Последняя благополучно безмолвствовала. А майор, выйдя на знакомый серый тротуар, наткнулся на знакомую уже дорожку двойного следа, тянущуюся вдоль тротуара и исчезающую у бордюра, чтобы возникнуть снова на очередном повороте.
— Мда, а ведь очень похоже на ноги. А это что? — майор нагнулся и снял с ветки плетущейся розы клочок черного полиэтилена. Выматерил выскочившую на поверхность сознания штамповку. Покачал головой: «Неужели Пукель прав и не стоит морочиться в оптимистическом направлении, а элементарно обнаружить злоумышленника и вывести его на признание? Или в черных полиэтиленовых мешках сейчас выносят из дому все, что ни попадя?»
Присмотрелся к убегающему вдаль следу:
— Судя по глубине, тащили что-то тяжелое. Очень тяжелое. И двойное. Что бы это могло быть?
Робкий приподнял голову, словно спрашивая ответа у невольных свидетельниц происшествия. Верхушки берез зашумели в ответ что-то неразборчивое. Облака безмолвно продолжили свой путь. Небесную синь прочертила серебристая нить — конденсационный след самолета. Взгляд майора коснулся ослепительно ярких от солнечного света березовых стволов, сочной давно не кошенной травы. И наткнулся на земляничину. Огромную, переспелую, пронизанную теплом и сладостью. И еще одну, с бледно-розовым бочком. И еще…
— Мама дорогая, да их же тут…
Портрет в интерьере. Девушка у окна
— К вам можно? — Ярослав учтиво козырнул и просительно улыбнулся.
— Ну, как вам сказать… — девушка его визиту не обрадовалась.
Однако бравый сыщик лихо списал ее неудовольствие на служебные издержки. Ох уж эти социальные штампы! И решил пойти ва-банк:
— Поймите, я бы вас оставил в покое. И слону ясно, что вы к местным олигархам имеете весьма косвенное отношение…
— Это почему же? — заносчиво перебила она.
— В смысле? — от удивления Ярослав упустил логическую цепочку своего обещавшего стать пространным монолога.
— Это почему же я к олигархам имею отношение косвенное, да еще весьма?
— Ну… Как вам сказать… — Ярослав с трудом собрался с мыслями.
Неудивительно — Агнешка стояла у окна, пронизанная томным полуденным светом. Ниспадающие на плечи соломенные локоны, тонкий профиль, полупрозрачная туника. Под нежным мятного цвета шифоном угадывалась тонкая талия, мягкий изгиб бедер, кружевное белье. Все такое изящное. Настоящее. Близкое…
Голова шла кругом. Неустойчивые профессиональные навыки рассыпались по закоулкам сознания быстро тающими градинами. Эмоции терзали воспаленное воображение молодого человека. Пульсировали в мозгу и ушах, забирались в непозволительно интимные уголки тела.
— Может, вы завтра придете? — заискрились в медового цвета радужках солнечные зайчики. — Или повестку пришлете? Чего зря время терять?
Веселый, чуточку ироничный тон хрипловатого голоса в момент опустил лейтенанта из заоблачных высей на землю.
— Почему терять?
— Ну, я вижу, вы не расположены к деловой беседе.
«Издевается? Не может быть! Такие девушки не способны на издевательство! Показалось!»
Ярослав сглотнул и бросился на амбразуру:
— Очень даже расположен. И не только к деловой. Но об остальном позже. Где бы мы могли уединиться?
— Да везде! — у активизировавшихся солнечных зайчиков появились рожки. — Хотите — здесь, а хотите — там. Вот только к чему? Мы и так совершенно одни. Разве что соседи… Но до них ходу минут десять. Сегодня у Барбары Ягеллоновны вечеринка, а даже музыки не слышно. А ну-ка брысь!
Ярослав отскочил в сторону и обиженно запыхтел. В молодом специалисте боролись личные и профессиональные амбиции.
— Полноте дуться! — засмеялась обидчица, направившись к нему. — Не вам я это, а кошке своей, Варьке. С ней надо ухо востро держать: обожает шнурки на кроссовках. А ну поди сюда!
Ярослав опустил глаза и получил удовольствие полюбоваться шикарной дымчатой британкой, подозрительно отиравшейся у его ног. От коготков красотки тянулся к его ботинку голубоватый полупрозрачный след.
— Простите, не углядела! — оправдывалась Агнешка, отрывая нитки от шнурка и выпутывая из них коготки своей любимицы. — Моей хищнице можно мяса не давать, была бы шнуровка рядом. Всех моих знакомых, что называется, разула. Я уж замучилась шнурки покупать. Сейчас что-нибудь вам подберу, а заодно и нахалку пристрою, — и с кошкой на руках девушка понеслась прочь.
— Да ничего с моими шнурками не случилось… — запоздало выдохнул ей вслед Ярослав. — Я его сейчас… Хотя…
Шнурок пребывал в плачевном состоянии. Изогнулся тугим зигзагом и выравниваться не желал.
Ярослав повозился с головоломкой и бросил. Занялся осмотром комнаты. Нечто среднее между кабинетом и будуаром. Сдержанные краски, максимум удобств, минимум финтифлюшек. Странно, совсем не так представлял комнату романтичной девушки. А была ли Агнешка романтичной?
Хотелось бы, но, увы — приходилось смотреть правде в глаза. Какая уж тут романтика — в доме за миллиард! Да одни обои тут дороже, чем вся обстановка в родительском доме Пукеля! А с виду и не скажешь: подумаешь, разводы-полосочки, воздушные-шары-облака.
Или вот компьютер. Модель не новая, но стоит трех разрекламированных в самом крутом столичном шопе! Зачем обыкновенной девочке из провинции такие навороты? Да эта машинка заткнет за пояс половину управленческих компов! — Ярослав покачала головой. Пожал плечами. И переключился на аксессуары. — Плюшевый бегемот на кресле. Кактус в огромном горшке. Пара фотографий в тонких лаконичных рамках. Агнешка на фоне неба. И средних лет пара в лодке. Родители, должно быть. На олигархов не похожи. Хотя, кто знает, как должны выглядеть настоящие олигархи…
— Не устали ждать? Простите, отвлеклась по работе.
Какая может быть работа у дочери олигарха? Разве что у папаши на фирме. Надо будет выяснить, кто у нас папаша. А вдруг… Ярослав повел плечами, отгоняя нежеланную мысль. Никаких вдруг! Тут хватает объектов для шантажа и без молоденьких чопорных девиц! На том и остановился.
