Таню можно похвалить: одного старика спасла. Но вряд ли ушлые девицы совсем уйдут из бизнеса – скорее, на время залягут на дно. А потом снова изменят внешность, слегка переформатируют подход и вернутся к прибыльному занятию.

* * *

В прежней жизни у Риты с такими, как Мила, разговор был короткий – сразу в глаз. Или еще эффективнее – в нужник милой мордочкой. Навсегда потом переставали гоношиться и умничать.

Но Милорд сказал сразу:

– Твоя роль – вторая. Всегда вторая, поняла? К лидеру обязана проявлять максимальное уважение. Уголовные свои подходы забудь. Иначе мигом из дела вылетишь.

Подчиняться интеллигентке, дохлячке для Риты оказалось самым сложным. Особенно бесило, что Милка своим статусом командирши неприкрыто кичилась и никогда не забывала указать напарнице на ее «место возле параши».

Ох и тяжко было сдерживаться! А самое горькое – признавать, что Милка действительно умнее. И старикам умела головы кружить, и в банковских тонкостях разбиралась прекрасно. Плюс в любых нестандартных ситуациях, в отличие от прочих интеллигенток, слюни не распускала, иногда реагировала на атас даже быстрее, чем сама Рита.

Ну и красивее была. Гораздо красивее. Цену себе знала, кичилась. На зону бы ее с таким личиком и фигурой – точно не выживет.

Рита, когда мотала свой пятерик, много раз видела, как опускают подобных милашек. Сама она попала в колонию в восемнадцать – сразу к взрослым девочкам. Надолго. Ее никто особо не обижал (себе дороже), но никто и не поддерживал. В отряде десятки женщин, а чувствовала себя совсем одинокой. Подруги по несчастью пытались строить временные «семьи». Рита однополую любовь не признавала – природе противно. Дотерпела. Вышла на свободу. Но с нормальной личной жизнью и здесь не складывалось. Какой мужик на ее внешность клюнет? Как саркастически говорила Милка: «Чтоб с тобой спать, слишком много водки выпить нужно». Самой за парнями бегать или подкупать считала ниже своего достоинства. Да и некогда глупостями заниматься.

А к Милке постоянно клеились.

Как ей хотелось отомстить за все унижения! Чтоб напарница облажалась. А Милорд узнал: она, задавака и лидер, запорола всю операцию. Но именно Рита в Абрикосовке, как шеф сказал, стала причиной катастрофы. А будто у нее другой выход был? Когда та баба явилась права качать, ничего не оставалось, как ее грохнуть. Подумаешь, труп! Зато денег подняли – самая крупная сумма из всех.

Но Милорд отрезал:

– Еще и засветились. Сразу в двух городах. Баста. Вывожу из дела обеих. Залечь на дно. Телефоны ваши блокирую.

Разговор вели из машины по громкой связи – когда ехали из Ессентуков в Кисловодск.

Рита попыталась спорить, оправдываться. Мила понуро спросила:

– У нас есть шанс вернуться?

– Кому вы нужны, когда вас вся страна теперь знает?

Рита почему-то думала: Милка так просто не сдастся. В конце концов, она и сама все умеет – шеф только «клиентов» подкидывал. Вот сейчас скажет: «Да и пошел он! Будем сами работать!»

Но напарница лишь горько разрыдалась.

Рита, когда сама изредка ревела, смотреть не могла на себя без отвращения. А Мила выглядела прелестно – огромные бриллианты слез капают на обшивку авто, губы соблазнительно подрагивают, даже носик не покраснел.

– Да ладно тебе, перестань, – неуверенно сказала Рита.

А Мила вдруг схватила ее правую руку и прижала к своим губам. Прошептала:

– Прости, прости меня, идиотку!

– За что?

– Я была злой к тебе. Все время обижала. А теперь мы расстанемся, и ты так и будешь считать меня подлой.

Сама Рита сейчас переживала исключительно из-за того, что их бизнес накрылся, и подобной реакции от коллеги никак не ожидала.

