Юлия Алейникова

Всевидящее око фараона

Смерть скоро настигнет того, кто осмелится нарушить покой мертвого правителя! надпись на входе в гробницу Тутанхамона


Артефакт & Детектив





Пролог

1923 г. Долина царей. Египет



Крупные тяжелые хлопья снега липли к оконным стеклам, кружились в диком гипнотическом хороводе в темноте за окном, заметали город, укутывали сугробами, роились вокруг чахлых солнышек газовых фонарей.

Феденька с трудом заставил себя оторваться от рождественской метели за окном. Сейчас уже соберутся гости, уже скоро распахнутся двери гостиной, и они ворвутся туда, предвкушая веселье. Грянет торжественный марш, запах елки окутает их дурманящим ароматом, и они закружатся в хороводе, смеясь, толкаясь, а папенька будет командовать весельем, делая голос густым и басистым. А потом…

— Тедди! Проснись, Тедди! Вставай!

Почему Тедди? Какой еще Тедди? Он не знает никаких Тедди! Чей-то требовательный голос ворвался в безмятежный покой его сна. Он недовольно поморщился. Голос продолжал звать, потом его схватили за плечо. Феденька рассердился, обернулся к обидчику, готовясь ответить, и проснулся.

Сквозь парусину палатки проникало безжалостное палящее солнце. Никакой метели, никаких сугробов за окном. Песок, камни, жара.

— Тедди, где вчерашние заметки. Мы не можем найти блокнот.

Феденька хмуро взглянул на Альфреда Лукаса, встал, встряхнулся, молча достал из стопки бумаг на столе искомую вещь, сунул ее в руки химика и снова завалился на походную кровать.

Мерзавец конопатый, такой сон спугнул! Федя повернулся лицом к полотняной стене палатки и незаметно смахнул со щеки слезу. Таких слабостей он себе обычно не позволял, и если бы не сон… не снег… не желтые шары фонарей за окном… Не то чувство бесконечного, не омраченного ничем счастья, какое бывает только в детстве и особенно в сочельник, он бы ни за что не разнюнился.

Феденька явственно почувствовал, как заныло сердце, потер кулаком грудь и протяжно вздохнул. Давно уже не было снежных хлопьев, запаха елки, заваленной сугробами родной Николаевской улицы, ничего этого уже давно не было, а были пески, пески, а еще нестерпимое пекло.

Федя встал и, сполоснув из фляги лицо, вышел из палатки.

В разгар дня жизнь в археологическом лагере обычно замирала, рабочие дремали в своей части лагеря, но под навесом, как всегда, было оживленно. Альфред что-то усиленно чиркал в своем блокноте, Картер в белой полотняной рубашке, развалясь в походном кресле, писал очередной отчет в египетскую Службу древностей. Они неусыпно следили за происходящим на раскопках. Впрочем, как ни следи, с кривой усмешкой подумал Феденька, а эти шустрые англичане определенно умыкнут самые ценные экспонаты, а затем с немалой выгодой продадут тому же музею Метрополитен. Он эту публику за последний год хорошо изучил.

Хотя… Что он на них взъелся? Люди как люди. Как везде. Да и в археологическом лагере ему нравилось, не так, конечно, как год назад, когда он только прибился к экспедиции, но все же. Это все сон. Раньше ему такие сны снились реже, тоска, конечно, накатывала, чаще под вечер и ненадолго. Некогда ему было тосковать. Феденька предпочитал вести активную жизнь и без дела сидел редко.

— Мистер Липи́н, — на французский манер обратился к нему Картер. — Будьте любезны, сходите посмотрите, как там дела у Хуссейна Ахмеда. Мне важно очистить этот участок до вечера.

Федор, выполнявший в лагере все поручения и не имевший четких обязанностей, прихватил шляпу и направился к раскопкам.

С англичанами он познакомился еще на корабле, не с Картером, конечно, но кое с кем из его знакомых. В детстве Феденька, как все мальчишки, мечтал о морях и приключениях, зачитывался Стивенсоном и Жюлем Верном, но мечтал отвлеченно, по-детски, понимая, что в реальности, скорее, пойдет в правоведы, как хотел папенька. Настоящее море, — Финский залив он считал морем ненастоящим, — он видел лишь однажды. Когда Феденьке было десять, они всей семьей ездили на месяц в Крым, лечить матушку.

Море произвело на него неизгладимое впечатление, так же как и горы. Они тогда с отцом и Оленькой взбирались на Аю-Даг и Крестовую гору. Такого восторга, как там, на вершине, Феденька не испытывал больше ни разу в жизни. А море? Эта ширь без конца, эти переливы лазоревого, зеленого, голубого, сверкание солнца, запах сосен и белые паруса на бескрайней водной глади… Феденька до сих пор счастливо жмурился от тех давних воспоминаний. Не то, что Финский залив с серо-стальным блеском его мелких волн, плещущихся на мелководье. Совсем не то!

Наверно, потому Феденька и сорвался в море, когда жизнь показалась ему совсем уж невыносимой, вот из-за этих детских счастливых воспоминаний. А Ольга? Что Ольга? Ей, наверное, даже легче стало, одной заботой меньше, — уже почти без всякой горечи размышлял Феденька, шагая по песку к гробнице. У нее муж, дети, вечное безденежье, а еще брат великовозрастный неустроенный на шее сидел. Это в России Василий Васильевич Вадбольский был солидный человек, инженер с хорошим жалованием и просторной квартирой на Разъезжей. А во Франции он едва перебивался, работая таксистом. После смерти родителей Феденька каждую минуту чувствовал, как тяготит сестру, все время пытался как-то устроиться, и каждый раз у него не выходило ничего путного. И ругались они от бедности и безнадежности, вот он и сбежал. И слава богу. Сыт, жив, да и живется ему интересно. А вот Ольге надо бы написать, бессовестно это — из-за глупой старой обиды человека мучить.

Долина царей вовсе не была похожа на долину, скорее на ущелье, вьющееся между невысокими холмами и окруженное скалистыми горами. Сперва у Феденьки от вида раскинувшихся до горизонта рыже-желтых скал и ярко-синего неба над головой захватывало дух, но постепенно он стал привыкать, а вот в последнее время этот однообразный пейзаж стал даже действовать ему на нервы. Если бы не удивительные находки, которые сделала экспедиция, не тот фурор, который произвело во всем мире их открытие, он бы точно сбежал, но Феденьке было приятно чувствовать себя причастным к историческому открытию: вдруг и о нем когда-нибудь напишут в газете или мелькнет его фото. Прежде он мало интересовался древней историей. Еще бы, после нудных-то уроков Феоктиста Вениаминовича, преподававшего в их гимназии древние языки, и Гавриила Лукича, преподававшего историю и имевшего неимоверно гнусавый голос, вечный непроходящий насморк и полное отсутствие фантазии, отчего его урок проходил скучнее грамматики! Но жизнь на раскопках, увлеченность подобранных Картером членов экспедиции заразили и Феденьку. Вечерами после работы, равно как и прошлым летом, когда сезон раскопок подошел к концу, он с удовольствием штудировал присланные ему из Каира работы Петри, Масперо, Джона Уилкинсона, слушал рассуждения Картера и лорда Карнарвона, примчавшегося с дочерью из Лондона, едва были обнаружены ступени гробницы, и прожившего с ними в лагере до конца сезона, а также прочих членов экспедиции. Пытался разобраться в особенностях художественных стилей, в датировках и иероглифах.