— Перейдем к делу, — напомнила Агнешка, нетерпеливо перебирая тонкими пальцами ошейник у бегемота. — Я вас слушаю.
Ого! А девушка нервничает. Впрочем, Ярослав и сам ощущал беспокойство. Слишком хороша была свидетельница. И слишком независима. Со вторым еще можно как-то бороться, но с первым… Были бы краски, несостоявшийся художник вмиг сообразил невесомую пастельку — сиреневатая дымка обоев, васильковые полосы на гардинах и полупрозрачный силуэт.
Эстетическое наслаждение явно превалировало в буйстве эмоций. Все остальное ускользало испуганной птицей. Не стоило и утруждать себя — все равно не поймаешь.
«Пока, — успокаивал себя Ярослав, параллельно следуя логике предварительного опроса свидетеля, — но ничего. Мы свое наверстаем. Совершим подвиг, загоним злодеев в угол — и предстанем перед принцессой в ореоле славы.
Правда, есть опасность опоздать. Майор через денек гоголем заходит. Хотя… Что с того? Мы возьмем молодостью и напором. Тут, главное, угадать, с какой стороны подойти. И чем удивить. А старики… Старики на опыт надеются. С фантазией у них туго. Действуют по стандарту. Думают, раз одну уговорили, то и все остальные по проторенной дорожке потянутся. Как бы не так! Ошибаетесь, граждане-товарищи. Но мы не станем вас разочаровывать — ошибайтесь на здоровье! На ваш век граблей хватит».
Утвердившись в обоснованности своих позиций, он принялся наблюдать за свидетельницей. И по личным и по служебным мотивам. Девушка отвечала уверенно. Не задумывалась над каверзными вопросами. И все-таки нервничала. Постукивала по подлокотнику, не оставляла в покое игрушку, ежеминутно меняла позы.
С чего бы? Возможно, торопится. Или что-то скрывает. Но как же хороши ее длинные пальчики. Узкие продолговатые ноготки, ненавязчивый французский маникюр. Скромное колечко с белым камешком. Наверняка бриллиант. Самой чистой воды, — хотя Пукель не разбирался в бриллиантах! А ведь придется.
Парень вдруг приуныл. Девушка привыкла к образу жизни, который простой офицер не в силах ей обеспечить! Разве что в генеральском чине. Но до генерала Ярославу… Рассчитывать на помощь тестя? Как-то не по-мужски. Или…
«Да Бог с ним, с образом жизни! — резюмировал Ярослав. — Нам бы пока в роли кавалера освоиться. Обаять. Заинтересовать. Покорить. Потом долго и красиво ухаживать. Потратиться на путевку в романтическое путешествие. А там видно будет, что со всем этим счастьем делать».
Успокоившись, он осмелился на главный вопрос:
— Какие отношения связывали вас с гражданином Собесским?
Растерялась Агнешка или ему показалось? Странно…
— Отношения? Да какие могут быть отношения у соседей? Соседские, конечно! — девушке удалось взять себя в руки. — Я большей частью одна. Гвоздя вбить некому. А Франек… Простите, Франц Ипполитович, он с руками и головой. И совесть имеет. Такого соседа в наших краях поискать!
— Понятно, подвизался, значит.
— Да он никому не отказывал! Практически все умеет человек. Проводку к пляжной беседке протянуть, туи обрезать, компьютер установить.
— Талантов полон амбар. Ну-ну…
— И без всяких ну-ну! Шкуру не сдирал, за работу копейки брал. Это не городские мастера. Пока дозвонишься, пока договоришься. Потом три раза переносит сроки. Потом носом вертит. Предоплату требует. А Франек…
«Ох, уж этот Франек, — злился на пропавшего Ярослав. — Ни дать ни взять — универсальный солдат. Мать Тереза в престижненском формате! Ты еще скажи, что симпатяга наш алкоголик и вообще лапочка. А тут и до конкуренции рукой подать. И тогда ты, товарищ Пукель, пролетаешь как та фанера над тем Парижем — куда тут против аристократа тягаться! Разве что против трупа…»
Он черканул в блокноте пару нервных строчек и осмелился наступить на больную мозоль. Пускай не думает эта писаная красотка, что лейтенанты милиции так легко ведутся на всякие там аристократические штучки:
— А вас Собесский не шантажировал?
— Меня? Шантажировать? Помилуйте, за что?
Ярославу реакция барышни не понравилась — похоже, Агнешка перестаралась в стремлении к натуральности возмущения. Да и вообще, портрет не получался. Да, антураж, да, плавность и утонченность. Да, полутона и полумазки. Но что-то важное, определяющее ускользало не только от кисти мастера, но и от осознания. Просто девушка. Просто красавица. Немножко кокетка. Немножко загадка. Но не та, что лишила художника сна и покоя…
Ярослав заходил и с одной стороны, и с другой. Примеривался к профилю. Пробовал представить образ в три четверти. И в отчаянии возвращался к первичной композиции, разыскивая в ней ошибки и недоработки. Ничего путного не выходило.
И ведь ни на кого не свалишь неудачу. Опускающееся к горизонту солнце старалось вовсю — подсвечивало, пронизывало, меняло конфигурации теней. Мерцало в золоте девичьих кудрей. Золотило щеку и кончик носа. Разбрасывалось шаловливыми солнечными зайчиками. Занавески плавно шевелились на ветерке. Усугубляли эффекты и добавляли портрету жизненности. Даже кактус принимал посильное участие в гармонизации фона.
И только натура не желала раскрывать свои секреты перед автором возможного шедевра. Свернулась тугим комочком в потаенных глубинах личности. И лениво выплескивала на поверхность сугубо официальную информацию.
— Значит, не шантажировал, — Ярослав в отчаянии откусил кончик шариковой руки. — А как остальных? Не слышали?
— Некогда мне по соседям сплетни собирать! — заявила несостоявшаяся натура и ушла вглубь комнаты. — У вас есть еще вопросы или я могу быть свободна?
Жесткая линия тонких губ. Злые морщинки у глаз. Резкие нервные движения. Тонкий перезвон стеклянных осколков. Иллюзия романтической особы разбилась вдребезги. Следовало начинать заново. Но у художника не оставалось времени и сил. Что же касалось желания, то последнее не подчинялось логике и возвышенным эстетическим порывам. Желание било через край мощным фонтаном. Как же некстати указала хозяйка на дверь. В гневе Агнешка Коханая нравилась Ярославу еще больше.
