Интерлюдия

— И что Совнар сделал с этой брошью? — спросил Бельзедор.

— А вот этого уже не знаю, — признался Янгфанхофен. — Большую часть этой истории мне рассказала Лахджа… в общем-то, всю эту историю мне рассказала Лахджа. Мы тогда как раз завели близкое знакомство — она впервые зашла ко мне в бар одна, без мужа или подруг, попросила что-нибудь покрепче, мы посидели… вот как с вами сейчас. И она рассказала мне эту историю.

— Она ест других демонов… — бесцветным голосом произнес Дегатти. — Разумных существ…

— Очень редко, — утешил его Янгфанхофен. — По нашим меркам она практически вегетарианка. И я вообще не понимаю, почему вы придаете этому такое значение. Какая разница, умело ли мясо разговаривать? Странные у вас табу все-таки.

— А чем закончилось то шоу со жрецами? — поинтересовался Бельзедор. — Ты же его смотрел, да?

— Если я правильно помню, счет был 29:1 в пользу демонов.

— Одному жрецу все-таки удалось убить демона? — удивился Бельзедор. — Какой-то святой подвижник?

— Нет, обычный баптистский пастор с одного из отражений Земли. У него был с собой кольт.

— Кольт — это огнестрельное оружие? — уточнил Дегатти. — А разве демона можно им убить?

— Низшего — можно. При очень удачном выстреле. Вот высшего, конечно, можно прикончить только особыми заклинаниями, особым оружием или, скажем, клыками другого высшего демона…

— Расскажи-ка лучше новую историю, — перебил Дегатти. — Только другую. Про что-нибудь совсем другое.

— Заказывай! — гостеприимно воскликнул Янгфанхофен. — Я знаю миллион историй, выбирай любую! Про Паргорон, про Парифат? Про демонов, про волшебников? Может, снова про королей или гоблинов?

— Удиви меня, — сказал Дегатти. — Выбери тему сам.

— Ладно… предыдущая байка как раз заставила меня вспомнить… хотя нет, тогда я тебя уже не удивлю. Эту потом как-нибудь, а сейчас расскажу другую. И в этот раз я даже не буду говорить, где происходит дело… нарушу ради тебя свои правила, так уж и быть.

Рыбки в аквариуме

1510 год Н.Э., неизвестно где.

Амата открыла глаза. За ночь комната почти не изменилась. И она сама не изменилась… кажется. Для верности Амата пересчитала пальцы на руках и ногах — по-прежнему двадцать четыре, не прибавилось и не убавилось.

А комната… возможно, чуточку уменьшилась. Девушка подпрыгнула… да, почти удалось коснуться потолка. Значит, либо он чуть-чуть опустился, либо она сама на столько же выросла. Но второе вряд ли, слишком большое изменение.

Еще немного изменился оттенок обоев. Они по-прежнему бежевые и без рисунка, но стали чуть бледнее.

Зато часы остались неизменными. Хотя это не часы, конечно. Они не показывают время. Они отсчитывают интервал безопасности. И сейчас они стоят — в своей комнате Амата всегда в безопасности. Здесь она может умереть только от жажды или голода.

Амата пересчитала свои запасы. Семнадцать сухих крекеров, полупустой мешочек с орехами, половинка шоколадки и полторы бутылочки воды. Это все, что у нее осталось. Хватит на один день. Если растянуть — на два. Но лучше не растягивать, потому что на голодный желудок бродить по башне еще опаснее.

Она съела шоколад, три крекера и полбутылки воды. Остальное оставила здесь. В ее комнату никто не может войти без ее разрешения, здесь припасы будут в безопасности.

На пороге Амата промедлила, как и всегда, когда покидала комнату. Она проснулась здесь четыре месяца назад, и с тех пор ее не оставлял тяжелый, давящий страх. Но где-то глубоко внутри все еще теплилась надежда, так что она продолжала цепляться за жизнь. Продолжала играть в эту смертельную игру.

Часы затикали, как только Амата перешагнула порог.

Шесть часов и восемнадцать минут. У нее шесть часов и восемнадцать минут, чтобы вернуться в комнату. Амата один раз уже просрочила время — и теперь у нее по семи пальцев на руках, а волосы красные. Но это ничего, с этим можно жить. Ей еще повезло, что изменение выпало такое маленькое.

За время сна комната переместилась в другую часть башни. Коридор выглядел незнакомо. С одной стороны это плохо — старое место Амата хорошо исследовала и все в нем знала. С другой стороны это хорошо — ни еды, ни воды на старом месте давно не осталось.

Амата собрала все, что не успел съесть или растоптать Кригор… бедный Кригор. Он провел здесь слишком много времени и дважды просрочил время. Даже хорошо, что он теперь где-то в другой части башни.

Она не знала, сколько всего в башне пленников. За четыре месяца встретила семерых. Из них один погиб у нее на глазах, другой сам едва ее не убил, а третий — Кригор… нет-нет, не думать о Кригоре. Будет лучше, если больше они не встретятся.

