– А как зовут дочку того дяди?

– Я не помню, солнышко. Мне говорили, как ее зовут, а я забыла.

– Жалко, – огорчилась Настя. – Мы бы могли позвать ее в гости, чтобы она повидала своего папу. А он ее.

Натка вздохнула.

– Нет, милая. Она живет очень далеко, в другой стране. И нужно очень-очень много денег, чтобы она могла приехать сюда.

– Жалко, – снова повторила Настя, – я хотела бы с ней познакомиться и показать ей свои игрушки.

Хлопнула входная дверь. С тренировки в бассейне вернулся Сенька. Настя пулей вылетела в коридор, повисла на брате, которого обожала. Сенька небрежно потрепал ее по затылку.

– Привет, кнопка.

По едва различимым интонациям в голосе Натка расслышала, что сын не в настроении. Вышла вслед за дочкой.

– Привет, сынок. Что-то случилось?

– У меня все в порядке, – ответил Сенька, сделав особый упор на «у меня».

– А у кого нет?

– У Афтана. – Сенька повесил куртку на крючок, стащил кроссовки и серьезно посмотрел на мать. – Его обижают, мам. Помнишь, Костя объяснял мне значение слова «травля»? Так вот это она и есть.

– Афтана травят? И в чем это выражается?

– Понимаешь, он очень способный. Задачки по математике решает в уме. Я еще задание прочитать не успеваю, а он уже ответ говорит. Разумеется, это не всем нравится. Особенно Коле Григорьеву и Оле Семеновой. Они же оба круглые отличники. Учились лучше всех в классе, их все время в пример другим ставили, а теперь получается, что появился кто-то, кто соображает быстрее и отвечает лучше. То есть им время надо, чтобы свою пятерку заработать, а Афтану не надо. Он и так все знает. Оля же еще самая красивая девочка в нашем классе, потому мальчишки, чтобы ей угодить, Афтана всячески обзывают и даже толкают. Мы позавчера сочинение писали, сегодня объявили оценки. У Афтана пять/пять. А Оли пять/четыре, а у Коли четыре/пять. Они так взбесились, что он даже в русском языке сильнее, чем они. Обозвали «чуркой нерусской». Афтан заплакал.

– Так очень некрасиво говорить, – вздохнула Натка.

– Я тоже им так сказал, а Коля тогда ответил мне, что я «подстилка для чучмеков». И что никто в классе не будет со мной дружить, если я «азера» защищаю.

– Афтан – киргиз. – Натка вздохнула еще раз. Что ж, именно об этом в свое время предупреждала учительница того класса, где учится Сенька и куда взяли Афтана. – Ты прав, сынок. Это все никуда не годится. Я позвоню Маргарите Александровне и с ней поговорю. Травлю нужно прекратить.

– Ладно, мам. А то Афтана жалко. Он, конечно, держится, виду не подает, но я видел, как он плачет.

– Я разберусь, – пообещала Натка.



Учительнице Натка позвонила в тот же вечер, покормив всю семью ужином. Маргарита Александровна, выслушав ее, вздохнула.

– Да, я знаю, что трудности существуют. Понимаете, Наталья Сергеевна, недовольство высказывают не только дети, но и некоторые родители. Дети же только зеркало, они несут вовне то, что слышат дома, в семье. И появление в классе первого ученика, да еще настолько одаренного, но представителя другой национальности, нравится далеко не всем. Я, конечно, стараюсь говорить с детьми, все им объяснять, но существуют родители, которые потом дома разбивают мои аргументы в пух и прах. И дети приходят на следующий день в школу, снова накачанные ненавистью. Вот не побоюсь этого слова. Возможно, для безопасности мальчика его нужно снова перевести на домашнее обучение.

– Ну уж нет! – возмущенно заявила Натка. – Этого я не позволю. Вы же сами говорите, что ребенок одаренный, а потому должен иметь доступ к нормальному образованию. Они с матерью сейчас проходят процедуру получения гражданства, поэтому у него будут все те же права, что и у Коли Григорьева и Оли Семеновой. И это нужно объяснить и детям, и их родителям. Вот что, Маргарита Александровна. Собирайте родительское собрание. Я на нем выступлю.

– Что ж, давайте попробуем, – вздохнула учительница. – Может быть, и впрямь поможет. Потому что Афтан – чудесный мальчик. И очень талантливый. Это я вам как педагог со стажем говорю.

Собрание было назначено через три дня, и Натка сообщила об этом старшей сестре, попросив ее ничего не говорить Джаныл и предупредить Афтана, чтобы он не проболтался о цели собрания матери. Лена пообещала, что тоже обязательно придет в школу. Оставалось только ждать назначенного дня.

* * *

Мой помощник Дима, то есть теперь уже бывший помощник, дождался президентского указа и был назначен федеральным судьей в Таганский районный суд. Я искренне поздравила его с новой карьерной вехой, когда он позвонил мне с этой радостной новостью, но устные поздравления Дима отклонил.

– Нет уж, Елена Сергеевна, поздравления по телефону я не принимаю. На эту субботу мы назначаем масштабные гулянья по этому поводу, так что ждем вас в ресторане грузинской кухни ровно в восемнадцать ноль-ноль. И никакие отказы не принимаются, в этой жизни мало кто сделал для меня больше, чем вы. Разве только мама с папой. Я бы ни за что не стал бы судьей, если бы вы постоянно не пинали меня коленом под мягкое место, отправляя на экзамены.

– Своим успехом ты обязан только себе, – мягко заспорила я. – Решение двигаться вперед принял ты. Тогда, когда оказался внутренне к этому готов. И экзамены блестяще сдал ты. Что теперь? Плевакин уже определил, в какой состав ты попадаешь?

– Да. Сегодня утром на общей планерке объявил. В уголовный состав, Елена Сергеевна.

– Как в уголовный? – удивилась я. – Но ты же, работая у меня, набрался опыта именно в гражданских делах.

– Ну, в гражданском составе вакансии тоже есть. Но в уголовном их сейчас больше. Когда Анатолий Эммануилович спросил, не против ли я попробовать, я подумал, посоветовался с Женькой и решил согласиться. В конце концов, Уголовный кодекс гораздо занимательнее Гражданского. Чего только не встретишь.

По поводу скучности Гражданского кодекса я бы поспорила, конечно, но решила, что Дима, как взрослый человек, вполне способен определяться сам. В ресторан в субботу я, конечно, не попала. Няни для Мишки у меня по-прежнему не было, а оставлять ребенка с Джаныл Миронов мне категорически запретил. Да я и сама не хотела снова подвергать и эту молодую женщину, и себя новому эмоциональному испытанию.

Джаныл и Афтан по-прежнему жили в квартире напротив. Афтан ходил в школу, где у него, согласно тревожным сигналам Натки, было все в порядке с учебой, но не ладились отношения с другими детьми. Мальчик подвергался травле по национальному признаку, и если Натку это тревожило, то меня просто выводило из себя. Вскоре должно было состояться родительское собрание, на котором я собиралась дать решительный отпор ксенофобии.

Джаныл все так же работала в овощном отделе магазина. Я видела, что ее тяготит эта работа, однако ничего другого с официальным оформлением пока не подворачивалось, а документ этот был просто необходим при процедуре получения российского гражданства, которое Джаныл и Афтан сейчас проходили благодаря помощи Кости Таганцева.

Вечерами и по ночам моя соседка по-прежнему делала ремонт в квартире. К полностью отремонтированной детской теперь добавились туалет и ванная комната, выложенные плиткой. Сантехнику тоже установили земляки Джаныл с соседней стройки. Теперь она выравнивала стены и клеила обои в прихожей. Оставались кухня и вторая комната, на которую у Джаныл явно не хватало сил. Субботним вечером, немного грустя о невозможности сидеть сейчас за столом со своими любимыми коллегами и друзьями, я составляла смету необходимых покупок, чтобы после прихожей перейти к ремонту кухни. В конце концов, для женщины нет более важного места в доме. Особенно когда детская уже полностью готова.

Мишка уже спал, так что меня ничего не отвлекало от довольно непростого выбора. То, что мне нравилось, стоило очень дорого. То, на что хватало денег, казалось сомнительного качества, и я искала золотую середину, будучи уверена в том, что она обязательно найдется.

Сашка опять ускакала на свидание с Антоном. После того, как ее новый друг оказал медицинскую помощь упавшей в обморок Джаныл, я относилась к нему с симпатией, пусть и с некоторой осторожностью. Я не хотела, чтобы моей девочке снова сделали больно. Но, кажется, у нее все теперь хорошо. Антон казался очень серьезным и вдумчивым молодым человеком, максимально ответственно относящимся к жизни. А Сашка расцветала на глазах, наконец-то выйдя из тягостной грусти после расставания с Фомой Гороховым.

Виталий снова был в отъезде, улетел в Екатеринбург, и я с некоторым удивлением осознавала, что скучаю по нему и нашим совместным купаниям Мишки, которые проходили несколько раз в неделю, а уж по субботам обязательно. Этот человек снова занимал большое место в моей жизни и в моих мыслях, но после того, как он вычислил похитителей Мишки и быстро их нейтрализовал, я четко понимала, что меня это даже радует.