— На сегодня, пожалуй, все, — Ярослав старался ничем не выдать своего разочарования. И пульсирующей внутри влюбленности. — Мы стараемся щадить важных свидетелей. Но я на днях забегу, если вы не против.
— Попробовала бы я быть против! — съязвила свидетельница. — Заходите. Но не слишком часто. И лучше до девяти утра. Я встаю рано, так что смогу уделить вам пару минут. А вот с двенадцати до четырех практически не бываю дома. Что поделаешь — график. Нам, одиноким девушкам, приходится зарабатывать самим. Так что не обессудьте.
Ярослав вышел за калитку недовольный собой. Мало того, что последняя фраза получилась до обидного жалобной, так еще и в голове наметился полнейший сумбур. Исходя из вышесказанного, какие отношения связывали Агнешку с пропойцей и шантажистом Собесским?
Шарлотта Линк
— Или я что-то в этой жизни пропустил, или любовь, действительно, настолько зла… — выдохнул он и с силой шибанул ногой по пыльным стеблям пустырника.
Незнакомец
И в очередной раз угодил ногой по булыжнику. Отчего взвыл и долго выписывал кренделя на тропинке, ведущей к пункту пропуска. Престижное с завидным постоянством напоминало об опасности выполнения резких движений.
Charlotte Link
— А я смотрю, что за чел на дорожке сальсу жарит! — расплылся в широкой, чуточку издевательской улыбке майор запаса Бабулько, начальник службы охраны поселка. — Уж за оружие браться хотел — среди бела дня чужой по поселку шастает! Да еще в свете последних событий. Не нашли еще?
DER FREMDE GAST
— Найдешь тут, как же, — процедил сквозь зубы лейтенант, еще не отошедший от неудачного визита к потенциальной симпатии. — Вечер заканчивается, а результата ноль. Может, вы имеете, что сообщить следствию?
Original title: DER FREMDE GAST by Charlotte Link
— Прям-таки и следствию, — ухмыльнулся Бабулько. — Насколько я знаю, вы просто осуществляете оперативное реагирование на запрос населения. И то непонятно, по какому факту.
© 2005 by Wilhelm Goldmann Verlag, München
Ярослав закашлялся: «А ведь бывший майор кругом прав. Непонятно, по какому факту их сюда направили. Начальство нажимало на ссору землевладельцев. О том, что последняя являлась реакцией на появление в Престижном частного детектива, никто не вспоминал. По крайней мере, при Пукеле. Но ведь несерьезно приглашать в деревню (а чем Престижное не деревня?) городских ментов для определения границ участков!
© 2012 by Blanvalet Verlag, München a division of Verlagsgruppe Random House GmbH, München, Germany
Даже если владеют этими участками серьезные люди. По факту же исчезновения какого-никакого, но местного жителя, официального заявления никем представлено не было, а посему…»
© Ирма Франк, перевод на русский язык, 2014
— Кхм, давайте по всем, — озадачил свидетеля лейтенант. — Не сегодня-завтра с фактами разберутся, тогда что? Прикажете мне всех вас заново опрашивать? Благодарю покорно! И так ног не чувствую. Оперативно-следственный марафон, честное слово!
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Э“, 2017
— Да, масштабы у нас глобальные! — блеснул белоснежными зубами начальник службы. — Что не участок, то полрайона. И к чему им такущие гектары — ума не приложу! Ведь ни былинки с пользой не выращивают — одни елки да метелки.
* * *
— А вам ум прикладывать по статусу не положено, — отыгрался с чужой подачи Ярослав. — С какого бодуна миллионерам морковку растить? Более того, если бы выращивали, вас бы здесь не стояло.
— Это еще почему? — возмутился гипотетической отставке Бабулько.
Пролог
— А потому, что крестьянам никакая служба охраны не требуется, — Ярослав доверительно нагнулся к бывшему майору. — К тому же, вы бы не сильно шумели по поводу фактов. Как ни крути, а человек пропал. А служба охраны не в курсе. Нехорошо получается, не находите?
Анонимное письмо к Сабрине Бальдини
Майор побагровел. По вискам потекли струйки пота. Он соскочил со служебного «насеста» и зачастил мерить шажками вверенную ему территорию. Лейтенант с усмешкой наблюдал за действиями главного секьюрити. Хотя волосенки на затылке и шевелились — ох, не стоило бередить свежие раны у вышестоящего, пусть и запасного, но начальства. Но как же приятно видеть служебное несоответствие в чужом ведомстве.
Наступил май… Как же прекрасно зеленеет и цветет твой сад, Сабрина! Я видел тебя вчера вечером, когда ты еще сидела на улице. Где же был твой муж? Он проводит мало времени с тобой дома, не так ли? А знает ли он, собственно, что ты вовсе не та верная супруга, которую он в тебе видит? Ты покаялась ему во всех своих грехах? Или все самое важное хранишь в себе? Мне было бы интересно узнать, сможешь ли ты состариться рядом с ним и при этом сохранить в тайне свои измены?
Наконец Бабулько устал. Короткие ножки не выдержали сверхнормативного пробега. Попробуй поносить в таком темпе «спасательный круг» в три четверти центнера весом! Да еще без привычки.
Но как бы там ни было, ты часто бываешь одна. Уже стемнело, а ты все еще оставалась на улице. Позже ты отправилась в дом, но дверь на террасу оставила открытой. Как опрометчиво с твоей стороны, Сабрина! Разве ты никогда не слышала, что это может быть опасно? Мир полон злых людей… полон мстительных людей. Месть — это зло, но порой она бывает вполне понятной, ты не находишь? Каждый получает то, что заслужил. Этот мир можно вытерпеть только в том случае, если веришь в сбалансированную справедливость. Но порой она заставляет ждать себя слишком долго, и тогда нужно ее подстегнуть…
— Ладно, твоя взяла, лейтенант! Чего-то мои орлы не доглядели. Хотя обычно никаких посторонних не допускают, не сойти мне с этого места! И что теперь делать прикажешь?
