Александра Маринина

Шпаргалка для ленивых любителей истории. 3. Короли и королевы Франции, 1498–1848

© Алексеева М.А., 2024

© ООО «Издательство «Эксмо», 2024



* * *

«Важные исторические события часто начинаются в кругу семьи», – говорит один из героев фильма «Король Англии» (2019 г., режиссер Дэвид Мишо). Важным историческим событиям (впрочем, как и не особо важным) посвящены толстые монографии, о них пишут серьезные учебники. О том же, что происходит в кругу семьи, рассказывают, как правило, только художественные произведения, литературные и кинематографические. Авторы этих произведений обычно исходят из того, что читатель или зритель примерно представляет себе, в чем суть конфликта, каковы родственные связи персонажей и их взаимоотношения, и весьма нечасто утруждаются подробными разъяснениями. Наверное, для соотечественников писателей и сценаристов никакие разъяснения и не нужны, историю своей страны они и без подсказок прекрасно знают. А вот тем, кто вырос и живет в другой стране, не все бывает понятно, и из-за этих непоняток зачастую утрачивается интерес к сюжету и интриге. Я сама когда-то попала в эту ловушку, поэтому начала делать для себя короткие записи, чтобы не запутаться в сложных родственных связях героев, потом из этих записей родилась «Шпаргалка для ленивых любителей истории» о королях и королевах Англии.

Теперь вашему вниманию представляется такая же «Шпаргалка» о королях и королевах Франции. Конечно же, не обо всех «от начала веков», а только о тех, кто сидел на троне после Людовика Пятого Ленивого. Первым королем в этой книге является Гуго Капет – родоначальник династии Капетингов[1]. Почему? Да все просто: сегодня трудно найти исторический роман, в котором описываются более ранние времена. Соответственно, любителям книг и кинопродукции, скорее всего, не понадобится информация о Меровингах, Каролингах или Робертинах.

Думаю, не лишним будет повторить то, что я писала в предисловии к английской «Шпаргалке»: этот текст – не учебник истории, ни в коем случае! Это не серьезный научный труд, не глубокое и всестороннее исследование, это именно подручный материал, шпаргалка, в которую можно заглядывать, когда читаешь роман или смотришь фильм, чтобы быстренько сориентироваться: кто есть кто и кто кому кем приходится; почему герцог А ненавидит герцога Б и за что герцогиня В мстит графине Г. Да, в книге приводятся цитаты из трудов профессиональных историков и знаменитых писателей, но я умышленно не делала сносок с указанием года издания и номеров страниц, чтобы текст даже не выглядел «наукообразным». В конце концов, если кому-то из вас станет интересно или нужно – вы легко сами все найдете.

О первых Капетингах информации нашлось не очень много, поэтому не подумайте, что относительно короткие начальные главы – результат моей лени. В те времена еще не вошло в привычку иметь придворных хронистов, которые подробнейшим образом фиксировали все события и в королевстве, и в жизни правителя. Да и хранились письменные документы кое-как, поэтому до сегодняшнего дня дошли буквально единицы.

И еще несколько слов о написании имен собственных. Если в русской транслитерации встречаются разные варианты, то я чаще всего привожу их при первом упоминании, а далее пользуюсь только одним из них. Пусть вас это не смущает. Например, рассказывая об убийстве герцога Бургундского, я пишу, что это произошло на мосту в Монтеро (Монтро, Монтрё), а дальше использую только название «Монтеро».

Вы не найдете в книге глубокого и всестороннего рассмотрения вопросов внутренней и внешней политики: для этого существуют серьезные научные труды. Я всего лишь попытаюсь дать вам представление о правителях Франции и их семьях. В конце концов, за каждой исторической эпохой стоят личности тех, кто принимал решения. Вопрос о роли личности в истории далеко не нов, но чтобы ответить на него, нужно хотя бы приблизительно представлять себе эти личности. Что это были за люди? С каким характером? С какими надеждами и мечтами? Разумеется, я ни в коей мере не претендую на то, чтобы давать развернутую психологическую характеристику королей, которых описываю в этой книге. У меня для этого недостаточно знаний и специальной подготовки. Но если кто-то из описываемых персонажей вызовет ваш интерес или привлечет внимание, вы отлично справитесь без моих подсказок и сами найдете все необходимые сведения, чтобы сделать собственные выводы.

Романов, где фигурируют короли и королевы Франции и члены их семей, великое множество. Надеюсь, что эта «Шпаргалка» окажется полезной для тех, кто любит читать такие романы и смотреть исторические фильмы и сериалы. И снова повторю для невнимательных: этот текст – не учебник, не истина в последней инстанции, в нем наверняка можно найти ошибки и неточности. Но если вы, перепроверяя написанное, обнаружите мои «косяки», я буду только рада, ведь это означает, что вам стало интересно и вы захотели узнать чуть больше. Ну заодно и порадуетесь, что оказались умнее автора, а любые положительные эмоции всегда идут на пользу!

Валуа

«Трижды женат, а корону передать некому», или Людовик Двенадцатый, Отец народа

Единственный сын Карла Орлеанского Людовик стал поздним ребенком: когда мальчик родился (1462 год), его отцу было 67 лет. Король Людовик Одиннадцатый на появление нового родственника отреагировал со свойственным ему цинизмом: стать отцом в 67 лет, имея жену, которая почти на 32 года моложе? Курам на смех! Еще большой вопрос, чей это ребеночек на самом деле. Официально король, разумеется, ничего не заявлял, но в узких кругах озвучивал свое мнение открыто и не стесняясь.

Теорию о внебрачном происхождении Людовика Орлеанского охотно развивает Робер Амбелен. По его словам, юная Мария Клевская вовсю строила глазки симпатичным придворным, а ее престарелый муж делал вид, что ничего не замечает. Разговорчики о незаконнорожденности начались еще в 1457 году, когда у супругов родилась дочь, и отцом ребенка все без колебаний называли некоего оруженосца по имени Рабаданж. Якобы Мария даже не пыталась скрыть связь с ним, более того, демонстративно выставляла ее напоказ. А уж когда спустя пять лет родился сын Людовик, никто не сомневался в отцовстве оруженосца. Карл же продолжал невозмутимо вести себя так, словно ничего не происходит, и немедленно признал новорожденного мальчика своим наследником. Амбелен пишет, что вскоре после смерти Карла Орлеанского в 1465 году красавица герцогиня поспешила выйти замуж за своего низкородного любовника. Трудно сказать, можно ли верить Амбелену. В надежных источниках я подтверждений этой теории не нашла, зато в Википедии указано, что Мария Клевская в 1480 году тайно вышла замуж за своего камер-юнкера из Артуа. Между 1465 и 1480 годами – 15 лет. Вряд ли о таком сроке можно говорить «вскоре» и «поспешила». Но, как мы знаем, Википедия далеко не всегда надежна, а Амбелен не всегда опирается на фактологию.

Мог ли Людовик в детстве засматриваться на французскую корону? Ну разве что в самых туманных мечтах. Правящему монарху всего сорок с небольшим, и у него имеется младший брат, совсем молодой и полный сил. Сыновья могут родиться и у одного, и у второго, так что до орлеанской ветви дело вряд ли дойдет. И в самом деле, в 1470 году у короля рождается сыночек. Между Людовиком Орлеанским и троном стоят и сам король Людовик Одиннадцатый, и его сын, и его брат. Претендентов многовато, а шансов, напротив, маловато. Но ведь в Англии когда-то дождался своей очереди четвертый, самый младший, сын короля Иоанн Безземельный, а во Франции – третьи сыновья Филиппа Четвертого Красивого и Карла Шестого Безумного…

Ну, коль так, можно пока помечтать о прекрасной Италии. Бабуля Людовика, миланская принцесса Валентина Висконти, имела права на герцогство Миланское, вот эти-то права и нужно будет реализовать.

В 1472 году погибает младший брат короля, тот самый последыш Карл, и Людовик Орлеанский становится на одну ступеньку ближе к трону. В 1476 году подростка практически насильно женят на принцессе Жанне. Людовик уворачивается как может, но король строго приказывает посещать спальню хромоногой супруги и выполнять свой долг. Отметим этот момент, он нам впоследствии пригодится.


Отступление о «детских обидках»
Позволю себе в этом месте обратиться к читателям, склонным к литературному творчеству. Не хотите попробовать написать монолог Людовика Одиннадцатого, рассуждающего на тему будущего мужа для своей младшей дочери Жанны? Ведь он сам был против воли буквально засунут в брак с шотландской принцессой Маргаритой и с этим так и не примирился. Он ненавидел и свою жену, и отца, навязавшего ему эту жену. Помнил ли Людовик в зрелые годы те чувства, которые обуревали его в юности? Помнил ли свои мысли? Если помнил, то в смягченном виде или, напротив, в гипертрофированном? Простил ли своего отца Карла Седьмого, когда сам встал перед необходимостью организовать из политических соображений брак, который не принесет супругам ничего, кроме горя и разочарований? И еще одна коллизия: Людовик не просто ненавидел своего отца, он его презирал и считал плохим правителем, неумным и неумелым. И вот теперь он собирается поступить точно так же. Что это означает? Что Карл, возможно, был не таким уж неумелым политиком? Или что сам Людовик уподобляется отцу и, стало быть, не так уж он умен и ловок? О, это классика жанра! Люди клянутся себе, что никогда не будут поступать как их родители (или злейшие враги, или предыдущие правители и так далее), потом делают ровно то же самое и говорят: «Это другое».
Небезынтересно также представить себе мысли короля по поводу принца Орлеанского, пока еще совсем крохи. Людовик сознательно обрекает своего маленького троюродного братика на те же страдания, через которые прошел он сам. Какой здесь оттенок, как вы думаете? «Я сам пережил такое – и ничего, выжил. И ты выживешь». Или: «Я знаю, как это тяжело, пусть тебе тоже будет не сахарно». Или: «Я терпеть не мог свою жену Маргариту, но с ней все было в порядке и я хотя бы мог спать с ней, а вот ты, наследник Орлеанского дома, получишь в свою постель такое, что небо с овчинку покажется. Я вас всех на корню изведу!» Или еще какой-нибудь вариант. Поле для фантазии огромное. Может, кто-нибудь попробует? Получится прекрасный концертный номер для возрастного актера.


Когда в 1483 году умирает Людовик Одиннадцатый, между принцем Орлеанским и престолом остается только одна ступенька: юный король Карл Восьмой. Регентом назначена старшая сестра короля Анна де Божё, и с ней вполне можно повоевать за власть. Для решения этой задачи очень пригодится герцог Бретонский Франциск Второй и его малолетняя дочка Анна. Хорошо бы на ней жениться! Правда, предварительно придется развестись с Жанной, но это в принципе решаемо. Герцог Бретонский против альянса не возражал, и стороны договорились. Найдя поддержку среди тех, кого обидел покойный король, Людовик Орлеанский ввязался в военное противостояние, получившее название безумной войны, под тем предлогом, что нужно освободить молодого короля от влияния дурных советников. В этой войнушке Орлеанец проиграл и оказался в тюрьме, где его продержали три года без суда и следствия. На свободу он вышел только благодаря заступничеству своей нелюбимой жены Жанны. Жанна, по уши влюбленная в своего красавца-мужа, долго уговаривала регента Анну де Божё, старшую сестру, смягчиться, но Анна проявила стойкость, граничащую с жестокосердием. Тогда Жанна обратилась напрямую к братишке, королю Карлу, и тот не смог отказать. Он даже взял на себя смелость освободить Людовика, не спрашивая согласия сестры Анны. Произошло это в июне 1491 года, и, вероятно, как раз в этот момент Анна де Божё и поняла, что ребеночек вырос и больше не нуждается в наставниках и руководителях. Ей остается дожать бретонский вопрос, женить брата на Анне Бретонской – и можно отходить в сторону.

Вышедший на свободу Людовик оказался в непростом положении. Пока он сидел под стражей, герцог Бретонский умер, а его наследница устроила себе брак с Максимилианом Габсбургом. Да, брак заочный и заключен в нарушение договора, то есть без королевского разрешения, так что его легко можно опротестовать и расторгнуть. Но… На руку Анны претендует король Карл Восьмой. Тот самый Карл, который только что освободил Орлеанца, и не просто освободил, а вернул ему все отобранные права и свое монаршее расположение. И как это будет выглядеть, если в ответ на такое великодушие Людовик попытается, во-первых, отбить у короля невесту, а во-вторых, бросить его родную сестру? Бросить Жанну, которая вымолила для него прощение. Жанну, которая, не боясь заразиться, самоотверженно ухаживала за мужем, когда тот заболел оспой… Нехорошо выйдет.

И Людовик отступился от задуманного. Как ни странно, Карл Восьмой относился к нему очень хорошо, любил принца и доверял ему, и именно Людовик в качестве советника короля вел переговоры с Анной Бретонской насчет брака.

Король женился на Анне, и в октябре 1492 года, меньше чем через год после свадьбы, у пары родился первенец, мальчик, Шарль-Орлан. Пришлось принцу Орлеанскому опуститься на одну ступень ниже: между ним и короной уже не один человек, а двое. Людовик участвовал вместе с Карлом в итальянской кампании, пытаясь реализовать свою давнюю мечту о Миланском герцогстве, там не все было гладко, но в целом Орлеанец вел себя по отношению к королю вполне лояльно.

И вдруг в 1495 году малыш Шарль-Орлан умирает. Королева Анна исправно рожает каждый год (зря она тащила с собой вторую кровать, ясно же, что не пригодилась), но ни одному королевскому потомку выжить не удалось. И Людовик начинает понимать, что все не так безнадежно: король не блещет здоровьем, у его супруги явные проблемы с выживаемостью потомства. А ведь в брачном договоре Карла и Анны четко прописано: если супруг умрет, не оставив наследника, его вдова обязана выйти замуж за преемника. Так что есть шанс, есть! Можно и королем стать, и на Анне жениться. (Некоторые авторы совершенно уверены, что Людовик Орлеанский был влюблен в Анну Бретонскую и хотел жениться на ней не только из политических соображений, но и из глубокой личной симпатии.)

И шанс реализовался! Карл Восьмой стукнулся о косяк и умер, выживших сыновей нет, следующий король – Людовик Орлеанский, принц крови, ближайший родственник по мужской линии.

Правление свое Людовик Двенадцатый начал мудро: отнесся к недавним противникам и соперникам с добротой и великодушием, чем привлек их на свою сторону. Вот, например, Анна и Пьер де Божё: уж сколько кровушки Людовик в свое время из них высосал своей борьбой за регентство! Казалось бы, нет у нового короля более яростных ненавистников. Ан нет, и их приручил. Дело в том, что Пьер уже стал герцогом Бурбонским, но, к сожалению, единственный сын супругов де Божё умер в том же году, что и Карл Восьмой, осталась лишь дочь, и возникла серьезная опасность, что права на Бурбоннэ станут оспаривать более дальние родственники мужского пола. Король пожаловал супругам де Божё грамоту, в которой закреплял наследственные права их дочери Сюзанны, и в благодарность за это Анна и Пьер примкнули к тем, кого можно было считать надежной опорой трона. Сюзанну и ее наследство постараемся не забыть, пригодится очень скоро.

И вообще Людовик не стал, в отличие от своих предшественников, сводить счеты. Он полагал, что раз он теперь король Франции, то не должен помнить обиды, нанесенные когда-то герцогу Орлеанскому.

Едва заняв престол, Людовик Двенадцатый озаботился разводом с Жанной и новым браком. Действовал он через Чезаре Борджиа, внебрачного сына папы Александра Шестого. Молодой Чезаре вроде бы шел по стопам отца, делал духовную карьеру и уже пребывал в сане кардинала, но как раз в то время решил, что ему все это надоело и он хочет жить как обычный человек. В августе 1498 года папа римский и коллегия кардиналов впервые в истории католической церкви приняли решение, согласно которому Чезаре Борджиа официально разрешили вернуться к жизни мирянина. Людовик Двенадцатый подсуетился и выступил с предложением: мы тебе подберем очень достойную жену из знатных дворян и отпишем приличных размеров земли, а ты попроси папу (в обоих смыслах этого слова) не препятствовать моему разводу с Жанной и принять все мои доводы без критики.

Сказано – сделано. Папа аннулировал брак Людовика и Жанны, признав его недействительным. Людовик на суде заявил, что за 22 года супружества консумации так и не произошло. Жанна настаивала на том, что брак был полностью осуществлен. Поскольку ход процесса был предрешен, понятно, к чьим показаниям прислушались, а к чьим – нет.

И вот здесь мы возвращаемся к тому моменту, на который я просила вас обратить внимание чуть выше. Людовик Одиннадцатый, видя, что зять не рвется в объятия хромоногой супруги, настоятельно требовал исполнения всего, что нужно. Хитрый и подозрительный, мог ли король и здесь пустить дело на самотек, положившись на честное слово принца Орлеанского? Уверена, что нет. За дверьми королевских спален всегда находятся слуги, и днем, и ночью, таковы правила. А состояние постельного белья с королевских кроватей обсуждается горничными, фрейлинами, прачками, служанками, да всем двором, если на то пошло. И не из любви к пустым сплетням, а в связи с пониманием важности вопроса: речь идет о производстве наследников королевской крови, это вам не кот начхал. Если бы принц Орлеанский нагло манкировал и не исполнял приказание короля, Людовик Одиннадцатый сразу же узнал бы об этом, после чего принцу мало не показалось бы. Жанна, давая показания на суде, точно знала, что есть свидетели, которые подтвердят ее слова. Но ее это, увы, не спасло. Разве свидетели имеют хоть какое-то значение, если суд куплен на корню? И вообще, слово короля имеет вес куда больший, нежели слова любого другого человека. И еще вопрос: зачем нужно было в буквальном смысле трясти перед папским судом интимными подробностями и прочим грязным бельем, если можно было просто сослаться на недопустимую степень родства? Чисто, красиво, без всяких сомнительных моментов, унижающих достоинство обоих супругов. Однако Людовик Орлеанский почему-то поставил во главу угла деликатный вопрос интимного свойства. По чьей вине брак не консумирован? По вине Жанны, которая слишком уж уродлива? Это оскорбительно для женщины. По вине ее импотента-мужа, который за 22 года ни разу «не смог»? Это ужасно для Людовика. Тогда зачем все это?

Наверное, на том судебном заседании велся протокол, и его можно найти в библиотеке Ватикана. Во всяком случае, без документального подтверждения мы сегодня никак не сможем судить о том, почему расторжение брака Людовика Двенадцатого и Жанны Французской было обставлено таким отвратительным образом, когда все можно было сделать элегантно и достойно.

Людовик получил вожделенный развод, обеспечил Жанну материально, чтобы ни в чем не нуждалась, и через несколько месяцев женился на Анне Бретонской. А в благодарность за содействие посвятил Чезаре Борджиа в рыцари ордена святого Михаила и даже усыновил его, сделал членом королевской семьи с правом иметь на своем гербе три королевские лилии. Ну и насчет земель и выгодной женитьбы король не обманул, все сделал, как обещал: Борджиа получил графство Валентинуа, которое ради нового владельца сделали герцогством, и сестру короля Наварры в жены.

Развод короля Франции все-таки выглядел скандальным, и Людовик не рискнул короновать свою новую жену сразу после свадьбы, выждал еще пять лет, пока страсти не утихнут. К моменту коронации Анны в 1504 году у супругов трижды рождались дети, но выжила только дочь по имени Клотильда (Клод), а двое сыновей умерли: один при рождении, другой во младенчестве (или, согласно другим источникам, один родился мертвым, а другой прожил всего несколько часов).

Да, первый же ребенок пары, девочка Клод, родившаяся в 1499 году, выжила, но дальше все шло неудачно: либо мертворождение, либо младенческая смерть, либо выкидыши. И Людовик понял, что все не так радужно, как он себе представлял. В первом браке у Анны Бретонской было семь беременностей и только один жизнеспособный ребенок (скончавшийся от кори Шарль-Орлан), так какие основания надеяться на то, что во втором браке будет принципиально иначе? Анна стала старше, да и сам король не молодеет, и здоровье его лучше не становится, совсем даже наоборот: он болеет все чаще. Нужно начинать думать о том, кому достанется французская корона, если у Людовика Двенадцатого так и не будет сына.

Говорят, брак Людовика и Анны был крепким, супруги жили в любви и согласии. Единственным поводом для ссор и споров за все годы супружества стал вопрос о выборе мужа для Клод. Вопрос необычайной важности, ведь муж Клотильды станет герцогом Бретани, а если у Людовика так и не появится сын, то зять может начать претендовать на французский трон. Салическое право, будь оно трижды неладно, не позволяет самой Клотильде стать правящей королевой. И вот по этому пункту позиции мужа и жены кардинально разошлись. Анна стремилась максимально обезопасить свою родную любимую Бретань от притязаний короны и выбрала в зятья… Знаете кого? Внука своего несостоявшегося мужа императора Максимилиана Габсбурга. Напоминаю: от брака с Марией Бургундской у Максимилиана осталось двое детей. Дочку Маргариту сосватали Карлу Восьмому, потом нахально развернули и отправили домой вместе с приданым. Вспомнили? А сынок Филипп Бургундский вырос и женился на испанской принцессе Хуане Кастильской, вошедшей в историю под именем Хуаны Безумной. Если вы немножко помните историю Англии, то Хуана – родная сестра Екатерины Арагонской, первой жены Генриха Восьмого Английского, той самой, которая не давала мужу развода и умерла, продолжая считать себя королевой и законной супругой несмотря на то, что король уже женился на Анне Болейн. Так вот, в 1500 году у Филиппа и Хуаны родился мальчик Карл, который, вполне вероятно, будет наследовать и своему знаменитому дедушке-императору, и своему отцу, имевшему в тот момент вполне реальные виды на испанскую корону. В общем, партия неплохая, надо признать. Хотя «вполне вероятно» не означает «наверняка». Анна Бретонская по старой привычке видела спасение Бретани в Габсбургах. Она очень любила родное герцогство, постоянно отстаивала его независимость и не хотела, чтобы Клотильда принесла свое наследство французской короне, ведь в брачном договоре Анны и Людовика было четко прописано: Бретань принадлежит Анне и только Анне, а также ее потомкам любого пола.