К двенадцати ночи я выбрала все необходимые материалы, сделала заказ и, удовлетворенная проделанной работой, отправилась спать. К концу следующей недели все должно было быть доставлено в нашу квартиру, в ремонте которой начинался новый этап. Вот и ладно, вот и хорошо. Больше всего я гордилась тем, что ремонт по-прежнему оставался тайной для Миронова, и я предвкушала тот сюрприз, который устрою, когда все будет готово, а Джаныл и Афтан переедут. Вот только куда?

В понедельник утром я позвонила Диме, чтобы поздравить его с первым рабочим днем в новом статусе. Голос у него был напряженный, прямо чувствовалось, что человек занят.

– Что, готовишься к процессу? – спросила я. – Успеха тебе на дебюте.

– Да. Первое дело, – согласился он. – Передали от судьи Метелкина. Он уволился в связи с выходом на пенсию. А тут уже пора на оглашение приговора выходить.

– Для кого?

– Для банды мигрантов, обвиняемых в грабеже.

Я вздрогнула, потому что миграционные скандалы в последнее время окружали меня со всех сторон. Вселенная, когда же ты уже остановишься?

– Дело ясное, – вздохнул Дима в трубке. – Просто времени мало, чтобы ознакомиться со всеми материалами, но я успею, конечно. Три грабителя, уроженцы южных республик бывшего СССР, остановили на трассе фуру, которая перевозила бытовую технику. Водителя вытащили из кабины, связали ему руки и ноги и бросили на обочине без верхней одежды, фактически оставив умирать на морозе. Машину отогнали в заброшенную деревню, где никто не живет, а груз увезли на реализацию.

– И что водитель? Погиб? – спросила я.

Бессмысленная жестокость всегда вводила меня в ужас. Я представила этого дальнобойщика, засыпающего навсегда на обочине дороги, и вздрогнула от нарастающей ярости. Именно поэтому лично я предпочитала работать в гражданском составе суда. У судьи должна быть ясная голова, он не может при принятии решений поддаваться эмоциям, а как это сделать, когда читаешь такое?

– Нет, к счастью, он сумел распутать веревки, которыми его связали. То ли этим лиходеям просто умения не хватило, то ли они не собирались его убивать, специально навязали такие узлы, чтобы через какое-то время он сумел выпутаться, непонятно. Адвокат, конечно, упирает на то, что это грабители проявили гуманизм, но я бы не особо принимал это во внимание. В общем, мужик обратился в полицию, преступников через пару дней задержали благодаря данному им словесному описанию, при обыске у них нашли двести тысяч рублей, которые они уже успели получить за сбыт награбленного.

– Негусто, – признала я.

– Они были довольны и этим. Остальной товар так и не нашли, что позволяет предполагать, что у банды имелся организатор, который и забрал себе основную добычу, сбросив исполнителям с барского плеча эту довольно жалкую сумму. Однако о его личности они и в ходе следствия, и на суде молчат. Просто партизаны какие-то. Все взяли на себя.

– Какой думаешь выносить приговор?

– Обвинительный, какой еще. Этим гаврикам просто повезло, что водитель выжил, так что срок они получат только за грабеж. Тем двоим, которые непосредственно вязали водителя и оттаскивали его на обочину, девять лет колонии строгого режима, третьему, не принимавшему в этом участие, – семь. Ладно, Елена Сергеевна, рад был вас услышать, но надо бежать. Заседание через десять минут. Пойду надевать мантию. В первый раз все-таки.

– Терпения и мудрости, Дима! – пожелала я искренне и распрощалась.

Вечером того же дня мне позвонила моя подруга Машка. Надо признать, что она первая сплетница Таганского суда, так что я, радуясь, что успела уложить сына спать, уютно устроилась на диване, предвкушая какую-нибудь очередную любопытную историю. Однако действительность побила все мои ожидания.

– У твоего Димы сегодня боевое крещение вышло – ну просто огнище, – затараторил голос Машки в трубке.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла я.

– А то, что у него осужденные после оглашения приговора чуть суд не разнесли.

– В смысле?

– В прямом. Начали втроем ломать железную клетку, в которой находились. Вот я уже в который раз пожалела, что у нас отсутствуют камеры с бронестеклом. То есть, с одной стороны, эти трое, словно звери, сидели в клетке, с другой, они и есть звери – начали плевать в конвоиров, пытаться выламывать прутья, чтобы вырваться на свободу. Картина, говорят, была ужасающая. Орали, возмущались приговором, грозили Диме, как судье, убийством.

– Странно. Давно не слышала о подобном поведении, – призналась я. – А чего они ожидали после подобного преступления? Условного срока?

– Талонов на усиленное питание, – саркастически заметила моя подруга. – Ты знаешь, у всех сложилось такое впечатление, что эта троица так возмущалась приговором, словно ожидала более мягкого наказания.

– С чего бы это? Нормальный объективный приговор, в рамках законодательства.

– Ты в курсе, что ли? – удивилась Машка.

– С Димой утром разговаривала.

– В общем, им даже удалось повредить прутья решетки, они с такой силой ее ломали, что она просто ходуном ходила. Наш Плевакин уже отдал распоряжение укрепить клетки во всех залах заседаний, потому что то, что случилось однажды, может повториться. Оскорбляли всех, успели напасть на полицейского, а их родственники в зале толкали приставов и пытались переворачивать стулья. Один из этой троицы поранился, причем довольно серьезно. Был весь в крови, решетки-то железные, витые. Впрочем, ему это не помогло, всех троих в СИЗО увезли после заседания, даже помыться не дали.

– И что дальше?

– А что дальше. Следственный комитет новое дело возбудил. Уже пресс-релиз выпустили, что против всех троих осужденных возбуждено уголовное дело по части первой статьи триста восемнадцатой УК РФ «Применение насилия в отношении представителя власти». Надо полагать, что наказание в его рамках будет вынесено максимально суровое, потому что нападение в здании суда – это нонсенс. К уже полученным срокам еще шестерочка добавится.

– Не могли же они этого не понимать.

– Остается только гадать, чем вызвано такое поведение. То ли они, правда, по наивности своей полагали, что раз водитель жив, то за угон фуры их не накажут, то ли заключили с кем-то сделку и были уверены, что наказание будет символическим.

– Ну, сделка не со следствием точно. Мне Дима говорил, что они наотрез отказались сообщить имя организатора банды, того, кто забрал большую часть награбленного.

– Значит, именно этот организатор им и пообещал, что взамен за их молчание они получат короткие сроки. Их возмущение было искренним, не наигранным. Они действительно негодовали по поводу случившейся «несправедливости», ты представляешь?

– Да уж, бедный Дима. Первое заседание, первый приговор и такой скандал. Ну, ничего, крепче будет. Пройдет огонь, воду и медные трубы быстрее, чем предполагалось. А эти трое, скорее всего, в рамках нового уголовного дела все-таки дадут показания, из которых станет ясно, что они в произошедшем ограблении являются просто исполнителями, а истинный злодей будет найден и тоже получит свое наказание.

– Будем надеяться, – вздохнула Машка и перешла к другим новостям, касающимся теперь уже ее семейной жизни, мальчишек и мужа. Что ж, бытовые сплетни не вызывают таких эмоций, как служебные.



Через несколько дней я поехала в суд, потому что мне нужно было представить в отдел кадров еще одну справку, связанную с оформлением выплат на ребенка. Так как Виталий Миронов настоял на том, чтобы в свидетельстве о рождении Мишки он был вписан как отец, матерью-одиночкой я не считалась.

Несмотря на то что та же Машка уверяла меня не совершать подобную глупость, а поставить в нужной графе прочерк, чтобы пользоваться всеми положенными государством льготами, совершать столь неэтичный поступок я не стала. У моего сына был отец, причем любящий и ответственный, и лишать его подобного счастья, пусть и только на бумаге, я не хотела.

Кроме того, сам Виталий ни за что не согласился бы на подобную дискриминацию и поражение его в отцовских правах, да и получать липовые льготы, которые на самом деле нам были не положены, я тоже считала безнравственным. Отдав все необходимые бумаги, я заглянула в новый кабинет Димы, однако мой бывший помощник был на заседании, и я просто оставила ему на столе купленную коробочку с пирожными, как привет из нашей прошлой жизни.

Сама же я зашла в приемную к председателю, чтобы, пользуясь случаем, поздороваться с Анатолием Эммануиловичем. Тот был свободен и пригласил меня в кабинет, предложив чаю.

– Скучаешь по работе? – проницательно спросил он.

– Конечно, скучаю, – легко согласилась я.

– Так выходи уже. Когда твой отпуск заканчивается?

