– Потому что этого потребовал наш пещерный человек, громко и отчетливо сообщив им свое имя, – предполагает Виктория, и Рэйвен смеется, глядя на нее.

Мы прослеживаем за ее взглядом, когда Виктория встает. Одеяло падает, и мы видим ее разорванную футболку и дюжины шрамов у нее на животе.

Она встречается глазами с Рэйвен, и та намеренно опускает взгляд чуть ниже. У Виктории округляются глаза, она отворачивается и прочищает горло.

– Ну, ты очнулась, так что я поехала обратно, – она бросается к двери и замирает, когда ей на голову приземляется окровавленная толстовка Кэптена.

Она минуту таращится на дверь, прежде чем стянуть с головы толстовку и надеть ее. После чего медленно выходит, не оглядываясь.

Рэйвен только пожимает плечами в ответ на наши вопросительные взгляды и протягивает руку, чтобы коснуться плеча Кэптена в знак благодарности.

– Рэйвен, – я снова привлекаю ее внимание. – Что за хрень сегодня случилась?

– Что вы украли из домика Грейвена в тот вечер, когда мы залезли к нему? – спрашивает она и хмурится, видя наши смущенные лица.

Она скрещивает руки на груди и отводит глаза в сторону.

– Почему ты спрашиваешь? – я пронизываю ее взглядом.

Он издает безрадостный смешок и напрягается от боли, которую он ей причиняет.

Она снова смотрит на меня, даже не пытаясь скрыть свое раздражение.

Она открывает рот, чтобы заговорить, но как раз в этот момент в палату входит улыбающаяся медсестра.

– О, отлично, вы проснулись!

– Вон отсюда, – говорит она.

Женщина продолжает стоять, словно проклятая статуя, и Рэйвен переводит свой сердитый взгляд с меня на нее.

– Я сказала, вон отсюда!

Медсестра вылетает из комнаты, и Рэйвен снова встречается со мной взглядом, который холоден, словно лед.

– Я скажу это лишь однажды, так что послушай и постарайся понять, что я на самом деле пытаюсь сказать, – выдавливает она сквозь сжатые зубы. – Прекрати нашептывать мне в ухо, что я «одна из вас», если вы собираетесь и дальше относиться ко мне как к чужой, когда вам так удобнее. Ты хочешь ответов и ожидаешь получить их в ту же секунду, когда потребуешь, и ни мгновением позже, – ее глаза сужаются, и она наклоняется вперед. – Но взгляни на меня, Мэддок. Посмотри, где я сижу. Посмотри мне в лицо. Разве я не заслужила их тоже, как хорошая, мать ее, девочка, или мне нужно упасть на колени и умолять, как крестьянке своего короля?

От всей этой ахинеи у меня отвисает челюсть, и я придвигаюсь к ней, но не успеваю ответить – меня опережает Кэптен.

– Это было свидетельство о рождении Зоуи, – произносит он, и Рэйвен устремляет взгляд на него, а я буквально чувствую, как его взгляд прожигает мне висок. – И нет, Рэйвен, ты не заслужила все это дерьмо и тебе не придется ни о чем умолять. Ты имеешь полное право знать. Я не хочу ничего от тебя скрывать.

Я встречаюсь взглядом с братом, и наконец он отводит свой от меня, чтобы посмотреть на нее.

– Спрашивай что хочешь, – с горечью в голосе шепчет он.

Ройс опускает взгляд на свои колени, а я не свожу глаз с лица Рэйвен.

– Почему оно оказалось у него? – спрашивает она. – У Коллинза, я имею в виду.

– Мы думаем, что за всей историей с ней стоят его деньги, – отвечает он.

Она секунду обдумывает то, что он сказал, и потом морщит лоб.

– Мать Зоуи. Ее трансфер?

Он кивает.

– Готов поспорить, что когда Перкинс предложил тебе уехать, за этим тоже стоял именно он.

