— Гости за столом, а хозяйка в кустах целуется? — продолжил голос.

— Господи, Боже ты мой! Михаил, ты, что ли? — Я перевела дыхание. — Напугал до смерти. Кто целуется-то? А впрочем, тебе-то что за дело? Шел бы ты спать.

— Я бы пошел, но поскольку теперь это не мой дом, я не знаю, где мне можно лечь.

«Ну, положим, этот дом никогда твоим не был», — подумала я.

— Однако он прав, — сказала я Саньке, — надо куда-то всех разложить.

— Погуляем немного и разложишь. Куда спешить?

У Саньки было явно романтичное настроение, у меня, впрочем, тоже.

«Ладно, — подумала я, — полчаса ничего не решают».

И мы пошли гулять дальше. Однако голос моего бывшего нудно взывал из темноты к моей совести.

— Чтоб он провалился, — озлилась я, — все настроение испортил. Ладно, Сань, пошли обратно. Он все равно не отвяжется, я его знаю.

Сашка проводил меня до калитки и отправился на свою дачу. Михаил же плелся за мной следом и ныл:

— Марианна, может, действительно погуляем? Ночь какая дивная.

— Ну и гад же ты, Лаврушин. Ты когда от меня отстанешь? Что ты лезешь в мою личную жизнь?

Михаил Александрович понурился.

— Ну, ладно, — смягчилась я, — пошли укладываться.

Дед с Памелой ворковали на террасе, мальчишки играли в шахматы, а пьяненький Джед по-прежнему дремал в кресле.

— Ребята, давайте спать ложиться, — крикнула я парням. — Пап, предлагаю Джеда положить в твою комнату, там еще диван есть, Сережку к Степану, а Памелу в комнату для гостей. Я сейчас постелю.

— А я где буду спать? — обиженно спросил бывший.

«Действительно. А где же он будет спать? Комнат-то больше нет», — призадумалась я.

— Я могу лечь в твоей комнате на полу, — выдвинул предложение Михаил Александрович. — Ты знаешь, я неприхотлив.

Я аж задохнулась от подобной наглости.

— Ну уж нет. Еще чего захотел?

— Это почему же нет? У тебя что, конкретные планы на нынешнюю ночь?

— Нет у меня никаких планов. А впрочем, какое твое, собственно, дело до моих планов?

Тихо начавшаяся перепалка стала перерастать в скандал.

— В чем проблема? — заглянул в гостиную отец.

— Да вот, как выяснилось, мне в этом доме нет места, — драматически заявил бывший.

На шум подтянулись мальчишки.

— Пап, ложись на мою кровать, а я лягу на полу, — предложил Степка.

— Ну, зачем же на полу? — сказал отец. — Сергей ляжет у Степки, мы с Памелой в комнате для гостей, а Михаил с Джедом в моем кабинете, там диван есть.

У меня отвисла челюсть.

— Хоть бы внука постеснялся, — прошипела я, а дед сделал невинное лицо.

После такого предложения Михаила чуть удар не хватил.

— Я не стану спать с мужчиной, — взвизгнул он.

Я молча подала ему комплект постельного белья и решительно указала направление на второй этаж.

— Ну, что ты так кипятишься? — урезонивал Михаила Александровича отец. — Во-первых, Джед — гетеросексуал. Так что бояться тебе нечего. Во-вторых, он уже давно импотент. Так что иди в кабинет и спи спокойно. Я за базар отвечаю.

Я возвела глаза к абажуру, а мальчишки с трудом сдерживали смех. Михаил Александрович не нашелся, что возразить бывшему тестю, и несолоно хлебавши отправился на второй этаж. Следом за ним мальчишки почти перенесли сонного профессора. Я быстро перемыла посуду, приняла душ и упала в постель. Теперь только поняла, что смертельно устала.

Не знаю, сколько я проспала, когда меня будто что-то толкнуло. Сплю я очень чутко и могу проснуться, даже если на меня просто посмотреть. В свете луны на меня надвигалась тень.

