Карисса Бродбент
Шесть опаленных роз
Короны Ниаксии — 1,5
Пожалуйста, обратите внимание на то, что эта история содержит темы, которые могут быть тяжелыми для некоторых, поскольку они включают в себя обсуждение неизлечимой болезни, смерти, насилия и откровенных сексуальных сцен.
Глава 1
Первый раз я встретилась со смертью, когда сделала первый вдох, а вернее, это был первый вдох, который я не сделала. Я родилась слишком маленькой, слишком хилой, слишком тихой. Мой отец говорил, что никогда не слышал такой тишины, как во время моего рождения, это были несколько ужасных минут, в течение которых никто не произнес ни слова, а когда я, наконец, начала вопить, он никогда еще не был так благодарен за то, что услышал крик.
Однако, смерть никогда не уходила. Это стало ясно довольно быстро, еще до того, как кто-то захотел это признать.
Истина открылась мне во второй раз, когда я встретилась со смертью восемь лет спустя во время рождения моей сестры. Она, в отличие от меня, кричала с момента своего появления на свет. Моя мать, напротив, навсегда замолчала.
Мой отец был прав. Нет ничего хуже такого молчания.
И именно в этом ужасном беззвучии, когда я подавляла свой кашель и утирала слезы тыльной стороной ладони, целитель бросил на меня странный взгляд. Позже, после похорон моей матери, он отвел меня в сторону.
— Как давно ты так дышишь? — спросил он.
Смерть всегда следовала за мной.
Достаточно быстро стало ясно, что жить мне осталось недолго. Вначале они пытались скрыть это от меня. Но мне всегда нравилось все знать. У меня плохо получалось читать людей, но я хорошо разбиралась в науке. Я знала смерть еще до того, как смогла произнести это слово.
Но в третий раз, когда я встретила смерть, она пришла не за мной.
Подобно шелковому покрывалу, медленно опускающимся над нашими жизнями и будучи помещенным туда одним из богов, смерть была дарована городу Адкова.
Что же касается бога изобилия. У изобилия много лиц. Бог изобилия — это также и бог упадка. Не может быть жизни без смерти, не может быть пира без голода.
Как и все остальные боги, Витарус — существо непостоянное и эмоциональное. Разница между избытком и отсутствием — всего лишь прихоть его настроения. Целые жизни, целые города, созданные или не созданные по легкомысленному взмаху его руки.
Долгое время Витарус благосклонно относился к Адкове. Мы были процветающим фермерским городком, расположенным на плодородном участке земли. Мы поклонялись всем богам Белого пантеона, но Витарус был богом земледельцев, и поэтому он был нашим любимым божеством. Долгое время он относился к нам хорошо.
Вначале все менялось медленно. Один испорченный урожай, потом два. Недели, а затем месяцы ничего не происходило. Однако, в один прекрасный день, все мигом изменилось.
Когда бог рядом, это чувствуется в воздухе. Я почувствовала это в тот день. Я открыла глаза и уставилась в потолок, и могла бы поклясться, что почувствовала запах дыма погребальных костров.
Я вышла на улицу. Было холодно, мое дыхание вырывалось наружу маленькими белыми струйками. Мне было пятнадцать, но выглядела я младше. Мое тело била дрожь. Я была очень худой, сколько бы я ни ела. Смерть, видите ли, крала каждый кусочек, а в последнее время она была особенно голодна.
По сей день я не знаю, почему я подошла к двери. Сначала я была в замешательстве от того, на что смотрела. Я думала, что мой отец работает в поле, однако его фигура сгорбилась и скрючилась в грязи. И вместо моря зелени вокруг него была только пожухлая бурая растительность, покрытая влажным, смертоносным блеском инея.
Я никогда не умела замечать то, что люди не говорят. Но уже тогда, будучи ребенком, я знала, что мой отец сломлен.
Он сжимал в руках пригоршни пожухлого урожая, склоняясь над ними, как над потерянной надеждой.
— Па? — позвала я.
Он посмотрел на меня через плечо. Я плотнее закуталась в шаль несмотря на бисеринки пота на лбу. Я не могла перестать дрожать.
Он смотрел на меня так же, как на те погибшие посевы. Как будто я была трупом мечты, похороненная во всем, что он не смог спасти.
