Холли Бин
Тед Банди
Полная история самого обаятельного серийного убийцы
© Holly Bean, 2024
© Мигунова Е.О., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Пролог
Весенние месяцы в штате Вашингтон обычно бывают дождливыми, и март 1975 года не стал исключением. Но это не отменяло рабочей практики для студентов лесотехнического колледжа, которым было поручено обследовать склон горы Тейлор, прилегающий к шоссе I‐90 на востоке округа Кинг близ городка Норт-Бенд. Тейлор-Маунтин является частью хребта, протянувшегося от Сиэтла на восток, к Каскадным горам, и лес густо покрывает ее до самой вершины.
Студенты должны были отмечать деревья, подлежащие вырубке; веселой компанией они приехали туда на джипе, рассчитывая провести день на природе, неспешно бродя по лесу и повязывая сигнальные ленты на сухие стволы. Единственное, что им мешало наслаждаться вылазкой в горы, это мелкий дождик, который то прекращался на время, то начинался снова.
Все они были крепкими парнями, местными уроженцами, и хорошо знали горный массив Тейлор. Поднимаясь по цепочке вверх, они переговаривались и перебрасывались шуточками. Внезапно одному из студентов показалось, что на земле чуть поодаль от тропинки лежит футбольный мяч. Наверное, он провалялся там долго, потому что выцвел и пожелтел. Но кто станет играть в футбол в густых зарослях на горном склоне?
Студент сделал шаг с тропы, подошел к мячу ближе и наклонился. На него уставились черные дыры глазниц. В одной парню померещилось бельмо – нет, это паук сплел в глазнице свою паутину. На земле лежал череп, полный сухой листвы. Может, это какое-то крупное животное? В горах водились и рыси, и росомахи, и медведи. Вот только черепа у них овальной формы, сплюснутые сверху, с выдающейся верхней челюстью. Этот череп был человеческим. Студент, охнув, прикрыл рот рукой. А в следующий миг уже звал остальных. Вместе они рассмотрели на черепе проломленное отверстие размером с кулак. И бросились звонить в полицию.
Детектив, прибывший вскоре после патрульных, опознал череп сразу, по серебристым пломбам. Девушку с таким описанием разыскивали уже девять месяцев. Ее звали Бренда Болл, ей было двадцать два, и она пропала в середине июня прошлого года, предположительно, была похищена.
Других останков рядом с черепом не оказалось, и за дело взялась специальная поисковая команда. Но вместо грудной клетки или костей таза в девяноста футах оттуда был обнаружен еще один череп. Он тоже пролежал на горе несколько месяцев, и в отверстия на нем проросли побеги молоденьких кленов. В центре черепа зиял перелом, от которого во все стороны разбегались трещины. По брекетам на верхнем ряду зубов в нем опознали Сьюзан Ранкур, восемнадцатилетнюю студентку, пропавшую год назад.
Третий череп, найденный там же, принадлежал Роберте Кэти Паркс, тоже студентке, двадцати лет, исчезнувшей 6 мая прошлого года. Четвертый – двадцатиоднолетней Линде Энн Хили, похищенной из ее комнаты в общежитии 1 февраля, также в прошлом году.
Никаких других костей, личных вещей или одежды девушек на горе не было – только четыре черепа, три нижние челюсти, мелкие осколки черепных костей, выбитый зуб и прядь светлых волос. Даже если бы хищники расхитили остальное, хоть несколько костей должно было остаться.
Судмедэксперт пришел к неутешительному выводу – головы девушкам отрезали. Это сделал один и тот же человек, похитивший их. Он избавлялся от тел где-то в другом месте, а головы хранил у себя, поскольку все они находились примерно на одной стадии разложения, хотя похищения происходили в разное время. Затем преступник выбросил головы на горе.
Судмедэксперт не знал, что эти головы лежали в переносном холодильнике в обычном университетском пансионе, в комнате студента, никому не внушавшего подозрений, голубоглазого и улыбчивого. Что перед тем, как их отрезать, этот студент бил девушек по голове монтировкой, насиловал и в момент анального секса душил. Он прятал трупы в потаенных местах за городом, несколько раз возвращался к ним, чтобы снова заняться сексом, фотографировал на «Полароид» и только спустя несколько дней или недель приступал к уничтожению улик. Одежду девушек он складывал в мусорные мешки и выбрасывал в контейнеры в городе, а бывало и так, что отдавал в «Армию спасения». Головы отрезал и хранил у себя для орального секса.
Все это время у него была постоянная подруга, с которой они имели здоровые, по ее словам, сексуальные отношения. Она жила одна с маленькой дочерью, и та воспринимала студента как своего отчима, внимательного и заботливого. Вместе они совершали вылазки на природу, не подозревая, что где-то поблизости могут лежать трупы похищенных и убитых им девушек. Голову одной из них студент сжег дотла в камине в квартире своей подруги. Их с дочкой в тот момент не было дома – они поехали навестить бабушку с дедом. А когда вернулись, не заметили никаких следов, поскольку он собрал и выбросил даже пепел.
Студента звали Теодор Роберт Банди, и очень скоро его имени предстояло прогреметь на всю страну.
Чужак
Вашингтонский университет в Сиэтле со времен своего основания в 1861 году считается одним из самых престижных в США. В его идиллической обстановке – тенистые аллеи, изумрудные лужайки, элегантная сдержанная архитектура – одинаково приятно и учиться, и отдыхать после занятий; просторные залы университетской библиотеки с готическими высокими сводами настраивают на рабочий лад, а шумные улочки окружающего университетского кампуса, который здесь называют просто Ю-Дистрикт, с кофейнями и ресторанчиками, книжными магазинами и барахолками дают возможность расслабиться и развлечься в компании друзей.
В любой момент, если возникает желание, можно пойти с кем-нибудь выпить по пиву или поужинать в окружении таких же студентов, только готовящихся зажить самостоятельной жизнью. Обстановка повсюду дружеская, вокруг преимущественно молодежь и вряд ли стоит ждать опасности… или все-таки стоит?
Морозной ночью 4 января 1974 года, около двух часов, Карен Спаркс выключила телевизор и пошла к себе в комнату. Она снимала дом в Ю‐Дистрикте с еще четырьмя студентами – парнями, кстати, – и всегда ощущала себя под надежной защитой. Примерно в половину третьего один из соседей заглянул к Карен посмотреть, спит ли она. Девушка лежала в постели, накрывшись с головой одеялом. Сосед прикрыл дверь и ушел в свою спальню.
В половине восьмого утра, перед тем как убежать на занятия, он зашел к Карен еще раз. Удивленный тем, что она так и лежит в прежней позе, он отвернул край одеяла и отпрянул в ужасе. Вместо головы на подушке было кровавое месиво, веки девушки распухли и посинели, губы раздулись и лопнули в нескольких местах. Уверенный, что Карен мертва, сосед сдернул одеяло на пол и невольно ахнул. Простыня под Карен пропиталась кровью. Неизвестный преступник пробил череп девушки тупым предметом, а потом засунул во влагалище гинекологический расширитель, причем с такой силой, что прорвал ей мочевой пузырь.
Сосед громко закричал, зовя на помощь, и в следующий момент, как будто можно было испугаться еще сильнее, подскочил на месте – Карен пошевелилась. Преступник, кем бы он ни был, ее не убил.
Десять дней Карен Спаркс пролежала в коме и еще месяц оставалась в госпитале. Она лишилась слуха на пятьдесят процентов и зрения на сорок. Первое время совсем не могла говорить, и ей пришлось учиться заново. У нее начались эпилептические припадки. Тем не менее то страшное нападение она пережила. Полицейские, обследуя дом, установили, что через окно без занавесок на северном фасаде можно было заглянуть в ее комнату; также выяснилось, что дверь с южной стороны обычно стояла открытой.
Кампус, взбаламученный новостью о Карен, шумел несколько недель. Строились разные предположения: девушке отомстил бывший возлюбленный, пришлый преступник проник в мирный университетский квартал, один из соседей напал на нее, воспользовавшись моментом, когда остальные спали. Дело осложнялось полным отсутствием вещественных доказательств: не осталось ни отпечатков пальцев, ни следов ног, а расширитель был стандартным, и такими пользовались во всех больницах и частных кабинетах.
В паре минут езды от дома 4324 на Восьмой улице в Ю-Дистрикте снимали жилье пятеро подруг: Джоан Теста, Джинджер Хит, Карен Скэвьем, Моника Сазерленд и Линда Хили. Линда выросла в окрестностях Сиэтла и чувствовала себя в университетском квартале как дома. В двадцать один год она заканчивала последний курс на факультете психологии и собиралась заниматься преподаванием, а еще помогать детям с отставанием в развитии. Подрабатывала она тоже поблизости, диктором на местной радиостанции Northwest Ski Promotion.
Сразу после поступления Линда пару месяцев пожила в общежитии, а потом узнала, что освободилась комната в доме на 12-й улице, и переехала к подругам. Домик был скромный, с шаткими перегородками из фанеры, оклеенной обоями, но девушек это не смущало. Такая жизнь была по ним: веселье до упаду, обычные жалобы на нехватку денег и загруженность в университете, лекции днем и развлечения по вечерам.
