– Наш заказчик будет доволен.

– У сьельсинов нет ни заказчиков, ни клиентов, – парировал я. – Только рабы.

– Как же хорошо вы их знаете! – хором ответили оба колдуна.

Я удивленно моргнул. Слова, интонация, модуляция голоса – все было одинаковым. Мне опять вспомнилась Эриния и тела, подключенные к передатчику, транслировавшему их изображения в космос. Эти колдуны меняли тела, как змеи меняют кожу. Они были не людьми, а призраками, мыслеобразными программами, селившимися в одной оболочке за другой, вроде Кхарна Сагары. Я водил по ним взглядом, гадая, живет ли Иован одновременно в двух телах, либо они просто обмениваются мыслями.

Осознав, что молчу дольше, чем того требовал вопрос, я ответил:

– Знаю. Сьельсины используют вас.

Я покосился на Горре, командира ксенобитов. Тот как будто не обращал внимания на нашу болтовню, и с чего бы обращать? Люди были рабами. Паразитами. Пищей.

– Они избавятся от вас, как только вы перестанете быть полезны, – сказал я.

– Мы весьма полезны, – возразил, наклонившись ко мне Иован с многозначительным выражением лица.

Тринадцатый председатель тряхнула головой, и я вдруг понял, насколько механическими, отрешенными были ее жесты. Все эмоции этой парочки были как будто результатом тщательного обдумывания, словно разум, управлявший телами-марионетками, находился где-то далеко.

– Когда лотрианцы узнают о ваших замыслах, они просто так этого не оставят.

– Лотрианцы у нас под контролем, – ответил Иован. – Конклав без раздумий согласился продать нам своих ненаглядных пролетариев, чтобы убрать себя из меню. Даже уговаривать особенно не пришлось. Я здесь уже три поколения – местные недолго живут. Трех поколений оказалось достаточно, чтобы полностью склонить конклав на нашу сторону.

С довольным видом он сел ровно, вновь приняв манеры Девятого председателя, и изрек:

– Воля конклава – воля народа.

После этих слов пафосная маска снова спала с его лица.

– Адриан – могу я звать вас Адрианом? – нравится вам это или нет, но Содружество присягнуло на верность князю сьельсинов. Вы проиграли. – Он положил руку на плечо женщине. – Я тот, кто вас победил.

– Прошло больше времени, чем вы думаете, – спустя миг улыбнулась женщина. – Ваша Империя обречена.

– Вы все это затеяли, чтобы уничтожить Империю? – удивленно моргнул я.

– Ну… да, – состроил кислую мину Иован. – Ваша Империя растоптала человечество. Галактический порядок изменился, но мы – нет. Да и вы тоже. Ваша Капелла тысячи лет не позволяла окончиться темным временам. Тысячи лет мы преклоняли колени перед вашим императором и его золотым троном. Довольно! Разве вы не видите, что это пора менять?

Он заерзал на скамейке, приложив одну руку к груди, а другой взяв меня за руку, и уставился серыми глазами:

– Вы даже представить не можете, что я повидал.

– Я могу представить больше, чем вам кажется, – тихо возразил я.

Иован с женщиной рассмеялись.

– Вати не выдумывает, – сказал Иован. – Их боги реальны. Это существа, которых вы не в состоянии познать…

– Caihanarin, – ответил я. – Наблюдатели.

Я рассчитывал, что это сьельсинское слово встревожит колдунов, но те и бровью не повели.

– Знать, как их называют, совсем не то, что знать их. Адриан, вы не знаете ничего, ничего, что там происходит. – Иован указал на небо над крышей фургона. – Мы можем стать богами. Как они.

– Империя исчезнет, и человечество освободится, – добавила женщина. – Снова сможет эволюционировать, выйти за пределы возможного.

– Как вы? – спросил я, имея в виду машины в их головах.

– Мы только начало, – в унисон ответили Девятый и Тринадцатый председатели.

– Nettan suja wo! – рявкнуло Горре, призывая к тишине.

Вот его-то мое упоминание сьельсинских богов явно встревожило. Иован со спутницей умолкли, исподлобья глядя на громадного командира, едва помещавшегося в кузове.

Отметив, как безропотно они повиновались, я посмотрел мужчине в серые глаза и тихо прошептал:

– Рабы.



Не снимая кандалов, меня вытащили из фургона под бледные лампы ангара, точной копии того, в котором нас встречали на Падмураке. Наверху выгибалась голая сталь, скелеты перекрытий и платформ висели, придавая помещению гнетущий индустриальный вид. Ожидавший нас шаттл выглядел неуместно в этом царстве прямых углов и строгих линий. Его длинный фюзеляж был изогнут, словно набалдашник стариковской трости, а корпус был покрыт ребрами и бороздами и казался органическим, напоминая анатомическую зарисовку – и тело Вати.

Трапа не было. Вместо этого к нам опустилась подъемная платформа.

Командир Горре отдал приказы двум ксенобитам, управлявшим лифтом. Существо говорило отрывисто, с сильным акцентом, из-за чего я не мог разобрать его слов. Но я уловил слово wananna. «Приготовьтесь». В ответ один сьельсин спустил лестницу, поднялся по ступенькам и скрылся в отверстии, из которого опускался лифт. Мой конвоир втолкнул меня на платформу, задержавшись, чтобы что-то прошипеть оператору лифта.

– Psannaa! – крикнул Иован, и стражники остановились.