Амата слышала от кого-то, что целых триста тысяч человек ежегодно пропадают без вести. На самом деле в несколько раз больше, но многих потом находят — живыми или мертвыми. А триста тысяч — это те, кто пропадает навсегда, бесследно. Был человек — нет человека. Одни исчезают на морском дне или сгорают до пепла, других съедают хищники, третьи сами от чего-то скрываются, четвертых похищают торговцы органами… а некоторые, видимо, оказываются здесь.

В башне.

Амата понятия не имела, что снаружи. В башне нет окон. Освещение идет неизвестно откуда… возможно, люминесцирующие потолки.

Правда, работают они не везде. В соседней комнате темней, чем в погребе. Амата замерла на пороге, лихорадочно размышляя, сунуться ли внутрь. В темной комнате может найтись что-нибудь хорошее — или что-нибудь плохое. Внутри может быть куча еды — или ловушка. Полезный предмет — или кровожадный монстр.

За эти четыре месяца Амата раз десять была на волосок от гибели. Из них три — в самый первый день, когда еще не знала, как это место устроено. Прочитав записку, она страшно запаниковала и побежала куда глаза глядят. Носилась по этажам, кричала и звала на помощь. Ей повезло встретить Геликана, который провел тут целый год… бедный Геликан. Он был хорошим человеком.

Она кинула в темноту мячик. Прислушалась — ничего подозрительного. Ни шороха, после которого нужно бежать как можно быстрее, ни тишины, которая бывает, когда за порогом пропасть. Мячик просто упал на пол. Чуть слышно — но все-таки слышно.

Амата зажгла огарок свечи и прокралась внутрь. Последний кусочек. Хорошо хоть, спичек много — позавчера она нашла целый коробок. Спички странные, горящие лиловым пламенем — но в башне много странных вещей.

В темной комнате Амата нашла одну такую. Железный шар со сквозным отверстием, а внутри — как будто фитиль. Возможно, лампа.

Но больше там ничего не было. В комнатах редко бывает много полезностей. Почти все они — пустые коробки с одним или двумя предметами мебели. В этой стояли застланная кровать и тумбочка, а на тумбочке — этот самый шар.

Амата взяла его и сразу вернулась к себе. Обнулила таймер, положила шар к другим непонятным вещам и вернулась к поискам. Сегодня обязательно нужно найти еду и воду.

Как и всегда, на этаже было восемь комнат. Одна — ее собственная, вторая — та темная, еще две — совсем пустые, в пятой — только полка с книгами на непонятном языке, в шестой — стол с одинокой бутылкой воды, в седьмой — белый шкаф с одиноким яблоком. Амата с тоской вспомнила яблочный пирог, который нашла на прошлой неделе. Он был такой большой, такой вкусный…

В восьмую комнату она не пошла. Там сидел монстр. Обычный зомбоид — огромный сутулый детина с трупными пятнами на лице. Амата подошла к дверному проему вплотную и долго его рассматривала. Позади монстра лежала полураскрытая сумка, набитая какими-то банками… может, консервы? Если это консервы, их хватит недели на две…

Но если переступить порог, монстр набросится. Все монстры башни делятся на комнатных и коридорных. Комнатные сидят в своих комнатах и никогда из них не выходят. Коридорные бродят по всем этажам, но никогда не заходят в комнаты. Это важно помнить.

А еще почти все монстры очень опасные.

Но столько консервов… и совсем рядом…

Амата с минуту колебалась, а потом сбегала за глефой. Она нашла ее две недели назад и обычно с собой не таскала. Слишком тяжелая и громоздкая.

Но сейчас девушка ухватила ее поудобнее и окликнула монстра. Когда тот повернул голову — кинула в комнату мячик.

Монстр с рычанием к нему дернулся. Амата всем телом подалась вперед… и еле успела отпустить древко. Лезвие воткнулось в монстра, даже пустило ему кровь — но он тут же перехватил глефу и потянул так, что Амата едва не упала.

Сердце бешено колотилось. Девушка сидела на полу и смотрела, как монстр орудует ее глефой. Теперь уже он шуровал ею через дверной проем, пытался дотянуться. Неведомая сила запрещала ему переступать порог, но не просовывать через него вещи.

Про консервы можно забыть. Все стало только хуже, она еще и потеряла лучшее оружие. Теперь у Аматы остались только кухонный нож, странная короткая дубинка и пистолет без патронов. Она очень надеялась однажды их найти, но пока что удача не улыбалась.

Значит, придется идти на другие этажи. Амате не хотелось — рядом со своей комнатой она тоже почти в безопасности, — но выбора нету. Воды стало побольше, но еды почти не прибавилось. Придется спускаться или подниматься.

Кроме восьми комнат, на каждом этаже восемь лестниц. Четыре ведут вверх, четыре — вниз. Причем все — в разные места. Даже спустя четыре месяца Амата не понимала, как устроена башня. Знала только, что заблудиться в ней очень легко, и если заблудился — считай себя мертвецом.

Как только истекут шесть часов и восемнадцать минут, по башне прокатится изменение. Немного изменятся комнаты, мебель, монстры, могут появиться новые вещи… но сильнее всего это отразится на том, кто просрочил время.