Пит Нил зашел к девушкам после занятий 1 февраля позвать их всех в «Данте». Пойти согласились трое: Линда, Джоан и Джинджер. Маленький бар, где они были завсегдатаями, находился в паре кварталов от дома на 12-й улице, и им достался столик на галерее. Линда, как всегда жизнерадостная и в приподнятом настроении, купила кувшин пива на всех; за столом обсуждали музыку и сплетничали о старых знакомых. В какой-то момент Пит отошел к соседнему столику, потом вернулся, купив еще кувшин. Линда рассказала, что завтра к ней должны приехать родители и ее бойфренд – встреча была долгожданная, и Линда, известная среди друзей кулинарка, заранее придумала, что приготовит для семейного ужина. Недавно она жаловалась на боли в желудке, но уже договорилась о приеме у врача, да и в последние дни боли прекратились, так что волноваться было не о чем.
– Мне надо уйти не позже девяти, – предупредил подруг Питер. – Хочу успеть на автобус в 21:15, а то до дома не доберусь.
– Тогда проводишь нас, ладно? – сказала Джинджер. – Мы тоже пойдем.
Воспоминания о нападении на студентку были еще свежи; мужская компания не помешала бы, хотя по-настоящему никто из девушек не боялся. Проводив троицу на 12-ю улицу, Пит забрал пластинки, которые одалживал им, и бегом бросился на автобусную остановку.
Девушки уселись смотреть телевизор, а через некоторое время к ним присоединился брат Джинджер, заглянувший проведать сестру. Линде позвонил ее парень, и она проболтала с ним около часа. Прежде чем лечь спать, она зашла в комнату Джоанн. Та немного пожаловалась ей на своего жениха, жившего в Фениксе: что-то он давно не объявлялся.
Зимние ночи в штате Вашингтон темные, хоть глаз выколи; несмотря на уличное освещение, за окнами стояла непроницаемая мгла. Внезапно Джоанн вскинула голову:
– Кажется, там кто-то есть.
Линда встала, подошла к окну и выглянула наружу. Ей показалось или в сумраке промелькнула какая-то тень? Да нет, просто ветер поднял сухие листья. Пожелав подруге спокойной ночи, Линда спустилась к себе. Она занимала комнату на нижнем этаже, в полуподвале; через перегородку от нее жила Карен Скэвьем. Самой Карен еще не было – она задержалась в библиотеке, а потом встретилась в баре с друзьями. Вернувшись домой, Карен увидела, что свет горит только в спальне Джоанн Тесты. Она зашла к подруге и просидела с Джоан до часу ночи.
Усталая, Карен не проверила по пути к себе, заперта ли наружная дверь в полуподвал. Она запиралась только изнутри, и ею пользовались в основном Линда и Карен. Остальные заглядывали в полуподвал по необходимости, когда надо было взять велосипеды. Входная дверь наверху уже несколько дней стояла открытая, потому что кто-то из девушек потерял ключи, а запасные еще не сделали.
В комнате Линды было темно, и Карен, не заглянув к ней, прошла к себе. Возбужденная встречей в баре, она еще долго не могла заснуть, а потом то проваливалась в сон, то просыпалась снова, но ничего необычного не слышала. Под утро она заснула наконец по-настоящему, но тут в половине шестого зазвонил будильник Линды. Она пользовалась радиочасами, и после звонка включилась музыка, но Карен удалось подремать еще с полчаса, пока снова не зазвонил будильник – на этот раз ее собственный.
Идя в ванную, Карен снова услышала музыку из комнаты Линды и подумала, что у той выходной, и она лежит в кровати. В половине седьмого в доме раздался телефонный звонок.
– Это Марк с радиостанции. С работы Линды, – послышался голос в трубке. – Ее нет на месте, вы не знаете, что случилось?
Карен постучалась к подруге, но та не отвечала. Девушка вошла и включила свет. Музыка в радиочасах играла, но Линды в комнате не оказалось. Карен сразу бросилась в глаза аккуратно заправленная постель – обычно Линда оставляла ее как есть, особенно когда в спешке собиралась на работу.
Карен прошлась по остальным комнатам: Моника предположила, что Линда может быть у своего парня, но остальные возражали, что она никогда не прогуляет смену на радио. Карен вернулась к телефону и ответила, что Линды нигде нет. Несколько минут спустя со станции снова позвонили и попросили проверить, на месте ли ее велосипед. Тот оказался в кладовке, где девушка оставила его накануне. Дверь, ведущая в полуподвал, была не заперта.
Подруги принялись гадать, куда Линда могла подеваться. Все сильно разволновались, а когда и к вечеру Линда не объявилась, забеспокоились всерьез и начали обзванивать знакомых. Никто не видел Линду со вчерашнего дня. Она не явилась ни на работу, ни в университет. Позвонила мать Линды, и одной из соседок пришлось ей сказать, что девушка пропала.
Очень скоро приехали отец Линды и ее старший брат. Перепуганные соседки наперебой объясняли, что обзвонили всех, кого знали, – Линды нигде нет. Мистер Хили сообщил обо всем жене, а та немедленно обратилась в полицию.
К сожалению, в студенческой среде подобные исчезновения не были редкостью, и заявлению о пропаже Линды не сразу уделили внимание. Студенты частенько пропадали на пару дней, прогуливали занятия, уезжали из города, чтобы встретиться с возлюбленными или повидаться с друзьями, и вполне могли делать это без предупреждения. Вот почему полицейские, явившись по адресу 5517, 12-я улица, не придали ситуации особого значения. В доме их встретили соседки и родные Линды, бледные и напуганные. Все были уверены, что с девушкой случилось что-то страшное: все, кроме полицейских, которым дело казалось обычной рутиной. Они записали стандартную информацию: имя пропавшей, ее возраст, физические параметры и особые приметы, адрес и телефон семьи, а также краткую информацию об обстоятельствах исчезновения – в частности, отметив, что среди ее вещей недосчитались пары ботинок и красного рюкзака с серыми лямками.
Стоило полицейским сесть в машину и уехать, как зазвонил телефон. Трубку взяла Моника, но на ее «алло» никто не ответил. Тем не менее там кто-то был: она слышала на другом конце провода сдавленное дыхание. В тот вечер такие звонки повторялись еще дважды, но звонивший по-прежнему молчал.
Около полуночи, когда Линда так и не объявилась, в дом приехал детектив, назначенный вести дело. Он первым подумал о том, чтобы проверить постель девушки. При этом присутствовала Джоан, провожавшая его. Стоило детективу отдернуть одеяло, как оба они увидели огромное кровавое пятно на простыне возле подушки. Наволочка с подушки пропала. В шкафу детектив обнаружил ночную рубашку Линды, испачканную кровью по вороту.
Однако детектив предположил вовсе не убийство или похищение. По его изначальной версии у Линды ночью пошла носом кровь, и она решила обратиться за помощью. Соседки возражали, что она обязательно разбудила бы кого-нибудь из них и уж точно не пошла бы в больницу пешком, когда рядом, в кладовой, стоял ее велосипед. За прошедшие сутки она не связывалась ни с кем из родных и знакомых, не звонила своему парню. Поэтому довольно скоро полиция признала сходство между ее исчезновением и нападением на Карен Спаркс, а это означало, что Линду похитил неизвестный преступник, охотящийся на женщин.
Теперь в кампусе поднялся настоящий переполох. Жительницы сестринских общежитий и съемных домов проверяли запоры на дверях, а самые пугливые брали академический отпуск. Однако бояться надо было не студенткам Вашингтонского университета, а девушкам в колледже Эвергрин в городке Олимпия, в шестидесяти пяти милях от Сиэтла. Вряд ли тамошние студентки слышали про жестокое нападение на Карен Спаркс или пропажу Линды Хили. В газетах об этом, конечно, упоминали, но вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову сравнивать шумный и многолюдный Вашингтонский университет в Сиэтле с маленьким колледжем в провинциальной Олимпии.
«Эвергрин» означает «вечнозеленый», и это название как нельзя лучше подходило живописному комплексу колледжа, стоящему среди соснового леса. Укрытый от посторонних глаз, уединенный и в то же время оживленный, колледж Эвергрин считался одним из наиболее прогрессивных, хотя и небольших, высших учебных заведений в штате Вашингтон.
Донна Мейсон поступила туда, закончив старшую школу в Оберне. Летом 1974-го ей исполнилось девятнадцать лет, и она отпраздновала эту дату путешествием по Западной Европе со своим бойфрендом. Надо сказать, что с выбором профессии Донна еще ничего не решила. Ее заинтересовал курс магии и ведьмовства, который предлагался в Вашингтонском университете в качестве дополнительного. Донна интересовалась оккультизмом, играла на флейте и писала стихи и больше времени проводила на концертах и вечеринках, чем в аудиториях.
Она была из тех, кто живет одним днем, и мало заботилась о будущем. Могла сорваться с места и отправиться в поездку автостопом, причем не только по окрестностям, но и в другой штат. Часто не ночевала дома, пропадала, никого не предупредив, но всегда возвращалась домой. Соседки узнавали о ее возвращении по грохоту рок-музыки и яркому свету в ее комнате; многие из них, не выдержав, находили себе другое жилье и переезжали.
Донна обожала вечеринки и могла задерживаться на них до утра либо оставаться на ночевку. В результате часто пропускала занятия и у преподавателей была не на лучшем счету. Увлекалась, как многие в то время, курением марихуаны, а порой принимала и кое-что посерьезнее. Иными словами, находилась в группе риска.
12 марта 1974 года Донна собралась на джазовый концерт, который должен был состояться в библиотеке колледжа. Она долго выбирала наряд, пока не остановилась на зеленых брюках и пестрой блузке в полоску, поэтому из дома вышла с небольшим опозданием, около семи вечера. Она не беспокоилась, поскольку идти было недалеко: по тропинке через сосны. Однако на концерте Донна так и не появилась. И в общежитии тоже.