Сьельсины поставили меня на платформу и развернули. Иован со своей безымянной спутницей стояли, держась за руки, и одинаково искусственно улыбались.

– Жаль, что дальше нам не по пути, – сказала женщина, переплетая пальцы с пальцами мужчины. – Хотелось бы посмотреть, что Князь князей с вами сделает. У него такие интересные идеи…

– Придется дождаться, пока синхронизируемся с остальными, – произнес мужчина и, не переставая улыбаться, поцеловал женщине руку. – Передавайте им привет.

Он отпустил женщину и подошел, шагнув на край платформы. Демонстративно разгладил и без того ровные плечи моего комбинезона, словно отец, поправляющий форму сына перед отправкой на войну.

– Я не лукавил, – сказал он. – Мне действительно было тяжело отдавать приказ о вашем задержании. Не хочется, чтобы игра заканчивалась. Но в то же время я рад, очень рад, что именно мне удалось вас обыграть.

– Вы меня не обыграли, – возразил я.

– Неужели?

Иован приблизился и неожиданно поцеловал меня в лоб.

Я изо всех сил ударил низкорослого человека лбом по носу, с удовольствием услышав хруст переносицы. Иован пошатнулся и соскочил с платформы, смеясь во весь голос. Возможно, марионетки из плоти и крови не чувствовали боли. Урбейн точно не чувствовал и не умер по-настоящему, когда Удакс отрубил ему голову. Сьельсины крепко схватили меня, но их когти не могли пронзить прочное армированное волокно комбинезона.

Ухнув, Иован вновь обрел равновесие, одной рукой зажав нос, из которого хлестала кровь.

– Оставьте свой запал для Князя. На Дхаран-Туне он вам пригодится.

Это был первый раз, когда я услышал название этой темной планеты, вражеской черной крепости, цитадели Бича Земного. Моя победа над Иованом была пирровой. Он был прав. Он победил. Обыграл меня, и если его слова были правдой… обыграл всех нас. Если он не лгал и «Тамерлан» тоже был пленен, то все пропало.

Но отчаяние – величайший грех, последнее прибежище неудачника.

Я стиснул зубы и свысока посмотрел на низкорослого колдуна.

– Salu’ayan ne? – крикнуло Горре.

Ксенобиты ответили хриплым горловым звуком, означавшим у них «да»:

– Eija!

Лифт с грохотом начал подъем, унося меня в затхлую темноту.

Глава 25. Перерождение

Я оказался на земле, хотя не помню, как падал. Толкаясь руками и ногами, попытался подняться на колени, встать, вздохнуть. Вместо этого закашлялся и отхаркнул на камни розовые капли. Ударился головой. Кровь прилила к вискам и загремела в ушах, словно на меня надвигалось буйволиное стадо. Оставалось лишь напрячь мускулы и бороться с желанием тела извергнуть жидкость из желудка и легких.

По правилам из тебя откачивают суспензию, прежде чем разбудить от фуги.

Не припомню, чтобы когда-нибудь мне было так холодно.

Я снова попробовал встать, но поскользнулся на амниотической жидкости и треснулся черепом о пол.

– Тише, тише… – раздался мягкий мелодичный голос. – Тише, милорд. Тише, тише…

Кто-то тронул меня за лицо, обнял за голову. Казалось, грудь вот-вот разорвется от раздирающего ее кашля. Я отплевывался. Ничего не было видно, язык не слушался. Я слышал только собственный кашель и рвоту и этот ангельский женский голос.

– Валка?

Я почти перестал кашлять, но женщина снова утихомирила меня.

– Нет, нет… – приговаривала она. – Только мы. Тише. Дышите.

Это не могла быть Магда. Или они и ее схватили? Неужели я остался на Падмураке? Нет… этого не могло быть. Я прекрасно помнил, как Горре сорвало с меня комбинезон и впихнуло в капсулу. С меня сняли кандалы и пристегнули в яслях.

– Валка! – снова вырвалось у меня, и я поднялся на колени, но от следующего шага снова пошатнулся. – Где?

– Боюсь, мертва, – ответили мне.

– Нет, – слабым пустым голосом произнес я. – Нет…

– Ваш корабль захвачен и уничтожен со всей командой.

Я услышал шлепающие по лужам шаги, снова почувствовал холодные руки.

– Милорд, только вы и остались.

Эти же руки перевернули меня, но я не увидел женщину, а скорее ощутил ее присутствие. Она села рядом и положила мою голову себе на колени. В бреду я вдруг представил, что это моя мать, но вспомнил, что она умерла, пока я странствовал замороженным среди звезд. Но мне почудился ее голос:

«Ты мой сын».

Другой голос, более высокий и холодный, чем у матери, нарушил мою слепоту и заглушил скачущее сердце:

– Что с ним?

– Разбудила, не откачав суспензию из легких, – ответила женщина, и я понял, что она улыбается.

– Жить будет? – спросил холодный голос, смутно знакомый, но я не мог вспомнить, где его слышал.

– Скоро пройдет, – ответила женщина, гладя мое лицо, затем наклонилась и снова принялась меня успокаивать. – Так веселее.

– Доктор, он нужен мне живым.

Слова сопроводила гулкая твердая поступь.

– Я… – У меня снова начался приступ кашля, и женщина приподняла мне спину.

Сине-зеленая масса брызнула мне на колени, расплывшись пятном на бледных голых ногах.

– Я ничего не вижу.