— Возвращайся в дом, — сказал он.
Я почти не пошевелилась.
Долгие годы я жалела, что не сделала этого.
Но откуда мне было знать, что мой отец собирался проклясть бога, который потом проклянет нас в ответ?
Тогда-то и пришла чума. Мой отец умер первым. Остальные — чуть позже. Прошли годы, и Адкова зачахла, как посевы на поле в то утро, когда отец проклял всех нас.
Странно наблюдать, как мир вокруг тебя увядает. Я всегда придавала большое значение науке. Даже то, что невозможно познать, как сила бога, например, или действия жестокой несправедливой судьбы — имеют определенную грань, закономерность, которую я могу разглядеть.
Я узнала все об этой болезни. Я узнала, как она отнимает дыхание у легких и кровь у вен, как она превращает кожу в слои мелкой пыли, пока не остается ничего, кроме гниющих мышц. Но всегда оставалось что-то еще, что-то, чего я никогда не могла понять. По крайней мере не до конца.
Так много всего пережито в этом промежутке — пробеле между тем, что я знала, и тем, чего я не знала. Так много людей погибало. Независимо от того, сколько лекарств я приготовила или опробовала. У пробела были зубы, как у вампиров за морем. Зубы достаточно острые, чтобы съесть нас всех живьем.
Прошло пять лет, десять, пятнадцать. Все больше людей заболевало.
В конце концов болезнь настигла нас всех.
Глава
2
Я всегда содержала свое рабочее место в чистоте, но в тот вечер я позаботилась о том, чтобы сделать его еще более аккуратным. Под слабеющим светом заката, который окрасил мой стол в кроваво-розовый цвет, я тщательно сортировала свои записи и инструменты. Когда я закончила, все было на своих местах. Даже незнакомый человек мог бы сесть за мой стол и продолжить работу. Я решила, что это практично, на случай, если я не вернусь. Я была расходным материалом, а работа — нет.
Я окинула проделанную работу оценивающим взглядом, а затем вышла в оранжерею. Это было не очень красивое место, полное не красочных цветов, а колючих листьев и лиан, засунутых в стеклянные банки. В последние дни здесь мало что хотело расти. Лишь один маленький кусочек красоты поблескивал в задней части, за дверью, ведущей на поля. Когда-то, когда я была совсем маленькой, эти поля были полны урожая. Теперь же только на одном клочке земли цвел куст роз с черными цветами, растущими на изумрудных листьях, каждый лепесток которых был очерчен красным цветом.
Я аккуратно срезала один цветок, с особой тщательностью уложила его в сумку, затем вышла во двор.
Мина сидела под солнцем. Было тепло, но она все равно держала одеяло на коленях. Она повернулась ко мне и прищурилась из-за уходящего солнца, глядя на мою сумку.
— Куда идешь?
— По делам, — сказала я.
Она нахмурилась. Она видела ложь насквозь.
Я остановилась рядом с ней на мгновение, наблюдая за темнотой под ее тонкими ногтями, за тяжестью ее дыхания. Но больше всего я обратила внимание на тонкий слой пыли телесного цвета, осевший на стуле и ее одеяле. Сама кожа будто покидала ее, когда смерть подкрадывалась все ближе.
Я положила руку на плечо сестры и на мгновение задумалась о том, чтобы сказать ей, что люблю ее.
Конечно, я не сказала этого.
Если бы я это сделала, она бы знала, куда я иду, и попыталась бы меня остановить. Кроме того, слова были бесполезны по сравнению с тем, что я собиралась сделать. Я могла показать свою любовь в медицине, математике и науке. Я не могла показать это в объятиях, да и что хорошего в этом было бы?
Кроме того, если бы я обняла ее, возможно, я не смогла бы ее отпустить.
— Лилит… — начала она.
— Я скоро вернусь, — сказала я.
К ТОМУ ВРЕМЕНИ, как я подошла к дверям, я запыхалась и вспотела. Я остановилась на пороге, чтобы собраться с мыслями. Я не хотела, чтобы тот, кто встретит меня, увидел меня похожей на собаку. Оглянувшись через плечо, я спустилась по десяткам мраморных ступеней, которые только что преодолела, и посмотрела в лес. Отсюда не было видно моего города. Это была долгая, долгая прогулка.