Людовик же имел иное мнение. Отдать Бретань иностранцу? Никогда! Самый близкий родственник по мужской линии – двоюродный племянник Франциск Ангулемский. Кто таков? Давайте считать: у Людовика Первого Орлеанского (убитого в 1407 году) и его жены Валентины Висконти было двое сыновей. Старший – Карл Орлеанский, отец нашего Людовика Двенадцатого, и младший – Жан. Сын Жана Карл Ангулемский приходился королю Людовику двоюродным братом, а внук, сын этого Карла, по имени Франциск, соответственно, двоюродным племянником. Конечно, это еще совсем ребенок (Франциск родился в 1494 году), но в любом случае он может стать королем Франции как самый близкий кровный родственник по мужской линии, других-то нет, отец Франциска, герцог Карл Ангулемский, уже умер. Людовик Двенадцатый считал, что Франциск является куда более подходящей партией для его дочери: если все сложится неблагоприятно и у него самого сыновей так и не будет, то девочка станет королевой.

И у той, и у другой точки зрения нашлись сторонники. Позицию королевы Анны поддерживал кардинал Амбуаз, человек, к мнению которого прислушивался Людовик и которому очень доверял. Позицию короля отстаивал маршал Франции Пьер де Роан (Роган), которому Людовик доверял ничуть не меньше.

Амбуаз победил. Людовик не смог противостоять умному и энергичному кардиналу, который являлся движущей силой многочисленных реформ и преобразований, затеянных королем. Десятого августа 1501 года был подписан договор о будущем браке между почти двухлетней принцессой Клод и полуторагодовалым Карлом Габсбургом. Ах, если бы Людовик точно знал, что этот ребенок и в самом деле станет и королем Испании, и императором Священной Римской империи! Как вы думаете, он еще сильнее сопротивлялся бы или, наоборот, поддержал бы идею дорогой супруги? Согласно брачному договору, Карл объявлялся наследником Бретани после смерти Анны Бретонской. Спустя три года, после длительных переговоров с императором Максимилианом, дедушкой жениха, подписали еще один договор, по которому Клод получала огромное приданое: не только Бретань, но и герцогство Миланское, и Бургундию, графства Блуа и Асти, и даже территорию Генуэзской республики, оккупированную Францией.

Однако прошло всего около года – и помолвка принцессы Клод с Карлом Габсбургом оказалась разорвана. Людовик болел все чаще и сильнее, а выживших сыновей все не было, хотя беременела Анна по-прежнему регулярно. Становилось совершенно очевидно, что французский престол перейдет к Франциску Ангулемскому, и король не мог допустить, чтобы его наследнику и преемнику досталась страна, от которой отрежут огромные территории, предназначенные в приданое Клотильде. Было составлено новое брачное соглашение, теперь уже с юным Франциском. Получилось, что во втором раунде боя за руку малолетней принцессы победила партия маршала Роана. Анна Бретонская не простила Роану своего поражения и добилась через парламент, чтобы маршала предали суду (якобы за измену). Так Пьер де Роан-Жье удалился в почетную ссылку, местом которой стало одно из его поместий.

В течение последующих нескольких лет у Анны Бретонской не случилось ни одной доношенной беременности, только выкидыши, пока в 1510 году не родилась дочь Рене. В 1512 году – снова не выживший мальчик. А в 1514 году королева Анна скончалась.


Ловкая притворщица или влюбчивая глупышка?
Среди авторов, писавших о Людовике Двенадцатом, широко распространено мнение, что Анна Бретонская искренне любила обоих своих мужей. Как же так получилось? Ни одного из них она не выбирала сама, первого, Карла Восьмого, ей всучили силой оружия, второго – силой давным-давно заключенного договора. И надо же случиться такому совпадению: оба пришлись ей по сердцу! Вы верите? Я – нет.
Эта женщина, несомненно, была очень умна. Не зря же в народе ее именовали хитрой бретонкой. Мне кажется, Анна обладала полезной житейской мудростью, которая диктовала: если не можешь изменить обстоятельства – измени отношение к ним. И измени таким образом, чтобы сделать свою жизнь приемлемой. Что это означало? Что нужно постараться обойтись без конфронтации с нелюбимыми мужчинами, коль уж нет возможности самой выбрать себе спутника жизни. Следует примириться с существующим положением вещей и извлечь из него максимальные удобства. Притвориться покорной и любящей, изображать нежные чувства, а взамен получить доброе отношение и уважение со стороны и супруга, и всего двора, и народа Франции. Промолчать, когда что-то не нравится. Стерпеть, если неудобно. Не лезть в вопросы руководства, если не спрашивают. Кивать и одобрять, даже если не вполне согласна. Зато сколько бонусов! Тем более беременности наступают с завидной регулярностью, и обвинить королеву в бесплодии никто не посмеет. А то, что младенцы не выживают, – совсем другой вопрос.
Об Анне Бретонской говорили, что она всегда была больше герцогиней Бретани, нежели королевой Франции. Если она только притворялась любящей и преданной супругой, то, возможно, делала это с одной-единственной целью: завоевать доверие короля, влезть к нему в голову и попытаться влиять на политические решения, чтобы не дать ущемить суверенитет родного края. Анна – дочь своего времени, для нее, как и для всех дворян ее ранга, политические соображения и интересы всегда стояли намного выше интересов личных. Да, она притворялась и лукавила, но не для обеспечения собственного психологического комфорта, а для укрепления своей власти над мужем в целях защиты любимой Бретани. Может такое быть?
Или все-таки Анна Бретонская была влюбчивой глупышкой, готовой отдать свое сердце каждому, кто придет в ее спальню, не обращая внимания на физический недостаток и отсутствие сексапильности?
Как вы думаете?


Людовик очень горевал по своей супруге, но надежд на появление сына-наследника все же не терял и женился в третий раз. Ему было 52 года, невесте, Марии Тюдор, младшей сестренке английского короля Генриха Восьмого, – 18 лет. Да, на мужскую силу Людовик Двенадцатый никогда не жаловался, женщин любил, но годы и болезни брали свое. Принято считать, что король умер от излишнего усердия в постели. (И как тут не вспомнить короля Филиппа Шестого, который польстился на юность и красоту Бланки Наваррской и умер спустя несколько месяцев после женитьбы!) Трудно сказать, так ли это на самом деле, все же Людовик был не вполне здоров. Некоторые авторы, например В. Дюрюи, высказывают более деликатную точку зрения: юная Мария Тюдор была полна жизненной энергии и требовала празднеств, увеселений, турниров и прочих развлечений. Так стареющий король в угоду молодой супруге вынужден был радикально изменить образ жизни. Если раньше, например, он ложился спать в шесть вечера, то теперь – за полночь; если раньше он завтракал в восемь утра, то теперь – в полдень. И подобный режим его доконал. Что ж, возможно, так и было.

Третий брак Людовика не продлился и трех месяцев: сыграл свадьбу 9 октября 1514 года, а скончался 1 января 1515 года. Его молодая супруга беременной не была.

Орлеанская ветвь, таким образом, быстро прервалась. Пришел черед ангулемской ветви: корона Франции досталась Франциску, двоюродному племяннику и одновременно зятю покойного короля. Уже зятю? Да, Клод Французская и Франциск Ангулемский поженились 18 мая 1514 года, через четыре месяца после смерти королевы Анны.

Хорошим ли правителем был Людовик Двенадцатый? Специалисты-историки полагают, что одним из лучших во Франции. Он приложил огромные усилия к усовершенствованию управленческой и правовой систем, к развитию экономики, к полному пресечению практики покупки должностей. В общем, сделал очень много полезного для своей страны. Хозяйства крепли, население богатело и не могло нарадоваться на своего короля, который настолько рачительно относился к бюджетным деньгам, что пышные похороны Карла Восьмого и собственную свадьбу с Анной Бретонской оплатил не из казны, а из своего кармана. На протяжении всех лет правления Людовик Двенадцатый оплачивал личные нужды и нужды королевской семьи только из доходов с принадлежащих ему земель. «Пусть лучше люди смеются над моей жадностью, чем плачут от моих расходов», – говорил король, отменяя выплаты содержания, которые ранее щедро назначались родственникам, фаворитам и всяким заслуженным чиновникам. И никаких разорительных праздников! При Людовике прямые налоги сократились на одну треть, а доходы государства тратились на содержание армии, строительство общественных объектов, поддержание производства и сельского хозяйства. Ну можно ли было не любить такого монарха? Народ Франции искренне оплакивал его кончину и дал ему прозвание «Отец народа».


Людовик Двенадцатый Отец народа (27 июня 1462 г. – 1 января 1515 г.)
Король Франции с 7 апреля 1498 г. по 1 января 1515 г.
Преемник – Франциск, двоюродный племянник и зять (муж дочери).


«Я у мамы лучше всех!», или Франциск Первый

Кто из нас не слышал совет посмотреть на будущую тещу, прежде чем жениться на ее дочери? С неменьшим основанием можно посоветовать взглянуть попристальнее на мать будущего короля, чтобы примерно понимать, каким он станет правителем. Именно поэтому я позволю себе ненадолго остановиться на личности Луизы Савойской, матери Франциска Ангулемского. Почему матери, а не отца? Да потому, что отец его, Карл Ангулемский, скончался, когда Франциску было чуть больше годика, и уже не мог оказывать влияния на воспитание наследника. А вот мать смогла, да еще как!

Начнем с того, что прадедом Луизы по материнской линии был небезызвестный Жан Бесстрашный. Воспитывалась маленькая Луиза при дворе Анны де Божё и очень сдружилась с Маргаритой Австрийской, юной невестой дофина Карла, будущего Карла Восьмого. Впоследствии, как вы уже знаете, Маргариту отвергли и отправили домой, но детская дружба с Луизой Савойской оказалась крепкой и выдержала испытание временем. Постарайтесь не забыть сей факт, он потом пригодится.

В 11 лет девочка стала супругой Карла Ангулемского, в 15 лет родила первого ребенка, дочь Маргариту, а в 18 лет подарила супругу мальчика Франциска. Между прочим, сына Луиза родила на следующий день после своего восемнадцатилетия. А ведь мог бы двойной праздник получиться, и молодая мать сделала бы себе самый лучший подарок ко дню рождения.

В 19 лет молодая женщина овдовела. Дочери еще четырех лет не исполнилось, сыну – чуть больше годика. И Луиза взялась за воспитание детей. Она была дамой весьма образованной и начитанной, прекрасно играла в шахматы, любила итальянское искусство, интересовалась наукой. Все свои пристрастия она решила передать детям, в особенности – обожаемому сыночку, в котором души не чаяла, баловала, захваливала и все ему позволяла. Жила Луиза со своими детьми вдали от двора, сначала в родовом имении Коньяк, затем в Амбуазе: почему-то у нее были сложные отношения с королевой Анной Бретонской. В Википедии написано, что причиной взаимной неприязни женщин была зависть, которую королева питала к Луизе Савойской, но в чем истоки этой зависти – не указано. Может быть, это всего лишь домысел автора текста, помещенного в Википедии, но, возможно, вы покопаетесь в разных источниках и найдете что-нибудь любопытное о конфликте двух дам. А. Моруа тоже отмечает нелады между Анной и Луизой, но весьма скупо: «Анна ненавидела Луизу». И никаких объяснений.

Жизнь в Амбуазе была для Франциска прекрасной и вольной: мама боготворит его и потакает любым желаниям и прихотям, никто не заставляет делать то, что не хочется, можно целыми днями охотиться или кататься верхом в компании друзей, двое из которых – самые близкие, самые классные. Запомните их имена: Анн де Монморанси и Гийом де Бонниве, двоюродные братья. Оба воспитывались вместе с Франциском, только были чуть постарше: Анн на 2 года, Гийом – на 6 лет. Помимо мальчишеских забав, в распорядке дня присутствовали также регулярные занятия науками и иностранными языками: Луиза хотела, чтобы сын свободно владел итальянским и испанским, разбирался в искусстве и вырос образованным человеком.

После подписания договора о браке Франциска с принцессой Клод мальчик вместе со старшей сестрой переселился в Париж, а Луиза вернулась в Коньяк. В Париже Франциск продолжал жить в свое удовольствие, предавался сумасбродствам и излишествам. Рослый, крупный, спортивный красавец, владеющий приемами тонкого обхождения, отказа у женщин он не знал, чем и пользовался в полный рост. Да и вообще с «отказами» у него было не очень: юный Франциск их сроду не встречал и не понимал, как это возможно – не получить того, что хочется. Обычно авторы-историки описывают будущего короля с любовью и восхищением, а вот у Людовика Двенадцатого, утратившего после смерти очередного сына в 1512 году последние надежды на появление наследника, мнение было более скептическим. «Этот толстый мальчуган испортит все», – удрученно предрекал тяжело больной стареющий король. Впрочем, данное высказывание короля кочует из одного исторического труда в другой с небольшими изменениями: «толстый мальчуган» (В. Дюрюи), «парень», «здоровенный детина» (А. Моруа). Парень – слово вполне нейтральное, а вот между толстым мальчуганом и здоровенным детиной дистанция огромного размера. Чьей вольности здесь больше, самих авторов или их переводчиков? Если вы владеете французским, то можете найти оригинальные тексты, прочитать и сделать свои выводы.

Поскольку брак с принцессой Клод был, как водится, договорным, Франциск не считал, что имеет перед женой какие-то моральные обязательства, и после свадьбы продолжал волочиться за юбками как ни в чем не бывало. Когда на горизонте появилась очередная супруга короля Людовика Двенадцатого, юная Мария Английская, ситуация приобрела мутноватый оттенок скандальности. Дело в том, что у Марии был сердечный дружок, герцог Саффолк, давний, еще с детства, любимый товарищ ее старшего брата короля Генриха Восьмого. Саффолк сопровождал Марию во Францию, а далее мы вступаем в область предположений, сплетен и непроверенных доказательств. Каждый автор, будь то хронист-современник или исследователь-историк, излагает ситуацию по-разному. В виде установленных фактов картина выглядит следующим образом: после скоропостижной смерти мужа-короля Мария, не испросив соизволения Генриха Восьмого, то есть грубо нарушив правила, вышла замуж за своего любовника Саффолка. Генрих какое-то время негодовал и сердился, отказал влюбленным от дома, заставив жить в глуши, потом смягчился, наложил на них огромный штраф и разрешил вернуться ко двору. Однако вокруг такого, казалось бы, простого скелета авторы навертели столько разнообразного «мяса», что разобраться непросто.

Одна версия гласит, что Мария, пребывая в законном браке с Людовиком Двенадцатым, бегала по ночам на свидания к Саффолку. Об этом узнала Луиза Савойская (нашлись доброхоты, донесли) и страшно перепугалась. Старый (по меркам того времени) и больной король вряд ли сумеет сделать свою прелестную женушку беременной, а вот любовничек – запросто. И если, не дай бог, Мария родит мальчика, то корона пролетит мимо сыночка Франциска. Луиза предприняла кое-какие шаги и ловко переключила внимание Саффолка на молоденькую хорошенькую супругу некоего адвоката. В том, что супруга адвоката не станет возражать, Луиза была уверена, поскольку милостями этой дамочки уже в течение двух лет пользовался сам Франциск.

Согласно другой версии, Франциск влюбился в Марию сразу же, как только та прибыла во Францию, и между ними начался откровенный флирт, довольно быстро перешедший в интим. Опять же, об этом узнала Луиза… и далее по тексту: соображения о возможной беременности, которая лишит ее обожаемого отпрыска короны. Это было бы вдвойне обидно для Франциска: уступить трон собственному незаконнорожденному сыну в обход себя самого. Далее подключается все та же сговорчивая супруга адвоката, в объятиях которой Франциск отвлекается от своей страстной любви к королеве Марии. Считается, что имя этой прелестницы – Жанна Лекок, однако упоминания о ней я встречала только в художественной литературе у двух разных авторов (Ги Бретон и Симона Вилар, она же Наталья Гавриленко), так что складывается впечатление, что один придумал, а другой у него списал, не проверяя.

Оба вышеописанных варианта звучат вроде бы сомнительно, однако А. Моруа, не вдаваясь в подробности, их не опровергает, описывая ситуацию со свойственной настоящему мастеру деликатностью: «Но и незаконнорожденный наследник был не менее опасен, чем законный. Луиза и ее дочь Маргарита Наваррская стали посменными попечительницами королевского лона». Во как! Посменными, значит. То есть круглосуточно, сменяя друг друга, следили, с кем королева забавляется. Интересно, сутки через сутки или «два через два»? И кстати, все-таки «лона» или «ложа»? Мы ведь уже знаем, как своевольничают порой и редакторы, и корректоры. Знатоки французского могут заглянуть в оригинальный текст А. Моруа. Хотя сути это, конечно, не меняет ни на миллиметр: что лоно, что ложе – все едино, главное – не дать никакому ребенку-бастарду встать между Франциском и троном.

Еще одна версия этого любовного многоугольника звучит так: после смерти Людовика Двенадцатого Франциск, став королем, начал подбивать клинья к юной красавице-вдове и даже хотел жениться на ней, невзирая на уже имеющиеся брачные узы. Да подумаешь, большое дело! У других получалось – и у него получится, за примерами далеко ходить не надо, взять хоть того же Людовика Двенадцатого. Вариантом этой версии являются утверждения, что Франциск Первый настойчиво предлагал Марии Английской положение не королевы, а только фаворитки, официальной любовницы.

Было что-то между новым королем и вдовой его предшественника или не было – покрыто мраком, достоверно ничего не известно. Но дым, как вы сами понимаете, без огня не появляется, стало быть, какие-то основания для подобных слухов все-таки имелись.

Если верить Ги Бретону, беспокоилась Луиза Савойская вовсе не напрасно. После смерти мужа Мария заявила, что беременна. Двор настороженно наблюдал за вдовой, рассматривая ее фигуру во всех ракурсах. Сперва талия округлилась, потом появился животик. Луиза заподозрила неладное и потребовала, чтобы Марию осмотрели врачи. Ну и, ясное дело, на свет божий оказались извлечены подушечки и прочие подкладочки, при помощи которых вдова надеялась выиграть время, чтобы добиться регентства. Так утверждает Бретон, но концы с концами тут явно не сходятся. Регентства над кем? Ребенок-то не родится. Или Мария изо всех сил старалась быстренько забеременеть от какого-нибудь любовника, чтобы получить ребенка, а с ним и место под французским солнцем? Со сроками «плюс-минус месяц» вполне можно было выкрутиться. Но устраивать интимные встречи не так-то просто, учитывая повышенное внимание двора к королевской опочивальне и стоящих на страже лона (или ложа) Луизы Савойской и ее дочери. Может, имелось в виду регентство над Франциском? Так ему уже 21 год, он ни в каких регентах не нуждается, тем более в тех, которые младше него по возрасту. И потом, зачем ему регентство молоденькой вдовы предыдущего правителя? У него родная мама есть, умная и опытная. Так что рассказ Ги Бретона при всей своей яркости никакого доверия лично у меня не вызывает. Но вы, опять же, можете сами все прочитать и сделать собственные выводы. Я на своей правоте не настаиваю.

Едва усевшись на престол, Франциск Первый затеял очередной поход в Италию (куда ж без итальянских войн-то!). Регентом на время своего отсутствия король назначил мамулю, Луизу Савойскую, которую безмерно уважал и которой готов был подчиняться во всем. В этой войне он одержал блестящую победу при Мариньяно (1515 год), отвоевал Миланское герцогство и вернулся домой в полном блеске воинской славы. Шедевры итальянского искусства, увиденные королем во время похода, настолько поразили его воображение, что Франциск решил сделать культуру Возрождения своим самым ценным завоеванием. Он покупал произведения искусства и сумел убедить ряд итальянских мастеров поехать с ним во Францию. В числе этих мастеров были Леонардо да Винчи и Андреа дель Сарто. Именно после того итальянского похода начинается во Франции эпоха Ренессанса. Что бы там ни говорили о Луизе Савойской, постоянно вмешивавшейся в жизнь сына, но благодаря ее воспитанию королевство получило мощный толчок к расцвету литературы и искусства. Франциск окружил себя учеными и поэтами, собрал прекрасную библиотеку, открытую для общего пользования, вознамерился основать школу древних языков и предложил знаменитому философу Эразму Роттердамскому ее возглавить, но тот отказался. Увлекшись архитектурой и скульптурой, Франциск Первый занялся строительством дворцов, над его замком Фонтенбло работал Бенвенуто Челлини. Именно этот период жизни великого мастера описан в романе А. Дюма «Асканио».

Еще в 1515 году у Франциска и Клод родилась дочь Луиза, и король, желая как-то наладить отношения с Карлом Австрийским (он же Карл Габсбург), предложил ему свою годовалую дочку в жены. Карл согласился. Жениться на дочери предыдущего короля у Габсбурга не получилось – можно с теми же политическими выгодами жениться на внучке, какая, в сущности, разница? Но не срослось: в 1518 году малышка Луиза умерла. К этому времени Карл Австрийский уже стал королем объединенных Испании и Арагона.

