– И снова два предмета, английские названия которых представляют собой анаграмму, – уверенно заключил Грэйсон.

– А какое еще слово можно придумать с теми же буквами? Plate. Petal…

Одетта с впечатляющей для ее возраста скоростью устремилась к экрану. Начала набирать: p-l-e-a-t.

Pleat – складка. Экран зажегся зеленым, опять зазвонили колокольчики. Снова правильный ответ!

Лира с Грэйсоном посмотрели на оставшиеся предметы. Бархатный мешочек – pouch. Коробочка с магнитами – box. Монетки по двадцать пять центов – quarters, завернутые в бумагу – paper. Стаканчик – cup из кафе «Соник».

И снова эта молния в голове!

– Sonic, – прошептала девушка.

– Coins, – добавил Грэйсон, – монетки.

Sonic, coins, а дальше…

– Scion – потомок! – Лира выдохнула. Они с Грэйсоном сказали это слово одновременно, только его голос был отчетливым и низким, а ее – хриплым и едва слышным. Голоса слились воедино, а внутри словно бы зажегся огонь, заполняя собой мучительную пустоту.

Одетта вписала ответ. И снова зеленая вспышка на экране и колокольчики. На этот раз – целая мелодия.

Их команда нашла все три ответа. Они решили головоломку. И как ни пыталась Лира сохранять холодную голову, ей в тот миг показалось, что она стоит на горной вершине, что она недосягаема и неуязвима.

Часть стены с лабиринтом опустилась, обнажив тайник, о котором и говорила Одетта. Внутри игроков ждал какой-то предмет. Лира потянулась к нему, еще не успев осознать, что он собой представляет.

Меч! Рукоять – простая, но красивая, серебристая, с позолоченными кончиками. Лира сомкнула на ней пальцы и вытащила оружие из тайника. Это спровоцировало работу какого-то механизма – и стена начала раздвигаться. А за ней… показалась дверь.

– Ты умеешь держать меч, – подметил Грэйсон, глядя на Лиру так, будто она сумела его удивить, а Его Высочеству не то чтобы очень нравилось это чувство.

– У меня мама – писательница. И иногда у нее в книжках герои бьются не на жизнь, а на смерть. Порой приходится прорабатывать сцены сражений, – пояснила Лира.

– Вижу, вы с ней… близки, – произнес Грэйсон не то чтобы мягко, но как-то нежно и вдумчиво.

А еще через секунду, словно опомнившись, он повернулся и сделал жест – разумеется, самый что ни на есть галантный, – в сторону двери. Лира впервые обратила внимание, до чего же старомодный у него смокинг. Точно он явился из другой эры, как и сам его владелец.

– После вас, – сказал Грэйсон.

– Нет уж, – Лира сделала пробный взмах мечом, – после вас.

Глава 35

Джиджи

– «Черви» ухитрились разгадать всю головоломку, – сказал Нокс.

В его голос просочился псевдоюжный акцент, и Джиджи невольно задумалась: уж не переименовать ли его из Ворчуна-в-Труселях в Ворчуна-в-Панталонах, а то как будто бы она его недооценила.

– А у нас пока есть только нож, – продолжил Нокс, сощурившись.

– Который я великодушно вам показала, – уточнила девушка. – Заметка на полях: если вдруг начну целиться острым краешком в твою сторону, мистер Негатив, ты сильно не переживай, ладно?

– Еще есть ножны, – уточнил Брэди, вертя их в руках. Именно он попросил у Джиджи чехол от ножа. И она отдала – не только чтобы позлить Нокса, но и потому, что Брэди вызывал у нее доверие, что бы ни говорила Саванна у нее в голове.

Брэди погладил ножны.

– Тринадцать.

– Ты посчитал царапины на коже, – заключила Джиджи и протянула руку за ножнами. Брэди тут же вернул их хозяйке, не медля и не жалуясь.

«Видишь?» – мысленно спросила Джиджи у этой незримой Саванны.

– Ну какой надежный, – шепотом произнес Нокс. Потом резко повернулся к Джиджи. – А хочешь, покажу, в чем главное различие между мной и Брэди? Коротенечко.

– «Коротенечко»? Это ты меня так назвал? Тогда тебе надо поучиться придумывать прозвища, – съязвила Джиджи.

– Различие в том, – понизив голос, сказал Брэди Ноксу, – что я любил ее.

Калла! Интуиция Джиджи просто вопила о том, что дело принимает скверный оборот.

– Монетки в пятнадцать центов! – воскликнула она, чтобы только отвлечь сокомандников. – Три штуки! Что же они значат?