Гробница Тутанхамона — фараона XVIII династии Древнего Египта потрясла Феденьку. Он впервые прикоснулся к истории. В эту гробницу люди не входили тысячи лет! Эта мысль вселяла трепет, вызывала восторг. Он до сих пор помнил тот день — двадцать шестое ноября прошлого года, — когда они добрались до дверей гробницы. В лагере царило с трудом скрываемое волнение. Рабочих отправили в лагерь, а Картер с лордом Карнарвоном, его дочерью мисс Эвелин и египтологом Кэллендером проделали отверстие в закрывавшей вход плите. Сперва туда засунули железный щуп, но ничего, кроме пустоты, не нашли, затем произвели пробу воздуха на пламя свечи, на предмет скопления опасных газов, а затем Картер немного расширил отверстие, просунул в него свечу и заглянул внутрь. Лорд Карнарвон с дочерью и Кэллендер стояли у него за спиной, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. Сначала Картер ничего не разглядел, потому что поток горячего воздуха из гробницы задувал свечу. Он долго молчал, стоя неподвижно, пока лорд в нетерпении его не окликнул. Золото — в гробнице повсюду сверкало золото! Феденька крутился тут же, как и другие члены экспедиции, хотя лорда их присутствие и нервировало, но спровадить членов экспедиции, как местных рабочих, он не мог. А потому Феденька, заглянув в свою очередь в гробницу, увидел там неясный желтоватый блеск и кучу наваленных как попало вещей. Их были груды, все помещение было забито. Это было невероятно! Они нашли древнюю сокровищницу! Могилу фараона! В тот день Картер сильно нервничал, боялся, как бы не спугнуть удачу, а вдруг он ошибся и печати на стенах гробницы говорят о том, что в ней покоится лишь какой-то вельможа, служивший Тутанхамону? Он так переживал, что они расширили дыру, и туда пролезла леди Эвелин — она была самой миниатюрной из всех. Феденька очень жалел, что вымахал таким здоровенным и не смог протиснуться в гробницу. В общем, на следующий день отстучали телеграмму в Службу древностей, те спешно примчались, в страхе, как бы англичане под шумок не растащили все сокровища, а уж затем после официального открытия гробницы поднялась шумиха в прессе, съехались журналисты, мировые светила египтологии и еще всякие биологи, химики, архитекторы. В общем, в лагере стало не протолкнуться. Среди прибывших был и русский журналист Викентьев, Феденька ему даже интервью давал. И это они только обследовали прихожую гробницы. Сколько там было всякого добра! Фараона собирали в загробный мир основательно. Здесь были ткани, одежда, еда, мебель, колесницы, посуда, доспехи, украшения и еще бог знает что. Всего и не перечислишь, как и не расскажешь, насколько бережно пришлось все это извлекать и изучать. Им даже разрешили использовать под мастерскую и лабораторию усыпальницу Сети I, находящуюся поблизости. Феденька тогда дыхнуть лишний раз боялся.

А саму погребальную камеру открыли лишь в этом году. Феденька впервые такое видел. Фараонов саркофаг был похож на матрешку. Сперва шел большой позолоченный, богато украшенный ковчег метра два с половиной высотой, похожий на склеп, в нем размещались еще три поменьше, один в другом, последний был из камня, а в нем еще три в форме человеческого тела, все позолоченные, все украшены камнями, а самый последний вообще из чистого золота! Феденька поверить не мог, что такое бывает. Гроб из чистого золота! Вот уж упаковали, так упаковали. Куда там современным императорам!

Вот тут-то он и нашел свое сокровище. Они как раз сняли крышку предпоследнего гроба. Все жутко суетились, волновались, Феденька, конечно, тоже. Тем более что последний саркофаг был самым богато украшенным, невероятно красивым, изображавшим самого фараона. И тем не менее Феденька вспомнил, что, когда открывали предыдущие саркофаги, между ними находили различные предметы, вплоть до вееров и зонтиков, а потому он, наклонившись поближе к саркофагу, незаметно засунул туда руку. В суете и тесноте плохо освещенной гробницы никто этого не заметил, и Феденька, стоявший как раз в изголовье саркофага, неспешно пошарил рукой и, наткнувшись на что-то округлое и тяжелое, тихонько, не глядя, сунул находку к себе в карман.

Осмотреть свое сокровище он смог лишь глубокой ночью. Выбравшись из палатки, Феденька отошел подальше от лагеря и, спрятавшись за выступ скалы, достал из кармана находку.

Звезды пустыни светят ярко, а потому, положив сокровище на ладонь, Феденька едва не вскрикнул. Ему померещилось, что на ладони у него лежит живой глаз и смотрит на него мерцающим в свете звезд зрачком. Шок длился несколько секунд, не больше, но внутренняя дрожь не покидала его потом еще сутки.

Итак, на ладони Феденьки лежал глаз. Чуть больше настоящего человеческого, наверное, размером с коровий, выполненный невероятно искусно, очевидно, из полудрагоценных камней, обрамленный в толстую золотую оправу, он был тяжел, с приятными округлыми краями и имел обычную для египетских росписей и скульптур форму. На обратной стороне глаза были вырезаны иероглифы и изображение бога Анубиса и богини Исиды.

Феденька долго изучал свою находку, прикидывая, сколько он сможет за нее выручить и как можно ее продать. По его прикидкам стоить глаз должен не меньше сотни фунтов стерлингов. После открытия гробницы Тутанхамона египтомания охватила весь мир. Охотники за древностями плодились, как коты по весне. Официально он глаз продать, конечно, не сможет, но ведь есть и черный рынок, а о его участии в экспедиции Картера всем известно, так что несколько намеков… Главное не прогадать, но и рисковать не стоит, и надо подумать, где лучше заняться продажей — в Каире или же поехать в Лондон, соображал Феденька, ласково гладя отполированную золотую поверхность глаза.

Весь следующий день его не покидало приподнятое настроение, к счастью, весь лагерь пребывал в таком же отличном настроении, и никто из коллег не заподозрил неладное.

А вот ночью с ним впервые случилась некая странность. Сперва он долго не мог уснуть, а потому выходил несколько раз взглянуть на глаз, но торопливо, украдкой, боясь быть замеченным, затем наконец заснул, глубоко и крепко, как это бывает в молодости, особенно если провел день в трудах.

А вскоре его начал мучить навязчивый сон, он несколько раз просыпался, пил воду, даже выходил из палатки взглянуть на яркие слепящие звезды пустыни, и снова засыпал, и снова видел тот же сон.

На него смотрели огромные, яркие, карие, со вспыхивающими искрами пристальные глаза, смотрели словно из бескрайней черной пустоты, наполняя трепетом и дрожью, потом они начинали стремительно приближаться, и вот уже перед ним огромный, сияющий мрачным светом глаз, он пригибает его к земле, требует чего-то. Каждый раз Феденька начинал метаться на походной кровати, запутывался в одеяле и просыпался весь в поту, один раз даже с кровати упал.

За время раскопок они извлекли из гробницы массу интересных находок, гораздо более красивых и ценных, чем этот глаз. Священные сосуды, магические амулеты, ожерелья, браслеты, серьги, золотые чаши, но ничего из этих находок не произвело на него такого впечатления. Может, у него начинается лихорадка? Или он вчера слишком устал, а потом тот глупый детский испуг, который он испытал при виде глаза?.. «Надо будет как-то ненавязчиво расспросить Картера, пусть расскажет, что это за штуковина», — решил Феденька, ворочаясь в рассветных сумерках на постели.