А в 1519 году открылась вакансия императора Священной Римской империи: умер Максимилиан Первый, дед Карла. Документы в тогдашний избирком заранее подали три кандидата: сам Карл, король Англии Генрих Восьмой и король Франции Франциск Первый. Заранее – чтобы избежать смутного периода междуцарствия. У семерых выборщиков должна быть вся информация, а также время для обдумывания и консультаций. Франциск искренне полагал, что шансы у него неплохие: его поддерживал папа Лев Десятый, а в последние пару лет король усиленно дружил с немецкими курфюрстами, обещав им всяческие блага и финансовые вливания. Он даже пытался подольститься к Карлу, но ничего не вышло. Во главе империи встал Карл Пятый. Франциск обиделся и решил вступить в альянс со вторым аутсайдером выборов – Генрихом Восьмым.

Историческая встреча двух монархов поражала воображение своей невероятной пышностью и дороговизной; место встречи до сих пор известно под названием «Поле золотой парчи». Англия изо всех сил старалась доказать, что она богаче Франции и вообще лучше во всех отношениях. Франциск только посмеивался над своим английским коллегой: пышность пышностью, а с наследниками-то у француза дело обстояло куда лучше. Генрих уже 11 лет женат на Екатерине Арагонской, тетке императора Карла Пятого, а ни одного живого сына не появилось, есть только дочь Мария. А у него, Франциска, после пяти лет брака уже двое сыновей, королева Клод носит под сердцем пятого ребенка и через пару месяцев родит. Помимо разных важных политических вопросов, высокие стороны договорились о браке старшего сына короля Франции, дофина Франциска, с единственной дочерью короля Англии Марией. Да, эта Мария тоже зовется Марией Тюдор, как и сестренка короля, вдова Людовика Двенадцатого, так что не перепутайте. Мария-сестра радостно живет в браке со своим любимым Саффолком, а Мария-дочь пока еще совсем кроха четырех лет от роду. Новоиспеченный жених еще младше, ему не то два года, не то три (встреча на Поле золотой парчи состоялась в июне 1520 года, а дофин Франциск родился то ли в 1517 году, то ли в начале 1518 года, в разных источниках сведения не совпадают).

В целом вся встреча 1520 года была пронизана духом чисто пацанского соперничества. Франциску 25 лет, Генриху вот-вот исполнится 29, оба высокие, красивые, очень спортивные и накачанные, оба гордятся своими физическими кондициями и готовы их демонстрировать даже в поединке «король на короля». И оба не очень-то доверяют друг другу.

Правильно делали, что не доверяли. Потому что Генрих Восьмой обманул Франциска Первого, вступив за его спиной в сепаратные переговоры с новоявленным императором Карлом Пятым. Во-первых, Карл – это Фландрия, а Фландрия, как вы помните, это торговля шерстью, поддержка со стороны купечества и ремесленников. Во-вторых, Карл – сын Хуаны Безумной, а Хуана – родная сестра королевы Екатерины Арагонской, супруги Генриха. Проще говоря, император приходится королю Англии племянником, пусть и не кровным. И в-третьих, но отнюдь не в-последних: на союзе с Карлом Пятым очень настаивал кардинал Уолси, который с самого начала правления Генриха Восьмого был правой рукой короля, главным советчиком и вообще практически руководил Англией вместо монарха, который больше любил охоту и развлечения, нежели скучные государственные дела. Уолси имел свой интерес: Карл Пятый пообещал ему содействие в обретении папской тиары, если Генрих перестанет дружить с Францией и сольется в экстазе со Священной Римской империей. Да уж, треугольники бывают не только любовными!

Вполне возможно, Генрих Восьмой вдобавок ко всему банально ревновал, чтобы не сказать – завидовал: Франциск моложе, у него есть сыновья, его жена красивее Екатерины. А от зависти до вражды и ненависти всего один шаг. Дружить с Карлом было психологически проще, ибо император, он же король Испании и Арагона, король Германии плюс король или герцог еще кучи территорий, был весьма некрасив, худ и бледен.

Франциск Первый возмутился таким подлым предательством и пошел на Карла Пятого войной. Регентом, само собой, снова стала мама Луиза. После первых побед французской армии удача отвернулась от Франциска, он начал проигрывать одну битву за другой, а тут еще предательство коннетабля Шарля де Бурбона, который перешел на сторону врага и начал успешно помогать Карлу и его войскам.

С этим предательством тоже не все просто. Шарль был мужем Сюзанны де Бурбон. Вы наверняка уже забыли это имя, так что не ворчите – я напомню. Сюзанна – дочь Пьера и Анны де Божё, герцога и герцогини Бурбонских. В самом начале своего царствования Людовик Двенадцатый, дабы склонить их на свою сторону, официально узаконил права Сюзанны на наследование титула и земель Бурбонов, поскольку выживших сыновей у супругов де Божё не случилось. Сюзанна после смерти отца стала герцогиней и в завещании передала все права своему мужу Шарлю. Когда Сюзанна в 1521 году умерла, Шарль, естественно, захотел вступить в права на герцогство, но на его пути встала Луиза Савойская. Ее мать Маргарита де Бурбон – родная сестра Пьера де Божё, герцога Бурбонского, стало быть, Луиза и покойница Сюзанна – двоюродные сестры и имеют при отсутствии кровных наследников мужского пола равные права на Бурбоннэ. А завещание и какие-то там покрытые пылью разрешения давно умершего короля Людовика Двенадцатого – это тьфу и не стоит внимания. Франциск Первый, не дожидаясь решения суда, своей властью отобрал Бурбоннэ в пользу короны, и это, разумеется, совсем не понравилось вдовцу Шарлю де Бурбону.

Далее начинается история не доказанная, но очень похожая на правду и озвученная многими авторами: Луиза Савойская предложила себя овдовевшему Шарлю в законные супруги. Ги Бретон уверен, что она давно уже пылала тайной страстью к красавцу коннетаблю, который был на 14 лет младше, а за несколько лет до скандала стала его любовницей. Другие авторы так далеко не заходят и в своих утверждениях или предположениях ограничиваются лишь фактами. Дескать, Луиза предложила, а Шарль де Бурбон отказался. Почему она предложила? Из нежных чувств или грубого расчета? Понятно, что если просто так герцогство не заполучить, то можно стать женой герцога и добиться того же самого результата. Однако какова бы ни была причина, следствие выглядело для Луизы Савойской чрезвычайно оскорбительным. Ее, стареющую королеву-мать, отверг молодой красивый мужчина. И немножко зная характер этой дамы, мы вполне можем предположить, что она начала мстить и интриговать, доведя в конце концов военачальника Бурбона до белого каления. Фон Рейбниц пишет, что король полностью поддержал матримониальную инициативу матери и публично поздравил Шарля де Бурбона с предстоящим браком. Вероятно, чтобы окончательно отрезать до неприличия богатому герцогу пути к отступлению. Бурбон же весьма дерзко ответил, что после того, как он был женат на лучшей из женщин, он не собирается жениться на самой худшей. Почему худшей? Потому что рядом со стареющей Луизой постоянно крутились кавалеры, желающие скрасить одиночество королевы-матери, которая в определенном смысле ни в чем себе не отказывала. В общем, репутация у мадам Савойской была не самой безупречной. Луиза потребовала, чтобы сын заставил коннетабля жениться на ней; король припугнул Бурбона, дескать, если не женишься на моей маме, я тебя по судам затаскаю, а уж парламент (на самом деле – высший суд государства) легко найдет правовые основания отнять у тебя все в пользу маменьки Луизы. И затаскал, сдержал слово. В итоге спустя много месяцев тяжбы парламент вынес решение о конфискации земель Бурбона. Вот тогда коннетабль окончательно порвал с двором Франциска Первого и стал изменником.

Впрочем, существует и несколько иное описание происходившего: мол, слишком много вокруг короля Франциска было разговоров о том, что он полностью подпал под влияние женщин (в данном случае – матери и мадам Шатобриан, любовницы), и тень унизительного положения подкаблучника падала на все ближайшее окружение монарха, в том числе и на гордого честолюбивого Бурбона, с чем последний смириться не пожелал. С другой стороны, если все дело было в домогательствах Луизы Савойской, то герцога Бурбона вполне можно понять: ему нужен сын, а разве можно ожидать появления наследника от немолодой матери короля? Если он согласится на брак с Луизой, то все огромное наследство Бурбонов в результате отойдет короне, а не родной кровиночке. Как бы там ни было, император Карл Пятый не дремал и вовремя подсуетился, гарантировав коннетаблю, что в случае победы императорской армии Бурбон получит все, на что претендует, плюс бонусом Дофине, Прованс и Лион, объединенные в отдельное королевство. Более того, Карл пообещал Бурбону в жены свою сестру Элеонору. Ну как было не соблазниться!

О роли матери в жизни сына мы уже получили кое-какое представление, скажем несколько слов о фаворитке того периода. Франсуаза де Фуа, графиня де Шатобриан, была, вероятно, очень красивой и очень сексуальной особой. В 10 лет ее обручили с Жаном де Лавалем, сеньором Шатобрианом, но это был совершенно не тот случай, когда помолвленные жених и невеста не знают друг друга и со скукой и тоской ждут официального бракосочетания. О нет! Насчет истинных чувств судить не берусь, но, похоже, молодой сеньор де Шатобриан был увлечен своей будущей женой и ждать ее совершеннолетия не собирался. Во всяком случае, ребенок у них родился в 1508 году, когда Франсуазе было всего 13 лет, а венчание состоялось только через год. Точного указания на возраст Жана де Лаваля я не нашла, но, судя по всему, он был старше жены лет на 9–10 (в одном из источников указан 1486 год его рождения). Вот эта-то обворожительная красотка и стала примерно в 1517 году официальной фавориткой Франциска Первого, который и без того баловался во всех постелях без разбора. Но и женой не пренебрегал: в 1523 году в королевской семье появился уже седьмой ребенок. Годом позже совсем еще молодая (ей было 24 года) королева Клод скончалась, оставив сиротами троих сыновей и трех дочерей. Самый первый ребенок, дочь Луиза, обещанная когда-то в жены Карлу Пятому, умерла еще в 1518 году. Вторая дочь, Шарлотта, тоже обещанная Карлу после смерти Луизы, умерла в тот же год, что и ее мать, несколькими месяцами позже. Вот же невезучий этот Карл Пятый! Три попытки породниться с французской короной (Клод и две ее дочери) – и все три мимо.

Франсуаза де Шатобриан действительно играла большую роль в жизни короля, и понятно, что Луиза Савойская ее за это ненавидела, ревновала, тянула одеяло на себя, подстраивала всякие пакости. Например, довела до сведения сына, что Франсуаза изменяет ему с его лучшим другом, адмиралом де Бонниве. Да-да, тем самым Гийомом де Бонниве, вместе с которым Франциск рос в Амбуазе. В общем, сами понимаете, что война двух влиятельных женщин не могла не сказаться на судьбах придворных.

Бонниве был славным парнем, но плохим полководцем и противостоять военным талантам изменника Бурбона не сумел. В 1525 году в ходе очередной Итальянской войны, в битве при Павии, войска Франциска были разбиты, а сам король ранен, взят в плен и спустя несколько месяцев увезен в Испанию. Начались переговоры об условиях выкупа, которые тянулись чуть меньше года. Говорят, обращались с Франциском при испанском дворе не больно-то уважительно, особо не церемонились, а когда он тяжело заболел, не утруждали себя уходом. Правда, позволили приехать сестре Франциска Маргарите, которая и выхаживала захворавшего брата. В итоге договорились: Франциск получает свободу, но за это отдает ряд территорий, ежегодно выплачивает в пользу Англии солидную сумму, восстанавливает предателя и изменника Шарля де Бурбона в правах на герцогство, женится на сестре Карла Пятого Элеоноре (а ведь император обещал ее Бурбону, подлый обманщик!) и оставляет в заложниках двоих из трех маленьких сыновей. Круто, да? Одному сыну, Франциску, всего 8 лет, второму, Генриху, 7. Мальчики просидели в Испании четыре года, с 1526 по 1530 (по другим источникам – до 1529 года). А их жизнерадостный, энергичный и обаятельный папаша вернулся домой.

Закрутился новый роман. Властолюбивой и ревнивой Луизе Савойской удалось отдалить от сына ненавистную Франсуазу де Шатобриан и подставить вместо нее молоденькую красавицу Анну де Писслё д’Эйли. Возможно, это имя вам ничего не говорит. А вот когда Франциск подберет для нее покладистого «правильного» мужа, который с готовностью согласится носить «королевские» рога, и даст ему приличный титул, девушка превратится в герцогиню д’Этамп. Сразу стало легче, правда? И сразу на память приходят прочитанные в детстве романы, где мы встречаем многолетнюю пассию короля Франциска Первого. Считается, что именно с той поры официальных фавориток стали делать замужними дамами, выдавая их за мужчин, готовых жить с закрытыми глазами.

А как же Франсуаза? Смирилась и отошла в сторону? Считается, что так и было. Она уехала к мужу и жила с ним, поддерживая активную переписку со своим бывшим любовником-королем. Умерла она в 1537 году, но существует версия, согласно которой Жан де Лаваль-Шатобриан вдруг ни с того ни с сего передумал мириться с любовью супруги к постороннему мужику, запер ее в темном помещении без окон и в течение полугода держал там, как в тюрьме, а после этого вообще убил. Ну не знаю… Звучит как-то слишком кровожадно и сомнительно. Хотя чего в жизни не бывает!

И что же случилось после возвращения Франциска из плена? Все условия и обещания, записанные в Мадридском договоре 1526 года, оказались нарушенными. Императорскому посланнику в популярной форме объяснили, что король Франции подписывал договор, будучи под давлением, лишенный свободы. А теперь отказывается от выполнения тех обещаний, к которым его принудили силой. Тем более папа римский его в этом вопросе полностью поддерживает.

Что ж, ход ловкий и не сказать чтобы совсем уж коварный. Франциск, находясь в плену, понимал, что придется соглашаться на неприемлемые условия, поэтому подстраховался: в присутствии нотариуса составил бумагу, в которой заявил, что на него давят, его принуждают и все в таком роде, и тот документ, который он потом подпишет, нельзя будет считать действительным. В январе 1526 года накануне официального подписания Мадридского договора он повторил эти слова в присутствии своих посланников и бургундских рыцарей, приглашенных на церемонию. И как только король оказался на свободе, Бургундия объявила, что не намерена исполнять договор и подчиняться Карлу Пятому, она останется с Францией, которой присягала на верность. А вот от женитьбы на Элеоноре Австрийской, сестре Карла, Франциск не уклонялся, но сочетался с ней браком только в 1530 году.

Отказ от исполнения Мадридского договора возмутил императора, а Франциск тем временем сколотил антиимператорскую коалицию и снова затеял войну, которая закончилась заключением так называемого «дамского мира». Помните, я просила вас держать в памяти факт давней теплой дружбы между Луизой Савойской и Маргаритой Австрийской, дочерью Максимилиана Габсбурга? Маргарита приходилась императору Карлу теткой (отец Карла – ее родной брат Филипп), более того, теткой любимой и почитаемой; она с детства воспитывала и пестовала племянника, а впоследствии стала его мудрым советчиком. Маргарита дважды побывала замужем и дважды овдовела, детей у нее не было, зато были репутация и полномочия: с 1507 года она являлась штатгальтером (наместником) Нидерландов. Луиза и Маргарита, две подружки, понимали, что их любимым «мальчикам», сыну и племяннику, нужно как-то прекратить войну, не потеряв при этом лицо. Самих «мальчиков» до переговоров не допустили, их представляли мать и тетушка, а король и император только подписали документ. Итогом переговоров стал Камбрейский мир, который больше известен под названием «дамский мир». По этому договору Франциск отдавал Карлу завоеванные итальянские территории и некоторые французские, в том числе Фландрию и Артуа, и снова обещал жениться на Элеоноре. Карл же Пятый, в свою очередь, отказывался от притязаний на Бургундию и возвращал во Францию двоих маленьких принцев-заложников.

Однако мирный договор означал всего лишь прекращение военных действий, а вовсе не начало вечной любви и дружбы. Противостояние трех великих правителей – Франциска Первого, Генриха Восьмого и Карла Пятого – продолжалось: они то объединялись в комбинации «двое против одного», то интриговали, заключали политические союзы и расторгали их. Так они и воевали с короткими передышками еще много лет.

Итак, в 1530 году Франциск Первый женился на Элеоноре Австрийской, которую также именуют Элеонорой Португальской, поскольку в первом браке она была супругой короля Португалии. Детей в этом браке не появилось, так что дальше мы будем разбираться с пятью выжившими детьми короля, рожденными королевой Клод.

Первые две дочери королевской пары, Луиза и Шарлотта, умерли в раннем детстве. Следующим ребенком, а также наследником престола, был сын Франциск, родившийся в 1518 году. После смерти матери дофин Франциск стал еще и герцогом Бретани. Ничем себя не проявил, жениться не успел, умер в 1536 году, попив холодной водички после активных занятий спортом. Где-то мы уже встречали нечто подобное…

Парню было всего 18 лет. Разумеется, немедленно пошли разговоры об отравлении дофина. Кто заинтересован? Конечно же, император Карл Пятый! А кто подсыпал принцу яд? Тот, кто подавал стакан воды. А кто подавал? Граф Себастьяно Монтекукколи, комиссар императора. Ну и началось: арест, суд, смертный приговор, казнь через четвертование. Но не было ни признания обвиняемого, ни доказательств.

Современные исследователи считают, что Франциск на самом деле умер от туберкулеза, которым начал болеть еще в Испании, находясь в плену. Похоже, условия содержания у мальчиков там были вовсе не царскими.

Но разговоры об отравлении не утихли с казнью графа Монтекукколи, потому что имелся еще один подозреваемый. И тут мы плавно переходим к следующему ребенку Франциска Первого, сыну Генриху, родившемуся в 1519 году.

Генрих пребывал в плену вместе со старшим братом, вернулся во Францию, а в 1533 году отец подобрал ему политически выгодную супругу: внучатую племянницу папы Климента Седьмого Екатерину Медичи, рано осиротевшую богатую наследницу 14 лет от роду. Поскольку дофин Франциск не женат и детей не имеет, то после его смерти титул дофина, а затем и корона перейдут Генриху. Логика, в общем, понятная, и Екатерину тоже подозревали. Тем более она из Италии, где, как известно, широко практиковалось в те времена применение ядов в политических или корыстных целях.

А что с остальными детьми короля? В 1520 году у Франциска Первого родилась дочь Мадлен. Девочка была хрупкая, слабая здоровьем, ее растили вдалеке от Парижа, в той части Франции, где климат получше. У Франции имелась давняя договоренность с Шотландией о браке шотландского короля Якова Пятого с какой-нибудь французской принцессой. Этой принцессой и должна была стать Мадлен, но Франциск беспокоился за здоровье дочурки и не захотел отдавать ее в страну, где холодно и сыро. Вместо Мадлен он предложил королю Якову другую невесту, девушку из Бурбонского дома. Якову это не очень понравилось, однако он все же согласился, приехал во Францию, чтобы жениться на Марии де Бурбон, но… увидел Мадлен. И с «бурбонскими планами» Франциска все было кончено. Отныне король Шотландии хотел только эту хрупкую прелестную девицу и больше никого. Франциск сопротивлялся, Яков проявил настойчивость. Сама Мадлен выказала к Якову живейший интерес, молодой шотландец ей очень понравился. Любовь может сломать любую преграду, сломила и эту: 1 января 1537 года принцесса Мадлен стала супругой короля Шотландии Якова Пятого. А в июле того же года молодая жена скончалась. Опасения ее отца оказались не напрасными: здоровье, и без того уже пошатнувшееся, подвело, организм не выдержал сурового климата. У Мадлен был туберкулез.

В 1522 году родился принц Карл. Он тоже не успел жениться, хотя невесту ему уже подыскали. Говорят, он был самым красивым из сыновей Франциска Первого, несмотря даже на то, что ослеп на один глаз после перенесенной оспы. Карл и повоевал в очередной антигабсбургской кампании, и повраждовал со старшим братом Генрихом, чем вызвал крайнее неудовольствие своего венценосного батюшки. Умер принц Карл, герцог Орлеанский, в 1545 году от чумы.

Последним ребенком Франциска и Клод стала дочь Маргарита, родившаяся в 1523 году. Ее планировали выдать замуж за Филиппа, сына императора Карла Пятого, но помолвка продлилась совсем недолго: договоренность расторгли. Маргарита вышла замуж только в 36 лет, уже после смерти своего отца. Любопытно было бы узнать, почему так вышло: принцесса, девица из королевской семьи – и столь поздний брак. Практически старая дева. Может, с ней что-то было не так?

Франциск Первый был не только яркой личностью, но и ярким правителем. При нем Франция переживала экономический подъем, а уж деяния короля в качестве мецената, покровителя наук и искусств вошли в историю на много столетий. Ценитель красоты и любитель женщин, страстный охотник и до безрассудства отважный воин, он в полном смысле слова считал себя центром вселенной и до конца своих дней оставался мальчиком, не знающим отказов и не принимающим слова «нет». «Чего хочет король – того хочет закон», – таков был лозунг короля, полностью сосредоточившего в своих руках законодательную функцию. В этом смысле он очень напоминал Филиппа Четвертого Красивого. Парламент мешал Франциску – ну его к лешему. За все годы правления король созвал Генеральные штаты только один раз. Одним словом, Франциск творил что хотел, приближаясь к эталонному абсолютному монарху. Яркую и емкую характеристику дает королю А. Дюма: «Он ценил превыше всего внешний блеск и ни к чему не относился серьезно. Войны для него были турнирами, а управление государством – искусной игрой. Этот монарх, одаренный блестящим умом, увлекался самыми странными, рискованными и поэтическими идеями, а из своего царствования сделал театральное представление, аплодировать которому должен был весь мир».