В следующий раз нужно брать лошадь.
Я повернула шею к стоящему передо мной дому. Это была странная коллекция архитектурных элементов — летящие контрфорсы, арочные окна и мраморные колонны, все это было смешано в особняке, который должен был выглядеть нелепо, но вместо этого стоял с упрямым и пугающим безразличием.
Я глубоко вдохнула и выдохнула.
Затем я постучала и стала ждать.
И ждала.
Ничего.
Через несколько минут я постучала снова, но громче.
Подождала.
Ничего.
Я постучала в третий раз, в четвертый. А потом, наконец, я подумала про себя: «Что ж, это самая глупая вещь, которую я когда — либо делала», и попробовала открыть дверь.
Дверь, к моему счастью или несчастью, оказалась незапертой. Петли заскрипели так, словно эту дверь не открывали очень, очень долгое время. Мне пришлось прислониться к красному дереву, чтобы заставить дверь сдвинуться с места.
Внутри было тихо. Пыльно. Интерьер дома был столь же странно противоречивым по стилю, как и экстерьер, хотя моим глазам потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть и увидеть это. Внутри было темно, единственным источником света был лунный свет, льющийся из-за моей спины. Серебро очерчивало силуэты бесчисленных предметов — скульптур, картин, артефактов и многого другого, что я даже не могла охватить взглядом. Боги, это было завораживающе.
— Привет? — позвала я.
Но не было ни звука. Никакого движения, кроме слабого шелеста проеденных молью марлевых занавесок.
Может быть, он был мертв. Никто не видел его несколько десятилетий. Я буду разочарована, если я проделала весь этот путь только для того, чтобы обнаружить гниющий труп. Его род сгнил? Или они просто…
— Похоже, — произнес глубокий голос, — маленькая мышка пробралась в мой дом.
Глава
3
Бояться нечего, говорила я себе, но это нисколько не мешало волоскам подниматься на затылке.
Я обернулась.
И хотя я ожидала этого, но его вид, стоящего на лестничной площадке, и окутанного тенью, все равно заставил меня подпрыгнуть так, как прыгают, когда змея шевелится в зарослях под ногами.
Глазам потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к глубокой темноте лестничного пролета. Он стоял на самом верху лестницы, глядя на меня снизу вверх со смутным любопытством ястреба. У него были длинные, слегка волнистые темно-каштановые волосы, и аккуратная борода. Он был одет в простую белую рубашку и черные брюки, ничем не примечательные, хотя и немного устаревшие. Он был крупным, но не чудовищно большим. Я не увидела ни рогов, ни крыльев, как бы я ни щурилась в темноту.
Я была немного разочарована тем, как… нормально он выглядел.
И все же то, как он двигался, выдавало его бесчеловечность, а вернее, то, как он не двигался. Он был неподвижен, как неподвижен камень, ни малейшего движения мышц, ни подъема, ни опускания плеч, ни моргания, ни колебания его взгляда, впивающегося в меня. Ты не понимаешь, насколько сильно замечаешь эти вещи в человеке, до того момента, пока каждый инстинкт внутри тебя не начнет кричать: «Это неправильно!»
Он спускался по лестнице, лунный свет освещал яркие янтарные глаза и медленную улыбку. Улыбку, обнажившую два острых клыка.
Мой озноб был кратковременным и утонул в волне любопытства.
Клыки. Настоящие клыки, как и говорилось в сказках. Мне стало интересно, как это работает? Его слюна содержит антикоагулянт или…
— Не хочешь ли ты рассказать мне, что ты делаешь в моем доме?
У него был акцент, резкая интонация, с которой он произносил «т» и «д», а долгие «а» и «о» произносились с мелодичным звоном.
Интересно. Я никогда раньше не слышала обитрэйского акцента. С другой стороны, большинство людей в человеческих землях никогда не встречали никого из Обитрэйса, потому что вампиры не часто покидают свою родину, а если и покидают, то их лучше избегать.
— Я искала тебя, — сказала я ему.
— Значит, ты пришла в мой дом без приглашения?
— Было бы проще, если бы ты подошел к двери.
