– Ох… Я лгал про ночь, когда пропала Анна, и просил Барбару прикрыть меня, потому что мне было ужасно стыдно. И я не хотел отрывать вас от расследования.

Генри ощущает на себе обжигающий взгляд жены.

– Это целиком моя вина. Не жены. Я немного перепил. И меня не было дома.

– Не было дома?

– Нет.

– И теперь вы утверждаете, что меняете показания, – и без всякой связи с тем, что у нас появилась новая информация?

– Нет. Конечно, нет. Откуда мне про это знать?

– Ладно, мистер Баллард. Какова же новая версия того, где вы были в ночь пропажи вашей дочери? Она каким-то образом объяснит, почему вашу машину видели в тот вечер у вокзала?

– Простите?

– Дело в том, мистер Баллард, что я ехал сюда спросить вас: почему вашу машину видели в вечер исчезновения Анны у вокзала в Хекстоне? А не здесь, на ферме, как утверждали изначально вы и ваша жена. У вокзала, откуда ходит скорый до Лондона. Вы ездили в Лондон в ночь, когда пропала ваша дочь, мистер Баллард? Об этом вы хотите нам рассказать?

– Просто смешно. Конечно, нет! Я был дома на следующее утро. Когда мы связывались с полицией. Это невозможно. Слишком далеко. Как бы я мог…

– Знаете, мистер Баллард, я думаю, лучше нам продолжить в более формальной обстановке. В местном полицейском участке. Наверняка сержант Мелани Сандерс предоставит нам славную допросную комнату.

Генри чувствует нарастающую панику. Словно волна прокатывается по телу. Мысли в таком беспорядке, что он даже не может понять, бросает его в жар или в холод. Одежда липнет к коже. Как будто он вылез из-под душа мокрым.

Охваченный паникой, Генри смотрит на жену, но не видит поддержки. Только жуткое непонимание в ее глазах.

– Ну что, идем, мистер Баллард?

Генри приходит в голову, что следует спросить – есть ли у него выбор. Иначе арест? Попросить Барбару позвонить их адвокату?.. Но он быстро берет себя в руки, понимая, что нужно быть очень, очень осторожным. Неверно сказанное слово или отказ сотрудничать обернется против него. Это неверно поймут.

Генри Баллард встает и, выходя, принимает решение ничего – по крайней мере, пока – не говорить.

Глава 17

Свидетельница

Я лежала в постели, размышляя о карме. Глупо, конечно, но не могу забыть о последней открытке.

Мне по-прежнему снятся сумбурные сны. Анна в поезде. Голоса Сары и ее приятеля из проклятой туалетной кабинки. И шок из-за Люка и его подруги.

Ирония очевидна. И впечатление такое – даже не знаю, – будто все в моей жизни старается преподать мне жуткий урок, а мозг просто не справляется.

Иногда по ночам становится так плохо, что начинает щемить в груди. Приходится вставать и готовить чашку чая. Разумеется, встает и Тони – страшно обеспокоенный, – а этого мне хочется меньше всего. Только множит вину. Я пытаюсь справиться сама, в одиночестве, – прокручиваю и прокручиваю в голове, чтобы разобраться, сколько моей вины в том, что случилось с бедной девочкой. И мечтаю, чтобы можно было вернуться и все переиграть.

– А, да что там. Честно…

Луиза улыбнулась, когда Коулсон опустил глаза.

– Что-то случилось, Саймон?

Коулсон огляделся.

– Моя сестра. Покончила с собой, когда ей было пятнадцать.

– Боже, Саймон. Мне очень жаль, не знала этого.

– Здесь никто не знает. Ее травили. Вы же знаете, какими бывают дети. Тогда мы сразу не поняли, а потом ее не стало.

Луиза помотала головой. Вот что тут скажешь? Ужасное откровение напомнило ей о тайнах, которые люди носят в себе, о ее собственной тайне, которую она прятала от большинства коллег.

– Я подумал, ну, когда услышал об этих самоубийствах и когда вы приехали в Портисхед… – Коулсон отвернулся. – Я подумал, что, возможно, смогу помочь. Глупо, конечно, но я подумал, что если я как-то смогу помочь этим женщинам, то вроде бы смогу почтить память Ханны. – Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами, словно с надеждой. – Это встречается куда чаще, чем можно подумать.

Увы, Луиза знала, что каждый год тысячи людей добровольно расстаются с жизнью.

– Уверена, Ханна бы вами очень гордилась, Саймон.

У Коулсона покраснели глаза. Он вернулся к работе. Луиза положила руку ему на плечо.

– Я здесь, Саймон. Если вдруг захотите поговорить – серьезно. Хорошо?

– Хорошо. Спасибо, Луиза.