Вопрос неплохой, но отвлек он всех ненадолго.

– Шесть лет прошло, Брэди, – голос Нокса напомнил скрежет наждачной бумаги. Акцент совершенно испарился.

– И без тебя знаю, – Брэди снял очки и принялся протирать стекла краем рубашки. – Я уже давал тебе второй шанс, – напомнил он, вернув очки на переносицу, – в прошлом году.

– Так, может, ты…

– Монетки, – перебил Брэди Нокса и повернулся к Джиджи. – Три штуки.

Джиджи приняла волевое решение встать между ними и в профилактических целях отвлечь их еще разок.

– Что делает тебя счастливым?

– А? – У Нокса было такое лицо, будто ему в нос только что попало молоко и он пытается это скрыть. Ноздри раздулись, глаза округлились – недобрый знак.

– В чем залог твоего счастья? – упорствовала Джиджи. – Если помнишь, отвлекающие маневры – моя сильная сторона. Мозг не умеет сохранять нейтралитет. Так что, если застреваешь в круговороте всяких там предвзятостей и застаревших идей, надо брать быка за рога и вышвыривать хомячка из колеса.

– Вот только хомячьих метафор тут не хватало, – чуть ли не рявкнул на нее Нокс.

Джиджи убрала нож в чехол, задрала юбку, поставила ногу на край стола и примотала оружие к бедру.

– Что? Делает? Тебя? Счастливым?

Нокс еще не понимал, что ему ну никак не отвертеться.

Тут начал отвечать Брэди.

– Мамина собака. Ее зовут Этот Песик. Этот Песик вовсе не крохотная милая собачка и пахнет так себе, но каждую ночь спит в хозяйской кровати.

– Я уже его люблю! – умилилась Джиджи. – Нокс! Что делает тебя…

– Деньги, – бесцветным тоном ответил он. – Вот что делает меня счастливым. – Джиджи уставилась на него в радостном ожидании, и наконец список пополнился. – И жареная курочка. Ножки, которые ночь в холодильнике постояли. Ну что, довольна? А еще старые машины, дорогой виски. – Нокс отвел взгляд. В его теле напряглась каждая мышца. – И созвездия.

Брэди притих.

Джиджи, которая уже и сама порядком отвлеклась, решилась на еще один ментальный вираж. Мозг нацелился на новый план. Тратить время на тщательное обдумывание она не стала. Просто взялась за пояс, расшитый блестящими камнями, и отогнула его вниз, обнажив кожу и слова, записанные на животе: манга, Ра. Нож не единственная ее находка за время нахождения на острове.

Брэди тут же нагнулся и впился взглядом в ее живот. Он изучал обнаженную кожу сквозь стекла очков в толстой оправе, и Джиджи вдруг поймала себя на мысли, что никто еще на нее так не смотрел – с таким откровенным, неприкрытым интересом. Что-то похожее читалось на лице Джеймсона Хоторна, когда он глядел на Эйвери Грэмбс.

– Манга, – прочел Брэди, поднеся руку к животу Джиджи, – Ра.

– Египетский бог солнца, – пояснила Джиджи. У нее вдруг перехватило дыхание. Ничего, твердила она себе, это совершенно нормально и, наверное – очень хочется верить, – не так уж и заметно!

– Нокс? – позвал Брэди, легонько коснувшись кожи Джиджи и осторожно обведя слово «Ра». – Ты это видишь?

От его прикосновений по коже разлилось тепло.

– Ей восемнадцать, мне двадцать пять, – отрезал Нокс, – пялиться не собираюсь.

– Я про буквы! – Прикосновения Брэди были мягкими, но уверенными. – Переставь их!

«Ну и ботан! – восхитилась Джиджи. – А какие скулы! А голос, он такой… такой…»

Она поспешно прервала полет воображения, пока оно не стало рисовать другие картины, где уже она так касается живота Брэди…

Буквы. Переставь их!

У Джиджи взорвался мозг – исключительно в хорошем смысле.

– Manga! Ra! Это же анаграмма! – восхитилась она. – Для слова… – Она торопливо просчитала все варианты. – Anagram! Мне такие метаприколы не очень по вкусу, но тем не менее!

Брэди опустил руку. Джиджи кинулась к набору предметов. Всё тело горело – и не по одной причине.

– Анаграммы. Ищем анаграммы!

Анаграммы. Начнем с того, что и двадцать пять, и пятнадцать центов – это всё монетки: coins.

И тут Джиджи Грэйсон, разоблачительница намеков и гроза головоломок, увидела все три ответа разом.