Это было не совсем правдой. Мир постепенно являл себя пятном света и тени, и единственным цветом, что я видел, был этот сине-зеленый на моих ногах и на полу вокруг.

– Скоро пройдет, – повторила женщина. – Боюсь, эти jitaten prophanoi, которые вас замораживали, совсем не разбирались в процедуре.

Что-то холодное уткнулось мне в спину, и послышалось тихое гудение и писк каких-то медицинских инструментов.

– В легких еще осталась жидкость. Нужно время.

Яркий свет ударил в левый глаз, затем в правый. Я зажмурился.

– Думала, Иован сам вас в фугу положит.

Вокруг раздались новые шаги. Я повернул голову, стараясь прислушаться к звуку.

– Доктор, мне нужен Адриан Марло, а не его труп.

– Он жив! – ответила женщина, и мне показалось, что за ее по-матерински теплым тоном мелькнули нотки страха. – Внутренняя температура повышается, электроэнцефалограмма…

– Что такое? – требовательно спросил холодный голос.

– Она какая-то… странная.

– Доктор Северин, меня весьма огорчит, если невнимательность вашего коллеги приведет к необратимым последствиям для моего сородича.

– Понимаю, о Великий, – покорно ответила женщина. – Опасности нет. Просто его биопотенциалы не соответствуют нормам.

– Северин? – вымолвил я.

От всплеска адреналина в груди стало тесно, и я схватил женщину за руку так, что едва не сломал. Я почувствовал под пальцами выступы искусственных костей – такого же типа, как и в моей левой руке. Перед глазами встали образы: вот белая металлическая рука пробивает бронированное стекло резервуара. Вот наш громадный колосс шагает по солончаку к высокой горе. Вот привязанные к передатчику мертвецы. Сиран. Выстрел во тьме.

– Вы одна из них! – догадался я.

Я снова попытался встать, отпихнув от себя ведьму Северин. Снова поскользнулся. Снова упал, перекатился на спину и растянулся в жиже своего перерождения. Меня окутала тьма, перед глазами мелькали искры. Я не сразу понял, что мокрые волосы прилипли к лицу, не сразу почувствовал боль в горле и пальцах.

Мои кольца. Они забыли снять кольца, перед тем как пристегнуть меня в своих экстрасоларианских яслях для фуги. Кожа под металлом и слоновой костью замерзла и получила ожоги. Чем выше поднималась температура тела, тем сильнее я чувствовал боль. Кровь потекла из пальцев и ран на шее и груди, где висела цепочка с медальоном, в котором хранился фрагмент скорлупы Тихого. Я с трудом различал свои руки, ладони и окровавленные пальцы. Из размазанных пятен они превращались в смутные силуэты. Вздрагивая, я стянул с левого большого пальца старое кольцо князя Аранаты Отиоло и едва не вскрикнул от боли, когда вместе с кольцом сошла и кожа, оголив мясо и связки.

– Бедные лапочки… – Северин взяла меня за руки. – Нужно их вылечить.

Я смог различить на ней медицинские перчатки и блестящий бесформенный халат. Лицо под прозрачной маской было не похоже на то, что я видел на Эринии. Она говорила по-джаддиански, но лицо было мандарийским, с узкими глазами и высокими скулами. Но на Эринии она совершенно точно не была мандари.

Вырвав руку, я скривился от боли – на открытую рану подул ледяной воздух. Не сводя глаз с Северин, я присмотрелся и увидел на большом, указательном и безымянном пальцах правой руки кровавые кольца. Шрамы останутся страшные. На моем левом большом пальце – настоящем, не искусственном – уже когда-то был шрам от криоожога. Из-за воспоминания у меня вырвался тихий робкий смешок. Я подавил его, стиснув зубы. Какая ирония судьбы – спустя столько лет и странствий снова получить такую же травму. Я все отчетливее осознавал абсурдность и ужас своего положения: я был гол и сидел, скрестив ноги, на полу перед пустыми яслями для фуги, весь в крови и синей суспензии.

– Я вас помню, – сказал я.

Хотя лицо женщины не было тем, что я видел прежде, она несомненно была той самой ведьмой МИНОСа, что я давным-давно встречал на Эринии.

– Думал, Сиран вас застрелила.

– Попала бы в голову, может, и убила бы. – Северин слабо улыбнулась и протянула руку. – Дайте сюда.

Она имела в виду кольцо Аранаты. Я перевел взгляд на окровавленный кусок металла. Красный камень зловещим глазом смотрел на меня из родия, которому, как и большинству образчиков сьельсинского искусства, был придан вид оголенных мышц. Воспользовавшись моим заторможенным состоянием, Северин выхватила у меня кольцо.

– Дайте взглянуть, – приказал другой голос.

Женщина встала, оставив меня на полу, прошлепала по лужицам и преклонила колено. Я попытался повернуться, но не увидел, перед кем она склонилась. Мои ясли стояли в круге бледного света, за которым была непроницаемая тьма. Слабое освещение, красное, как в аду, шло от стен из жилковатого камня, органические изгибы которого заставляли представить, будто я в животе у какого-то окаменелого великана.

– Так это правда, – произнес голос. – Это ты освободил негодяя Отиоло. До меня доходили слухи, но слухи лживы.

Шаги снова застучали по металлу, и из мрака появилась фигура в ребристых эмалированных доспехах и черной мантии. Некто остановился, властно положив руку на голову доктора Северин. У меня захватило дух, и я проклял свой заторможенный разум за то, что не догадался – не узнал – сразу.

