Лу из прошлого подсказывает, что так не было – только в раннем детстве. Лу из прошлого помогает сосредоточиться на двери в мужской туалет и зайти в нее, а Лу из настоящего отчаянно перерывает в памяти подслушанные в клинике разговоры и обрывки прочитанных когда-то книг в поисках помощи.

В мужском туалете тише. Тут никого нет. Свет отражается от гладкого белого фарфора и металлических труб и кранов, режет глаза. В дальнем конце две кабинки, захожу в одну и закрываю дверь.

Лу из прошлого замечает плитку на полу, плитку на стенах, хочет посчитать объем комнаты. Лу из настоящего хочет спрятаться туда, где темно и уютно, и не вылезать до завтра.

Сейчас утро. Все еще утро, мы – то есть я – еще не обедал. Постоянство объектов. Мне нужно постоянство объектов. Лу из прошлого читал про это в книге, которую я не помню, но все же помню – что-то всплывает в памяти. У детей нет постоянства объектов, у взрослых есть. Люди, слепые с рождения, чье зрение было восстановлено, не могут этому научиться; столы меняют форму, когда такие люди проходят мимо.

Я не был слепым с рождения. Лу из прошлого умел воспринимать постоянство объектов. Значит, и я должен. Все было хорошо, пока я не прочитал тот текст…

Сердце замедляется, постепенно я перестаю осознавать его стук. Наклоняюсь, смотрю на плитки. Мне все равно, какого они размера, не хочу считать площадь пола и объем комнаты. Я мог бы, если застрял бы тут и умирал от скуки, но сейчас мне не скучно. Я озадачен и взволнован.

Я не знаю, что произошло. Операция на головном мозге… Нет шрамов или неровно выросших волос. Это была срочная операция?

Меня охватывают эмоции: страх, а потом гнев, и одновременно странное ощущение – я сжимаюсь и раздуваюсь. От гнева я становлюсь выше, а окружающие предметы – меньше. От страха я уменьшаюсь, а все кругом увеличивается. Я играю с этими ощущениями, мне странно видеть крошечную кабинку. Кабинка не могла изменить размер. Но как знать?

Вдруг в голове возникает музыка – фортепиано. Нежная, текучая, стройная мелодия, я крепко зажмуриваюсь, постепенно расслабляясь. Приходит название. Шопен. Этюд. Это значит «учение» по-французски. Нет, пусть музыка течет, не надо думать.

Обняв себя за плечи, провожу ладонями вверх и вниз, рука ощущает поверхность кожи, приподнимает волоски. Это успокаивает, но нет необходимости продолжать.

– Лу, ты там? Ты в порядке?

Это Джим, санитар, который ухаживал за мной с самого начала. Музыка становится тише, но я ощущаю ее в теле, как пульс, она успокаивает.

– Все хорошо, – говорю я. Голос у меня спокойный. – Просто мне нужен был перерыв, вот и все.

– Лучше выходи, приятель. Они там уже всполошились.

Вздохнув, встаю и отпираю дверь. Предметы сохраняют форму, когда я прохожу мимо; стены и пол ровные – насколько им положено; блестящие на свету поверхности предметов меня не беспокоят. Джим улыбается.

– Ты в порядке, приятель?

– Все хорошо, – повторяю.

Лу из прошлого любил музыку. Лу из прошлого использовал музыку для успокоения… Интересно, что из его музыки я помню?

Дженис и доктор Хендрикс ждут в холле. Я им улыбаюсь.

– Все хорошо, – говорю я. – Мне просто нужно было в туалет.

– Но Дженис сказала, что вы упали, – говорит доктор Хендрикс.

– Ерунда, – говорю. – Я запутался в тексте… и восприятие тоже сместилось, но все прошло.

Я оглядываю коридор, чтобы убедиться. Все в порядке.

– Я бы хотел знать все, что со мной произошло, – говорю я доктору Хендрикс. – Мне сказали – операция, но у меня не осталось шрамов. И я хочу знать, что сделали с моим мозгом.

Она поджимает губы, затем кивает:

– Хорошо. Один из консультантов вам объяснит. Скажу лишь, что современные методы хирургии не предполагают больших отверстий в черепной коробке. Дженис, назначьте консультацию.

Доктор Хендрикс уходит. Она мне почему-то не нравится. Мне кажется, она любит недоговаривать.



