– Я просто думаю, что все не настолько просто. Может быть, Густав и Каролина провернули это, чтобы заставить ее родителей раскошелиться? Йовановичам нужны деньги.

Хенрик смотрит на коллег вокруг стола.

– Но они ведь ничего не получили, – возражает Лея.

– Насколько мы знаем, – уточняет Хенрик.

– Мотив, может, и не бабки, – добавляет Карим, который молчал все совещание.

– Копайте дальше, – командует Габриэлла. – Недалеко от обрыва рыбацкая деревня и Алесстенар, куда приезжает множество туристов. Надо обратиться за помощью к общественности. Вендела, напиши пресс-релиз и пришли мне черновик. Через два часа пресс-конференция. К ней мне нужна какая-то информация. Мы не можем сказать, что дети, вероятно, погибли. Мы ищем двух девочек, живых. Это понятно? Весь мир смотрит на нас.

– Йес, – отвечает пресс-секретарь и отключает телефон.

Лея кладет голову на стол.

– Ты как, нормально? – спрашивает Хенрик.

Она кивает, но он видит, что она плохо себя чувствует. С каждой новой уликой злость подступает все ближе. В конце концов, у тебя либо вырабатывается иммунитет, либо она тебя захлестнет.

– Надо начать с начала, – говорит Хенрик, проводя рукой по волосам. – Мы должны заново просмотреть все материалы. Каждую малейшую деталь. На данный момент мы должны ко всем относиться как к подозреваемым.

– Я только что получил информацию, что к обрыву приехала Каролина, – сообщает Карим. – Согласно сотрудникам на месте, она сидит там уже какое-то время, и среди коллег нарастает беспокойство, как бы она не прыгнула в воду. Несколько полицейских пытались с ней заговорить, но она не идет на контакт.

– Я поеду туда, – восклицает Хенрик и выбегает из комнаты.

* * *

Песчаный утес возвышается над морем, вдалеке виднеются знаменитые камни Алесстенар. Хенрик понимает, что свидетелей ночных событий не обнаружится: до достопримечательности отсюда слишком далеко. На самой вершине поросших травой холмов сидит, сгорбившись, Каролина.

Хенрик подходит к ней и замечает, насколько опасно близко к краю она находится. Совсем рядом утес высотой в тридцать метров обрывается, и внизу плещется море. Хенрик избегает смотреть вниз, чтобы не закружилась голова.

Его одолевают вопросы, на которые нет ответов. «Все лгут», – думает он. Надо понять почему.

– Можно мне сесть здесь?

Каролина пожимает плечами и упирается подбородком в колени. Ветер треплет ей волосы, и джинсовая куртка раздувается за спиной, как парус.

Хенрик садится на траву. Хруст в суставах напоминает, что он уже не мальчишка, да и годы упорных тренировок оставили свой след.

Внизу сотни волонтеров в оранжевых жилетах прочесывают берег.

Слышится писк рации. Каждый раз, когда до Хенрика доносится этот звук, он напрягается.

– Третий сектор, никаких находок. Повторяю: никаких находок.

– Понял, – отвечает он в рацию, и надежда начинает покидать его.

– Их найдут? – спрашивает Каролина, поднимая взгляд.

Ее пересохшие губы потрескались и кровоточат.

Хенрик не может ей врать.

– Я только что говорил с ответственной за поиски. Их водолазы искали здесь вдоль всего побережья. Они рассчитали, где вести поиски с учетом течения и ветра, но погрешность огромна. Множество добровольцев обходят берег, у нас есть собаки, натренированные на поиск тел, в том числе в воде, – но пока мы не нашли вообще ничего. Мне очень жаль. Конечно, мы продолжим поиски, но, честно говоря…

– Молчите. Пожалуйста. Я не хочу больше ничего знать, – Каролина царапает себе шею. – Я не могу слушать, что моих детей ищут собаки, натренированные на поиск тел. Девочки не погибли. Я отказываюсь в это верить, пока это не будет доказано.

