Висенте Гарридо

Самые жестокие преступники. Психологические профили нацистов, диктаторов, сектантов и серийных убийц

Vicente Garrido

Rostros del mal (2^aed): Los perfiles psicológicos de las mentes contemporáneas más perversas y sus crímenes



© Shackleton Books, 2023

© Бахтиярова Н., ООО «ТРАНСЛЕЙШН СТЕЙШН», перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Пролог

Читателю не составит труда узнать в этом дьявольском списке военных преступников, разжигателей геноцида и серийных убийц, но здесь также фигурируют мафиози и лидеры сект. Однако мы не стремились представить эти профили как изолированные категории, поскольку в действительности Зло в его абсолютном смысле проявляется через схожие черты у тех, кто его воплощает, и не поддается четкому разграничению по категориям.

После прочтения различных глав становится очевидным, что печальная известность персонажей этой книги стала возможна благодаря сочетанию двух факторов. С одной стороны, это личность, преданная преступлению как средству утверждения могучей идентичности, выстроенной на уничтожении своих жертв, как будто «я» злодея обретало в убийстве и садизме единственный способ оставить след в мире или достичь эмоциональной полноты, которая была бы недоступна ему иным путем. С другой стороны, это удачное сочетание его убийственной ментальности с обстоятельствами, при которых его преступления стали возможны. Вероятно, первые семь глав, посвященные известным палачам нацизма, лучше всего иллюстрируют это трагическое соединение личности с контекстом. Все исследователи сходятся во мнении, что монструозность, представленная Гитлером и его приспешниками, угрожавшая миру в период 1933–1945 годов, не может быть объяснена без учета последствий, с которыми столкнулась Германия после Версальского договора по итогам Первой мировой войны, и тех жесточайших экономических условий, которые переживал немецкий народ. Именно в этой питательной среде смогли процветать антисемитизм и насилие как способ утверждения национальной идентичности. Но в то же время, если бы Гитлер не родился и не жил в те годы, вполне вероятно, что не было бы ни Второй мировой войны, ни холокоста, так как его соратники не обладали тем мессианским уровнем, необходимым для того, чтобы ввергнуть мир в величайший конфликт в истории. То же можно сказать о любых других персонажах. Аль Капоне смог создать мафию как организованное предприятие, потому что оказался в нужное время и в нужном месте – в беззаконном Чикаго на заре одного из самых неудачных социальных экспериментов XX века (запрета алкоголя из-за сухого закона). Чарльз Мэнсон появился как раз тогда, когда молодежь Западного побережья США искала свою идентичность в любви и наркотиках, стремясь следовать за кем-то, кто освободил бы их от конвенциональных и устаревших ценностей их родителей. И так можно продолжать: Эскобар создал свою империю в стране, страдавшей от внутренних войн и крайне несовершенного правового государства, которое не могло контролировать ни джунгли, ни трущобы, а силы правопорядка едва могли соперничать с головорезами наркоторговцев. И если мы обратим внимание на серийных убийц, то все они процветали в обществах, которые еще не разработали достаточные полицейские и правовые меры для их идентификации и поимки.

Что же определяет личности этих злодеев? У всех них, хоть и в разной степени, присутствуют психопатия, патологический нарциссизм, склонность к садизму, параноидальная ментальность и большая способность скрывать свои преступления или казаться благодетелями народа. Психопатия позволяет злодею убивать, шантажировать, пытать и обманывать без малейшего чувства вины; его скудная эмпатия ограничивается в лучшем случае его семьей. Садизм позволяет ему наслаждаться тем, что он делает или что приказывает делать. Крайний нарциссизм облекается в мессианские идеи и манию величия, в рамках которой реальность становится лишь тем, что он сам интерпретирует. Параноидальные идеи – если перед нами политические лидеры или лидеры сект – заставляют их быть начеку, чтобы подавить в зародыше любую измену или мятеж против их замыслов, даже если это иногда требует жертв среди верных последователей. Наконец, они способны транслировать свою ауру, созданную вокруг их личности, на массы людей, которые жаждут, чтобы кто-то взялся за их проблемы и сделал их жизнь более сносной, это ведет к тому, что мало кто желает видеть вождя чудовищем и осознавать преступления, к которым он их ведет.

Я уже говорил, что эти психические и личностные черты проявляются по-разному. Вряд ли можно назвать Чикатило мегаломаном с мессианской аурой, хотя мы знаем, что он был психопатом и садистом и ему удавалось долгое время скрывать свои страшные преступления от семьи и знакомых. Но Тед Банди действительно умел притвориться идеальным политиком. В действительности он политиком не был и стремился своими садистскими убийствами подпитывать нарциссизм, который не мог удовлетворить в обычной жизни. В то же время Ильзе Кох, Клаусу Барби или Радовану Караджичу не требовалась никакая внешняя маска доброты, ведь они видели свою задачу в том, чтобы пытать и убивать своих открытых врагов.

Очевидно, что каждый злодей должен адаптироваться к своей среде. Люди во всем мире ужасаются преступлениям, которые они совершили, и по мере того как в сознании человечества укрепляется убеждение о необходимости сделать все возможное, чтобы их яд не распространился на новые поколения, эта мысль становится все более значимой. Я твердо верю в эти две идеи. Макиавеллизм крайне необходим военным преступникам и геноцидным главам государств; для серийного убийцы это преимущество, но не обязательное условие. Им нужно оставаться незаметными, казаться хорошими людьми, но не требуется убеждать или манипулировать социальными слоями или учреждениями, чтобы достичь своей цели. Наоборот, мессианская аура и макиавеллистская хитрость жизненно важны для Гитлера, но они важны также и для преподобного Джонса или Чарльза Мэнсона, потому что их сила проистекает из способности влиять на массы или группы и эмоционально манипулировать своими последователями. Точно так же мафиози, такие как Аль Капоне, Эскобар или Риина, как и главы государств или гуру сект, должны были управлять соперничеством и соглашениями, часто двигаясь в мутных водах, поэтому им была необходима хитрая ментальность и способность чувствовать потенциальных предателей, желающих отнять у них власть.

Эти обличья Зла представляют собой группу психопатов XX века, ответственных за страдания, с трудом поддающиеся учету. Некоторые из них – массовые убийцы, чьи жертвы исчисляются миллионами; другие убили всего несколько человек (в сравнении), но это не ставит их на более низкую ступень Зла, поскольку в зависимости от обстоятельств они, как и остальные, сделали все возможное, чтобы унизить и обесчеловечить свои жертвы и распространить боль в мире. Великий урок, который преподносит нам эта галерея зловещих личностей, заключается в том, что Зло с большой буквы возможно только тогда, когда его носитель перестает (или неспособен) воспринимать другого как человека, как личность.

Интересно, обернемся ли мы в конце XXI века назад – те, кто смогут это сделать, – и сможем ли составить такую же отвратительную коллекцию злодеев, как та, что легко составляется при обзоре XX века. Будем оптимистами! Книга, подобная этой, имеет смысл, если подавляющее большинство людей во всем мире ужасается совершенным ими преступлениям и если в сознании человечества растет убежденность в том, что необходимо сделать невозможное, чтобы их яд не воспроизводился в новых поколениях. Я твердо верю в эти две идеи.

Адольф Гитлер

Биографическая справка

Гитлер родился 20 апреля 1889 года в Браунау-ам-Инн, австрийском городе близ Линца. Его детство было омрачено мучившим его авторитарным отцом и чрезмерно опекающей матерью. Он был плохим учеником и не окончил среднюю школу. Также ему не удалось осуществить свою мечту стать художником, так как в 1907 и 1908 годах он не смог пройти вступительные экзамены в Академию изобразительных искусств Вены.

В последующие годы он практически был бедняком, живущим в австрийской столице. Именно тогда у него зародилась идея, что евреи и их коррумпированная власть виноваты в его трудном положении.

С началом Первой мировой войны в 1914 году Гитлер вступил в немецкую армию. В ее рядах он дважды получил ранения, был удостоен наград и произведен в унтер-офицеры, хотя по иронии судьбы никогда не смог продвинуться выше этого звания из-за того, что начальство считало его неспособным к командованию.

После окончания войны в 1918 году Гитлер не признал ни поражение Германии, ни возникшую Веймарскую республику. Недовольство привело его в одну из многочисленных экстремистских групп, возникших в пивных Мюнхена, – в Немецкую рабочую партию. Именно там он обнаружил в себе врожденный уникальный дар к коммуникации. Это наряду с харизмой сыграло свою роль. Его речь мало отличалась по содержанию от речей других ораторов, так как представляла собой набор агрессивных националистических, антисемитских и антикоммунистических лозунгов, но способ, которым он выражал их через неожиданные вспышки гнева, тревожные паузы и целый спектр театральных жестов, отличался магнетизмом, привлекавшим все больше и больше людей. Таким образом, в 1921 году переименованная Национал-социалистическая немецкая рабочая партия НСДАП[1] уже имела тысячи сторонников. К тому времени Гитлер стал неоспоримым лидером этой организации, придав ей свой отличительный знак – свастику.

Уверенный в силе своего движения, 8 ноября 1923 года Гитлер возглавил государственный переворот в Мюнхене. Он потерпел неудачу, но последующий процесс позволил ему прославиться и за пределами Баварии. Тринадцать месяцев, проведенные в тюрьме, он посвятил написанию книги Mein Kampf[2] («Моя борьба»), которая в дальнейшем стала самой продаваемой книгой в нацистской Германии после Библии.

Провал переворота заставил Гитлера изменить стратегию и принять участие в парламентской игре, которую он так презирал. После разочаровывающего начала, в 1932 году нацистская партия стала самой голосуемой; в 1933 году ее лидер был назначен канцлером. До конца того же года он сосредоточил в своих руках все полномочия государственной власти.

С момента своего возникновения нацистский режим демонстрировал склонность к насилию. Его действия направлялись не только против политических оппонентов: в ночь с 30 июня на 1 июля 1934 года, в «ночь длинных ножей», Гитлер приказал устранить членов собственной партии, которых он считал угрозой своей власти. В ходе этого мероприятия погибло не менее 85 человек.

В том же году были приняты законы о евгенике, позволявшие стерилизацию или даже уничтожение физически и психически недееспособных, считавшихся обузой для достижения расовой чистоты, к которой стремился нацизм. До 1945 года более 275 000 человек были убиты, а еще 400 000 стерилизованы в соответствии с этими законами.

Одержимость чистотой расы также вдохновила Нюрнбергские расовые законы 1935 года, которые запрещали смешанные браки между арийцами и евреями и лишали последних немецкого гражданства.

Но антисемитская риторика режима Гитлера на этом не остановилась; напротив, она спровоцировала насильственные действия против еврейской общины.

Самым серьезным инцидентом стало событие 9 ноября 1938 года, известное как «Хрустальная ночь» – настоящий погром, в ходе которого были разгромлены сотни синагог и тысячи еврейских магазинов и домов по всей Германии. Погибло не менее 91 еврея, а более 30 000 человек были арестованы и отправлены в различные концлагеря.

К тому времени Германия была готова воплотить в жизнь великую мечту Гитлера – завоевание Lebensraum, или «жизненного пространства», представляющего собой экспансию на Восток для обеспечения рейху территорий для новой расы, создаваемой его политикой.

В 1939 году, спустя год после аннексии Австрии и Чехословакии, немецкая армия вторглась в Польшу. Франция и Великобритания объявили Германии войну, но это не остановило Гитлера: его стратегия Blitzkrieg, или молниеносной войны, позволила немецким войскам в 1940 году оккупировать Данию, Норвегию, Люксембург, Нидерланды, Бельгию и Францию.

Нацистская экспансия привела к огромным человеческим жертвам. Целые населенные пункты были жестоко уничтожены, особенно на Востоке, где большинство жителей были славянами и считались недочеловеками. Вопрос существования евреев стал центральным для фюрера. Уже в начале войны были созданы отряды, задача которых заключалась в уничтожении евреев на территориях, присоединенных к Третьему рейху. Самая жестокая из этих операций развернулась в овраге Бабий Яр на окраине Киева. Там с 29 по 30 сентября 1941 года эти «эскадроны смерти» убили 33 771 еврея. Других загоняли в гетто, как в Варшаве, где многие умирали от болезней, голода и жестокого обращения со стороны охранников.

В 1942 году необходимость найти «окончательное решение еврейского вопроса» привела к созданию лагерей смерти, где массовые убийства планировались в промышленных масштабах. Евреев, а также представителей других расовых, политических или сексуальных «нежелательных» групп, таких как цыгане, коммунисты и гомосексуалы, сажали в товарные вагоны и отправляли в эти лагеря, где большая часть из них сразу же уничтожалась в газовых камерах, а затем сжигалась в больших печах.

Тем временем армия Гитлера отступала на всех фронтах. В апреле 1945 года советская Красная армия уже стояла у ворот столицы рейха.

29 апреля того же года в бункере рейхсканцелярии Гитлер вступил в брак со своей партнершей, с которой был вместе более десяти лет, Евой Браун. Вскоре после этого оба покончили с собой: она приняла дозу цианида, а он застрелился.

Число жертв безумия Гитлера трудно поддается точному подсчету из-за его гигантского масштаба. Тем не менее, по оценкам, только во время Второй мировой войны погибло от 15 до 17 миллионов человек[3], среди которых 6 миллионов евреев, около 7 миллионов славян, от 300 до 500 тысяч цыган.

Абсолютное зло

Психологический профиль Адольфа Гитлера

Фигура Гитлера – и основанный им нацизм – символизирует современное воплощение Зла, связанного с массовыми убийствами и геноцидом, несмотря на таких других знаменитых убийц, как Мао Цзэдун. Так, например, политический теоретик Майкл Уолцер (р. 1935) утверждал, что «нацизм мы видим (…) как объективизацию Зла на Земле», как «радикальную угрозу человеческим ценностям»[4]. С одной стороны, самая очевидная причина его выдающейся уникальности заключается в том, что он развязал самую жестокую и разрушительную войну в истории, причиной которой стало его иррациональное желание стать повелителем мира. Война привела к гибели от 50 до 60 миллионов человек, а ее завершение стало началом гонки ядерных вооружений и холодной войны, которые сформировали современный мир.

С другой стороны, в Гитлере мы видим геноцидальную одержимость уничтожением евреев и других «недолюдей» с лица земли, ксенофобию, ставшую питательной средой для беспрецедентных массовых убийств. Для этой цели его соратники создали целую индустриальную систему, идеально рационализированную с точки зрения современного подхода к эффективности, в которой оценивались затраты и результаты, и постоянно стремились улучшить процесс, как в любой бизнес-структуре.

Философ Ханна Арендт писала, что нацизм определило то, что он достиг невиданного ранее уровня Зла, который она назвала «абсолютным Злом», поскольку лагеря смерти характеризовались полным отрицанием человеческого достоинства. В этой резне, осуществляемой с пугающей эффективностью, заключенных лишали человеческой сущности, их полностью превращали в объекты. Это Зло, которое невозможно простить, в отличие от обычного, даже тяжкого зла – например, убийства, – где виновный лишает жизни другого человека, но не отрицает его человеческой природы[5] и в некоторых случаях может быть прощен[6].

Чтобы составить профиль Гитлера и лучше понять его как «самого злого человека в истории», мы должны остановиться на двух аспектах. Во-первых, на том, как он выстраивал свою фигуру и нацистскую партию. Во-вторых, на анализе его психологии.