Он остановился у подножия лестницы. Снова эта вампирская неподвижность, а единственное движение — одно медленное моргание.
— Ты понимаешь, где ты находишься? — спросил он.
Это был глупый вопрос.
Может быть, он привык, что перед ним трусят. Я не трусила. Да и зачем? Я уже трижды встречалась со смертью. Пока что четвертая встреча несколько разочаровала.
— Я принесла для тебя подарок, — сказала я.
Его брови слегка опустились.
— Подарок, — повторил он.
— Подарок.
Он наклонил голову и медленно скривил губы.
— И подарок — это ты?
Еще один холодок пробежал по моему позвоночнику, и на этот раз я немного сдвинулась с места, чтобы уменьшить напряжение, надеюсь, он этого не заметил.
— Нет, — сказала я.
— Только не в этот раз, — поправил он, на что я не знала, как реагировать.
— Подарок очень особенный. Уникальный. Ты, очевидно, из тех, кто ценит уникальные вещи. — Я жестом указала на стены и множество артефактов, расположенных вдоль них. — В обмен я прошу тебя об услуге.
— Это не подарок, — заметил он. — Это плата, а я не предлагаю услуг на продажу.
— Семантика, — сказала я. — Выслушай мое предложение. Это все, о чем я прошу.
Он нахмурился, глядя на меня, и промолчал. Я задавалась вопросом, смог бы кто-нибудь, кто лучше умеет читать по лицам, сказать, о чем он думает, но как бы то ни было, я, конечно, не смогла этого сделать.
Спустя какое-то время я неловко прочистила горло.
— Мы можем где-нибудь присесть? — спросила я.
— Присесть?
— Да, присесть. У тебя здесь должно быть много стульев. Ты же ничего не делаешь, кроме как сидишь, находясь здесь, в этом особняке в одиночестве весь день и ночь.
— Разве я похож на того, кто только и делает, что сидит?
Он сделал еще один шаг, и я, сама того не желая, оглядела его с ног до головы.
Нет, он выглядел так, будто много двигался. Возможно, иногда поднимал тяжелые вещи.
Я вздохнула, расстроенная.
— Ладно. Если хочешь, мы можем поговорить здесь, в дверном проеме.
Он, казалось, раздумывал над этим, потом согласился.
— Пойдем.
ОН ПРИВЕЛ меня в гостиную, которая была еще более захламленной, чем прихожая. Эта, к счастью, была освещена, хотя и тускло, фонарными бра с необычным синим пламенем. Стены были увешаны картинами, щитами, мечами и свитками. В каждом углу, даже перед окнами, стояли переполненные книжные шкафы, а в центре комнаты — беспорядочно расставленная изящная мебель. Над нами нависали статуи: с одной стороны комнаты на нас смотрела нефритовая кошка, а с другой — свирепая, очень обнаженная женщина, выполненная из черного мрамора.
Шторы были из лазурного шелка, и такие же занавески висели на противоположной стене, отодвинутые назад, чтобы открыть еще один простор для картин.
Это был беспорядок, но в то же время это было самое потрясающе красивое место, которое я когда-либо видела.
За две секунды я определила искусство четырех разных стран, расположенных в разных концах света. Я даже не могу себе представить объем знаний в этой комнате.
Должно быть, мои глаза стали немного шире, потому что он издал низкий звук, почти похожий на хихиканье.
— Тебе не нравятся мои декорации?
Не нравится?
Я подумывала сказать ему: «Это самое невероятное место, где я когда-либо бывала», но подумала, что, возможно, сейчас еще не время начинать ублажать его эго.
— К какому Дому ты принадлежишь? — спросила я.
Он снова моргнул.
— Что, прости? — спросил он, как будто думал, что ослышался.
— Из какого ты Дома? Из Обитрэйса. — Я жестом указала на стену. — Все это кажется слишком ярким для Дома Тени. А ты кажешься слишком здравомыслящим, чтобы быть из Дома Крови. Значит ли это, что ты из Дома Ночи?
Его брови снова опустились, теперь так низко над янтарными глазами, что они стали похожи на две маленькие жемчужины, выглядывающие из теневых ям.