Ее соседка Меган Эллис не удивилась тому, что Донна снова пропала. Такое уже случалось раньше, и Меган была уверена, что подруга скоро вернется. Но вот прошла неделя, а от Донны не было вестей. Меган начала волноваться и 19 марта все-таки обратилась в полицию. В связи с ее заявлением охрана колледжа позвонила родителям Донны, и ее отец Лайл вспомнил, что у Донны были друзья, некие Уингфилды, к которым она могла поехать. Сам он немедленно примчался в общежитие.
Сотрудник охраны по фамилии Рассел проводил Лайла Мэнсона в комнату дочери. Вскрыв дверь, они обнаружили, что все ее вещи на месте (в шкафу была лишь пара пустых вешалок), как и туалетные принадлежности. Обычный «набор путешественника»: спальный мешок, кошелек с наличными, рюкзак, а также флейта Донны в футляре, все осталось в комнате. Девушка никуда не уехала бы без своей флейты, а тем более без денег.
Ее приятель Тони Росс как раз заглянул, чтобы забрать у Донны свою картину; он рассказал Расселу и мистеру Мэнсону, что в феврале они с Донной ездили в Селлек, штат Вашингтон, и предположил, что она могла вернуться туда. Однако Донна пропала бесследно при весьма загадочных обстоятельствах. Подробности ее похищения вскроются лишь много лет спустя, а пока что полиция зашла в тупик из-за отсутствия следов и вещественных доказательств.
Старинный колледж Сентрал Вашингтон в Элленсберге находился по другую сторону Каскадных гор, за сотню миль от Эвергрин. Жителям Сиэтла он показался бы глушью, зато погода там была куда суше и мягче, чем у них или в дождливой Олимпии. Джейн Кёртис, двадцатиоднолетняя студентка Сентрал Вашингтон, подрабатывала в библиотеке Буйон и 14 апреля задержалась там допоздна. Выйдя с работы около половины девятого вечера через главный вход, она увидела парня с рукой в гипсе. В темноте она разглядела только его силуэт, повязку на левой руке и стопку книг, с виду тяжелых, которые он с трудом держал. Внезапно стопка рассыпалась, книги упали на асфальт, и Джейн, привыкшая разбирать библиотечные завалы, поспешила к нему на помощь.
Она была уверена, что парень шел от библиотеки к парковке, которой обычно пользовались посетители, – та располагалась через дорогу. На нем было бесформенное шерстяное пальто и вязаная шапка, надвинутая до самых глаз, а на второй руке – металлическая лангета. Теперь его книги несла Джейн; следом за парнем она прошла мимо парковки и немного удивилась, что они не свернули туда.
Парень старался держаться слева от нее и время от времени как-то странно косился в ее сторону. Он рассказал, как получил травму: мол, катался на горе Кристал-Маунтин и врезался в дерево. Это немного насторожило Джейн, которая сама была горнолыжницей, хорошо знала тамошние склоны и не представляла, где можно так съехать с трассы. Кроме того, парень не выглядел как горнолыжник или сноубордист, по ее мнению.
Они уже подходили к машине – светлому «Фольксвагену-жуку», – и тут парень застонал от боли, хотя до этого на свой перелом не жаловался. Джейн подошла к пассажирской двери, собираясь положить книги на сиденье, и тут он попросил ее открыть замок и протянул ключ.
– Нет, – ответила Джейн. Интуиция подсказывала ей скорее избавиться от книг и уходить.
Внезапно парень сам отпер машину, распахнул перед Джейн пассажирскую дверь и резко скомандовал:
– А ну садись!
– Что? – изумилась Джейн. Очевидно, смятение было слышно в ее голосе, потому что парень попросил уже мягче:
– Ты не могла бы залезть туда и завести мотор?
Теперь Джейн была уверена, что тут какая-то ловушка. В машине не было пассажирского сиденья – совсем. На его месте осталось лишь пустое крепление, на полу валялся мелкий мусор и какие-то инструменты. Это напугало Джейн по-настоящему.
– Забирай! – выпалила она и бросила книги парню к ногам. После чего быстро развернулась и пошагала прочь, спиной ощущая на себе его пристальный взгляд.
17 апреля 1974 года около восьми часов вечера еще одна студентка колледжа Сентрал Вашингтон, двадцатиоднолетняя Кэтлин Клара Д’Оливо, припарковала свою машину перед библиотекой Буйон. Вечер был ясный и погожий, и она немного задержалась на улице, наслаждаясь весенним теплом. Следующие два часа Кэтлин провела на втором этаже библиотеки в читальном зале за конспектами, а увидев, что время приближается к десяти, начала собираться. Была среда, а по средам она всегда в одно и то же врем созванивалась со своим женихом. Спустившись по лестнице, Кэтлин вышла в центральные двери, пересекла мощеную площадку перед входом и по газону двинулась к парковке. У нее за спиной раздался глухой стук, как будто книги упали на землю. Обернувшись, она поняла, что не ошиблась: мужчина – молодой, лет тридцати, – наклонялся над мостовой и пытался поднять рассыпавшиеся томики. Одна рука у него была на перевязи, и книги никак не удавалось собрать.
– Эй, вам помочь? – обратилась Кэтлин к мужчине.
– А вы могли бы? – обрадовался он.
Он выглядел таким несчастным с больной рукой и тяжелым рюкзаком за спиной, со встрепанными каштановыми волосами, в рубашке, подол которой торчал из-за ремня джинсов, что Кэтлин решила сжалиться над ним. Она была уверена, что мужчина направлялся в библиотеку. Однако когда он свернул в противоположную сторону, на небольшой декоративный мостик, она, удивленная, спросила:
– Куда мы идем?
– О, видите ли… – он запнулся, – моя машина припаркована вон там.
Кэтлин прикинула, что в случае чего сможет оглушить его стопкой книг, перевязанных бечевкой, и продолжила путь. Тем не менее она следила за тем, чтобы мужчина шел рядом с ней или впереди, а не за спиной. Оказалось, что машина, «Фольксваген-жук», припаркована возле железнодорожной стрелки, в тупике, куда мало кто заглядывал. Обочины тупика заросли высокой травой. На подходе к «Фольксвагену» мужчина пожаловался, что рука у него разболелась, и объяснил, что получил травму, катаясь на лыжах.
В тупике не было уличных фонарей, но туда доставал свет из окон библиотеки. В этом свете Кэтлин разглядела, что машина у мужчины старая, со множеством вмятин и царапин. Она стояла параллельно толстому бревну, валявшемуся на обочине, и к пассажирской двери нельзя было подойти вдвоем. Кэтлин положила книги на бревно.
– До свидания, – попрощалась она, собираясь уходить.
– Прошу, подождите! – воскликнул мужчина. – Кажется, я уронил ключ.
Он наклонился и начал шарить по земле.
– Не могу нащупать, – вздохнул он сокрушенно. – Можете оказать мне еще маленькую услугу? Поищите вы.
Кэтлин не собиралась поворачиваться к нему спиной.
– Давайте лучше отойдем, – предложила она, – и посмотрим, не блестит ли где-нибудь.
Они оба отступили, и Кэтлин действительно увидела в траве блестящую связку ключей. Она стремительно подхватила их и сунула мужчине в руку.
– Желаю всего хорошего, – торопливо пробормотала она, – поправляйтесь.
Уже отойдя, она услышала его «спасибо».
Кэтлин Д’Оливо повезло спастись. Сьюзан Илейн Ранкур – нет.
В восемь часов вечера, когда Кэтлин входила в библиотеку Буйон, Сьюзан загрузила свою одежду в стиральную машину в общежитии и пошла в южную часть кампуса, в Мансон-Холл, на собрание кандидатов в коменданты. Восемнадцатилетняя Сьюзан была хорошенькой блондинкой, носила распущенные волосы на прямой пробор и всегда училась на отлично. Когда ее семья собралась переезжать в Анкоридж, она осталась в Элленсберге, чтобы поступить в Сентрал Вашингтон, где планировала обучаться медицине. Она подрабатывала в доме для престарелых, но собиралась устроиться официанткой в ресторанчик в кампусе. Пока же, пользуясь выходным днем, она позагорала в парке, собрала вещи в стирку и оделась для собрания: в вельветовые брюки, желтую обтягивающую блузку с коротким рукавом, ветровку, тоже желтую, и коричневые туфли.
Собрание закончилось около десяти вечера, а в 22:15 свидетельница, проходившая мимо Мансон-Холла, видела «мужчину в зеленой куртке, который брел, как пьяный» и девушку-блондинку в желтой ветровке, направлявшуюся в сторону Уолнат-Молл. Очевидно, это была Сьюзан, возвращавшаяся домой по той же дороге, где совсем недавно прошла Кэтлин Д’Оливо.
Когда Сьюзан не забрала одежду из автоматической прачечной и не вернулась к себе в комнату, ее соседки забили тревогу. Уже на следующий день они подали заявление о пропаже в полицейское отделение кампуса. Тогда же родители Сьюзан в панике и страхе вылетели в Вашингтон из Анкориджа. И снова в комнате пропавшей были найдены все ее вещи, включая удостоверение личности, кошелек и чековую книжку. Она оставила даже очки и контактные линзы, что ясно указывало на внезапный и насильственный характер ее исчезновения.
Таким образом, в руках у детективов оказалось уже третье дело о загадочных исчезновениях девушек из университетских кампусов в штате Вашингтон, причем отягощенное полным отсутствием улик. Это были преступления без мотива, преступления категории «незнакомец против незнакомца», то есть те, которые сложнее всего раскрыть. Без вещественных доказательств единственный шанс поймать убийцу – дождаться ситуации, в которой он допустит ошибку, и схватить его с поличным. Кроме того, дела расследовались в разных юрисдикциях, а сотрудничество между департаментами полиции было плохо отлажено. Этот фактор тоже играл на руку преступнику, и, судя по всему, он об этом знал, потому что следующее исчезновение произошло в Орегоне.