Ты ведь понимаешь, Сабрина, что заслужила смерть, не правда ли? Это тебе должно было быть ясно с тех самых давно прошедших дней, когда ты так ужасно спасовала. Это называют неоказанием помощи — то, что ты совершила. Или лучше сказать — не совершила… Что было тому причиной, Сабрина? Лень? Равнодушие? Ты ни с кем не хотела связываться? Чтобы не обжечь пальцы? Чтобы не стукнуться об угол? Ах, всегда одни и те же истории! Ты всегда с таким усердием выступала в защиту других… Но только до тех пор, пока это не грозило тебе неприятностями. Много слов, а за ними ничего. Это ведь так удобно — отвернуться в сторону! А если вмешаться, то ничего, кроме неприятностей, не получишь…
Но платить надо обязательно. Когда-нибудь. Всегда. Ты наверняка надеялась: \"Да минует меня чаша сия\", не правда ли, Сабрина? Прошло так много лет… Уже и воспоминания поблекли, а возможно, ты давно вытеснила те дни из своей памяти и постепенно привыкла думать, что тебе еще раз повезло. Что не пришлось заплатить…
— Вот с этого и следовало начинать, господин майор! А то какие-то намеки, издевки, скабрезные шуточки — нехорошо. Я хоть и лейтенант, но при исполнении. Так что попрошу впредь…
Ты действительно так думала? Я считал тебя более умной. И более опытной.
А теперь срок подошел. Когда-то он должен был наступить, и я полагаю, что дольше уже не стоит ждать. Что касается меня, мне все ясно. Приговор тебе вынесен, и очень скоро я приведу его в исполнение. В отношении тебя и Ребекки. Она несет такую же вину, как и ты, и было бы несправедливо, если б тебе одной пришлось подставлять свою голову.
— Аминь! Не будем переходить на звания, — Бабулько устроился на скамейке в тени старой акации и предложил Ярославу составить ему компанию. — Я своих хлопцев пораспытываю, что к чему. У нас все схвачено: кто, к кому и когда. Журнал ведется.
Для каждой из вас я найду достаточно времени. Это будет непросто, но произойдет без большой шумихи. Вы будете терпеть мучения. У вас будет тяжелая смерть. Она будет тянуться достаточно долго, чтобы у вас была возможность как следует поразмыслить о себе и о вашей жизни.
— Другие подъездные пути имеются?
— Никак нет! Северный давно законопачен, открываем по требованиям жильцов. А так, кроме как через нас, больше и не доберешься. Разве что по целине. Но это вряд ли, такие ухабищи — ни один внедорожник не справится. Разве что БМП.
Ты уже с нетерпением ждешь встречи со мной, Сабрина? Тебе так не терпится, что вечерами ты уже не можешь подолгу сидеть в своем красивом саду? Что ты теперь будешь внимательно следить за тем, чтобы дверь на террасу была всегда закрыта? Что ты станешь осторожно оглядываться налево и направо всякий раз, когда покидаешь свой дом? Что ты будешь вздрагивать, когда позвонят в дверь? Что по ночам, лежа в постели, ты не сможешь сомкнуть глаз, когда твоего мужа в очередной раз не окажется дома, а ты со страхом будешь вслушиваться в темноту и спрашивать себя снова и снова, действительно ли ты закрыла все двери. Или будешь всегда оставлять свет включенным, потому что ты уже не переносишь всю эту черноту вокруг себя? Но ты ведь знаешь, что и это не защитит тебя, не так ли? Я приду именно тогда, когда наметил это себе. Ты не сможешь защититься.
— А трактор?
А вообще, ты и сама об этом знаешь.
— Да какие тут трактора! Я имею в виду в деревне — слезы одни. Если из агрогородка пригонят, другое дело. Но хлопотно выходит. И шумно. Вот если водой…
Я скоро снова дам о себе знать, Сабрина. Как приятно понимать, что все это время ты будешь день и ночь думать обо мне… И что твой вид будет становиться все более жалким и серым… Мне доставляет удовольствие наблюдать за этим.
— А что водой? — обгрызенный колпачок замер над чистой страницей.
— Ну так… — майор задумчиво почесал затылок. — У всех же свои причалы, тут не уследишь. А речушка наша хоть и несудоходная, но катерок осилит. Вдруг его кхм… того, на катере уволокли?
Я с тобой.
— Катерок, говоришь… — лейтенант повторил движение экс-майора. — А это мысль!
Воскресенье, 18 июля
Он поднялся, пожал руку собеседнику:
— Я пойду, а вы уж, пожалуйста, ребят своих опросите. Может, проезжал кто посторонний. Или свои во внеурочное время несанкционированно передвигались. Сделаете?
Ей снилось, что в дверь ее дома звонит маленький мальчик. Она шуганула его, как делала со всеми непрошеными гостями, желавшими что-то от нее получить. Эти попрошайнические налеты всегда были ей как бельмо на глазу: она чувствовала себя обремененной и принужденной, когда внезапно кто-то появлялся на ее участке и протягивал руку. В большинстве случаев речь шла, конечно, о пожертвованиях на добрые дела, но кто же может знать, насколько честны эти люди? И даже если они трясли своими удостоверениями, которые подтверждали их уполномоченность на сборы от имени благотворительных обществ, быстро определить, фальшивка ли это, хорошо или плохо сделанная, все равно невозможно. Особенно когда тебе шестьдесят семь лет и у тебя проблемы с глазами.
— Бабулько обещал — Бабулько сделал! — отрапортовал майор. — К утру соберу информацию. Скоро у нас пересменка. Сразу четверых застану. Одному из дома отзвонюсь. Один уволился с месяц назад — считай минус. Еще минус — два парня в отпуске. Плюс один отпросился на свадьбу. Справлюсь. Передам в письменном виде. Когда встретимся?
Стоило ей закрыть перед мальчиком дверь, как кто-то вновь позвонил в звонок.
Ярослав соотнес планы с возможностями, добавил пару часиков на диалог с руководителем группы, вздохнул, приплюсовал еще один на Агнешку:
Она резко приподнялась в постели, сбитая с толку, потому что второй приснившийся ей сон вернул ее в явь. Картина, увиденная во сне, все еще стояла у нее перед глазами: остренькое, бледное, почти прозрачное лицо мальчика с огромными глазами. Он просил не денег, он просил поесть.
— Думаю, часа в три освобожусь. Устроит?
— Я так сильно хочу есть, — сказал он тихо и в то же время почти обвинительно.
— Вполне. А на мои подколы, лейтенант, не обижайся. Армейская привычка.
Она захлопнула дверь с возмущением и страхом из-за того, что ей пришлось столкнуться с такой стороной жизни, которую ей не хотелось бы видеть. Она отвернулась и попыталась забыть эту картину, но в этот момент в дверь снова позвонили, и она подумала: \"Это опять он?\"
— Вас понял, товарищ майор! — козырнул Ярослав, в очередной раз щелкнув несуществующими каблуками. — Могу быть свободен?