♦ ♦ ♦

Кофе закончился, и Луиза поставила кофейник снова. Не то чтобы это лучшее средство от головной боли, но ей был нужен кофеин. Она все еще переваривала признание Коулсона. Бедняга, наверное, все время расследования думал о своей сестре, но никому не сказал. Когда землистый запах кофе наполнил комнату, она снова подумала о своих собственных тайнах, о том, куда они могут ее завести и как могут повредить расследованию.

Она позвонила доктору Форресту и обожгла кончик языка свежезаваренным кофе, пока ждала ответа.

– Детектив Блэкуэлл, я читал свежие публикации об этом деле в газетах.

– Значит, мне будет легче вам объяснить.

– Вы подогреваете мой интерес.

Он слушал молча и перебивал Луизу лишь чтобы что-то прояснить, а она рассказывала, как продвигается работа, включая последние открытия относительно псевдонима Чеппела и предполагаемые самоубийства в Португалии.

– Ничего себе история, – сказал ученый, когда она закончила.

– Не то слово. Теперь мы рассматриваем эти четыре смерти как убийства. Чеппел признал, что употребляет ДМТ. Ретрит в Португалии рекламировали как место, где можно принимать аяхуаску в безопасном окружении. Мужчина-самоубийца был шаманом, что бы это ни значило.

– Да, я видел много таких шаманов и в Англии. Увы, иной раз непонятно – то ли шаман, то ли шарлатан.

– Вот уж не знаю. Знаю только, что шаман рекламировал употребление этого чая с ДМТ.

– Аяхуаска, да.

– Знаю, мы уже это обсуждали – ну, возможность манипулировать тем, кто принимает наркотик. Но ДМТ как таковой может вызвать желание покончить с собой?

– Коротко говоря, нет, – тихо сказал Форрест. – Думаю, вполне возможно, что у кого-то прием ДМТ вызовет неприятный опыт, но ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь принял – и убил себя.

– А есть ли шанс, что четыре женщины сделали это независимо друг от друга?

– Практически нулевой.

Луиза повторила информацию о ДМТ, полученную от Трейси, – что ощущения, как будто умираешь.

– Да, в целом она права. Я исследовал только добровольцев в клинике. Есть статьи о похожих исследованиях и много случайных свидетельств. Как вы понимаете, изучение психоделиков имеет свои ограничения. Я занимаюсь возможной ролью наркотика при лечении психических заболеваний. Мы наблюдаем за пациентами до, во время и после приема наркотика. Идея о том, что ДМТ вызывает ощущения как перед смертью, объясняется ощущением отделенности от собственного тела. Некоторые говорят, что это сродни просветлению, как в буддизме. Остановите меня, если я ударился в мистику. Я ученый, но свидетельства таковы, каковы они есть.

– Нет, прошу, продолжайте.

– Итак, когда ДМТ попадает в кровь, пациенты часто утверждают, что они чувствуют отделение не только от собственного тела, но и от своей личности. Отсюда чувство как перед смертью.

– Это всегда неприятный опыт?

– Отнюдь.

– Значит, употребившие могут хотеть вернуться в это состояние.

– Разумеется.

Луиза выдохнула.

– Вы прежде упоминали, что употребившие часто считают свои переживания реальностью.

– Верно.

– Значит, можно представить, что они захотят остаться в этом состоянии навсегда?

– Как я уже говорил, употребляющие ДМТ часто утверждают, что больше не боятся смерти. Отчасти это и составляет привлекательность вещества. Многие – в наших экспериментах и в предыдущих исследованиях – сообщают о желании не возвращаться из этого состояния. Многие уверены, что их сознание продолжит существовать после их смерти на земле. Один из респондентов недавно сказал мне, что ДМТ надо давать пациентам хосписов, чтобы подготовить их.

Луиза почесала затылок.

– А вы?

– Я?

– Что вы думаете?

Форрест хмыкнул.

– Я бесстрастный ученый, я просто собираю и интерпретирую данные.

– Ну, хорошо. Но вот, к примеру, приняли вы ДМТ, увидели небеса – вы же захотите вернуться к этому состоянию как можно скорее? Может это объяснить серию самоубийств?

– Я понял, о чем вы. Мы наблюдаем, что респонденты, которые это пережили – ну, жизнь после смерти – обладают повышенным чувством святости жизни. Они чувствуют себя вправе прожить свою жизнь, как им самим захочется.

– Потому что познали вечность?

– Вроде того, да.

Луиза пыталась осмыслить этот совершенно сюрреалистический разговор и была рада, что их никто не слышит.

– Так почему, по-вашему, эти женщины лишали себя жизни? Мог ли Чеппел в каком-то смысле вынудить, давая им наркотик?