Двадцатиоднолетняя Роберта Кэтлин Паркс училась в Университете штата Орегон, но была недовольна учебой и плохо представляла, чем хотела бы заниматься в жизни. Утром 6 мая она сидела на кухне в общежитии Сэкетт-Холл и пила кофе, когда зазвонил телефон.
– Кэти, это Шерон, – сказала в трубке ее сестра. Она уже была замужем и жила с мужем в Неваде. – Ты только не волнуйся. – Шерон запнулась.
– Что случилось? – Голос Кэти дрогнул. – Что-то с родителями?
– Да, с отцом. У него был сердечный приступ.
Кэти громко охнула.
– Как он? Шерон, он жив?
Сестра бросилась ее успокаивать: отец жив, ему уже лучше, он в надежных руках.
– Я сейчас же полечу к нему, – настаивала Кэти, но Шерон ее отговорила. Она сама проследит за ним и будет сообщать Кэти обо всех изменениях его состояния. Муж Шерон, Пол, тоже здесь, в больнице, он очень помогает.
Ближе к вечеру Пол позвонил Кэти сказать, что состояние отца стабилизировалось, он должен поправиться.
Но в тот день Кэти тревожил не только инфаркт у отца. Она собиралась порвать со своим бойфрендом и готовилась к нелегкому разговору. Кристи Макфи был инструктором по подводному плаванию из Луизианы, обожал Кэти всей душой, и она отвечала ему взаимностью. Вот только Кристи уже заговаривал о женитьбе и детях, а Кэти считала, что для нее это слишком рано. В мире столько всего интересного, зачем же сейчас связывать себя обязательствами? С одной стороны, ей было жаль терять Кристи, с другой – она могла потерять весь мир. В конце концов она набралась решимости и написала ему письмо. Там говорилось и про сердечный приступ у отца, и про ее противоречивые чувства. Закончив письмо, Кэти положила его в конверт, запечатала и набросила куртку, собираясь прогуляться.
Прогулки по кампусу помогали проветрить голову и навести порядок в мыслях, поэтому Кэти вышла из Сэкет-Холла и направилась в сторону общественного центра Мемориал, собираясь выпить там чего-нибудь. По дороге она бросила письмо в почтовый ящик. Но когда Кристи в Луизиане его получил, было уже поздно. С той прогулки Кэти так и не вернулась.
В тот вечер, после пары пива в общественном центре, Кэти собиралась заглянуть в гости к друзьям вместе с соседкой по комнате в Сэкет-Холл, Мириам Шмидт. Но у друзей она не появилась. Около одиннадцати вечера ее видела другая соседка, Лорейн Фарго, возвращавшаяся из библиотеки. Они коротко переговорили, и Кэти, которая, по словам Лорейн, «была как во сне», сказала, что хочет побыть одна. Ей надо обдумать отношения с Кристи. Она не против встречаться, но жить вместе – нет. Для этого слишком рано. Лорейн пригласила Кристи зайти к ней, поговорить спокойно, но Кэти отказалась. А кроме того, призналась подруге, что в последние несколько недель часто пропускала лекции и слишком много выпивала.
Скорее всего, во время этого разговора преступник и заметил ее. Все девушки, которых он до этого похищал, были немного схожи между собой, и главное сходство заключалось в длинных распущенных волосах, которые они носили на прямой пробор. Так или иначе, но с помощью какой-то уловки он убедил ее пойти с ним. Вероятно, это был его старый прием с повязкой на руке. А еще он не оставил никаких следов – опять. Но, видимо, Орегон был для него слишком чуждой и удаленной территорией, потому что он вернулся назад в Вашингтонский университет и там нанес следующий удар.
Бренда Кэрол Болл была настоящей красавицей с длинными темными волосами, очаровательной улыбкой и карими глазами в густых ресницах – как у олененка Бэмби. В двадцать два года ее жизнь только начиналась. Она пробовала учиться в колледже, но поняла, что это не для нее. Пока что Бренда проводила вечера в барах, знакомилась и флиртовала, развлекалась на полную катушку и часто путешествовала.
В руках у детективов оказалось уже третье дело об исчезновениях девушек из университетских кампусов в штате Вашингтон, отягощенное полным отсутствием улик.
Вечер 31 мая она провела в таверне «Флейм» в Берьене – южном пригороде Сиэтла, неподалеку от аэропорта. Место было популярное, но с не лучшей репутацией: во «Флейме» часто случались потасовки и пьяные драки. Тем не менее у Бренды там было немало друзей, и она чувствовала себе в таверне как дома. Она запросто могла задержаться там далеко за полночь, а потом уехать домой на попутке – если не подвернется какой-нибудь знакомый, который подбросит ее. В ту ночь она задержалась во «Флейме» до двух часов, играя в бильярд, а потом попросила приятеля ее подвезти, но тот отказал. Девушка вышла на дорогу и подняла руку, чтобы поймать машину. Это был последний раз, когда ее видели живой.
Из-за ее беспорядочного образа жизни исчезновение заметили не сразу. Заявление о пропаже человека оказалось в полиции только 17 июня. За это время преступник успел похитить еще одну девушку, эффектную восемнадцатилетнюю блондинку Джорджанну Хокинс.
Джорджанна родилась в Лейквуде близ Такомы, штат Вашингтон, и после школы поступила в Университет Вашингтона в Сиэтле. Девушка нашла себе подруг и поселилась в общежитии сестринства Каппа-Альфа-Тета. Общежитие находилось в доме 4521 на 17-й авеню в Ю-Дистрикте, в комплексе из шести общежитских зданий, три из которых занимали сестринства, а три – братства. Вместе комплекс назывался Грик-Роу.
Десятого июня, в понедельник, она в прекрасном настроении обсуждала с подругами, как сразу после сдачи экзаменов поедет домой, к родителям. До последнего экзамена оставался один день; отъезд планировался на тринадцатое число. Утром она поговорила с матерью по телефону и немного пожаловалась на то, что может получить тройку по испанскому. Джорджанна постоянно перезванивалась с матерью и отцом, с последним особенно, потому что он подыскал ей работу на лето в родной Такоме, и ей предстояло приступать с 17 июня.
В вечер ее исчезновения Джорджанна собиралась на вечеринку, которую устраивали в братстве в нескольких кварталах от Грик-Роу. Она планировала побыть там недолго, выпить пива и вернуться, чтобы подготовиться к экзамену. Джорджанна не ходила по улицам одна по ночам, поскольку считала это небезопасным даже в спокойном Ю‐Дистрикте, тем более после таинственного исчезновения Линды Хили, о котором, в отличие от приятельниц, хорошо помнила. Поэтому она вышла около половины первого с подругой Дженнифер Робертс, и вдвоем они направились в сторону общежития. Но прежде чем зайти в дом, Джорджанна решила перекинуться парой слов со своим парнем Марвином Джеллати, который жил в братстве Бета-Тета-Пи на пересечении 47-й и 17‐й. Подруги остановились на хорошо освещенной аллее, проходившей за Грик-Роу, попрощались, и Дженнифер прошла еще с пятьдесят метров до их дома.
Отправляясь на вечеринку, Джорджанна не стала надевать контактные линзы, которые обычно носила на занятия, и попросила Дженнифер покричать ей, когда та доберется до двери. Дождавшись сигнала подруги, Джорджанна крикнула в ответ, что с ней тоже все в порядке.
Она зашла в общежитие к Марвину, и они немного поболтали о приближающихся экзаменах. Поцеловав его на прощание, она вышла в заднюю дверь на аллею. Было около часа ночи 11 июня. На втором этаже находилась комната еще одного доброго приятеля Джорджанны Дуэйна Ковея, который услышал, как хлопнула дверь, и выглянул в окно.
– Джорджи! – окликнул он ее.
Джорджанна запрокинула голову и приветствовала его широкой улыбкой. Они поговорили несколько минут – преимущественно об экзамене по испанскому, до которого оставалась пара часов. В какой-то момент Ковею показалось, что он слышит приглушенный смех из глубины аллеи. Джорджанна тоже оглянулась в ту сторону, но ни он, ни она никого не увидели. Попрощавшись на испанском, Джорджанна Хокинс направилась в сторону своего общежития. Ковей в окно смотрел ей вслед, пока девушка не скрылась в тем– ноте.
Он не увидел, что через несколько минут она снова оказалась под его окнами: на этот раз в сопровождении мужчины с ногой в гипсе и на костылях. Девушка несла в руках чемоданчик – очевидно, принадлежавший мужчине. Они перешли улицу, свернули направо, потом налево и прошли к неасфальтированному пятачку, где студенты парковали свои машины. Среди них стоял и его «Фольксваген-жук».
Незадолго до этого мужчину видел Стив Бернхем из общежития Фи-Каппа-Сигма: тот переходил дорогу, опираясь на костыли, и нес в руке чемоданчик, который сильно ему мешал. Потом мужчина его уронил, и какая-то девушка – не Джорджанна, она в этот момент болтала с бойфрендом, – помогла ему перенести чемоданчик через дорогу. Почему он отпустил ее, остается загадкой, но из Ю-Дистрикта мужчина не уехал. Вместо этого он выследил Джорджанну – очаровательную блондинку с волосами на прямой пробор. Он выждал подходящего момента, нашел подходящую жертву и совершил бросок.