— Салага, — хмыкнул Бабулько, наблюдая за удаляющимся парнем. — Но при исполнении.
Повернулся к наблюдавшему за развитием событий в безопасном отдалении подчиненному:
— Чего уши на заборе развесил? Привыкли, понимаешь, что батька их собой всю жизнь заслоняет! Давай ко мне! Показания снимать буду!
Лейтенант заскочил в особняк Лопатко. Поцеловал замок на входной двери. Никого. Заглянул в окна. Как же, увидишь тут! Обошел дом с тыла. Горничная выбивала во дворе подушки.
— Не подскажете, где постоялец?
— Понятия не имею, — пожала та пухлыми конопатыми плечами. — Хозяйка в город подалась. На шопинг. А ваш недавно еще в постельке отлеживался. Может, спит…
— Вы гляньте.
— Один момент. А вам, может, чайку? Или квасу?
— Лучше квасу.
— Айда до кухни.
Ярослав прошел вслед за девицей. Тылы у конопатой пышки оказались не менее внушительными, чем фасад. Девица кокетливо крутила задом на протяжении всего пути. Пару раз оглянулась, соблазнительно (как ей казалось) приподнимая бровки. Дергала плечиком. Скороговоркой нахваливала квас.
«А ведь тоже не замужем. И ничего себе. Конечно, не евро-стандарт, что называется — на любителя, — рассуждал параллельно с оценкой активов Ярослав. — И так старается понравиться. Может, замутить, пока некоторые кочевряжатся?»
И уже, усаженный в удобное плетеное кресло, обласканный острым синевато-зеленым взглядом и лучистой улыбкой пухлых сочных губок, возвратился к реальности: «Нашел, с кем сравнивать, товарищ лейтенант! Жар-птицу с будущей наседкой! Да эта квочка и на синицу не тянет. То ли дело Агнешка… А этой до журавля, как тебе до майора. О генерале я уже не говорю».
Девица, почувствовав во взгляде визитера невыгодную для себя перемену, поникла. Плеснула в стакан холодного кваса и пошла проведать раненого.
— Так и до бабы Клавы докатиться можно, — буркнул несостоявшийся кавалер и занялся квасом.
Через минуту, оценив достоинства напитка и взглянув на конопатую горничную более благосклонно, Ярослав узнал, что майора нигде нет.
— Может, с хозяйкой в город подались? — предположила девушка. — Она мертвого с постели поднимет, хотя мертвые в постелях редко лежат, прости, Господи… Словом, кого угодно уговорит. Было бы желание… А меня Констанцией зовут.
— Красиво, — отметил Ярослав. — А что у нас с фамилией?
Девица покраснела. Ярослав понял, что традиции в районе блюдутся свято.
— Ну, ничего-ничего, фамилию всегда сменить можно. Например, в замужестве. Мне для протокола, ничего личного.
Почему она сейчас проснулась? Был ли второй звонок на самом деле? Подобные звуки частенько \"просачиваются в сны\", и обычно это даже приятно. Это мог быть просто-напросто будильник, но у нее дома его не было. В конце концов, они уже больше не работали, а просыпались рано утром сами.
Девушка встрепенулась. В короткой фразе сразу две волнительных позиции — замужество и протокол — поневоле оживишься.
— Бородавко.
Было очень темно, но через щели жалюзи внутрь проникало немного света от уличных фонарей. Она могла видеть рядом с собой спящего мужа. Тот, как всегда, лежал совершенно неподвижно, а его дыхание было таким равномерным и тихим, что нужно было с очень большим напряжением прислушаться, дабы убедиться, что он вообще еще дышит. Она уже читала о том, как пожилые пары вечером вместе засыпали, а утром один из них просыпался, а второй уже мертв. И она тогда подумала: если Фред помрет таким образом, то пройдет довольно много времени, пока она поймет, что произошло.
Предчувствия Ярослава не обманули…
Ее сердце стучало резко и быстро. Бросив взгляд на электронные часы, на которых цифры светились светло-зеленым цветом, она отметила, что сейчас около двух часов ночи. Неподходящее время, чтобы просыпаться. В этот час люди так беззащитны… Во всяком случае, она чувствовала себя именно так. У нее все чаще возникало чувство, что если с ней когда-нибудь случится что-то ужасное — например, если она умрет, — то это обязательно произойдет ночью в промежутке от двух до четырех часов.
Перебросившись с Констанцией Бородавко парой фраз и укорив себя за досадное упущение (в списках фигурантов второго плана собеседница значилась, но по какой причине — не понятно), Ярослав отправился восвояси. По пути бросил заинтересованный взгляд на заброшенное строительство особняка внушительных размеров на крайнем к пункту пропуска участке. Присел на поваленный ствол. Вписал в блокнот несколько предложений, снабдив их жизнеутверждающими восклицательными знаками. С чувством глубокого удовлетворения отметил существенное оживление на вверенном майору Бабулько объекте.
\"Тяжелый сон, — сказала она себе, — и не более того. Ты можешь спокойно спать дальше\".
— Ну, кажется, на сегодня все. Рабочий день уж час как кончился. Разве что шефу позвонить, если ему до меня, конечно…
Она опустила голову обратно на подушку, и в этот момент снова раздался звонок. И тут она поняла, что это был не сон.
Вытащил из заднего кармана многострадальных джинсов телефон. Обнаружил его недееспособность. Включил, набрал пин-код. Мама дорогая! Три пропущенных от Робкого! Ждите нагоняя, господин сыщик!
Кто-то звонил ей в дверь в два часа ночи.
— Ай, скажу, что аппарат потерял во время оперативно-разведывательных мероприятий. А нашел только… завтра! Так, пожалуй, безопаснее — начальство растяп если и не любит, то жалеет. Зато выспимся как следует. И портретик известной капризницы завершим. Не к одному Менделееву, между прочим, приходит во сне вдохновение!
Она снова села и прислушалась к своему собственному лихорадочному дыханию в угнетающей тишине, последовавшей за этим резким звонком.
Для очистки совести пробежался до холма. Потом окольным путем обратно. Отметил некоторые телодвижения в округе и вернулся к себе.
\"Это совершенно безопасно, — подумала она, — я и не обязана открывать\".
