Галина Балычева

Брачный сезон 

Утром позвонил из Парижа Димка. Орал как ненормальный. Родственников он там нашел — то ли двоюродную бабушку, то ли троюродную тетку, я спросонья не поняла.

Вот человек. Ведь знает, что я махровая сова и раньше одиннадцати не встаю. Так нет же, звонит ни свет, ни заря. Совести совсем нет.

Я велела ему приезжать и зарылась поглубже в подушки. Только я уснула, как телефон зазвонил снова.

— Ну? — буркнула я в трубку.

— Баранки гну, — ответил родной голос. — Ма, сегодня приеду, и не один. Ты, конечно же, рада?

— Ну, а можно все то же самое, но только чуть позже? — проворчала я.

— Нет, родная, нельзя. Вставай, ставь пироги, нечего в койке валяться. В окно-то выгляни, посмотри, утро какое. Все, целую.

Степка отключился, а я села в постели и злобно уставилась на телефон.

— Ну, кто следующий?

Телефон не заставил себя долго ждать.

— У аппарата, — металлическим голосом произнесла я.

— Марьяночка, деточка, — донесся издалека голос. — Это тетя Вика.

— Тетя Вика! — заорала я. — Дорогая, ты где?

— Да дома!

— В Киеве, что ли?

— В Киеве. Где же еще?

— Ну, что за дела? — возмутилась я. — Дачный сезон в разгаре, а ты до сих пор в Киеве.

— Да едем мы, едем, — засмеялась в трубку тетушка. — Фира уже на чемоданах сидит.

— Ой, поцелуй его за меня. Соскучилась ужасно. На какое число у вас билеты?

— На восьмое, в смысле восьмого будем в Москве, утром, как всегда. Кеша где, дома?

— Дома, в Москве, я одна на даче.

— Передавай ему привет, и пусть встречает восьмого на Киевском. Все, Марьяночка, целую, до встречи.

Тетя Вика — родная сестра моего отца. Каждое лето она гостит у нас на даче в Подмосковье. Я ее обожаю. Во-первых, с появлением тетушки я забываю, что такое кухня. Максимум, что мне доверяют, это помыть посуду. А во-вторых, тетя Вика так вкусно готовит, что все лето мы живем как в санатории или даже еще лучше.

Ну, что же, утро начинается не так уж плохо. Скоро Степка приедет, может, даже вместе с дедом. Дед — это мой отец, Викентий Павлович Самсонов. Дедом мы стали его называть после рождения его первого внука — моего сына Степана. Поначалу отец даже гордился своим новым званием. Но с годами, а Викентию Павловичу в настоящий момент пятьдесят девять, он стал выражать недовольство, если мы называли его дедом при дамах. В молодые годы отец был страшным ловеласом. Женщины от него просто сходили с ума. И надо отдать должное, ухаживать он умел красиво. Мама мучилась с ним не один десяток лет. Все надеялась, что с годами дурь из головы или еще откуда повыветрится. Но куда там. Ничто его не берет.

Вот и получилось, что на шестом десятке лет мамочка сказала: «Ну, хватит, дорогой, горбатого, видно, могила исправит. Детей мы с тобой вырастили, фокусы мне твои надоели до смерти, хочу я на старости лет пожить спокойно».

Ну, про старые годы мамочка пококетничала, выглядит она дай Боже, просто отлично выглядит. Больше сорока пяти ей ни за что не дашь. Да и не на покой она решила отправиться, а просто вышла замуж за своего коллегу (мама у нас переводчица с французского и итальянского) и уехала, как говорится, на ПМЖ в Париж.

Для деда это был страшный удар. «Ни одна женщина, — кричал он, — за всю мою жизнь не оставила меня первой. Меня предала... И кто же? Моя жена, мать моих детей, моя Наташа — самая умная, самая тонкая женщина, какую я знал. Как она могла оставить меня на склоне лет, увлечься каким-то заезжим хлыщом, бросить семью, детей?»