Мне даже не пришлось сомневаться, что я ошиблась. Хорошо. Возможно, он был удивлен, что кому-то из людей хотелось знать о трех вампирских королевствах Обитрэйса. Но мне нравилось разбираться во всем. Это единственное, в чем я была хороша, и, кроме того, когда у тебя мало времени в этом мире, ты хочешь заполнить его как можно большим количеством знаний.
— Ты действительно не беспокоишься о том, что я собираюсь тебя съесть? — спросил он.
«Немного», чуть слышный голос прошептал мне в затылок.
— Нет, — сказала я. — Если бы ты собирался меня съесть, ты бы уже сделал это.
— Возможно, у меня были другие планы на тебя, которые я хотел сделать в первую очередь, — сказал он тоном, который часто вызывал более бурную реакцию.
Я устало вздохнула.
— Мы можем поговорить? — сказала я. — У нас не так много времени.
Он выглядел немного разочарованным, но затем жестом указал на гостиную. Я устроилась в пыльном красном бархатном кресле, слегка откинувшись на него с прямой спинкой, а он устроился на противоположном кожаном диване с видом ленивой расслабленности.
— Ты знаком с городом Адкова? — спросила я.
— Достаточно хорошо знаком.
— Город охвачен болезнью.
Его рот исказился в усмешке.
— Я слышал, что один из ваших капризных богов немного обиделся на это место. Жаль.
Как будто Ниаксия, изгнанная богиня вампиров, была более добрым богом, чем наши. Да, двенадцать богов Белого пантеона могли быть холодными и непостоянными, но богиня — еретичка Ниаксия, покинувшая пантеон две тысячи лет назад, чтобы создать свою цивилизацию вампиров была столь же безжалостно жестока.
— Болезнь прогрессирует, — сказала я. — Она начинает распространяться на соседние округа. Число погибших исчисляется тысячами и будет только расти.
Я моргнула и увидела пыль, эту прогорклую пыль, сметенную с полов лазаретов, улиц и спален. Пять, шесть раз в день она сметалась с церковных полов, отпевание следовало за отпеванием.
Я видела пыль, которую я сметала с пола в спальне Мины, каждый день она становилась немного более плотной. Пыль, на которую мы обе делали вид, что ее не существует.
Я прочистила горло.
— Все лучшие ученые и врачи Адковы и Басции работают над поиском лекарства.
И священники, и маги, и колдуны, конечно. Но я уже перестала думать о том, что они могут нас спасти. В конце концов, это их бог проклял нас.
— Я думаю, что ты, Лорд…, - заикнулась я, впервые осознав, что никогда не спрашивала его имени.
— Вейл, — сказал он спокойно.
— Лорд Вейл. — Я сцепила руки перед собой. — Я думаю, что у тебя может быть ключ к решению проблемы.
Он ухмыльнулся мне.
— Ты одна из «лучших ученых и врачей» страны?
Моя челюсть сжалась. Я всегда плохо разбиралась в людях, но даже я могла понять, что он насмехается надо мной.
— Да. Так и есть.
И снова между бровей у него появилась морщинка.
— Что? — Огрызнулась я. — Ты хочешь, чтобы я была более скромной касаемо этого? А как насчет твоих достижений?
Вейл не выглядел особенно сдержанным по отношению к чему-либо.
— Как тебя зовут? — спросил он. — На случай, если мне понадобится проверить сведения о тебе.
— Лилит.
— Лилит…?
— Просто Лилит. Ты назвал мне одно имя, так что я тоже назову тебе лишь одно.
Он слегка пожал плечами, как будто не мог с этим поспорить.
— Итак, Лилит. Как ты собираешься спасать мир?
Это снова была та самая пропитанная сахаром насмешка, настолько густая, что даже я не могла ее не заметить.
— Мне нужна твоя кровь. — Сказала я.
Наступило долгое молчание.
А потом он рассмеялся.
Звук был негромким и сдержанным, и в то же время в нем чувствовалась безошибочная опасность. Я подумала, скольким людям этот смех стал последним прощанием с этим миром.
— Ты пришла сюда, чтобы попросить моей крови, — сказал он.
Ладно, хорошо. Я поняла иронию.
— Да, — сказала я. — Мне не нужно слишком много. Только немного.