– Не знаю, зачем я постоянно издевалась над тобой, – продолжала каяться Мила. – Видно, чувствовала, что ты лучше. Сильнее. Но власть была у меня, и я ею подло пользовалась. Причиняла тебе страдания. Мне так стыдно!

«Врет она все!» – мелькнуло у Риты.

Но, с другой стороны, насколько приятно, когда напарница вместо привычных насмешек ей добрые слова говорит!

Буркнула:

– Ладно. Считай, что отмазалась. Чё делать-то теперь будем?

Мила отозвалась:

– Грохнуть ее надо.

– Кого? – опешила Рита.

– Эту тварь с канала Фреда. Татьяну.

Что за глупость? Рита всегда считала Милу разумной и рациональной. Разве непонятно, что та девка с ситуацией в принципе борется – а не с ними лично? Но, может, она что-то не понимает? Поэтому спросила:

– А как это нам поможет?

– Никак, – отрезала Мила. – Но она второй раз подряд всю мою жизнь разрушила. И я этого так оставить не могу.

* * *

Мила с раннего детства понимала: с ее мамой что-то не так. Та никогда не смеялась, не шутила. В их дом не приходили гости и не заглядывало солнце – шторы всегда были плотно задернуты. Мама не щебетала по телефону с подругами, не ходила в парикмахерскую. Примерять ее наряды – исключительно темные, скучные – у девочки даже не возникало желания. И губы подкрасить маленькая Мила впервые попробовала в гостях у подружки – никакой косметики в их квартире не имелось вовсе.

Всегда было интересно – как мама учит людей, если совсем не любит с ними общаться?

И почему, хотя по профессии психолог, не может нормально выстроить собственную жизнь? Но даже когда была совсем маленькой, Мила понимала: задавать ей эти вопросы нельзя. Мама никого не допускала под панцирь, где пряталась. И для дочери не делала исключения.

Дома на этажерке стояла статуэтка Психеи. Мила обожала разглядывать ее улыбчивое лицо, касаться мраморных завитков волос. Прочитала «Метаморфозы» Апулея, сопровождала богиню во всех испытаниях, радовалась, когда, преодолев все препоны, та воссоединилась с Амуром.

И насколько жаль, что у мамы, беззаветно служившей науке, которой покровительствовала Психея, никогда не было своего Амура. А у Милы не имелось папы. Только безвестное семя в мамином чреве.

Девочка рано начала заглядывать в мамины учебники, беспорядочными грудами завалившие весь дом. Скучные страницы пролистывала, но обожала, когда в ученых трудах курсивом приводились истории пациентов. А еще больше любила простые практические советы. Называй человека по имени – и он проникнется к тебе симпатией. Повторяй его последние фразы – решит, что ты его внимательно слушаешь. Копируй жесты – уверится, что ты его друг. Вроде бы ерунда – но работало!

Мама ее интерес к науке поощряла, и Мила безо всяких понуканий стала забираться в еще большие дебри. Но тянуло ее именно в практическую сферу. Удивлялась, что другие люди не пользуются. Вот есть у них в классе мальчик, абсолютный флегматик – а родители из него звезду баскетбола пытаются сделать. Или на другого одноклассника, типичного холерика и немного психопата, училка постоянно орет, чтоб сидел смирно и не вертелся. Неужели непонятно, что бесполезно?

«Зачем людей ломать? Пытаться изменить, что природой дано?» – не понимала.

– Получай профессию – и борись с этим! – предлагала мама.

Да, по всему выходило: надо ей продолжать семейную традицию и тоже поступать в Москве. На факультет прикладной психологии. Но потом не в науку – а стать успешным практиком. Пробуждать к активной жизни тяжелых меланхоликов или клеить отношения в сложных семьях.

Проблема заключалась лишь в том, что Милу чужие проблемы не волновали. Куда больше нравилось использовать возможности Психеи для собственного блага.

На факультет прикладной психологии она без труда поступила, но, как мама, круглой отличницей не стала. Учила лишь то, что интересно.