Если повезет — просто отрастут новые пальцы или станут красными волосы, но если не повезет — можно сойти с ума, превратиться в монстра… или гигантскую раковую опухоль. Амата пару раз встречала штуки, которые раньше, возможно, были пленниками. Каждое следующее изменение хуже предыдущего, и больше одного раза лучше не меняться… хотя даже один раз лучше не меняться.

И искать выход бесполезно, Амата пробовала. Каждые две недели этажи перетасовываются, все комнаты меняются местами. Даже если просто бежать и бежать вниз — рано или поздно напорешься на коридорного монстра или непроходимую ловушку. А часы тикают, и к концу интервала нужно быть в своей комнате.

Спустившись на один пролет, Амата черкнула по стене фломастером. Возвращаться нужно по этой же лестнице. Поднявшись по другой, попадешь в совсем другое место.

И нужно запомнить, какую пометку сделала. У других проходов они тоже есть — старые, полустертые. Мелом, карандашом, даже кровью. Не одна она использует этот прием, по башне блуждает множество пленников.

И неизвестно, сколько уже лет длится эта игра, в которой невозможно выиграть. Кригор протянул восемь месяцев, Геликан — год. Еще Геликан говорил, что встречал парня, который провел здесь три года. Больше сложно — рано или поздно либо ошибешься, либо сойдешь с ума.

На протяжении нескольких часов Амата осторожно исследовала этаж за этажом. В некоторые комнаты даже не совалась — там либо сидели монстры, либо были явные ловушки. Припасов в таких комнатах всегда особенно много, но получить их очень сложно. А один раз ей пришлось самой забежать в комнату и отсиживаться почти полтора часа — на этаж забрел Ненасытный.

Эти монстры встречались в коридорах чаще всего. Тощие, с молочно-белой, почти прозрачной кожей и огромной пастью, полной игольчатых зубов. Амата не знала, как они называются на самом деле, но Геликан называл их Ненасытными. Говорил, что лично видел, как один такой сожрал человека целиком.

Ненасытный ходил у порога и тоскливо подвывал. Амата больше всего боялась, что он задержится слишком долго. Часы на стене тикали, стрелка приближалась к красной линии.

Они есть в каждой комнате, эти часы. И все показывают одно и то же — ее интервал безопасности. Каждый пленник видит собственное время.

В этот раз его хватило. Ненасытный убрался, когда оставалось еще полчаса. Амата едва дождалась, когда он спустится по лестнице, и стрелой помчалась к себе, по отмеченным фломастером проходам. Пролетела пять этажей и ворвалась в свою комнату, обнуляя счетчик. Сегодня она выиграла еще день жизни.

Раздобыть удалось немного. Одна бутылка воды, яблоко, шесть конфет в желтых фантиках и что-то непонятное, пахнущее медом. Из несъедобного, но полезного — две маленькие батарейки, моток лески и мешочек цветных шариков. Мелкие предметы всегда нужны, чтобы проверять ловушки и отвлекать монстров.

Были и другие вещи, непонятные. Книги на неизвестных языках, загадочные приспособления, флакончики и коробочки неизвестно с чем. Амата не трогала то, что не могла распознать. Одни такие штуковины — тоже ловушки, только еще более скрытые. Другие, может, и полезны, но только если знаешь, как их использовать.

Правда, несколько бутылочек с непонятными жидкостями она все-таки у себя хранила. На случай, если с водой станет совсем плохо. Если встанет выбор — умереть от жажды или рискнуть отравиться.

По башне прокатилось изменение. Кто-то просрочил время. И совсем близко — Амата услышала приглушенный крик. Возможно, всего одним этажом выше… да, звук идет сверху, кажется.

Девушка уселась на кровать и плотно сжала кулаки. Не могла решить — побежать на помощь или сделать вид, что ничего не слышала.

Крик вряд ли слышала она одна. Коридорные монстры сразу бегут на шум. Да и сами измененные бывают опасными… Амата подозревала, что на самом деле все монстры — это просто бывшие пленники.

Эта башня не поощряет взаимопомощь. Не получается сколотить команду. Обнуляться можно только в собственной комнате, переселиться нельзя. Если вы живете по соседству, можно какое-то время провести вместе — но рано или поздно случится перетасовка. И новый знакомый исчезнет, как исчез Кригор.

Амата все же решила проверить. Одним глазком. Вдруг она все-таки может чем-то помочь? А если пленник уже мертв — вдруг у него есть что-то полезное?

Она шла очень осторожно. Прокралась сначала по одной лестнице, чуть высунула зеркальце, посмотрела в него — пусто. Спустилась, поднялась по другой лестнице — и в этот раз угадала.

Посреди коридора корчился человек. Измененный. Пытался приподняться, опираясь на уродливую клешню. Кряхтел, пускал на пол слюну. Рядом лежал туго набитый мешок.

— Привет, — окликнула издали Амата, готовая метнуться обратно.

— Пошла… на… хххх… — выдавил измененный. — [цензура], больно…

Амата отступила. Пленник наконец сумел подняться, выпрямился во весь рост — и она взялась за нож. И сделала еще шаг назад — нож ножом, а надежнее просто убежать, спрятаться в своей комнате.