Он недоверчиво уставился на меня.
— Это не будет больно, — сказала я. — Я обещаю.
— Я бы так не думал. — Он выпрямился, закинув одну ногу на другую.
— Мне понадобится четыре флакона крови каждый месяц. Может быть, чуть больше, если понадобится для дополнительных анализов. Я буду приходить раз в месяц.
— Нет. — Ответил он без колебаний.
Я тихо выругалась про себя.
— Почему нет?
— Потому что около двух столетий назад я решил, что больше никогда не буду делать то, чего не хочу. А я не хочу. Так что нет, мышка. Таков мой ответ.
Честно говоря, я не знала, как на это реагировать. Казалось, он так здорово проводил время, забавляясь со мной, что мне и в голову не приходило, что он может отказаться, по крайней мере, не так бесцеремонно.
Сейчас его лицо было маской. Ни морщинки между бровями, ни ухмылки. Он говорил так, будто только что отклонил приглашение на ужин от человека, который ему неприятен. Чистое безразличие.
Мои пальцы сжались, и я прижала руки к юбкам, чтобы скрыть побелевшие костяшки пальцев.
Конечно, для него все это не имело значения. Что еще я могла ожидать от такого существа, как он, существа, не понимающего ни жизни, ни смерти, ни страданий, ничего кроме равнодушия?
Я заставила себя делать то, что сделала бы Мина. Она мило улыбалась и очаровывала. Я никогда не умела быть очаровательной и не видела в этом особого смысла, но попробовать стоило. Поэтому я улыбнулась, хотя это было больше похоже на оскал зубов.
— Ты не дал мне закончить мое предложение, лорд Вейл. В обмен на твою кровь я буду дарить тебе подарок каждый визит.
Я полезла в сумку и достала розу, которую так тщательно упаковала. Прежде чем вручить ее Вейлу, я некоторое время смотрела на нее. Мне показалось, или здесь она выглядит еще прекраснее, как будто ей суждено существовать в этой комнате?
Он уставился на нее с каменным лицом.
— Цветок. Очень красивый.
Он даже не пытался скрыть, насколько он был не впечатлен.
— Уверяю тебя, — сказала я, — его красота — это далеко не самое интересное, что в нем есть.
— О? И почему же?
— Ты не узнаешь, пока не примешь мою сделку.
Его глаза сузились в прищуре и уставились на меня.
— Сколько? — спросил он.
— Визитов?
— Роз.
— Я навещу тебя шесть раз, и каждый раз буду приносить тебе розу.
На этот раз я тоже ожидала бесцеремонного отказа. Но вместо этого Вейл рассматривал розу, слегка покручивая ее между пальцами. У него был очень холодный, жесткий взгляд. Он показался мне немного знакомым, и я не могла понять почему, пока не поняла, что это взгляд ученого, того, кто привык анализировать вещи и разбирать их на части.
С этим осознанием пришла маленькая искорка облегчения. Потому что это, по крайней мере, было то, что я понимала. Может быть, мы с Вейлом и отличались друг от друга во всех отношениях — человек и вампир, лорд и крестьянка, почти бессмертный и жалкое эфемерное существо, но если у нас и было что-то общее, то это было уже больше, чем у меня было с большинством людей, с которыми я выросла.
— Ладно, — сказал он, наконец. — Я принимаю твою сделку. Ты принесла свое оборудование? Давай покончим с этим.
КОНЕЧНО ЖЕ, я захватила с собой оборудование. У меня были готовы иглы и флаконы. Вейл задрал рукав рубашки, протянул мне руку, и я взяла у него кровь.
Вблизи он пах жасмином одновременно старым и молодым, чужим и знакомым. Его кожа была гладкой и загорелой. Когда я коснулась его запястья, чтобы отрегулировать положение его руки, я подпрыгнула от отсутствия тепла, но кожа вовсе не была такой холодной, как я себе представляла. Люди говорили о вампирах, как о ходячих трупах, но я видела много трупов, и Вейл не был похож ни на одного из них.
