Меган Брэнди

Неприятности в старшей школе

Посвящается Тем, кто достаточно смел, чтобы быть слабыми ради любимых. Скоро вы окажетесь на троне.
© В. Иванова, перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021



Загляните в яркие миры Inspiria!

Мы выбираем для вас вдохновляющие истории и превращаем их в особенные книги.

«Инспирия» дарит эмоции и новый опыт чтения самым требовательным читателям. Каждая книга содержит дополнительные материалы, в полном объеме раскрывающие ее мир. А личные отзывы создателей помогут вам найти свою книгу среди лучших. Эти сюжеты хочется пересказывать, а книги не выпускать из рук.

Для этой книги доступны следующие дополнительные материалы:

– плейлист: https://music.yandex.ru/users/eksmolive/playlists/1103

– обои: https://drive.google.com/drive/folders/1PH7I68NovL6TrC-xegOATiEgi6SbSnNj



Краткое содержание

«Тебе здесь не место».

Никогда еще слова, произнесенные гневным шепотом, не были настолько правдивы.

Они короли Брейшо, весь мир у их ног. Им суждено быть великими. Им необходим контроль.

А я девочка из гетто, которой нечего предложить, и такая же непокорная, как они.

Они говорят, что это неважно, теперь я одна из них и ничто не может этого изменить.

В том числе я сама, даже если попытаюсь.

Они недооценивают, насколько далеко я готова зайти, чтобы защитить их.

Впереди большие проблемы… а они и понятия не имеют.

Дорогой читатель…

«Неприятности в старшей школе» – вторая книга моей серии о Брейшо. Чтобы понимать, о чем речь и наслаждаться историей, вам нужно сначала прочитать первую часть – «Парни из старшей школы», потому что перед вами ее продолжение. Большое вам спасибо за то, что читаете эту книгу!

Глава 1

Мэддок

Я тяну волосы, чтобы утихомирить пульсирующую боль в висках. Мое тело и разум измотаны, а голова будто сейчас взорвется.

Но это ни хрена не помогает, так что я плюхаюсь на барный стул и смотрю на часы.

Уже три часа ночи, а Рэйвен все нет.

Кэптен слоняется по чертовому дому, а Ройс входит и выходит со скрещенными на груди руками.

Я качаю головой. Прошло всего несколько часов, а у нас троих уже поехала крыша. С этой девчонкой мы облажались по всем фронтам.

Она выскочила из дома через пару минут после того, как спустилась, и я уже был готов помчаться за ее задницей, но не стал. Я заставил себя остановиться и дать ей время, которое, как я был уверен, было ей просто необходимо, чтобы усмирить свою дерзость или утихомирить огонь, что она готова была извергнуть.

Прошло пятнадцать минут, а она все не возвращалась. И мне хватило этого, чтобы понять, что она сбежала: натянула на себя чертову Рэйвен и приняла единоличное решение.

А единоличное решение – это идиотское решение.

В этом вся Рэйвен Карвер – она, блин, делает то, что взбредет ей в голову, по щелчку пальцев совершает дичайшие поступки, которых ты вообще никак не ожидаешь, и надеется, что в итоге это как-то сработает, плевать на обстоятельства.

И меня это выбешивает.

Ей пора прекратить уносить свою задницу куда-либо без нас, особенно когда она знает, что там, в ночи, ее не ждет ничего, кроме проблем. И Басу, мать его, Бишопу следовало бы подумать об этом, прежде чем он попросил ее смыться от нас и встретиться с ним на складах прошлой ночью, где на нее в итоге, блин, напали.

Пусть он наш букмекер на всех боях на складах и чертовски хороший при этом, но это же моя, черт побери, девушка! Ему пора уже поумнеть.

Я мог бы поговорить со своими братьями о том, чтобы внести этого понтокрута в черный список. Кого угодно можно заменить в одно мгновение. Кроме Рэйвен. Ему, мать его, следовало об этом подумать.

Как только мы поняли, что она сбежала, мы вышвырнули его вон, собрали наших парней и отправились на поиски.

Проблема в том, что за свою жизнь Рэйвен отлично научилась ускользать от других. Мы знали, что найдем ее только в том случае, если она сама этого захочет. Мы надеялись на то, что ее задницу просто носит по округе, пока она прочищает мозги.

Часы шли, ее нигде не было видно, и мы вернулись домой, чтобы ждать ее здесь, пока наши парни объезжали домашние вечеринки в городе в поисках нее.