Каролина уже неоднократно давала показания о том, что помнит, и полиции не удается выудить из нее что-то еще. Каждый раз она рассказывает в точности одно и то же. Если она что-то придумала, значит, она талантливая лгунья.

– Сколько времени человек тонет? Как долго они боролись за жизнь?

Хенрик предпочел бы, чтобы она не задавала этот вопрос. Есть вещи, которых лучше не знать.

– Наиболее вероятно, что они не выжили при падении с высоты, – Хенрик смолкает и выдергивает несколько травинок.

«Правда слишком жестока», – думает он, щурясь на горизонт.

– Через несколько часов стемнеет, – говорит Каролина.

Хенрик кивает. Издалека доносится крик чаек.

– Эксперты не нашли в багажнике следов вашего пребывания.

– Что это значит? – Каролина, тоже прищурившись, смотрит на Хенрика.

– Должно быть, вас увезли в другой машине, и мы делаем все возможное, чтобы найти ее, – Хенрик выпрямляется. – Пятого июня этого года вы выложили в «Инстаграме» фото и видео, на которых вы с Астрид и Вильмой сняты на этом месте.

Выражение ее лица меняется слишком быстро, чтобы Хенрик успел его истолковать.

– Да. Мы иногда приезжаем сюда. Тогда штормило, и девочки хохотали, когда сильный ветер дул на них, и им казалось, что они умеют летать. Тогда здесь было так же красиво, как сейчас. Меня совершенно очаровал этот вид.

– Но вы бывали тут и раньше. Финальная сцена «Утраты» снималась тоже здесь…

Каролина неожиданно усмехается.

– С тех пор прошло больше десяти лет. Но вы правы, мне нравится это место. И девочкам тоже, – говорит она и закрывает глаза. – Они часто просят поехать сюда.

– Почему вы не рассказывали об этом раньше?

Учитывая, что сюда довольно сложно добраться через заросли кустарника, место явно было выбрано неслучайно.

– Не знаю, – всхлипывает Каролина и вытирает щеки. – Потому что мне ужасно страшно, – она тяжело дышит. – Вы знаете, я разговариваю с девочками. Иногда я их вижу. Я этого всего не переживу.

– Вы справитесь. Мы, люди, сильнее, чем мы думаем. Попытайтесь жить одним днем, иначе ноша станет слишком тяжелой.

– Я думаю, наоборот. Мне нужно составить план на будущее. Я не смогу оставаться здесь, если девочек не найдут. Все напоминает о них.

– Поверьте, бегство не поможет… А как справляется с этим Густав?

Она пожимает плечами.

– Мы не разговариваем. У меня не получается ничего сделать с его горем, у нас совершенно разные способы переживать случившееся. Я то чувствую полное бессилие из-за злости, беспокойства и скорби, то мне кажется, что я взорвусь.

– Он обычно так и делает?

– Что? – Каролина непонимающе смотрит на Хенрика.

– Взрывается?

Она не отвечает на вопрос и убирает волосы с лица. Кольца сверкают на солнце.

– Я вижу, вы снова носите обручальное кольцо? – говорит Хенрик.

Каролина вздрагивает и сует руку в карман. Хенрик решает пока не возвращаться к этой теме.

– Пока вас не было, мы хотели изучить вашу медицинскую карту, но ничего не нашли, и тогда мы связались с медицинскими центрами, которые не подключены к центральной базе.

– Окей.

– За последние пять лет вы наблюдались минимум у пятнадцати разных врачей. Наверняка их было даже больше. Похоже, никакого общего плана лечения для вас не существовало и вы выбирали тех докторов, которые не выкладывают записи в центральную базу. Это случайность?

Она пожимает плечами.

– Я ничейный пациент.

– А кто вы тогда?

– Человек, который пытается выжить, – Каролина ложится на траву и смотрит в небо. – Но больше всего на свете я хочу просто уснуть и больше никогда не просыпаться.

Каролина

В доме полно букетов и открыток с соболезнованиями. Курьеры из цветочных магазинов везут послания людей из всех уголков мира. Встречая каждого из них, Каролина содрогается.

– Девочки не умерли. Зачем люди посылают нам цветы?