Дети — это мой младший брат, который уже четыре года живет и работает в Атланте, и видимся мы не чаще двух раз в году — на Новый год и на чей-нибудь день рождения. Второй ребенок — это я, девушка тридцати девяти лет, разведенная или, правильнее сказать, свободная, с двадцатилетним сыном-студентом. Таких вот деток покинула наша мамочка, которая звонит нам по телефону каждую неделю, шлет подарки, несколько раз в году приезжает в Москву в командировки.

Мама по-прежнему работает, и очень успешно. Она классный переводчик, и ее работа хорошо оплачивается. Да и муж мамин, Поль — человек вполне обеспеченный. В общем, они в полном порядке. Так что когда мы бываем во Франции, мама с Полем устраивают нам настоящие парижские каникулы.

Отец после того, как его покинула мама, отчаивался сильно, но не долго. Очень скоро он стал появляться в нашем доме с какой-нибудь очередной феей. «А что же? — говорил он. — Я теперь человек свободный, мне нужно устраивать свою жизнь».

Да пусть, конечно, устраивает, но хорошо бы уже как-то определиться раз и навсегда. Хотя что я такое говорю? Это не для моего отца. Он человек увлекающийся во всем, не только в том, что касается женского пола. Он, между прочим, доктор наук, профессор, работает в области иммунологии. Успевает и наукой заниматься, и книги писать, очень недурно играет на гитаре, отлично знает историю. Ну, что еще? Он мастер спорта по боксу, хотя это, конечно, было давно, в молодые годы. Еще он обожает покер, замечательно поет старинные романсы и неплохо готовит. Конечно, такой неординарный мужчина, который к тому же еще обладает достаточно импозантной наружностью, интересен для многих женщин. А дед, в свою очередь, не оставляет их интерес к своей персоне без внимания. Такой вот порочный круг.

В следующем году Викентий Павлович будет праздновать свой юбилей — шестьдесят лет. Возраст, можно сказать, почтенный, но не для нашего деда. Он все время в действии, в гуще событий, последний год преподавал в Йельском университете. Там считают, что некоторые разработки отца в области биохимии — чуть ли не революция в науке. Вот они и пригласили его прочитать курс лекций. Дед успешно справился с задачей, а заодно успел закрутить роман с молоденькой преподавательницей тамошнего университета и решил жениться. Прилетел он в Москву готовить почву для отъезда, но здесь, на беду, у него опять случился роман с еще более молодой женщиной. И дед тогда сказал: «Если я смог за такое короткое время увлечься другой женщиной, значит, там было не настоящее чувство. Не встретил я еще такой женщины, как моя Наташа, — единственной и неповторимой». Как будто наличие единственной и неповторимой Наташи мешало ему заводить романы в бытность их совместной жизни. Вот такой у нас дед, которого, несмотря на все его выкрутасы, мы очень любим и даже гордимся.

Я варила на кухне кофе, когда вновь зазвонил телефон:

— Марьяша, доброе утро, я тебя не разбудил?

— Привет, папа, ты когда приедешь?

— Завтра. Сегодня Маклахен прилетает из Америки, хочу его встретить. Кстати, Степку не жди. Я загрузил их с Сергеем кое-какими делами. Так что приедем завтра все вместе. Хорошо?

— Отлично. Тогда сегодня буду отдыхать. Кстати, тетя Вика звонила, они приезжают восьмого.

— Восьмого? Очень хорошо. Ну, до завтра, целую.

Дед отключился, в смысле повесил трубку, а я уселась в столовой за большой круглый стол и принялась наслаждаться первой за день чашкой кофе. Сквозь легкие шторы пробивалось солнце, и от этого в комнате царил уютный полумрак-полусвет.

На улице хлопнула калитка, и через минуту в дверях появилась соседка — красавица Лариска, уже с утра в полной боевой раскраске и, как всегда, в туфлях на высоких каблуках. Как она умудряется ходить в них по дачным тропам, уму непостижимо.

— Эй, люди добрые, — бодро крикнула Лариска, — а не угостите девушку чашкой кофе?

— Заходи, девушка, угощу. Тебе, как всегда, черный и без сахара?

— Ага.

Лариска уселась на стул, закинула ногу на ногу и закурила тонкую сигарету.

— Ну, ты как после вчерашнего? — спросила она. — Я так просто вся на нервах.