– Этот мудак по какой-то причине работает с Перкинсом, но это все, что нам известно, – добавляет Ройс, глядя на нее. Он берет ее за руку и сжимает. – И просто чтобы ты знала, я уже давно хотел тебе об этом рассказать. – Он косится на меня.

– Дядя, – говорит она, и мы переглядываемся.

– Что? – спрашиваю я.

– Я слышала их разговор в коридоре. Поэтому он и поджидал меня в женском туалете, он узнал, что я подслушивала, увидел, быть может, я не знаю. Он назвал его дядей. – Она обводит нас взглядом. – Говорил что-то про то, что разгреб его дерьмо.

Кэптен вскакивает на ноги, в то время как Ройс подскакивает ближе к Рэйвен.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он, но она игнорирует его вопрос.

– Кто такой Донли? – спрашивает она.

– Донли – глава Грейвенов, дед Коллинза.

– Он хочет вернуть свидетельство о рождении, потому что боится, что его найдет Донли. – Она бросает взгляд на меня. – Он понятия не имеет, что мы залезли в тот домик и украли его несколько недель назад.

– Так, значит, Перкинс предпринимает какие-то действия, а Коллинз заметает следы, когда тот оставляет хвосты? – спрашиваю я.

– Я не уверена. Все выглядело так, будто Перкинсу что-то поручили, но, возможно, ему потребовалась помощь, и за ней он пошел к Коллинзу. При этом он как будто не особо ему доверяет.

Она на мгновение отводит взгляд, и я сужаю глаза.

– Рэйвен.

Она поджимает губы, а потом произносит:

– Он вел себя так, будто главная проблема во мне, говорил, что в итоге я буду смотреть на вещи их глазами. – Она снова смотрит на нас. – Он упомянул вашего отца, что ему придется сделать все как надо.

– Что именно? – Я встаю.

Она пожимает плечами:

– Не знаю. Он сказал: «Почему, ты думаешь, она здесь?» Почему я здесь, а, парни?

– В этом всем нет никакого смысла, – бурчит Ройс, проводя ладонями по лицу.

– Погодите. – Кэп на секунду замирает, а потом говорит вполголоса, словно разговаривая с самим собой: – Каким образом свидетельство о рождении может наделать шуму в мире Грейвенов? Она мой ребенок. Брейшо. – Он смотрит на меня. – Как это может сказаться на них? Почему Перкинс хочет спрятать его, спрятать ее, от них всех?

– Это еще не все, – добавляет Рэйвен. – Коллинз сказал, что Перкинс был отстранен от дел семьи, я полагаю, он имел в виду Грейвенов, много лет назад.

– Он сказал почему? – спрашиваю я.

Она облизывает губы и смотрит на меня.

– Из-за того, что спутался с матерью «дряни», то есть Равиной.

– Что, черт побери, все это значит? – Кэп качает головой.

– Он говорил, когда именно?

Она кивает.

– Восемнадцать лет назад.

– Что… могло быть незадолго до твоего рождения.

Она на минуту задерживает на мне взгляд, а потом напрягается.

– О боже…

– Что? – рявкает Кэп.

– Твоя мама, – Ройс медленно встает, глядя на меня. – Она из этих мест.

Глава 23

Рэйвен

Я сажусь и делаю глубокий выдох.

Ройс бросает стопку бумаг, которые просматривал, и опускается рядом со мной.

– Здесь, блин, вообще ничего нет о твоей маме. – Он ударяется головой о стену. – Бесполезное дерьмо.

– Здесь все, что было в папке, которую я стащила у Мейбл?

Кэп кивает, а потом вдруг хмурится, уставившись на документы, и мне становится любопытно.

– Кэп.

Он секунду молчит, а потом поднимает глаза на меня.

– Что это?

– А? О, – он кладет листок на колени и смотрит на следующий. – Просто справка о том, что мой отец ходил в больницу. Мой… биологический отец, – произнося это, он хмурится еще больше, но потом расслабляется и снова смотрит на нас.

– Что?

– Ничего, – вздыхает он. – Просто тут все. Записи о персонале, банковские счета, контракты, акты, черные списки Брейшо. Письменные показания, копия завещания Брейшо, документы о нашем усыновлении, даже список имен членов всех семей и их местонахождения.