– Через месяц. Вот только няню Мишке я так и не нашла. Просматриваю объявления каждый день, но меня все время что-то останавливает. Либо цена очень высокая, либо квалификация сомнительная. Однако дальше откладывать нельзя, так что планирую со следующей недели потихонечку назначать собеседования потенциальным претенденткам. Как говорится, дорогу осилит идущий.

– Про наш скандал слышала?

– Про мигрантов, устроивших дебош в зале суда? Да. Не повезло Диме с таким боевым крещением.

– Ничего, парень справился. Характер у него ого-го, ни один мускул не дрогнул. Да и нет худа без добра. Эти трое в СИЗО заговорили. Запели даже. После приговора начали сдавать того, кто их на фуру навел и потом груз забрал.

– И кто же это? – я спрашивала больше формально, чем из искреннего интереса.

– Некто Усман Доратов, лидер одной из национальных диаспор. Самое интересное, что он уже находится под следствием и тоже помещен в СИЗО. Статья, правда, другая – экстремистская, наговорить он успел с три короба, в том числе армию нашу опозорить. А тут еще и совсем уж голая уголовка присоединяется. Так что дергают его теперь в том СИЗО на дополнительные допросы, и вскоре предстанет этот голубь перед судом.

Имя и фамилия, названные Плевакиным, показались мне смутно знакомыми. Откуда? Я напрягла память и вспомнила, что про этого человека мне какое-то время назад рассказывала сестра, причем в связи с незаконной трудовой миграцией и рабочими, трудившимися у нее в ТСЖ во время ремонта.

Допив чай и выйдя на улицу, я тут же позвонила Натке, чтобы уточнить информацию. Да, я все помнила правильно.

– Вот ведь мерзавец! – возмутилась сестра, выслушав мой рассказ о произошедшем в суде. – Я с самого начала поняла, что это совершенно злодейский персонаж. А его столько лет принимали в органах власти, на всяких мероприятиях слово давали. Ну как же, лидер диаспоры, уважаемый человек. А он мигрантов обирает, лишает половины дохода, если не больше. Фактически людьми торгует, бесправными, заметь, при этом поносит страну, в которой живет и гражданином которой является, людей оскорбляет. Да еще и грабежи организовывает. Я даже рада, что через Костю привлекла к нему внимание правоохранительных органов.

– Так это ты? – Я невольно засмеялась. – Натка, ты у меня прямо герой одной из детских книжек. Бяшка, борец за правду.

«Бронзовую птицу» писателя Анатолия Рыбакова мы в детстве с сестрой очень любили и могли цитировать практически наизусть.

– Я. Правда, сначала выходило, что предъявить ему совершенно нечего. Хотя и облавы в мигрантских общежитиях прошли, и то, что большая часть людей там нелегально живет, выяснилось. Но он бы отмазался, как делал это всегда. Ему еще долго все с рук сходило бы, если бы он не решил, что поймал бога за бороду и может свои экстремистские взгляды открыто высказывать.

– Ну, если удастся доказать, что именно он организовал ограбление той фуры, да еще и обещал остальным участникам налета снижение сроков в ответ на их молчание, то мало ему не покажется, – пообещала я. – Так что справедливость восторжествует, причем по совокупности содеянного.

– Вот и хорошо, – сердито сказала Натка. – Ты сейчас где?

– Сажусь в машину, чтобы ехать из суда домой.

– А Мишка с кем? Опять с этой твоей подопечной?

– Нет. Ты же знаешь, что Виталий запретил. Да и Джаныл на работе. С Мишкой Сашка осталась. Прогуливает по этому поводу институт, у нее там сегодня пары, которые можно пропустить.

– Слушай, а Санька наша ожила, – голос Натки тоже стал оживленным. Она даже хихикнула под напором эмоций. – Этот ее новый парень – огонь. И такой красавчик. Пусть смотрит в оба, а то и этого уведут.

– Наташа, если человека можно увести, словно он баран на веревочке, то его не стоит и держать, – довольно сердито парировала я. – Мне казалось, что ты за столько лет поняла эту немудреную истину. А что касается Антона, то да, он действительно красавчик и к тому же серьезный и вдумчивый человек. Я рада, что они сейчас с Сашкой вместе, но ничего не загадываю. И тебе не советую.

– Ладно, ладно, – тут же сдала назад моя младшая сестра. – Я же ничего не говорю. Я нашей Саньке только добра желаю. А ты помнишь, что послезавтра родительское собрание в Сенькином классе? Ты же придешь защитить Афтана? Найдешь, с кем Мишку оставить.

Ох, и лиса моя младшая сестрица. Сразу меняет тему, когда чувствует, что сейчас ей может влететь за ее не в меру длинный язычок.

– Помню, – сказала я все еще сердито. – И, разумеется, приду. С Мишкой Виталий побудет. Он мне пообещал приехать пораньше.

– А все-таки хорошо, когда Миронов не на Южном полюсе, – Натка снова хихикнула. – Лена, ты мне лучше скажи, когда ты выйдешь за него замуж?

– Он мне как-то не предлагал, – я снова начала заводиться от Наткиной бесцеремонности. Ну, знает же моя сестра, что эта тема мне неприятна, и все равно наступает на больную мозоль. – Ты же в курсе, что у нас все непросто.

– А если бы предложил, то ты бы теперь согласилась? – Натка перла напролом с грацией бегемота, несущегося через кусты с колючками. – Лена, ну, он же хороший мужик. Богатый, внимательный, тебя любит, Мишку обожает. А что не без недостатков, так, во‑первых, они продолжение его достоинств, а во‑вторых, идеальных людей не существует. Даже я не идеальна, что уж про других говорить.

Я не выдержала и расхохоталась. На мою сестру невозможно долго сердиться. Ее легкость – позитивная сторона ее же легкомысленности. Но именно это качество и придает Натке особый шарм. Без нее она была бы совсем другой.

– Вот когда предложит, тогда я и подумаю, – ушла от прямого ответа я. – А он не предложит, потому что ему категорически запрещено выступать с подобными предложениями.

– Человек, который из-за тоски по тебе отправился на полгода покорять Южный полюс, всегда делает именно то, что ему разрешено, – покладисто согласилась Натка и тут же закруглилась, чтобы снова меня не сердить. – Тогда до послезавтра. И не опаздывай. Нам предстоит войти в клетку с разъяренными тиграми. Родители в нашем классе совсем не просты.

– Справимся, – заверила я сестру.

* * *

Сенькин класс гудел как пчелиный улей. Такой явки на родительское собрание Натка, признаться, не помнила за все четыре года, которые ее старший сын ходил в школу. Явка была если и не стопроцентная, то близко к этому. Кроме Джаныл, от которой факт родительского собрания попросту скрыли, отсутствовали родители еще двоих учеников. Одни из-за того, что жили за границей, оставив мальчика на попечение старенькой бабушки, которая на собрания никогда не ходила, а другие из-за болезни младшего ребенка.

Все остальные были в сборе и настроены крайне воинственно. Это Натка видела по напряженным раскрасневшимся лицам. Особенно заведенной выглядела мама Оли Семеновой, главной классной отличницы, воображалы и задаваки, попортившей Сеньке, а вслед за ним и Натке немало крови.

Хотя Лена и уверяла, что в бою брать нужно не числом, а умением, Натка сделала все, чтобы ее «войско» выглядело максимально представительно. Семья Арсения Кузнецова на собрании была представлена матерью Натальей Сергеевной, ее мужем майором Таганцевым, теткой федеральной судьей Еленой Сергеевной, двоюродной сестрой популярным блогером Александрой, а также бойфрендом последней Антоном Соколовым.

Конечно, Антон в составе представительной делегации не предполагался, просто позвонил в последний момент, пригласив Сашку на свидание, а та с таким искренним огорчением отказалась, что молодой человек в ответ предложил пойти с ней на «свидание» с родителями одноклассников ее двоюродного брата Сеньки. Конечно, Натка бы предпочла, чтобы в классе сейчас находился еще и Виталий Миронов, обладавший нечеловеческой способностью гасить конфликты и решать проблемы, но, во‑первых, тот остался дома сидеть с Мишкой, а во‑вторых и в-главных, наотрез отказывался втягиваться в любые вопросы, прямо или косвенно касающиеся судьбы Джаныл.

Молодая мигрантка не нравилась ему категорически, и эта неприязнь, возникшая неизвестно откуда, стократ усилилась после истории с похищением Мишки. Ротозейства, позволившего утащить малыша прямо из коляски, Миронов так и не простил.

Со стороны школы, помимо учительницы Маргариты Александровны, на собрании присутствовала и директор. Отношения у нее с Наткой были хорошие, но сейчас женщина, похоже, не особо радовалась, что пошла на поводу у активной Натальи Сергеевны и приняла в класс Афтана, ставшего источником неожиданных неприятностей.

Учительница, нервничая, открыла собрание. Сначала речь шла об успеваемости детей и о том, с какими оценками они подходят к концу учебного года. Впереди оставалась половина четвертой четверти, самое время исправить то, что еще можно. Затем обсудили вопросы, связанные с окончанием начальной школы и переходом на среднюю ступень.