Князь Сириани Дораяика осторожно ступил на мокрый пол, придерживая мантию когтистой, украшенной перстнями рукой. Он был ужасен и высок, почти как его железный слуга Вати, но в его лице и фигуре не было ни намека на присутствие машин. Сьельсинский правитель предстал передо мной таким, каким явился на свет из темных пучин своего рождения, чистым, не измененным электрическим колдовством МИНОСа. С каждым шагом мерцали серебряные нити в его мантии, образуя руны, звездами отраженные в темных, как сам космос, водах. У левого плеча мантия была застегнута серебряной брошью в виде руки, наподобие – о ужас! – тог наших кесарей. Доспех Дораяики украшало искусное, достойное любого императора изображение двух сплетенных между собой рук. Лицо князя было воплощением ужаса, гладким, как стекло, белым, как мрамор, с глазами больше куриных яиц и чернее, чем его мантия. Венчала его лицо корона рогов, с которой на княжеское чело свисали изысканные цепочки, украшенные крошечными темно-синими сапфирами, а посреди лба третьим глазом сверкал крупный сапфир. Сами рога тянулись назад и тоже были украшены серебром.

В отличие от большинства сьельсинов, князь даже не сощурился, шагнув в пятно света. Он посмотрел на мое нагое тело, словно аватара какого-то стигийского божества.

– Наконец-то ты пришел ко мне, достопочтенный сородич, – произнес князь на идеальном стандартном и, наклонившись, протянул мне окровавленное кольцо Аранаты. – Добро пожаловать в этот… в мой дом, мой Дхаран-Тун. Я давно тебя ждал.

Я понял, что потерял дар речи. Даже думать связно не мог. Мой разум как будто отказывался принимать реальность моего положения. Я словно очнулся не просто на другой планете, а в другом мире, а известная вселенная – с Соларианской империей, Красным отрядом, Падмураком и Нессом, Форумом, Воргоссосом и Эмешем – исчезла. Северин сказала, что «Тамерлан» уничтожен, а вся моя команда – все мои друзья – мертвы. Я не мог с этим смириться, не мог этого принять. Мысль о том, что все, кого я знал, кого любил, с кем так долго сражался плечом к плечу, мертвы… Дюран и Айлекс, Коскинен и Уайт, Элара, выбравшаяся со мной из бойцовских ям Эмеша, Лориан Аристид, весь Красный отряд. Корво и Бандит. Паллино… и Валка.

Валка…

Валка не могла умереть. Это невозможно. Я бы почувствовал.

– Я хочу поговорить с тобой, – сказал Пророк, наклоняя громадную рогатую голову. – Возьми, – добавил он, протягивая кольцо Аранаты. – Говори.

По-прежнему дрожа от холода, я взял кольцо с белой ладони Сириани. Не сводя глаз с лица князя, я натянул кольцо на правый большой палец, оставив левый сочиться кровью.

– И что я должен сказать? – выдавил я, пошатываясь.

Сириани выпрямился во весь рост:

– Ты забрал двух моих слуг. Иубалу и Бахудде были мне дороги, а ты их убил. – Князь князей повернулся, взмахнув мантией, и отступил на границу светового пятна. – Кроме того, сородич, ты разбил мои армии, остановил завоевания, вмешался в мою деятельность в вашем Содружестве, убил много наших, – впрочем, за это я должен воздать тебе почести, пусть это и не namnaran, не наш путь. Само твое существование кощунственно. Ты dunyasu, проклятый, и attantar, благословенный. Ты его создание.

Высокий и тонкий, как шпага, ксенобит повел узкими плечами. Отпустив полы мантии, он развернулся и спросил:

– Думаешь, твои фокусы на Беренике лишили меня оружия? Думаешь, твой бог одержит верх? – Он наклонил голову направо, что у сьельсинов означало отрицание. – Veih. Нет. Утаннаш непостоянно. Лживо. Оно предаст тебя. Бросит.

– Не понимаю. Что за Утаннаш?

– Когда ты позовешь его, оно останется Тихим, – ответил Пророк, словно не услышав меня.

– Что вам от меня нужно? – задал я вопрос, который задавали все пленники во все времена.

Сириани Дораяика поднял белую руку, испачканную кровью с моего кольца, и указал на меня:

– Двенадцать и еще четырежды двенадцать поколений моего клана сменилось со времен Элу. Двенадцать и еще четырежды двенадцать поколений мы страдали. Жили в нищете. – Он опустил руку. – Довольно.

Я молча смотрел, сжимая израненные кулаки. Два других кольца, оставшиеся на обожженных пальцах, впились в плоть, терзая ее. Зашипев, я собрал все силы… и встал. Голова закружилась, но я с гордостью могу сказать, что на этот раз не упал.

– А мы тут при чем? – бросил я, расставив ноги пошире, чтобы удержать равновесие.

– Вы у нас на пути. Вы. Ваш бог. Нужно смести вас с дороги. Моя империя протянется до самых далеких звезд, чтобы они меня заметили.

– Тогда убейте меня, – процедил я, сделав два уверенных шага вперед.

На поясе у сьельсина серебристым кольцом висел нахуте. Чтобы окончить мою жизнь, Дораяике достаточно было просто взмахнуть им.

Князь этого не сделал.