Утром Феденька проснулся нервный, разбитый и целый день у него все валилось из рук.

Картер с Лукасом, вооружившись лупами, кисточками и пинцетами, полностью погрузились в исследование саркофагов, Алан продолжал работать с находками, чистил, описывал, упаковывал, а Феденька ничем толком заняться не мог, путался у всех под ногами и с трудом дождался ночи.

А ночью повторился тот же сон. Глаза, огромные, требовательные, а потом один глаз. И ведь что удивительно, накануне он специально не доставал свое сокровище из чемодана, пальцем не трогал! Глазом не взглянул, а кошмары мучили, и словно кто-то долбил его голову одной навязчивой мыслью: не вскрывай последнюю гробницу!

А он-то что? Ему какое дело, сердито размышлял Феденька, встав утром с постели. Он и так ее открывать не собирался. Да вроде как и Картер пока не планировал. И вообще, может это магия древняя, вроде проклятья? Говорят же египтяне, что каждую гробницу жрецы запечатывали и древние проклятия накладывали, чтобы воры туда не лазили, а кто все же залез, умирал страшной смертью. Может, этот глаз как раз такой проклятый амулет, вот ему и снится всякая жуть? Продать бы его поскорее.

— Тедди, ты что такой хмурый сегодня? — весело поинтересовался Алан за завтраком, намазывая джемом лепешку. — Может, несварение желудка? Что-то ты бледный какой-то.

— Может, — буркнул Феденька, но позавтракал все же плотно, и даже с аппетитом, свойственным здоровому восемнадцатилетнему организму. — Слушай, Алан, — завел он разговор, когда они шли после завтрака к гробнице, — а что означает изображение Анубиса и Осириса, на, скажем, амулете?

— Да ты и сам не хуже меня знаешь, — пожал плечами Алан, он был молод, но считался талантливым перспективным ученым с большим багажом знаний и весьма въедливым подходом к делу. — Обычные погребальные символы. Анубис — проводник в царство мертвых, Осирис — повелитель.

— Ну а, допустим, если такие символы помещены на изображении глаза или под ним?

— На изображении? Впервые слышу, чтобы иероглифы наносились поверх изображения, — удивился Алан.

— Ну, я нет так выразился, — поспешил исправиться Феденька. — Я имел в виду, на обратной стороне амулета, например.

— А-а. — Они остановились перед входом в гробницу, в колышущемся солнечном мареве глядя на уходящее за выступающие скалы ущелье. — Да все то же самое. Помощь и покровительство в загробном мире. Речь ведь идет о фараоне? В нашем мире он был сыном бога Гора, а по ту сторону жизни, так сказать, сыном Осириса. А что ты вдруг так заинтересовался, разве у нас был такой амулет?

— Да нет, просто видел в какой-то книге, а вчера вспомнил. А не знаешь, когда Картер собирается саркофаг открывать?

— Ну уж точно не в ближайшее время. И так работы гора. Надо сперва с находками разобраться.

Действительно, за погребальной камерой они нашли сокровищницу, и теперь работа кипела в удвоенном темпе, вон сколько ценностей извлекли, пришлось охрану выставить. Столько золота и драгоценностей! У фараона даже кровать — и та была золотая. Еще недавно Феденька горевал, что скоро сезон раскопок заканчивается, потому что летом тут начнется адское пекло, и придется опять ехать в Каир, или Фивы, но в свете последних событий он начал радоваться предстоящему отъезду.

Вечером все собрались в главной палате на ужин, на соседнем грубо сколоченном столе лежали свежеизвлеченные находки, которые еще предстояло как следует изучить и описать, упаковать в специальные ящики, обмотав полотном. Феденька прошелся вдоль стола, с интересом рассматривая украшения, фигурки богов, золотые ладьи, кувшины, вазы, шкатулки. Золото мягко сияло в свете керосиновой лампы. В углу палатки на почетном месте стояло золотое кресло, рядом фигура золотого быка с длинными острыми рогами и неестественно вытянутым туловищем. Он вернулся к столу, еще раз медленно прошел вокруг, беря в руки то одну вещицу, то другую под бдительным ревнивым взглядом лорда Карнарвона, с интересом всматриваясь, не попадется ли ему чего похожего на украденный глаз. Увы, не попалось, а жаль, можно было бы показать Картеру или Карнарвону. Старик был помешан на раскопках, обожал Древний Египет, хотя и не бескорыстно. Он немало вложил в раскопки и теперь был крайне недоволен Службой древностей, претендовавшей на большую часть находок, на которых он и сам был не прочь нажиться.

А может, подкинуть проклятый глаз к другим находкам, и ну его, внезапно посетила Феденьку мысль. А деньги? Их он как иначе заработает? Не-ет. Вспомнив про деньги, Феденька тут же передумал. Сны, какие бы они страшные не были, это только сны. Они закончатся, стоит ему только убраться из этой долины мертвых. А вот деньги… Никакой самый страшный сон не сравнится с ужасом нищеты, уж он это на себе прочувствовал. Пожалуй, он бы мог даже Ольге помочь, сестра все же, великодушно подумал Феденька, и улыбка коснулась его плотно сжатых губ.

— Что ты там нашел, Тедди? — окликнул его из-за стола Лукас, химик-консультант египетского Департамента древностей, а лорд только недовольно крякнул, поджав бледные бескровные губы, — он был необычайно худ и болезненен.

— Ничего, — поспешил их успокоить Феденька. — Просто вспомнил кое-что.

Он не спеша закончил обход стола, потом посидел рядом с Аланом, поболтал с журналистом из «Таймс», поиграл в нарды с французским рисовальщиком и наконец отправился спать.

А ночью он снова видел глаза и слышал приказ не трогать последнюю преграду между жизнью и смертью.

— Да что вы ко мне пристали? — в отчаянии воскликнул во сне Феденька. — Я-то что? Вон к Карнарвону обращайтесь, он здесь главный, или к Картеру! — сгибаясь под неведомой силой, провыл он, вдруг вспомнив недобрый, подозрительный взгляд старого лорда.

Следующие дни на раскопках прошли обыденно: изъятие находок, изучение, фотографии, зарисовки, составление каталога, упаковка, отправка. Находок было столько, что местные власти даже построили железную дорогу от места раскопок до берега Нила для переправки ценностей в Каир пароходом.

Феденька стал больше читать вечерами. Ночью он скопировал с золотого глаза иероглифы и теперь пытался самостоятельно разобрать надпись. Обращаться к членам экспедиции он не рисковал. Страшные глаза продолжали сниться почти каждую ночь, но теперь они скорее наблюдали, изучали его, чем пугали или требовали, и Феденька стал постепенно привыкать, перестал бояться, решив, что это следствие долгого пребывания в пустыне, усталость, а может, он правда слегка простудился, когда выбирался по ночам из палатки. Температура ночами опускалась иногда до нуля, а он выскакивал из палатки едва одетый.