– И… – я жду, что он продолжит.

– Может, его арест и суд – не единственное, что он скрывал?

– Перкинс, – догадывается Ройс.

Кэп кивает, глядя на него.

– Он есть на этой чертовой фотографии в ежегодном альбоме выпускников, но его имени нигде нет. И его вообще больше нигде нет. Это странно. Почему его нигде нет, но он есть на этом забытом и, возможно, случайном фото, а теперь он директор в нашей чертовой школе? Так решил отец. Он был учителем начальных классов. И все время находится где-то рядом. Почему его не отправили восвояси? Или, по крайней мере, почему он не фигурирует ни в каких документах?

Я наклоняюсь вперед, беру выпускной альбом и открываю страницу с загнутым уголком. Молодой Ролланд стоит там рядом с Перкинсом, отцами Ройса и Кэпа и еще одним мужчиной, все они обнимают друг друга за плечи.

– Нам нужно расспросить об этом отца, – говорит Ройс, а потом указывает их отцов на фото, и я улыбаюсь.

– Ты выглядишь один в один как твой отец, – смеюсь я, проводя пальцами по изображению мужчины с темными глазами и дерзким взглядом. У Ройса даже та же игривая ухмылка.

– Нет, я выгляжу намного лучше, – он подмигивает мне.

Он пытается скрыть это, но в его глазах я вижу тень грусти.

– А кто этот мужчина? – спрашиваю я, снова глядя на фотографию. Я всматриваюсь в блондина в голубом блейзере и белоснежной рубашке.

– Не знаю, – отвечает Ройс.

Я читаю подпись:

– Здесь написано «Лучшие ученики и преподаватели старшей школы Брейшо». Может, он учитель?

– Он не выглядит намного старше их, Рэй-Рэй.

Я киваю, нахмурившись:

– И правда.

Ройс встает:

– Я вниз. Посмотрю, что там с ужином.

Он подает мне руку, но я качаю головой.

– Ты его избегаешь? – он приподнимает бровь, но в его глазах я вижу беспокойство.

Ужасно, как сильно он начинает нервничать, когда ему кажется, что между кем-то из нас возникли разногласия. Точно так же он терпеть не может ехать сзади один. Ему просто необходимо, чтобы семья была едина.

– Я его не избегаю. Просто он сейчас внизу, а я здесь, наверху.

Он смеривает меня взглядом.

– Верно.

Он выходит в коридор, а я снова смотрю на фото. В этом безымянном мужчине что-то кажется мне знакомым, но я не могу понять, что именно.

– Рэйвен, ты ведь знаешь, что Мэддок не скрывал от тебя что-то намеренно, правда?

Я пожимаю плечами и перелистываю несколько страниц.

– У него было полное право на это, Кэп. Никто никогда не говорил, что вы должны делиться своими секретами. Да мне пофиг.

Кэп наклоняется передо мной, вытаскивает у меня из рук ежегодник, и я поднимаю взгляд.

– Я серьезно, не может быть никаких «мне пофиг», если ты чувствуешь себя за бортом. Когда мы залезли в домик и забрали свидетельство о рождении, ты еще не жила с нами, мы еще только узнавали друг друга, так что мы были не готовы этим поделиться. Мэддок не из тех, кто может позднее остановиться и подумать о том, что надо бы восполнить пробелы.

– Я знаю, какой он, – я смотрю ему в глаза. – Не надо ничего за него сглаживать.

– Я просто хочу удостовериться, что он не облажается. Ты говоришь, что для тебя это все в новинку и ты не знаешь, как со всем справиться. Ну так и для него тоже, он тоже не знает. Он не всегда будет говорить правильные вещи и, возможно, вообще постоянно сначала будет делать все неправильно. – Я смеюсь, он улыбается, но его глаза остаются серьезными. – Ты должна знать, что он всегда будет чувствовать себя побитым, когда будет расстраивать тебя, даже если этого не покажет.