Густав молча сидит за кухонным столом, переводя дух после тренировки.

Они горюют совершенно по-разному. Она ездила к обрыву, где ведутся поиски, а он качал мышцы.

– Я знаю, что они живы. Люди не должны терять надежду, – всхлипывает Каролина, хотя она знает, что выжить в падающей с обрыва машине девочки не могли.

Около мойки стоит Биргитта в черном траурном костюме и подрезает стебли лилий. Как только полиция нашла в море автомобиль, она приехала, чтобы поддержать дочь. Каролина считает, что ничего бы не изменилось, если бы мать осталась дома.

– Если бы вы заплатили похитителям, девочки сейчас были бы с нами.

Как у ее матери вообще хватает наглости стоять сейчас у них на кухне и делать вид, что она ни при чем?

Не говоря ни слова, Биргитта ставит огромные лилии в латунную вазу.

– Ты слышишь меня? Видишь меня? Эй!

Молча и сдержанно Биргитта переводит взгляд на Каролину.

– Ты не можешь этого знать, – спокойно отвечает она, но во взгляде видна злость. – Мы хотели обратиться в полицию, но твой муж запретил нам это делать.

Биргитта бросает мрачный взгляд на Густава.

– Это не играет никакой роли. Меня убивает сама мысль о том, что вы не заплатили. Все имеет свою цену – папа твердил это всю жизнь. Значит, мы для вас явно ничего не стоим.

– Вы что, правда не понимаете? Мы не хотим, чтобы вы здесь находились, – говорит Густав, резко встав и подойдя к Биргитте.

Он выхватывает у нее вазу с лилиями, достает их и вминает в переполненное мусорное ведро. Потом вынимает белые розы из другой вазы и идет с ними через столовую на террасу. Биргитта и Каролина наблюдают за тем, как он бросает букет на вымощенную известняком дорожку.

– Ты ничего не помнишь, Каролина? Ты правда ничего не помнишь? – шепчет Биргитта.

– Что?

– Им не нужны деньги, ты же понимаешь. Тогда они не сбросили бы девочек со скалы. Это твой муж.

– Мой муж? – Каролина сжимает губы.

– Я думаю, он хотел выманить у нас деньги.

Каролина мотает головой и делает шаг назад.

– Ты не видишь, до чего он тебя довел? Ты же росла со своим братом – должна бы уметь держаться подальше от такого рода мужчин. У него нет никаких чувств ни к тебе, ни к девочкам. Вы не значите для него ровным счетом ничего.

– Да как ты смеешь стоять здесь и поливать Густава грязью, когда мы все переживаем то, что произошло. Я не могу больше слушать. Просто замолчи, – отвечает Каролина и пятится в холл.

Она не знает, куда податься. Так много всего, она просто не справляется с этим.

– Каролина! – зовет ее мама.

Каролина быстро запирается в гостевом туалете, опускается на унитаз, отчаянно желая отгородиться от всего. Она закрывает лицо руками и раскачивается взад-вперед, глотая слезы и подавляя чувство невыносимого одиночества.

Может быть, мама права?

Вдруг в голове всплывают слова психолога: «Порви все контакты, ты ему безразлична, собирай доказательства». Каролина впервые за долгое время открывает зашифрованные файлы на мобильном.

Фотографии ее больше не трогают. Она документировала все синяки с тех пор, как начала ходить к психологу Туве Торстенссон, которая призывала ее собирать доказательства. В первую очередь для того, чтобы иметь возможность вернуться к ним, когда она чувствует фрустрацию и не может отличить реальность от фантазии. Кошмар от правды. А еще для того, чтобы когда-нибудь найти в себе силы порвать с ним все контакты.

Каролина долистывает до последнего фото, чтобы посмотреть, когда оно сделано, и замечает кое-что, о чем она забыла. Снимок экрана другого телефона с перепиской в ватсапе от двенадцатого августа. Память Каролины медленно проясняется, и она подпирает рукой подбородок.

Телефон, который звонил, должно быть, был вторым телефоном Густава, который он забыл дома.

Спазм в животе.