Основательно подкрепившись на сон грядущий холодничком, жареной картошкой с малосольными огурчиками и простоквашей, Ярослав принял душ на заднем дворе. И, едва коснувшись головой подушки, отбыл реализовывать свои творческие планы.
Ничего хорошего это означать не могло. Даже торговцы вразнос не звонят в это время. Тот, кто внезапно будит людей среди ночи, либо имеет злые помыслы, либо попал в тяжелую ситуацию. И пожалуй, последнее было более вероятным. Взломщик, грабитель или убийца ведь не станет звонить?
Она включила свет и наклонилась над своим спящим мужем. Тот вообще ничего не мог слышать, потому что заткнул уши \"Оропаксом\"
[1]. Фред был столь чувствителен к звукам, что даже шорох ветра в деревьях перед спальней уже тревожил его. Или скрип половицы, или завядший листок от комнатных растений, что оторвался и скользнул на пол… От всего этого Фред просыпался, и это являлось для него самой большой неприятностью. То, что он вынужден был проснуться, когда уже решил спать, приводило его в неимоверную ярость, и это портило ему настроение на несколько дней. Поэтому в один прекрасный день он начал применять \"Оропакс\". А его жена с облегчением вздохнула.
Из-за этого она теперь медлила, не решаясь будить мужа. Он мог так рассердиться на нее, что потом перестал бы разговаривать с ней почти на целую неделю. По крайней мере, так будет в том случае, если позже он посчитает, что вырывать его из сна не требовалось. Но если выяснится, что лучше было бы все же разбудить его, а она этого не сделала, ее ожидает тот же исход. Она была уже сорок три года замужем за этим мужчиной, и вся ее жизнь с ним состояла, по большей части, из таких моментов: разрываться между двумя возможностями, нервно взвешивая, какой путь окажется правильным, и всегда придерживаться наиглавнейшего правила — не провоцировать его ярость. Жизнь с ним была очень и очень непростой.
Не тут-то было! Поначалу косяком пер пейзажный мотив. Пригорки, овраги, чарующие краски престижненских горизонтов. Заросли чертополоха и пустырника. Стаи шлепающих на речку гусей. Изыски ландшафтного дизайна на частных подворьях.
Звонок раздался в третий раз; теперь он был более длинным, требовательным и настойчивым. Это происшествие не могло обойтись без жертв с ее стороны, и она потрясла мужа за плечи.
Затем пошли интерьеры. Прихожие. Веранды. Ампир и барокко, угадывающиеся за огромными, от пола до потолка, окнами особняков. Генеральский кабинет в старом английском стиле. Баб Клавина кухня с восседающей у окна старухой. Та еще девушка в интерьере.
— Фред! — прошептала женщина, хотя он не мог ее услышать. — Просыпайся! Пожалуйста, просыпайся! Кто-то у двери в дом!
Перед рассветом, устав от художественных впечатлений и нестерпимой (картошечку вместе с огурцами баб Клава умудрилась-таки пересолить!) жажды, Ярослав прошелся до колодца. Полюбовался на звезды. Послушал соловьиные серенады. Выпил с литр ледяной колодезной воды.
Фред, ворча, неохотно повернулся на бок, а затем неожиданно и молниеносно полностью пробудился и, выпрямившись, сел в постели. И уставился на свою жену.
— Где ты, счастье мое? — обратился он, возвращаясь в постель. — Хоть бы одним глазком взглянуть на шедевр. Приеду домой, напишу. Мамой клянусь! И тогда ты не отвертишься!
— Что, черт побери… — начал он.
Зарылся в приятно пахнущую подушку носом. Нет, не так! Повернулся к звездам, скупо просвечивающим сквозь плотный тюль. Уже лучше! Чтобы с такими звездами да не пригрезилась девушка-мечта…
— Кто-то у двери!
— Быть того не может. А если встанет на пути другой, в порошок сотру! Пусть знает: нечего мне дорогу переходить.
Фред мог видеть только движение ее губ. Он неохотно выдернул свои затычки из ушей.
И, отбывая в очередной фантасмагорический полет, вспомнил о вполне реальном препятствии:
— Что случилось? Как ты смеешь будить меня?
— А если сам Робкий…
— Кто-то звонит в дверь. Уже в третий раз.
Вздрогнул от очевидной безысходности открывшейся перспективы, затормозил на подступах к космической орбите. Но дремлющий разум не стал канителиться и с майором:
Муж все еще таращился на нее, словно она была ненормальной.
— И этого сметем! Мало не покажется! Пускай не думает…
— Что это значит? Кто-то звонит в дверь? В это время?
Окончание фразы осталось позади несущегося ввысь сознания. И с третьими петухами на Ярослава снизошла благодать: комната была наполнена светом. Никакой мебели, никаких стен, никаких углов. Только окна. Да огромная картина между ними. Что-то странное, до боли реально летящее во все стороны. Осколки? Кажется, осколки. Чего? Возможно, мечты. Возможно, надежд. Возможно, чувств. Нет, не хотелось расставаться ни с теми, ни с другими, ни с третьими.
— Я тоже обеспокоена. — Она надеялась, что звонок раздастся снова, потому что заметила, что Фред ей не верит, но пока все было тихо.
Тем более у раскрытого окна, овеваемая ветрами, освещенная заходящим непонятно куда солнцем, стояла девушка. Ее черты неясно расплывались в лучах светила. Прятались за полупрозрачной органзой занавесей. Таились в хитросплетениях кудрей цвета растопленного гречишного меда. Нет, скорее, не гречишного… Цветочного! Точно!
Ярослав задохнулся в потоке чувств. Это вчера волосы неприступной красавицы казались ему соломенными. Да нет же! Мед, теплый, тягучий, головокружительно пахнущий травами и цветами. Поразительно похожий на что-то родное, давно наизусть известное. Невероятно близкое…
— Тебе приснилось. И из-за какого-то дурацкого сна ты считаешь, что должна разбудить меня? — Глаза мужчины зло сверкнули; его белые волосы на голове торчали во все стороны.
— Да мы с вами почти как близнецы. Хорошая примета… — распевно произнесла девушка, плавным движением смахивая с лица непослушные пряди.
\"Ворчливый старик в дурном настроении, — подумала она, — уже давно мне несимпатичный. Может быть, я проживу еще двадцать лет. Если он не помрет раньше меня, то получится, что я прожила с ним шестьдесят три года. Шестьдесят три!\"
И повела круглым полным плечиком. Призывно. Доверительно. Чуточку лениво. В общем, весьма соблазнительно. Солнце щедро рассыпало по гладкой коже золотые веснушки. А в удивительную голубизну глаз добавила по горсти зайчиков. Милый сердцу образ теперь светился будто изнутри.