— Кто здесь? — всполошилась я.

Конечно, это мог быть Михаил, нахал бессовестный. Но в очертаниях надвигающейся фигуры было что-то незнакомое.

— Санька? С ума сошел!

Крепкая рука закрыла мне рот и...



Проснулась я с сильной головной болью. С трудом разлепила веки и посмотрела на часы.

— Бог мой, почти двенадцать. Ну и здорова же я спать.

— Это точно, — заглянул ко мне в комнату Степка. — Ты чего, подружка, спишь так долго? Мы уже на речку сбегали, искупались.

«Вот счастливые... А у меня голова раскалывается. — И тут я вспомнила свое ночное видение. — Что это было? Сон? Но ощущения какие-то явственные. И если это был сон, то кого я во сне видела? Вроде бы мужчину. Мужчина шел ко мне, а потом я ничего не помню».

— Какой-то запах у тебя странный, — произнес Степка. — Лекарства, что ли, какие?

— Перегар. Какие лекарства? Пили вчера все подряд: шампанское, коньяк, Маклахеновы коктейли. Вот голова и гудит, и снится черт знает что.

С трудом поднявшись и натянув футболку и шорты, я поплелась умываться. В столовой пил кофе Михаил. Он холодно пожелал мне доброго утра и сообщил, что срочно уезжает.

— Для всех, — начал он пафосно, — мне срочно нужно на работу, а тебе я скажу следующее. К приличным женщинам мужчины в окна по ночам не лазают.

«О-ба-на... Выходит, это был не сон. В моей комнате на самом деле был мужчина, и теперь ясно, что это был не Михаил».

— И что же за мужчины лазают в окна к неприличным женщинам? — спросила я без возмущения, а, напротив, с интересом.

— Вам лучше знать, мадам, — перешел Михаил на «вы».

— А я ничего не знаю, поскольку по ночам сплю и ни за кем не слежу.

— Я не следил, больно надо, — обиделся бывший. — Просто с этим американцем невозможно уснуть — храпит, как иерихонская труба. Вот я и вышел на свежий воздух. Прошелся по саду, потом вижу: мужик вылезает из окна твоей спальни...

— И что же ты?

— А что я? Это же твоя личная жизнь. — Голос Михаила был воплощением сарказма.

— А если это был вор? — возмутилась я.

Теперь я пребывала в полном смятении. «Если это был не сон, то почему я ничего не помню? Что же было этой ночью? И кто это был? Ясно, что не Михаил. Тогда кто же, Санька? Вот нахал! Но не могу же я у него спросить, что было между нами этой ночью. Кошмар какой! Так напиться, чтобы ничего не помнить. Но, с другой стороны, я вроде пила немного и весь вечер была в полном порядке. Ничего не понимаю».

С улицы донеслись голоса. Я выглянула в окно и увидела деда и Памелу, которые, судя по пакетам, выгружаемым из машины, только что вернулись из магазина.

— Марианна, — крикнула Памела, — смотри, — и помахала мне букетом сирени.

«Наверно, дед обломал для любимой чей-нибудь куст», — решила я.

— Вы где были? — спросила я у вошедшей парочки.

— В магазине и на рынке, — ответил отец. — А Джед еще не встал?

— Вроде нет.

— Ну, пусть поспит. На даче великолепно спится. Правда, Памела? На даче хорошо спится? — перешел он на английский.

Памела сделала серьезное лицо и погрозила отцу пальчиком, но тут же расплылась в счастливой улыбке и принялась распаковывать пакеты с продуктами.

«Вот старый ловелас!»

— Я решил пополнить стратегические запасы, — сказал отец, — на тебя, — это он мне, — надеяться в отношении еды рискованно.

— Вот это новость! — возмутилась я. — А кто расхваливал мои пироги?

— Ну, ладно, ладно, шучу. Давайте, готовьте завтрак, а я пойду разбужу Джеда. Хватит ему спать.

Завтрак мы с Памелой приготовили за пять минут. А что там готовить? Чай, кофе, булочки. Уже мальчишки подтянулись в столовую, а профессора все не было.