Предполагалось, что с пятого класса у детей начнется углубленное изучение некоторых предметов, то есть классы станут профильными. Еще зимой, перед зимними каникулами родители определились с желаемым профилем, однако недавно провели дополнительное тестирование, и теперь Маргарита Александровна доводила до сведения некоторых родителей нехитрую мысль, что их детям будет тяжело учиться по выбранному направлению. Не потянут.

В частности, родители Оли Семеновой выбрали для дочки направление естественных наук, в то время как профильное тестирование выявило у нее склонность к филологии во всех ее проявлениях: от русского до иностранных языков. А вот биология и в будущем химия никакого интереса у девочки не вызывали.

– Мы хотим, чтобы она после школы поступала на биотехнологии, – безапелляционным тоном сообщила мать девочки. – А английский язык она с репетитором освоит, в этом ничего сложного нет.

– Но у вашей девочки нет склонности к естественным наукам, – мягко сказала Маргарита Александровна. – Ей будет тяжело учиться в профильном классе. И ежегодные переводные экзамены станут для нее дополнительным потрясением.

– Справится! – Семенова-старшая сдаваться не собиралась. – И вообще, я не очень понимаю, почему вопросы задаются по поводу моей дочери, учащейся все четыре года на одни пятерки. К примеру, что показало ваше тестирование по поводу этого нового уникума, который якобы пишет на одни пятерки сочинение на неродном для него языке. В какой профильный класс вы его определили?

– Если вы про Афтана Абдулаева, то в рамках тестирования он показал равные способности по всем предметам, – ровным голосом заметила Маргарита Александровна. – Особенно высокие баллы он набрал по физико-математическому направлению, но естественно-научное и языковое у него тоже не проседают. Какой профиль выберет его мать, мы пока не знаем.

– Вот и пусть переводит его в другую школу, – безапелляционно заявила Семенова. – Для одаренных детей. Хоть в физико-математическую, хоть в языковую. А нам в нашем классе этот выдающийся одноклассник не нужен. Мы не хотим, чтобы он учился рядом с нашими детьми и сбивал им мотивацию. Вы подумали, каково моей девочке? Почти четыре года она была первой ученицей в классе, а теперь в одночасье это изменилось. Она плачет постоянно. Мне его чумазая мать психолога для нее оплатит?

– Как вам не стыдно, – не выдержал Таганцев. – Как вы можете оскорблять незнакомую женщину, называя ее чумазой? И за что? За то, что ее ребенок оказался более талантлив, чем ваш? Если хотите знать, вашей дочери даже полезно получить по носу и понять, что, кроме нее, на этом свете есть и другие отличники. Чем раньше она это примет, тем проще ей будет в дальнейшем. Или вы считаете, что она всю оставшуюся жизнь будет первой? Так за счет чего? Своих талантов или пробивной силы мамочки, которая убирает конкурентов с ее пути?

– Этот азиат не конкурент моей дочери! – взвилась Семенова.

– Послушайте, – подала голос мама еще одного отличника Коли Григорьева. – Мы не ксенофобы. Мы вовсе не накидываемся на этого мальчика только от того, что он нерусский. Но поймите, мы не хотим, чтобы наши дети учились рядом с выходцами из криминальных структур.

– Каких криминальных структур? – устало спросил Таганцев. – Я – полицейский, так вот ответственно вам заявляю, что преступность среди приезжих сопоставима с цифрами среди местного населения.

– Да ладно, – не поверила Григорьева. – А то мы не знаем, как мигранты получают миллионы. И эти мошеннические схемы созданы именно выходцами из Средней Азии. У них диаспоры этим занимаются, продвигают подобные методы как совершенно рабочие. Я – риелтор, занимаюсь продажей квартир, поэтому на моих глазах это все происходит.

Она начала рассказывать, и Натка слушала внимательно, потому что все, что касалось роли диаспор в жизни современного общества, казалось ей важным. Глядишь, и коллегам Таганцева, работающим над тем, чтобы отправить под суд Усмана Доратова, пригодится. Мигранты при помощи своих диаспор и коррумпированных чиновников действительно делали миллионы на несовершенных законах Российской Федерации.

Схема оказалась проста и незамысловата. По приглашению человека из диаспоры приезжает в Россию семья: мама, папа и трое детей. Они получают гражданство, покупая фальшивые справки о знании русского языка, а также результаты медкомиссии, а дальше начинают получать немалые выплаты. Сначала гражданство оформляется одному из детей, через некоторое время второму, и теперь уже положена большая выплата, как на второго ребенка, затем на третьего.

В результате приезжие получают из бюджета страны три материнских капитала, регулярные детские пособия, доплаты – как многодетная семья, как малоимущая семья, а в случае оформления фиктивного развода деньги положены еще и как матери-одиночке.

Наиболее ушлые после этого возвращаются к себе на родину, где пишут заявление об утере национального паспорта, оформляют новые документы, по ним снова въезжают в Россию, встают на миграционный учет уже в другом городе, где заново повторно проходят всю процедуру получения гражданства. Иногда они проворачивают подобную схему не по два, а по три или четыре раза, получая, таким образом, огромные деньги, фактически не работая, а только доя российский бюджет.

– Я постоянно оформляю сделки, по которым мигрантами, недавно получившими гражданство, покупаются новые квартиры. Одна, вторая, третья, – горячилась Григорьева. – Это где же надо работать, чтобы получать такие деньги и приобретать квартиры в Москве и Подмосковье? И это мигранту, который приехал в Россию два-три года назад. Человеку, едва объясняющемуся на русском, и то при помощи пальцев, без образования. Кто из нас может похвастаться подобным доходом?

Натка снова взгрустнула, что не может предъявить этому высокому собранию Виталия Миронова. Ибо тот как раз был примером человека, который может себе позволить купить двухкомнатную квартиру в центре Москвы.

– Вы говорите, что вы – полицейский, – снова вступила в бой Семенова, тыча пальцем в Таганцева. – Так вот я вам скажу, что наши правоохранительные органы крайне плохо работают по пресечению безобразий мигрантов. Вам чтобы что-то начать делать, хотя бы просто попробовать разобраться, нужно, чтобы вам предоставили все доказательства. Прямо на блюдечке принесли. Явки, пароли, номера паспортов и банковских карт. Вам проще ничего не замечать, а эти приезжие обнаглели уже настольно, что устраивают разборки под нашими окнами, перестрелки. А вы все ждете отмашку сверху. Так что вывод один: нам этот мальчик рядом с нашими детьми не нужен. Убирайте его из школы. Такое наше последнее слово.

– А вам последнее слово никто не давал, – жестко сказала Лена, вставая.

Натка улыбнулась, с облегчением понимая, что сестра наконец-то вступила в бой. Его итог был предрешен, это Натка знала точно. Тем более о «последнем слове» сестра знала побольше этой курицы Семеновой.

– Да-да, что вы на меня смотрите? Последнее слово подсудимого – это стадия судебного разбирательства. Но у нас тут не суд, а вы, кажется, не подсудимая, которая могла бы выразить свое мнение по вопросам уголовного дела. Да-да. У нас тут не суд, а судилище, на котором вы без всякого на то права подвергаете шельмованию девятилетнего мальчика, вся вина которого заключается в том, что он, по вашему мнению, принадлежит не к той национальности.

Голос Лены был тверд, сух и официален, как во время судебного процесса на стадии вынесения приговора. Семенова, Григорьева, да и все остальные родители притихли, зачарованно глядя на Лену, словно кролики на удава.

– Афтан родился в России, так же, как и ваши дети. Его мать не смогла справиться со сложными бюрократическими моментами, связанными с получением российского гражданства, и сейчас мы ей в этом помогаем. Замечу, помогаем в том, на что она и без нас имеет полное право давным-давно. Она – мать-одиночка, оказавшаяся без помощи в чужой стране. Много кому из вас пришлось столкнуться с тем, что это такое? Она не сдалась. Не сделала аборт, не бросила ребенка. Она работала как проклятая, чтобы его прокормить. И этот ребенок, не посещающий школу, на домашнем обучении смог добиться таких результатов, что заткнул за пояс ваших балованных детей, которым вы создали все условия, каких этот мальчишка был лишен. Вы за это его травите? За талант?

В классе висела тишина. Муха пролетит – будет слышно.

– Если всему виной национальность мальчика, и единственная претензия в том, что он – сын мигрантки, то хочу напомнить, что среди ценностей, которые лежат в основе современной государственной политики, есть справедливость, личная и национальная свобода, свобода вероисповедания, выбора места жительства и межнациональный мир. Наш президент сказал, что без них нельзя представить себе нашу страну. И сила, и мощь Российского государства – в единстве и дружбе народов. Кто из вас намерен оспорить слова президента?

Тишина в классе стала совсем могильной, и Натка снова улыбнулась. Молодец Лена. Ее аргументы нечем крыть. Вот, что значит судейский опыт.