– Я все еще думаю, что Бас от нас что-то скрывает, – выплевывает Ройс, отклонив голову, чтобы видеть всю террасу. – Этот мудак просто притворяется, что ищет ее. Он стопудово знает, где она.

Кэптен качает головой.

– Даже если так, сейчас он в этом точно не признается, – он смотрит на меня. – Он понимает, что мы порвем ему задницу за то, что он не рассказал об этом прошлой ночью, когда ей досталось из-за него.

От этих его слов мои челюсти инстинктивно сжимаются, и я скриплю зубами.

Это точно. Именно так я бы и поступил, черт его подери.

Мой телефон вдруг начинает звонить на кухонном столе, и все поворачиваются к нему. Я дергаюсь, хватаю его, снимаю блокировку и с нескрываемым раздражением читаю сообщение от одного из моих парней, Мака. Швыряю телефон обратно.

– Мак поговорил с девчонкой Мэлло, с которой она ходила в «Башню». Она на чертовом Мауи – и не говорила с Рэйвен с тех пор, как мы отвезли ее вещи.

Кэп смотрит на свой телефон и хмурится.

– Лео пишет, он снова обыскал территорию школы и парк. – Он сует телефон в карман. – Рэйвен нигде нет.

Черт. Черт.

Я вскакиваю на ноги, глядя на Кэптена, потом на Ройса.

– Я снова иду искать.

Ройс тут же хватает ключи, а лицо Кэптена вдруг становится напряженным.

– Что? – с подозрением вглядывается в него Ройс.

– У нас завтра игра. Блин, уже сегодня. – Кэп облизывает губы, а потом снова поднимает на нас взгляд. – Нам нужно готовиться к ней.

Ройс хмурит брови.

– Кэп. Нет, – он трясет головой. – Мэддок, скажи ему.

Проклятье. Игра.

Я молчу, а Ройс косится на Кэптена:

– Мы, блин, никуда не поедем, пока она не вернется!

Кэп осторожно начинает:

– Ройс…

– Не ройси мне тут, чувак, – перебивает его тот. – Какого хрена ты ведешь себя так, будто абсолютно спокоен, хотя я знаю, что это не так?!

Кэптен переводит взгляд с него на меня.

– Мы ведь просмотрели записи с камер видеонаблюдения, мы знаем, что ее никто не забрал. Она сбежала. И вы знаете, что, если бы не игра, я бы уже сидел на чертовом водительском кресле, но нам нужно быть там и мы обязаны сыграть хорошо.

– А если она объявится и соберет свое шмотье или еще что-нибудь, пока нас нет?! – кричит Ройс с обезумевшим взглядом. – Я никуда, мать вашу, не поеду!

Дьявол.

Я тру виски. Кэп прав, нам нужно сыграть хорошо, но, блин, мы же говорим о Рэйвен.

Когда мы привезли ее сюда, мы не ожидали, что она так впишется в этот дом. Черт, да мы даже не представляли, что захотим оставить ее здесь или откажемся принимать ее решение уйти.

Нам говорили, надо убедиться в том, что она подчиняется, как все остальные, кого мой отец принимал в наши дома, но она без конца боролась с нами с самого первого чертового дня.

Она была другой, и я всегда знал это.

Она даже смотрела на нас не как все – не заискивающе, а прямо в глаза, задрав подбородок чуть ли не выше наших. Она хамила, когда мы требовали вести себя потише. Когда мы напирали на нее, она напирала в ответ, делая шаг навстречу, и надирала нам задницы, как никто прежде. Она проверяла нас на прочность даже чаще, чем мы ее, и при этом даже не старалась особо, а может, вовсе этого не осознавала.

От одной мысли об этом вены под кожей у меня на шее вздуваются, а внутри вспыхивает гнев.

И что самое хреновое, хоть Кэп сейчас на одном уровне с нами, потеряет он гораздо больше нас, так что он в самом фиговом положении.

Я знаю своего брата, позднее он сам себя загрызет уже за то, что вообще предложил нам прекратить ночные поиски.

И все же при всей внутренней борьбе, отражавшейся у него на лице, Кэптен кивает, глядя куда-то между нами. Он готов ехать, хотя и предпочел бы, чтобы мы его послушали.

– Если мы будем играть дерьмово, то продуем.