Создание мессианского образа

С самого начала Гитлер был личностью с ярко выраженной драматической нагрузкой: он старался придать своим действиям, начиная с момента своего публичного появления, глубокий смысл трансцендентности, постоянно поддерживая высочайшую интенсивность, которая никогда не придавалась целям, не связанным с его руководящими намерениями. Ничто в его карьере – возможно, за исключением плохо задокументированной любовной связи с племянницей Ангелой (Гели) Марией Раубаль – не отклонялось от его колоссальной воли, направленной на завоевание власти и подчинение сначала Германии, а затем и мира. Именно в этом ключе следует понимать его способность очаровывать и завораживать массы, на что так часто указывают историки. Когда Гитлер произносил свои речи, мы видели человека, который безоговорочно верил в то, что говорил; более того, он был тем или воплощал то, что произносил. Это тем более примечательно, учитывая, что его внешность была далека от идеала арийца, которого он провозглашал высшим существом творения, что так блестяще показал Чаплин в фильме «Великий диктатор» (1940).

Этот драматизм с самого начала был неразрывно связан с чувством спектакля. С помощью неоценимого злого гения Йозефа Геббельса нацизм облек себя в символику и образы, которые превращали массовые мероприятия в театрализованные представления с грандиозными парадами при свете факелов. В создании этой хореографии с мифической аурой значительную роль сыграла выдающаяся кинематографистка Лени Рифеншталь (1902–2003) своими прославленными (и ненавидимыми за их талантливое восхваление нацизма) фильмами «Триумф воли» (1933) и «Олимпиада» (1936).[7] Идея о том, что Гитлер продал немцам, униженным Версальским миром, эзотерическую мечту, сказание об их происхождении, возводящее их на вершину рода человеческого, хоть и кажется в наши дни абсурдной, на мой взгляд, служит ключом для объяснения того, как этот лидер, набравший незначительное количество голосов на первых выборах, стал объектом поклонения для значительной части немецкого народа.

Кроме того, нацизм нашел в лицах художников и мыслителей мирового уровня обоснование своих заблуждений, начиная с опер Вагнера (которые позволяли возвысить мечты немцев до идиллического происхождения арийской расы с помощью эпической музыки) и заканчивая философией таких интеллектуальных титанов XIX и XX веков, как Ницше и Хайдеггер. В частности, первый со своей концепцией сверхчеловека независимо от того, насколько строго она трактовалась, предоставил почву для искажений, на которой нацизм смог построить свое представление о высшей расе, где воля к власти и творчеству заменила идеалы разума, универсальности и равенства, которые зародились в эпоху Просвещения и питали идеологию либеральных демократий[8].

В итоге перед нами лидер с поразительной способностью вдохновлять и восстанавливать подорванное самовосприятие своего народа[9], предлагая мифическую картину их места в мире как членов расы, призванной доминировать. Обедневшая Германия, ослабленная репарациями после Первой мировой войны и биржевым кризисом 1929 года, который привел к Великой депрессии, могла предложить своему гражданину лишь возможность выживания в условиях огромной политической нестабильности, не дающей никаких обещаний на улучшение. Приход такого харизматичного лидера, как Гитлер, который предлагал рассказ о силе и процветании в будущем, стал для немцев выходом из этой ситуации. Однако цена за это оказалась крайне высокой – участвовать в одном из величайших убийственных режимов в истории и за каких-то 12 лет (1933–1945) пережить собственное разрушение.

Наконец, этот квазибожественный мессианский образ не смог бы быть создан без других важных черт его личности (о которых мы поговорим далее), а также без группы соратников, готовых следовать за ним в его агрессивной военной политике: Геринг, Гиммлер и Геббельс, среди прочих, были настоящими нарциссами, злыми существами, которые без колебаний поддерживали вождя ради укрепления своих карьер[10] и удовлетворения собственного эго.



Идеальный целостный преступный психопат

Целостный преступный психопат совершает преступления так, что в культуре он не считается убийцей. В этот список можно включить и других глав государств: Сталина, Саддама Хусейна, Бокассу, Иди Амина, – но Гитлер, несомненно, был самым ярким примером в этой категории. В своей незаменимой работе по психологии Гитлера канадский историк Роберт Уэйт (1919–1999) описал его как «психопатического бога»,[11] имея в виду как его мессианскую природу, способствовавшую захвату власти, так и психопатическую сущность, которая проявилась в трех ключевых чертах: способности манипулировать и лгать в угоду величественному и нарциссическому восприятию себя; полной неспособности к эмпатии и утрате связи с базовыми человеческими ценностями, что лишило его даже минимальной самоцензуры перед лицом невообразимых преступлений; и его «воле к власти», которая выражалась в стремлении завоевать мир через систематическое уничтожение всех, кто противился его вере и воле.

Единственный друг юности Гитлера, Август Кубичек, в письме к знакомому заявил: «Гитлер всегда останется для меня психологической загадкой»[12]. Манипуляции, ложь и предательства, сопровождавшие его приход к власти, хорошо известны: убийство влиятельного Эрнста Рёма во время «Ночи длинных ножей», когда лидер многотысячных штурмовых отрядов СА стал для него обузой; систематический обман, которому он подвергал либеральные демократии перед началом мировой войны, уверяя их, что не желает новой войны (особенно британского премьер-министра Невилла Чемберлена) – все это яркие примеры. Нарциссический комплекс и самовозвеличивание не требуют дополнительных комментариев: в радиообращении к немецкому народу после покушения на него в июле 1944 года в рамках операции «Валькирия» Гитлер заявил, что его спасло Провидение.

Очевидно, что для настоящего психопата Бог – незначимая фигура, но Гитлер использовал этот образ, чтобы внушить, что он избранное существо, поскольку чудом выжил после покушения; большинство его народа исповедовало христианство, и Гитлер никогда открыто не противостоял религии, а, скорее, стремился адаптировать ее к мистической и мифической концепции нацизма.

Что еще можно добавить к словам о его жестокой неспособности к эмпатии и отсутствию значимых человеческих связей, полной аморальности, кроме того, что уже было сказано о холокосте? Тем не менее важно отметить, что ни в частной жизни, ни в своей должности он не имел настоящих связей, что объясняет, почему в последние дни режима, когда часы его жизни были уже сочтены, он отправлял немецких подростков на верную смерть[13]. Или почему он так и не признал, что именно он почти уничтожил свой народ, поскольку, как известно, перед смертью он обвинил народ в провале, заявив, что у него не хватило зрелости для того, чтобы принять ту славу, которую он якобы им вручил.

Манипулятор, соблазнитель, жестокий, без малейшего чувства жалости или сострадания, без намека на угрызения совести, Гитлер стремился стать властелином мира, потому что, как и любого психопата, его мотивировали власть и контроль, ощущение обладания силой, что одновременно ослепляло его. Уэйт упоминает, что после провала его планов по завоеванию Англии и особенно после отступления из России разум Гитлера начал давать сбои и он стал принимать нелогичные и абсурдные решения[14], которые его офицеры не осмеливались оспаривать. В конце концов он приказал казнить своего величайшего генерала, Роммеля, который ранее проявил честь, отказавшись выполнять приказ об уничтожении всех врагов, захваченных за немецкими линиями, из-за подозрений в его участии в операции «Валькирия», и стал подозревать всех, кто не соглашался с его решениями, что лишь затянуло агонию страны и всех ее бойцов.

Но в итоге реальность оказалась столь неумолимой, что у него не осталось другого выхода, кроме как покончить с собой. Бог никогда не извиняется. Предшественник ЦРУ тех лет (Офис стратегических служб, OSS) поручил в 1943 году психиатру Уолтеру Лангеру подготовить психологический профиль Гитлера и оценить его реакцию на поражение. Лангер писал, что фюрер мог встретить разрушение своей «священной миссии» только через самоубийство[15]. Он не смог бы вынести заключение в тюрьму и суд. Этого и не случилось.

Йозеф Менгеле

Биографическая справка

Одной из главных одержимостей нацистского режима было улучшение так называемой высшей арийской расы, как это представляли себе его лидеры и идеологи. Для достижения этой цели они не колебались в применении самых разнообразных лекарств и методов лечения на других людях, неарийцах, которых считали низшими и ненужными. Среди врачей, забывших о клятве Гиппократа и участвовавших в этом проекте, выделялся один, чьи фанатизм и крайняя жестокость экспериментов сделали его особенно известным.

Этого врача звали Йозеф Менгеле, он родился в буржуазной семье в Гюнцбурге (Бавария) 16 марта 1911 года. Он хорошо учился и в 19 лет поступил в Мюнхенский университет, чтобы изучать медицину и философию. В 1935 году он защитил докторскую диссертацию по физической антропологии, утверждая, что расу человека можно определить по морфологии его челюсти.

Когда началась Вторая мировая война, Менгеле добровольно поступил на медицинскую службу СС. Его первым назначением стало Управление расы и переселения в Познани (Польша), где он должен был оценивать расовую чистоту претендентов на признание их германцами. В 1941 году его направили служить на Украину, а через год – в 5-ю танковую дивизию СС «Викинг», где он служил медицинским офицером. Во время одного из сражений он был тяжело ранен и возвращен в Германию.

Признанный негодным для службы, Менгеле начал работать в Институте кайзера Вильгельма по антропологии, человеческой генетике и евгенике в Берлине. Его пребывание там было недолгим: в начале 1943 года его повысили до капитана СС, а вскоре после этого направили в Освенцим в качестве врача. Когда он прибыл на место, главный врач лагеря, доктор Эдуард Виртс, назначил его ответственным за сектор, предназначенный для семей цыган.

Менгеле быстро понял, что это назначение дает ему возможность продолжать свои исследования в области генетического наследования и расовой инженерии, используя людей в качестве подопытных. Ведь Освенцим был не только концентрационным и трудовым лагерем, но и лагерем смерти. Менгеле лично участвовал в отборе заключенных: по словам очевидцев, он делал это с полной бесчувственностью, словно мужчины, женщины и дети, выходившие из вагонов на станции Освенцим, были не более чем подопытными кроликами. Безупречно одетый, в черных начищенных сапогах, с улыбкой на лице и даже насвистывая, он одним взмахом трости разделял тех, кто шел прямо в газовые камеры, и тех, кто направлялся в трудовые лагеря или на его эксперименты. Так он заслужил прозвище, под которым его знали в лагере: Todesengel, «Ангел смерти»[16].

Для своих экспериментов Менгеле преимущественно выбирал близнецов, так как был убежден, что они предоставляют уникальную возможность доказать, что наследственность важнее среды в развитии человека. Другая причина его интереса к близнецам заключалась в том, чтобы разгадать тайну их зачатия и тем самым увеличить рождаемость среди арийских женщин. Он также отбирал людей с особыми чертами, такими как глаза разного цвета, карликовость или физические уродства. Изучая эти аномалии, Менгеле надеялся с помощью генетической инженерии найти способы улучшения характерных черт арийской расы: голубые глаза, светлые волосы, крепкое и здоровое телосложение.

Список злодеяний, совершенных Менгеле в Аушвице, столь же длинный, сколь и ужасающий. С близнецами, попавшими в его руки, большинство из которых были детьми, он проводил жестокие исследования. Он подвергал их измерению физических характеристик, после чего начинал так называемые эксперименты, которые на деле представляли собой чудовищные пытки: хирургические вмешательства, нанесение ран, ампутации, проколы, заражение вирусами, такими как тиф, введение наркотиков, переливание крови между разными парами близнецов… Все это делалось для того, чтобы выяснить, одинаковы ли их реакции и в какой степени. Когда один из близнецов умирал, даже если смерть была естественной, Менгеле приказывал убить второго, чтобы можно было вскрыть тела обоих и сравнить различия между ними.

Его поведение выглядит еще более бесчеловечным и чудовищным, если учесть его доброе обращение с этими детьми: он размещал их в чистом и просторном помещении, обеспечивал хорошим питанием, а также проявлял заботу, приносил шоколад и другие сладости. Дети его обожали. Для них Менгеле был «дядей Пепи». Однако это доброжелательное отношение было лишь средством для того, чтобы его подопытные оставались здоровыми до начала экспериментов. Согласно свидетельствам еврейского врача Миклоша Нисли, ассистировавшего «Ангелу смерти» при вскрытиях, сам Менгеле лично убил 14 цыганских близнецов, введя им хлороформ в сердце.

Менгеле проводил и другие эксперименты, не связанные с близнецами. Одним из его любимых был эксперимент по изменению пигментации радужной оболочки. Чтобы выяснить способ изменения цвета глаз на более голубой, он вводил различные пигменты прямо в глаза. Многие жертвы в результате получали серьезные инфекции, приводившие к слепоте или даже к смерти. Затем Менгеле удалял эти глаза и отправлял их в Институт кайзера Вильгельма в Берлине для анализа и хранения.

Другие эксперименты были направлены на проверку сопротивляемости человеческого тела электрическим разрядам. Также он подвергал женщин сильному рентгеновскому облучению, после чего удалял им яичники для изучения необходимой дозы радиации для стерилизации. Многие из этих женщин в процессе умирали.

Эти эксперименты не мешали Менгеле исполнять свои обязанности врача Аушвица. Так, например, он сумел вылечить детей, страдавших болезнью, известной как нома и вызывавшей болезненные язвы во рту, с помощью разработанного им экспериментального лечения, но затем отправил их в газовую камеру. В другой раз проблема вспышки тифа была решена путем отправки больных в те же камеры, после чего бараки, где они жили, были очищены и дезинфицированы для того, чтобы их заняли другие заключенные. Таким образом погибло более 1600 человек. За такие действия в 1944 году Менгеле был награжден Крестом за военные заслуги, а после ликвидации цыганского сектора и убийства всех его жителей был повышен до должности главного врача лагеря Биркенау, который входил в состав комплекса Аушвиц.

Ко всему прочему Менгеле обвиняют также в актах беспричинной[17] жестокости. Самым жестоким из них было убийство 300 детей младше пяти лет, которых он велел сжечь на открытом воздухе, поскольку в газовых камерах их было сложно уничтожить.

В начале 1945 года контрнаступление Красной армии заставило немцев эвакуировать Аушвиц. Менгеле был среди тех, кто бежал, чтобы избежать попадания в руки советских войск. В июне он был арестован американцами, которые освободили его, несмотря на то, что его имя уже фигурировало в списках военных преступников, так как не смогли правильно идентифицировать. Менгеле снова сбежал и под вымышленным именем устроился на ферме в баварском городе Розенхайм. Тем временем в Нюрнберге его преступления рассматривались наряду с преступлениями других нацистских лидеров и командиров. В 1949 году ему удалось бежать в Аргентину. В 1959 году он поселился в Парагвае, а через год – в Бразилии.

Все предпринятые попытки его поймать, включая операции, проведенные израильской разведкой «Моссад», закончились неудачей. Менгеле умер 7 февраля 1979 года от инсульта, который случился с ним во время плавания в Бертеге, в штате Сан-Паулу, Бразилия. Он был похоронен под именем Вольфганг Герхард, которым пользовался с 1975 года. По словам его сына Рольфа, Менгеле до конца оставался верен нацистским убеждениям и никогда не проявлял ни малейших признаков раскаяния[18] за то, что совершил во время войны.

Доктор Йозеф Менгеле на острове доктора Моро

Психологический профиль Йозефа Менгеле

Невозможно понять жизнь и поступки Менгеле в отрыве от нацистского режима[19] и той колоссальной системы завоевания и уничтожения, с помощью которой Гитлер на несколько лет смог воплотить свою безумную идеологию в реальность. Менгеле был исключительным военным преступником, но одним среди многих. Известность, которую приобрел «Ангел смерти», объясняют два фактора: во-первых, его дьявольская способность причинять страдания телам узников Освенцима в экспериментах, которые могли бы способствовать улучшению арийской расы. В этом отношении Менгеле был высшим воплощением обширной программы евгеники, начатой задолго до начала войны, еще с момента прихода Гитлера к власти. В этот период было проведено 40 000 стерилизаций по физическим, психическим причинам или из-за принадлежности к «низшей» расе[20]. Ужасные эксперименты, которые он проводил, были логическим продолжением обезличенного обращения с врагами «тысячелетнего рейха».