– Возможно. Опять же, я с таким не сталкивался, клинических исследований не было. Однако место и обстоятельства приема психоделика нельзя недооценивать, как я уже говорил. Мы воспринимаем это очень серьезно и стремимся добиться, чтобы участники экспериментов были спокойны и чувствовали себя в полной безопасности. Мы также не работаем с теми, кто когда-либо страдал от психических заболеваний и депрессии и, к примеру, не рекомендуем принимать вещество в одиночестве или после выпивки, и уж тем более не в дурном настроении и недолжном окружении. А можно ли вынудить кого-нибудь покончить с собой… Я правда не могу дать вам определенный ответ. Если это случилось во время трипа, думается, они не были бы настолько в сознании, чтобы лишить себя жизни.

– Но шагнуть со скалы они могли?

– Возможно, с чьей-то помощью.

А потом? Положа руку на сердце, сколько бы я ни возвращалась в прошлое, меня повергает в ужас мысль о том, что та девушка и тот парень занялись сексом в туалете, едва познакомившись.

– А повеситься?

– Видимо, тут нужно смотреть более конкретно, но я, опять же, полагаю, что им почти наверняка понадобилась бы помощь.

Если б я могла обсудить это с людьми… Спросить напрямую, как бы поступили они. Подобное привело бы их в смятение – или в ярость? Штука вот в чем: полиция объявила лишь, что «свидетельница» слышала, как девушки заигрывали с парнями, только что вышедшими из тюрьмы, и что меня поразило, как быстро они сдружились. Как скоро начали строить неразумные совместные планы. Опасные планы.

– А они могли принять наркотик и тут же совершить самоубийство?

Меня осуждали за это, и только за это. Что не вмешалась, когда двух деревенских девочек выбрали мишенью два парня-уголовника. Вот о чем рассуждают в социальных сетях и таблоидах. Как бы вы поступили? Занимались своими делами? А там шестнадцатилетние девочки…

– Воздействие ДМТ начинается практически мгновенно, хотя это зависит от способа употребления, так что если они собирались это сделать, то пришлось бы подождать, пока пройдет.

Полиция не обнародовала подробности про секс в туалете, и меня просили не распространяться – в интересах следствия, – так что я могла рассказать только Тони. Он говорит: понятно, почему я ошалела, – и что люди не лезли бы, если б знали подробности.

– Так Чеппел мог накачать их наркотой и предложить самоубийство?

– Простите, детектив Блэкуэлл, я не могу дать вам конкретный ответ. Уверен, вы понимаете, что природа такого рода исследований, по крайней мере на данный момент, затрудняет ответы на подобные вопросы. Я бы сказал, что обстоятельства могут все поменять очень-очень сильно. Так что да, этот ваш Чеппел мог сильно на них подействовать.

Теперь вскрылась история с Люком и его подругой. Тони говорит, что тут совершенно другое. Юная девушка занимается сексом с совершенно незнакомым человеком в общественном туалете, а Люк с Эмили допустили ошибку в ходе романтических отношений. Я знаю, что он прав, но все же чувствую некоторое лицемерие в своем порицании Сары.

– Благодарю, доктор Форрест, вы нам очень помогли, – сказала Луиза, чувствуя, что знает теперь меньше, чем в начале разговора.

Сегодня Тони уехал на работу рано. Он тоже работает в торговле, но совсем в другом секторе – поставляет в супермаркеты хлопья. Сейчас он исполняющий обязанности регионального менеджера и официально займет эту должность, если продажи выйдут на нужный уровень. Я очень им горжусь. И сейчас, когда его так часто не бывает дома, я пообещала, что сдвину свои рабочие часы, чтобы не оставаться надолго одной в магазине. Хотя бы пока не услышим новостей от полиции и не успокоимся.

У нее не было времени на дальнейшие размышления – в дверь постучал Коулсон.

Вторая чашка кофе в постели. Восемь утра, для флориста – разгар рабочего дня. Я лежу и думаю.

– Входите, Саймон.

О карме.

Технический консультант был весь красный и потный.

– У вас там все нормально?

И о том, лицемерка ли я. То есть я признаю, что немного отстала от жизни. По наивности думала, что у моего семнадцатилетнего сына еще не было секса. Снова и снова спрашиваю себя, не ханжески ли я отнеслась к тому, что случилось в поезде. Или это гендерный шовинизм? Потому что первое, что пришло мне в голову: Сара, видимо, не такая славная девушка, как мне представлялось; поэтому я и сбежала. Ну а если бы там был Люк? Нет. Наверное, не такая уж я все-таки ханжа, потому что я была бы в таком же ужасе, если бы мой сын или любой молодой человек уединился в туалете с девушкой, с которой едва познакомился.

– Да. Мы нашли координаты телефона Эми.