И темы для курсовиков всегда выбирала нестандартные. На первом курсе – про психологию успешного карточного шулера. На втором – о традиционных цыганских фокусах. А на третий год учебы в университете она познакомились с Милордом, и жизнь с тех пор понеслась совсем по другой колее.

Маме благоразумно ничего не рассказывала. Серьги с бриллиантами выдавала за бижутерию. Про туфельки из натуральной кожи крокодила врала, что с рынка.

Впрочем, родительница с отъездом Милы совсем расклеилась. И раньше была нелюдимой, а теперь все больше укрывалась под панцирем. И делами дочери не интересовалась. Продукты заказывала через интернет, искренне радовалась ковиду – семинары или лекции стало возможно проводить из дома. Мила добросердечием не отличалась, но даже ее стало беспокоить нарастающее отшельничество родительницы. К психиатру обратиться не уговоришь, да дочь диагноза и не видела, считала – обычная тяжелая социофобия. Надо хоть понемногу, через силу на люди вытаскивать. Так что когда увидела на факультете анонс, что будет встреча выпускников, стала мать уговаривать:

– Приезжай в Москву! Развеешься!

Та долго упиралась, но дочь настояла. Сняла матушке номер в «Метрополе» – доходы позволяли. Купила билеты в Большой театр.

– Откуда у тебя столько денег? – поражалась мать.

– Подрабатываю, – улыбалась Мила, – столица предоставляет огромные возможности!

Та в ответ тяжко вздохнула:

– Да, ты права. А я… я не использовала их. Хоть и училась лучше всех на курсе.

Мила – сама психолог – давно поняла, что хорошие оценки – далеко не показатель успеха. Но не объяснять же очевидные вещи своей старшей коллеге.

Она надеялась: номер с видом на Кремль, завтраки с икрой-шампанским, Чайковский в пятом ряду мать развлекут, развеют. Но та в веселой сутолоке центра столицы совсем потерялась. Когда гуляли вместе с дочерью по нарядной Тверской, все время держала ее за руку – боялась остаться в столичном шуме одна.

А после пресловутой встречи выпускников Мила и вовсе застала мать в слезах. Прежде та никогда не жаловалась, несла свое одиночество с гордо поднятой головой. Но сегодня ее как прорвало.

– Зачем я прожила эту жизнь? Чего добилась?! – причитала родительница.

– Мам! Да все нормально у тебя!

– Что – «нормально»? Что выгляжу, как старуха? Что живу в дыре? До заведования кафедрой дослужилась? Но всей моей зарплаты на ночь в «Метрополе» не хватит?!

– Все, мать, все, – оборвала Мила. – Хватит ныть. Давай лучше на профессиональном языке поговорим. Как психологи. Чего ты вдруг? Что триггером-то стало?

Мать посмотрела тоскливо. Прошептала:

– Мы с ней вышли вместе. И она сказала: «Удивительно. Ты у нас на курсе первая звезда была». И посмотрела на меня… так жалостливо.

– Кто – она?

– Да однокурсница. Танька Садовникова. Бездельница. Вечно с мальчишками шлялась, на сессии конспекты у меня клянчила. А сейчас – вся на понтах, на иномарке. И выглядит чуть старше тебя…

– Ну, значит, подстилкой стала. Почетно, что ли? – пожала плечами Мила.

– Нет. Она сама всего добилась. Сделала карьеру. Живет в свое удовольствие, ни от кого не зависит…

– Ну и ты так живи! – вскричала Мила. – Кто мешает? Бросай свою работу тухлую, с деньгами я помогу!

– Нет, Мила. Поздно, – тускло отозвалась мать.

А дочь запоздало подумала: здесь, вероятно, не простая социофобия. Надо все-таки хорошего психиатра поискать.

Прямо завтра решила и заняться. Но не успела. Ночью мать вышла из своего роскошного отеля. Отправилась пешком до Крымского моста. И прыгнула вниз.