— Да, мне это сразу в глаза бросилось, — съехидничала я.

Лариска, не оценив моего сарказма, беззаботно продолжала:

— Мишку в милицию вызвали на допрос.

Я посмотрела на соседку более внимательно:

— Ну, и что же тебя так забавляет? Вчера — труп в доме, сегодня муж в милиции.

— Ну, во-первых, не в доме, а, во-вторых, может, еще и не труп, — парировала красавица.

Дело в том, что вчера у Мишки, нашего новорусского соседа, случилась пренепреятнейшая история. Один из его рабочих, строивших Мишане баню, среди ночи сиганул из окна второго этажа этой самой бани.



Мы сидели ночью у костра на даче Коноваловых, когда прибежал перепуганный Мишка:

— Слава Богу, вы еще не спите, — запыхавшись, произнес он. — Беда у меня. Рабочие у меня живут, баню строят. Так вот один из них ни с того, ни с сего среди ночи выбросился из окна. Даже створки не открыл, прыгнул через стекло. На земле — кровища и полно осколков. Я услышал грохот, выскочил во двор, в темноте не пойму, что к чему. Потом вижу: возле бани кто-то шевелится, подбежал, смотрю — это строитель мой, Серега, весь в крови. Я к нему кинулся, а он, как собака, ломанулся через кусты, потом через забор и убежал. Мне бы, дураку, сразу за ним погнаться, а я побежал штаны надевать. Короче, обегал я все улицы, нет его нигде. Но я вам скажу, возле бани такая лужа крови, что я не поручусь за его жизнь. Прошу вас, пойдемте со мной, помогите найти Серегу. Его нужно в больницу отвезти, не ровен час помрет.

— Ну, дела, — изумился Санька, наш новый сосед. — Петрович, у тебя фонарь есть? — обратился он к хозяину дачи, Ивану Петровичу. — Бери фонарь, пошли на поиски.

Иван Петрович принес из дома мощный фонарь, и мы вчетвером (жена Коновалова, Евгения Львовна, осталась дома) отправились на Мишкину дачу.

— След нужно брать с места происшествия, — распорядился бывший мент Иван Петрович.

Санька согласно кивнул:

— Давай, Петрович, покажи класс розыска.

— Миша, а что говорит напарник, что у них произошло? — Я едва поспевала за быстро идущими мужчинами.

— Да что он может говорить? Он по жизни придурковатый какой-то, а сейчас и вовсе в полном ступоре. То ли от страха, то ли еще от чего. Да и не было у меня времени с ним разговоры разговаривать. — Мишка достал сигареты и на ходу закурил. — Вот беда так беда, — выдохнул он. — Если Серега отбросит копыта, мне кранты. Посадят, как пить дать, посадят.

— Да за что же тебя сажать, Мишаня? — Я бежала рысцой рядом с Мишкой, уцепившись за его рукав.

— У меня после той аварии еще год условно... еле отмазался. А тут такое...

— Может, Серега пьяный был? Может, они чего не поделили с напарником своим? Как его зовут, кстати?

— Да Василием его зовут.

— А наркотой они у тебя не баловались?

— Ну, мне только этого не хватало, — задохнулся Мишаня. — И что значит «у тебя»? Ты на что намекаешь?

— Я имею в виду, что, может, они напились, обкурились или укололись. Ты запах не почувствовал? Если они травку курили, должен быть запах специфический.

— Да ничего я не почувствовал. Я за неделю так намотался, что не до чувств... Хотя постой-ка. А ведь действительно, — вспомнил Мишка, — я когда к Ваське вбежал, узнать, что случилось, он сидел совершенно пьяный, «му» сказать не мог. А запаха никакого не было. Точно, не было.

— Значит, это была не травка и не водка, — сказал Иван Петрович.

— Ну, если не водка и не травка, тогда остаются галлюциногены и героин, — хохотнул Санька.

— Да типун тебе на язык, — возмутился таким предположением Мишаня.

Мы подошли к Мишкиному дому. В окнах горел свет, и на крыльцо сразу же вышла Мишкина жена Лариска.