– Россия является многонациональным государством, – продолжала тем временем судья Кузнецова. – На ее территории проживает более ста восьмидесяти народов. Те, кто родился еще в СССР, помнят главную идею государства о единении наций. Тогда дети с удовольствием выступали на утренниках в национальных костюмах других республик, пели песни других народов, учили стихи, исполняли национальные танцы. Мало кто из современных детей и молодежи знают, что это такое. И никакой патриотизм невозможен без толерантности. Между тем умение жить в ладу с другими нациями и народами закладывается в детстве. Так какой пример вы сейчас подаете своим детям? Вы ведь не только здесь нападаете на Афтана, вы высказываете свои мысли дома, а ваши дети потом возвращаются в класс с мнением, что травля по национальному признаку – это правильное и социально одобряемое поведение. Но уважительное отношение народов друг к другу, основанное на принципах толерантности, позволяет гражданам нашей страны, а я повторюсь, что Джаныл и Афтан Абдулаевы сейчас проходят процедуру оформления гражданства, жить в любом городе страны, включая столицу, работать, получать образование вне зависимости от места рождения, создавать многонациональные семьи.

– Этого еще не хватало, – пробормотала Семенова. – Я не переживу, если Олечка в этого Афтана влюбится.

– Лучшее, что вы можете сделать для дочери, это принять ее избранника с открытым сердцем, кем бы он ни был, – заверила Лена. – Впрочем, об этом речи не идет. Пока мы говорим просто о девятилетних детях, которые должны научиться сосуществовать рядом, несмотря на разницу в менталитете и происхождении. К счастью, в случае с Афтаном о разнице языка речи не идет. Он говорит и пишет по-русски лучше многих, как показали результаты последнего сочинения. Так я еще раз повторю свой вопрос. Может быть, дело не в его национальности, а просто в том, что ваши дети ему завидуют?

– Ну, пережали чутка, – добродушно пробасил папа еще одной Сенькиной одноклассницы. – Нормальный пацан этот Афтан, вежливый, тихий. Матом не ругается, не дерется. А у нас и такие прецеденты, между прочим, в классе есть. Не будем пальцем показывать. Так что, это, я согласен, что каждый должен стараться возрождать ту самую дружбу народов, которая когда-то у нас в Советском Союзе существовала. В отпуск в Узбекистан или там в Баку ездим. Деньги им везем. Фрукты их едим. Трудом их пользуемся. А на парнишку наехали. Стыдно должно быть.

– Точно. Высшее проявление дружбы – это дружба между народами, когда люди не обращают внимания ни на цвет кожи, ни на разницу в культуре, ни на различия в языке, – вмешался еще один мужчина. – Конечно, среди мигрантов хитрые есть. Которые урвать стараются. И преступники есть. Не без этого. Но я считаю, в каждом таком случае разбираться надо отдельно. А этот мальчишка и его мать ни в чем плохом пока не замечены. Вон, за ними целый майор приглядывает.

Неуклюжая шутка, как ни странно, разрядила обстановку. Висящая в воздухе грозовая атмосфера разрядилась, послышались смешки, на лицах заиграли улыбки.

– Ладно, пусть учится, – сдаваясь, сказала зачинщица скандала Семенова. – Мы же не звери, все понимаем. У нас тоже дети.

– И вы со своими детьми поговорите? – не собиралась уходить с ринга без официальной фиксации победы Лена. – Чтобы Афтана не обижали и не тюкали?

– Да никто его не обижает, – обиженно заметила мама Коли Григорьева. – Ваш же Сеня с ним дружит. За одной партой сидит и на переменах не отходит. Мне сын рассказывал.

Что ж, Натка могла гордиться своим Сенькой. Чудесный у нее мальчик вырос. Впрочем, она и раньше это знала.

– Да, а Сеня в классе пользуется авторитетом, так что и другие дети к ним с Афтаном регулярно присоединяются, – подтвердила Маргарита Александровна. – Уважаемые родители, я рада, если это маленькое недопонимание позади, и мы больше не будем возвращаться к подобным неприятным вопросам.

По разгладившимся морщинам на лбу директрисы Натка видела, что и та рада тому, как бескровно и ко всеобщей выгоде разрулилась сложившаяся ситуация. Она не сомневалась, что с этого дня Афтан станет любимцем всей школы. Межнациональные предрассудки мешать не будут, а сам по себе он чудесный мальчик – спокойный, серьезный и покладистый.

Родительское собрание перешло к обсуждению других насущных вопросов и вскоре закончилось. Дружная семья Кузнецовых вышла на улицу, с удовольствием вдыхая свежий апрельский воздух после спертого воздуха класса, в котором собралось тридцать человек.

– Лихо ты их, – не удержалась Натка и смачно чмокнула сестру в щеку. – Я всегда знала, что ты молодец и на тебя можно рассчитывать.

– Да ну? – с легкой иронией спросила Лена, явно намекающая на то, что ей вечно приходится вытаскивать свою младшую сестру из различных передряг. Вот и в этот раз справилась, не впервой.

Впрочем, это по ее просьбе Афтана устроили в один класс с Сенькой, и это Лена, а не Натка, больше всех бьется за гражданство для Джаныл и вообще взяла на поруки всю семью, так что ей и карты в руки.

Натка заметила, с каким вниманием разглядывает ее сестру новый Сашкин ухажер. На собрании он сидел тихо, внимательно слушая собравшихся, но никак не выдавая своего отношения к происходящему. Интересно, а он что обо всем этом думает? Вдруг является ксенофобом, который считает, что киргизскому мальчику не место среди русских отличников? Вот для Сашки удар-то будет. Впрочем, племянница не маленькая, сама разберется. Характер у нее есть. Вон как решительно отшила Фому Горохова, предпринимающего попытки вернуться. Предательства она не прощает и подлости характера не простит. Вся в мать.

– Кого подвезти? Сашка, ты на машине? – спросила Натка племянницу.

– Нет, мы с мамой приехали, но сейчас погуляем, – отказалась та. – Пойдем, Антон?

Последнее прозвучало вопросительно, в то время как с Гороховым Сашка разговаривала в форме приказов. Любопытно, очень любопытно. Этот серьезный красавчик за короткий срок успел укротить своенравную Александру? Натка решила, что обязательно понаблюдает за тем, как будут развиваться события дальше. Интересно же.

Антон и Сашка распрощались и ушли пешком, Лена села в свою машину и поехала домой, где ее ждал оставшийся с ребенком Миронов. На прощание она пообещала сообщить Джаныл, что в школе организовали собрание, и рассказать, как оно прошло. Теперь, когда все закончилось их безоговорочной победой, держать случившееся втайне от Джаныл больше не имело смысла.

* * *

Идея еще раз провести прямой эфир, посвященный проблемам мигрантов, не отпускала Сашку. Конечно, она редко возвращалась к какой-то теме, считая, что нужно переключать внимание подписчиков. Клиповое мышление, беда, присущая ее поколению, оборачивалось неготовностью удерживать устойчивый интерес к чему-либо, особенно если речь шла о чем-то действительно серьезном.

Проблема мигрантов как раз была именно такой, слишком серьезной и касающейся всех, да к тому же не имеющей простых решений, и тем не менее Сашка чувствовала насущную потребность попробовать обсудить ее со своими подписчиками еще раз. Почему-то она цепляла Сашку лично, задевая за какие-то неведомые доселе углы и неровности в душе.

Своими сомнениями она поделилась с Антоном, как-то привыкнув за месяц с небольшим делиться с ним абсолютно всем.

– Истинно глобальные вещи не имеют простых решений. В этой теме все неоднозначно, поэтому она тебя и задевает. Ты привыкла делить окружающий мир на черное и белое, потому что так проще. Как у Маяковского. Что такое хорошо и что такое плохо. А жизнь сложнее устроена, и одно и то же явление может быть и хорошим, и плохим.

– Можно подумать, я этого не понимаю, – фыркнула Сашка. – Это как дождь. Он может испортить запланированный пикник, но при этом крайне приветствуется дачниками, которым не надо будет поливать свой урожай. Под дождем можно простудиться, а можно отдохнуть от изнуряющей жары. И это относится ко всему. Так что ты не прав, считая, что я не вижу оттенков событий и явлений.

– Применительно к дождю и простым вещам видишь, конечно. – Антон притянул ее к себе и поцеловал. Сашка обрадовалась, потому что вообще-то он был не щедр на так называемые «телячьи нежности». – Но к слишком сложным – нет. Потому что ты не знаешь, как выстроить факты в единую систему ценности и как относиться к тому, что видишь. Если понятнее, то ты просто не можешь различить, что хорошо, а что плохо.

– Объясни, – потребовала Сашка.

Она уже успела привыкнуть, что ее новый знакомый, обладая академическим умом, практически все раскладывает на молекулы и атомы, выводя точные формулы, позволяющие ориентироваться в пространстве. Вот уж у кого нет проблем с тем, что такое хорошо и что такое плохо.