— Степа, пойди узнай, что там дед так долго с Маклахеном возится. Завтракать пора.

— Да они уже идут, — сказал Степка, услышав шаги наверху.

Дед спускался по лестнице первым, помогая идти полуслепому Джеду. Один глаз профессора распух и закрылся.

— Бог мой, — всплеснула я руками. — Что случилось? Он упал?

— Да нет, — ответил отец, — его укусил кто-то ночью.

Бедный профессор! Вот уж, что называется, сходил в гости. Вчера милиция донимала, сегодня насекомые изуродовали. Надолго он запомнит русское гостеприимство.

— Ему надо дать какое-нибудь лекарство от аллергии. Тавегил подойдет?

— Давай попробуем, — согласился отец. — Если через час лучше не станет, повезем в больницу.

Памела закудахтала вокруг своего коллеги. Усадила в кресло-качалку, на глаз положила холодный компресс, а в руку всунула стакан с соком. От завтрака бедный старик отказался.

Только мы сели к столу, как заявился Санька с предложением повести американских гостей в рамках культурной программы, как он выразился, в местный приход, то бишь в церковь. Однако, увидев распухший глаз профессора, сразу же отказался от этой идеи:

— Нет, с такой физиономией в церковь нельзя, — сказал он. — Еще подумают, что мы его побили.

Степка с Сережкой давились от смеха, а я порадовалась, что Сашка не силен в английском, а американцы ничего не понимают по-русски.

— До вечера еще время есть, — сказала я, — опухоль может опасть. Это его укусил кто-то.

— Ну, тогда, конечно, — согласился Сашка. — К вечерней службе пойдем, я зайду попозже.

И Санька, слава Богу, ушел. Вслед за ним отбыл и Михаил Александрович. Отец с Памелой отправились на речку, Степка с Сережкой занялись рытьем компостной ямы, а Джед одним глазом читал какую-то книжку на террасе. Мне же предстояло приготовить на всю эту ораву обед. Слава Богу, хоть строители сами себе готовят. Поскорей бы уж они достроили эту баню и уехали. После Мишкиных перипетий как-то неспокойно на душе.

Как бы подслушав мои недобрые мысли о строителях, в дверях появился старший из наших работников, Федор Алексеевич.

— Марианна Викентьевна, — начал он, — слышал, что рабочий у вашего знакомого разбился. Не знаете, жив ли?

— Нет, Федор Алексеевич, про того парня ничего пока не известно, а вот второй точно мертв.

— Как это второй? — испугался строитель. — А с ним что?

— Не знаю, найден мертвым.

Федор Алексеевич заметно переменился в лице.

— И что же милиция?

— А что милиция? Милиция разбирается. Михаила подозревают.

— Да... — протянул рабочий, — неспокойно здесь.

— Уж это точно, — согласилась я. — А кстати, ваши-то строители не пьют?

— Нет, у нас во время работы сухой закон. Потом, конечно, можно.

Я посмотрела на благообразное бородатое лицо Федора Алексеевича и решила, что мне пока волноваться за своих строителей не стоит.

Бригадир —- вполне приличный дядька. Говорит на правильном русском языке. Да и манеры кое-какие имеются. Федор Алексеевич нерешительно потоптался некоторое время у порога, потом попросил еще немного денег в счет аванса и ушел.

Я занялась приготовлением обеда и два часа кряду не отходила от плиты, протаптывая путь к сердцам мужчин. Надо отдать мне должное, в этом я преуспела. В том смысле, что, помимо борща и котлет, я испекла еще и яблочный пирог. Управилась как раз вовремя. Вернулись с речки Памела с дедом, а с ними приехал Димка. Вернее, они приехали вместе с Димкой на его машине.

— Вот это да! — обрадовалась я. — Димыч, мы же только вчера с тобой разговаривали, и ты был в Париже.

— Привет, Каштанка, — обнял меня Димка, — а сегодня я уже в Москве.