И денег на себя любимого король не жалел. Энергичный и непоседливый, он не жил постоянно в каком-то одном месте, а перемещался по всей Франции. С одной стороны, такое поведение, конечно, похвально: правитель должен своими глазами видеть страну, которой руководит, и людей, которые в этой стране живут. Но с другой стороны, подобные турне страшно обременительны для казны, поскольку Франциск – это вам не Людовик Одиннадцатый, который ненавидел и не признавал роскошь и излишества, и не Людовик Двенадцатый, скуповатый и экономный. Франциск кочевал по Франции в сопровождении такой толпы придворных и обслуги, что просто удивительно, как госбюджет выдерживал. И ведь с королем ехали не только придворные со всей челядью, но и гужевой транспорт с мебелью, коврами, посудой, палатками и прочим скарбом. Если двор перемещался с королем в полном составе, то… получалось 18 тысяч (!) лошадей. Если не в полном, то как минимум 12 тысяч. И когда они куда-то прибывали, то всю эту ораву требовалось где-то разместить и как-то накормить. Часто бывало, что разместиться в помещении мог только король с ближайшим окружением, остальные сопровождающие вынуждены были искать себе пристанище где-нибудь поблизости или ночевать в палатках. Бенвенуто Челлини, сопровождавший Франциска в одной из таких поездок, писал в своих мемуарах: «Мы должны были следовать за двором, и это было непрекращающееся мученье. Ибо за королем постоянно следует кортеж из двенадцати тысяч лошадей, и это самое меньшее… когда весь двор в сборе, это составляет более восемнадцати тысяч человек. Иногда мы приезжали в такие места, где едва ли было два дома, и на манер цыган ставили хижины из холста, и мне часто приходилось много страдать». Однако королю все тяготы были нипочем. Для него важно было знать свое королевство не по докладам и рассказам, он устанавливал личный контакт с подданными.

О любовных связях Франциска написано столько, что нет смысла пересказывать здесь многочисленные подробности, в том числе и пикантные. Мадам Шатобриан и герцогиня д’Этамп – долговременные связи, а ведь были еще и короткие, и мимолетные. Обо всем этом вы можете сами прочитать, в частности, у А. Дюма и у Ги Бретона. Отмечу только, что к моменту женитьбы короля на Элеоноре Португальской, сестре Карла Пятого, герцогиня д’Этамп занимала настолько важное место в жизни монарха, что его супруге до самой своей кончины приходилось находиться в тени: на нее не обращали почти никакого внимания. Как вы думаете, пожалела ли Элеонора о том, что ее не выдали за коннетабля Бурбона? Возможно, с ним ее супружеская жизнь сложилась бы куда счастливее. Впрочем, как знать, ведь Шарль де Бурбон погиб в мае 1527 года при осаде Рима, сражаясь на стороне императорской армии. Бенвенуто Челлини в своих мемуарах хвастается тем, что самолично убил знаменитого полководца, и следом за ваятелем эту версию повторяет А. Дюма в романе «Асканио», хотя желающих приписать себе честь подвига нашлось в те времена немало.

А вот о чем имеет смысл сказать несколько слов, так это о религиозных воззрениях Франциска Первого.

Примерно со второго десятилетия XVI века в Европе начало распространяться учение Мартина Лютера, направленное против злоупотреблений римско-католической церкви. Если не вдаваться в детали, то в самых общих чертах теория Лютера сводилась к тому, что душу можно спасти только силой веры (а не купленными за деньги индульгенциями или добрыми делами); монастыри и монахи не нужны; священники – не какие-то особенные лица, стоящие выше обычных смертных, а такие же люди, как остальные прихожане, только лучше разбираются в Библии и могут проповедовать, то есть разъяснять смысл содержащихся в ней постулатов; из таинств должны остаться только крещение и причастие, все остальные подлежат отмене; не должно быть культа святых; во время мессы хлеб и вино не превращаются в плоть и кровь Христову, а остаются хлебом и вином (то есть таинство пресуществления тоже отменяется). Тех, кто разделял вероучение Лютера, называли протестантами, и во Франции их оказалось очень даже немало. Король Франциск относился к лютеранству с симпатией, его родная сестрица Маргарита стала убежденной протестанткой, а вот матушка Луиза Савойская исповедовала католицизм. В целом идеи реформации церкви королю нравились, их высказывали еще до Лютера известные ученые, к которым Франциск относился с огромным уважением. Наверное, король и сам рано или поздно перешел бы в протестантскую веру, если бы в Германии не вспыхнула война: малограмотные крестьяне увидели за призывами Лютера «отринуть священников-папистов» лозунг «долой хозяев» и пошли на своих феодалов с оружием в руках. Война была невероятно кровавой, и Франциска это здорово испугало: бунт против папы римского в любой момент может обернуться бунтом против королевской власти, а этого допускать нельзя. Король решил, что идеи, конечно, неплохие, даже правильные, но пусть они существуют где-нибудь подальше от Франции.

Первое время репрессии против протестантов были довольно умеренными, потом стали усиливаться. Сам-то король не был чрезмерно набожным, для него вопросы религии были вопросами скорее политическими. Но вот в 1534 году возникло «дело о пасквилях»: по Парижу и многим другим городам распространили листовки о «больших и нетерпимых злоупотреблениях папистской мессы». Даже появилась легенда, которую с удовольствием эксплуатировали многие авторы художественных произведений: якобы одна из таких листовок была прибита к дверям королевской спальни, что, естественно, повергло Франциска в неописуемую ярость. Начались аресты и казни.

Сестра же короля Маргарита относилась к протестантскому вероучению иначе, видела в нем сильную гуманистическую составляющую. Остановимся ненадолго на этой особе королевской крови, чтобы лучше понимать то, что будет происходить спустя несколько десятков лет.

Она была на два года старше Франциска, в возрасте 17 лет выдана королем Людовиком Двенадцатым замуж за герцога Алансонского, провела в этом бездетном браке 15 лет, похоронила мужа и через два года вышла замуж за Генриха д’Альбре, короля Наварры. Ей было почти 35 лет, и второго мужа Маргарита выбрала сама. Поговаривают, что как минимум из личной симпатии, если уж не по любви, но возможно, и по чисто политическим соображениям. Через год у пары родилась дочь Жанна. Постараемся не забыть эту девочку, она нам будет важна позже.

Брак с королем Наварры оказался не очень удачным: Генрих был человеком грубым и жестоким. Воспитывать дочь Маргарите не позволили, брат-король потребовал, чтобы Жанна росла при его дворе, а не с матерью. И Маргарита полностью посвятила себя религии и литературе: она была известной писательницей, сочиняла новеллы и поэмы, вела обширную переписку с учеными-протестантами, покровительствовала писателям и поэтам, которые поддерживали идеи Реформации.


Отступление о неудачливом театральном герое
Английский король Ричард Третий правил совсем недолго, всего два года, и не сделал для своей страны ничего полезного, однако стал героем шекспировской пьесы, которая до сих пор с успехом ставится в театрах по всему миру и экранизируется.
Французский король Франциск Первый просидел на троне больше 30 лет, дал толчок развитию культуры Ренессанса, прославился любовными похождениями, блеском и даже некоторой распущенностью двора, а вот со сценическим воплощением ему не повезло.
Пьеса «Король забавляется» была написана Виктором Гюго в 1832 году и снята с репертуара после первого же представления в театре «Комеди Франсез»: ее запретили. Видите ли, власть имущие усмотрели намеки на порочность руководства страны. Через 40 лет после премьеры постановку попытались возобновить, но спектакль снова запретили, и только еще через 10 лет, ровно через полвека после первой постановки, драма Гюго зажила на французской сцене. А вот на русской (затем советской, затем российской) – не прижилась. Почему-то у нас ее не ставили. А сегодня о ней во всем мире, пожалуй, уже и забыли.
Забавляющимся королем был, как вы понимаете, Франциск Первый, но главным героем пьесы стал вовсе не он, а его шут Трибуле, злобный и циничный, который развращает короля бесконечными разговорами о том, что монарху позволено все, стравливает придворных, наслаждается тем, как они ссорятся, подталкивает и их, и самого короля к все более и более безнравственным поступкам. При этом собственную дочь Бланш шут воспитывает в строгости и нравственной чистоте, страшно беспокоясь, что порочность и распущенность заденут его невинную дочурку. Узнав, что король, переодевшись бедным студентом, закрутил роман с Бланш, Трибуле приходит в неистовство и организовывает убийство Франциска. Бланш же, со своей стороны, хочет спасти любимого и подставляет под удар себя.
Сюжет кажется вам знакомым? Ну конечно же, это знаменитая опера Джузеппе Верди «Риголетто», еще более популярная, чем даже пьеса о Ричарде Третьем. Либретто оперы было написано Франческо Марией Пьяве. Однако либреттист и композитор учли незавидную судьбу пьесы, и чтобы убежать от цензуры, перенесли действие в Италию, поменяли всем персонажам имена с французских на итальянские, короля Франции понизили в должности до герцога Мантуанского, Жана де Пуатье, сеньора де Сен-Валье и его дочь Диану де Пуатье переделали в графа Монтероне и его безымянную дочь. Но самое забавное состоит в том, что текст оперного либретто чрезвычайно близок к тексту пьесы, а в некоторых местах повторяет его почти дословно, и при этом Гюго был разгневан тем, как убили главную идею произведения. По его задумке, драма была построена на теме провидения, справедливого возмездия (плохой человек шут Трибуле получил по заслугам согласно теории бумеранга: Бог все видит и каждому воздаст по деяниям его), в опере же шут Риголетто – в общем-то хороший человек и любящий отец, поэтому постигшая его трагедия выглядит проявлением злого рока, незаслуженно горькой судьбы. Драматург остался крайне недоволен музыкальным воплощением своего произведения. Говорят, даже отказался подать руку композитору, когда их представили друг другу.
Итог? Пьесу мало кто помнит и знает, а опера с громадным успехом ставится во всех странах мира по сей день. Все знают герцога Мантуанского, а королю Франциску Первому в данном случае явно не повезло со сценическим воплощением.
Достоверных исторических фактов в пьесе Гюго немного. Строго говоря – только один: сеньор де Сен-Валье действительно принимал участие в мятеже Шарля де Бурбона, был приговорен за это к смертной казни, а его дочь Диана де Пуатье вымолила у Франциска прощение для отца. Но и этот факт был изрядно искажен драматургом: по его версии, Диана стала любовницей Франциска по настоянию короля в виде платы за помилование отца (что неправда, любовницей Франциска она вообще не была, хотя ученый-историк Шоссинан-Ногаре считает иначе). Далее в пьесе нам показывают, что Сен-Валье выкатывает Франциску претензию: король, дескать, обесчестил юную невинную Диану в угоду собственному разнузданному сладострастию. Франциск в ответ отменяет помилование и отдает приказ о казни. На самом же деле Диана с 13-летнего возраста была замужней дамой, а вовсе не невинной девицей. Поскольку в репликах персонажей упоминается мятеж Бурбона и сражение при Павии, можно сделать вывод, что действие пьесы происходит после 1526 года, когда король уже вернулся домой из плена, стало быть, Диане было больше 25 лет. Сен-Валье не был казнен и вполне благополучно дожил до преклонных лет.
Еще одна пьеса, где фигурирует Франциск, была написана в 1850 году Эженом Скрибом и Эрнестом Легуве, французскими драматургами. Называлась она «Новеллы королевы Наваррской, или Месть Павии», главной героиней стала Маргарита Наваррская, сестра Франциска, но и Франциск там тоже есть: он находится в Мадриде, в плену у Карла Пятого, а Маргарита приезжает, чтобы ухаживать за заболевшим братом и вести с императором переговоры об условиях освобождения короля Франции. Здесь реальных исторических фактов куда больше, но и они не свободны от авторских домыслов. Да, Франциск Первый действительно отбывал свое пленение не в самых комфортных условиях, к нему относились пренебрежительно, игнорировали и не позволяли общаться с императором Карлом. И Маргарита (в то время она носила титул герцогини Ангулемской) действительно приехала, чтобы помочь брату. Анри д’Альбре действительно был близок с Франциском, воевал вместе с ним, был ранен и захвачен в плен в сражении при Павии вместе с королем. Но ему удалось из плена сбежать. Загвоздка, однако, состоит в том, что Анри уже с 1517 года носил титул короля Наварры (Генрих Второй Наваррский), а в пьесе он фигурирует как не особенно знатный граф, тайно влюбленный в Маргариту. Зато сама принцесса Маргарита никак не могла в те поры именоваться Наваррской, поскольку еще не была замужем за королем Наварры. И император Карл Пятый действительно в описываемый период собирался жениться на Изабелле Португальской. Не обойден в пьесе и тот факт, что рука Элеоноры, сестры императора, была изначально обещана Шарлю де Бурбону, но теперь идут разговоры о ее браке с Франциском. И даже больше: Элеонора, оказывается, питает слабость к плененному монарху, тайком носит ему ободряющие записочки и вкусную еду. У серьезных авторов я подобной версии событий не встречала, а вот Ги Бретон за нее ухватился и очень красочно расписал чувства Элеоноры к королю Франции, возникшие во время его пребывания в Мадриде. Там и про записочки, и про еду, и про помощь в переговорах… Кроме того, в сцене, где обсуждаются условия освобождения Франциска, договоренности соответствуют реальным. По жанру «Новеллы королевы Наваррской» являются комедией с музыкальными номерами, то есть водевилем. И – что удивительно – в легкой пьесе о любви оказалось куда больше исторической правды, нежели в серьезной драме «Король забавляется».
На русский язык пьесу перевели вскоре после ее издания во Франции, однако ставить в театрах не торопились. Первая постановка состоялась только в 1946 году в Малом театре: Маргарита – Е. Н. Гоголева, Франциск – М. И. Царев. Премьера состоялась 19 июля 1946 года, а через месяц, в августе, ЦК ВКП (б) издал указ «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению». В этом документе высказывалось крайнее неудовольствие тем, что на советских сценах так мало «идейно правильных» спектаклей, прославляющих замечательный советский образ жизни, зато идут пьесы, в которых красочно расписывается жизнь королей и прочих правителей. И первым в списке «плохих» примеров названа именно комедия-водевиль Скриба и Легуве. Разумеется, спектакль тут же был исключен из репертуара. Снова бедолаге Франциску не повезло: ну никак ему на сцену не выйти! В том же 1946 году пьесу поставили в Рижском русском театре имени Михаила Чехова, но Латвийская Советская Социалистическая Республика находилась в составе СССР уже с 1940 года, стало быть, постановление ЦК ВКП (б) было обязательным и для ее театров. Точной информации я не нашла, но подозреваю, что пьесу Скриба и Легуве сняли и там. И только в 1996 году, через 50 лет после запрета, пьеса была поставлена московским Новым драматическим театром под названием «Реванш королевы, или Новеллы Маргариты Наваррской», а год спустя спектакль вернулся на подмостки Малого театра в виде «Тайн Мадридского двора». Что ж так не везет пьесам, где присутствует Франциск Первый! Их пишут – их запрещают, их восстанавливают спустя полвека после запрета – а мировой славы нет как нет. И никакому актеру не удается прославиться в театральной роли этого короля.
Однако была и еще одна пьеса, третья, поставленная в том же 1832 году, что и драма В. Гюго. Называется она «Франциск Первый», автор – английская актриса Фрэнсис Энн Кембл (родилась в 1809 году). Только не надо думать, что актриса «списала контрольную» у французского драматурга: 15 марта 1832 года в Ковент-Гардене состоялась премьера спектакля «Франциск Первый», а написала Фанни Кембл свою пьесу вообще на пять лет раньше, еще в 1827 году. Сама Фанни сыграла Луизу Савойскую, мать короля. И спектакль, между прочим, имел большой успех, хотя и продержался в репертуаре театра совсем недолго. Кто сегодня знает об этой пьесе? Я даже русского перевода не нашла, пришлось довольствоваться английским оригиналом.
Итак, юная 17-летняя актриса Фрэнсис Энн Кембл решила пойти по стопам Шекспира и написать пьесу на историческом материале, не особенно заморачиваясь достоверностью. Ведь для актера важно, чтобы было что играть, а не соответствие реалиям. Лично для себя Кембл написала роль возрастной Луизы Савойской. Удивительный выбор, согласитесь! Не юная прелестная Франсуаза де Фуа, будущая мадам де Шатобриан, любовница короля, а его мать, которой ко времени сценических событий уже перевалило за 45 лет. В центре сюжета – период 1523–1525 годов, конфликт Луизы и Шарля де Бурбона по поводу наследства, мятеж Бурбона, его переход на сторону императора Карла. И все бы ничего, но… По пьесе в это же время Франсуаза еще только собирается замуж за Лаваля, сеньора Шатобриана, а любвеобильный Франциск всячески ее домогается. Ну как же так?! Франсуаза была замужем за Лавалем с 1509 года, а их дочь вообще родилась годом ранее, любовницей же короля мадам Шатобриан стала примерно в 1516–1517 году. Эта дама дожила до 1537 года (правда, обстоятельства ее смерти вызывают определенные сомнения, о чем я уже говорила), но в пьесе она закалывает себя ножом. Одним словом, написанный Фрэнсис Кембл «Франциск Первый» являет собой эдакую мешанину из фактов, имевших место в совсем разное время, авторского вымысла и любовных страданий.
Луиза Савойская в пьесе выведена страстно влюбленной в Бурбона, жестокой и мстительной, Франциск получился вовсе не правителем, воином и политиком, а каким-то сексуально озабоченным хлыщом. В отличие от драмы Гюго, в пьесе Кембл много реальных персонажей: помимо короля и его матушки, там наличествуют Шарль де Бурбон, Гийом де Бонниве (друг детства Франциска), принцесса Маргарита (оказывается, Бурбон в нее влюблен!), Жан де Лаваль-Шатобриан, его невеста Франсуаза де Фуа, старший брат Франсуазы виконт де Лотрек, герцог Алансонский (на тот момент – законный муж принцессы Маргариты), а под конец действия появляется и Генрих Наваррский. И что самое замечательное – имеется тот же самый шут Трибуле, что и в пьесе Гюго. Это тоже реальное лицо, его имя – Николя Ферриа, он был под именем Трибуле шутом при дворах Людовика Двенадцатого и Франциска Первого.
И что же это за странная закономерность: все три пьесы были написаны примерно в один период (1827, 1832 и 1850 годы, вторая четверть XIX века), причем две из них – почти одновременно. Раньше – ничего, позже – тоже ничего. Что за веяние родилось в те времена в европейской культуре и заставило всех этих авторов-драматургов обратиться к правлению Франциска Первого? Кто знает ответ? (Если бы это был пост в соцсетях, я бы приписала: «Делитесь в комментариях».)


После смерти принца Карла у Франциска Первого остались всего двое детей: дофин Генрих и дочь Маргарита. Король очень тяжело переживал утрату младшего сына, принца Карла, и через полтора года скончался. Но не от горя, а от опухоли, которая доставляла ему страдания в течение последних двух лет жизни.


Франциск Первый (12 сентября 1494 г. – 31 марта 1547 г.)
Король Франции с 1 января 1515 г. по 31 марта 1547 г.
Преемник – сын Генрих.


«Я заблудился в лабиринте дам», или Генрих Второй

У этого короля были все шансы с первого же момента заявить себя хорошим руководителем и остаться таковым в истории. Обстоятельства складывались очень благоприятно. Да, он долгое время пребывал на положении всего лишь второго сына и именовался герцогом Орлеанским, но на протяжении последних одиннадцати лет, с 1536 года, когда внезапно умер дофин Франциск, Генрих был уже наследником престола. Ему тогда исполнилось 17 лет, и перед ним открылась прекрасная возможность набираться опыта, знаний и умений, чтобы быть полностью подготовленным к восшествию на престол.

Воспользовался ли Генрих таким шансом? Давайте посмотрим. Начнем, как водится, с детства. Годы пребывания в испанском плену вместе с братом Франциском не могли не оставить свой след в душе мальчика. Детей постоянно перевозили из замка в замок, чтобы исключить возможность подготовки побега. Если вспомнить, что именно в эти годы у маленького Франциска начался туберкулез, то можно представить, в каких условиях содержали малолетних французских принцев. Ненависть к императору Карлу Пятому Генрих пронес через всю жизнь.

После возвращения домой Генрих увидел, что он – типа пустого места. Следующим королем станет старший брат Франциск, при этом любимец отца – младший, Карл. А он, Генрих, ничего не значит. Его можно использовать как разменную монету. Даже жену ему приискали некрасивую, итальянку Екатерину Медичи, пусть и богатую, но из семьи торговцев. Подобное супружество в глазах дворян и самого Генриха выглядело мезальянсом. В этом браке были существенные политические выгоды, поскольку Екатерина – родственница папы Климента Седьмого, но папа умер спустя всего несколько месяцев после свадьбы Генриха, и выгоды исчезли. Теперь 14-летний Генрих оказался один на один с перспективой влачить унылое существование рядом с физически непривлекательной супругой, от которой ни ему лично, ни его родной стране нет никакой пользы. Да еще и отец его ни в грош не ставит.

Надо ли удивляться, что юноша полностью подпал под чары и влияние красавицы Дианы де Пуатье, вдовы скончавшегося в 1531 году Луи де Брезе. (Для справки: Луи де Брезе был сыном незаконнорожденной дочери Карла Седьмого и Агнессы Сорель, то есть, по сути, королевским внуком.) Бытует легенда, что именно Диана на прощание поцеловала семилетнего принца в лоб, когда тот вместе с братом отбывал в Испанию, и это произвело на ребенка такое неизгладимое впечатление, что по возвращении он немедленно влюбился в Диану, которая была старше на 19–20 лет, а через некоторое время стал ее любовником. Сколько лет было Генриху, когда началась эта связь, никто точно сказать не может, но считается, что к моменту женитьбы на Екатерине Медичи все уже случилось. А женился он, как известно, в 14 лет.