Не поймите меня неправильно: дело не в сексе как таковом. Дело скорее в приватности. Секс – это не что-то мимолетное; об этом не говорят с незнакомцами на вечеринках. И этим точно не занимаются со случайным попутчиком в туалете поезда.

Глава пятьдесят третья

Звонит мобильник – высветилась фамилия Мэтью Хилла. Смотрю на часы. Десять минут девятого.

– Привет, Мэтью. Как раз собиралась сообщить вам, что разговор с лондонским инспектором отложен. Ему пришлось задержаться в Корнуолле. Сказал, какие-то подвижки в расследовании. Надеюсь, это значит прогресс.

Эми отошла от окна и принялась лихорадочно соображать – ни один из сделанных выводов ей не нравился. Видимо, Джей договорился с Николь о встрече, когда пересекся с Николь. Она помнила, как вспыхнуло вчера лицо Николь при встрече с Джеем. Эми узнала этот полный обожания взгляд. Она видела его на лицах Меган и других членов группы, видела его в зеркале. Нужно было понять еще тогда, когда Николь не пришла на работу, – что-то тут не так.

– Очень не хочется вас разочаровывать, но, боюсь, лучше не надеяться. Я только что говорил с моим человеком в Корнуолле – напротив, расследование неожиданно рассыпалось. Зашло в тупик. Но не в этом дело. Мне только что позвонили. Жена рожает. Еду ее забирать. Голова кругом… просто хотел вам сказать, что несколько дней могу быть недоступен.

Она тяжело вздохнула и взяла плащ – знакомая тяжесть джинсовой ткани немного успокаивала. Телефон лежал на столе и все еще был выключен. Иметь телефон запрещалось, не говоря о том, чтобы брать его на церемонию, но она все равно захватила его и прикрыла оттопыренный карман джинсов просторной черной футболкой.

– Несколько дней? – Я смеюсь. – Вы преуменьшаете, Мэтью. Но какая прекрасная новость! Пожалуйста, держите меня в курсе. Мальчик или девочка?

– Нет. Господи, мы даже не…

Едва она вышла, Николь подбежала к ней и обняла, будто они не виделись несколько месяцев как минимум. Эми сразу почувствовала себя… взрослой. Она покосилась на Джея, который в ответ загадочно улыбнулся, как будто присутствие Николь – нечто само собой разумеющееся.

– Хорошо. Удачи. Ведите машину аккуратно и постарайтесь успокоиться.

Вместе они прошли по Верхней Бристольской дороге и спустились в город через Гроув-парк. Идя по крутому склону, Николь держала ее за руку. Джей натянул на голову капюшон худи и шел впереди, давая Эми возможность расспросить подругу.

– Буду на связи.

– Все точно нормально?

Я отключаюсь. Мэтью Хилл понятия не имеет, что его ждет, и это, возможно, очень даже неплохо.

– Да просто чудесно. Прости, что сегодня не дошла до работы. Много было народу?

Когда становишься родителем, понимаешь, что любовь подразумевает больше страха, чем тебе когда-либо представлялось, и ты уже не будешь смотреть на мир прежними глазами. И именно поэтому я не могу смириться со своей ролью в исчезновении Анны.

– Ты была с ним? – спросила Эми. Вопрос звучал более агрессивно, чем ей хотелось бы, и Николь вдруг остановилась.

– Он сказал, что ты не будешь против.

Глава 18

Счастье будто соскользнуло с лица Николь.

Подруга

Эми закрыла глаза, погружаясь в щебет птиц и запах цветов.

– Так я их позову, милая? Минут на пять-десять? Вдруг тебе станет веселее? Сестра говорит, что может пустить их в виде исключения – если ненадолго…

– В принципе, я не возражаю, – сказала она, и в глаза ей хлынул свет солнца, вышедшего из-за тучи. – Меня беспокоит, что ты сама не знаешь, что делаешь.

Сара смотрит на мать и понимает, что это вовсе не вопрос. Мать частенько облекает в форму вопроса рекомендацию. При этом чуть подается вперед, не моргает и поднимает брови, намекая, что должен прозвучать единственно правильный ответ. «Да». Ребенком Сара протестовала против такой тактики, но уже давно поняла, что сопротивление бесполезно.

– Я не ребенок, пойми. Ты не настолько старше меня.

– Ладно. Только я очень устала, так что ненадолго.

– Я этого и не говорю, Николь. – Эми помотала головой. Джей стоял у подножья холма. Даже издалека она видела улыбку у него на лице, его уверенность – можно подумать, он сам спланировал эту небольшую стычку. – Он сказал тебе, чем мы занимаемся?