Каштанка — это мое детское прозвище, которым меня Димка наделил после прочтения им одноименного произведения. У меня тогда были да и сейчас есть светло-каштановые волосы, и когда мама завязывала мне два пушистых хвостика, Димка говорил, что я — вылитый спаниель. Мы с Димкой росли вместе, хоть он и старше меня на четыре года. Он был мне как старший брат. Защищал от мальчишек во дворе, помогал решать задачки, дарил кукол на дни рождения. Правда, с седьмого по девятый класс я была в него тайно влюблена и всей душой ненавидела его подружек. Наши мамы дружили. Дружили еще наши деды. Жили мы в одном доме на Малой Грузинской. Димка и сейчас там живет один в огромной квартире. Родители его умерли, а жена ушла — не вынесла специфики Димкиной работы. Он строитель мостов. Очень хороший специалист. Правда, мосты он строит не в Европе или Америке, а все больше в Азии и Африке. Лялечке, его жене, климат там не понравился, и она ушла от Димки. А наша семья после многочисленных квартирных обменов разлетелась в разные стороны. Мы со Степкой обосновались на Полянке, отец — на Ленинградском проспекте, мама — в Париже, а Сева, мой брат, живет с семьей в Америке.



Дима нас по дороге нагнал, когда мы с речки возвращались, — радостно сообщил отец. — Как я рад, что ты приехал! Не видел тебя целую вечность. Рассказывай, как живешь, где работаешь.

— Сейчас работаю по контракту с одной французской фирмой. Несколько дней был в Париже, сейчас на неделю приехал в Москву, потом опять в Париж, а оттуда в Алжир.

— Ну и темпы у тебя, — восхитился отец. — А к нам, значит, повидаться приехал? Ну, спасибо, рад, очень рад.

— Да, повидаться, и, кроме того, дело у меня к вам важное.

— О делах потом, все дела потом, а сейчас к столу, обедать. Обещанный борщ готов? — это уже ко мне. — Кстати, где там наши землекопы? — Степан, Сережа! — крикнул дед. — Дядя Дима приехал.

— Они не слышат, сейчас пойду позову. — Я побежала в глубь сада, а Димка пошел следом.

— Соскучился по крестнику. Как он?

— В порядке. Третий курс закончил, скоро на практику поедет.

— Эй, люди, где вы? — крикнула я.

Из ямы показались головы Сережки и Степки.

— Дядя Дима! — заорали они в один голос.

— Вылезайте, землекопы чумазые. Вы что, котлован роете?

— Нет, компостную яму, — радостно сообщил Степан.

Димка посмотрел на меня с неодобрением:

— Мамаша, детям надо четче ставить задачу. Теперь этот колодец придется засыпать.

Я заглянула в вырытую яму и мысленно с ним согласилась. Да, перестарались ребята.

— Давайте руки, я вас вытащу. — Димка легко выдернул из ямы сначала Степку, потом Сережку.

— Дядя Дима, ты стал самым настоящим африканцем, — сказал Степка, — черный, как негр.

— Ты на себя посмотри, — засмеялся Димка. — Шли бы вы, господа, мыться. Перемазались, как черти у печи.

Мальчишки побежали на другой конец сада в летнюю душевую.

— Ну, выросли, — смотрел им вслед Димка, — и накачанные какие, просто бугаи.

Это точно. Парни не вылезают из качалки. Проводят там все свободное время.

— Пошли в дом, я тебя с профессором Маклахеном познакомлю, — сказала я.

— А это еще кто такой?

— Дедов американский коллега.

Джед, слава Богу, ожил и уже не сидел в кресле как грустная кукла, а болтал с отцом в гостиной. Опухший глаз он завязал платком и теперь сильно смахивал на корсара. Когда мы с Димкой вошли в дом, эти двое заливались гомерическим хохотом.

— Над чем смеетесь? — поинтересовалась я.

Дед протянул мне листок бумаги, на котором была нацарапана химическая формула.

— Ты представляешь, больному для проведения анализа желудка дали выпить вместо сульфата бария сульфид бария.