Он лишь улыбнулся; его рот растянулся, обнажив прозрачные зубы и черные десны. Меня вновь посетила мысль о том, сколько потустороннего было в облике сьельсинов, как будто эволюция потехи ради воплотила в них страшнейшие людские кошмары и послала нам. Сьельсинские улыбки напоминали не улыбки, а зловещий оскал.

– Недостаточно просто убить тебя, сородич, – ответил князь. – Ты должен умереть красиво.

С этими словами он развернулся и, подобрав мантию, вышел из круга света. Последней исчезла из виду его косичка, белой змеей ускользнув во мглу.

– Доктор, вымойте его и поселите куда-нибудь. И наденьте на него ошейник. Впереди долгий путь.

На этом Дораяика скрылся. Где-то в сумрачной дали скрипнула дверь.

Северин подошла ко мне, хлюпая резиновыми сапогами по слизи и крови.

– Идемте, лорд Марло! – указала она. – Надо обработать ваши ручки.

Я отмахнулся от нее, покачнулся и выругался, когда пальцы отозвались болью. Казалось, мне было больно просто от воздуха.

– Куда мы?

– В медику, – сказала врач, и ее глаза под маской удивленно моргнули.

– Куда он меня везет? – прохрипел я.

Северин лишь улыбнулась.

Глава 26. Пещера

Северин вымыла меня и налепила коррекционный пластырь на раненые руки и грудь. За время пребывания в фуге ушибы и синяки от побоев, перенесенных на Падмураке, не прошли. Их она тоже заклеила. Медика была оборудована в пещере из монолитного камня, но приспособлена под людей, и поэтому инструменты казались здесь инородными телами. За манипуляциями следили охранники-сьельсины. После процедур меня покормили пресной кашей из бромоса с горбушкой черного хлеба. Но все лучше, чем то, что давали в лотрианской тюрьме.

На этом радость закончилась.

После трапезы я был отправлен ведьмой МИНОСа к Бледным, которые сразу же меня поколотили, а затем самый низкорослый из них надел на меня металлический ошейник. Застегнувшись, ошейник зажужжал, и на нем загорелась тусклая красная лампочка.

Я еще не до конца пришел в себя после фуги и поэтому плохо помню винтовые лестницы и петляющие коридоры, по которым меня вели, лифты и звон цепей, раздававшийся в этом жутком бастионе. Я не Валка и никогда не мог с ней тягаться. Моя память отказывает. Тускнеет. Я забываю.

И за это я благодарен больше, чем за что бы то ни было.

Но забыть запах, вонь Дхаран-Туна невозможно. Железо и сера. Кровь и огонь. Гниль и смерть. Несмотря на пандемоническую роскошь одеяния Князя князей, его владения были ужасом, нашедшим воплощение в камне и металле. Это было царство в изгнании, царство-беглец, неотесанное и пугающее, выдолбленное в блуждающей луне. Я так и не узнал его истинных размеров, но оно точно было больше, чем луны Эмеша и некоторые планеты. Дхаран-Тун был полноценным миром, планетой, движимой гигантскими, как империи Старой Земли, двигателями. Поверхность его была темна, холодна и покрыта ледяной коркой. Однако подо льдом, в тоннелях и залах, размаху которых позавидовал бы мифический Нидавеллир, обитали миллионы, а может, миллиарды сьельсинов и их рабов.

Помимо тоннелей и залов, здесь были и пещеры. Подземелья… и казематы.

Дверь зашипела и захлопнулась за мной. Замочная панель загорелась тусклым, противным красным светом. К тому времени я перестал дрожать, но все равно поежился. Северин выдала мне свободную одежду, наподобие рясы священнослужителя, с узкими рукавами, но в остальном широкую и длинную, до самых лодыжек. Обуви мне не дали, и я босиком пошлепал в темноту своего нового дома, щурясь, чтобы разглядеть хоть что-то в свете дверной панели.

Темнота смотрела на меня в ответ.

Осторожно передвигая босые мозолистые ступни, я вошел во мрак, пробуя пол пальцами. Воздух здесь был теплее, чем в кубикуле, где меня разбудила Северин, и чем в медике, где она обрабатывала мне раны. В воздухе пахло сыростью, плесенью и землей с примесью чего-то сладковатого.

Во мраке что-то плескалось.

– Кто здесь? – окликнул я, пробираясь на ощупь, придерживаясь забинтованной рукой за стену.

Камень под рукой был гладким, как будто обожженным плазмой или лазером. Через несколько шагов я был вынужден остановиться. Голова еще кружилась от побоев, ран, голода и недавнего пробуждения. Северин продержала меня в медике – унылой каменной пещере, полной медицинских приборов, – кажется, больше суток. Я не был уверен. Низкая гравитация, темнота и ощущение дезориентации смешались с одним тяжелым, гнетущим чувством, которое я испытывал с тех пор, как мой фаэтон разбился на мосту.

С печалью.

Всплеск.

На миг зажмурившись и загнав печаль подальше, я зашаркал вперед:

– Ау?!

Мне вдруг показалось, что сейчас в ответ из темноты раздастся хор голосов Братства и покажутся его распухшие руки. Но ничего не произошло. Оглянувшись, я увидел красный свет дверного замка. Слабый, далекий, словно звезда, хотя коридор вряд ли был длиннее десяти футов. Впереди во мраке я уже различал очертания комнаты.

– Покажись!

Тишина.

Тишина распространялась вокруг.