* * *

Рита давно припарковалась у обочины. Обнимала Милу, гладила ее по спине. Та горько всхлипывала:

– Я, конечно, сволочь. Сама виновата. Давно надо было забеспокоиться… Но эта Татьяна! Ведь она тоже психолог! Разве не видела, в каком мать состоянии?! Да все она видела! Специально отыгрывалась! За то, что сама с тройки на двойку перебивалась, а мать ей в пример приводили. А сейчас человек и без того в подавленном состоянии. И эта решила добить окончательно.

Рита, конечно, в науках не сильна, но в житейской мудрости ей не отказать. Сказала осторожно:

– Да не добивала она. Просто хвасталась, что крутая. Все бабы так делают. Без задней мысли.

– Но мать-то себя из-за нее убила! А сейчас эта дрянь все снова порушила! Теперь у нас. Жили. Работали. Никому не мешали. А теперь к черту! И бизнес, и с тобой мы больше никогда не увидимся!

– Почему?!

Рита как раз надеялась, что после сегодняшних откровений Мила все-таки станет для нее не цербером, не суровой начальницей, а приятной собеседницей и близким человеком.

– Разве не понимаешь? Мы именно вместе опасны. Как команда. И на фотках этих рядом… – шмыгнула носом Мила. – До чего жаль. Мне будет очень грустно без тебя…

– Мы можем уехать из страны. Вместе.

Напарница подхватила:

– И стать настоящими подругами. И совместный бизнес замутить. Честный. И я больше никогда не буду тебя обижать!

Рита посмотрела на нее с восторгом. А Мила жестко добавила:

– Но только я никуда не поеду, пока с этой тварью не поквитаюсь. Ты мне поможешь?

* * *

Образ для Риты когда-то придумал Милорд: некрасивая женщина тщетно пытается привлечь к себе внимание. Обязательно юбка, на глазах – щедрые стрелки, губы ярко накрашены. Мила додумала штрихи – яркая резинка с декоративной вульгарной розой в волосах и грудь подкладная огромного размера. Рита пыталась возражать, что чувствует себя некомфортно, но ей сказали:

– Глупая. Зато скрываться, если что, будет легко.

Сейчас оценила. В гостинице первым делом умылась, влезла в джинсы и широченный свитшот. Парик можно не использовать – собственные волосы пострижены под мальчика. Так и выглядела – толком не разберешь, парень или девчонка. Своя грудь у Риты еле видна, талия широкая, и ходила она размашисто, как мужик.

Но напарница – в целях конспирации – все равно настояла, чтобы в Москву ехать на поезде. Вдруг полиция в кои-то веки сработала оперативно, разослала ориентировки? И вообще аэропорты на безопасности помешаны, а на железной дороге – базар-вокзал.

Рита, как всегда, пыталась спорить:

– Да не смотрит полиция стримы Фреда. И мошенников не ищут. И на том фото только ты хорошо получилась, а меня не узнать.

– Зато на тебе убийство висит, – напомнила Мила. – Свернула губки в трогательный бантик, добавила: – Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось!

– Так давай и не поеду никуда, – буркнула Рита.

Просьба (а по факту требование) напарницы по-прежнему не вызывали восторга.

Когда Рима в деле упрямилась, Мила всегда рявкала:

– Тебя не спрашивают!

Но сейчас захлопала глазищами, на длиннющих ресницах задрожали слезинки:

– Риточка! Ну я ведь тебе объяснила все! Как мне дальше жить, если я не отомщу?

Опустилась на пол у ее ног, обняла колени, глухо сказала:

– Милорд четко велел из страны уезжать. Когда вернуться сможем – вообще неясно. Ты хочешь, чтоб я мучилась все время – оттого, что не закрыла гештальт?

– Чего?

– Мы с тобой – скрываемся. Лузеры! А она – на коне, торжествует!

– Да и хрен с ней, – вырвалось у Риты.

– Нет, – теперь не всхлипывала, заплакала в голос. – Я каждый день, минуту каждую об этом думать буду! И не выдержу. Сорвусь. Поеду сама. Я должна, обязана с ней поквитаться!