— И что же? — не поняла я.

Отец ткнул пальцем в формулу, и эти двое снова зашлись от смеха.

— Надеюсь, больной не умер? Иначе б вы так не радовались.

— Да ты сюда смотри. — Отец тыкал пальцем в химические закорючки. — Ты видишь, что получилось в результате взаимодействия? Выделился сероводород. Представляешь состояние врача, когда...

— Я представляю состояние пациента. Ты этот анекдот расскажи лучше будущим биохимикам, когда они вымоются. Но сейчас не об этом...

— Джед, — сказала я, — познакомьтесь с нашим другом, Дмитрием. Он сегодня прилетел из Франции.

Отец тут же начал рассказывать профессору о Димкиной родословной, о том, что Димкин дед был самым настоящим русским графом.

Потом они заговорили о геральдике. Я же занялась обедом, а Памела мне помогала.

Стол в нашей кухне-столовой был уже накрыт.

Вообще-то раньше эта большая комната была гостиной, а маленькая кухня находилась рядом за стенкой. Из года в год мы мучились, таская тарелки из кухни на террасу, где стоял обеденный стол. Потом, как-то вернувшись из Америки, отец предложил сломать перегородку и объединить кухню с гостиной. Получилось просторное и очень удобное помещение, где теперь под желтым абажуром стоит большой дубовый стол, за которым мы собираемся не только поесть, попить, но и поиграть в карты или просто поговорить о том о сем.

Сейчас в центре стола обливался слезой графинчик с водочкой, его окружали тарелки с солеными грибочками, маринованными огурчиками, селедочкой... Короче, закуска такая, что не захочешь, а выпьешь.

Я поставила на стол супницу с борщом и предложила всем рассаживаться.

— Джед, как насчет аперитива перед обедом? — поинтересовался отец.

— О, ноу, ноу, — замахал руками профессор.

— Как это «ноу», — возмутился Димка, а Степка спросил:

— Дед, а не рискованно ли в такую жару водку пить?

— А тебе никто и не предлагает. Молодежь, если ты в курсе, выбирает пепси.

Дед разлил водку по рюмкам и, поднеся стопочку к носу Маклахена, стал объяснять, что в его ситуации это не алкоголь, а лекарство. Если он не верит другу на слово, то пусть как ученый убедится в этом на собственном опыте.

Бедный Джед испуганно вращал глазами, вернее одним глазом, потом обреченно вздохнул и опрокинул рюмку в рот. Не успел он перевести дыхание, как отец подсунул ему грибочек, насаженный на вилку.

— Ну как? — спросил он участливо.

Джед неопределенно потряс головой.

— Сейчас лучше будет, — пообещал отец.

Минут через десять, доев мой борщ, профессор заметно повеселел и от второй рюмки уже не отказался. Выпили за дружбу между Россией и Америкой, потом, естественно, за женщин, то есть за меня и Памелу. Профессор повеселел еще больше.

— А который, кстати, час? — спросил Серега. — Мы в церковь-то не опоздаем?

— А зачем вам в церковь? — удивился Димка.

— Культурная программа, — ответил Сергей, незаметно опустив под стол кусок котлеты.

Во время обеда вечно голодная Дулька всегда сидела у его ног. Я заметила Серегины манипуляции и потребовала, чтобы он не портил мне собаку. Парень сделал невинные глаза и, дабы отвлечь мое внимание, спросил, есть ли у меня юбка. Я как-то не сразу поняла суть вопроса.

— Между прочим, женщин в церковь в брюках и уж тем более в шортах не пускают, — заметил он.

Я возмутилась такой половой дискриминацией.

— Почему это мужчина должен быть в церкви в брюках и с непокрытой головой, а женщина — без брюк и обязательно в платке?

— Мать, ну ты уж не передергивай, — захохотал Степка, — не без брюк, а в юбке.

— Ладно, это в конце концов не принципиально, кто во что одет, — сказал отец, — был бы Бог в душе.