Похоже, у него это уже второе изменение. Или даже третье. Вместо правой руки огромная клешня, на левой когти, один глаз черный и пустой, кожа твердая и серая, кое-где прорванная шипами.

Плохо. У Кригора изменений было и то меньше, а он наполовину сошел с ума.

— Не могу… — стиснул рукой клешню измененный. — Не могу убрать… азурр та рабса урре…

Последних слов Амата не поняла. Наверное, его родной язык. Все пленники почему-то понимают друг друга, но Геликан и Кригор, если верить их словам, были из каких-то других стран… неизвестных Амате стран. Другие планеты?.. измерения?..

Они сейчас могут быть где угодно. На корабле жестоких пришельцев. В другом измерении… тоже у жестоких пришельцев. Или не у пришельцев, а где-то в преисподней.

Возможно, она мертва.

— Я не успел, — скривился измененный, со злобой глядя на Амату. — Не успел. Не подходи.

— Я не подхожу, — торопливо сказала девушка.

Измененный стиснул свой мешок и поволок прочь. Сделал четыре шага… и рухнул на одно колено. Изо рта хлынула зеленая жижа.

— Не могу… — снова прохрипел он.

— Помочь? — предложила Амата с опаской. — Твоя комната далеко?

— Пять этажей… Два раза вторая лестница, первая…

— Я не дотащу. Ты слишком крупный. До моей один этаж.

Измененный задумался… но ненадолго. Сверху раздался визг Ненасытного.

— Помоги, — с трудом попросил он. — Скорее.

Мешок он бросать отказался. Амата и сама смотрела на него с вожделением. Если она поможет, он будет обязан поделиться.

Время в запасе у них есть. После изменения счетчик обнуляется, у тебя снова шесть часов и восемнадцать минут. А если он точно знает, где его комната, то сможет дойти, когда немного оклемается.

— Как тебя зовут? — прокряхтела Амата, стараясь не обращать внимания на вонь и жесткую кожу.

— Руззлау, — ответил измененный. — А ты?

— Амата. Ты давно здесь?

— На этаже?.. в башне?.. — отрывисто переспросил Руззлау. — Давно.

Оказавшись в комнате Аматы, он уселся на кровать и тяжело задышал. Та открыла шкаф и тумбочку, стала доставать все, что могло служить лекарствами. Тряпки вместо бинтов, жидкость с запахом спирта, блистер с неизвестными таблетками и несколько разноцветных бутылочек.

— Ты узнаешь что-нибудь? — с надеждой спросила она.

Руззлау обвел стол мутным взглядом… и быстро цапнул одну из бутылочек. Лиловую, исписанную мелкими треугольниками.

— Спасибо, Эффрани, — произнес он, пытаясь открыть крышку клешней. — Если переживу — воскурю тебе пшакка.

Он выхлебал все разом. Его человеческий глаз немного прояснился, он взглянул на Амату почти осмысленно.

— Тебе… лучше? — осторожно спросила она.

— Да. Благодарю.

Из коридора донесся скребущий звук. Мимо прочапал Ненасытный. А потом вернулся и вперился в них взглядом. Пасть раззявилась до самой груди, из нее вырвался пронзительный вопль. Длинный шипастый язык стал шлепать по невидимой преграде.

— Будешь есть? — спросил Руззлау, открывая свой мешок.

Там были консервы. Смутно знакомые. Возможно, с ее собственного этажа. Поняв, что этот Руззлау, возможно, прикончил зомбоида, Амата невольно отодвинулась.

Похоже, он парень непростой. И дело не в его жутком обличье. У Аматы тоже не всегда было двадцать четыре пальца.

В банке оказалось мясо. Незнакомое, не свинина и не говядина, но точно мясо. Тушенка.

Амата попробовала — и зажмурилась от удовольствия. Она уже месяца полтора не ела мясного. Его сложно достать без сильного риска.

А вот Руззлау есть не торопился. Он пристально следил за Аматой. Словно ждал чего-то.

— Ты что, проверяешь, не отравлюсь ли я? — сардонически спросила она.

— Я просто не уверен, смогу ли есть, — опустил он взгляд. — Теперь. Меххрен сделал лучше внутри, но я все равно ихматтк.

— Кто ты?.. — совсем не поняла последнюю фразу Амата.

— Поврежденный ихмерба… не понимаешь?.. Дыхание зла. Пфу, пфу!.. Нет, не понимаешь?..

— Попробуй поесть, — открыла еще банку Амата.

Ей стало боязно. Может, он все-таки сошел с ума? Изменения повреждают не только тело. Чем их больше, тем страннее человек себя ведет. Да и сама жизнь в этой башне…

Или родная страна Руззлау совсем другая. Геликан и Кригор тоже иногда говорили что-то непонятное. Вставляли бессмысленные слова, как бусые хевтаги.

Руззлау все-таки опустошил банку и долго прислушивался к своим ощущениям. Потом довольно улыбнулся.

Амата уплетала уже третью. Она не знала, согласится ли Руззлау оставить ей хоть что-то, и не собиралась с ним конфликтовать, так что спешила набить живот, пока он не возражает.

А Ненасытный продолжал ходить вдоль дверного проема. Туда-сюда, туда-сюда. Ему явно тоже хотелось есть.