В моей груди разливается тепло, и я на секунду отвожу взгляд, прежде чем снова встретиться с ним глазами.

– Ага, и откуда же ты это знаешь? – подначиваю я с легкой улыбкой.

Он пронизывает меня взглядом.

– Потому что я чувствую это, и ты не моя.

Кэп встает, я слежу за ним глазами.

Он подает мне руку, и я встаю.

– Я же говорил тебе, – шепчет он, сжимая мою ладонь, – ты нам подходишь.

В его светлых глазах я вижу, что он говорит искренне.

– Я чувствую себя ужасно неловко, знаешь ли, – говорю я ему.

– Почему?

– Из-за заботы, – шепчу я. – Я не прям ее фанат.

Он усмехается, я подавляю улыбку.

– Еда готова.

Я поворачиваюсь и обнаруживаю Мэддока, стоящего в коридоре прямо за дверью. Руки он засунул в карманы.

Я киваю, отпускаю руку Кэптена, и мы оба обходим Мэддока, но он нежно подхватывает меня под локоть, останавливая.

Я вижу в его взгляде напряжение, и он вздыхает, прислоняясь спиной к стене. Он тянет меня к себе, и я охотно прижимаюсь к нему.

Ладонь Мэддока гладит меня по щеке, а его большой палец касается пореза на моей губе.

Меня застает врасплох его внутренняя борьба, которую я чувствую в его осторожных прикосновениях.

– Стоит только одной ране зажить, как появляется другая. – Его глаза встречаются с моими, и я вижу в них страдание, которое он пытается скрыть.

– Именно так все и работает в моем мире.

– Но твой мир теперь наш, – поправляет он, поднося губы к моему лбу, а потом опуская к моим губам. – А в нашем мире это неприемлемо.

– Правда? – дразню его я, и его ладонь скользит по моей спине, надавливая на позвоночник, чтобы прижать меня ближе. – Так ты готов поделиться своим миром, но не своим разумом?

– Мой разум – довольно темное место, детка.

– И?

Его губы скользят по моим, а потом он отступает и отпускает меня.

– А ты боишься темноты.

* * *

Я смотрю на Кэпа, который сидит рядом со мной на диване, пока Ройс с Мэддоком заканчивают прибираться на кухне.

– Что я пропустила насчет мамы Зоуи?

Он отвечает, ни секунды не колеблясь:

– Перкинс был помолвлен с ее мамой.

Я поворачиваюсь к нему:

– Прости… Что?

– Он годами доставал нас, постоянно ныкался по углам, следя за нами, все время срывал наши разборки, сливая информацию о нас каким-нибудь людям, и мы хотели знать почему. – Он морщит лоб и отводит взгляд. – Мы решили, что наш единственный способ добраться до него – заполучить ее. – Он снова смотрит на меня. – Мы знали, что все будет выглядеть правдоподобно, только если притворяться буду я.

– А потом все стало по-настоящему, – предполагаю я, всматриваясь в его лицо. – Ты ее любишь?

Он бросает на меня полный злости взгляд.

– Она, мать ее, спрятала от меня моего ребенка.

– Ага, – я киваю. – Я знаю, но я спросила не об этом.

Он качает головой, поднимая глаза к потолку:

– Я никогда ее не прощу. Никогда. Слишком много всего произошло. Даже если бы она была больна и умирала или заявила бы, что ее вынудили сделать это. Ничто не заставит меня забыть или простить то, что она отдала ни в чем не повинного ребенка, который рос внутри ее девять чертовых месяцев, и ничего не сказала мне. Ничто.

Я откидываюсь на подушку.

– Я понимаю. Когда Коллинз угрожал мне лишить мою мать жизни, мне было плевать. Да мне и сейчас плевать, – я закидываю голову назад, чтобы посмотреть на него, и он делает то же самое. – Абсолютно.

– Учитывая все, что я знаю, я не вижу в этом ничего плохого, Рэйвен.