— Где же вы ходите? Я тут со страху помираю. — Она зябко куталась в вязаную шаль, хотя ночь была довольно теплой. Видать, знобило на нервной почве.

— Ну, и где тут у вас баня? — крутил головой во все стороны Санька.

Слона-то он, что называется, и не приметил. Мишка повел нас в глубь сада, где в самом углу высился здоровенный домина, уже подведенный под крышу.

— Это, что, баня, что ли? — присвистнул Санька. — Ничего себе банька, да здесь роту помыть можно единовременно.

— С какой стати? — не понял юмора Мишаня.

— Я имею в виду, что большая очень.

— Нормальная, как у всех.

Баня действительно была не маленькой, и второй этаж довольно высокий. Если оттуда лететь, то можно и насмерть разбиться. Смотря как упадешь. Бывает, конечно, что и с десятого этажа падают и ничего. Но можно, как говорится, убиться и в собственной ванне. Тут уж кому что на роду написано.

Внизу под разбитым окном действительно были следы крови. Не так много, как Мишаня с перепугу описывал, но были.

Вооружившись фонарями, мы начали обследовать место происшествия. Капли крови вели к соседскому забору.

— Ну, что? Полезем? — спросил Сашка, цепляясь руками за забор.

— Давай попробуем. — Мишка легко перемахнул через двухметровую преграду, Сашка за ним.

Мы с Петровичем и Лариской топтались по эту сторону забора. Минут через десять мужики вернулись ни с чем.

— В темноте кровь на земле не видать, — доложил Мишка, — собака нужна.

У меня, конечно, есть собака, но это йоркширский терьер — диванное чудо с бантиком на макушке.

— Дулька в таком деле не потянет, — сказала я.

— Ясный перец, — согласился Мишаня. — Сейчас Марса приведу.

Мишка недавно купил щенка породы мастино-неаполитано. Но пес был еще настолько мал, не по размеру, разумеется, а по возрасту, что выполнять собачью работу вряд ли был способен. Тем не менее мы разбудили мирно спящего щенка, вывели во двор и указали на лужу крови. Марсик, как это ни страшно, оскалил зубы и зарычал, как большой. Однако на этом все и закончилось. Неожиданно он поджал хвост, присел по-девчачьи и сделал лужу. Как ни пытались мы направить щенка по какому-нибудь следу, он упирался жалобно скулил.

— Не иначе, как покойника чует, — произнес Санька.

Мишаня дико завращал на него глазами.

— Не каркай, ищи лучше.

— Где искать-то?

— Милицию нужно вызывать, — сказал бывший мент Петрович. — Сами не найдем, а время потеряем.

Мишка запаниковал, заметался возле крыльца, вытащил из кармана мобильник, потом сунул его обратно, опять вытащил...

— Слушай, Петрович, а может, сами найдем? Может, не надо милицию?

— А если не найдем и парень окочурится, пока мы тут рассусоливаем? — Петрович несогласно замотал головой. Мишка сник и протянул мобильник:

— Звони.

По своим старым каналам Иван Петрович быстро узнал номер телефона местного отделения милиции. Он вкратце обрисовал дежурному ситуацию и сообщил, что требуется срочная медицинская помощь.

Милиция прибыла только на рассвете. Может, профессиональный опыт подсказывал, что в темноте вести поиски если не бесполезно, то достаточно затруднительно, а может, просто были другие дела. Однако, прибыв на место происшествия, первое, что милиционеры сделали, это учинили пристрастный допрос Михаилу.

Спрашивали, откуда рабочие родом, где Мишка с ними познакомился, пил ли вместе с ними и не сам ли он этого рабочего из окошка выкинул. Мишаня аж зашелся от возмущения.

— Да я вообще не пью. Понимаете вы это?

Зачем он это сказал? Растерялся, что ли? Вообще-то Мишаня пьет и, честно говоря, имеет с этим большие проблемы. Пьет Мишка редко, но, что называется, метко. Год может не прикасаться даже к пиву, а потом в один прекрасный, а вернее, ужасный день набраться до положения риз. В эти страшные эпизоды жизни Мишка такое творит, что воспоминаний хватает на целый год, до следующего раза.