И взвилась на седьмое небо от счастья.

Глава 36

Рохан

– Слова. – Взгляд серебристых глаз Саванны задержался сперва на фишках, а потом на магнитах, – это всё, по сути, слова.

Рохан в это время торопливо обдумывал последнюю анаграмму, но невольно отвлекся на девушку.

– Звучит как фраза, которую ты себе уже говорила, – подметил он, поймав ее взгляд.

Интересно, подумалось ему, какими словами люди обычно пытаются ранить таких, как она.

– Не всякий разделяет мое восхищение бесспорно сильными женщинами, – продолжал Рохан, – как часто тебе говорили «Возомнила, что лучше, чем мы»?

Как часто ее называли стервой или еще похуже? Сколько раз она этому верила?

– Ты у меня на дороге стоишь. – Саванна методично удерживала свой ненаглядный контроль, не уступая ни в чем.

Рохан и сам часто отказывал окружающим в эмпатии, поэтому не мог винить ее за тот же прием.

– Тогда обойди, милая, что ж поделать.

Она угрожающе шагнула к нему.

– Не зови меня милой!

– А Савви можно?

– Нет. – Она прошествовала к экрану.

Рохан не стал говорить ей последний ответ: он знал, что она уже обо всём догадалась.

И вот вспыхнул зеленый свет, раздался звон колокольчиков. Мелодия незнакомая, но почему-то она на мгновение перенесла Рохана совсем в другое время и место – к безымянной безликой женщине, которая тихо напевала ему, такому маленькому и согретому, песенку. Бросила в темноту, в пучину.

Впрочем, Рохан недолго блуждал в воспоминаниях. Очнувшись, он увидел, что стена столовой разделилась на две половинки и разъехалась, обнажив тайник с мечом внутри.

Саванна поспешила за трофеем. Не успев подумать, Рохан запрыгнул на обеденный стол, проскользил по столешнице и обогнал Саванну уже у самого финиша. Схватил меч обеими руками, описал им в воздухе дугу, поднял вертикально над головой.

– Есть в победе что-то терапевтичное, – с преувеличенным высокомерием сообщил Рохан, надеясь замаскировать всю правдивость своих слов.

Участок пола в другом конце комнаты куда-то провалился. Там люк! Саванна направилась к нему, остановилась на полпути, обернулась и пошла обратно, к Рохану. Какие широкие шаги. А какие агрессивные!

Надо же, он смог-таки вывести ее на эмоции, а ведь не то чтобы сильно старался.

Саванна остановилась. От острия меча ее лицо отделяли считаные сантиметры.

– Эту хищную улыбочку для кого-нибудь другого прибереги. А еще подколочки, подкаты и всё остальное, раз уж пошла такая песня.

– Всё остальное? – Рохан выгнул бровь, подражая ее обычному выражению лица.

– А то я не замечаю, как ты ко мне льнешь, как включаешь этот вкрадчивый голос, который словно бы окружает со всех сторон, как зовешь меня милой, как имя мое сокращаешь, как делаешь вид, что замечаешь меня, будто я отчаянно жажду внимания. – Она скользнула взглядом по острию меча. – Как бы не так! Я тебя раскусила, Рохан-чаровник, Рохан-игрок, Рохан – великий манипулятор, который думает, будто понял, кто я такая и на что способна.

Она улыбнулась холодной светской улыбочкой, пропитанной вселенской невозмутимостью.

– Кстати, на мече кое-что выгравировано. – С этими словами она направилась к люку.

– Серьезно? – Рохан повернул оружие. У самого края засверкали слова. – «Свобода от оков, ключ от любых замков», – прочел он.

– Учти, это последний раз, когда я позволила тебе перегнать меня, – объявила Саванна, стоя к нему спиной уже у самого люка.

Это были разом и обещание, и угроза – да еще какие!

– И, к твоему сведению, – проговорила Саванна, начиная спуск во тьму, – мне плевать, какими словами меня описывают другие, потому что они ниже меня. – Рохан догадывался, что за этим последует. – И ты тоже.

Наверное, стоило расценить эту ее вспышку как признак того, что он прочитал ее правильно, подобрался слишком уж близко к уязвимому месту, но почему-то слова Саванны опять вернули его в детство – к безликой женщине, в темноту, в пучину.

* * *

– Предупреждаю, Британец, – донесся из мрака голос Саванны, – я теплых чувств к тебе не питаю, так что сыграть на них не получится. И у меня нет слабостей, на которые можно надавить. А если говорить о победе в игре… Поверь, я жажду ее больше, чем ты.