– Ага. Так забавно. Я прожила с ней всю свою жизнь, и мне абсолютно похрен, как она закончит, а с вами, парни, я знакома всего пару минут, но когда Коллинз произносит ваши имена не тем тоном, я теряю контроль. Перед глазами все становится красным, и я готова задушить этого мудака его же идиотским ремнем из кожи аллигатора.

Кэп смеется и слегка ударяет мое колено своим.

Я на минуту задумываюсь над тем, что сказала, а потом спрашиваю:

– Все говорят, что дети любят родителей, несмотря на все дерьмо, что те творят, и в конечном итоге любят их, даже если сами того не желают. Но это не про меня. Это делает меня больной? То, что мне плевать на собственную мать и ее смерть, но я прихожу в бешенство от одной только мысли, что кто-то может навредить вам?

– Нет, – доносится до меня голос Мэддока. Я поднимаю голову и вижу, что они с Ройсом входят в комнату, чтобы присоединиться к нам. Он опускается на пуф передо мной. – Это не делает тебя слабой. Это делает тебя Брейшо, – шепчет он, и у меня в груди все сжимается.

Семья – это не только общая кровь.

Проклятье.

– Когда мы потребовали ответов от матери Зоуи, – продолжает Кэптен, – нам удалось из нее выжать только то, что она оставила графу об отце в свидетельстве о рождении пустой, заявив, что не знает, кто он.

– И это дало ей возможность отказаться от родительских прав в отношении Зоуи, не спросив тебя.

Он кивает, смотрит на Мэддока, потом на меня.

– Мы проверили документы в ЗАГСе, и оказалось, что запись о выдаче свидетельства о рождении была сделана через тридцать семь дней после родов. Когда его выдают в роддоме, это занимает всего пять дней.

– Она солгала.

– Она, мать ее, солгала. Она вписала в него мое имя, и Коллинз Грейвен был тем, кто спрятал оригинал. – Кэп наклоняется вперед. – Сделал он это, чтобы замести за кем-то следы или по какой-то другой причине, но я едва не потерял из-за этого свою дочь.

Сукин сын.

Я встаю, чтобы подойти к бару, достаю из него бутылку с каким-то темным виски, название которого я даже выговорить не могу, и отхлебываю прямо из горла.

Я закашливаюсь, вытираю рот тыльной стороной ладони и с грохотом ставлю бутылку на стойку.

Мои руки начинают трястись, и я сжимаю кулаки, чтобы избавиться от этой дрожи.

Я позволила им думать, что предала их с парнем, который буквально приложил руку к тому, чтобы так или иначе перевернуть весь их мир. Не говоря уж о том, что я ходила с ним по школе, и, пока все наблюдали за крушением поезда, именно я связала им руки. Коллинз, мать его, откуда-то знал, что их отец попросит их сохранять хладнокровие. Ну, или сохранять хладнокровие так, как это могут три горячие головы.

Коллинзу известно что-то, чего не знают они, и этому ублюдку сорвало крышу.

Я оглядываюсь на парней и вижу, что все три пары глаз устремлены на меня.

Я делаю еще глоток и выхожу с бутылкой через заднюю дверь в патио.

Всего через несколько секунд они оказываются там же.

Мэддок подходит ко мне сзади, окружая своим телом, в то время как я стою возле перил. Кэп встает по одну руку от нас, а Ройс по другую.

Я прислоняюсь спиной к Мэддоку, и его руки обнимают меня.

Мы по очереди передаем друг другу бутылку, не произнося ни слова.

Коллинз, этот кусок дерьма, приложил руку к тому, что Зоуи забрали.

Он добился того, что ему было нужно, чтобы заставить их думать, будто он забрал меня.

И он хочет отобрать у них их место и власть.

– Мы должны забрать у него жизнь.

– И мы это сделаем.

Глава 24

Рэйвен

Уже вечер субботы, и парни организуют большую вечеринку типа той, на которую я впервые попала с Виенной, в случайном снятом доме. Здесь только те, кто получил карточки и приехал с водителем из школы. В доме как минимум пятьдесят людей, все Брейшо и несколько ребят со складов.