Видим мы, что Михаил совсем плох, путаться в ответах начал, в лице совершенно переменился, я его таким никогда не видела. Хотя мы все бы с лица сбледнули, кабы такая катавасия с кем из нас приключилась. На помощь Мишане пришел Иван Петрович. Несколько фраз, сказанных им на специфическом уголовно-процессуальном языке, если, конечно, можно так выразиться, мгновенно изменили атмосферу в милицейских рядах, и работа органов пошла по накатанным рельсам. Были записаны фамилии, адреса, телефоны всех свидетелей и потерпевшего, и только после этого начались наконец поиски самого потерпевшего.

Нашли его, кстати, очень быстро. Пробежал он не более ста метров от Мишаниного дома и свалился без сознания в придорожную канаву. Серега, слава Богу, был жив. Но врач приехавшей на «скорой помощи» сказал, что надежды на положительный исход мало, потерпевший, дескать, потерял много крови. Серегу погрузили в машину и увезли. Засобирались и милиционеры.

Старший по званию и возрасту толстый дядька-милиционер известил на прощание Мишаню о том, что тот будет вызван в милицию для дачи показаний. И посоветовал никуда не уезжать, а то это будет расценено как побег.

По домам мы разошлись только в шестом часу, а в десять меня уже разбудил Димкин телефонный звонок. Конечно, я совершенно не выспалась и пребывала не в лучшем настроении.



Еще кофе хочешь? — спросила я Лариску.

— Ага, и поесть чего-нибудь. Когда я нервничаю, у меня просто зверский аппетит.

Я пошла варить кофе и делать бутерброды.

— Сегодня Димка звонил, — сообщила я.

— Ваш граф Воронцов? — заинтересовалась Лариска.

— Он самый. Приедет скоро. Сказал, что нашел в Париже родственников. Я спросонья не поняла, — то ли они встретились в замке, то ли те живут в замке. Короче, богатые.

— Везет же людям, — вздохнула Лариска. Сам граф, родственники во Франции. Наверно, и наследство будет?

— Ну, это вряд ли. Родство еще доказать надо. А у Димки, насколько я знаю, никаких документов на этот счет нет. Хотя, может, я и ошибаюсь.

Лариска задумчиво уставилась в окно. Очевидно, мыслями она витала где-то между Парижем и Монте-Карло. Наконец взгляд ее стал осмысленным.

— Смотри-ка, — сказала она, — Сашка Купатов идет и с ним какой-то дед.

Я выглянула в окно.

— Сань, привет. Ты куда собрался?

— Искупаться хочу. Пойдем на речку.

— Вообще-то можно, я сегодня весь день свободна. А ты, — обратилась я к Лариске, — пойдешь купаться?

— Еще чего? В грязи барахтаться. Нет, я плаваю только в бассейне.

— Можешь не плавать, так просто на солнышке полежишь, позагораешь.

— Да я уже в Испании загорела. Нет, домой пойду. Может, Мишка вернулся.

Лариска пошла к выходу, и я вместе с ней вышла на террасу.

— Девчонки! — У крыльца стоял Санька вместе с незнакомым дядькой. — Вот товарищ ищет работу по строительству. Вам работники не нужны?

— Нам пока не до этого, — буркнула Лариска и поцокала на своих каблуках к калитке.

Я посмотрела на дядьку.

— У нас уже есть строители, спасибо. Поспрашивайте у соседей. Ты же знаешь, — обратилась я к Саньке, — что у нас рабочие уже вторую неделю новую баню строят.

— Да? — удивился Санька. — Забыл совсем. И как они, не шалят?

— Типун тебе на язык, — махнула я на Саньку рукой, — не накаркай. — Я и так тут одна кручусь. Отец дал указание баню строить и отбыл. А я, как всегда, его идеи расхлебываю. Нет, наши тихие.

Санька посмотрел на строителя.

— Ну, извини, отец, не получилось тебе помочь. — Он похлопал деда по плечу.

— Твой знакомый, что ли? — спросила я, когда за дядькой захлопнулась калитка.

— Да нет. Откуда? На улице встретился. Спрашивает, нет ли у кого работы.

— А тебе самому-то рабочие не нужны? Дом не будешь перестраивать?