Он все больше задумывался об отъезде, строил планы, несколько раз заводил с представителем Службы древностей, с Аланом и Артуром разговоры о торговцах древностями и ценах на черном рынке. Их рассуждения его ободряли. Торговцев было много, некоторые весьма солидные люди, которых пока еще никто не ловил за руку. Назывались даже фамилии, Феденька их потом записал в блокнот. Картер возился в гробнице, но открывать последний саркофаг не спешил, говоря, что надо сперва закончить начатое, а уж потом переходить на следующую ступень исследований. Феденька про себя тихо радовался. Он хоть и убедил себя, что никакого проклятия гробницы не существует, но в глубине души предпочел бы оказаться подальше от Долины царей, когда саркофаг все же откроют, а желательно к тому времени еще и глаз продать.

В конце февраля ему повезло прихватить в гробнице несколько золотых монет, пять золотых покрытых эмалью скарабеев и небольшой золотой анх, инкрустированный драгоценными камнями. Все это он теперь брал бестрепетно. Вещицы были маленькие, монет в гробнице было завались, одной больше, одной меньше, никто и не заметит, так же как и исчезновение скарабеев. Самую большую ценность представлял анх, крест с петлей на конце, или «ключ жизни», как его иногда называли. Денег много не бывает, цинично рассуждал Феденька, а в жизни всякое может случиться. После кражи глаза мук совести он больше не испытывал, но с нетерпением поглядывал в календарь и придумывал способы побыстрее убраться с раскопок.

Уезжали все вместе в конце марта, добрались до Нила, загрузились на пароход. Картер с Карнарвоном две последние недели перед отъездом неутомимо строили планы на следующий сезон, обсуждали вскрытие саркофага. Думали, как лучше обустроить освещение в погребальной камере, какие инструменты и специалисты могут понадобиться.

Феденька их планами не интересовался, на раскопки он возвращаться не собирался.

На корабле резко ухудшилось самочувствие лорда Карнарвона. Незадолго до отъезда его укусил москит, а потом он еще и порезался во время бритья в месте укуса. Рана плохо заживала, а теперь еще, кажется, и воспаление началось. Вовремя они свернули лагерь, размышлял Феденька, глядя на лежащего в шезлонге лорда. Тот был бледнее обычного, его тонкая, словно высушенная шея едва удерживала свесившуюся набок голову. Да, красавцем он не был. Повезло еще, что дочка не в него пошла.

По прибытии в Каир Феденька поспешил расстаться с бывшими коллегами по раскопкам, даже выпить на прощание отказался и, подхватив свой нехитрый багаж, скрылся в толчее пристани.

Теперь ему предстояло самое важное дело в его жизни, и напортачить он никак не мог.

Глава 1

14 марта 2023 г. Санкт-Петербург



Без пятнадцати час небо разразилось потоком проливного дождя, мгновенно превратившего серую дымку за окном в плотный непроглядный омут.

В промокшей толпе на перекрестке возле станции метро «Черная речка» стоял под зонтом невысокий крепкий мужчина в дорогом черном пальто. Он ощущал необъяснимое раздражение — из-за погоды, из-за далеко припаркованной машины, из-за посторонних людей вокруг. Но думал он вовсе не о них.

Алиса. Вчера она наконец заказала себе свадебное платье. Цена его ожидаемо не порадовала. А ведь он уговаривал ее тихо пожениться, без лишний помпы, и сразу уехать куда-нибудь отдохнуть, хоть на Бали, хоть на Карибы, хоть куда. Но нет! Алисе хотелось шика, хотелось светской хроники, потому и свадьбу она назначила на конец июня, — тепло, белые ночи, загородный клуб и еще миллион фантазий. Валерий Николаевич вздохнул.

Алиса была молода, очень молода. Свежа, красива, имела роскошное тело. Упругое. Загорелое. Валерий Николаевич сглотнул слюну. Конечно, его бывшая Татьяна тоже неплохо выглядела для своих лет, но все же для своих, да и привычки у нее были уже пенсионерские, а он вот ощущал себя еще молодцом, ему стало с ней скучно. Она просто не соответствовала.

На невероятно долгом светофоре наконец загорелся желтый свет. Валерий Николаевич прислушался к собственному организму. Спина слегка ныла, голова едва заметно подкруживалась, но это нормально, скоро все пройдет, и к вечеру он будет уже в форме. Загорелся зеленый. Толпа тронулась с места. В этот момент Валерия Николаевича хлопнули по спине. Неожиданный сильный удар сотряс все тело. Наверное, наркоман какой-то или алкаш на ногах не держится, подумал брезгливо Валерий Николаевич, или детина из тех, что асфальт кладут дальше по улице, прет как буйвол. Валерий Николаевич стал оборачиваться, чтобы высказать свое возмущение, но, к своему полному удивлению, почувствовал, что у него подгибаются колени. Будто наблюдая за собой со стороны, он увидел, как его тело упало на тротуар. Стало трудно дышать. Мимо его лица двигался непрерывный поток башмаков. Прижавшаяся к мокрому холодному асфальту щека стала терять чувствительность. Он понимал, что не должен лежать здесь, и открыл рот, чтобы попросить прохожих помочь ему, но вместо слов наружу хлынула теплая красная струя. Как зачарованный, он наблюдал, как она, смешиваясь с дождевой водой, стекает на асфальт. Боль, пронзившая спину, стала сильнее, он на мгновение прикрыл глаза, уставшие от внезапной ослепительной белизны неба. Дождь неожиданно перестал, но для Валерия Николаевича это уже не имело значения.

Милочка, как всегда, опаздывала на работу. А что вы хотите, хорошенькая женщина может себе это позволить, утешала она себя мысленно, резво перескакивая через лужи. Неубранные коммунальщиками сугробы таяли под весенним солнышком, образуя вдоль тротуаров бездонные омуты, обойти которые не было никакой возможности, ибо конца и края им видно не было.

Сапожки уже промокли, пальто сзади забрызгано, настроение было испорчено, еще и опоздание. Пал Генич опять будет ругаться.

В офис Милана влетела злобная, потная, лохматая, больше похожая на фурию, нежели на секретаршу процветающего остеопата. Шеф, выглянувший из своего кабинета, встретившись с Миланой глазами, тут же молча захлопнул открывшийся было рот.

— Вот и правильно, — буркнула себе под нос Милана, скидывая пальто. Следующие двадцать минут она была занята трансформацией злобной фурии в сказочную фею.

Затем потекли клиенты. В основном от сорока и старше, одиноких, молодых и успешных в их числе, как назло, ни одного не попалось. Клиентов надо было встречать, ублажать, поить при необходимости чаем и кофе, а еще телефонные звонки.

— Добрый день. А вы к кому? — глядя на непрезентабельно одетого средних лет мужчину, настороженно поинтересовалась Милана. Прием у Пал Генича стоил дорого, и такие посетители в их кабинет обычно не приходили. Да и прием на сегодня, кажется, был закончен. В кабинет не так давно зашла последняя пациентка.

— Я к Щелокову Павлу Евгеньевичу, — вытирая ноги о коврик, сообщил мужчина.

— А вы записаны?

— Нет. Я не записан, я из полиции. — Он продемонстрировал документы. — Можно пройти?

— Вам придется подождать. У Павла Евгеньевича сейчас пациентка. Он освободится минут через пятнадцать, — взглянув на часы, сообщила Милана.

Пал Генич был профессионалом высокого класса, успешным, раскрученным, а потому больше двадцати минут на пациента, как правило, не тратил.

— Ладно, подожду, — покладисто согласился полицейский. — А ваш шеф всегда ведет прием по предварительной записи?

— Да.