Тем не менее, я не была уверена в том, чего ожидала, когда проткнула иглой гладкую кожу его внутренней стороны руки. Мне пришлось надавить гораздо сильнее, чем в случае с человеком, и когда игла прошла насквозь, она сделала это со слабым хлопком и резким движением. Кровь, которая потекла в мой пузырек, была такой же консистенции, как и человеческая кровь, но гораздо, гораздо темнее, почти черная.
Я смотрела на это, как завороженная. Затем после второго флакона мои глаза переместились на остальную часть комнаты, рассматривая гобелены на стенах и книги на полках. Боги, некоторым из этих томов, небрежно засунутым в пыльные углы, казалось, было много веков.
Интересно, сколько лет было Вейлу? Легенда гласила, что он живет здесь, за окраинами Адкова, уже почти двести лет. Сколько десятилетий — столетий жизни он прожил до этого?
Сколько всего он пережил?
— Тебе нравится смотреть?
Голос Вейла испугал меня. Мои глаза вернулись к нему. Он смотрел на меня так же, как смотрел на розу, отрывая от нее лепесток за лепестком.
А ты? — хотела сказать я.
Вместо этого я спросила:
— А что станет со всем этим, когда ты умрешь?
— Я бессмертен.
Я насмешливо хмыкнула.
— Ты не бессмертный. Ты просто очень долгоживущий. Это важное различие.
— К тому времени, когда это будет иметь значение, я уверен, что мне будет все равно. — Судя по состоянию его жилья, Вейлу уже было немного наплевать, но я и этого не сказала.
В моем животе возник узел ревности. Он говорил обо всем этом с такой беззаботностью. О своей жизни. Меня возмущала его алчность. Он хранил все эти знания здесь и ни о чем не думал. Эгоист.
— Я полагаю, что это, должно быть, стало единственной ценной вещью после стольких лет, — сказала я. Последний флакон был почти полон. Я смотрела, как кровь пузырится во флаконе, я подготовилась вытащить иглу. — Знание.
— Знания дешевы и скучны, — сказал Вейл, слишком непринужденно, и я чуть не задохнулась от ужаса.
— Я не могу себе представить, чтобы это когда-нибудь было правдой. В мире столько всего интересного.
Он слегка снисходительно рассмеялся, как смеются над спотыкающимся котенком. Я закупорила последний флакон и вынула иглу из его руки. С некоторым удивлением я обнаружила, что кожа вокруг кончика иглы уже зажила. Мне пришлось извлечь ее из вены, на что он никак не отреагировал.
— Спустя столько времени ты понимаешь, что знание вещей не имеет особого значения. Знания без определенного содержания бессмысленны. Это не настоящее сокровище.
— О? — Я убрала свои рабочие принадлежности и встала. — А что же тогда имеет смысл?
Вейл тоже встал. Он был довольно высок и смотрел на меня с волчьим удовольствием. Он улыбнулся, обнажив смертоносные клыки. Лунный свет из окна отражался в его янтарных глазах.
Я сразу почувствовала себя идиоткой за то, что раньше думала, что он не выглядит чудовищно. Потому что в этот момент, с этой ухмылкой на его губах, я увидела существо из легенд. Чудовище из слухов.
— Любопытство, — сказал он.
Глава
4
Кровь Вейла была прекрасна. По-другому ее не описать, она была столь же неоспоримо эстетична, как поле цветов.
Когда я вернулась домой той ночью, уже почти рассвело. Но я не устала, далеко не устала. Меня буквально трясло от возбуждения, в голове снова и снова проносились все моменты этого визита, сжигая их в памяти. Большую часть пути я прижимала рюкзак к груди, как бы укрывая его от посторонних глаз. В конце концов, это была контрабанда.
Придя домой, я сразу же направилась в свой кабинет и заперла за собой дверь. Я не хотела, чтобы Мина знала, что я задумала, как для ее блага, так и для моего. Чем меньше я буду вовлекать ее в свою безумную затею, тем лучше.
Но в доме еще не было слышно шагов. Мина еще крепко спала. Я вытащила свои инструменты, перепутав все, что так тщательно убирала перед уходом. Я перетащила боковой столик в центр пола и установила на нем свою объектив — устройство, состоящее из множества латунных колец, поставленных друг на друга, верхнее из которых было на шарнирах и покрыто стеклом, чтобы его можно было поставить вертикально. На каждом металлическом кольце были вырезаны руны и символы, и когда я прикоснулась к ним, то почувствовала, как от них исходит магия. Я взяла свои чернила и провела пальцем по внешнему кругу устройства, нарисовав ряд знаков.