– Ага, – с усмешкой произносит Ройс, не позволяя себе испытать чувство вины, что позднее нахлынет на нас за проявленный сейчас эгоизм. – Мы продуем, рискуя проиграть сезон, престиж школы Грейвен вырастет, этот кусок дерьма, директор Перкинс, устроит нам неприятности, папа будет капать нам на мозги из своей бетонной клетки размером пять на девять, и на твои плечи будет взвален еще больший груз из-за Зоуи, чувак, но… – он резко закрывает рот, услышав щелчок.

Наши головы дергаются в сторону входной двери, которая медленно открывается. В дом входит Рэйвен.

Она оценивает эмоции на наших лицах, неторопливо захлопывает и запирает дверь, словно оттягивая время в ожидании того, что ей уготовано – а это чертов расстрел.

Я быстро переглядываюсь с нахмурившимися, как и я сам, братьями, а потом снова смотрю на нее.

Я сжимаю челюсти, заставляя себя дождаться, пока она повернется и взглянет на меня, но Ройс вскакивает раньше.

– Какого хрена, Рэйвен?! – он кидается вперед.

Кэптен хватает его за плечо в попытке успокоить, но тот сбрасывает его руку, ожидая, когда она посмотрит ему в глаза. Но она не поднимает взгляд, и он издает мрачный смешок, пинает кофейный столик, подбрасывая все стоявшее на нем в воздух, и в бешенстве уносится вверх по лестнице.

– Рэйвен, – я пытаюсь привлечь ее внимание, чтобы она встретилась со мной взглядом, но она только глубоко вздыхает и смотрит налево.

– Мне нужно было проветрить мозги, – хрипло произносит она. – И если вы вдруг забыли, я не обязана просить разрешения.

– Ты это сейчас серьезно? – рычу я, шагая к ней. – После всего того дерьма, что случилось за эти несколько дней, ты все еще собираешься играть в эту долбаную игру?

– Я не играю ни в какие игры.

– Тогда говори, мать твою! – кричу я, подходя еще ближе. – Ты не можешь просто сбегать вот так каждый раз, когда…

– Могу! И буду! – вопит она в ответ, пытаясь нацепить на себя привычную защитную маску, но ее голос внезапно надламывается, а взгляд быстро опускается в пол в совершенно не свойственной Рэйвен манере.

Каждый мускул моего тела напрягается, а к горлу вдруг подступает тошнота.

Что еще за на хрен…

Я бросаю взгляд на брата в надежде узнать, что он думает на этот счет, но в его глазах та же растерянность, что чувствую и я.

– Рэйвен… – снова начинаю я, на этот раз немного спокойнее, и ее грозовой взгляд наконец встречается с моим.

Мои легкие сжимаются, стоит мне присмотреться.

Ее макияж размазан, глаза красные и опухшие, во взгляде молчаливый крик, и как будто что-то – я не могу понять, что – вот-вот вырвется наружу.

Я прикусываю зубами щеку, чтобы смолчать, силясь собрать в себе последние капли чертового самообладания, хотя это последнее, чего мне хочется.

Я, блин, уже готов был осыпать ее потоком бесконечных ругательств, а теперь, глядя на нее, стоящую передо мной, избитую, всю в синяках, выжатую эмоционально из-за всего того, что крутилось в ее голове, и физически после нападения на подпольном ринге, я просто, мать ее, не мог этого сделать. Мои плечи опускаются.

– Мне нужно… принять душ и поспать, – сказав это, она, тем не менее, не пытается сразу уйти.

Она вообще не двигается, пока я не делаю шаг к ней. Она срывается с места и торопливо взбегает по лестнице.

Мы с Кэпом смотрим ей вслед, пока ее ноги не исчезают над последней ступенькой.

Он поворачивается ко мне и тихо произносит:

– Я знал, что она ушла раньше, но не уверен, что это связано с боем.

– Кэп, – на мои плечи будто наваливается такой чертов груз, что кажется, я вот-вот упаду, – скажи мне, это ведь не из-за того, что нас не было там и мы не могли ей помочь? Скажи, что, когда она смотрит на меня, она не видит во мне мужчину, который не способен ее защитить.

Кэптен кладет руку мне на плечо и заглядывает мне в глаза.

– Она ушла сама, чувак, она намеренно смылась от нас. Вопрос, который нам следует задать: она хотела побыть одна, – он поднимает брови, – или ей нужно было позаботиться о чем-то, во что она не хочет нас втягивать? И я не знаю ответа, старик. А то, что случилось с ней прошлой ночью… В этом дерьме твоей вины не было.