Во-вторых, его побег от правосудия победителей, который, в отличие от того, что случилось с Эйхманом, позволил ему остаться живым и превратиться в зловещую легенду, которую не смогли поймать ни охотник на нацистов Симон Визенталь, ни израильские спецслужбы.

Прежде чем переходить к психологическому профилю Менгеле, необходимо обратить внимание на социальные и психологические условия, определившие нацистский режим и яростное сотрудничество стольких немцев в его геноцидной деятельности.



Психопатический режим

Марк Гоулден, британский журналист и редактор, участвовал в симпозиуме, посвященном холокосту, организованном Симоном Визенталем через 25 лет после окончания Второй мировой войны. В книге, изданной впоследствии, ему удалось лучше других отразить вопрос, который потряс саму суть человечества: «Действительно ли немцы привели в газовые камеры 960 000 невинных детей? (…) Обманывают ли нас наши глаза, когда мы видим репортажи, где живые скелеты бродят среди гор увядших тел в лагерях Бельзен, Освенцим, Биркенау, Треблинка?.. Были ли эти люди когда-либо нормальными, такими, как мы с вами? Размышления об этих вопросах подобны погружению в невыносимый кошмар».

Сегодня мы знаем многие важные факторы, объясняющие случившееся. Хуан Антонио Марина указывает, что массовое убийство зиждется на трех столпах: утрате человеческой чувствительности, разрыве с моральными ценностями, которые связывают всех нас как людей, и отсутствии государства, гарантирующего основные права человека[21].

Начнем с последнего. Очевидно, что нацисты устроили психопатическое государство, где жестокость и убийство невинных были возведены в ранг закона. Таким образом, часть граждан, а именно евреи, представители других «низших» рас, гомосексуалы, люди с различными отклонениями, по мнению Рейха, получали статус нелюдей. Общество, превратившееся в модель тоталитарного режима, оказалось полностью поглощено идеологией, которая проникла в повседневную жизнь. Перед немецкими гражданами встал выбор: поддаться лозунгам, обещавшим славу и богатство, или прислушаться к своей совести. Как метко отметила философ Ханна Арендт, большая часть немецкого народа предпочла покориться, послушно следуя нацистским законам, которые на первых порах явно шли ему на пользу, ведь люди получали рабочие места и занимали позиции, оставленные заключенными и изгнанными. Тем не менее солдатам и другим мобилизованным на службу режиму пришлось действовать напрямую и именно здесь начали проявляться большие различия: далеко не все были готовы совершать зверства[22].

Так, если солдаты могли чувствовать себя патриотами, когда сражались с вражескими войсками, проблема возникала, когда речь шла о военных преступлениях. Это вызывало глубокую тревогу у тех, чьи моральные убеждения оставались прочными, однако в лагерях смерти не было пути назад. Сама сущность этих учреждений заключалась в совершении геноцида, не имеющего аналогов в истории.

Именно здесь проявляются два других аспекта, указанных Мариной: чувства и человеческие ценности. Среднестатистический человек вынужден был участвовать в действиях, которые вызывали у него отвращение. Как же ему удавалось это пережить?



Моральная диссоциация и двойник

Верховный начальник Менгеле, Генрих Гиммлер, в своей речи перед группой нацистских офицеров в Познани сказал: «Большинство из вас знает, каково это – собирать 100 тел, 500 или 1000. Справляться с этим и, несмотря на отдельные проявления человеческой слабости, сохранять выдержку – вот что делает нашу работу чрезвычайно трудной». Комментируя эти слова, эксперт по преступлениям против человечности Джошуа Рубенштейн заметил: «Нацисты не были бесчувственными монстрами. Они проявляли доброту к своим матерям, щедрость по отношению к детям, заботу к женам. Для того чтобы убить миллионы людей, нужно было прибегнуть к исторической необходимости. Трюк заключался в том, чтобы оставаться порядочным и нормальным человеком, как с гордостью объяснял Гиммлер своим подчиненным»[23].

Хорошо, но как именно этот трюк работал? Поскольку Менгеле был самым жестоким примером нацистских врачей-убийц, остановимся на объяснении процесса, который привел их к такому состоянию. Но помните, что первый элемент уже известен: власть находилась в руках режима, легитимировавшего свои убийственные действия, требовавшего подчинения этим идеям и законам. Иными словами, геноцид был оправдан в контексте необходимости уничтожить часть населения мира, которая выступала врагом народа и, что еще важнее, не была по-настоящему человеческой.

Роберт Лифтон в своем классическом исследовании о нацистских врачах нашел объяснение того, как они смогли действовать вразрез с моральными принципами своей профессии, в своей теории двойника[24]. В соответствии с ней, проблема заключается в том, как человек способен совершать неоправданные акты насилия на постоянной основе, при этом не испытывая отвращения к самому себе и не останавливаясь. Лифтон утверждает, что индивид разделяет свое реальное «я» (образ самого себя, неспособного на такие зверства до их совершения) и убийственное «я»; таким образом, они сосуществуют в отдельных сферах. Эта раздвоенность облегчалась тем, что насилие ограничивалось определенными часами дня или конкретными местами (лагеря смерти). Более того, когда действовало «„я“ Освенцима», вся окружающая среда олицетворяла миссию, задачу и врач воспринимал себя как часть всей системы, которая ему навязывалась. К тому же, оставаясь нечувствительным к массовому убийству невинных, он находил способ выжить. Иными словами, принятие роли убийцы позволяло ему пережить весь этот ужас. Поскольку убийственное «я» исчезало, когда он возвращался к семье, врач не чувствовал за это вины, потому что «ответственным» за эти преступления было его «„я“ Освенцима».

Эта интерпретация, возможно, необязательна для всех нацистских врачей, участвовавших в отборе и уничтожении тысяч людей. Некоторые из них были ярыми сторонниками евгеники еще до начала войны, и их деятельность лишь укрепила прежние убеждения. Таков был случай с Менгеле. Однако большинству из них пришлось прибегнуть к двум процессам, чтобы сохранить свою роль врача-убийцы. Во-первых, это привыкание. По мере повторения насилия мы становимся нечувствительными к нему. Естественная эмпатия, которая возникает при наблюдении за тем, как причиняется вред беззащитному человеку, притупляется в результате многократного повторения этих действий. Одновременно происходит внутренний диалог, который принимает форму оправданий, позволяющих совершать то, что ранее казалось немыслимым. Этот диалог способствует моральной дезинтеграции, которая позволяет обесчеловечивать и убивать другого: таким образом, используются эвфемизмы (например, «окончательное решение»), возлагается вина на жертв («евреи разрушили Германию»), апеллируется к высоким идеалам («ради блага родины») и в конечном итоге преступление оправдывается, мол, исполняются приказы, так требуют война и окончательная победа.



В сознании Менгеле

Если бы не нацистская эпоха, Менгеле, вероятно, построил бы карьеру врача, а не стал массовым убийцей. Он воплощает в себе самый жестокий образ тирана, одержимого стремлением совершить геноцид.

Психологически в нем выделяются три компонента так называемой темной, или злокачественной личности: отсутствие эмпатии ко всем, кто оказывался под его скальпелем (что, без сомнения, распространялось бы и на любого, кто противился его воле); гипертрофированное эго, порожденное исключительным нарциссизмом, которое заставляло его верить, что он избранный, призванный довести до конца биологические и идеологические принципы высшей эволюции арийской расы; и садизм, способность наслаждаться страданиями, которые он наблюдал или вызывал у людей и животных[25]. Таким образом, Менгеле не нуждался в «двойственной» идентичности, о которой писал Лифтон: в нем врач-убийца и человек в быту представляли собой одно и то же «я». И можно предположить, что его вера в высшую цель не служила для него средством защиты от вины, а была одним из движущих мотивов его действий[26], поскольку отсутствие сожаления – один из ключевых признаков эмоциональной нечувствительности (дефицита эмпатии) и нарциссизма.

Менгеле воплотил в реальность жуткий кошмар, представленный Гербертом Уэллсом в романе «Остров доктора Моро» (1896). В этом произведении ученый, озлобленный на своих коллег в Лондоне, решает доказать, что он гений, способный улучшить творение божье, превращая зверей в людей. На основании этого достижения сама человеческая раса могла бы быть «усовершенствована» благодаря его науке. Во время его операций слышны пронзительные крики боли животных, которые страдают без анестезии, пока части их тел ампутируются.

Менгеле сбежал и превратился в скользкий символ Зла. Если Уэллс предвосхитил его за полвека до этого, то фильм «Мальчики из Бразилии» 1978 года изгонял разочарование от побега «Ангела смерти», сталкивая в смертельной схватке Визенталя и Менгеле. В этом фильме Менгеле клонировал Гитлера! Угроза его возвращения зазвучала с удвоенной силой. На момент съемок фильма Менгеле был еще жив и скрывался, а всего через несколько месяцев он утонул. Интересно, успел ли он увидеть собственную чудовищность на экране, великолепно сыгранную великим Грегори Пеком?

Ильза Кох

Биографическая справка

Из всех женщин, занимавших ответственные посты при нацистском режиме, Ильза Кох, несомненно, – самая печально известная, даже если самое чудовищное обвинение против нее – приказ изготавливать абажуры для ламп и другие предметы из кожи татуированных заключенных, которых она велела убить, – так и не было доказано. Это не имело особого значения: ее жестокость была настолько чудовищной, что жертвы называли ее «ведьмой», «сукой», «зверем», «мясной вдовой» Бухенвальда – концлагеря, которым командовал ее муж. Она же видела себя Командоршей, «командиршей» – иначе говоря, человеком, обладающим властью над жизнью и смертью заключенных. Одного упоминания ее имени было достаточно, чтобы вызвать ужас.

Маргарет Ильза Кёлер, таково ее настоящее имя, родилась в Дрездене 22 сентября 1906 года. Она была дочерью Анны и Эмиля, фермера, ставшего управляющим фабрикой. О ее первых годах жизни почти ничего не известно за исключением того, что она была тихим и ответственным ребенком. В 15 лет она поступила в коммерческую школу. По окончании учебы работала стенографисткой, а затем продавщицей в книжном магазине. В начале 1930-х годов ее привлекли нацистские лозунги о превосходстве арийской расы и необходимости вернуть Германии былое величие. Этот интерес привел к ее вступлению в Национал-социалистическую партию. Это произошло в 1932 году, за год до того, как лидер этой партии, Адольф Гитлер, пришел к власти.

Ее быстрое восхождение в партии было обеспечено поддержкой Генриха Гиммлера, могущественного руководителя СС. Благодаря ему она познакомилась с Карлом Отто Кохом, офицером СС, который завоевал доверие начальников благодаря своей жестокости и отсутствию принципов при выполнении порученных задач. 25 мая 1937 года они поженились. Спустя всего три месяца Кох был назначен комендантом Бухенвальда – концлагеря, расположенного недалеко от Веймара, куда помещались политические заключенные, гомосексуалисты и свидетели Иеговы, а с 1938 года – также евреи и цыгане.

Именно в Бухенвальде родились трое детей пары: Атвин, Гизела и Гудрун. Однако Ильза не ограничивалась ролью матери, которую нацизм отводил арийским женщинам. На вилле Кох, роскошном доме на территории лагеря, где они жили, она погрузилась в роскошь, удовольствия и разврат. Именно так она приобрела репутацию нимфоманки, которая сопровождала ее до конца жизни. Среди ее любовников был Вальдемар Ховен – врач, который после Второй мировой войны был осужден и казнен за эксперименты над заключенными.

Вскоре Ильза поняла, что, будучи женой высшего начальства лагеря, она могла приказывать СС пытать и убивать тех, на кого укажет, и эти приказы исполнялись слепо и неумолимо. Неважно, совершили ли эти несчастные что-то или нет: их жизни зависели исключительно от ее воли. Она обладала властью над жизнью[27] и смертью, и это пьянило ее.

Ее первыми жертвами стали те, кто осмеливался смотреть на нее, когда она ехала верхом. Но вскоре она поняла, что простых приказов о пытках или казни недостаточно и что она сама должна наказывать. Так она начала разгуливать по лагерю с кнутом, не стесняясь бить тех заключенных, кто не нравился ей своим внешним видом или поведением. Также говорили, что она натравливала сторожевых собак лагеря на беременных женщин, наслаждаясь их выражениями лица и криками ужаса. Или, что одетая в вызывающие наряды, она получала удовольствие от возбуждения заключенных, которые поступали в лагерь. Смотреть на нее означало получить смертный приговор.

Самым серьезным обвинением против Ильзы Кох было то, что она отбирала заключенных с татуировками и приказывала убивать их фенольными инъекциями, чтобы содрать с них татуированную кожу и изготовить из нее абажуры или обложки для книг. Так Ильза якобы создала свою мрачную коллекцию «человеческих картин». Еще одно не менее зловещее обвинение состояло в том, что у нее были 12 высушенных голов заключенных, обработанных химическим путем и использовавшихся в качестве пресс-папье. Некоторые свидетели также говорили о пальцах, которые служили выключателями света.

Эта ситуация абсолютной власти резко оборвалась в 1943 году, когда Карл Отто Кох был обвинен СС в растрате средств, мошенничестве, сексуальных преступлениях, угрозах и даже убийстве офицера, который должен был свидетельствовать против него. Признанный виновным, он был приговорен к смерти и расстрелян в апреле 1945 года. Ильза также была осуждена за соучастие и получение украденного имущества, но назначенное ей наказание в виде пяти лет заключения было отменено. Оказавшись на свободе, она отправилась с детьми в Людвигсбург, недалеко от Штутгарта, где жила ее невестка. Именно там после окончания Второй мировой войны ее арестовали американские оккупационные власти.

Суд на ней состоялся в 1947 году перед военным трибуналом в Дахау, в Баварии. На нем выступили многие бывшие заключенные Бухенвальда, которые свидетельствовали против Ильзы. Некоторые заявили, что видели, как снимали человеческую кожу и делали из нее предметы кожевенного производства. Один из этих свидетелей даже утверждал, что узнал татуировку цыгана на трусах Ильзы…

Ильза, которая на момент суда ожидала ребенка, вероятно, от другого заключенного, была приговорена к пожизненному сроку за систематическое жестокое обращение с узниками лагеря. Четыре года спустя ее освободили за недостаточностью доказательств, хотя вскоре она была вновь арестована, на этот раз властями Федеративной Республики Германии. Этот второй суд завершился приговором к пожизненному заключению с принудительными работами за подстрекательство к убийству, подстрекательство к покушению на убийство, пять эпизодов подстрекательства к жестокому физическому насилию над заключенными и два эпизода физического насилия.

1 сентября 1967 года в женской тюрьме Айхах, где она отбывала наказание, Ильза Кох связала простыни своей кровати, прикрепила их к лампе, висевшей на потолке, и повесилась. В предсмертной записке, адресованной своему сыну, она написала лишь: «У меня нет другого выбора. Смерть для меня – это освобождение».

Сердце тьмы

Психологический профиль Ильзы Кох

На Нюрнбергском процессе, который заложил юридическую основу для расследования преступлений против человечности, произошло событие, неожиданным образом нарушившее монотонность заседаний. Это не было связано с показаниями какого-либо нацистского лидера или с особо разоблачительным свидетельством о масштабе геноцида. Внимание привлекли два небольших предмета из концентрационного лагеря Бухенвальд: высохшая голова польского солдата, убитого за связь с немкой, и изделие из человеческой кожи, известное как «летающая кожа», на котором изображена обнаженная женщина, взмывающая в небо при помощи крыльев[28].

Нацисты ценили такие вещи, так как считали заключенных лагерей представителями низших рас и наслаждались ими, как зрители конца XIX века могли наслаждаться выставкой в Британском музее, представляющей любопытные предметы, привезенные авантюристами Ее Величества из других стран. Таким был и дух Ильзы Кох – женщины, для которой весь лагерь Бухенвальд был продолжением зоопарка, существовавшего в его пределах.