Несмотря на все удары, которые ей пришлось выдержать, она верила, что все наладится. Каролина надеялась, любила, терпела, а Густав плевать на нее хотел. Она пожертвовала всем: карьерой, семьей, репутацией.

Она все предала ради него. Такой должна быть любовь? Она требует, чтобы кто-то платил более высокую цену? А чем в таком случае пожертвовал Густав?

Каролина снимает обручальное кольцо, и все это кажется неприятно знакомым.

Среда. 19 августа

Киллер

На ресепшен отеля MJ’s шумно. Хенрик предпочел бы провести допрос Биргитты в управлении, но она настояла на встрече у себя в номере.

Лифтер пропускает Хенрика в лифт и нажимает на пятый этаж.

Хенрик стучит в дверь номера пятьсот один, и Биргитта сразу же открывает, словно стояла рядом и ждала его.

– Я позволила себе заказать чай и сконы[6]. Надеюсь, вы не возражаете, – говорит она и впускает Хенрика.

– Не возражаю, – отвечает он и разглядывает накрытый стол с фарфоровым сервизом в голубой цветочек, свежей выпечкой, взбитым сливочным маслом и каким-то сладко пахнущим джемом.

– Присаживайтесь, – приглашает Биргитта, садится в одно из цветастых кресел и разливает чай. – Молока?

– Нет, спасибо, – Хенрик усаживается на бархатный диван рядом.

Биргитта занимает просторный сьют с серо-бежевыми стенами и сиреневыми коврами.

– Похитители больше не писали и не звонили?

– С нами они никогда не контактировали. Сообщения от них нам показывал Густав.

– Как вы думаете, он мог все это подстроить сам?

– Честно говоря, я думаю, что он способен вообще на все что угодно, но тут – не знаю. Тем не менее мы решили, что правильнее будет не платить, а обратиться в полицию, но он нам не позволил.

«Почему они его послушались? Неужели тоже боятся Густава?» – думает Хенрик и чувствует, что что-то не сходится.

– Я должен снова задать этот вопрос: где вы находились в ночь, когда Каролина и девочки были похищены?

Хотя он знает, что телефон Биргитты регистрировался в сети Стокгольма, когда Каролина ей звонила, Хенрик хочет услышать ее ответ.

Лицо Биргитты каменеет.

– Мы были дома. Я ведь разговаривала в тот вечер с Каролиной, а потом мы с мужем легли спать. Я плохо спала в ту ночь, беспокойство не давало мне уснуть.

– Но вам не пришло в голову позвонить в полицию?

– Эта мысль посещала меня не раз, поверьте, но я боялась того, что он может сделать с ней в этом случае. Я не решилась подвергнуть ее этому риску.

Хенрик вздыхает. Побои в семье – сложная тема. Ужасно, что родственники не решаются звонить в полицию, боясь эскалации насилия. Общество терпит фиаско, оказываясь неспособным защитить женщин.

– Вы сегодня говорили с Каролиной?

– Я была у них вчера.

Биргитта держит чашку с таким видом, словно принадлежит к британской королевской семье.

– Как она себя чувствует?

– Это трагедия. Поверьте моему слову. Даже не знаю, как Каролина все это переживет. Густав всегда выкарабкивается, но моя дочь… Я так беспокоюсь за нее…

– Почему?

Хенрик берет скон и кладет его в рот целиком.

– Она сломлена. По мнению Густава, Каролина способна только совершать ошибки, и она ему верит. Ее усилий всегда оказывается недостаточно. Каролина надрывалась, стараясь быть идеальной женой. Вы понимаете, что я имею в виду?

Хенрик кивает. Психологическое насилие оставляет тяжелые раны, которые не всегда видны окружающим. Вопрос в том, до чего это могло довести Каролину.

– Моя дочь – мастер скрывать боль. И прятать слезы. Густав хорошо знает, куда бить, чтобы никто не заметил, что происходит. Каролина так одинока. Он изолировал ее от всего и всех.

– Он ее бьет? У вас есть доказательства?