Когда назначенный консультант, жизнерадостный молодой человек с ярко-рыжей бородкой, рассказывает, что они сделали, я крайне потрясен. Зачем Лу из прошлого на это согласился? Как он мог пойти на такой риск? Я бы схватил его за грудки и встряхнул хорошенько, но он – это я. Я его будущее, а он мое прошлое. Я поток света, выпущенный во Вселенную, а он взрыв, от которого я произошел. Я не говорю это консультанту, который ведет себя буднично и, вероятно, сочтет меня сумасшедшим. Он повторяет, что мое состояние не вызывает опасений и я в хороших руках, предлагает успокоиться. Я спокоен внешне. Внутри борются Лу из прошлого, который хочет проследить узор на галстуке молодого человека, и Лу из настоящего, который хочет встряхнуть за грудки Лу из прошлого, рассмеяться в лицо консультанту и сказать, что мне не нужны утешения и хорошие руки. Больше не нужны. Я уже ничего не боюсь и могу сам о себе позаботиться.



Лежу в кровати с закрытыми глазами, думаю о прошедшем дне. Вдруг оказываюсь подвешенным в космическом пространстве, в темноте. Вдалеке маленькие огоньки разных цветов. Я знаю, что это звезды, а размытые огни – галактики. Звучит музыка, опять Шопен. Медленная, задумчивая, почти грустная, ми-минор. Потом приходит другая музыка с иным настроением, более объемная, сильная, она поднимается подо мной, как волна – волна из света.

Мелькают цветные пятна; я не анализирую, просто знаю, что бегу к далеким звездам, быстрее и быстрее, а потом волна света подхватывает меня и я несусь стремительно, как комок тьмы, стремящийся к центру пространства и времени.

Проснувшись, чувствую счастье. Не знаю причины, но знаю, что так счастлив я никогда еще не был.



В следующий раз, когда приходит Том, я его узнаю и вспоминаю, что он приходил и раньше. Мне нужно столько ему рассказать, столько спросить. Лу из прошлого думает, что Том знал его лучше всех. Если бы я мог, я позволил бы Лу из прошлого самому поздороваться с Томом, но так не получится.

– Нас выпишут через несколько дней, – говорю я. – Я уже поговорил с управляющей, она включит отопление и все подготовит.

– Ты как? – спрашивает Том.

– Хорошо, – говорю. – Спасибо, что навещал меня. Мне жаль, что я не узнал тебя сразу.

Том опускает голову, прячет слезы – ему неловко плакать.

– Это не твоя вина, Лу.

– Да, но ты волновался, – говорю я.

Лу из прошлого мог бы не понять этого, но я понимаю. Я вижу, что Том – человек, который очень переживает за других. Представляю, как ему было плохо, когда я его не узнавал.

– Ты решил, что будешь делать? – спрашивает он.

– Ты не знаешь, как записаться в вечернюю школу? Я хочу окончить колледж.

– Отличная мысль! – говорит он. – Я, конечно, помогу тебе записаться! А что ты собираешься изучать?

– Астрономию, – отвечаю я. – Или астрофизику. Что-то вроде этого, пока не решил. Я хочу полететь в космос.

Том грустнеет, потом улыбается – я вижу, что через силу.

– Надеюсь, у тебя все получится! – говорит он, потом добавляет осторожно, будто стесняется своих слов: – На фехтование вряд ли останется много времени…

– Вряд ли, – соглашаюсь я. – Пока не знаю… Но зайду в гости, если можно!

– Конечно, Лу! – облегченно говорит Том. – Не теряйся, ладно?

– Не волнуйся. Со мной все будет хорошо, – говорю я.

Том смотрит искоса, потом заявляет, тряхнув головой:

– А знаешь, я думаю, ты прав! Все будет хорошо!

Эпилог

До сих пор не верится, хоть я шел к этому моменту семь лет. Я сижу за столом, делаю записи, а стол находится на корабле, а корабль в космическом пространстве, которое полно света. Лу из прошлого приплясывает от радости, как маленький ребенок. Я в своем форменном рабочем комбинезоне, сохраняю серьезность, хотя уголки рта невольно ползут вверх. Мы с Лу из прошлого слышим одну и ту же музыку.