Женщины, принимавшие участие в военных преступлениях нацистов, зачастую изображались либо как простые спутницы своих мужей (как правило, членов СС), либо как наивные девушки, не имевшие ни интереса, ни проницательности, чтобы разобраться, чем занимались их партнеры. Однако такое суждение невозможно применить к тем случаям, где существует подавляющее число доказательств сознательного и намеренного участия в актах насилия. Речь идет о тех женщинах, которые, как Ильза Кох, приобрели большую значимость в глазах заключенных, чем их собственные мужья, так как воплощали угнетающую и глубоко бесчеловечную жизнь в лагерях смерти, всегда под угрозой непредсказуемого и капризного убийства.

Можно ли объяснить такое поведение как простые отклонения, как явление «несостоявшихся женщин», которые «предали» свой пол, традиционно ассоциирующийся с заботой о ближних и эмпатией? Можно ли просто назвать Кох монстром и не задумываться больше о ее злодеяниях?[29]

Не стоит торопиться с выводами, потому что история этой женщины также представляет собой банальный рассказ о жадности и краже, как и повествование о садистском насилии, совершенном в сговоре с ее мужем.



История воровства

С самого начала Ильза хотела обеспечить свое будущее; ее муж, Карл Кох, должен был стать пропуском в ту жизнь, о которой она мечтала, окруженную роскошью и комфортом, а их мог обеспечить только человек, обладающий властью в Третьем рейхе, благодаря поддержке Гиммлера и высокому положению в системе концентрационных лагерей. Дочь крестьян, она больше всего ненавидела бедность; Ильза приобретала вещи компульсивно и охотно наслаждалась всем, что могла заполучить почти без ограничений благодаря своему статусу жены коменданта Бухенвальда. Муж к тому же исполнял все ее прихоти: если Ильза хотела стать отличной наездницей, он построил для нее крытый манеж, где она могла маневрировать на своем коне, отражаясь в зеркалах, совершенствуя движения и укрепляя эго в качестве важной дамы нацистской иерархии.

Тем не менее это был брак, который она контролировала с самого начала. Ее сексуальное мастерство помогло ей привязать к себе Карла – человека, который видел в нацистском режиме исключительную возможность обогатиться, крадя как у государства, так и у заключенных. Даже по тем незначительным этическим стандартам, которые применялись к ответственным за лагеря, Карл Кох представлял собой угрозу: его роскошь и воровство были столь очевидны, что даже Гиммлер не мог его защитить, Кох стал первым и единственным комендантом концентрационного лагеря, казненным главным образом за воровство и за то, что опозорил дух свастики. Его произвольные преступления были второстепенны; в глазах его начальников в последние месяцы войны его позор был непростительным грехом, так как он воплощал тот тип офицера, который привел Германию к окончательному поражению.



В сознании Ильзы Кох

Наиболее точный и краткий способ создать психологический портрет Ильзы Кох – это поместить ее в литературный контекст. В выдающемся произведении Джозефа Конрада «Сердце тьмы» (1899) описывается потрясающее путешествие Марлоу в поисках человека по имени Курц – агента компании по торговле слоновой костью. По мнению начальников компании Курц сошел с ума и, хотя долгие годы он был самым успешным агентом, добывавшим больше всего слоновой кости и приносившим наибольшую прибыль, теперь он стал огромной проблемой, потому что превратился в нечто вроде короля в глубине джунглей, не слушающего голоса разума и обладающего огромной властью среди туземцев, которые убивают и грабят, подчиняясь Курцу с безусловным повиновением. В Бухенвальде Ильза действовала как Курц в джунглях. Она воспринимала себя королевой особого, закрытого и уникального мира, далекого от течения войны.

Марлоу, приблизившись к концу своего долгого пути по реке к поселению, где находился Курц, был поражен украшениями в виде бесчисленных пик, окружающих пристань, пока не понял, что эти украшения – человеческие головы, насаженные на верхушки деревьев. Черепа улыбались ему зловещими гримасами ужаса. Он достиг ада. И это именно то, что создала Ильза, многократно усиливая страдания, уже присущие лагерям смерти.

Чтобы понять Ильзу, нужно осознать три вещи. Во-первых, в Бухенвальде она обнаружила, что сексуальность может иметь другое измерение. Измены были лишь способом продолжать заниматься сексом в обход мужа, но когда новизна прошла, все стало повторением одного и того же. Это другое измерение – садизм, где секс может появляться лишь как средство для достижения удовольствия через полный контроль над другим. Читатель уже знаком с тем, что она сделала, не стоит углубляться, но есть аспект, который я хотел бы выделить.

Есть люди, с раннего возраста проявляющие садистские наклонности через жестокое обращение с животными или интенсивное издевательство над другими детьми (например, связывая их или неоднократно запугивая), но, по имеющимся данным, это не касается Ильзы, которая, насколько нам известно, имела вполне обычное прошлое[30]. Моя гипотеза заключается в том, что этот садизм смог проявиться только благодаря уникальным обстоятельствам, которые были идеальны для этого: обладание абсолютной властью (муж не был помехой, напротив, помогал ей) в месте, где пытки и убийства составляли часть системы.

Я убежден, что без этого специфического места и времени – лагерей уничтожения при режиме истребления – Ильза Кох оставалась бы в пределах своей второй ключевой черты личности: манипуляции или макиавеллизма. С юных лет Ильза не делает ничего иного, кроме как хитрит, лжет и притворяется. Для нее нацистская идеология – лишь лестница к осуществлению амбиций. Ей было бы все равно, какой расы или национальности заключенные. Как только они оказывались за решеткой и лишались всех прав, для Ильзы моральное отчуждение происходило мгновенно. Мы знаем, что такая дегуманизация была распространенным психологическим механизмом среди палачей и геноцидников[31], но в ее случае объективация человека не основывалась на традиционной нацистской рационализации, что узники – это враги немецкого народа. Ее действия объясняются абсолютным отсутствием эмпатии к тем, кто оказывался в ее власти. Доказательством этому служит тот факт, что она и ее муж без зазрения совести грабили собственный народ.

Следует также обратить внимание на ее отношения с детьми, которые практически прекратились, когда она стала Ведьмой Бухенвальда, или на ее отношения с любовниками, которых она использовала лишь для сексуального удовлетворения и возвышения собственного эго. Это приводит нас к третьей составляющей ее личности: психопатии, то есть неспособности устанавливать значимые или по-настоящему человеческие связи с окружающими. Единственный сын, который хотел ее увидеть, Уве, при встрече в тюрьме Айхах только напомнил ей о том, что она уже утратила. Ее будущее в тюрьме – это прежде всего унижение, невыносимая боль для человека, который когда-то обладал властью над огромным концлагерем.

Ее способность к манипуляциям – часть ее макиавеллизма – больше не сможет вывести ее из этой ситуации; ранее это удавалось, когда она каким-то чудом вызвала жалость у высокопоставленного американского офицера, но скандал положил конец ее надежде затеряться в послевоенной анонимности. Садистка, психопатка, макиавеллистка, Ильза Кох обладала абсолютной властью в течение нескольких лет и, сама того не желая, стала завершенным примером моральной деградации, которую нес нацистский режим, полностью разрушающий этические нормы цивилизованного общества. Здесь, повторюсь, нет никакой идеологической отговорки. Ильза воплощает собой ночной кошмар, будто вырванный из фильма Пазолини («Сало, или 120 дней Содома», 1976), типичный продукт «наци-эксплуатации», где похоть и жестокость переплетаются с нацистской символикой, а Ильза, в обтягивающих шортах верхом на лошади, продолжает истязать тех, кто осмелился взглянуть на ее тело. Это китчевая эстетика, поклоняющаяся убийству, высшим выражением которой стала татуированная кожа, добытая путем сдирания с живых мертвецов.

Представляет ли Ильза Кох отклонение от своего пола[32]? Всегда существует соблазн навесить ярлык на женщин-садисток или убийц как на «недостойных женской природы». Этот стереотип был применен и к ней. Она не была «настоящей женщиной» – она была «зверем», «ведьмой» или «сукой» из Бухенвальда. Много лет спустя мы увидим тот же процесс отрицания «истинной женственности» у Эйлин Уорнос, ошибочно названной «первой серийной убийцей в США». Причина в том, что она убивала как мужчина: пользовалась пистолетом и нападала на незнакомцев в отдаленных местах, где потом и оставляла их тела. (Женщины обычно убивают знакомых людей в домах, используя яды или лекарства, и оставляют тела в закрытых помещениях.)

Разумеется, женщины не делают того, что совершила Ильза. Однако мужчины тоже редко делают то, что совершили их коллеги по управлению концлагерями. Ильза Кох поступала так, потому что, во-первых, женщины, как и мужчины, способны проявить худшие стороны человеческой природы. Эта жестокость в женщине не отменяет ее женственности, так же как садизм или психопатия не лишают мужчину его мужского начала. Таким образом, Ильза не была менее женщиной, чем другие; она была таковой, но в своей самой темной и жестокой версии. Во-вторых, Ильза Кох жила в микрокосме концлагеря внутри политической системы, которая позволяла и поощряла зверства, где она наслаждалась абсолютной властью, поддерживаемой мужем, разделявшим многие ее порочные наклонности, хоть и без ее демонстративности. Итак, Ильза Кох наслаждалась властью, потому что была женщиной, которая не колебалась навязать другим свою волю, подобно Куртцу в романе «Сердце тьмы».

Йозеф Геббельс

Биографическая справка

С древнеримских времен и до сегодняшних демократий все политические режимы использовали пропаганду для легитимизации власти или возвеличивания своих лидеров и достижений. Однако немногие из них сумели использовать ее так эффективно, как нацизм: пропаганда стала решающим фактором, благодаря которому Национал-социалистическая немецкая рабочая партия за десятилетие прошла путь от незначительной политической силы до захвата власти в 1933 году. С ее помощью немецкое население поддерживало и как минимум мирилось с антисемитской, расистской и тоталитарной политикой Третьего рейха, а также с его преступлениями и завоевательными кампаниями, которые привели Германию ко Второй мировой войне. Главным архитектором всего этого был Йозеф Геббельс, человек, убежденный в том, что не существует ничего, чего нельзя было бы достичь с помощью пропаганды, понимаемой как чистая манипуляция.

Йозеф Геббельс родился 29 октября 1897 года в городе Райдт, к югу от Менхенгладбаха, в зажиточной католической семье. Будучи болезненным ребенком, в возрасте четырех лет он перенес остеомиелит, из-за чего у него развилась деформация правой стопы. Операция, сделанная ему в десять лет, не исправила этого дефекта, и поэтому Геббельсу, у которого одна нога была короче и слабее другой, пришлось носить протез и ортопедическую обувь. Инвалидность лишила его возможности участвовать в Первой мировой войне, хотя позже он приписывал ее ранению, якобы полученному на фронте.

Будучи блестящим студентом, Геббельс в 1921 году получил докторскую степень по германской филологии. Его главной мечтой было стать писателем, однако романы, драмы и статьи его авторства не вызвали интереса у издателей и газет. Этот провал глубоко ранил его и усилил неприязнь к евреям, которые, по его мнению, контролировали издательский и культурный мир, исключая из него истинных немцев.

Именно в этот период Геббельс начал сближаться с нацистской партией. Его привлекли ее националистические и антисемитские постулаты, но в первую очередь – харизматичный лидер Адольф Гитлер, которого он вскоре начал фанатично обожать. Благодаря своему ораторскому мастерству, которое он направил на создание ярых антисемитских и провокационных речей, Геббельс быстро продвинулся по партийной лестнице. Уже в 1926 году он стал лидером партии в Берлине, а в 1930-м – руководителем ее пропагандистского отдела, где вскоре проявил себя как искусный мастер и новатор.

Геббельс возглавлял избирательные кампании нацистов, в которых, используя методы из мира коммерческой рекламы, умело эксплуатировал страхи, разочарования и ненависть масс, одновременно внушая им идею, что только особенная личность, избранная провидением, может вернуть Германии утраченное величие и уничтожить ее врагов, прежде всего коммунистов и евреев. Конечно же, такой личностью был Гитлер. Стратегия сработала, и в 1933 году, когда нацисты пришли к власти, Гитлер отблагодарил Геббельса, назначив его министром народного просвещения и пропаганды.

На этом посту Геббельс посвятил себя завоеванию умов немецких граждан, чтобы сделать их абсолютно лояльными к фюреру и его режиму. Плакаты на улицах, пресса и радио были среди средств, которые он использовал для этой цели. Огромную роль играли и кинофильмы, прославлявшие Гитлера и воспевавшие превосходство арийской расы, одновременно изображая евреев существами, которые едва можно назвать человеческими, но наделенными дьявольским коварством.

Геббельс также осознавал силу массовых демонстраций, поэтому организовывал митинги с толпами, преданными Гитлеру, а также военные и парамилитарные шествия, тщательно постановленные и срежиссированные, которые демонстрировали непреодолимую мощь нацистского движения и, транслируясь по радио и в кино, проникали в дома по всей стране. В этих действиях истина была неважна: единственное, что имело значение – это служение рейху и его вождю. Хотя приписывание фразы «ложь, повторенная тысячу раз, становится правдой» Геббельсу сомнительно, она в полной мере отражает его макиавеллистское понимание пропаганды.

Геббельс не ограничился тем, чтобы спроектировать и возглавить пропагандистскую машину режима – он сам активно участвовал в ней, публикуя статьи и выступая с речами, в которых разжигал ненависть к еврейской общине. Как он записал в своем дневнике: «Евреи больше не люди, они животные. Поэтому наша задача не гуманитарная, а хирургическая. Необходимо будет сделать разрезы, и весьма радикальные. В противном случае Европа будет уничтожена еврейской болезнью. Евреи […] больше являются вопросом гигиены, чем социальным». Эта кампания, инициированная Геббельсом, привела к нескольким погромам. Самый жестокий произошел с 9 на 10 ноября 1938 года – так называемая Хрустальная ночь. Тогда около сотни евреев погибли от рук членов СА и взбудораженной толпы граждан, а более 30 000 были арестованы в ходе различных облав и полиция не предпринимала никаких действий, чтобы остановить это. В ту ночь также сгорели более ста синагог, тысячи еврейских магазинов и домов были разграблены и разрушены.

Именно министр пропаганды в 1941 году приказал немецким евреям носить желтую звезду. Хотя его первоначальной целью была депортация евреев из Германии, он в конечном итоге принял «окончательное решение», то есть их уничтожение в лагерях смерти. «Против евреев было принято варварское решение, – записал он в своем дневнике 27 марта 1942 года, – но вполне заслуженное».

В отличие от других нацистских лидеров, которые, увидев неминуемое поражение, поспешили сдаться американцам, Геббельс и его жена Магда, убежденная нацистка, на которой он женился в 1931 году, решили довести свою верность фюреру до конца. Таким образом, 1 мая 1945 года, на следующий день после того как Гитлер покончил с собой в бункере рейхсканцелярии в Берлине, они подготовились к собственной смерти. Однако прежде их фанатизм[33] привел к тому, что они убили своих шестерых детей – пять дочерей и одного сына в возрасте от четырех до 12 лет: после того как им ввели морфин, чтобы усыпить, их заставили проглотить содержимое ампул с цианидом. После этого супруги вышли из бункера, служившего им убежищем. Геббельс выстрелил в свою жену, а затем застрелился сам. Предупрежденный заранее солдат добил их, затем их тела были облиты бензином и сожжены.