Идет шестой день, и Сару заверили, что работа печени улучшается. Консультант, появившись у ее койки, смотрит уже не таким озабоченным взглядом, а сестры повторяют, что «все идет в нужном направлении». Психиатры перестали нависать над душой и поговаривают, что скоро ее выпишут домой.

– Он мне показал. – Николь улыбнулась. – Не страшно, я уже пробовала наркотики. Бога ради, я же учусь в универе.

Сара сама не знает, хочет ли домой. Она до сих пор изумляется, как быстро меняется ее настроение – буквально от часа к часу. Как стремительно она прошла от страха смерти до нетерпимости – к больнице и к матери.

– Что вы принимали?

Вернулась и еще одна страшилка – вдруг что-нибудь вылезет после телеобращения.

– Джей заварил мне чай. Аяхуаску. Он сказал, что именно я увижу, – и так оно и было. Не представляешь, как я счастлива. Или же представляешь, – Николь подалась к ней.

Друзья набиваются в комнату с испуганным видом. Сара лежит в боковой палате рядом с общим детским отделением. В семнадцать не положено занимать взрослую палату; предложили эту, чтобы она чувствовала себя не так неуютно. Не рядом с младенцами. Сестры сказали, что ей повезло, что эта палата оказалась свободна.

Ей и нужно бы порадоваться за подругу. ДМТ – это дар. Он изменил ее жизнь. До встречи с Джеем она была словно окутана пеленой. Она бы и раньше покончила с собой, но ее остановили трусость и извращенное чувство, что она опорочит память Эйдана. Джей показал ей, что ее ждет, и хотя она не видела Эйдана во время трипа, но знала, что он там тоже был.

«Повезло»?

Но из того, что это так для нее, вовсе не следует, что и для всех так же. У Николь впереди целая жизнь, у нее нет причин думать о переходе. Все, кому помог Джей – Виктория, Клэр. Салли и Меган и еще трое, кто еще был жив, – у них была причина принять ДМТ, увидеть иную жизнь и однажды совершить переход. Что за история у Николь?

– Мы не могли решить, что принести, и принесли сладкое. Твоя мама будет коситься… – Тим протягивает маленькую пачку печенья и коробку сливочной помадки.

Она не могла отрицать, что чувства ее были окрашены ревностью. Иногда ей было трудно видеть, как Джей делит себя между ними. Но это не могло полностью объяснить ее беспокойство. Поведение Джея становилось странным. То, как он помог Меган совершить переход, и рассказ женщины-полицейского о его втором имени уже служили достаточными доказательствами. А теперь стало ясно, что он скрывается. Она все еще верила в него, была уверена, что он действует всецело в интересах ее и остальных, но что, если оказываемое на него давление заставляет его рисковать и потому совершать ошибки?

Сара решает не прощать их как можно дольше и не смотрит никому в глаза.

– Вы идете? – крикнул он снизу Эми схватила Николь за руки.

Прошлой ночью ей приснилась вечеринка на ферме, которую миссис Баллард устроила на день рождения Тима. Ему исполнилось десять или одиннадцать. Мама Анны пришла в ужас, узнав, что мать Тима не дает себе труда устраивать ему праздники, и затеяла форменный переполох – большой чай и шоколадный торт в форме звезды. Тим и Пол принесли воздушные шарики для моделирования – скручивать из них такс, мечи и шляпы. Шагая по узкой дороге – Сару провожали домой после праздника, – она несла под мышкой ярко-желтую надувную таксу. Прекрасный был день, и Сара расстроилась, когда он закончился. Мальчишки искоса поглядывали на нее. «Всегда тяжело возвращаться домой, да?» Она не помнит, кто это спросил, Тим или Пол, но помнит, с каким чувством кивнула в ответ – печаль пополам с виной. Знала, что неправильно предпочитать семью Анны своей, однако ничего не могла поделать.

– Ты ведь знаешь, что тут происходит?

А теперь? Сара наконец поднимает лицо и оглядывает одного за другим. И не может понять: что же случилось с ними со всеми? Когда они перестали быть друг для друга тем, кем были прежде?

– Да.

Дженни бледна, и Саре хочется, чтобы подруга помнила ужасные вещи, что наговорила во время их ссоры. Жестоки были не только мальчики. Затем в памяти вспыхивает образ Анны; Сара закрывает глаза и откидывается на подушки.

Николь улыбнулась.

– Прости. Как ты себя чувствуешь? Сестру позвать? – спрашивает Дженни.

– И знаешь, что сегодня это буду я?

– Я в порядке. Просто устала.

В глазах Николь мелькнуло сомнение – и тут же исчезло.

– Да, конечно. Мы обещали твоей маме, что не будем задерживаться надолго; мы просто хотели… – Голос Дженни затихает, и она вдруг резко втягивает в себя воздух.

– Джей сказал мне, что сегодня будет нечто особенное.