Кстати, о складах…

Я откидываюсь на спинку кресла, когда ко мне подходит Бас с двумя запечатанными бутылками пива в качестве предложения мира.

– Что скажешь, Карвер? – Он протягивает одну мне. – Можно ли прислуге сесть рядом с королевой? – подначивает меня он, но в его глазах я вижу мягкость, которая дает мне понять, что он подошел с искренними намерениями.

Притворно закатив глаза, я выхватываю у него бутылку, и он улыбается, ставя свою на кофейный столик передо мной.

Бас вытаскивает зажигалку и снимает пробки с обеих бутылок. Он наклоняется, уперевшись локтями в колени, и тихо говорит:

– Я облажался. Прости меня.

Я пронизываю его взглядом.

– За что именно?

– За то, что вывалил все это дерьмо с видео на тебя, и только тебя. Я должен был прийти ко всем вам как группе. – Он смотрит мне в глаза, и я хмурюсь.

– Почему у меня такое чувство, что ты хочешь сказать что-то еще?

Он усмехается.

– Потому что ты умна и видишь людей насквозь.

Я фыркаю и отпиваю глоток из бутылки.

– Так выкладывай, Бишоп.

Он кивает и тщательно обдумывает слова, перед тем как заговорить.

– Я тут уже далеко не первый день. И я видел тех, кого называют девушками Брей, – безмозглых девчонок, мечтающих заполучить кусочек власти, даже если речь идет только о постели, на часок, один или два раза. Эти девушки, – он приподнимает брови, – они приходят и уходят, сменяя друг друга через пару дней. Так было всегда. И они знали, что они тут лишь временно. К ним не было никакого уважения, их никогда не принимали в свой круг. Они просто были рядом, чтобы, когда придет время ложиться в постель, не надо было ходить далеко.

Я морщу нос, и он усмехается:

– Не нравится слышать все это?

– Я в курсе, как все они себя ведут, – я кошусь на Мэддока, который наблюдает за нами с другого конца комнаты – скрестив руки на груди, поигрывая бицепсами, не сводя с нас глаз.

Жар охватывает низ моего живота, и, словно почувствовав, он дергает губой.

– Теперь он мой, так что меня не колышет, чем он там занимался раньше.

Я снова смотрю на Баса.

– Только он? – особо не церемонясь, спрашивает он.

– Только он, хотя двое других очень близки к тому, чтобы его догнать, – шучу я, и он стукает своим коленом по моему, заставляя меня рассмеяться. – Нет, Мэддок – это…

– Как ты, – говорит он. – Может, чуть более безумный.

– Лишь чуть-чуть? – я приподнимаю бровь.

Он издает смешок.

– Готов поспорить, в этом вы, блин, почти равны.

– Ему нравится моя безбашенность, я обожаю его безумие. Все чертовски просто.

Бас кивает.

– Со стороны это тоже выглядит просто и естественно. Думаю, именно поэтому люди сбиты с толку.

– Что ты имеешь в виду?

Он касается языком кольца на губе, а потом продолжает:

– У парней не было ни одной девушки Брей с тех пор, как появилась ты. Даже у двоих свободных Брейшо.

– Они постоянно занимаются сексом.

– Ага, – кивает он. – Они занимаются сексом, но не позволяют никому быть рядом. С тех пор как появилась ты.

– Они были бы не против, если бы нашелся кто-то, кого они хотели бы удержать, – начинаю защищаться я.

– Они хотят удержать тебя, – он опускает голову. – Они не хотят, чтобы ты думала, будто ты такая же, как остальные. Они пытаются показать тебе, что ты значишь для них, тем единственным способом, который им известен.

– Это не какая-то групповушка, Бас.

Он вперивает в меня взгляд.