Еще один всплеск.

Я прошел, наверное, с дюжину шагов от начала коридора, когда мои ноги нащупали воду. Лужа? Бассейн?.. Подобрав полы одеяния, я вошел в воду по колено, стуча зубами от холода, и вдруг почувствовал, как дрожат мои израненные руки. Я остановился, стараясь не замочить робу. Что-то коснулось моей ноги. Отшатнувшись, я с плеском выскочил на берег. Какое бы слепое существо ни обитало в этих странных водах, я не испытывал желания с ним встречаться. Присев на берегу, я прижался спиной к грубо отесанной стене.

«Просто рыба, – повторял я себе. – Просто рыба…»

Один в темноте, я поджал ноги.

Наконец-то один.

Темнота сомкнулась вокруг меня. Темнота и осознание реальности моего пленения – реальности, в которой «Тамерлан» был уничтожен, а Валка погибла. Все, кого я знал и любил, были мертвы. Мой Красный отряд. Моя команда.

Заливаясь горючими слезами, я стиснул кулаки, не обращая внимания на боль, расцветшую под черным коррекционным пластырем. Я призывал эту боль, нуждался в ней… заслуживал ее. Я сжимал кулаки, пока боль в ободранных пальцах не стала такой сильной, что мои резкие крики заполнили все в этой непроглядной пещере. Вдруг из мрака возникла улыбка Иована. Его злобное серокожее лицо ухмылялось мне, сверкая искусственными глазами. И тогда я понял, что, должно быть, чувствовала Валка, преследуемая призраком Урбейна. Я всхлипнул, и этот звук был сродни первому удару по камню при разрушении плотины.

Какие слова я сказал ей напоследок? Я наклонился, чтобы поцеловать ее, прежде чем взбираться по лестнице на крышу того проклятого фургона. Наклонился и сказал, что скоро вернусь. Но я не вернулся. И теперь уже не вернусь никогда. В некотором смысле я обманул ее. Теперь Валка была мертва – вероятно, мертва.

«Откуда ты знаешь?»

Ее голос, звонкий тавросианский голос, прозвучал во мраке пещеры так отчетливо, как будто она сидела напротив, разделив со мной заключение, как прежде в подземелье Кхарна Сагары.

«Откуда ты знаешь?»

Это были ее последние слова в мой адрес, напоминание о том, что я не всегда прав. Я чуть было не рассмеялся. Лучшей эпитафии для Валки Ондерры Вхад Эдды, родом из Тавроса, было не придумать. Воспоминание шло за воспоминанием, и все это время за мной из сумрака следили ухмыляющиеся глаза Иована.

«Ваша тавросианская любовница, – сказал как-то он. – Ее имплантаты нас беспокоят, особенно…»

Особенно что?

Я резко выпрямился. Иован выражался так, как не говорят об умершем. Значит, когда я садился на шаттл, на котором меня сюда привезли, Валка была жива. Сколько времени прошло с тех пор? Как долго я был заморожен? Сколько занимал путь с Падмурака на Дхаран-Тун? С надеждой и гневом я поднялся и вытер щеки ладонями. Промчавшись обратно по короткому коридору, я замолотил в дверь, зовя Северин и Сириани, но никто не появился. Наверное, я стучал битый час, прежде чем отступить. Пятки путались в робе. Сосредоточившись, я посмотрел сквозь бесконечность вероятностей в поисках мира, где мне удалось открыть дверь и бежать.

Не нашел.

Читая мои дневники, вы могли подумать, что мое тайное зрение безгранично, но оно ограничено моими познаниями. Доверившись технику, отключавшему коллайдер на Эйкане, я на самом деле полагался на его навыки и лишь подтолкнул нас на тот поток времени, что был открыт благодаря его умениям. Я не знал, как устроена сьельсинская дверь, не знал, был ли замок электрическим или механическим и как он управлялся. С моей ограниченной точки зрения, дверь была все равно что стена, и сколько бы я ни пытался, дверь в том виде, в котором она представала в моем сознании, не открылась бы. Я оказался котом в ящике Пандоры, не живым и не мертвым, и не способным сбежать из тюрьмы.

Не мог я и избавиться от ошейника. Я сунул пальцы под обод и потянул, надеясь услышать хруст замыкающего механизма, но ошейник не поддался ни в этой, ни в какой-либо иной вселенной. Я не мог выпутаться из ситуаций, которых не понимал.

Я вернулся к черному бассейну и прислушался к плеску воды у дальнего берега. Не знаю, сколько я провалялся без сна, ибо в этой темноте растворялось даже само время.



Дни тянулись без происшествий. К концу первого дня я уже не мог игнорировать тягостное урчание в животе, а от жажды готов был пить прямо из бассейна. Я не знал, безопасна ли эта вода, но на вкус она была не так ужасна. Горька, но не ядовита. Последствия должны были проявиться совсем скоро. Если я допустил ошибку и проглотил с водой болезнетворные бактерии, то вскоре у меня начнет крутить живот и вода польется из всех концов моего желудочно-кишечного тракта. Мне вспомнилась смерть Кэт. Вот это был бы всем концам конец. Адриан Полусмертный, которого, как верили простолюдины, нельзя было убить, который голыми руками укрощал высшую материю и не получил ни ожога от орбитального лазера на Беренике, умер в темнице от инопланетной дизентерии.

Но если бы я не стал пить, то скорее умер бы от жажды.