Великий сценограф нацизма

Психологический профиль Йозефа Геббельса

Йозеф Геббельс собрал все свои силы для выступления во Дворце спорта, когда произносил знаменитую речь о тотальной войне. На дворе 18 февраля 1943 года. Русский фронт рухнул, битва за Сталинград проиграна. На Западном фронте союзники захватили Сицилию. Министр пропаганды заполнил Дворец средним командным составом и офицерами – теми, кому предстояло продолжать внушать солдатам веру в победу на поле боя. Геббельс прекрасно понимал, насколько тяжелы времена. С тех пор как он познакомился с Гитлером в эпоху Пивного путча, вся его работа была направлена на одно: убедить немцев, что фюрер непогрешим, что он – почти бог на земле. Однако на этот момент уже становилось очевидно, что этот мессия недооценил стойкость славян – «низшей расы» в его глазах – перед некогда непобедимой армией. Более 20 миллионов русских отдали бы свои жизни, защищая свои поля и города от намерений нацистов поработить их. Это было начало конца, но Геббельс не собирался сдаваться. Чем больше опасность для родины, тем сильнее он старался убедить Германию, что победа все еще возможна.

В этот же день активистка движения «Белая роза» Софи Шолль (1921–1943) попала в руки гестапо, и всего четыре дня спустя ее казнили. Софи изучала философию и биологию в Мюнхенском университете. Вместе со своим братом Хансом она была сердцем этого удивительного движения сопротивления, которое собрало несколько десятков молодых людей (в основном студентов), решивших восстать против коллективного безумия, созданного Геббельсом, пропагандировавшим миф о превосходстве немецкого народа и его праве уничтожить всех остальных. Софи и ее друзья сталкивались с гигантским вызовом: борьба с помощью листовок в университетах и других местах против неумолимой машины нацистского государства.

Я упоминаю здесь «Белую розу», потому что она помогает лучше понять Геббельса и его роль в Третьем рейхе. Словно Софи и те, кто так отчаянно рисковал жизнью, были одними из немногих, кто осознал, что вся нацистская идеология – это гигантская выдумка, и кто-то должен был разбудить немецкий народ от этого кошмара, указав пальцем на Гитлера и его окружение, крича, что, ради бога, нужно остановить весь этот ужас[34].

По сути, эти две жизни, существовавшие одновременно – Геббельс, использующий весь государственный аппарат в высшем стремлении сохранить иллюзию, которая продолжала отправлять его соотечественников на смерть, и Софи с ее листовками, провозглашавшая, что все это – позорная ложь, направленная против человечества, – прекрасно иллюстрируют жизненную цель нацистского лидера и его успех, достигнутый для Гитлера и нацизма. В конечном итоге этот успех заключался в том, что Геббельс создал грандиозный спектакль, где зрители чувствовали себя счастливыми и ободренными после тягот Версальского мира, вдобавок им пообещали, что они станут хозяевами мира.

Это счастье включало в себя принятие «полного пакета» нацизма без особых внутренних конфликтов: евреи как главный враг немецкого народа (вместе с коммунистами), Гитлер как мессия новой религии, арийская раса как единственная имеющая право править миром по сценарию, написанному словно для кино, и война как необходимый инструмент для того, чтобы Третий рейх мог возглавить цивилизацию на следующие тысячу лет. Лишь немногие, такие как Софи, смогли подняться и забросать тухлыми яйцами экран, перед которым зрители находились в гипнотическом состоянии.



В сознании Йозефа Геббельса

До сих пор ведутся споры, был ли Геббельс создателем современной массовой пропаганды, а также о степени ее эффективности. Безусловно, Орсон Уэллс уже в 1938 году продемонстрировал, что с умелым и манипулятивным использованием самого мощного на тот момент средства коммуникации – радио – можно было мобилизовать массы, внушив им фантастические идеи вроде того, что Земля подвергается вторжению марсиан. Однако Геббельс вывел массовую коммуникацию на совершенно новый уровень, создав единый и гегемонический дискурс, который действовал как Большой Брат из романа Джорджа Оруэлла «1984».

Только нацизм оказался в исторически благоприятных условиях, чтобы использовать весь потенциал радио (через массовое производство и распространение дешевых приемников) и кинематографа. Эйзенштейн внес свой вклад в создание мифологии Русской революции с помощью кино, но его немые фильмы демонстрировались в огромной стране и их эффект едва ли мог быть значительным. Геббельс же находился во главе управления сознанием нации, живущей в государстве более умеренных размеров, современном и почти полностью охваченном радио и кинематографом, которые в те годы достигли значительного технологического и индустриального развития. Таким образом, у Геббельса были все необходимые инструменты, чтобы «продать» свой фильм нации, оказавшейся «в плену».

Именно это состояние пленения аудитории пропаганды некоторые историки приводят в качестве аргумента, умаляющего заслуги доктора филологии: «Ну, так любой смог бы!» – утверждают они. И да, с точки зрения креативности, Уэллс в 1938 году добился гораздо большего. Но это не отменяет того факта, что Геббельс использовал все свои огромные преимущества с поразительной эффективностью. Не будем забывать, что наш герой – человек высокообразованный. По сути, он был единственным среди высшей нацистской элиты – Гитлера, Бормана, Гиммлера и Геринга, – обладающим такой культурной подготовкой. Только он мог создать тот фантастический и параноидальный нарратив, который лег в основу нацистского режима и способствовал тому, что Германия продолжала сражаться и отправлять евреев в газовые камеры до последней минуты.

При поддержке Вагнера и крепкой команды кинематографистов, радиопрофессионалов и графических художников, а также используя порабощенную прессу, Геббельс создал теллурический и мифический образ прошлого, героический нарратив, который служил успокоительным для тех, кто слышал отдаленное эхо войны, которая «всегда идет хорошо», а трагическая сторона которой показывалась только родным погибших.

Разумеется, начиная с 1943 года ситуация усложнилась. Союзники начали массированные бомбардировки немецких городов, и – в некотором роде поэтическая справедливость – среди бомб с неба падали листовки «Белой розы», доставленные Сопротивлением. Однако Геббельс всегда делал ставку на повышение. В отличие от тучного фельдмаршала Геринга, у него не было жизни вне нацистской партии. Когда он решил стать глашатаем Гитлера, его жизнь не имела никаких стимулов. Низкорослый, хромой, отвергнутый газетами, когда еще пытался быть писателем, он нашел в компании ефрейтора, ставшего мессией, мощную причину, чтобы бороться и стать значимой личностью.

Да, оказавшись у власти, он наслаждался привилегиями своего положения – роскошной жизнью и многочисленными актрисами, жаждущими успеха и неспособными отказать ему в своих услугах. Но это было далеко от того гедонизма, в котором купался фельдмаршал, нашедший в своей нацистской принадлежности средства для великолепной жизни среди украденных произведений искусства, сытной еды и женщин; морфий подкрепил страсть к жизни, которую он начал испытывать, став асом авиации в Первой мировой войне.

Это объясняет, почему в последние дни существования нацистского режима, когда уже не было другого выхода, кроме как спасать собственную жизнь, Геббельс оказался единственным из высокопоставленных нацистов, кто остался с Гитлером. Он создал фантастический нарратив Третьего рейха, рассчитанного на тысячу лет, и полностью в него верил. Лучшая интерпретация личности Геббельса заключается в том, чтобы рассматривать его как самого преданного члена секты – культа, который он сам решительно помогал создать вокруг Гитлера. В строительстве этого убийственного мифа ему оказала значительную поддержку его жена Магда, ведь, несмотря на все проблемы в их браке, так называемая первая леди рейха также оставалась верной последовательницей гитлеровской секты.

В этом контексте следует понимать трагедию, связанную с убийством ее шести детей. Сама Магда ясно и просто объяснила это в письме, отправленном своему старшему сыну (от первого брака), который в тот момент находился на фронте, за несколько часов до их самоубийства с мужем и уничтожения их детей: «Мы не хотим жить в мире без Гитлера», и они не хотели такого будущего для своих детей. В отличие от других случаев семейных убийств, где один из родителей убивает детей из мести или злобы, этот ужасающий случай служит крайним примером так называемого альтруистического, или расширенного, самоубийства: они убивают из любви, чтобы дети не страдали в мире, когда родителей уже не будет[35].

В конечном итоге объяснение личности и деятельности Йозефа Геббельса нужно искать как в его биографии, так и в историческом контексте, в котором он жил. Когда он встретил Гитлера, Геббельс был униженным человеком без будущего; он не обладал харизмой, но, как и Гитлер, стал выдающимся оратором благодаря упорству. Гитлер проповедовал новую религию, тогда как у Геббельса не было никакой (его научный руководитель был евреем!), но он отчаянно искал веру. Религия Гитлера была предназначена не для загробной жизни, а для настоящего, и Геббельс быстро осознал, что роль верховного жреца даст ему цель, важность и власть. Он писал в своих дневниках: «Национал-социалистическая партия стала новой верой, ради которой следовало пожертвовать всем». С почти полным отсутствием привязанности к традиционной жизни и лишенный прочных моральных ценностей, Геббельс поклялся в верности своему фюреру и создал для него захватывающую мифологическую сценографию, которая обрела земные черты на фоне горящих книг и факелов ночных маршей.

Он быстро понял, что одной «нацистской библии» (Mein Kampf) недостаточно для создания нового культа – необходимо было создать коллективную иллюзию, полную лжи и мифов, за которую бы ухватился немецкий народ, чтобы не думать об ужасах, совершенных во имя нации. Когда Геббельс сделал этот шаг, пути назад уже не было.

Его жизнь потеряла смысл без нацистской партии. Геббельс стал моральным чудовищем по собственному выбору. Как и все тираны, он был глубоким нарциссом, но его руки не были запятнаны кровью кроме того дня, когда он принес в жертву своих детей. Он не был кровожадным убийцей или садистом. Подобно Аврааму, готовому убить своего сына Исаака по приказу Бога Израиля, у Геббельса не оставалось другого выбора, когда рухнул мир, который он столь решительно помогал строить. Не потому, что он ожидал награды в загробной жизни, а потому, что его бог был уже мертв и смысла жить у него больше не было.

Рейнхард Гейдрих

Биографическая справка

Гитлер однажды назвал Рейнхарда Гейдриха «человеком с железным сердцем» за его холодный, скрупулезный и беспощадный характер, абсолютно лишенный каких-либо угрызений совести, когда дело касалось безопасности и величия Третьего рейха. Он также считал его идеальным примером арийского мужчины, «идеального немца», ведь Гейдрих был светловолосым, голубоглазым, стройным и выше большинства своих подчиненных, что придавало ему внушительный и властный вид. Кроме того, он обладал утонченными манерами, которые, однако, не мешали ему проявлять высокомерие и язвительность в обществе. У Гейдриха был музыкальный талант, что Гитлер, будучи ярым поклонником опер Рихарда Вагнера, особенно ценил. По свидетельствам тех, кто имел возможность слушать его игру, Гейдрих владел скрипкой на уровне виртуоза.

Музыка – это было единственное, что могло тронуть Рейнхарда Тристана Ойгена Гейдриха.

Иначе и быть не могло, ведь с самого его рождения 7 марта 1904 года в Галле-на-Заале музыка окружала его повсюду. Его отец был композитором и певцом, который добился определенного успеха, а мать преподавала игру на фортепиано. Имя, данное ему при рождении, также было неслучайным: Рейнхардом звали главного героя одной из опер его отца, а имя Тристан он получил благодаря восхищению главы семьи другой оперой – вагнеровской «Тристан и Изольда». Помимо музыки, Гейдрих всегда увлекался спортом: занимался легкой атлетикой, плаванием, парусным спортом, а особенно фехтованием, в котором достиг международного уровня.

В 1922 году, окончив обучение с отличием, Гейдрих поступил в Военно-морское училище, чтобы сделать карьеру на флоте. Он достиг звания лейтенанта, однако в 1931 году был уволен из флота за «поведение, недостойное офицера и джентльмена». Официальной причиной этого наказания стало то, что он соблазнил одну молодую женщину, будучи помолвленным с другой – Линой фон Остен, на которой в том же году женился. Тем не менее есть версия, что истинной причиной увольнения было его все более явное политическое самоопределение.

Как и многие другие немцы, Гейдрих был убежден, что Германию предали коммунисты и евреи во время Первой мировой войны. Будучи еще студентом, он вступил в различные националистические и ультраправые молодежные организации, которые поддерживали эту точку зрения. Однако именно после знакомства с будущей супругой он начал проявлять интерес к идеям Национал-социалистической немецкой рабочей партии Гитлера, ярыми приверженцами которой были как Лина, так и ее семья.

После того как его уволили из флота, Гейдрих вступил в партию. Почти сразу он начал работать на эту организацию. Генрих Гиммлер, лидер Шутцштаффеля (СС – охранные отряды) нанял Гейдриха для работы в службе контрразведки партии. Гейдрих так проявил себя на этом поприще, что когда в 1933 году нацисты пришли к власти, его назначили главой гестапо – секретной полиции Третьего рейха.

Он не обманул возложенных на него ожиданий: в его руках гестапо превратилось в инструмент террора, направленный на подавление любого намека на инакомыслие как среди оппозиции режиму, так и среди тех нацистов, которых Гитлер, став хозяином государства, считал неудобными и ненужными. Так, в 1934 году Гейдрих стал одним из организаторов «ночи длинных ножей», в ходе которой были уничтожены главные лидеры штурмовых отрядов (СА). Рука Гейдриха также сыграла ключевую роль в убийстве Эриха Клаузенера – католического политика, известного своей критикой нацистского насилия.

В 1938 году Гейдрих участвовал в оккупации Чехословакии. Проявленная им тогда умеренность при подавлении не повторилась год спустя в Польше. Гейдрих совместно с Гиммлером разработал операцию по инсценировке нападения, которая дала Германии необходимый предлог для вторжения в страну. Против гражданского населения были направлены айнзатцгруппы, специально созданные для сеяния террора через массовые расстрелы политиков, либеральных профессионалов, интеллектуалов, членов духовенства, дворян и повстанцев. Только с сентября по декабрь 1939 года было проведено более 40 тысяч казней. Этими мерами Гейдрих стремился лишить польское общество всякого руководства, способного вдохновить его на сопротивление.

Евреи и другие расовые меньшинства также подверглись преследованиям и уничтожению с неслыханной жестокостью. Хотя первоначально целью были взрослые мужчины, вскоре казни стали распространяться на женщин, детей и стариков. По подсчетам, эти специальные команды, распространившие свою деятельность на территории Советского Союза с 1941 года, уничтожили около 1,3 миллиона человек, большинство из которых были евреями, также уничтожались цыгане, интеллектуалы, коммунисты и душевнобольные. Только в Бабьем Яре, на Украине, погиб 33 771 еврей.

«Умиротворяющие» действия айнзатцгрупп оказались достаточно успешными, чтобы вознести Гейдриха на пост рейхспротектора, или губернатора Протектората Богемии и Моравии – части Чехословакии, которую Третий рейх присоединил к своим территориям. Это произошло в сентябре 1941 года.

Рыжий зверь, как его называли враги, сразу же принялся уничтожать в своих владениях любые проявления нелояльности к нацизму и закладывать основы процесса германизации населения, который должен был искоренить все, что он называл «чешским мусором». Всего через три дня после своего назначения, демонстрируя, каким будет его правление, он приказал расстрелять 92 человека. В феврале 1942 года, после закрытия чешских газет и культурных учреждений, Гейдрих арестовал от четырех до пяти тысяч человек; тех, кто избежал смертной казни, отправили в концлагерь Маутхаузен, из которого немногие вернулись. Кроме того, около 80 тысяч рабочих были депортированы в Германию, где использовались как рабская сила.

Этими и другими мерами подобного рода Гейдрих достиг своей цели: запугать чешское общество и лишить лидеров, которые могли бы его возглавить. В этом кровавом процессе он заслужил себе новое прозвище – Пражский мясник.