— В таком случае взгляните, был ли сегодня записан к вам некто Кулебин Валерий Николаевич?

Первым порывом Миланы было честно и открыто заявить: «Да, был». Но тут она вдруг почему-то испугалась. А какое дело до этого полиции? А может, у них будут какие-то неприятности? А вдруг этому Кулебину после приема плохо стало и теперь Пал Генича хотят засудить? А может, Кулебин вообще от инфаркта умер? Все это пронеслось в Миланиной голове мгновенно, и выдала она на вопрос полицейского ответ осторожный и уклончивый.

— Запись пациентов ведет сам Павел Евгеньевич, лучше вам это у него уточнить. А что с этим Кулебиным случилось? — решила попытать счастье Милана. Работа, зарплата, да и сам Павел Евгеньевич ее полностью устраивали, и потерять их ей не хотелось. Тем более из-за какого-то Кулебина, которого они с Павлом Евгеньевичем едва знали.

— Ничего, — пожал плечами полицейский и уткнулся в свой смартфон.

Милана подозрительно нахохлилась. Так они и просидели в полной тишине, пока в приемной не появились Павел Евгеньевич со старой матроной в дорогущем костюме и со старомодными бриллиантовыми кольцами на каждом пальце.

— Спасибо, Павел Евгеньевич, я прямо ожила, — ворковала мадам, принимая из рук Миланы шубу.

— Добрый день, а вы ко мне? — заметив сидящего в приемной полицейского, с удивлением спросил остеопат. — Я думал, запись на сегодня закончена? — обратился он к Милане.

— Да. Но тут особый случай, — отвернувшись от все еще копошившейся в приемной мадам, поспешила ответить Милана, мимикой сигнализируя шефу, что случай и правда особый и лучше бы гражданина принять, и не в приемной.

Павел Евгеньевич Миланиного посыла не понял, но, взглянув на поднявшегося ему навстречу незнакомца, неторопливо одевающуюся пациентку и нервную Милану, выводы сделал правильные.

— Пройдемте в кабинет, — вежливо пригласил он, еще раз с любезной улыбкой кивая обеим дамам.

Кабинет остеопата был обставлен просто, но элегантно. Посредине возвышался массажный стол, обтянутый белой кожей, в углу ширма с кушеткой, у окна рабочий стол и два кресла.

— Садитесь, слушаю вас.

Остеопат выглядел соответственно офису. Подтянутый, холеный, успешный, в дорогих ботинках, со свободными уверенными манерами и пышной, ухоженной шевелюрой.

— Капитан Лушин, следственный отдел.

— Слушаю, — повторил без всякого интереса остеопат.

— Кулебин Валерий Николаевич вам знаком?

— Да, это мой пациент. А что случилось? — не стал отнекиваться от очевидного Павел Евгеньевич.

— Скажите, он был у вас на приеме сегодня?

— Да. А в чем, собственно, дело? — настойчиво расспрашивал остеопат.

— Скажите, в какое время он от вас вышел?

— Сейчас я взгляну на график, — пощелкал клавиатурой ноутбука Павел Евгеньевич. — Вот. Он вышел от меня без пятнадцати час. А что, собственно, произошло?

— Он вышел из вашего офиса один или его кто-то ждал?

— Понятия не имею. У меня плотный график, и вслед за Кулебиным сразу шел другой пациент, я даже не выходил из кабинета, его провожала Милана, секретарша.

— Ясно. Как давно вы знакомы с Кулебиным?

— Что произошло с моим пациентом? — медленно, раздельно проговорил остеопат, явно давая понять, что отвечать на дальнейшие расспросы не намерен, во всяком случае, до получения разъяснений.

— Он был убит вскоре после того, как покинул ваш офис. А если точнее, зарезан прямо на пешеходном переходе возле метро.

— Он что, на метро ко мне приехал? — с искренним недоумением спросил остеопат.

— А что, это невозможно?

— Теоретически возможно, но обычно такие люди на метро не ездят, в крайнем случае на такси. На машине с личным водителем, сами за рулем, но на метро?

— Вы правы, он направлялся на парковку, где оставил свою машину, — счел возможным пояснить капитан.

— Понятно.

— Как давно вы знакомы с Кулебиным?

— Думаю, около двух лет. Могу сказать точнее, — снова потянулся к ноутбуку Павел Евгеньевич.

— Не стоит, — остановил его капитан. — Как часто он бывал у вас за это время?

— Довольно регулярно, раз в месяц, иногда раз в два месяца. В последние полгода раз в месяц.

— Во время приема вы общаетесь с вашими пациентами?

— Безусловно. С кем-то больше, с кем-то меньше, но общение идет, хотя и довольно поверхностное.

— Что вам было известно о Кулебине?

— Он состоятельный человек, чем точно занимается, не скажу, но кажется, что-то с ЖКХ. Недавно развелся ради молодой любовницы, в июне у них намечалась свадьба. От первого брака имеет сына и дочь, оба взрослые, самостоятельные, дочь замужем. Недавно родила ему внука.

— Неплохо. Скажите, он вам ни на что сегодня не жаловался? Может, неприятности на работе, финансовые проблемы, что-то личное, скандалы с бывшей женой, дележ имущества?

— Нет. Только на здоровье. Я так понимаю, жизнь с молодой женой требовала от него много усилий. В его возрасте ночные клубы, фитнес, горные лыжи, каток и прочие увеселения уже тяжеловаты. Он надеялся, что после свадьбы она угомонится и будет больше времени уделять дому.

— Что за бред?! — не сдержался капитан.

— Согласен.

— Значит, ни о каких неприятностях он не говорил?

— Нет. Пребывал в приподнятом настроении и был полон планов на будущее.

— Возможно, он говорил о неприятностях раньше, в прошлые свои визиты?

— Нет. Совершенно точно.



Больше ничего важного из остеопата вытянуть не удалось, и полицейский, попрощавшись, удалился.

— Невероятно, — качала головой хорошенькая молоденькая брюнетка, сидя за столом в приемной. — Невозможно. Нет. Невозможно.

Она повторяла эти слова снова и снова, пока по офису ходили оперативники, эксперты и еще бог знает кто. Хлопала дверь, ведущая из офиса в подъезд, а девушка все бормотала, но при этом не плакала.

— Андрей, поди поговори с секретаршей, сидит бормочет чего-то, может, у нее со страху крыша поехала. Ей бы успокоительного, — подошел к капитану Лушину закончивший беседу с жильцами Вадим Роговцев.

Капитан, обернувшись, взглянул на девицу. Бледная, руки трясутся, и точно, бормочет. Бедняга, надо бы и правда участие проявить. Жаль, Леньки Сомова нет, у него с хорошенькими девицами с полуслова контакт устанавливается. Потому как бабник, усмехнулся краем губ Андрей, направляясь к секретарше.

— Девушка, у вас кофе можно попросить? — произвел он отвлекающий маневр.

— Кофе? — растеряно уставилась на него девица. — Конечно. Вам капучино или эспрессо?

— Капучино, — решил побаловать себя капитан. — И себе сделайте чашечку.

Девушка удивленно на него посмотрела, но послушалась, и через минуту приемная наполнилась чарующим ароматом хорошего кофе.

— Эм! — блаженно промурлыкал Андрей, сделав глоток. — Вас, кстати, как зовут?

— Милана, — подняв на него большие темные глаза, словно на автомате ответила девушка.

— Миланочка, вы чудно готовите кофе.