В обстановке университетского кампуса, среди веселой молодежи, бродящей по ночам, было удобно и просто выслеживать девушек, которые, несмотря на многочисленные предупреждения, оставались по-детски беззаботными. Он был в их зоне комфорта – там, где они чувствовали себя в безопасности, – и пользовался этим. С каждым разом он совершенствовал свое мастерство похитителя и убийцы.
Когда они с Джорджанной подошли к машине, он попросил ее поставить чемоданчик на пассажирское сиденье, а сам быстро сунул руку под правое крыло, где заранее спрятал монтировку. Стремительным движением он занес ее над головой и ударил Джорджанну по затылку. Девушка сразу потеряла сознание. От удара у нее выскочили из ушей обе сережки, и одна туфля слетела с ноги.
Потом мужчина схватил наручники, которые приготовил вместе с монтировкой, сковал ее и затолкал в свой «Фольксваген». Молниеносно запрыгнув за руль, мужчина выехал на аллею, а оттуда по 50-й улице на шоссе. Он провез девушку через мост, мимо острова Мерсер, на восток мимо Иссакуа, и остановился далеко за городом, на лугу. На этом лугу он изнасиловал Джорджанну, убил и еще несколько раз занимался сексом с ее телом – до самого рассвета. С каждым похищением преступник совершенствовал свои методы. Хищник эволюционировал, набираясь опыта.
Даже зная о похищениях, которые в последнее время произошли в Ю-Дистрикте, Лиз Кендалл чувствовала себя под защитой. Она снимала дом с четырьмя парнями, занимая в нем комнату на втором этаже; кухня и ванная были общие. Еще двое мужчин жили в подвальном этаже; если бы кто-то проник в дом, то встретил бы их первыми. Тем не менее, когда она оставляла машину перед домом, то бежала до двери бегом. Однажды, когда Лиз искала что-то на заднем сиденье, подозрительный человек сунул голову в водительскую дверцу и спросил, не найдется ли у нее отвертки. Лиз едва не подпрыгнула на месте от неожиданности. Она часто думала о пропавших девушках и внимательно читала новости в газетах.
Но у нее были и собственные проблемы. В последнее время она не ладила со своим парнем Теодором. Месяц назад, в марте, она уезжала на выходные в горы кататься на лыжах, а когда вернулась, застала его в своей комнате, сильно расстроенного и чуть не плачущего. Он сказал, что попросил соседей его впустить – ему надо было срочно поговорить с Лиз. Тед учился в юридической школе, но решил бросить.
Лиз эта новость удивила. Ей казалось, Теду нравится учиться, и она понятия не имела, что в школе у него не ладится. В тот день он выглядел совсем разбитым. Когда Лиз присела на диван, он прижался к ней и положил голову ей на колени. Она погладила его по волосам, а Тед внезапно заплакал. Лиз попыталась разговорить его, узнать, в чем все-таки дело, но его речь была сбивчивой и непоследовательной. Он не мог сосредоточиться и сам не понимал почему. Ему казалось, весь его мир летит в тартарары. Он всю жизнь мечтал стать адвокатом, но сейчас боялся, что ничего не получится.
Лиз не знала, что отвечать. Ей казалось, из Теда выйдет прекрасный юрист. Он учился в вечерней юридической школе Университета Пьюджет-Саунд в Такоме, но ему казалось, что вечерняя школа «не настоящая». Лиз подумала, что лучше соглашаться с ним, чтобы не расстраивать еще сильнее. Она сказала, что, возможно, ему больше подойдет классическое дневное образование. Может, ему сменить обстановку? Тед обещал подумать об этом.
Не так давно он устроился на неплохую работу в Государственный департамент экстренных служб в Олимпии, и они с Лиз проводили вместе гораздо меньше времени. Олимпию отделяло от Сиэтла два часа езды на машине, и Тед часто оставался ночевать у друзей по работе, а в другие дни возвращался в свою квартиру в Сиэтл. Тем не менее они ежедневно разговаривали по телефону, и пару раз в неделю Тед обязательно заезжал к Лиз.
В такие вечера они ходили куда-нибудь поужинать, но все реже проводили вместе ночи. Тед привозил Лиз к ней, а сам возвращался к себе.
Дома Лиз подолгу не могла заснуть, лежала в постели и размышляла. Ее обижало то, что бойфренд не хочет заниматься с ней любовью. Что, если у него появилась другая? Лиз приходило в голову, что можно проследить за Тедом и узнать, есть ли у него другая женщина, и, если да, посмотреть, как она выглядит. Она могла бы изменить внешность, чтобы стать похожей на нее.
Лиз Кендалл была готова на многое, чтобы сохранить отношения с Тедом. Ведь все начиналось так прекрасно! Совместные пикники и поездки, планы на будущее – куда они подевались? И наступит ли это будущее вообще? Знай она, каким оно окажется на самом деле, Лиз бежала бы от Теда без оглядки. Но в те моменты, лежа в кровати, она мечтала лишь об одном – пусть возлюбленный никогда ее не покинет. Милый Тедди. Теодор. Тед Банди.
Идеальный ухажер
Лиз познакомилась с Теодором пять лет назад, в 1969-м, когда, двадцатичетырехлетняя, переехала в Сиэтл из Юты. Знакомство произошло в баре, и Лиз, к тому времени успевшая побывать замужем и родить дочь, не сразу поверила в свою удачу. На танцполе «Сэндпейпер Таверн» в мелькании разноцветных лампочек под музыку «Битлз» и Джимми Хендрикса танцевали простые студенты, обитатели Ю-Дистрикта, где теперь жила и она, все как один в джинсах и свитерах. Взгляд Лиз сразу выделил среди них парня с волосами цвета песка, который выглядел старше и был одет куда лучше остальных; Лиз подумала, что он может быть выпускником, а то и аспирантом. С детства застенчивая, она никогда бы не решилась пригласить его; тем больше она удивилась и обрадовалась, когда парень – встав из-за столика, он оказался еще и высоким, стройным и крепким – сам подошел к ней.
Предыдущая жизнь Лиз складывалась благополучно – вплоть до недавнего развода. Родилась она в Огдене, в семье уважаемого доктора и медсестры, которая после свадьбы посвятила себя семье. В старшей школе Лиз встречалась с одноклассником по имени Бен, обожавшим машины и гонки. Они решили, что после школы сразу поженятся и заведут ребенка и даже придумали ему имя – Стейн, в честь знаменитого гонщика того времени. Однако родители Лиз были другого мнения и настаивали на том, чтобы она получила высшее образование. Она пыталась их переубедить – все напрасно.
В результате Лиз поступила в колледж и была сильно разочарована, когда не попала ни в одно университетское сестринство. Очевидно, причиной оказалась ее застенчивость и неловкость – другие девушки, бойчее и задиристей, отодвинули ее на второй план. Со своими друзьями – Беном и его компанией – Лиз могла болтать без умолку, шутить и смеяться, но с чужими людьми замыкалась и не знала, что говорить. От смущения она покрывалась красными пятнами и боялась, что ее начнут высмеивать.
Постепенно Лиз освоилась в колледже, стала ходить на вечеринки, а еще порвала с Беном. Физической близости между ними не было: они решили не «идти до конца» и договорились, что займутся сексом только после свадьбы. Расставшись со школьным возлюбленным, Лиз встретила Джима, с которым и получила первый сексуальный опыт. А потом, не думая долго, вышла за него замуж.
В браке у Лиз и Джима родилась чудесная дочка, которую назвали Молли. После развода она осталась с матерью, и Лиз начала чувствовать себя неуютно в родном штате с его мормонскими ценностями и тяготением к семье. С подругой Энджи они начали подумывать о переезде. Неплохим вариантом казался Сан-Франциско, где жила сестра Лиз, но там было дороговато. Во время лыжного уик-энда в Сан-Вэлли Лиз и Энджи познакомились с парнями из Сиэтла, и те так расписали им тамошние края, что девушки решили – туда они и направятся. Кроме того, в Сиэтле у Лиз жила двоюродная сестра, а ей было важно иметь поблизости кого-нибудь из родни.
Лиз закончила колледж со степенью по бизнесу и семейному консультированию и осенью 1969‐го отправилась в Сиэтл следом за Энджи, которая уже переехала туда. Она влюбилась в город с первого взгляда. Брат Лиз с женой арендовали трейлер, чтобы перевезти ее вещи; Лиз с Молли ехали за трейлером на ее «Фольксвагене-жуке». Больше всего Лиз запомнился длинный плавучий мост через озеро Вашингтон. Шел мелкий дождик, и сосновые леса вокруг были затянуты туманом. По воде скользили парусные лодки, на горизонте из тумана проступали плавные очертания холмов. Лиз не могла поверить, что теперь будет жить здесь.
На пару дней они с Молли остановились у Энджи, и Лиз начала подыскивать себе квартиру. Она была немного обескуражена дороговизной аренды, кроме того, надо было внести плату за последний месяц и депозит за уборку. Тем не менее ей попалась симпатичная квартирка в нескольких кварталах от Энджи: с одной спальней, на втором этаже дома 1950-го года постройки, немного смахивавшего на мотель. Обстановка в квартире была скромной, кухня размерами не превышала встроенного шкафа, а холодильник был не больше телевизора. Кровать там имелась всего одна, и первое время трехлетняя Молли спала на диванчике в гостиной.
Лиз надо было как можно скорее найти работу: небольшие накопления, с которыми она приехала, стремительно подходили к концу. Диплом провинциального колледжа никого в Сиэтле не мог впечатлить, но для секретарской должности его было достаточно. Первым делом Лиз пошла в Вашингтонский университет, и из центрального секретариата ее направили на собеседование на медицинский факультет. Собеседование прошло удачно, и через несколько дней Лиз приняли на работу секретаршей в деканате.