Глава 37

Лира

Лира спускалась по потайной лестнице во тьму. Грэйсон шел впереди, а Одетта замыкала шествие. Девушка держала меч в одной руке, а другой ощупывала стену и прислушивалась к шагам Грэйсона, считала их.

Лестница резко ушла вбок. Мрак прорезал голос Грэйсона:

– Возьми меня за руку!

По звуку Лира поняла: он обернулся к ней. Тело так тонко настроилось на его волну, что она могла бы легко отыскать его ладонь в темноте.

Нет, это было бы фатальной ошибкой, так что Лира отмахнулась от этой идеи. Но самое страшное крылось в том, что ей этого захотелось.

– Ты же помнишь, баланс я держу прекрасно! – Она шагнула вперед, прошла мимо Грэйсона и наткнулась на что-то… металлическое?

– Еще две ступеньки, госпожа Моралес, я вас подстрахую, – сказал Грэйсон у Лиры за спиной.

– Звучит успокаивающе, – сухим голосом подметила пожилая участница. – А где мы?

Не успела она задать этот вопрос, как вспыхнули лапочки, встроенные в пол комнаты, где они оказались. Лира, сощурившись, оценила обстановку. Мрачная лестница привела их в маленькое помещение с закругленными металлическими стенами.

«Больше похоже на камеру, чем на комнату», – подумала Лира. Диаметр помещения цилиндрической формы был метра два, а высота – около трех. Металлические стены. Металлический пол. Зеркальный потолок.

Тут находилось лишь два предмета: изогнутый монитор, приделанный к стене, а рядом – старинный телефон, который будто бы выкрали из девяностых, с аквамариновым проводом и прозрачным корпусом, внутри которого виднелись яркие детали механизма – неоново-розовые, неоново-синие, неоново-зеленые.

Лира направилась к устройству, Одетта – за ней. И тут вдруг раздался громкий скрежет. Пол не пошатнулся, а вот металлические стены пришли в движение, сдвинулись, отрезав ступеньки.

Они втроем оказались заперты в крохотной каморке с ретротелефоном и экраном, который вдруг ожил. По черному фону побежали золотистые, причудливые буквы:

Отсюда расходятсяТри тропы.

Три тропы? Лира задумалась. Но слова вдруг исчезли, а им на смену пришли другие:

Подсказка осталась:Ее заслужи.

Лира боялась отвести глаза, да что там, лишний раз моргнуть. Тем временем строки снова сменились:

Головоломка, загадка – Хоторнов игра.Повторим еще разочек:Неизменна она.У каждой команды раскладБудет свой:Корона и скипетрДа трон пустой.

Именно последняя строчка глубже всего засела в сознании: корона, скипетр, трон пустой – наверняка какие-то подсказки! Иначе не может быть. Девушка подалась вперед.

Один за всех,И все за одного.

Грэйсон подошел ближе к экрану и к Лире тоже.

Таков уж порядок, учтите:Когда готовы будете, звоните.

Экран погас. Лира задержала взгляд на ретротелефоне, а потом, не успел никто из их команды и слова проронить, металлические стены опять задребезжали и пришли в движение.

Глава 38

Джиджи

Джиджи огляделась, вспоминая строки стихотворения, пока стены, достойные места в каком-нибудь сай-фай-фильме, с лязгом двигались вокруг них. «Когда готовы будете, звоните». Старомодная красная телефонная будка, будто бы украденная с лондонской улицы, занимала добрую часть комнатки. Приходилось как-то ютиться на оставшемся островке – так себе задачка, учитывая гигантское напряжение между Брэди и Ноксом.

Наконец стены затихли. Казалось, невидимая рука содрала с них верхний слой и обнажила внутренний. Теперь на них было написано следующее:

Наступаю я перед паденьемИ после центра,Ничего нет плохого во мне.Напротив лошадкиПо имени Роза иль ЛилияИ в тенистой прохладе —Я повсюду, но что я такое?

– Загадка, – напряженнее, чем обычно, проговорил Нокс, – видимо, надо ее решить!

– А потом позвонить, – беззаботно уточнила Джиджи. – Недаром же сюда притащили эту будку и еще инструкции по экрану пустили.

Брэди посмотрел на меч, который он забрал в прошлой комнате, на зеркальный потолок.

– Тесновато тут, – прокомментировал он. Его голос эхом отразился от металлических стен. Он покосился на Нокса.

Тот стиснул зубы.

– Падение – это fall, но в Америке так же называют осень. А перед осенью идет лето, – предположил он.

– А еще может иметься в виду грехопадение! – вставил Брэди. – Ему предшествовала гордыня!