– А что, если была? – возражаю я. – Что, если ей досталось из-за того, кем мы ее сделали?

Кэп испускает тихий смешок, но в нем слышится опустошенность.

– Мы никем ее не делали, брат. Рэйвен родилась такой, какая она есть. Да, мы привели ее в свой мир, но она пришла сюда сильной и решительной. Поэтому она сразу влилась. Мы только можем попытаться понять ее извращенный ход мыслей. И надеяться, что постепенно до нее все-таки дойдет, что она больше не одна.

Я смотрю на него, сузив глаза.

– Почему у тебя такой голос, будто ты уверен, что она сегодня что-то натворила?

Он вздыхает, убирая руку.

– Я не знаю наверняка, но у меня такое чувство, будто что-то не дает ей покоя. В последний раз она была такой, когда мы пытались заставить ее раскрыть свои карты – в тот день, когда объявилась ее мать и она постаралась сделать так, чтобы ее выпнули из Брей-хауса, – хотела показать, что только ей позволено контролировать ее действия.

– Но теперь же все по-другому, – чуть ли не рычу я.

Ей не плевать на нас. Я знаю это.

Я, черт возьми, это чувствую.

Его глаза широко раскрываются, а брови приподнимаются.

– Именно. Тогда речь шла только о ней, и то она не посчиталась со своими интересами – ведь ее отправили бы обратно в тот ад, в котором она жила, – просто назло. А теперь она одна из нас – хотя она не говорит так, она это знает. И вспомни, что она делала для нас, когда ей было совершенно пофигу, кто мы такие… Она столкнула девчонку в бассейн на вечеринке Грейвенов, чуть не задушила ту сучку, что сняла на видео тренера с его девушкой, а что она вытворяла на складах, когда пыталась помочь нам улизнуть незамеченными, а в домиках…

Я морщу лоб, и он кивает.

– А теперь представь, на что она готова ради нас, если мы ей небезразличны.

Дьявол. Он прав.

Я провожу ладонями по лицу и обхожу его.

– Я не готов думать об этой фигне прямо сейчас, Кэп. Мы выясним все это завтра, то есть, блин, сегодня после игры.

– Ага, – зевает он. – Отличная идея.

Он следует за мной и исчезает в своей комнате.

Я останавливаюсь у ванной и слышу, что вода все еще течет, так что я направляюсь к своей, чтобы принять душ по-быстрому.

Я не знаю, верно ли то, о чем говорил Кэп, и, черт возьми, намерен выяснить это, но прямо сейчас я собираюсь лечь с ней в постель, заняться с ней сексом, если ей это нужно, прижать к себе, если она позволит, а обо всем том дерьме, что случилось сегодня, мы подумаем завтра.

Рэйвен

Я забираюсь под одеяло и натягиваю пушистый плед до самого подбородка, вцепившись в него, как в броню, когда из коридора до меня доносится шлепанье.

Ручка поворачивается, но не полностью – замок заперт. Я задерживаю дыхание.

За этим следует бесконечная звенящая тишина, и я прикусываю зубами щеку, чтобы сдержать жалкие слезы, что вот-вот хлынут рекой.

Ручка поворачивается еще раз, но уже медленнее и тише – еще одна попытка… так, на всякий случай.

Сердитый удаляющийся топот и приглушенный хлопок закрывающейся двери.

В эту же секунду я глубоко выдыхаю, вытаскиваю из-под одеяла нож и раскрываю его. Провожу пальцем по лезвию, читая выгравированную на нем надпись.

«Семья – это не только общая кровь».

Звучит забавно, если задуматься.

Семья – это не только общая кровь, при этом за тех, кого мы выбрали сами, мы готовы истечь кровью.

Я прокалываю кончик пальца, чтобы на нем появилась темно-красная капля, и провожу им по губам. Слегка тру губой о губу, пропуская язык через зубы, и во рту появляется металлический привкус – привкус ненависти к себе.

Прости, здоровяк. За все, что было сегодня… и за то, что еще впереди.

Глава 2

Рэйвен

Понаблюдав за разминкой перед матчем, я поняла, что сегодня нас ждет грязная игра, но такого я точно не ожидала. Это было просто ужасно.

Потому что уже по меньшей мере в двадцатый раз за игру мяч летит к Мэддоку, ему пасуют в надежде, что он добавит команде очков.

Меняя позицию, он обходит парня из команды-противника, но спотыкается и теряет равновесие. И снова мяч, только оказавшийся у него в руках, уходит к сопернику.