Диана де Пуатье стала фавориткой принца, а с 1536 года – фавориткой дофина. Но ведь при дворе уже есть «первая дама», которой является, как вы знаете, отнюдь не королева Элеонора, а любовница короля герцогиня Анна д’Этамп. И началось соперничество двух женщин. Обе красавицы, обе жаждут влияния и власти. Но Диана – католичка, а вот герцогиня, пусть и не вполне открыто, поддерживает Реформацию. В общем, война между фаворитками шла не на жизнь, а на смерть, что дало писателям обильную пищу для размышлений. Если верить все тому же А. Дюма, дворяне из лагеря герцогини носили лиловое, а сторонники Дианы – голубое. Впрочем, возможно, эта деталь является всего лишь плодом авторской фантазии. А вот то, что Диана де Пуатье использовала в своей одежде только два цвета – черный и белый, можно считать достоверно установленным фактом, ибо о нем пишут все без исключения исследователи.


Верить ли Дюма?
Двор Франциска Первого достаточно подробно показан в романе «Асканио». Давайте же посмотрим, какими видел знаменитый писатель тех персонажей, о которых мы говорим в этой главе.
Действие происходит в начале 1540-х годов, уже после смерти старшего сына короля. И первое, что бросается в глаза: Анн де Монморанси назван «слегка согбенным годами» стариком. Да помилуйте, он всего на полтора года старше Франциска Первого, а король у Дюма – отнюдь не старик. Коннетабль на страницах книги – высокомерный, холодный, сухой, вечно не в духе и постоянно ворчит. «Каким образом мог понравиться этот угрюмый и пожилой человек обаятельному, любезному королю Франциску?» – задает вопрос писатель, делая бровки домиком и недоуменные глазки. Эту характеристику Дюма повторяет и в романе «Две Дианы»: старый ворчун, неудачливый военачальник, не одержавший ни одной значимой победы. То есть надо понимать так, что вот жил себе молодой король, развлекался, любил веселье и смех – и вдруг ни с того ни с сего накрепко подружился с каким-то угрюмым нелюдимым стариком, который вообще-то никакими талантами не блещет, но сумел вызвать к себе доверие Франциска «своей непреклонностью старого вояки и важностью истого диктатора». А что насчет проведенных бок о бок детских лет? А как быть с возрастом? А куда девать старую дружбу? Но нет, такие мелочи автора мало интересуют.
Анна д’Этамп – изящная и грациозная, непостоянная и алчная, надменная и завистливая, изворотливая и скрытная. Сразу понятно, что французский романист эту особу очень не любил: не пожалел красок для негативной характеристики.
Вот на сцене появляются сыновья короля Франциска, дофин Генрих и Карл Орлеанский. Генрих у Дюма – «человек с плоской, бесцветной физиономией», зато Карл – милый шалун с умным, живым лицом и золотистыми кудрями. Ага, милому шалуну, между прочим, уже около 20 лет (напомню: Карл родился в 1522 году). Сразу видно, на чьей стороне авторские симпатии.
А вот Анна д’Этамп, разрабатывая очередную интригу, сообщает послу императора Карла Пятого о своих планах: «Тогда Карл Пятый согласится сделать герцогство Миланское независимым и отдаст его Карлу Орлеанскому, второму сыну Франциска Первого». Интересное кино получается! Карл Орлеанский действительно получил права на Миланское герцогство, да только случилось это еще в 1536 году. А действие романа только начинается 10 июля 1540 года и охватывает несколько лет. Да и Челлини находился во Франции с 1540 по 1545 год, а никак не раньше 1536 года.
Так когда же, по версии Дюма, происходило все описанное в «Асканио»? И каков был возраст персонажей? Сплошные вопросы…


В целом о личности Генриха достоверно известно немного. Если посмотреть, до какой степени разнятся его описания, приходится сделать вывод, что говорить с уверенностью никто сегодня ничего не может. Одни авторы пишут, что он был вежливым, воспитанным, очень добрым и мягкосердечным, доступным, всегда принимал посетителей, не отказывал в аудиенциях; другие утверждают, что вопросами политики он мало интересовался, зато любил спорт, военное дело и охоту. У одних авторов Генрих тщательно следил за фигурой и весом, мало ел и много времени уделял физическим упражнениям, у других – он обладал тяжеловесной комплекцией. В. Дюрюи называет Генриха тугодумом, у которого не было ни ума, ни изящества его отца. Указания на любовь к спорту и равнодушие к образованности встречаются у всех, поэтому эти две черты Генриха Второго можно считать доказанными.

Через три года после женитьбы Генрих стал дофином, у него, как пишет Райнер Бабель, «появилось собственное политическое мнение», отличное от мнения правящего короля Франциска Первого. Дофин в присутствии множества свидетелей позволил себе высказаться против решения, принятого отцом. Это был вызов, и далеко не последний. Когда Франциск усилил гонения на еретиков, Генрих, напротив, продолжал поддерживать тесные связи с немецкими протестантами, давая понять, что готов защищать их единоверцев во Франции.

И повоевать Генрих успел при жизни отца, причем достаточно успешно. Его наставником и «куратором» в военных походах был Анн де Монморанси, еще один друг детства Франциска Первого, назначенный в 1538 году коннетаблем Франции. Потом король Франциск чего-то с ним не поделил, и Монморанси попал в опалу. Возможно, причина разногласий лежала в религиозной плоскости: коннетабль хоть и исповедовал католицизм, но к кальвинистам (французским протестантам) относился вполне нейтрально.

В супружеской жизни все было трудно. Спать с Екатериной Генрих не хотел, но ведь наследники должны как-то рождаться. А как? Диана де Пуатье была женщиной умной, она поддерживала вполне дружелюбные отношения с Екатериной Медичи и при этом деликатно управляла Генрихом, объясняя ему, что нужно все-таки периодически посещать спальню супруги. Генрих превозмогал себя, делал что мог, но первые одиннадцать лет брака к результату не привели. Однако Екатерина, образованная и не менее умная, чем Диана, сумела наладить с мужем нечто похожее если не на дружбу, то по крайней мере на взаимное уважение и доверие.

Да, Диана де Пуатье была для Генриха всем. Но, видимо, существует что-то более объемное, нежели «всё», и всегда остается свободное место, определенный зазор, в который может поместиться много чего интересного. Например, дама по имени Филиппа Дучи, которая в 1538 году родила от Генриха Второго дочь Диану. Полагаю, вы не удивитесь, если узнаете, что девочку отдали на воспитание Диане де Пуатье. Она же – «всё», она – главная в жизни Генриха, всем ведает и всем управляет.

В 1544 году у дофина и его законной супруги родился сын Франциск, через год – дочь Елизавета. И Генрих приободрился: пусть его брак политически бессмыслен, но он хотя бы не бесплоден.

В день своего рождения, 31 марта 1547 года, дофин Генрих получил подарок: стал королем Франции Генрихом Вторым. И жена, Екатерина Медичи, в третий раз беременна. Жизнь удалась! Теперь можно все сделать по-своему.

«По-своему» означало в его понимании перестать пытаться завоевать Италию, как делали и отец Генриха, и предшествующие правители, а полностью сосредоточиться на Габсбургах и германском вопросе. Император Карл Пятый стремился объединить немецких князей в единую Германию и установить наследственную, а не выборную монархию. Генрих же хотел этому помешать: пока немецкие княжества раздроблены, они не станут достаточно сильны, чтобы угрожать Франции. Ну и вообще, Карл – объект непреходящей ненависти, так что в данном случае личное удачно переплелось с общественным, государственным.

Кое в чем Генрих Второй действовал старыми, давно опробованными методами: убирал подальше тех, кто влиял на политику при прежнем короле, и приближал к себе тех, кого покойный монарх обидел. Естественно, одной из первых жертв стала герцогиня д’Этамп, папина любовница: ее изгнали из Парижа. А вот опального маршала Монморанси молодой король не только приблизил, но и возвысил: до самой смерти Генриха этот человек оставался вторым в государстве по силе влияния, то есть фактически – вице-королем. Генрих в буквальном смысле смотрел коннетаблю в рот и вел себя с ним как ученик со строгим учителем.

Думаете, такой взлет Монморанси остался без последствий? Как бы не так! Нашлись деятели, которые сами хотели бы стать первыми среди равных или вторыми наравне с первым. Иными словами, те, кто хотел быть рядом с королем и влиять на его решения, а еще лучше – полностью заменять правителя. Вот и пришла пора поговорить о семействе де Гизов. Никуда от них не денешься, Гизы постоянно появляются на страницах романов и в фильмах об этом историческом периоде, так что надо их вам представить.

Гизы – одна из ветвей Лотарингского дома, семейство могущественное и влиятельное. Все де Гизы были убежденными католиками. В годы правления Генриха Второго самую большую роль при дворе и в политике играли братья Франсуа и Шарль де Гизы. Франсуа, ровесник Генриха Второго, был блестящим военным, неоднократно прославившимся в битвах с армией императора Карла. Шарль, младший брат, – архиепископ Реймсский, а при Генрихе – уже кардинал. Оба брата являлись ловкими и умелыми политиками. А их родная сестрица Мария де Гиз, между прочим, очень удачно вышла замуж за короля Шотландии Якова Пятого, который после смерти горячо любимой первой жены Мадлен, дочки Франциска Первого, женился во второй раз. В этом браке родилась дочь Мария, наследница престола, так что у Гизов в арсенале было еще и близкое родство с будущей королевой Шотландии. Думаю, вы уже и сами догадались, что девочка Мария, племянница братьев де Гизов, не кто иная как печально знаменитая королева Мария Стюарт. Мы о ней еще поговорим.

Сколько лет правил Генрих Второй, столько лет и длилось противостояние двух лагерей: Монморанси и Гизов. Монморанси – правая рука короля, Гизы стремятся его оттеснить и занять важное место. Монморанси – умеренный католик, Гизы – католики фанатичные. Монморанси, несмотря на воинскую доблесть и отвагу, все-таки полагал, что лучше договариваться с врагами и заключать мир, Гизы же рвались в бой и считали решением проблемы только полностью разгромленного и уничтоженного противника. Кроме того, боевой опыт у Монморанси был существенно солиднее, чем у Франсуа де Гиза, и побед он одержал больше, поэтому старший де Гиз хотел войны и только войны: а как иначе он сможет сравняться в славе с коннетаблем? Выходило, что по вопросам внешней политики обе стороны тоже резко разошлись.

Что любопытно: точно так же резко расходятся и мнения специалистов-историков по поводу правления Генриха Второго. А. Моруа, например, считает, что «он был одним из наших самых великих королей», а Д. Норвич пишет, что с А. Моруа трудно согласиться, потому что Генрих «активнее проявлял нетерпимость, чем его отец, варварски ужесточив гонения на протестантов». Немецкий историк Райнер Бабель, отмечая позитивную роль административной реформы во Франции, говорит: «Было ли все это собственным творением Генриха или на эти шаги его толкало окружение, кто мог стоять за кулисами в качестве движущей силы? Даже если не он был инициатором описанных административных реформ, все равно своей позитивной ролью в их претворении он показал, что у него хватало и политического смысла, и способности к рассуждению. Но достаточно ли этого, чтобы оценить эпоху Генриха Второго положительно?» И в самом деле, очень трудно судить о конкретном правителе, если знаешь, что он был крайне подвержен влиянию фаворитов. Где чья заслуга? Чья была идея? Поди разберись теперь…

Очень интересную характеристику Генриха Второго как правителя дает все тот же Р. Бабель, отмечающий две особенности монарха. Первая: Генрих придавал большое значение внешнему оформлению своего королевского величия. Например, по его требованию был разработан целый ритуал «королевских выходов», чтобы все понимали: вот перед ними появляется не обычный смертный, а великий руководитель, солнцеликое божество, и все должны трепетать и кланяться.

Второй особенностью была склонность подводить оправдывающую идеологическую основу под все действия, особенно касающиеся внешней политики. «Внешняя интервенция в большинстве своем прикрывалась идейной мотивацией: речь шла при этом о “защите” – защите немецкой свободы, сословной свободы, защите Пармы или Сиены от габсбургского владычества в Италии. Конечно, это маскировало собственные стратегические интересы», – пишет Р. Бабель. Ага, мы вторгаемся в немецкие земли, чтобы помочь несчастным немцам защитить свою свободу, а то они сами не справятся. По мнению историка, Франция делала вид, что борется с Габсбургами, которые стремятся создать мировую монархию и стать единственной силой, заправляющей мировым порядком. А в действительности Франция сама хотела стать такой силой, поддерживающей порядок в христианском мире. Проще говоря, для публики оглашался лозунг: «Долой Габсбургов, которые хотят все захватить и всем рулить», на самом же деле стратегической целью было «мы все захватим и будем устанавливать свой порядок». В общем, ничего нового. Или мне это только кажется?

Но вернемся к семье короля.

Король Англии Генрих Восьмой умер в том же году, что и Франциск Первый. Английская корона перешла к единственному сыну Генриха Восьмого, юному Эдуарду Шестому. И тут для Франции усматривалась определенная проблема. Дело в том, что существовала договоренность о браке Эдуарда и маленькой Марии Стюарт, наследницы шотландской короны. А это означало, что Англия и Шотландия перестанут бесконечно воевать и начнут, наконец, дружить. Франции это не выгодно, ведь Англия – извечный враг, а католическая Шотландия – наоборот, друг. Допустить брак Эдуарда и Марии означало бы потерять друга и укрепить силы врага. Ну глупо же! Тем более и королева-регент, верная католичка Мария де Гиз, категорически против того, чтобы выдать дочь за Эдуарда Шестого, воспитанного в протестантской вере и защищающего англиканскую церковь, которая порвала с папой римским.

И французский король принял меры: Мария Стюарт, дочь Марии де Гиз и покойного короля Якова Пятого, выйдет замуж за дофина Франциска, сына Генриха Второго. Понятно, что в принятии такого решения ведущая роль принадлежала де Гизам. Их вечный противник коннетабль Анн де Монморанси в это время (вот удача-то!) попал в плен к испанцам после очередной битвы, и братья Гизы получили полный доступ к уху короля. Нельзя упускать возможность посадить девочку из рода Гизов на французский трон. Сказано – сделано: брачный договор заключили, 5-летнюю королеву Марию доставили в 1548 году во Францию, а Генрих объявил себя покровителем Шотландии. Малышку Марию король любил, позаботился о том, чтобы девочка получила разностороннее образование, а в 1558 году устроил пышную свадьбу своего старшего сына Франциска и юной королевы Шотландии.

Да, Франциск уже стал старшим сыном, потому что после одиннадцати лет «застоя» Екатерина Медичи принялась бесперебойно рожать королевских потомков: вслед за Франциском и Елизаветой на свет появились еще восемь детей. Выжили, как обычно, не все, но к 1559 году у Генриха Второго было четыре сына и три дочери. Отличные показатели супружеской жизни! И трон есть кому оставить, и есть кого выгодно выдать замуж.

Я уж молчу о том, что в 1551 году у Генриха появился еще один внебрачный ребенок, которого родила дама по имени Джейн Флеминг, гувернантка Марии Стюарт. Джейн со скандалом выпроводили назад в Шотландию, а сыночка король официально признал, оставил при себе, воспитывал вместе со своими детьми. Что любопытно: мадам Флеминг было в ту пору 49 лет, Генриху – на 17 лет меньше. Похоже, у короля имелся устойчивый интерес к женщинам, по возрасту годящимся ему в матери. Об этом мальчике, названном Генрихом в честь своего отца, я упоминаю не из любви к пикантным подробностям интимной жизни королей, а для дела: Генрих получит имя шевалье Ангулемского (или Бастарда Ангулемского) и чуть позже сыграет заметную роль при французском дворе.


Любовь и политика в одном флаконе
Честно признаться, Генриху Второму не позавидуешь. На протяжении многих лет его внимание было сконцентрировано на удержании баланса. Баланса между Монморанси и Гизами. Баланса между женой и фавориткой. Уже одного этого достаточно, но нужно было еще и удерживать равновесие между Монморанси и Гизами с одной стороны и Дианой де Пуатье – с другой. Диана – любовь всей его жизни, самый близкий друг, постоянный советчик. Понятно, что коннетабль и братья де Гизы старались ее оттеснить.
Интрижка с леди Флеминг началась, когда Диана вынуждена была довольно долго отсутствовать: она сломала ногу, упав с лошади, и лечилась у себя в замке Роморантен. Королева Екатерина как раз в это время родила очередного ребенка, сына Генриха, и король проводил много времени с женой и детьми. А где дети – там и няньки с гувернантками. Дальше все понятно.
Верный Монморанси всюду следовал за королем. А Гизы следили за Монморанси. И заметили, что коннетабль что-то уж слишком часто заглядывает в детскую и проводит там много времени. Не думайте, что «детская» – это такая комната, где все гужуются вместе. Это отдельное крыло замка или часть крыла, в котором довольно много помещений. Де Гизы решили, что Монморанси завел шашни с гувернанткой Джейн Флеминг, и тут же насплетничали об этом Диане де Пуатье. Диана, для которой в королевских дворцах не существовало запертых дверей, дала Гизам ключ: теперь они смогут поймать противного коннетабля с поличным. Они и поймали. Только это оказался не Монморанси, а сам король Генрих.
И Диана поняла, что это не она играет против Монморанси, а наоборот, Монморанси играет против нее самой. Он позволил королю изменить своей фаворитке! Хуже того, он наверняка еще и подстрекал его к такому низкому предательству! Она была уверена, что без поощрения и помощи коннетабля Генрих не начал бы такой позорный флирт, а даже если и начал бы – то не преуспел. «Диане было ясно, – пишет Рейбниц, – что Монморанси пытался вытеснить ее с властной позиции рядом с королем и оставить Генриха исключительно под своим контролем». Короля-то Диана простила, а вот коннетабля – нет. С того момента она изо всех сил начала поддерживать братьев де Гизов и настраивать против Монморанси весь двор. Дошло до того, что на одном из пиров для Монморанси демонстративно не приготовили места. Генрих был в отчаянии: Диана требовала устранить коннетабля, но король не мог расстаться со своим другом и наставником, которого любил и на которого полагался.
Со временем конфликт сгладился. Но на одном этом примере можно увидеть, каким хрупким было равновесие и в семье Генриха Второго, и при его дворе, и в политике. Представляете, сколько сил нужно было прикладывать, чтобы баланс не нарушался и все оставалось спокойно?
Да и Диане приходилось нелегко. Помимо деликатной ситуации с королевой Екатериной, спальню которой Генриху приходилось то и дело посещать, была проблема дочери, муж которой Клод Лотарингский являлся еще одним из братьев де Гизов, третьим по старшинству после Франсуа и Шарля. Попробуй-ка удерживать и контролировать ситуацию, когда у весов даже не две чаши, а три: любовь к власти и влиянию; любовь к королю; любовь к дочери, ради которой нужно, по идее, радеть о карьерном продвижении зятя, но продвижение это усиливает позиции Гизов.
Когда было принято решение о браке дофина Франциска с шотландской королевой Марией Стюарт, родной племянницей братьев де Гизов, Диана опасности не почуяла, но прошли годы, дети подросли, свадьба не за горами. И всесильная фаворитка не на шутку испугалась. Дофин влюблен в свою невесту, он в полном восторге от прелестной Марии, ждет не дождется свадьбы, еще чуть-чуть – и он окажется послушной марионеткой в руках Гизов, которые и без того уже прибрали к рукам много властных полномочий. А она их поддерживала, собственными руками отбирая влияние у Монморанси! Зря, ох, зря… Пришлось прибегнуть к помощи коннетабля, который предложил выход: брачный договор аннулировать и женить дофина на другой девушке, сестре испанского короля Филиппа Второго. Правда, ей уже 21 год и она вдова, но для противостояния быстро растущему могуществу де Гизов все средства хороши.
Генриха удалось уговорить, женитьбу дофина отложили на неопределенный срок. Де Гизы, казалось бы, проглотили пилюлю. Но нет. Они просто выжидали, когда представится возможность одержать блестящую военную победу. И удача им улыбнулась: в январе 1558 года французская армия под командованием Франсуа де Гиза и его брата Клода Лотарингского, зятя Дианы де Пуатье, одержала блестящую победу и вернула французской короне Кале – последнее английское владение на территории Франции. После этого король уже ни в чем не мог отказать братьям де Гизам, и они начали усиленно напирать на необходимость брака дофина с королевой Шотландии. Чем скорее – тем лучше. И добились своего.
Диане не оставалось ничего другого, кроме как снова объединиться с Монморанси, чтобы изменить баланс сил в ущерб Гизам.
Вот так они все и колебались «вместе с линией партии». Тяжелая это штука – жизнь в политике!
А если бы дофин Франциск не был по уши влюблен в Марию Стюарт? Ну жена – и жена, пусть детей рожает, других задач у нее нет. Можно к ней не прислушиваться, не обращать внимания, задвинуть в дальний угол. И никакие дяди жены дофину (а потом и королю) не указ. Как вы думаете, сказалось бы равнодушие дофина к невесте на политическом могуществе семейки де Гизов?