Молли удалось пристроить в детский садик в Ю-Дистрикте, но восьмичасовой рабочий день почти не оставлял Лиз времени, чтобы побыть с дочерью, из-за чего она сильно переживала. Денег работа приносила немного, и с финансовой точки зрения им приходилось тяжеловато. Однажды, подойдя к машине, Лиз увидела под «дворником» квитанцию – ей выписали штраф за неправильную парковку на целых двадцать долларов!
В слезах она бросилась к Энджи, которая всегда была готова утешить подругу. Пока Лиз жаловалась на жизнь, в кухню вошел кто-то из соседей Энджи и предложил развеяться на вечеринке в баре. Тогда-то и состоялся судьбоносный визит в «Сэндпейпер Таверн».
Благодаря паре бокалов пива стеснительность Лиз отступила, и она немедленно откликнулась на приглашение незнакомца.
– Ты часто здесь бываешь? – спросил он, пока они танцевали.
– Нет, – ответила Лиз, – я тут впервые. Я только недавно переехала в Сиэтл.
– И откуда?
– Из Юты.
Он определенно выделялся из толпы. На нем была водолазка и брюки со стрелками, явно купленные в дорогом магазине, и двигался он уверенно и свободно. Ей понравилось его тело: крепкое и гибкое; под водолазкой отчетливо проступали мышцы.
Танец закончился, незнакомец отошел, и Лиз пригласил другой. Пиво, которым угощали ее друзья, не кончалось, Лиз становилось веселей. Она поглядывала в сторону парня с песчаными волосами, но тот танцевал с другими девушками. Тем не менее один раз он поймал ее взгляд и улыбнулся.
На какое-то время Лиз отвлеклась, а потом заметила, что симпатичный незнакомец сидит один за столиком и вид у него печальный. К тому времени пиво сделало свое дело, от застенчивости не осталось и следа, и Лиз сама подошла к нему.
– Выглядишь так, будто у тебя умер лучший друг, – сказала она.
Оба засмеялись, и Лиз присела за столик.
– Ты учишься в Вашингтонском? – спросил он.
Лиз так и подмывало ответить да; ей не очень-то нравилось говорить людям, что она секретарша. Она сказала, что работает в университете, но уточнять, кем именно, не стала. Ее лицо раскраснелось, она начала торопливо болтать о том, что в Сиэтле постоянно идут дожди, что здесь вечно творятся какие-то беспорядки – лишь бы не молчать.
– Почему ты переехала из Юты? – перебил ее парень.
– Ну, я была замужем, а сейчас в разводе. У меня есть дочь. А в Юте больше любят, когда люди живут семьей.
– Разве ты и твоя дочь – не семья? – удивился он.
– На мой взгляд, да, – вздохнула Лиз. – Но остальные так не считают.
– Честно говоря, я и сам только переехал, – улыбнулся парень. – Раньше жил в Филадельфии, учился там в Темпле, а переехал ради юридической школы.
Лиз заметила у него что-то вроде акцента – только не восточного, а, скорее, британского.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Тед. Тед Банди.
Общаться с ним было легко, и они постоянно смеялись. При ближайшем рассмотрении у Теда оказались ярко-голубые глаза, вспыхивавшие каждый раз, когда он улыбался. Лиз захотелось запустить пальцы в его густые волосы, провести рукой по мужественному подбородку, с которым контрастировали до смешного длинные ресницы.
– Сколько тебе лет? – задала она следующий вопрос.
– Двадцать три.
Лиз не могла поверить, что он так молод, – Тед выглядел старше, основательнее.
– Так ты говоришь, я сижу тут грустный? Честно, ничего подобного.
– Эй, приятели, – окликнули их из-за соседнего столика. – Мы собираемся уходить, а пиво еще осталось.
Человек, обращавшийся к ним, указал пальцем на почти полный кувшин:
– Может, хотите?
Лиз кивнула головой, и кувшин перекочевал на их с Тедом стол.
– Как тебе Сиэтл? – поинтересовался он, когда они снова выпили. – Уже была на центральном рынке? Надо как-нибудь вместе туда сходить. Тебе понравится.
Лиз в этом не сомневалась – у нее как будто крылья выросли за спиной, а в голове уже играл свадебный марш. Тед упомянул о том, что в пансионе, где он живет, ему очень не хватает кухни. Он обожает готовить.
Энджи и компания собрались поехать выпить кофе, и Лиз пригласила Теда присоединиться. Он согласился без колебаний. Тед был без машины, и ехать предстояло на «Фольксвагене» Лиз. Компания набилась туда, окна пришлось опустить, и на прохладном ветру все начали трезветь. Кофе решили не пить, Лиз подвезла Энджи с приятелями до дома, а когда они высадились из машины, Тед решительно перебрался на водительское сиденье.
– Куда тебя везти? – спросил он.
– К няне. Мне надо забрать Молли.
– Твою дочь?
– Да.
– Сколько ей?
– Три года.
У няни Тед взял на руки спящую Молли и осторожно донес ее до машины. Лиз снова села за руль, а Тед держал Молли на коленях всю поездку. По пути он рассказывал, что пишет книгу про войну во Вьетнаме с упором на разницу в культурах. К тому времени Лиз начало тошнить, и она думала только о том, чтобы скорее добраться до дома. С парковки до дверей девочку тоже нес Тед, а в квартире аккуратно уложил ее на диван.
Лиз подумала, что будет вежливо подбросить его до дома, но… она была не в силах.
– Я не смогу тебя отвезти, – сказала она, покаянно повесив голову. – Почему бы тебе не остаться ночевать здесь?
Едва добравшись до кровати, она свалилась на нее, и Тед, не раздеваясь, прилег рядом. В следующий миг Лиз провалилась в сон. Несколько раз за ночь она просыпалась и видела, как Тед бродит по ее квартире. Он перебирал ее косметику на туалетном столике, открывал шкафы и трогал вещи на вешалках. У Лиз промелькнула мысль, что лучше было спрятать подальше противозачаточные таблетки, но теперь было уже поздно. Со времен развода она встречалась с двумя мужчинами, но это было несерьезно – случайные свидания, и все. Уж точно она ни разу не приводила домой мужчину из бара.
Лиз дала себе зарок не водить никого домой и не знакомить с дочерью, пока не будет уверена, что отношения надолго. Теперь зарок был нарушен.
Она проснулась около семи, все еще пьяная, и услышала, как Тед звенит посудой на кухне. У нее ужасно болела голова, одежда пропахла потом. Кое-как поднявшись, Лиз побрела на кухню. И в коридоре столкнулась с Тедом. Он нес в руках большую кружку горячего кофе – для нее. По нему никак нельзя было сказать, что он ночевал не дома и спал в одежде. Тед выглядел все таким же аккуратным и подтянутым. Он протянул ей кружку, взглядом показав на Молли, спящую на диванчике, как будто напоминая, чтобы Лиз не разбудила дочку.
– Как ты себя чувствуешь? – одними губами произнес он.
Вдвоем они вернулись обратно в спальню.
– Если честно, то просто кошмарно. Где-то у меня был аспирин… – Лиз закопалась в своей сумке.
– Надо поесть. Тебе сразу станет лучше, – ободрил ее Тед. – Хочешь, я приготовлю яичницу с тостами?
Лиз помотала головой. О еде и думать не хотелось; тошнота подступала к горлу.
– Я обычно не завтракаю.
– Если честно, еда уже на плите, – признался Тед.
Лиз наскоро приняла душ, причесалась, нашла в шкафу чистую футболку и вышла к нему на кухню. Молли по-прежнему спала; надо было придумать, как объяснить ей присутствие в доме постороннего.
Они собирались вдвоем прокатиться на пароме через залив Пьюджет, и за завтраком Лиз рассказала об этом Теду. В ответ он намекнул, что не против составить им компанию, но Лиз сделала вид, что не поняла намека, и предложила подбросить его до дома. Тед согласился.
В тот день Лиз все-таки набралась сил, и поездка на пароме состоялась. Но вместо того, чтобы любоваться красотами залива и водяными брызгами, переливающимися на солнце, Лиз сидела, сжимая в руках картонный стаканчик с кофе, и размышляла о Теде. Он был такой необычный, такой заботливый и обаятельный! Отлично одетый, холеный, с прекрасными манерами. Что он подумал о ней: мать-одиночка, напилась в баре, оставила чужого человека ночевать в своем доме в присутствии маленькой дочери – ужас! Вряд ли он захочет встретиться еще раз. А если и захочет, Лиз сама откажет. Нельзя, чтобы знакомство, начавшееся так, продолжилось.
Тед позвонил в тот же вечер. Он говорил по-прежнему ласково и непринужденно – как и с утра, когда они завтракали. В понедельник на работе Лиз только и думала, что о нем. Этот парень невероятно ее привлекал. Во вторник к ней в офис позвонил кто-то из отдела персонала университета – хотели узнать, действительно ли она работает в деканате. Лиз это показалось немного странным, но она недавно поступила на службу и не знала, какие в университете порядки. Когда вечером она вышла из офиса и направилась на парковку к своему «Фольксвагену», ей навстречу шел Тед.
– О, привет, – выпалила она, – я как раз о тебе думала.
Едва произнеся эти слова, Лиз залилась краской, охваченная своей обычной стеснительностью. Однако общаться с Тедом оказалось легко – даже пива не потребовалось. Они договорились поужинать у Лиз дома, и она протянула ему ключи от своей машины. Надо было закупить продукты, и они вместе поехали в супермаркет, который выбрал Тед. Раньше Лиз покупала еду в магазинчике возле дома: со скудным выбором и примитивной обстановкой. Супермаркет, куда привез ее Тед, был роскошный, богато обставленный и безупречно чистый.