— Нет, в этом году ничего делать не буду. Да я и дом-то еще не купил. Документы не оформлены. Вот когда стану полноправным хозяином, снесу эту хибарку к едрене фене и строю серьезный дом.

— Это как это? — засмеялась я.

— Увидишь. Ну, пошли, что ли?

— Сейчас, подожди минутку, полотенце возьму.

Я заскочила в свою спальню, натянула любимый желтый купальник, сверху — шорты и футболку, прихватила пляжную сумку и вышла из дома.

— Пешком или на велосипеде? — спросил Санька.

— Да ну его, велосипед. Пошли лучше пешком.

Мы отправились короткой дорогой через лес и по пути собирали землянику и болтали о том, о сем.

— Когда твои приезжают? — спросил Санька.

— Завтра, а восьмого приезжает тетя из Киева, и Димка, наверно, прилетит на недельку, звонил сегодня.

— А Димка — это кто?

— Друг семьи. Между прочим, из графьев. В Париже родственников нашел. Говорит, что ему нужно какую-то вещь найти для подтверждения своего происхождения. За этим и едет.

— Ну, это ж надо! Ни разу не видел живого графа.

— Вот приедет, увидишь. В общем-то мало чем отличается от других людей.

Мы спустились к реке и расположились у самой воды, в стороне от пляжа и шумных пляжников. Сашка разделся и сразу прыгнул в воду, а я для порядка решила немного полежать на берегу.

Красотища вокруг, покой... Лежала бы и лежала, ни о чем не думая, если бы не призывные Сашкины крики из воды.

— Ну, что же ты так орешь-то, — проворчала я, вставая. — Ну, иду я, иду.

Я осторожно вошла в воду по колено, а потом сразу бухнулась, обдав Сашку фонтаном брызг. Этот великовозрастный балбес обрадовался и кинулся меня топить. Но плаваю-то я лучше его, хотя и старше на пять лет. Догнать меня не просто. Я нырнула и, заплыв под водой Сашке в тыл, напала на него сзади.

С берега раздались жидкие аплодисменты. У воды стояли двое незнакомых парней и девица.

— Сань, ты их знаешь? — насторожилась я.

— Не-а.

— И я не знаю.

Я подплыла к кустам, спускающимся к воде, и стала выбираться на берег

— Куда же вы, девушка? — обратился ко мне один из парней, — давайте поплаваем вместе.

— За девушку, конечно, спасибо, — ответила я, выбравшись из воды, — но долго купаться и вам не советую. Вода еще холодная. — Он проводил меня наглым оценивающим взглядом.

К моему огорчению, на берегу неподалеку от наших полотенец стоял здоровенный джип, и под стать ему такой же здоровенный парень метал из машины сумки, пакеты, коробки с пивом. Ему помогала высокая тощая девица.

Было понятно, что ребята здесь всерьез и надолго. А жаль. Так было хорошо, тихо.

— Эй, соседи, — крикнул нам парень, — не возражаете, если мы здесь расположимся?

— Ну что вы, — интеллигентно ответила я, — конечно же, нет.

Парень подошел ближе.

— Ой, тетя Маша, здравствуйте, — произнес он, — сразу и не узнал.

Я с удивлением воззрилась на громилу.

— Андрей я, Белов. Помните? Со Степкой в казаков-разбойников играли.

— Андрюшка? — удивилась я. — Неужели ты? Ну и ну. Не узнала. Ей-Богу, не узнала. Ну, ты и вырос, просто мужик стал. Саша, познакомься с сыном известного хирурга Сергея Юрьевича Белова.

Сашка протянул парню руку:

— Александр.

— Андрей. А это Лена, — представил он свою подружку. Та кисло улыбнулась. — А это Сева, Гена и Оксана, — кивнул Андрей в сторону выходивших из воды ребят. — Тетя Маша, дядя Саша, у меня сегодня день рождения, и мы вас не отпустим, пока не выпьете за мое здоровье.

Мальчик Гена, который клеился ко мне в воде, слегка приуныл, услыхав, что я, оказывается, «тетя». А Сашка возмутился:

— Ты, что, Андрюха, какие мы дядя с тетей? Зови меня просто по имени.