Эта мысль вдруг так огорчила ее, что ей захотелось плакать.
Вот только никакого отношения к Агнешке Коханой он не имел. По той простой причине, что у окна стояла вчерашняя знакомая Констанция Бородавко.
— Грета, если ты еще раз… — начал Фред в полной ярости, но в этот момент в дверь вновь позвонили, и на этот раз еще дольше и непрерывнее, чем прежде.
Ярослав ругнулся и вскочил с постели.
— Видишь! — воскликнула женщина почти с триумфом. — Кто-то у двери!
— Ну что за ерунда? Мало того, что с портретом полный облом вышел, так и проспал все на свете! Майор меня теперь убьет. И правильно сделает! И генерал заодно. Мы же с ним встретиться договаривались. Ну как такое можно забыть? Эх, Пукель, и любишь же ты на неприятности нарываться…
— Действительно, — озадаченно произнес ее муж. — Но сейчас… сейчас два часа ночи!
— Я знаю. Но взломщик…
До убийства дело не дошло. Но выслушать о себе много интересного и побегать пришлось основательно. До самого вечера лейтенант носился по поселку, вылавливая прислугу. Опрашивал на скорую руку и несся дальше. Увы, день пролетел впустую.
— …едва ли станет звонить в дверь. Хотя теоретически это был бы его единственный шанс попасть к нам в дом!
Это действительно было так. Четыре года назад, когда они купили этот дом и въехали в него, Фред приложил много стараний и времени, чтобы превратить его в крепость. Это был их приют в старости, как он его называл. Спокойный район на окраине Мюнхена — скорее зажиточный квартал. Раньше они тоже жили в Мюнхене, правда, совсем в другом конце, но тоже в так называемом приличном районе. Однако тогда они были моложе. С возрастом у Фреда появилась настоящая паранойя в отношении взломщиков, так что со временем на всех окнах первого этажа появились решетки, а на жалюзи во всем доме были замки с предохранителями. И конечно же, на крыше была установлена сигнализация.
Лубочные картинки из жизни поселка. Примитивизм чистейшей воды
— Может быть, нам просто проигнорировать звонки? — предложила Грета.
— Привет, сосед! Не составишь компанию?
— Проигнорировать кого-то, кто преднамеренно будит нас? — Фред спустил ноги на пол. Для своего возраста он был еще довольно гибким и двигался более-менее легко. Правда, в последнее время очень сильно похудел; его пижама в черно-синюю полоску болталась на нем, как пустой мешок. — Я позвоню в полицию!
— Легко! — фермер Василий Сидоров перемахнул через невысокий заборчик, отделяющий участки.
— Но ты не можешь этого сделать! Может быть, это кто-то из соседей, кому нужна помощь! Или это… — Женщина не договорила.
— Смело! А что Барбара Ягеллоновна, не заругает?
Ее супруг знал, кого она имела в виду.
— Могла бы. С утра штормило — то ли не на ту ногу встала, то ли не на ту метлу села. Одно слово: ведьма! Но уже в полете. Понеслась в гимназию училок своих гнобить. Ночь на носу, а у них ремонт полным ходом…
— Почему он должен прийти к нам в случае чего? Он уже целую вечность не показывался, — возразил Фред.
— Крутой нрав у твоей зазнобы. Недаром все в округе ее Бабой Ягой величают, уж прости за откровенность.
— Тем не менее это может быть он. Нам следует… — По-хорошему говоря, Грета пребывала в совершенной нерешительности: эта задача была ей не по плечу. — Нам нужно что-то делать!
— А чего тут прощать? Что есть, то есть. Сразу как-то в глаза не бросалось. А уж потом… — Василия передернуло. — Слава Богу, быстро в гору пошла. Сначала на учениках отрывалась. Потом на коллегах. На меня не хватало сил и времени.
— Я же говорю! Вызвать полицию!
— Зато и тебе из свинопаса в фермеры помогла выбраться. Сам бы до сих пор хрюшкам хвосты крутил. А так — пасека, караси, цветочки-ягодки — человек!
— А если окажется, что это действительно только… он?
— Да мне и на ферме неплохо жилось. Разок гаркнешь на бабье — три часа отдыхаешь. А теперь ношусь по району как угорелый. Дня не хватает.
\"Почему у меня всегда такой страх, — подумала она, — даже просто имя его назвать в присутствии Фреда?\"
— А ты думал, бизнес никому легко не отдается. Приходится крутиться. Но мы не стонем, мы — приспосабливаемся. И ведь неплохо нам удается!
Мужчине надоела вся эта суета.
— Я вначале просто гляну, — сказал он решительно и покинул комнату.
Лев Зайчик широким жестом обвел подтверждающие его постулат факты. Как то: выложенный итальянской плиткой бассейн со всевозможными гидротехническими наворотами, роскошный особняк, гараж на три машины, оранжерею… Остановился на сервированном к позднему ужину столике: красная рыбка, шашлычок с пылу с жару, баклажанчики на шампурах. Запотевший шкалик. Минералочка со льдом. Что-то еще, такое соблазнительное, аппетитное, милое взору и сердцу.
Его жена слышала шаги на лестнице, а затем до нее донесся голос — муж был уже внизу, в прихожей.
— И когда ты все успеваешь, Львович? Ведь с час как домой вернулся, — не уставал удивляться Василий. — Или скатерть-самобранку имеешь?
— Хэлло? Да кто там?
— А к чему мне эта фиговина, коли рядом Кася? Не женщина — аэровеник, хоть в избу, хоть на коня, хоть ужин любимому мужу соорудить…
Позже, когда у нее уже не было возможности поговорить об этом с Фредом и когда она поняла, что ей предстоит прожить не двадцать лет, а лишь часы или в лучшем случае дни, она спросила себя: какой же ответ получил ее муж с той стороны двери, что он так быстро и с готовностью распахнул ее? Она слышала, как были открыты различные предохранительные запоры, а потом до нее донесся глухой удар, который она не смогла объяснить себе, но который заставил ее насторожиться. На руках у нее торчком поднялись мелкие волосики. Сердце не переставало бешено колотиться.
— А что в постели?
— Фред? — испуганно позвала она.