В церковь мы отправились через лес. Решили совершить послеобеденный моцион. Маклахен правда от экскурсии отказался и пошел прилечь на второй этаж.

— Ма, а где твой друг Александр? — спросил Степка — Он же хотел с нами пойти.

— Да, действительно, про Саньку забыли.



В церкви подошли, когда служба уже началась. Мы тихо прошли внутрь и встали неподалеку от входа. Батюшка звучным голосом читал молитву, старушки крестились и, где надо, подпевали. Я тоже крестилась, но подпевать не могла по неграмотности и все больше смотрела по сторонам. В углу, возле иконы Николая Угодника, стоял наш прораб Федор Алексеевич, молился. Он тоже заметил меня и с улыбкой кивнул.

Я постояла еще немного, но, почувствовав ноющую боль в спине, стала потихоньку пробираться к выходу.

Возле церкви под деревьями сидели Степан с Сережкой.

— Что, мать, не выдержала?

— Не могу так долго стоять — спина разламывается. — Я села рядом с ними. — Кстати, наш прораб там, — сказала я, кивнув в сторону церкви.

— Кто такой?

— Ну, Федор Алексеевич, который баню нам строит. — Я блаженно растянулась на траве. — Наши-то в церкви, — порадовалась я, — не то, что у Мишани...

— Вон еще один ваш идет, — показал Сергей на спешащего к нам молодого парня.

По дорожке к церкви почти бежал один из наших рабочих, Пашка. Лицо его было испуганным, и, завидев нас, он издали замахал руками.

— Что-то случилось, — напряглась я.

Пашка подбежал и начал сбивчиво тараторить:

— Не знали, что и делать, где вас искать. Я побежал за бригадиром нашим, дядей Федей. А вы сами тут.

— Да что случилось-то?

— Американец ваш упал.

— О Господи, — ахнула я. — Куда?

— На землю из окна.

Я еще внутренне не хотела думать о плохом. Окон в доме много. Однако я помнила, что профессор отправился отдыхать на второй этаж.

— Говори же ты толком, — озлилась я на бедного Пашку, — из какого окна упал профессор?

— Так надо думать, сверху, то есть со второго этажа. Там окошко открыто.

Я взвыла и кинулась в сторону дома.

— Мам, погоди, — крикнул Степан. — Деду надо сказать. Позови его, я же его там не найду.

Я метнулась в сторону церкви, Пашка — за мной.

— Что с профессором? — спросила я на ходу.

— Лежит лицом вниз, не дышит.

Я подлетела к входу в церковь и столкнулась с выходившими Памелой и отцом.

Увидев мою перекошенную физиономию, дед испуганно спросил:

— Что случилось?

Я чуть не плакала:

— Пап, что-то с Джедом... Пашка говорит, что он упал из окна второго этажа. Лежит на земле, не дышит.

Дед, ни слова не говоря, сорвался с места и устремился в сторону дома, мы поспешили за ним.

Памела шла быстрым шагом, на ее лице читались страх и отчужденность. Оно и понятно. То, что происходит вокруг нас в последние дни, доверия не вызывает.

На полпути к дому я вспомнила, что мы забыли в церкви Димку.



Во дворе перед домом толпился народ. Среди прочих я разглядела Мишаню с Лариской и Коновалова. Другие лица слились.

— Ну, наконец-то, — подбежал к нам Михаил. — «Скорую» и милицию я уже вызвал.

— Где он? — Отец отстранил Мишку. — Где Джед?

Профессор лежал лицом вниз на тропинке перед домом.

Отец подбежал к распростертому телу и перевернул профессора на спину. Все лицо Джеда было залито кровью.

От увиденного я затряслась, как в лихорадке.

— Ничего не трогать! — раздался окрик от калитки.

Во двор вошли двое в белых халатах: пожилой лысый мужчина и полная брюнетка. Лысый окинул нас тяжелым взглядом и молча подошел к телу Джеда.

— Что у вас опять случилось? — спросил он и с кряхтением присел на корточки.