— Ты… кто есть? — невнятно спросил Руззлау, принимаясь за вторую банку. — Кем была раньше?

— Оператор кольцевого механиста, — ответила Амата. — А ты?

— Влагу звал, — снова сказал что-то непонятное Руззлау. — Говорил земле, что делать.

Он взял опустевшую лиловую бутылочку, показал Амате и произнес:

— Такие запомни. Если находишь — бери всегда. Они лечат.

Это Амата уже и сама поняла. Она попросила Руззлау посмотреть и другие непонятные вещи, но большую часть он тоже не распознал. Сказал только, что металлические бочонки в мешке — это не что-то ценное, а просто фишки для одной игры. А шар с фитилем — действительно лампа, и там внутри налит гхзомм.

Ненасытный ушел часа через два. Отправился искать другую добычу. Руззлау, который к этому времени совсем оклемался, выложил на стол десяток банок, а изрядно похудевший мешок взвалил на спину.

— Моя комната в шести этажах, — сказал он. — Третья лестница, два раза вторая, первая, еще два раза вторая. Все эти этажи безопасные, ловушек нет. Я отмечу путь красными квадратами. Комната с зеленой кроватью.

— Береги себя, — кивнула Амата.

Эту ночь она провела спокойно. Впервые за долгое время была полностью сыта и даже чуточку переела. А консервы в тумбочке позволят еще дня три не выходить наружу.

Хотя лучше все-таки растянуть. Это мясо, оно здесь ценно. Лучше даже приберечь несколько банок на черный день.

Так что после отдыха Амата снова двинулась на поиски. Она надеялась сегодня найти ванную. В башне их мало, и в них особенно часты ловушки. Либо проемы в другие места — всегда плохие! — либо налита вовсе не вода. Словно издеваются над теми, кто ищет такой роскоши, как умывание.

Но ванная — это не только способ умыться. Это еще и возможность надолго запастись водой. Амата только один раз находила действительно хорошую ванную — чистую, без ловушек и даже с действующим краном. Подозрительным было только мыло, так что его Амата не тронула. Просто ополоснулась и заполнила все пустые бутылки.

Логичнее отправиться куда-нибудь вниз. Наверху комната Руззлау, добычи будет меньше. Но… Амате хотелось снова повидаться с измененным. Его внешность девушку не пугала, в башне к подобному быстро привыкаешь. А добытчик он хороший, умеет побеждать монстров. Пока не случилась перетасовка, пока их комнаты не разбежались друг от друга, имеет смысл…

Похоже, Руззлау подумал о том же самом, потому что Амата встретилась с ним на полпути. Он спустился по лестнице как раз когда она обходила по краю огненную ловушку. Ту ничто не выдавало, но Амата давно приучилась сначала бросать в коридор шарик.

— Ты хочешь отсюда выбраться? — спросил Руззлау, как только она к нему подошла.

— А это возможно?

— Ты давно здесь?

— Четыре месяца.

— Что такое «месяц»?

— Тридцать дней. А один день — это… четыре интервала безопасности.

— Ага… Тогда я здесь… — Руззлау задумался. — Пятьдесят месяцев.

— Пятьдесят?!

— Да. Около того. Я не всегда правильно считал время. Я старался видеть… но… иногда не успевал, — поднял свою клешню Руззлау. — Ты сколько раз менялась?

— Один…

— Я — три. Иногда не успевал. В последний раз — глупо. Пожадничал. Давно не ел. Чуть-чуть опоздал. На моем этаже и соседних все было пусто — ушел далеко. Влез в драку, потом еще. Победил, но повредил ногу. Не успел добежать.

— А насчет того, чтобы выбраться…

— Я изучил всю башню. Она не бесконечная. Огромная, но она заканчивается. Но огромная. Не успел два раза. Один раз дошел до самого низа, но не успел. Изменился. Два раза… три раза теперь.

Руззлау помолчал и как будто пожевал чем-то во рту. Его щеки странным образом раздулись — будто внутри задвигались дополнительные челюсти.

— Мне трудно теперь говорить, — сказал Руззлау. — Больше нельзя меняться. Четвертый раз все.

— Я думала, все уже на третий…

— На третий становишься чудовищем, но еще не совсем. Наполовину еще человек. А если помочь себе Словом, то можно замедлить.

— Словом?..

— Не могу объяснить. Дома никому не пришлось бы объяснять. А здесь не понимают все.

— Хорошо, но насчет выбраться…

— Нужно сейчас. Быстро, — сказал Руззлау. — Сейчас мы вдвоем. Наши комнаты близко. Перетасовка была недавно, время есть. Много. Спускаемся вместе, разведываем безопасный путь. Не успеваем — возвращаемся. Потом снова — по разведанному.

Амата задумалась. Да, перетасовка была только позавчера. До следующей двенадцать дней. Она и сама неоднократно пыталась дойти до низа или верха, но у нее ни разу не вышло.

— А почему вниз? — спросила она. — То есть… все говорят, что это башня, но что если это подземелье? Тут же нет окон. Может, выход сверху?