— Спасибо.

— Вы сегодня во сколько на работу пришли?

— Без пяти девять. Я опоздала. Трамвая долго не было, — зачем-то соврала Милана. Опоздала она вовсе не из-за трамвая.

— А обычно вы во сколько приходите?

— Обычно без двадцати девять. Чтобы раздеться и подготовиться к приему пациентов.

— А Павел Евгеньевич во сколько приходил?

— Тоже без двадцати.

— А кто обычно офис открывал?

— Он. Или я, — поспешила поправиться Милана. — Кто первый придет.

— Но чаще он?

— Да.

— Значит, ваш шеф приходил без двадцати девять. Вы без пяти, а в девять начинался прием?

— Да, — слегка краснея, согласилась девушка.

— И сегодня первый пациент тоже должен был появиться в девять?

— Да.

— Он пришел?

— Да, но я встретила его на улице и сказала, что, — тут она запнулась, — что Павел Евгеньевич заболел и прием отменили. Он был недоволен, что его заранее не предупредили, я сто раз извинилась. Я хотела позвонить следующим пациентам, но у меня не было телефонов. А в офис я войти не могла. Пришлось вас ждать. — Тут она спохватилась. — Я совсем об этом забыла, надо же остальных предупредить! Можно я быстренько им СМС отправлю?

— Давайте. А я пока кофе допью, — великодушно разрешил капитан.

— Итак. Вы подошли к офису без пяти девять. Вы шли со стороны метро?

— Да.

— На подходе к офису вам никто не встретился?

— Нет, кажется. Вроде бы нет. К тому же у нас парадная проходная, там же есть еще во двор выход, — вспомнила Милана.

— Да, мы его осмотрели, — кивнул капитан. — Вы никого не встретили и вошли в подъезд. Как вы вошли?

— У меня есть ключи от офиса и парадной. Я открыла и вошла.

— И сразу увидели покойного?

— Нет. В парадной было темно, лампочка, видимо, перегорела, свет шел только от окна между этажами, и у нашей двери было темновато. Особенно после солнечного света на улице. Я почти ослепла и едва не наступила… — Тут она судорожно вздохнула. — В общем, я заметила его в последний момент. Отдернула ногу, позвала его. Я сперва подумала, что он тоже ослеп после солнца и споткнулся о плитку на полу, в общем, упал. Павел Евгеньевич не ответил, я тогда подумала, он головой ударился, наклонилась к нему, достала мобильник. Включила фонарик и вот тут увидела, что у него пальто на груди распахнулось, а там пятно красное расплывается. Я заорала от страха, потеряла равновесие, едва не упала, потом вскочила на ноги и вылетела из парадной. Я сразу в полицию позвонила, и тут как раз первый пациент подъехал. Не знаю, как я смогла ему что-то объяснить, меня просто трясло от ужаса, — взволнованно рассказывала Милана, и капитан ей верил.

— Как вы думаете, кто мог убить Щелокова?

— Наркоман, наверное, из-за денег, — после секундного раздумья предположила Милана. — У нас тихий подъезд, но в целом бывает, что кто-нибудь забредет.

— Я видел, у вас есть домофон с камерой, и он показывает, что делается перед дверью офиса и в парадной.

— Да, но мы включаем камеры, когда приходим на работу. А так у нас сигнализация и датчики движения. Да и потом, у нас красть нечего, кроме компьютеров.

— А кстати, кто убирает ваш офис? Вы или уборщица?

— Уборщица. Она на пятом этаже в нашем доме живет. Клавдия Семеновна.

— У нее тоже есть ключи?

— Нет. Она приходит в конце рабочего дня и убирает при мне или Павле Евгеньевиче. У нас офис маленький, тут уборки на полчаса.

— А при ком чаще она убирает?

— Обычно при Павле Евгеньевиче. Он остается в офисе заполнить медкарты, сделать какие-то звонки. Но бывает, что он уходит сразу после приема, тогда в офисе остаюсь я.

— А вчера как было?

— Вчера оставался он.

— У вас есть телефон Клавдии Семеновны?

— Да.

— Пригласите ее зайти, только не говорите зачем. Тело уже убрали, — ответил на молчаливый вопрос капитан.

Уборщица была крепкой, маленькой старушкой, кругленькой, с пухлыми щечками и тихим, почти писклявым голоском.

— Здрасте, Миланочка, а что это у вас народу так много, случилось чего? Переезжаете? — в голосе Клавдии Семеновны слышалась неподдельная тревога.

— Да нет. У нас тут… Вот познакомьтесь, это Андрей Сергеевич, — поспешила переложить миссию по сообщению неприятных новостей на него Милана.

Уборщица выслушала известие о смерти остеопата с приличной долей скорби и удивления. Видела она Павла Евгеньевича накануне, ничего особенного не заметила. Убрала приемную, кабинет, санузел и ушла, он вышел следом. Все.

Выслушав версию секретарши и побеседовав с уборщицей, капитан пришел к тому же выводу, что и милая Милана — убийство совершил наркоман. И эта версия подошла бы, если бы не одно «но». Убийство Валерия Николаевича Кулебина, произошедшее двумя днями ранее в двух шагах от офиса остеопата. В совпадения капитан не верил, значит, между убийствами была связь, к тому же обе жертвы были зарезаны. И хотя вскрытие остеопата еще не проводилось, капитан был уверен, что почерк в обоих случаях будет один и тот же.

И вот в чем тут собака порылась? Как говаривал ныне покойный президент СССР.

Глава 2

16 марта 2023 г. Санкт-Петербург



Что объединяло эти два убийства? Способ и оружие были одинаковыми, экспертиза это подтвердила, как и ожидал капитан. Место убийства. Убитые были знакомы. Что еще?

Пожалуй, внешнее сходство, сосредоточенно размышлял Андрей, глядя невидящими глазами в окно. Оба чуть выше среднего роста, плотные, спортивного телосложения. Остеопат помоложе и волосы у него светлее и длиннее, а вот черные полупальто у обоих мужчин были очень похожи. И что из этого следует? В районе появился маньяк, который охотится на хорошо одетых мужчин среднего роста в черных полупальто? Этакая черная вдова с кухонным ножом в рукаве. Веселенькая бы ждала его жизнь, окажись это правдой. Но в реалистичность такой версии капитан не верил.

А значит, ему придется усердно и кропотливо разбираться в жизни обоих покойников, собирая по крошкам фактики, выуживая у необщительных и равнодушных свидетелей крупицы информации. Пыхтя и потея, изощряясь в способах добычи этих самых фактиков и этой самой информации.

«Хорошо было работать в правоохранительных органах годах в пятидесятых-шестидесятых, когда каждый гражданин считал своим долгом помочь родной милиции. А теперь что?» — ворчал про себя Андрей, брезгливо глядя на папку с делом.

С родственниками Кулебина капитан уже пообщался. Несостоявшаяся вдовица, девица молодая, сочная, лет двадцати пяти пребывала в состоянии шока. Еще бы, столько трудов, и все насмарку. Развести состоятельного мужика с семьей — это не фунт изюму. Это только кажется, что нет ничего проще. Мужики — они такие, погулять с молодой да сдобной — это они всегда пожалуйста, а вот уйти от жены, от родного очага, с насиженного места, где все привычное, годами устоявшееся, где жена каждую твою болячку знает, и как ее лечить, и что делать, и нытье твое будет слушать, и про разыгравшуюся простату ей рассказать можно, и про радикулит, и про запор, и про все что хочешь, а вот с молодой женой надо хвост пистолетом держать, тут уж не поноешь, не постонешь, тут соответствовать надо, а то мало ли что, вот и держатся старые ловеласы за жен, а любовницам мозги парят.