– Да, пожалуйста. В целом ты дитя нашего времени, выросшее в большом мегаполисе. Ты инстинктивно плохо относишься к чужакам, но при этом тебя воспитала твоя мать, которая очень справедливый человек, чуждый проявлению ксенофобии. То есть внутри себя ты против мигрантов, но этого стыдишься. Идем дальше. Ты учишься на экономиста, поэтому понимаешь, что без трудовой миграции развитие нашей страны в рамках существующей экономической модели невозможно. При этом ты боишься проявлений жестокости и насилия, которые то и дело вспыхивают в среде мигрантов. Дня не проходит, чтобы они не устроили где-то перебранку, а то и перестрелку. Их много среди закладчиков, которых ты не можешь не встречать, когда выходишь на улицу. Отсюда внутренний дуализм. Ты никак не можешь определить свое истинное отношение, а так как тебе свойственна прямолинейность и простая картина мира, то ты пытаешься разобраться, чтобы внутри своей головы привычно поделить все на черное и белое.

Даже Тамара Тимофеевна Плевакина никогда не припечатывала Сашку подобными психологическими выводами. Ох уж этот Антон. Видит на метр вглубь, прямо неприятно становится.

– Наверное, ты прав, – решила Сашка, вздохнув. – Кроме того, мои близкие оказались втянуты в эту тему, а потому я не могу относиться к ней отстраненно. Натка кинулась защищать гастарбайтеров, которые работали у нее на ремонте домов ее ТСЖ, а в результате это вылилось в уголовное дело против лидера одной из диаспор, которое вот-вот передадут в суд. Мама помогает Джаныл, хотя это совершенно чужой ей человек. Как разрешилась ситуация с Афтаном, ты и сам видел. И он действительно чудесный мальчик.

– Видел, – кивнул Антон. – Я выступление твоей мамы на тему дружбы народов никогда не забуду. Честное слово. Она у тебя молодец.

– Мама? Да. Она стойкий оловянный солдатик, о которого обломали зубы очень многие. – Сашка засмеялась. – Но ты знаешь, несмотря на то что Джаныл нам очень благодарна, делает ремонт в квартире, улыбается и все такое, я все равно не могу отделаться от мысли, что к ней не стоит поворачиваться спиной. Как будто у тебя дома живет дрессированный медведь или тигр. Вот цирковые трюки показывает, дает себя гладить, но если отвернешься, то неожиданно нападет. И повезет, если заломает или загрызет не до смерти.

– Вот эту потенциальную угрозу ты ощущаешь со стороны всех гастарбайтеров, – кивнул Антон. – И я уверен, что девяносто процентов остальных людей тоже. И насколько эта угроза реальна, а насколько существует лишь в воображении, сказать трудно. Это как ошибка выжившего. Тот, кому повезет никогда не столкнуться с чужой агрессией, будет считать, что проблема надуманна. А те, кто хотя бы раз окажется в эпицентре перестрелки или испытает на себе недовольство из-за слишком короткой юбки или непокрытых волос, утвердится в мысли, что страхи были оправданы.

– И что делать?

– Проведи эфир, – посоветовал Антон. – Только не переливай из пустого в порожнее, не обсуждай сплетни и страхи, не канализируй недовольство людей. Попробуй найти какого-нибудь эксперта, который сможет аргументированно работать с любыми возражениями твоих слушателей. И сможет дать ответы на многие вопросы. Кстати, это будет шаг от блогерства в сторону настоящей журналистики.

– Я не журналист, – пожала плечами Сашка. – Если бы я хотела им быть, то училась бы совсем в другом месте.

Тем не менее слова Антона запали ей в душу. Этот молодой человек старался все сделать максимально хорошо. Он учился на одни пятерки, въедаясь в медицину глубоко и серьезно, чтобы стать хорошим врачом. Он получил второе образование, чтобы быть более востребованным на рынке труда. Он шел на красный диплом, чтобы повысить свои шансы на бесплатную ординатуру, он работал, чтобы не сидеть на шее родителей. Он не пропускал тренировки в спортзале, потому что ненавидел лень и расхлябанность. И Сашке очень хотелось ему соответствовать.

Миграционного юриста, который смог бы выступить экспертом в ее программе, ей нашел, разумеется, Виталий Миронов. Сашка уже привыкла, что он всегда оказывался под рукой именно тогда, когда возникала необходимость. И она обращалась к нему за помощью или советом, не опасаясь надоесть или злоупотребить его хорошим отношением. Знала, что ему это в радость, и не только из-за мамы. Просто человек такой. Готовый помочь, особенно тогда, когда это ничего не стоит.

В бизнесе Миронова, представляющем собой сеть косметологических клиник, мигранты практически не работали. Вернее, у него были врачи из Средней Азии, но все они закончили столичные вузы и давным-давно получили гражданство. Однако у Виталия Александровича было много знакомых бизнесменов, многие из которых активно использовали гастарбайтеров. Например, в строительной сфере. И самые предусмотрительные из них давно уже обзавелись специалистами, отвечающими за миграционную политику.

– Видишь ли, Сашенька, – объяснил ей Миронов, – штрафы за неправильно оформленных иностранных сотрудников достигают одного миллиона рублей. Так что серьезные компании понимают необходимость содержания в штате миграционного специалиста. Именно он отслеживает все миграционные изменения в законах, вовремя подает в МВД необходимые уведомления и продлевает регистрации тем гастарбайтерам, которые живут в принадлежащих компании помещениях. Он корректно заполняет гражданско-правовые договоры, отслеживает сроки действия документов всех мигрантов, чтобы при какой-то очередной проверке не выяснилось, что на работу вышел иностранец, разрешение которого истекло. Да и при приеме на работу первоначальная проверка тоже должна быть грамотной, чтобы случайно не взять сотрудника нужной квалификации, но не имеющего права трудиться в этом регионе и по данной специальности.



Уже через пару дней Сашка ехала в офис крупной строительной корпорации «Стройтрест», где ее ждал подобный специалист. Точнее, специалистка, ибо миграционным юристом оказалась милая молодая женщина, представившаяся Аллой Нечаевой. Выслушав Сашкину просьбу, она согласилась прийти к ней на эфир. Сказала, что ей интересно попробовать сформулировать свои мысли на большую аудиторию. В качестве благодарности Сашка презентовала ей сертификат на услуги мироновской клиники, который тот вручил ей заранее. Сашка в очередной раз подумала, что успех Виталия Александровича в бизнесе обусловлен тем, что он не упускает из виду ни одной мелочи.

Столь важный для Александры эфир состоялся в день, когда у Антона была тренировка, но в глубине души она надеялась, что он будет слушать ее в наушниках во время занятий. Ей хотелось показать, какая она молодец. Ей вообще все время хотелось производить на Антона благоприятное впечатление.

Ко всему прочему, оказалось, что Алла Нечаева учится в аспирантуре, и тема ее научной работы сопряжена с проблемами адаптации мигрантов в России, так что Сашке повезло дважды. В лице Нечаевой она получила теоретика и практика в одном флаконе.

В начале стрима Александра четко сформулировала тему сегодняшнего разговора. Если в первый раз она и ее подписчики обсудили, почему в России так много мигрантов, как они попадают в страну и можно ли обойтись без них, то сегодня они с Аллой должны были ответить на вопросы, чем вызвана неприязнь к ним в обществе, можно ли ее избежать и как вообще решить все более набухающую проблему, грозящую рано или поздно вылиться в полноценный взрыв.

Первой и самой главной проблемой Алла, как эксперт, видела неофициальную занятость. Она была прекрасно осведомлена, что из тринадцати миллионов иностранных работников трудовые договоры имеет лишь два-три миллиона человек. Все остальные в лучшем случае обеспечены суррогатами в виде патентов, а большинство и просто работает «вчерную».

– Отсутствие трудовых договоров – это недостача в пенсионном и медицинском фондах, и переработки, и занижение зарплат. Есть расчеты общих потерь российской бюджетной системы: 230 миллиардов рублей подоходного налога, 390 миллиардов отчислений в Пенсионный фонд и 60 миллиардов в Фонд медицинского страхования, – уверенно сыпала цифрами Нечаева.

Второй проблемой она видела серьезный разрыв в традиционных ценностях. После распада Советского Союза некий возврат от светского общества к фундаментальным основам того или иного жизненного уклада восторжествовал во многих бывших республиках. А соблюдение традиционных ценностей невольно является причиной многих конфликтов внутри общества.

Именно такое столкновение культур и традиций приводило к тому, что в одном из московских парков приезжий из солнечной Ферганской долины избил девушку, совершавшую пробежку в шортах. Напавший оказался нелегальным мигрантом, а потому был просто выслан обратно на родину, но если бы этот парень успел получить гражданство, то отделался бы просто легким испугом. А его поведение, растиражированное в СМИ и соцсетях, сподвигло бы на такие же поступки и других сторонников традиционализма. К слову, вне зависимости от того, какую именно религию они преследуют.

Третьей причиной Алла видела демографический состав приезжающих. Значительная часть мигрантов представлена жителями сел, беднейшими слоями общества, к тому же не имеющими высшего или среднего специального образования. Именно сложность адаптации к жизни в большом городе зачастую и становилась причиной напряженности, возникающей в местах массового поселения мигрантов.