— Сверху только смерть, — сказал Руззлау. — Я доходил. Видел… носителя зла. Большого. Ушел. Наверх нельзя. А вот внизу… внизу выход. Я видел. Не успел дойти. Немного не успел. Нас было трое тогда. Я дошел один… немного не успел. Но врата видел. Не лестницу, не комнату — другая дверь совсем.

От воспоминаний он распереживался, странно задергался и издал странный стрекот. Амата невольно отдернулась, внутри все похолодело.

Может ли она верить этому… человеку? Неизвестно. Но какой смысл ему врать? Зачем такая сложная хитрость? Если бы он хотел ей что-то сделать — давно бы сделал. И даже если он что-то не так понял, если эти врата — не выход наружу, это все равно что-то новое.

Стоит проверить.

— Сколько ты шел… в прошлый раз?

— Сто четырнадцать этажей, — ответил Руззлау.

Амата судорожно сглотнула. Она понимала, что башня колоссальная, но не подозревала, насколько. Сама-то она не заходила дальше двадцати этажей наверх или вниз. Дальше просто не получается — на пути всегда есть препятствия. Обязательно встретишь ловушку или придется прятаться от коридорного монстра.

Без них-то пройти сто этажей за шесть часов нетрудно. Даже за один час можно успеть, если просто бежать, никуда не сворачивая…

— Но в прошлый раз мне повезло, — перебил ее мысли Руззлау. — Я был невысоко. В башне четыреста одиннадцать этажей.

— Откуда ты… сколько?!

— Четыреста одиннадцать. Я был наверху. Видел. Там число «четыреста одиннадцать». А мы сейчас не так высоко. Сто двадцать седьмой этаж. Столько можно пройти. Идешь?

— Откуда ты знаешь, на каком мы этаже? — повторила Амата.

— Число, — поднял палец Руззлау. — Это число. На потолке.

Амата подняла голову. На потолке был… узор. Что-то вроде орнамента. Она видела его, конечно, но не обращала внимания. Не придавала значения.

— Я здесь пятьдесят месяцев, — угрюмо сказал Руззлау. — Я сравнил. Узоры везде разные. Я рисовал их на бумаге. Раскладывал. Сравнивал. Это числа. Это — сто двадцать семь. На самом верху было четыреста одиннадцать. Мы высоко, но ниже середины. Дойти можно.

Амата колебалась недолго. Ей стало очень страшно, но оставаться и влачить вот это существование она больше не могла. Рано или поздно она либо попадет в зубы к монстру, либо угодит в ловушку, либо просрочит время, либо умрет от голода, либо сойдет с ума.

Руззлау, очень похоже, отчасти уже сошел. Он провел здесь больше четырех лет и менялся целых три раза.

— Но я не готова прямо сейчас, — сказала Амата. — И время мы уже потратили…

— Не прямо сейчас, — мотнул головой Руззлау. — До перетасовки долго. Надо разведать хотя бы этажей двадцать. Упростить начало пути. И надо больше припасов.

— Еды и воды?

— Нет. Оружие. У нас будет короткий бросок. Один интервал безопасности. Короткий. Быстрый. Пробежать сто двадцать семь этажей. Мне еще больше. Задерживаться нельзя. Останавливаться нельзя. От чудовищ прятаться некогда. Отгонять. Убивать. Убегать. Нужно оружие, много. Другие полезные вещи. Хорошо бы еще иссерк… те бутылочки. Ты не находила новых?

— Нет, я сразу к тебе пошла.

— Надо искать. Могут быть в разных обертках. Жаль, ты не чувствуешь иххлм… ихва… не знаю, как сказать.

Они обшаривали ближайшие этажи два дня. Обыскивали каждую комнату. Нашли что-то вроде пудреницы с розовым порошком — и Руззлау очень ей обрадовался. Сказал, что это не иссерк, но тоже очень полезно.

— Это чтобы Говорить, — пояснил он. — Пыль для внутреннего сияния. Я уже очень давно не могу пользоваться Словом. Только воспринимать. Чувствовать. Смотреть.

— Что за Слово-то?

Он не ответил. Просто взял чуть-чуть порошка на палец и втянул носом. Постоял немного — и заулыбался.

— Это не оружие… но даже лучше, — сказал он. — Пойдем найдем и тебе.

Амата неохотно рассказала о своем пистолете. Спросила, не находил ли Руззлау для него патронов.

— Унитарные пистолетные, — сказала она, показав заветную пушку. — Восемь на двадцать.

— Не знаю, что это, — повертел пистолет в руке Руззлау. — Стреляет огнем?..

— Можно и так сказать. Нужны специальные снаряды. Они где-то должны быть, тут не бывает так, чтобы вещью невозможно было пользоваться!

— Знаю, — согласился Руззлау.

Патронов они не нашли — зато нашли еще одного пленника. Причем совсем свеженького, пробывшего тут…

— Три дня!.. — с ужасом выкрикивал он. — Я тут уже три дня! Что это?! Что это за место?! Какие-то безумные игрища?! На нас через камеры смотрят [цензура] богачи?!

На Амату и Руззлау он смотрел с ужасом. Особенно на Руззлау. Трех дней этому парню хватило, чтобы узнать о монстрах, но не хватило, чтобы к ним привыкнуть.