Второго по старшинству ребенка, дочь Елизавету, тоже пристраивали замуж с дальним политическим прицелом. В женихи ей определили Карлоса, принца Астурийского, инфанта Испании, внука императора Карла Пятого и сына правящего в то время короля Филиппа Второго. Если вы подзабыли историю Англии, то позволю себе напомнить: король-протестант Эдуард Шестой умер в 1553 году совсем юным, и на английский престол взошла Мария Тюдор, его единокровная сестра, дочь Генриха Восьмого от первого брака с испанкой Екатериной Арагонской. Постарайтесь не перепутать ее с другой Марией Тюдор, младшей сестрой Генриха Восьмого. Королева Мария Тюдор была истовой католичкой, ее мужем стал испанский король Филипп Второй, молодой вдовец, имевший от первого брака сына Карлоса. Вот за этого Карлоса, своего ровесника, и должна была выйти принцесса Елизавета. Все вроде бы шло как полагается, стороны готовились к свадьбе, но в 1558 году Мария Тюдор умерла, и испанский король овдовел во второй раз. А дальше история повторилась (вспоминаем Филиппа Шестого Валуа, его сына Иоанна и Бланку Наваррскую): Филипп Второй Испанский расторг помолвку своего сына и заявил, что сам хочет жениться на Елизавете. Его, видите ли, посетило большое и светлое чувство. С точки зрения геополитики для Франции разницы не было: так или иначе, но французская принцесса становится королевой Испании. В смысле возраста все тоже выглядело вполне прилично, невесте Елизавете 13 лет, дважды вдовому Филиппу всего 31 год. А вот с точки зрения родительских чувств… Как отнеслись к такой замене Генрих Второй и Екатерина Медичи, учитывая ситуацию? Что сам себе говорил король Испании, уводя у сына невесту? Но тут уж не нам судить. Приготовления к свадьбе продолжились, только жених был уже другим. Может, оно и к лучшему: как выяснилось впоследствии, у инфанта Карлоса имелись серьезные проблемы с психикой, и отцу-королю пришлось держать молодого человека в заточении до самой смерти инфанта. Ходили даже разговоры, что король Филипп дал указание отравить сына. Эта душераздирающая история вдохновила многих творцов: Фридрих Шиллер и Томас Отуэй написали пьесы, Джузеппе Верди и Дмитрий Бортнянский – оперы.

Третий ребенок Генриха Второго, дочь Клод, в январе 1559 года в возрасте 11 лет стала супругой герцога Лотарингии. Девочку проводили, помахали ей на прощание платочками и вернулись к подготовке свадебных франко-испанских торжеств. В интересах закрепления очередного мирного договора решено было усилить позиции еще одним браком: у Генриха, если помните, оставалась незамужняя сестра Маргарита, старая дева, образованная и интеллигентная дама. Вот ее и сосватали Эммануилу Филиберту Савойскому. Обе свадьбы решили праздновать одновременно, в честь чего планировали пышное празднество и, разумеется, турниры, куда ж без них.

Кончилось все плохо. Генрих Второй, обожавший спортивные затеи, тоже принял участие в рыцарском единоборстве, но его противник граф Монтгомери нанес королю смертельную рану обломком копья, которое попало в глаз. Генриха выхаживали лучшие врачи, в том числе и знаменитый хирург Амбруаз Паре, но сделать ничего не смогли. Десятого июля 1559 года Генрих Второй скончался. Королева Екатерина Медичи все дни безотлучно находилась у ложа смертельно раненого супруга, а Диану де Пуатье к нему не допустила. Даже несмотря на то, что Генрих очень просил дать ему возможность повидаться со своей самой большой любовью.

Все понимали, что граф Монтгомери ничего плохого не хотел. Более того, все зрители на турнире видели и слышали, как после первого раунда Монтгомери предложил королю прекратить схватку и разойтись с «почетной ничьей», но Генрих категорически настаивал на продолжении. Никто не виноват в том, что король подустал, а его противник оказался более сильным и ловким. Или, как считают некоторые исследователи, наоборот, неловким: не сумел вовремя отвести от головы короля обломок копья. В любом случае, злого умысла в действиях графа не было. Но злопамятная и мстительная Екатерина Медичи его не простила. Спустя много лет, в 1574 году, в ходе религиозных войн между католиками и гугенотами (протестантами) граф Монтгомери, сражавшийся на стороне «еретиков», оказался в руках королевской армии. И Екатерина настояла на том, чтобы его казнили. Казнь состоялась 26 июня 1574 года на Гревской площади.


Верить ли Дюма? (продолжение)
В романе «Две Дианы» нам предлагается версия умышленного убийства Генриха Второго, то есть полной виновности графа Монтгомери. Оказывается, молодой граф добивался освобождения из тюрьмы своего отца, который когда-то безумно любил Диану де Пуатье и даже намеревался на ней жениться. За это в тюрьму и попал. Монтгомери мало того что пытается освободить папеньку, так еще и влюбился во внебрачную дочь Дианы и Генриха Второго Диану де Кастро. Мы-то с вами знаем, что никаких внебрачных детей у Дианы де Пуатье не было, а мать Дианы де Кастро – Филиппа Дучи, одна из любовниц Генриха еще в те времена, когда он был всего лишь дофином. Но Александра Дюма это совершенно не смущает. Его герой Габриэль де Монтгомери мучается сомнениями: уж не от его ли отца прекрасная Диана родила свою дочь? Уж не в родную ли сестру он влюбился?
Поскольку добиться освобождения отца не удается (тот умирает в тюрьме, не дождавшись светлого часа), Монтгомери считает короля Генриха виноватым и замышляет убийство на турнире. Все получается, король умирает, при этом Амбруаза Паре рядом с ним нет: автор зачем-то отослал его в Перонну.
С Екатериной Медичи Дюма тоже поступил довольно занятно: сделал ее до смерти влюбленной в молодого Габриэля Монтгомери и ничтоже сумняшеся перенес на 35 лет вперед ситуацию, сложившуюся с Луизой Савойской и коннетаблем Шарлем де Бурбоном: королева-мать предлагает графу себя, граф в ужасе отказывается, королева мстит. Причем текст Дюма как-то подозрительно напоминает текст пьесы Фрэнсис Энн Кембл в той сцене, где Луиза объясняется с Бурбоном…
Складывается впечатление, что французский романист выбирал из истории яркие факты и использовал их там, где хотелось чем-нибудь насытить или украсить фабулу. Какая разница, когда и с кем это происходило? Ведь происходило же! В точности то же самое было проделано со сценарием убийства Людовика Орлеанского: у Дюма все эти обстоятельства имели место при убийстве Оливье Клиссона в романе «Изабелла Баварская». Еще один пример такого «перетаскивания» – намерение Амбруаза Паре потренироваться на трупах, «проверить свою руку, проделать кое-какие опыты», прежде чем делать операцию монарху. Историки утверждают, что это произошло при попытках вылечить раненого Генриха Второго, Дюма же использует фактологию, описывая смертельную болезнь совсем другого короля.
«История – только гвоздь, на который я вешаю свои романы», – не скрывал А. Дюма. Что ж, нам остается наслаждаться сюжетами. А верить написанному все же поостережемся.


Если с местью графу Монтгомери пришлось ждать целых 15 лет, то с Дианой де Пуатье овдовевшая королева расправилась немедленно. Уже на следующий день после смерти дорогого супруга Екатерина отправила свою невестку Марию Стюарт к Диане с требованием вернуть драгоценности, подаренные королем и принадлежащие короне, а также ключи от письменного стола Генриха и от кладовой. Согласно другим источникам, к Диане был послан новый король Франциск Второй, но сути это не меняет. Какая разница, кто ездил к Диане, король или его жена? Бывшей фаворитке было сказано, что за дурное влияние на покойного короля она заслуживает самого сурового наказания, но ее, так и быть, прощают. Пусть больше не показывается при дворе, вернет все, что требуется, и может считать себя свободной. От двора отлучили не только саму Диану де Пуатье, но также ее дочь и зятя, младшего из братьев де Гизов.

На престол взошел новый король Франции, 15-летний Франциск Второй. Но на самом деле на престол взошла его мать Екатерина Медичи, хотя заметили это не сразу.


Генрих Второй (31 марта 1519 г. – 10 июля 1559 г.)
Король Франции с 31 марта 1547 г. по 10 июля 1559 г.
Преемник – сын Франциск.


«Слушайся маму, сынок», или Франциск Второй

Юный король Франциск Второй не блистал ни умом, ни здоровьем. А. Моруа пишет, что он был золотушным, прыщавым и страдал аденоидами. Вообще-то по французским законам он уже два года как достиг совершеннолетия и ни в каком регентстве не нуждался, но все прекрасно понимали, что мальчик не справится. Он не готов. И быть готовым, похоже, не собирается. У него на уме только красавица-жена и юношеские развлечения. Понятно, что при таком раскладе все заботы о государстве оказались в руках дядюшек де Гизов – Франсуа (герцога Франциска де Гиза) и Шарля (кардинала Карла Лотарингского).

Дальше придется рассказывать не столько о личности короля и его семье, сколько о политике, хоть я и обещала вам избегать сложных и скучных тем. Но мы подошли к той точке, когда на политической арене появляются персонажи, которых мы видим на страницах романов Александра Дюма, Генриха Манна, Проспера Мериме, Кристофера Гортнера и других авторов. И не разобравшись хотя бы вкратце, кто есть кто и откуда взялся, мы не можем двигаться дальше. В конце концов, эта книга пишется как раз для того, чтобы при чтении романов или при просмотре кинофильмов из французской истории было куда заглянуть, как в шпаргалку.

Напрягаем память и вспоминаем сестру Франциска Первого, писательницу и гуманиста Маргариту Ангулемскую, которая вторым браком вышла за Анри д’Альбре, короля Генриха Наваррского. Я просила вас не забывать, что в этом браке родилась дочь Жанна, унаследовавшая наваррскую корону. Жанна выросла и вышла замуж сначала за Вильгельма Клевского, потом, после аннулирования первого брака, за Антуана де Бурбона, человека слабого и достаточно легкомысленного, не имевшего твердых убеждений и легко поддававшегося влиянию со стороны. Поженились они в 1548 году, а через семь лет Жанна получила после смерти отца корону Наварры, и Антуан де Бурбон на правах мужа стал королем. Маргарита, как уже говорилось, поддерживала идеи протестантизма и дочь Жанну воспитала в протестантской вере.

Сам по себе Антуан де Бурбон особой политической силы не представлял, но у него был младший брат по имени Луи. Людовик де Бурбон-Конде, или принц Конде. Жесткий, целеустремленный, бескомпромиссный. И убежденный протестант. Смотрите, что получается: Бурбоны – принцы крови, то есть принадлежат к семейству, которое стоит в очереди на французский трон и надевает корону, если правящая ветвь обрывается в связи с отсутствием прямых наследников. Все они происходят от Роберта, графа де Клермона, младшего сына Людовика Девятого Святого. При этом Антуан – муж племянницы короля Франциска Первого. Антуан де Бурбон – король Наварры. И рядом с ним находится братишка Людовик Конде, который «влияет». А смесь-то может оказаться взрывоопасной!

Жанна Наваррская была протестанткой. Антуан – католиком. Конечно, это вносило определенный разлад между супругами. Однако под влиянием сильного брата религиозные воззрения Антуана де Бурбона стали меняться, и идеи протестантизма обрели в его глазах некоторую привлекательность. В итоге ко времени смерти Генриха Второго и восшествия на престол неопытного Франциска «главными протестантами страны» стали братья Бурбоны, Антуан и Луи. А против них – «главные католики» братья де Гизы, Франсуа и Шарль.

Незадолго до смерти Генрих Второй подписал эдикт, согласно которому чрезвычайно ужесточались меры против еретиков-гугенотов: дома, в которых собираются протестанты, должны быть разрушены; смертная казнь отныне грозила не только самим гугенотам, но и тем, кто не принял меры и позволил им устроить собрание. Более того, к еретикам отныне причислялись те, кто не донес о каком-либо протестанте, даже если сам провинившийся «недоноситель» – католик. По стране прокатилась волна обысков, трясли всех без разбора. Взаимная вражда католиков и протестантов переместилась из высшего дворянского слоя в народные массы, и теперь простой люд устраивал кровавые стычки и массовые драки на религиозной почве. Сам-то Генрих Второй умер через месяц после подписания эдикта, так что всех этих ужасов не увидел, но братья де Гизы сделали все возможное, чтобы именем нового короля преследования гугенотов обретали все более и более чудовищные формы.

Разумеется, среди дворян оказалось очень много недовольных, которые и стали собираться вокруг энергичного и смелого принца Конде. В феврале 1560 года, через полгода после смерти Генриха Второго, на тайной встрече дворян-протестантов было вынесено решение о вооруженной акции, направленной против братьев де Гизов. В некоторых источниках (но далеко не во всех) указывается, что планировали похитить короля, чтобы вырвать у Гизов рычаг управления страной. Операцию разрабатывали тщательно, но один из заговорщиков вдруг опомнился, испугался и побежал доносить кому следует. Гизы обо всем узнали, перевезли семейство короля в Амбуаз и стали готовиться к обороне. В результате попытка штурма Амбуаза провалилась: со стороны королевских войск стоял опытный талантливый военный командир Франсуа де Гиз, мятежники же состояли большей частью из плохо организованных ремесленников и крестьян. Много народу погибло, многие попали в плен и были осуждены как изменники. Далее последовали массовые казни.

Да, Гизы, судя по всему, поняли, что зашли слишком далеко, еще тогда, когда только узнали о заговоре. За две недели до нападения на Амбуаз, едва им сообщили о доносе неустойчивого заговорщика, на королевском совете решили объявить амнистию тем протестантам, которые изъявят готовность вернуться в католичество. Но это не помогло, и теперь братья де Гизы столкнулись с тем, что в окружении короля все настойчивее звучали обвинения: это именно они, Гизы, своей жесткой политикой в отношении протестантов довели страну до мятежа, нужно было проявлять разумную терпимость и идти на компромиссы, а не рубить с плеча.

И кто же у нас оказался таким миротворцем, призывающим к религиозной толерантности? Кто озвучивал и продвигал идею взаимной терпимости? Вы не поверите: итальянка-католичка Екатерина Медичи. Нет, разумеется, идеи протестантизма не были ей близки. Так в чем же дело?

А в том, что она была матерью правящего короля и его братьев-принцев. И она хотела, чтобы в стране, которой руководит ее сын, было мирно и спокойно. Двадцать пять лет, со дня свадьбы и до дня смерти мужа, она провела в тени, почти безгласная, бесправная, униженная самим фактом существования Дианы де Пуатье и открытым пренебрежением короля. Своим девизом Екатерина Медичи сделала два слова: «Ненавидеть и ждать». После смерти Генриха Второго власть захватили Гизы, но хладнокровная и прагматичная Екатерина видела, что сынок Франциск слаб здоровьем и осталось ему недолго. Не будет Франциска – не будет и Марии Стюарт, а значит, власти Гизов придет конец. Нужно только дождаться. Когда корону наденет ее следующий сын, Карл, все будет по-другому. А пока следует принять меры к тому, чтобы религиозная рознь не разорвала и не погубила страну окончательно. До тех пор, пока радикальные католики Гизы обладают силой и влиянием, Франция не увидит мира и не будет знать покоя.

Поддержку она нашла в лице одного из видных протестантов, адмирала Гаспара де Колиньи. Колиньи тоже был сторонником взаимной терпимости. И кроме того, он люто ненавидел Гизов. Добавим сюда и высказываемую некоторыми авторами версию о том, что между королевой Екатериной и адмиралом возникла личная симпатия, почти дружба, чтобы не сказать больше. Ну и последнее: Гаспар де Колиньи был племянником коннетабля Монморанси. А принц Конде был женат на племяннице самого Колиньи.

В августе 1560 года Колиньи при поддержке Екатерины Медичи организовал собрание нотаблей – представителей дворянства и духовенства, назначенных королем для обсуждения и решения важных административных и финансовых вопросов. На собрании непримиримая политика Гизов была жестко раскритикована, поскольку вела к конфессиональному расколу и гражданской войне. Гизы вынуждены были пойти на ряд уступок и признать, что в ограниченных масштабах религиозная терпимость действительно необходима. Они и в самом деле поняли, что так будет правильно? Или только делали вид, чтобы от них отстали?

Ну что ж, со стороны католиков веротерпимость вроде бы признали. Теперь следовало добиться того же самого со стороны протестантов, во главе которых стояли король Наваррский и его младший брат принц Конде. На собрании нотаблей они не присутствовали. Их причастность к Амбуазскому заговору не была доказана, они же не участвовали в штурме, а у Конде вообще железное алиби: во время мятежа и какое-то время после него он безотлучно находился при дворе, его все видели. На самом деле никто не сомневался, что у Конде рыльце в пушку, и бесконечные намеки на его связь с мятежом так достали принца, что он покинул королевский дворец и уехал на юго-запад Франции: основные силы протестантов обосновались в Провансе и Дофине.

Королева-мать и Гизы пытались втолковать Франциску, что нужно вызвать короля Наварры и его брата ко двору и дать им возможность публично, при всех, оправдаться, сняв с себя обвинения в причастности к заговору. Не нужно нагнетать, не нужно обострять, нужно искать возможность примириться и снять конфликт. Наконец, Антуан де Бурбон и Луи Конде приехали. А глупый Франциск взял и все испортил: в самых резких выражениях обвинил принца Конде в государственной измене и отдал приказ о его аресте. Принца предали суду, признали виновным и вынесли смертный приговор. Понятно, что поднялся ужасный шум, переходящий в скандал: Людовик де Бурбон-Конде не мальчик с улицы, а принц крови. К тому же приговор не был вынесен судьями единогласно, нашлись и несогласные с доказанностью обвинения. Конде был умен и предусмотрителен: являясь негласным руководителем заговора, он позаботился о том, чтобы не оставить ни свидетелей, ни доказательств своего участия. Он не подписал собственноручно ни одного документа, а из руководителей мятежа его знал в лицо только один человек, дворянин из Лимузена по имени ла Реноди. Но ла Реноди погиб во время штурма Амбуаза. Так что все обвинение строилось на косвенных уликах, которые сегодня назвали бы показаниями с чужих слов: все говорят, что… всем известно, что… ну а кто же, если не он, – и так далее.

Гизы, конечно, требовали немедленно привести приговор в исполнение, чтобы навсегда избавиться от врага, но на них начали давить, и братья отступили. Давление организовала все та же Екатерина Медичи. Она прекрасно понимала, что если Гизы сейчас сумеют настоять на своем, то докажут свою силу и влиятельность. Страна снова окажется в их руках, а протестанты все равно не угомонятся, не простят короне казни своего лидера и опять возьмутся за оружие. Зачем же своими руками усиливать радикализацию противников? С ними надо договариваться. Лучше приручать, чем открыто враждовать.

Но король-то каков! Наверняка это братья Гизы подговорили юного Франциска на такой неосмотрительный шаг. Число недоброжелателей у этой парочки резко возросло.

А здоровье Франциска все ухудшалось, у него в ухе образовался свищ, шансов на выздоровление не было. Екатерина Медичи понимала, что при следующем короле, ее 10-летнем сыне Карле, встанет вопрос о регентстве. Гизы сойдут со сцены, но на нее выйдут принцы крови – братья Бурбоны. Тоже ничего хорошего. Во-первых, они протестанты. Во-вторых, они начнут мстить Гизам и их сторонникам. И снова начнется фракционная борьба. Принц Конде находится под стражей, но король Наваррский – на свободе. Его нужно как-то обезвредить, мягко, без применения силы, чтобы не спровоцировать новый мятеж и вооруженные столкновения. А учитывая легковесность и душевную слабость Антуана де Бурбона, его достаточно будет всего лишь напугать. Но напугать убедительно.

И Екатерина сумела это сделать. Она в присутствии Гизов обвинила короля Наварры в государственной измене и заявила, что такой ненадежный человек, как он, не сможет быть регентом при несовершеннолетнем правителе. И тут же намекнула, что если Бурбон будет вести себя правильно, то получит звание «генерал-лейтенант королевства». Антуан поклялся, что ни в чем не виноват, поблагодарил за обещание и отказался от своих прав на регентство в пользу Екатерины. Что, собственно говоря, и требовалось.

И даже умирающего сына, короля Франциска Второго, Екатерина сумела использовать: уговорила его сделать на смертном одре заявление, мол, решение об аресте принца Конде король принял единолично, ни с кем не посоветовался, никто его к этому не подстрекал. Поступил самовольно и глупо, а теперь раскаивается. Благодаря этому заявлению с Франсуа и Шарля де Гизов были сняты обвинения в неподобающих и неправомерных действиях по отношению к принцу крови. Может, не зря Екатерину Медичи называли Змеей? По хладнокровию, хитрости и коварству ей не было равных. И все эти качества она мастерски скрывала от общественности на протяжении четверти века!

Пятого декабря 1560 года Франциск Второй скончался. Корона перешла к его младшему брату Карлу. Что ж, Екатерина Медичи получила регентство, добившись относительной независимости. Гизы ей обязаны, Бурбоны – обязаны, а сама она, королева-мать и регент Франции, не обязана никому.

Но без слухов, разумеется, и тут не обошлось. Поговаривали, что королева подговорила Амбруаза Паре, лечившего короля, влить больному в ухо яд. Отравить собственного сына! Да неужели Екатерина могла пойти на такое?! Но тем не менее эту точку зрения разделяли очень многие, дескать, только таким путем королева могла обеспечить свою власть, потому что пока жив Франциск – Гизы у руля. Насколько правдивы эти слухи – судить не берусь, но они были и циркулировали весьма оживленно. На них опирался тот же А. Дюма в романе «Две Дианы»: дескать, инициатором вливания отравы в ухо короля был коннетабль Монморанси, потому что короли должны умирать на поле боя, а не от ножа хирурга. А матушка Екатерина знала и не воспрепятствовала.