– Поверь мне, я знаю. Мэддок очень ясно, блин, дал понять, кто кому принадлежит, мне в первую очередь. – Он приподнимает бровь, и я смеюсь. – Ладно, смотри. Здесь все знают, в этом можно не сомневаться, что никто не может остаться с ними, так что никто даже и не пытался. За ними – возможно. В одном круге – да, но рядом – никогда. – Он облизывает губы и отводит взгляд. – А вот ты, Рэй… Ты, наверно, можешь стоять даже на шаг впереди. – Он встречается со мной глазами. – Мне кажется, я увидел это даже раньше, чем они. Может, я даже вел себя как мудак из-за этого.

– Что ты пытаешься сказать, Бас?

– Я говорю тебе, что таких, как ты, Рэйвен Карвер, больше нет, и мы все это знаем. Мы видим, чувствуем это, и это очень мощная хрень, подруга.

Я пытаюсь отвести взгляд, но он придвигается, чтобы я смотрела на него.

– Что, ты думала, все иначе? – спрашивает он.

– Я устала от людей, которые говорят, будто я к этому стремилась. В смысле, да кого, на хрен, волнует…

– Меня, – перебивает он. – Мне не все равно, потому что ты сомневаешься в своей власти над этим местом, и я хочу, чтобы ты увидела ее.

Я пронизываю его взглядом, и он хмурится, поджимая губы.

Ага.

Я поднимаю ноги и сажусь по-турецки, опустив предплечья на колени и наклонившись ближе к нему.

– Зачем?

Он начинает отодвигаться от меня, но я качаю головой и приподнимаю бровь, бросая ему вызов.

– Почему ты этого хочешь? Почему это так важно?

Он выругивается себе под нос и быстро проводит ладонью по лицу.

– Потому что мне необходимо знать, что девчонка, которая жила, как я, раздавленная морально и выключенная эмоционально – для большинства, по крайней мере, – может пробить себе дорогу со дна и выйти с заточенными, а не переломанными когтями.

Я медленно опускаюсь на подушки.

– Кто она?

На этот раз он напрягается.

– Кто?

– Не строй из себя идиота. Кто та девчонка, о которой ты так беспокоишься, справится она или нет?

Он прищуривает глаза.

– Они тебе не сказали… – задумчиво произносит он. – Я был почти уверен, что они этим похвастаются.

– Они не такие, – я смотрю на него изучающе. – Ну, может, Ройс и такой, но… – добавляю я в попытке снять напряжение.

Бас едва заметно улыбается, опуская взгляд себе под ноги, а потом снова косится на меня.

– Моя сестра.

– Сестра.

Он сглатывает и отводит взгляд.

– Ага. Твои парни вмешались, когда окружавшие нас люди оказались бессильны. Вытащили нас, пока не случилось худшее, – он машинально проводит пальцами по тыльной стороне ладони.

– Вытащили вас… – я замолкаю, снова бросая взгляд на Мэддока. – Типа спасли вас?

Он не отвечает, и тогда я спрашиваю:

– И где она теперь? Она одна из девочек в общем доме?

– Неа, – он качает головой. – Она уехала отсюда, как и должна была.

– Бас.

Он качает головой, и я закрываю рот. Он не хочет говорить об этом, и кто я такая, чтобы лезть к нему со своим любопытством?

Я отвожу взгляд, оглядываюсь, и мои губы расплываются в усмешке.

Можно сменить тему. Отлично.

– Эм… что насчет той цыпочки, которая смотрит на тебя так, словно готова кастрировать, и выглядит крайне взбешенной в своих шмотках от Прада?

Он фыркает:

– Ты даже знаешь, что такое Прада?

– Изысканное дерьмо, Коллинз рассказал мне о нем все. – Я улыбаюсь, он смеется.

Он смотрит в ту же сторону, куда и я, и его лицо каменеет. Он опускает свою бутылку, не сводя глаз с дамочки.

– Она полная противоположность тебе – ведомая. Богатая стерва, которая встречается только с богатыми парнями.

Он поворачивается ко мне с ничего не выражающим лицом.

– Хочешь заставить ее ревновать? – шучу я, и он отвечает мне смехом, пробивающим холодное выражение его лица.

– Не-а, я сегодня не в настроении драться с твоим парнем, – хохочет он.