Из груди Мэддока вырывается рык, он наклоняется, но тут же вскакивает и снова бежит по площадке.

Я прикусываю нижнюю губу, чувствуя досаду, потому что команда гостей снова забрасывает мяч в кольцо, и Брейшо отстают уже на семь очков.

Всю игру они пытаются догнать противника и никак не могут вырваться вперед. Я еще никогда не видела их такими неуклюжими, и, к сожалению, это передалось всем игрокам команды.

Кэптен не забросил ни единого мяча, хотя у него было несколько попыток – на его лице отчетливо проступает отчаяние. К этому моменту он уже неимоверно злится на самого себя. А Ройс играет очень грубо, что приводит к одному фолу за другим.

Стоит мне подумать об этом, как раздается очередной свисток.

Все головы поворачиваются к противоположному концу площадки, где Ройс в следующее мгновение орет прямо в лицо рефери:

– О, значит, этому ослу ты не свистишь, а мне будешь свистеть весь вечер? Теперь мне все ясно, чел. – Он слегка отводит плечи назад и насмешливо трясет головой. – Классно, теперь я знаю, кто выписывает тебе чеки, мудак.

– Брейшо! – кричит тренер, но Ройс не обращает на него никакого внимания.

Я бросаю быстрый взгляд на Мэддока и Кэптена, но они просто стоят, позволяя ему делать то, что он делает.

– Чувак, кончай. Еще чуть-чуть – и победа наша, – нагло – или просто по глупости – выкрикивает парень из другой команды, и Ройс разворачивается. Даже со своего места я вижу его разъяренный взгляд.

Через несколько секунд он пихает его в грудь так сильно, что тот падает на других членов своей команды, а я выпрямляюсь на сиденье в ожидании чертовой драки, но это дом Брей, город Брейшо – никто не осмеливается выйти вперед. Никто, кроме Ройса.

– Подойдешь ко мне еще раз, сукин сын, и будешь жрать металл.

Рефери вскидывает руки с предупреждающим взглядом и официально удаляет Ройса с площадки.

Тот обеими руками показывает ему средние пальцы и шагает к скамейке. Он хватает свою толстовку и бутылку воды, кидает бутылку в тренера другой команды и громко хлопает дверью, направляясь в свою раздевалку.

Бас ловит мой взгляд и прищуривается, но я его игнорирую.

Он может сколько угодно обвинять меня в этом отстойном шоу, однако он виноват ничуть не меньше меня, и он это знает. Он должен был пойти со своей новостью о том видео к ним, а не ко мне.

В смысле я это ценю, но пусть катится к черту со своим дерьмовым осуждением, он сам может загладить свою вину в любой момент. Хотя, полагаю, у него не хватит на это стали яиц, ведь он утаил информацию от троицы, которая доверила ему свои сделки и денежный поток.

Может, им не стоило этого делать.

Я глазами нахожу Мэддока на площадке, и в тот же момент он поднимает свой взгляд на меня, но сразу отводит его, занимая нужную позицию, потому что мяч снова в игре.

Они играют так из-за меня, я это понимаю. Я заставила их нервничать, из-за меня они не спят уже вторые сутки – сомневаюсь, что кто-то из них спал прошлой ночью. Я знаю, потому что я и сама не спала.

Может быть, их игра сегодня и плоха, но, по крайней мере, они все-таки играют. В смысле, если бы видео с нашими шалостями и проникновением в домик Грейвенов посмотрели все, их могли исключить из команды или даже отправить в колонию для несовершеннолетних.

Не было смысла подвергать их такому риску, если я могла это предотвратить.

У меня достаточно реалистичный взгляд на мир, чтобы понимать свое место в нем, и пусть это случится не сегодня и не завтра, но в конце концов девочке из гетто не суждено остаться в особняке. Я знаю это и принимаю.

Тем не менее я признаю, что не ожидала, что отдаление будет таким болезненным.

Мэддок за весь день не сказал мне ни слова, как и Ройс с Кэптеном, и они все еще и понятия не имеют, что происходит.

Я не хочу даже думать, что будет дальше, но ущерб уже нанесен. И я бы сделала это снова, если бы мне пришлось.

Я отгоняю эти мысли и снова концентрируюсь на игре.

Придурок Лео закидывает мяч в кольцо, и все аплодируют. Новый прилив энергии оживляет всех присутствующих, и теперь все глаза следят за «Волками Брейшо», как они бегают за другой командой по площадке.