У Гейдриха еще оставалось время, чтобы 20 января 1942 года принять участие в так называемой Ванзейской конференции, на которой перед высшими чинами нацистов он выступил с докладом о количестве евреев, остающихся в Европе, и о плане их «эвакуации». Согласно сохранившимся документам той встречи, «эвакуация» была лишь эвфемизмом, обозначающим политику уничтожения, которую Гейдрих с одобрения Гитлера и Гиммлера уже начал с помощью своих айнзатцгрупп на востоке Европы.

Пражский мясник не дожил до того момента, когда этот план был воплощен в жизнь в лагерях смерти, таких как Освенцим: 27 мая 1942 года два чешских добровольца, Йозеф Габчик и Ян Кубиш, совершили на него покушение, когда Гейдрих без охраны на кабриолете «Мерседес-Бенц» ехал из своей резиденции в штаб-квартиру, расположенную в замке чешской столицы. Гейдрих был ранен осколками гранаты, и, хотя его удалось доставить в больницу, 4 июня скончался от сепсиса. Пять дней спустя его торжественно похоронили в Берлине, на церемонии присутствовал Гитлер, разгневанный утратой одного из своих доверенных людей и не менее возмущенный самоуверенной беззаботностью, с которой Гейдрих разъезжал по Праге безо всякой защиты. Он считал себя неуязвимым, стоящим выше добра и зла, и поплатился за это.

Гейдрих умер, но не ушел один. Ответные меры за его смерть соответствовали его зловещей славе Пражского мясника: в день его похорон нацистские войска окружили деревню Лидице, расположенную недалеко от чешской столицы, жители которой подозревались в укрывательстве исполнителей покушения. На следующий день все мужчины старше 16 лет, всего 173 человека, были расстреляны, а 184 женщины отправлены в концентрационный лагерь Равенсбрюк. 105 детей из этой деревни первоначально отправили в трудовой лагерь, но вскоре было решено отравить их газом в лагере смерти в Хелмно. Выжили только 17 детей. Месть обрушилась и на саму деревню, которую сожгли и стерли с лица земли, не пощадив даже кладбище. Две недели спустя такая же участь постигла другую деревню – Лежаки: 34 взрослых были расстреляны, а 11 детей отправлены в газовые камеры. В целом, по подсчетам, после смерти Рыжего зверя были убиты не менее 1300 человек. К сожалению, его убийцы тоже не сумели спастись: вместе с другими участниками чешского подполья они были окружены 18 июня в пражской церкви Святых Кирилла и Мефодия и, оказав героическое сопротивление, покончили с собой в крипте.

Волк Гитлера

Психологический профиль Гейдриха

Гейдрих сыграл решающую роль в организации и реализации «окончательного решения», что включало в себя организацию и обеспечение людей для структур страшных айнзатцгруппен. Он осуществлял это последовательно: сначала ввел подобные «эскадроны смерти» в Австрии, затем в Чехословакии, чтобы в конечном итоге достичь полного развития и максимального уровня их деятельности в исполнении массовых убийств в Польше. Гейдрих наряду с Гиммлером возглавил начало уничтожения евреев в Восточной Европе. Изначально он нацелился только на мужчин, но впоследствии по его инициативе уничтожать стали женщин и детей… Но его «подвиги» на этом не закончились, так как он оказался важнейшей фигурой в разработке газа как «значительного улучшения», чтобы ускорить еврейский геноцид. В конце концов, стало ясно как белый день, что Эйхман, хоть и ревностно исполнявший свои обязанности, был элементом машины, запущенной Гейдрихом. Это доказывает то, что ему была отведена роль координатора всех нацистских агентств, ответственных за подготовку холокоста. На полном основании автор «Волшебной горы» Томас Манн определил Гейдриха как «палача Гитлера»[36].



Гейдрих в нацистской системе

На протяжении многих лет и даже в настоящее время имя Рейнхарда Гейдриха не было широко известно среди публики, обладающей базовыми знаниями о Второй мировой войне в целом и холокосте в частности (хотя возможно, что фильмы, вышедшие о персонаже в последние годы, изменили эту восприятие). Помимо Гитлера, первые имена, которые приходят на ум, – это Геринг, Гиммлер, Геббельс и Рудольф Гесс. Тем не менее машина уничтожения, представленная правительством Гитлера, нуждалась во втором эшелоне, который эффективно осуществлял бы планы завоевания и истребления. Маршал Роммель мог бы служить примером подходящего офицера для фронта, тогда как Гейдрих и Эйхман представляли собой важнейшие звенья в планировании геноцида (по моему мнению, Эйхман мог бы выделяться меньше, если бы Гейдрих не был убит в 1942 году).

Отличия Гейдриха от остальных лидеров нацистской верхушки заметны. Геринг проводил войну, почивая на лаврах своей славы пилота Первой мировой, а его провал в планировании битвы за Британию – лучшее свидетельство той ментальной стагнации, которая характеризовала его пребывание у власти, когда его больше занимали наркотики и роскошная жизнь. Гиммлер, со своей стороны, был лишь бюрократом, и его глубокий союз с Гейдрихом основывался на том, что ему не нужно было марать руки или придумывать жестокие и смертоносные стратегии. Эти задачи, будучи исполнены Гейдрихом, позволяли Гиммлеру предстать перед фюрером с чувством выполненного долга. Что касается Геббельса, он был версией Гейдриха в кабинетах, ведь их объединял глубокий энтузиазм по отношению к нацистской идее, который проявлялся в их креативности при реализации планов Третьего рейха. Хотя министр пропаганды был полной противоположностью образа арийца, оба они тратили все свои дни на разработку более эффективных способов достижения немецкой победы, каждый в своей сфере. Что касается Гесса, то вне зависимости от того, страдал ли он каким-либо психическим расстройством, объясняющим его побег в Великобританию, не вызывает сомнений, что он и Гейдрих были полными противоположностями: один искал перемирия с Великобританией, другой был одержим поиском новых, более быстрых способов убивать и пытать.



В сознании Гейдриха

Помимо заслуженного титула «палач Гитлера» и других использованных в его адрес прозвищ, я считаю, что его вклад в нацистскую идею лучше всего описывается прозвищем Волк, поскольку это хитрое животное, будучи на грани гибели от голода, проявляет такую свирепость – в одиночку или с другими, – которой могут похвастаться лишь немногие хищники, и невероятное упорство, если этого требует добыча. Упорство и свирепость были двумя заметными качествами Гейдриха.

Он доказал это в своей беспощадной борьбе с чешским сопротивлением, а также в своей роли в управлении холокостом. Русский писатель и журналист Василий Гроссман говорил о «геноциде пуль» и «геноциде газа», имея в виду различные способы массовых убийств, применявшихся последовательно[37]. Гейдрих сыграл ключевую роль в обоих этих системах: осознав, что миллионы людей невозможно убить лишь путем расстрелов, он содействовал развитию массовой газификации как «окончательного решения» и, вероятно, предложил бы другие важные меры, если бы прожил дольше.

Но откуда же взялась такая жажда убийств? Лина, его жена, была лишь важным инструментом для его амбиций. Убежденная сторонница гитлеровской идеологии (это у нее было с рождения), она твердо верила, что ее муж сможет стать выдающейся фигурой в нацистской иерархии. Гейдрих же лишь терпел ее, заняв почетное место рядом с Гиммлером. Он верил в нацизм ровно настолько, насколько это позволяло ему утвердиться как устрашающей и могущественной фигуре. Его «страсть» к Гитлеру не была результатом вдумчивого и рефлексивного осмысления нацистской идеологии: мы не знаем о его интеллектуальных способностях или образовании, ничего такого что позволило бы предположить, что он был глубоко рефлексирующим человеком. Скорее, его привязанность была вызвана благодарностью к человеку, который позволил ему преодолеть глубокое чувство стыда и унижения, полученное во время службы на флоте.

Гейдриха выгнали из армии еще до того, как нацисты пришли к власти. Его считали человеком без чести, позором для учреждения, которое до Гитлера руководствовалось этическим кодексом, основанным на гуманности. Можно с уверенностью сказать, что это событие породило в человеке, не испытывающем глубоких эмоций по отношению к своим собратьям, сильное чувство ярости, которое вырвалось наружу, как вулкан, когда представилась возможность. Немногие чувства способны разрушать сильнее, чем стыд, особенно когда тот, кто его испытывает, ощущает себя несправедливо обиженным[38]. Это чувство, как отмечено у многих героев этой книги, многократно усиливается, если у человека есть признаки нарциссической личности, что, несомненно, было у Гейдриха.

Примо Леви в своем знаменитом свидетельстве о холокосте «Если это человек», писал, что палачами становились обыкновенные люди, которые по разным причинам приняли эту роль в нацистской машине, будь то на нижних или высших уровнях (что напоминает «банальность зла» Ханны Арендт). Однако психобиографические исследования выдающихся нацистских убийц показали, что это не так[39]. Так же, как не все немецкие солдаты могли хладнокровно убивать женщин и детей, не все, кто обладал значимой властью в Третьем рейхе, могли совершить то, что сделал Гейдрих, ни до, ни после его смерти.

Один эпизод, который раскрывает сущность Гейдриха, связан с покушением, стоившим ему жизни. Напомним, что, к отчаянию Гитлера, протектор Чехословакии не имел никакой охраны и не ездил в бронированной машине. Наоборот, он любил разъезжать в открытом кабриолете. Что это значит? Как мог человек, который в оккупированной стране без колебаний убивал любого, кто был замешан в Сопротивлении или скрывал его участников, не принимать никаких мер предосторожности? Ответ заключается в том, что, утвердившись во власти на захваченной территории, он испытывал такое презрение к покоренным, что не мог представить, что кто-то осмелится противостоять ему. Нарциссизм не всегда требует самоубийственной демонстративности (скольких нарциссов-деспотов защищают и охраняют повсюду!), но когда ты так презираешь тех, кого убиваешь, можно легко их недооценить. И да, в этом эпизоде мы видим ту самую ярость и негодование оттого, что эти «недочеловеки» осмелились на такое: раненный взрывом гранаты, брошенной рядом с его машиной, он с пистолетом в руке бросился в погоню за участником подполья, который напал на него с автоматом, но так и не смог им воспользоваться.

«Ласковое» прозвище, которое Гитлер дал ему, – Человек с железным сердцем – было очень точным; железным или совсем без сердца – разницы нет, ведь оно отражает его необычайную жажду убийства, которая выделяла его среди всех остальных. Конечно, Гитлер и другие нацистские вожди тоже стремились уничтожить как можно больше людей, но у Гейдриха была личная вовлеченность, которую редко можно встретить. Он не похож на Менгеле, который убивал, потому что нацистская повестка требовала результатов в его генетических исследованиях и, хотя это удовлетворяло его врожденный садизм, он понимал, что должен манипулировать телами с «научной» целью. Гейдрих лично заходил в помещения, где пытали, избивали и шантажировали людей, сам спускал курок и казнил, если считал это необходимым или если это приносило ему удовлетворение в настоящий момент. Для него, шагающего по грязи мокрых улиц в поисках беглецов, умывающегося кровью от ударов по телам пленных, каждый день был подтверждением его уязвленного эго; каждая удачная облава была доказательством того, что он – один из хозяев этого нового мира.

Итак, профиль Гейдриха дополняется чувством всемогущества, ощущением себя единственным богом (или, скорее, демоном), который решает, кто будет жить, а кто умрет, эмоциональным экстазом от убийства во имя фюрера, да, но прежде всего во имя самого себя – человека, который стал молотом Тора для евреев и остальных «недочеловеков», чтобы компенсировать свои моменты позора[40]. Садист, потому что так исцеляет свою больную душу; верный Гитлеру и Гиммлеру, потому что это дает ему ментальное алиби, оправдывающее столько массовых убийств и жертв среди невинных (как это делали все убежденные нацисты); и чрезвычайно нарциссичный, ведь его превращение в волка Гитлера – это естественное продолжение того, что скрывала его личность: человека, ждавшего чуда, которое избавило бы его от судьбы быть ничтожным и униженным и позволило бы продемонстрировать свою огромную способность к ненависти и насилию.

В заключение стоит добавить один вопрос к этому профилю: имело ли смысл убивать Гейдриха, если была уверенность в том, что это повлечет за собой жестокую расправу, которая приведет к тысячам смертей? Заметим, что на этот вопрос нет правильного или истинного ответа. Но Примо Леви, возможно, предложил обоснование для этого великого жертвоприношения, последовавшего за охотой на волка: «Если мы умрем молча, как того хотят наши враги […], мир не узнает, на что способен человек и на что он еще может быть способен; мир не узнает самого себя»[41]. Чехословакия была завоевана почти без боя; в ее недрах был нацист, глубоко убежденный в том, что полное истребление всех, кто сопротивлялся Третьему рейху, полностью оправданно. Его убийство стало способом сказать миру, что эта цена была необходимой данью; что бывают моменты, когда нужно ценой пролитой крови кричать о том, что представлял собой человек, подобный Гейдриху. И что он заслуживал за это смерти.

Адольф Эйхман

Биографическая справка

В апреле 1961 года немецкая философ Ханна Арендт отправилась в Иерусалим, чтобы в качестве репортера журнала The New Yorker присутствовать на суде над Адольфом Эйхманом, которого называли Архитектором холокоста. Больше всего ее поразила встреча с мужчиной, которого она описала как «человека среднего роста, худого, средних лет, с небольшим количеством волос, неровными зубами и близорукостью». Он был настолько серым и невыразительным, что его легко можно было спутать с тысячами других. Ничто, абсолютно ничто не выдавало в нем чудовища, источника зла, который помогал уничтожать миллионы людей лишь за то, что они были евреями. Именно тогда Арендт разработала свою теорию банальности зла: Эйхман сам по себе не представлял никакой значимости, он был лишь винтиком в сложном механизме, позволившем тоталитарному государству, такому как нацистская Германия, превратить убийство в механический и бюрократический процесс.

Однако Арендт ошибалась, ведь она видела лишь ту картину Эйхмана, которую он сам хотел показать миру: образ пассивного субъекта, лишенного собственной инициативы, который лишь выполнял приказы, данные ему другими. Реальность же была совсем иной: Эйхман был фанатичным и беспринципным нацистом, убежденным в важности задания, которое возложил на него Третий рейх. Его задачей было организовать депортацию евреев из городов Европы в лагеря уничтожения.

Отто Адольф Эйхман родился в немецком городе Золинген 19 марта 1906 года, однако когда ему было восемь лет, его семья переехала в австрийский Линц, где отец нашел работу бухгалтером в трамвайной и электрической компании. Учеба давалась Эйхману плохо, и он бросил школу, чтобы учиться на механика, но и эту учебу не смог завершить. Вынужденный зарабатывать на жизнь, в 1920-е годы он сменил несколько профессий: был клерком, продавцом и агентом американской нефтяной компании. Именно в это время он сблизился с молодежными праворадикальными группировками, а затем и с Национал-социалистической немецкой рабочей партией (НСДАП). В апреле 1932 года по приглашению друга семьи, отца местного лидера СС Эрнста Кальтенбруннера, он посетил собрание австрийского отделения партии. Эйхмана настолько поразила их яростная националистическая, антисемитская и антикоммунистическая риторика, что в тот же день он подал заявление о вступлении в партию и СС. Год спустя он переехал в Германию.

Включенный в Службу безопасности нацистов, Эйхман был назначен в отдел по еврейским делам в Берлине. Его работа заключалась в подготовке отчетов о сионистских организациях, переговорах с их лидерами и убеждении в необходимости эмигрировать. В 1937 году он даже посетил Палестину, которая тогда находилась под британским мандатом, чтобы изучить возможность переселения туда немецких евреев. Хотя эта инициатива не увенчалась успехом, она способствовала тому, что Эйхман прослыл знатоком еврейского вопроса. Он даже немного выучил иврит и идиш, что помогало ему в общении с лидерами еврейских общин.