Джиджи читала между строк этого эмоционального диалога. Итого: под падением в загадке может иметься в виду и время года, и снижение высоты. А еще Нокс не любит тесные пространства. И она ему тоже не особо нравится. Пока.

– Ладно, допустим, у нас уже есть две версии о том, что бывает перед падением: лето и гордыня, – подытожила Джиджи и перешла к следующей строке: – А что наступает после центра? Край? Конец? Лилия и роза – это цветы. – Она выдержала паузу: – Летние?

– Только роза, – напряженно поправил ее Нокс, – а лилии цветут по весне.

Брэди перевел взгляд со стены на Нокса:

– Так ты помнишь.

Секунда напряженной тишины, и Джиджи осенило: точно, калла еще и название лилии!

– Тень – возможно, намек на что-то, заслонившее солнце. – Нокс сосредоточился на тексте загадки. На напряженной шее вздулись мышцы. – Затмение? А центр… Экватор?

Брэди молчал. Джиджи, по натуре болтушка, далеко не всегда могла вовремя прикусить язык, но бывают в жизни моменты, которые так и требуют, чтобы ты оставил других в покое, если это вообще возможно, учитывая, в какую тесную комнатку они попали. Девушка примолкла и вернулась к самому началу загадки: «Наступаю я перед паденьем…»

Падение. Джиджи набросала список ассоциаций: гравитация, Шалтай-Болтай, «Вся королевская рать». Взгляд переключился на четвертую строчку: «напротив лошадки».

– Ставить телегу впереди лошади, – выпалила она вслух неожиданно для самой себя. – Извините.

Брэди едва заметно переступил с ноги на ногу.

– Да не извиняйся.

Джиджи вспомнились его прикосновения к животу, а потом слова, сказанные Ноксу: «Различие в том, что я любил ее».

Он говорил в прошедшем времени, но чувства, которые улавливались в голосе, никак нельзя было назвать отжившими. Брэди всё еще любил Каллу, кем бы она ни была. А Джиджи, пускай и питала слабость к драмам и не чуралась откровенно плохих идей, больше всего на свете хотела победить в «Грандиозной игре». Доказать, что чего-то да стоит. Вновь воспарить к небесам.

Она крепко зажмурилась и отогнала подальше воспоминания о прикосновении Брэди. Сделала глубокий вдох. Мы с этой металлической комнатой, зеркальным потолком и дребезжащей стеной – одно целое. Она заставила себя забыть о Брэди и Ноксе, и о Брэди-и-Ноксе, и о Калле, то ли пропавшей, то ли убитой, то ли и то и другое. Джиджи медленно выдохнула, чтобы успокоиться.

«Наступаю я перед паденьем. И после центра. Ничего нет плохого во мне. Напротив лошадки. По имени Роза иль Лилия. И в тенистой прохладе – я повсюду. Но что я такое?»

Глава 39

Рохан

Рохану часто представлялось, что его сознание – лабиринт, а он чудовище, которое в нем живет. В лабиринте располагается несколько хранилищ с информацией, от которых тянутся извилистые дорожки. В одном архиве складируются детали, которые не имеют большого значения, но всё равно врезались в память, в другом – полезные сведения, которые дожидаются, пока он пустит их в ход, а в третьем – информация, которую Рохан пометил как значимую, хотя значимость эту еще предстояло подтвердить.

Именно по коридору, ведущему к этому последнему архиву, Рохан бродил чаще всего. Искал глубинные взаимосвязи, нащупывал закономерности – всё это было у него в крови. Да еще и Саванна Грэйсон работенки добавила, стоило ему понять, как ей всё это нужно.

Да, он улавливал в ее голосе эту самую жажду, сопоставимую с его собственным желанием овладеть «Милостью дьявола». Жажду, делающую Саванну загадкой ничуть не легче той, что смотрела на них с металлической стены.

Почему восемнадцатилетняя девчушка с трастовым фондом в миллионы долларов так отчаянно хочет выиграть в «Грандиозной игре»?

– «Восемьдесят восемь замков. Стоп, неправда, о нет! Но зато черно-белым будет ответ», – прочла Саванна вслух загадку на стене.

– Пришел черед загадок! – Рохан переложил меч из правой руки в левую. О да, на стене загадка, и в тебе тоже. – Загадки нарочно уводят ум всё дальше от правильного ответа. Они извращают правду и опираются на привычку нашего разума искать подтверждение тому, во что мы уже верим.

В чем твоя милость, а, Савви? Что ведет тебя вперед?