А вот Алиса Рачкова сей фортель провернула. Увела Кулебина из семьи, он и квартиру купил новую, и ремонт в ней по Алисиному вкусу сделал, только вот оформлена квартира на самого Кулебина, а свадьба их с Алисой на июнь месяц назначена. Заявление во дворец бракосочетания подано, загородный клуб зарезервирован, платье заказано, организатору свадебных торжеств залог внесен, все предусмотрено, кроме смерти жениха. Подвело Алису Юрьевну тще‑ славие. Очень ей хотелось такую свадьбу отгрохать, чтобы все вздрогнули, а у подружек от зависти волосы повылезли. Вот и поплатилась голубушка. Что ей теперь останется? Машина, пара брюликов и гардероб? И это за все труды и хлопоты? Нет, не было у девушки мотивов убивать Кулебина. Впрочем, как и у бывшей жены. С нею капитан тоже встретился.

Мадам Кулебина была женщиной малоприятной, хоть и дорого одетой и причесанной. А вот выглядела она как… даже не сразу сообразишь. Как будто просидела всю жизнь диспетчером в ЖЭКе. Этакая напористая, малообразованная, вечно готовая к бою бабища. В общем, неприятная. По поводу смерти бывшего мужа испытывала умеренное злорадство, мол, так ему кобелю и надо, но огорчал ее один существенный факт. Очень сильно огорчал. Муж бывший ежемесячно переводил ей на карту весьма солидную сумму, на жизнь. Мадам-то уже много лет не работала. Возраст у нее был предпенсионный, и осталась она после развода без средств к существованию. Тут надо отдать должное господину Кулебину, проявил благородство, не бросил бывшую супругу прозябать в нищете и квартиру с дачей тоже ей оставил. А вот теперь после его смерти у мадам образовались серьезные материальные проблемы.

— И как вы теперь жить собираетесь?

— Дети помогут, — ответила Кулебина, недовольно поджав губы. Очевидно, дети помочь согласились, только вот не в тех объемах, в каких бы хотелось.

В общем, мотивов у нее не имелось. У Кулебиных-младших их тоже не наблюдалось. Оба были устроены в жизни, финансовых проблем не имели. А тут еще и остеопата Щелокова убили, значит, личностные мотивы стоит забыть. А жаль.

Теперь что касается Щелокова. Доктор медицинских наук, дипломы, конференции, доклады и прочее. Солидный врач, обширная частная практика. За прием этот чудо-доктор по десять тысяч с человека брал, и это за двадцать минут работы! Нехило. И что мама его, Андрея, во врачи не отдала?

Сидишь тут на нищенской зарплате с утра до ночи без сна и отдыха, контингент, опять же, совсем не интеллигентный, а люди вон, за двадцать минут десятку зарабатывают и в ус не дуют.

Размеры остеопатских гонораров второй день не давали капитану покоя. Он уж всем знакомым растрезвонил, как в их стране остеопаты хорошо живут. И ведь даже не воруют и взятки не берут. И еще небось налоги платят. Но может и не совсем по-честному, но платят наверняка. Вот устраиваются же люди!

Отвлечься от этой темы капитану было непросто, но все же он смог это сделать нечеловеческим усилием воли.

Итак. Семейство остеопата он тоже навестил, еще вчера. Супруга ухоженная, невысокая, с кудрявыми волосами и объемистой попкой производила впечатление женщины интеллигентной, как выяснилось, они с покойным мужем вместе учились в медицинском институте, на пятом курсе поженились и с тех пор жили тихо-мирно, разводов не планируя. Их старший сын учится в Америке на фармацевта, живет у тещи остеопата, которая с мужем эмигрировала в Штаты еще в девяностых. Платил за учебу сына остеопат. Младший сын учится в Санкт-Петербургском университете. Единственным кормильцем в семье был покойный Щелоков. У семейства имеются две квартиры, в одной они живут, вторую сдают, пока младший сын окончательно не оперится и не начнет самостоятельную жизнь. Еще у Щелоковых имелись дача и три машины. Никакой выгоды от смерти кормильца семейство извлечь не могло. Одни сплошные убытки. Да к тому же еще и убийство Кулебина, так что личный мотив и тут отпадал.

Ни о каких неприятностях мужа Марина Дмитриевна Щелокова не слыхала, да и какие могли быть неприятности у остеопата? Операции он не проводил, соответственно, месть родственников убитого отпадала, диагностикой не занимался, никого не подсиживал, за руководящее кресло ни с кем не боролся. Что еще? Любовница? По мнению жены, таковой не имелось. Или он ее хорошо скрывал. Но с секретаршей у остеопата ничего не было абсолютно точно. Это слишком вульгарно и глупо — гадить там, где работаешь. Кроме неприятностей, такие романы ничего не сулят, Павел Евгеньевич был слишком умен и прекрасно это понимал, с завидным здравомыслием или, скорее, цинизмом заявила мадам Щелокова. Капитан решил ей поверить до поры до времени.

Так что же оставалось, если отбросить личные мотивы? Убиты два взрослых успешных мужика лет пятидесяти, работающих в совершенно различных отраслях, не связанных финансовыми интересами, да вообще ничем не связанных, кроме врачебных приемов раз в месяц. И что из этого вытекает?

— Хрен знает, что из этого вытекает, — зло буркнул капитан, хлопнув рукой по столу.

Действительно вытекало мало чего.

Итак. Кулебин приходил на прием к Щелокову, во время сеанса они разговаривали о ничего не значащих вещах. Со слов остеопата. А если это неправда? А если Кулебин со Щелоковым находились в более близких отношениях? А если тот рассказывал остеопату о своих делах, как, скажем, психоаналитику или, например, парикмахеру? Привык болтать о всякой всячине, как это бывает с малознакомыми людьми, да и сболтнул вдруг что-то важное?

Допустим. Что из этого вытекает? Капитан задумался. Что вытекает? Если бы убили остеопата, можно было бы подумать, что тот шантажировал Кулебина. А убили обоих, так что выходит? Выходит, что Кулебин рассказал кому-то, что проболтался остеопату? И некто третий убрал их обоих от греха подальше? Чушь какая-то. И потом, какие такие тайны могли быть у директора парка снегоуборочных машин?

А вдруг это остеопат разболтал Кулебину чью-то тайну? Тоже не сходится. Остается одна версия. Этих двоих связывает нечто, не лежащее на поверхности. Подпольное казино, наркотическая зависимость, общая любовница, подпольный бойцовский клуб, что-то не вполне законное, порочное. В любом случае придется копать под обоих.

— Андрей, ты чего сидишь медитируешь, по домам пора, или ты на ночевку нацелился? — вывел капитана из задумчивости Вадим Роговцев. — Пошли уже, мыслитель, а то тебя Машка дома вместо ужина с потрохами сжует.

Это была правда. А потому Андрей, засунув папку в сейф, схватил куртку и поспешил следом за Вадимом.



— Миланочка, вы все-таки подумайте, — уговаривал бывшую секретаршу покойного остеопата капитан. — Может, вы случайно какой-то разговор слышали или видели, как он с какой-то девушкой вне офиса общался, может, СМС читал? — с неугасающей надеждой расспрашивал он.