– Послушай, мы пришли, потому что хотели попросить прощения. За то, что наговорили, – продолжает Тим.

И она развернулась и побежала вниз по склону.

Сара открывает глаза и снова оглядывает всех. Тим. Пол. Дженни.

– Мы чувствуем себя виноватыми. В том, что занялись своими делами. Вот в чем правда. – Пол теребит пряжку ремня. – Мы не должны были всё наваливать на тебя.

Они втроем прошли по городу. Был воскресный вечер, бары уже вовсю работали. У «Королевского дуба» люди стояли группами, пили и курили, не обращая на них ни малейшего внимания.

– Вам жаль, что вы все это говорили… но по-прежнему считаете, что виновата я?

– Где мы встречаемся с остальными? – спросила Эми.

Сара смотрит на мальчишек. Во время ссоры они говорили больше всех.

Джей повернулся к ней, и, хотя он был в худи и огромных солнечных очках, она все равно отреагировала на его улыбку.

– Это все те парни. Если б их только нашли… – робко произносит Дженни.

– Осталось недалеко. Эми, ты слишком много переживаешь.

Наконец Сара глубоко вздыхает.

Ей было достаточно слышать, как он произнес ее имя. И если это заклинание слабело, оно все еще действовало достаточно сильно, чтобы ей хотелось следовать за ним, даже в сопровождении Николь.

– Ну, как прошло телеобращение – много звонков? Телефон мне отдали, но не знаю, где смотреть.

Что же она чувствовала, идя мимо увеселительных заведений Риджент-стрит, – ностальгию или сожаление? Николь шла рука об руку с Джеем, и Эми вспомнились те наивные времена, когда они тусовались здесь. Волнение (разумеется, тщательно скрываемое), курение под пирсом, поцелуи с мальчишками, дешевый белый сидр. Тогда она чувствовала себя такой взрослой, а на самом-то деле у нее было мало забот, кроме обычной растерянности подростка.

Лед тронулся, друзья начинают рассказывать, как помогла передача. Похоже, звонков куча. Сара снова лжет и говорит, что таблетки – чистая случайность, беспокоиться не о чем.

Если бы она могла вернуться в прошлое, сделала бы она это? Эйдана она родила, будучи еще подростком, и тогда же его потеряла, но ни за что не отдала бы то время, что они провели вместе.

– Больше не повторится? – Голос Дженни звучит тревожно.

– Давай, подтягивайся уже, – сказала Николь, которая ждала ее у пешеходного перехода напротив пирса, где, казалось, целую вечность назад она видела Салли с Джеем.

– Нет. Я обещала маме быть поаккуратнее, чтобы ей не пришлось еще раз пережить такое. Так скажите мне, насчет этого телеобращения, что там показывали?

Эми взяла Николь за руку и безошибочно уловила волнение в ее глазах. Она знала, что ДМТ полностью вымывается из организма после первой же волны воздействия. Но Николь была как будто сама не своя. Ее зрачки не были расширены, хотя Эми могла бы поклясться, что девушка на каких-то веществах. Ей страшно не хотелось сомневаться в Джее, но она перестала понимать, что происходит.

Дженни понравилось, что показали милое видео Анны и одну из фотографий, что прислала продюсеру программы Дженни, однако мама расстроилась, что ее интервью зверски порезали.

– Можно?

– Они убрали все кусочки, где она говорила про других пропавших девушек, которых нашли, про то, что не нужно терять надежду, что малейшая информация поможет найти Анну живой.

Джей забрал у Николь руку Эми.

Все замолкают.

Николь отпустила ее и поскакала вперед, словно ребенок, которому родители сказали, что им нужно поговорить одним.

Сара снова закрывает глаза.

– Что происходит, Джей?

И тут в палату входит ее мать и выпроваживает гостей, объясняя, что персонал и так сделал послабление, не стоит испытывать судьбу.

– Николь в беде. Я понял это в тот самый миг, когда впервые ее увидел.

Друзья прощаются и еще раз просят прощения.

– В какой беде?

Мать Сары садится на зеленый пластиковый стул и начинает ерзать, нервно разглаживает юбку.

Эми самой не понравилось, что голос ее прозвучал пренебрежительно.

– Мама, что случилось?

Джей нахмурился, и ее ранило то, что она вызвала его неудовольствие.

– Ничего не случилось.

– Думаю, ты, больше, чем кто бы то ни было, знаешь, что нельзя по умолчанию верить всему, что видишь.

– Нет, случилось.

Эми заморгала и отвернулась. Когда они с Джеем познакомились, она была ожесточенной одиночкой. Практически бездомная, она была вынуждена бороться буквально за все. Она создала более жесткий образ себя и заставила себя в него поверить. Джей разглядел это, и отчасти потому она доверилась ему так быстро.