Франциск Второй (19 января 1544 г. – 5 декабря 1560 г.)
Король Франции с 10 июля 1559 г. по 5 декабря 1560 г.
Преемник – младший брат Карл.


«Очень нервный мальчик», или Карл Девятый

Новому королю Франции Карлу Девятому Валуа исполнилось 10 лет. Здоровьем мальчик тоже не отличался, как и его старший брат Франциск, любил охоту и ручной труд, немного интересовался искусством, баловался поэзией. Был нервным, раздражительным, подверженным внезапным вспышкам гнева и ярости. Как видите, не самые лучшие данные для того, чтобы стать толковым руководителем.

Первой заботой Екатерины Медичи после похорон сына стала судьба его вдовы, юной Марии Стюарт. Ее нужно было куда-то пристроить так, чтобы не вышло вреда ни для Франции, ни для самой королевы-матери. Поступило неплохое предложение от Филиппа Испанского: на Марии мог бы жениться его наследник, инфант Карлос. Да-да, тот самый дон Карлос, который должен был стать мужем Елизаветы, дочери Екатерины и Генриха Второго, но в итоге стал ее пасынком. Однако союз Испании и Шотландии Екатерину не устраивал. Кроме того, сейчас Елизавета – королева Испании, муж-король ее обожает, но она мягкая и деликатная девочка, а что же будет, когда рядом с ней появится блистательная самоуверенная Мария Стюарт? Вероятно, мысленно Екатерина добавляла: «И наглая».

Да, у королевы-регента имелись все основания сильно не любить свою невестку. Она хорошо помнила, как Мария когда-то позволила себе достаточно язвительные высказывания насчет происхождения Екатерины, мол, она из семьи торговцев и нечего ей делать среди особ королевских кровей. Королева ничего не забывала и не прощала.

Был вариант подсунуть Марию в качестве жены новому королю Карлу Девятому, такая тема тоже обсуждалась, но Екатерина не стала бы терпеть ненавистную невестку рядом с собой еще долгие годы. Кроме того, по вполне понятным соображениям не хотелось оставлять в семье племянницу де Гизов.

Вопрос с испанским браком рассосался, Мария Стюарт какое-то время погостила у своих родственников Гизов и уехала домой, в Шотландию. Несмотря на показное дружелюбие Екатерины, молодая вдова понимала, что во Франции ей жизни не дадут.

Как вы думаете, оставила бы Екатерина свою невестку во Франции, если бы знала, что Мария Стюарт окончит жизнь на английской плахе? Почему-то мне кажется, что нет, наоборот, выпихивала бы ее в Шотландию с утроенной силой. Тоже, кстати, подходящая тема для сценического монолога. Екатерина Медичи, как известно, очень уважала алхимиков и астрологов, пользовалась их услугами и доверяла их суждениям. И вот представьте: она узнает, что Марии Стюарт предсказана страшная смерть от усекновения главы, и нужно принять решение, что делать с наглой девчонкой. Оставлять во Франции, выдавать здесь замуж и терпеть ее выходки, или пусть едет навстречу нелегкой своей судьбе, переживет убийство нового мужа, изгнание, суд и взойдет на эшафот. С одной стороны, Екатерина – королева, она должна радеть о судьбе страны, которой предстоит править ее малолетнему сыночку. Но с другой стороны, она – добрая католичка и должна следовать библейским заповедям… Как быть? Какое решение принять?

Разобравшись с невесткой, Екатерина переключила внимание на усмирение религиозных разногласий. Гизов не тронула, оставила их в королевском совете, Антуану де Бурбону дала, как обещала, звание генерал-лейтенанта королевства и назначила королевским наместником, а его брата Луи Конде освободила. Королева приложила огромные усилия к тому, чтобы состоялось мероприятие, известное под названием «коллоквиум в Пуасси», где самые видные и авторитетные представители двух вероисповеданий должны были обменяться идеями и найти путь к компромиссу. Но замысел королевы провалился: вместо согласия дискуссия привела к еще более резкому разладу. Тогда стало понятно, что придется идти на заметные уступки, и в январе 1562 года появился эдикт, согласно которому протестантам давалась свобода строить храмы и проводить богослужения в соответствии с их правилами, но… Не всюду. А только за пределами города. В самих же городах собрания протестантов разрешались только в частных домах, то есть никаких городских храмов иметь нельзя.

Католики посчитали, что протестанты получили слишком много, и начали консолидироваться, чтобы «не дать этим гугенотам окончательно распоясаться». Даже коннетабль Монморанси возмутился до такой степени, что объединился со своими давними врагами Гизами. Ну а про самих братьев де Гизов и говорить нечего: они аж зубами скрипели от ярости.

Скрипеть пришлось недолго. Уже в марте 1562 года, через полтора месяца после принятия эдикта, герцог Франсуа де Гиз, проезжая через свои владения в Шампани, увидел, что в деревне Васси в риге происходит богослужение по протестантскому обряду. В неположенном месте! Это же нарушение! Разогнать несанкционированное мероприятие добрым словом не удалось, но ведь известно, что доброе слово, подкрепленное оружием, бывает куда более действенным. Результат – более 60 убитых протестантов и около 200 раненых.

И началась эскалация конфликта: противостояние перешло в настоящую войну, которой суждено было длиться больше 30 лет. Протестантов возглавил Луи Конде. А что же Антуан де Бурбон, старший брат, король Наваррский? А он сменил веру. Перешел в католичество. Наварра ведь граничит с Испанией, и Филипп Второй Испанский пообещал Наварре кое-какие территориальные уступки, если Антуан будет паинькой и бросит своих плохих друзей-протестантов. Он и бросил.

Побоище в Васси произвело на протестантов огромное впечатление. Конде стал усиленными темпами вербовать солдат, Гизы охраняли короля и его семью, опасаясь, что противники предпримут еще одну попытку захватить монарха. Протестанты занимали города – католики стремились их отвоевать. В ноябре 1562 года в ходе военных действий в Руане погиб Антуан де Бурбон, король Наварры, через три месяца при осаде Орлеана убили Франсуа де Гиза (пишут, что ему три раза выстрелили в спину из пистолета). Коннетабль Монморанси попал в плен к гугенотам, Луи Конде – к католикам.

Потом-то пленных руководителей, конечно, освободили, но не сразу. Нет больше Антуана де Бурбона, живого символа, означающего, что переход в католичество – это хорошо и правильно. Хуже того: его смерть могла расцениваться неустойчивыми личностями из числа гугенотов как предостережение от перемены веры. Королевская армия осталась без двух ведущих военачальников, Гиза и Монморанси. Екатерине Медичи нужно было срочно искать возможность установить хотя бы временное затишье в военных действиях. А тут как раз подоспело совершеннолетие короля (июнь 1563 года), парнишке исполнилось 13 лет, пора показать его народу, а ему самому показать страну, которой он правит. И мама повезла сыночка по Франции. В течение почти двух лет королевский двор перемещался из провинции в провинцию, из города в город, дабы демонстрацией королевского величия укрепить авторитет короны. Все прошло довольно достойно, хотя и не без шероховатостей и инцидентов.

Война то затихала, то снова разгоралась, перемирия заключались и нарушались. В 1567 году погиб коннетабль Монморанси, и Екатерина, не найдя ему достойной замены, поняла, что войну нужно остановить во что бы то ни стало. Любая гражданская война подрывает авторитет власти, поскольку народ видит, что король не в состоянии установить мир и порядок и защитить жизни своих подданных. Начались переговоры, и в 1568 году в Лонжюмо был подписан мирный договор, согласно которому гугенотам предоставлялась свобода вероисповедания. Поскольку понятие «договор» подразумевает наличие как минимум двух договаривающихся сторон, а документ был подписан только королем Карлом Девятым, то для упомянутого документа часто употребляется название «эдикт». Однако некоторые авторы утверждают, что в Лонжюмо был подписан договор между короной и Людовиком де Бурбон-Конде.

Тринадцатого марта 1569 года в битве при Жарнаке погиб Луи Конде. Отныне лицом партии протестантов становится сын королевы Жанны Наваррской и Антуана де Бурбона Генрих де Бурбон, 15 лет от роду, воспитанный матерью в протестантской вере. Второе лицо в партии – адмирал Гаспар де Колиньи. И вместе с ними, разумеется, стоит плечом к плечу сын Луи Конде, юный Генрих.

Но оставшийся в живых брат Франсуа де Гиза Шарль, он же кардинал Карл Лотарингский, мириться с таким положением не собирался. Теперь он стал главой католиков и начал укреплять свое влияние в королевском совете. После убийства брата кардинал стал еще более непримиримым и яростным борцом с протестантами. Ведь Франсуа не погиб в ходе сражения, о нет! Он был коварно убит гугенотом по имени Польтро де Мере, который притворился перебежчиком, проник в лагерь католиков и застрелил герцога де Гиза. Не лицом к лицу, а в спину! И за эдакую подлость Карл Лотарингский готов был мстить всеми возможными способами. Ведь понятно, что Польтро де Мере не сам все придумал, его послали, его направили, его научили, а возможно, и заплатили. Кто? Да ясно же, адмирал Колиньи, формально – второе лицо в стане гугенотов, а на самом деле – первое, поскольку мальчишки Бурбон и Конде мало что пока еще могут сами. Семейство Гизов требовало от короля правосудия, король счел, что адмирал Колиньи не причастен к убийству герцога, но Гизы продолжали настаивать на своем мнении и открыто заявили, что оправдательный приговор, вынесенный королем, они считают несущественным. Отныне Гаспар де Колиньи превратился в первую и главную законную цель для Гизов.

Вот теперь можно и к делам семейным вернуться. Давайте вспомним, что происходит с детьми Генриха Второго и Екатерины Медичи. Пойдем по старшинству.

Старший ребенок, сын Франциск, побыл королем Франции и умер.

Елизавета (родилась в 1545 году) – королева Испании, жена Филиппа Второго.

Клод (родилась в 1547 году) – замужем за герцогом Лотарингии.

Людовик (родился в 1549 году) – умер во младенчестве.

Карл (родился в 1550 году) – сидит на престоле под именем Карла Девятого.

Эдуард-Александр (родился в 1551 году) – при конфирмации взял имя Генрих в честь отца. Пока еще носит титул герцога Орлеанского, не женат. Помимо титула герцога Орлеанского, носит титулы герцогов Анжуйского, Бурбонского и Овернского. Генрих – самый любимый сын Екатерины Медичи. После гибели коннетабля Монморанси назначен генерал-лейтенантом короля с широкими полномочиями, чтобы немножко уравновесить влияние Луи де Конде, который являлся все-таки «первым принцем крови». А ведь Генриху тогда было всего 16 лет!

Маргарита (родилась в 1553 году) – юная девица на выданье. Очаровательная, получившая хорошее образование, живая и остроумная. Когда нужно было расстроить брачные планы Филиппа Испанского насчет инфанта Карлоса и Марии Стюарт, Маргариту предлагали в качестве замены, но, к счастью, обошлось. Потом имели место переговоры с Португалией, длились очень долго и кончились ничем: замуж за короля Себастьяна девочку не отдали. Еще одним потенциальным женихом Маргариты был Генрих де Бурбон, сын Антуана де Бурбона, наследник наваррской короны.

Эркюль (родился в 1555 году) – при конфирмации взял имя Франсуа в честь покойного брата-короля. В годы правления Карла Девятого носил титул герцога Алансонского.

В 1556 году Екатерина родила девочек-близнецов, но одна из них родилась мертвой, вторая прожила всего около месяца.

Итак, резюмируем: помимо сына – правящего короля, у Екатерины Медичи имелись две замужние дочери, два сына (Генрих, любименький, и Эркюль Франсуа) и пока еще незамужняя дочь Маргарита.

Среди детей согласия по поводу религии тоже не было. Например, Эдуард-Александр, будущий Генрих, склонялся к протестантизму. В своих мемуарах Маргарита вспоминает, что во время диспута в Пуасси, на котором присутствовала вся королевская семья (1561 год), 10-летний Генрих требовал от 8-летней сестры, чтобы она отреклась от «религии ханжей» и прислушалась к тому, как «проповедуется правда». Даже угрожал побить сестренку, если та откажется. Сестренка не только отказалась, но еще и маме наябедничала. Узнав об «ошибочных воззрениях» сына, Екатерина «изрядно наказала» мальчика, а его гувернерам строго-настрого приказала воспитывать герцога Орлеанского в духе истинной святой веры, то есть католицизма. Королева-мать своего добилась, сына перевоспитала, сделала из него доброго католика. Но стал ли он таковым в действительности или ловко и умело притворялся – большой вопрос. И вопрос этот возник не у меня одной, многие историки тоже сомневаются.

К концу 1560-х годов время золотого детства миновало для всех отпрысков Екатерины Медичи. Генрих в 16 лет стал генерал-лейтенантом королевства и начал потихонечку засматриваться на корону. Разумеется, не в буквальном смысле, а в переносном. Ну а что? Карл Девятый все еще не женат, наследниками не обзавелся, проявляет чисто юношеское легкомыслие, посвящает себя охоте и удовольствиям, а вовсе не государственным заботам. А он, Генрих, блестяще проявил себя в нескольких сражениях (1568–1569 годы), у него теперь есть не только властные полномочия, но и репутация. Если мать поймет, что Генрих во всех отношениях лучше Карла, то передаст любимому сыну бразды руководства, а король пусть остается номинальным правителем, носит свою корону, если уж так хочется, и ни во что не лезет. Пока что Карл – не фигура, однако есть опасность, что от природы храбрый, но душевно слабый, нервный и пока еще легкомысленный братец-король рано или поздно возмужает, почувствует в себе силы встать во главе армии и отстранит младшего брата от должности главнокомандующего.

И Генрих сообразил, что ему нужен агент влияния. Человек, который будет постоянно находиться рядом с королевой Екатериной, слушать, что говорит королева, доверительно беседовать с ней, мотать на ус и подбрасывать нужные идеи в том плане, что Карл, мол, не тянет, зато Генрих – ого-го! И кто же подойдет на эту роль лучше, чем сестренка Маргарита? Нужно только правильно настроить девочку. Она уже не ребенок, пора заниматься делами, а не только танцами и увеселениями.

Генрих настроил. Маргарита, польщенная высоким доверием брата, согласилась помочь и пообещала сделать все в лучшем виде. Она очень старалась, приходила в спальню матери к моменту ее пробуждения и целый день крутилась рядом, в том числе и в рабочем кабинете, и во время деловых разговоров. Слушала, запоминала, передавала Генриху, который исполнял свои воинские обязанности вдали от дворца. В подходящие моменты вставляла нужное словцо.

То, что происходило дальше, имеет две версии, довольно сильно отличающиеся одна от другой. Но в обеих фигурирует Генрих де Гиз, сын погибшего Франсуа де Гиза, получивший титул герцога после смерти отца. Этот бравый молодой человек уже в 13 лет принимал участие в осаде Орлеана вместе с Франсуа де Гизом, которого как раз во время той осады и убили выстрелами в спину; в 16 лет воевал в Венгрии против турок; по возвращении сражался против протестантов и покрыл себя славой.

Так вот, в ряде источников утверждается, что Генрих де Гиз закрутил роман с Маргаритой. Братья принцессы, Карл и Генрих, об этом узнали, пришли в негодование, Маргариту изолировали, ее кавалеру наваляли. Если влюбленные поженятся, это недопустимо усилит позиции Гизов во власти. Поэтому нужно срочно искать для любвеобильной сестры более подходящего мужа. Эта версия выглядит очень привлекательной для писателей-романистов и сценаристов, поэтому именно ее мы чаще всего и встречаем в художественных произведениях.

Справедливости ради стоит отметить, что среди современников Маргариты Валуа было широко распространено мнение о ее нетрадиционных сексуальных пристрастиях: постоянно ходили разговоры об интимной связи принцессы с родными братьями – Генрихом, Карлом и Франсуа (Франциском Алансонским). Документальных подтверждений, сами понимаете, нет, ролики в интернет никто не выкладывал, но у каждой сплетни есть какой-то корень, пусть даже микроскопический. Во всяком случае, у короля и его брата Генриха, по всей видимости, были основания бояться невоздержанности своей младшей сестренки.

Вторая версия озвучена в мемуарах самой Маргариты и подтверждается некоторыми документами, в том числе письмами представителей семейства Гизов. Согласно этой версии, Гизы очень хотели породниться с королевской семьей и мечтали женить Генриха де Гиза на красавице Маргарите, но сама Маргарита была не в курсе подобных матримониальных планов. Для нее оказалось полной неожиданностью, когда брат Генрих вдруг холодно заявил, что больше не нуждается в ее услугах шпионки при матери, потому что сестра собралась замуж за молодого герцога Гиза и сливает ему информацию.

Если вдуматься, то обе версии друг другу не противоречат. Маргарита и де Гиз могли вступить в отношения, прекрасно зная, что готовится их бракосочетание. Тогда получается, что первая версия просто опускает момент взаимной информированности. Могло быть и иначе: Маргарита действительно не знала о проекте де Гизов, но с удовольствием приняла ухаживания молодого герцога и даже перешла грань дозволенного приличиями. Понятно, что в своих мемуарах королева Наваррская умалчивает о деликатных подробностях семейного скандала. Мемуары – штука ненадежная, авторы, как правило, стараются представить себя белыми и пушистыми, да и память подводит всех без исключения. Путаются даты, вольно или невольно подтасовываются факты, что-то выпячивается, о чем-то умалчивается… В конце концов, мемуары пишутся именно для того, чтобы общественность с ними ознакомилась, а кому же захочется выглядеть не лучшим образом?

И вишенка на торте: в найденной на просторах интернета статье о Бастарде Ангулемском, внебрачном сыне Генриха Второго от гувернантки Джейн Флеминг, говорится, что «король Карл Девятый поручил ему устранить герцога Гиза за его связь с сестрой короля Маргаритой, но покушение не удалось, поскольку Гиз был вовремя предупрежден». Автор текста ссылается на источник – монографию Ж. Балто о Генрихе Ангулемском, изданную в Париже в 1936 году.

Какая версия ближе к правде – сказать трудно, но результат известен: чтобы избежать чрезмерного усиления католической партии и не позволить слишком заметно изменить баланс сил, нужно было искать другого мужа для принцессы Маргариты. Вот есть прекрасная кандидатура, Генрих де Бурбон, принц Наваррский, сын Антуана де Бурбона, родной племянник Луи де Конде (по отцу) и внучатый племянник Франциска Первого (по линии матери). Чем плохо? Королева Жанна Наваррская еще жива, но после ее смерти парень станет правителем Наварры. Вполне себе достойная партия для сестры короля.

Маргарита не была в восторге от такой перспективы, все-таки она – католичка, а жених – из протестантского дома Бурбонов. Но волю матери и брата-короля приняла с покорностью хорошей дочери и сестры. Начался этап переговоров между двором и королевой Жанной: нужно было утрясти условия брачного контракта. Кроме того, в урегулировании нуждался важный и тонкий вопрос процедурного характера: как должно проходить бракосочетание католички и протестанта? Обряды-то разные, не говоря уж об идеологической подоплеке. Протокол церемониала тщательно и скрупулезно разрабатывали две королевы лично: Екатерина Медичи, мать невесты, и Жанна Наваррская, мать жениха. По согласованию сторон обряд венчания должен был проводить кардинал Карл де Бурбон, единственный католик в доме Бурбонов, младший брат Антуана де Бурбона и Людовика де Бурбон-Конде. Иными словами, дядя жениха. Но «правильного» вероисповедания.

Королева Наваррская прибыла в Париж для окончательного согласования и подписания документа. И 9 июня 1572 года вдруг умерла. В самый разгар подготовки свадебных торжеств. Сегодня пишут, что скончалась она от туберкулеза, но в те времена смерть Жанны посчитали внезапной и тут же заговорили об отравлении. Мы уже не удивляемся, правда? И имя «отравителя» для нас тоже не новость: конечно же, Екатерина Медичи. Это она, она, Змеюка, траванула добрую протестантку Жанну Наваррскую, чтобы устранить все возражения и возможные препятствия к браку принцессы Маргариты с лидером гугенотов. Версия оказалась настолько «вкусной», что мимо нее даже спустя 300 лет не прошли писатели: историю с отравленными перчатками, которые Екатерина якобы подарила Жанне, использовали и А. Дюма, и П. Мериме.

Объявили траур, но свадьбу при этом не отменили, она состоялась 18 августа 1572 года, торжества должны были продолжаться целую неделю. Вместе с женихом Генрихом Наваррским, который так удачно превратился из принца в короля за два месяца до бракосочетания, в Париж прибыли толпы гугенотов, чтобы порадоваться за своего лидера. Уж не говоря о том, что Бурбона сопровождала свита примерно из 800 дворян-протестантов. Население Парижа было в основном католическим, и такое нашествие иноверцев не могло оставить парижан равнодушными. В день свадьбы в католических церквях слали проклятия в адрес гугенотов, протестанты же, в свою очередь, устраивали на улицах всевозможные провокации.

О том, как готовилась Варфоломеевская ночь и что именно там происходило, историки дискутируют до сих пор. Полной информации нет, ясности тоже нет. Одни считают, что организаторами и вдохновителями выступили де Гизы, другие приписывают авторство коварного плана Екатерине Медичи, отводя Гизам роль исполнителей. О событиях августа 1572 года написано так много, что я даже не буду пытаться разбираться в разных точках зрения и анализировать их. Остановлюсь только на нескольких моментах.