– Милка. Ну ты ведь разумный человек!

– Нет! Не разумный! Риточка, ну пожалуйста! Выполни мою первую и единственную просьбу! А потом мы уедем с тобой далеко-далеко. Только представь: солнце, пальмы, домик на море. Займемся чем-нибудь интересным. Ты когда-то говорила, что кошек любишь. Откроем питомник, будем каких-нибудь канадских сфинксов выращивать.

– Не, голых я ненавижу.

– Ну селкирк-рексов тогда!

– Это какие? – заинтересовалась Рита.

Мила мгновенно вскочила, открыла поисковик, показала: действительно, сплошное очарование.

– Прикольные. И стоят дорого, – оценила напарница.

– Ну вот. Откроем бизнес. Приятный и безопасный. Я заботиться буду. О тебе и о котятках наших. А первый закон совместного существования – чтобы твой партнер был доволен и спокоен. Пожалуйста! Ну сделай меня счастливой!

Конечно, под таким напором Рита устоять не смогла. И уже вечером села в поезд.

Поздоровалась сухо с соседями, сразу залезла на верхнюю полку. Лежала, уставив глаза в потолок. Пыталась мечтать, как и вправду откроют питомник, очаровательных котяток в постель с собой будет класть.

Ну а врагов – напарница права – действительно надо уничтожать. Сама бы места себе не находила, если бы убийца матери по земле безнаказанным ходил. Хотя какая эта Татьяна убийца? Просто не в то время и не в том месте оказалась. И мать Милкину до самоубийства не доводила – у той просто крышу окончательно сорвало.

Бессонницей Рита никогда не страдала, а под стук колес вообще «улетала» мгновенно – даже когда на зону в промозглом зэк-вагоне везли. Но соседи по купе давно уютно похрапывают, а она так и не сводит глаз с потолка.

Ее нисколько не волновала судьба неведомой Татьяны Садовниковой. Подумаешь, одной задавакой на земле станет меньше. И в своих силах была уверена. Девка, уверяла Мила, обычная офисная «единичка», мужика при ней не имеется, серьезные люди за спиной не стоят.

Беспокоило совсем другое. Не водит ли ее Милка за нос? Очень будет обидно измарать руки, а в ответ получить ничего.

Воображение у Риты никогда не было развито, и сейчас она тщетно пыталась представить, как живут где-то на острове в окружении пальм. Выращивают вместе котят, на закате купаются в океане и пьют коктейли, знакомятся с парнями. Очаровательные селкирк-рексы перед глазами проплывали отчетливо, даже шум океана услышать удалось. Но вот Милку рядом с собой не видела. Никак.

«Сделает моими руками грязное дело – и даже спасибо не скажет», – травила себя Рита.

В полночь темнота за окном сменилась всплесками фонарей, замелькали сначала дачки, потом пятиэтажки. Приближался Воронеж. Рита соскользнула с верхней полки, влезла в кроссовки. Коли все равно не спится, надо выйти покурить. Может быть, Милке звякнуть? Пока ехали по полям и лесам, телефон совсем не ловил.

– Стоянка пятнадцать минут, – буркнула проводница.

Рита отошла подальше от прочих курильщиков, достала мобильник, сразу подобралась. Три пропущенных. Все – от Милорда.

Исполнителем она была идеальным, поэтому сразу выкинула личное из головы. Милорд пока что оставался для нее самым главным начальником.

Здороваться он не стал. Деловито бросил:

– Ты где?

– В Воронеже.

– Зачем?

– В Москву еду…

– Странный выбор. Зачем?

– Э-э… личное дело.

– Милку ищет полиция. Сегодня к ней на адрес приходили.

– А… меня?

– Тебя – нет. За работу возьмешься?

– С кем? – растерялась.

– По профилю. По твоему личному профилю, – добавил со значением. – Заплачу два миллиона.

Рита молча закурила сигарету. Прикрыла глаза. Представила: океан, пальмы, игривые, милые котята. А Милы рядом по-прежнему не увидела.