– Нет, но мать всегда знает. Обжегшись на молоке, дуют на воду, но подвергавшаяся насилию женщина этого не делает. Она останавливается, поворачивается и идет к человеку с точно такими же замашками.

– Как у ее брата?

Биргитта поднимает бровь и ставит чашку на блюдце.

– Я поговорил с представителями французской полиции о том, что тогда произошло. Смерть была списана на несчастный случай, но инспектор, который вел следствие, считает, что некоторые обстоятельства выглядели подозрительно. У Педера не было никаких травм, в крови не обнаружили ни алкоголя, ни наркотиков, и тем не менее он утонул в бассейне. Здоровый мужчина. Прощального письма тоже не оставил. Ничего.

– Это было ужасно, – говорит Биргитта, сжимая руки, лежащие на коленях.

– Кто там находился в то время? – спрашивает Хенрик, хотя знает ответ.

– Только мы. Каролина как раз уехала к подруге в соседнюю деревню.

– Я должен спросить о связи между братом Каролины и ее шрамами.

Биргитта молча потягивает чай. Заметно, что она всю жизнь училась не показывать своих чувств. Хенрик отметил эту черту и у Каролины.

– Педер был… Как вам сказать… Уже когда ему было три-четыре года, я заметила, что он был холоден и совершенно лишен эмпатии. Он реагировал… Не знаю, как правильно выразиться. Простите, мне тяжело об этом говорить.

– Я понимаю.

– Когда родилась Каролина, стало еще хуже. Мне постоянно приходилось следить за тем, чтобы Педер не причинил вреда своей сестре. Но я не могла быть рядом сутки напролет. Он ужасно вел себя по отношению к Каролине. Не только физически, но и психологически. Он подавлял ее, изолировал и держал под контролем. Нам не удавалось справляться с ним, наказания на него не действовали. Несколько раз нам казалось, что он может убить ее.

– Вы обращались за помощью?

– То были другие времена. Сегодня так много известно о разнообразных нарушениях психики, но тогда он просто был не такой, как все. Мы стыдились его и пытались справиться с проблемой самостоятельно, но это было, разумеется, невозможно. Сегодня мне жаль, что мы не поступили иначе, но легко быть разумным, когда прошло столько времени.

– Тогда я спрошу напрямую. Каролина могла иметь отношение к его смерти?

– На что вы намекаете? – В глазах Биргитты сверкают молнии. – Полиция ведь признала, что это был несчастный случай.

– Вы знаете, что инсулин исчезает из организма, и невозможно найти доказательств…

– И что же? – говорит Биргитта. – Я не понимаю, какое это имеет значение сейчас.

– Я хочу понять, на что способна Каролина.

– Вам бы лучше сосредоточиться на Густаве, – жестко отвечает Биргитта. – С первого дня их знакомства я знала, что он причинит боль моей дочери. Но девочки… Это мне никогда не пришло бы в голову.

Густав

Заседание правления – это последнее место, где ему хочется быть сейчас, но у него не было выбора.

На тарелке перед ним лежит поджаренная на гриле телятина, и кусок выглядит ровно так, как чувствует себя Густав. Он ковыряет вилкой зеленую спаржу. Соус умами застревает у него в горле, и Густав кладет приборы на стол.

Все сидящие вокруг стола предали его.

Он медленно берет стакан и отпивает глоток воды. Пузырьки газа щекочут горло. Если Густав сейчас же не поставит бокал, он раздавит его в руке.

Расмуссен хочет инвестировать в его идею и готов вложить двести миллионов, но он требует, чтобы Густав ушел и оставил свою долю акций.

– Вы не можете лишить меня права подписи. Это решение принималось без поддержки общего собрания, – говорит Густав и со стуком ставит стакан.

Эти скоты решили сместить его. По причине недоверия. Что за фигня? GameOn без него ничто.

Густав поворачивается к своему адвокату, Матсу, который также присутствует на встрече.

– Разве это законно? Разве правление может без моего согласия неофициально сместить меня с поста председателя? Я ведь владею больше чем половиной акций.