Его «доброжелательное» отношение к евреям закончилось в 1938 году, когда он вернулся в Австрию, чтобы руководить захватом офисов Еврейской культурной общины Вены. Именно он занимался организацией принудительной эмиграции австрийских евреев. Здесь его успех был полным: с августа 1938 года по июнь 1939-го ему удалось заставить покинуть страну более 150 000 человек, что составляло 60 % еврейского населения Австрии.

С началом Второй мировой войны эта политика поощрения эмиграции уступила место жестокой депортации. В октябре 1939 года Эйхман возглавил ее как директор Центрального имперского офиса по еврейской эмиграции в Берлине. Под его руководством железнодорожные конвои начали вывозить евреев из Германии и Австрии на оккупированные территории Польши и СССР, где их размещали в гетто и трудовых лагерях. В таких условиях было депортировано до 63 000 евреев, причем многие умирали уже в пути из-за бесчеловечных условий поездки.

Параллельно Эйхман в 1940 году разработал план депортации миллиона евреев на остров Мадагаскар, операция должна была финансироваться за счет имущества, конфискованного у общины. План был отклонен. Тогда по приказу Рейнхарда Гейдриха Эйхман начал готовить новый план, который должен был привести к реализации приказа Гитлера о физическом уничтожении всех евреев. Сам Эйхман, будучи штандартенфюрером СС (подполковником СС), присутствовал на Ванзейской конференции 20 января 1942 года, на которой была оформлена «окончательная цель». Именно он подготовил доклад с расчетами о численности евреев в каждой из стран, оккупированных Третьим рейхом. По завершении совещания его назначили курировать депортации в лагеря смерти, которые начали строиться в Освенциме, Треблинке, Собиборе и Белжеце.

Эйхман целиком и полностью посвятил себя исполнению этой задачи. В течение двух последующих лет он занимался организацией депортации евреев из мест их проживания, конфискацией их имущества, обеспечением транспортных составов и установлением расписаний отправления и прибытия в лагерь смерти. Что происходило с тысячами людей, запертыми в товарных вагонах – мужчинами и женщинами, детьми и стариками – его больше не касалось. Ему было все равно, отберут ли их для работы или сразу отправят в газовые камеры. Эйхман даже не видел своих жертв, их лиц и глаз; он не слышал их криков боли и ужаса… Его офис находился далеко, очень далеко от лагерей смерти, этих фабрик, которые массово, механически и индустриально производили лишь одно – смерть. Чтобы действовать, ему были нужны лишь телефон и карты, на которых были отмечены действующие железнодорожные линии и положение фронта. Этого было достаточно, чтобы обратить в пепел миллионы жизней. На суде в Иерусалиме он пытался убедить трибунал в том, что всего лишь выполнял приказы, но на самом деле он прекрасно знал, что делает, и, более того, гордился своей работой. «Это было действительно достижение, не имеющее равных ни до, ни после», – однажды хвастался он. И не зря: Гитлер постановил, что его миссия имеет абсолютный приоритет даже перед потребностями армии, которая начала отступать на Восточном фронте под натиском советских войск. И Эйхман его не подвел. Отлаженная и эффективно управляемая машина работала с безжалостной точностью: в 1942 году были уничтожены евреи Словакии, Франции, Нидерландов и Бельгии; в 1943 и 1944 годах – Греции и Италии.

Эйхман, конечно, исполнял приказы, но это не мешало ему принимать и собственные решения, когда они задерживались или не поступали вовсе. Так произошло в Венгрии – стране, которую нацисты оккупировали в марте 1944 года. Через несколько дней он отправился в Будапешт, чтобы лично руководить уничтожением местной еврейской общины. Как всегда, он продемонстрировал свою эффективность, ведь уже через месяц первый эшелон венгерских евреев был отправлен в Освенцим. В начале июля марионеточное правительство, которое нацисты навязали Венгрии, приказало прекратить эти депортации, но Эйхман проигнорировал этот приказ и продолжил свою работу. К середине месяца количество депортированных достигло 450 000.

Но удача на войне закончилась, и в конце 1944 года Эйхману пришлось в спешке покинуть Будапешт. Он отправился в Берлин, а затем, когда поражение Германии стало неизбежным, перебрался в Австрию. Американцы задержали его, но, несмотря на то что его имя фигурировало в списках военных преступников, ему удалось остаться незамеченным, скрывшись под чужим именем, и затем бежать. В 1950 году он сумел добраться до Аргентины, где жил под псевдонимом Рикардо Клемент, пока в 1960 году его не обнаружил израильский «Моссад», похитивший и доставивший его в Израиль для суда.

15 декабря 1961 года Адольф Эйхман был приговорен к смертной казни за военные преступления, преступления против человечества и преступления против еврейского народа. Он был повешен во дворе тюрьмы Рамла в ночь с 31 мая на 1 июня 1962 года.

Банальность зла: Арендт раскрывает психопата

Психологический профиль Адольфа Эйхмана

Лучший способ погрузиться в дело Эйхмана – это посмотреть документальный фильм «Суд над Адольфом Эйхманом»[42], который прекрасно запечатлел множество моментов процесса, включая его похищение в Буэнос-Айресе в мае 1960 года агентами «Моссада» и показания многочисленных свидетелей, переживших геноцид и участвовавших в суде[43]. Этот фильм, словно капсула времени, переносит нас в 1961 год, в зал суда, где обвиняемый, защищенный стеклянной клеткой от возможных актов возмездия со стороны зрителей и охраняемый тремя солдатами, объявил себя невиновным по всем пунктам обвинения «в той форме, в которой они были предъявлены». Это был момент, когда весь мир и молодые израильтяне, многие из которых не застали холокост, и должны были узнать о масштабе страданий еврейского народа.

На этом процессе начались дебаты о том, кем на самом деле был Адольф Эйхман. С одной стороны, мы имеем точку зрения Ханны Арендт – несомненно, одной из величайших философов XX века, которая смело ввела термин, отразивший суть и затем подхваченный учеными для объяснения нацистского геноцида: банальность зла. С другой стороны, были психиатры, изучавшие Архитектора холокоста, которые не обнаружили у него психических патологий. (Однако следует отметить, что по крайней мере один из них считал его психопатом, не страдающим психическим расстройством, но обладающим личностью, лишенной моральных ограничений или совести, способным находить удовольствие в уничтожении миллионов людей[44].)

Это приводит к вопросу: если сопоставить утверждения Арендт с мнениями психиатров, признавших Эйхмана нормальным человеком, означает ли это, что философ считала его ненормальным?



Полемика вокруг банальности зла

Арендт не касалась диагностики психических расстройств, поскольку не была психиатром и ничего не могла сказать по этому поводу. Произошедшее во время суда заключается в том, что, наблюдая за сессиями, на которых Эйхман отвечал на вопросы, она осознала, что нашла объяснение тому, почему Германия стала ответственной за то, что она называла абсолютным Злом, выразившимся в холокосте. По сути, абсолютное Зло могло существовать только в том случае, если граждане лишались способности мыслить и проявлять эмпатию, позволив государству убивать массово, безлично, индустриально. Абсолютное Зло возникало из тоталитарного государства (как нацистского), проявляясь в лагерях принудительного труда, где заключенных превращали в рабов, и лагерях смерти.

«Преступление является абсолютным, – пишет Джордж Кейтеб, – оно превращает людей в тени самих себя; природа этих преступлений превосходит даже самые ужасные аморальные поступки. Нет ничего более извращенного, чем намеренное лишение человеческого облика, проводимое систематически и как цель политики. Именно по этой причине тоталитаризм следует называть абсолютным Злом»[45].

Это объяснение отражает суть Эйхмана. Человек, который, с одной стороны, не мог поставить себя на место другого, не умел выйти за пределы собственного эгоцентричного мира[46], своих убеждений, интересов или желаний. И, с другой стороны, тот, кто не мог мыслить реалистично и глубоко. Арендт поняла, что не нужно быть гениальным преступником или садистским психопатом, чтобы стать частью механизма, породившего и осуществившего абсолютное Зло, – достаточно быть банальной личностью. Это была бомба, которую Арендт взорвала в своей знаменитой книге «Эйхман в Иерусалиме»: для того, чтобы существовало абсолютное Зло (самое ужасное и нечеловеческое), достаточно людей, неспособных думать и испытывать эмпатию.

Вот ключевой фрагмент философии Арендт, касающийся ее понимания банальности зла:

«Когда я говорю о банальности зла, я делаю это только на уровне фактов, указывая на явление, которое было перед нами на протяжении всего суда. Эйхман не был Яго или Макбетом (…). Помимо его исключительного рвения заботиться о собственных интересах, у Эйхмана не было никаких других мотивов для того, чтобы делать то, что он делал. И это рвение само по себе не было преступным: например, он никогда бы не убил начальника, чтобы занять его место. Он просто – говоря по-простому – никогда не осознавал, что он делал» (курсив автора).

Спорность ее тезиса о том, кем был Эйхман, покоится на двух строках, которые я выделил курсивом. Первая касается предполагаемого обмана Эйхмана по отношению к философу, суть которого заключается в том, что нацист убедил Арендт, что он на самом деле не имел ничего против евреев, поскольку лишь выполнял приказы. И да, кажется, в этом она ошиблась, так как с течением времени стало ясно, что Эйхман наслаждался своей кампанией по уничтожению. Но для меня ключевым остается второе, и мой тезис заключается в том, что в общем и целом она была права.

Позвольте объяснить. Когда Арендт утверждает, что Эйхман «не знал, что он делает», она не имеет в виду, что он не осознавал зла, исходящего от его приказов в общепринятом понимании, например, когда говорят, что человек, страдающий шизофренией, «не знал, что он делал» в момент убийства. Для Арендт это означало отсутствие реального или глубокого мышления, которое требует, чтобы человек обладал хотя бы минимальной способностью к критическому осмыслению реальности и соответствующими моральными эмоциями (эмпатией), чтобы быть по-настоящему автономным и ответственным человеческим существом. И проблема заключается в том, что Эйхман в своих бесконечных монологах лишь повторял клише, штампованные фразы о том, что он подчинялся своим начальникам и не видел ничего аморального в исполнении приказов, так как это обязанность любого солдата. Арендт была поражена[47]: как этот человек мог не понимать, что не существует подлинной обязанности следовать чудовищному приказу, который ведет к абсолютному Злу[48]? Ее ответ был таков: это возможно только в том случае, если человек моральный идиот, неспособный думать и чувствовать как полноценное человеческое существо. Это не означало, что Эйхман был неумен в традиционном смысле: «Дело не в том, что он был глуп. Скорее, полное отсутствие мышления – нечто, вовсе не равное глупости, – предопределило его стать одним из величайших преступников этого периода».

На этом этапе Арендт оказалась права, потому что, не осознавая того, она описывала дефицит или основной признак психопата: неспособность к глубокому мышлению, понимаемому не как умение иметь изысканные или сложные мысли в культурном смысле, а как способность в полной мере осознавать последствия своих поступков в реальности, то есть в контексте нашего положения как человеческих существ, наделенных экзистенциальными ценностями, такими как достоинство и справедливость, среди других людей.



В сознании Адольфа Эйхмана

Таким образом, Арендт не была «обманута» Эйхманом, а, напротив, разгадала его сущность: ее тонкий аналитический скальпель обнажил то, что великий исследователь психопатии Херви Клекли впервые описал в своем фундаментальном труде «Маска здравомыслия» (1941), где назвал психопата простым «имитатором человека». «Нарушение или дефект, присущий психопату, его отличие от нормальной интегрированной личности заключается в невежестве и постоянной неспособности понять, что означают важнейшие жизненные переживания для других людей». Таким образом, «мы не имеем дело с полноценным человеком, а с чем-то, что напоминает изящно сконструированную рефлекторную машину, способную в совершенстве имитировать человеческую личность»[49].

Арендт оказалась права, потому что поняла: для того чтобы холокост стал возможен, целая нация должна была действовать с психопатической безразличностью, отказываясь критически и с минимальной эмпатией осмысливать реальность. Разница заключалась в том, что для психопата это невозможно (в глубоком смысле переживания, требующего эмпатического воображения), а для большинства управляемых это эгоистичный выбор: лучше не хотеть видеть и знать. Именно поэтому Арендт утверждает: «Урок, который мы можем извлечь из процесса над Эйхманом в Иерусалиме, заключается в том, что такое отчуждение от реальности и пустота мышления могут привести к большему разрушению, чем все вместе взятые порочные инстинкты, которые, возможно, присущи человеку».

Эйхман наслаждался тем, что был важной фигурой в Третьем рейхе. Его посредственная гражданская жизнь закончилась. Однако эта посредственность вновь настигла его в изгнании в Аргентине, где он смог устроиться лишь на скромные работы, в то время как другие нацистские военные преступники преуспели в ней и других странах Южной Америки.[50] Но Эйхман не был Менгеле или Рейнхардом Гейдрихом. Он не марал рук. В этом смысле Арендт заметила, что «он не стал бы убивать, чтобы занять место своего начальника». Он не был психопатом, стремившимся лично ощущать кровь своих жертв: ему было достаточно знать, что его действия выполняются правильно, и это подтверждало его важность. В этом и заключается его психопатия: он был важной частью механизма холокоста и ложился спать по ночам с чувством удовлетворения. Для него лояльность была не всем, в отличие от его стереотипных утверждений в свою защиту, – его амбицией как организатора геноцида было обладание исключительной властью в своих руках. Эйхман лгал, повторяя снова и снова: «Я был всего лишь солдатом, выполняющим приказы», чем доводил до отчаяния как прокурора, так и Ханну Арендт. Это была тактика, обман, ведь Эйхман прекрасно знал, что, будучи источником абсолютного Зла, нельзя оправдаться просто исполнением приказов, но какая иная стратегия ему оставалась? Хотя было очевидно, что Израиль не собирался сохранять ему жизнь, но если и оставалась хоть какая-то надежда, она крылась в этой стратегии: «Я обычный человек, солдат, я не принимал решений».

Здесь он на самом деле обманул Арендт, которая верила, что Эйхман действительно неспособен мыслить за пределами этого. Именно в этот момент, когда она в разговорной манере заявила: «Эйхман не понимал, что он делает». Но через этот обман обвиняемый, как ни парадоксально, дал ей понять, что у него была глубокая неспособность, о которой, возможно, Эйхмани сам не догадывался: неспособность соединить эмпатию с мышлением – это черная дыра психопата. Когда Арендт приходит к выводу, что «это отстранение от реальности и пустота мышления» служат ключевыми элементами для объяснения холокоста, она на самом деле подчеркивает, что для того чтобы развернуть абсолютное Зло, достаточно наличия таких людей, как Эйхман, которые могут сыграть решающую роль. И в этом она оказалась права, потому что описывала политического или военного лидера, готового уничтожить все ради достижения своих целей. Отвергая возможность того, что Эйхман мог мыслить действительно по-человечески, Арендт возвращалась к теории Клекли: психопат лишь симулирует наличие человеческих эмоций и понимание реальности, как и все остальные, но он всего лишь подражатель. Эйхман был воплощением умного, самоконтролируемого психопата, далекого от тех, кто откровенно наслаждался причинением смерти в своем присутствии, но от этого он не был менее смертоносен.

Клаус Барби (Барбье)

Биографическая справка

Если убийственное безумие Третьего рейха и увенчалось успехом, то это произошло благодаря легкости, с которой нацистские лидеры находили тысячи исполнителей, которые, будь то из фанатизма, личной выгоды или попросту из любви к насилию, были готовы осуществлять их планы. Клаус Барби был одним из таких исполнителей, средним по рангу командиром, который делал то, что ему приказывали те, кто не хотел марать свои руки, и при этом всегда демонстрировал добросовестную и бесчеловечную эффективность. Немногие, подобно ему, настолько воплощали в себе неслыханную жестокость гестапо.