Судя по всему, молва о событиях в нашем поселке распространилась уже на все бригады «скорой помощи» района.

Старый доктор приоткрыл Джеду глаз, поискал пульс и, покачав головой, с трудом поднялся на ноги. Медсестра побежала к машине за носилками. Пока доктор записывал что-то в свои бумажки, а отец отвечал на его вопросы, медсестра принесла носилки и положила рядом с телом. В этот момент к воротам подошел забытый в церкви Димка.

— Это что же такое делается? — донесся от калитки его наигранно сердитый голос. — Завели гостя и бросили. Спасибо Федору Алексеевичу... — Димка осекся на полуслове, увидев во дворе людей в белых халатах.

— Это что, «скорая» к нам? — испугался он. — А что случилось? — Его взгляд переходил с одного лица на другое, пока не остановился на теле Джеда.

— Это что? — опять спросил Димка.

— Джед разбился, — заплакала я.

В этот момент Джед открыл глаза и громко чихнул. Все стоящие рядом, как по команде, отпрянули назад, а супруга Коновалова Евгения Львовна начала оседать на землю.

— Ну, дела, — удивился Иван Петрович, не обратив внимания на жену. — А думали, что он мертвый.

— Что же вы, эскулапы, — возмутился Димка, — живого человека от мертвого отличить не можете?

Мы все кинулись к Джеду.

— Назад! — скомандовал грозный доктор. — Не трогайте больного. У него может быть поврежден позвоночник. А мертвым его никто и не считал, — повернулся он к Димке. — Трупами занимается перевозка, а не «скорая помощь». Серость необразованная, — пробубнил он себе под нос.

От радости, что Джед жив, мы не обиделись на грубого доктора, а даже кинулись его благодарить. Но он не принял нашей благодарности, а велел отойти от больного и не мешать осмотру.

Дед склонился над Маклахеном:

— Джед, дружище, как ты? — спросил он по-английски.

Услышав иностранную речь, лысый доктор неодобрительно посмотрел на больного и покачал головой. Все ему у нас не нравилось.

— Что с тобой случилось? — спросил отец. — Ты упал из окна?

— Нет, — слабым голосом произнес профессор, — на меня что-то упало.

Я обвела глазами присутствующих в поисках Пашки. Тот стоял рядом с Семеном и что-то шептал ему на ухо.

— Павел, ты первым увидел профессора? — окликнула я строителя. — Расскажи, что здесь произошло.

— Да я зашел в дом чайник поставить, — начал объяснять Пашка, — чай мы собрались с Семеном пить. Слышу, кто-то спускается по лестнице со второго этажа. Потом наверх побежал быстро-быстро. Я крикнул на всякий случай, что это я, Пашка, пришел за чайником. В ответ ни гугу. Ну, я чайник вскипятил и понес его к сараю, мы там под яблоней расположились. И тут увидел его, — Пашка указал на Маклахена. — Лежит, в землю уткнулся. Я его зову, не отзывается. Посмотрел наверх, а там окно нараспашку. Ну, думаю, профессор сверзился.

— Что ж ты его не осмотрел, пульс не пощупал? — спросил Димка.

— Я ж не дохтур, — искренне удивился Пашка. — Я побежал за Алексеичем, вас-то никого дома не было. По дороге вот его встретил, — Пашка кивнул на Мишаню.

— Да, — подтвердил Мишка. — Я из Москвы ехал. Вижу, мужик несется с выпученными глазами. «У Самсоновых американец убился», кричит. Я к дому-то подъехал, гляжу — действительно американец убился. Ну, я сразу «скорую» и милицию вызвал.

Отец посмотрел на Мишаню с укором и покачал головой.

— Удивляюсь я на тебя, Михаил, — сказал он. — Ты-то почему не осмотрел Джеда? Сразу милицию, «скорую» вызвал. Ну, «скорую», положим, правильно вызвал. Но милицию-то зачем?

Мишаня виновато потупился.

— Боюсь я покойников, — смущенно ответил он.

Все с удивлением воззрились на громилу с бычьей шеей.