– Компания в данный момент в сплошных долгах, – отвечает Матс. – Но по сути ты прав. Члены правления не имеют права по собственному усмотрению исключать тебя из списка приглашенных на собрание правления. Но в данной ситуации тебе лучше принять это решение.

– Ты допустил серьезные ошибки, – добавляет Стефан, крестный отец Вильмы и ближайший компаньон Густава на протяжении десяти лет.

– Никаких доказательств этого нет, только косвенные улики.

– Если ты не согласишься с нашим решением, мы заявим в полицию. Из фирмы пропали деньги, – говорит один из идиотов за столом. – Большие деньги.

– Которые вот-вот вернутся…

– Я думаю, что у нас нет других вариантов, Густав. Как твой адвокат, советую тебе принять предложение.

– Мы не смогли выплатить зарплату сотрудникам, и развитие бизнеса затормозилось, – говорит Стефан. – Так больше не может продолжаться. Мы оказываем тебе услугу.

– Услугу? – Густав смеется.

– Тебе грозит тюрьма… Мне продолжать? – говорит начальница финансового отдела.

«Не надо было брать ее на работу», – думает Густав.

– Густав. Сдаться – это проявление силы. И это не то же самое, что все бросить. Ты снова поднимешься. Тебе всегда это удается.

Черт, как Стефан может говорить такое? Учитывая, через что Густаву приходится сейчас проходить…

– Мы подготовили заявление для прессы, – говорит Стефан, поправляя свой кричащий галстук. – Официальная версия такова: ты покидаешь компанию по личным мотивам. Все отнесутся с пониманием, ты ведь только что потерял детей.

– Они не погибли, – говорит Густав и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки.

– Мы понимаем, как это тяжело, но мы все делаем во благо тебе и нашему бизнесу.

Густав смотрит на директора по продажам, которого он нанял на эту должность. Видел в нем себя. Более молодая версия Густава Йовановича. «Иуда проклятый», – думает Густав и встает со своего места.

Не надо было никого из них брать на работу. Они бы никогда не оказались за этим столом, если бы не он.

Слишком много препятствий. Горы слишком высоки. Раньше это обычно подстегивало Густава и заставляло бороться еще упорнее, однако в последнее время на него навалилось так много, что ему кажется, что он погрузился на дно. Но это надо разрулить. Он должен это разрулить. Чертовы идиоты, они думают, что могут так с ним поступать!

Густав окидывает взглядом журнальные обложки в рамках, развешанные по стенам. Грустно проводит пальцами по старому столу красного дерева, который был его первой покупкой после приобретения копенгагенского офиса.

«Я им еще покажу», – думает Густав, вместе с тем понимая, что он потерял абсолютно все. Game over.

Четверг. 20 августа

Каролина

Молния на секунду освещает комнату. За ней следует гром, от которого дрожат оконные стекла. Гроза как будто чувствует настроение Каролины.

С тех пор как она открыла зашифрованные файлы на смартфоне, она поняла, как обстоят дела.

Дождь стучит по крыше, и Каролине стало на удивление спокойно. Она сутки пролежала в постели и все подготовила. Пора.

Она встает, ступни утопают в мягком ковре. Тело все еще слабо, Каролина слегка дрожит, идя в гардеробную. Там она берет дорожную сумку, но потом, передумав, достает большой чемодан.

Впервые за долгое время Каролина ощущает, что контролирует ситуацию.

Ей больше нечего терять, нечего защищать, но она отказывается нести позор. Пусть он падет на тех, кто это заслужил.

Каролина раскладывает на кровати одежду, украшения и обувь – так, чтобы вещей хватило на неделю. Извлекает из-под кровати пакет с лекарствами, который выбросил Густав. Потом достает из его ящиков то, что ей нужно. Аккуратно складывает это все в чемодан и ставит его обратно в гардеробную.

По стеклу стекают капли дождя. Небо над морем неприятного темного цвета.

Девочки всегда боялись грозы. Они обычно прятались в оранжерее, зажигали свет, укутывались в пледы и смотрели на молнии над морем, считая секунды до раскатов грома. Каролина рассказывала им о Торе и его молоте и о том, во что люди верили раньше, наблюдая за грозой.