Один из наших парней подпрыгивает, блокируя попытку соперников закинуть мяч, и он возвращается в наши руки. Игрок Брейшо направляется к корзине, делает обманный трюк с целью якобы перебросить мяч на другой конец площадки, а сам пасует его назад, Мэддоку, который кидает его в кольцо, забивая трехочковый.

Зрители восторженно вскакивают на своих местах.

Все то и дело толкаются локтями – грубее, чем это разрешено, но после выходки Ройса рефери как будто больше не желают свистеть на фолы.

С Мэддоком в роли нового ведущего игрока «Волки» начинают отыгрывать очки.

На табло остается семнадцать секунд – для баскетбола это целая вечность.

Ну давай же, здоровяк.

Я задираю подбородок, чтобы видеть площадку поверх голов других членов команды, которые поднялись на ноги передо мной, и дергаю голову в сторону, когда рядом со мной вдруг появляется директор Перкинс.

– Здравствуй, Рэйвен.

На меня накатывает волна тревоги, но я заставляю себя снова перевести взгляд на площадку, уверенная на сто процентов, что, несмотря на напряженную игру, Мэддок и Кэптен оба заметили, как этот кусок дерьма подвалил ко мне.

– Что вам надо, Перкинс?

– Сегодня утром на своем столе я обнаружил весьма интересное уведомление о переводе, мисс Карвер.

Я замираю. И, видимо, мои глаза широко распахиваются, потому что Мэддок хмурится сильнее, но он бросается вперед, снова с мячом в руке, и я пододвигаюсь, чтобы лучше видеть.

В ту же секунду Перкинс кладет руку мне на плечо, и я резко выкручиваюсь из-под нее.

– Блин, не трогайте меня, – выплевываю я сквозь сжатые зубы, на что он лишь усмехается.

Толпа издает стон, и я снова бросаю взгляд на площадку – Мэддок в отчаянии проводит ладонями по лицу, а мяч уже у команды-соперника. Звучит финальный свисток.

– Спасибо за всю вашу помощь, мисс Карвер.

– Не льстите себе, – выдавливаю я все так же сквозь сжатые зубы. – Ради вас я бы никогда, блин, и пальцем не пошевелила.

Он делает шаг вниз и поворачивается, чтобы посмотреть мне прямо в глаза.

– Доброй вам ночи. Жду не дождусь следующей игры. – Он ухмыляется и уходит прочь.

Как бы мне хотелось навалять этому мудаку по полной.

Я смотрю на табло со счетом игры.

На нем лучший счет сборной команды Брейшо. Последний шанс, который был у парней на беспроигрышный сезон в старшей школе.

Все сделают вывод, что это было просто невозможно, будут говорить, что у них должна была быть хоть одна неудачная игра за весь сезон.

Никто вокруг не знает, что произошло в эти выходные.

Сегодня в школе я то и дело ловила на себе любопытные взгляды. Некоторые ученики пялились на порез у меня на губе и синяк на щеке, который ближе к вечеру стал проступать ярче. Я пользуюсь дешевой тоналкой, которая не смогла скрыть его на весь день. А если добавить к моему виду пустые взгляды нас четверых за ланчем, безумие сегодняшней игры и притворно дружелюбные улыбки Перкинса, можно гарантировать, что кольцо слухов теперь разгорелось адским пламенем. Не говоря уж о том, что эта троица, известная своим умением отключаться от всего мира, будучи в форме на игровой площадке, сегодня гораздо больше внимания уделяла мне, чем игре. Да уж, людям будет о чем поговорить.

Да пошли они все.

Команды уходят с площадки, и толпа болельщиков редеет. Я остаюсь сидеть на своем месте.

Как я и ожидала, Бас пытается поговорить со мной, но я качаю головой и отвожу взгляд. Он, черт возьми, отлично знает, что мне совершенно не интересны его запоздалые переживания – для них слишком поздно.

Парни задерживаются в раздевалке – наверняка тренер устроил им разнос. Когда они наконец выходят, кроме них у двойных дверей больше никого нет.

Все три пары глаз фокусируются на мне, чтобы убедиться, что я там, где они меня оставили.

Они замедляют шаг, чтобы я смогла их догнать, и мы вместе идем к «Денали» Кэптена.

Когда мы усаживаемся в машину, они делают несколько глубоких вдохов, и лишь после этого двигатель запускается.