Мать наливает сердечных капель в пустой стакан Сары и доливает воды из пластикового графина. Потом долго смотрит на коробку сливочной помадки, как будто читает описание на обороте.

– Ей пока рано, она не поймет, – сказала она.

– Ладно. К нам опять пришли полицейские. Доктора, разумеется, сказали, что ты слишком слаба для общения с ними. Но, похоже, завтра мы едем домой, и они, конечно, захотят побеседовать с тобой. Наверное, тебе нужно знать. Подготовиться.

– Сегодня будет иначе.

– О чем? О чем они хотят со мной поговорить?

Джей остановился на дорожке и посмотрел на нее.

– Вроде бы объявились еще свидетели из клуба. После телепередачи.

– Я просто не уверена.

– Я уже все им рассказала. Все, что могла.

Эми едва не назвала его Чарли, чтобы посмотреть на реакцию, но это был бы нечестный прием, а он заслуживал большего.

– Знаю, милая.

– Я понимаю, Эми, конечно, понимаю. – Джей подался к ней и снова взял ее руку в свои. – Ты ведь доверяешь мне, правда?

– Нет. Я не хочу снова разговаривать с ними.

Таких печальных глаз у него она прежде не видела.

– Хорошо, милая. Я понимаю. Не нужно расстраиваться. Я попытаюсь объяснить им, что тебе требуется отдых.

Эми чувствовала, что вот-вот заплачет. Она не могла поверить, что вообще усомнилась в нем.

Сара откидывается на подушку, закрывает глаза и вновь пытается избавиться от голоса Анны в голове. От отчаянного выражения ее лица той ночью в клубе.

«Пожалуйста, Сара. Мне не по себе. Прошу тебя. Пожалуйста…»

– Конечно, – всхлипнула она.

Глава 19

– Тогда пусть это доверие продлится еще немного.

Свидетельница

Глава пятьдесят четвертая

По поводу моего обещания Тони не появляться больше одной в магазине в ранний час, пока не установят новую сигнализацию… Ага. Попробуйте-ка вытащить охваченного депрессией подростка из постели с первыми лучами солнца.

Они собрались у многоквартирного дома в конце Аппер-Бристол-роуд, откуда в последний раз поступали сигналы телефона Эми. Луиза звонила Коулсону, когда подъехала Трейси.

Люк обещал, что не уйдет с работы, пока не найдется замена, но в последние дни бродит словно зомби. Вид жутко усталый. Мы разрешили ему не ходить в школу еще несколько дней. Прямо и не знаю, как быть.

– Я привезла вам подмогу.

С самого утра я стучала ему в дверь, но ответа не получила. Позже заглянула – смотреть страшно. Попросила приехать, когда сможет. Тони в Бристоле, и у меня привычная дилемма: верность покупателям против безопасности и моего обещания Тони. Единственный плюс в том, что полиция очень предупредительна. Наверное, чувствуют вину, что мое имя стало известно. Теперь раз в день мимо дома и мимо магазина проезжает патрульный автомобиль – просто обозначить «присутствие». Они, похоже, совершенно уверены, что дело в каком-то придурке, но мы все равно ставим в магазине новую сигнализацию, и я пытаюсь убедить себя, что всё в ажуре.

С пассажирского сидения поднялся детектив Фаррелл.

А минус в том, что я решила поехать с утра одна. Люк недавно сдал на права, и Тони купил ему малолитражку, так что сын сразу подскочит, когда будет готов.

Луиза повесила трубку.

Пока я доехала до магазина, отправила Люку еще два сообщения. Ответа нет. Честно говоря, жаль, что он хочет бросить работу. Люк помогает мне по субботам лет с четырнадцати; он всегда обходителен и мил с посетителями. А потом, и дополнительные деньги Люку, и дисциплинирует. Помогает понять, что такое почасовая оплата – и упорная работа, и удовлетворение в конце трудового дня.

– Вот и хорошо, веселее будет. А мы тут, кажется, нашли ее квартиру. Квартира 12а сдается мисс Эми Карлайл.

Тони отправился в Бристоль на важную встречу – решают, необходим ли ребрендинг хлопьев. Лучше ничего ему не говорить, а то расстроится и будет переживать, каково мне тут в темноте.

Она позвонила, потыкала в разные кнопки, потом кто-то впустил их в подъезд. Оттуда запахло сыростью и, кажется, мочой. Они направились к лестнице.

Так. Элла, соберись, время поджимает. Шесть украшений на стол к обеду в мэрии. Хорошая реклама и вполне регулярный заказ через службу кейтеринга, не хотелось бы их подводить. В этом проблема регулярного бизнеса: с одной стороны, ты благодарен и польщен, а с другой – боишься, что попадешь в зависимость.