Дверь распахнулась, впустив внутрь луч кроваво-красного света.

– Смотрю, удобно устроились, – раздался протяжный голос.

В дверном проеме появились двое. После нескольких дней во тьме даже слабое сьельсинское освещение казалось ослепительным. По насмешке в голосе я понял, что это были не слуги Сириани и не рабы. Когда они подошли, то одна из визитеров зажгла светосферу и подвесила в воздухе на уровне плеча.

Ее белый, куда более яркий, чем красный, свет ослепил меня по-настоящему. Когда мое зрение приспособилось, я узнал лицо доктора Северин, ее серые, как у Иована, глаза. Но обращался ко мне ее спутник. Его голос и лицо были незнакомыми, но облик в целом подсказывал, что где-то мы уже встречались. С молочно-бледной кожей, без волос на голове, он был высок и худощав, наподобие своих хозяев-сьельсинов. И куда же без механических серых глаз. На мужчине был доходивший до колен парчовый кафтан мандарийского кроя, темно-фиолетовый, почти черный, с высоким воротником и подвязанными рукавами, такого же цвета туфли и белые чулки.

Несмотря на боль в несчастных глазах, которые мне давно не приходилось напрягать, я огляделся. Сверху свисали сталактиты – белесые иглы торчали из темных каменных вен, напоминая наш фамильный некрополь в Обители Дьявола на Делосе. Грубый пол огибал полумесяцем берег бассейна – точнее, естественного пруда, который раскинулся на пару сотен футов до дальней известняковой стены, ступеньками нависшей над водой. Вдоль стены протянулся узкий, не больше шести дюймов в ширину, желоб, упиравшийся в грубую железную трубу, покрытую слизью. Вода из пруда стекала туда тоненькой струйкой. Примитивный туалет.

Других удобств не было, если не считать таковыми железные кольца, вбитые в стену на равном удалении друг от друга.

– О, вам камеру люкс дали! – воскликнул мужчина, заметив, что я разглядываю туалет, и покосился на Северин, но та промолчала.

– Чего вам надо? – хрипло спросил я.

В присутствии других людей я вдруг вспомнил, что давно не мылся, почувствовал маслянистую пленку на лице и руках. Мне вдруг захотелось броситься в пруд и вымыться дочиста. Но даже на малейшее движение желудок отзывался возмущенным урчанием.

– Покормить вас, чего же еще? – выдохнул мужчина. – Князь распорядился, чтобы его гостю было комфортно.

– Это, по-вашему, комфорт?

– Рад, что общение с Иованом не лишило вас имперского стержня и темперамента, – сказал мужчина и вышел из коридора на берег. – Будет на что посмотреть, когда вы снова встретитесь с князем. Он, знаете ли, художник.

Пока мужчина говорил, из коридора прилетел блестящий дрон на репульсорах и привез какой-то ящик. Опустив его, дрон улетел обратно в открытую дверь. На миг я задумался, смогу ли одолеть двух колдунов и бежать.

Но понял, что не смогу.

– Жаль, что вы птичек с собой не захватили. – Лысый сокрушенно почесал шею. – Одна мне голову должна.

Внутри меня все перевернулось и вспыхнуло от ярости.

– Так вы… Урбейн!

– Собственной персоной, – насмешливо поклонился колдун МИНОСа, когда-то залезший в голову Валки и едва не сделавший ее калекой.

– Я надеялся, вы мертвы, – сказал я, понимая, что мои надежды пошли прахом.

Тонкие губы Урбейна сложились в улыбку.

– Вы не единственный в галактике, кому непросто умереть. – Он смерил меня взглядом. – С удовольствием проверю, насколько правдивы легенды о вас, милорд. Как я понимаю, кое-кто в Империи почитает вас как бога. Даже князь, долгих ему лет, думает, что вы посланник какого-то божества. Но богов нет. Магии тоже нет – лишь еще не решенные загадки.

С этими словами он открыл ящик, достал завернутый в фольгу пакет и бросил мне с видом человека, дающего объедки собаке.

Пакет упал на землю.

Это был легионерский протеиновый батончик.

Я не стал его брать. Не хватало, чтобы Урбейн и Северин решили, что я отчаялся. Я не собирался тешить их, подбирая объедки, как они рассчитывали.

– Этого должно хватить… – Северин задумалась, – на стандартный год? Если экономить.

Она хищно улыбнулась. Я ответил тем же.

– Как вам удалось выжить? – спросил я Урбейна.

– Вы не нашли мой второй передатчик. – Колдун двумя пальцами указал в область сердца. – Он перенес проекцию моего деймона сюда, пока вы возились с беднягой Бахудде.

– Думал, для такого нужен передатчик побольше.

– Как те, что на Эринии? – улыбнулся Урбейн и сел на ящик с пайком. – Там вам не хватило считаных минут. Нет, на Эринии нам нужно было передать несколько десятков проекций деймонов на расстояние в половину светового года, и сделать это быстро. На Беренике был только я… и мне всего-то нужно было попасть на орбиту. – Колдун ехидно ухмыльнулся. – Я смотрю, вы не слишком-то разбираетесь в машинах?

– Достаточно, чтобы понимать, что вы собой представляете.

Я пожал плечами и, придерживаясь за шершавую стену, поднялся на ноги. Грязная роба липла к телу.

– И что мы собой представляем? – с той же улыбкой спросила Северин.

– Вы призраки. Вы умерли вместе со своими оригинальными телами.