— Что это?! — выкрикнул он, протягивая скомканный листок. — Что это такое?!

Амата посмотрела на него с сочувствием. Она была права, новые пленники попадают в башню во время перетасовок. Как и она, этот Ибрахим очнулся в своей комнате и нашел на столе бутылку с водой и бумагу с инструкциями. Неведомый хозяин башни не хочет, чтобы все погибали в первые же дни, поэтому предупреждает о правилах и последствиях их нарушения.

Правда, не обо всех.

А как именно они сюда попадают, не знает никто. Амата просто легла спать у себя дома, а проснулась здесь. И Руззлау тоже. И Ибрахим.

— Не, я был не дома, — помотал головой он. — Я был в гостиничке. Пошел в бар, выпил… еще выпил… поднялся в номер… но закрыл, да!.. Никто войти не мог! Никто!.. а эти как-то меня вытащили!

Ибрахим старался глядеть только на Амату. Руззлау его жутко пугал.

А вот Амату сильнее пугал скорее Ибрахим. Он перевозбудился и очень громко говорил. Размахивал руками. Один раз схватил Амату за плечи и тряхнул — а он был крупным детиной. Огромного роста, с широченными плечами, курчавыми волосами и необычайно темной, почти черной кожей… Амата раньше и не видела таких людей.

Может, его уже изменило?

— Говори тише, — прошептала она. — А то услышит Ненасытный или Визгун. Ты откуда?

— Я коренной француз, — сказал Ибрахим и нервно засмеялся.

Правда, уже тише. Он явно не знал, кто такие Ненасытные и Визгуны, но ему хватило и названий.

— А ты из Индии, что ли? — спросил он Амату.

— Нет, я со спутника… мы из совсем разных мест, — не стала она вдаваться в подробности.

— Типа сай-фай… это… параллельные миры, да?..

— Мы не можем болтать, — сказал Руззлау. — Время. Где твоя комната? Нельзя отходить далеко. Возвращайся к себе.

Амата вспомнила Геликана. Вспомнила, как тот помогал ей… как много для нее сделал…

— Мы можем взять его с собой, — предложила она Руззлау.

— Он здесь всего… три дня, да?.. Это много?.. это мало. Он большой. Громкий. Шумный. Ничего не знает. Будет нас задерживать.

Руззлау старался говорить короткими фразами, поскольку речь давалась ему нелегко. Он то и дело сбивался на стрекот насекомого.

— Он зато крепкий, — тихо сказала Амата. — Сильный. Может нести много вещей.

— Нам не нужно много вещей. Мы будем делать быстрый бросок. Он умеет драться? Нам нужно уметь драться.

— Не знаю, спроси его сам.

Когда Руззлау повернулся к Ибрахиму, тот испуганно отшатнулся.

— Ты умеешь драться? — отрывисто прострекотал измененный.

— Это… можно широко толковать… — неуверенно сказал Ибрахим. — Случалось… В школе, на улицах…

— Оружие есть?

— Нет. Я нашел в одной комнате патроны, но…

— Патроны?! — оживилась Амата.

Патроны оказались те, что нужно. Восемь на двадцать. Стандартная коробочка на сорок штук. Ибрахим расстался с ними без сопротивления, Амата вложила десять штук в магазин и сунула остальные в карман.

Впервые за четыре месяца она почувствовала себя чуть спокойнее.

— А ты умеешь стрелять? — спросил Ибрахим.

— Да. Была на курсах самообороны.

— Твое оружие теперь действует? — спросил Руззлау. — Отлично, больше он нам не нужен. Возвращайся к себе.

— Эй! — возмутился Ибрахим. — Вы что?! Не бросайте меня!

Амата просительно посмотрела на Руззлау. Тот покряхтел, поскрипел клешней и неохотно кивнул.

— Пусть идешь, — прострекотал он. — Идет. Иди. Иди с на… прамм, я начинаю забывать слова…

Амата посмотрела него с опаской. Ибрахим тоже. Обыскивая комнаты, они невольно держались от Руззлау поодаль.

Ибрахим шел за Аматой, как телок. Во всем слушался, без спроса никуда не лез. Он признался, что в первый же день пошел бродить, но нос к носу столкнулся с монстром, спрятался в ближайшей комнате, продрожал там несколько часов и только чудом успел вернуться к себе. Потом он два дня вообще не покидал свой этаж — спустился, только когда замучила жажда.

Жажда, кстати, его все еще мучила. Он не решался попросить, но жадно глядел на бутылку в сумке Аматы. Та, впрочем, сама все поняла и поделилась.

С патронами дело сразу пошло на лад. Амата вернулась на свой этаж и пристрелила зомбоида в восьмой комнате. Двух пуль ему хватило. Забрала у него глефу, сразу отдав ее Ибрахиму, и мешок консервов… еще один мешок консервов! Руззлау свои, как оказалось, добыл в другом месте.

Еще четыре пули ушли на коридорного монстра. То был Визгун — весь в наростах, похожий на ходячий коралл. У Визгунов остроконечные головы и они все время верещат. Слышно их обычно издали, поэтому раньше Амата при этом визге сразу пряталась. Убегать-то бесполезно, они гораздо быстрее людей.