Двадцать второго августа, через четыре дня после свадьбы принцессы Маргариты и Генриха Наваррского, было совершено покушение на адмирала Гаспара де Колиньи. В него стрелял некто Шарль де Лувье, сеньор де Моревер, профессиональный киллер, состоявший на содержании у герцога де Гиза. Колиньи был ранен, но остался жив. Карл Девятый чрезвычайно разволновался и немедленно назначил расследование обстоятельств покушения. И верхушка католической партии сумела убедить короля, что гугеноты обязательно захотят отомстить за своего руководителя, поэтому необходимо нанести упреждающий удар. Тем более момент такой удачный: все руководство протестантов под рукой, в Париже. Убрать одним махом 20–30 человек из числа лидеров, обезглавить врага – и дело в шляпе. Войны с гугенотами все равно не избежать, примирение невозможно, так уж лучше провести одно сражение в Париже и гарантированно выиграть его, чем дать пожару полыхать по всей стране. Неуверенный и легко внушаемый Карл дал разрешение провести акцию. Он не был кровожадным, но ведь ему пообещали всего 20–30 жертв, а это такие мелочи в сравнении с государственными интересами.

Акция началась в ночь на 24 августа по сигналу колокола. Готовились к ней заранее, это только перед королем делали вид, что приняли решение после покушения на Колиньи, на самом-то деле все давно придумали и обдумали. Городское руководство проинструктировали: ворота закрыть, никого не выпускать, капитанов и лейтенантов держать наготове. Двери домов, где жили протестанты, пометили белыми крестиками.

Генрих де Гиз в сопровождении верных людей пошел к Колиньи. Подниматься в спальню, где лежал раненый, не стал, послал туда своего человека, который всадил адмиралу меч прямо в грудь, после чего выбросил тело через окно на улицу. А уж Гиз, как утверждает В. Дюрюи, добивал умирающего ногами. Отомстил адмиралу за смерть отца, коварно убитого выстрелами в спину. А знаете, кто был в числе тех «верных людей», которые пошли вместе с Гизом убивать адмирала? Бастард Ангулемский! И не имеет значения, что совсем недавно он собирался лишить жизни самого Гиза, тут ведь «ничего личного, чисто бизнес»: Ангулему велели – он выполнял, работа у него такая. А теперь – внимание, вопрос: если Бастарда Ангулемского действительно налаживали убить Генриха де Гиза, а теперь он с ним в одной связке, то не сам ли Бастард слил герцогу информацию о готовящемся покушении? Тогда понятно, почему они вместе в Варфоломеевскую ночь. Может, они давно дружили, а Карл Девятый этого не знал? Или знал, но посчитал, что указание царственного брата важнее дружеского расположения, а Ангулем посчитал ровно наоборот. Но вполне возможно, что Бастард руководствовался чисто корыстными соображениями и информацию о покушении продал де Гизу за деньги или еще что-нибудь стоящее, после чего герцог приблизил его к себе. В общем, вариантов, как обычно, великое множество.

Резня продолжалась три дня. Ситуация в Париже полностью вышла из-под контроля, горожане-католики убивали протестантов, так что ликвидацией одной лишь верхушки гугенотов дело не ограничилось. Люди уничтожали не только гугенотов, но радостно пользовались случаем и избавлялись от кредиторов, врагов и соперников. К процессу подключился и криминальный элемент, куда же без него: воры и разбойники рисовали на своих шляпах кресты, повязывали вокруг руки белые платки и бодро грабили и убивали намеченных жертв, делая вид, что борются с иноверцами.

А что же король Карл Девятый? Как воспринял происходящее? Некоторые авторы пишут, что сначала он был полон веселого энтузиазма и с молодецким азартом стрелял по пробегавшим под его окнами гугенотам из аркебузы. Другие авторы утверждают, что он бросал в них камнями. Третьи обходят этот момент молчанием. Но все единодушно признают: когда Карл увидел горы трупов, он огорчился до невозможности, понял, что натворил, и впал в депрессию, из которой так окончательно и не вышел до последнего дня своей жизни.

Число жертв Варфоломеевской ночи точно не установлено, цифры называют разные, но в основном исследователи полагают, что наиболее близкое к истине количество – 2 000. Это только в Париже. А ведь побоища перекинулись и в провинции, там тоже немало гугенотов полегло.

И за 450 лет так и не выяснили точно, кто же именно и какую роль сыграл в трагических событиях, начавшихся 24 августа 1572 года в день праздника святого Варфоломея. Р. Бабель констатирует: «Многие вопросы, связанные с Варфоломеевской ночью и ее последствиями в провинциях, остаются открытыми. <…> Ответственность за нее окончательно не выяснена и, возможно, никогда не будет выяснена. Однако достоверно известно, что никто не хотел того, что произошло». В общем, хотели как лучше, а получилось как всегда. Все повторяется.


Еще несколько слов о ненадежности мемуаров
Предлагаю обратиться к мемуарам принцессы Маргариты. Все-таки она была непосредственным наблюдателем всего, что происходило в королевском дворце. Посмотрим, что сестра короля пишет о событиях 23 августа, в вечер накануне начала истребления гугенотов.
Узнав о покушении на адмирала Колиньи, Карл Девятый сразу заподозрил Генриха де Гиза, желающего отомстить за смерть отца, поклялся осуществить в отношении него правосудие, «и если бы господин де Гиз не скрылся в тот же день, король приказал бы его схватить». На той же странице: король приказал «всем, кто ищет господина де Гиза, схватить его, поскольку не хотел оставить безнаказанным такое деяние». То есть нам дважды ясно дали понять: Гиз в бегах и в розыске, никто не знает, где он, но все его ищут.
Вечером 23 августа на ужине у королевы «открылся злой умысел гугенотов», и Екатерина Медичи «поняла, что этот случай может повернуть дела таким образом, что если не разрушить их планы, той же ночью они предпримут покушение на нее и на короля». То есть вот только сейчас, через сутки после покушения на адмирала, королева-мать осознала, что ее сыну и ей самой грозит серьезная опасность. Екатерина Медичи так медленно соображает? Это она-то, обладательница одного из самых острых политических умов своего времени? Хорошо, ладно, допустим.
Екатерина принимает решение, что нужно обо всем проинформировать Карла Девятого, открыть ему глаза на страшную правду о протестантах и их чудовищных замыслах. Однако не идет к королю с этими разговорами сама, а налаживает для беседы маршала де Реца, к которому сын благоволит и которому доверяет. «Каковой маршал вошел в кабинет короля между девятью и десятью часами вечера и сказал, что, как преданный ему слуга, он не может скрывать опасность, которая грозит королю, если тот продолжит настаивать на своем решении осуществить правосудие в отношении господина де Гиза; ибо король должен знать, что покушение на адмирала не было делом одного лишь господина де Гиза, поскольку в нем участвовали брат короля – король Польши, позже король Франции, и королева, наша мать». В переводе с изысканного средневекового французского на современный русский сказано было примерно следующее: «Если ты будешь продолжать катить бочку на Генриха де Гиза и требовать признать его виновным в покушении на Колиньи, то ведь Гиз молчать не станет, он все расскажет, всех сдаст, и тогда вылезет наружу правда о том, что он действовал не в одиночку и к преступлению причастны твои мать и младший брат». Дальше еще интереснее: маршал излагает королю давнюю историю о том, как гугеноты когда-то убили некоего Шарри, преданно служившего Екатерине Медичи, а сам Колиньи стал слишком опасен для государства и намеревался затеять смуту во Фландрии. «Поэтому она (Екатерина. – А. М.) затеяла это дело с целью изгнать в лице адмирала чуму из королевства, но, к несчастью, Моревер промахнулся с выстрелом, а гугеноты пришли в большое возмущение, считая виновниками покушения не только господина де Гиза, но и королеву-мать, и брата короля – короля Польши, поверив также, что и сам король дал на это согласие, а посему этой же ночью они (гугеноты) решили прибегнуть к оружию. В итоге очевидно, что Его Величество пребывает в огромной опасности, исходящей как от католиков из-за господина де Гиза, так и от гугенотов по вышеназванным причинам». Привожу такую длинную цитату не для того, чтобы вас утомить, а чтобы наглядно показать вольное или невольное лукавство автора мемуаров. Пойдем по порядку.
Первое: Екатерина Медичи «затеяла это дело», то есть являлась инициатором убийства Колиньи. Ей помогали сын Генрих Анжуйский и молодой герцог де Гиз. К слову замечу, принцесса упорно именует брата Генриха королем Польши, хотя в 1572 году он таковым еще не являлся. Мемуары писались существенно позже, и Маргарита, вспоминая о прошлом, частенько путает последовательность событий.
Второе: гугеноты возмутились, поскольку сочли, что в покушении на адмирала виновны королева-мать и ее сын Генрих Анжуйский, а не один только Гиз. Сочли, понимаете ли. Иными словами, ошиблись. Можно ведь было написать «точно знали», но Маргарита написала «считали». Вот какие плохие гугеноты, сразу обвинили непричастных хороших людей! И это при том, что несколькими словами ранее было определенно заявлено: причастны. Задумали и организовали.
Третье: теперь католики ополчатся на короля из-за того, что их лидер Гиз обвинен в покушении и объявлен в розыск. Гугеноты, само собой, будут мстить за своего лидера – адмирала. Так что ни в чем не виноватому доброму королю опасность грозит со всех сторон. Поэтому нужно немедленно перестать обвинять Гиза, прекратить его розыск, всем сказать, что он хороший, и нанести превентивный удар по гугенотам, уничтожив их верхушку. А как же быть с репутацией Екатерины Медичи и Генриха Анжуйского? И вообще непонятно, что себе думали католики, по версии Маргариты. Гиза нельзя обвинять, потому что он правильно поступил? Но если Гиза поддерживала в этом королева-мать, то почему ей тоже грозит опасность? Они с Гизом сделали хорошее дело. Король – да, неправ, надо было прикрыть Гиза, защищать его, а не называть преступником и объявлять в розыск. Королю грозит опасность со стороны католиков, это можно понять, но почему королева-то боится за свою жизнь? Она же в полном шоколаде! Если верить тексту Маргариты, то маршал об опасениях за жизнь королевы ничего не говорил, но о них говорила сама королева за ужином. Понятно, что гугеноты, считая королеву виновной, не пощадят ее. Но католикам-то за что ее ненавидеть? Читая между строк, логику выстроить, безусловно, можно, но если анализировать текст в чистом виде, так, как он написан, то выходит немножко коряво.
Дальше Маргарита пишет: «Король Карл, будучи очень осторожным от природы и всегда прислушивающимся к мнению королевы нашей матери…» Ну то, что любящий сын прислушивается к мнению матери, – это даже хорошо, похвально. Но если все действительно так, то почему для столь важного и деликатного разговора к Карлу Девятому послали маршала де Реца? Почему Екатерина сама не поговорила с сыном? Потому что ее слово весило куда меньше, нежели слово маршала? Выходит, король далеко не всегда прислушивался к маминому мнению… Или как?
В общем, Карл выслушал маршала, осознал положение вещей, решил согласиться с матушкой, после чего «отправившись в покои королевы-матери, он послал за господином де Гизом и другими католическими принцами и капитанами…» Минуточку, что значит «послал за господином де Гизом»? То есть король прекрасно знал, где находится Генрих де Гиз и куда надо посылать гонца? А как же розыск, о котором нам тут упорно твердят?
Продолжаем цитату: «… принцами и капитанами, и там (у королевы-матери) было принято решение учинить резню той же ночью – ночью на святого Варфоломея. Сразу же приступили к делу: цепи были натянуты, зазвонили колокола, каждый устремился в свой квартал, в соответствии с приказом, кто к адмиралу, кто к остальным гугенотам. Господин де Гиз направил к дому адмирала немецкого дворянина Бема…» А теперь вернемся чуть-чуть назад: маршал пришел к королю примерно между девятью и десятью вечера, как утверждают мемуары. Резня началась в два часа ночи. Сколько времени мог занять разговор де Реца с Карлом? Ну никак не меньше получаса, тема сложная, решение нужно было принимать трудное. Потом Карл пошел к маменьке (а это вовсе даже не в соседнюю дверь войти, на переход потребуется как минимум несколько минут), там они еще какое-то время пообсуждали вопрос, после чего послали за принцами и капитанами. Как скоро все собрались? Ну, допустим, принцы жили во дворце, слуги добежали до их покоев, принцы похватали шпаги и пришли. На это потребовалось бы никак не меньше четверти часа, а я думаю, что куда больше. Трудно поверить, что эти принцы послушно сидят по вечерам в своих покоях и ждут, когда же их Екатерина зачем-нибудь позовет к себе. У них своих дел выше крыши: интриги, кабаки, женщины, карты, охота. Тем более идет «свадебная» неделя, каждый день мероприятия, балы, пиры, театрализованные представления и прочее. Допустим также, что капитаны тоже несли службу на территории дворца. Но их больше, чем принцев, и наверняка они не сидят в одной комнате, ожидая приказаний, и их надо было еще разыскать. А уж Гиз-то – это вообще отдельная тема! Сразу нашелся! Складывается впечатление, что все было давно спланировано и обговорено, и все эти «принцы и капитаны» сидели на чемоданах в полной боеготовности и ждали сигнала. Но Маргарита де Валуа упорно создает картину спонтанно принятого решения и выводит членов своей семьи хорошими ребятами, внезапно поставленными перед трудным выбором.
Короче, собрались они все, получили указания закрывать ворота, вешать цепи, и каждый пошел в свой квартал исполнять приказ. Галопом по ночному Парижу не поскачешь: темно, улицы узкие, извилистые, так что даже если и верхом, то только шагом и в сопровождении пеших слуг, несущих факелы. И к двум часам ночи все было готово? Даже белые кресты успели нанести на двери тех домов, где жили гугеноты? А ведь прежде, чем помечать дома крестами, нужно было собирать информацию о том, кто в каких домах живет. «Списки были составлены заранее, чтобы никому не удалось ускользнуть», – утверждает А. Моруа.
Ничего не сходится…


Состоялось парламентское слушание, и Карл Девятый взял на себя ответственность за произошедшее даже несмотря на то, что изначально ему обещали «совсем маленькую локальную акцию на 20–30 трупов, не больше». Он заявил парламенту, что протестанты (якобы) готовились к открытому бунту, и он был вынужден принять радикальные меры, чтобы спасти страну от неминуемого нового витка гражданской войны. Что любопытно: король в этой ситуации проявил незаурядное личное мужество. Ведь он вполне мог сказать, что его банально надули, и спихнуть всю вину на тех, кто его неверно информировал. Но нет, взял на себя, молодец. Интересно, он сам додумался или кто-то его научил так сказать? Покойный батюшка короля Генрих Второй тоже широко использовал тему превентивного удара в целях защиты отечества. Наверное, эта идея передается по наследству на генном уровне.

Адмирал Гаспар де Колиньи хоть и погиб, но суда не избежал, пусть и посмертного. Он был признан виновным в подготовке мятежа, а тех людей из его окружения, которым удалось уцелеть во время трехдневной резни, приговорили к смерти и казнили.

А Генрих Наваррский, новоиспеченный муж принцессы Маргариты, испугался и быстренько пообещал перейти в католичество. Они вместе с молодым Конде, сыном покойного Луи Конде, своим двоюродным братом, находились в королевском дворце в качестве протестантов-пленников еще два года и, надо признать, проводили там время легко и весело. Всем бы такой плен! Конде, кстати, тоже ради безопасности сменил веру. Но впоследствии оба передумали и вернулись к прежним религиозным воззрениям.

Ничего хорошего для короны из Варфоломеевской трагедии не вышло, хоть и Испания, и Рим радостно осыпали Францию поздравлениями и похвалами за яростную борьбу с ересью. Авторитет французской королевской власти упал в глазах других государств, особенно протестантских, потому что все поняли: монарх, Карл Девятый, ничего не контролирует и ничем не управляет. А разозленные протестанты восприняли Варфоломеевскую ночь как испытание, ниспосланное им свыше, и вполне логично сделали вывод: те, кто выжил, обязаны приложить все усилия к укреплению веры и самого движения. Их не сломить!

Война продолжалась, а Карл Девятый болел и слабел. Еще в 1570 году он женился на Елизавете Австрийской, младшей дочери императора Максимилиана Второго; через два месяца после Варфоломеевской трагедии у короля родилась дочь Мария Елизавета. Еще через полгода, в апреле 1573 года, родился сын-бастард, его матерью была Мари Туше, официальная фаворитка Карла с 1566 года. Сына король, как водится, признал, но ситуацию с престолонаследием это не изменило: первым законным наследником короны по-прежнему считался следующий по старшинству брат короля Генрих Анжуйский.

Очень скоро, летом и осенью 1573 года, расстановка сил стала меняться. Младший брат короля Генрих, он же герцог Орлеанский и герцог Анжуйский, сблизившийся ранее с Гизами и ставший сильным центром притяжения власти, баллотировался на «должность» короля Польши. Екатерина Медичи, без памяти любившая именно Генриха, хотела для своего ненаглядного хоть какой-нибудь короны. Если у Карла все-таки появится сын, то королем Франции Генриху не бывать, так пусть станет королем хотя бы Польши. Об этом мы позже поговорим чуть подробнее, а пока ограничимся тем фактом, что Генрих Анжуйский получил польскую корону и уехал по месту нового назначения. А в игру вступил самый младший сын Генриха Второго и Екатерины Медичи Франсуа, герцог Алансонский, которому в 1573 году исполнилось 18 лет. Четвертый сын, не имеющий никаких реальных перспектив стать королем (хотя история показывает, что нет ничего невозможного), с лицом, изуродованным после перенесенной в детстве оспы. Самый старший брат, Франциск Второй, был королем. Следующий брат – действующий король. Третий брат стал королем Польши. Сестричка Маргарита удачно вышла замуж и превратилась в королеву Наваррскую. Сестричка Елизавета уже умерла, но тоже побыла королевой Испании. А он? Он что, хуже всех? Почему на него никто не обращает внимания, почему с ним никто не считается, а брат Генрих насмешливо называет обезьянкой или макакой? У Франсуа Алансона наверняка была куча комплексов, его снедали ревность и зависть, но ума и талантов, похоже, не хватало.

Франсуа сделал ставку на тех дворян, которые не любили Гизов. В первую очередь это было семейство покойного коннетабля Монморанси, а также целый ряд родовитых протестантов, для которых имя Гизов было как красная тряпка для быка. Генрих уехал в Польшу, должность генерал-лейтенанта освободилась, Франсуа потребовал ее для себя – Карл Девятый брату отказал. Алансон начал строить козни и планировать заговоры с целью прорваться к власти. Ближайшими друзьями, советниками и помощниками стали Жозеф Бонифас, сеньор де Лерак де Ла Моль, и граф Аннибал де Коконнас. Вспоминаем роман А. Дюма «Королева Марго» и понимаем, что нас снова обманули (в который раз уже!). Во-первых, Ла Моль на самом деле католик, а не гугенот. Во-вторых, не молодой граф, а дядька 46-48 лет и без титула. Был ли он любовником Маргариты Наваррской? Документально не установлено, все на уровне сплетен, хотя писателям идея, разумеется, нравится. А вот Аннибал де Коконнас и вправду граф. Оба – фавориты Франсуа Алансонского, его миньоны.

О том, кто выдал Екатерине Медичи информацию об очередном заговоре, суждения не совпадают. В одних источниках написано, что всех сдал Ла Моль, в других – неизвестно кто, в третьих – что Франсуа сам признался по совету Ла Моля, но когда Екатерина призвала сына к ответу, тот быстренько слил своих подельничков, Ла Моля и Коконнаса, в обмен на прощение. Тридцатого апреля 1574 года обоих миньонов герцога Алансона четвертовали на Гревской площади.

Ровно через месяц, 30 мая 1574 года, король Карл Девятый умер, не дожив четырех недель до своего 24-го дня рождения. Все тот же Амбруаз Паре провел вскрытие и огласил вывод: плеврит, развившийся на фоне туберкулеза. Ну и, как водится, понеслись слухи об отравлении. Но отравить, мол, хотели вовсе не короля, а Генриха Наваррского, мужа Маргариты, специально подготовили книгу, пропитанную ядом. Дескать, Бурбон возьмет ее в руки, отрава проникнет через кожу… А книга по случайности попала не к Наваррцу, а к королю. Кто хотел отравить короля Наварры? В одних источниках говорится, что Генрих Орлеанский (он же Анжуйский), в других – что Франсуа Алансонский, то есть либо один брат короля Карла Девятого, либо другой. Хотелось бы заметить, что Генрих Орлеанский никак не мог быть исполнителем преступления, потому что находился в это время в Польше. Но заказчиком и вдохновителем все единодушно называют Екатерину Медичи.

Где правда? В результатах вскрытия и посмертном диагнозе? Или Амбруаз Паре исполнил волю королевы-матери и огласил фальшивое заключение судмедэкспертизы, прикрывая факт отравления? Доказать невозможно ни первое, ни второе.

А Мари Туше, давняя возлюбленная Карла Девятого и мать его внебрачного сына, вышла замуж через четыре года после смерти своего венценосного любовника. Ее мужем стал Франсуа де Бальзак, губернатор Орлеана. Это отнюдь не излишняя подробность: об их дочери Екатерине Генриетте де Бальзак, маркизе д’Антраг, мы очень скоро услышим.


Карл Девятый (27 июня 1550 г. – 30 мая 1574 г.)
Король Франции с 5 декабря 1560 г. по 30 мая 1574 г.
Преемник – младший брат Генрих.


«Ни на кого не похожий и никем не понятый», или Генрих Третий

Наконец-то очередь дошла до любимого сыночка Екатерины Медичи! Справедливости ради нужно отметить, что он был самым физически здоровым из всех выживших детей королевы и самым умным из ее сыновей. Все-таки много поколений Валуа злоупотребляли близкородственными браками, что не могло, в конце концов, не сказаться на телесном и интеллектуальном благополучии представителей этого рода.