– Значит, это ловушка, – подытожила Саванна.

– Сразу несколько, думаю. – Рохан поймал себя на том, что в принципе слишком уж много думает о Саванне Грэйсон. Он заточил это желание в лабиринте, вместе с вопросами о ее мотивах, и переключил внимание на более насущную проблему.

– «Головоломка, загадка – Хоторнов игра. Повторим еще разочек: неизменна она», – процитировал он и дал Саванне возможность, пускай и мимолетную, что-то добавить, а потом продолжил сам: – Полагаю, строки про три тропы означают, что в начале игры всем трем командам давали одинаковые задания, а теперь у каждой будет свое. Корона, скипетр, трон пустой…

– Три подсказки, – предположила Саванна, – но к чему? К большой загадке?

– Время покажет. – Рохан перевел взгляд с нее на слова, написанные на стене. – Так всегда бывает, Савви.

Она четко дала понять, что ей не нужно его сочувствие, и это хорошо, учитывая, что оно всегда в дефиците. Вот только Саванна успела пробудить в нем любопытство, а это, по общему мнению завсегдатаев «Милости дьявола», гораздо хуже.

– Давай сконцентрируемся на загадке! – попросила Саванна.

Рохан улыбнулся своей фирменной волчьей улыбкой – и в этот раз она была еще более хищной, чем обычно.

– Я уже.

Главная загадка – это ты, Саванна Грэйсон. Если ее разгадать, станет понятнее, как извлечь выгоду из этого знакомства, но это лишь приятный бонус. Главное – удовлетворить любопытство. Но пока…

Напротив стены, на которой была написана загадка, висел старинный телефон с дисковым набором. Когда стена вращалась, он даже не двинулся с места. Оставалось только восхищаться мастерством инженера, соорудившего эту комнатку, и скоротечностью нынешнего испытания.

Восемьдесят восемь замков.Стоп, неправда, о нет!Но зато черно-белым будет ответ.

Рохан начал медленно кружить по комнате, обдумывая вторую строчку. «Стоп, неправда, о нет!»

Неправда, вероятнее всего, противоположность правде. Английское выражение «To be right» означает как «быть правым в фактическом смысле», так и «проявлять добродетель и благородство», понимать, что хорошо, а что – плохо. Но правый – это еще и антоним к левому! А выправиться – значит наладить, распрямить. И если у тебя есть право на что-то, значит, ты можешь это заполучить.

Пока Рохан завершал второй круг по комнате, заговорила Саванна.

– А к чему именно относится вторая строчка? Что называется неправдой?

Рохан призадумался, снова прокрутил загадку в памяти. В сознании всплыли новые вопросы. А действительно, что именно неправда? И почему?

И зачем такому человеку, как Саванна Грэйсон, двадцать шесть миллионов долларов?

Глава 40

Лира

Лира всматривалась в слова на стене, а они словно бы отвечали тем же. Все буквы были аккуратные и ровные, глубоко врезанные в металл. Всего в загадке было шесть строк и двадцать три слова:

И в пещере меня найти можно.Иногда я шалю безбожно.С мылом вымой меня,Поцелуй мне ты дай,Слова не проронив,Что-нибудь пожелай.

– Когда в дедушкиных играх появлялись загадки, я обычно проигрывал, – признался Грэйсон у нее за спиной.

Пальцы Лиры невольно сжались на рукояти меча. Нет, это вовсе не из-за интонации, с которой он сказал слово «проигрывал», твердила она себе. Дед-миллиардер явно не слишком-то жалел своего внука. Лире вспомнилось, как Рохан описывал Хоторнов: склонные к самовозвеличиванию, чересчур тревожненькие, охотно мифологизирующие старика, который, судя по всему, был тем еще ублюдком.

– Загадки – развлечение для тех, кто любит игры, – сказала Одетта Грэйсону. – Вам присуща игривость, мистер Хоторн?

– Я похож на человека, которому присуща игривость? – переспросил Грэйсон.

– Нет, – Лира уставилась на слова на стене, – но и Тобиасу Хоторну, кажется, не слишком-то нравились загадки.

У нее в голове крутилась другая загадка – не та, что была написана на стене, а та, которую она вот уже полтора года никак не могла решить, с тех самых пор как Грэйсон вложил ей в голову мысль о том, что последние слова ее отца – это не бессвязная нелепица: «С чего начать пари? Нет, думай до зари».