Но четырех пуль Визгуну хватило. Хватило бы и двух, но еще две застряли в жестких наростах.

— Значит… я правильно понял? — спросил Ибрахим, таща мешок с консервами. — Мы идем вниз? А что там? Вдруг мы перейдем на… второй уровень?.. Вдруг мы вообще в какой-нибудь симуляции?

— Ты как-то можешь это проверить? — спросила Амата. — Нет.

— Что такое «симуляция»? — спросил Руззлау.

— Игра, где все ненастоящее. Сон наяву.

— Это не сон наяву, — покачал головой Руззлау. — Я проверял.

— Да мы все проверяли… — в очередной раз ущипнула себя Амата.

— Не так. Я… смотрел. Вглубь. Тут все настоящее.

Его не поняли, но не стали расспрашивать. Они уже поняли, что все тут из разных мест… очень разных мест. Ибрахима Амата тоже не всегда понимала.

— Стоять, — поднял клешню Руззлау. — Ловушка впереди.

Амата кинула шарик. Тот вроде бы пролетел без задержки… но потом облупился на ходу, растрескался и развалился.

— Темпоральная ловушка! — ахнула Амата. — Как у ксеноархидов!

В башне она таких еще не встречала.

— Не знаю, как пройти, — признался Руззлау. — Не идем туда. Интервалы?..

У Аматы оставалось еще полтора часа. У Ибрахима — чуть больше двух. Меньше всего было у Руззлау, так что он первым предложил вернуться. Поесть, передохнуть, а потом снова встретиться и сделать еще один розыск по ближним этажам.

Ибрахим быстро привыкал. Он все еще дергался при виде странностей и вздрагивал, когда Руззлау открывал рот, но страха в глазах убавилось. Глефу он еще не пускал в ход, но держал ее довольно уверенно.

Ему она была больше по руке.

Перед расставанием они разделили воду и консервы. Ибрахима научили делать пометки, чтобы не заблудиться. Договорились встретиться ровно через час.

— А сигарет ни у кого нет? — спросил новый знакомый. — Нет?.. Ладно…

Амата пару раз видела в комнатах сигареты, но она не курила, так что не утруждалась их поднимать. А Руззлау вообще не знал, оказывается, для чего нужны эти бумажные палочки.

Через час снова встретились… Амата и Руззлау. Ибрахим опаздывал, так что они двинулись ему навстречу. Крюк получался небольшой.

И до его этажа они не дошли. Услышали крик еще раньше — из пустой комнаты. Ибрахим неосторожно туда сунулся — и угодил в водяную ловушку.

Всегда надо сначала что-нибудь бросать. Но даже это не панацея. Нужно быть очень внимательным, шагать осторожно — иначе пол может просто подломиться, и окажешься в таком вот бассейне. Маленьком, но глубоком. Поначалу пустом, но постепенно наполняющемся водой.

И не только пол. Потолок тоже проваливается, и там тоже медленно наполняющийся бассейн. Игнорируя законы физики, два водяных столба ползут навстречу, а дверной проем перестает быть проходимым.

Именно таких ловушек Амата прежде не встречала. И сейчас она с ужасом смотрела, как бултыхается в воде Ибрахим. Девушка нажала плечом, но незримая преграда не пропускала ее, словно какого-то монстра.

— Наверху цепь с крюком, — прострекотал Руззлау, подходя ближе. — Внизу кольцо. Ныряй к цепи. Размотай. Тащи к кольцу. Соединишь — будешь жить.

Это оказалось очень непросто — выпрыгнуть из нижнего бассейна в верхний. Ибрахим сумел только с пятой попытки, по стене. Когда воздушная прослойка стала совсем короткой.

На обратном пути он уже не успел подышать. Цепь была еще и хитро закручена. Вниз Ибрахим плыл на последних глотках воздуха, отчаянно вращая глазами.

Но он все-таки успел продеть крюк в кольцо — и вода стала уходить. Он резко дернулся вверх, хватанул воздуха — а навстречу уже протянулись руки.

Мокрый Ибрахим с минуту лежал и кашлял. Успел наглотаться воды. Потом с трудом поднялся и на невысказанный вопрос Аматы показал пачку сигарет. Виновато улыбнулся.

Переодеться в сухое Ибрахим не мог, запасной одежды ни у кого не было. Амата носила свою уже… да, четыре месяца. Один раз только удалось ее слегка простирнуть — в той самой ванной, где был действующий кран.

К счастью, холодно в башне не было, так что Ибрахим пошел в мокром.

Он очень боялся стать обузой.

К окончанию его интервала безопасности одежда все еще не просохла. И майка с длинными рукавами, и эти мешковатые синие штаны. К тому же вылазка и в целом случилась неудачная — ценного ничего не нашли, только несколько мелочей. Моток веревки, кулек конфет, две бутылки воды, швейную иглу с нитками. Руззлау подобрал какую-то шестеренку, сказав, что ее можно… зачпромхать. Он не сумел внятно объяснить.

Еще пару дней они обыскивали втроем ближайшие этажи. Провизии в итоге набрали на целую неделю, но бросать ничего не стали.