— Да нет же. Ничего такого я не знаю. Да и стал бы он при мне любовницу афишировать, а вдруг я жене накапаю или шантажировать его вздумаю?

— А вы могли бы?

— Нет, конечно!

— Ладно. А как давно вы здесь работаете?

— С весны двадцатого года. А до того я в клинике на ресепшене сидела, Павел Евгеньевич у нас там два раза в неделю принимал. Он мне предложил перейти, я согласилась, — предвосхищая вопрос капитана, пояснила Милана. — В клинике было суетно, народу тьма, а тут еще коронавирус. Даже страшно стало работать.

— Ясно. А до вас кто у него работал?

— По-моему, никого, он сам как-то справлялся.

— И дверь открывал и пациентов принимал?

— Дверь можно открыть из кабинета. Туда выведен монитор камеры и переговорное устройство. Нажал клавишу и открыл.

— Зачем тогда ему вы?

— Не знаю. Может, для солидности, может, так спокойнее, а то и пациенты, и телефонные звонки, и запись на прием, и отмена, и дверь открой. Наверное, стало тяжело справляться, — пожала плечами Милана.

— Ясно. Ну а к вам он не пытался приставать или заигрывать?

— Что? — фыркнула Милана. — Вы еще скажите, глазки строить! Нет, не пытался. С праздниками поздравлял, на день рождения и Восьмое марта цветы, на Новый год и Четырнадцатое февраля конфеты. И то, наверное, жена покупала.

— А жену его вы видели?

— Видела несколько раз. Обычная женщина, не красавица, не уродина, но выглядит хорошо. Одевается дорого. Они часто в Италию ездили, даже просто на распродажу в Милан. Так вещички у нее что надо, брендовые. Однажды даже мне перепало. Привезла в подарок шарф и сумочку.

— Значит, отношения с женой покойного у вас были хорошие?

— Ну да.

— А сына его вы видели?

— Видела пару раз. Парень как парень. Обычный. Он студент, еще учится.

— А друзья-приятели?

— Слушайте, он же здесь работал, а не вечеринки устраивал! Спросите лучше жену. Я его приятелей не знаю. Они ему на личный номер, наверное, звонят, и не в рабочее время. И вообще, извините, но у меня встреча. Меня ждут.

Больше из секретарши выудить ничего не удалось, кроме того, что обычно покойный остеопат устраивал себе обеденный перерыв с часу до двух, иногда этот перерыв бывал короче, иногда длиннее, в зависимости от загруженности. И как правило, во время перерыва он ходил куда-нибудь пообедать. Поблизости от офиса имелось несколько заведений, которые он посещал. Но в день убийства Кулебина они с Миланой работали без перерыва, перекусывали на рабочем месте, выделив на это минут пятнадцать, потому что Павел Евгеньевич должен был вскоре уехать на неделю, надо было поднажать до отъезда.



Марина Щелокова проснулась очень рано от какого-то внутреннего дискомфорта, и, едва открыв глаза, сразу вспомнила. Убили Павла. Никогда в жизни она не думала, что с ними может такое случиться. Муж всегда был очень законопослушным, осторожным, внимательным. Не нарушал правил, тем более законов. Не связывался с сомнительными личностями. Его клиенты были исключительно респектабельные люди. Они жили в хорошем новом доме с закрытой территорией и подъездом. Он старался избегать конфликтов, ссор, всегда владел собой. И вдруг такое.

Как ей теперь жить, что делать? Их жизнь была налажена, устроена. Налажена и устроена Павлом. Он работал, она уже давно занималась только домом и детьми, в последнее время домом. Максим уж четыре года учится в Штатах, приезжает только на каникулы. Они летали к нему несколько раз, но разве это настоящее общение? Остается только скайп. Хорошо хоть ее родители рядом с парнем, Марина не так о нем волнуется. Михаил теперь студент, ему тоже не до матери. Учеба, приятели, девушки. По сути, у нее оставался только Павел.

Марина любила мужа. Павел был самым близким на свете человеком. Человеком, который понимал ее, разделял ее вкусы и интересы, знал ее «от» и «до», принимал. Как без него жить? Тоска на Марину навались как бетонная плита, придавив к кровати.

— Мам, я в универ, у меня сегодня важные лекции. Ты справишься без меня? — заглянул в комнату сын.

— Да, — с трудом разлепила губы Марина. — Иди.

Хлопнула входная дверь. Марина лежала в сумраке комнаты, и тишина навались на нее еще одним непосильным грузом. Как в гробу, подумала она без всяких эмоций.

Вывел ее из состояния глухой тоски телефонный звонок.

— Да?

— Марина, я все знаю. Как ты? — Голос Александра звучал, как всегда, ясно, строго.

— Нормально.

— Я сейчас приеду.

— Не надо. — Муж едва остыл, а любовник уже на пороге, то ли с горечью, то ли с сарказмом подумала Марина.

— Надо. Я приеду как друг. Тебе надо похороны организовывать. Я помогу. Будем ездить вместе.

Точно, похороны. Марина с содроганием подумала о предстоящих хлопотах и согласилась. Прости, Павлик, одна я не справлюсь. Даже родителей нет. А мне так нужен сейчас кто-то близкий.

Александр приехал через полчаса. Приготовил кофе. Подсказал, что взять. Рассказал, куда надо ехать и что делать. Марина лишь пассивно кивала.

Они познакомились случайно, несколько месяцев назад. Это был не первый Маринин роман. Иногда она позволяла себе от скуки небольшие интрижки, что никак не сказывалось на ее отношениях с мужем. У Павла они тоже случались. Марина об этом знала и не переживала, за столько лет супружеской жизни люди иногда так надоедают друг другу, что повеситься можно. У них такого не было. Может, именно потому, что иногда они разбавляли супружескую рутину свежими впечатлениями? Александр был немного моложе ее, симпатичный, подтянутый, состоятельный, неженатый. Работал в каком-то фонде. На серьезные отношения он не претендовал, к мужу не ревновал, в душу к ней не лез, был в меру образован, интересен и хорош в постели. Идеальный любовник.

А может, теперь, после смерти Павла, ей выйти за него замуж, мелькнула у Марины неожиданная мысль. Нет. Он не захочет. Старая баба с двумя взрослыми детьми. А он, небось, еще своих хочет. Спасибо, что сразу не бросил.

День на удивление прошел быстро, с поддержкой Александра все устроилось без особых хлопот. Они даже пообедать успели, и аппетит у Марины никуда не пропал, хотя она и помнила все время о Павлике. Александр ее даже в церковь отвез, чтобы она панихиду заказала, а сам тактично в машине остался, сказал, чтобы она не торопилась. Ей после церкви как-то легче стало. Жаль, что нельзя Александра на похороны позвать, размышляла Марина, поднимаясь в лифте на свой этаж.

Вечером надо было обзвонить всех знакомых, сообщить о похоронах. Но уж это дело она поручила ближайшей своей подружке Лене Душкиной, та полвечера просидела с телефонной книгой в руках, а потом они долго пили чай на кухне.

— Да точно наркоман какой-то из-за денег, — в сотый раз повторяла свою версию убийства Лена.

— У него ничего не украли. Ни деньги, ни часы, ничего, — из какого-то глупого упрямства продолжала спорить Марина. — И полиция тоже так думает.