Как выяснилось, Тед прекрасно разбирался в еде и винах. Он сам выбрал стейки, зелень для салата, хлеб – хрустящий багет. В винном магазине через дорогу он купил бутылку французского красного вина. Лиз никогда такого не пробовала.
В готовке Тед тоже был мастером. Он повязал фартук Лиз и взялся за дело, сказав, что мясом займется сам, а она может сделать салат. В процессе они обсуждали жизнь в штате Вашингтон, политику и новости. Молли, которую они перед этим вместе забрали из детского сада, всячески старалась привлечь к себе внимание, и Тед охотно общался с ней. После ужина он согласился почитать ей книжку, а когда девочка уснула, Тед с Лиз собрали со стола посуду и сели допивать вино и болтать.
Новый знакомый рассказал Лиз о себе. Он приехал из Такомы – города в окрестностях Сиэтла. Обстановка была романтическая, на журнальном столике горели свечи, вино в бокалах светилось красным. Лиз почти не удивилась, когда Тед предложил ей поездку на выходные в Ванкувер в Британской Колумбии. Чего-то в этом роде она и ожидала, как и поцелуя, который последовал за приглашением.
Лиз договорилась с Энджи о том, что оставит Молли у нее на выходные. В пятницу Тед явился к Лиз с утра, в вельветовой парке и брюках, готовый к путешествию. Он подвез Лиз на работу, Молли – в детский сад, а сам поехал заправить «Фольксваген» и проверить, все ли с машиной в порядке, перед дальней дорогой.
Весь день на работе Лиз нервничала, не зная, чего ожидать от поездки. Вдруг на нее опять нападет стеснительность, она будет мямлить и краснеть? Однако ничего подобного не произошло. Тед много рассказывал о себе: как рос в Такоме, состоял в отряде бойскаутов и поставил перед домом флагшток, чтобы по утрам поднимать на нем американский флаг.
Война во Вьетнаме шла полным ходом, и в разговоре они коснулись ее тоже. Оба, Тед и Лиз, были против использования напалма и бомб. Тед упомянул, что его не взяли в армию по состоянию здоровья: когда-то он сломал ногу, и она плохо срослась.
В Ванкувер они приехали под вечер, и Лиз поразила красота этого города. Тед хотел поселиться в отеле «Ванкувер» на центральной улице, старинном и элегантном, но там не оказалось свободных комнат, поэтому они остановились в соседнем «Девоншире», а в «Ванкувер» вернулись на ужин. На стойке портье Тед зарегистрировал их как мистера и миссис Банди.
Ресторан располагался в красивом зале с высокими потолками на первом этаже. Повсюду стояли массивные канделябры со свечами, с потолка свисали хрустальные люстры. После ужина пара отправилась потанцевать в дорогой ночной клуб, правда, танцевали они мало, зато много разговаривали. Довольно скоро обоим надоело перекрикивать громкую музыку, и Тед первым предложил уйти. У входа он обвил Лиз руками и страстно поцеловал.
Они продолжали целоваться весь путь до отеля. Лиз храбрилась, но в душе переживала, понравится ли Теду ее тело: растяжки на животе, маленькая грудь, бедра, на которых после беременности осталось несколько лишних фунтов.
Однако Тед занимался с ней любовью жарко и долго, словно не мог насытиться. Лиз была на седьмом небе от счастья. Она хотела дарить ему такое же наслаждение, как он ей, и ночь их любви продолжалась до самого рассвета.
Тед попросил подать им завтрак в номер, и они поели, сидя у окна и глядя на большой фонтан. Беседа коснулась бывших возлюбленных: Тед спросил Лиз, почему она развелась. Поколебавшись, Лиз призналась, что у ее бывшего мужа оказалась судимость, и, когда она узнала об этом, они начали ссориться. Отношения испортились, и ради Молли она предпочла развод. Теперь была его очередь поведать о себе.
До Лиз Тед встречался с девушкой по имени Стефани. Они познакомились, когда он жил в общежитии Вашингтонского университета. Стефани была умная, привлекательная, из богатой семьи. Она родилась и выросла в Сан-Франциско и вот недавно вернулась домой. Тед попробовал поехать за ней, записался на летний курс китайского в Стэнфорде, но, по его словам, жизнь развела их в разные стороны. Он считал, что дело было в ее богатстве – Стефани привыкла к совсем другой жизни.
Лиз это удивило; ей-то казалось, что и Тед богат. Очевидно, это было не так, но спрашивать она постеснялась.
После завтрака они отправились осматривать город, прогулялись по китайскому и немецкому кварталам, заглянули в пару кафе. Все время держались за руки и шли в ногу. Обратную дорогу до Сиэтла болтали, словно знали друг друга всю жизнь. Во многом они совпадали: оба не были религиозны, никогда не принимали наркотики, не смотрели телевизор. Время в пути пролетело незаметно, и они решили поужинать у Лиз вместе с Молли, для которой Тед не забыл купить в Ванкувере канадских сладостей.
После ужина, уложив Молли спать, Тед спросил Лиз, хочет ли она, чтобы он остался. Лиз сомневалась: конечно, ей хотелось провести с Тедом еще одну ночь, но как объяснить это дочери? Тед предложил уйти с утра, пока Молли не проснулась. На этом они и остановились.
Очень скоро Тед пригласил Лиз с Молли посмотреть его комнату в Ю-Дистрикте. Он жил в старинном пансионе с огромными окнами и высокими потолками, который держала престарелая немецкая чета. Тед занимал большую угловую комнату на втором этаже, безупречно убранную, с паркетным полом, покрытым стареньким вытертым ковром. Там царила идеальная чистота, а в простенке между окнами стоял папоротник в горшке. Небольшая радиола была настроена на частоту, передававшую классическую музыку. Обстановка пансиона напомнила Лиз о Западной Европе, где она была в школьной поездке.
Очень скоро они начали проводить все свободное время вместе. Тед подрабатывал курьером в юридической фирме – доставлял документы. При первой встрече Лиз подумала, что он студент юридического факультета, но, как выяснилось, ошиблась – он только собирался приступить к учебе в следующем семестре.
Тед с удовольствием водил новую возлюбленную с дочерью по своим любимым местам в городе: на центральный рынок, на главную «авеню» Ю-Дистрикта, где можно было побродить по сувенирным и книжным магазинчикам. Они заходили в кафе, перекусывали китайской едой, и Тед пытался разговаривать на китайском, который недолго учил, с официантками.
Тед признавался, что чувствует себя с Лиз так, будто они знали друг друга в прошлой жизни. Его привлекали семейные ценности, он не упускал возможности пообщаться с Молли и всегда заботился о ней и ее матери. Когда Тед узнал, что Лиз с Молли по дороге из детского сада останавливались на площадке в Парке добровольцев, чтобы покачаться на качелях, он пришел в ужас.
– Никогда так не делай! Ты что, не понимаешь, что вы там в опасности?
– В какой опасности, о чем ты! – рассмеялась Лиз. – Это же парк в студенческом городке!
– Там что угодно может случиться, – настаивал Тед. – Место уединенное, а вечером так и вообще пустынное. Если еще когда-нибудь соберетесь туда, обязательно позовите меня с собой. Ты поняла?
Лиз послушно кивнула. Возможно, она и правда была чересчур наивна. Теду нравилось проводить время с ней и Молли, он даже планировал специальные «семейные» поездки: в зоопарк или на озеро Грин, покормить уток. Молли шагала между матерью и Тедом, держа их за руки. Дома они возились на полу, Тед щекотал Молли, и она громко хохотала, призывая на помощь маму. По субботам Тед смотрел с Молли мультфильмы про Дадли Справедливого и девочку Нелл, которую он спасает от злодеев. В шутку он называл Молли «Нелл» и разыгрывал с ней сценки, которые они только что видели на экране.
В ноябре он пригласил Лиз с дочерью к своим родителям в Такому. Раньше Тед говорил, что Такома – ничем не примечательный городок, но Лиз там понравилось. Она волновалась перед встречей с мистером и миссис Банди. Ей было неловко признаваться в том, что она была замужем и у нее есть ребенок.
Однако в их двухэтажном доме, выстроенном в колониальном стиле, теплом и приветливом, девушке очень понравилось. Тед рассказал, что родители переехали туда не так давно, до этого они жили в другом месте, и у него была комната в подвале, куда он стеснялся приглашать друзей. Лиз познакомилась с четырьмя его младшими братьями и сестрами, которые еще жили с родителями.
Отец Теда, Джонни Банди, был из Озарка. Он работал поваром в военном госпитале и рассказывал за столом забавные истории о том, каково это – готовить на четыреста, а то и пятьсот человек. У него был тягучий южный акцент, и Лиз он показался дружелюбным и славным.
Мать Теда, Луиза, работала секретаршей в местной методистской церкви. С Лиз она держалась приветливо, но сдержанно. Тем не менее на обратном пути Тед заверил Лиз, что его матери она понравилась.
– А Стефани твои родители любили? – задала Лиз вопрос, давно ее беспокоивший.
– Возможно, но ты им понравилась больше.
После этого визита у Лиз отпало большинство вопросов насчет происхождения и предыдущей жизни Теда. Конечно, он не был богат – не богаче девяноста процентов студентов, которые окружали Лиз в Ю-Дистрикте. На поездку в Ванкувер, чтобы произвести на новую девушку впечатление, он потратил чуть ли не все свои сбережения. Лиз была польщена тем, что играла для него такую важную роль. В конце концов Тед признался, что в тот вечер в «Сэндпейпер Таверн» грустил потому, что у него закончились деньги на пиво.