На берегу стоит, опустив голову, Густав. Скоро газеты напишут о том, что он ушел из GameOn. Боевой запал исчез. Тот, что так восхищал Каролину в Густаве.

Порви все контакты, ты ему безразлична, собирай доказательства.

Она хочет спросить его о многом, но не решается.

Не только потому, что опасается того, что он сделает с ней, но и потому, что боится своей реакции на его ответ. Собственно говоря, лучше ничего не знать, ответ лишь причинит боль. Главное у Каролины есть, и никакие чувства не заставят ее от него отступить.

Она берет телефон и видит, что ей пришло сообщение от матери. Биргитта предлагает присоединиться к ней и пожить в гостинице, чтобы быть подальше от Густава. Она уже даже забронировала номер. Каролина хмыкает – еще одна попытка Биргитты управлять ею.

Не отвечая на сообщение, Каролина листает список контактов и ищет номер бывшей одноклассницы, мать которой владеет кое-какой недвижимостью в Стокгольме. Как бишь ее звали? Моа. Моа Вест. Вступила в брак с той американкой и работает на свою мать.

Моа отвечает на звонок почти сразу.

– Карро? Сколько лет, сколько зим.

– Да…

Каролина не вполне понимает, что должна сказать. Они не общались с момента ее переезда в Мальмё, да и раньше не были особо близки.

– Как ты себя чувствуешь? Я много думала о вас в эти дни. Вы получили наши цветы?

– Да, спасибо большое. Мне очень важно знать, что вы о нас помните. Это ужасно, но, честно говоря, я совершенно не в состоянии говорить об этом. Вообще-то я звоню, чтобы спросить, можешь ли ты помочь мне. Прости, что я вот так сразу перехожу к делу.

– Само собой. Что я могу для тебя сделать?

– Мне нужна квартира в Стокгольме. В любом районе и необязательно большая. Просто какое-нибудь жилье, пока я снова не встану на ноги.

– Понятно, – говорит Моа. – Если ты немного подождешь, я посмотрю… А что твой муж? Ты правда хочешь переехать прямо сейчас, сразу после всего, и даже не хочешь подождать немного?

– Прости, я знаю, что ты говоришь это из лучших побуждений, но я просто не могу здесь оставаться.

– Понимаю. Я посмотрела, у меня есть квартира недалеко от центра на площади Фридхемсплан. Могу прислать фото, если хочешь. Двушка, мы обычно сдаем ее только корпоративным клиентам.

– Она свободна?

– Да, сейчас она пустует. Оборудована и меблирована, так что, если хочешь, можешь снять ее со всей обстановкой.

– Идеально. Я ее снимаю. Я сейчас же куплю билет и приеду через несколько дней.

– Окей, я подготовлю документы. И если есть еще что-то, что я могу для тебя сделать, – только скажи.

– Спасибо, ты и так уже очень много для меня сделала.

Они кладут трубки.

Следующий звонок – своему агенту.

– Это Карро. Знаю, я давно не звонила, но я собираюсь на следующей неделе в Стокгольм и хотела спросить, не можем ли мы увидеться. Я хочу снова начать работать.

– Малышка, как ты себя чувствуешь? Это так ужасно, то, что…

– Все в порядке. Ты можешь встретиться со мной на следующей неделе?

– Но… Ты правда уже готова к…

– Да, я не могу больше сидеть здесь. Я должна чем-нибудь заняться. Чем угодно, лишь бы занять голову. Ты свободен во вторник в десять? Я могу приехать к вам в офис.

– Э-э… Окей. Конечно. Я записал.

– Супер. Увидимся, – говорит Каролина и быстро кладет трубку, чтобы он не успел начать рассказывать ей, что она должна и чего не должна делать.

Она точно знает, что ей предстоит.

Зайдя на сайт железной дороги, Каролина бронирует билет до Стокгольма и выбирает оплату по выставленному счету, поскольку на карте у нее нет денег.

Шаг за шагом она готовится к тому, что задумала. Чтобы не потерять концентрацию, повторяет свою мантру.