Меня начинает подташнивать от волнения, растущего внутри меня.

Они могут заговорить в любой момент, требуя ответов. И неважно, сколько раз я прокрутила этот разговор в своей голове, готовясь к возможным вопросам и репетируя подготовленные ответы, – ни в одном из них я не уверена.

Я даже не уверена, что смогу врать им в лицо, когда до этого дойдет дело.

К счастью, кажется, игра высосала из них последние силы – как и из меня.

Кэптен едет сразу домой, от ужина все отказываются и сразу расходятся по комнатам. Все запираются у себя, и я делаю то же самое.

Я падаю на матрас и жадно втягиваю воздух, наполняя им легкие.

Перкинс сказал, что сегодня нашел на своем столе уведомление о переводе. Все получилось намного быстрее, чем я предполагала.

Мое время с ними почти вышло.

Глава 3

Рэйвен

Просидев на диване час в ожидании, когда хотя бы один из парней спустится, я понимаю, что ни один из них не планирует пойти сегодня в школу. За последние несколько дней все трое практически выгорели, не имея возможности хоть немного остыть. А я, ясен хрен, тоже особо никуда не рвусь, так что отправляюсь на кухню в поисках каких-нибудь продуктов, которые могла бы приготовить сама.

Изучив все овощи и всякую заграничную дрянь со странными названиями, которую я никогда даже не видела, не говоря уж о том, чтобы попробовать, я откапываю старую упаковку замороженных вафель. Кажется, что они покрыты белесыми разводами, но мне все равно. Я ведь не из тех, кто никогда не ел старую или просроченную еду, про которую люди с уверенностью заявляют, будто она еще нормальная.

У меня дома ничего не залеживалось, но все, что передавали из церкви, было по меньшей мере на неделю старше даты «употребить до». Единственное, что нам удавалось получить непросроченным, – это молоко.

В дни пожертвований за ними всегда ходила именно я. Так как я была одиноким ребенком в очереди, где в основном стояли взрослые, сердобольные люди очень мне сочувствовали и давали больше, чем остальным, включая то, что, по их мнению, могло хоть немного меня порадовать. Так и было. Дополнительная коробка полуслежавшейся крупы или банка варенья и дешевого арахисового масла и вправду безмерно радовали меня, а иногда и мой рот, когда одна ложка чего-либо из перечисленного помогала мне пережить целый день дома, пока я снова не шла в школу, где у меня было трехразовое питание в столовой.

И все же я прекратила ходить в центры пожертвований, когда увидела там одну из других мам из моего трейлерного парка. Она была там со своим младшим ребенком, и они ничего не получили, потому что продуктов на всех не хватило.

Однажды я слышала, как моя мама попыталась склонить ее к проституции, вот только она не умела так крутиться, как моя мама, чтобы покупать себе наркотики. Нет, вместо этого она продавала свои талоны на еду. А без еды от церкви ее детям просто нечего было есть. Сама она никогда не испытывала голода, потому что крепко сидела на игле. Так что я сомневаюсь, что она вообще замечала, когда ее дети бродили у соседних домов в надежде, что их пригласят зайти и поесть, а им так везло далеко не всегда.

Им было всего пять и семь лет. Мне было девять.

В тот день я оставила свою коробку у них на крыльце.

Мне кажется, именно в этот момент я осознала, что другим людям может житься еще хуже, чем мне.

Если бы я могла вернуться туда и забрать всех тех детишек, я бы это сделала.

Люди думают, что придет служба опеки и спасет малышей, но это случается только тогда, когда кто-то озаботится тем, чтобы им позвонить. К сожалению, большинство из нас этого не делает. Окружающие сами могут быть замешаны в чем-то дерьмовом, и они не хотят, чтобы кто-то узнал об их делишках, так что рты остаются закрытыми, когда, наверное, не должны бы.

Я помню лишь один случай, когда видела, как ребенка забирают из его дома – и то только потому, что его папаша переборщил с наркотой, а его подружка не хотела, чтобы пацан оставался с ней. Мне было хреново, когда он уехал. Иногда по ночам он сидел вместе со мной на улице, и мы ждали, пока громкоголосые клиенты моей матери наконец свалят.

С тарелкой слегка подмокших вафель в руке я на цыпочках иду к себе в комнату. Там я опускаюсь на кровать и ем, а потом достаю из выдвижного ящика заначку и скручиваю косяк. Он крошечный, потому что у меня осталась лишь пыль со дна пакета, но мне этого хватит.