«Кто бы мог подумать?..» — поразилась я мысленно.

Пока мы выясняли подробности происшествия, доктор осмотрел Маклахена и поставил предварительный диагноз: сотрясение мозга и перелом ключицы.

— Надо бы Джеда в Москву отвезти в Склифосовского к Никольскому, — шепнула я отцу. — Поезжай следом за «скорой». Там на месте разберешься, как можно его переправить в другую больницу.

— А может, сразу в Склиф поехать?

— Рискованно, — возразила я. — Вдруг по дороге с ним что-нибудь случится?

Грозный доктор зафиксировал произошедшее как травму в быту и велел нести больного к машине. Димка с Сергеем подхватили носилки и направились было к машине, как вдруг какая-то соседская бабушка заголосила:

— Что же вы, ироды, живого человека вперед ногами несете!

Действительно нехорошо получилось. Стали разворачиваться. Но тут случилась очередная неприятность: Сережка зацепился носилками за садовую скамейку, и те перевернулись. Бедный Джед кубарем скатился на землю и вновь потерял сознание. Все, кто был во дворе, кинулись поднимать потерпевшего.

— Сумасшедший дом! — окончательно вышел из себя старый доктор и, растолкав сгрудившихся вокруг Маклахена дачников, собственноручно, но не без помощи Димки и Мишани положил Джеда на носилки и сопроводил их до машины.

«Скорая помощь» тронулась и покатила по узкому проулку. Следом из ворот вырулил Степка на моем «Фольксвагене». Рядом с ним сидел отец. Он так перенервничал, что сам за руль сесть не смог. Сзади расположились Памела и Сережка, который на всякий случай отправился вместе с ними.

Соседи все еще топтались в нашем дворе и расходиться, как видно, не торопились. На помощь пришел Иван Петрович Коновалов, зычным голосом призвавший соседей расходиться, так как ничего интересного, по его словам, больше не предвидится. Соседи с пониманием закивали головами и гуськом потянулись к калитке.

— Если какая помощь понадобится, зови, Марьяночка, не стесняйся, — говорили соседки.

— Спасибо, непременно, — отвечала я. — Извините за беспокойство.

— Ну, какое беспокойство? Всегда рады помочь.

Когда калитка за последней соседкой закрылась, мы остались вчетвером: я, Димка и Мишаня с Ларисой. Теперь мы стали друзьями по несчастью. Поодаль на лавочке сидели трое наших рабочих. Я и не заметила, когда вернулся Федор Алексеевич. Пашка с Семеном наперебой рассказывали ему о происшествии, случившемся с американским профессором.

— Ну, что, господа хорошие, — взял инициативу в свои руки Димка, — давайте попробуем разобраться в том, что же здесь произошло.

Он позвал рабочих, чтобы те присоединились к нам на террасе.

— Начнем сначала, — сказал он. — Итак, на момент происшествия в доме оставался один американец. Вы, — обратился Димка к Пашке и Семену, — были в саду. Так?

Парни согласно кивнули.

— В котором часу вы собрались пить чай?

— На часы я не смотрел, — начал вспоминать Пашка. — После обеда мы вздремнули, сегодня у нас выходной, а когда проснулись, решили чаю попить.

Дальше Пашка подробно рассказал, о том, как он ставил чайник, как услышал шаги. Короче говоря, повторил то, что уже рассказывал. Правда, теперь по его словам выходило, что он слышал, как кто-то спрыгнул сверху на землю, издав при этом то ли рык, то ли хрип.

— Мистика какая-то, — пробормотала я.

Мы отпустили рабочих, а сами перешли в дом выпить чаю.

— Я вам вот что скажу, — вполголоса начала я. — Все это мне очень не нравится.

— Еще бы, — поддакнул Мишка. — Кому ж такое понравится?

— Я имею в виду не только сегодняшний случай. Прошлой ночью кто-то был у меня в комнате.

Мишаня с Лариской вытаращили на меня глаза. В принципе то же самое сделал и Димка.