Пари – это ставка, азарт, риск, соглашение, состязание, попытка просчитать шансы, вызов. Внесение начальной суммы – ante. Последнее понятие особенно путало, заставляло часами напролет теряться в догадках, потому что на английском это слово означало и цену со стоимостью, и нечто предшествующее, и Лира никак не могла отделаться от ощущения, что это вовсе не случайно. Что-то упрямо ускользало от ее понимания. Ей никак не удавалось ухватить суть.

– Ты явно не над этой загадкой думаешь. – Голос Грэйсона не ворвался в мысли Лиры, а окутал их. Даже когда он был тих и почти нежен, расслабляться не стоило.

Какая-то извращенная часть потребовала, чтобы Лира и дальше делала вид, будто он вовсе не видит ее насквозь.

– Что можно найти в пещере? – спросила она, мысленно изгоняя напряжение из своего тела. Взгляд снова заскользил по строкам на стене и остановился на одном слове: «поцелуй».

«Опасность касанияЕсть жестокая красота момента,Что прошел слишком быстроИ выжжен на коже», —

прошептало что-то внутри.

Лира сглотнула.

– Может, лягушка? – Эта версия состыковывалась и с пещерой, и с поцелуем. – Есть ведь даже сказка такая! Поцелуй лягушонка – и он станет прекрасным принцем.

– Когда находишь правильный ответ к загадке, всё тут же обретает смысл, – сказал Грэйсон. – Если версия кажется правдоподобной, но не обнажает всей каверзности вопроса, скорее всего, это просто ловушка, приемчик, который должен тебя отвлечь, перетянуть внимание в другую сторону.

– Я знаю, что такое «ловушка», спасибо, – съязвила Лира. – Да и в каверзных вопросах разбираюсь.

– И почему я не удивлен?

– Смотрю, теснота пошла вашим отношениям на пользу, – вклинилась Одетта. К ней опять вернулась улыбка бабушки, пекущей угощение для внучат.

Чтобы отвлечься и не отвечать ей, Лира положила меч.

– Можно подержать? – спросил Грэйсон.

И вот опять Лире вспомнился их танец. «Можно вклиниться?» – спросил он тогда. Она скрестила руки на груди.

– Наслаждайся, малыш Хоторн!

Грэйсон взял меч. Что-то в его чертах, в позе, которую приняло тело, напомнило Лире о том, что умение правильно держать меч не ограничивается определенной постановкой рук.

Грэйсон Хоторн держал меч так, будто выполнял упражнение на полный контроль за телом.

Думай о пещерах, – приказала себе Лира, – думай о тишине, о желаниях.

– Тут на лезвии какая-то надпись, – сообщил Грэйсон. Голос был под стать позе – происходящее полностью под его контролем.

Лира подошла прочесть гравировку.

– «Свобода от оков, ключ от любых замков». Похоже на очередную загадку.

Эта игра буквально заваливала их таинственными стихотворениями.

– Уже начинаю их ненавидеть, – шепотом призналась Лира.

– Занятно, – ответил Грэйсон, опустил меч и задержал на Лире взгляд своих серебристых глаз, – а я только-только вхожу во вкус.

Глава 41

Джиджи

Из всех возможных решений, которые целый час выплясывали канкан в голове у Джиджи, она смогла составить следующую логическую цепочку (которая уже походила, скорее, на танцоров конга, выстроившихся в линию[7]): день после весеннего равноденствия.

«После центра» – она поставила рядом с этими словами мысленную галочку; «перед паденьем» (если вспомнить рассуждения про осень) – новая галочка. Весна ассоциируется с солнцем – и тенью. Возможно, слова «тенистая прохлада» как раз об этом.

А может, речь о зимнем затмении? Джиджи чувствовала, как опять надвигается мысленная пляска в ритме ча-ча-ча.

– «Поставить телегу впереди лошади». – Слева от нее Нокс уже вовсю прогрессировал: теперь он не просто пялился на стену, а смотрел на нее так, будто она либо убила его любимого щеночка, либо больно ущипнула его за задницу, как слишком тесные трусы. – «Гордыня предшествует падению», – продолжал он сквозь сжатые зубы. Джиджи заметила на лбу и висках бисерины пота. – «Остановись и понюхай розы»[8].

– Популярные выражения? – Джиджи сделала прыжок, достойный балерины, и встала рядом с Ноксом. Реабилитировать человека, находящегося в таком напряжении, дело непростое. Теперь ей стало совершенно очевидно, что Нокс очень-очень-очень сильно ненавидит тесноту.

– Клише, – напряженным голосом поправил Нокс, – перебираю ассоциации от строчки к строчке. – Его кожа заметно посерела.

Джиджи покосилась на Брэди, но тот увлеченно осматривал телефонную будку изнутри.