– Триста – аванс. Переведу немедленно. Остальное – завтра по факту. Да или нет? У меня мало времени.

– Я… я, наверно, не смогу, – пролепетала. – Я привыкла с Милой…

– Ритуля. – Голос зазвучал сочувственно. – Это, что ли, она тебя в Москву отправила?

– Не важно.

– Да и мне плевать. Но личный тебе совет: живи собственным умом. А будешь под Милкину дудку плясать – точно в дурочках останешься.

Молчала. Он поднажал:

– Рита, ты идеально делаешь то, что умеешь. Сама. Окей. Два с половиной. Аванс – пятьсот. Прямо сейчас. Работа элементарная, все вводные дам. А дальше – езжай, куда хочешь. Согласна?

Ясно, коротко, просто. И очень искушающе.

И она ответила:

– Да.

– Отлично. Тогда выходи в Рязани. Я тебя встречу.

* * *

Мила пообещала подруге: она затаится в Пятигорске и будет ее ждать. А когда Рита вернется, вместе вылетят из Минеральных Вод в Баку. И оттуда продолжат дальнейший путь – к счастливой и честной жизни.

Она поехала провожать напарницу (теперь бывшую) на вокзал. Проходящий поезд опаздывал, Мила виртуозно притворялась, как рада провести время с подругой. Но сама дико нервничала – ее самолет, только не в Баку, а в Ереван, вылетал через три часа.

Дальнейший маршрут тоже знала. Из Еревана для конспирации – в любой европейский город. А оттуда – в Милан. Она всегда мечтала жить в окрестностях озера Комо.

Ну а Ритка… Будем надеяться, та выполнит ее просьбу. А если нет – что ж. Она обязательно со временем найдет другого исполнителя.

Своих целей в жизни Мила всегда добивалась.

* * *

Поезд прибыл в Рязань в пять утра, Рита вышла на пустой и темный перрон. Отмахнулась от сонного носильщика, рюкзачок свой нетяжелый легко закинула на плечи.

Милорд ждал у головного вагона.

Чмокнул в щеку:

– Привет, моя красавица. Молодчинка, выглядишь прекрасно.

Понимала, что льстит – но все равно приятно. И что рюкзак немедленно отобрал, понес сам – тоже душу грело.

Когда сели на привокзальной площади в машину, неожиданно спросил:

– Ритка, у тебя мечта есть?

Впервые не про дела они говорят, а о чем-то отвлеченном.

Буркнула:

– Не скажу.

– Почему?

– Смеяться будете.

– В институт поступить? – усмехнулся.

– Нет. Хочу кошачий питомник открыть.

Думала – теперь точно начнет ржать. Но Милорд серьезно сказал:

– Очень хорошая идея. А что мешает?

– Бабла нужно много.

– Ну миллиочиков десять ты скопила небось.

Еле удержалась, чтоб не дернуться – с суммой попал в точку. А он продолжал:

– И сейчас еще семь добавишь.

– Вы про два с половиной говорили, – пробормотала.

Будто не услышал. Продолжил задумчиво:

– Честно тебе скажу, сам устал постоянно на лезвии балансировать. Давай, Ритуль, напряжемся – и на заслуженный отдых, а? Я, может, к тебе приеду. В твой питомник вложусь – тогда вообще без конкурентов будет.

– Да не приедете вы, – улыбнулась.

Он потрепал ее по плечу:

– Кто знает. Верь в себя, Ритка. Сама не понимаешь, какая ты классная!

«Тоже свой интерес. Что-то очень надо ему от меня», – подумала.

Но хотя бы деньги предлагает нормальные. В отличие от Милки.

– А что за дела? – спросила осторожно. – И первое, и второе?

– Ритулечка, да там совсем все элементарно!

* * *

Денис не прогадал: соучастницей Алена Андреевна оказалась идеальной. Он поручил – она исполнила. Подала объявление в агентство недвижимости. Выложила фотографии его квартиры во всех своих социальных сетях. Цену намеренно указали завышенную, поэтому очереди из покупателей не наблюдалось.