По мнению Нечаевой, существующий порядок вещей закладывает мину замедленного действия не только под настоящее, но и под будущее.

– Посмотрите на Францию, где постоянно вспыхивают протесты, в том числе и доходящие до бунтов, – говорила Алла. – Во Франции бунтуют не мигранты, а их дети и внуки, давно ставшие французами. Это их отцы и деды были очень благодарны стране, которая приняла их, позволив избежать бедности и голода в Алжире или Сенегале. Нынешнее поколение никогда на исторической родине не бывало, никакой бедности и голода не видело. Оно родилось и выросло во Франции, но в замкнутых образованиях, вне обычной французской среды. Их родители либо не могли, либо не считали нужным дать детям хорошее образование, и в результате они устроились в жизни хуже, чем их сверстники из благополучных французских семей. Именно это и стало прекрасной почвой для межнациональных конфликтов и религиозной распри. И когда в нашей стране сегодня создаются целые анклавы из приезжих, которые фактически продолжают жить по традиционному для их страны укладу, мы в будущем можем получить очень большую проблему.

– И что же делать? – спросила Сашка чуть растерянно.

Все-таки прав был Антон, когда говорил, что она не готова к столь сложным темам. Ей хотелось получить от Аллы Нечаевой действенный совет, который бы сразу снял все проблемы в настоящем и будущем. Но в глубине души она прекрасно осознавала, что таких простых рецептов не существует.

Ее собеседница пожала плечами.

– Наша фирма работает с гастарбайтерами совершенно легально, выполняя все требования миграционного законодательства. Как человек, в должностные обязанности которого входит за этим следить, должна сказать, что это непросто, потому что законодательство все время меняется. И тем не менее я убеждена, что привлечение иностранцев к труду без оформления трудовых договоров должно максимально строго караться государством. В первую очередь фирмы, в которых выявлены такие сотрудники, должны быть немедленно отсечены от любых госконтрактов, госзаказов и льгот. Как следствие, стоимость рабочей силы возрастет, и это приведет к сокращению числа иностранных рабочих.

– Но это же плохо для экономики?

– Кто вам сказал? – удивилась Нечаева. – Сейчас многие привлекают мигрантов потому, что им можно меньше платить, не соблюдать восьмичасовой рабочий день, отпуска, увольнять одним днем. Мигранты полностью бесправны, и работодатели этим пользуются. Когда они будут вынуждены нанимать рабочую силу в рамках Трудового кодекса, то надобность в мигрантах отпадет. На таких условиях и местные работать согласятся. А российская бюджетная система только выиграет, поскольку при легализации занятости пополнится примерно на семьсот миллиардов в год. И эта цифра в ценах 2021 года. Сейчас она еще выше.

Подписчики активно оставляли комментарии. Например, один из слушателей, представившийся бизнесменом Артемом, написал: «Ваша эксперт права. Я тоже работаю с иностранными гражданами. И знаете, почему я их не оформляю? Да из-за НДФЛ, который для иностранцев составляет тридцать процентов. Это же дискриминация какая-то. Если все оформлены легально и работают за одну зарплату, то и налоги должны платить одинаково».

– Соглашусь, – снова вступила в диалог Алла. – Также необходимо распространить на иностранных работников систему обязательного медицинского страхования. В массе своей они вполне здоровы, иначе не смогли бы заниматься тяжелым физическим трудом. Средний взнос на одного работающего составит 26 100 рублей, а расходы на застрахованного окажутся на уровне 16 тысяч, – то есть территориальные фонды медстраха еще и заработают.

«А традиционные ценности… С ними что делать? – настрочила еще одна подписчица, явно взволнованная женщина средних лет. – Они представляют собой прямую опасность для граждан России».

– Согласна, – Алла вздохнула. – Каждый человек имеет право на личные убеждения и волен носить ту одежду, которую считает нужным, но только до той поры, пока его убеждения не вторгаются в чужую личную жизнь. Если кто-то начинает прибегать к насилию во имя традиции, добиваясь правильного, с его точки зрения, дресс-кода, то это для граждан России должно квалифицироваться как признак преступления, а для неграждан влечь пожизненную депортацию. В Конституции России написано, что у нас светское государство, а свои правила и нормы не позволительно устанавливать никому.

– Мы обсуждали все эти проблемы внутри семьи, – сказала Сашка. – Сейчас передается в суд дело лидера одной из национальных диаспор, который как раз пропагандировал установление жестких традиционных правил, которым рано или поздно должны были подчиниться мы все. Так вот, обсуждая это дело, мы пришли к выводу, что иностранные граждане, прибывая в нашу страну, должны получать прямую помощь в защите своих прав именно от нашего государства. То есть в рамках российского правового поля. Сейчас, если им не выплатили зарплату или как-то еще ущемили их права, то они обращаются куда? В диаспору, где их заставляют подчиняться неформальным правилам. А если бы они знали, куда пойти еще, если бы, к примеру, существовал номер телефона, по которому можно обратиться, и его бы выдавали прямо на границе, то диаспоры потеряли бы значительное влияние, которое зачастую используют в корыстных интересах.

– Согласна, – снова кивнула Нечаева. – И еще одна важная вещь, которая касается образования. Для детей выходцев из Средней Азии, получивших российское гражданство, а их не менее двух миллионов человек, необходимы отдельные адаптированные культурные и образовательные программы. Если ребенок не понимает русский язык, то это вовсе не означает, что он плохой или глупый. Это означает, что до поступления в школу ему нужно помочь, и сделать это должны учителя, прошедшие подготовку по преподаванию русского языка как иностранного. Такие курсы, к слову, есть в Германии. Там за счет государства учат язык приезжие из Турции, России или любой другой страны. И там, кстати, таких массовых беспорядков, как во Франции, не наблюдается.

Эфир длился вместо положенного часа два с половиной. Равнодушных не было. Как и просто недовольных, считающих, что мигрантов нужно выслать на родину. Разговор, с самого начала свернувший в конструктивное русло, таким и оставался, за что Сашка была Алле Нечаевой очень благодарна.

– Спасибо вам, – в который уже раз сказала она, когда эфир остался позади. – Хочется верить, что нас хоть кто-нибудь услышит.

– Слышат, слышат, – улыбнулась Алла. – К примеру, уже обсуждается введение экзамена на владение языком перед поступлением в школу. Сейчас-то принимают всех подавших заявление, даже если они ни слова по-русски не знают. А с нового учебного года ситуация, хочется верить, изменится. Это будет пусть маленький, но все-таки шаг вперед. И блокировка сайтов, рассказывающих, как нелегально получить документы, позволяющие работать в России. И штрафы для нерадивых работодателей. Все это сработает на результат. Дорогу осилит идущий.

Проводив гостью (ведь в эфир они выходили из Сашкиной комнаты, не было у нее отдельной студии), Александра прошла в кухню, где уже уложившая спать Мишку мама пила вечерний чай, отдыхая от накопившейся за день усталости от неугомонного малыша.

– Ты у меня такая молодец, – неожиданно заявила она плюхнувшейся на соседнюю табуретку Сашке. – Совсем уже выросла. И повзрослела. И твой блог из пустого развлечения и даже способа заработка стал чем-то большим. Тем, что изменяет мир.

– Ты слушала эфир? – Сашка ушам своим не верила.

Позволяя своей дочери заниматься блогерством и признавая ее право на самоопределение, мама никогда не давала понять, что одобряет подобное занятие.

– Не весь. Мишка мешал. Но кое-что слышала, конечно. Так что еще раз повторюсь, ты – молодец.

От того, что мамина похвала оказалась неожиданной, она была вдвойне приятной. Эмоциональный подъем был немного сбит, когда, переписываясь с Антоном перед сном, Сашка выяснила, что он эфир не слушал. Но когда она пересказала ему основные моменты, то он тоже сказал, что она молодец. Так что спать Александра Кузнецова легла в прекрасном расположении духа.

* * *

С родительского собрания я вернулась с приятным чувством хорошо выполненной работы. Я хотела сразу же рассказать обо всем, что случилось в школе, Джаныл. Даже собиралась зайти к ней прежде, чем появиться в своей квартире, где меня ждали Виталий и Мишка, но решила, что это все-таки некрасиво.

Ладно, уложим ребенка, Виталий уйдет, и я забегу к соседке. Она все равно ложится спать довольно поздно, потому что потихоньку делает ремонт, и эта работа затягивается до ночи.

Я открыла дверь и увидела в прихожей Миронова с сыном на руках.

– Что-то случилось? Почему ты тут стоишь?

– Нет, ничего не случилось. Просто увидел в окно, что ты приехала, и отчего-то был уверен, что ты прямиком отправишься к этой своей подопечной, чтобы поведать ей, как все прошло. Но ты пришла домой. Удивлен.

Я стащила куртку, сняла туфли и сунула ноги в тапочки. И прямиком направилась мыть руки. Миронов с сыном следовали за мной.