— Александр Иванович, — ехидно подсказала я.

Парни весело рассмеялись, а девочка Оксана принялась строить Саньке глазки.

Мы посидели в Андрюшкиной компании, попили пива, потом вспомнили про Мишаню и решили сходить проведать друга. Надо же узнать, что от него хотели в милиции.

Попрощавшись с молодежью, мы отправились в сторону поселка. Шли через лес.

— Слушай, а что там за дома? — спросил Санька, указывая в сторону виднеющихся за деревьями крыш.

— Брошенные.

— Как брошенные?

— А так. Построили несколько домов в лесу на поляне, а потом оказалось, что это болото. Хозяева дома побросали, их, естественно, разворовали. Сейчас там голые стены, если, конечно, и стены не разобрали.

Сашку отчего-то заинтересовали эти дома.

— Пойдем посмотрим, — предложил он.

— Пойдем, если хочешь, — нехотя согласилась я. — Хотя смотреть там не на что.

Мы вышли на поляну и огляделись. Трава на болотистой земле колосилась по пояс.

— Ну, дальше что? — спросила я, без радости взирая на это печальное место.

— Давай внутрь зайдем.

Мы зашли в крайний дом. Стены ободраны, пол частично снят, с камина сбита изразцовая плитка.

— Да, — протянул Санька, — впечатляет.

Он отправился обследовать помещение, а я, заметив в щели пола блестящую пуговицу, стала от нечего делать выковыривать ее при помощи проволочки. Оказалось, что это не пуговица вовсе, а пряжка. Честно говоря, я очень обрадовалась находке. Недавно я потеряла точно такую же пряжку от совершенно новых босоножек. Носить их без одной пряжки я не могла, а выбросить жалко. Они очень дорогие и мне нравились.

— Саша, — крикнула я, — не зря мы сюда пришли — я клад нашла!

Сашка появился в проеме двери со странно перекошенным лицом.

— Ты чего это? — спросила я.

— Там труп, — хрипло произнес Санька.

— В каком смысле?

— В прямом.

— Там человек? — испугалась я.

Сашка кивнул.

— И что с ним?

— Лежит на полу. Голова разбита.

— Господи, ужас какой, — ахнула я. — Может, «скорую» надо? Мобильник с собой?

— А куда звонить-то?

— Звони «03».

— Погоди, давай у него пульс пощупаем.

— Сань, я боюсь, — промямлила я.

Но Сашка, не обращая на меня внимания, опять пошел внутрь дома, я на ватных ногах поковыляла за ним.

В кухне у печки лежал на полу человек, лицо его было серого цвета. Сашка присел на корточки и приложил два пальца к шее мужчины.

— Ну? — шепотом спросила я.

Сашка отрицательно помотал головой.

— Пойдем, пойдем отсюда скорей, — потянула я его за руку. — Надо в милицию позвонить.

Мы торопливо покинули эту жуткую мертвую полянку и быстро-быстро пошли к поселку. Несмотря на жару, меня бил озноб, и я с трудом могла говорить.

— Какой телефон в милиции? — спросил Сашка.

— «02».

— Да нет. Здесь какой?

— Н-не знаю.

— Вчера же звонили.

— Ив-ван Пет-тр-рович з-звон-нил. — Мои зубы выбивали дробь.

— Пошли к нему.

Бывшего мента Коновалова, как назло, не оказалось дома. Все окна были закрыты, и на двери висел замок.

— Куда же он подевался? — растерялся Санька. — Что же теперь делать?

— Пойд-дем к М-мишане, — предложила я.

— Правильно. Может, он телефон знает?

Мы направились к Мишкиной даче, но его дома тоже не оказалось.

Дома была одна Лариска, которая сидела с ногами на диване и пила коньяк из пузатой рюмки. Глаза ее были красные, тушь размазалась. По всему видно, что ревела. Рядом посапывал щенок Марсик.

— Ну, что, Мишка не возвращался? — с порога спросила я.

Лариска в ответ только помотала головой, а я, оттеснив Марсика, присела рядом и сочувственно погладила ее по плечу.

Лариска дернулась от моей руки и ойкнула.