Сама я, конечно, ни капли не владела магией, да и не особенно хотела — я много раз видела, как она может привести к гибели. Но инструменты, которые могла создать магия, были бесспорно полезны. Этот был создан жрицей Сраной — богиней видения и знания. Мне нравилось разглядывать вещи, так что, по крайней мере, я могу быть благодарна Сране за это.
Я дочертила руны, поместила свой флакон в центр устройства и задула свечи. Самое верхнее медное кольцо светилось ровным теплом, и когда я отрегулировала шарнир, на стену полилось кольцо света.
Внутри этого кольца была кровь Вейла, его кровь на самом низком уровне, мельчайшие частицы жизни внутри него. Они выглядели как поле лепестков красно-черного цветка на штукатурке, двигаясь медленными созвездиями, как звезды на небе.
Иногда люди говорят о вампирах так, будто они живая смерть, не более чем ожившие трупы. Один взгляд на Вейла дал мне понять, что это не так. Тем не менее, я знала, что у вампиров более близкие отношения со смертью, чем у людей, поэтому, возможно, я ожидала увидеть что-то от смерти в составе тела Вейла.
Нет. Все это не было смертью. Это была красота, жизнь и удивительное чудо. Ему были сотни лет, но его кровь была здоровой и процветающей. Она была изящной, изысканной. Она так отличалась от человеческой крови, что я была уверена, что она будет по-разному реагировать на каждый тест. И все же в ней было что-то знакомое, как будто мы были первоисточниками, а он усовершенствованием.
Может быть, богиня — еретичка вампиров все-таки что-то придумала?
Я слишком долго смотрела на него, как завороженная.
Мой инструмент был создан с помощью магии Сраны, богини Белого пантеона, Белого пантеона, который презирал Ниаксию, мать вампиров, что означало, что я должна быть очень осторожна с инструментами, которые я использовала для изучения этой крови.
Даже тот факт, что она вообще была у меня… здесь, в городе, который боготворил Витаруса…
Я моргнула и увидела своего отца, стоящего на коленях на этом поле смерти, костяшки пальцев дрожали вокруг кулака с обреченностью, готового разозлить бога, который с радостью отомстит в ответ.
Я отогнала эту мысль и быстро разобрала инструмент, убрав кровь Вейла в ящик.
Тем не менее, я не могла удержаться от того, чтобы не доставать его каждые несколько часов, чтобы посмотреть на него, хотя бы несколько секунд за раз. Я говорила себе, что это для работы, и в основном так оно и было, потому что в последующие несколько дней я не прекращала работать более чем на десять минут, но на самом деле я была… ну, немного зациклена на нем. Каждый раз, когда эти черные пятна освещали мою стену, я выдыхала с благоговением.
— Что это?
Я обернулась. В дверях стояла Мина. На мгновение, в отличие от элегантной жизненной силы крови Вейла, ее увядающая смертность потрясла меня. Темнота окольцевала ее глаза и покрыла углубляющиеся впадины на щеках. Когда-то она была поразительно красивой девушкой, да она и сейчас была такой, но теперь она была призрачной подобно лицу каменной богини на могиле. Я опустила взгляд. Как давно она здесь? Я не была уверена, какой ответ хуже. Дольше — значит, она видела больше из того, что я делала. Меньше — и я могу беспокоиться об отчетливом слое запыленной кожи, который уже покрывал пол вокруг ее ног.
— Что это? — снова спросила она.
— Ничего, — сказала я, хотя сестра знала меня достаточно хорошо, чтобы понять, что это ложь.
Я положила флаконы и линзы в сумку, застегнула ее и поднялась.
— Мне нужно идти, — сказала я. — Я навещу Фэрроу. Роза придет к тебе с ужином, и…
Я шагнула мимо нее, но Мина едва заметно отошла в сторону. Проходя мимо нее, я старалась не замечать, как на пол не прекращаясь падает мелкая пыль подобно тикающим секундам.
— Лилит, подожди…, - сказала она.