Зайчик поперхнулся только что укушенным огурцом. Василий смутился: и чего его на интим поперло? Ведь не так уж близки их отношения. Ну, здравствуй — до свидания. Ну, звонок другу, если припечет. Но чтобы так…
Что-то внизу с грохотом упало на пол. А затем Грета услышала голос мужа:
Тем временем соседу удалось справиться с приступом:
— Вызови полицию! Немедленно вызови полицию! Быстрее! Поторопись!
— В постели? Как тебе сказать…
— Прости, я не хотел. Само собой вырвалось. Моя-то что фурия бывает. Хорошо хоть нечасто. Не то б меня на ферму не хватило. И так приходится едва ли не до полудня отлеживаться после Варькиных камасутр.
Это был неверный совет. На втором этаже дома телефона не было. Она могла бы еще успеть добраться до своей комнаты, захлопнуть ее и запереть, а потом открыть окно, высунуться в ночь и кричать о помощи. Если б он приказал ей поступить так… Но муж велел вызвать полицию, поэтому она опрометью вскочила с постели и, дрожа всем телом, как осиновый листок, натянула халат и поспешила к лестнице. Послушная жена до последнего. Он сказал вызвать полицию. Телефон находился в зале. У Фреда, кроме того, был еще мобильник, но где он лежал, она не знала.
— Да нормально все. Что мы, не мужики, что ли? Моя тоже иногда коленца выписывает. С фантазией девушка. Старается удержаться на плаву.
И только когда она уже находилась на лестнице, до нее дошло, что она совершила роковую ошибку.
— А что Ростик?
Однако было уже поздно.
— А Ростик тут при каких делах?
— В каком смысле? — округлил глаза сосед.
Вторник, 20 июля
— Да так спросил…
В половине пятого утра Карен оставила попытки еще немного поспать и решила, что будет лучше встать и заняться чем-нибудь полезным, чем еще дольше крутиться в постели и в конечном итоге почувствовать себя совершенно разбитой.
— Они с Глебом в цирк поехали. Вернутся не раньше полуночи.
\"Но что значит \"полезное\", — подумала она, — что в моей жизни еще является полезным?\"
Василий подавил облегченный вздох. Отчего-то присутствие Ростислава вызывало у него смущение. Он становился косноязыким. Неудачно шутил. Терялся. Чувствовал себя полнейшим идиотом. Что-то не то было с приемным сыном Льва Львовича. Или с самим Василием. Скорей всего, что с самим. Чего искать изъяны в красавце, умнице и эстете, если рядом колхозный мужик сомнительной ценности, умственными способностями и физическими параметрами.
— Да ты пей, пей, Вася! Лови момент! Ах, и хороша настоечка! А мяско, чувствуешь, во рту тает! Славно, что ты мне компанию составил. Касеньку не приучаю: пусть свое место на кухне знает. Чего ей в мужские разговоры вмешиваться, скажи?
Вольф, ее муж, еще спал — он совсем не замечал бессонницы своей жены. Впрочем, это было к лучшему, потому что он отреагировал бы на нее либо с насмешкой, либо с упреками, причем и то, и другое привело бы к тому, что Карен разрыдалась бы — в очередной раз. Наверняка он заявил бы ей, что она слишком рано отправилась вечером спать, а поэтому и утром неизбежно проснулась слишком рано, и теперь будет сводить всех с ума причитаниями о своей бессоннице…
Водка приятно обожгла небо и слегка ударила в голову. Василий одобрительно крякнул, подцепил вилкой кусок мяса:
— И скажу: очень даже правильно поступаешь, Львович! Завидую: мой поезд давно ушел! Попробовал бы я теперь свою кикимору на кухне пристроить, она б меня первого и сварила…
Может быть, он и прав. В конце концов, то, что он говорил, звучало логично. И, к сожалению, все попытки донести до него иную точку зрения имели мало смысла. Для Вольфа существовало лишь одно мнение — его собственное, и на этом баста. Карен сама знала, что слишком рано ложилась спать вечером, но она была такой изможденной, такой обессиленной, что у нее просто закрывались глаза, что бы она ни делала. Женщина заползала в свою постель, как больная, у которой не оставалось никаких сил, и совершенно без перехода впадала в похожий на наркоз сон, из которого выныривала около половины четвертого утра, также без перехода, после чего продолжала бодрствовать, терзаемая тревожными мыслями о своем будущем и о будущем своей семьи…
Они еще немного поговорили о женах, перешли на деловые проблемы, попеняв на не дающую спокойно жить систему экономики, вспомнили о погоде.
Карен натянула джинсы и футболку, надела кроссовки и потихоньку выскользнула из спальни. Она читала в какой-то книге, что движения на свежем воздухе якобы очень хорошо помогают при депрессиях. И хотя точно не знала, страдает ли она депрессией, некоторые симптомы, описанные в книге, у нее, без сомнения, были.
— А ничего себе лето начинается, — резюмировал Лев Львович, наливая себе и товарищу по рюмке, — середина июня, а жарит, что в Турции. Обычно-то июнь у нас мокрехонький — носу из дому не высунуть. А нынче даже я сплю на верхней террасе. Кася комаров после полудня потравит, пока остальные очухаются, я выспаться успею.
Из детских комнат не доносилось ни звука. Очевидно, ей посчастливилось не разбудить никого из семьи.
— Эт-точно. Хотя я в последнее время остерегаюсь в саду ночевать. Мало ли, что кому в голову взбредет. Вон, скульптор, уж на что мужик никчемный был, а и того замочили. Так ведь здоров как бык, не то, что я, — вздохнул Василий, закусывая наливочку балыком.
Когда женщина спустилась по ступенькам, их собака — боксер по кличке Кенцо — уже стояла в прихожей и нетерпеливо махала своим коротким хвостом. Несмотря на то что он спал в зале — на данный момент его любимым спальным местом был диван, — от него, конечно, не ускользнуло, что хозяйка встала и оделась. Кроме того, пес тут же совершенно правильно понял, для чего ей кроссовки: все говорило о ранней утренней прогулке. Кенцо с восторгом продемонстрировал несколько прыжков вверх, после чего подошел к входной двери и в нетерпеливом ожидании посмотрел на Карен.
— Тебя-то они одной левой. Но если рядом твою Бабу Ягу положить, можно спать спокойно.
— Да иду уже, — шепнула она ему, взяв ошейник и поводок. — Но веди себя тихо!
— С ней и спокойно? То на то выходит. Уж я как-нибудь в своей коечке…