В киберпространстве Алена Андреевна хоть и появлялась нечасто, но присутствовала. Денис полагал: если мошенники на приманку клюнут, то профили ее обязательно изучат. Созданы все давно (им в плюс). Возраст (семьдесят четыре года) и семейный статус (вдова) везде указан реальный. Хорошо бы подбавить красок, убедить: человек действительно одинокий, наивный и беззащитный.

Тут следовало действовать тонко. Богатов считал: поручить креатив можно единственному человеку. Татьяне. Тем более та ему сама сказала: по делу можешь обращаться.

Позвонил. С ходу огорошил:

– Я наших мошенниц на живца ловлю. Хочешь участвовать?

Конечно, Садовникова заинтересовалась. Прискакала. Когда услышала, что Богатов собственную квартиру незнакомой практически пенсионерке подарил, хмыкнула:

– Всегда знала, что ты сумасшедший. А от меня что нужно?

– Помощи. Исключительно по профилю.

Изложил задачу.

И Таня – от имени Алены Андреевны – написала три вдохновенных поста.

Про толкотню и ругань в очереди за дешевой картошкой.

О хамстве и непрофессиональных врачах в бесплатной поликлинике.

И краткое руководство, как с помощью единственной курицы кормиться целых три дня и пенсионерке, и ее псу.

Алена Андреевна, когда прочитала, поморщилась:

– Не люблю я жаловаться… Но написано все правильно.

Выложила – по одному тексту в каждой социальной сети.

Докладывала Денису обо всех звонках и сообщениях. Реальных покупателей – ни одного. А вот халявщики набежали. От «одинокой мамы с тремя детьми» явилось слезное письмо с просьбой пустить пожить бесплатно. Агентство предложило договор пожизненной ренты, а некий бодрый пенсионер – руку и сердце.

– Простите, Денис, но, по-моему, ваша идея не сработала, – укорила тактично.

Но через день после того, как забросили невод, Алена Андреевна вместе с Тошкой отправились привычным маршрутом в парк. Дошли до пруда. Она присела на лавочку отдохнуть. Пес заливисто лаял на уток – те отплыли на безопасные полметра и насмешливо крякали.

Мимо шла женщина – очень обычная, лет тридцати пяти. Улыбнулась голосистому йорку, Алене Андреевне сказала:

– Охотник он у вас!

– Обидно ему. Завтрак уплывает.

– Так времени полдень! Не кушал еще?

Алена Андреевна хотела ответить честно: на завтрак Тошка слопал пару блинков, а по пути из парка они в зоомагазин зайдут. Но вовремя вспомнила наставления Дениса. Понуро отозвалась:

– Пенсия только завтра. Так что мы пока на диете.

– Вот что за страна у нас, – рассердилась женщина, – ни людям жизни нет, ни собакам!

– Да ничего, потерпим. Я ему хлебушек в молоке замачиваю.

– Ох, бедная вы, бедная! А собаке углеводы нельзя, разве не знаете? Хотите, наш фонд вам помощь окажет?

– А что за фонд? И какая помощь? – осторожно спросила Алена Андреевна.

– «Кайрос». Сообщество неравнодушных людей. Помогаем всем, кто в тяжелой ситуации оказался.

– Да обычная у меня ситуация, – усмехнулась она. – Как у всех пенсионеров в стране. Завтра пенсию пришлют – тогда и поедим вдоволь.

– Один раз за месяц, – проницательно добавила женщина.

– Ну верно. Приходится экономить.

– Слушайте. Я вам очень хочу помочь и знаю как. Сыграем на том, что песиков в России куда больше жалеют, чем людей. Напишу: голодает псина безвинная. Объявлю сбор средств. И обеспечат кормом вашу собачку.

– Ой, это бы хорошо, – растрогалась Алена Андреевна.

В итоге договорились: волонтер (представилась она Еленой) наведается к ней в самое ближайшее время. И принесет собаке еду.