— Ты меня оцарапала, — капризно произнесла она.

Я посмотрела на свою руку, в которой все еще держала найденную в заброшенном поселке пряжку.

— Ой, извини. Это у меня пряжка, нашла сегодня. — Я сунула находку в сумку. — Представляешь, — начала я с энтузиазмом, — я потеряла точно такую же пряжку от совершенно новых босоножек. И вот какая удача...

Лариска посмотрела на меня как-то странно, и я осеклась. Действительно, глупо было говорить про какие-то босоножки, когда у людей такие проблемы. Я решила загладить свою бестактность.

— Неужели Мишаню до сих пор в милиции держат? Он, кстати, не звонил?

Лариса снова покачала головой:

— Не звонил. И на мои звонки не отвечает. Не знаю, что и думать, — пробормотала она. — Сижу, реву, пью.

— Дай мне тоже глотнуть, — попросила я, — а то меня всю трясет после увиденного.

— А что ты видела? — Лариска повернула ко мне голову.

Я с сомнением посмотрела на нее. Стоит ли ей сейчас говорить о трупе? Она, бедная, и так сама не своя.

— Труп мы нашли в лесу, — бестактно встрял Санька. — В милицию нужно звонить, а телефон не знаем.

Лариска побелела и залпом допила коньяк.

— Вот-вот, — согласилась я с ее реакцией, — меня тоже до сих пор трясет.

Я достала из бара чистую рюмку и налила себе коньяку.

— Господи, да что же это делается? — запричитала Лариска. — А Мишки все нет и нет, — и слезы с новой силой полились из ее глаз.

«Да, при таком развитии событий женщине оставаться одной в доме небезопасно, — подумала я. — А я, кстати, тоже одна». И я обратилась к Лариске с предложением:

— Лариса, если Мишка сегодня не вернется, приходи ко мне ночевать. Или я к тебе приду, вместе как-то спокойнее.

Но Лариска, подняв на меня совершенно больные красные глаза, отрицательно покачала головой.

— Нет, нет, не надо. Я в порядке.

Сашка же беспокойно расхаживал по комнате и сочувствия к несчастной красавице не проявлял.

— Ну, у кого же нам телефон-то узнать? — не унимался он.

Я предложила еще раз сходить к Коноваловым. Мы попрощались и направились к выходу.

— Лариса, если что, звони или лучше приходи, — сказала я уже в дверях.

Она ничего не ответила, только кивнула и сидела на диване такая жалкая и потерянная, а по щекам по-прежнему текли слезы.

— Ну что ты, ей-Богу? — сказала я. — Отпустят твоего Мишку, вот увидишь. Он же ни в чем не виноват. Разберутся и отпустят. А может, все же ко мне пойдешь?

— Нет, спасибо, — хриплым голосом произнесла Лариска, — я спать лягу, голова болит, — и она поднялась с дивана.

— Хорошо, ложись. Только не вздумай после коньяка снотворное пить.

Оставив Лариску одну, мы с Санькой опять двинулись к Коноваловым. Слава Богу, Петрович был дома. Мы нашли его возле сарая воюющим с бензопилой.

— День добрый, Петрович, — крикнул Сашка.

— Кому добрый, а кому и нет, — отозвался бывший мент, пытаясь завести пилу. — Полчаса бьюсь, не заводится, зараза.

— У нас тоже неприятности, — сообщила я, и, понизив голос, сказала, что мы нашли в лесу труп.

— Что вы нашли? — Петрович яростно рвал тросик, пила рычала, но не заводилась.

— Труп в лесу, в заброшенном поселке, — повторила я.

До Петровича наконец дошел смысл сказанного, и, оставив пилу в покое, он ошалело уставился на меня, потом перевел взгляд на Сашку. Тот утвердительно кивнул.

— Что же это такое делается? — вопросил Петрович и в сердцах что есть мочи рванул тросик. Пила завелась, отрезав в мгновение ока край скамейки. — Тьфу, окаянная, — совсем расстроился сосед. Он отложил пилу в сторону. — Сорок лет здесь живу, ничего подобного не было. Тишь да благодать. А тут за сутки второй труп.