Николаус «Клаус» Барби родился 25 октября 1913 года в немецком городке Бад-Годесберг, недалеко от Бонна. Сын учителей, с раннего возраста он проявлял желание изучать теологию. Однако смерть отца в 1933 году разрушила эту мечту, так как его семья, столкнувшаяся с финансовыми трудностями, не могла позволить себе оплатить его обучение в университете. Барби это не остановило, и он сменил преданность Богу на верность Адольфу Гитлеру, новому канцлеру Германии. В том же 1933 году он вступил в Гитлерюгенд. Два года спустя он был принят в СС, где начал работать в службе безопасности. Именно там, на обучающем курсе, он нашел свое настоящее призвание – допросы. В 1937 году он вступил в Национал-социалистическую немецкую рабочую партию.

Вторая мировая война дала Барби возможность продемонстрировать свои навыки в добывании информации. В 1940 году, вскоре после того как его повысили до звания унтерштурмфюрера (эквивалент младшего лейтенанта), его отправили в Нидерланды для работы в разведке. Сначала в Гааге, а затем в Амстердаме он активно участвовал в преследовании евреев, масонов и немецких эмигрантов. Его рвение не осталось незамеченным начальством, и вскоре Барби был повышен до звания оберштурмфюрера СС (лейтенант СС). В 1941 году Барби получил Железный крест второго класса за участие в штурме еврейского гетто в Амстердаме и последующие репрессии.

Годом позже Барби был переведен во Францию. После короткого пребывания в Дижоне он был направлен в Лион – город, который нацистские власти считали центром французского сопротивления. Именно там он получил прозвище, с которым вошел в историю – Лионский мясник. В качестве главы местного гестапо Барби руководил репрессиями не только против участников Сопротивления, но и против коммунистов и евреев. В отличие от других полицейских командиров, которые ограничивались отдачей приказов из своих кабинетов, он активно участвовал в допросах, а точнее в сеансах пыток, где появлялся с хлыстом в руках. Свидетельства выживших раскрывают беспощадную жестокость, к которой Барби прибегал для получения информации. Один из ярких примеров – пытки Жана Мулена, одного из героев Сопротивления: ему засовывали раскаленные иглы под ногти, затем пальцы закладывали в дверную раму, которую многократно захлопывали, пока они не ломались. После пришла очередь запястий, сломанных под давлением наручников. Когда Мулен, несмотря на все, продолжал молчать, Барби приказал избивать его по лицу, пока тот не впал в кому. Мулен умер по дороге в Берлин для очередного допроса.

Другим методом, к которому часто прибегал Барби, была ванна: он погружал своих жертв в ванну с ледяной водой, приказывал закрыть им нос, а когда те открывали рот, чтобы вдохнуть, его подручные заливали туда воду. Кроме того, он подвешивал заключенных за запястья на крюки и избивал их до потери сознания. Барби не стеснялся также пытать или казнить родственников допрашиваемых, чтобы сломить их сопротивление.

Его деятельность за пределами камер для допросов была не менее жестокой и эффективной. В 1943 году в отместку за покушение на двух полицейских он приказал расстрелять 22 заложника, среди которых были женщины и дети. Но поле его действий не ограничивалось допросами и репрессиями. Одним из самых жестоких его преступлений стала депортация в 1944 году 44 еврейских детей из разных стран в возрасте от четырех до 17 лет, которые под вымышленными именами укрывались в доме в Изьё, на юге Франции. Все они были убиты. То же самое ждало и 86 евреев, захваченных годом ранее на улице Сент-Катрин в Лионе.

Всего Лионскому мяснику приписывают депортацию в лагеря смерти более 7500 человек, в основном евреев, а также арест и пытки 14 000 человек и убийство 4400 человек в ходе рейдов против французского сопротивления.

В конце 1944 года Барби было присвоено звание гауптштурмфюрера СС (капитан СС). Но для Германии была уже проиграна. В августе 1944 года, за месяц до освобождения американцами Лиона, Барби покинул город, чтобы продолжить борьбу в самой Германии. После смерти Гитлера он попытался организовать некое подобие Сопротивления с другими членами СС, но операция закончилась провалом.

Включение его имени в списки наиболее разыскиваемых военных преступников заставило скрываться под чужой личностью. В 1947 году его опознали американцы, которые, вместо того чтобы арестовать и судить, завербовали его для работы в контрразведке. Это сотрудничество продолжалось до 1951 года, когда в ответ на настойчивые просьбы Франции об экстрадиции его американские покровители решили помочь ему сбежать в Южную Америку. Так Барби под именем Клауса Альтмана прибыл в Боливию. Заочно его дважды приговаривали к смертной казни в суде Лиона: в 1947 и 1954 годах.

В Боливии Барби вел спокойную жизнь предпринимателя, занимавшегося лесозаготовками, хотя его дела также включали торговлю оружием. Его подлинная личность была раскрыта в 1971 году охотниками на нацистов Сержем и Беатой Кларсфельд, но все запросы на экстрадицию, поданные Францией, были проигнорированы сменяющимися диктаторскими режимами Боливии. Ситуация изменилась только в 1983 году, когда новое левое правительство страны арестовало Барби и депортировало его во Францию. Суд состоялся в Лионе с мая по июль 1987 года. Барби был признан виновным в 17 преступлениях против человечности и приговорен к пожизненному заключению. «Я не раскаиваюсь. На войне все убивают», – с абсолютным спокойствием заявил Лионский мясник. Он умер от рака 25 сентября 1991 года в том же городе, которому причинил столько страданий.

Преступник на все времена

Психологический портрет Клауса Барби

В оскароносном документальном фильме «Отель „Терминус“: Время и жизнь Клауса Барби» (1988), снятом Марселем Офюльсом, показана фотография, на которой изображен Барби с бокалом в руке в компании двух друзей. Нет сомнений: они наслаждаются жизнью. В кадре слышится голос с сильным немецким акцентом, принадлежащий Йоханнесу Шнайдер-Мерку, немецкому бизнесмену, занимающемуся импортом-экспортом. Этот человек рассказывает, что около 15 лет назад (в начале 1970-х) они оказались на новогодней вечеринке, где он открыто заявил: «Этот ублюдок Гитлер предал идеалы немецкой молодежи». Тогда Барби, разъяренный, вскочил и закричал: «В моем присутствии никто не оскорбляет фюрера!» Позже, уже в более веселом настроении, Шнайдер-Мерк рассказывает режиссеру, что Барби и его партнеры обманули его на полмиллиона марок, которые он дал им на определенные «спекулятивные дела».

В «Отеле „Терминус“» вопросы задает Марсель Офюльс, сын известного немецкого режиссера Макса Офюльса, который в 1933 году эмигрировал в США, спасаясь от нацизма. Это человек проницательный, порой ироничный, а иногда и раздражительный. Последнее можно заметить в фильме, когда он берет интервью у Роберта Тейлора, одного из агентов американской разведки, которые работали с Барби после войны, и спрашивает: «Что такое идеалист-нацист?» Офюльс давно припас этот вопрос для бывшего агента, так как, готовясь к фильму, узнал, что Тейлор почти 40 лет назад, в 1947 году, назвал Барби именно так – идеалистом-нацистом – в своем докладе для Госдепартамента США. Тогда экс-агент, явно смущенный, ответил, что не помнит, чтобы писал это, но «лучше бы он этого не писал»[51]. Это вполне логично, ведь суд над Барби, прошедший в 1987 году, наглядно показал, что бывший глава гестапо в Лионе мог быть кем угодно, но только не идеалистом: ни нацистским, ни каким-либо другим. Если уж выбирать идеал, который двигал им всю жизнь, то это, несомненно, была власть.

Но как интерпретировать его яростное заявление о верности Гитлеру, о котором рассказывает бывший деловой партнер? Кажется, это был всего лишь рефлекторный акт, протест против оскорбления того, что сам Барби олицетворял как нацист с абсолютной властью в Лионе, как хищник, воспитанный на ксенофобском терроре арийской идеологии. Когда он вступил в Гитлерюгенд в возрасте почти 20 лет, след от его пребывания в Трире с организацией католической молодежи исчез. Его настоящая жизнь началась в ноябре 1942 года, когда он занял пост, сделавший его печально известным под зловещим прозвищем Лионский мясник.



В чем важность Клауса Барби

На самом деле Клаус Барби не должен был стать столь известным, ведь, хоть и принимал участие в нацистских преступлениях против человечности, он не был ни Эйхманом, ни Менгеле. Очень трогательны сцены в фильме Офюльса, посвященные главному обвинению против Барби на суде – депортации 44 детей из Изьё в Освенцим в 1944 году. Однако, несмотря на всю ужасающую суть этого преступления, по мнению историка и бывшего героя Сопротивления Даниэля Кордье, Барби обязан своей «славой» поимке символа свободной Франции – Жана Мулена. Потому что в остальном Лионский мясник был столь же «жестоким, чудовищным и пытателем, как и многие другие», служившие нацистам.

Хотя это правда, я не могу полностью согласиться. Настоящая известность Барби была вызвана двумя факторами. Первый связан с его поимкой, которая обрела все черты шпионского фильма того времени: беглый нацистский преступник, два охотника на нацистов в духе Симона Визенталя – супруги Серж и Беата Кларсфельд, подвергающиеся серьезным опасностям, поскольку друзья беглеца его защищают; попытка похищения, подобная операции по захвату Эйхмана, которая в итоге провалилась, когда Кларсфельды осознали, что законным путем им никогда не удастся доставить Барби к правосудию и заставить его заплатить за все злодеяния, которые он совершил за 40 лет своей жизни в бегах. Второй причиной его славы стала сама поимка. Когда Барби привезли во Францию, чтобы он ответил за свои преступления, вся страна затаила дыхание. В воздухе витало ощущение, что на скамье подсудимых окажется не только убийца детей, французских евреев и бойцов Сопротивления, но и сама Франция, которая наконец добилась его экстрадиции из Боливии[52].



Побег Барби и холодная война

Барби повезло, как и многим другим его нацистским коллегам. То, что именно американцы (при содействии Ватикана) позволили ему бежать в Южную Америку и предотвратили его экстрадицию во Францию в обмен на предоставленную разведывательную информацию, вызывает глубокое сожаление. Но благодаря этой сети прикрытия мы получили возможность узнать, как беглец прожил следующие 40 лет. И то, что мы узнали, показало, что Барби стал универсальным преступником. Репутация опережала его: обученный интригам, пыткам и убийствам (гестапо), он оказался крайне необходим в такой стране, как Боливия, уровень отсталости которой в те годы, должно быть, казался ему чем-то из другого мира. Диктаторы, наркоторговцы и парамилитаристы дали ему власть, деньги и признание, а Барби нужно было лишь выучить испанский, чтобы жить, пребывая у власти и обладая полной свободой действий.

То, что в Боливии сменился режим, стало счастливым случаем для Кларсфельдов и Франции, поскольку только этот неожиданный поворот позволил осуществить экстрадицию. Тем не менее, как я уже отметил, это был ядовитый дар.

Барби был арестован в Боливии в 1983 году. Его суд проходил с 11 мая по 4 июля 1987 года, за два года до 200-летия французской революции. Немецкий философ Ален Финкелькрат надеялся, что этот суд станет коллективным катарсисом, который наконец исцелит рану, оставшуюся открытой с освобождения Парижа в 1944 году. Рана заключалась в разделении мнений о том, что такое была Франция во время немецкой оккупации. С одной стороны, существовал славный рассказ, где де Голль как внешний лидер и Жан Мулен как внутренний мученик представляли нацию, которая никогда не преклонялась перед тираном. С другой стороны, был нарратив о том, что значил режим Виши: коллаборационизм и трусость большинства французских граждан, которые пытались приспособиться к сложившейся ситуации[53]. Для Финкелькрата суд не справился с этой задачей. Напротив, адвокат Барби, неугомонный Жак Вержес, оказался победителем, поскольку ему удалось противопоставить друг другу различные обвинения, требовавшие пожизненного заключения для Барби: обвинение, представляющее убитых за принадлежность к Сопротивлению, и обвинение, говорившее от имени убитых евреев. Таким образом, хотя Барби был осужден за преступления против человечности, духовного исцеления Франции не случилось[54].



В сознании Клауса Барби

Садясь в самолет, который должен был доставить его во Францию для суда, Клаус Барби дал последнее интервью боливийскому телевидению, фрагмент которого воспроизводится в документальном фильме «Отель „Терминус“». Пожилой человек с белыми волосами не проявляет никакого раскаяния и лишь говорит на хорошем испанском: «Я уже забыл. Если они не забыли, это их проблема. Для меня все забыто» (см. анализ документального фильма профессора Сулейман, где также приведены стенограммы)[55].

Таким образом, Барби все забыл. Нет смысла хранить обиду после 40 лет, как он сам говорил, это была война! То же самое он сказал на суде: «Я никогда не приказывал проводить обыск в Изьё. У меня никогда не было власти приказывать о депортациях. Я боролся с Сопротивлением, которое уважал, но это было во время войны, а война закончилась»[56]. Ни слова о его необычайной жестокости. Возможно, он не был даже антисемитом. В другой момент «Отеля „Терминус“» появляется Альваро де Кастро, телохранитель и друг Барби в Боливии, который говорит кинематографисту, что у Барби были друзья в его стране, которые были евреями, «те, кто не был полон ярости и не искал мести, как говорил ему его бывший босс».

На самом деле я верю ему в этом отношении. Барби – жестокий преступник, который оставил садизм своего амплуа волка из гестапо, когда это уже не было ему нужно в новой жизни. В Боливии он показал свою другую, тоже реальную сторону – человека, опытного в обучении убийц и поддержке диктаторов, а также в организации различных мошенничеств и контрабандных схем. Поэтому я согласен с мнением Офюльса о Барби, который говорил, что это был человек «значительной интеллигентности, который знал психику тех, с кем общался, и использовал свои способности для ведения дел».

Другими словами, Барби был преступником на любые времена. Он гордился тем, что был нацистом, потому что этот этап открыл ему двери сначала к безнаказанности, благодаря американцам, а затем – к боливийской диктатуре. Я не думаю, что он презирал евреев больше, чем любого достойного человека, ставившего моральные принципы выше стремления к власти и выгодам, которые они приносили.

Подытожим. Барби был психопатом и, как всякий психопат – нарциссом, который наслаждался своей безграничной властью. Лиз Богатто-Лесевр отмечала: «Он всегда ходил с хлыстом в руках или с бычьим нервом и бил все, что было у него под рукой. Когда рядом никого не было, он ударял себя по ботинкам. Его легко было узнать, когда он приходил, потому что слышались щелчки хлыста о ботинки». Кроме того, он умел читать людей, которые его интересовали – необходимый прием для соблазнения и манипуляции, как отметил Офюльс, не придавая значения чувствам или морали в своих решениях.

Запоздалая справедливость – это не справедливость. Эти восемь лет, которые Барби провел в заключении, были лишь жалким подобием наказания. Сначала Франция Виши, а затем реалии холодной войны предоставили ему возможность жить так, как хотелось. Он уже забыл о своих преступлениях. Как написала Элис Каплан, суд над Клаусом Барби был постмодернистским в том смысле, что он никогда не приблизился к достижению не только осуждения Барби, но и истины о фактах. Это во многом связано с тем, что «человек, сидевший на скамье подсудимых, был лишь тенью, и все, что осталось на его лице от ужасов, которые он вызывал, – это гримаса, мимолетная ухмылка, которую пресса сумела использовать в своих интересах»[57].

Саддам Хусейн

Биографическая справка