Порви все контакты, ты ему безразлична, собирай доказательства.

Порви все контакты, ты ему безразлична, собирай доказательства.

Молния снова освещает гостиную, и Каролина вспоминает свой кошмар.

Она поворачивает голову к постеру, на котором во сне была большая дыра. Память как будто протягивает ей тонкую путеводную нить. Мобильный. Второй телефон Густава.

Она спрятала его за постером.

Быстрыми шагами Каролина подходит к портрету Мохаммеда Али и немного приподнимает его. Чувствуя холодок в животе, проводит рукой по обратной стороне вдоль рамы и обнаруживает в углу телефон.

Не раздумывая, Каролина набирает год, когда проходил матч столетия.

Какой же Густав предсказуемый.

Густав

Волны зло бьются о берег. Над ним нависают тяжелые облака, и дождь льет как из ведра. Густав насквозь промок, но ему все равно. Молнии освещают темное небо, следом за ними грохочет гром. Отец обычно говорил о грозе, что это природа проводит небольшую уборку. Густав никогда не боялся, но когда сверкает прямо над головой, это, конечно, немного сбивает спесь.

Сотни миллионов – уже не проблема. Он вышел из дела с плюс-минус нулевым балансом, но пустота омерзительная. Не так это должно было закончиться. Он лузер.

Как все могло пойти настолько наперекосяк? Теперь Густав – богач, который беден, иначе не скажешь. И он по-прежнему должен своему двоюродному брату тридцать миллионов плюс проценты, но без своего бизнеса Густаву больше неоткуда взять деньги. Все заложено. Даже дом уже вряд ли принадлежит им. Дело его жизни перекуплено, и у него на счету ноль крон. Его убьют.

Густав наклоняется, подбирает камень и бросает его в воду. «Йовановичи не сдаются», – говорит себе Густав и подбирает еще один камень.

– Черт, откуда вы тут взялись? – удивленно спрашивает он, замечая Лею, которая неожиданно появляется рядом с ним.

– Простите, не хотела вас напугать.

Лея убирает мокрую прядь волос за ухо и надевает на голову капюшон темно-зеленой непромокаемой куртки.

Лея красива. Густав всегда так считал. К сожалению, она слишком хорошо осознает это, и это ее не украшает.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает она, глядя на море.

– Я бы чувствовал себя лучше, если бы все перестали задавать этот вопрос.

Она косится на него.

– Я только что прочитала пресс-релиз вашей компании. Вы уходите?

– Да, больше нет сил, – Густав пожимает плечами, все слова кажутся лишними. – Вы что-то нашли?

– К сожалению, нет.

– Я не поверю в то, что они погибли, пока не найдут тела.

Он медленно направляется к дому, и Лея идет следом за ним.

– Мы должны получить всю переписку между вами и похитителями, – говорит она.

– Ладно.

– Они больше не объявлялись?

Лее приходится почти бежать, чтобы успевать за Густавом.

– Нет.

– Вам не кажется это странным?

– Если честно, то все, что произошло в последнее время, кажется мне чертовски странным. Вы не согласны? – спрашивает Густав.

– Или это странно, или похитителей никогда не существовало.

– Что вы хотите сказать? Что я все придумал?

Густав поворачивается к Лее.

– Я этого не говорю, но… – Лея делает шаг назад. – Разве не примечательно, что телефоны, с которых вам писали, подключались к сети поблизости от вашего офиса в Копенгагене?

Густав разворачивается и продолжает идти к дому.

– У меня больше нет сил.

– Я тоже начинаю уставать от всей этой лжи. Нам нужна ваша помощь, чтобы отправить за решетку виновных. Это ведь в ваших интересах. Если это «Семья»…

– Извините, – говорит Густав, остановившись прямо перед Леей. – Я похож на сумасшедшего? Вы на полном серьезе предполагаете, что я собираюсь помочь вам посадить «Семью»? Они похитили и, может быть, убили моих детей. Как вы думаете, сколько проживем я и Карро, если я сообщу вам информацию, которая поможет вам стать начальницей или ради чего вы все это делаете?