Кажется, проектом «Помоги Ноксу Так, Чтобы Он Не Догадался» мне придется заниматься в одиночку.

– Что ж. – Джиджи старалась не сильно напирать, чтобы ему не стало еще хуже, но и не спешила отстраниться, – ты проработал падение, лошадь и цветы. Дальше у нас по списку: «после центра» и «ничего нет плохого».

– Неплохой – это адекватный, – с легкой хрипотцой произнес Нокс, – подходящий, годный.

– Хороший, – подсказала Джиджи.

– Можно и так сказать, – проворчал Нокс.

– Идеальный! – радостно продолжила Джиджи.

– Практика – залог совершенства, – продолжал Нокс. Говорить ему было всё сложнее и сложнее.

Джиджи куда проще было источать оптимизм, чем спокойствие, но она не оставляла попыток.

– У нас остается еще «После центра» и «в тенистой прохладе».

После мучительно долгой паузы Нокс наконец прошептал, шумно выдохнув:

– Центр – это самая суть, середина.

– Прогнил до основания? – предложила Джиджи и тоже шумно медленно выдохнула за компанию.

– Мне нравится. – Нокс посмотрел на нее так внимательно, как, пожалуй, еще не смотрел ни разу с самого их знакомства. – Осталась последняя строка.

– Протестую, – Брэди вынырнул из телефонной будки, – вы мухлюете. Если ответ приходится вот так искусственно подгонять, значит, он изначально неверный!

– Ты-то откуда знаешь? – тихо спросил Нокс.

– Я умею подмечать закономерности, – сказал Брэди, – так вот, здесь их нет.

– Всем святым клянусь, если ты еще хоть раз начнешь просить тебе поверить… – процедил Нокс.

– Дыши, – сказал Брэди, встав напротив, – сейчас я прошу об одном, Нокс. Дыши!

У Джиджи сжалось сердце. Бывают такие люди, которые не прекращают проявлять заботу, даже если появится веский повод вести себя иначе.

– Не указывай мне, что делать, Дэниелс, черт бы тебя побрал! – Зрачки у Нокса пугающе расширились, но, когда он наконец взглянул на Брэди, стали сужаться. – Всё, я ухожу отсюда, – натужно произнес Нокс, – мы уходим.

И снова это самое «мы».

Нетвердой походкой он зашел в телефонную будку и снял трубку.

– Клише, – процедил он в динамик. – Вот мой ответ, и он правильный! – Прошла секунда. Две. – Поговорки! – уточнил Нокс. – Афоризмы! – Новая пауза. – Сукин сын! – взорвался Нокс.

Он с лязгом повесил трубку, потом снова снял и начал дубасить ею по металлу.

Брэди положил меч и посмотрел на Джиджи.

– Мы попросим подсказку.

У них в запасе лишь одна подсказка, и больше никакой помощи до самого рассвета, но Джиджи не стала спорить.

– Ничего мы, черт возьми, не попросим! – Нокс яростно саданул кулаком по будке. – Прибережем на потом, вдруг еще пригодится!

– Нет, – едва слышно произнес Брэди, хотя его присутствие ощущалось более чем отчетливо. Джиджи впервые заметила, насколько этот ботаник крупнее жилистого Нокса. – Нажми кнопку, Джиджи, – тихо велел он.

Девушка оглядела комнату – нужная панель оказалась аккурат позади нее, у самого пола.

Нокс угрожающе шагнул вперед.

– Не смей!

Джиджи посмотрела на Нокса, потом на Брэди, на панель с кнопками и наклонилась.

И тут в Ноксе словно что-то надломилось. Он дернулся вперед, но Брэди быстро среагировал. Прежде он не делал резких движений, а теперь его тело вдруг стало эдаким щитом или кирпичной стеной между Ноксом и Джиджи.

Нокс замахнулся. Брэди, глазом не моргнув, перехватил его удар, а потом оттолкнул Нокса. Сердце Джиджи забилось где-то у самого горла. Она не боялась Нокса – для этого ей не хватало здравомыслия, но, глядя в его обезумевшие глаза, задавалась вопросом, а не поехала ли у него крыша.

Нокс снова бросился в атаку. Стало понятно: пускай габариты Брэди и дают ему преимущество, это ненадолго.

– Жми на кнопку, Джиджи! Тут слишком тесно, нужно вывести его отсюда.

Не успела Джиджи шевельнуться, как Нокс пугающе, зловеще замер, оценивающе рассматривая соперника.

– Не надо со мной нянчиться, Дэниелс. Просто под руку не лезь!