По учетному коду на удостоверении можно найти мою ученую степень, группу крови, допуск к рабочим материалам… ни малейшего упоминания о том, что почти сорок лет жизни я назывался инвалидом, аутистом. Некоторые люди, конечно, знают: огласка, последовавшая за неудачной попыткой коммерциализировать лечение, корректирующее управление вниманием, сделали нас более известными, чем хотелось бы. Бейли стал особенно лакомым кусочком для средств массовой информации. Я не знал, насколько плохо для него все обернулось, пока не посмотрел записи новостных программ; нас к нему так и не пустили.

Я скучаю по Бейли. Это несправедливо, и я чувствовал себя виноватым, хоть это не моя вина. Скучаю по Линде и Чаю, я надеялся, что они тоже пройдут лечение, когда увидят, как хорошо оно подействовало на меня, но Линда согласилась только в прошлом году, когда я защищал докторскую. Она еще восстанавливается. Чай так и не согласился. Когда мы виделись в последний раз, он сказал, что не хочет ничего менять. Скучаю по Тому, Люсии, Марджори и остальным друзьям из фехтовальной группы – они очень помогли мне освоиться в первые годы. Я знаю, что Лу из прошлого любил Марджори, но, когда я взглянул на нее после, внутри ничего не шевельнулось. Пришлось сделать выбор, и я, как и Лу из прошлого, выбрал идти вперед, рисковать, искать новых друзей, быть новым собой.

За пределами корабля тьма, еще неизведанная. Она всегда ждала меня, всегда была тут, всегда опережала свет. Лу из прошлого беспокоило, что скорость тьмы больше скорости света. А я рад, потому что это значит, что свет, даже если ты пришел к нему, – еще не конец пути.

Теперь моя очередь задавать вопросы.

Выражение признательности

Со сбором материала для книги мне прежде всего помогли дети и взрослые с расстройством аутистического спектра, а также семьи аутистов, с которыми я общалась много лет – в письмах, лично и по интернету. На стадии планирования я отдалилась от большинства источников (отписалась от рассылок, вышла из групп и так далее), чтобы защитить конфиденциальность этих людей, чтобы в книге не было деталей, которые делали бы персонажей узнаваемыми. Одна из моих собеседниц великодушно продолжила переписываться со мной по электронной почте, и я буду вечно благодарна ей за разговоры о жизни с инвалидностью, инклюзии, восприятии аутистов обществом. Однако она еще не прочитала эту книгу (по крайне мере пока) и ни в коем случае не несет ответственности за содержание.

Из писателей в данной области я больше всего обязана Оливеру Саксу, чьи многочисленные труды по неврологии полны не только полезной информации, но и человечности, и Темпл Грандин, чей взгляд на аутизм изнутри бесценен (ее книги были мне доступны, потому что я всегда интересовалась поведением животных). Читатели, которые хотят более детально изучить тему аутизма, могут ознакомиться со списком литературы на моем сайте.

Джей Феррис Дюон, адвокат с большим опытом в области трудового права, помог мне создать достоверную картину ближайшего будущего: условия труда и законы по отношению к сотрудникам с инвалидностью (если в книге остались юридические неточности, это только моя вина). Джей Би, Джей Эйч, Джей Кей и Кей Эс поделились знаниями о корпоративной структуре и внутренней политике крупных корпораций и исследовательских центров; по очевидным причинам они не захотели, чтобы я указывала полные имена. Дэвид Уотсон выступил консультантом, рассказав мне о фехтовании, клубах исторических реконструкций и правилах участия в турнирах. Повторюсь – любые ошибки только на моей совести.

Редактор Шелли Шапиро направляла меня, не ограничивая свободу, а мой агент Джошуа Билмес неизменно поддерживал, вселяя веру в собственные силы.

Об авторе

Элизабет Мун родилась в Техасе и выросла в двухстах пятидесяти милях от Сан-Антонио. Окончив исторический факультет университета города Райс, три года служила в корпусе морской пехоты, затем получила диплом Техасского университета города Остин. Она хорошо знакома с темой аутизма, поскольку воспитывает сына с расстройством аутистического спектра – в настоящее время подростка. Автор нескольких романов, включая роман «Реликтовая популяция», который был номинирован на премию «Хьюго». Сейчас Элизабет Мун живет в городе Флоренс, штат Техас.