– Грег, подожди тут, – сказала Луиза и вместе с Трейси пошла наверх.

– Жуткое место, – сказала Трейси.

Обычно я рисую наброски и эскизы и согласовываю их по электронной почте с менеджером по доставке питания – Кейт. У нее у самой острый глаз, и она размещает фотографии моих украшений в социальных сетях – в наши дни это очень полезно. Кейт помогла мне заслужить репутацию оригиналки. Так что я не хочу оступиться и не хочу впадать в самодовольство.

Луиза согласилась. В воздухе буквально висела сырость, обои висели клочьями, обнажая плесень.

Экспозиция приготовленного образовала строй ваз и подставок, чтобы можно было охватить все одним взглядом. Иногда я жалею, что маловато пространства для склада, хотя, если начистоту, я, пожалуй, трачу слишком много на презентации. Впрочем, уверена, что инвестиции в оборудование приносят регулярные заказы, а еще клиентов важно постоянно удивлять. И тогда будет больше фото в социальных сетях. Сегодня я предложила красные антуриумы, белые розы и эустомы в оцинкованных ведерках на фоне глянцевой зелени. Будет выглядеть эффектно при белых скатертях и нейтральной комнате.

Это напомнило ей дом Клэр Смедли в Кьюстоке, но как будто еще более холодный и неуютный.

При каждом заказе я надеюсь, что гости начнут спрашивать: «А кто составлял такие букеты?» Кейт очень добра, и у нее всегда наготове мои карточки. Единственное, что расстраивает, – когда делегаты конференций размещают новые заказы из дальних краев, а я могу организовать доставку лишь на определенное расстояние.

Теперь болела не только голова, а все тело, руки и ноги казались тяжелыми. Надо бы выпить таблетку, возможно, воды, но некогда.

Господи! Уже почти полседьмого, а от Люка ни словечка.

Квартирка Эми была на четвертом этаже. Луиза снова попробовала позвонить по телефону и, когда услышала автоответчик, постучала в дверь. Опять никакого ответа. Они постучали соседям, и наконец открыла пожилая женщина из квартиры 12с.

На улице пока темно; я раздумываю насчет еще одной чашечки кофе – и тут снова слышу снаружи шум мотора. Не Люк ли приехал, думаю я, но звук не похож на двигатель малолитражки. Машина тормозит и затихает.

– Простите за беспокойство, мэм, мы ищем вашу соседку Эми Карлайл. Могу я спросить, как вас зовут?

Смешно. Элла, это же просто машина. Успокойся.

– Миссис Харрис, раз уж так – хотя мистера Харриса уже нет в живых. Давно умер, понимаете ли.

– А вы сегодня видели Эми, миссис Харрис?

Я стою неподвижно, жду, что машина уедет. Не уезжает. Фары гаснут.

Старушка пожала плечами.

Подождав минуту-другую, я снова пишу сообщение Люку. Ответа нет. Все звуки стихли, и я велю себе сосредоточиться на цветах. А потом… о господи!

– Эми? Сдается мне, ее нет дома.

Кто-то пытается повернуть ручку входной двери. Дверь, конечно, заперта. Боже…

– Похоже, да, – сказала Луиза. – Мы о ней немного беспокоимся. Не помните, когда вы последний раз видели ее?

У Люка свой ключ. Это не Люк.

– Скорее уж слышала. Тут заходили красавчик и такая хорошенькая девица – я их не знаю.

Я хватаю мобильник, готовая звать на помощь. Если тот, кто снаружи, взломает дверь, я убегу через заднюю комнату, по дороге набирая полицию. Прокручиваю этот план в голове – и смешно, и страшно.

– Когда это было?

Снова гремит дверная ручка. Кто там – мне не разглядеть, жалюзи на двери закрыты.

Луиза просматривала фото на телефоне.

Во всем магазине свет горит только в задней комнате – мастерской. К двери я не пойду. Ни за что. Очень хочется верить, что это Люк, что он просто забыл ключ.

– Около часа назад.

Шаги. Да. Наконец-то я слышу, как кто-то ходит снаружи. Хорошо. Хорошо. Слава богу. Фары автомобиля снова вспыхивают. Машина уезжает.

– Мужчина – вот этот?

Приходит мысль позвонить Тони, но я вспоминаю, что мне вообще не следовало находиться здесь одной.

Луиза показала ей снимок Чеппела.

Удивительно бывает: стоишь на месте, где обычно ощущаешь радость и безопасность, и вдруг чувствуешь себя совершенно другим человеком.

Я не хочу быть этим человеком. Я ненавижу этого человека.

Женщина улыбнулась, показывая красные десна и зубные протезы, которые явно давно не чистили.