Женщина фыркнула.

– Примитивная чушь! – со смехом сказал Урбейн.

– Не чушь, – возразил я, прекрасно понимая глубину связи между телом и сознанием. – Говоря вашими же словами, вы лишь проекция, тень… того, кем вы были прежде.

– Когда-то мы были тенями, – загадочно произнесла Северин. – Теперь мы больше чем люди.

Я присмотрелся к ним. Внешность Северин была вполне человеческой, типичной для женщины-мандари, а вот Урбейн явно отказался от некоторых деталей своей человечности. Его нос был плоским и широким, отдаленно похожим на носы сьельсинов, а уши, кажется, полностью приросли к голове?

– Я встречал кое-кого, кто раньше следовал таким же убеждениям. Он настолько отдалился от своей человечности, что теперь, наверное, даже не понимает, что потерял.

– Вздор, – отмахнулся Урбейн.

– Нет, – возразил я. Если бы это было вздором, мне бы наверняка встретилась хотя бы одна химера, сохранившая немного нравственности и морали. – Нельзя стать больше чем человеком, изначально делая себя меньше чем человеком.

– Нет такой вещи, как «человек». – Урбейн грациозно поднялся. – Мы скопление данных. Генов. Мыслей. Не важно, в какую форму все это облачить.

– Форма определяет функции, – парировал я. – Меняется тело, меняется разум.

– Мы тут не затем, чтобы о философии дискутировать!

– Нет, – согласился я. – Вы тут затем, чтобы позлорадствовать. Так валяйте.

Я вытянул руки и пошевелил пальцами. Боли не было. Пока я сидел во тьме, пластыри сделали свою работу. Это подтверждало, что прошло по меньшей мере несколько дней.

Несмотря на ошейник и клетку я, кажется, обрел почву под ногами. Урбейн это заметил.

– Марло, не забывайте, что вы пленник! Вы проиграли!

– Это так. Проиграл.

Отвернувшись, я уставился в воду у ног и отстраненно, как бы про себя, добавил:

– Ваш приятель Иован обмолвился, что ваша цель – уничтожить Империю.

– И освободить человечество, – подтвердил Урбейн, раскинув бледные длиннопалые руки.

– Отдав его в рабство сьельсинам?

Колдуны переглянулись.

– Новые системы понятий, – ответила женщина. – Новое развитие. Сьельсины открывают новые, ранее недоступные возможности.

– Включая ликвидацию Империи? – Я оглянулся на колдунов.

– Включая это, – сказала Северин. – В Империи человечество расслабилось. Сколько времени прошло с последнего громкого изобретения? С последней индустриальной революции? С последней инновационной идеи? Ваши лорды вполне довольны, играя в темное средневековье и делая вид, будто Золотой век до сих пор продолжается.

Я отвернулся и зашагал к берегу пруда. Там плавала рыба, целые косяки мелких серебристых рыбешек длиной меньше моей руки.

– Сьельсины хотят уничтожить нас.

– Они хотят уничтожить yukajjimn, – согласился Урбейн. – Мы же не yukajjimn. И вы не будете, если всего лишь преклоните колено.

Из пруда на меня посмотрело мое отражение.

– Это социальный статус? – не в силах скрыть удивление, произнес я.

Давным-давно, когда я встречался с князем Аранатой Отиоло, тот говорил о людях-юкаджимн так, как будто это относилось только к Соларианской империи. Кхарн Сагара в эту категорию не входил. Тогда я не слишком об этом задумался – были дела поважнее, но теперь мне стало понятно различие и важность этого различия. Сагара служил тому князю, чтобы сохранить мир и иметь возможность торговать с ним. Таким образом он встал на низшую ступень иерархии, наверху которой находился сам князь. Неудивительно – для темного властелина Воргоссоса клятвы не имели значения, только личные интересы. Сьельсины не собирались уничтожать все человечество… только тех людей, кто не склонится перед ними.

– Вы сами аэта, – сказал Урбейн. – Человек-аэта.

– Юкаджимн-аэта, – добавила Северин.

– Это социальный статус… – тупо повторил я, по-прежнему глядя в воду. – Значит, вы заставите людей склониться перед завоевателями?

– Мы спровоцируем перемены, – ответил Урбейн. – Прогресс.

– Это не одно и то же.

– Одно! – возразил Урбейн, и его тень мелькнула на стене за прудом. – Под управлением Пророка человечество расселится по всей галактике, по многим галактикам. Мы будем служить в его армиях, строить его города. Мы возвысимся. Эволюционируем. Человечество превзойдет себя. Мы должны превзойти себя.

Я обернулся на колдуна, посмотрел на его лицо – имитацию облика хозяев. Разглядывая, я понял: его манила власть. Все эти доводы о возвышении человечества были для него самого. Он продал бы триллион человек в рабство и на бойню, если бы мог этим завоевать престиж. Он рассчитывал стать по меньшей мере визирем при дворе нового императора-ксенобита. Но этим дело не ограничивалось. Урбейн, несмотря на свои заявления, был фанатиком.

– Колдун, вы же человек науки, – сказал я, покосившись на его вдруг умолкнувшую коллегу. – Вы говорите, богов не существует. А по мне, и религия, и наука – испытания веры. И то и другое – поиск, и, по моему опыту, поиск одного и того же.

– Вы глупец, – хмыкнул Урбейн. – Мы строим лучший мир.