– Ты что, ревнуешь? К Джаныл?

– Нет, это не ревность, – отец моего ребенка вздохнул. – Это простая констатация факта. Всегда находятся люди, которым требуется больше твоего внимания. Я привык.

– У тебя сегодня настроение поругаться? – осведомилась я. – Тогда тебе не повезло, потому что у меня такого настроения нет. Маленький, иди к маме.

Я протянула руки к сыну, который с радостным гуканьем устремился ко мне. Я прижала маленькое крепенькое тельце, вдохнула аромат, идущий от детской макушки, приятно пахнущей молоком, присыпкой и еще чем-то, очень детским и необычайно родным. Закрыла глаза от накрывшего меня чувства острого счастья. Господи, как же хорошо. Вне зависимости от огромного вороха проблем, все равно хорошо.

– Спасибо, что посидел с Мишкой, – сказала я Виталию и улыбнулась. – Вы поели?

– Мишка да.

– А ты?

– А я ждал тебя. Мне вполне хватает вечеров, когда я ем в одиночестве у себя дома.

Я невольно вспомнила времена, когда мы практически каждый вечер ужинали вместе, либо у Виталия дома, либо выбираясь в рестораны. Было это всего год назад. И в один из именно таких вечеров прошлой весной я и забеременела Мишкой. Виталий тогда был помешан на том, чтобы у нас появился ребенок, и я проходила полное медицинское обследование, чтобы быть уверенной, что мое здоровье позволяет выносить и родить здорового ребенка. Что ж, врачи меня не обманули.

– Лена, – Виталий подошел ближе и обнял меня, по-прежнему держащую сына на руках. Получилось, что он обнял нас обоих. – Ну, признай, что так дальше продолжаться не может. Надо что-то решать.

– Что не может продолжаться? – Я высвободилась, сделала шаг назад и испытующе посмотрела на него. – Что нужно решать? Ты про Джаныл и квартиру?

Он то ли взвыл, то ли застонал. От злости или от расстройства, я не поняла.

– Да при чем тут твоя киргизка?! Что, на ней свет клином сошелся? Ты попросила разрешить ей пожить в нашей квартире полгода. Прошло без малого три месяца. Все. Я пока не намерен про нее больше думать. Я говорю о нас с тобой. О Мишке. Я не хочу быть приходящим папой. Не хочу после работы ехать на другой конец Москвы, чтобы пару часов подержать своего сына на руках, а потом уложить его спать и уехать. Не хочу слышать, как за мной закрывается дверь, и вы остаетесь здесь без меня. Ты каждый раз, поворачивая ключ, запираешь от меня свою жизнь. А я хочу оставаться внутри ее.

Мишка, легко улавливающий настроение из тона беседы, расплакался. Я покрепче прижала его к себе.

– Виталий, ты пугаешь ребенка. Пойдем на кухню. Поужинаем и спокойно поговорим. Ты не ел, я тоже проголодалась, потому что потратила на этом собрании много энергии. Пойдем.

Он покорно пошел за мной, видимо, боясь особо мне возражать. Да, если я в чем-то и преуспела за полтора года нашего знакомства, так это в запугивании этого мужчины. И зачем? Разве такую задачу я перед собой ставила? И разве я горжусь тем, что гордый и независимый Виталий Миронов, успешный бизнесмен и самодостаточный человек, боится даже голос повысить.

На кухне я пристроила сына в стоящий в углу манеж и начала накрывать на стол. Есть действительно хотелось.

– Виталий, мы, кажется, обо всем договорились. Когда мы планировали рождение Мишки, мы обсуждали, что будем жить отдельно. Ты даже купил мне квартиру, если помнишь.

Он снова застонал, потому что любое упоминание той истории, в результате которой я полностью прервала наши отношения, до сих пор было для него болезненным.

– Да. И сейчас я тоже купил тебе квартиру. Мы вместе купили, – тут же поправился он. – Но и тогда, и сейчас я все равно надеялся, что ты переедешь ко мне. Что мы будем жить вместе, одной семьей. Ты, я и Мишка. А купленная квартира останется Александре, которая уже достаточно взрослая, чтобы жить отдельно и при этом не в служебной квартире, которой давно требуется ремонт, а в своей собственной. Лена, я прошу тебя, обдумай такую возможность. Вы с Мишкой переезжаете ко мне. Я, возвращаясь домой, вижу вас. Вас обоих. Мы проводим вместе все вечера. По утрам я целую вас перед тем, как уехать на работу. Сашка пока остается здесь, а потом, когда ты решишь все проблемы этой своей подопечной, мы сделаем ремонт в соседней квартире и отдадим ее Александре. Тем более что у нее теперь, кажется, есть, с кем делить совместный быт.

Видимо, Виталий имел в виду Антона, с которым успел несколько раз пересечься в нашей квартире. Я нахмурилась.

– А ты не слишком торопишь события?

– Тороплю события? Лена, мы с тобой вместе уже полтора года, и у нас трехмесячный сын.

– Да я не про нас, – я с досадой махнула рукой, осуждая его непонятливость. – Я про Сашку и Антона. Они знакомы только месяц, и я даже не уверена, что между ними есть что-то более серьезное, чем походы в кино и на выставки. Этот мальчик все время так занят, что у него, по-моему, нет времени на то, чтобы просто жить.

– Никогда не видел в целеустремленности ничего плохого, – устало ответил Миронов. – Этот парень относится к той породе мужчин, которые навсегда остаются одиночками. Не в том плане, что такие, как он, не создают семью. Нет. Я говорю о внутреннем одиночестве, которое не позволяет стать частью другого человека. Он всегда будет «сам по себе мальчик, свой собственный». И никогда не согласится на то, чтобы им кто-то управлял. Даже тот, кого он искренне полюбит.

– Он говорил Сашке, что его предыдущая девушка рассталась с ним из-за того, что он совсем неромантичный, – вспомнила я.

– Ну да. А под романтичностью она понимает ритуалы, которые в ее глазах подтверждали бы ее власть над ним. А он эту власть не признает и уж совершенно точно не готов поддерживать. Если твоя Сашка сумеет это принять, то, пожалуй, будет счастлива. С такими мужчинами хорошо. Они достигают больших высот в жизни. Они надежные, прямые, честные, не склонные к изменам. Вот только вулкана страстей от них ждать не приходится. И еще, если я хоть что-то понимаю в людях, то ей придется всю жизнь соответствовать уровню его мамы.

Я внимательно посмотрела на Миронова. А он, оказывается, психолог, не хуже Тамары Тимофеевны.

– То есть на Южный полюс он не сбежит? – саркастически спросила я. – И насчет мамы… Ты уверен? Ты наводил справки?

– А надо? – удивился он. – Ты же сама сказала, что они знакомы всего месяц и жениться вроде не собираются. Но если ты хочешь, то я соберу информацию, конечно.

– Про родителей Фомы я все знала, – извиняющимся тоном оправдывалась я. – Хотя бы потому, что видела их на родительских собраниях. Да и вообще Фома практически вырос на моих глазах. А тут «племя младое, незнакомое». Хотелось бы знать, чего ожидать. Хотя я и от Фомы не могла ожидать, что он изменит Сашке с ее же подругой. Он всегда так трогательно к ней относился. Да и в пошлости замечен никогда не был.

– Лена, ты не хуже меня знаешь, что первая любовь редко кончается чем-то серьезным.

Я могла бы поспорить, потому что моя первая любовь закончилась тем, что я стала матерью-одиночкой. Что может быть серьезнее? Впрочем, еще совсем недавно я считала, что моя последняя любовь закончилась тем же самым. Так что мой опыт не совсем релевантен.

– Знаю, – согласилась я, чтобы не озвучивать свои мысли вслух. – Но любой матери не хочется, чтобы ее ребенок испытывал боль. Я благодарна Антону хотя бы за то, что моя дочь снова начала улыбаться. Остается только надеяться, что источником новой боли он для нее не станет. Садись, все готово.

– Ты – мастер переводить разговор на другие темы, – сказал Миронов, усаживаясь за стол и беря вилку. – Я с огромной нежностью отношусь к твоей дочери и стараюсь во всем ей помогать, но все-таки давай вернемся к разговору о нас с тобой. Лена, я хочу, чтобы вы с Мишкой переехали ко мне, и мы хотя бы попробовали жить вместе. Пожалуйста, рассмотри такую возможность.

– Ты что, делаешь мне предложение?

Выговорив это, я вдруг испугалась, ощутив себя на тонком льду, хрустнувшем у меня под ногами над бездонной пучиной холодной воды. Зачем я это делаю? Зачем нарушаю с таким трудом установленное шаткое равновесие?

– Я бы сделал тебе предложение, если бы был уверен, что ты его примешь, – грустно констатировал Миронов. – Но ты же так боишься потерять независимость, так цепляешься за свою самостоятельность, что я просто не смею сделать что-то такое, от чего ты можешь сбежать.

– Я на Южный полюс не убегу, – снова не удержалась я.