет… – только и успела она произнести, как в комнату, придерживая подол платья, решительной поступью вошла женщина средних лет. Высокий нос, худое лицо, обвисшая кожа под подбородком, как у курицы под клювом, плотно сжатые губы, обрамленные глубокими морщинами. Это была Оршойя, свекровь Эржебет. Она взмахнула худой рукой, словно пытаясь отогнать муху, и служанки с поклоном сделали шаг назад.

– Матушка, – улыбнулась Эржебет и мелкими шажками пошла к свекрови.

Однако на лице Оршойи не было и тени улыбки. Сощурив и без того морщинистые веки, она неотрывно смотрела на Эржебет.

Оршойя преградила ей путь. Тут в зал промаршировала толпа стражников и выстроилась у свекрови за спиной. В зале вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь трепетом птичьих крыльев и чириканьем за окном. Оршойя не произносила ни слова.

Раздался женский крик, а вслед за ним звуки учащенного дыхания и беспорядочных шагов. Под руки в зал ввели Доротью и Дарвулию.

Оршойя была невысокой женщиной. Когда к ней подвели также невысокую Доротью, то Оршойя ростом едва доходила ей до плеч. Однако это не мешало ей держаться с привычным для нее холодным достоинством.

– Эржебет, – вымолвила она хрипловатым голосом, – я тебе доверяла. До сих пор я никак не вмешивалась в твою жизнь и позволяла тебе жить в замке как заблагорассудится.

Эржебет пересеклась взглядом с наполненными ужасом глазами Доротьи. Обе колдуньи уже прекратили кричать.

– Я относилась к тебе как к взрослой, но, очевидно, то было ошибкой. Кто эти простолюдинки?

– Это… – Эржебет принялась было объяснять. Но язык как будто не слушался ее. Она чувствовала, что даже если б смогла все внятно рассказать, то тем самым только ухудшила бы свое положение.

– Я… – Доротья попыталась было прийти ей на помощь.

– Тихо! – оборвала ее Оршойя. – Я спрашиваю Эржебет.

– Они колдуньи. Я лишь хотела быть полезной мужу…

– Хочешь сказать, что если приводить уличных фокусниц и тратить на них деньги, то это поможет Ференцу?

– Матушка, они владеют великой магией. Удивительной магией, принесенной цыганами с далекого Востока. Если вскипятить в котелке кровь принесенного в жертву животного, а затем окропить этой кровью врага, то можно без боя…

– Молчать! – Мощный голос Оршойи эхом прокатился по залу. – Я не желаю слышать твою околесицу! Как же глупо было с моей стороны считать тебя взрослой женщиной… Ты вышвырнешь этих двоих за пределы замка, и на этом все закончится. Вместе со всеми безделушками, которые наверняка лежат в подземелье.

– Умоляю, одумайтесь! Если так с ними поступить, то точно случится что-то дурное!

– Она говорит правду! Если хоть пальцем притронешься к моему хрустальному шару, то я наложу на тебя смертельное проклятье! – прокричала Доротья, извиваясь в руках стражников.

– Погодите. – Оршойя приостановила солдат, собравшихся было увести Доротью и Дарвулию. Быстрым шагом она приблизилась к Доротье и наотмашь ударила ее по щеке. Та взвыла от боли.

– Уведите их. Считайте милосердием, что не получите телесного наказания. А теперь твоя очередь. – Оршойя повернулась обратно к Эржебет.

– Матушка, завтра сюда прибудет валашский граф Ланжела. Мне нужно подготовиться к его встрече. Как раз этим мы сейчас и занимались.

Тут Оршойя отчего-то громко выкрикнула:

– Стража!

Солдаты, выволокшие Доротью в коридор, обернулись в сторону зала.

– Еще кое-что. Сейчас же отправьте в Валахию гонца с посланием, что вчерашним вечером графиня Батори занемогла и не может никого принимать, – приказала Оршойя, не сводя глаз с Эржебет.

– Будет сделано, госпожа.

– Эржебет, ты, часом, не делала ничего, чем могла бы опозорить Ференца?

Эржебет перепугалась:

– Матушка, с чего вы вдруг…

– Ты удивлена, что я внезапно заговорила об этом? Но я тоже внезапно узнала об этих слухах.

– Простите мне мою непочтительность, но вы забываетесь. Как же это так, перед толпой людей…

– Об этом и так известно всем! Единственная, кто остается в неведении, – это ты, Эржебет. Люди судачат. И ведь граф Ланжела далеко не единственный!

Оршойя вдруг отчего-то усмехнулась.

– Все же яблочко от яблони недалеко падает… Когда я узнала о твоих проделках, у меня все поплыло перед глазами. Своим поведением ты опозорила меня, как никто раньше. Но больше всего мне жаль сына. Веря в порядочность своей жены, он денно и нощно трудится не покладая рук. А ты за спиной у него, не зная никаких забот, предаешься развлечениям в замке… Долг жены – смиренно ждать возвращения мужа.

– Именно поэтому, матушка, я и…

– Все, что ты сделала, – это впустила бродяжек за священные стены замка, чтобы играть с ними, как малое дитя, – резко перебила ее Оршойя. – Но и это не все. Ты занималась непотребствами с молодыми людьми, приходившими сюда! Совсем стыд потеряла!

– Да кто же вам такое сказал! – Эржебет обвела взглядом людей вокруг. И тут она выловила в толпе служанку, старательно отводившую взгляд. Ту девчонку звали Бесс. «Она», – вмиг догадалась Эржебет. В ней тотчас вспыхнула ярость. С ненавистью разглядывая побледневшее лицо Бесс, она задумалась, что бы такого учинить над ней, когда свекровь вернется к себе.

Вдруг она поняла, что видит суровое морщинистое лицо свекрови прямо перед собой. Оршойя схватила ее за плечо. Пальцы сжимали ее все крепче и крепче.

– Матушка, что вы…

Пальцы Оршойи потянулись к Эржебет и начали одну за другой расстегивать пуговицы на ее одежде.

– Что вы делаете?! – закричала Эржебет. Пытаясь избавиться от пальцев свекрови, она отшатнулась назад.

– Эй вы, помогите! – раздраженно бросила Оршойя выстроившимся позади нее стражникам.

Трое из них с озадаченным видом подошли к сцепившимся женщинам.

– Ну-ка, придержите ее…

Двое стражников крепко схватили Эржебет. Расстегнув последние пуговицы, они сняли с нее бархатное платье. На пол упал каркас из китового уса.

– Матушка! – зарыдала Эржебет, оставшись в одном исподнем.