Однако в его внешности и манере держаться было нечто, говорившее о том, что у этого парня большое будущее. В нем легко было увидеть успешного юриста, психолога или политика. Поэтому Лиз нисколько не смущало то, что они ездили на ее машине, что она чаще всего платила за бензин и продукты для ужинов, которые они устраивали у нее дома, тоже покупались за ее счет.
На Рождество Лиз планировала полететь с дочкой домой в Юту. Внезапно выяснилось, что Энджи с подругами тоже собирается домой, они едут на машине и могут захватить с собой Теда. Правда, по дороге возникла проблема – машина с трудом преодолела заснеженный перевал, и Тед опоздал к рождественскому ужину. Когда он добрался, родители Лиз уже спали.
Лиз показала ему свою девичью спальню, где сейчас расположилась Молли и где была приготовлена постель для нее, а потом проводила Теда в гостевую комнату. Сказать родителям о том, что они хотят спать вместе, было в семье Лиз немыслимо.
На следующее утро Тед наконец познакомился с родителями Лиз и сразу им понравился. Они поболтали с отцом о футболе, потом о политике. Лиз была похожа на отца – он тоже был застенчивым, но с Тедом разговаривал свободно, без стеснения.
Мать, никогда не позволявшая никому помогать ей на кухне, приняла помощь Теда с радостью. Они шутили и смеялись, пока готовили ужин, и не пускали остальных к себе. У Лиз сложилось впечатление, что Тед умеет вписаться в любую компанию. Он не забыл позвонить своей семье в Такому, пожелать им веселого Рождества.
Родители Лиз предложили оставить Молли у них на каникулы на целую неделю, и девочка была в восторге. Тед вернулся в Сиэтл с подругами Энджи, а Лиз на следующий день улетела на самолете, и он встретил ее в аэропорту.
У них была целая неделя наедине, и они решили провести ее дома у Лиз. Тед рассказал ей про избирательную кампанию Рокфеллера 1968 года, в которой принимал участие. В один из дней он прибежал за Лиз на работу, чтобы проводить ее до дома, – в кампусе начались беспорядки из-за протестов против Вьетнамской войны. Полиция возвела на улицах баррикады, и спокойный Ю‐Дистрикт было не узнать.
Тогда же, в отсутствие Молли, Тед сделал Лиз важное признание. Он не сразу решился на него, и Лиз уже думала, что новость будет оглушительной и страшной. Дрожа от нервозности, Тед сказал, что он незаконнорожденный. Он появился на свет в специальном роддоме для матерей-одиночек, а когда был совсем маленьким, мать переехала с ним в Такому. Там она вышла за Джона Банди, и у них родилось еще четверо детей. Джонни Банди усыновил Теда, но Тед не знал, что он его отчим, пока ему не исполнилось четырнад– цать.
Тайну Теду открыл двоюродный брат. Он обозвал его «ублюдком», но Тед не поверил. Тогда кузен отвел его наверх, на чердак, и показал свидетельство о рождении. Тед был страшно расстроен и одновременно зол на мать за то, что она не сказала ему сама, подвергнув такому унижению.
Он хотел узнать мнение Лиз: стоит ли ему потребовать от матери объяснений?
– Нет, – ответила Лиз. – Ничего не поделаешь, она совершила ошибку. Но ее можно понять, она ведь была так молода. Я тоже побывала в такой ситуации: когда надо самой решать, что делать дальше. Поверь, это очень нелегко. Наверняка она сама сильно страдала и страдает. Вряд ли она захочет об этом говорить.
– Но я бы хотел, – возразил Тед.
– Что было, того не вернешь, – сказала Лиз. – Больше это не имеет значения.
В тот день Тед признался Лиз в любви. Она ответила таким же признанием.
Их разговор был предельно откровенным. Тед был недоволен своим происхождением из среднего класса. У него были амбиции, он стремился наверх. Его впечатлило то, что отец Лиз – преуспевающий врач. Чтобы утешить возлюбленного, Лиз сказала, что его семья показалась ей очень симпатичной.
Миновал Новый год, и по настоянию Теда Лиз решила подыскать новую квартиру, побольше и в более приятном месте. Вдвоем они нашли чудесный дуплекс в северной части Сиэтла близ озера Грин. Там была отдельная спальня для Молли, встроенные платяные шкафы и просторная кухня. Весной, когда стало тепло, они устраивали на заднем дворе пикники и ужины со свечами. Тед не отказался от своей комнаты в пансионе, но ночевал в основном у Лиз. Он отвозил Молли в детский сад, а возлюбленную на работу. Машина была в его распоряжении весь день.
Лиз была счастлива, что они вместе, но ей хотелось большей определенности. Она росла в мормонской среде, и брак стоял для нее на первом месте. Когда они ходили куда-нибудь втроем, с Молли, люди вокруг думали, что Тед ее отец. Они с Тедом частенько мечтали, как разбогатеют, будут жить в огромном доме и разъезжать на лимузине. То, что они будут женаты, подразумевалось само собой. Однако Тед не делал предложения и не заговаривал о помолвке.
Лиз не могла спросить совета у родителей, потому что тогда пришлось бы рассказать им о характере их отношений. Признаться матери, что она живет с мужчиной вне брака? Ни за что на свете! Она не знала, как называть Теда в разговорах с подругами: своим парнем? Любовником? Ах, если бы мужем!
В конце концов она сама заговорила о браке, и Тед сразу же ответил, что они непременно поженятся. Лиз сделала следующий шаг и пригласила его в муниципалитет, получить разрешение. За него надо было заплатить пять долларов, у Теда их не оказалось, и деньги одолжила Энджи, которую Лиз привела в качестве свидетель– ницы.
Теперь у Лиз было чем порадовать родителей. Те одобрили ее брак, а вот Тед семье сообщать не спешил. В марте они поехали проведать мистера и миссис Банди в Такому, но и сидя за столом, Тед о свадьбе не упомянул. После ужина он куда-то скрылся со своей матерью, а когда они вернулись, миссис Банди крепко обняла Лиз и пожелала им с Тедом счастья.
В машине по дороге домой Лиз тронула Теда за руку.
– Мне показалось, твоя мама не очень-то обрадовалась новости. Конечно, она поздравила нас, но только из вежливости. Я ведь не ошибаюсь?
– Ничего подобного, мама только за, – помотал головой Тед. – Просто она считает, что нам лучше подождать.
– Подождать чего? – фыркнула Лиз.
– Пока я закончу университет.
– Какая глупость! – воскликнула Лиз. – Наоборот, если мы сейчас поженимся, я смогу тебя поддержать, и тебе легче будет учиться. Мы будем вместе идти к общей цели.
То, что они будут женаты, подразумевалось само собой. Однако Тед не делал предложения и не заговаривал о помолвке.
Тед сменил тему.
В конце марта, проходя с Тедом по торговому центру, Лиз потянула его в ювелирный магазин.
– Давай посмотрим обручальные кольца!
– А что на них смотреть? – нахмурился Тед. – Сейчас мы не можем себе позволить ничего толкового. Разве что самые простенькие. Хотя, пожалуй, и они нам не по карману.
– Но помечтать-то не запрещается! – возразила Лиз.
С недовольным видом последовав за Лиз в магазин, Тед встал перед витриной с часами, а на обручальные кольца даже не взглянул. Лиз рассердилась и вышла, бросив в сторону Теда:
– Лучше пойдем купим виски. Немного скотча мне не помешает.
В апреле родители Лиз собирались приехать ее навестить, и Лиз рассчитывала, что до того они с Тедом поженятся. Тогда не пришлось бы вытаскивать его одежду из шкафа в ее доме – в противном случае родители узнали бы, что они живут вместе, и Лиз бы не поздоровилось.
– Ерунда какая-то! – сердился Тед. – Ты же взрослая женщина, Лиз, и уже была замужем. У тебя есть дочь, ты сама зарабатываешь на жизнь. С какой стати тебе так бояться родителей? Господи, повзрослей уже!
Во время одного из таких разговоров он вытащил из своего портфеля разрешение на брак и порвал его, сказав, что, пока Лиз ведет себя по-детски, ни о какой свадьбе не может быть и речи. Она не готова принимать самостоятельные решения. Это была их первая серьезная ссора. Лиз оттолкнула Теда и сказала ему убираться из ее жизни.
Она вернулась домой, забрав Молли из детского сада, и позвонила Энджи. Подруга постаралась ее успокоить.
– Может, Тед пока и не хочет жениться, но он любит тебя, это же очевидно, – сказала она.
Они проговорили добрый час, все это время Лиз прихлебывала скотч, и под конец ей стало полегче. А когда стемнело и она собралась ложиться, в замке повернулся ключ и вошел Тед.
Он сказал, что не хочет спать один. И что любит ее.
Лиз не хотела его терять, а это означало, что ей придется смириться и отложить свадьбу. Наступила осень. Лиз думала, что у Теда должны начаться занятия в юридической школе, но на ее вопрос он ответил, что там начинают в зимнем семестре. Вот только его переводная ведомость из университета Темпл никак не придет, возможно, он приступит к учебе только весной. Лиз настаивала на том, чтобы он активнее требовал ведомость, звонил в Темпл, но Тед начинал раздражаться, и они ссорились.
В весеннюю четверть Тед учиться так и не начал. По-прежнему проблемы с ведомостью, объяснял он Лиз.