Я беру старую бутылку из-под воды с прикроватного столика, чтобы стряхивать в нее пепел, и плюхаюсь на стул рядом с окном. Отодвигаю щеколду, открываю окно… и пронизывающая сирена оглушает меня, заставляя сжаться в комок.

Я захлопываю окно, но сирена продолжает орать.

Я рычу и вскакиваю, когда дверь в мою комнату распахивается и в дверном проеме появляется Мэддок.

Он нажимает на кнопку на телефоне, и оглушительная сирена – похоже, они установили или включили ее сегодня – умолкает.

Он стоит там минуту, с идеально взъерошенными волосами, пухлыми губами и сонными глазами. Без футболки, в одних боксерах, с выдающимся утренним стояком, и мое тело вдруг начинает пылать во всех правильных местах.

А потом все внутри у меня сжимается – потому что в глазах Мэддока не разгорается ответное пламя. Вместо этого он медленно опускает свой взгляд на ручку моей двери, прежде чем снова с очевидным намеком поднять его на меня.

В его глазах гнев и подозрение, но он моргает, пряча их, и на его лице снова привычная маска. Он уходит, не произнеся ни слова.

Я дергаюсь вперед, готовая броситься за ним, но удерживаюсь на месте, напоминая себе, что эта перемена в доме – моя вина и что реагировать на нее так не в моем стиле.

Ведь я не хрупкая девочка, взволнованная поступками угрюмого парня.

Я уже дважды оставляла его за запертой дверью, так что же теперь?

Вздохнув, я кидаю свой жалкий косяк на ковер и падаю спиной на матрас, где и лежу весь оставшийся день.

Да, мне не обмануть даже саму себя.

Все будет очень хреново.

Глава 4

Мэддок

Я сую телефон обратно в карман, как раз когда входит Кэп.

– Это был Лео, – говорю я.

– И? – ждет продолжения Кэптен.

– Он сказал, тренер влетел в кабинет Перкинса и хлопнул за собой дверью.

– Что за на хрен?

– Понятия, блин, не имею.

– У нас теперь ни одного чертова дня не проходит, чтобы не случилась какая-нибудь хрень. – Кэп трясет головой, раздраженный всем этим дерьмом.

Как раз в этот момент по ступенькам спускается Рэйвен, и все взгляды поднимаются к ней.

Она замирает на месте с мечущимся между нами троими взглядом, а потом снова медленно шагает дальше. Хотя ее лицо не выражает никаких эмоций, я знаю эти глаза цвета грозового неба – они светятся страхом.

– Выезжаем через пять минут, – произнося это, я ни на кого не смотрю и оказываюсь в машине так быстро, что они не успевают даже захватить никаких вещей.

В ожидании я разглядываю предательские сады.

Еще две ночи назад мне так нравилась уединенность, что давали деревья вокруг нас, они закрывали нас от всего остального мира, но их темная тень помогла ей ускользнуть, не дав нам ни единой подсказки, в каком направлении она ушла.

Куда же ты ходила, детка, и почему отталкиваешь от себя?

У меня вырывается стон, и я провожу руками по лицу.

Она превращает меня в слабохарактерного мудака. Так, может, дистанция, которую она держит между нами, и мне необходима, чтобы хоть немного, блин, отстраниться?

Может, мне стоит привязать ее задницу к кровати с раздвинутыми ногами и вытянутыми руками и сделать ей чуточку больно, чтобы наконец разговорить?

Я рычу и бью кулаком по рулю, пряча глаза под очками, потому что трое выходят из дома.

Они занимают свои места, и, зная, что у Перкинса что-то происходит, мы проезжаем мимо кафе с пончиками и всего через несколько минут оказываемся на школьной парковке.

– Какой у нас план? – сердито спрашивает Ройс.

– Нет никакого плана, – отвечаю я. – Просто зайдем туда и выясним, что за хрень тут происходит.

Ройс кивает и шагает к школе, Рэйвен идет за ним.

Кэп слегка отстает от них, и я иду вместе с ним. Мы встречаемся взглядами, когда он поворачивает ко мне голову.

– У меня дурное предчувствие.

Я хмурюсь, глядя на здание школы, потому что у меня в голове та же фигня.

– Пошли.

Лео встречает нас у двери, Ройс с пристрастием допрашивает его. Рэйвен стоит рядом.

– Тренер уже вышел, но они в спортзале, готовятся к собранию, – говорит он нам.