Добрая незнакомка показалась Алене Андреевне женщиной чрезвычайно приятной. И доверие вызывала. Поэтому она сразу заподозрила: знакомство их произошло неспроста.

На пути из парка заходить в зоомагазин не стала (подумала: вдруг Елена или сообщники за ней наблюдают?) Когда вернулись домой, немедленно позвонила Денису.

Тот оживился:

– «Кайрос», говорите? Про фонд слышал. Но там серьезные дела ведут, на собачий корм не размениваются[5].

Она и сама заинтересовалась, нашла в интернете. Действительно: организация реальная. Обращаются туда люди в большой беде. И просят о помощи всегда сами. Может, Елена все-таки настоящий волонтер и действительно за нее походатайствует?

Но внимательно перечитала все последние сообщения – ни слова не нашла про пенсионерку и ее голодного песика.

Денис ликовал:

– Похоже, клюнула все-таки рыбка!

И объявил: они переходят на «военное положение».

– Это как? – растерялась Алена Андреевна.

– Мы, если не возражаете, поживем некоторое время в вашей квартире.

– Мы – это кто?

– Я и… Таня. Которая тексты писала.

– Она у вас вместо Насти? – уточнила Алена Андреевна.

– Она в миллион раз лучше, – погрустнел Богатов. – Но Настю мне не простила. Поэтому мы просто друзья. И сообщники.

Жить вместе с посторонними людьми Алене Андреевне совсем не улыбалось, но, коли согласилась на авантюру, решила терпеть.

Хорошо хоть Татьяна (в отличие от предавшей Тошку Насти) девушкой оказалась нормальной. Веселая, вежливая. И йорк ее сразу принял. Да и на Дениса только разик рыкнул, а потом в сторонку отошел.

* * *

Мерлин умел набивать себе цену, поэтому помимо гонорара за эфир выдвинул солидный райдер. Отдельная гримерка, в ней минеральная вода (французская), личи, свежие ананасы. И конечно, лимузин потребовал.

Фред – сам понтярщик – чужого гонора не любил, но, когда собеседник топовый, приходилось терпеть. Деликатесы закупили, представительское авто с водителем в костюме и белых перчатках заказали. Эфир планировали на полночь, машину за героем отправили к девяти вечера. В райдере не было, но вместе с шофером Фред велел ехать помощнице. Дал наказ исполнять все прихоти «звезды», но главное – обязательно обнюхать, убедиться, что не выпивши. Мерлин вроде не из алкашей, но накануне прямого эфира все волнуются. Сто коньяку перед командой «мотор» только на пользу, но если заранее набрался для храбрости – надо будет срочно вытрезвлять или вообще отменять съемку.

В двадцать один ноль три ему на личный номер позвонила взволнованная помощница:

– Мерлин трубку не берет! И дверь не открывает!

– Вы где?

– У подъезда.

– Коза! Поднимайтесь на этаж. Звоните. Стучите!

Анонсы даны, студия снята, вся команда на месте, массовка собирается. Просто прихлопнет Мерлина, если тот попробует его кинуть.

Через пару минут – снова звонок. Помощница рыдает:

– Д-дверь в к-квартиру не заперта была! Мы вошли! М-мерлин мертвый!

Фоном слышен голос водителя:

– Я 112 вызываю.

Фред заорал:

– Дура! Уволю на хрен! Быстро перестала реветь!

– А что делать? – опешила, спросила послушно.

– Пусть водила ментам звонит! А ты – снимай! Квартиру, Мерлина, крови побольше! Есть там кровь?

– Д-да.

– Валяй, быстро! И мне перешлешь немедленно!

– Но тут, наверно, улики! Следы! Мы затопчем все!

– Да насрать! У нас шоу горит!

Наемный водитель точно бы не согласился. Но сотрудницы своей работой дорожили. Поэтому видео – шикарное, где и Мерлин с остановившимся взглядом, и нож в его груди, – Фред получил в течение пяти минут.

Качество не шедевр, но пипл все равно впечатлится.

* * *